Мысли о воспитании (Локк; Басистов 1904)/Умственное воспитание/ДО

Мысли о воспитаніи — Умственное воспитаніе
авторъ Джонъ Локкъ (1632—1704), пер. А. Басистовъ

Оригинал: англ. Some Thoughts Concerning Education. — См. Оглавленіе. Перевод созд.: 1694. Источникъ: Джонъ Локкъ. Мысли о воспитаніи./А. Адольфъ. — Изд. 2-е. — М.: Изд-во К. И. Тихомирова, 1904. — (Педагогическая библіотека)

 

Ученье.

§ 147. Навѣрное вы удивитесь, что я ставлю ученье на самомъ концѣ; въ особенности если я скажу, что это на мой взглядъ вещь наименѣе важная. Такой отзывъ покажется страннымъ въ устахъ писателя. И такъ какъ ученье считается обыкновенно главнымъ, чтобы не сказать единственно важнымъ занятіемъ для дѣтей (ибо остальное почти не принимается въ разсчетъ, когда идетъ рѣчь о воспитаніи), то все, что я имѣю сказать, не можетъ не оказаться въ рѣзкомъ противорѣчіи съ обычными воззрѣніями на этотъ предметъ. Когда я вижу, сколько употребляется труда, чтобы научить дѣтей по латыни и по гречески, сколько тратится на это годовъ, и сколько подымается изъ-за этого шуму и безцѣльныхъ хлопотъ, то я положительно склоненъ думать, что родители живутъ подъ страхомъ розги учителя, на которую они смотрятъ, какъ на единственное орудіе воспитателя, какъ будто все воспитаніе состоитъ только въ томъ чтобы научить одному или двумъ языкамъ. Иначе какъ было бы возможно, чтобы ребенка приковывали къ скамьѣ на семь, восемь или десять лучшихъ годовъ его жизни только для того, чтобы онъ одолѣлъ одинъ или два языка, которымъ, какъ мнѣ кажется, можно научиться съ гораздо меньшей тратой времени и труда, и притомъ почти шутя?

Поэтому—простите—я не могу безъ волненія подумать, что будто бы ad capiendum ingenii cultum мальчика нужно втискивать въ кучу другихъ ребятъ и гнать его розгой и плеткой, точно сквозь строй, по всѣмъ классамъ школы. Что же? скажете вы: по вашему не нужно учить его читать и писать? Неужели же онъ долженъ оставаться невѣжественнѣе нашего приходскаго пономаря, который считаетъ Гопкинса и Стернгольда^[1] лучшими поэтами въ мірѣ, дѣлая ихъ еще хуже своимъ сквернымъ чтеніемъ?—Но не спѣшите, не спѣшите, пожалуйста. Читать, писать и пріобрѣтать свѣдѣнія въ наукахъ необходимо, я согласенъ съ этимъ, но не въ томъ главная задача. Вѣдь, я думаю, вы сами сочтете глупцомъ того, кто не сталъ бы цѣнить добродѣтельнаго и мудраго человѣка безконечно выше, чѣмъ высокоученаго. Не спорю, ученье должно принести большую пользу и въ томъ и въ другомъ отношеніи хорошо сформированнымъ умамъ; но нельзя не согласиться, что изъ тѣхъ, у кого умъ не такъ хорошо сформированъ, оно сдѣлаетъ только еще большихъ дураковъ и негодяевъ. Я говорю это съ той цѣлью, чтобы, когда вы начнете раздумывать о воспитаніи вашего сына и пріискивать ему наставника или воспитателя, то не думали только, какъ обыкновенно дѣлается, объ одной латыни и логикѣ. Ученье, разумѣется, должно имѣть мѣсто, но не какъ самое главное само по себѣ, а лишь постольку, поскольку служитъ средствомъ для развитія болѣе важныхъ качествъ. Найдите такого человѣка, который сумѣлъ бы образовать, какъ слѣдуетъ, нравственность вашего ребенка; отдайте его въ руки человѣка, который сумѣлъ бы сохранить по возможности его невинность, поддержать и развить въ немъ добрыя начала, осторожно исправить и искоренить всѣ дурныя наклонности и насадить въ немъ хорошія привычки. Въ этомъ—главное дѣло; и разъ оно обезпечено, то можно прибавить и ученье, ведя его указаннымъ ниже способомъ.

§ 148. Какъ скоро ребенокъ въ состояніи говорить, пора начинать его учить читать. Но здѣсь позвольте мнѣ еще разъ повторить то, что обыкновенно такъ легко забывается, а именно: имѣйте въ виду, чтобы ученье не обращалось для мальчика въ обязательную работу, и чтобы онъ не смотрѣлъ на него, какъ на тяжелую обязанность. Мы, какъ уже неоднократно было замѣчено, съ самой колыбели инстинктивно любимъ свободу и вслѣдствіе этого питаемъ отвращеніе къ извѣстнымъ вещамъ по той только причинѣ, что онѣ становятся для насъ обязательными. Я всегда былъ того мнѣнія, что ученье можно сдѣлать для дѣтей забавой и развлеченіемъ и повести дѣло такъ, чго они сами пожелаютъ учиться, если представить имъ ученье въ видѣ дѣла, связаннаго съ честью, удовольствіемъ и развлеченіемъ, или въ видѣ награды, и никогда не бранить и не наказывать ихъ за небрежное къ нему отношеніе. Въ этомъ мнѣніи особенно подкрѣпляетъ меня примѣръ Португаліи, гдѣ дѣти съ такой жадностью стремятся научиться читать и писать, что ихъ невозможно удержать отъ этого: они учатся одинъ у другого и съ такимъ пыломъ предаются этому занятію, какъ если бы оно было запрещено имъ. Я помню, однажды мнѣ пришлось быть въ домѣ одного изъ моихъ друзей, младшій сынъ котораго, еще совсѣмъ ребенокъ, учился читать у своей матери, при чемъ его крайне трудно было засадитъ за книгу; я посовѣтовалъ испробовать иной способъ, такъ чтобы не дѣлать этого занятія для него обязательнымъ; а затѣмъ мы, какъ будто случайно, повели разговоръ на ту тему, что вотъ старшіе сыновья, какъ наслѣдники, пользуются преимуществомъ получать образованіе, которое дѣлаетъ ихъ тонкими джентльмэнами и доставляетъ имъ всеобщую любовь и уваженіе; а что касается до младшихъ братьевъ, то они должны считать уже счастіемъ, если ихъ научили добрымъ нравамъ; учить же ихъ еще читать и писать—значитъ давать имъ больше, чѣмъ приходится на ихъ долю; и что, если имъ угодно, они могутъ оставаться невѣжественными, обломами и мужиками… Этотъ разговоръ такъ подѣйствовалъ на мальчика, что онъ очень скоро пожелалъ учиться, сталъ самъ приходить для этого къ матери и не оставлялъ въ покоѣ свою няньку, пока та не прослушивала выученнаго имъ урока.—Я не сомнѣваюсь, что подобный способъ можно примѣнить и къ другимъ дѣтямъ и, дѣйствуя на нихъ тѣмъ или инымъ путемъ, сообразно ихъ характеру, вызвать съ ихъ стороны добровольное желаніе учиться; не дѣлайте только изъ ученья обязательной работы или предмета огорченія, а поставьте дѣло такъ, чтобы оно имѣло видъ забавы и развлеченія: напримѣръ, можно пустить въ ходъ костяшки или игрушки съ написанными на нихъ буквами, чтобы выучить дѣтей азбукѣ; и вообще можно придумать двадцать другихъ способовъ, соотвѣтственно натурѣ ребенка, чтобы сдѣлать занятнымъ для него такой способъ обученія.

§ 149. При помощи такого невиннаго обмана можно достигнуть того, что дѣти узнаютъ буквы и научатся читать, не замѣчая, чтобъ это было чѣмъ-либо другимъ, кромѣ забавы, и познакомятся такимъ образомъ путемъ игры съ тѣмъ, что другимъ стоитъ побоевъ и сѣченья. Не обременяйте только ихъ ничѣмъ, похожимъ на работу или серьезное дѣло: ни душа, ни тѣло ихъ не выносятъ этого. Такія вещи вредятъ ихъ здоровью, и то обстоятельство, что многихъ дѣтей засаживали за книги въ томъ возрастѣ, который не выноситъ подобнаго принужденія, несомнѣнно было причиной того, что впослѣдствіи они не могли безъ отвращенія подумать о книгахъ и ученьи. Это своего рода пресыщеніе, которое оставляетъ послѣ себя ничѣмъ неустранимую тошноту.

§ 150. Мнѣ думается также, что если приспособить къ этой цѣли дѣтскія игрушки (которыя, обыкновенно, не приспособлены ни къ какой), то можно было бы найти много способовъ научить дѣтей чтенію, между тѣмъ какъ они думали бы, что только играютъ. Такъ напр., можно было бы сдѣлать шаръ изъ слоновой кости, (вродѣ того, который употребляется при „лоттереѣ Королевскаго дуба“,^[2] съ тридцатью двумя или лучше съ двадцатью четырьмя или двадцатью пятью сторонами, и наклеить на одной букву A, на другой B, на третьей C, на четвертой D., и т. д. Впрочемъ, въ началѣ лучше воспользоваться первыми четырьмя или даже двумя буквами, а когда мальчикъ овладѣетъ ими, присоединять новыя, до тѣхъ поръ пока на каждой сторонѣ не будетъ своей буквы, и такимъ образомъ мы не будемъ имѣть всей азбуки.—Пусть этимъ шаромъ играютъ на его глазахъ взрослые; въ самомъ дѣлѣ ставить ставку на то, что первый выкинетъ A и B,—такая же игра, какъ и выкидываніе шести или семи на костяхъ. Играя такимъ образомъ между собой, не принуждайте мальчика принимать участіе въ вашей игрѣ, чтобы она не показалась ему обязательной работой; пусть онъ думаетъ, что эта игра старшихъ, и въ такомъ случаѣ, онъ, несомнѣнно, по собственному влеченію пожелаетъ присоединиться къ ней. А чтобы онъ имѣлъ тѣмъ болѣе основанія считать это забавой, къ которой его только допускаютъ изъ расположенія къ нему, прячьте всякій разъ по окончаніи игры шаръ въ такое мѣсто, откуда бы онъ не могъ достать его, чтобы такимъ образомъ, не имѣя его постоянно въ своемъ распоряженіи, не пресытился скоро этой забавой.

§ 151. Чтобы интересъ его къ этой игрѣ не ослабѣвалъ, поддерживайте его въ мысли, что это собственно забава людей, которые гораздо старше и выше его. Когда онъ узнаетъ такимъ образомъ всѣ буквы, замѣните ихъ складами и продолжайте поступать также; и такимъ способомъ ребенокъ выучится читать, самъ не зная какъ и не испытывая изъ за этого брани и никакихъ непріятностей; и такимъ образомъ у него не явится никакого отвращенія къ ученью, какъ въ тѣхъ случаяхъ, когда оно сопряжено съ мученьемъ и досадой. Вообще, какъ показываетъ опытъ, дѣти не жалѣютъ труда, когда хотятъ научиться той или другой игрѣ; но если вы нарочно заставите ихъ учиться ей, то они сей часъ же станутъ смотрѣть на нее какъ на обязательную работу и почувствуютъ отвращеніе къ ней. Одинъ знакомый мнѣ очень знатный человѣкъ (который, впрочемъ, заслуживаетъ еще большаго уваженія за свою ученость и добродѣтель, чѣмъ вслѣдствіе сана и высокаго положенія) приказалъ наклеить шесть гласныхъ буквъ на шести сторонахъ одной кости, а остальныя восемнадцать согласныхъ на сторонахъ трехъ другихъ костей, и устроилъ изъ нихъ для своихъ дѣтей игру, въ которой тотъ, кто за одинъ разъ выкинетъ этими четырьмя костями больше словъ, выигрывалъ. Благодаря такому способу его старшій сынъ, тогда еще совсѣмъ ребенокъ, выучился складамъ безъ всякаго принужденія, не говоря уже о брани или порицаніяхъ.

§ 152. Мнѣ приходилось видѣть маленькихъ дѣвочекъ, занимавшихся по цѣлымъ часамъ игрой въ камешки (dibstones)и тратившихъ не мало труда на то, чтобы достигнуть въ ней желательнаго совершенства; при этомъ мнѣ постоянно приходило въ голову, какъ это не придумаютъ ничего такого, чтобы дать этой старательности болѣе полезное примѣненіе; и тутъ, по моему, всецѣло виноваты взрослые. Дѣти гораздо менѣе склонны къ бездѣйствію, чѣмъ взрослые, и поэтому слѣдуетъ винить взрослыхъ, если значительная доля той энергіи, которая свойственна дѣтямъ, тратится на совершенно безполезныя вещи; и дѣти нисколько не потеряли бы въ своемъ удовольствіи, выигрывая въ то же время въ пользѣ, если бы взрослые давали себѣ трудъ указывать имъ дорогу хотя бы въ половину противъ того, насколько эти маленькія обезьяны обнаруживаютъ готовность слѣдовать за ними. Навѣрное какой-нибудь мудрый португалецъ завелъ между дѣтьми своей страны манеру, о которой я разсказывалъ, а именно, что ихъ просто не удержишь отъ желанія выучиться читать и писать. Точно также въ нѣкоторыхъ мѣстахъ Франціи дѣти учатъ другъ друга пѣть и танцовать, можно сказать, чуть не съ колыбели.

§ 153. Что касается до размѣра буквъ, наклеиваемыхъ на костяхъ или на какихъ нибудь другихъ предметахъ со многими сторонами, то вначалѣ лучше брать форматъ буквъ библіи in folio, не примѣшивая пока прописныхъ. Разъ ребенокъ научится читать напечатанное такимъ шрифтомъ, ему нетрудно будетъ выучить и прописныя буквы; но вначалѣ не нужно затруднять его разнообразными шрифтами. При помощи этихъ костей вы можете также устроить игру въ родѣ „лоттереи Королевскаго дуба„ (что внесетъ разнообразіе въ дѣло) и играть въ нее на вишни, яблоки и т. п.

§ 154. Разумѣется, можно было бы изобрѣсти еще цѣлую дюжину подобныхъ же игръ въ буквы, и тому, кто готовъ послѣдовать предлагаемому мною методу, не трудно будетъ придумать ихъ и примѣнить къ вашей цѣли. Впрочемъ, какъ мнѣ кажется, четыре кости, о которыхъ я говорилъ выше, настолько удобопримѣнимы и цѣлесообразны, что было бы трудно найти что-либо лучшее, да и едва-ли можетъ быть надобность въ чемъ-либо другомъ.

§ 155. Вотъ то, что я имѣю сказать относительно метода, которымъ слѣдуетъ учить читать. Но главное отнюдь не прибѣгайте къ принужденію или порицаніямъ. Привлекайте ребенка всячески къ ученью, но отнюдь не дѣлайте изъ него обязательной работы. Лучше, если онъ научится читать годомъ позже, чѣмъ если, благодаря подобному способу, почувствуетъ отвращеніе къ ученью. Если вамъ ужъ придется ссориться съ нимъ, такъ пускай это будетъ изъ-за вещей болѣе важныхъ, гдѣ дѣло идетъ о правдѣ и нравственномъ благородствѣ, но не причиняйте ему огорченій изъ за a, b, c. Употребите все ваше умѣнье на то, чтобы научить его подчинять свою волю разуму, научите его цѣнить свое достоинство и репутацію и страшиться презрѣнія со стороны другихъ, въ особенности васъ и его матери,—и все остальное придетъ само собою. Но для этого вы не должны стѣснять его разными правилами и предписаніями насчетъ вещей, самихъ по себѣ безразличныхъ, или бранить за всякій незначительный или даже значительный на взглядъ кого другого проступокъ. Впрочемъ я уже достаточно говорилъ относительно этого.

§ 156. Когда при помощи такого способа ребенокъ научится читать, дайте ему въ руки какую нибудь хорошую книгу, соотвѣтствующую его пониманію, въ которой онъ могъ бы найти вещи, могущія заинтересовать его и вознаградить за трудъ чтенія; но только не такую, которая набивала бы его голову безполезнымъ хламомъ или поселяла въ немъ начала порока и глупости. Въ данномъ случаѣ едва ли можно найти лучшую книгу, чѣмъ басни Эзопа, которыя, будучи способны развлечь и заинтересовать ребенка, могутъ въ то же время вызвать полезныя размышленія и во взросломъ человѣкѣ, и если его память удержитъ ихъ, то онъ не будетъ раскаиваться, когда впослѣдствіи они придутъ ему на умъ среди самыхъ серьезныхъ и дѣловыхъ размышленій. Если же сверхъ того каждая басня представлена картинкой, то это еще больше понравится ему и поощритъ къ чтенію, способствуя въ то же время расширенію его познаній; ибо было бы совершенно безполезно и неинтересно для дѣтей говорить имъ о такихъ вещахъ, о которыхъ у нихъ нѣтъ никакого представленія, а между тѣмъ всякія представленія о конкретныхъ вещахъ пріобрѣтаются никакъ не изъ звуковъ словъ, а изъ самихъ вещей или ихъ изображеній. Поэтому я посовѣтовалъ бы давать ребенку, какъ только онъ научится читать по складамъ, какъ можно больше рисунковъ, изображающихъ разныхъ животныхъ, съ напечатанными тутъ же ихъ названіями: это вызоветъ въ немъ желаніе читать и дастъ ему въ то же время случай задавать вамъ разные вопросы и пріобрѣтать такимъ образомъ новыя свѣдѣнія. Для той же цѣли, мнѣ кажется, могла бы послужить и книжка, озаглавленная „Рейнеке-Лисъ“ (Reynard the Fox). Вообще, если окружающіе ребенка будутъ разговаривать съ нимъ о прочитанныхъ имъ исторійкахъ и заставлять его пересказывать ихъ, то это еще больше пріохотитъ его къ чтенію; между тѣмъ обычный методъ обученія совершенно пренебрегаетъ этимъ, и обыкновенно проходитъ много времени, прежде чѣмъ учащіеся заинтересуются чтеніемъ, а до того смотрятъ на книги, какъ на необходимую дань обычаю или скучную и безполезную помѣху.

§ 157. Молитву Господню, Сѵмволъ Вѣры и Десять заповѣдей ребенокъ долженъ выучить наизусть. Однако я посовѣтовалъ бы, чтобы онъ выучилъ ихъ не по книгѣ, а со словъ другого, и притомъ еще прежде, чѣмъ начнетъ учиться читать. Мнѣ кажется, не слѣдуетъ, чтобы ребенокъ въ одно и то же время училъ наизусть и учился читать. Этихъ двухъ вещей лучше было бы не смѣшивать вовсе, чтобы одна не повредила успѣху другой, а между тѣмъ слѣдуетъ, чтобы ребенокъ научился читать съ возможно меньшимъ трудомъ.

Какія есть еще англійскія книги въ родѣ вышеупомянутыхъ, которыя могли бы вызвать интересъ дѣтей къ чтенію, не знаю; да и вообще, кажется, при господствѣ обычнаго метода школъ, при которомъ дѣтей вынуждаетъ учиться страхъ передъ побоями, а не собственный интересъ и удовольствіе, объ изданіи такого рода книгъ вовсе и не думаютъ; такъ что все, чѣмъ здѣсь пользуются, не идетъ дальше букварей, молитвенника, псалмовъ да библіи.

§ 158. Что касается до библіи, которой пользуются обыкновенно для упражненія дѣтей въ чтеніи, то, я думаю, нѣтъ ничего болѣе безполезнаго, какъ заставлять ихъ читать сплошь, глава за главой, эту книгу, будто для того, чтобы усовершенствовать ихъ въ чтеніи или наставить въ началахъ религіи: какое удовольствіе можетъ доставить ребенку чтеніе того, чего онъ совершенно не понимаетъ? Развѣ не много, въ самомъ дѣлѣ, въ законахъ Моисея, въ Пѣсни пѣсней, въ пророчествахъ Ветхаго Завѣта, или въ Посланіяхъ и Апокалипсисѣ Новаго Завѣта такихъ мѣстъ, которыя совершенно недоступны пониманію ребенка?! И хотя въ четырехъ Евангеліяхъ и въ Дѣяніяхъ апостоловъ найдется кое что болѣе удобное для пониманія, тѣмъ не менѣе въ общемъ эти книги черезчуръ превышаютъ умственный уровень ребенка. Я согласенъ, что принципы религіи должны быть почерпаемы изъ этихъ книгъ и въ подлинныхъ выраженіяхъ Писанія, хотя всякій принципъ религіи, предлагаемый ребенку, долженъ соотвѣтствовать уровню его пониманія. При всемъ томъ отсюда еще очень далеко до сплошного чтенія Библіи въ видѣ упражненія въ чтеніи: какой дикій хаосъ понятій долженъ образоваться въ головѣ ребенка, если онъ, въ столь раннемъ возрастѣ, будетъ читать сплошь всѣ мѣста Библіи, какъ слово Божіе, не дѣлая между ними никакого различія! Я думаю, что именно это обстоятельство явилось причиной того, что нѣкоторые люди не могли потомъ во всю свою жизнь составить себѣ ясныхъ и раздѣльныхъ воззрѣній относительно религіи.

§ 159. Разъ я ужъ затронулъ этотъ вопросъ, позвольте мнѣ сказать, что въ писаніи есть мѣста, которыя вполнѣ можно дать въ руки ребенка, съ цѣлью пріохотить его къ чтенію, такъ напр., исторія Іосифа и его братьевъ, исторія Давида и Голіафа, Давида и Іонаѳана, равно какъ и другія мѣста, которыя онъ могъ бы читать для своего назиданія, наприм., слова: „все, что вы хотите, чтобъ вамъ дѣлали другіе, дѣлайте сами имъ“, и тому подобныя нравственныя наставленія, ясныя и удобныя для пониманія, которыя, при умѣломъ выборѣ, послужатъ для него и назиданіемъ, и упражненіемъ въ чтеніи; пусть онъ читаетъ ихъ, пока они не закрѣпятся въ его памяти; а впослѣдствіи, когда онъ достаточно созрѣетъ, можно будетъ при томъ или другомъ подходящемъ случаѣ запечатлѣвать ихъ въ немъ, какъ безспорныя и священныя правила его жизни и дѣйствій. Но чтеніе сплошь всего Писанія, по моему мнѣнію, вещь совершенно неподходящая для дѣтей до тѣхъ поръ, пока, ознакомившись съ существеннымъ его содержаніемъ, они не составятъ себѣ, такъ сказать, общей идеи относительно того, во что они должны вѣрить; но при этомъ они должны получать эти истины въ подлинныхъ выраженіяхъ Писанія, а никакъ не въ той формѣ, въ которой выражаютъ ихъ люди, обуянные разными системами и аналогіями и навязывающіе свое толкованіе другимъ. Для избѣжанія этого неудобства Воршингтонъ^[3] составилъ катехизисъ, въ которомъ всѣ отвѣты переданы въ надлежащихъ выраженіяхъ Писанія—примѣръ, достойный подражанія, ибо, во всякомъ случаѣ, такой катехизисъ представляетъ настолько здравую форму изложенія, что ни одинъ христіанинъ не будетъ возражать противъ его пригодности для наставленія ребенка. И вотъ, когда ребенокъ выучитъ изъ него Молитву Господню, Сѵмволъ вѣры и десять заповѣдей, можно заставлять его выучивать по одному вопросу ежедневно или еженедѣльно, смотря по его пониманію и памяти. А послѣ того какъ онъ усвоитъ себѣ весь катехизисъ, такъ что будетъ въ состояніи отвѣчать безъ запинки на всѣ вопросы, было бы полезно заставить его выучивать разныя назидательныя изрѣченія, разсѣянныя по Библіи, что послужитъ достойнымъ упражненіемъ его памяти, и въ то же время дастъ ему руководящія начала жизни.

§ 160. Когда ребенокъ научится читать, пора начинать учить его письму. Здѣсь прежде всего нужно научить его держать, какъ слѣдуетъ, перо, и, прежде чѣмъ онъ не усвоитъ себѣ вполнѣ этого искусства, не позволяйте ему водить перомъ по бумагѣ, ибо не только дѣти, но и всякій, кто хочетъ сдѣлать что-нибудь какъ слѣдуетъ, не долженъ дѣлать своего дѣла съ маху, или браться за усвоеніе двухъ дѣлъ разомъ, если можно изучить ихъ отдѣльно.

Какъ скоро ребенокъ научился держать перо (мнѣ кажется, что всего лучше держать его между большимъ и указательнымъ пальцемъ; впрочемъ, насчетъ этого вы можете посовѣтоваться съ какимъ-нибудь хорошимъ учителемъ чистописанія или съ кѣмъ другимъ, пишущимъ скоро и красиво), итакъ, какъ скоро ребенокъ научится держать правильно перо, научите его, какъ класть передъ собой бумагу и какое положеніе давать при этомъ рукѣ и остальному тѣлу. Когда онъ усвоитъ себѣ все это, то уже не составитъ большого труда научить его самому письму. Возьмите доску съ выгравированными на ней буквами такого формата, какой вы найдете наилучшимъ; впрочемъ, не забудьте сдѣлать эти буквы нѣсколько болѣе крупнаго формата, чѣмъ тотъ, который долженъ сдѣлаться для него обычнымъ впослѣдствіи, такъ какъ нашъ почеркъ становится со временемъ мельче, но никакъ не крупнѣе того, какимъ насъ учили писать. Затѣмъ изготовьте нѣсколько оттисковъ съ этой доски на хорошей писчей бумагѣ красными чернилами, и пусть ребенокъ обводитъ эти красныя буквы перомъ съ черными чернилами: благодаря такому способу его рука привыкнетъ изображать эти буквы, разъ ему только будетъ показано, откуда нужно начинать и какъ вести руку. Какъ скоро онъ овладѣетъ этимъ, онъ можетъ упражняться уже на чистой бумагѣ; и такимъ способомъ вы можете научить его писать какимъ угодно почеркомъ.

§ 161. Какъ скоро ребенокъ пишетъ хорошо и скоро, не мѣшаетъ, по моему мнѣнію, присоединить сюда и рисованіе, которое въ различныхъ случаяхъ весьма полезно для джентльмэна, особенно же во время путешествія, такъ какъ при помощи рисунка нерѣдко можно представить въ немногихъ чертахъ то, чего иной разъ не выразишь и не сдѣлаешь понятнымъ цѣлымъ листомъ исписанной бумаги.

Въ самомъ дѣлѣ, сколько путешественнику приходится видѣть зданій, орудій и одѣяній, видъ которыхъ онъ легко можетъ сохранить и для себя и для другихъ при нѣкоторомъ умѣньи рисовать! между тѣмъ какъ довольствуясь однимъ словеснымъ описаніемъ этихъ вещей, мы всегда рискуемъ потерять представленіе о нихъ или по крайней мѣрѣ удержать только весьма несовершенные образы, какъ бы ни было точно самое описаніе. Я вовсе не имѣю въ виду совѣтовать вамъ сдѣлать изъ вашего сына настоящаго художника, ибо на то, чтобы достигнуть хотя бы весьма посредственнаго успѣха въ этомъ искусствѣ, нужно потратить гораздо больше времени, чѣмъ сколько можетъ удѣлить его молодой человѣкъ отъ своихъ болѣе важныхъ занятій. Но я думаю, что въ сравнительно короткое время онъ можетъ настолько овладѣть перспективой и техникой рисованія, что будетъ въ состояніи довольно сносно передавать бумагѣ то, что видитъ, за исключеніемъ, конечно, человѣческихъ лицъ,—въ особенности, если онъ обладаетъ прирожденной къ тому способностью; но, говоря мимоходомъ, при отсутствіи у ребенка способностей, въ особенности, если дѣло идетъ о вещахъ, не безусловно необходимыхъ,—лучше оставить его въ покоѣ, чѣмъ мучить безполезной работой. Поэтому въ данномъ случаѣ, какъ и вообще во всемъ не безусловно-необходимомъ, слѣдуетъ держаться правила: nil invita Minerva.

Быть можетъ, заслуживаетъ также изученія и способъ писать при помощи сокращеній, извѣстный, насколько я знаю, только въ Англіи,—для того, чтобы можно было быстро записать себѣ что-нибудь на память или скрыть то, что нежелательно выставлять на показъ другимъ. Кто овладѣлъ разъ различными письменными знаками, тому, конечно, уже не трудно будетъ приспособить ихъ для своей цѣли посредствомъ тѣхъ или другихъ варіацій и сокращеній.—Способъ мистера Рича кажется мнѣ наилучшимъ изъ всѣхъ, хотя при хорошемъ знаніи и принятіи въ соображеніе грамматики и его можно было бы усовершенствовать и сдѣлать болѣе легкимъ и простымъ. Впрочемъ нѣтъ надобности торопиться съ этимъ: это всегда успѣется при случаѣ, когда мальчикъ привыкнетъ писать быстро и красиво; ибо мальчики не имѣютъ надобности въ стенографіи, и поэтому излишне упражнять ихъ въ этомъ искусствѣ, по крайней мѣрѣ до тѣхъ поръ, пока они не научатся писать вполнѣ хорошо и, такъ сказать, не набьютъ себѣ руку въ писаньи.

§ 162. Какъ скоро ребенокъ говоритъ по-англійски, пора учить его какому нибудь иностранному языку; я думаю, что не встрѣчу противорѣчія ни съ чьей стороны, если посовѣтую начать съ французскаго, такъ какъ у насъ достаточно привыкли къ настоящему методу обученія этому языку, состоящему въ томъ, что дѣтей заставляютъ разговаривать по французски, не обременяя ихъ ума никакими грамматическими правилами. Можно было бы безъ труда научить ребенка тѣмъ же способомъ и латинскому языку, если бы его воспитатель, находясь постоянно при немъ, говорилъ бы съ нимъ не иначе какъ по-латыни и заставлялъ бы его отвѣчать на томъ же языкѣ. Но такъ какъ французскій языкъ—языкъ живой и наиболѣе употребляемый въ свѣтѣ, то слѣдуетъ, чтобы ребенокъ учился ему прежде всякаго другого, для того чтобы гибкіе еще въ это время органы рѣчи привыкли къ правильному формированію звуковъ, и чтобы такимъ образомъ ребенокъ пріучился къ хорошему французскому произношенію, что достигается съ тѣмъ большимъ трудомъ, чѣмъ позже начинается.

§ 163. Когда ребенокъ научится говорить и читать по французски, чего, при указанномъ нами методѣ, можно достигнуть въ одинъ или два года, слѣдуетъ начать учить его по-латыни; и я не могу надивиться, какимъ образомъ при видѣ успѣха того метода, который примѣняется при обученіи дѣтей французскому языку, отцамъ не приходитъ въ голову, что и латинскому языку слѣдуетъ учить тѣмъ же самымъ способомъ, т. е. заставляя дѣтей говорить по-латыни и давая имъ читать латинскія книги. При этомъ не слѣдуетъ упускать изъ виду, чтобы ребенокъ, изучая иностранные языки, постоянно говоря на нихъ съ своимъ воспитателемъ и читая съ нимъ только книги, написанныя на этихъ языкахъ, не забывалъ читать и по-англійски; наблюдать за этимъ можетъ его мать или кто-либо другой, заставляя его прочитывать ежедневно нѣсколько избранныхъ мѣстъ изъ св. Писанія или изъ какой-нибудь другой англійской книги.

§ 164. Я смотрю на латинскій языкъ, какъ на безусловно необходимый для джентльмэна, и, дѣйствительно, обычай (которому ничто не можетъ противиться) сдѣлалъ изъ него настолько существенную часть воспитанія, что даже тѣ дѣти, которымъ по выходѣ изъ школы не придется имѣть никакого дѣла съ латынью, принуждены терпѣть изъ-за нея столько побоевъ и понапрасну тратить на нее столько часовъ драгоцѣннаго времени. Не смѣшно ли въ самомъ дѣлѣ, что отцы тратятъ свои деньги и приносятъ въ жертву лучшіе годы своихъ сыновей на то, чтобы они выучились языку древнихъ римлянъ, предназначая ихъ въ тоже время напр. къ торговлѣ, гдѣ юноша, не встрѣчая никакой надобности въ латыни, непремѣнно забудетъ то немногое, что онъ вынесъ изъ школы и къ чему онъ, ручаюсь десятью противъ одного, питаетъ отвращеніе вслѣдствіе мукъ, причиненныхъ ему этимъ занятіемъ въ школѣ. И не встрѣчай мы на каждомъ шагу примѣра, можно ли было бы повѣрить тому, что ребенка заставляютъ изучать принципы языка, который никогда не понадобится ему въ предназначаемой для него профессіи, и въ тоже время совершенно пренебрегаютъ научить его хорошо писать или хорошо считать, т. е. какъ разъ тѣмъ вещамъ, которыя крайне полезны во всѣхъ житейскихъ положеніяхъ и безусловно необходимы въ большинствѣ профессій? И хотя этимъ предметамъ, столь важнымъ въ торговлѣ, промышленности и вообще дѣловыхъ занятіяхъ, почти никогда не учатъ въ грамматическихъ школахъ, тѣмъ не менѣе въ эти школы посылаютъ своихъ сыновей не только люди высшихъ классовъ, предназначающіе своихъ младшихъ сыновей къ какой-либо практической дѣятельности, но даже купцы и фермеры, которые не имѣютъ не малѣйшаго желанія или возможности сдѣлать изъ своихъ дѣтей ученыхъ людей. И если вы спросите ихъ, для чего они это дѣлаютъ, то такой вопросъ покажется имъ столь же страннымъ, какъ если бы вы спросили ихъ, зачѣмъ они ходятъ въ церковь? Обычай замѣняетъ здѣсь мѣсто разума и настолько освятилъ этотъ методъ въ головахъ тѣхъ, кто обычай принимаетъ за разумъ, что они смотрятъ на него почти съ религіознымъ благоговѣніемъ, какъ будто бы ихъ дѣти не могли получить правовѣрнаго воспитанія, не выучивъ грамматики Лилли.^[4]

§ 165. Но хотя латынь и необходима для однихъ дѣтей и считается таковой для другихъ, для которыхъ она въ сущности совершенно безполезна, во всякомъ случаѣ вѣрно то, что методъ, которымъ обыкновенно пользуются для обученія ей въ школахъ, таковъ, что я не рѣшусь примѣнить его на практикѣ. Доводы, которые можно привести противъ этого метода, настолько очевидны и вѣски, что многіе здравомыслящіе люди рѣшились подъ вліяніемъ ихъ бросить обычную рутину и попытаться вести дѣло инымъ путемъ, что имъ и удалось до нѣкоторой степени, хотя примѣненный ими методъ не совсѣмъ тотъ, который представляется мнѣ наиболѣе удобнымъ и который состоитъ, въ короткихъ словахъ, въ томъ, чтобы учить дѣтей латинскому языку тѣмъ же самымъ способомъ, какимъ они выучиваются родному языку, а именно: прямо разговаривая съ ними на немъ и не обременяя ихъ никакими грамматическими правилами; вѣдь когда ребенокъ появляется на свѣтъ, родной языкъ не менѣе неизвѣстенъ ему, чѣмъ и латинскій, а между тѣмъ первому онъ выучивается безъ всякихъ учителей, правилъ и грамматики; несомнѣнно, что и латинскому языку онъ научился бы не хуже Цицерона, если бы около него постоянно находился кто-нибудь, кто разговаривалъ бы съ нимъ на этомъ языкѣ. И разъ намъ приходится такъ часто видѣть, какъ француженки выучиваютъ въ одинъ или два года молодыхъ дѣвушекъ превосходно читать и говорить по-французски, не прибѣгая ни къ какимъ грамматическимъ правиламъ, а только разговаривая съ ними на этомъ языкѣ, то нельзя достаточно надивиться тому, что наши джентльмэны пренебрегаютъ этимъ методомъ для своихъ сыновей, какъ будто считаютъ ихъ тупѣе и неспособнѣе своихъ дочерей.

§ 166. Если вы найдете человѣка, который хорошо говоритъ по-латыни и согласится быть постоянно при вашемъ сынѣ, говорить съ нимъ и заставлять его говорить и читать на этомъ языкѣ, то такой способъ будетъ наиболѣе естественнымъ и цѣлесообразнымъ средствомъ научить его этому языку; не говоря уже о томъ, что такимъ образомъ вашъ ребенокъ научится безъ побоевъ и мученій языку, изъ-за котораго другихъ дѣтей мучаютъ въ теченіе шести или семи лѣтъ въ школѣ; этотъ способъ представляетъ и ту выгоду, что благодаря ему вы можете въ одно и то же время не только образовать нравы и поведеніе ребенка, но и сообщить ему свѣдѣнія по различнымъ наукамъ: кое-какія свѣдѣнія изъ географіи, астрономіи, хронологіи, анатоміи, исторіи, вообще относительно вещей, доступныхъ внѣшнему чувству и не требующихъ для усвоенія ихъ ничего, кромѣ памяти. Въ самомъ дѣлѣ, если мы хотимъ идти правильнымъ путемъ въ нашихъ занятіяхъ, то именно съ этихъ вещей должны мы начинать, и онѣ должны служить основой нашихъ дальнѣйшихъ познаній, а никакъ не отвлеченныя понятія логики и метафизики, которыя скорѣе раздражаютъ, чѣмъ обогащаютъ умъ на его первыхъ шагахъ къ пріобрѣтенію знаній. Ибо послѣ того какъ молодые люди наполняли себѣ въ теченіе извѣстнаго времени головы абстрактными умозрѣніями, не получая изъ того никакой пользы, которой они ожидали, они способны получить низкое мнѣніе о наукѣ или о самихъ себѣ; у нихъ является искушеніе бросить всякія занятія и зашвырнуть эти книги, въ которыхъ де нѣтъ ничего, кромѣ пустыхъ звуковъ и загадочныхъ словъ, ровно ничего не значущихъ, или по крайней мѣрѣ придти къ выводу, что если въ этихъ книгахъ и есть что дѣльное, то значитъ они сами неспособны понять ихъ. Что это такъ, я могъ бы подтвердить своимъ собственнымъ опытомъ.—Въ числѣ предметовъ, которымъ долженъ учиться по указанному выше методу молодой джентльмэнъ, въ то время какъ его сверстники поглощены обыкновенно всецѣло латынью, я поставилъ бы точно также геометрію; по крайней мѣрѣ, я зналъ одного молодого джентльмэна, воспитаннаго по указанному нами методу, который, не достигнувъ еще тринадцатилѣтняго возраста, могъ доказывать различныя теоремы Эвклида.

§ 167. Но если вамъ почему-либо нельзя отыскать наставника, который умѣлъ бы хорошо говорить по-латыни и былъ бы въ состояніи передать вашему сыну надлежащія знанія, руководствуясь указаннымъ методомъ, то въ такомъ случаѣ лучше всего примѣнить способъ, наиболѣе близко подходящій къ вышеуказанному, именно слѣдующій: возьмите какую-нибудь легкую и занимательную книжку, напр. басни Эзопа; выпишите въ одной строкѣ латинскія фразы, а подъ ней въ другой строкѣ—ихъ англійскій переводъ, сдѣланный какъ можно буквальнѣе, такъ чтобы каждому латинскому слову верхней строки соотвѣтствовало то же слово по-англійски въ нижней, и заставляйте мальчика читать и перечитывать каждый день эти двѣ строчки до тѣхъ поръ, пока ему не станутъ извѣстны всѣ латинскія слова, а затѣмъ переходите къ другой баснѣ, пока онъ не усвоитъ себѣ и ея также хорошо, и т. д.; при чемъ, переходя къ новой баснѣ, не оставляйте въ сторонѣ и старыхъ, но время отъ времени заставляйте его повторять ихъ, чтобы онъ не позабылъ выученнаго. А когда онъ научится писать, давайте ему списывать эти басни, благодаря чему онъ не только разовьетъ свою руку, но и подвинется въ знаніи латинскаго языка. И такъ какъ этотъ способъ обученія языку менѣе совершененъ, нежели тотъ, который состоитъ въ обученіи путемъ практики, т.-е. посредствомъ разговора, то не мѣшаетъ, чтобы ребенокъ выучилъ напередъ спряженіе глаголовъ и склоненіе именъ существительныхъ и мѣстоименій и такимъ образомъ ознакомился бы съ духомъ и особенностями латинскаго языка, въ которомъ значеніе глаголовъ и именъ измѣняется не посредствомъ префиксовъ, какъ въ современныхъ языкахъ, а путемъ различнаго измѣненія флексіи. Больше этого, я думаю, ему не нужно знать изъ грамматики, по крайней мѣрѣ до тѣхъ поръ, пока онъ не будетъ въ состояніи читать самостоятельно „Минерву“ Санкція съ примѣчаніями Сціоппія и Перизонія^[5].

Обратите точно также вниманіе на то, что если дѣти становятся въ тупикъ передъ какой-нибудь трудностью, то не слѣдуетъ сбивать ихъ еще больше съ толку, требуя, чтобы они сами находили выходъ изъ затрудненія: напр., спрашивая ихъ, какъ будетъ именительный падежъ какого-нибудь слова, встрѣчающагося во фразѣ, или что значитъ aufero, чтобы навести ихъ на значеніе abstulere, когда они не могутъ прямо отвѣтить на вопросъ. Такимъ пріемомъ вы будете только понапрасну тратить время, да сбивать ихъ съ толку; ибо разъ они выказываютъ охоту и прилежаніе къ дѣлу, нужно поддерживать въ нихъ хорошее настроеніе и дѣлать для нихъ каждую вещь насколько можно болѣе легкою и пріятною. Поэтому, если они останавливаются передъ какой-нибудь трудностью, но желаютъ въ то же время идти впередъ, то сейчасъ же слѣдуетъ помочь имъ выдти изъ затрудненія, безъ всякихъ выговоровъ и порицаній, памятуя, что рѣзкіе и суровые пріемы свидѣтельствовали бы о раздражительности и нетерпѣніи учителя, хотящаго, чтобы дѣти сразу овладѣвали тѣмъ, что онъ самъ знаетъ; тогда какъ онъ долженъ помнить, что его долгъ насаждать въ нихъ хорошія привычки, а никакъ не пичкать ихъ правилами, мало пригодными въ нашей жизни или по крайней мѣрѣ совершенно безполезными для дѣтей, которыя тотчасъ же ихъ забываютъ. Я не отрицаю, что въ тѣхъ наукахъ, гдѣ требуется соображеніе, можно измѣнить этотъ методъ и предлагать на рѣшеніе дѣтямъ разныя задачи, чтобы развить въ нихъ изобрѣтательность и умѣнье пользоваться своимъ собственнымъ соображеніемъ. Впрочемъ и съ этимъ не слѣдуетъ спѣшить, пока дѣти еще малы или только еще начали изучать ту или другую науку: ибо въ эту пору всякая вещь одинаково трудна; и великое искусство со стороны учителя состоитъ въ томъ, чтобы сдѣлать все насколько возможно болѣе легкимъ. Вообще же при преподаваніи языковъ представляется наименѣе поводовъ затруднять дѣтей отвлеченными соображеніями; такъ какъ языки изучаются при помощи практики и памяти, то мы говоримъ въ совершенствѣ только тогда, когда совершенно не думаемъ о грамматическихъ правилахъ. Я согласенъ, что иногда необходимо тщательно изучать грамматику того или другого языка, но это дѣло взрослаго человѣка, желающаго знать языкъ научнымъ образомъ, чѣмъ едва-ли кто-нибудь будетъ заниматься, кромѣ ученыхъ по профессіи; что же касается до джентльмэна, то всѣ, я думаю, согласятся, что если онъ долженъ изучать какой-либо языкъ, такъ это языкъ своей собственной страны, чтобы знать, какъ слѣдуетъ, тотъ языкъ, съ которымъ ему постоянно приходится имѣть дѣло.

Есть еще одна причина, по которой наставники, вмѣсто того чтобы доставлять своимъ ученикамъ новыя затрудненія, должны облегчать имъ дорогу и помогать имъ при всякой остановкѣ, а именно: умъ дѣтей еще слабъ и объемъ его настолько ограниченъ, что обыкновенно не можетъ воспринять болѣе одной мысли за-разъ. Всякая идея, владѣющая умомъ ребенка, всецѣло занимаетъ его, особенно если она соединена съ какой-нибудь эмоціей. Поэтому учитель, говоря о чемъ-нибудь своимъ ученикамъ, долженъ отвлечь ихъ вниманіе отъ всего посторонняго, такъ чтобы то, что онъ хочетъ вложить въ ихъ головы, находило себѣ болѣе легкій доступъ и воспринималось съ вниманіемъ, безъ чего заучиваемое не оставляетъ послѣ себя никакого слѣда. Самая натура дѣтей такова, что располагаетъ ихъ къ переходамъ отъ одного предмета къ другому. Только новизна занимаетъ ихъ; все то, что представляется имъ новымъ, они тотчасъ же хотятъ испробовать и столь же быстро пресыщаются; одно и то же быстро надоѣдаетъ имъ, такъ что вся прелесть для нихъ заключается въ перемѣнѣ и разнообразіи. Такимъ образомъ стараніе фиксировать ихъ летучія мысли противорѣчитъ природнымъ условіямъ ихъ возраста. Происходитъ ли это отъ горячности ихъ мозга или отъ живости и неустойчивости жизненныхъ духовъ, надъ которыми ихъ душа не пріобрѣла еще полнаго господства, во всякомъ случаѣ очевидно, что дѣтямъ крайне трудно сосредоточить на чемъ-либо свое вниманіе. Продолжительное вниманіе—одна изъ самыхъ трудныхъ задачъ, которую можно наложить на нихъ; и слѣдовательно тотъ, кто хочетъ вызвать ихъ прилежаніе, долженъ постараться сдѣлать предлагаемое имъ сколь возможно болѣе пріятнымъ или по крайней мѣрѣ не присоединять сюда никакихъ непріятныхъ или устрашающихъ представленій. И если дѣти садятся за книги безъ желанія учиться и безъ удовольствія, то нѣтъ ничего удивительнаго, если ихъ мысли постоянно улетаютъ отъ того, что имъ не нравится, и переносятся на болѣе привлекательные предметы, на которыхъ въ концѣ концовъ и останавливаются.

Брань и побои являются обычнымъ средствомъ вызывать вниманіе учениковъ и сосредоточивать ихъ мысли на урокѣ, когда они разсѣяны. Однако такой пріемъ производитъ какъ разъ обратное дѣйствіе. Ибо удары и рѣзкія слова производятъ только ужасъ, не оставляющій мѣста никакимъ другимъ впечатлѣніямъ. И я думаю, что всякій изъ читателей, читая эти строки, вспомнитъ, какое дѣйствіе производило подобное обращеніе на него, какъ рѣзкія или повелительныя слова со стороны отца, матери или наставника производили въ его душѣ такое смятеніе, что въ теченіи нѣкотораго времени онъ едва-ли сознавалъ, что ему говорится, или что говоритъ онъ самъ, теряя сразу нить своихъ мыслей и дѣлаясь неспособнымъ сосредоточить на чемъ-либо свое вниманіе.

Конечно, родители и наставники должны внушать дѣтямъ, находящимся подъ ихъ руководствомъ, чувство почтительнаго страха, являющееся основаніемъ ихъ авторитета, и посредствомъ него управлять ими. Но разъ этотъ авторитетъ достигнутъ, имъ слѣдуетъ пользоваться съ величайшей умѣренностью и не дѣлать изъ себя какихъ то пугалъ, приводящихъ однимъ своимъ видомъ дѣтей въ трепетъ. Суровое управленіе, быть можетъ, менѣе тягостно для воспитателя, но приноситъ очень мало пользы питомцу. Невозможно, чтобы дѣти выучились чему-нибудь, въ то время какъ ихъ мысли разстроены волненіемъ, а въ особенности страхомъ, который производитъ самое сильное впечатлѣніе на ихъ еще нѣжную и слабую душу. Поэтому, если вы хотите, чтобы ваши уроки принесли пользу дѣтямъ, то поддержите ихъ душу въ пріятномъ и спокойномъ настроеніи. Вѣдь начерчивать правильные знаки на душѣ, смятенной страхомъ, такъ же невозможно, какъ начерчивать ихъ на трясущейся бумагѣ.

Великое искусство наставника состоитъ въ томъ, чтобы вызвать въ своемъ ученикѣ вниманіе; разъ это достигнуто, онъ смѣло можетъ идти впередъ, насколько только позволяютъ способности питомца; безъ этого же всѣ его старанія и хлопоты принесутъ очень мало пользы, если не останутся совершенно безплодными. А чтобы достигнуть этого, онъ долженъ, насколько возможно, заставить своего питомца понять пользу преподаваемаго и показать ему, что благодаря тому, что онъ выучилъ, онъ можетъ теперь сдѣлать то, чего прежде не могъ и что даетъ ему нѣкоторую силу и дѣйствительное преимущество передъ тѣми, кто не имѣетъ этихъ свѣдѣній. Сверхъ того онъ долженъ внести въ преподаваніе какъ можно больше мягкости и, благодаря извѣстной нѣжности во всемъ своемъ обращеніи, вызвать въ ребенкѣ сознаніе, что онъ искренно любитъ его и имѣетъ въ виду только его благо; благодаря этому и ребенокъ съ своей стороны почувствуетъ любовь къ наставнику и будетъ съ охотой и удовольствіемъ выслушивать его уроки.

Единственный порокъ, заслуживающій суроваго отпора, это—упрямство. Что касается до другихъ недостатковъ, то ихъ исправлять слѣдуетъ мягкой рукой. Въ самомъ дѣлѣ, ничто не производитъ такого впечатлѣнія на воспріимчивую душу, какъ ласковыя, ободряющія слова, предупреждающія въ значительной мѣрѣ то упорство, которое суровое и повелительное обращеніе можетъ породить и въ хорошо настроенной отъ природы душѣ. Правда, упрямство и умышленную небрежность слѣдуетъ подавлять во что бы то ни стало, хотя бы даже цѣною побоевъ. Но я весьма склоненъ думать, что упрямство питомца является очень часто результатомъ злобы воспитателя, и что большинство дѣтей рѣдко заслуживало бы побоевъ, если бы неумѣстная суровость не вселяла въ нихъ упрямства и отвращенія къ учителю и ко всему, что отъ него исходитъ.

Невнимательность, забывчивость, непостоянство, перебѣганіе мыслей съ одного предмета на другой,—все это недостатки, вполнѣ естественные дѣтскому возрасту, такъ что если въ нихъ не замѣчается умысла, ихъ слѣдуетъ касаться съ крайнею мягкостью и предоставлять исправленіе ихъ времени. Если всякій подобный промахъ будетъ вызывать гнѣвъ и порицаніе, то поводы къ выговорамъ и наказаніямъ будутъ представляться столь часто, что воспитатель сдѣлается въ концѣ концовъ предметомъ постояннаго страха и отвращенія для своего питомца, а ужъ довольно этого одного, чтобы уничтожить всю пользу его уроковъ и сдѣлать безплоднымъ самый лучшій способъ преподаванія.

Поэтому почтительный, страхъ, поселенный наставникомъ въ душѣ питомца, долженъ постоянно умѣряться выраженіями нѣжности и благожелательности, такъ чтобы самое чувство привязанности къ наставнику заставляло учениковъ исполнять ихъ долгъ и охотно подчиняться приказаніямъ учителя. При такомъ условіи дѣти будутъ чувствовать удовольствіе, находясь около своего воспитателя, и жадно слушать его какъ друга, который любитъ ихъ и трудится для ихъ блага; поэтому и мысли ихъ въ его присутствіи будутъ свободны и естественны, т. е. какъ разъ въ томъ настроеніи, при которомъ только и возможно получать новыя свѣдѣнія и принимать къ сердцу услышанное; а безъ этого все, что бы дѣти ни дѣлали съ учителемъ, будетъ только напраснымъ трудомъ, дающимъ въ результатѣ очень много непріятностей и очень мало пользы.

§ 168. Послѣ того какъ мальчикъ достигъ порядочнаго знанія латинскаго языка, при помощи указаннаго выше чтенія латинскаго текста съ англійскимъ подстрочнымъ переводомъ, можно дать ему какую-нибудь другую нетрудную латинскую книгу, напр. Юстина или Евтропія; а чтобы сдѣлать чтеніе и пониманіе этихъ книгъ болѣе пріятнымъ и легкимъ, вы можете помогать ему англійскимъ переводомъ; и въ данномъ случаѣ не слѣдуетъ смущаться возможнымъ возраженіемъ, что при такомъ методѣ ребенокъ будетъ изучать языкъ механически. Если разобрать это возраженіе, то окажется, что оно говоритъ никакъ не противъ, а какъ разъ въ пользу предлагаемаго метода: именно механически-то и должно изучать языки; и о такомъ человѣкѣ, который говорилъ бы въ совершенствѣ по латыни, по французски или по-англійски и т. д. не механически, т. е. не такъ, чтобы, подумавъ о томъ, что онъ хочетъ сказать, уловить тотчасъ же, не справляясь ни съ какими грамматическими правилами, надлежащія выраженія и обороты,—о такомъ человѣкѣ мы не могли бы сказать, что онъ говоритъ хорошо на томъ-то или томъ-то языкѣ и въ совершенствѣ владѣетъ имъ; и я попросилъ бы назвать мнѣ хоть одинъ языкъ, которому можно было бы выучиться или на которомъ можно было бы говорить, какъ слѣдуетъ, только при помощи грамматики. Вѣдь языки созданы не по какой-нибудь модели, а создались случайно и практикою народовъ. Поэтому и тотъ, кто желаетъ говорить хорошо на какомъ-нибудь языкѣ, долженъ слѣдовать только практикѣ, и въ этомъ случаѣ ему незачѣмъ прибѣгать къ чему-либо другому, кромѣ его собственной памяти и примѣру тѣхъ, кто хорошо говоритъ на томъ или другомъ языкѣ, а это и значитъ—только другими словами—говоритъ механически.

Какъ! скажутъ мнѣ: такъ, по вашему, грамматика совсѣмъ не нужна?! И тѣ, кто потратили столько труда на то, что бы свести языкъ къ извѣстнымъ правиламъ, написали столько насчетъ склоненій и спряженій, согласованій и синтаксиса, потеряли свое время даромъ и примѣняли свою ученость безъ всякой пользы?! Я не скажу этого: грамматика имѣетъ свою пользу. Но я считаю себя вправѣ сказать, что ей придаютъ гораздо больше значенія, чѣмъ это нужно, и мучаютъ ею тѣхъ, кому она совершенно не нужна, именно дѣтей въ томъ возрастѣ, въ которомъ имъ столько достается изъ-за нея въ грамматическихъ школахъ.

Нѣтъ ничего очевиднѣе того, что для обычныхъ сношеній и житейскихъ дѣлъ совершенно достаточно изучить языкъ практически. Вѣдь женщины, особенно тѣ, которыя проводятъ время въ образованномъ обществѣ, достигаютъ всякой степени утонченности и изящества въ рѣчи безъ всякаго знанія или изученія грамматики; и есть дамы, которыя никогда не слыхавъ о томъ, что такое глаголы, причастія, нарѣчія и предлоги, выражаются такъ же точно и правильно, какъ (я не скажу школьный учитель, потому что это значило бы сдѣлать плохой комплиментъ), но какъ большинство джентльмэновъ, учившихся по обычному методу грамматическихъ школъ. Такимъ образомъ вы видите, что иногда можно прекрасно обойтись безъ грамматики. Вопросъ только въ томъ, кого и когда учить ей. На это я и отвѣчу:

1. Одни изучаютъ языки для житейскихъ надобностей и взаимнаго обмѣна мыслей въ обыденной жизни и не имѣютъ въ виду какого-либо другого употребленія. Въ виду такой цѣли методъ изученія языка практикой не только совершенно достаточенъ, но и долженъ быть предпочтенъ всякому другому, какъ наиболѣе цѣлесообразный и естественный. Итакъ можно сказать, что въ данномъ случаѣ нѣтъ надобности въ грамматикѣ. Съ этимъ должно согласиться большинство моихъ читателей, которые вѣдь прекрасно понимаютъ и меня и другъ друга, никогда не учившись англійской грамматикѣ. А это, я полагаю, явленіе, общее громадному большинству англичанъ, между которыми я не встрѣчалъ до сихъ поръ ни одного, кто выучился бы своему родному языку по грамматическимъ правиламъ.

2. Есть лица, профессія которыхъ заставляетъ ихъ имѣть дѣло съ языкомъ и перомъ; для нихъ весьма важно выражаться точно и правильно, чтобы ихъ мысли были доступнѣе для другихъ и производили болѣе глубокое впечатлѣніе; а въ этомъ отношеніи далеко не безразлично, какимъ образомъ выражается джентльмэнъ, хотя бы его рѣчь и была понятна каждому. Поэтому на ряду съ другими средствами усовершенствованія рѣчи ему слѣдуетъ изучать и грамматику; но это должна быть грамматика его родного языка, того, которымъ онъ пользуется постоянно, такъ что бы онъ былъ въ состояніи понимать всѣ тонкости языка своей страны и красиво говорить на немъ, не оскорбляя слуха своихъ собесѣдниковъ солецизмами и рѣжущими ухо неправильностями. Такъ вотъ въ этомъ-то отношеніи грамматика необходима, но, опять-таки повторяю, только своего родного языка и для тѣхъ, кто хочетъ обработать свою рѣчь и усовершенствовать свой стиль. Насколько же объ этомъ долженъ заботиться каждый джентльмэнъ, предоставляю заключить изъ того, что для лицъ подобнаго положенія признается весьма неприличнымъ не умѣть говорить правильно и въ точныхъ выраженіяхъ, и джентльмэнъ, страдающій этимъ недостаткомъ, навлекаетъ на себя обвиненіе въ томъ, что онъ дурно воспитанъ и вращается въ обществѣ, гораздо худшемъ, чѣмъ какое подобаетъ его званію. А если это такъ (я полагаю, что это именно такъ), то нельзя не удивляться тому, что молодыхъ джентльмэновъ заставляютъ учить грамматику иностранныхъ и мертвыхъ языковъ и ничего не говорятъ имъ о грамматикѣ ихъ родного языка; они даже не знаютъ, что существуетъ подобная вещь, и ужъ тѣмъ менѣе, конечно, считаютъ своимъ дѣломъ познакомиться съ ней. Точно также имъ никогда не указываютъ на ихъ родной языкъ, какъ на предметъ, достойный ихъ вниманія и занятій, хотя они ежедневно пользуются имъ, и впослѣдствіи люди нерѣдко судятъ о нихъ по красивой или дурной манерѣ ихъ выражаться на немъ. А между тѣмъ ихъ заставляютъ тратить массу времени на изученіе грамматики тѣхъ языковъ, на которыхъ имъ, вѣроятно, никогда не придется говорить или писать; а если бы это и случилось, то разумѣется, имъ охотно извинятъ всякую ошибку. Какой-нибудь китаецъ, услыхавъ о нашей системѣ обученія, навѣрное подумалъ бы, что всѣ наши молодые джентльмэны предназначаются въ профессора мертвыхъ и иностранныхъ языковъ, а не въ дѣловые люди своей собственной страны.

3. Наконецъ, нѣкоторые люди занимаются двумя или тремя мертвыми или, какъ они называются у насъ, учеными языками, дѣлая изъ нихъ предметъ своей спеціальности и стараясь добраться до самыхъ ихъ, такъ сказать, корней. Лицамъ, изучающимъ языкъ въ этихъ цѣляхъ и желающимъ овладѣть всѣми его тонкостями, разумѣется, необходимо тщательно изучить грамматику.—Я не желалъ бы, чтобы мои слова были истолкованы въ превратномъ смыслѣ, какъ будто я хочу унизить значеніе латинскаго и греческаго языковъ. Я признаю, что эти языки весьма полезны и что въ нашей части свѣта человѣкъ, незнакомый съ ними, не можетъ претендовать на мѣсто среди ученыхъ; но что касается до свѣдѣній, которыя пожелалъ бы извлечь джентльмэнъ изъ греческихъ и римскихъ писателей, то, я полагаю, онъ можетъ пріобрѣсти ихъ безъ всякаго грамматическаго изученія этихъ языковъ, такъ что одного чтенія этихъ книгъ совершенно достаточно, чтобы онъ былъ въ состояніи понимать ихъ, насколько это ему нужно. Впослѣдствіи онъ самъ можетъ рѣшить, насколько ему представляется надобность изучать болѣе подробно грамматику и тонкости того или другого изъ этихъ языковъ, если онъ пожелаетъ посвятить себя изслѣдованію какого-нибудь вопроса, требующаго болѣе точнаго знанія этого предмета; а это приводитъ меня ко второй части нашего вопроса, а именно—когда надо учить грамматику? Отвѣтъ на него, согласно вышеизложеннымъ основаніямъ, очевиденъ. Если нужно изучать грамматику какого-нибудь языка, то изучать ее долженъ человѣкъ, говорящій уже на немъ, ибо въ противномъ случаѣ какимъ бы образомъ онъ могъ выучить ее?^[6] По крайней мѣрѣ это доказываетъ практика древнихъ, наиболѣе мудрыхъ и культурныхъ народовъ, у которыхъ значительная часть воспитанія состояла въ изученіи своего родного языка, а никакъ не иностранныхъ. Греки прямо считали варварами всѣ остальные народы и презирали ихъ языки; и хотя изученіе „греческой мудрости“ было въ большомъ почетѣ у римлянъ въ концѣ республики, тѣмъ не менѣе римская молодежь занималась главнымъ образомъ латинскимъ языкомъ. Такъ какъ въ общежитіи они должны были пользоваться своимъ роднымъ языкомъ, то этому языку ихъ и учили и упражняли въ немъ.

Но—чтобы обозначить болѣе точно время, въ которое слѣдуетъ изучать грамматику—я думаю, что она должна быть предметомъ занятій не иначе, какъ въ видѣ введенія къ риторикѣ. Какъ скоро кто-нибудь находитъ нужнымъ заняться обработкой своего языка и сдѣлать свою рѣчь болѣе красивой, чѣмъ та, которой говоритъ простой народъ и необразованная масса, тогда ему пора приняться за грамматику, но никакъ не ранѣе; и такъ какъ грамматика должна научить не говорить, а говорить правильно и согласно съ правилами языка, что составляетъ одно изъ условій изящной рѣчи, то тотъ, кому не нужна послѣдняя, не имѣетъ особенной надобности и въ первомъ, т.-е. тотъ, кому нѣтъ надобности въ риторикѣ, можетъ весьма легко обойтись безъ грамматики. И я не вижу никакого основанія, чтобы тотъ, кто не имѣетъ намѣренія сдѣлаться латинистомъ и не намѣревается произносить латинскія рѣчи и писать латинскія сочиненія, терялъ свое время и ломалъ себѣ голову надъ изученіемъ латинской грамматики. Если кто-нибудь, всилу ли необходимости или всилу личной склонности, желаетъ изучить основательно и во всѣхъ деталяхъ тотъ или другой иностранный языкъ, у того всегда найдется время познакомиться съ грамматикой. Но, если языкъ нуженъ ему только для того, чтобы понимать разныя книги, написанныя на немъ, а не въ качествѣ предмета спеціальнаго изученія, то для этого совершенно достаточно, какъ я уже говорилъ, одного чтенія, такъ что ему нѣтъ никакой надобности обременять свой умъ безчисленными правилами и закорючками грамматики.

§ 169. Для упражненія въ письмѣ полезно давать ребенку время отъ времени переводить съ латинскаго на англійскій. Но такъ какъ изученіе латинскаго языка есть въ сущности изученіе словъ—занятіе мало пріятное не только для мальчика, но и для взрослаго человѣка,—то присоедините къ этому ознакомленіе съ какими-нибудь реальными вещами, начиная съ предметовъ наиболѣе наглядныхъ, какъ напр. минералы, растенія, животныя, деревья, ихъ различныя породы, способы ихъ разведенія и т. п., при чемъ ребенку можно сообщить много такого, что впослѣдствіи окажется для него не безполезнымъ; въ особенности же полезно знакомить его съ географіей, астрономіей, анатоміей. Но чему бы ни стали учить его, помните, что не слѣдуетъ обременять его слишкомъ многимъ заразъ или дѣлать для него что-либо обязательнымъ кромѣ добродѣтели и ставить ему въ вину что-либо другое, кромѣ дѣйствительнаго порока или видимаго стремленія къ послѣднему.

§ 170. Но если въ концѣ концовъ вашъ ребенокъ все-таки долженъ поступить въ школу для изученія латинскаго языка, то, пожалуй, я напрасно говорю вамъ о томъ методѣ, который считаю наилучшимъ въ дѣлѣ преподаванія, такъ какъ вамъ все равно придется подчиниться установленному въ школахъ порядку, и разумѣется, нельзя надѣяться, чтобы его измѣнили для вашего сына. Но по крайней мѣрѣ постарайтесь добиться, чтобы его избавили отъ сочиненія латинскихъ темъ и декламацій, въ особенности же отъ писанія стиховъ. Вы можете заявить,—если только ваши доводы подѣйствуютъ,—что не имѣете ни малѣйшаго намѣренія сдѣлать изъ вашего сына латинскаго поэта или оратора, что вы желаете только того, чтобы онъ былъ въ состояніи понимать латинскихъ авторовъ, и что, какъ вы замѣчали, тѣ, которые преподаютъ какой-нибудь живой языкъ, никогда не занимаютъ своихъ учениковъ сочиненіемъ французскихъ или итальянскихъ рѣчей и стиховъ, имѣя въ виду только познакомить ихъ съ языкомъ, а никакъ не развивать въ нихъ творчество.

§ 171. Но скажу нѣсколько подробнѣе, почему я считаю нежелательнымъ, чтобы ребенка заставляли писать латинскія сочиненія и стихи: во 1-хъ, что касается до сочиненій, то, повидимому, писаніе ихъ доставляетъ мальчикамъ нѣкоторую пользу, научая ихъ говорить красиво и хорошо обо всякомъ предметѣ, что было бы, конечно, весьма полезно, если бы этого дѣйствительно можно было достигнуть такимъ способомъ, такъ какъ ничто не подходитъ такъ къ джентльмэну и не выставляетъ его въ наилучшемъ свѣтѣ во всѣхъ житейскихъ положеніяхъ, какъ умѣнье говорить красиво и впопадъ. Однако я думаю, что сочиненія, которыми занимаютъ дѣтей въ школѣ, нисколько не служатъ этой цѣли. Чтобы убѣдиться въ этомъ, стоитъ только взглянуть, какая работа задается мальчику при этомъ случаѣ; напр., онъ долженъ написать разсужденіе на какую-нибудь латинскую сентенцію, вродѣ Omnia vincit amor или Non licet in bello bis peccare и т. п. Бѣдный мальчикъ, не имѣющій ни малѣйшаго понятія о вещахъ, о которыхъ онъ долженъ говорить (ибо оно пріобрѣтается только временемъ и опытомъ), долженъ подвергать свой умъ пыткѣ, чтобы найти что-нибудь, что онъ могъ бы сказать о предметѣ, который ему совершенно неизвѣстенъ, такъ что получается нѣчто вродѣ египетской работы: заставляютъ дѣлать кирпичи тѣхъ, у кого нѣтъ для этого никакого матеріала. И потому бѣдныя дѣти отправляются въ такихъ случаяхъ къ старшимъ ученикамъ и просятъ ихъ „одолжить имъ немножко смысла“,—просьба, пожалуй, настолько же основательная, насколько комичная. Прежде чѣмъ человѣкъ сдѣлается способнымъ разсуждать о какомъ-нибудь предметѣ, необходимо, чтобы этотъ предметъ былъ знакомъ ему; въ противномъ случаѣ заставлять его говорить о немъ было бы также нелѣпо, какъ заставлять слѣпого говорить о краскахъ или глухого о музыкѣ. И развѣ вы не сочли бы помѣшавшимся того, кто обратился бы за разъясненіемъ какого-нибудь спорнаго юридическаго вопроса къ человѣку, ничего не понимающему въ нашихъ законахъ? Но скажите, пожалуйста, что же понимаютъ школьники въ тѣхъ вещахъ, о которыхъ ихъ заставляютъ писать разсужденія, думая этимъ развить ихъ соображеніе.

§ 172. Примите затѣмъ въ соображеніе языкъ, на которомъ дѣти должны писать подобныя разсужденія: это языкъ латинскій, т.-е. языкъ, чуждый ихъ странѣ, давно уже нигдѣ не употребляемый и такой, на которомъ имъ впослѣдствіи никогда не придется говорить, по крайней мѣрѣ, въ девятисотъ девяноста девяти случаяхъ изъ тысячи; наконецъ языкъ, формы котораго настолько разнятся съ нашими, что самое превосходное знаніе его даетъ очень мало мальчику въ смыслѣ чистоты и изящества. Кромѣ того намъ такъ мало представляется случаевъ сочинять разсужденія на нашемъ собственномъ языкѣ въ какой бы то ни было отрасли практической жизни, что я не вижу ни малѣйшаго основанія придавать такое значеніе этимъ упражненіямъ, развѣ только если мы вообразимъ, будто посредствомъ латинскихъ сочиненій мы выучимъ людей говорить хорошо экспромтомъ по-англійски? Я думаю, что гораздо болѣе цѣлесообразнымъ средствомъ для этого было бы предлагать молодымъ джентльмэнамъ, достигшимъ извѣстнаго возраста, какіе-нибудь разумные и полезные вопросы о предметахъ, доступныхъ ихъ кругозору, и заставлять ихъ отвѣчать на эти вопросы немного подумавъ, безъ всякаго писанія; а что касается до результатовъ такого пріема, то посмотрите, пожалуйста, кто говоритъ лучше относительно всякаго дѣла, когда представляется къ тому случай: тѣ, которые привыкли предварительно сочинять и записывать то, что имъ нужно сказать, или тѣ, которые, намѣтивъ себѣ въ умѣ только самую суть дѣла, пріучаютъ себя говорить тотчасъ же? А судя по этому, едва ли можно думать, что произнесеніе заученныхъ рѣчей да писаніе сочиненій подготовитъ молодого джентльмэна для жизни и дѣла.

§ 173. Быть можетъ мнѣ возразятъ, что мальчиковъ заставляютъ писать латинскія сочиненія только для того, чтобы они усвоивали себѣ лучше языкъ. Дѣйствительно, объ этомъ собственно и слѣдуетъ заботиться въ школахъ; но писаніе подобныхъ сочиненій нисколько не ведетъ къ этой цѣли. Оно только мучаетъ умъ ребенка пріискиваніемъ того, что бы ему сказать, а нисколько не помогаетъ ему узнавать новыя слова, такъ что, работая надъ темой, они потѣютъ надъ пріискиваніемъ мыслей, а самый языкъ остается собственно въ сторонѣ. Но такъ какъ изученіе языковъ довольно не пріятно и довольно скучно само по себѣ, то никакъ не слѣдуетъ обременять его новыми затрудненіями, какъ это дѣлается при такомъ методѣ. Наконецъ, если ужъ непремѣнно нужно развивать подобными упражненіями соображеніе мальчиковъ, то пусть они пишутъ сочиненія по-англійски, такъ какъ въ такомъ случаѣ они имѣютъ въ своемъ распоряженіи слова и выраженія и могутъ гораздо лучше разобраться въ своихъ мысляхъ, выражая ихъ на родномъ языкѣ; а если вы хотите научить ихъ по-латыни, то дѣлайте это наиболѣе легкимъ способомъ, не утомляя ихъ и не вселяя въ нихъ отвращенія отъ столь непріятныхъ занятій, какъ сочиненіе латинскихъ рѣчей.

§ 174. Если все вышеизложенное можетъ послужить доводомъ противъ писанія дѣтьми латинскихъ сочиненій, то я имѣю сказать еще больше и съ еще большимъ основаніемъ противъ писанія ими стиховъ какого бы то ни было рода; если у ребенка нѣтъ способностей къ поэтическому творчеству, то совершенно безсмысленно мучить его и заставлять терять время на то, въ чемъ онъ все равно никогда не достигнетъ успѣха, а если у него есть поэтическая жилка, то, на мой взглядъ, было бы весьма странно, если бы какой нибудь отецъ сталъ поощрять въ своемъ сынѣ этотъ талантъ. Мнѣ кажется, наоборотъ, родители должны по мѣрѣ возможности подавлять этотъ поэтическій пылъ, и я рѣшительно не вижу основанія, почему бы отецъ могъ пожелать, чтобы изъ его сына вышелъ поэтъ, по крайней мѣрѣ если онъ не хочетъ увидать въ немъ отвращенія ко всякимъ другимъ занятіямъ. И это еще не все; если онъ окажется удачнымъ стихотворцемъ и пріобрѣтетъ репутацію остряка, то сообразите, пожалуйста, въ какой компаніи и въ какихъ мѣстахъ онъ будетъ по всему вѣроятію тратить свое время, да вѣроятно и состояніе, такъ какъ весьма рѣдко видано, чтобы кто-нибудь открывалъ золотые или серебряные рудники на Парнасѣ. Тамъ очень пріятный воздухъ, но совершенно безплодная почва, и что-то не видно людей, которые пріумножали бы свое достояніе собранными на ней плодами. Поэзія и картежъ, идущіе обыкновенно рука объ руку, сходятся и въ томъ, что рѣдко приносятъ кому-нибудь пользу, кромѣ тѣхъ, кто живетъ на чужой счетъ. Люди состоятельные, предавшись этимъ занятіямъ, кончаютъ обыкновенно проигрышемъ, и хорошо еще, если имъ удается отдѣлаться половиной состоянія. Поэтому, если вы не хотите, чтобы вашъ сынъ наигрывалъ на скрипкѣ всякой веселой компаніи, безъ чего гулякамъ было бы не такъ сподручно провести свой вечеръ въ пьянствѣ и распутствѣ,—если вы не хотите, чтобы онъ тратилъ свое время и состояніе на увеселеніе другихъ и презиралъ грязныя десятины, доставшіяся ему въ наслѣдство отъ предковъ,—то вамъ нечего особенно заботиться о томъ, чтобы изъ него вышелъ поэтъ, или чтобы его учитель посвятилъ его въ искусство сочинять стихи. Но если вы, не смотря на все это, видите въ стихотворствѣ желательное для вашего сына занятіе, какъ развивающее его фантазію и способности, то согласитесь по крайней мѣрѣ съ тѣмъ, что вашему сыну гораздо лучше читать хорошихъ латинскихъ и греческихъ поэтовъ, чѣмъ писать самому скверные стихи на чужомъ языкѣ. И я не думаю, чтобы человѣкъ, желающій занять выдающееся мѣсто въ англійской поэзіи, могъ бы достигнуть этого, начавъ сочинять латинскіе стихи.

§ 175. Есть еще одна вещь, практикуемая обыкновенно въ школахъ, но которая, какъ я думаю, только безполезно затрудняетъ дѣтей при изученіи языковъ, между тѣмъ какъ, по моему мнѣнію, слѣдуетъ сдѣлать для нихъ это изученіе возможно болѣе легкимъ и пріятнымъ, устраняя изъ него всякую излишнюю муку и затрудненія. Я хочу сказать объ обычаѣ учить наизусть большіе отрывки изъ тѣхъ авторовъ, которыхъ они читаютъ, въ чемъ я не вижу никакой пользы, особенно же для того предмета, которымъ они заняты. Языкамъ слѣдуетъ учиться читая или разговаривая на нихъ, но никакихъ не задалбливая на память разные отрывки изъ писателей. Человѣкъ, у котораго голова набита чужими мыслями, пріобрѣтаетъ этимъ только наклонность къ педантству, и дѣйствительно такимъ способомъ можно сдѣлать совершеннаго педанта,—качество, наименѣе подходящее для джентльмэна. И что можетъ быть смѣшнѣе, какъ примѣшивать къ скуднымъ мыслишкамъ, выходящимъ изъ собственной головы, великолѣпныя мысли того или другого писателя, благодаря которымъ первыя выступаютъ въ тѣмъ болѣе жалкомъ свѣтѣ? Вѣдь это все равно, что нашивать пурпуръ и позументы на старое истасканное платье, думая что оно станетъ отъ того наряднѣе. Правда, когда намъ встрѣчается у писателя какое-нибудь мѣсто, стоящее того, чтобы его запомнить, выраженное притомъ въ прекрасной и законченной формѣ (какихъ много у древнихъ писателей), то не лишнее заставить выучить его наизусть и упражнять такимъ образомъ память учащихся этими великолѣпными штрихами великихъ мастеровъ. Но заучиваніе наизусть первыхъ попавшихся мѣстъ въ книгѣ, безо всякаго разбора и различія, ведетъ только къ безплодной потерѣ времени и труда и внушаетъ дѣтямъ отвращеніе къ книгамъ, въ которыхъ они не находятъ ничего, кромѣ безполезныхъ непріятностей.

§ 176. Мнѣ скажутъ, что дѣтей заставляютъ учить наизусть для того, чтобы развивать ихъ память. Было бы весьма хорошо, если бы въ этомъ мнѣніи было столько же разумной основательности, сколько въ немъ необдуманной увѣренности, и если бы оно основывалось болѣе на тщательномъ наблюденіи, чѣмъ на традиціонномъ взглядѣ; ибо очевидно, что силой памяти мы обязаны скорѣе счастливой организаціи, чѣмъ какому-нибудь упражненію. Правда, вещи, которыми умъ заинтересованъ и идеи которыхъ онъ освѣжаетъ частой рефлексіей, изъ боязни, чтобы онѣ не ускользнули отъ него, способны долѣе удерживаться имъ, но опять таки въ предѣлахъ природной силы его памяти; вѣдь отпечатокъ, сдѣланный на воскѣ или свинцѣ, не будетъ сохраняться такъ долго, какъ на мѣди или стали. Пожалуй, если часто возобновлять его, онъ можетъ сохраниться дольше; но вѣдь всякое возобновленіе есть уже новый отпечатокъ; точно также и въ душѣ—всякая новая рефлексія есть новое впечатлѣніе, и съ этимъ нужно считаться, если мы хотимъ знать, какъ долго умъ можетъ удерживать его. Поэтому заучиваніемъ наизусть латинскихъ страницъ мы столь же мало сдѣлаемъ память способною къ удерживанію вообще, какъ, вырѣзывая какое-нибудь изреченіе на свинцѣ, мы не сдѣлаемъ его этимъ способнымъ сохранять другіе, прежде вырѣзанные на немъ, знаки. Если бы подобнымъ упражненіемъ можно было усилить свою память и усовершенствовать свои способности, то актеры оказались бы людьми, обладающими наибольшей памятью. Однако опытъ показываетъ, что постоянное заучиваніе ими ролей нисколько не помогаетъ имъ помнить тверже все другое, и что ихъ способности нисколько не увеличиваются отъ такой практики. Память настолько необходима во всѣхъ обстоятельствахъ жизни, и безъ ея помощи такъ мало можно сдѣлать, что намъ нечего опасаться, какъ бы она не ослабѣла за недостаткомъ упражненія, разъ она поддерживается и усиливается упражненіемъ. Но я вообще весьма сомнѣваюсь, чтобы эта способность ума могла быть улучшена какими-нибудь упражненіями и усиліями съ нашей стороны, и уже во всякомъ случаѣ не тѣми, какія употребляются съ этою цѣлью въ грамматическихъ школахъ. И если Ксерксъ, какъ разсказываютъ, могъ назвать по имени каждаго солдата своей арміи, состоявшей по крайней мѣрѣ изо ста тысячъ человѣкъ, то, я думаю, можно полагать съ увѣренностью, что онъ пріобрѣлъ столь удивительную память никакъ не заучиваніемъ наизусть уроковъ въ дѣтствѣ. Вѣдь я думаю, такой методъ упражненія и развитія памяти посредствомъ утомительнаго заучиванья наизусть мало употребляется при воспитаніи государей. Между тѣмъ, если бы онъ дѣйствительно имѣлъ тѣ преимущества, которыя ему приписываютъ, то, несомнѣнно, въ воспитаніи государей имъ пользовались бы не менѣе, чѣмъ и при воспитаніи школьниковъ изъ самаго низшаго класса; ибо государю столь же нужна хорошая память, какъ и всякому другому; и обыкновенно они обладаютъ этой способностью въ такой же мѣрѣ, какъ и остальные люди, хотя ее и не развивали въ нихъ подобными пріемами. По причинамъ, о которыхъ я уже говорилъ, нашъ умъ удерживаетъ въ памяти всего лучше тѣ вещи, на которыя онъ наиболѣе обращаетъ вниманія и которыя его наиболѣе интересуютъ, а если прибавить къ этому порядокъ и систему, то вотъ и все, чѣмъ можно помочь слабой памяти; если же прибѣгать къ какимъ-либо другимъ средствамъ, а въ особенности къ обремененію памяти массой чужихъ словъ, не представляющихъ для учащагося никакого интереса, то польза отъ того едва ли будетъ отвѣчать хотя бы половинѣ потраченнаго на это труда и времени.

Я не хочу этимъ сказать, что вовсе не нужно упражнять память дѣтей. Напротивъ, ее слѣдуетъ упражнять, но только не заучиваніемъ наизусть цѣлыхъ страницъ, которыя дѣти все равно позабываютъ и до которыхъ имъ, разъ они сдали свой урокъ, нѣтъ больше никакого дѣла. Ни память, ни способности нисколько не разовьются отъ этого. Я уже имѣлъ случай говорить, что полезно заучивать на память изъ писателей; и вотъ, разъ дѣти запомнятъ эти мудрыя и полезныя изреченія, заставляйте дѣтей почаще повторять ихъ, чтобы они никогда не забывались ими. Такимъ образомъ, помимо той пользы, которую они могутъ извлечь въ будущемъ изъ этихъ мыслей, наравнѣ съ другими хорошими правилами и наблюденіями, они пріучатся почаще ставить передъ собой то, что хранится въ ихъ памяти—единственный способъ сдѣлать ее живой и сильной. Привычка къ этому предохранитъ ихъ умъ отъ безпорядочнаго блужданія по сторонамъ и удержитъ ихъ мысли отъ безплоднаго и безцѣльнаго мечтанія. Поэтому полезно давать имъ каждый день что-нибудь выучивать на память, но во всякомъ случаѣ нѣчто такое, что достойно запоминанія и относительно чего вы желали бы, чтобы оно постоянно было готово къ ихъ услугамъ, по вашему ли или по ихъ собственному вызову. Такимъ образомъ они пріучатся почаще обращать свои мысли внутрь себя, а лучшей умственной привычки нечего имъ и желать.

§ 177. Но кому бы вы ни довѣрили воспитаніе ребенка въ его нѣжные годы, во всякомъ случаѣ это долженъ быть человѣкъ, который смотрѣлъ бы на латынь и другіе языки, какъ на наименѣе важную часть воспитанія, и зная, насколько добродѣтель и нравственныя достоинства выше всякой науки и знанія языковъ, старался бы главнымъ образомъ образовать душу своихъ питомцевъ и вселить въ нихъ стремленіе къ добродѣтели; ибо разъ хорошія склонности пустили корни въ ихъ сердцѣ, то если даже и пренебрегать нѣсколько всѣмъ остальнымъ, послѣднее не уйдетъ и придетъ въ свое время; наоборотъ, если онѣ не запечатлѣны настолько глубоко, чтобы не дать ходу дурнымъ склонностямъ, то языки, науки и весь прочій гардеробъ приличнаго воспитанія не принесетъ никакой пользы и только сдѣлаетъ человѣка тѣмъ хуже или опаснѣе. И наконецъ, какъ бы ни кричали о важности и трудности изученія латыни, сами матери могутъ учить дѣтей латинскому языку, если не откажутся посвятить на это часа два или три въ день, заставляя ребенка читать вслухъ евангеліе по-латыни; для этого стоитъ только купить латинскій новый завѣтъ и, попросивъ кого-нибудь показать произношеніе, читать съ ребенкомъ каждый день евангеліе, сравнивая латинскій текстъ съ англійскимъ переводомъ и добиваясь, по мѣрѣ возможности, пониманія латинскаго текста; а затѣмъ можно читать такимъ же способомъ басни Эзопа, а за ними Евтропія, Юстина и другія тому подобныя книги. Говорю объ этомъ не какъ о какой-нибудь моей личной фантазіи, а какъ о томъ, что было испробовано въ одномъ извѣстномъ мнѣ случаѣ на дѣлѣ, при чемъ ребенокъ довольно легко научился такимъ образомъ латинскому языку.

Но, возвращаясь къ тому, о чемъ я началъ говорить, человѣкъ, посвящающій себя воспитанію дѣтей, въ особенности же молодыхъ джентльмэновъ, долженъ обладать кое-чѣмъ побольше знанія латинскаго языка или даже наукъ вообще: прежде всего это долженъ быть человѣкъ добродѣтельный и благоразумный, обладающій здравымъ смысломъ и мягкимъ характеромъ и умѣющій относиться къ воспитанникамъ серьезно и въ то же время съ любовью. Впрочемъ объ этомъ я уже достаточно говорилъ въ другомъ мѣстѣ.

§ 178. Одновременно съ тѣмъ, какъ мальчикъ учится латинскому языку, можно учить его, какъ я говорилъ, ариѳметикѣ, географіи, хронологіи, исторіи и даже геометріи: если сообщать ему свѣдѣнія въ этихъ наукахъ на латинскомъ или французскомъ языкѣ (какъ скоро онъ понимаетъ тотъ или другой изъ этихъ языковъ), то такимъ образомъ онъ въ одно и то же время пріобрѣтетъ и научныя свѣдѣнія и будетъ совершенствоваться въ языкѣ.

Я посовѣтовалъ бы начать съ географіи. Такъ какъ для того, чтобы изучить глобусъ и познакомиться съ положеніемъ и границами четырехъ^[7] частей свѣта, равно какъ отдѣльныхъ государствъ и странъ, требуются только глаза и память, то ребенокъ съ удовольствіемъ будетъ учить и запоминать все это. И я лично знаю одного ребенка, котораго мать настолько хорошо выучила географіи при помощи такого способа, что, не достигши еще шести лѣтъ, онъ зналъ границы четырехъ частей свѣта и могъ показать на глобусѣ любую страну или любую мѣстность на картѣ Англіи, зналъ большія рѣки, мысы, проливы и заливы и умѣлъ отыскивать широту и долготу всякой страны. Правда, то, что ребенокъ можетъ выучить при помощи только зрѣнія и памяти, не составляетъ еще всего, что онъ долженъ знать на глобусѣ, тѣмъ не менѣе это значительный шагъ и подготовка къ дальнѣйшему, которая весьма облегчитъ ему изученіе остального, какъ скоро его умъ созрѣетъ для послѣдняго. Кромѣ того этимъ выигрывается время, и удовольствіе узнавать новыя вещи незамѣтнымъ образомъ содѣйствуетъ знакомству съ языкомъ.

§ 179. Какъ скоро ребенокъ запомнилъ естественныя части на глобусѣ, можно начать учить его ариѳметикѣ. (Подъ „естественными“ частями я подразумѣваю различныя очертанія частей суши и моря, въ связи съ ихъ названіями, не касаясь пока тѣхъ искусственныхъ и воображаемыхъ линій, которыя придуманы въ чисто научныхъ цѣляхъ).

§ 180. Изъ всѣхъ отвлеченныхъ операцій ариѳметическія—наиболѣе легкія и слѣдовательно наиболѣе доступныя уму ребенка. Кромѣ того, ариѳметика въ такомъ большомъ употребленіи во всѣхъ житейскихъ дѣлахъ, что почти не въ чемъ нельзя обойтись безъ ея помощи; съ другой стороны, несомнѣнно, что человѣкъ самъ отъ себя не можетъ имѣть въ ней слишкомъ большихъ и полныхъ свѣдѣній; поэтому слѣдуетъ упражнять ребенка въ счетѣ, какъ только онъ сдѣлается способенъ къ тому, и заставлять его заниматься этимъ каждый день, пока онъ не достигнетъ совершенства.

Какъ скоро онъ познакомится со сложеніемъ и вычитаніемъ, можно повести его дальше въ географіи, и когда онъ будетъ знать, что такое полюсы, поясы, параллельные круги и меридіаны, слѣдуетъ показать ему долготу и широту, употребленіе картъ и способъ находить положеніе странъ на глобусѣ при помощи градусовъ, помѣщенныхъ по сторонамъ карты; и когда онъ усвоитъ себѣ все это, можно перейти къ небесному глобусу и, перебравъ съ нимъ снова всѣ круги и остановившись болѣе подробно на эклиптикѣ или зодіакѣ, заставить его запомнить ихъ ясно и раздѣльно, на ряду съ фигурой и положеніемъ каждаго созвѣздія, которое сначала можно показать ему на глобусѣ, а затѣмъ на небѣ.

Когда онъ познакомится достаточно съ созвѣздіями нашего полушарія, можно сообщить ему нѣкоторыя свѣдѣнія о нашемъ планетномъ мірѣ; съ этой цѣлью полезно сдѣлать для него рисунокъ Коперниковой системы и уяснить ему на немъ взаимное положеніе планетъ и ихъ относительную удаленность отъ солнца, какъ центра ихъ круговращенія, что подготовитъ его наиболѣе простымъ и естественнымъ способомъ къ пониманію движенія и теоріи планетъ; такъ какъ астрономы не сомнѣваются уже болѣе въ движеніи планетъ вокругъ солнца, то полезно, чтобы онъ слѣдовалъ этой гипотезѣ, которая не только наиболѣе проста и наименѣе запутана, но въ то же время, повидимому, и наиболѣе правдоподобна. Впрочемъ здѣсь, какъ и вообще во всемъ, относящемся къ ученью, слѣдуетъ всегда начинать съ наиболѣе яснаго и простого, предлагать какъ можно менѣе свѣдѣній заразъ и заботиться о томъ, чтобы они были хорошо усвоены дѣтьми, прежде чѣмъ переходить съ ними къ дальнѣйшему. Не предлагайте имъ заразъ болѣе одной, вполнѣ простой, идеи и старайтесь, чтобы они хорошенько поняли ее, прежде чѣмъ идти дальше; потомъ присоедините сюда другую, непосредственно примыкающую къ первой на пути, ведущемъ къ вашей цѣли и т. д. Идя такимъ образомъ постепенными и незамѣтными шагами, вы безъ всякаго затрудненія разовьете умъ дѣтей и расширите ихъ мысли гораздо скорѣе, чѣмъ этого можно было бы ожидать. Вообще же, какъ скоро мальчикъ выучился чему-нибудь, нѣтъ лучшаго способа укрѣпить его знанія въ памяти и поощрить его къ дальнѣйшимъ занятіямъ, какъ предложить ему учить другихъ, напр. его меньшихъ братьевъ и сестеръ.

§ 181. Когда мальчикъ познакомится такимъ образомъ съ земнымъ и небеснымъ глобусами, можно перейти съ нимъ къ геометріи; впрочемъ, я считаю достаточнымъ, если онъ изучитъ шесть первыхъ книгъ Эвклида, ибо я не думаю, чтобы знать больше того было необходимо или полезно для человѣка, не готовящаго себя въ ученые по профессіи; во всякомъ случаѣ, если у мальчика окажутся способности или склонность къ этой наукѣ, то, пріобрѣтя разъ отъ своего наставника эти свѣдѣнія, онъ можетъ идти дальше самъ безъ помощи учителя. Но глобусъ дѣти должны изучать, и я полагаю, что это изученіе можно начинать довольно рано, лишь бы только наставникъ умѣлъ различить, что доступно ребенку и что нѣтъ; что же касается до послѣдняго, то здѣсь можно руководствоваться слѣдующимъ правиломъ: дѣтей можно учить всему тому, что доступно внѣшнимъ чувствамъ и въ особенности зрѣнію, поскольку для всего этого не требуется ничего другого, кромѣ памяти. Такимъ образомъ и очень маленькій ребенокъ можетъ выучить на глобусѣ, что такое экваторъ, меридіанъ и т. п., гдѣ Европа, Англія и т. д., почти въ то же самое время какъ онъ узнаетъ комнаты своего дома, если только не показывать ему слишкомъ много вещей заразъ и не переходить съ нимъ на новый предметъ прежде, чѣмъ онъ не усвоитъ себѣ вполнѣ и не запомнитъ прежняго.

§ 182. Рука объ руку съ географіей должна идти хронологія. Я подразумѣваю въ данномъ случаѣ общій обзоръ ея, такъ чтобы мальчикъ получилъ общую идею о смѣнѣ временъ и о наиболѣе важныхъ и замѣчательныхъ въ исторіи эпохахъ. Безъ этихъ двухъ наукъ исторія, являющаяся истинной школой мудрости и гражданственности и долженствующая быть предметомъ особыхъ занятій для джентльмэна и человѣка дѣла,—безъ географіи и хронологіи, говорю я, исторія слабо удерживается въ памяти и приноситъ мало пользы, превращаясь въ груду внѣшнихъ фактовъ, наваленныхъ въ одну кучу безъ всякаго порядка и системы. Только благодаря этимъ двумъ наукамъ дѣянія человѣчества приводятся въ надлежащій порядокъ по времени и мѣсту, причемъ они не только легче удерживаются въ памяти, но и вообще, только будучи приведены въ этотъ естественный порядокъ, способны вызвать въ умѣ человѣка тѣ размышленія, которыя дѣлаютъ столь полезнымъ чтеніе историческихъ книгъ.

§ 183. Когда я говорю, что мальчикъ долженъ знать хронологію, то я не имѣю здѣсь въ виду спорныхъ вопросовъ этой науки: количество ихъ столь безчисленно, и большинство изъ нихъ представляетъ такъ мало важности для джентльмэна, что ими рѣшительно не стоитъ заниматься, хотя бы разрѣшеніе ихъ и не представляло особенной трудности; поэтому можно оставить въ сторонѣ всю эту ученую пыль, изъ-за которой хронологи по профессіи подымаютъ столько шума.—Что касается до руководства, то я не знаю лучшей книги по хронологіи, чѣмъ небольшой трактатъ Страухія Breviarium Chronologicum, напечатанный въ двѣнадцатую долю, изъ котораго вы можете выбрать то, что нужно молодому джентльмэну знать изъ хронологіи, такъ какъ нѣтъ надобности обременять его всѣмъ содержаніемъ трактата. Въ немъ вы найдете всѣ наиболѣе замѣчательныя эпохи, сведенныя къ юліанскому періоду,—методъ, наиболѣе легкій, простой и вѣрный, какой только можно употреблять въ хронологіи. Къ трактату Страухія можно присоединить Таблицы Гельвика—трудъ, къ которому можно обращаться во всѣхъ нужныхъ случаяхъ.

§ 184. Нѣтъ ничего, что было бы такъ поучительно и въ то же время такъ занимательно, какъ исторія. Первое изъ этихъ свойствъ дѣлаетъ ее достойной изученія взрослыхъ, а послѣднее заставляетъ считать ее пригодной для мальчика. Поэтому какъ скоро онъ овладѣетъ хронологіей и, ознакомившись съ различными лѣтосчисленіями, употребляемыми въ нашей части свѣта, будетъ въ состояніи переводить ихъ на юліанскій періодъ, слѣдуетъ дать ему какого-нибудь латинскаго историка; при выборѣ его слѣдуетъ руководствоваться легкостью стиля, ибо, съ чего бы онъ ни началъ, хронологія не дастъ ему спутаться, а занимательность изложенія будетъ привлекать его къ чтенію, и такимъ образомъ онъ незамѣтно для самого себя будетъ дѣлать успѣхи и въ латинскомъ языкѣ безъ тѣхъ огорченій и непріятностей, которымъ подвергаются дѣти, когда ихъ заставляютъ читать, только для того чтобы они научились языку, книги, превышающія ихъ пониманіе, какъ напр. сочиненія римскихъ ораторовъ и поэтовъ. Послѣ того какъ мальчикъ прочтетъ и усвоитъ себѣ наиболѣе легкихъ для пониманія историковъ, какъ то: Евтропія, Юстина, Квинта Курція и т. п., дальнѣйшіе писатели не представятъ для него большого затрудненія. Такимъ образомъ, идя постепенными шагами и начавъ съ историческихъ писателей, какъ наиболѣе легкихъ и доступныхъ, онъ можетъ перейти въ концѣ концовъ и къ другимъ, наиболѣе труднымъ авторамъ, каковы Цицеронъ, Виргилій и Горацій.

§ 185. Разъ молодой человѣкъ съ самаго дѣтства и по поводу всевозможныхъ случаевъ наставлялся въ добродѣтели и притомъ болѣе путемъ практики, чѣмъ какихъ нибудь правилъ, и разъ онъ пріобрѣлъ себѣ привычку предпочитать добрую репутацію удовлетворенію своихъ вожделѣній, то я, право, не знаю, нужно ли ему читать какія-нибудь другія нравоучительныя произведенія, кромѣ Библіи, и нужно ли давать ему какую-нибудь систему морали, по крайней мѣрѣ прежде чѣмъ онъ не прочтетъ De officiis Цицерона, не въ качествѣ школьника, читающаго это сочиненіе ради обученія латыни, а съ цѣлью наставить себя въ началахъ и правилахъ добродѣтели, чтобы руководствоваться ими въ своей жизни.

§ 186. Когда молодой джентльмэнъ усвоитъ себѣ De officiis Цицерона и небольшое сочиненіе Пуффендорфа De officio hominis et civis, можно будетъ дать ему книгу Гуго Гроція De jure belli et pacis или еще лучше De jure naturali et gentium того же Пуфендорфа, откуда онъ можетъ узнать о естественномъ правѣ, о происхожденіи и основаніи общества и объ обязанностяхъ, вытекающихъ отсюда. Эта общая часть права и исторія—суть предметы, относительно которыхъ джентльмэнъ не долженъ ограничиваться только поверхностнымъ знакомствомъ, но надъ которыми ему слѣдуетъ работать постоянно, никогда не оставляя своихъ занятій. Разумный и благовоспитанный молодой человѣкъ, который хорошо знакомъ съ общею частью гражданскаго права (трактующею не о частныхъ пререканіяхъ, но объ общемъ характерѣ дѣлъ и сношеній цивилизованныхъ націй, основанномъ на началахъ разума), при этомъ знаетъ по-латыни и хорошо пишетъ, можетъ идти куда угодно, съ полною увѣренностью, что всюду найдетъ себѣ занятіе и пріобрѣтетъ уваженіе другихъ.

§ 187. Было бы странно, если бы джентльмэнъ не зналъ законовъ своей страны. Знаніе ихъ настолько необходимо во всѣхъ житейскихъ положеніяхъ, что я не знаю ни одной должности, начиная съ мирового судьи и кончая министромъ, которую можно было бы занимать безъ этого знанія. Я имѣю здѣсь въ виду не какое нибудь кляузничанье и крючкотворство. Джентльмэнъ, долгъ котораго отыскивать истинное право, а не способы обходить его, загораживая ими беззаконіе, долженъ быть настолько же далекъ отъ такого разсчета при изученіи законовъ, насколько онъ обязанъ заниматься имъ съ цѣлью быть полезнымъ своему отечеству. Въ виду этого для джентльмэна, желающаго изучить законы своей страны, не ставя однако себѣ задачи быть юристомъ по спеціальности, лучше всего ознакомиться съ нашей конституціей и государственнымъ управленіемъ по старымъ книгамъ общаго права и по нѣкоторымъ новѣйшимъ писателямъ, давшимъ изложеніе этого предмета, а затѣмъ, составивъ себѣ общую идею обо всемъ этомъ, читать нашу исторію, присоединяя къ царствованію каждаго государя законы, изданные въ его время. Такимъ образомъ онъ узнаетъ, что давало поводъ къ изданію тѣхъ или другихъ законовъ, и какое значеніе слѣдуетъ имъ придавать.

§ 188. Такъ какъ въ обычномъ планѣ обученія за грамматикой непосредственно слѣдуютъ риторика и логика, то, вѣроятно, покажется страннымъ, что я сказалъ такъ мало о нихъ, но это по той причинѣ, что молодые люди выносятъ обыкновенно очень мало пользы изъ этихъ двухъ наукъ. Ибо мнѣ очень рѣдко, или лучше сказать, никогда не приходилось видѣть, чтобы кто-нибудь пріобрѣталъ способность правильно разсуждать или красиво говорить благодаря правиламъ, которыми думаютъ научить этому. Поэтому я посовѣтовалъ бы, чтобы молодыхъ людей знакомили съ этими правилами по самымъ краткимъ системамъ, не останавливая ихъ долго на изученіи всѣхъ этихъ формальностей. Умѣнье правильно разсуждать основывается вовсе не на praedicamenta и praedicabilia и состоитъ не въ томъ, чтобы говорить in modo и in figurus^[8]. Впрочемъ, въ настоящую мою задачу не входитъ останавливаться на этомъ вопросѣ. Возвращаюсь къ предмету нашего разсужденія. Если вы хотите, чтобы вашъ сынъ правильно разсуждалъ, заставляйте его читать Чиллингворта^[9]; а если вы хотите, чтобы онъ красиво говорилъ, заставляйте его читать Цицерона, который дастъ ему истинный образецъ краснорѣчія, равно какъ изящно написанныя англійскія книги, чтобы онъ могъ усовершенствовать свой стиль и въ своемъ родномъ языкѣ.

§ 189. Если польза и цѣль правильнаго разсужденія заключаются въ томъ, чтобы имѣть правильныя идеи и здоровое сужденіе о вещахъ, различать истинное отъ ложнаго, справедливое отъ несправедливаго и дѣйствовать сообразно съ этимъ, то отнюдь не допускайте, чтобы вашъ сынъ воспитывался на диспутированіи, упражняясь ли въ этомъ самъ, или восхищаясь имъ въ другихъ, по крайней мѣрѣ если вмѣсто полезнаго и способнаго человѣка вы не хотите сдѣлать изъ него безполезнаго спорщика, упорно настаивающаго на своемъ и полагающаго свою славу въ томъ, чтобы всѣмъ и всему противорѣчить, или,—что еще хуже,—подымающаго споръ изъ-за всякаго пустяка не ради истины, а только ради того, чтобы оставить за собой послѣднее слово. Нѣтъ ничего болѣе недостойнаго честнаго человѣка и менѣе подходящаго для джентльмэна, да и вообще для всякаго, кто претендуетъ на имя разумнаго существа, какъ не подчиняться здравому смыслу и убѣдительности ясныхъ доводовъ. Можетъ ли что-либо быть болѣе несогласнымъ съ приличной бесѣдой и цѣлью всякаго спора, какъ не принимать никакого отвѣта, какъ бы онъ ни былъ полонъ и удовлетворителенъ, но продолжать препираться до тѣхъ поръ, пока двусмысленныя слова даютъ „medium terminum“ и distinctionem“,^[10] не заботясь о томъ, идетъ ли это къ дѣлу, есть ли въ томъ какой смыслъ и согласно ли, наконецъ, это съ прежними словами диспутанта или совершенно имъ противорѣчитъ! Говоря въ короткихъ словахъ, все искусство диспутированія сводится къ тому, что оппонентъ никогда не довольствуется отвѣтами диспутанта, а диспутантъ, съ своей стороны, не уступаетъ никакимъ доводамъ оппонента, и такъ они и должны дѣйствовать, что бы тамъ ни сталось съ истиной, если только не хотятъ прослыть за жалкихъ простаковъ, не умѣющихъ поддержать того, что разъ утверждали, въ чемъ собственно и состоитъ главная цѣль и слава диспутированія. Между тѣмъ найти и поддержать истину можно только при помощи серьезнаго и основательнаго изслѣдованія самыхъ вещей, а никакъ не при помощи искусственныхъ терминовъ и аргументацій, которые, будучи весьма далеки отъ того, чтобы вести людей къ открытію истины, пріучаютъ только къ запутывающему и фальшивому употребленію двусмысленныхъ словъ, т. е. къ такому способу рѣчи, который совершенно безполезенъ и безчестенъ и наименѣе подходитъ для джентльмэна и вообще для всякаго искренняго приверженца истины.

Нѣтъ большаго недостатка для джентльмэна, какъ не умѣть хорошо выражаться въ разговорѣ или въ письмѣ. А между тѣмъ сколько приходится видѣть людей, которые живя въ своихъ имѣніяхъ и нося званіе джентльмэна, коего имъ слѣдовало бы имѣть и качества, не умѣютъ разсказать, какъ слѣдуетъ, простой исторіи, не говоря уже объ умѣньи изложить ясно и убѣдительно какой-нибудь дѣловой вопросъ. Впрочемъ, я думаю, что здѣсь виноваты не столько они сами, сколько ихъ воспитаніе; ибо я долженъ отдать своимъ соотечественникамъ ту справедливость, что, разъ они принимаются за что-нибудь серьезно, то дѣлаютъ это нисколько не хуже своихъ сосѣдей. Ихъ учили риторикѣ, но никогда не учили говорить и писать какъ слѣдуетъ на томъ языкѣ, которымъ имъ приходится пользоваться всю жизнь, какъ будто умѣнье хорошо говорить тождественно съ умѣньемъ назвать разныя риторическія фигуры, украшающія рѣчь искусниковъ. Вѣдь оно, какъ и все, основывающееся на практикѣ, пріобрѣтается вовсе не правилами, а упражненіемъ сообразно съ хорошими правилами или еще лучше подражаніемъ хорошимъ образцамъ, до тѣхъ поръ пока дѣло не войдетъ въ привычку и не сдѣлается вслѣдствіе этого совершенно легкимъ.

Въ виду этого было бы недурно заставлять дѣтей, какъ только они къ тому способны, разсказывать маленькія извѣстныя имъ исторіи, исправляя сначала самыя крупныя ошибки въ сопоставленіи фактовъ. Исправивъ однѣ, указывайте имъ на другія и т. д. до тѣхъ поръ, пока не будутъ устранены всѣ или по крайней мѣрѣ наиболѣе грубыя. Какъ скоро они будутъ въ состояніи передать порядочно разсказъ, заставляйте ихъ дѣлать письменныя изложенія. Матеріалъ для этого могутъ доставить басни Эзопа,—почти единственная книга, которую я считаю пригодной для дѣтей, и на которую я уже указывалъ, говоря о переводахъ съ латинскаго.—Какъ скоро они будутъ въ состояніи писать безъ грамматическихъ ошибокъ и излагать послѣдовательно различныя части разсказа, не употребляя безвкусныхъ и некрасивыхъ выраженій, то если вы желаете еще больше усовершенствовать ихъ въ этомъ первомъ шагѣ къ искусству говорить, не требующемъ притомъ никакой изобрѣтательности, вы можете обратиться къ Цицерону и на правилахъ, указываемыхъ этимъ великимъ мастеромъ въ первой книгѣ de Inventione (§ 20), показать имъ, въ чемъ состоитъ искусство и изящество хорошаго разсказа, сообразно съ различными его предметами и цѣлями. Для каждаго изъ этихъ правилъ можно подыскать примѣры и показать на нихъ, какъ другіе примѣняли ихъ къ дѣлу. У древнихъ авторовъ вы найдете множество мѣстъ, которыя можно предложить учащимся не только для перевода, но и въ качествѣ образцовъ для подражанія.

Какъ скоро они въ состояніи писать связно, точно и послѣдовательно по англійски и выработали себѣ порядочный стиль, заставляйте ихъ писать письма, не требуя отъ нихъ въ данномъ случаѣ какихъ-нибудь блестокъ остроумія или свѣтскихъ комплиментовъ, а пріучая ихъ къ простому, незапуганному и естественному способу выраженія. Разъ они достигли этого, дайте имъ прочесть письма Вуатюра,^[11] какъ образецъ переписки въ вѣжливомъ, веселомъ или шутливо насмѣшливомъ тонѣ; къ нимъ вы можете присоединить и письма Цицерона, какъ образцовый примѣръ дѣловой или дружеской переписки. Намъ вообще такъ часто приходится писать письма, что всякому джентльмэну придется показать свое искусство въ этомъ дѣлѣ. Обстоятельства ежедневно будутъ заставлять его прибѣгать къ перу, и, не говоря уже о томъ, что неискусность его въ этомъ отношеніи можетъ отразиться на его дѣлахъ, письмами человѣкъ гораздо больше выставляетъ на судъ свое умѣнье жить, взгляды и способности, чѣмъ разговоромъ, въ которомъ промахи и ошибки, умирающія обыкновенно вмѣстѣ съ звукомъ, давшимъ имъ жизнь, не могутъ подлежать столь строгому суду и гораздо легче ускользаютъ отъ вниманія критиковъ.

Если бы воспитаніе дѣтей велось обыкновенно какъ слѣдуетъ, отвѣчая своей истинной цѣли, то никому бы и въ голову не пришло пренебрегать столь существенной стороной обученія и мучить дѣтей писаніемъ латинскихъ стиховъ и сочиненій, подвергая ихъ головы превышающей ихъ силы пыткѣ и только задерживая этими нелѣпыми затрудненіями тѣ успѣхи, которые они могли бы сдѣлать въ языкѣ. Но таковъ уже установившійся обычай, и у кого хватитъ смѣлости противиться ему? Да и можно ли требовать отъ ученаго наставника (могущаго перечесть по пальцамъ всѣ тропы и фигуры въ риторикѣ Фарнабія)^[12], чтобы онъ научилъ своего питомца изящно выражаться по-англійски, если это повидимому столь мало входитъ въ его задачу и намѣренія, что любая мать (которую онъ, конечно, презираетъ какъ невѣжду, ибо она не прочла ни одной системы логики или риторики) значительно превосходитъ его въ этомъ искусствѣ. О чемъ бы человѣкъ ни говорилъ или писалъ, ничто не придаетъ его словамъ такого изящества и не доставляетъ имъ болѣе благосклоннаго пріема, какъ правильный языкъ; и разъ англійскій джентльмэнъ долженъ пользоваться постоянно англійскимъ языкомъ, то этимъ языкомъ онъ и долженъ всего больше заниматься, обрабатывая и совершенствуя свой стиль. Конечно, быть можетъ тотъ, кто говоритъ и пишетъ по-латыни лучше чѣмъ по-англійски, заставитъ больше говорить о себѣ, но для него было бы гораздо почетнѣе выражаться хорошо на своемъ собственномъ языкѣ, которымъ онъ пользуется каждую минуту, чѣмъ снискивать себѣ пустую хвалу за совершенно безполезное качество. Тѣмъ не менѣе нигдѣ не обращаютъ вниманія на усовершенствованіе молодыхъ людей въ ихъ собственномъ языкѣ; такъ что, если между нами и попадется кто-нибудь, говорящій по-англійски болѣе легкимъ и чистымъ языкомъ, чѣмъ обыкновенно, то причину этого слѣдуетъ скорѣе приписать случаю или таланту, вообще чему угодно, только не воспитанію или заботамъ учителя. Наставникъ, воспитавшійся на латыни и греческомъ (хотя бы самъ и не далеко ушелъ въ нихъ), считаетъ обыкновенно ниже своего достоинства наблюдать за тѣмъ, какъ пишетъ или говоритъ его питомецъ по-англійски. Но вѣдь то—ученые языки, которые одни де заслуживаютъ того, чтобы ими занимались ученые люди, что же касается до англійскаго, то это де языкъ „непросвѣщенной черни“. А между тѣмъ мы видимъ, что государственная мудрость нѣкоторыхъ изъ нашихъ сосѣдей^[13] не считаетъ недостойнымъ попеченій общества поощрять и награждать тѣхъ, кто посвящаетъ себя совершенствованію своего родного языка, и у нихъ не считается маловажнымъ дѣломъ работать надъ его совершенствованіемъ и обогащеніемъ. Для этого воздвигаются академіи и учреждаются пенсіи, и среди писателей происходитъ величайшее соревнованіе въ томъ, кто пишетъ наиболѣе правильно. И мы видимъ, чего они достигли этимъ и насколько сдѣлали распространеннымъ свой языкъ, быть можетъ самый несовершенный изъ всѣхъ языковъ Европы, въ особенности, если посмотрѣть, чѣмъ онъ былъ нѣсколько царствованій тому назадъ, каковъ бы онъ ни былъ въ настоящее время.

Среди римлянъ самыя выдающіяся лица упражнялись ежедневно въ своемъ языкѣ, и исторія до сихъ поръ сохранила имена ораторовъ, которые преподавали латинскій языкъ римскимъ императорамъ, хотя онъ и былъ ихъ роднымъ языкомъ. Греки относились еще заботливѣе къ своему языку; они считали всѣ языки, кромѣ своего, варварскими, и повидимому ни одинъ иностранный языкъ не изучался этимъ просвѣщеннымъ и высокодаровитымъ народомъ, хотя и несомнѣнно, что кое-что изъ своихъ знаній и философіи они заимствовали отъ другихъ народовъ.

Я не отрицаю этимъ латинскаго и греческаго языковъ; наоборотъ, я думаю, что ихъ слѣдуетъ изучать и что каждый джентльмэнъ долженъ понимать по крайней мѣрѣ по-латыни; но какіе бы иностранные языки ни изучалъ молодой джентльмэнъ (а чѣмъ больше онъ ихъ будетъ изучать, тѣмъ лучше), изучать съ особой тщательностью онъ долженъ свой родной языкъ и долженъ стараться достигнуть въ немъ легкости, изящества и ясности рѣчи; а для этого ему слѣдуетъ ежедневно упражняться въ немъ.

§ 190. Что касается до натуральной философіи^[14], какъ умозрительной науки, то я не думаю, чтобы мы обладали таковой, и быть можетъ имѣю основаніе думать, что и впредь никогда не будемъ обладать ею. Жизнь природы создана столь высокой премудростью и совершается путями, столь превосходящими нашу проницательность и пониманіе, что мы никогда не будемъ въ силахъ постигнуть ихъ въ формѣ науки. Такъ какъ натуральная философія есть знаніе началъ, свойствъ и дѣйствій вещей, поскольку онѣ существуютъ сами по себѣ, то, по моему мнѣнію, она состоитъ изъ двухъ частей, изъ которыхъ одна занимается духомъ, его природой и качествами, а другая—тѣлами. Первую часть относятъ обыкновенно къ метафизикѣ, но подъ какую бы рубрику мы ее ни помѣщали, я думаю, что изслѣдованіе духа и его природы должно предшествовать изслѣдованію матеріи и тѣлъ не въ качествѣ какой-либо науки, представленной въ системѣ и трактуемой по научнымъ принципамъ, а въ качествѣ нѣкотораго расширенія и дополненія нашего познанія о мірѣ духовъ, почерпаемаго нами изъ разума и откровенія. И такъ какъ болѣе пространныя представленія о другихъ духахъ, кромѣ Бога и нашей души, получаются нами изъ откровенія, то изъ него и должны молодые люди почерпать свои свѣдѣнія о нихъ. Для этого было бы полезно составить для молодыхъ людей хорошую библейскую исторію и изложить въ ней въ послѣдовательномъ порядкѣ все, что умѣстно помѣстить въ ней, опуская все то, что доступно только зрѣлому возрасту. Такимъ образомъ можно было бы избѣжать той путаницы мыслей, которая вызывается обыкновенно безразличнымъ чтеніемъ священнаго писанія такъ, какъ оно изложено въ нашихъ библіяхъ. Кромѣ того, изъ этого можно было бы извлечь еще одну пользу: благодаря чтенію такой исторіи, въ которой духи играютъ столь значительную роль во всѣхъ обстоятельствахъ, дѣти пріобрѣтали бы мало-по-малу представленіе о нихъ и вѣрованіе въ нихъ, что послужило бы хорошей подготовкой къ изученію тѣлъ, ибо, если мы не составимъ себѣ яснаго представленія о духахъ, то наша философія будетъ очень односторонней и недостаточной, упуская изъ виду благороднѣйшую и могущественнѣйшую часть творенія.

§ 191. Я считалъ бы кромѣ того полезнымъ сдѣлать краткое и простое извлеченіе изъ этой библейской исторіи, которое содержало бы въ себѣ самое существенное и замѣчательное, и знакомить съ нимъ дѣтей, какъ только они научатся читать. Хотя такимъ образомъ они и получатъ нѣкоторыя свѣдѣнія о духахъ, но это нисколько не противорѣчитъ тому, что я говорилъ выше, а именно, что не слѣдуетъ затруднять умъ маленькихъ дѣтей представленіями о духахъ. Говоря это, я имѣлъ въ виду, что не слѣдуетъ вселять въ ихъ нѣжныя души представленій о призракахъ, привидѣніяхъ и выходцахъ съ того свѣта, чѣмъ такъ любятъ пугать дѣтей няньки и другія приставленныя къ нимъ лица съ цѣлью вызвать ихъ послушаніе, ибо такой пріемъ оставляетъ пагубныя послѣдствія на всю ихъ жизнь, отдавая ихъ во власть страховъ, боязливости, слабости и суевѣрія. Вступивъ же впослѣдствіи въ свѣтъ и завязавъ сношенія съ людьми, они начинаютъ стыдиться этой слабости и тяготиться ею, и нерѣдко случается, что, желая излѣчить себя вполнѣ отъ этихъ страховъ и освободиться отъ давящаго ихъ бремени, они отбрасываютъ всякую мысль о духахъ, впадая такимъ образомъ въ другую, еще худшую, крайность.

§ 192. Основаніе, по которому я желалъ бы, чтобы молодые люди познакомились съ міромъ духовъ и прониклись тѣмъ, что говоритъ на этотъ счетъ священное писаніе, прежде чѣмъ приступить къ изученію тѣлъ и натуральной философіи, заключается въ слѣдующемъ: такъ какъ матерія есть нѣчто такое, что постоянно дѣйствуетъ на наши чувства, то она настолько овладѣваетъ нашей душой, что мы склоняемся отрицать все нематеріальное, и такой предразсудокъ, разъ установившись, не оставляетъ никакого мѣста признанію духовъ или вѣрѣ въ то, что въ природѣ существуетъ нѣчто нематеріальное, хотя очевидно, что при помощи одной идеи матеріи и движенія нельзя объяснить ни одного великаго явленія природы, какъ напримѣръ факта тяготѣнія. Я не думаю, чтобы можно было объяснить это общее явленіе какимъ-нибудь естественнымъ дѣйствіемъ матеріи или какимъ-нибудь закономъ движенія, а только положительной волею Высшаго Существа, опредѣлившаго это такъ. Подобнымъ же образомъ, такъ какъ нельзя объяснить потопа, не прибѣгая къ чему-либо, выходящему за предѣлы обычнаго теченія природы, то предоставляю судить, нельзя ли объяснить Ноевъ потопъ болѣе удовлетворительно, чѣмъ всякой другой употреблявшейся до сихъ поръ гипотезой, тѣмъ, что Богъ перемѣстилъ на время центръ тяжести земли,—фактъ столь же допустимый, какъ и само тяготѣніе, и происшедшій, быть можетъ, вслѣдствіе легкаго измѣненія неизвѣстныхъ намъ причинъ. Мнѣ возразятъ на это, что перемѣщеніе центра тяжести произвело бы только мѣстный потопъ. Но, разъ допустивъ возможность такого измѣненія, не трудно принять, что дѣйствіемъ божественной силы центръ тяжести, помѣщенный на надлежащемъ разстояніи отъ центра земли, могъ вращаться вокругъ послѣдняго въ теченіе извѣстнаго времени и сдѣлать такимъ образомъ потопъ всемірнымъ. Такой гипотезой, я полагаю, можно гораздо удовлетворительнѣе объяснить всѣ явленія потопа, описанныя Моисеемъ, чѣмъ тѣми сомнительными предположеніями, къ которымъ прибѣгаютъ въ этомъ случаѣ. Впрочемъ, здѣсь не мѣсто заниматься этимъ вопросомъ, который я затронулъ лишь мимоходомъ, чтобы показать, насколько необходимо прибѣгать при объясненіи природы къ чему-то сверхматерьяльному, и что познаніе духовъ и ихъ могущества, которому Библія приписываетъ столько дѣйствія, является прекрасной подготовкой для этого; причемъ отлагаю до болѣе удобнаго случая болѣе подробное объясненіе нашей гипотезы и примѣненіе ея ко всѣмъ сторонамъ потопа и тѣмъ трудностямъ, которыя представляются при изложеніи его въ Библіи.

§ 193. Но возвратимся къ натуральной философіи. Не смотря на то, что, можно сказать, весь міръ полонъ системами натуральной философіи, я не знаю ни одной, которую можно было бы дать молодому человѣку для изученія въ качествѣ науки, въ которой онъ могъ бы найти истину и достовѣрность, т.-е. то, чего можно ожидать отъ каждой науки. Я не хочу этимъ сказать, что не нужно читать никакихъ системъ натуральной философіи. Въ нашъ просвѣщенный вѣкъ джентльмэну необходимо познакомиться съ нѣкоторыми изъ нихъ, хотя бы для того, чтобы при случаѣ быть въ состояніи поддержать разговоръ объ относящихся сюда предметахъ^[15]. Но дадимъ ли мы ему систему Декарта, какъ наиболѣе распространенную въ настоящее время, или сочтемъ болѣе удобнымъ дать ему краткій обзоръ ея или другихъ системъ, во всякомъ случаѣ я думаю, что читать разныя системы натуральной философіи, которыя въ ходу въ нашей части свѣта, слѣдуетъ больше для того, чтобы познакомиться съ гипотезами, терминологіей и способами разсужденія различныхъ школъ, чѣмъ въ надеждѣ пріобрѣсти этимъ удовлетворительное и достовѣрное знаніе явленій природы. Можно только сказать, что представители корпускулярной теоріи^[16] въ большинствѣ случаевъ говорятъ понятнѣе, чѣмъ перипатетики, царившіе непосредственно передъ ними въ школахъ. Если же кто-нибудь пожелаетъ кинуть взглядъ назадъ и узнать различныя мнѣнія древнихъ, то пусть онъ прочтетъ „Систему“ д-ра Кудворта^[17], гдѣ этотъ ученый столь полно и обстоятельно собралъ и объяснилъ мнѣнія разныхъ греческихъ философовъ, что изъ этой книги болѣе, чѣмъ изъ какой-либо другой, можно узнать, на какихъ принципахъ они строили свои ученія и какія гипотезы отличаютъ ихъ другъ отъ друга. Впрочемъ я не хотѣлъ бы отклонять кого бы то ни было отъ изученія природы подъ тѣмъ предлогомъ, что то знаніе ея, которымъ мы обладаемъ или котораго можемъ достигнуть, не складывается въ форму науки^[18]. Во всякомъ случаѣ въ природѣ множество такихъ вещей, которыя необходимо знать джентльмэну и которыя вполнѣ вознаграждаютъ приносимыми ими удовольствіемъ и пользой трудъ любознательнаго изслѣдователя. Но, я полагаю, такія вещи можно скорѣе найти у тѣхъ писателей, которые занимались раціональными опытами и наблюденіями, чѣмъ у тѣхъ, которые составляли чисто спекулятивныя системы. Таковы, напримѣръ, сочиненія мистера Бойля^[19], которыя, наряду съ сочиненіями другихъ авторовъ, посвященными экономикѣ, лѣсоводству, садоводству и т. п., весьма полезно читать джентльмэну, какъ скоро онъ ознакомился нѣсколько съ наиболѣе распространенными изъ системъ натуральной философіи.

§ 194. Хотя системы физики, которыя мнѣ приходилось видѣть до сихъ поръ, не даютъ намъ достовѣрнаго и вполнѣ научнаго знанія, которое охватывало бы все зданіе натуральной философіи, начиная съ первыхъ принциповъ тѣлъ вообще, тѣмъ не менѣе несравненный мистеръ Ньютонъ показалъ намъ, насколько математика, приложенная къ извѣстнымъ областямъ природы, можетъ при помощи извѣстныхъ принциповъ, оправдываемыхъ фактами, подвинуть насъ въ познаніи хотя бы отдѣльныхъ областей вселенной, непостижимой для насъ въ ея цѣломъ. И если бы другіе дали намъ столь же вѣрное и точное описаніе какихъ-либо другихъ областей природы, какое этотъ ученый сдѣлалъ относительно нашего планетнаго міра и наиболѣе замѣчательныхъ явленій, наблюдаемыхъ въ немъ, въ своемъ превосходномъ трудѣ „Philosophiae naturalis principia mathematica“, то мы могли бы надѣяться получить со временемъ гораздо болѣе достовѣрное и очевидное знаніе многихъ частей удивительнаго механизма міра, чѣмъ какого достигли до сихъ поръ, и хотя очень мало людей, настолько свѣдущихъ въ математикѣ, чтобы понять вполнѣ демонстраціи мистера Ньютона, тѣмъ не менѣе, принимая во вниманіе отзывы наиболѣе свѣдущихъ математиковъ, изслѣдовавшихъ ихъ и признавшихъ ихъ неопровержимыми, книга мистера Ньютона вполнѣ заслуживаетъ прочтенія и принесетъ немало пользы и удовольствія тому, кто, желая уразумѣть движенія, свойства и дѣйствія большихъ массъ вещества въ нашей солнечной системѣ, усвоитъ хотя бы одни выводы этого сочиненія, на которые можно положиться, какъ на вполнѣ доказанныя истины.

§ 195. Вотъ то, чему слѣдуетъ, по моему мнѣнію, учить молодого джентльмэна.—Вѣроятно, покажется страннымъ, что я не сказалъ ни слова о греческомъ языкѣ, между тѣмъ какъ у грековъ мы находимъ, такъ сказать, источникъ современной европейской учености. Я согласенъ, что мы значительно обязаны нашей наукой этому народу, и даже прибавлю, что человѣкъ, не знающій по-гречески, не можетъ считаться ученымъ. Но вѣдь въ настоящемъ сочиненіи я говорю о воспитаніи не ученаго по профессіи, а просто джентльмэна, которому, хотя по нашимъ временамъ и необходимо, но въ то же время совершенно достаточно знанія языковъ латинскаго и французскаго. Во всякомъ случаѣ, если со временемъ молодой человѣкъ пожелаетъ продолжать свои научныя занятія и познакомиться съ греческой литературой, то онъ можетъ самостоятельно научиться греческому языку; а если у него нѣтъ никакой склонности къ этому, то изученіе греческаго языка подъ руководствомъ наставника было бы только безполезной тратой времени и труда на то, что онъ все равно заброситъ и забудетъ, лишь только сдѣлается взрослымъ. Въ самомъ дѣлѣ, даже среди ученыхъ людей много ли найдется такихъ, которые сохранили бы вынесенное ими изъ школы знаніе греческаго языка или настолько усовершенствовались въ немъ, чтобы свободно читать и понимать греческихъ авторовъ?

Чтобы покончить съ этимъ отдѣломъ, касающимся образованія молодого джентльмэна, замѣчу, что задача воспитателя состоитъ не только въ томъ, чтобы научить своего питомца разнымъ наукамъ, сколько въ томъ, чтобы внушить ему любовь и уваженіе къ наукѣ и указать ему путь къ самостоятельному усовершенствованію себя въ ней, разъ у него явится къ тому охота.

Я позволю себѣ привести относительно языковъ мнѣніе одного очень умнаго писателя, (La Bruyère, Moeurs du siècle, pp. 577, 662), стараясь по возможности передать его мысль въ его подлинныхъ выраженіяхъ: „Изученіе языковъ никогда не лишнее для дѣтей; они полезны людямъ во всѣхъ положеніяхъ и открываютъ доступъ какъ къ самымъ глубокимъ, такъ и къ самымъ легкимъ и пріятнымъ познаніямъ. И если откладывать изученіе ихъ до болѣе зрѣлаго возраста, то у молодыхъ людей или не достанетъ рѣшимости посвятить себя имъ, или не хватитъ выдержки продолжать эти занятія; а если имъ и удастся выдержать себя, то это значило бы посвящать на изученіе языковъ время, назначенное для иныхъ занятій, и принуждать себя къ занятію словами въ томъ возрастѣ, который требуетъ уже вещей; во всякомъ случаѣ это значило бы терять лучшіе и прекраснѣйшіе годы жизни. Широкій фундаментъ языкознанія можетъ быть заложенъ только въ то время, когда всякія впечатлѣнія легко и глубоко воспринимаются душой, когда память еще свѣжа, дѣятельна и крѣпка, когда умъ и сердце свободны еще отъ страстей, заботъ и желаній, и когда тѣ, отъ кого ребенокъ зависитъ, имѣютъ достаточно авторитета, чтобы поддерживать въ немъ непрерывное прилежаніе. Я убѣжденъ, что столь незначительное количество истинно образованныхъ людей на ряду съ такой массой верхоглядовъ объясняется именно забвеніемъ этого правила“.

Я думаю, всѣ согласятся съ этимъ наблюдательнымъ писателемъ, что изученію языковъ нужно посвящать болѣе ранніе годы жизни. При этомъ, конечно, дѣло родителей и наставниковъ выбрать, какимъ языкамъ учить ребенка. Ибо должно сознаться, что было бы напрасной тратой времени и труда заставлять ребенка изучать языкъ, который никогда не понадобится ему въ предназначаемомъ ему родѣ жизни, или который онъ, по своему характеру, все равно заброситъ и позабудетъ, лишь только, ставъ взрослымъ и избавившись отъ воспитателя, отдастся своимъ собственнымъ склонностямъ, которыя по всей вѣроятности не позволятъ ему удѣлять свое время на занятіе учеными языками или вообще какимъ бы то ни было языкомъ, кромѣ того, которымъ онъ пользуется постоянно, или къ которому его заставятъ обратиться какая-либо необходимость.

Впрочемъ, для тѣхъ, кто предназначается къ ученой профессіи, приведу дальнѣйшія слова того же автора, дополняющія вышеприведенное замѣчаніе. Они заслуживаютъ вниманія всякаго, желающаго быть истиннымъ ученымъ, и воспитатели могутъ рекомендовать ихъ своимъ питомцамъ, какъ правило при ихъ будущихъ занятіяхъ: „Изучайте подлинники: это самый короткій, самый вѣрный и самый пріятный способъ изученія. Почерпайте изъ первоисточниковъ и не берите изъ вторыхъ рукъ: ставьте на первый планъ произведенія великихъ писателей; работайте надъ ними, запечатлѣвайте ихъ въ своей памяти и цитируйте ихъ при случаѣ; старайтесь достигнуть полнаго пониманія ихъ во всемъ ихъ объемѣ и подробностяхъ; ознакомляйтесь вполнѣ съ основными положеніями оригинальныхъ писателей, приводите ихъ во взаимную связь и потомъ уже дѣлайте отсюда выводы. Такъ поступали первые комментаторы, и вамъ слѣдуетъ дѣйствовать такъ, какъ если бы вы находились въ ихъ положеніи. Не довольствуйтесь заимствованнымъ свѣтомъ комментарій, развѣ только вашъ собственный измѣнитъ вамъ и оставитъ васъ въ темнотѣ; вѣдь эти толкованія—не ваши и легко могутъ измѣнить вамъ; наоборотъ, ваши собственныя наблюденія—порожденіе вашего собственнаго ума, постоянно находятся у васъ подъ рукой и всегда готовы къ вашимъ услугамъ при обсужденіи, собесѣдованіи или спорѣ. Не лишайте себя удовольствія видѣть, что при чтеніи оригиналовъ васъ ничто не ставитъ въ тупикъ, кромѣ неодолимыхъ трудностей, передъ которыми останавливаются сами комментаторы и схоласты, эти столь плодовитые по поводу другихъ мѣстъ толкователи, которые, вынося торжественно на свѣтъ свою ученость, проливаютъ ее на вещи простыя и понятныя сами по себѣ, и очень щедры на слова и трудъ тамъ, гдѣ въ этомъ нѣтъ никакой надобности. Убѣждайтесь такимъ образомъ, что только человѣческая лѣность поощряетъ педантовъ скорѣе загромождать, чѣмъ обогощать библіотеки, погребая текстъ подъ бременемъ комментаріевъ, и вы увидите, что она сама себѣ роетъ здѣсь яму, только умножая количество чтенія, изслѣдованій и труда, котораго она хотѣла избѣжать“.

Хотя эти слова, повидимому, могутъ интересовать только ученыхъ, тѣмъ не менѣе они настолько важны для надлежащаго направленія ихъ воспитанія и занятій, что, надѣюсь, меня не будутъ порицать за то, что я привелъ ихъ здѣсь, въ особенности если принять во вниманіе, что они могутъ пригодиться и тѣмъ джентльмэнамъ, которые пожелали бы проникнуть нѣсколько поглубже одной поверхности вещей и составить себѣ болѣе солидный и основательный взглядъ въ той или другой области знанія.

Говорятъ, что порядокъ и устойчивость всего больше отличаютъ людей другъ отъ друга. По крайней мѣрѣ я увѣренъ, что ничто такъ не сокращаетъ и не расчищаетъ дороги для учащагося, позволяя ему идти впередъ безъ большого затрудненія, какъ хорошій методъ. Поэтому наставникъ долженъ уяснить своему питомцу важность метода, пріучить его къ порядку и научить методичному мышленію; показать, въ чемъ оно состоитъ и каковы его преимущества; познакомить его съ различными методами мышленія, какъ съ тѣмъ, въ которомъ мы идемъ отъ общаго къ частному, такъ и съ тѣмъ, гдѣ мы идемъ отъ частнаго къ общему; упражнять его въ томъ и другомъ и показать, въ какихъ случаяхъ тотъ или другой предпочтительнѣе и для какихъ цѣлей каждый изъ нихъ служитъ.

Въ исторіи должно слѣдовать порядку времени, а въ философскихъ изслѣдованіяхъ порядку природы, т. е. подобно тому какъ при всякомъ движеніи впередъ мы идемъ отъ извѣстнаго пункта къ непосредственно за нимъ слѣдующему, такъ и разумъ долженъ идти отъ извѣстнаго уже ему къ ближайшему и стоящему съ нимъ въ связи и т. д., подвигаясь къ цѣли своего изслѣдованія черезъ наипростѣйшія и наименѣе сложныя части, на которыя можетъ быть разложенъ данный предметъ. Поэтому весьма полезно, чтобы ученикъ пріучился хорошо различать, т. е. имѣть раздѣльныя понятія тамъ, гдѣ разумъ находитъ реальное различіе, и не дѣлать словесныхъ различеній тамъ, гдѣ у него нѣтъ ясныхъ и раздѣльныхъ идей.

Примѣчанія

1. Бездарные перелагатели псалмовъ, жившіе въ XVI в. Прим. перев.
2. „Королевскій дубъ“ (Royal-Oak)—названіе игорнаго дома, въ которомъ процвѣтала эта модная въ то время игра. Прим. перев.
3. Писатель XVII вѣка. Прим. перев.
4. Авторъ очень распространенной тогда грамматики. Прим. перев.
5. Minerva seu de causis linguae latinae, соч. испанскаго ученаго XVI в. Франциска Санхеца Bas Brozas. Сціоппій (Каспаръ Шоппъ)—нѣмецкій, Перизоній—голландскій ученый XVII вѣка. Прим. перев.
6. По средневѣковой традиція грамматика была не пособіемъ при изученіи того или другого языка, а общей теоріей формъ рѣчи, иллюстрировавшейся на примѣрѣ латинскаго языка. Прим. перев.
7. Австралія тогда не считалась отдѣльной частью свѣта. Прим. перев.
8. Praedicamenta—логическія кагегоріи, какъ то: сущность, количество, качество и т. п.; praedicabilia—пять видовъ сказуемаго: родъ, видъ, видовой признакъ. (differentia), свойство (proprietas) и случайный признакъ (accidens). Фигуры и модусы—различные роды и виды силлогизма. Прим. перев.
9. Протестантскій богословъ, авторъ соч. „Протестантизмъ, какъ истинный путь къ спасенію“ (1637). Прим. перев.
10. m. t.—средній терминъ силлогизма, чрезъ посредство котораго большая и меньшая посылки даютъ заключеніе; distinctio—различеніе видовъ родового понятія. Прим. перев.
11. Французскій стилистъ, р. 1598 г. Прим. перев.
12. Былъ школьнымъ учителемъ въ Лондонѣ, авторъ Index rhetoricus scholis accomodatus (1625). Прим. перев.
13. Подразумѣваются французы. Прим. перев.
14. По тогдашнему словоупотребленію описаніе фактовъ природы представляло „исторію“ (historia naturalis), изслѣдованіе принциповъ и процессовъ,—философію. Слѣдовательно тогдашняя натуральная философія охватывала физику, химію, астрономію и т. п. Прим. перев.
15. Въ то время считалось хорошимъ тономъ вести разговоръ о физическихъ опытахъ. Прим. перев.
16. То-есть атомистической. Прим. перев.
17. Полное заглавіе: „True Intellectual System of the Universe, wherein all the Reason and Philosophy of Atheism is confounded“, 1678. Д-ръ Кудвортъ старается доказать, что идея Бога содержалась во всѣхъ философскихъ системахъ. Прим. перев.
18. Въ настоящее время слѣдовало бы сказать: не представляетъ собою законченнаго научнаго знанія, т. е. философіи. Прим. перев.
19. Знаменитый естествоиспытатель XVII вѣка. Прим. перев.