324. Доклад дела и словесное состязание тяжущихся происходят в открытом заседании суда.
Цель закона.I. Одной из причин крайней неудовлетворительности нашего прежнего порядка гражданского судопроизводства была канцелярская тайна: тяжущиеся не допускались ни к личному объяснению перед судом, ни к обозрению дела, ни к присутствованию при поверке доказательств: с самого начала дела до подписания решения судьями никто не мог знать, в каком положении дело; никто не имел права указать на ту или другую неправильность, допущенную судом: все делалось в тайне от сторон, которым предоставлялось лишь просить суд о производстве того или другого действия, указывать на тот или другой документ, иногда находящийся в другом деле, даже в другом суде. Следствием этого было чрезмерное развитие числа бумаг, подававшихся тяжущимися, служившее поводом к составлению бесчисленного количества протоколов и постановлений, из которых канцелярской рукой составлялись выписки и докладные записки, по коим судьи должны были изучить и разрешить дело, имея, таким образом, посредником между собою и тяжущимися, которых очень часто они не знали и не видали, канцелярию, злоупотреблявшую и предоставленной ей властью и доверием судей. Уничтожение этого ненормального и безусловно вредного посредничества канцелярии между судом и тяжущимися составляло важнейшую заботу составителей уставов, признавших, что уничтожение канцелярской тайны и введение гласности, устности и состязательного процесса может иметь, между прочим, следующие полезные последствия:
«1) ограничение пристрастия и произвола судьи, вследствие окончательного уничтожения в судах канцелярской тайны. Нельзя не согласиться с тем, что пристрастие судьи в особенности опасно в тех случаях, когда он имеет возможность, при секретном разъяснении дела, скрыть самые обстоятельства онаго, и таким образом пристрастью дать вид законности;
2) побуждение судьи к основательному изучению тяжбы, подлежащей его разрешению;
3) возможность посторонним лицам изучить практически ход дела и впоследствии быть полезными правительству;
4) расширение власти, предоставляемой по уставу судебным местам, делает эту меру даже необходимою» (Мотив под 13 ст. стр. 27).
Вследствие этого и были введены в устав правила рассматриваемой 324 и 13 ст., по силе которой при всех действиях судебных установлений по производству гражданских дел, за исключением случаев, положительно в законе указанных, допускается присутствие тяжущихся и посторонних лиц и предоставление тяжущимся словесных объяснений.
Никакое действие по гражданскому процессу не должно производиться в распорядительном заседании.II. Исключения же, указанные в законе, о которых говорится здесь, содержатся в двух следующих 325 и 326 ст. устава, следовательно, вне случаев означенных в этих двух статьях и в ст. 693, никогда, ни для кого и ни для чего исключение не может быть допускаемо и всякое действие по производству гражданских дел должно быть публичное, при открытых дверях. Если же теперь сопоставим эти правила с постановлениями 150—153 ст. учр. суд. уст., по коим заседания судебных мест бывают или судебные или распорядительные, первые для решения гражданских и уголовных дел, а вторые для рассмотрения дел, касающихся внутреннего распорядка судебных мест, управления судебной частью и надзора за учреждениями и лицами судебного ведомства, то прямой вывод из этого тот, что ни одно действие суда по производству гражданского дела не должно быть производимо в распорядительном заседании и при закрытых дверях. Тем не менее, в начале действия судебных установлений, многие судебные места считали себя в праве рассматривать частные вопросы, вытекающие из производства гражданских дел, — как-то: частные жалобы на определения низших инстанций, жалобы на неправильное исполнение судебных решений, ходатайства сторон о вызове свидетелей, вопросы о принятии жалобы, о подсудности и т. п. — в распорядительных заседаниях, что правительствующим сенатом постоянно признавалось неправильным, даже и тогда, когда на эти нарушения форм судопроизводства жалоб не было подаваемо (67 №№ 239, 375; 69 № 1304; 70 №№ 280, 360, 702, 1013, 1615; 72 № 118).
325. Если, по особому свойству дела, публичность заседания может быть предосудительна для религии, общественного порядка или нравственности, то суд, по собственному усмотрению или по требованию прокурора, может постановить, чтобы заседание было при закрытых дверях. Распоряжение о том всегда объявляется публично и записывается в журнал заседания.
3251. Судебные заседания по делам о содержании внебрачных детей происходят при закрытых дверях.
Цель закона.I. Настоящие статьи содержат в себе первое исключение из правила предшествовавшей (324) статьи. Исключение это, как легко усмотреть из него самого, постановлено в видах охранения государственных и общественных интересов: государство обязано оберегать чрез посредство всех своих органов религию, общественной порядок и нравственность населения, и суд, как один из этих органов, не должен давать поводов к возмущению и оскорблению нравственных чувств верующих, дорожащих общественным строем и нравственных людей выставлением на показ для пересудов и издевательства праздной толпы такие действия людей, которыми ставятся ни во что эти три важнейшие основы социальной жизни народа. Прокурор же, как блюститель закона, тем более должен быть на страже охранения общественных интересов и для сего иметь право требовать устранения огласки таких фактов, которые могут ставить в невыгодное положение господствующую религию, общественный порядок и общественную нравственность. Вот почему закон предоставляет право и самому суду и прокурору возбуждать вопросы о том, не следует ли, щадя нравственное чувство общества, не делать те или другие факты, могущие шокировать это чувство, достоянием всех и каждого, и в ущерб, быть может, интересам частных лиц, отступать от общего порядка, составляющего основу гласности судопроизводства.
Право или обязанность суда закрывать двери в подобных случаях?II. Но если суд, как орган государственной власти, обязан принимать меры, ограждающие государственные интересы, то почему же законодатель за исключением случая, указанного в 3251, когда в силу самого закона суд обязан закрывать двери заседания, не сказал, что суд обязан, а говорит — может, т. е. употребляет слово, которое скорее обозначает право, чем обязанность суда? По нашему мнению слово «может» должно быть понимаемо здесь в том смысле, что если суд из обстоятельства дела усмотрит, что публичность заседания предосудительна для религии, общественного порядка или нравственности, то он может, т. е. имеет право отступить от того общего правила, которое предписывает ему рассматривать все дела в публичном заседании, но не в том, что, усмотрев эту предосудительность, он может закрыть или не закрывать двери заседания по своему произволу. Такого произвола закон не мог предоставить суду, считая его охранителем важнейших из всех основ, на которых он сам покоится; он не мог предоставить ему право говорить: «хочу, буду охранять эти основы, хочу, не буду», — ибо он должен охранять их. Итак, ему дозволено отступать от общего порядка, коль скоро он находит это нужным; но раз он нашел это нужным, он уже должен отступить от него и не имеет права, вопреки своему собственному выводу, считать закрытие заседания излишним.
Порядок разрешения вопроса о необходимости закрытия дверей.III. О том, как судебное установление само может прийти к заключению о необходимости закрытия дверей, закон ничего не говорит, из чего следует то, что в этом ему предоставлена полная свобода: он может усмотреть необходимость разрешения этого вопроса из письменного производства, из словесного объяснения сторон, из сообщения или указания одной из них на такую необходимость и из требования прокурора, как об этом уже прямо говорится в законе. Раз же, так или иначе, у него возникает такой вопрос, он должен разрешить его, но когда и как, опять закон ничего не говорит, хотя требует, чтобы постановление о закрытии дверей было объявлено публично. Но следует ли из того, что это объявление должно быть делаемо публично, чтобы и обсуждение вопроса производилось публично? Нам кажется, нет. Никакой вопрос не может быть разрешен без рассмотрения тех данных, которые имеются для его разрешения. Стать же рассматривать данные для сего, необходимо изложить обстоятельства дела, а в них-то и может быть та предосудительность, которая должна быть скрыта от публики, и которая тут и может получить огласку. С другой же стороны рассматривать какой бы то ни было вопрос, касающийся гражданского дела, в распорядительном заседании, суд не имеет никакого права. Остается один выход: вопрос должен быть возбужден в публичном заседании перед докладом дела — член ли докладчик, или председательствующий должен объявить в общих выражениях, что в деле имеются данные — вытекающие ли непосредственно из него, или сообщенные стороной или прокурором, — требующие разрешения вопроса, при открытых или закрытых дверях надлежит рассматривать дело, а затем, не предоставляя слова сторонам, так как в законе не сказано, что они имеют право вмешиваться в разрешение вопроса, разрешение коего предоставлено усмотрению суда, удалиться в совещательную комнату и там постановить то или другое определение, которое, т. е. резолютивная часть его, должно быть объявлено публично.
Необходимость публичности объявления постановления о закрытии дверей.IV. Публичность объявления таких определений требуется безусловным предписанием закона: и в тексте разбираемой статьи и в основных положениях Гражданского судопроизводства (ст. 58) говорится императивно: распоряжение о закрытии дверей всегда объявляется публично. Из мотивов же Государственного Совета (мот. под 325 ст.) видно, что эта мера установлена для того, «чтобы отнять у суда возможность злоупотреблять правом рассматривать дело в закрытом заседании». С первого взгляда не представляется ясным, в чем именно публичность одного объявления постановления суда может представлять гарантию тому, что суд, при исполнении этого требования закона, лишен возможности злоупотреблять своим правом; однако, легко убедиться, что в этом действительно есть желанная гарантия: публичность объявления постановления суда о закрытии дверей влечет за собою удаление публики из залы заседания, т. е. меру, практиковать которую сплошь и рядом без всякого к тому основания и не вызывая справедливого негодования публики и должного внимания со стороны высшей инстанции на беззаконность действий низшей, невозможно; тогда как при отсутствии рассматриваемого правила судебные места находились бы вне желаемого контроля публики, и произволу их дан бы был широкий простор. Вот почему и сенат считает столь существенным нарушением форм судопроизводства объявление о закрытии дверей не в публичном заседании, что одно отсутствие в протоколе отметки о том, что о закрытии дверей было объявлено в публичном заседании, влечет за собою кассацию решения (75 № 407).
Обязательно ли для суда требование прокурора о закрытии дверей?V. Засим, правило 325 ст. возбуждает еще следующий вопрос; обязательно ли для суда требование прокурора о закрытии дверей? Нам кажется, что исполнение требования прокурора должно быть обязательным для суда в том лишь случае, когда, по рассмотрении его, суд найдет, что в деле действительно имеются те данные, на основании коих можно признать необходимость закрытия дверей, как это признано и составителями проекта нового устава, в 175 ст. коего сказано, что заседание может быть закрываемо и «по требованию прокурора, признанному уважительным», конечно, закон никогда не мог иметь в виду. Вследствие этого, всякое требование прокурора о закрытии дверей гражданского заседания должно быть точно также обсуждено судом, от которого должно зависеть, признать ли требование это правильным или неправильным и, сообразно тому, постановить свое определение, которое, разумеется, должно быть объявлено публично.
Порядок требования прокурора.VI. В связи с рассмотренным вопросом находится вопрос о форме сообщения прокурором своего требования суду. По поводу этого вопроса мы должны указать на то, что закон не устанавливает для сего никакой формы, откуда прямой вывод тот, что в какой бы форме ни было сделано сообщение прокурора — письменным ли сообщением, словесным ли требованием, заявленным в заседании суда, последний прежде всего обязан рассмотреть это требование в том порядке, как это было указано выше (III объясн. к этой ст.), и затем уже приступить к рассмотрению дела.
VII. Предположим теперь, что суд, по собственному ли усмотрению, или по требованию прокурора, признал, что такое-то дело подлежит рассмотрению при закрытых дверях, о чем объявил публично и записал об этом в протокол заседания. Двери закрываются; дело рассматривается и суд приходит к тому заключению, что разрешение дела должно быть отложено для производства ли поверки доказательств, для пополнения его новыми доказательствами, согласно требования той или другой стороны, и т. п. Словом, устанавливается, что дело будет рассматриваться в нескольких заседаниях. Ясное же дело, что если обстоятельства известного дела имеют такой характер, что их не должно продавать гласности, то этот характер их останется на все время производства, а при более подробном выяснении их, может выступить еще резче и еще более окажется надобность в закрытии дверей; спрашивается: — как должен поступать суд при открытии каждого нового заседания по этому делу? обязан ли он, считая закрытие дверей необходимым, каждый раз составлять особое постановление о том и объявлять его тем же порядком, как и в первый раз, или нет? Проектом этот вопрос разрешается в том смысле, что от суда зависит постановить о закрытии дверей на все ли время рассмотрения дела или на время отдельных судебных действий (ст. 176).
Может ли суд допустить присутствие посторонних по просьбе сторон?VIII. Далее: в уставе гражданского судопроизводства нет правила, в силу которого суд, закрывая двери заседания, имел бы право разрешить сторонам оставлять в зале несколько посторонних лиц по их выбору, подобно тому, как это предоставляется суду и сторонам по 622 ст. уст. уг. суд. Но правительствующий сенат, до которого доходил этот вопрос по жалобе одной из сторон на судебную палату, не дозволившую ему оставить в зале заседания трех указанных им лиц, признает возможным и в гражданском процессе применение правила 622 ст. уст. уг. суд. по основаниям, на коих постановлено это правило (мотив под 622 ст. уст. уг. суд.), и потому означенный отказ палаты счел неправильным, хотя и не признал этой неправильности поводом к кассации решения палаты, но только единственно потому, что разъяснение его, делаемое им в первый раз, «не могло быть судебным местам известно» (75 № 407). По проекту же, правило 622 ст. уст. уг. суд. вводится и в устав гражд. суд. (ст. 177).
Что следует понимать под словом «сторона»?IX. Однако, это разрешение сената не разрешает вполне вопроса: что здесь следует понимать под именем стороны в тех случаях, когда в деле является несколько истцов или несколько ответчиков? Если вопрос этот разрешить в том смысле, сколько ни было бы истцов, они составляют одну истцовую сторону, и сколько ни было бы ответчиков, они составляют одну ответную сторону, то следует прийти к тому заключению, что и все истцы вместе и все ответчики вместе не могут просить об оставлении в зале заседания более как по три лица от каждой из этих сторон, избранных ими по своему усмотрению. Но если это так, то как суд должен поступить, когда между несколькими лицами, составляющими ту или другую сторону в процессе, возникнет спор о том, кого из лиц, избираемых каждым из них отдельно, допустить присутствовать в заседании в числе указанных трех лиц и когда общего согласия на выбор этих трех лиц не последует? В законе не указан тот порядок, которым суд должен руководствоваться для разрешения подобных споров, а потому следует предположить, что суду не дано права разрешать такие споры. Если же разрешить вопрос в том смысле, что каждый из тяжущихся имеет право привести с собою трех посторонних, то при большем числе тяжущихся цель закона не будет достигнута — закрытое заседание по воле сторон обратится в публичное. Кажется, однако, что это последнее обстоятельство не должно стеснять суд в дозволении каждому из тяжущихся приводить с собою по три посторонних лица, как это и практикуется в уголовных отделениях, где посторонние допускаются в закрытое заседание в таком числе, которое составляет произведение от умножения числа потерпевших и подсудимых на три, конечно, если все подсудимые и потерпевшие приводят с собою каждый по три отдельные лица. Это мы выводим из того, что если в публичности заседания закон видит гарантию правильности отправления правосудия, то тяжущимся должно быть предоставлено право требовать этой гарантии хотя бы с тем исключением, чтобы вместо полной публичности, которая признается неудобной по неудобству оглашения предосудительных данных дела пред всем и каждым, допускалась публичность пред лицами, самими тяжущимися избранными.
О какой религии говорится в 325 ст.X. Наконец, по поводу 325 ст., нам остается разрешить еще один вопрос: как следует понимать употребленное в этой статье слово «религия», — т. е. всякая ли религия, или только господствующая? По нашему мнению, если вопрос этот не может быть разрешен в сторону исключительно одной господствующей религии, т. е. религии православного исповедания, то он никак не может быть разрешаем шире понятия о религии вообще христианской. Для того, чтобы судить, предосудительно ли то или другое обстоятельство для религии или непредосудительно, судьи должны знать сущность религии, ибо то, что по правилам одной религии считается недозволенным и предосудительным, по правилам другой может быть право или закон. Так, христианская религия не допускает многоженства, которое поэтому считается преступлением, а по магометанской вере и по толку мормонов дозволено и составляет обычное явление. Невозможно же требовать, чтобы судьи были знакомы с сущностью каждой религии, существующей, если не на всей земле, то в Империи, где всякая религия терпима, но только терпима. Главнейшие же основы всех исповеданий христианской религии, конечно, должны быть знакомы христианским судьям. И потому, нам кажется, что суд должен закрывать двери заседания каждый раз, когда по свойству дела усмотрит, что оно предосудительно для сущности религии христианской. Мы с умыслом подчеркнули слово сущности, чтобы дать этим понятие о том различии, которое должно быть делаемо между сущностью и обрядностью. Многие обстоятельства могут считаться предосудительными для религии, когда они касаются известных религиозных обрядов. И потому, если дело идет об обрядности православной религии; если дело таково, что эта обрядность ставится в такое положение, которое может быть оскорбительно для православного, оно должно быть признано предосудительным для православной религии. Если же дело идет об обрядности всякой другой христианской религии, то для того, чтобы сказать оскорбляется ли религия оскорблением или неуважением к той или другой ее обрядности, нужно знать эту обрядность, а требовать знания ее от наших судей так же невозможно, как невозможно знание сущности всех религий, ибо православные судьи обязаны знать обрядность только православной церкви. Поэтому мы думаем, что если суд не закроет дверей заседания по такому делу, подробности которого могут быть предосудительны для сущности всякой христианской религии и для обрядности православной церкви, то это может быть поставлено ему в вину; если же он не закроет дверей по делу, подробности коего могут быть предосудительны для обрядности всякой другой церкви и при том обрядности чуждой религии православной, он не может быть обвинен в этом, ибо он не может знать всех обрядов всех церквей.
326. Судебное заседание может происходить при закрытых дверях и в том случае, когда обе стороны будут о сем просить и суд признает просьбу их заслуживающею уважения.
Цель закона.I. Настоящая статья составляет второе исключение из общего правила, постановленного в 324 ст., — суд имеет право отступить от этого общего порядка и постановить рассмотреть дело в закрытом заседании, если обе стороны будут просить его об этом и он признает просьбу их заслуживающей уважения. Цель этого постановления закона заключается в том, чтобы дать возможность тяжущимся устранить огласку тех обстоятельств, которые не должны быть оглашаемы и должны составлять для других тайну их семейного, имущественного или иного положения, оглашение которого может иметь невыгодные для них последствия.
Условия допустимости его.II. Первое условие, необходимое здесь для отступления от общего порядка, заключается в том, чтобы об этом просили обе стороны, а второе в том, чтобы суд признал их просьбу уважительной. Относительно этого второго условия невозможно преподать никаких руководящих правил: одни и те же условия в известном быту могут быть признаны компрометирующими семейное или общественное положение и должны быть сокрыты от посторонних взглядов, тогда как в другом им не придается никакого значения: что для одной семьи составляет неприкосновенную тайну, охраняемую всеми возможными мерами, то в другой выставляется напоказ; обнаружение чего, по мнению одних, уже есть глубокое несчастье, по мнению других, — совершенно безобидно; что в глазах одного есть прискорбный факт, в глазах другого — обычное явление. Вот почему закон не дает суду никаких руководящих начал на предмет разрешения подобных просьб, но предоставляет все его свободному и бесконтрольному усмотрению. От него требуется только одно: он обязан рассмотреть поступившую от обеих сторон просьбу и, по рассмотрении ее, сказать свое слово. Как должна быть рассмотрена эта просьба и как должно быть объявлено разрешение ее судом, об этом опять ничего не говорится в законе; но из этого молчания уже нельзя вывести того заключения, чтобы и здесь предоставляли суду полный произвол: в уставе есть аналогичное правило, и суд должен руководствоваться им. Он должен рассмотреть просьбу сторон и постановить то или другое свое определение до рассмотрения дела. А так как вопрос идет и о том, что сторонам нежелательна огласка обстоятельств их дела, и так как они могут быть оглашены при рассмотрении ходатайства их о закрытии заседания, то рассмотрение такой просьбы их в публичном заседании должно ограничиться одним докладом о том, что сторонами подано прошение, в коем они просят о рассмотрении дела в закрытом заседании; самое же разрешение этого прошения должно быть сделано в совещательной комнате, а результат объявлен публично с запиской всего в протокол заседания (III объясн. к 325 ст.)
В какой форме стороны должны заявить свое ходатайство.III. Если же для разрешения ходатайства сторон должен быть принят такой порядок, то ходатайство сторон должно быть заявлено на письме, само собой разумеется, за общею их подписью. Заявления на словах, до нашему мнению, не может быть делаемо здесь потому, что оно может быть сделано только в публичном заседании суду, ибо никому другому оно но может быть делаемо; а просить об этом суд в публичном заседании очень трудно, так как для подкрепления сего ходатайства должно представить такие данные, которые должны убедить суд в уважительности его, а это равносильно обнародованию именно тех фактов, о сокрытии коих стороны ходатайствуют.
Что же касается первого условия, а именно того, что о закрытии дверей должны просить обе стороны, то мы должны заметить, что это условие не представит никаких затруднений в том случае, когда на каждой стороне имеется по одному лицу, или хотя и более, но все участвующие в деле подписывают просьбу. Когда же какую-либо сторону составляют два или более лиц, из коих одни ходатайствуют вместе с противной стороной о слушании дела при закрытых дверях, а другие в этом ходатайстве не принимают участия, то подлежит ли такое ходатайство рассмотрению суда, или должно быть оставлено без рассмотрения, как поданное не обеими сторонами? Советуют поступать так в этих случаях: по докладе существа заявленного ходатайства председательствующий должен спросить того из тяжущихся, который не просил с другими о закрытии дверей, согласен он на эту меру, если суд признает просьбу уважительной, или нет, и если последует утвердительный ответ, рассмотреть ходатайство, а в противном случае оставить ее без рассмотрения. Но совет этот не всегда удобоисполним: возможно, что кто-нибудь из неподписавшихся не явится в заседание, а если явится, то может потребовать объяснения тех оснований, на которых основана просьба других, что равносильно обнаружению тех именно фактов, о сокрытии которых и поступила просьба. Нам известен другой прием для удовлетворения такой просьбы, которой судьи сочувствуют: некто К предъявил иск к некоему Ж и своей родной матери об уничтожении купчей крепости, по которой мать его продала своему любовнику Ж принадлежавшее ее мужу и отцу К имение, которое Ж, действуя по полной доверенности г-жи К, укрепил за нею по праву давностного владения. В деле этом должны были обнаружиться обстоятельства, сильно компрометирующие и г-жу К и ее молодого сына, вынужденного обвинять родную мать в разврате, что и заставило их обоих подать коллективное прошение о рассмотрении дела в закрытом заседании. Известно было, что в интересах Ж не допустить закрытия дверей, так как в публичном заседании истец не мог представить всех тех данных, на основании которых иск его мог бы быть удовлетворен. Тогда суд, по рассмотрении этой просьбы, пришел к тому заключению, что она, как неподписанная обеими сторонами, не может подлежать рассмотрению. Но усматривая из дела, что рассмотрение его в открытом заседании явно предосудительно для общественной нравственности, закрыл двери на основании 525 ст., т. е. признал это необходимым по собственному усмотрению, на что действительно имел право, так как, по-видимому, и сенат признает подобные дела подлежащими разбору при закрытых дверях; по крайней мере он не нашел неправильным закрытие дверей для рассмотрения иска мужа к жене о признании прижитой ею дочери незаконнорожденной (75 № 407). Но такой выход мы опять не можем признать разрешающим занимающий нас вопрос: если в приведенном примере суд имел возможность усмотреть дело предосудительным для нравственности, то возможны другие дела, о рассмотрении которых при закрытых дверях будут ходатайствовать не все участвующие в них и в обстоятельствах, которых нельзя будет усмотреть ничего предосудительного ни для религии, ни для общественного порядка, ни для нравственности, а между тем обнародование их весьма нежелательно и вредно для некоторых из тяжущихся. На этот случай наше мнение таково: как бы ни было важно для некоторых из участвующих в деле лиц скрыть обстоятельства дела от публики, суд ни под каким видом не должен закрыть двери заседания по просьбе только некоторых тяжущихся, ибо следует всегда помнить, что законодатель, вводя принцип гласности гражданского судопроизводства, видел в нем залог и гарантию правильности отправления правосудия; а так как правильность отправления правосудия важна для каждого из тяжущихся, и так как она заключается отчасти и в точном исполнении всех внешних обрядностей, установленных для сего самим законом, то само собою разумеется, каждый может считать себя гарантированным в том, что дело его рассматривается с соблюдением всех предписанных законом условий только тогда, когда он видит и точное выполнение со стороны суда всех внешних обрядов и форм. Допустить же, что в подобных случаях некоторые из тяжущихся могут требовать закрытия заседания, когда другие этого не желают, значит допустить возможность нареканий и недостойных инсинуаций со стороны недобросовестных людей, которые могут разглашать, что суд вошел в стачку с некоторыми из тех тяжущихся, интересы которых не солидарны с остальными тяжущимися, и по их просьбе закрыл заседание не для чего иного, как для того, чтобы, не быв под контролем общественного мнения, разрешить дело не как следует по закону, а как нравится некоторым из тяжущихся.
Вот почему мы считаем, что по 326 ст. устава суд может закрыть заседание свое только тогда, когда об этом будут просить его все участвующие в деле и когда он, как сказано в законе, найдет эту просьбу уважительной по тем основаниям которые стороны ему представят.
При закрытии дверей по просьбе всех участвующих в деле, в изъяснение правила, по которому, при закрытии дверей по усмотрению суда или по требованию прокурора, каждому тяжущемуся предоставляется оставлять в зале заседания по три посторонних, по проекту дозволяется оставлять столько лиц, сколько они пожелают по общему согласию (ст. 177).
327. Доклад дела производится членом суда, на основании представленных тяжущимися к делу бумаг и документов.
328. Доклад производится, по усмотрению председателя, или словесно, или по записке, содержащей в себе краткое изложение обстоятельств дела.
Цель закона.Цель постановлений, заключающихся в этих двух статьях устава, вполне определенно высказана в мнении Государственного Совета, которое, посему, приводим здесь целиком: «По своду 1857 г., основанием для суждения по делу считается доклад, производимый канцеляриею. Таким образом, в каждом деле обязательное постановление письменного материала возлагается исключительно на лица, не принадлежащие к составу присутствия, не участвующие в суждении и не несущие на себе прямой ответственности за решение. Канцелярия становится постоянным посредником между делом и судьями, ибо чрез нее судьи получают сведении о содержании дела. Хотя суду и предоставляется для дополнения и поверки доклада дела требовать от секретаря словесных объяснений и чтения подлинных актов, но весьма естественно, что судья, незнакомый с делом по непосредственному изучению, не всегда может, по одному докладу, с достоверностью определить, какая часть дела и какое обстоятельство требует ближайшей поверки по документам, и во всяком случае, чтение некоторых документов не может заменить изучения дела во всей целости, которое необязательно ни для всего суда, ни для отдельных его членов. В этом порядке сам закон, установляя для доклада особый орган в составе суда, не принадлежащий к составу присутствия и не связанный с ним общей ответственностью, предоставляет судье ожидать от этого лица сведений о деле и полагаться на его сообщение, ибо судья имеет только право, но не состоит в непременной обязанности, изучать непосредственно производство во всем его материальном составе. Для устранения этого важного недостатка необходимо постановить правилом, что не канцелярия суда, а один из членов судебного присутствия обязан приступать к непосредственному изучению письменного производства и докладывать дело членам, вместе с ним участвующим в решении. Этот доклад должен быть предпочтительно словесный; но было бы стеснительно словесную форму доклада признать исключительно единственною формою: ибо в некоторых случаях удобнейшею формою доклада может служить краткое письменное изложение обстоятельств дела, но исключающее, впрочем, и словесных объяснений. Поэтому допускаются та и другая формы доклада и председателю предоставляется наблюдение за тем, чтобы письменная форма доклада не была употребляема напрасно, в ущерб более простой и естественной форме словесного изложения» (мотив под 328 ст.).
К этому мы должны прибавить, — правит. сенат признает доклад дела столь существенной формой судопроизводства, обеспечивающей устность и гласность суда, что находит невозможным отступления от этой формы даже и тогда, когда обе стороны согласны на это (02 № 120).
Закон не требует чтения подлинных бумаг и актов.II. Следует ли при докладе дела читать целиком все представленные сторонами бумаги и документы? Хотя из текста 328 ст. с очевидностью явствует, что чтение состязательных бумаг от слова и до слова вовсе не требуется законом, в котором сказано, что доклад должен содержать в себе краткое изложение обстоятельств дела, а для сего очевидно нет никакой надобности читать все поданные сторонами бумаги целиком, тем не менее непрочтение всей апелляционной жалобы при докладе дела было поводом к обжалованию решения суда; но правительствующий сенат не уважил жалобы, признав, что «закон не требует чтения в публичном заседании всех поданных сторонами бумаг, а одно изложение обстоятельств дела на основании сих бумаг и документов» (68 № 108); посему и подробное чтение тех актов, на которых стороны основывают свои права, также не требуется, коль скоро членом докладчиком будет сделано надлежащее изложение содержания этих бумаг и прочитано в подлиннике то из них, что относится к существу подлежащего для разрешения вопроса.
Когда сторона может требовать прочтения подлинных бумаг?III. Однако, часто случается, что член докладчик ограничивается лишь перечислением названий документов, представленных сторонами, не излагая сущности их содержания, и стороны к просят прочесть тот или другой документ, то или другое место из него. Спрашивается: подлежит ли такая просьба непременному удовлетворению, или удовлетворение ее должно зависеть от суда? Ввиду того, что доклад дела производится не для сторон, а для ознакомления с обстоятельствами дела тех членов присутствия, которые не знакомы еще с делом, — так как подробное изучение дела закон возлагает на одного только члена присутствия, а прочие должны ознакомиться с обстоятельствами дела из доклада, — то, по нашему мнению, разрешение означенного ходатайства должно быть всецело предоставлено усмотрению суда: найдут прочие члены его необходимым более близкое ознакомление с тем или другим документом, ходатайство стороны должно быть уважено, в противном же случае — оставлено без последствия. Но если сторона указывает на неверное изложение обстоятельств дела, на искажение смысла представленных ею документов, или на неправильность передачи сущности свидетельских показаний, заключения экспертов и т п., то за нею должно быть признано право требовать прочтения подлинников, ибо, при оставлении этой просьбы ее без уважения, представленные ею доводы и объяснения должны идти в совершенный разрез с тем, что было доложено, что, конечно, будет служить не к разъяснению истины, а к затемнению ее подобными противоречиями.
329. По объявлении докладчиком существа дела, начинается состязание сторон. Явка к заседанию одной только стороны не может служить препятствием к допущению этой стороны, при докладе дела, к словесному объяснению.
330. Словесное состязание тяжущихся заключается в изложении сперва истцом, а затем ответчиком как требований их, так и обстоятельств и доводов, на коих сии требования основаны.
I. Правило первой из этих статей постановлено на тот случай, когда, по неявке одной из сторон, словесное состязание, которое предполагает наличность двух сторон, делается немыслимым. Но так как полное выяснение обстоятельств дела может быть почерпнуто не из одних письменных актов, но также и из словесных объяснений сторон, то говоря везде о состязании, закон должен был предусмотреть и тот случай, когда состязание невозможно, ибо отсутствие правила о допущении явившейся стороны к даче словесных объяснений могло бы служить поводом к отказу ей в этом со стороны суда на том основании, что при неявке другой стороны состязания быть не может.
Вторая статья определяет исключительно только порядок, в котором должно производиться состязание: по силе ее, первое слово должно быть предоставлено истцу, а если их несколько — каждому из них; затем — ответчику, а если их несколько — каждому из них. Что же касается формы изложения объяснений тяжущихся, то хотя в этой статье и сказано, что тяжущиеся должны изложить как требования свои, так и обстоятельства и доводы, на коих сии требования основаны, но никаких руководящих для сего начал закон не преподает, предоставляя способ изложения избрать самому тяжущемуся. На тот же случай, когда изложения тяжущихся будут неясны, сбивчивы, неопределительны, — закон устанавливает правила, содержащиеся в 335 и 336 ст., которые мы рассмотрим при рассмотрении этих статей.
Явка стороны по удалении судей в совещательную комнату.II. Бывают случаи, когда одна из сторон опаздывает в заседание и является тогда, когда судьи удалились в совещательную комнату. Обязан ли суд допускать такого тяжущегося к словесным объяснениям, если явившийся тяжущийся этого требует? По разъяснению сената, разрешение этого вопроса в ту или другую сторону должно зависеть от председательствующего (99 № 73). Но само собою разумеется, удовлетворение такого ходатайства не может иметь места, если резолюция по делу состоялась и подписана. Причем мы имеем в виду резолюцию по существу дела, т. е. когда постановляется решение. Если же дело решается каким-либо частным определением, то постановление резолюции не должно стеснять председательствующего, ибо, во-1-х, всякое частное определение м. б. изменено и отменено судом, а во-2-х в известных случаях последствием представления объяснений запоздавшей стороной м. б. удовлетворение какого-либо частного его ходатайства, подобного тому, которое заявлено и противною стороною, как напр. — о допросе свидетелей, о выдаче свидетельства и пр.
331. При словесном состязании тяжущиеся могут приводить новые доводы к разъяснению обстоятельств дела, изложенных в поданных ими суду бумагах. В случае приведения новых обстоятельств или новых доказательств, неуказанных в тех бумагах, противной стороне предоставляется просить об отсрочке заседания.
332. Истец может уменьшить свои требования, заявленные в исковом прошении, но не вправе увеличивать их, изменять по существу или предъявлять новые требования, разве бы они истекали непосредственно из заявленных в исковом прошении.
333. Не считается увеличением или изменением требований по существу, когда истец выражает их определительнее, когда он присовокупляет к ним проценты и приращения, или, в случае отчуждения или утраты имущества, составляющего предмет дела, требует от ответчика возмещения ценности имущества.
Необходимость совокупного рассмотрения этих статей.I. Правила, заключающиеся в этих трех статьях, вытекают из одного общего всем им начала, выраженного вт 88 ст. Основных Положений гражданского судопроизводства: — «новые требования во время словесного состязания не допускаются» (мотив под 331 ст.) и преследуют одну общую всем им цель — точно определить права тяжущихся в отношении того, что ими может быть представляемо и требуемо во время словесного состязания, т. е. тогда, когда обмен состязательных бумаг окончен и дело поступило на рассмотрение суда; посему мы считаем необходимым рассмотреть постановление этих статей вместе.
Статьи 331—333 заключают в себе три рода правил.II. Для сего заметим, что они заключают в себе: 1) безусловное дозволение известных действий; 2) безусловное воспрещение других и 3) условное дозволение третьих. Безусловно дозволяется сторонам приводить новые доводы к разъяснению обстоятельств дела, изложенных в поданных ими суду бумагах; безусловно воспрещается истцу увеличивать свои первоначальные требования, изменять их по существу и предъявлять новые требования, если они не истекают непосредственно из заявленных в исковом прошении; условно дозволяется сторонам приводить новые обстоятельства и доказательства, неуказанные в состязательных бумагах, и истцу — увеличивать, изменять и заявлять новые требования, когда они вытекают из прежде заявленных, а также и уменьшать первоначальные. Каждое из этих дозволений и воспрещений требует подробного рассмотрения.
Значение безусловности права сторон приводить новые доводы.III. Из буквального смысла 331 ст. легко усматривается, что понятия слов обстоятельства и доказательства суть частные виды понятия слова доводы. Закон дозволяет приводить новые доводы без всякого ограничения; право же приводить новые обстоятельства и новые доказательства ограничивается правом противника требовать отсрочки заседания. Значит, чтобы установить, вправе ли сторона говорить на суде то-то без всякого ограничения, необходимо точнее определить понятия о доводах, обстоятельствах и доказательствах. Начнем с последних.
Что такое: а) доказательства,Доказательства суть данные, — в большинстве случаев реального свойства, — служащие к убеждению судей в бытии или небытии, в существовании или несуществовании известного факта. Они всегда указываются в законе.
б) обстоятельстваОбстоятельства — всегда реальные факты, события, действия людей, имеющие место при осуществлении или нарушении известного права.
и в) доводы.Доводы в обширном смысле — все, что сторона приводит в защиту своих прав и в опровержение прав противника, а в частном — это отвлеченные объяснения и освещения с известной стороны обстоятельств дела и подкрепляющих или опровергающих их доказательств, без каковых объяснений и освещений многие обстоятельства и доказательства могут быть не поняты судьями, неправильно истолкованы и вместо того, чтобы служить в пользу представляющего их, употреблены как орудие против него.
А так как каждое обстоятельство и каждое доказательство, играющие известную роль в деле, имеют свое фактическое и свое юридическое значение, то с какой бы стороны тяжущийся ни объяснил то или другое, т. е. для выяснения ли фактического или юридического значения известного факта или известного данного, суд не вправе отказаться выслушать эти объяснения, хотя бы они и приводились тяжущимся во время словесного состязания в первый раз, ибо для опровержения словесных объяснений не нужно ничего более, как дар слова, знание дела и его юридических основ, и если сторона по обладает этими качествами, то это должно быть поставлено в вину ей самой, не озаботившейся своевременно поручить защиту своих интересов знающему и опытному поверенному. Вот почему правительствующий сенат совершенно правильно говорит: «одно то, что каждый из представленных новых доводов и доказательств может вызвать с противной стороны особые возражения и привести суд в необходимость обсудить такие стороны дела и такие вопросы, которые при первоначальных доказательствах могли и не иметь места, не может колебать существа требований и оснований иска и не должно влечь за собою смешение понятий об основании иска и о доказательствах и доводах оного» (85 № 12).
Значение условности права приводить новые обстоятельства.IV. Иное дело приведение нового обстоятельства. Не всякий факт и не всякое событие, на которые указывает один тяжущийся, известны другому; а если известны, то не с той стороны, или известны также и другие факты, другие события, исключающие первые, уничтожающие те положения, которые выводит из них приводящий их. Указать на это, иногда подкрепить свое указание надлежащими доказательствами, далеко не всегда возможно вдруг, не приготовившись к этому, не собрав необходимых данных и доказательств, а потому, если лишить права тяжущегося просить об отсрочке заседания для собрания сведений, необходимых к опровержению вновь приведенного обстоятельства, значит, лишить его права защиты. Например:
а) А предъявляет к В, как к наследнику С, иск по заемному обязательству. В не подает ответа, но в первом заседании заявляет, что он не наследник С и не обязан платить за него долги, тогда как всем известно, что он принял наследство после С, живет в наследственном имении и распоряжается им, что и было причиной непредставления со стороны истца, не предполагавшего такого возражения, доказательств противному. Если бы закон не дозволял истцу просить об отсрочке, последний должен бы наверное проиграть свой иск, так как ответчик указывает на отрицательный факт и не может быть обязан подтвердить его доказательствами, а доказать противное лежит на обязанности истца; этот же последний не представил никаких доказательств, следовательно не доказал своего иска. Но правило 331 ст. выручает его: он просит отсрочку и к назначенному сроку представляет несомненные доказательства тому, что В наследник С и принял после него наследство;
б) X требует уничтожить контракт, заключенный им с Y, так как этот не заплатил ему в срок условной платы. Y подает ответ, при котором прилагает расписку некоего Z, управляющего имением X, из которой видно, что Y исполнил в точности свое обязательство. Истец не возражает против ответа, но в заседании суда говорит, что он никогда не уполномочивал Z на получение денег от Y и что Z никогда не был его управляющим. Здесь новое обстоятельство приводит уже истец, и так как оно опять отрицательного свойства, то обязанность опровергнуть возражение истца и доказать, что Z был уполномочен им или что он был его управляющим, должна быть возложена на ответчика, отказать которому в просьбе об отсрочке для представления этих доказательств — значит лишить его средств защиты и нарушить равноправность сторон.
Вот для сего-то и постановлено в законе рассматриваемое правило.
Значение условности права приводить новые доказательства.V. То же самое мы должны сказать и о значении условности права сторон приводить во время словесного состязания новые доказательства. Каждая из сторон должна знать те доказательства, на которых противная сторона основывает свои права, прежде, чем суд приступит к рассмотрению дела, чтобы она могла тут представить свои объяснения, для чего ей и сообщаются все данные, представленные ее противником. Не зная же этих данных, она, очевидно, не в состоянии дать против них какие-либо объяснения; представление же новых доказательств, как и приведение новых обстоятельств, должно бы ставить ее в положение невозможности защищаться, если бы право представления новых доказательств не было бы обусловлено тем, что противная сторона может просить об отсрочке заседания для ознакомления с содержанием и смыслом вновь представленных актов, для собрания данных, необходимых к подкреплению отвода против вновь приведенных свидетелей и т. п.
Необходимость дозволения приводить новые обстоятельства и доказательства.VI. Доказав необходимость ограничения права сторон представлять новые доказательства и приводить новые обстоятельства при словесном состязании тем условием, что противная сторона может просить об отсрочке заседания, мы, для полноты нашего объяснения, должны доказать и необходимость неограничения права сторон в средствах защиты возложением на них обязанности представлять все данные только при обмене состязательных бумаг, как это требуется 263 и 315 ст. Хотя, по правилам, изложенным в этих двух последних статьях устава, истец обязан представить доказательства своего иска при самом исковом прошении, а ответчик доказательства своего возражения при ответе, но правила эти предусматривают тот случай, когда тяжущийся, не зная еще всех тех возражений и тех объяснений, которые будут представлены его противником, считает представление такого-то доказательства вполне достаточным для подкрепления своих прав; между же тем возможно, что противник своими доказательствами поколеблет доказательную силу представленных данных, так что, без подкрепления их новыми доказательствами, они будут отвергнуты судом. Представить же эти новые доказательства до начала словесного состязания невозможно иногда потому, что обмен бумаг заключен, а иногда потому, что опровержение последует только во время словесного состязания.
Из сказанного следует, что рассматриваемое правило вполне справедливо и правомерно и что при отсутствии его тяжущиеся не имели бы всех средств защиты. А так как невозможно определить с точностью, мог ли тяжущийся знать то или другое обстоятельство, или иметь то или другое доказательство прежде слушания дела, то закон и не ограничивает прав его представлять их при словесном состязании дозволением ему представлять лишь те доказательства, или приводить лишь те обстоятельства, которые ему сделались известны после заключения письменной подготовки.
Так это понимается и сенатом, в одном из решений коего разъяснено, что новые доводы и доказательства могут быть представляемы во всяком положении дела, даже и непосредственно во второй инстанции, и одно то, что каждый из представленных доводов и доказательств может вызвать с противной стороны особые возражения и привести суд к необходимости обсуждать такие доводы и вопросы, которые при первоначальных обстоятельствах дела не могли иметь места, не может колебать существа требований и оснований иска и не должно влечь за собою смешение понятий об основании иска и о доказательствах и доводах (85 № 12). Право это, однако, может принадлежать тяжущимся лишь до момента, когда стороны прекратят словесные объяснения и суд приступит к постановлению резолюции по существу дела (75 № 1092; 05 № 38), т. к. постановлением резолюции по существу спора дело почитается решенным.
Стремление к ограничению этого права сторон.Несмотря, однако, на это, далеко не все признают рассматриваемое правило справедливым. С точки зрения некоторых юристов, широкое право сторон представлять новые доказательства во всяком положении дела и без всякого ограничения служит источником злоупотреблений, направленных к затягиванию процесса во вред противной стороне. Не будем отрицать, что иногда это и так, но признаем безусловно несправедливым лишать тяжущихся средств защиты принадлежащих им прав всеми зависящими от них мерами, находя вместе с тем, что никакие меры ограничения не помогут делу, не искоренят возможных злоупотреблений, а выяснение истины крайне затруднят. Не можем поэтому признать целесообразным правило, проектированное составителями нового устава, заключающееся в том, что право тяжущихся представлять все имеющиеся у них доказательства ограничивается первым словесным состязанием по существу дела: «если тяжущийся после указанного срока представит или приведет новые доказательства и вследствие этого произойдет замедление дела, то суд может возложить на него все или часть судебных издержек, хотя бы решение было постановлено в его пользу» (ст. 182). Прежде всего укажем на то, что затягивание процесса делается со стороны тех, которые не имеют шансов на выигрыш, вследствие чего создаваемая проектом угроза подвергнуться платежу судебных издержек равна нулю. Эти издержки им все равно придется платить, что им хорошо известно; но дело не в этом, а в том, чтобы затянуть процесс и принудить противника пойти на уступки. Таким образом проектируемая мера направляется не против тех, которые изыскивают средства к затягиванию процесса, а против тех, которые такими затяжками вынуждены представлять доказательства, в коих при нормальном ходе процесса не представилась бы надобность, т. е. против тех, на чьей стороне правда. Кроме того, недобросовестные тяжущиеся имеют тысячи способов тормозить процесс, почему же только один из них воспрещается под страхом известного наказания?
Далее: последним днем представления доказательств или ссылки на них назначается день первого словесного состязания по существу дела. Что это значит? Слово «состязание» предполагает представление словесных объяснений обеих сторон. Следовательно, доколе обе стороны не явятся в суд, состязания между ними не может быть, и каждая из них может заявлять суду бесчисленное множество ходатайств о принятии от нее того или другого доказательства, об оказании ей содействия к разысканию того или другого документа и т. п. Наконец сторона, пропустившая срок на представление новых доказательств в суд первой инстанции, разве лишена права представлять их во вторую? Конечно, нет. Следовательно, если тяжущийся, опасаясь последствий, которые могут постигнуть его за неблаговременное представление доказательств, воздержится от представления их в первой степени суда, то вторая инстанция примет их и должна будет войти в их поверку что никоим образом не может содействовать ускорению процесса.
Можно привести еще другие соображения в подтверждение того, что проектированное правило и несправедливо и нецелесообразно, — думаем что и сказанного достаточно. Правильнее было бы оставить ныне существующие правила в своей силе, тем более, что:
Вправе ли суд отказаться от принятия новых доказательств.VII. Выражение закона — тяжущиеся могут приводить новые доводы, не оставляет, кажется, сомнения в том, что раз сторона представляет новое доказательство, суд не вправе не принять его или оставить без рассмотрения. Но, однако, если это правило, как было говорено выше, постановлено в интересах тяжущихся, то каждый из них может пользоваться этим правом в тех только пределах, в которых это пользование не нарушает прав противной стороны. Раз же сторона, пользуясь своим правом, нарушает этим права своего противника, суд должен стать на стороне этого последнего и отказать в принятии к рассмотрению таких доказательств, представление которых делается без соблюдения порядка, установленного для сохранения равноправности обеих спорящих сторон. Равноправность же сторон по отношению предоставления им всех средств к защите их прав состоит в том, чтобы сторона была поставлена в известность о том, что представляется противником ее, дабы против представленного иметь возможность возражать. Средством же для поставления в известность одной стороны о представленном другою служит предъявление первой того, что представлено другой. Предъявление же это может быть сделано в редких случаях иначе, как сообщением копий представленных документов, для чего сторона, представляющая новые доказательства, обязана вместе с тем представить и столько копий представляемого, сколько лиц составляют противную сторону. Раз же, тяжущийся, представляя в самом заседании тот или другой документ в подтверждение своих прав, не представляет надлежащего числа копий оных или переводов на русский язык, когда подлинники написаны на иностранном языке, суд имеет право не принять представляемых доказательств или оставить их без рассмотрения (69 № 48; 78 № 292; 79 № 296; 82 № 154; 83 № 92) и не оставлять их без движения, применяясь к 269 ст., так как «в противном случае, от произвола той или другой стороны зависело бы одним только представлением документа без копий, для сообщения оной противной стороне, отсрочить рассмотрение дела и в таком случае, когда в такой отсрочке не представлялось достаточного основания и когда замедление в разрешении дела могло принести существенный вред противной стороне» (78 № 292). Но если доказательства представляются ранее дня заседания для слушания дела, то сенат признает суд обязанным оставить их без движения в порядке 269 и 270 ст. (82 № 154 и 83 № 92) и потребовать представления копий, которые, по нашему мнению, если тяжущийся не желает, чтобы его доказательства были оставлены без рассмотрения, должны быть непременно представлены к моменту слушания дела, иначе опять от произвола тяжущегося будет зависеть приостановление дела, так как, зная, что представляемые без копий документы в день заседания, по вышеприведенным разъяснениям сената, будут оставлены без рассмотрения, а представляемые до этого момента — без движения, он будет представлять их накануне заседания, вследствие чего суд не успеет объявить ему об оставлении их без движения и должен будет волей-неволей отсрочить заседание.
В других случаях суд может не принять представляемых стороной доказательств, когда они такого рода, который в известном случае законом не допускается, или посредством которых невозможно установить спорного факта, как например, когда выставляются свидетели в подтверждение фактов, подтверждение коих свидетельскими показаниями закон не допускает; или когда требуют произвести местный осмотр там, где нет уже ни малейших следов того, что послужило основанием спора — для определения, напр., количества срубленных дерев на месте, уже несколько лет распаханном под поле и т. п. Отказать же в принятии новых доказательств на том единственно основании, что стороны обязаны представлять свои доказательства при состязательных бумагах, а позднее представление их является несвоевременным, — суд ни под каким видом не имеет права ввиду категорического разрешения закона представлять их и при словесном состязании, хотя, как это видно из сенатской практики, наши судебные установления не раз отказывались от рассмотрения новых документов именно потому, что они не представлены при состязательных бумагах (73 № 1397; 74 № 82; 75 № 139, 861; 76 № 76; 77 №№ 77, 155 и мн. др.).
Иное дело, когда сторона не представляет новых доказательств, а лишь, ссылаясь на них, просит об отсрочке заседания для представления этих новых доказательств. В этом случае суду должно быть предоставлено право обсудить такое ходатайство и определить значение этих доказательств. Если же ссылающийся на иих тяжущийся не объясняет, какое значение могут иметь указываемые ими доказательства, он вправе оставить такое ходатайство без уважения (00 № 115).
Всегда ли суд обязан удовлетворять просьбу стороны об отсрочке.VIII. Так как в законе сказано, что в случае приведения новых обстоятельств или новых доказательств противной стороне предоставляется просить об отсрочке заседания, и при этом не указано, обязан ли суд удовлетворить эту просьбу во всяком случае, то, естественно, рождается вопрос, право ли суда или обязанность удовлетворить такое ходатайство? В сенатской практике вопрос этот разрешается различно: первоначально сенат признавал за судом безусловное право разрешать подобные просьбы по своему усмотрению (68 № 856; 71 № 553), затем он указал на то, что суд имеет право отказать в просьбе об отсрочке в том лишь случае, когда признает представленное доказательство не имеющим влияния на дело (75 № 452; 77 № 224), для чего он обязательно должен войти в рассмотрение вновь представленных документов и установить значение и важность их (72 № 805; 75 № 266), и, если признает документ существенно важным для дела, то обязан дать просимую отсрочку (80 № 213), объявив об этом на словах с назначением нового дня заседания (74 № 430); если же он не находит нужным удовлетворить просьбу об отсрочке и отказывает в таковой, то отказ этот должен быть мотивирован в решении (75 № 266). Кроме того, удовлетворение ходатайства об отсрочке для ознакомления с документом, представленным ранее дня слушания дела, он ставит еще в зависимость от того, имел ли противник представившего документ возможность ознакомиться с ним до слушания дела, или нет (70 № 637; 76 № 265); а так как для такого ознакомления противной стороне должна быть сообщена копия представленного документа, то несообщение ей копии в указанное ею местопребывание в порядке, установленном для сообщения тяжущимся бумаг, уже обязывает суд уважить просьбу об отсрочке (77 № 224).
Нельзя не согласиться ни с тем, что суд имеет право разрешить ходатайство об отсрочке но своему усмотрению, ни с тем, что отказ его в этом ходатайстве должен быть основан на соображениях как о том, имел ли возможность тяжущийся ознакомиться с представленными вновь доказательствами, или нет, так и о том, имеют ли представленные данные существенное значение для решения дела или не имеют, ибо рассматриваемое правило постановлено в интересах сторон, и суд обязан стоять на страже этих интересов и ни в каком случае не лишать их всех возможных средств к защите.
В заключение настоящего объяснения мы должны указать еще на то, что сторона не имеет права обвинить суд в неотсрочке заседания, если она не требовала отсрочки, ибо, — хотя мы и считаем, что суд не лишен права отложить заседание и по своему усмотрению, когда ему будут представлены новые документы, без внимательного ознакомления с содержанием которых он не может выяснить дела вполне и постановить правильное решение, — но во всяком случае это не обязанность суда, неисполнение которой ставило бы его в ответственное положение. Почему, сторона, находящая отсрочку необходимой для себя, должна заявить о том суду, и, в случае неудовлетворения ее ходатайства, требовать занесения об этом в протокол, иначе указание ее на такой отказ в жалобе на решение суда будет признано голословным (81 № 170; 83 № 75).
Причины, дозволяющие истцу изменять свои требования.IX. Закон безусловно запрещает истцу изменять свои требования по существу, увеличивать их и предъявлять новые, если они не вытекают непосредственно из заявленных в исковом прошении. Следовательно, если изменяемые требования вытекают непосредственно из заявленных в исковом прошении, то они могут быть и изменяемы по существу и увеличиваемы и предъявляемы вновь. Это отступление от общего правила следует объяснить тем, что законодатель не мог не предусмотреть возможности таких случаев, когда, в силу изменившихся, не по вине истца, обстоятельств, удовлетворение первоначального требования окажется почему-либо невозможным, несмотря на то, что право, на котором истец основывает свой иск, должно быть признано за ним, или когда, вследствие неправильных действий ответчика, это самое право его увеличится в своем объеме и посему, безусловное воспрещение увеличивать или изменять первоначальные требования влекло бы ни к чему иному, как к совершенно безнужному и обременительному и для суда и для сторон вторичному рассмотрению того же самого спора, а иногда и к предосудительному, быть может, противоречию в разрешении одного и того же вопроса.
Причины, заставляющие закон не считать некоторые изменения таковыми.X. Конечно, предусмотреть все возможные изменения обстоятельств, могущие поставить истца в такое положение, при котором он не в состоянии осуществить своего действительно нарушенного ответчиком права, не представляется никакой возможности. Но некоторые случаи таких перемен в обстоятельствах до такой степени обыкновенны, естественны и неизбежны в жизни, что нельзя и не предусмотреть их вперед и нельзя не гарантировать истца и не избавить его от той более или менее сложной процедуры заявления суду о происшедшем изменении обстоятельств и вызванной этим необходимости изменения иска, которую необходимо установить на те случаи, когда вопрос о том, вытекает ли заявляемое изменение непосредственно из искового прошения, или нет, может представиться спорным. Вот почему законодатель счел возможным не считать даже увеличением или изменением исковых требовании некоторые, все-таки, изменения и увеличения, особенно часто повторяющиеся в практике, и постановить правило, составившее содержание 333 ст.
Какие изменения не считаются таковыми.XI. По силе этой статьи, «не считается увеличением или изменением требований по существу, когда истец выражает их определительнее, когда он присовокупляет к ним проценты и приращения, или, в случае отчуждения или утраты имущества, составляющего предмет дела, требует от ответчика ценности имущества». Раз же поименованные здесь увеличения или изменения сам закон не считает таковыми, истец всегда имеет право заявить их без соблюдения того порядка, который установлен в следующей 334 ст. для заявления о таких изменениях, которые хотя и дозволены законом, но все-таки считаются изменениями. В силу этих соображений, мы считаем совершенно неправильным то разъяснение сената, в котором он говорит: совокупный смысл 332 и 333 ст. уст. гр. суд. показывает, что истец может изменить заявленные им в исковом прошении требования лишь в пределах, самим законом определенных» (т. е. в пределах 333 ст.): «но и в этом последнем случае он должен, на основ. ст. 334, заявить о том суду письменно в то же заседание» (75 № 671). Нечего истцу заявлять суду письменно о таком изменении, которое по закону не считается изменением; он должен сделать это тогда, когда он заявляет о таком изменении, которое, как он полагает, дозволено законом, но считается изменением. Это разъяснение тем более неправильно, что сенат, устанавливая в нем тот принцип, что будто закон не допускает иных изменений, как изменения, перечисленные в 333 ст., в целом ряде других своих решений, которые будут приведены ниже (см. XIII, XIX и XXII объясн. к этой ст.), допускает возможность изменений и не поименованных в 333 ст.
Правило 333 ст. не допускает распространительного толкования.XII. Не следует, однако, забывать, что правило 333 ст. есть исключение из общего правила, а потому и должно быть рассматриваемо как исключение, т. е. толкуемо ограничительно; никакое изменение исковых требований, кроме изменений, показанных в этой статье, не должно быть рассматриваемо не как изменение и не должно быть заявляемо суду в порядке, отличном от указанного в следующей 334 ст. Но для того, чтобы иметь руководящую нить к распознаванию, составляет ли известное изменение такое, которое не считается изменением, необходимо более точно установить, что закон понимает под словами — более определительное выражение, проценты, приращение, и в каких случаях требование самого имущества может быть заменяемо требованием ценности его.
Более точные формулировки требования не есть изменение.Конечная цель всякого гражданского иска — восстановить нарушенное ответчиком право истца чрез посредство органов судебной власти. Но для того, чтобы восстановление нарушенного права могло быть осуществимо, этим органом судебной власти должен быть указан тот путь, которым возможно достигнуть реального восстановления нарушенного посредством принятия против ответчика таких понудительных мер, которые бы заставили его сделать то, что он обязан сделать в силу присудившего его к тому судебного решения, но добровольно сделать чего он не желает. С другой же стороны, судебное установление, постановляя решение в пользу истца, не имеет права выйти из пределов заявленных истцом требований и, если признает доказательства его справедливыми, обязано удовлетворить его требование в том виде, в каком оно заявлено истцом. Но весьма часто исковые требования предъявляются в такой форме, что постановление об удовлетворении их не может получить того реального осуществления, при котором только и возможно желаемое для истца восстановление права, для достижения чего он и предъявлял свой иск. Конечно, неуменье выразиться так, чтобы получить реальное осуществление своих требований, можно было бы поставить в вину истца и не дозволить ему исправления допущенной им же самим ошибки, но такое строгое отношение к незнанию, а иногда и к невежеству истца влекло бы за собою что-то вроде насмешки: право за тобой признано, но осуществить его ты не можешь потому собственно, что ты не успел выразить своего желания в форме, доступной осуществлению, — что, само собою разумеется, противоречило бы той цели, с которой государство учреждает суды. Посему, законодатель снисходительно смотрит на неуменье просителя выразиться настолько точно, чтобы удовлетворение его иска имело для него реальные последствия, и дозволяет ему изменить форму своего требования во время процесса, когда тем или другим путем он сознает свою ошибку, требуя от него только одного — не изменять существа своего требования. В таком изменении формы искового требования закон не считает нужным видеть изменение самого требования и дозволяет истцу без всякого ограничения неясно или неопределенно выраженное требование выразить яснее и определеннее. Так:
а) вместо требования по 95 коп. с квадратной сажени за склад дров на дворе истца, по 75 коп. с сажени за наем двора и по 5 коп. за караул дров (70 № 437);
б) вместо требования о наложении ареста на заложенную движимость для удовлетворения взыскания залогодержателя, требование об обращении взыскания на заложенную движимость (72 № 975);
в) вместо требования об изъятии из владения ответчиков недвижимого имения, неправильно признанных имеющими наследственные права на то имение, требование об уничтожении полученного ответчиками ввода на него (77 № 360);
е) вместо требования об определении высоты вододержания на производящей подтоп мельнице, требование об обязании ответчика понизить воду на столько, чтобы мельница истца не подтоплялась (79 № 154);
ж) вместо требования уничтожения арендного договора потому, что он препятствует истцу осуществить свое право, предоставляемое ему по 1129 ст. уст. гражд. суд., требование об уничтожении его потому, что он нарушает права истца, как залогодержателя (81 № 158);
з) вместо требования о восстановлении владения засеянной землей, — требование о праве на урожай, снятый ответчиком после предъявления иска (72 № 730);
и) вместо обязания ответчика уничтожить сделанное им и нарушающее право истца сооружение, требование о воспрещении ответчику на будущее время возводить периодически то сооружение (80 № 54);
і) вместо требования о возвращении денежных знаков, данных ответчику под сохранную расписку — требование об уплате стоимости их, когда ответчик возражает, что те знаки он взял не на хранение, а в заем (68 № 89; 78 № 124) и т. п.
Изменение закона не есть изменение требования.XIV. Сюда же следует отнести и изменение закона, который положен в основание первоначального требования, или ссылку на другое узаконение, так как рассматриваемое правило, воспрещая изменять требование иска, не воспрещает изменять закона, на котором истец основал свое требование, ибо точная ссылка на закон есть обязанность суда, а не тяжущихся. Посему сенат не признавал изменениями:
а) истец просил уничтожить договор аренды потому, что отец его, отдавший по этому договору земли, в аренду ответчика, не имел на нее права собственности, а потом указывал на закон, воспрещающий одному совладельцу (каковым был его отец), без согласия других распоряжаться общей собственностью (74 № 285);
б) истец требовал уничтожения завещания по несоблюдению порядка, указанного в 1081 ст. т. X ч. 1, а потом и по нарушению 1054 ст. (77 № 14);
в) первоначально истец просил признать сделку на продажу леса недействительной, потому что она заключена без согласия банка, в котором имение было заложено, а потом указал на то, что она заключена в противность 1529 ст. зак. гражд. (79 № 170) и т. п.
Изменение квалификации акта не есть недозволенное изменение.XV. Точно также и изменение квалификации акта не есть изменение искового требования, так как основание иска не зависит от названия акта, по которому производится требование, а от его внутреннего содержания. Посему не признаны изменениями:
а) истец предъявил иск по задаточной расписке, а потом эту расписку ставил как доказательство получения ответчиком денег (72 № 684);
б) истец требовать возвращения задатка на основании задаточной расписки, а когда представленная расписка не была признана соответствующей задаточной, назвал ее домашним договором купли-продажи (81 № 112); и т. п.
О каких процентах говорит 333 ст.XVI. По отношению правила 333 ст. о праве истца увеличивать исковые требования присовокуплением к отыскиваемой сумме процентов, мы должны остановиться на решениях сената (70 № 1150; 73 № 1470; 75 № 429 и 84 № 45), в которых разъясняется, что, по закону, не считается увеличением иска ходатайство истца о присуждении процентов, только наросших во время производства дела, т. е. со дня предъявления иска, а не тех, которые наросли на отыскиваемую сумму ранее этого момента, требовать которые истец имел право при самом предъявлении иска и которых не требовал по своему ли собственному упущению, или по каким-либо другим причинам. Хотя ни в одном из этих решений означенное разъяснение ничем по мотивировано сенатом, но тем не менее, ввиду того, что было сказано выше о цели закона, устанавливающего правила 332 и 333 ст., оно должно быть признано правильным, ибо требование о взыскании таких процентов, о которых истец имел возможность предъявить в исковом прошении и не предъявил по собственной своей вине, не вытекает из той перемены обстоятельств, которая произошла независимо от воли истца. Кроме того, означенное разъяснение подтверждается еще и тем постановлением закона, в силу которого истец обязан включить отыскиваемые им по день предъявления иска в цену последнего; раз же он этого не делает, следовательно и не отыскивает их этим иском.
Что такое приращение?XVII. Но что следует считать приращением? Если нельзя не считать и процентов приращением, то во всяком случае проценты составляют лишь частный вид приращения, которое возможно и не в виде условного или определенного законом вознаграждения за пользование чужим капиталом, а в виде естественного увеличения спорного имущества, как например: приплод скота, последовавший во время производства дела; увеличение территории появлением на реках островов (ст. 427 т. X ч. 1) или приращением берега (ст. 428); разного рода обзаведения, улучшения имения, которые за это время сделает незаконный владелец и которые, по силе 611 ст. т. X ч. 1, должны составить принадлежность имения и т. п. По нашему мнению, только такого рода приращения должны считаться приращением в тесном смысле слова, но сенат идет далее: он называет приращением и доход, полученный ответчиком с отсужденного, но не переданного еще истцу имения за время со дня предъявления иска о взыскании дохода, полученного до момента постановления решения (77 № 67). Однако, едва ли правильно сенат называет это приращением, так как в противном случае следует считать приращением и ту арендную плату, срок платежа которой наступит во время производства дела о взыскании прежде но заплаченной аренды, как например: ответчик обязан платить истцу аренду 1 марта и 1 сентября; 1 марта он не платит; истец предъявляет иск, производство которого затягивается до половины сентября; но и 1 сентября ответчик не заплатил — можно ли считать эту вторую плату приращением первой? Конечно нельзя, ибо эта вторая плата составляет особую, самостоятельную обязанность ответчика, и особое самостоятельное право истца. Правда, здесь есть некоторая разница, заключающаяся в том, что уплата аренды в каждый отдельный срок имеет особое основание, и неплатеж одной может быть следствием совершенно других отношений ответчика к истцу, чем неплатеж другой, тогда как обязанность ответчика заплатить истцу доходы с отсужденного имения за все время незаконного владения — одно, и одно право истца на взыскание всего дохода. Но в таком случае было бы более правильным признать требование той части дохода, которую ответчик получил после предъявления иска о прежде полученной части, хотя и дозволенным 322 ст. увеличением иска, но все-таки увеличением, заявление о котором должно следовать порядку, указанному в 334 ст., ибо это увеличение искового требования является не результатом ошибки или произвола истца, а неправильного действия ответчика, продолжающего получать то, что ему не следует (IХ и XII объясн. к этим ст.).
Когда вместо имущества в натуре можно требовать его стоимость.XVIII. Случаев, когда истец вынужден требовать стоимость имущества вместо самого имущества в натуре, весьма много — ответчик потерял спорную вещь; вследствие небрежения его она уничтожилась пожаром; он сам продал ее; ее продали на удовлетворение его долга и т. п. А так как в законе сказано, что не считается изменением, когда истец требует возмещения ценности имущества вследствие отчуждения или утраты его, то какие бы ни были причины того, что ответчик не может возвратить спорного имущества в натуре, требование истца о взыскании стоимости того имущества не должно считаться изменением искового требования по существу. Так, правительствующий сенат не признает изменения исковых требований и в том случае, когда во время производства дела об освобождении имущества от описи и продажи за долг одного из ответчиков другому, спорное имущество будет продано и истец будет требовать, вместо проданного, взыскания стоимости его (80 № 127).
Примеры дозволенных изменений.XIX. Вот все те исключения, по которым изменения исковых требований не считаются, по закону, изменениями. Все же другие изменения не могут не почитаться изменениями, будут ли они принадлежать к тем, которые дозволено, или которые не дозволено делать при словесном состязании, или которые вовсе не дозволены. Для большего же выяснения того различия, которое должно быть между этими последними тремя видами возможных в практике изменений, приведем несколько примеров:
А) Изменения, дозволенные законом.
а) жена, прогнанная мужем, предъявила иск об обязании ее мужа принять ее для совместного жительства; когда же муж на суде заявил, что он ни под каким видом не пустит жены в свой дом, жена просила присудить мужа к выдаче ей содержания сообразно его средств;
б) иск был предъявлен к двум векселедателям о взыскании с них нераздельно следующего по векселю долга; когда же один из них не признал себя обязанным отвечать, потому что выдал вексель в несовершеннолетии, то истец просил взыскать всю долговую сумму с одного правоспособного должника (70 № 608);
в) первоначально истец просил обязать ответчика закрыть прорываемый им канал для спуска воды из протока реки, на которой находилась мельница истца, мотивируя это требование тем, что с прорытием этого канала река изменит течение: во время же производства дела ответчик, строивший на протоке мельницу, сделал возле неё углубление для собирания воды, и истец просил обязать его засыпать и это углубление и самый проток (81 № 84);
г) истица просила восстановить ее право участия частного, нарушаемое ответчиком тем, что он устроил помост для возки льда в двухэтажный свой ледник, так как помост этот заслоняет ход в усадьбу истицы и грозит опасностью от падения на ее двор кусков льда; до разрешения дела ответчик снял этот помост, но с тем, чтобы периодически устраивать его каждый раз во время возки льда, и истица изменила свое первое требование на требование о воспрещении ответчику навсегда устройство подобных помостов (80 № 54), и т. п.
Примеры недозволенных изменений без изменения оснований иска.XX. Б) Признаны недозволенными изменениями во время производства дела:
а) вместо первоначального требования о присуждении 305 ведер спирта, о присуждении 400 ведер (75 № 671);
б) вместо первого требования 150 руб. за порчу квартиры, требование еще 220 руб. за отделку другой квартиры, потерю времени на переезд и издержки на контракт (73 № 1020);
в) вместо требования доходов с имения с момента, когда неправость его владения стала известна ответчику, требование доходов с момента, когда ответчику сделалось известным духовное завещание, по коему то имение перешло к истцу (73 № 1189);
г) вместо требования 50 руб. за ведение дела по условию, требование 113 руб. по таксе (71 № 1215);
д) кроме требования о присуждении долга по закладной, — требование о присуждении и неустойки (72 № 956) и т. п.
Примеры измененного основания иска.XXI. В) Изменения, признанные недозволенными ни в каком случае:
а) вместо требования 400 руб. по завещанию, требование тех же денег как жалованья за службу (73 № 1096);
б) вместо требования за утраченный бархат, отданный ответчику в залог, требование за тот же бархат, как отданный на комиссию (74 № 345);
в) вместо требования о присуждении железной дороги уплатить истцу долг из имущества, находящегося во владении дороги и принадлежащего третьему лицу, требование о взыскании с самой дороги той же суммы (76 № 74);
г) вместо требования о признании наследственных прав после деда истца, требование о признании наследственных прав после матери его (79 № 333);
д) истец предъявил иск к одному лицу, а когда оказалось, что обязан отвечать другой, просил привлечь этого другого ответчика и взыскать с него то, что он просил взыскать с первого (69 № 164);
е) вместо требования о признании за истцом права собственности, требование о признании права владения (69 № 914);
ж) вместо требования о присуждении известной суммы за труд, — требование о присуждении той же суммы в виде дара (83 № 96) и т. п.
В чем различие дозволенных и недозволенных изменений.XXII. Если теперь сравнить между собою все эти примеры, взятые из практики, то нетрудно заметить следующее между ними различие: в каждом примере первой группы (А) измененное требование вытекает из того же основания, из которого вытекает и первоначальное, и при том, это измененное требование не только имеет тесную связь с первоначальным, но является как бы следствием его, заставляющим истца, помимо его воли, изменить прежнее или предъявить новое, чтобы укрепить за собою то право, о защите которого и был предъявлен иск; в каждом же примере второй группы (Б) измененное требование хотя и вытекает из того же основания, что и первоначальное, но не является следствием этого последнего, заставляющим истца, помимо его воли, делать то изменение, которое он делает, а есть следствие его собственного усмотрения, собственного произвола, или его собственной ошибки, неосмотрительности, или небрежения к своим интересам. Посему, если закон считает возможным стать на сторону истца, когда обстоятельства, не зависящие от него, ставят его в положение необходимости изменить свое первое требование, то он не видит никакой нужды ограждать интересы того истца, который сам не желает охранять их надлежащим образом (74 № 457). Вот эти-то основания и должны быть принимаемы во внимание каждый раз, когда приходится разрешать вопрос о том, вправе ли истец изменить свое требование и дозволено ли это изменение 332 ст., или нет. Что касается примеров третьей группы (В), то из каждого из них видно, что измененные требования вытекают совершенно из других оснований и ничего не имеют общего с первоначальным, а потому, как новые иски, должны быть предъявляемы отдельно и никаким образом не могут быть ни присоединяемы к первым, ни заменять их собою.
Условия, ограничивающие право истца уменьшать свои требования.XXIII. Выше мы сказали, что право истца уменьшать свои исковые требования также не безусловно. И действительно: даже в тех случаях, когда истец безусловно навсегда отказывается от части своего права, на которую он уменьшает первоначальное требование, он может уменьшить его, но при том условии, что если иск его не будет признан правильным, он должен вознаградить ответчика за ведение дела с полной суммы иска, т. е. как с той, которую он продолжал оспаривать, так и с той, от которой добровольно отказался, или на которую уменьшил свое требование (78 № 49; 82 № 53). Если же при уменьшении своего требования он не отказывается навсегда и бесповоротно от того, на что делает уменьшение, и оставляет за собою право предъявить особый иск об этой части при условиях, более благоприятных для себя и менее благоприятных для ответчика, то от этого последнего должно зависеть, допустить ли это уменьшение, или требовать разрешения спора по отношению всех заявленных требований, подобно тому, как и в случае, когда истец просит о прекращении всего иска с правом возобновления его в будущем (76 № 150; 79 № 388). Затем, третье условие, необходимое для того, чтобы истец имел право уменьшить свое требование, заключается в том, чтобы уменьшение было действительным уменьшением, а не скрывало под собою недозволенного изменения иска или изменение самых оснований его.
Примеры дозволенного уменьшения исковых требований.XXIV. Так:
а) истец, предъявивший требование о взыскании известной суммы, может просить о взыскании меньшей суммы;
б) предъявивший иск о целом наследстве может просить о присуждении ему только части этого наследства;
в) предъявивший иск о признании за ним права собственности на часть общего с ответчиком имения и о передаче в его исключительное владение этой части, может просить о допущении его, по признании права собственности, к общему с ответчиком владению;
г) предъявивший иск о восстановлении владения целым имением может требовать восстановления владения только тою частью этого целого, которая оказывается в незаконном владении ответчика;
д) предъявивший требование о понуждении ответчика к передаче имущества в пользование на весь срок, условленный в договоре, может просить о понуждении его к передаче имения на то время, которое остается до окончания условленного срока;
е) предъявивший иск о признании давности владения на землю за межою генерального межевания, может отказаться от участка, прилегающего непосредственно к генеральной меже (77 № 267) и т. п.
Примеры недозволенного уменьшения иска.XXV. Напротив того, истец не может требовать:
а) вместо большей суммы следующего ему с ответчика долга, меньшую, которую ответчик обязан уплатить ему в исполнение завещания их общего наследодателя;
б) вместо права собственности, право владения (69 № 914);
в) вместо восстановления владения всем имением, изъятия из владения ответчика части его за нарушение договора найма;
г) вместо возвращения многих вещей, по праву наследства, возвращение только некоторых из них по договору поклажи и т. п., так как во всех последних случаях (а — г) истец хотя и требует меньшего, чем требовал прежде, но эти новые требования имеют совершенно иные основания, чем первоначальные, а потому должны составлять предмет отдельных, самостоятельных исков.
д) Не допускается уменьшения искового требования с целью изменения подсудности, как напр. — иск о капитале и %, в общей сложности превышающий мировую подсудность, не может быть уменьшен до суммы, в которой иск подсуден мировой юстиции (04 №№ 38 и 39).
Суд не вправе не принять заявления истца без возражения ответчика.XXVI. Допустим теперь, что истец подает заявление о таком изменении, которое, хотя и вытекает из того же основания, что и первое, по по закону все-таки считается изменением, а потому подлежит обсуждению суда для разрешения вопроса о том, принадлежит ли это изменение к роду дозволенных, или недозволенных законом? Конечно, если против такого заявления ответчик в то же заседание, или после, до постановления решения, возражает, то суд обязан войти в рассмотрение как заявления истца, так и возражения ответчика, как он обязан рассмотреть всякий довод, приводимый тяжущимся, и постановить свое заключение о признании заявленного изменения дозволенным или недозволенным. При этом: так как подобное постановление не может быть обжаловано отдельно от апелляции, то нет никакой надобности в постановлении особого определения по этому вопросу, но необходимо, в силу 339 ст., в самом решении привести те основания, которые приняты судом для разрешения этого вопроса, и затем, от тяжущихся уже будет зависеть, обжаловать эту часть решения или подчиниться ему. Но как должен поступить суд, когда ответчик не делает никакого возражения против права истца на заявленное им изменение? Вправе ли суд сам, по собственному усмотрению возбудить этот вопрос, или должен без всяких рассуждений войти в рассмотрение нового требования по существу? Сенат в целом ряде своих решений разрешает этот вопрос в том смысле, что если ответчик не спорит против заявления истца, то, значит, он безмолвно соглашается на это, а потому суду нет никакого дела возбуждать этот вопрос по собственному усмотрению (70 № 608; 75 №№ 82, 485, 810; 77 №№ 67 и 307; 83 № 60). Нельзя не признать такого разрешения вопроса вполне правильным: из того, что было сказано выше о цели, которую преследует закон постановлением правила 332 ст., видно, что это правило постановлено исключительно в интересах ответчика, а не суда, для которого совершенно безразлично разрешить ли вопрос об удовлетворении или неудовлетворении первоначального требования истца, или измененного, — само собою разумеется, в том случае, если новое требование вытекает из того же основания и основание иска или подсудность его не изменяются (V объясн. к этой ст.). Допустим далее, что ответчик не возражает в суде первой степени против заявления истца, — вправе ли он возбудить этот вопрос в апелляции? Из приведенных решений сената видно, что он не допускает кассационных жалоб на принятие измененного требования, если об этом вопрос не возбуждался во второй инстанции, которая, поэтому, и не имела возможности высказать свое мнение. Из этого следует, что ответчик вправе обжаловать постановление суда по этому предмету во вторую инстанцию даже и в том случае, когда он не возражал в суде первой степени.
Так это вытекает, из смысла закона, имеющего в виду оградить интересы ответчика; так это принято и проектом нового устава, по 185 ст. которого истец не вправе, без согласия противной стороны, увеличивать исковые требования, изменять, по существу или предъявлять новые требования, разве бы суд, по обстоятельствам дела признал, что таким изменением иска ответчик не стесняется в защите своих прав. При этом ст. 186 устанавливается: вступление ответчика в состязание по существу измененного требования признается согласием на изменение иска. Таким образом, по новому уставу, суд ни в каком случае не вправе возбуждать вопроса об изменении иска, сделанном истцом, раз ответчик прямо не возражает против этого, а тем более, когда он вступает в состязание по измененному иску, т. е. опровергает его по существу. В этом последнем случае ответчик лишается права возражать и впоследствии, т. е. в апелляционной инстанции, ибо предполагается, что он не нашел для себя невыгодным или неудобным опровергать не то требование, которое было заявлено в исковом прошении и от которого, следовательно, истец отказался, а то, которое истцом заявлено вновь.
Но и не всякое возражение ответчика может быть причиною отклонения судом нового требования. Суду предоставляется право определить — стесняется ли ответчик в средствах защиты, или не стесняется. Раз он находит, что никакого стеснения для ответчика нет, он вправе, несмотря на протест последнего, рассмотреть дело и постановить решение по новому требованию, не входя в рассмотрение первоначального.
Чем же суд должен руководствоваться при разрешении подобного вопроса? — Ответить на этот вопрос каким-либо общим правилом невозможно, ибо все зависит от обстоятельств дела и сущности обоих требований. Иногда два требования одного и того же предмета отличаются одно от другого лишь различием квалификации их оснований. Так: иск имел предметом требование о возврате куска бархата, данного ответчику в залог, а потом истец доказывал, что он отдал его на комиссию (74 № 345). Или: иск о возврате вещей данных на сохранение, а потом — о возврате тех же вещей, взятых ответчиком в ссуду. В подобных случаях, суд вправе признать, что сделанное истцом изменение ни в чем не стесняет ответчика, который одинаково легко может доказывать, что искомых вещей он не брал ни в залог, ни на комиссию, ни на сохранение, ни в ссуду, а купил их у того же ответчика или у третьего лица. Напротив, различие между некоторыми другими требованиями бывает иногда до того велико, что признать между ними что-либо общее не представляется возможности. Иск о 400 р. по завещанию и иск тоже о 400 р. за службу (73 № 1096) так сильно разнствуют между собою, что заставить ответчика, привлеченного к суду по первому, отвечать по второму — представляется решительно невозможным. Вот те приблизительно соображения, коими суд должен руководствоваться при разрешении разбираемого вопроса.
Но проект не останавливается и на этом. Не признавая за судом права возбуждать вопрос о недопустимости изменения исковых требований без возражения ответчика, он не делает никакого различия между исками, вытекающими и не вытекающими из одного основания, из чего следует заключить, что суд не вправе уклониться от рассматривания и такого требования, которое ровно ничего не имеет общего с первоначальным; если иск предъявлен о взыскании долга, потом истец требует признать за ним право собственности на недвижимое имение и ответчик не возражает против этого, суд должен рассматривать это второе требование и вместо присуждения какой-либо 1,000 р. долга, присудить недвижимость, стоящую 100,000 р. Так это вытекает из смысла 185 ст. проекта, но едва ли так думали составители проекта, постановляя правило, по коему истец не вправе, без согласия ответчика, «изменять по существу или предъявлять новые требования. Здесь, очевидно, имелось в виду единство предмета спора, близость тех оснований, из коих возник данный спор, как напр., когда иск предъявляется о восстановлении владения, а потом изменяется в иск о праве на спорное имение; когда требуется уничтожение договора по нарушению его ответчиком, а потом вместо этого требуется уничтожить договор по незаконности его. Но когда один иск заменяется другим, не имеющим ничего общего с первым ни по существу, ни по основанию, ни по предмету, — суд, по нашему мнению, и по введении в действие нового устава, как и по силе действующего, не только должен, но и обязан ex officio уклониться от разрешения спора, не возбужденного установленным порядком, ибо в таком изменении следует видеть нарушение интересов не только ответчика, но и интересов правосудия.
Допустимо ли изменение иска при неявке ответчика.XXVII. Если, таким образом, суд не вправе уклониться от рассмотрения измененного истцом первоначального его требования, когда ответчик не возражает против этого, то считать ли за отсутствие такого возражения отсутствие самого ответчика, т. е. непринятия им участия в деле? Из совокупного смысла 185 и 186 ст. проекта вытекает то заключение, что в означенном случае изменение недопустимо; по первой из этих статей оно допустимо при согласии на него ответчика, по второй — когда ответчик, не возражая прямо, вступает в состязание по существу измененного иска. Следовательно, раз нет прямого согласия ответчика и вместе с тем нет возражения по существу, — нет тех условий, при коих допустимо изменение. Так это понимают и составители проекта, из объяснительной записки к коему видно, что изменение не может иметь иска в случае неявки ответчика (стр. 164). Но в таком случае, какое же значение может иметь правило последней части названной 185 ст. — «разве бы суд нашел, что таким изменением иска ответчик не стесняется в защите»? — ведь все равно — возражает ли ответчик или не возражает, суд может призвать изменение допустимым. Но не следует забывать, что право разрешения этого вопроса предоставляется суду на те лишь случаи, когда по обстоятельствам дела он усмотрит, что для ответчика одинаково удобно защищаться против того или другого требования, т. е. когда он вообще не лишен средств защиты. Этого же нельзя сказать об отсутствующем ответчике, ибо никому не могут быть известны причины его неявки: быть может он не явился именно потому, что предъявленное требование настолько неосновательно, что опровергать его не стоит труда, или потому, что признает требование истца вполне справедливым и не находит нужным защищаться против предъявленного к нему требования. В обоих этих случаях ему и при неявке в суд известно, в чем состоит предъявленное к нему требование; новое же требование, которым истец вздумает заменить прежнее, ему неизвестно, а потому постановить против него решение по такому новому требованию, являлось бы равномерным постановить решение против ответчика, коему решительно ничего неизвестно о предъявленном к нему иске, что, само собою разумеется, допущено быть не может.
Эти соображения применимы и в настоящее время: суду нет надобности становиться на сторону ответчика для защиты тех его интересов, которые он сам не защищает; но это можно сказать лишь в отношении тех интересов, на защиту коих он привлечен к суду, но ни в каком случае не тех, о нападении на которые ему ничего неизвестно.
Посему, раз ответчик не является, суд не должен допускать в его отсутствии никаких изменений первоначального иска.
Судьба первого требования при устранении измененного.XXVIII. Вопрос о судьбе первоначального иска, когда измененный отвергается судом в силу рассматриваемого правила, разрешается в теории неодинаково. В то время, как одни считают, что коль скоро истец изменил свое первоначальное требование, значит он отказался от него, а потому, если этого требует ответчик, суд должен прекратить дело по обоим искам, — другие, напротив того, полагают, что замена одного требования другим вовсе не выражает отказа от первого, а потому, если суд не считает возможным войти в рассмотрение нового требования, он должен рассмотреть прежнее и постановить по нем решение. Так на это смотрит и наш сенат (76 № 74), чем и должно руководствоваться в рассматриваемых случаях, разве бы стороны согласились на прекращение предъявленного иска.
334. Истец, изменяющий свои требования, должен заявить о сем суду письменно, в то же заседание.
Истец вправе заявить об изменении иска и ранее заседания.I. Настоящей статьей устанавливается тот порядок, в котором истец, изменяющий исковые требования свои во время словесного состязания, должен заявить об этом суду. Он должен подать о том особое прошение в то же заседание суда. Выражение «в то же заседание» не должно быть понимаемо здесь в том смысле, что прошение это не может быть подано ранее, но в том, что оно не может быть подано позднее заседания, т. е. — истец не имеет права просить об отсрочке заседания и о назначении ему срока для изложения его заявления на письме, подобно тому, как это предоставляется 341 и 342 ст. ответчику, заявляющему о предъявлении им встречного иска, а суд не имеет права отсрочить рассмотрение дела по односторонней просьбе истца. Но ничто не препятствует истцу войти с таким прошением ранее дня слушания дела, так как цель настоящего постановления закона заключается исключительно в том, чтобы воспрепятствовать истцу, под предлогом изменения исковых требований, затягивать разбор дела, быть может, в ущерб интересов ответчика.
Он обязан представить при своем прошении копии его по числу ответчиков.II. Несомненно, что, когда бы истец ни подал такое прошение, т. е. до заседания ли, или в самом заседании, ответчик должен знать сущность содержания этого прошения, дабы иметь возможность представить, если найдет нужным, свои возражения против делаемого заявления, а для сего ему необходимо сообщить копию этого заявления. Посему, истец обязан, при подаче своего прошения, приложить копию его по числу ответчиков, которым копии эти должны быть сообщены в том порядке, в котором сообщаются одной стороне копии документов, представляемых другой (XII объясн. к 331—333 ст.).
Ответчик вправе просить об отсрочке для рассмотрения заявления истца.III. Ответчик, получивший копию такого прошения, в праве, конечно, возражать против требований истца в том же заседании, но он не должен быть лишен и права просить об отсрочке заседания. Это мы выводим из буквального текста 331 ст., предоставляющей право одной стороне просить об отсрочке, когда другая приводит новые обстоятельства, ибо на изменение исковых требований иначе и нельзя смотреть, как на приведение новых обстоятельств, неизвестных еще ответчику, так как всякое изменение иска должно быть рассматриваемо как следствие изменения обстоятельств: раз обстоятельства дела остаются неизмененными, нет надобности и в изменении исковых требований.
О всяком ли изменении истец обязан подать письменное заявление.IV. Конечно, право ответчика просить об отсрочке и обязанность истца подать письменное заявление об изменении иска должны иметь место только в том случае, когда делается такое изменение, которое по закону не считается изменением, т. е. когда просьба истца не выходит из пределов 333 ст., так как в противном случае требование от истца подачи письменного заявления и предоставление ответчику права просить об отсрочке не вызывается ни буквой закона, ни практической необходимостью: для чего истцу подавать прошение о том, что он просят присудить ему, кроме того, что заявлено в исковой, еще и проценты со дня предъявления иска? И что может возражать против этого требования ответчик, который не может опровергнуть искового требования истца? Для чего истец, заявляющий на основании выяснившихся из самого производства обстоятельств деда, что отыскиваемого им имущества нет более во владении ответчика, должен подавать письменное прошение о присуждении ему стоимости того имущества? И что может возражать ответчик против права истца, требовать стоимости имущества, когда он не может опровергнуть право ого на это имущество и знает, что имущества этого нет? Если же ответчику неизвестно еще то, что отыскиваемое имущество не может быть уже передано истцу в натуре, то на заявление об этом истцу следует смотреть, как на приведение нового обстоятельства, в силу чего ответчик волен просить об отсрочке не для того, чтобы возражать против права истца требовать ценности вместо имущества в натуре — это право предоставлено истцу самим законом и оспариваемо быть не может, — а для опровержения лишь сделанного истцом заявления о несуществовании более спорного имущества и невозможности виндицирования его, когда это имущество имеется на лицо и может быть передано истцу.
Ответчику предоставляется возражать не против права истца требовать процентов, приращения или ценности спорного и отчужденного или утраченного имущества, когда право на удовлетворение того главного требования, из коего вытекает это добавочное, должно быть несомненно признано за истцом, а против того, что изменяемое им требование не принадлежит к того рода изменениям, которые дозволены законом и что, потому, он не может делать таких изменений.
Итак: истец обязывается изложить на письме свое заявление об изменении исковых требований в том только случае, когда его изменения не считаются, по закону, неизменениями. Засим, ответчик, получив копию такого прошения истца, вправе возражать против делаемого заявления и для сего, если копия прошения истца сообщена ему в самом заседании, вправе просить об отсрочке заседания.
335. Председатель суда и члены, с разрешения председателя, могут требовать положительных объяснений от стороны, выражающейся неясно или неопределенно, или же когда из слов ее не видно: признает ли она или отвергает обстоятельства или документы, на коих основано требование или возражение противной стороны.
Правило этой статьи установлено с целью предоставить судьям возможность выяснить с надлежащей полнотою те стороны дела, которые, по неумению ли тяжущихся или вследствие нежелания их, остаются в тени и тем лишают суд возможности иметь ясное представление о предмете спора. Хотя же, если следовать буквально тексту закона, никто из судей не вправе предлагать вопросы, когда сторона выражается ясно и определенно, но судить о том, достаточно ли ясным представляется то или другое обстоятельство, должно быть предоставлено усмотрению предлагающего вопрос. Во всяком случае, право, предоставляемое этой статьей суду, драгоценно: не желает отвечать одна сторона, пожелает ответить другая — по разъяснениям сената, право судей предлагать вопросы дискреционное: — находит он нужным посредством ряда вопросов разъяснить дело, он имеет право предлагать их; не находит — это его дело, и стороны не вправе обвинять суд ни в том, что судьи не предлагали никаких вопросов (67 № 224; 68 № 28; 76 № 150), ни в том, что посредством таких вопросов суд добился констатирования того или другого факта (67 № 377).
Нельзя, однако, не признать, что рассматриваемое правило недостаточно полно. Оно не имеет надлежащей санкции; не указаны те последствия, которые должно влечь за собою нежелание тяжущегося ответить на предложенный вопрос, или отозваться неведением такого факта, который видимо не может быть неизвестен ему, скрыть какое-либо обстоятельство и т. п. Этот пробел восполняется проектом, по силе 189 и 190 ст. коего суду предоставляется право, во-1-х, потребовать, чтобы тяжущийся лично явился, если по обстоятельствам дела оказывается необходимость в его личных объяснениях, а в случае неявки его без уважительных причин, признать доказанными те обстоятельства, по которым требовалось его личное объяснение; во 2-х, принять за признание стороны таких обстоятельств, относящихся к личным ее действиям, о которых она отзывается незнанием или вовсе не желает объяснить.
Оба эти правила, если, сказать мимоходом, пользоваться ими sine ira, могут приносить весьма существенную пользу в деле выяснения материальной истины. То, что ныне составляет обычное явление, — «мне это неизвестно», отвечает поверенный на предложенный вопрос, при действии их окажется невозможным, суд всегда в праве вызвать доверителя и потребовать объяснить встретившуюся неясность, а иначе установить такие последствия, которые вовсе неудобны для — «мне это неизвестно». Конечно, не всякое обстоятельство суд может признать доказанным на основании одного уклонения стороны от дачи по нему объяснения, а только такое, которое, по твердому убеждению суда, никак не может быть неизвестным тяжущемуся; но и этого достаточно, дабы истина была раскрыта возможно полно.
В заключение этого объяснения мы должны разрешить вопрос, вытекающий из текста разбираемой статьи: какую цель преследует закон, дозволяя членам суда предлагать тяжущимся вопросы не иначе, как с разрешения председательствующего? Если мы примем во внимание, что по 338 ст. словесным состязанием руководит один председательствующий, на обязанности которого лежит наблюдение за порядком правильного представления тяжущимися своих объяснений, то всякое вмешательство без его ведома в его распоряжения, конечно, может препятствовать ему исполнить эту обязанность в точности и внести в его распоряжения вовсе нежелаемый беспорядок, могущий вредно влиять на выяснение дела постоянными перерывами речей тяжущихся, которым каждый из судей мог бы предлагать вопросы во всякую минуту, если бы это право его не было ограничено рассматриваемым постановлением закона. Таким образом, цель этого постановления заключается единственно в том, чтобы неожиданными вопросами не нарушался порядок, наблюдаемый председательствующим, а потому, отступление от этого правила касается одного председательствующего, который, если не останавливает члена суда, предлагающего вопрос без его разрешения, значит он разрешает ему это и не считает нарушением, поддерживаемого им порядка. Поэтому, самовольно предлагаемые членами суда вопросы не могут быть поводом к обвинению суда в неисполнении предписанных форм судопроизводства, а могут быть лишь основанием для ходатайства пред председательствующим о прекращении беспорядка, препятствующего правильному обмену состязательных речей.
336. По делу, заключающему в себе несколько требований или предметов, соединение которых при словесном состязании было бы неудобно, суд может постановить, чтобы тяжущиеся представили свои объяснения отдельно по каждому требованию или предмету.
Нетрудно убедиться в том, что правило этой статьи постановлено исключительно в интересах правосудия: для постановления правильного решения суду очень важно выяснить возможно более подробности дела, а такого выяснения, конечно, гораздо скорее достигнуть выяснением каждого отдельного предмета, каждого отдельного требования, когда иск состоит из нескольких разнородных требований, из коих каждое вызывает отдельный вопрос, чем одновременным выяснением всех обстоятельств дела, часто перепутанных между собою, запутывающих и затемняющих одним другое. Но, само собою разумеется, не каждое дело, заключающее в себе несколько различных предметов или различных требований, нуждается в отдельном рассмотрении каждого из них: напротив того, многие дела, состоящие из большего числа различных основных положений и имеющие большое число исковых требований, очень легко могут быть разъясняемы совокупным рассмотрением всех этих предметов и всех этих требований, тогда как другие, заключающие в себе гораздо меньшее число отдельных требований, нуждаются именно в отдельном выяснении каждого из них. Возьмем следующие примеры.
а) договором условлено, что в случае неплатежа арендатором в срок аренды, владелец имеет право, сверх взыскания незаплаченной аренды, взыскать определенную неустойку и требовать уничтожения договора. Арендатор не заплатил .аренды в условленный срок, и владелец имения предъявляет иски: 1) о взыскании недоплаченной суммы; 2) о взыскании неустойки; 3) о признании договора уничтоженным и 4) о выселении арендатора из этого имения. Здесь четыре главные требования, кроме побочных, которые также могут быть вроде просьб о присуждении издержек производства и об обращении решения к предварительному исполнению, но, несмотря на то, требования эти, вытекая все из одного основания — неплатежа аренды в срок, — не представляют никакого затруднения в выяснении их, так как при известной ясности условий контракта, все они должны быть признаны правильными, если ответчик не опровергнет возводимого на него истцом обвинения в неплатеже аренды в условные сроки. Ясно, что в подобном случае не представляется никакой нужды в рассмотрении и выяснении каждого требования в отдельности.
Напротив того:
в) арендатор винокуренного завода предъявил к владельцу его иск об убытках, причиненных ему лишением ого права пользования заводом в последний год аренды, так как владелец, обязанный по договору ежегодно заявлять акцизному надзору о принятии на имение ответственности в обеспечение исправного взноса акциза, в начале последнего периода не сделал этого, что было причиной неразрешения открытия винокурения. Ответчик оправдывался, во-1-х, тем, что у истца была полная доверенность на управление всем его имением и он сам мог сделать то заявление; во-2-х тем, что истец, обязанный договором восстановить завод на свои средства в случае повреждения его пожаром, не приступал к работам с начала весны, когда завод был поврежден огнем; в 3-х, тем, что он не заготовил необходимого для винокурения материала, из чего он, ответчик, заключил о нежелании его пользоваться заводом, и в 4-х — оспаривал количество убытков. Здесь одно требование — убытки, — но для удовлетворения его суд должен рассмотреть два предмета и разрешить два вопроса: действительно ли истец не пользовался заводом по вине ответчика и, если да, то какое количество убытков понес он? А так как в разрешении второго вопроса могла представиться надобность только в случае разрешения первого в утвердительном смысле, то, очевидно, для суда гораздо удобнее разделить эти вопросы и выяснять их отдельно один от другого.
Ясно отсюда, что предусмотреть те случаи, когда суд должен рассматривать каждое из предъявленных требований отдельно и когда он не должен разделять их, не представляется никакой возможности, почему разрешение этого вопроса закон предоставляет непосредственному усмотрению суда, и жалобы на это быть не может. Однако, в одном из своих решений сенат намекает на то, что сторона, протестовавшая на суде против такого разделения, как будто может обжаловать постановление суда, но оснований к тому никаких не приводит (76 № 22).
Хотя же, таким образом, исключительно от суда зависит, предоставить ли сторонам давать свои объяснения по всем возбуждаемым свойством дела вопросам вместе, или отдельно по каждому, но выражение закона «суд может постановить», указывает на то, что это право предоставляется не единоличному усмотрению председательствующего, а целому составу суда, и что об этом должно состояться особое постановление его. Спрашивается — в какой же форме должно быть выражено это постановление? Так как оно не принадлежит к роду тех судебных определений, которые могут быть обжалуемы отдельно от апелляции и правилом 711 ст. не требуется, чтобы о таком распоряжении суда включалось в решение, то, по нашему мнению, вполне достаточно, если оно будет объявлено председательствующим на словах и записано в протокол с указанием вкратце тех оснований, по которым оно признано полезным.
Самое же исполнение его сторонами должно заключаться в том, что сначала одна из них дает объяснение по тому вопросу, который судом поставлен первым, потом другая, и затем, когда председательствующий найдет, что вопрос выяснен и не требует дальнейших разъяснений, они в том же порядке дают объяснения по второму, потом по третьему и т. д.
337. При словесном состязании председатель суда склоняет тяжущихся к примирению, если признает это возможным. В случае примирения составляется, за подписью тяжущихся, протокол, который имеет силу окончательного решения и не подлежит обжалованию.
Правило, изображенное в этой статье, едва ли применяется когда-либо, частью потому, что оно далеко не всегда может быть применяемо, так как, по силе 250 ст. поверенные могут окончить дело миром только тогда, когда они специально для сего уполномочены, а следовательно: раз, хотя один из представителей тяжущихся не имеет этого особого уполномочия, о прекращении дела миром и речи быть не может; частью же потому, что раз стороны до дня разбора их дела не пришли к соглашению окончить их спор примирением, старания председательствующего склонить их к этому всегда оказываются безуспешными, теми, более, что в сложных делах председательствующий не имеет возможности указать те основания, которые, как выгодные для обеих сторон, могли бы быть приняты ими. Поэтому, мы не находим нужным рассматривать подробно эту статью, тем более, что формальности, соблюдения коих требуется при окончании дела миром, изложены более подробно в I главе IV раздела III книги устава.
338. Словесным состязанием руководит председатель суда. Когда он найдет, что дело достаточно разъяснено, то прекращает словесное состязание, но не прежде, как по выслушании обеих сторон в равном числе изустных объяснений.
Право руководить словесным состязанием предоставлено одному председательствующему. Ему же закон предоставляет право и признавать достаточно ли разъяснено дело, или требует дальнейших разъяснений. Единственная обязанность, которую закон возлагает на председательствующего, это то, что он не может прекратить прения сторон ранее, чем они обменяются равным количеством речей. Из этих правил вытекают следующие вопросы:
Что следует понимать под словом руководить?I. Что следует понимать под словом руководить? Очевидно, руководительство председательствующего должно заключаться во 1-х в том, что он наблюдает, чтобы словесные объяснения тяжущихся происходили в том порядке, который установлен законом (ст. 330) или который определен судом (ст. 336); во 2-х, он наблюдает за тем: а) чтобы объяснение одного тяжущегося не прерывалось объяснениями или замечаниями другого; б) чтобы тяжущиеся не уклонялись в сторону, излагая такие обстоятельства, которые не касаются прямо предмета дела и не служат к его выяснению и в) чтобы тяжущиеся не дозволили себе употреблять неблагопристойные выражения (ст. 154 учр.), или выражения оскорбительные для противника (158 ст. учр.), а также не оглашали предосудительные для него обстоятельства, когда это не служит к выяснению дела (158 ст. учр.).
Права председатель-ствующего ограничивать объяснения тяжущихся.II. Для сего он, как известно, имеет право остановить тяжущегося, указать ему, что он не должен прерывать говорящего, пока ему самому не дано право слова, что он не должен уклоняться в сторону; требовать, чтобы объяснение его касалось исключительно предмета дела и не расплывалось в изложение подробностей побочных обстоятельств, не имеющих прямого отношения к делу, и чтобы ни под каким видом не были употребляемы выражения оскорбительные, или оглашались обстоятельства предосудительные. Тяжущиеся безусловно обязаны подчиняться этим указаниям и этим требованиям председательствующего, который, при неисполнении его требований, имеет право сделать тяжущемуся замечание или выговор и даже удалить его из присутствия, употребив для сего силу, и продолжать рассмотрение дела без выслушания словесного объяснения этого тяжущегося (ст. 157 и 158 учр.). Само собою разумеется, что для ограждения интересов тяжущихся от произвола председательствующего, о принятии более или менее строгих мер против неповинующихся тяжущихся должно быть занесено в протокол с изложением тех поводов, которые вынудили председательствующего к принятию чрезвычайных мер; этого могут требовать и сами тяжущиеся и другие судьи, участвующие в решении дела, если они находят распоряжения председательствующего неправильными и компрометирующими судебное место.
Право суда требовать большего разъяснения дела.III. Чем должен руководствоваться председательствующий для установления того, достаточно ли разъяснено дело, или нет? На этот вопрос невозможно дать прямого ответа — в каждом отдельном случае могут быть для сего свои основания; в этом отношении председательствующий совершенно свободен и не подчинен никакому контролю. Однако, правительствующий сенат признает и за другими членами суда право требовать дальнейших разъяснений таких обстоятельств, которые им представляются неясными (80 № 54). В решении, в котором высказано это положение, описан такой случай: по выслушании доклада дела, показаний свидетелей и словесного состязания сторон, председательствующий объявил дело достаточно выясненным и судьи удалились в совещательную комнату, где один из них заявил, что ему неясно одно обстоятельство; после чего суд возвратился в залу заседания и разъяснил то, что желал разъяснить один из судей, а в протоколе было записано, что это разъяснение сделано было по требованию одного из судей. Сторона, признавая все эти действия суда неправильными, указывала в кассации на эту неправильность, находя 1) что суду не предоставлено право возбуждать новые вопросы и требовать от сторон новых доводов после окончания дела и 2) что суд не вправе допускать возобновления состязания вследствие неясности его для одного только члена суда. На эти указания сенат ответил: «хотя по 176 ст. уст. гр. суд. прекращение состязания сторон предоставлено председателю съезда, но соображение этой статьи с ст. 693—697 того же устава не оставляет сомнения в том, что судьи, приступив к суждению по делу и встретив затруднение в постановке подлежащих решению их вопросов, не лишены права признать дело еще недостаточно разъясненным и вследствие того возобновить снова состязание сторон. То обстоятельство, что сомнение возбуждено одним из судей, не имеет никакого значения, так как если вследствие оного коллегиальный суд, коим является съезд, возобновил состязание тяжущихся, то тем самым выразил, что он усвоил взгляд этого судьи на неполное разъяснение дела».
В каком порядке судьи могут требовать продолжения состязания, прекращенного председателем.IV. Легко усмотреть, что этим разъяснением сенат разрешает отрицательно вопрос о праве стороны обжаловать возобновление дела новым состязанием сторон для большего его выяснения, и в утвердительном о праве суда потребовать от председательствующего возобновления состязания для выяснения невыясненных обстоятельств, как это проектом нового устава прямо узаконяется (ст. 196). Но для нас важнее выяснить другие вопросы, вытекающие из этого разъяснения и возможные в практике:
1) Когда член суда, признающий, что председательствующий прекратил состязание, не выяснив известного обстоятельства, вправе потребовать от него возобновления состязания? — и
2) обязан ли председательствующий непременно согласиться с ним, и как он должен поступить в случае его несогласия? Нам кажется, что это заявление должно быть сделано не ранее, как в момент приступления суда к постановлению решения, т. е. в совещательной комнате. Это мы выводим из того, что, по буквальному смыслу разбираемого закона, право прекращать состязание принадлежит одному председательствующему и останавливать его распоряжение о прекращении прений присутствующие с ним члены суда не имеют права. Затем, высказать свое мнение о деле, а в том числе и о том, достаточно ли оно выяснено или нет, судьи могут не ранее, когда председательствующий потребует их мнений, а это может быть только в совещательной комнате. Если же тут с таким указанием одного из судей председательствующий не согласится и не сумеет убедить его в противном, то возбужденный вопрос должен быть разрешен в том порядке, в каком разрешаются все вопросы, возникающие из дела, и буде разрешение вопроса последует не единогласно, недовольный таким разрешением судья может остаться при особом мнении, а дальнейшее движение дела должно быть согласно с мнением большинства. При этом, мы считаем необходимым для возможности проверки постановления суда о возобновлении состязания, если вопрос решен в этом смысле, записать об этом в протокол с изложением оснований, побудивших суд возобновить заседание. Если же суд придет к заключению противному, то, конечно, об этом нет надобности говорить в протоколе, так как о всем том, что происходит при совещании судей и не делается публично, никто не должен знать.
Председатель-ствующий не имеет права вовсе устранить состязание.V. Однако, и при отсутствии спора со стороны участвующих в решении дела судей, право председательствующего признавать дело вполне разъясненным не неограничено безусловно. Прежде всего, он не имеет права объявить дело выясненным, не допустив вовсе словесного состязания. «Правило о том, что обе тяжущиеся стороны, а в случае отсутствия одной из них, сторона, присутствующая на суде, могут изъяснить на словах все доводы, служащие в защиту или в подтверждение своих прав, составляет, по совершенно правильному замечанию сената, одно из основных начал словесного состязательного производства и служит в равной мере для вящей защиты прав тяжущихся и для лучшего разъяснения событии дела, — разъяснение, которое неминуемо приводит судей к лучшему уразумению дела, а следовательно и к правильному его разрешению» (67 № 506), а потому, как бы из письменной инструкции дело не представлялось ясным, председательствующий не может не допустить тяжущихся к словесному состязанию и приступить без оного к постановлению решения.
Он должен предоставить сторонам возможность дать одинаковое количество объяснений.VI. Затем председательствующий не вправе прекратить состязание ранее, чем обе стороны представят но равному числу объяснений. Как велико должно быть это число — по одному, по два или более с каждой стороны, закон не определяет и предоставляет определение его усмотрению председательствующего (67 № 438; 72 № 964; 77 № 45), но оно непременно должно быть такое для одной стороны, какое дано другой, разве которая-либо из них откажется от предоставляемого ей права и не пожелает возражать против объяснений противника.
Как определять число объяснений при участии в деле многих лиц.VII. Но как поступать в тех случаях, когда каждую из сторон в деле составляют несколько лиц — несколько истцов и несколько ответчиков? Очевидно, каждому из них может быть предоставлено право слова, но общее число объяснений всех лиц одной стороны должно считаться за одно объяснение. Например: один истец и два ответчика. Сначала говорит один истец, затем каждый из ответчиков; таким образом может представиться, что на одной стороне одно объяснение, а на другой два, и что для уравнения этого числа, после объяснений ответчиков истцу может быть предоставлено еще слово, а затем ответчиков можно уже лишить возражать на второе объяснение истца, ибо новые две речи с их стороны нарушат равноправность сторон в одинаковом числе объяснений, так как истец дает два объяснения, а ответчики четыре. Но это не так: два объяснения каждого из ответчиков должны быть приняты за одно объяснение ответной стороны, и если после них будет предоставлено слово истцу еще раз, необходимо предоставить его еще раз и каждому из ответчиков, ибо оба объяснения ответчиков составляют один ответ на объяснение истца, а следующее объяснение истца одно возражение на этот общий ответ; значит для равноправности сторон, ответчикам следует предоставить еще право представления опровержении на возражение истца, и это опровержение может представить каждый из них, так как хотя их и будет два, но для каждого по одному.
Председатель не имеет права не допустить к объяснениям тяжущегося, приславшего за себя поверенного.VIII. Засим, сенат вменяет в обязанность председательствующему не прекращать состязания сторон под тем предлогом, что обе стороны обменялись равным количеством речей, когда после объяснений своего поверенного сам тяжущийся требует допустить его к подробнейшему объяснению обстоятельств, мало известных поверенному: «хотя, говорит он, поверенный и представляет лицо тяжущегося на суде, но предоставление сим последним хождения по делу поверенному не может лишить его права являться самому в суд вместе с своим поверенным, заступать его место во всех тех случаях, когда он признает это нужным, и представлять самому на рассмотрение суда, вместо своего поверенного, все те объяснения, какие он признает необходимыми для ограждения своих интересов. Предоставление этого права необходимо потому, что ввиду обязанности для него действий своего поверенного, тяжущийся не может быть лишен возможности восполнить личным своим участием в деле те недостатки в представлении доказательств или объяснений, которые могли быть допущены поверенным, и которые затем всею своею тяжестью отразились бы на нем самом. Если руководство словесным состязанием предоставлено председательствующему на суде и ему же предоставлено прекращать состязание, когда он признает дело достаточно разъясненным, то правом этим он может пользоваться настолько, насколько оно не стесняет равноправности сторон в представлении своих объяснений» (71 № 1145; 73 № 987). Таким образом, в тех случаях, когда после объяснений, данных суду поверенным тяжущегося, сам тяжущийся потребует допустить его к делу для более подробного объяснения мало известных его поверенному подробностей дела, председательствующий должен дозволить ему представить свои объяснения, и тем более председательствующий не вправе отказать в таком ходатайстве тяжущемуся на том основании, что так как поверенный его находится налицо и может дать необходимые по делу объяснения, то объяснения самого тяжущегося представляются излишними.
339. Решение суда должно быть основано на документах и других письменных актах, представленных сторонами, равно и на доводах, изъясненных при изустном состязании.
Эта статья заключает в себе два правила.I. Из внутреннего смысла настоящей статьи вытекают два важнейшие правила нового порядка гражданского судопроизводства: первое заключается в тон, что решение суда должно быть основано ни на чем более, как на данных, представленных суду тяжущимися сторонами; второе — в том, что ни один довод, приведенный тяжущимся, не должен быть оставлен судом без внимания.
Суд вправе делать свои выводы из представленных сторонами данных.II. Первое из этих правил вытекает из коренного начала, положенного в основу состязательного процесса: суд должен быть беспристрастным посредником между обращающимися к нему спорящими лицами и, отнюдь не принимая на себя роли следователя или адвоката кого-либо из тяжущихся, разрешать предложенный ему спор по рассмотрении и исследовании тех только данных, которые стороны представят ему, находя их нужными и полезными для защиты своих интересов.
Но под cловом данные следует понимать как письменные документы и акты и всякого рода другие доказательства, а равно реальные факты и обстоятельства дела, так и те изустные доводы сторон, посредством которых реальные факты, обстоятельства, документы, акты и все прочие доказательства ими объясняются, освещаются, обобщаются и затем обращаются в окончательные выводы и заключения; следовательно, если суд не имеет права сам не только собирать какие бы то ни было доказательства, и изыскивать новые обстоятельства, которые бы могли послужить к полному выяснению истины, но и делать свои выводы и заключения, то значить, он должен ограничиваться тем лишь, чтобы сказать, которого из тяжущихся вывод или заключение правилен и которого неправилен? Нет! Суд, как посредник, призванный для разрешения спора, не может быть лишен права войти в рассмотрение и оценку всего того, что ему представлено спорящими, ибо это вторым правилом рассматриваемой статьи вменяется ему в обязанность, а следовательно, он имеет полное право как согласиться с тем или другим выводом или заключением сторон, так и не согласиться ни с одним из них и сделать свой собственный вывод, свое собственное заключение, совершенно отличные от тех, которые сделали тяжущиеся; но при этом он должен наблюдать — только то одно, чтобы его выводы, его заключения непосредственно вытекали не из чего другого, как из данных, представленных сторонами.
Вот в этом — вытекает ли известный вывод из данных, представленных сторонами, или является произвольным измышлением суда, не имевшего права смотреть на реальные данные дела со стороны, на которую спорящие ему не указывали, и заключается та трудность применения рассматриваемого правила, которая постоянно составляет камень преткновения.
По установившейся сенатской практике от суда требуется: 1) чтобы он не изменял произвольно основания иска, как в нижеследующих примерах:
а) иск был предъявлен об уничтожении договора найма имущества за нарушение его неплатежом аренды: ответчик доказывал, что аренда вся уплачена; съезд уничтожил договор, находя, что отданное в наем имущество не принадлежало истцу и не могло быть отдано им в наем сверх того срока, до которого сам он мог распоряжаться им (69 № 1258);
б) иск был предъявлен о взыскании с ответчика 500 р. вознаграждения за ведение дела; съезд нашел, что истец требует возмещения убытков, право на взыскание коих ему не было предоставлено предшествующим решением суда, а потому в иске ему отказал (70 № 1842);
2) не изменял требования истца, как напр. —
в) истец просил о взыскании по заемному обязательству капитальной суммы, процентов и вознаграждения за ведение дела по 4% с рубля; съезд признал, что просьбу о присуждении 4% за ведение дела следует рассматривать как требование о взыскании 4% неустойки, на что истец имел право, и удовлетворил иск (71 № 1006);
г) истец просил взыскать с ответчика 313 руб. за малярные работы; суд, находя, что оценку произведенных работ невозможно произвести по вине ответчика и невозможно определить цифру, следующую истцу за произведенные работы, признал виновным в этом ответчика и присудил его к уплате истцу 100 руб. убытков (69 № 640);
3) не принимал во внимание таких фактов, на которые стороны не ссылались, как:
д) истец взыскивал с ответчика деньги за доставленный кирпич; ответчик возражал, что поверенный его, выдавший истцу расписку в получении кирпича, не был им уполномочен: палата отказала в иске потому, что истец не доказал, что он не получил следующих ему денег за доставленный кирпич (70 № 977);
е) истец требовал взыскания с ответчика, выдавшего вексель от имени своего отца; ответчик оспаривал иск именно тем, что векселедателем был не он, а его отец; суд отказал в иске на том основании, что первый векселедержатель предъявлял уже иск к ответчику и дело было прекращено судом (81 № 171);
4) не извращал смысла актов и свидетельских показаний, как:
ж) в акте сказано: «за неисполнение сего виновная сторона платит неустойку», а суд в решении говорит: «за неисполнение сего договора», следовательно вводит такое слово, которого в акте нет и этим извращает буквальный смысл акта;
з) свидетель говорил: «сам истец рассказывал мне», а суд говорит: — «свидетель передает слухи, неизвестно от кого исходящие», т. е. опять извращает фактическую сторону дела.
Словом, — закон требует, чтобы фактическая сторона не подвергалась со стороны суда никаким изменениям и извращениям и была бы установлена и судом так, как она устанавливается сторонами. Затем, все выводы и заключения, сделанные судом из представленных сторонами данных и установленных им фактом, как относящиеся к существу дела, не подлежат поверке в кассационном порядке (72 № 222; 78 № 195; 79 № 156; 81 № 4; 85 № 19 и мн. др.), т. е. кассационная инстанция не вправе признавать их неправильными и должна принимать их так, как они установлены окончательным решением второй инстанции.
Из последнего явствует, что установление судом первой степени фактической стороны дела для суда второй степени нисколько не обязательно. Вторая инстанция вправе согласиться или не согласиться с выводами, сделанными первой инстанцией; в последнем случае, она может признать их неправильными и сделать свои новые. Если при этом ею не допущено никаких отступлений от приведенных правил, если ею соблюдены все требуемые законом условия о неприкосновенности фактической стороны дела, то ее выводы являются окончательными.
Иные права предоставляются суду в вопросе установления юридической стороны дела. Тут суд не связан ни требованиями, ни указаниями сторон. Он всегда вправе установить:
1) те юридические между сторонами отношения, из которых возник данный спор, как напр.:
а1) иск был о взыскании убытков, причиненных истцу тем, что ответчица, обязавшись не нанимать помимо ого других подрядчиков, нанимала других; суд, усмотрев из договора, что ответчица не имела права прибегать к найму других подрядчиков в ущерб истца, а сделав это, она поступила несогласно с этим договором и тем ввела истца в убыток (73 № 1057);
б1) истец взыскивал 15,000 р., которые ответчик обязался уплатить ему за ходатайство пред правительством о дозволении учредить коммерческий банк; ответчик указывал на то, что договор этот противен закону, так как ответчик, служа в министерстве финансов, принял на себя обязанность быть поверенным в этом министерстве, что воспрещено законом; суд нашел, что по договору ответчик обязался уплатить не за ходатайство, а за полезные труды и содействие, что не запрещено законом (74 № 349);
в1) истцы доказывали, что ответчик, как не родной сын своего отца, а только усыновленный, не имеет права на наследство после него; ответчик доказывал, что он особым актом признан законным сыном наследодателя, а потому имеет право на наследство; суд признал наследственные права за ним ввиду того, что по смыслу завещания наследство должно принадлежать кровным детям; а как из дела видно, что ответчик рожден от своего отца хотя и до брака и впоследствии признан его законным сыном, то и является его законным наследником (79 № 241);
2) применить к делу закон, более соответствующий, чем указываемый сторонами, как напр.
г1) истец взыскивал убытки за то, что ответчик, переуступив ему право издания своих сочинений и обязавшись не продавать их другим издателям, одно из таковых продал другому; ответчик доказывал, что это новое сочинение, на которое истец не имеет права по тому договору; суд же нашел, что как издание истца есть сборник, а по 992 ст. уст. ценз. помещение сочинений в журналах или сборниках не лишает права авторов переуступать свои сочинения другим лицам, отказал в иске (68 № 42);
д1) истец, основываясь на договоре личного найма, неисполненного ответчиками (сельскими рабочими), требовал взыскания неустойки и обязания исполнить договор согласно 569 и 1585 ст. X т. ч. I; ответчики не возражали; съезд нашел, что так как по 27 ст. вр. пр. о найме рабочих, если в договоре не сказано, что уплатой неустойки договор не прекращается, то он считается прекратившимся; а как в представленном договоре этого нет, то иск не подлежит удовлетворению (76 № 195);
3) признать, что данный договор, относимый сторонами к известного рода договорам, должен быть отнесен к совершенно другому роду, как, напр.
е1) исковое требование заключалось в требовании возврата денег, уплаченных истцом ответчику за проданный последним первому дом, что удостоверилось надписью на купчей крепости; стороны называли эту надпись: одна задаточной распиской, другая — запродажной записью; суд же признал ее распиской в получении платежа по сделке продажи (75 № 455);
ж1) иск был основан на договоре, которым истцы отдали ответчику имение свое в управление и полное распоряжение на известный срок, с тем, что ответчик обязан уплачивать им ежегодно определенную сумму, а полученные им с имения доходы свыше этой суммы будет обращать в свою пользу; обе стороны называли это условие договором личного найма; судебная же палата признала его договором найма недвижимого имения и разрешила спор на основании законов о найме имуществ (80 № 248).
Но эти последние заключения суда уже не бесконтрольны; как стороны всегда вправе указывать на их неправильность, так и кассационная инстанция всегда вправе проверять их, признавать правильными или неправильными и давать свои указания, как должно поступать при разрешении того или другого из подобных вопросов.
Вот, если держаться этой руководящей нити, если строго следовать только ей, затруднения в применении рассматриваемого правила 339 ст. не будет: раз вопрос касается фактической стороны дела, суд не должен ни в чем ни изменять, ни дополнять ее; если же вопрос вытекает из юридического характера его, суд вправе делать свои выводы и свои заключения, несмотря на то, что тот вопрос, который он должен разрешить для этого, не был возбужден тяжущимися.
Второе правило 339 ст. также допускает исключения:III. Переходя за сим к рассмотрению второго правила разбираемой 339 ст., по которому ни один из доводов, представленных тяжущимися, не должен быть оставлен судом без рассмотрения, мы прежде всего должны указать на то, что и это правило небезусловно и допускает возможность исключений.
а) когда последующие вопросы обусловливаются предыдущими;Задача суда юристов заключается не в том, чтобы, действуя в качестве беспристрастного посредника, сказать по совести, кто из спорящих прав и кто неправ, а в том, чтобы: во-первых, выяснить ту юридическую правду, которая, быть может, и но согласна с правдой, установленной кодексом житейских воззрений, но которая предустановлена положительными законами и ими охраняется; во вторых — предоставить спорящим полную возможность удостовериться в том, что, разрешая дело, он действовал непроизвольно, а на основании предначертаний закона и своего крайнего разумения этих предначертаний, и в-третьих — предоставить недовольному его выводами полную возможность критической оценки их, а высшим инстанциям и возможность проверки. Но для сего он не имеет других средств, как строгий анализ представленных ему сторонами данных, — анализ, посредством которого, на основании теорий права и положительного законодательства, он должен сказать, что такие-то частные, случайные обстоятельства должны быть подведены под такую-то норму закона и им охраняются так-то, а такие-то под такую-то и охраняются так-то. Но всякий анализ требует разрешения целого ряда вопросов для того, чтобы прийти к тому или другому результату. Вопросы эти очень часто вытекает один из другого, имеют внутреннюю связь один с другим и обусловливаются один другим так, что их необходимо разрешать в известной последовательности, дабы с разрешением предыдущего видеть, необходимо ли разрешение последующего, или нет, ибо если, мы имеем ряд вопросов, один обусловливаемый другим вроде таких: существует ли такой-то факт? Если существует, то должны ли быть какие-либо последствии, или нет? Если должны, то какие, как осуществить их и т. п., то от разрешения первого из этих вопросов утвердительно, очевидно, является потребность разрешения второго; разрешением второго утвердительно, вызовется необходимость разрешения третьего и т. д. Наоборот, раз первый вопрос разрешится отрицательно, все последующие, как обусловленные утвердительным решением первого, являются ненужными, не требующими дальнейшего разрешения. Но материалом для постановки этих вопросов служат данные, представляемые сторонами, т. е. то, что в законе называется доводами, одни из коих возбуждают один вопрос, другие другой и т. д., следовательно, если выведенные из этих доводов вопросы могут быть и будут сгруппированы так, что один вытекает из другого, один обусловливается другим, то возможно, что с разрешением одного из предыдущих в том или другом смысле, в разрешении других не представится никакой надобности, и они должны быть оставлены без разрешения. А так как, по сказанному выше, в основу всех этих вопросов полагаются доводы, приводимые сторонами, то ясное дело, те из этих доводов, на которых были построены эти оказавшиеся не нужными вопросы, точно так же окажутся ненужными и рассмотрение их совершенно излишним. В таких случаях оставление некоторых доводов не рассмотренными не будет нарушением рассматриваемого правила, ибо это правило, обязывая суд не оставлять ни одного довода без разрешения, имеет исключительно целью выяснить известную юридическую правду, а не заставить суд изощряться в разрешении ни для кого и ни для чего ненужных юридических вопросов; раз же искомая правда выяснена, цель закона достигнута.
Для пояснения сказанного приведем такой пример: иск о восстановлении нарушенного права собственности на недвижимое имение и об убытках за незаконное пользование имением истца. Сторонами представлены доказательства как в подтверждение, так и в опровержение права собственности, факта нарушения и количества убытков. Ясно, что здесь суд должен разрешить один за другим три вопроса, из коих последующие обусловливаются предшествующими, а именно: 1) доказал ли истец право собственности на оспариваемое им имущество; 2) если да, то доказал ли он факт нарушения его ответчиком и 3) если да, то доказал ли он причинение ему этим нарушением убытков и количество их? Допустим, что право собственности доказано, — очевидно, суд должен войти в рассмотрение второго вопроса; допустим, что и факт нарушения — доказан, несомненно, необходимо войти в рассмотрение третьего; но предположим, что суд устанавливает, что спорное имущество не принадлежит истцу и он не имеет на него никакого права,— спрашивается: какой смысл в рассмотрении доводов и доказательств, подтверждающих факт нарушения и причинения убытков: раз имение не принадлежит истцу и он не имеет на него никакого права, ответчик не мог нарушить его прав и причинить ему убытки. Но предположим, что право собственности истца установлено, а из доказательств, представленных в подтверждение и опровержение факта нарушения, суд выводит, что никакого нарушения ответчик не учинил, а владеет имением на основании законного соглашения с самим ли истцом, или с его праводателем, или его представителем; опять очевидно, что в выяснении убытков нет ни малейшей надобности, ибо, если нет нарушения, нет и убытков.
б) когда одним из многих доводов вопрос разрешается окончательно;IV. Итак, рассматриваемое правило не безусловно и само в себе заключает принцип возможности исключений. Но приведенный случай не единственный в своем роде. Возможны случаи, когда, во 1-х, для подтверждения известного права или известного факта представляется целый ряд доказательств; но это право, или этот факт положительно доказывается или опровергается одним из них, как например: иск о праве собственности доказывается купчей крепостью, духовным завещанием и давностью владения. Рассмотрев купчую, суд находит, что она, по своей неформальности, не может служить актом укрепления и, следовательно, первый довод устраняется и является необходимость в рассмотрении второго; оказывается, что духовное завещание составлено неправильно и нигде не явлено, — следовательно, и это доказательство не подтверждает оспариваемого права тяжущегося, — ясно, что суд должен войти в рассмотрение третьего. Но допустим, что купчая совершена правильно и не оставляет никакого сомнения в том, что спорное имение приобретено тяжущимся законно и принадлежит ему бесспорно, — к чему суд должен входить в рассмотрение остальных доказательств? Предположим затем, что отвергнув купчую, суд из рассмотрения представленного завещания выводит полное убеждение в том, что имение должно принадлежать доказывающему это тяжущемуся, — к чему в этом случае удостоверяться в том же еще и рассмотрением доказательств, представленных в подтверждение приобретения того имения давностным владением. Таким образом и в подобных случаях суд имеет право оставить некоторые доводы, как совершенно излишние, без всякого рассмотрения.
в) когда возбужденные сторонами вопросы поглощаются одним общим;V. Во-вторых, возможны случаи, когда вопросы, вытекающие из доводов, представленных тяжущимся, поглощаются одним общим вопросом, предварительное разрешение которого оказывается необходимым для разрешения спора, и при разрешении которого в разрешении вопросов, заданных сторонами, не представляется никакой надобности. Например: предъявляется иск о понуждении ответчика к исполнению договора. Ответчик возражает, что представленный договор для него не обязателен потому-то; что, если это неверно, то он не может быть обвинен в неисполнении его потому, что сам истец отказался от его исполнения и т. д. В большинстве случаев, суд должен пойти в рассмотрение всех доводов, коими истец подтверждает свой иск, и всех доводов, коими ответчик ого опровергает; но бывают случаи, когда суд, независимо от указания сторон, должен сам возбудить вопрос о праве, например, истца вступать в такого рода договоры и требовать их исполнения, вроде следующего: истец еврей, коему воспрещено арендовать недвижимое имение вне городов и местечек постоянной черты оседлости евреев, требует понудить ответчика передать ему в арендное пользование недвижимое имение в уезде. Суд, прежде чем приступить к рассмотрению доводов сторон, обязан (85 № 102) возбудить вопрос о праве истца на заключение такого договора, и раз он находит, что истец не имеет права арендовать того имения, а следовательно, не имеет права и требовать понуждения ответчика к передаче ому незаконно заарендованного, конечно, он может оставить все приведенные сторонами доводы без всякого рассмотрения, так как рассмотрение их ни для чего более не нужно.
Так смотрит на это и правительствующий сенат, не признававший нарушением разбираемого закона оставление без рассмотрения:
а) доказательств права истицы и обязанности ответчика на представление отчета по продаже завещанного ей имения, когда установлено, что истица потеряла право на иск за пропуском давности (76 № 22);
б) доказательств тому, что ответчики не вправе распоряжаться имуществом, завещанным на благотворительные цели и обязаны передать это имущество в распоряжение земства, когда установлено, что земство не имеет права на подобный иск в силу закона (79 № 289);
в) доказательств недействительности дарственной записи, когда доказано, что истец пропустил давность на предъявление иска (81 № 49);
е) доказательств тому, что имущество мужа истицы превышает стоимость 21/2 миллион. руб. и что ей недостаточно 6000 р. в год на прожитие, когда было установлено, что жена не имеет права требовать из имущества находящегося под опекой мужа 1/4 доли чистого дохода на прожитие (82 № 152);
ж) доказательств тому, что ответчик не мог вступить во владение спорным имением ранее известного срока, когда было доказано, что он вступил действительно ранее этого срока (84 № 107) и т. п.
г) когда представленные доводы не имеют существенного значения.VI. В третьих, суд имеет право не входить в рассмотрение таких доводов, которые не имеют существенного значения для дела и не могут оказывать никакого влияния на правильное разрешение предлежащего спора.
VII. Но что считать несущественным доводом? Вопрос этот невозможно разрешить вполне, ибо невозможно предусмотреть всех тех случаев, Что считать несущественными доводами.когда стороны могут представлять такие доказательства, или приводить такие обстоятельства, которые не могут иметь никакого значения при разрешении дела. Можно дать только некоторые указания, коими следует руководствоваться в подобных случаях. Так несущественными должны быть признаваемы:
А) Акты и документы, не подтверждающие и не опровергающие спорного права, как например:
а) представление оплаченного заемного письма в подтверждение того, что истец, быв должен ответчику, рассчитался с ним, а из сего должно следовать, что и ответчик, будучи должен истцу, должен рассчитаться с ним;
б) представление посемейных истца и ответчика списков в доказательство того, что у ответчика большая семья, а истец один и потому менее нуждается;
в) представление к делу о взыскании следующих истцу денег по договору личного найма приходо-расходных книг в доказательство того, что истец честно управлял домами ответчика, когда об этом не было речи (67 № 329).
Б) Акты и документы, вовсе не относящиеся к рассматриваемому делу, как например:
г) копия решения суда, отказавшего в точно таком же иске третьему лицу;
д) копии решений того же или других судов в доказательство того, что однородное с рассматриваемым дело было решено так именно, как этого желает представляющий их (79 № 158; 83 № 65) и т. п.
В) Доказательства, представляемые в подтверждение таких обстоятельств, существование которых законом не признается, как например:
е) расписки малолетнего в получении того долга, который отыскивает опекун этого малолетнего;
ж) доказательств в подтверждение словесных завещательных распоряжений кого-либо;
з) доказательств тому, что спорное движимое имущество родовое (81 № 3).
Г) Доказательства такого рода, которыми по закону не может быть доказываем известный факт; каковы:
и) свидетельские показания в существовании долга (68 № 153 и мн. др.), или уплаты по заемному письму (75 № 84 и мн. др.), или переуступки долговых требований (81 № 2) и т. п., и т. п.;
i) неформальной купчей крепости в подтверждение права собственности, доказываемого только этим документом;
к) неявленного духовного завещания в подтверждение прав своих на получение от ответчика части завещанного имущества.
Д) Указания на такие обстоятельства, на которые не вправе ссылаться указывающий их, как например:
л) заявление сомнения в подлинности актов, подписанного заявляющим это сомнение;
м) сомнение в достоверности выставленного в акте дня его составления таким лицом, которому 477 ст. уст. гр. суд. не предоставляет этого права (84 № 16);
н) заявление правоспособного контрагента о недействительности обязательства, выданного им в пользу неправоспособного (79 № 118 и мн. др.).
Е) К несущественным доводам сенат относит и толкование сторонами закона: истец доказывал недействительность духовного завещания тем, что завещатель завещал свое имущество нескольким лицам, не указав тех долей, в которых это имущество должно было достаться каждому из назначенных наследников; палата не обсудила этого довода, но сенат не признал в этом существенного нарушения 339 ст., так как этот довод относится не к фактической стороне дела, а к толкованию закона, что может быть восполнено и сенатом (79 .V 37), и т. д.
Что такое существенные доводы.VIII. Засим, существенными доводами должны признаваться все те, которые, по признании справедливости их, действительно могут удостоверить или опровергнуть известное право или известный факт. Так:
а1) истец требовал уничтожить залог, сделанный пожизненным владельцем, доказывая, что этим обесценивается его наследственная собственность; ответчик доказывал, что наследственное имение было заложено еще самим наследодателем, а пожизненный владелец заложил его в другом банке с тою целью, чтобы уплатить первоначальный долг, что он и сделал; суд не рассмотрел этого довода, а между тем по рассмотрении его, суд может быть пришел бы к тому заключению, что пожизненным владельцем сделан не залог, а перезалог с целью погашения долга (79 № 58);
б1) истец требовал восстановления владения участком земли, нарушенного сельским обществом тем, что' вместо принадлежащего ему участка ему отвели другой, причём доказывал, что еще до приобретения им этого участка в собственность продавец выкупил его, и общество окончательно выделило его; съезд, не рассмотрев этого довода, признал дело неподсудным себе в виду того, что на основании 165 ст. пол. о вык., жалобы на неправильный выдел выкупленных участков подаются в крестьянские присутствия; между тем, если бы съезд вошел в рассмотрение этого довода и установил бы, что выдел давно совершен, то мог бы признать, что истец не имел уже основания жаловаться в крестьянские присутствия (79 № 65);
в1) Съезд признал, что вольные люди, проживающие на земле духовного ведомства, не имеют права пользоваться этой землей по правилам 25 июля 1864 г. (прил. 1 к ст. 1 общ. пол. о кр.), и принял к своему рассмотрению дело о выселении такого вольного человека, не обсудив представленных ответчиком доказательств тому, что за ним признано уже это право, по установлении справедливости чего съезд пришел бы к тому заключению, что дело неподсудно ему (79 № 91) и т. п. и т. п.
Очевидно, что все подобные доводы, от рассмотрения которых зависит правильное решение, суд обязан неукоснительно рассмотреть и оставление их без рассмотрения сенат постоянно признает поводом к кассации. Так им признаны неправильными уклонения судебных мест от рассмотрения:
г1) отвода о подсудности (74 № 21);
д1) отвода против права истца на иск (75 № 800);
е1) одного из оснований иска (75 № 83; ср. II объясн. к этой ст.);
ж1) какой-либо части исковых требований, как напр., требования процентов, неустойки, судебных издержек и т. п. (74 № 330; 75 №№ 113, 517 и мн. др.);
з1) ссылки на свидетелей, когда то обстоятельство, в подтверждение которого сделана ссылка, не доказано и может быть доказано свидетелями (69 № 1001; 70 №№ 138, 1022, 1645; 71 № 767; 72 №№ 229, 383; 73 № 1498; 74 № 874 и мн. др.);
и1) ссылки вообще на какие-либо доказательства — осмотр на месте, дознание и пр. (74 № 610; 78 № 246; 79 № 289; 80 № 19, 279 и др.);
і1) указаний ответчиков на преждевременность предъявления иска (73 № 1644), на пропуск истцом давности (75 № 448; 81 № 102 и др.);
к1) возражений истцов против возражений ответчиков, как-то: что давность не пропущена (98 № 87), что она не могла быть пропущена (98 № 11) и т. п.
Существенные доводы ни под каким предлогом не оставляются без рассмотрения.IX. Все существенные доводы, раз они своевременно представлены и приняты судом, суд обязан рассмотреть, и ни под каким предлогом, за исключением случаев, указанных выше (II—VIII объясн. к этой ст.), не вправе оставлять без внимания. Не может он отказаться от этого под тем предлогом, что они не были заявлены письменно (74 № 140), или под тем, что, быв заявлены письменно, не повторены словесно (75 № 482). Не может он уклониться от рассмотрения представленных ответчиком доводов и под тем предлогом, что им не предъявлено встречного иска.
И под предлогом заявления их не в виде встречного иска.X. В разъяснение неправильности отказа судебных мест в рассмотрении доводов, представляемых ответчиком, сенат справедливо замечает, что «в законе нет того правила, чтобы те или другие возражения ответчика были предъявлены непременно в форме встречного иска, напротив, ввиду того, что под встречным иском закон разумеет самостоятельные требования ответчика, обращенные к истцу, в отношении коих истец становится ответчиком, не может быть сомнения в том, что предъявление встречного иска зависит исключительно от усмотрения ответчика» (82 № 60); ибо «закон не стесняет тяжущихся в избрании способов защиты, не ограничивает их возражений тою или другою системой и не воспрещает одно юридическое отношение сторон, напр., договорное, опровергать другими отношениями, как, напр., спором о самом праве на имущество, из которого возникло договорное отношение» (77 № 332). Посему, если «ответчик никакого присуждения с истца не требует, т. е. не предъявляет самостоятельных требований, а лишь защищает себя против требований истца, то суд не вправе уклониться от рассмотрения возражений ответчика потому только, что оно не заявлено в форме встречного иска (79 № 112), при отсутствии которого решение суда может заключаться только или в удовлетворении требований истца, или же в признании его иска недоказанным и опровергнутым возражениями ответчика, который, в случае отказа истцу, остается при спокойном обладании имуществом, составлявшим предмет спора» (75 № 795).
Ввиду этих соображений, сенат признавал за ответчиком право, не предъявляя встречного иска, защищаться:
а2) против иска о наследственном имуществе доказательствами незаконного рождения истца от того лица, наследство после которого он отыскивает (79 № 152);
б2) против иска об исполнении завещания, возражением о необязательности для истца того завещания (78 № 54);
в2) против иска, основанного на завещании и наследственных правах, о выселении ответчика из дома, доказательством о принадлежности дома ответчику (78 № 209);
г2) против иска, о нарушении привилегии, доказательством, что привилегия прекратилась, и необязательна для ответчика (79 № 397);
д2) против иска, основанного на договоре, доказательством недействительности договора (74 № 660);
е2) против иска о праве собственности, доказательством своего давностного владения (75 № 795);
ж2) против иска о наемной плате за квартиру, — возражением о негодности квартиры (69 № 130; 99 № 22), и т. п.
Чем удостоверяется рассмотрение судом всех существенных доводов.XI. Теперь мы должны обратиться к разрешению вопроса: что должно служить удостоверением тому, что суд действительно рассмотрел все существенные доводы сторон? Если для разрешения этого вопроса мы обратимся к разъяснению сената, то по бесконечным противоречиям в них, едва ли можно вывести какое-либо прочное заключение: раз он говорит, что если о каком-либо доводе упомянуто в решении (80 № 103), хотя бы в исторической его части (76 № 540; 78 № 186; 79 №№ 4, 64, 204, 344, 384; 80 №№ 193, 265; 81 №№ 65, 112 и мн. др.) или даже в протоколе заседания (79 №№ 146, 391; 82 № 144; 84 № 10), следует считать, что он был в виду суда и рассмотрен им, и нет надобности, чтобы суд входил в критический разбор его (68 №№ 14, 849; 69 № 918; 72 № 834; 75 №№ 82, 377 и мн. др.), а в других случаях, одно упоминание о том или другом доводе в исторической части решения или в том его месте, где приведены требования и соображения сторон, не служит доказательством того, что суд входил в рассмотрение его, если в своих соображениях он оставил его без обсуждения «вопреки правил, предписанных уст. гр. суд.» (75 № 448; 81 № 61 и др.). Из всех этих противоречий можно вывести то заключение, что сенат предоставляет на волю судебным местам входить или не входить в более подробную оценку доводов, приводимых сторонами, требуя при этом только одного, чтобы об этих доводах было упомянуто в решении суда или в протоколе заседания; но при этом он оставляет за собою право признать нарушением 339 ст. неприведение судом никаких соображений по отношению того или другого довода, если решение неправильно в существе своем, или не признавать такого нарушения, если оно правильно, и более или менее подробное рассмотрение не рассмотренного, хотя и существенного довода, не могло оказать на него никакого влияния, или не нарушена, когда оно правильно. По нашему мнению, раз удостоверением в том, что требование 339 ст. исполнено судом, должно служить решение суда, в коем излагаются требования и доводы сторон и основанные на них выводы суда, в нем обязательно должна быть изложена оценка всех существенных доводов, хотя бы настолько полно, чтобы можно было видеть те основания, по которым суд принял такой-то довод, или отверг такой-то. Относительно же несущественных, которые могут быть оставлены без рассмотрения, должно быть сказано, почему именно суд признает их несущественными и оставляет без рассмотрения.
Чем удостоверяется заявление сторонами доводов на словах.XII. В связи с этим вопросом находится другой: чем должно быть удостоверено, что тяжущийся заявил такой довод в заседании суда (значит словесно), который им не был заявлен в состязательных бумагах? Конечно, другого удостоверения, как протокол судебного заседания, который должен служить «законным доказательством всего того, что в нем записано» (68 № 210; 82 № 106 и др.), быть не может. Поэтому, раз тот или другой довод записан в протокол, должно считаться несомненным, что он был заявлен тяжущимся. Из сего же следует то заключение, что суд обязан следить за тем, чтобы все происходящее на суде было записано в протокол совершенно независимо от того, было ли об этом ходатайство тяжущегося, или нет, и признает ли суд заявление стороны существенным для дела доводом, или нет (79 № 150). Но, само собою разумеется, невозможно требовать, чтобы в протокол вносилось дословно всякое объяснение сторон; совершенно достаточно, говорит сенат, если будут записываться указания сторон на новые обстоятельства или на новые доказательства (73 № 1283; 74 № 456; 79 № 150), выводы же из фактической стороны дела, а равно толкование закона и все то, что, по мнению суда, не имеет доказательной силы, может и не заноситься (66 № 27; 67 №№ 38, 43, 233, 405; 69 № 895; 74 № 456; 78 № 270; 79 № 150).
Порядок указания тяжущимися на неверность протокола.XIII. Но и при этом, конечно, возможно, что-то или другое заявление тяжущегося, по той или другой причине, не будет внесено в протокол, а между тем тяжущийся будет уверять, что такое-то заявление им было сделано, — как поступить в таком случае? На этот вопрос сенат дает ответ: так как в уставе гражд. суд. нет указания на то, каким порядком и в какой срок стороны могут указать суду на допущенное им упущение, то для сего следует руководствоваться 835—845 ст. Уст. уголов. суд. (78 № 270) и основываясь на этом, устанавливает такой порядок: последним днем подписания протокола судьями должен полагаться день, назначенный для прочтения решения в окончательной форме (71 № 903); с этого последнего дня тяжущимся назначается семидневный срок, в который они могут явиться в суд, прочесть протокол и сделать на нем те замечания, какие они считают нужными (79 № 150); замечания эти могут быть сделаны и ниже подписей судей (76 № 434; 78 № 270; 84 № 39), но непременно в этот срок, иначе они могут быть оставлены судом без последствия (те же реш.). На эти замечания суд обязан постановить свое заключение (там же), которое может быть сделано тоже на протоколе и без которого замечание тяжущегося должно признаваться доказанным, неопровергнутым (77 № 221). При этом, если суд не удостоверит верности делаемого стороной опровержения сведений, заключающихся в протоколе, то высшая инстанция имеет право потребовать от тяжущегося представления доказательств верности его заявления и определения силы и значения этих доказательств должно зависеть уже от этой высшей инстанции (82 № 106).
Последний вопрос, возникающий здесь, таков: где должно быть сделано замечание стороны на протокол и заключение по этому поводу суда, — т. е. в судебном или распорядительном заседании? Хотя в относящихся до сего решениях сената на этот вопрос нет ответа, но если руководствоваться принципиальным его разъяснением, изложенным в решении 1879 г. № 150 и 1878 г. № 270, где в подобных случаях рекомендуется руководствоваться правилами устава уголовного судопроизводства, то как в уголовных отделениях рассмотрение сделанных. на протокол замечаний и постановлений по оным заключений делается в распорядительном заседании, то и по гражданским делам следует допустить, что все это может быть сделано в распорядительном заседании, конечно, в том составе, который участвовал в решении дела по существу.