что они приняты обычаемъ ихъ страны, чѣмъ въ силу какого либо убѣжденія въ истинности ихъ основаній. Я упоминаю объ этомъ для того, чтобы показать, какую важную роль можетъ играть въ жизни вашего сына общество, въ которомъ онъ вращается, и насколько, слѣдовательно, нужно обращать вниманіе на это обстоятельство, которое способно повліять на него гораздо сильнѣе, чѣмъ что-либо другое.
§ 147. Навѣрное вы удивитесь, что я ставлю ученье на самомъ концѣ; въ особенности если я скажу, что это на мой взглядъ вещь наименѣе важная. Такой отзывъ покажется страннымъ въ устахъ писателя. И такъ какъ ученье считается обыкновенно главнымъ, чтобы не сказать единственно важнымъ занятіемъ для дѣтей (ибо остальное почти не принимается въ разсчетъ, когда идетъ рѣчь о воспитаніи), то все, что я имѣю сказать, не можетъ не оказаться въ рѣзкомъ противорѣчіи съ обычными воззрѣніями на этотъ предметъ. Когда я вижу, сколько употребляется труда, чтобы научить дѣтей по латыни и по гречески, сколько тратится на это годовъ, и сколько подымается изъ-за этого шуму и безцѣльныхъ хлопотъ, то я положительно склоненъ думать, что родители живутъ подъ страхомъ розги учителя, на которую они смотрятъ, какъ на единственное орудіе воспитателя, какъ будто все воспитаніе состоитъ только въ томъ чтобы научить одному или двумъ языкамъ. Иначе какъ было бы возможно, чтобы ребенка приковывали къ скамьѣ на семь, восемь или десять лучшихъ годовъ его жизни только для того, чтобы онъ одолѣлъ одинъ или два языка, которымъ, какъ мнѣ кажется, можно научиться съ гораздо меньшей тратой времени и труда, и притомъ почти шутя?
Поэтому—простите—я не могу безъ волненія подумать, что будто бы ad capiendum ingenii cultum мальчика нужно втискивать въ кучу другихъ ребятъ и гнать его розгой и
