Г. Каченовский в № IX и X Учёных записок Московского Императорского Университета на 1835 год напечатал о кожаных деньгах трактат, которой составлен из статей «Вестника Европы», помещённых в нём тем же Автором в 1827 и 1828 годах.
В своё время разбирали мы оные статьи порознь;[1] по той же самой причине обозреваем их в полном трактате тем паче, что журнальные статьи представлены ныне Автором в другом расположении, со всеми любопытными дополнениями и примечаниями.
1.) На стр. 334. трактата Автор уведомляет, что мы, «разумеется Россияне, не имеем ещё полной критически написанной Истории».
Пусть извинит нас почтенный Автор; мы этому не поверим. Относительно предметов, в разбираемом нами трактате находящихся, в Истории Государства Российского мы имеем полную критически написанную Историю. Хотя в заглавии Критическою она не названа; но целая половина её состоящая из разбора разных памятников и чисто из Исторической Критики даёт ей полное право на сие название.
2.) На стр. 334 и 335 Автор сам себя вопрошает: какой дадим ответ судье неумытному, «когда он потребует отчета: отделяли ль мы показания дееписателей о современных произшествиях от позднейших перепищиков, пользовались ли мы пособиями Дипломатики при очищении достоверных документов от подлогов, соображали ль известия о внутренних произшествиях России с вышедшими из горнила Критического внешними известиями о всемирных произшествиях, старались ли мы обнаружить Хронологические тайны Руских Летописей, знаем ли происхождение монет своих, ценность их, отношения, качество, хорошо ли знаем даже самые их названия?»
Не знаем, что Автор трактата скажет лично за себя; а Российские Историки без малейшего самохвальства, но смело и с приличным самосознанием отвечать могут, что ими и паче в Истории Государства Российского все вышеописанные требования исполнены столько ж, а во многом гораздо более, нежели во многих других Европейских Государствах.
3.) На стр. 335. Автору кажется весьма нетрудным доказать, что «известия баснословные повторяем мы охотно, известия ничтожные о произшествиях, не имеющих связи ни с предыдущим, ни с последующим, с важностью передаем в своих Историях, иногда слепо верим Хартиям XIV века, даже гораздо позднейшим, сим хранилищам современных вымыслов, и основываясь на их свидетельстве единственно расказываем о важных и неважных, ни чем другим неподкрепленных событиях века XII и XI и даже X и IX.»
Это иногда случалось, так как и во всех других Европейских Государствах, и паче с XVI столетия, когда по замечаниям Шлецера, начали попадаться Россиянам Польские, бесстыдными вымыслами наполненные книжонки; но со времени Болтина, Шлецера и Карамзина сей упрёк Россиянам более не принадлежит: в Истории Государства Российского строго отделено всё историческое от баснословного, всё прагматическое от Романтического. Можно иногда с усилием отыскать ошибки маловажные; но кто и где без ошибок?
4) На стр. 336. Автору ни почему не видно, говорит он, «чтобы Дипломатика считалась у нас пособием необходимым для отличения подложных документов от достоверных.»
Ни почему не видно, что это говорит Автор, живущий в России и понимающий смысл слова: Дипломатика; на что же Автор Истории Государства Российского собирал из всех Библиотек и музеев, Руских и Иностранных, Восточных и Западных печатные и письменные собрания трактатов, актов и памятников, над чем томилось, или вяло, как он признаётся, его воображение, на что у нас напечатаны и печатаются огромные собрания древних грамот и памятников? Эта историческая необходимость хорошо была известна ещё Князю Щербатову, которого исторические томы отягчены прибавлениями разных Дипломатических актов. Самим Автором замеченная на стр. 336 перепечатка Смоленского договора с Ригою была требованием только Дипломатики[2].
5) На стр. 337. Автор продолжает: «Скандинавия IX, X, и XI столетия, еще сокрытая во мгле темных преданий, служит для нас сокровищницею произшествий исторических, удивительных своими подробностями, и слывет колыбелью нашего законодательства, а поздние сказания баснописцев Исландских, заимствовавших многие идеи от Англов, Франков и совершенно чуждых Новгороду и Киеву, мы принимаем в ряд источников нашей Истории.»
Так думал, писал и других хотел в том уверить, не далее как с год назад, известный своими фантазиями, б. Брамбеус; между тем у Российских историков Исландские сказки почитались просто детскою забавою, и выписывались иногда только для показания их нелепостей, и почему же все историки Руские за Брамбеуса должны давать ответы судье неумолимому? это кажется неправосудно!
6) На стр. 338 Автор далее упрекает,[3] что «до сих пор мы еще не вникнули и не позаботились объяснить важного явления в Истории, т. е. что в Летописях наших год начинается с Марта, как у западных, а не с Сентября, как у Греков, и что во многих документах Летосчисление показывается от Рождества Христова, а не от сотворения Мира.»
Началом лет с Марта месяца в древних Российских Летописях употреблённым, Автор трактата хочет подтвердить своё мнение, будто бы те Летописи не могли быть сочинены прежде XIV столетия или прежде Унии потому, как он думает, что если бы те Летописи сочинены были прежде XIV столетия, то бы годы в них по обыкновению Византийского Духовенства, начинались с Сентября месяца; но если бы Автор трактата читал Руские Летописи с таким же беспристрастием и вниманием, с какими рассматривают их Руские Историки, то сам он скорее всех увидел бы свою ошибку. Западное Духовенство времён Унии начинало и доныне начинает годы с Генваря месяца, а в древних Руских Летописях начинались оные с Марта точно так, как было при Карле Великом и его преемниках,[4] следственно сие обыкновение в России принято не от Униатского Духовенства, но принесено Варягами Русью еще в IX столетии, а в XIV уже запрещено Соборным постановлением, после которого позднейшие продолжители древних Летописей ставили или начинали годы уже с Сентября месяца. Таким образом начинание лет с Марта месяца не только не подвергает древних Руских Летописей сомнению и не относит их к XIV столетию, но принадлежит к самым неоспоримым доказательствам, что они составлены точно или в XI или в начале XII века. Что принадлежит до древних документов в коих по уверению Автора означено будто бы летосчисление от Рождества Христова, а не от сотворения Мира; то пусть Автор укажет те документы поименно, а мы надеемся представить ему также удовлетворительные изъяснения.
Всё это относится к предисловию трактата, которое Автор украсил ещё любопытнейшим следующим примечанием.
7) На стр. 337 говорит он: «обычай щитать мягкую рухлядь четыредесятками или сорока́ми, как Немцы циммерами (комнатами) без сомнения принят от последних т. е. Немцов, следственно не в первой половине XII века.»
Щитали ль Немцы мягкую рухлядь циммерами или комнатами, мы не знаем; но в России у простого народа щитаются сорока́ми и деньги: наприм. Вместо 1 рубля и 20 копеек говорят: 40 алтын; а Московское Духовное начальство с недоведомых времён и официально, т. е. по книгам и ведомостям сорока́ми щитает Московские церкви, наприм. сорок Китайский, сорок Пречистенский, сорок Никитский, сорок Сретенский, сорок Ивановский, сорок Замоскворецкий; см. книжку под назв. Роспись Московских церквей 1778 года Москва. И мы утвердительно можем сказать, что Московская Иерархия счёт церквей сорока́ми не могла заимствовать от Немецкой мягкой рухляди.
8) В Истории Гос. Российского т. 1, стр. 247. напечатано: Славяне Российские ценили сперва вещи не монетами, а шкурами зверей: куниц, белок — слово куны значило деньги. Скоро неудобность носить с собою целые шкуры для купли подала мысль: заменить их мордками и другими лоскутками куньими и бельими[5] как то пространно изъяснено в примечании 524 — Автор трактата на стр. 16 X-й книжки выписав сие место слово в слово на стр. 338 извиняется, что «Нумизматика наша с младенческою неопытностью высыпала тучу кожаных лоскутков, омрачила ими атмосферу истории и закрыла некоторые светлые точки в письменных памятниках наших, что басня о кожаных деньгах, якобы Государственной монете, с давних времен владела умами писателей и чужих и наших, и мы в след за ними, точно как бы околдованные каким-нибудь безжалостным чародеем, толковали о кожаных лоскутках, о бельих лобках, о куньих мордках. К щастью не кому было шутить над нами.»
Если по известиям самим Автором трактата приводимым на стр. 340. 357. бельи лобки, куньи мордки и другие лоскутки, употреблявшиеся у древних Россиян и других народов вместо денег, упоминаются в Летописях, в граматах и даже Указах, то кто и какое право имел шутить над ними, если не хотел быть сам всеобщим посмешищем? Мы будем рассуждать об этом со всею скромностью.
9) На стр 339 Автор продолжает: «еще два шага вперед и справка с Дюканжем, с Нарушевичем и Чацким, внимательный взгляд на ход монетной системы в средние веки, несколько соображений и мы давно уже находились бы вне очарованного круга.»
Историки Руские с Дюканжем справлялись, Нарушевича читали, с Чацким беседовали, но мнений последних двух не приняли вероятно потому, что оные два так как и сам Автор трактата, понимали Дюканжа неправильно, особливо последнего ошибка оказывается из нижеследующего.
10) На той же 339 стр. Автор думая доказать, что древние Россияне употребляли вместо разменной монеты не кожаные лоскутки, но металлические обрезки, (резань), упоминает о брактеатах[6] повсюду в Европе «употребительных в средние веки, и конечно известных всем Нумизматам нашим, прибавляет за новость, что в Летописи Киевской (XIII стол., в котором по мнению его в России Летописей еще небывало) не один раз упоминается о бретияницах: беже ту готовизнины много в бретияницах, далее и скотницы и бретианицы.[7] Еще далее на стр. 29 Автор уверяет, что он в нумизматических книгах с шилингами и фенингами видел даже изображения брактеатов.»
Употреблялись ли в Европе брактеаты в смысле обрезков или обломков монетных и денежных, мы не знаем; но если бретияницы, в Руских летописях упоминаемые, были тоже, что Европейские брактеаты, то решительно утверждаем, что они имели значение совсем другое. Какое же? по совету Автора трактата справляемся с Словарями и находим Bractea seu brattea, ita enim saepius reperitur in libris scriptum, ἀπό τε βρεχειν, i. e. linere, illinere, dicta est. Latine Bractea tenue auri folium, quo linebantur olim pedes lectorum, camerae et alia.—Aurum per uarios Bractearum: filorum, quibus vestes intexebantur, et liquationum, auro enim liquato deaurabantur pelles et vasa, usus perit.—Coronis Claudius Pulcher primus bracteas dedit; in corona nihil non esset aureum, aut deauratum et caet. то есть брактеа или браттеа как чаще в книгах употребляется, слово произошло от Греческого: ἀπό τε βρέχειν, мазать, намазывать. На Латинском языке брактеаты значат тонкие листки золота, которыми украшались ножки кроватей, комнат, и проч, — золото выходит на употребление разных брактеев: ниток, кои вплетались в платья, и в плавку, ибо плавленым золотом покрывались шатры и сосуды — Клавдий (Красивый) первый к венцам употребил брактеи, ибо в венцах тогдашних ничего не оставалось не позолоченого или не золотого, и пр. Посему мы думаем, что в Руских летописях XIII века под названием бретияниц разумелись не обрезки или обломки монетные; но золотые и позолоченые вещи, златотканные одежды и другие украшения, называвшиеся на древнем Руском наречии дорогим узорочьем, которые в Нумизматических книгах между монетами не изображались. Для опытных читателей эта ошибка ничего не значить; но чем Наставник заплатит Юношеству, которое столь грубую ошибку приняв, как наставление мудрое, разнесло по домам родителей; а для нас и того важнее, что на сей ошибке основан весь трактат, нами разбираемый.
На стр. 349. Автор трактата рассуждает: «басня о кожаных деньгах, как о Государственной монете давного времени имеет множество свидетельств иногда почтенных, и к сожалению тем не менее сомнительных, или просто говоря, вовсе недостоверных, и дабы предупредить (стр. 344) возражения их против своего, разумеется, истинного мнения, т. е. что у древних Руссов куны, белки и паче лоскутки не употреблялись вместо наличных денег, исчисляет все известные ему Руские и иностранные известия и Акты, в коих упоминаются куны, белки и лоскутки, как деньги, и против каждого защищает свое мнение.»
Для большей ясности все оные свидетельства и возражения мы разделяем надвое: к первым причисляем только относящиеся до целых кож, а к другим относим свидетельства только о лоскутках, и поставив все в хронологическом порядке, которой к сожалению в трактате Автора не наблюдался, приложим также к каждому свои замечания.
11). I, В 883 году в первой раз по Руским Летописям упоминаются куны: Олег требовал с Древлян дани по чёрной куне. — На стр. 355 Автор возражает, что «Олег же два года спустя взял от Радимичей по щлягу т. е. по металлической монете, какою Вятичи около 964 года будто бы платили дань Казарам. Если в пределах нынешних Черниговской и Могилевской губернии в IX столетии полудикие Радимичи в состоянии были расплачиваться щлягами, тогдашними Немецкими солидами, то к чему тут упомянуто о черном цвете куны? и так Автор думает, что слова: черная куна и белая векша помещены перепищиком XIV века, а) которому очень известны были тогда сии вещицы не по слуху но и по употреблению их между его современниками.»
Уступим на час, что Несторовой Летописи, составленной будто бы в XIV столетии, в XI и XII ещё не было, уступим, что не было и Олега, не было тогда, по уверению Автора, и металлических в Новогороде денег. Чем же тогда полудикие Новогородцы торговали? Без малейшего сомнения звериными кожами, точно так, как найденные ими Сибирские народы; но Автор, оставляя времена Олеговы в покое, и без денег, вдруг уклоняется к XIV столетию, до коего ещё дела не было, и старается доказать, что в том XIV столетии Россияне употребляли Немецкие солиды и шилинги и называли их кунами чёрного цвета; чего однакож никакими Летописями и памятниками доказать не можно. В XIV столетии Россияне не только солидов и шилингов не употребляли, но и названия их понимать не могли. Автор мог бы возразить, что они название шилингов понимать могли по щлягам Казарским; но с уничтожением Несторовой Летописи уничтожались сами собою и Казарские щляги: этим доказывается, что Летопись Нестерова существовала прежде XIV века; и так отнесите её к своему времени т. е. к началу XII века, тогда все вышеприведённые противоречия исчезнут: тогда откроется ясно, что название кун[8] Новогородцам принесли Варяги Русь или Балтийские Славяне, а Новогородцы имели своих куниц и вероятно соболей[9], и так Олег требовал от Древлян чёрных кун для отличия от малоценных белок и кроликов. Таким же образом откроется ясно, что в IX столетии часть Российских Славян платила дань Варягам и часть их была во Владении Казар, кои вместе с Готами, обитавшими у них в Тавриде, имея без сомнения сношения с Немцами, могли употреблять Немецкие щляги; но Россияне XIV столетия, отделенные от Тавриды Татарами, даже помыслить о том не имели времени. Может быть скажут, что наши древние Летописи вымышлены Поляками; но Поляки XIV столетия не только не писали по Руски, но и языка Польского в Летописях не употребляли, а букв Российских или Славянских не употребляют доныне. Из сего внимательные читатели усмотреть могут, что Автор трактата, занявшись XIV столетием, против кожаных денег Олегова времени не только удовлетворительного, но и никакого возражения не представил.
12) II. В 980 году Владимир Варягам, просившим за низложение Ярополка по две гривны, отвечал: пождите, пока соберут для вас куны за месяц. — Автор трактата на стр. 356 спрашивает: о чём здесь речь идет? Не ужели о куницах, кои никогда не щитались на гривны?»
Здесь говорится не о куницах, но просто о кунах, кои, как читатель увидит ниже, щитались на гривны, многократно. И так Варяги могли требовать гривнами и серебро не деланное и мехов, и когда Владимир дожидался сбора кун; то явно, что дело шло о мехах. Но заметим противоречие: Автор доказывает существование при Владимире, серебреных денег такою Летописью, которую сам относит к XIV веку.
13) III. В 1018 году при Ярославе начаша скот сбирати от мужа по 4 куны, а от старост по 10 гривен, и приведоша Варяги, вдаша им скот. На стр. 356 Автор, доказывая, что упоминаемый здесь скот был серебреный, говорит: «если скотом назывались и вообще деньги и часть гривны серебра; то можно ли, чтобы под словом сим разумели кожаные лоскутки и можно ли, чтобы ничтожными вещицами, никакой цены не имеющими вне земли Руской, платили Варягам за их службу.»[10].
Автор хочет уверить, будто бы, по Словарю Дюканжа, скот значит часть гривны серебра, а по Польским документам скоиец содержал два гроша, разумеется серебреных; но у дю Канжа слово: гривна совсем не упоминается, а по актам на гривны щитались и серебро и куны.[11] т. е. денги и серебреные и кожаные; что ж принадлежит до Польских скойцов, содержавших будто бы по два гроша серебреных; то ссылаемся на свидетельства, приводимые самим Автором, что во время Ярослава, грошей и паче серебреных в Польше ещё не было. — Автор щитает невозможным, чтобы кожаные лоскутки имели цену вне земли Руской, но в рассматриваемом известии упоминаются не лоскутки, но целые кожи, кои без малейшего сомнения могли употребляться за границею; при том Варяги Русь, быв также как и Новогородцы Славяне, без сомнения держались тех же самых обычаев, следственно отчизну их можно было почитать незаграничною.
14) IV. В 1115 году Владимир Мономах при торжественном перенесении Мощей Бориса и Глеба бросать велел народу Паволоки, Фофудьи, ирничи и бель. На стр. 361
Автор доказывает, что упоминаемая здесь «бель, была не зверёк белка, но сребренники; потому что в поправление Пушкинского списка в Киевском прибавлено: овоже сребренники».
Если бы бель и сребренники были одно и тоже; то бы при внесении в Летопись сребренников бель была уничтожена; напротив того пояснено: инде бель, инде сребренники. Притом само по себе разумеется, что в Киевском бумажном списке сребренники прибавлены или поправлены в позднейшее время.
15) V. По грамоте Болеслава Кривоустого, в 1139 году, Тынецкому монастырю определялось по 4 бельи шкуры. Автор на стр. 5 возражает, что главною статьею «вывозимых из России товаров были звериные меха, между прочим и беличьи шкуры — далее, что белки и другие шкуры составляли тогда значительную статью в торговле.»
Что ж из сего следует? Ничего. Из Акта видно, что Тынецкому монастырю в Польше давалось по 4 бельи шкуры не для торговли; но в виде жалованья вместо денег; следовательно возражение Автора ни для Руской, ни для Польской Нумизматики не годится; тем паче, что в XII столетии и в Польше серебреных денег (своих) не было.
16) VI. В 1222 году Коломан Король Венгерский ввел в обычай собирать куньи шкуры с Славян, ему подвластных. На стр. 346 Автор отвергает «денежность сих шкур тем, что сбор их Bansolmora[12] назывался у Венгров словом, которое у них значило и самую шкуру кунью».
Следственно по собственным словам Автора куньи шкуры в Венгрии шли тогда вместо денег.
17) VII. В 1228 году в договоре Смоленского Князя Мстислава Давыдовича с Ригою употреблены серебро и куны, а что «и куны были также металлические, Автор на стр. 358 ссылается на древнюю копию договора[13], напечатанную в III Томе И. Г. Р., прим. 248, где после 10 гривен серебра непосредственно следует толкование: т. е. по 4 гривны кунами или пенязми, стало быть, продолжает Автор, кунами назывались пенязи, превращенные у Славян из Немецких пфенингов, которыми стали именоваться преждние денарии».
Просим внимания! Договор Князя Мстислава дошел к нам в двух экземплярах: первый, подлинник договора, в Рижском городском Архиве сохранившийся, писанный в 1229 году на пергамине, подписанный лицами, при составлении его бывшими, укрепленный тремя их серебренными печатями, доныне уцелевшими, второй экземпляр в копии писанный с поправками в XIV столетии и найденный в частных руках. Автор трактата, для поддержания своего мнения; копию XIV века, называя древнею, как будто бы она древнее подлинника, ссылается на поправки и приписки сделанные в ней к договору Перепищиком; но в подлиннике говорится о кунах, векшах и ногатах Смоленских без малейшего толкования, а о пенязях, превращенных будто бы из пфенингов совсем не упоминается; теперь стоют ли какого-нибудь внимания приписки, учиненные к договору с лишком чрез 100 лет перепищиком? конечно нет; следственно и возражение, на основании тех приписок сделанное, принадлежит к тем, над коими только шутить некому.
18) VIII. В 1232 году Папа Григорий IX , Гилдебрант, который располагал своевольно всеми Государями Западной Европы, возводил, кого ему было угодно, на престолы и низлагал, наказывал и отправлял их в походы, сей Григорий буллою предписал Мазовецкому Князю Конраду платить десятину не кунами и белками, но снопами сжатого хлеба[14]. Автор трактата, на стр. 366, в возражении о кунах не говоря ни слова, «белками называет по свидетельству Чацкого серебреные деньги недавно битые, еще не истертые, и не потерявшие своего веса».
Заметим, какой был простак Гилдебранд: он думал, что легче обмануть Духовенство серебреными деньгами, нежели снопами, коих величина произвольна. И кто же этому поверит?
19) IX. В 1256 году Даниил Романович, Король Галицкий, взял с Ятвягов дань белым серебром и черными кунами, какимиж? Автор на стр. 368 отвечает: «вся Европа ведала различие между серебром белым и черным, в Польше также очень твердо помнили различие между монетою хорошего качества и худого, в Богемии белыми пенязми назывались те, которые были лучшей пробы и в которых находилось больше серебра, а худые, содержавшие в себе большую часть меди, назывались черными, и всего здесь будто бы убедительней Словарь Кнапского, в котором написано, что как беличьими шкурками собираема была дань; то они получили ценность монеты и белки значат также монету, стоющую два пенязка».
Да не оскорбится самолюбие Автора: в сем возражении, можно сказать, сколько слов, столько ошибок. 1. Кнапский говорит, что беличьи шкуры были собираемы в дань, от чего получили достоинство денег: это слово в слово, что пишут историки Руские; следственно последние Словарем Кнапского не отвергаются. Потом, разумеется с 1300 года, когда в Польше неоспоримо начали употреблять серебреную монету, слово белка могла иметь значение монетки стоющей двух пенязков; но это могло быть гораздо позже Короля Даниила. 2. слово: куны, относительно денег, употреблялось не иначе как вместе с словом шкура, т. е. говорили: куньи шкуры, см. Чац. Т I. стр. 117. прим. 564. и то с 1300 года, следственно ни черным серебром, ни пенязками не назывались. и 3. в Богемии были, может быть, тогда пенязи; но Ятвяги к Богемии тогда не принадлежали, следственно не могли победителю подносить Богемских денег, и так возражение Автора трактата не только не удовлетворительно, но явно отвергает и собственное его мнение.
20) X. Болеслав Стыдливый, ум. в 1272 году, пожаловал городку Скарешову исключительное право быть складочным местом для беличьих и других шкурок с тем, чтобы никто кроме тамошних жителей не закупал сего товара. Автор на стр. 5 возражает: «всё это может ему служить подтвердительным доказательством, что беличья шкура, как вещь довольно прочная, для многих нужная, и в те времена была товаром; но чтобы ничтожный лоскуток шкурки, маленькая кожица от головки зверка, был представительным знаком ценности, сего допустить не возможно».
Это известие до России совсем не касается; да и в рассуждении Польской нумизматики, ни подтверждает, ни отвергает оно мнения Автора. Что звериной промысл, быв принадлежностью казны, отдавался на откуп, это совсем нe доказывает, чтобы меха не употреблялись вместо денег.
21) XI. В 1286 году Владимирский, что на Волыне, Князь Владимир Василькович, купив село Березовичи, заплатил за него 50 гривен кун, пять локтей скорлатта, и брони дощатые. Автор на стр. 358 возражает: «возможно ли, что бы Князь Владимир за село Березовичи заплатил кожаными лоскутками, когда по ту сторону Буга, т. е. в Польше, ходили уже пенязи?»
Князь Владимир заплатил не лоскутки, но вероятно целые мехи, и употребление в Польше пенязей препятствать тому не могло, потому что Волынь в 1286 году ни к Польше, ни к Литве еще не принадлежала[15].
22) XII. Казимир Великий, ум. в 1370 году, узаконил, чтобы Апелляторы, в случае жалоб на трибунал, обеспечивали Судей мехами горностаевыми, беличьими, куньими, лисьими, а некоторых чиновников даже овчинами.
Что ж из этого следует, разве в Польше овчины были серебреные? Нам кажется, что в Польше и по введении Металлических монет т. е. после 1300 года меха долго еще употреблялись вместо денег.
23) XIII. В 1411 году Владислав Ягеллон обещал уплатить долг Александру, Господарю Молдавскому, или рублями или грошами. Автор на стр. 9 и 10, превознося «похвалами Литовские гроши, уверяет, что грош Литовский делился на 10 денариев серебреных, называвшихся пенязками, кои на Волыне и на Подлясье в 1598 и 1616 годах были известны под именем биалых. В продолжении двух столетий XV и XVI считалось их в рубле по сту.»
Вот какие белые пенязки Россияне называли белками или векшами и под названием копеек, думает Автор, щитали по 100 на рубль; но Автор забыл, что критикуемые им Руские Историки говорят о векшах или белках IX, X и XI столетий, т. е. того времени, в которое Литва не только серебреных, но и медных грошей не имея, платила Руским Князьям подати вместо денег лыками и банными вениками и продолжала это до XIII столетия, см. Длуг. Т I кн VI лис. 536 и Нейгеб. кн. III. стр. 127. Притом в Руских летописях говорится именно, что в 1410 году Новогородцы, отменив куны и векши, начали употреблять Литовские гроши; следственно тогдашние Новогородцы умели отличать куны и векши от грошей серебреных. Теперь заметим, что Автор и известие выписал совсем не так. В подлиннике сказано: Ягеллон обязуется заплатить Господарю 1000 рублей Фрязского серебра, а если их не будет, рублями Литовскими, если же не случится и сих, то грошами по курсу Фрязского серебра; следственно в Литве тогда рубли были двоякие, и ценились на мелкие деньги не всегда постоянно, особливо состав их из 100 денариев белых, названных будто бы в России белками, не имеет ни малейшего основания, см. Таб. Чацкого, приложенную ко 178 стр. I тома последнюю линейку под заглавием Денарий.
24) XIV. В. К. Василий Димитриевич ум. в 1425 году, в одной из Двинских грамот узаконил, чтобы учинившие драку на пиру и помирившиеся, платили Наместникам, разумеется как пошлину или штраф, по кунице шерстью. Автор на стр. 16 против сего акта или шерсти объясняет: «как бы то ни было, но прежде нами сказано, и если не обольщаемся мечтою, доказано, что куны, вообще почитаемые кожаными деньгами, когда говорится об них, как о представительной ценности и когда ведется им счет на гривны, были металлическими монетами.»
Просим покорнейше разобрать, что Автор пишет? А мы слова его понимаем следующим образом: хотя бы куница была не только с шерстью, но еще в лесу путалась бы в тенетах охотничьих; но если об ней говорится, как об деньге и считается она на гривны, то непременно должно ей быть серебреною. Да почему ж? Ведь гривнами означались и вес и счет. см. Чац. Т. I. стр. 156. Как бы то ни было отвечает Автор; уж это сказано прежде.
25) XV. В 1471 году Иоанн Великий соглашался брать в казну пошлины кунами и векошами. Автор на стр. 359 возражает: «вероятно ли, чтоб это были кожи, когда Новогородцы еще в 1410 году, оставив куны, начали торговать грошами и артугами, а в 1420 году стали делать свою собственную монету?»
Новгород начал явно своевольничать т. е. отдавать города Князьям Литовским с 1384 года, вышел совсем из повиновения Государю в 1471 году, усмирен в 1478 году; следственно Новогородцы начали было употреблять иностранную монету, и делали собственную серебреную во время возмущения против воли Государя; а потому то Иоанн, усмирив их, и уничтожив все их нововведения, согласился брать пошлины не иначе, как деньгами прежнего названия; а как в сие время, по введении и у Новогородцев и у Москвитян металлических монет, цена денег мелких древнего названия унизилась почти до ничтожества, то чтобы Княжеская казна не терпела убытку, в скорости (в одном Соловецком сборнике сказано: в 1494 году) явилась такса; по какой цене должно было платить Новогородцам вместо старых новыми деньгами металлическими. Всё это так естественно, так с известиями и памятниками согласно, что иначе думать, значило бы явно противоречить всякому рассудку. Теперь согласимся на час с Автором, допустим, что древние Новогородские денги, т. е. куны и белки были металлические и паче белки и векши были серебреные; но могло ли статься, чтобы гордые того времени Новогородцы, кинув собственные свои серебреные монеты, вдруг начали употреблять такие же иностранные? Или если те прежнего названия монеты, как думает Автор, были серебреные, то могли ли они в ценах упасть до ничтожества? серебро, всегда серебро, и всегда бы удержало свою цену; могли ли в сем случае Новогородцы быть столь просты, что бы кинули серебреную свою прежнюю монету за то единственно, что она не так называлась. Над всем этим только шутить некому!
26) XVI. Свидригайлo, В. К. Литовский ум. в 1452 году, в грамоте о перемирии с Новгородом упоминает о куницах и белках, как о сборе в пользу Тиуна. Автор в возражение на стр. 346 говорит: что он «слыхал издавна о кунице, и название сей подати напоминало некоторым старину довольно соблазнительную: от свадеб действительно брали в казну подать сперва куницами, но в 1561 году Король Жигмунт II узаконил: чтоб куницы свадебные от каждой невесты, так и от девки брать одинако по 20 грошей.»
Если в Литве до 1651 года подать с свадеб платилась куницами в натуре, т. е. звериными кожами, а при перемене оной на металлические деньги названия сих последних означались именно на пр. грошами; из сего само собою следует, что и в грамоте Свидригайла, состоявшейся равно за два века до 1651 года, куницы и белки податные требовались в натуре, в противном случае пояснились бы они названиями тогдашних, Литовских металлических монет тем паче, что мнимые металлические белки были там разных цен и названий; следовательно Автор сам себе противоречит довольно соблазнительным образом.
27) XVII. В том же пятнадцатом столетии удельный Князь Бихтюнский, Юрий Иванович, пожаловав Глушицкому монастырю некоторые выгоды, предоставил себе право получать от Игумена между прочим полоть мяса и барана, а не люб баран, ин за барана взять пять бел, не люб полть, то взять пять же бел. Преподобный Дионисий Глушицкий, поменявшись некоторыми землями с Княжим Волостелем Василием, придал ему полтину да 20 бел. Автор вместо возражения на стр. 365 говорит: «удовольствуемся сими немногими примерами».
Но что доказывают сии немногие примеры? То, что белка при других металлических монетах (см. стр. 364) именно при деньгах, удерживалась в обращении довольно долго; что на Ваге ходила она вместо денег при серебре и золоте. Вага местечко было в Архангельской губернии, а Глушицкий монастырь к той же стороне далее Вологды в Кадниковском уезде; следственно упоминаемые в актах Глушицкого монастыря белы были не серебреные но кожаные; следственно Автор укоряет Руских Историков невинно.
28) XVIII. В 1504 году Великий Князь Иоанн Великий III в жалованной Рузским тонникам грамоте упоминает о кунах. Автор в возражении на 25 стр. изъясняет, «что в этой грамоте упоминается о кунах уже после покорения Новгорода, да едва ли и не во всё время Государствования Иоанна III в Новогородской земле ходили куны».
Вероятно Автор не заметил, что сия грамата Иоанном III не вновь дана; но только подтверждена пожалованная уже его предместниками, а потому и название пошлины осталось в ней старое. Что куны или куницы употреблялись в Новгороде во всю жизнь Иоанна III, в том нет ни малейшего сомнения; ибо грамота Рузским тонникам дана им за год до его смерти, но это отнюдь не доказывает, что тогдашние куны были металлические, ибо металлические Новгородские монеты означались названием деньги.[16]
29) XIX и XX. В 1506 году Жигимунт I в привилегии, данной Киевскому Княжеству, узаконил куницу выводную, следственно как пошлину; потом в 1514 В. К. Василий Иоаннович в грамоте, пожалованной Смольянам, узаконил куницу мировую. Автор в возражениях на стр. 347 изъясняет, что «был особой класс жителей, называвшийся куничниками и чернокунцами по роду подати, как Автор думает, ими платимой».
Граматами доказывается, что куницами пошлины и подати платились с свадеб, с выводов, с мировых, а таким случаям подлежали все жители Польши, Литвы и Белоруссии, следственно по мнению Автора все Поляки, Литовцы, Белоруссы и даже Смольяне должны были называться куничниками и чернокунцами. И можно ли всё это читать без сожаления? Куничниками назывались просто люди, кои промышляли особо ловлею куниц и больше ничего!
30) XXI. В XVI-же столетии Король Польской Жигмунт II, подтверждая Мстиславским монастырям и церквам разные права на доходы, прежде пожалованные от Князя Ивана Михаиловича, назначил давать на монастырь в пустынце три пуда меду и сорок грошей, а на церковь Архангела Михаила в Радомли кадь меду и 10 кун с пашни радомские от всякого збожа, т. е. от всякого зернового хлеба. Автор на стр. 360 возражает: «в половине XVI столетия, когда баснословные кожаные деньги известны были только лишь по преданию, вероятно ли, чтобы в то время лоскутки имели какую-нибудь цену, да еще при грошах и пенязях Литовских? А между тем кунами с пашни видимо объясняется, что чернокунцами и куничниками назывался особой класс жителей по роду подати им платимой».
Всё не правда! 1. В грамоте говорится не о лоскутках, но о целых куницах; 2. сии куницы или кожаные деньги Сигисмундом II упомянуты потому, что грамата не вновь им дана, но подтверждена старая, в которой упоминались кожаные денги, 3. кожаные деньги при Сигисмунде II известны были не по преданию, но по действительному их употреблению; ибо Сигисмундом же II в 1561 году (см. выше стр. 346) заменены они грошами. 4. Естественноль, чтоб Законодатель в акте рубли, гроши, пенязки и денарии означил общим родовым названием куны, и не мог ли в сем случае Священник требовать вместо гроша целого рубля и вместо денария, гроша? Наконец против не сообразного ни с чем происхождения черно-кунцев и куничников, после сказанного в предыдущей статье, повторять почитаем излишним.
31) XXII. и XXIII.[17] Из грамат: 1571 года Таможенной Царя Иоанна Васильевича и 1586 года уставной Царя Феодора Иоанновича видно, что белки и другие шкуры составляли значительную статью в торговле, следственно по мнению Автора, см. стр, 6, они были не деньги но товар.
Так точно; но денежность потеряли по Российским актам с сего 1571 года, а в Литве только за 10 лет прежде того: мы говорим особливо о кунице. Сии граматы 1571 и 1586 года суть не что иное, как тарифы, составленные Боярами, в коих описаны все привозные и вывозные по Новгороду товары с назначением каждому по качеству и количеству пошлин чисто металлическими, Новгородскими и Московскими монетами, т. е. рублями, полтинами, полуполтинами, алтынами, копейками, деньгами, полуденьгами и пулами; наряду сих товаров поставлены не только Руские белки и другие меха; но и монеты иностранные металлические, т. е. ефимки; полуефимки, шкили (шиллинги) и проч. и все обложены пошлинами. Сими тарифами ясно и положительно разрешается, что в России иностранные металлические монеты под названием белок, кун, мордок и проч. не употреблялись. Если бы они употреблялись, то непременно бы помещены были в тарифах точно так, как ефимки, полуефимки, шкили, гроши и проч. За пропуск их бояре отвечали головами.
Теперь без малейшего сомнения Автор трактата согласится, что Славяне IX, X и XI столетий, вместо металлических монет, коих у них по собственному уверению Автора, не было, точно употребляли кожаные или звериные меха[18]. Но здесь надобно разрешить весьма любопытной вопрос: почему у Автора те же самые известия и свидетельства имели совсем противной смысл? Потому единственно, что расставлены были не в надлежащем порядке; теперь любопытно послушать, что будет говорить Автор
32) I. В грамоте Всеволода, Княжившего в Новгороде с 1125 по 1130 год, денежный щет производился на гривны серебра; на гривны кун и на мордки. Автор трактата «сию грамату отвергает два раза: на стр. 26. по обыкновению своему тем, что она вымышлена, и что будто бы не современный её изобретатель видел какую то разность между кунами и мордками, но не знал только, что обе последние не могли быть известны в качестве монеты (прежде XIII века или) прежде нежели Немцы сделались соседями Новогородцам — и на стр. 357. тем, что по оной грамоте должно было брать у гостя Смоленского по две гривны кун от одного берковца, но берковец также не мог будто бы войти в документ XII века, когда Немцев в Ливонии еще не было.»
Автор доселе не заметит, что он на каждом слове стараясь отвергнуть достоверность Несторовой Летописи, на каждом слове поневоле сам себе противоречит: он твердит, что Летопись Нестора есть сочинение XIV столетия[19] и в тоже время ссылается как на неоспоримую Волынскую Летопись XIII века; но Волынская Летопись служит продолжением Несторовой; каких же образом Автор XIII века мог начать свою Летопись в XIV, разумеется около 100 лет после своей смерти? — Далее Автор, отвергая подлинность Несторовой Летописи хочет уверить, что Новогородцы в первые сношения с Германцами вступили не через Варягов Русь IX столетия, но через Немцев уже в XIII столетии овладевших Лифляндиею, и все Коммерческие слова: куну, мордку, берковец заимствовали не прежде XIII столетия у последних. И всё это совершенная неправда; о сношениях Новогородцев с Варягами Русью прежде XIII века имеем мы, кроме Несторовой Летописи, точные и сомнению не подлежащие известия в вопросах Кирика, в современных хрониках Арабских и паче в Руской правде, коей существование до XIII столетия, также не зависимо от Несторовой Летописи, имеет свои неоспоримые доказательства. В оных памятниках видим Варягов Русь, как выходцев из нижней Германии, сношения их с Новогородцами, торговлю от Волхова до устьев Камы, через них Новогордцы вступили в связь с Ганзою, от них заимствовали слова Коммерческие, потому что и сама Ганза состояла в начале своем по большой части из городов Славянских. От Лифляндских Немцев Новогородцы ничем подобным воспользоваться не могли, потому что сии Немцы приблизились к границам Руским не из Визби, не с товарами, не с торговлею, но под предводительством Римского Духовенства из верхней Германии, из Неметии[20] с Католицизмом и с мечами, Славянских слов: куны, мордки, берковца и проч. не могли они сообщить Новогородцам потому, что сами Славянского языка не знали и даже в XIX столетии вообще онаго не употребляют, а всего важнее сами они в сношения с Ганзою от новопостроенной Риги вступили после Новогородцев.
33) II. В 1252 году Рубриквис, Посол Лудовика Святого к Татарскому Хану Маигу, расказывает, что Россияне в его время вместо монеты употребляли кожаные лоскутки разрисованые разными красками. Автор на стр. 349 причисляет сие известие к «баснословным потому, что сей посол к Хану ехал из Тавриды через Дон и Волгу и на Восток далее, а возращался он через Ширвань, Шамаху и Армению; следственно путешественник не посещал тогдашней земли Руской, а видел Россиян только в стане Монгольском на Волге и при дворе Хана, и так не видав ни Руси, ни Руских денег Рубриквис написал о кожаных пестрых лоскутках, и ему поверили, между тем как самую басню следует отнести даже к позднейшему времени, наприм. к XIV веку.»
Каким же образом Рубриквис мог составить свою басню в позднейшее время, разве он жил два века и писал по смерти? И как ему не заметить Руских денег, когда он при дворе Хана видел Руских Князей, Бояр, Духовенство, и людей всякого состояния? Князья и бояре Руские, привезя Хану казну серебром и золотом в больших количествах, без малейшего сомнения имели с собою мелкие разменные деньги, и как Рубриквису, посыланному нарочно для обстоятельного разведания обо всём, не видать этих денег; притом как лгать ему перед своим Государем и не быть обличену своими спутниками? Его спутники были вероятно также люди не глупые. Пусть Рубриквис жил два века и басни сочинял по смерти, но можно ли за столь баснословную и нелепую жизнь его укорять Руских Историков?
34) III. В Ливонской Хронике повествуется, что Новогородский Князь Мстислав взял с городов Одемпе 400 и Верпеля 700 «гривен ногатами или науд. Автор на стр. 342 возражает, что в рассуждении первого случая в Ливонской Хронике сказано только, что Князь принудил охранителей крепости Одемпе заплатить некоторую сумму известною монетою, которая называется ногата или науд, а добрый Немец по имени Нейштадт впрочем свидетель слишком запоздалый, расказывает, якобы в Ливонии ходили беличьи ушки с серебреными гвоздиками, называемые у жителей нагатами а у Немцев орами.»
Просим внимания! в древней и современной Хронике написано, что Князь Мстислав с охранителей города Одемпе взял 400 гривен ногатами, запоздалый Немец Нейштадт прибавил к ногатам ушки с гвоздиками; Руские Историки (Автор называет именно Карамзина) выписав слова древней Летописи с дипломатическою точностью, не только не повторили мнения Нейштадта, но даже не упомянули его имени; почему ж за сего Нейштадта виновны Руские Историки? Это явное насилие (разумеется литературное). Между тем увидим ниже, что и запоздалый Нейштадт довольно оправдается.
35) IV. В XIII же столетии по договору Ганзы с Новгородом, положена плата лодочникам куньими головами (Capita mortarorum, по переводу Шлецера на Немецкой язык: Marderköpfe и в другом месте Schnauzen, т. е. мордами; по переводу Сартория: Marterköpfe т. е. просто куньими головами. Автор на стр. 19 в предлинном возражении говорит: «Сарторий много лет изучавший Историю городов торговых не мог не понимать, что кожаные денги, не обеспеченые никаким поручительством надежным, в глазах торговца имеют одинакую цену со всеми негодными лоскутками выбрасываемыми вон из избы вместе с сором и он вразумляет при слове Marterköpfe, что сим любимым товаром тогда расплачивались; ибо говорит он, до XV столетия очень редка была там (в Западной части Новогородской области) мелкая монета; следственно Сарторий по крайней мере здесь разумел под Capita Martarorum, не морду, а целую куницу: кунью шкуру с шерстью. При сем Автор замечает, что рассматриваемый договор был только проект, а в настоящем договоре, заключенном около 1269 года Capita Martarorum заменены серебром, кунами, окороками.»
Так точно! проект при настоящем заключении договора переправлен, и куньи головы заменены кунами и серебром; но это самое и доказывает ясно, что куньи головы были не куны и не целые куницы и не серебро; если бы куньи головы значили тоже, что куницы, тогда бы договаривающиеся стороны куньи головы оставили по-прежнему, но они находя их невыгодными переменили на куны. Теперь Автор трактата заметит, что он красноречивое, но пустое свое мнение на Сартория навязал напрасно.
36) V. и VI. под 1407 годом во Псковской Летописи и под 1437 годом в одной из Двинских грамот Новоторжким Черноборцам повелевается давать писцу Княжу мордку с сохи, Автор, на стр. 26 показание о мордках заключает: 1-е известием, «что они ходили в С. Петербургской губернии при Петре Великом: в 1716 году наряжены были на работу в мызу Сарскую из Дворцовых волостей плотники с покормежными деньгами, которые сбирались с дворов, непославших работника, с каждого двора по три алтына, по полтретьи денги с мордкою. Почтенный Яковкин благоразумно указывает на полушку, а не на кожаную монету, какою готовы провозгласить мордку dilettanti кожаной нумизматики; 2-е, тем, на стр. 28, что гривны кун дешевели противу гривен серебра единственно потому, что первые были не кожаные, но состояли из черной монеты, в которой серебро шло в обращение с большею, или меньшею примесью меди, 3-е, на стр. 29, Автор, не зная, где найти ныне куны, может указать на медные пула: Новогородские, Тверские, Кашинские, Московские с разными на них фигурами и надписями, между коими есть пуло Тверское с изображением на одной стороне бычачьей морды с рогами, не они ли назывались у нас мордками и кунами? 4-е, на стр. 30, Автор покушается признать Тверские пула с бычачьею мордою, за houede т. е. говядину, встречающуюся два раза в постановлениях Любских и наконец 5-е, на той же 30 стр., Автор упрекает Гербештейну, что он неизвестную Псковскую медную монету с бычачьей мордой назвал серебреною.»
Опять сколько слов, столько противоречий! 1. пулы в 1716 году не могли называться мордками; потому что еще при Царях Феодоре и Иоанне в тарифах названы они просто пулами; не могли они называться и полушками; по тому что по тем же тарифам Царей полушки именованы полуденьгами особо от пул. По выпискам Г. Яковкина в 1716 году полтретьи денги значили пять полушек и если бы прибавлена была к ним еще одна полушка, равная мордке; то бы составили они ровно три деньги; напротив того в книгах записано, как выше значит, полтретьи деньги т. е. пять полушек и мордка; следственно мордка была не полушка, но что-нибудь другое: следственно указание почтенного Яковкина неудачно. 2. Куны серебреные могли понижаться в курсе, но не совсем уничтожиться, напротив того в тарифах денежность свою они совсем потеряли, и как простые меха, быв причислены к товарам, обложены пошлиною. 3. Тверское пуло с изображением морды, не могло щитаться ни мордкою, ни куною; потому что все пулы были вообще чисто медные, как нынешние денежки и полушки, а куны и мордки, по уверению Автора, были серебреные только с примесью меди. 4. не могла мордка щитаться говядою, потому что говядою у иностранцев назывались куски мяса, кои по тарифам вместо пошлины брались с мясных лавок в натуре, и наконец 5. невинно Автор упрекает Герберштейна; потому что Псковская монета с бычачьей головою была точно серебреная. В нашем собрании есть больше пяти экземпляров, а в других музеях можно указать их больше сотни.
37) VII. В XIV столетии Жан д’Ипрес повествует, что в отсутствие Лудовика IX, бывшего Королем с 1226 по 1270 год, во Франции делались кожаные монеты, пробитые гвоздиками из серебра, или золота. Автор против сего известия возражает два раза: на стр. 14 тем, что «Французские беличьи ушки вызваны на кукольной театр подобно Немецким; Немецкия граматеи видели сходство между Шведским öra и своим ohr, а некоторым из них могли быть еще известны и книжные предания об ушках белок и других животных (подлинно невежды по преданиям книжным знали, что у животных есть ушки или уши.) и на стр. 350 тем, что ни один современник о кожаных монетах Лудовика IX не упоминает, а между тем дошли до нас обыкновенные монеты с надписью имени и с изображением фигуры Бланки, матери Лудовика Святого, управлявшей Королевством во время Рыцарских походов сына.»
Первое возражение на стр. 14 столь слабо, что не стоит разбора. Автор повторяет, что изобретение ушков с серебреными гвоздиками принадлежит запоздалому Немцу Нейштадту (см. No 34), жившему в XVI столетии, поверим; но каким образом сей Нейштадт мог этою баснею заразить всю Европу, каким образом мог он сообщить свою басню Жану д’Ипрес, жившему и вероятно умершему прежде его лет за двести? Разве он мог сходить живой в жилище мертвых? Это был Брамбеус того века! Что ж принадлежит до современников, не упоминавших о кожаных деньгах своего времени, это весьма естественно: современникам, употреблявшим кожаные деньги, не были они редкостью; об них начали писать потомки с того времени, как кожаные деньги начали почитаться предметом удивительным. Притом во время Лудовика Святого обыкновенная единообразная монетная система во Франции еще не существовала: там до 25 частных лиц или владетелей делали собственную монету из таких материалов и с такими изображениями, какие кому были угодны, только по закону сего Лудовика IX или Святого никто не мог делать монеты золотой и серебреной; еще через 30 лет т. е. в 1300 году делали там золотую монету с надписями: на лицевой стороне: Agnus Dei, qui tollis peccata mundi, miserere nobis и на обороте Christus uincit, Christus regnat, Christus imperat, т. e. Агнец Божий вземляй грехи мира, помилуй нас. — На обороте Христос побеждает, Христос царствует, Христос повелевает. Еще через 28 лет, т. е. при Филиппе VI, цар. с 1328 по 1350 год, была надпись на монетах в четвероугольнике и на всех углах четвероугольника: X. Р. С. (см. Дюканжа под словом: монета). Вероятно ли, чтобы в такие времена Благочестивая Ишпанская Принцесса, Королева Бланка, в противность распоряжений своего сына, допустила изображать на монетах свое лицо и имя. Этим монетам мы можем верить столько, сколько монетам с изображениями и именами Рюрика, Олега, Святослава I и проч., не препятствовавшим впрочем употреблению и кожаных денег.
38) VIII. В 1434 году, или около онаго, безымянный Архидиакон Гнезненский в хронике своей написал, что малые серебреные гроши вошли в Польшу при Короле Венцеславе в 1300 году; а прежде торговали там черным серебром и шкурками беличьих голов. Автор на стр. 352 отвергает «сие известие тем, что Меховий или Меховита, Кононик Краковский, спустя двести лет после Короля Венцеслава, повторив сказанное Архидиаконом прибавил, еще и хвостики зверков, называемых: Asperioli».
Если подлинно Меховий к известиям Архидиакона о шкурам беличьих голов, несправедливо прибавил хвостики; то откинем хвостики, и шкурки беличьих голов останутся не оспоримыми; следственно Автор оспаривает Гнезненского Архидиакона, вероятно особу почтенную, напрасно.
39) IX. В 1459 году или около онаго, Антонин, Архиепископ Флорентийский, засвидетельствовал, что Император Фридрих II., царствовавший с 1218 по 1250 год, пустил в обращение кожаные деньги. Автор на стр. 351 «отвергает сие известие тем, что Нумизматика тогда не была еще приведена в известность; но чем де мы оправдаемся, имея пред собою таблицы с изображениями ходячей монеты чрез все веки: древние, средние и новые.»
Возражение, что Антонин, Архиепископ Флорентийский, ошибся от неприведения в известность нумизматики и неправильно и историка недостойно; нумизматика состоит не из таблиц, составленых для памяти в новейшие времена, без указания источников, но из актов, памятников и Исторических известий разных стран и веков: и так, Руские Историки могут оправдаться тем, что о существовании кожаных и лоскутных денег уверяют их:
Венгерских Король Коломан,
Ливонских Арндт, Нейштадт,
Литовских Длугош, Свидригайло Кн. Литовский.
Немецких рассматриваемый теперь Антонин Арх. Флорентийский,
Польских Папа Гилдебранд, Архидиакон Гнезненский, Меховий, Стриковский, Бельский;
Римских Целий и Иероним,
Руских, кроме договоров, памятников и Летописей, иностранцы Гвагниний, Герберштейн; Нейгебауер, Пашковский, Рубриквис, и сам Петр Великий.
Француских Гвидо, Жань д’Ипрес; Лицет.
Шведских Король Густав Адольф и проч.[21]
Кого ж Автор привел в свидетели против сих неоспоримых и большею частью современных писателей? Никого, чисто никого! он ссылается только на мнения новейших розыскателей: Дюканжа, Кнапского и Чацкого; но Дюканжа, см. No. 44 и Кнапского; см. No. 19 перетолковал он неправильно. Теперь сделаем.
Что ж говорит Чацкой в сравнительной таблице монет Польских и Литовских до 1300 года? Совсем ничего, — В таблице I. изображении Польских денег под No. 1, 3, 5, 6, и 8, помещены медали с изображениями односторонними, кои Чацкий называет брактеатами,[22] следственно это не деньги, и не то, что думает Автор. Под No. 2 монетка с изображением языческого Бога Тора не известно какому веку и какому поколению Славян принадлежащая; под No. 4. монетка с надписью: Болеслав, приписываемая Чацким Болеславу Кривоустому, ум. в 1139 году, если она Польская. Этою монеткою 1300 год кончился. Под No. 7 монета с надписью: гроши Краковские Казимира I. явно поддельная; Казимир I. не мог писать себя на монетах первым, ибо первым начали называть его позднейшие Историки для отличия от Казимиров его преемников. Чацкий говорит, что это Казимир III Великий, ум. в 1370 году и назван на монете I потому, что он первый начал делать Польские гроши; но откуда ж у него взялись гроши 1307 года. Просим разрешить: можно ли всеми сими мрачными известиями доказать, что в IX, X, XI и XII столетиях в России не было кожаных денег? Чацкий ни в тексте, ни в таблицах, словом нигде не упомянул ни о мордках, ни о белках, ни о векшах между Польскими металлическими монетами; каким же образом сии мнимо металлические белки и векши могли перелететь из Польши на серебреных хвостах своих в леса Новогородские; итак Автор и на Чацкого ссылается напрасно.
40) X. В 1470 году Гвидо, Французский Законоведец, написал, что в бытность Иоанна, Короля Французского, в плену у Англичан с 1355 по 1360 год во Франции употреблялись ременные или кожаные деньги. Автор на стр. 350 отвергает сие известие тем, что «современники обыкновенно о кожаных деньгах молчат, а свидетельствуют об употреблении их люди жившие лет 100, 200 и более после.»
На это возражение уже отвечали мы под No. 37. Здесь прибавим: Гвидо после Короля Иоанна жил через 105 лет, если не менее; следственно в таком или меньшем расстоянии времени, как почтенный Яковкин после построения села Царского; почему же Автор Яковкину верит, а Гвидо отвергает? Яковкин свое известие выписал из книг, да и Гвидо взял свое, вероятно не с ветру.
41) XI. В 1516 и в 1526 годах Герберштейн, посол Германского Императора к В. К. Василью Иоанновичу в записках своих уверяет своего Государя, что в России прежде его времени вместо денег употреблялись мордки и ушки белок и других животных. Автор сие известие отвергает два раза на стр. 13. тем, что «наши грамотеи[23] обрадовались Герберштейновым ушкам, как средству растолковать значение полушки, которая, если верить им, была в виде мягкой рухляди не что другое, как половина ушка, следственно самая крошечная монета, и басням верили охотно. На 352 стр. Автор отвергает известие Герберштейна тем, что он говорит о кожаных деньгах, начитавшись Ливонскихе и Польских Историков напр. Гвагниния, Витебского Коменданта.»
Возражение Автора на стр. 13 неправильно; потому что грамотеи наши и Историки два предмета разные: грамотеи ошиблись, а Историки ошибку их поправили; следственно последние укоряются невинно. На стр. 352 еще неосновательней; Гвагниний Витебским Комендантом и в службе Королей Польских был с 1560 по 1571 год, а Герберштейн умер в 1559 году; каким же образом умерший Герберштейн читал и переписывал Гвагниния? Некому шутить над этим Герберштейном.
42) XII. В конце XVI столетия Меховий в Хронике своей 4. книги в 4 главе согласно с Гнезненским Архидиаконом, выше под No 38 упомянутым, уверяет, что Поляки до 1296 года производили торговлю кожицами или мордками белок. Сие известие Автор отвергает изумлением своим, что «текст Меховиты Шлецер из Дюканжа, а Карамзин из Шлецера выписали не так, т. е. черное серебро назвали оловом.»
Здесь спор идет совсем не об олове, но о беличьих кожицах или мордках, кои Автор называет серебреными; и так спрашивается: говорил ли Меховий о беличьих кожицах или мордках? Говорил; называл ли Меховий их серебреными? нет; следственно Автор известия Меховия отвергает неправильно[24].
43) XIII. В 1581 году или около онаго Пашковский, современник Гвагниния Италианца, бывшего в Витебске от Польских Королей Комендантом говорит, что в России вместо денег употреблялись кожаные лоскутки с вытисненными на них клеймами. Автор на стр. 353. «отвергает сие известие тем, что хотя Пашковский Гвагнинию был современник, но как переводчик неверный заблагоразсудил аспериалов или белок превратит в кожаные лоскутки с какими-то вытиснутыми на них клеймами.»
Пашковский быв природный Поляк гораздо лучше мог ведать и понимать Белоруский язык и обыкновения, нежели Италиянец Гвагниний, бывший в Польше временно для продажи жизни своей за деньги: а потому мы думаем, что не Пашковский переводил Гвагниния, но Гвагниний списывал известия Пашковского неправильно; следовательно Автор Пашковского укоряет невинно.
44) XIV. и XV. Нейгебауер, Историк Польский и Шикфузий Историк Силезский также уверяют, что в России вместо денег употреблялись кожаные лоскутки. Сии известия Автор на стр. 355 отвергает тем что «Длугош и Кромер имели осторожность умолчать о кожаных деньгах, и что Бельский и Стриковский, писатели XVI века, хотя не забыли засвидетельствовать о шкурах беличьих, куньих и других до Короля Венцеслава в Польше вместо монеты употреблявшихся, но Игнатий Потоцкий и знаменитый? Польский Историк Нарушевич[25] ясно доказали, что asperi Римские, потом Восточно-Греческие, которых следы видим доныне в Турецких аспрах, именуемые в испорченной Латыни средних веков Asperіоlі и aspergillі, дали мысль к изобретению басни о беличей монете; ибо слово Asperiolus значило и монету и в тоже время и белку.»
Дюканж точно говорит, что на испорченном Латинском языке Asperioli и Aspergilli у Западного Духовенства значили белок лесных, а у Византийцев, а потом у Турок aspergilli были серебреные белинкия монетки, но чтобы белки лесные и белинкия Турецкия монетки были одно и тоже, Дюканж не только не думал, но чтобы удалить эту мысль и у читателей своих, выписывает два свидетельства: у Меховия точные слова, что в Польше шкурки лесных белок употреблялись до Венцеслава вместо денег, (см. No. 42.) и другого Автора известие, что у Католицких Священников Aspergillі, т. е. лесные белки употреблялись на шапки, кои у простых Церковнослужителей (Altaristae.) были с ягнячьими черными; и так думал ли Дюканж, что Поповские шапки были с околышами серебреными, а церковно-служительские с медными? Естественно ли, чтобы Поляки, участвовавшие уже в Ганзейском союзе, употребляли Греческие аспрочки и заимствуя это название от Турков, именовали их на своем языке белками? Повторяем, что это несообразность и следственнo Польские Историки Дюканжа не поняли и перетолковали его совсем не так.[26]
45) XVI. Из указа Петра Великого 1700 года видно, что в Калуге и в иных городах за недостатком разменной монеты торговали кожаными жеребьями. Автор против сего указа возражает дважды. На стр. 31 тем, что «это случилось за недостатком мелкой разменной монеты, и на стр. 347. также не отрицает употребления кожаных лоскутков вместо мелкой монеты, и что тем указом уничтожается всякое сомнение, но тогда же сам себе опять противореча, рассуждает, что допустить существование кожаных лоскутков в разных областях древней России, лоскутков клейменых, обращавшихся вместо монеты, значило бы тоже, что верить существованию Государственного кредита в такое время и в таких обстоятельствах, когда по всем соображениям ума человеческого не мог еще, не говорю созреть, но даже прозябнуть сей плод усовершенствованного общежития и Гражданского устройства.»
Всё так; но нет логической связи: если тогда, как в России золотые, серебреные и вообще металлические деньги ходили миллионами, когда за употребление не Государственных монет или за подделку Государственных, народ угрожался смертью, необходимость и недостаток разменной монеты заставляли торгующих употреблять самодельные лоскутки; то как могли обойтись без них Новогородцы или вообще Россияне первых веков их Истории, не имея других денег, кроме кожаных, и в тоже время имея полную власть дать лоскуткам силу, какую и как им было угодно, когда без лоскутков или разменной монеты обойтись им было столь же трудно, как без хлеба? Так если бы мы лоскутков минувших времен не имели в музеях, если бы не упоминались они в Летописях, если б не подтвержалось существование их прагматическими актами, более, нежели двадцатью разных стран и веков свидетелями; и тогда бы вело нас простое понятие вещей, что у древних Новогородцев лоскутки в виде разменных денег точно употреблялись: как Новогородцы, когда по уверению самого Автора не было у них ни металлических монет, ни иностранной торговли,[27] могли посылать за грошевым хлебом рублевую шкуру и как мог хлебник с сотнею покупщиков рассчитываться за грошевые хлебы рублевыми мехами, и где мог он беречь их? Такой естественной ход вещей вразумляет нас ясно, что тогда на прим. 3, 5, 7, разменных лоскутков составляли цену целой кожи, 20, 30 или 50 лоскутков составляли известное число кож называемое гривною, и когда требовалось 3, или 5, лоскутков, то вносились лоскутки, когда же число требуемых лоскутков ценою равнялось коже, или числу кож равному гривне; тогда вносились целые кожи, на которые менялись из казны и лоскутки необходимые для мелочной торговли. — Нам кажется это ясно, естественно, согласно со всеми известиями; но Автор трактата возражает, что тогда не было и быть не могло Государственного кредита, прозябения времен просвещенных. Мы не знаем, понимал ли важность сего Европейского прозябения Монгольской Император во время путешествия в Азию известного Марка-Павла; но сей путешественник уверяет, как ниже увидим, что во всех областях того Императора никаких денег не употребляли, кроме лоскутков бумажных, кои в тогдашнем положении были гораздо хуже кожаных. О Монголах Автор не спорит, но в России находит еще средство заменить кожаные лоскутки бретианицами т. е. по его мнению обрезками металлических монет, но мы выше под No. 10 указали, что бретианицы или брактеаты были не монетные обрезки, но целые драгоценные вещи, принадлежавшие к нарядам и украшениям. Допустим же на время, что бретианицы были металлических монет обрезки; но откуда могли быть металлические монетные обрезки, когда целых металлических монет совсем не было? Теперь из тех же книг, коими Автор трактата пользовался, выпишем:
46) I. К 715 году до P. X. Целий Родийский в кн. 10 свидетельствует, что Римляне прежде металлических денег, употребляли кожаные, и раковинные. Далее тот же Целий прибавляет, что Нума в приличных случаях раздавал народу деньги кожаные и даже деревянные. Автор на стр. 34. стороною ответствуя на сие известие сам себя вопрошает: «такие ли ныне первые веки Рима, какими они представлялись взорам ученых до Нибура? Мы стоим, по его мнению, на праге неожиданных перемен в понятиях наших о ходе произшествии на Севере начиная с IX века.»
Автору угодно, чтобы всех веков и стран ученые на древности Рима смотрели глазами Нибура и Чацкого, и чтобы все, по догадкам их и самого Автора приняли новые мнения. Это мечта! ныне многие смотрят на всё собственными своими глазами, измеряют всё собственным своим рассудком, не дают преимущества ни древним мнениям пред новыми, ни новым перед старыми, верят наиболее истине, к какому бы веку она ни принадлежала.
47) II. В 381 году после P. X. или около сего времени блаженный Иероним упоминает о кожаных деньгах.
48) III. С 1271 по 1293 год Марк Павел, путешествуя по Азии, в записках своих, гл. II, заметил, что Хан или Император Татарский его времени не дозволял в своих владениях употреблять иной монеты кроме бумажной. Бумажные деньги тогдашнего времени, были также лоскутки. О сем говорено выше под No. 45.
49) IV. В 1570 году Петр Лицет, Президент Французского Парламента, в книге de gemmis, говоря о тамошних кожаных деньгах минувших времен, утверждает, что для прочнейшего состава оных употреблялись кожи самые толстые и твердые из хребтов бычачьих. (Sumebantur ad monetas has formandas non Bouis pellis tenuior, sed crassior et durior in tergore tauri residens ad usum diuturniorem). Далее Комментатор Целия уверяет, habuisse istius modi nummos infixum forte auri vel argenti frustulum, in quo coelata fuerit imago Principis, qualium cum infixo claviculo argenteo certi ponderis insignem uim in arca quadam inuentam esse A. C. 1634. т. e. такого сорта монеты имели вбитые в них кусочки золотые или серебреные с изображениями лиц Государей, и что таких монет с воткнутыми гвоздиками в Дании в 1634 году в одном ящике найдено великое множество. Автор, умолчав в своем месте о лоскутках Воронежских и Александровских, не захотел уже выводить на театр и Французских, ниже Датских.
50) V. и VI. Около 1581 года при тесной осаде Гарлема от Ишпанского войска Голландцы и около 1618 года Шведской Король Густав-Адольф при первых походах своих в Германию употребляли также кожаные деньги, что означено в записках о той осаде и походах.
Вот сколько свидетелей повсеместного существования кожаных денег! Автор, дабы удалить от них внимание читающих, на стр. 349, поместил известие вымышленное, или неизвестно откуда выписанное, будто бы Сенека, Наставник Нерона, изобрел для Спарты кожаную монету. Могла ли иметь место такая несообразность в ученых записках? Когда Сенека писал законы, когда правил Спартанцами?
Если бы подлинно Руские Историки при таком множестве свидетелей ошибкою сказали, что Славяне Российские ценили сперва вещи шкурами зверей, потом заменили их мордками[28] и другими лоскутками, если бы Автор отверг это мнение таким же множеством свидетелей: и в таком случае без явной неприязни к Руским Историкам не мог он на стр. 338 писать, что Руская «Нумизматика с младенческою своею неопытностью высыпала тучу кожаных лоскутков, омрачила ими атмосферу Истории и закрыла некоторые светлые точки в писменных памятниках наших.» Что это за омрачение Исторической атмосферы, что это за светлые точки закрытые? Первые черты Руской Нумизматики изображены теми же иностранцами, кои упражнялись в Нумизматике и для собственных их Отечеств; иностранцы Руским Историкам доставили доказательства, о существовании в России кожаных денег, и за что ж упрекаются в младенческой неопытности только Руские писатели? Напрасно! какой даст ответ Автор трактата неумытому, по его выражению, судье, то есть потомству, если вздумает отправиться к нему с такою тучею худо понимаемых им бретияниц?
