Домъ подъ № 7 въ Савиль-Роу, Борлингтонъ-Гарденсъ, гдѣ въ 1814 году умеръ Шериданъ, въ текущемъ 1872 году занятъ былъ Филеасомъ Фоггомъ, эсквайромъ, однимъ изъ самыхъ странныхъ и самыхъ выдающихся членовъ извѣстнаго лондонскаго клуба, называемаго Reform Club, хотя, повидимому, онъ поставилъ себѣ задачей не дѣлать ничего такого что́ могло бы обратить на себя вниманіе.
Итакъ мѣсто одного изъ величайшихъ государственныхъ людей, которыми гордится Англія, занялъ Филеасъ Фоггъ, лицо загадочное, о которомъ не знали ничего инаго, только что онъ отличный человѣкъ и одинъ изъ самыхъ красивыхъ джентльменовъ высшаго англійскаго общества.
Говорили что онъ похожъ на Байрона, — головой, ибо и ноги у него были безукоризненныя, — но на Байрона безстрастнаго, охладѣвшаго, который могъ бы прожить тысячу лѣтъ и не состарѣться физически.
Несомнѣнно Англичанинъ, Филеасъ Фоггъ можетъ-быть и не былъ лондонскимъ уроженцемъ. Его не видали никогда ни въ банкѣ, ни на биржѣ и ни въ одной изъ конторъ Сити. Ни бассейны, ни доки Лондона не принимали никогда ни одного судна арматоромъ котораго былъ бы Филеасъ Фоггъ. Этотъ джентльменъ не участвовалъ ни въ какомъ административномъ комитетѣ. Имя его никогда не раздавалось ни въ коллегіи адвокатовъ, ни въ Темплѣ, ни въ Линкольнсъ-Иннѣ, ни въ Грейсъ-Иннѣ. Никогда не произносилъ онъ рѣчей, ни въ Канцлерскомъ судѣ, ни въ судѣ Королевиной Скамьи, ни въ казначействѣ, ни въ верховномъ судѣ. Онъ не былъ ни промышленникъ, ни негоціантъ, ни купецъ, ни земледѣлецъ. Онъ не былъ членомъ ни одного изъ институтовъ, ни одного изъ обществъ, которыми кишитъ столица Англіи, начиная отъ общества Armonica, до энтомологическаго общества, основаннаго главнымъ образомъ съ цѣлію истребленія вредныхъ насѣкомыхъ.
Филеасъ Фоггъ былъ членомъ Реформъ-Клуба — вотъ и все.
Кто удивился бы что столь таинственный джентльменъ принадлежитъ къ членамъ этой почтенной ассоціаціи, тому отвѣчали бы что онъ вступилъ туда по рекомендаціи гг. братьевъ Барингъ, у которыхъ онъ имѣлъ открытый кредитъ. Это придавало ему особенное значеніе, такъ какъ чеки его уплачивались немедленно въ его текущій счетъ.
Былъ ли богатъ этотъ Филеасъ Фоггъ? Несомнѣнно. Но какимъ образомъ онъ разбогатѣлъ, — этого не могли сказать люди самые свѣдущіе, и мистеръ Фоггъ былъ послѣдній къ которому можно было бы обратиться съ разспросами по этой части. Во всякомъ случаѣ, онъ не былъ расточителенъ, хотя не былъ и скупъ, ибо повсюду гдѣ недоставало поддержки на какое-нибудь дѣло полезное, благородное или великодушное, онъ доставлялъ ее молча, и даже, когда было возможно, скрывая свое имя.
Вообще трудно было найти джентльмена менѣе сообщительнаго. Онъ говорилъ сколько возможно меньше, и казался еще болѣе таинственнымъ по своей молчаливости. Тѣмъ не менѣе жизнь его была у всѣхъ на виду, но то что̀ онъ дѣлалъ было до такой степени математически однообразно, что воображенію и разгуляться было не надъ чѣмъ.
Путешествовалъ ли онъ? Весьма вѣроятно, ибо никто лучше его не зналъ карты земнаго шара. Не было такого отдаленнаго угла на землѣ о которомъ бы онъ не имѣлъ самаго точнаго понятія. Иногда въ нѣсколькихъ словахъ, краткихъ и ясныхъ, онъ поправлялъ безчисленные толки, ходившіе въ клубѣ о путешественникахъ заблудившихся или пропавшихъ безъ вѣсти; онъ указывалъ на дѣйствительныя вѣроятности, и слова его нерѣдко казались внушеніемъ какого-то предвидѣнія, того что̀ называютъ „вторымъ зрѣніемъ“, такъ какъ событія подъ конецъ всегда ихъ оправдывали. То былъ человѣкъ который долженъ былъ путешествовать вездѣ, по крайней мѣрѣ въ воображеніи.
Несомнѣнно было только одно что въ теченіе многихъ лѣтъ Филеасъ Фоггъ не выѣзжалъ изъ Лондона. Тѣ кто имѣли честь знать его нѣсколько ближе свидѣтельствовали что никто и никогда не видалъ его въ иномъ мѣстѣ, кромѣ прямой дороги по которой онъ ежедневно проходилъ отъ своего жилища въ клубъ. Единственнымъ занятіемъ его было чтеніе газетъ и игра въ вистъ. Въ эту игру безмолвія, столь свойственную его натурѣ, онъ часто выигрывалъ, но выигрышъ онъ не пряталъ къ себѣ въ карманъ, а включалъ въ бюджетъ раздаваемыхъ имъ пособій. Къ тому же надо замѣтить что очевидно мистеръ Фоггъ игралъ для того чтобъ играть, а не для того чтобы выигрывать; игра была для него сраженіемъ, борьбой противъ затрудненій, но борьбой безъ движенія, безъ перемѣны мѣста, безъ утомленія, и это также согласовалось съ его характеромъ.
Сколько извѣстно было, у Филеаса Фогга не было ни жены, ни дѣтей, — что̀ можетъ случиться съ самыми честными людьми; ни друзей, ни родныхъ, — что̀ конечно бываетъ гораздо рѣже. Филеасъ Фоггъ жилъ одинъ въ своемъ домѣ въ Савилль-Роу, куда никто не проникалъ. О его домашней жизни никогда не было рѣчи. Для прислуги у него былъ только одинъ человѣкъ. Завтракалъ и обѣдалъ онъ въ клубѣ, въ часы хронометрически опредѣленные, въ одной и той же залѣ, за однимъ и тѣмъ же столомъ, не угощая никого изъ своихъ товарищей, не приглашая никого посторонняго; онъ возвращался домой только затѣмъ чтобы лечь въ постель ровно въ полночь, и никогда не пользовался тѣми комфортабельными комнатами которыя его клубъ предоставляетъ въ распоряженіе своихъ членовъ. Изъ двадцати четырехъ часовъ онъ проводилъ десять у себя дома, гдѣ спалъ или одѣвался. Если онъ прогуливался, то всегда одинаково, ровнымъ шагомъ, по входной залѣ или въ крутой галлереѣ, надъ которою возвышается куполъ съ синими стеклами, поддерживаемый двадцатью колоннами изъ краснаго порфира. Когда онъ обѣдалъ или завтракалъ, клубъ доставлялъ ему всѣ свои роскошные припасы; подавали ему кушанья служители клуба, важныя лиця, одѣтыя въ черное платье и въ башмакахъ на мягкихъ подошвахъ, на особо назначенной фарфоровой посудѣ; въ хрустальныхъ сосудахъ клуба ему подавались его портвейнъ, хересъ, или кларетъ, приправленные различными пряностями; наконецъ ледъ клуба, привезенный за дорогую цѣну изъ американскихъ озеръ, поддерживалъ необходимую свѣжесть его питья.
Если жить при такой обстановкѣ значитъ быть экцентричнымъ, то надо сознаться что экцентричность имѣетъ въ себѣ нѣчто хорошее!
Домъ въ Савилль-Роу, не отличаясь пышностію, казался чрезвычайно комфортабельнымъ. Къ тому же при неизмѣнныхъ привычкахъ его обитателя, услуга не представляла особой трудности. Тѣмъ не менѣе Филеасъ Фоггъ требовалъ отъ своего единственнаго служителя необыкновенной точности и аккуратности. Въ этотъ самый день, 2го октября, Филеасъ Фоггъ отпустилъ Джемса Форстера, такъ какъ малый этотъ провинился тѣмъ что принесъ ему воды для бритья въ 84° по Фаренгейту, вмѣсто 86°, и ожидалъ его преемника, который долженъ былъ явиться къ нему около половины двѣнадцатаго.
Филеасъ Фоггъ сидѣлъ въ своемъ креслѣ сдвинувъ ноги, какъ солдатъ на парадѣ, упирая руками въ колѣна, вытянувъ все тѣло и смотря на стрѣлку стѣнныхъ часовъ, — снаряда весьма сложнаго, указывавшаго часы, минуты, секунды, дни, числа и годъ. Ровно въ половинѣ двѣнадцатаго мистеръ Фоггъ долженъ былъ, по своей ежедневной привычкѣ, выйти изъ дома и отправиться въ клубъ.
Въ эту минуту постучались въ дверь маленькаго салона, гдѣ сидѣлъ Филеасъ Фоггъ.
На порогѣ появился Джемсъ Форстеръ, уволенный служитель.
— Новый слуга, сказалъ онъ.
Показался человѣкъ лѣтъ тридцати и поклонился.
— Вы Французъ и имя ваше Джонъ? спросилъ Филеасъ Фоггъ.
— Жанъ, если вамъ угодно, сэръ, отвѣчалъ вновь пришедшій, — Жанъ Паспарту, — прозвище оставшееся за мною и оправдываемое мною естественною способностію выпутываться изо всякой бѣды. Я полагаю что я честный человѣкъ, сэръ, но долженъ вамъ сказать правду что я занимался различными ремеслами. Я былъ странствующимъ пѣвцомъ, потомъ состоялъ въ циркѣ, гдѣ вольтижировалъ какъ Леотаръ и плясалъ на канатѣ какъ Блонденъ; потомъ я сдѣлался учителемъ гимнастики, чтобы принести болѣе пользы моими дарованіями, и наконецъ былъ сержантомъ пожарныхъ въ Парижѣ. Но вотъ пять лѣтъ какъ я оставилъ Францію, и желая насладиться семейною жизнію, служу камердинеромъ въ Англіи. Теперь же, не имѣя мѣста и услышавъ что мистеръ Филеасъ Фоггъ есть самый аккуратный человѣкъ и первый домосѣдъ въ Соединенномъ Королевствѣ, я являюсь къ вамъ, сэръ, въ надеждѣ жить у васъ спокойно и даже позабыть это прозвище Паспарту…
— Паспарту мнѣ нравится, отвѣчалъ джентльменъ. — Вы мнѣ рекомендованы. Я имѣю о васъ хорошія свѣдѣнія. Условія мои вы знаете?
— Да, сэръ.
— Хорошо. Который часъ на вашихъ часахъ?
— 12го двадцать пять минутъ, отвѣчалъ Паспарту, вынимая изъ жилетнаго кармана огромные серебряные часы.
— Часы ваши отстаютъ, сказалъ мистеръ Фоггъ.
— Извините меня, сэръ, но это невозможно.
— Они отстаютъ на четыре минуты. Но это не бѣда — стоитъ замѣтить разницу. Итакъ съ этой минуты, съ середы 2го октября, съ 29й минуты 12го часа утра, вы находитесь у меня въ услуженіи.
Сказавъ это, Филеасъ Фоггъ взялъ свою шляпу лѣвою рукой, надѣлъ ее себѣ на голову, какъ автоматъ, и исчезъ, не сказавъ болѣе ни слова.
Паспарту услышалъ какъ дверь на улицу затворилась въ первый разъ, — то уходилъ его господинъ; потомъ во второй разъ, — то уходилъ его предшественникъ Джемсъ Форстеръ.
Паспарту остался одинъ въ своей комнатѣ.
„Клянусь честью, сказалъ про себя Паспарту, еще нѣсколько озадаченный, я видалъ у мистрисъ Тюссо экземпляръ точь-въ-точь какъ мой новый господинъ“. Надо замѣтить что „экземпляры“ мистрисъ Тюссо не что̀ иное какъ восковыя фигуры, тщательно посѣщаемыя въ Лондонѣ, которыя сдѣланы такъ живо что только что не говорятъ.
Въ эти нѣсколько минутъ свиданія своего съ Филеасомъ Фоггомъ, Паспарту быстро, но внимательно разсмотрѣлъ своего будущаго господина. Послѣдній былъ человѣкъ лѣтъ сорока, съ прекраснымъ, благороднымъ лицомъ, великолѣпными зубами, росту высокаго, котораго отнюдъ не портила небольшая полнота, съ русыми волосами и бакенбардами, — лобъ у него былъ гладкій, безъ морщинъ на вискахъ, лицо скорѣе блѣдное нежели румяное. Онъ повидимому обладалъ въ высшей степени тѣмъ что̀ физіономисты называютъ покоемъ въ дѣйствіи, и что̀ составляетъ черту свойственную всѣмъ кто больше дѣлаетъ дѣла нежели производитъ шума. Спокойный, флегматичный, съ свѣтлымъ взоромъ и неподвижными вѣками, онъ представлялъ собою совершеннѣйшій типъ тѣхъ хладнокровныхъ Англичанъ, довольно часто встрѣчающихся въ Соединенномъ Королевствѣ, академическую осанку которыхъ такъ удивительно передала кисть ихъ соотечественницы Анджелики Кауфманъ. Наблюдаемый въ различныхъ фазахъ своей жизни, этотъ джентлеменъ напоминалъ собою существо отличающееся равновѣсіемъ всѣхъ своихъ способностей, словомъ, столь же совершенное какъ хронометръ Леруа или Эрнсгоу. И дѣйствительно Филеасъ Фоггъ былъ олицетворенная точность, что̀ легко можно было угадать по выраженію его ногъ и рукъ, такъ какъ у человѣка, равно какъ и у животныхъ, члены суть выразительные органы страстей. Филеасъ Фоггъ былъ одинъ изъ тѣхъ математически точныхъ людей которые никогда не спѣшатъ, а между тѣмъ всегда готовы, разчетливы въ своихъ шагахъ и движеніяхъ. Онъ не дѣлалъ ни одного лишняго шага, всегда избирая кратчайшій путь. Онъ ни одного взгляда не бросалъ въ потолокъ, не позволялъ себѣ ни одного лишняго жеста; никто никогда не видалъ его взволнованнымъ или смущеннымъ. Человѣкъ этотъ торопился меньше всѣхъ на свѣтѣ, а между тѣмъ являлся всегда во́-время. Тѣмъ не менѣе всякій пойметъ что онъ жилъ одинъ и такъ-сказать внѣ всякихъ соціальныхъ сношеній. Онъ зналъ что въ жизни пришлось бы испытать столкновенія, а такъ какъ столкновенія только задерживаютъ, то онъ и не сталкивался ни съ кѣмъ. Что касается до Жана, прозваннаго Паспарту, истаго Парижанина изъ Парижа, то въ тѣ пять лѣтъ которыя онъ прожилъ въ Англіи, проживая въ Лондонѣ и состоя въ должности лакея, онъ напрасно старался найти господина къ которому бы могъ привязаться. Паспарту, тридцати лѣтъ отъ роду, былъ отнюдъ не изъ тѣхъ Фронтеновъ или Маскарилей которые съ своими высокими плечами, поднятымъ кверху носомъ, самоувѣреннымъ видомъ и сухими глазами, не что́ иное какъ безстыдные негодяи. Нѣтъ. Паспарту былъ славный малый, съ пріятною физіономіей, нѣсколько рѣзко очерченными губами, добрый, услужливый. У него были голубые глаза, яркій цвѣтъ лица, при достаточной полнотѣ послѣдняго, такъ что онъ самъ могъ видѣть скулы своихъ щекъ; широкая грудь, сложеніе крѣпкое, мускулы твердые, и геркулесовская сила, великолѣпно развитая упражненіями во времена молодости. Каштановые волосы его были нѣсколько всклокочены. Если древніе скульпторы умѣли на восьмнадцать ладовъ убирать волосы Минервы, то Паспарту зналъ только одинъ способъ ладить со своими: проведетъ по нимъ раза три гребенкой, и прическа готова. Сказать что откровенный характеръ этого малаго сойдется съ характеромъ Филеаса Фогга — значило бы поступить вопреки самой простой осторожности. Будетъ ли Паспарту такой въ совершенствѣ аккуратный служитель какой нуженъ его господину, вотъ что́ можетъ быть видно только на дѣлѣ. Послѣ довольно бродячей жизни въ молодости, какъ уже намъ извѣстно, онъ стремился теперь къ покою. Услышавъ похвалы англійской методичности и провербіальному хладнокровію англійскихъ джентлеменовъ, онъ поѣхалъ искать счастья въ Англіи. Но до сихъ поръ судьба не очень-то баловала его. Онъ нигдѣ не могъ основать себѣ прочнаго житья. Перебывалъ онъ уже въ десяти домахъ, гдѣ находилъ причудливость, неровность характера, либо господа оказывались искателями приключеній, вели бродяжническую жизнь, что никакъ не входило въ планы Паспарту. Послѣдній господинъ его, юный лордъ Лонгсферри, членъ парламента, послѣ ночей проведенныхъ въ oysters-rooms въ Гай-Маркетѣ, часто возвращался домой на плечахъ полисменовъ. Паспарту, прежде всего желавшій уважать своего господина, осмѣлился сдѣлать нѣсколько почтительныхъ замѣчаній, которыя приняты были въ дурную сторону, и онъ откланялся. Въ это время онъ услыхалъ что мистеръ Филеасъ Фоггъ эсквайръ ищетъ для себя служителя. Онъ навелъ справки объ этомъ джентльменѣ. Человѣкъ жизнь котораго была такая правильная, который никогда не ночевалъ внѣ дома, никогда не путешествовалъ, не отлучался никуда даже на день, вполнѣ соотвѣтствовалъ его вкусу. Онъ явился къ нему и былъ взятъ въ должность при вышеизложенныхъ обстоятельствахъ. Паспарту — лишь только пробила половина двѣнадцатаго, — очутился одинъ въ домѣ въ Савилль-Роу. Не теряя времени онъ сталъ его осматривать, начиная съ чердака и кончая погребомъ. Домъ этотъ, чистый, прибранный, строгій, — пуританскій, отлично приспособленный для службы, понравился ему. Онъ произвелъ на него дѣйствіе раковины улитки, но раковины освѣщенной и отопленной газомъ, такъ какъ угле-водородъ удовлетворялъ всѣмъ потребностямъ свѣта и тепла. Паспарту не безъ труда отыскалъ во второмъ этажѣ отведенную ему комнату. Она оказалась для него пригодною. Электрическіе колокольчики и акустическія трубочки служили для сообщенія этой комнаты съ антресолями и первымъ этажемъ. На каминѣ стояли электрическіе часы, сообщавшіеся съ часами въ спальнѣ Филеаса Фогга, и оба снаряда били секунды въ одно и то же время. „Это хорошо, хорошо!“ сказалъ про себя Паспарту. Онъ замѣтилъ также въ своей комнатѣ записку, прикрѣпленную надъ часами. То была программа ежедневной службы. Въ ней значились — начиная съ восьми часовъ утра, всегдашній часъ вставанья мистера Филеаса Фогга, до одиннадцати съ половиной часовъ, когда онъ отправлялся изъ дому завтракать въ клубъ — всѣ подробности службы: чай и завтракъ въ восемь часовъ двадцать три минуты, вода для бритья въ девять часовъ тридцать семь минутъ, прическа въ десять безъ двадцати минутъ, — все было записано, предусмотрѣно, распредѣлено. Паспарту съ радостью обдумывалъ эту программу и старался запечатлѣть различныя статьи ея въ своемъ умѣ. Касательно гардероба гослодина, надо сказать что онъ былъ очень хорошъ и превосходно сортированъ. Каждые панталоны, сюртукъ или жилетъ снабжены были нумеромъ, означеннымъ на спискѣ, съ указаніемъ числа въ которое, смотря по времени года, платья эти должны поперемѣнно носиться. Такое же распредѣленіе и для обуви. Однимъ словомъ, домъ въ Савилль-Роу, который по всей вѣроятности былъ храмомъ безпорядка во времена знаменитаго, но разгульнаго Шеридана — снабженъ былъ покойною мебелъю, свидѣтельствовавшею о значительномъ довольствѣ. Не было ни библіотеки, ни книгъ, потому что таковыя оказались бы совершенно безполезными, такъ какъ Реформъ-Клубъ представляетъ въ распоряженіе мистера Фогга двѣ библіотеки, одну по части литературы, другую по части юриспруденціи и политики. Въ спальнѣ находился несгараемый сундукъ средней величины, устройство коего обезпечивало его и отъ пожара и отъ воровъ. Во всемъ домѣ не было никакого оружія, ни военныхъ, ни охотничьихъ снарядовъ. Все свидѣтельствовало о самыхъ миролюбивыхъ наклонностяхъ. Разглядѣвъ въ подробности все жилище, Паспарту потеръ себѣ руки, широкое лицо его осклабилось, и онъ радостно повторилъ: „Это по-моему, вотъ это мое дѣло! Мы отлично сойдемся, мистеръ Фоггъ и я! Онъ домосѣдъ и такой аккуратный! настоящая механика. Ну что́ же, я не прочь служить механикѣ.“
Филеасъ Фоггъ вышелъ изъ своего дома въ Савилль-Роу въ половинѣ 12го, и поставивъ 1375 разъ свою правую ногу впереди лѣвой, и 1375 разъ свою лѣвую ногу впереди правой, прибылъ въ Реформъ-Клубъ, обширное зданіе въ Пель-Меллѣ, постройка котораго обошлась не менѣе трехъ милліоновъ.
Филеасъ Фоггъ отправился тотчасъ же въ столовую, девять оконъ которой выходили въ прекрасный садъ, съ деревьями уже позлащенными осенью. Тамъ онъ занялъ обычное мѣсто за столомъ, гдѣ уже его ожидалъ завтракъ, состоящій изъ hors d’oeuvre, изъ вареной рыбы, приправленной reading souce перваго сорта, изъ пунцоваго ростбифа, пирога начиненнаго зеленью, изъ куска честера, и въ заключеніе изъ нѣсколькихъ чашекъ чаю, спеціально собираемаго по порученію клуба.
Въ сорокъ семь минутъ перваго, этотъ джентльменъ всталъ и направился въ большую залу, великолѣпную комнату, украшенную картинами въ богатыхъ рамахъ. Тамъ слуга подалъ ему неразрѣзанный Times, и Филеасъ Фоггъ принялся за трудное дѣло развертыванія этой газеты съ ловкостью, свидѣтельствовавшею о многолѣтней привычкѣ къ такой операціи. Чтеніе этой газеты заняло Филеаса Фогга до трехъ четвертей четвертаго, а послѣдовавшее затѣмъ чтеніе Daily Telegraph до обѣда. Обѣдъ совершился при тѣхъ же условіяхъ какъ и завтракъ съ присоединеніемъ къ нему royal british souce.
Въ 8 часовъ безъ двадцати минутъ джентльменъ появился снова въ большой залѣ и погрузился вѣ чтеніе Morning Chronicle.
Полчаса спустя стали появляться различные посѣтители клуба и подходить къ камину, гдѣ разведенъ былъ привѣтливый огонь. То были обычные партнеры мистера Филеаса Фогга и подобно ему страстные игроки въ вистъ: инженеръ Андру Стюартъ, банкиры Джонъ Сёлливанъ и Самюэль Фаллентинъ, пивоваръ Томасъ Фланаганъ, Готье Ральфъ, одинъ изъ администраторовъ Англійскаго Банка, лица богатыя и уважаемыя даже въ этомъ клубѣ, считающемъ въ числѣ своихъ членовъ различныя знаменитости промышленнаго и финансоваго міра.
— Скажите мнѣ, Ральфъ, спросилъ Томасъ Фланаганъ, на чемъ остановилось дѣло о покражѣ?
— Должно думать, отвѣчалъ Андру Стюартъ, — что Банку придется проститься съ своими деньгами.
— Я такъ, напротивъ, надѣюсь, возразилъ Готье Ральфъ, — что мы захватимъ виновника покражи. Полицейскіе инспекторы, люди весьма ловкіе, отправились въ Америку и Европу, во всѣ порты и пристани, и этому господину трудно будетъ отъ нихъ ускользнуть.
— Значитъ, имѣются примѣты вора? спросилъ Андру Стюартъ
— Вопервыхъ, это не воръ, отвѣтилъ серіозно Готье Ральфъ.
— Какъ не воръ? Этотъ человѣкъ который укралъ банковыхъ билетовъ на 55 тысячъ фунтовъ (около 400.000 руб.)?
— Нѣтъ, сказалъ Ральфъ.
— Стало быть онъ промышленникъ? спросилъ Джонъ Сёлливанъ.
— Morning Chronicle утверждаетъ что онъ „джентльменъ“.
Послѣднія слова произнесъ Филеасъ Фоггъ, голова котораго была закрыта волнами бумаги, лежавшей около него. Вмѣстѣ съ тѣмъ Филеасъ Фоггъ поклонился своимъ товарищамъ, которые отвѣтили ему тѣмъ же.
Дѣло о которомъ шла рѣчь и которое съ жаромъ обсуждали газеты Соединеннаго Королевства, произошло за три дня до этого 29го сентября. Связка банковыхъ билетовъ, составлявшая огромную сумму 55.000 фунтовъ, была захвачена съ полки главнаго кассира Англійскаго Банка. Въ отвѣтъ тѣмъ кто удивлялся что такое похищеніе могло совершиться такъ легко, товарищъ управляющаго Банкомъ, Готье Ральфъ, ограничивался отвѣтомъ что въ эту самую минуту кассиръ занимался внесеніемъ въ регистръ дохода въ три шиллинга и шесть пенсовъ, и что нѣтъ возможности усмотрѣть за всѣмъ.
Но надо замѣтить при этомъ, — чѣмъ и объясняется до нѣкоторой степени случившійся фактъ, — что это удивительное учрежденіе называемое Англійскимъ Банкомъ заботится болѣе всего о достоинствѣ публики. Нѣтъ ни сторожей, ни инвалидовъ, ни рѣшетокъ! Золото, серебро, билеты лежатъ на свободѣ и такъ-сказать подъ рукой у перваго встрѣчнаго. Невозможно подозрѣвать честность какого-бы то ни было прохожаго. Одинъ изъ лучшихъ наблюдателей англійскихъ нравовъ разказываетъ даже слѣдующее: въ одной изъ залъ Банка, гдѣ онъ находился однажды, онъ полюбопытствовалъ посмотрѣть поближе слитокъ золота, вѣсившій отъ семи до восьми фунтовъ, лежавшій на конторкѣ у кассира; онъ взялъ этотъ слитокъ, осмотрѣлъ его, передалъ сосѣду, тотъ другому, такъ что слитокъ этотъ, переходя изъ рукъ въ руки, дошелъ до глубины темнаго корридора и возвратился черезъ полчаса на прежнее мѣсто, а кассиръ даже и не поднялъ головы во все это время.
Но 29го сентября дѣла шли нѣсколько иначе; связка билетовъ не возвратилась, и когда великолѣпные часы, находящіеся надъ drawing-office, пробили шесть, время назначенное для закрытія бюро, Англійскому Банку оставалось только внести 55.000 въ списокъ убытковъ.
Покража была засвидѣтельствована обычнымъ порядкомъ; агенты-сыщики, избранные въ числѣ самыхъ искусныхъ, отправлены въ главные порты: въ Ливерпуль, въ Гласго, въ Гавръ, въ Суэзъ, въ Бриндизи, въ Нью-Йоркъ и пр., съ обѣщаніемъ, въ случаѣ успѣха, награды въ 2.000 фунтовъ и пяти процентовъ съ суммы, еслибъ она отыскалась. Въ ожиданіи свѣдѣній которыя должно было доставить слѣдствіе, немедленно начатое, сыщикамъ было поручено тщательно наблюдать за путешественниками при ихъ пріѣздѣ и отъѣздѣ.
Но именно такъ какъ говорилъ Morning Chronicle, было полное основаніе предполагать что виновникъ кражи не принадлежалъ ни къ одному изъ обществъ воровъ въ Англіи. Въ теченіи этого дня, 29го сентября, было замѣчено что джентльменъ, хорошо одѣтый, съ изящными манерами, съ величественною осанкой, прохаживался взадъ и впередъ по залѣ выдачъ, бывшей театромъ покражи. Слѣдствіе дало возможность воспроизвести довольно вѣрно примѣты этого джентльмена, которыя тотчасъ же разосланы были по всѣмъ полицейскимъ властямъ Соединеннаго Королевства и материка. Вслѣдствіе этого нѣкоторые разумные люди, — въ числѣ ихъ былъ и Ральфъ Готье, — имѣли основаніе надѣяться что воръ не ускользнетъ отъ преслѣдованія.
Понятно что фактъ этотъ служилъ предметомъ всѣхъ разговоровъ какъ въ Лондонѣ, такъ и во всей Англіи. Повсюду обсуждали съ жаромъ вѣроятности успѣха столичной полиціи. Итакъ, неудивительно было что члены Реформъ-Клуба толковали о томъ же предметѣ, тѣмъ болѣе что одинъ изъ вице-директоровъ Банка находился между ними.
Досточтимый Ральфъ Готье не хотѣлъ даже и сомнѣваться въ успѣхѣ разысканій, выражая мнѣніе что обѣщанная премія должна сильно содѣйствовать ловкости и усердію агентовъ. Но его товарищъ, Андру Стюартъ, далеко не раздѣлялъ этой увѣренности. Итакъ, пренія продолжались между джентльменами усѣвшимися играть въ вистъ, Стюартомъ, сидѣвшимъ противъ Фланагана, и Феллентиномъ, сидѣвшимъ противъ Филеаса Фогга. Во время игры партнеры не говорили ни слова, но между робберами прерванный разговоръ закипалъ съ новою силой.
— Я утверждаю, сказалъ Андру Стюартъ, — что всѣ шансы въ пользу вора, который долженъ быть непремѣнно человѣкомъ весьма ловкимъ.
— Полноте! отвѣчалъ Ральфъ, — нѣтъ страны въ мірѣ гдѣ бы онъ могъ укрыться.
— Вотъ еще!
— Куда же вы прикажете ему отправиться?
— Не знаю, сказалъ Андру Стюардъ, — но что́ ни говорите, земля довольно велика.
— Была когда-то.... сказалъ въ полголоса Филеасъ Фоггъ; — вамъ снимать, сэръ! прибавилъ онъ, предлагая карты Томасу Фланагану.
Пренія пріостановились на время роббера. Но вскорѣ Андру Стюардъ воскликнулъ:
— Какъ была когда-то? Ужь не уменьшилась ли земля какимъ-нибудь способомъ?
— Безъ сомнѣнія, отвѣтилъ Готье Ральфъ; — я раздѣляю мнѣніе мистера Фогга. Земля уменьшилась, потому что ее объѣзжаютъ теперь въ десять разъ скорѣе, чѣмъ сто лѣтъ тому назадъ. И это-то самое въ настоящемъ случаѣ ускоритъ розыски.
— И дастъ также вору возможность скрыться скорѣе.
— Вашъ ходъ, мистеръ Стюардъ, сказалъ Филеасъ Фоггъ.
Но недовѣрчивый Стюардъ не былъ убѣжденъ и по окончаніи сказалъ:
— Надо сознаться, мистеръ Ральфъ, что вы нашли преинтересный способъ заявить что земля уменьшилась. Итакъ потому что ее можно нынѣ объѣхать въ три мѣсяца.
— Только въ 80 дней, прервалъ Филеасъ Фоггъ.
— И въ самомъ дѣлѣ, господа, прибавилъ Джонъ Сёлливанъ, — 80 дней, съ тѣхъ поръ какъ линія между Роталемъ и Аллагабадомъ была открыта въ сѣти Great Indian Peninsular railway и вотъ разчетъ представленный въ Morning Chronicle:
| Отъ Лондона до Суэза, черезъ Монъ-Сени и Бриндизи, въ пакетботахъ и по желѣзной дорогѣ |
7 дней | |
| Отъ Суэза до Бомбея пакетботъ | 13 | |
| Отъ Бомбея до Калькутты желѣзная дорога | 3 | |
| Отъ Калькутты до Гонконга (въ Китаѣ) пакетботъ | 12 | |
| Отъ Гонконга до Йокагамы (въ Японіи) пакетботъ | 6 | |
| Отъ Йокагамы до Санъ-Франциско пакетботъ | 22 | |
| Отъ Санъ-Франсиско до Нью-Йорка желѣзная дорога | 7 | |
| Отъ Нью-Иорка до Лондона пакетботъ и желѣзная дорога | 10 | |
| Всего | 80 дней | |
— Да, 80 дней, воскликнулъ Андру Стюардъ, покрывшій по разсѣянности свою старшую карту, — но не принимая въ разчетъ непогоды, противныхъ вѣтровъ, крушеній, соскакиваній съ рельсовъ и пр.
— Со включеніемъ всего, отвѣчалъ Филеасъ Фоггъ, продолжая играть, такъ какъ на этотъ разъ пренія нарушили уваженіе къ висту.
— Даже если Индусы или Индійцы снимутъ рельсы! воскликнулъ Андру Стюартъ, — если они остановятъ поѣзды, разграбятъ вагоны, примутся скальпировать пассажировъ?
— Со включеніемъ всего, отвѣчалъ Филеасъ Фоггъ, оканчивая игру вскрытіемъ двухъ старшихъ козырей.
Андру Стюартъ, которому приходилось сдавать, собралъ карты, говоря:
— Теоретически вы правы, мистеръ Фоггъ, но на практикѣ…
— И на практикѣ также, мистеръ Стюартъ.
— Желалъ бы я посмотрѣть.
— Дѣло зависитъ отъ васъ. Поѣдемте вмѣстѣ.
— Избави меня Боже! воскликнулъ Стюартъ: — Но я охотно подержу пари на четыре тысячи фунтовъ (около 25 тысячъ рублей) что такое путешествіе и на такихъ условіяхъ невозможно.
— Весьма возможно, напротивъ, отвѣчалъ мистеръ Фоггъ.
— Ну такъ сдѣлайте его!
— Путешествіе кругомъ свѣта въ 80 дней?
— Да.
— Очень охотно.
— Когда?
— Сейчасъ же. Только предупреждаю что сдѣлаю его на вашъ счетъ.
— Это безуміе! воскликнулъ Андру Стюартъ, котораго начинала сердить настойчивость его партнера. — Давайте лучше играть.
— Въ такомъ случаѣ пересдайте, сказалъ Филеасъ Фоггъ, — потому что вы засдались.
Андру Стюартъ схватилъ карты съ лихорадочнымъ движеніемъ, потомъ вдругъ, положивъ ихъ на столъ, сказалъ:
— Хорошо, мистеръ Фоггъ, я согласенъ, и держу пари въ четыре тысячи фунтовъ!
— Успокойтесь, любезный Стюартъ, сказалъ Фаллентинъ. — Тутъ не можетъ быть ничего серіознаго.
— Когда я сказалъ: держу пари, возразилъ Андру Стюартъ, — то это всегда дѣло серіозное.
— Идетъ! сказалъ мистеръ Фоггъ, потомъ, обратясь къ своимъ товарищамъ, присовокупиль: — Я имѣю двадцать тысячъ фунтовъ (около 150 тысячъ рублей) положенные у братьевъ Берингъ. Я охотно рискну ими.
— Двадцать тысячъ фунтовъ! воскликнулъ Джонъ Сёлливанъ. — Двадцать тысячъ, которыя вы можете потерять оть малѣйшей непредвидѣнной задержки!
— Непредвидѣннаго нѣтъ на свѣтѣ, отвѣчалъ спокойно Филеасъ Фоггъ.
— Но, мистеръ Фоггъ, этотъ промежутокъ въ 80 дней вычисленъ какъ minimum времени.
— Хорошо употребленный minimum достаточенъ для всего.
— Но чтобы воспользоваться имъ необходимо математически прыгать съ желѣзныхъ дорогъ на пакетботы и съ пакетботовъ на желѣзныя дороги.
— Я буду прыгать математически.
— Вы шутите.
— Добрый Англичанинъ никогда не шутитъ, если дѣло идетъ о такой серіозной вещи какъ пари. Я держу 20 тысячъ фунтовъ противъ кого угодно, что объѣду вокругъ земли въ 80 дней или въ 1.920 часовъ, или во 115.200 минутъ. Согласны вы?
— Согласны, отвѣчали Стюартъ, Фаллентинъ, Сёлливанъ, Фланаганъ и Ральфъ, предварительно условившись между собою.
— Хорошо, сказалъ Фоггъ. — Дуврскій поѣздъ отправляется въ 35 минутъ одиннадцатаго. Я поѣду на немъ.
— Сегодня вечеромъ? спросилъ Стюартъ.
— Сегодня вечеромъ, отвѣчалъ мистеръ Фоггъ. — Итакъ, прибавилъ онъ, справляясь съ карманнымъ календаремъ: такъ какъ сегодня середа 2го октября, то я долженъ быть обратно въ Лондонъ въ этой самой залѣ клуба, въ субботу 21го декабря въ 35 минутъ одиннадцатаго вечеромъ; за неисполненіемъ чего мои двадцать тысячъ фунтовъ, находящіеся нынѣ у братьевъ Берингъ, будутъ принадлежать вамъ, господа. Вотъ чекъ на эту сумму.
Пари было заключено и условіе подписано шестью заинтересованными лицами. Филеасъ Фоггъ оставался совершенно равнодушенъ. Онъ, конечно, держалъ пари не для того чтобы выиграть и рискнулъ двадцатью тысячами фунтовъ, половиной своего состоянія, — потому только что предвидѣлъ что онъ легко можетъ издержать другую половину, дабы довести до конца это трудное, если даже и исполнимое предпріятіе. Что касается его соперниковъ, то они повидимому были взволнованы не вслѣдствіе цѣнности ставки, но потому что они совѣстились ратовать противъ невозможнаго.
Пробило девять часовъ. Мистеру Фоггу предложили оставить вистъ, чтобы сдѣлать приготовленія къ отъѣзду.
— Я всегда готовъ, отвѣчалъ этотъ невозмутимый джентльменъ, и сдавая карты, сказалъ:
— Бубны козыри. Вашъ ходъ, мистеръ Стюартъ.
Въ 25 минутъ десятаго, Филеасъ Фоггъ выигралъ двадцать гиней въ вистъ, простился съ своими почтенными товарищами и оставилъ клубъ. Въ 45 минутъ десятаго онъ отворилъ двери своего дома и возвратился къ себѣ.
Паспарту, добросовѣстно изучившій данную ему программу, былъ изумленъ появленіемъ г. Фогга въ необычный часъ. По программѣ жилецъ Савилль-Роу долженъ былъ возвратиться домой ровно въ полночь.
Филеасъ Фоггъ вошелъ сначала къ себѣ въ комнату, потомъ позвалъ:
— Паспарту!
Паспарту не отвѣчалъ. Этотъ возгласъ не могъ относиться къ нему. Его часъ еще не наступилъ.
— Паспарту! повторилъ г. Фоггъ, не возвышая голоса.
Паспарту появился на порогѣ.
— Я во второй разъ зову васъ, сказалъ мистеръ Фоггъ.
— Но теперь еще не полночь, отвѣчалъ слуга, держа въ рукахъ программу.
— Знаю, сказалъ Филеасъ Фоггъ, — я и не дѣлаю вамъ выговора. Черезъ десять минутъ мы ѣдемъ въ Дувръ и Кале.
Нѣчто въ родѣ гримасы обозначилось на лицѣ Француза. Очевидно было что онъ не разслышалъ.
— Вы намѣрены ѣхать? сказалъ онъ.
— Да! Мы ѣдемъ кругомъ свѣта.
Паспарту, вытаращившій глаза, протянувшій руки и весь какъ-то съежившійся, изображалъ собою изумленіе доходившее до тупости.
— Кругомъ свѣта! пробормоталъ онъ.
— Въ 80 дней мы его объѣдемъ, отвѣчалъ мистеръ Фоггъ. — Значитъ, намъ нельзя терять ни минуты.
— Но чемоданы?.. спросилъ Паспарту, тревожно покачивая головой направо и налѣво.
— Чемодановъ не нужно; взять только дорожный мѣшокъ. Туда вы положите двѣ шерстяныя рубашки, три пары чулокъ. Столько же возьмите для себя. Остальное будемъ покупать дорогой. Выньте мой мекинтошъ и дорожное одѣяло. Позаботьтесь чтобъ обувь ваша была въ исправности. Впрочемъ мы будемъ ходить пѣшкомъ очень мало. Ступайте.
Паспарту хотѣлъ было отвѣчать и не могъ. Онъ вышелъ изъ комнаты мистера Фогга, вошелъ въ свою, упалъ на стулъ и воскликнулъ:
— Ну ужь это черезчуръ! а я-то думалъ о спокойствіи!...
И машинально онъ сдѣлалъ приготовленія къ отъѣзду. Кругомъ свѣта въ 80 дней! Или господинъ его сошелъ съ ума?... Нѣтъ, это шутка! Они поѣдутъ въ Дувръ — хорошо. Въ Кале — пусть такъ. Вообще это не могло быть непріятно доброму малому, который пять лѣтъ уже не видалъ родной земли. Можеть-быть они даже доберутся до Парижа, и онъ счастливъ будетъ увидѣть великую столицу. Но конечно, джентльменъ столь экономный на свои движенія остановится тамъ… Да, конечно! Но тѣмъ не менѣе правда что онъ ѣдетъ, джентльменъ бывшій до сихъ поръ такимъ отчаяннымъ домосѣдомъ!...
Въ десять часовъ Паспарту приготовилъ скромный мѣшокъ, заключавшій въ себѣ гардеробъ его господина, и взволнованный оставилъ комнату, тщательно заперевъ ее. Онъ явился къ мистеру Фоггу.
Мистеръ Фоггъ былъ готовъ. У него подъ рукой былъ Bradshaw's Continental Railway Steam Transit and General Guide, который долженъ былъ доставить ему всѣ необходимыя указанія для путешествія. Онъ взялъ мѣшокъ изъ рукъ Паспарту, открылъ его и положилъ туда толстую пачку тѣхъ красивыхъ банковыхъ билетовъ которые ходятъ во всѣхъ странахъ.
— Вы ничего не забыли? спросилъ онъ.
— Ничего, сэръ.
— Мекинтошъ и одѣяло?
— Вотъ они.
— Хорошо, возьмите этотъ мѣшокъ.
Мистеръ Фоггъ отдалъ мѣшокъ слугѣ. — Берегите его, сказалъ онъ, въ немъ двадцать тысячъ фунтовъ.
Мѣшокъ едва не выпалъ изъ рукъ Паспарту, какъ будто двадцать тысячъ фунтовъ были золотомъ и страшно много вѣсили.
Тогда господинъ и слуга сошли съ лѣстницы, и дверь на улицу заперта была двойнымъ замкомъ.
На углу Савилль-Роу стояли экипажи. Мистеръ Фоггъ съ своимъ слугой сѣли въ кэбъ, быстро направившійся въ Чарингъ-Кроссъ, къ которому примыкала одна изъ вѣтвей Юго-Восточной желѣзной дороги.
Въ тринадцать минутъ одиннадцатаго кэбъ остановился у рѣшетки станціи. Паспарту спрыгнулъ на землю. За нимъ послѣдовалъ его гослодинь и расплатился съ кучеромъ. Въ эту минуту бѣдная нищенка, державшая за руку ребенка, стоя босыми ногами въ грязи, въ оборванной шляпѣ съ жалкимъ перомъ на головѣ, и въ дырявой шали поверхъ лохмотьевъ, подошла къ мистеру Фоггу и попросила у него милостыни. Филеасъ Фоггъ вынулъ изъ кармана двадцать гиней, только-что выигранныхъ имъ въ вистъ, и подалъ нищей, говоря ей: „Возьмите, добрая женщина, я радъ что встрѣтилъ васъ.“ Затѣмъ онъ пошелъ дальше. Паспарту почувствовалъ что глаза его какъ будто увлажились. Онъ почувствовалъ нѣжность къ своему господину.
Мистеръ Фогъ и Паспарту тотчасъ вошли въ большую залу станціи. Тамъ Филеасъ Фоггъ приказалъ Паспарту взять два билета перваго класса въ Парижъ. Затѣмъ, обернувшись назадъ, онъ увидалъ пятерыхъ своихъ товарищей по клубу.
— Господа, я уѣзжаю, сказалъ онъ, — и различныя визы приложенныя къ паспорту, который я беру съ собой, позволятъ вамъ, по возвращеніи моемъ, провѣрить мой путь.
— О, г. Фоггъ, отвѣчалъ вѣжливо Готье Ральфъ, — это безполезно. Мы полагаемся на вашу честь джентльмена.
— Такъ все-таки лучше, сказалъ г. Фоггъ.
— Вы не забыли что вы должны возвратиться...? замѣтилъ Андру Стюартъ....
— Черезъ восемьдесятъ дней, отвѣчалъ г. Фоггъ, въ субботу 21го декабря 1872 года, въ тридцать пять минутъ одиннадцатаго вечера. До свиданья, господа.
Въ половинѣ одиннадцатаго Филеасъ Фоггъ и его слуга заняли мѣста въ одномъ и томъ же купе. Въ 35 минутъ одиннадцатаго раздался свистокъ, и поѣздъ двинулся. Ночь была темная. Шелъ мелкій дождь. Филеасъ Фоггъ, прижавшись въ уголъ, не говорилъ ни слова. Паспарту, еще не опомнившійся, машинально прижималъ къ себѣ мѣшокъ съ банковыми билетами. Но поѣздъ еще не проѣхалъ Сиденгама, какъ Паспарту испустилъ крикъ отчаянія.
— Что́ съ вами? спросилъ г. Фоггъ,
— Дѣло въ томъ что я.... въ попыхахъ... въ смущеніи.... забылъ...
— Что́?
— Потушить газовый рожокъ въ своей комнатѣ!
— Ну, мой любезный, отвѣчалъ холодно мистеръ Фоггъ, онъ будетъ горѣть на вашъ счетъ.
Оставляя Лондонъ, Филеасъ Фоггъ конечно не подозрѣвалъ того шума который подниметъ его отъѣздъ. Слухъ о пари распространился прежде всего въ Реформъ-Клубѣ и произвелъ настоящее волненіе между членами этого почтеннаго кружка. Потомъ изъ клуба это волненіе перешло въ газеты, при помощи репортеровъ, и изъ газетъ сообщилось публикѣ Лондона и всего Соединеннаго Королевства.
Этотъ вопросъ о кругосвѣтномъ путешествіи подвергался такимъ же горячимъ и страстнымъ обсужденіямъ, какъ будто рѣчь шла о новомъ Алабамскомъ волросѣ. Одни принимали сторону Филеаса Фогга, другіе, — послѣдніе составили скоро значительное большинство, — высказывались противъ него. Такая поѣздка кругомъ свѣта, совершаемая иначе какъ въ теоріи и на бумагѣ, въ такой minimum времени, при нынѣшнихъ средствахъ сообщенія казалась не только невозможностію, но просто безуміемъ!
Times, Standard, Evening Star, Morning Chronicle и еще десятка два наиболѣе распространенныхъ газетъ объявили себя противъ мистера Фогга. Одинъ Daily Telegraph поддерживалъ его до извѣстной степени. Фогга называли маніакомъ, эксцентрикомъ, сумасбродомъ, и его товарищи по клубу были вообще порицаемы за то что приняли это пари, ясно свидѣтельствовавшее о разстройствѣ умственныхъ способностей придумавшаго его. Въ первые дни на его сторонѣ было нѣсколько смѣльчаковъ, особенно когда Illustrated London News помѣстилъ его портретъ, съ фотографіи хранящейся въ архивахъ клуба. Нѣкоторые джентльмены толковали: „А впрочемъ, почему бы и не такъ? Бывали случаи болѣе необыкновенные.“ То были большею частью читатели Daily Telegraph. Но подъ конецъ и эта газета начала сдаваться.
И дѣйствительно въ Бюллетенѣ Королевскаго Географическаго Общества появилась 7го октября длинная статья обсуждавшая вопросъ со всѣхъ точекъ зрѣнія и доказывавшая все безуміе предпріятія мистера Фогга. Въ ней доказывалось что для успѣха онаго необходимо было чудесное сочетаніе прибытій и отбытій, которое не существуетъ и существовать не можетъ. Въ Европѣ, гдѣ переѣзды относительно умѣренные, можно разчитывать на прибытіе поѣздовъ въ назначенный часъ, но когда приходится въ трое сутокъ переѣзжать Индію, а въ семеро Соединенные Штаты, то возможно ли ручаться за выполненіе такой проблемы? Порча машинъ, соскакиваніе съ рельсовъ, непогода, скопленіе снѣговъ, все это препятствія возможныя въ пути. А развѣ пакетботамъ не угрожаютъ бури и океаны, и развѣ лучшіе ходоки не опаздываютъ при переѣздѣ черезъ Океанъ на два и на три дня? А между тѣмъ достаточно одной задержки для перерыва всей цѣпи сообщеній. Если Филеасъ Фоггъ опоздаетъ на нѣсколько часовъ къ отъѣзду пакетбота, то ему придется ожидать слѣдующаго, и однимъ этимъ вся поѣздка его будетъ разстроена невозвратно.
Статья эта надѣлала много шума. Почти всѣ газеты воспроизвели ее, и акціи Филеаса Фогга упали значительно.
Въ первые дни послѣдовавшіе за отъѣздомъ этого джентльмена значительныя дѣла завязались на ожидаемой судьбѣ его предпріятія. Извѣстно что́ такое міръ держащихъ пари въ Англіи, міръ болѣе разумный и возвышенный чѣмъ міръ игроковъ. Держать пари принадлежитъ къ темпераменту Англичанина. Вслѣдствіе этого не только члены Реформъ-Клуба устроили значительныя пари за и противъ Филеаса Фогга, но масса публики приняла участіе въ движеніи. Филеасъ Фоггъ былъ вписанъ какъ скаковая лошадь въ нѣкотораго рода Stud-book. Изъ него сдѣлали даже биржевую цѣнность, которая принята была на Лондонской биржѣ. Тамъ предполагали „Филеаса Фогга“ альпари или съ премій, и произведены были огромные обороты. Но пять дней спустя по его отъѣздѣ, послѣ упомянутой статьи Бюллетеня Географическаго Общества, предложенія стали уменьшаться. „Филеасъ Фоггъ“ упалъ. Его предлагали все дешевле, дешевле, и наконецъ почти за ничто.
У него остался только одинъ сторонникъ: старый, разбитый параличомъ лордъ Альбермаль. Досточтимый джентльменъ, прикованный къ своему креслу, отдалъ бы все свое состояніе чтобъ объѣхать вокругъ свѣта, хоть бы въ десять лѣтъ, и онъ подержалъ пари въ 5.000 фунтовъ стерлинговъ въ пользу Филеаса Фогга. И когда ему указывали, помимо безумія такого предпріятія, на всю безполезность его, онъ говорилъ: „Если дѣло это сдѣлать возможно, то очень хорошо если Англичанинъ его сдѣлаетъ первый.“
Сторонники Филеаса Фогга становились все рѣже и рѣже, всѣ возстали противъ него, и наконецъ, семь дней по его отъѣздѣ, случилось происшествіе совершенно неожиданное, послѣ котораго его совсѣмъ перестали требовать на биржѣ.
И дѣйствительно въ этотъ день, въ девять часовъ вечера, директоръ лондонской полиціи получилъ телеграмму слѣдующаго содержанія:
„Ревону, директору полиціи, центральное управленіе.
„Я слѣжу за воромъ въ Банкѣ Филеасомъ Фоггомъ. Высылайте немедленно приказъ о задержаніи его въ Бомбей (въ Англійской Индіи).
Телеграмма эта имѣла быстрый и поразительный эффектъ. Достопочтенный джентльменъ изчезъ, чтобъ уступить мѣсто похитителю банковыхъ билетовъ. Фотографія его, помѣщенная въ Реформъ-Клубъ вмѣстѣ съ фотографіями его товарищей, была тщательно изслѣдована. Она оказалась какъ двѣ капли сходною съ примѣтами указанными въ слѣдствіи. Припоминали все что̀ было таинственнаго въ Филеасѣ Фоггѣ, его одиночество, его быстрый отъѣздъ, и стали находить очевиднымъ что это лицо подъ предлогомъ путешествія вокругъ свѣта поддерживаемаго безумнымъ пари, не имѣло иной цѣли какъ сбить съ толку агентовъ англійской полиціи.
Вотъ въ какихъ обстоятельствахъ отправлена была депеша, касавшаяся мистера Филеаса Фогга.
Въ среду 9го октября, въ 11 часовъ утра, въ Суэзѣ ожидали пакетбота Mongolia Полуостровной и Восточной компаніи, винтоваго парохода вмѣстимостью въ 2.800 тоннъ и силой въ 500 лошадей. Mongolia совершалъ правильно рейсы отъ Бриндизи въ Бомбей черезъ Суэзъ. То былъ одинъ изъ быстрѣйшихъ ходоковъ Компаніи и всегда шелъ быстрѣе установленной скорости, то-есть 10 миль въ часъ между Бриндизи и Суэзомъ и 9½ миль между Суэзомъ и Бомбеемъ.
Въ ожиданіи прибытія Mongolia, два человѣка прогуливались по пристани посреди толпы туземцевъ и иностранцевъ притекавшихъ въ этотъ городъ, нѣкогда ничтожное мѣстечко, которому дѣло г. Лессепса упрочило великую будущность.
Одинъ изъ этихъ двухъ человѣкъ былъ консуль Соединеннаго Королевства; другой маленькій человѣчекъ, худощавый, со смышленымь лицомъ, нервный, безпрерывно подергивавшій бровями. Изъ-подъ его длинныхъ рѣсницъ блистали сверкающіе глаза, огонь которыхъ онъ умѣлъ укрощать по произволу. Въ эту минуту онъ обнаруживалъ нѣкоторые признаки нетерпѣнія, прохаживаясь взадъ и впередъ сь лихорадочными движеніями. Человѣкъ этотъ, Фиксъ по имени, былъ однимъ изъ тѣхъ сыщиковъ или англійскихъ полицейскихъ агентовъ которые были разосланы по различнымъ путямъ послѣ покражи случившейся въ Англійскомъ Банкѣ. Этотъ Фиксъ долженъ былъ самымъ тщательнымъ образомъ наблюдать за всѣми путешественниками отправлявшимися по дорогѣ въ Суэзъ, и если кто-либо изъ нихъ окажется подозрительнымъ, то слѣдить за нимъ въ ожиданіи приказа объ арестѣ. За два дня до этого Фиксъ только-что получилъ отъ директора лондонской полиціи примѣты предполагаемаго виновника покражи. То было описаніе щегольски одѣтаго и изящнаго господина который былъ замѣченъ въ залахъ Банка. Очевидно агентъ, привлеченный обѣщанною наградой въ случаѣ успѣха, ожидалъ съ понятнымъ нетерпѣніемъ прибытія Mongolia…
— Вы говорите, г. консулъ, спрашивалъ онъ въ десятый разъ, — что этотъ пароходъ не опоздаетъ?
— Нѣтъ, мистеръ Фиксъ, отвѣчалъ консулъ. — Сегодня утромъ получено извѣстіе что онъ предъ портомъ Саидомъ, а 160 километровъ канала ничего не значатъ для такого ходока. Я повторяю вамъ что Mongolia всегда получалъ премію въ 25 фунтовъ, назначенную правительствомъ за каждые 24 часа скорѣйшаго переѣзда сравнительно съ назначеннымъ срокомъ.
— Этотъ пакетботъ идетъ прямо изъ Бриндизи? спросилъ Фиксъ.
— Изъ самаго Бриндизи, гдѣ онъ принялъ индійскую почту, а оттуда онъ вышелъ въ субботу вѣ 5 часовъ вечера. Итакъ потерпите; онъ придетъ какъ разъ; но я право не понимаю, какимъ образомъ съ полученнымъ вами описаніемъ примѣтъ вы узнаете нужнаго вамъ человѣка, если онъ находится на Mongolia.
— Г. консулъ, отвѣчалъ Фиксъ, этихъ людей скорѣе чувствуешь чѣмъ узнаешь. Для этого необходимо чутье, а чутъе есть спеціальное чувство, которому содѣйствуютъ слухъ, зрѣніе и обоняніе. Я въ жизнь мою задержалъ не мало такихъ джентльменовъ, и если только мой воръ на пароходѣ, то ручаюсь вамъ, онъ не ускользнетъ отъ меня.
— Отъ души желаю вамъ успѣха, мистеръ Фиксъ, такъ какъ дѣло идетъ о значительной покражѣ.
— О покражѣ великолѣпной! отвѣчалъ агентъ съ восторгомъ. — 55 тысячъ фунтовъ! Намъ не часто дается такая благостыня! Воры измельчались, — теперь отдаются въ руки полиціи за какіе-нибудь нѣсколько шиллинговъ.
— Мистеръ Фиксъ, сказалъ консулъ, — вы говорите такъ, что я отъ души желаю вамъ успѣха; но повторяю вамъ что по моему мнѣнію вамъ это будетъ очень трудно при тѣхъ условіяхъ въ которыхъ вы находитесь. Знаете ли, что по вашему описанію примѣтъ, воръ этотъ очень похожъ на честнаго человѣка?
— Г. консулъ, возразилъ догматически полицейскій инспекторъ, — великіе воры всегда похожи на честныхъ людей. Вы понимаете что тѣ кого природа надѣлила мошенническими физіономіями не имѣютъ иного исхода какъ оставаться честными, иначе ихъ тотчасъ же схватятъ. Честныя физіономіи и необходимо разоблачать преимущественно. Работа трудная, — я согласенъ, и это уже не ремесло, а истинное искусство.
Изъ этого очевидно что вышереченный мистеръ Фиксъ одаренъ былъ не малою долей самолюбія.
Между тѣмъ набережная мало-по-малу оживлялась. Моряки различныхъ націй, торговцы, маклера, носильщики, феллахи собирались на нее со всѣхъ сторонъ. Прибытіе пакетбота очевидно приближалось.
Погода была довольно хорошая, но воздухъ былъ холоденъ, благодаря восточному вѣтру. Нѣсколько минаретовъ воздвигались надъ городомъ при блѣдныхъ лучахъ солнца. На поверхности Краснаго Моря скользили рыбачьи или каботожныя лодки; изъ нихъ нѣкоторыя сохраняли еще изящныя формы древней галеры.
Множество туземныхъ рабочихъ трудились на другомъ берегу надъ прорытіемъ канала, который, примыкая къ Геланскому, долженъ будетъ провести прѣсную воду въ Суэзъ, который терпитъ въ ней рѣшительный недостатокъ.
Расхаживая между этимъ населеніемъ, Фиксъ, по своей привычкѣ, быстро осматривалъ лица всѣхъ прохожихъ.
Пробило половина двѣнадцатаго.
— Видно пакетботъ этотъ не пріѣдетъ! воскликнулъ онъ, услышавъ бой часовъ на пристани.
— Онъ уже недалеко, отвѣчалъ консулъ.
— А сколько времени онъ простоитъ въ Суэзѣ? спросилъ Фиксъ.
— Четыре часа. Ровно столько времени чтобы запастись углемъ. Отъ Суэза до Адена, на оконечности Краснаго Моря считается 1.310 миль, и углемъ запастись необходимо.
— А изъ Суэза пароходъ идетъ прямо въ Бомбей?
— Прямо и не останавливаясь.
— Значитъ, сказалъ Фиксъ, — если воръ пустился этою дорогой и на этомъ пароходѣ, то конечно онъ намѣренъ высадиться въ Суэзѣ, чтобы другимъ путемъ добраться до голландскихъ или французскихъ владѣній въ Азіи. Онъ не былъ бы безопасенъ въ Индіи, странѣ англійской.
— Если только онъ не особенно какъ-либо искусенъ, замѣтилъ консулъ. — Англійскому преступнику гораздо удобнѣе скрыться въ Лондонѣ, чѣмъ гдѣ-либо за границей.
Высказавъ это замѣчаніе, подавшее поводъ къ размышленію полицейскому агенту, консулъ отправился въ свое бюро, находившееся по близости. Фиксъ остался одинъ, обьятый нервнымъ нетерпѣніемъ, съ довольно страннымъ предчувствіемъ что его воръ долженъ находиться на Mongolia; и дѣйствительно, если этотъ мошенникъ оставилъ Англію съ намѣреніемъ добраться до Новаго Свѣта, то путь въ Индію менѣе наблюдаемый, или менѣе поддающійся наблюденію гораздо удобнѣе для этого, чѣмъ переѣздъ черезъ Атлантическій океанъ.
Фиксъ не долго предавался этимъ размышленіямъ. Рѣзкіе свистки возвѣстили о прибытіи пакетбота. Вся орда носильщиковъ и феллаховъ ринулась къ дебаркадеру, съ шумомъ нѣсколько безпокойнымъ для членовъ и одежды пассажировъ.
Вскорѣ показался колоссальный корпусъ парохода Mongolia, подвигавшагося между берегами канала, и 11 часовъ било, когда пароходъ сталъ у пристани, и пары его съ оглушительнымъ шумомъ стали вылетать изъ трубъ.
Фиксъ помѣстился въ нѣсколькихъ шагахъ отъ выхода. Пассажировъ было довольно много на пакетботѣ. Нѣкоторые остались на палубѣ, разсматривая живописную панораму города, но бо́льшая часть ихъ сошла на берегъ. Фиксъ пристально осматривалъ всѣхъ сходившихъ. Въ эту минуту одинъ изъ нихъ подошелъ къ нему, сильною рукой растолкавъ феллаховъ, предлагавшихъ ему свои услуги, и вѣжливо попросилъ указать ему бюро англійскаго консула. Вмѣстѣ съ тѣмъ путешественникъ показывалъ ему британскій паспортъ, который очевидно онъ желалъ визировать.
Фиксъ инстиктивно взялъ паспортъ, быстрымъ взглядомъ прочелъ примѣты, и едва не вскрикнулъ. Бумага задрожала у него въ рукѣ: примѣты обозначенныя въ паспортѣ были тождественны съ тѣми которыя онъ получилъ отъ директора лондонской полиціи.
— Паспортъ этотъ не вашъ? спросилъ онъ путешественника.
— Нѣтъ, отвѣчалъ тотъ, — это паспортъ моего господина.
— А вашъ господинъ?
— Онъ остался на пароходѣ.
— Но, возразилъ агентъ, — онъ долженъ лично явиться въ консульское бюро, чтобы можно было засвидѣтельствовать его личность.
— Какъ, развѣ это нужно?
— Необходимо.
— Гдѣ же это бюро?
— Тамъ, на углу площади, отвѣчалъ агентъ, указывая на одинъ домъ шагахъ въ двухстахъ отъ пристани.
— Въ такомъ случаѣ, я пойду за моимъ господиномъ, которому однако будетъ очень не по сердцу что его безпокоятъ!
Съ этими словами путешественникъ поклонился Фиксу и возвратился на пароходъ.
Агентъ сошелъ на набережную и быстро направился къ консульскому бюро. По его настоятельному требованію, его допустили тотчасъ же къ консулу.
— Г. консулъ, сказалъ онъ, безъ всякихъ предисловій, — я имѣю большое основаніе предполагать что человѣкъ котораго я ищу находится на Mongolia.
И Фиксъ сообщилъ консулу свой разговоръ со слугой о паспортѣ.
— Хорошо, мистеръ Фиксъ, отвѣчалъ консулъ, — я не прочь посмотрѣть на этого негодяя. Но можетъ-быть онъ не явится ко мнѣ въ бюро, если онъ дѣйствительно то что́ вы предполагаете. Воръ не любитъ оставлять за собою слѣды, и къ тому же паспортная формальность не обязательна.
— Г. консулъ, отвѣчалъ онъ, — если это человѣкъ ловкій, какъ слѣдуетъ предполагать, то онъ явится.
— Визировать свой паспортъ?
— Да. Паспорты служатъ только для того чтобы стѣснять честныхъ людей въ ихъ движеніяхъ и содѣйствовать бѣгству мошенниковъ. Я утверждаю что паспортъ у него исправный, но надѣюсь что вы его визировать не будете....
— Это почему? Если паспортъ исправенъ, отвѣчалъ консулъ, — то я не имѣю права отказать ему въ моей визѣ.
— Однако, г. консулъ, мнѣ необходимо задержать здѣсь этого человѣка до тѣхъ поръ, пока я не получу изъ Лондона приказа объ его арестѣ.
— Это ваше дѣло, мистеръ Фиксъ, отвѣчалъ консулъ; — что до меня касается, я не могу....
Консулъ не докончилъ своей фразы. Въ эту минуту постучались въ дверь его кабинета, и служитель бюро ввелъ двухъ иностранцевъ; изъ нихъ одинъ былъ тотъ слуга который разговаривалъ съ сыщикомъ.
И дѣйствительно то были господинъ и слуга. Господинъ подалъ свой паспортъ, лаконически прося консула приложить къ нему визу. Тотъ взялъ пасспортъ и внимательно прочелъ его, между тѣмъ какъ Фиксъ, стоя въ углу кабинета, разсматривалъ или, точнѣе сказать, пожиралъ глазами иностранца.
Прочитавъ паспортъ, консулъ спросилъ:
— Вы мистеръ Филеасъ Фоггъ, эсквайръ?
— Да, сэръ, отвѣчалъ джентльменъ.
— А этотъ человѣкъ вашъ слуга?
— Да. Французъ, по имени Паспарту.
— Вы ѣдете изъ Лондона?
— Да.
— А куда вы ѣдете?
— Въ Бомбей.
— Хорошо, сэръ. Вамъ извѣстно что формальность визы излишняя и что мы уже не требуемъ предъявленія паспорта?
— Знаю, сэръ, отвѣчалъ Филеасъ Фоггъ, — но я желаю чтобы ваша виза свидѣтельствовала о моемъ проѣздѣ чрезъ Суэзъ.
— Какъ вамъ угодно.
И консулъ, помѣтивъ паспортъ, приложилъ къ нему свою печать. Мистеръ Фоггъ заплатилъ пошлину за визу и холодно раскланявшись вышелъ изъ бюро въ сопровожденіи своего слуги.
— Ну что же вы скажете? спросилъ агентъ.
— Я скажу, отвѣчалъ консулъ, — что по наружности онъ совершенно честный человѣкъ!
— Можетъ-бытъ, сказалъ Фиксъ, — но теперь не о томъ дѣло. Не находите ли вы, господинъ консулъ, что этотъ флегматическій джентльменъ какъ двѣ капли воды похожъ на вора примѣты котораго мнѣ присланы?
— Сознаюсь, но вѣдь вамъ лучше моего извѣстно что значитъ описаніе примѣтъ...
— Надо пояснить все это, отвѣчалъ Фиксъ, — слуга мнѣ кажется не такой непроницаемый какъ его господинъ, къ тому же онъ Французъ и конечно любитъ поболтать. До скораго свиданія, г. консулъ.
Сказавъ это, агентъ вышелъ и отправился отыскивать Паспарту.
Между тѣмъ мистеръ Фоггъ, оставивъ консульское бюро, направилъ шаги свои къ пристани. Предъ вступленіемъ на пароходъ, онъ далъ нѣсколько приказаній своему слугѣ и одинъ взошелъ въ свою каюту на Mongolia. Онъ взялъ свою записную книжку, гдѣ находились слѣдующія замѣтки:
„Выѣхалъ изъ Лондона, въ среду 2го октября, 35 минутъ 11го вечеромъ.
„Прибылъ въ Парижъ въ четвергъ, 3го октября, въ 7 часовъ утра.
„Выѣхалъ изъ Парижа въ четвергъ, 40 минутъ девятаго утромъ.
„Прибылъ въ Туринъ черезъ Монъ-Сени въ пятницу, 4го октября, 35 минутъ седьмаго утромъ.
«Выѣхалъ изъ Турина въ пятницу 20 минутъ восьмаго утромъ.
„Прибылъ въ Бриндизи въ субботу 5го октября, въ 4 часа утра.
„Сѣлъ на Mongolia въ субботу въ 5 часовъ вечера.
„Прибылъ въ Суэзъ въ среду, 9го октября, въ 11 часовъ утра.
„Всего издержано: 156½ часовъ, или днями: 12½ дней.
Мистеръ Фоггъ вписалъ эти числа на дорожникѣ расположенномъ столбцами, который указывалъ — со 2го октября до 21го декабря — мѣсяцъ, число, день, установленныя прибытія, и прибытія дѣйствительныя въ каждый главный пунктъ: Бриндизи, Суэзъ, Бомбей, Калькутта, Сингапуръ, Гонконгъ, Йокагама, Санъ-Франциско, Нью-Йоркъ, Ливерпуль, Лондонъ, и который давалъ возможность вычислить выигрышъ или проигрышъ времени на каждомъ пунктѣ переѣзда.
Такимъ образомъ этотъ методическій дорожникъ давалъ отчетъ обо всемъ, и мистеръ Фоггъ всегда зналъ идетъ ли онъ впередъ или опаздываетъ.
Итакъ въ этотъ день, въ среду 9го октября, онъ вписалъ свое прибытіе въ Суэзъ, которое, согласуясь съ установленнымъ приходомъ, не давало ему ни выигрыша, ни проигрыша.
Затѣмъ онъ приказалъ подать себѣ завтракать въ свою каюту. Что касается осмотра города, то онъ объ этомъ и не подумалъ, принадлежа къ той породѣ Англичанъ которые предоставляютъ своимъ слугамъ осматривать объѣзжаемыя ими страны.
Черезъ нѣсколько минутъ, Фиксъ догналъ на набережной Паспарту, который бродилъ и глазѣлъ по сторонамъ, вовсе не считая себя обязаннымъ ничего не видѣть.
— Ну что́ же, другъ, сказалъ подходя къ нему Фиксъ, — паспортъ вашъ визированъ?
— А, это вы, сэръ, отвѣчалъ Французъ, — очень вамъ благодаренъ. У насъ все въ порядкѣ.
— И вы осматриваете мѣстность?
— Да, но мы ѣдемъ такъ скоро что мнѣ путешествіе наше представляется какъ бы сномъ. Итакъ мы теперь въ Суэзѣ?
— Да, въ Суэзѣ.
— Въ Египтѣ?
— Да, въ Египтѣ.
— Значитъ въ Африкѣ?
— Такъ точно!
— Въ Африкѣ? повторилъ Паспарту. Не могу повѣрить. Представьте себѣ, сэръ, я воображалъ что поѣду не далѣе Парижа, а знаменитую эту столицу я видѣлъ ровно отъ семи часовъ утра до восьми часовъ сорока минутъ, между Сѣверною станціей и Ліонскою, сквозь стекла извощичьей кареты, въ проливной дождь. Жаль очень. Хотѣлось бы мнѣ видѣть Перъ-Лашезъ и циркъ на Елисейскихъ поляхъ.
— Стало-быть вы очень спѣшите? спросилъ полицейскій инспекторъ.
— Не я, а мой господинъ. Кстати, я долженъ купить носковъ и сорочекъ. Мы поѣхали безъ чемодановъ, съ однимъ дорожнымъ мѣшкомъ.
— Я покажу вамъ базаръ, гдѣ вы найдете все нужное.
— Какъ вы обязательны, сэръ! отвѣчалъ Паспарту. И оба отправились въ путь. Паспарту продолжалъ разговаривать.
— Только бы не опоздать на пароходъ.
— Еще успѣете, отвѣчалъ Фиксъ, — теперь еще только часъ.
Паспарту вынулъ свои толстые часы.
— Какое часъ, что́ вы! теперь пятьдесятъ двѣ минуты 11го.
— Ваши часы отстаютъ, отвѣчалъ Фиксъ.
— Мои часы? семейные часы, доставшіеся мнѣ послѣ прадѣда? Они въ цѣлый годъ не отстаютъ на пять минутъ, — они настоящій хронометръ.
— Вижу теперь въ чемъ дѣло, сказалъ Фиксъ. Вы поставили свои часы по лондонскимъ, которые на два часа отстаютъ противъ суэзскихъ. Необходимо ставить свои часы по полудню каждой страны.
— Какъ, чтобъ я дотронулся до своихъ часовъ! воскликнулъ Пасларту, — ни за что́ на свѣтѣ.
— Ну, значитъ, они никогда не будутъ по солнцу.
— Тѣмъ хуже для солнца, сэръ. Невѣрность будетъ на его сторонѣ.
И добрякъ съ горделивою осанкой опустилъ часы свои въ карманъ. Нѣсколько минутъ спустя, Фиксъ спросилъ его:
— Вы внезапно оставили Лондонъ?
— Еще бы. Въ прошлую среду, въ девять часовъ вечера, г. Фоггъ, вопреки своему обыкновенію, вернулся изъ своего кружка, и въ десять часовъ мы уже уѣхали.
— Но куда же ѣдетъ вашъ господинъ?
— Все прямо, впередъ! Онъ дѣлаетъ объѣздъ кругомъ свѣта.
— Кругомъ свѣта?! воскликнулъ Фиксъ.
— Да, въ восемьдесятъ дней. Онъ говоритъ будто это пари, чему, между нами будь сказано, я плохо вѣрю. Есть ли въ этомъ какой смыслъ? Нѣтъ, тутъ что-нибудь другое.
— О, господинъ Фоггъ оригиналъ и вѣроятно богатый человѣкъ?
— Повидимому да, онъ везетъ съ собой кругленькую сумму новыми банковыми билетами и не жалѣетъ дорогой денегъ. Стойте, онъ обѣщалъ великолѣпную премію машинисту Mongolia, если мы гораздо раньше срока прибудемъ въ Бомбей.
— Давно ли вы знаете своего господина?
— Я, отвѣчалъ Паспарту, — поступилъ къ нему въ услуженіе въ самый день нашего отъѣзда.
Можно себѣ представить какое дѣйствіе произвели эти слова на взволнованный умъ полицейскаго инспектора. Этотъ внезапный отъѣздъ изъ Лондона, вскорѣ послѣ учиненнаго воровства, упомянутая крупная сумма денегъ, такая поспѣшность удалиться въ чужія страны, подъ предлогомъ эксцентричнаго пари и т. д., все это подтверждало и должно было подтвердить подозрѣнія Фикса. Онъ еще заставилъ поболтать Француза и увѣрился что послѣдній совершенно не знаетъ своего господина, который живетъ въ уединеніи въ Лондонѣ, слыветъ богачомъ, хотя никто не знаетъ откуда у него такое богатство, и человѣкомъ непроницаемымъ, и т. д. Но въ то же время Фиксъ могъ считать за вѣрное то что Филеасъ Фоггъ не выйдетъ на берегъ въ Суэзѣ и дѣйствительно отправится въ Бомбей.
— Далеко отсюда Бомбей? спросилъ Паспарту.
— Довольно далеко, отвѣчалъ полицейскій. Вамъ придется еще дней десять ѣхать моремъ.
— А гдѣ по-вашему Бомбей?
— Въ Индіи.
— Въ Азіи?
— Конечно.
— Ахъ чортъ возьми! Скажу вамъ, есть одна вещь которая меня терзаетъ!.. мой рожокъ!
— Какой рожокъ?
— Газовый рожокъ, который я забылъ потушить, онъ горитъ на мой счетъ. Я разчиталъ что онъ сто́итъ два шиллинга каждые двадцать четыре часа, ровно шесть пенсовъ лишнихъ противъ того сколько я получаю, и вы поймете что если путешествіе продлится…
Понялъ ли Фиксъ въ чемъ было дѣло съ газомъ? Врядъ ли, потому что онъ болѣе не слушалъ и составлялъ въ умѣ рѣшительный планъ дѣйствія. Между тѣмъ они подошли къ базару. Фиксъ оставилъ своего спутника дѣлать закупки, напомнилъ ему чтобъ онъ не опоздалъ на Mongolia и поспѣшилъ отправиться въ бюро агента консульства. Твердый въ своемъ убѣжденіи, Фиксъ возвратился къ своему обычному хладнокровію.
— Сэръ, сказалъ онъ консулу, — я не сомнѣваюсь что наконецъ нашелъ вора. Онъ выдаетъ себя за эксцентрика, желающаго объѣхать кругомъ свѣта въ восемьдесятъ дней.
— Стало-быть этотъ хитрецъ, возразилъ консулъ, — разчитываетъ вернуться въ Лондонъ, обезпечивъ себя отъ преслѣдованій полиціи обоихъ материковъ. Но не ошибаетесь ли вы? спросилъ еще разъ консулъ.
— Нѣтъ, не ошибаюсь.
— Въ такомъ случаѣ для чего же воръ этотъ засвидѣтельствовалъ визой свой проѣздъ черезъ Суэзъ?
— Не знаю для чего, сэръ, но выслушайте меня.
И въ нѣсколькихъ словахъ сыщикъ передалъ главные пункты своего разговора съ служителемъ Фогга.
— Дѣйствительно, сказалъ консулъ, — всѣ данныя противъ этого человѣка. Что же вы будете дѣлать теперь?
— Отправлю въ Лондонъ телеграмму съ настоятельнымъ требованіемъ о присылкѣ мнѣ въ Бомбей приказа объ арестѣ, затѣмъ сяду на Mongolia и провожу молодца до Индіи, а тамъ, на англійской почвѣ, вѣжливо обращусь къ нему съ приказомъ въ рукѣ.
Слова эти онъ произнесъ холоднымъ тономъ, простился съ консуломъ и отправился въ телеграфное бюро. Тамъ онъ послалъ директору лондонской полиціи вышеупомянутую телеграмму. Четверть часа спустя. Фиксъ съ легкимъ багажомъ въ рукѣ, но съ хорошимъ запасомъ денегъ, сѣлъ на Mongolia, и быстрый пароходъ на всѣхъ парахъ полетѣлъ по волнамъ Краснаго Моря.
Разстояніе между Индіей и Суэзомъ ровно тысяча триста десять миль, и въ объявленіи компаніи для пакетботовъ положено сто тридцать восемь часовъ на переѣздъ чрезъ это пространство. Mongolia, пары которой были во всей силѣ, должна была придти раньше назначеннаго срока. Большинство пассажировъ сѣвшихъ въ Бриндизи отправлялось въ Индію, одни въ Бомбей, другіе въ Калькутту, но черезъ Бомбей, потому что съ тѣхъ поръ какъ по всему Индійскому полуострову стала проходить желѣзная дорога, оказалось болѣе ненужнымъ огибать островъ Цейлонъ. Въ числѣ пассажировъ Mongolia находились разные гражданскіе чиновники и офицеры всѣхъ разрядовъ. Послѣдніе принадлежали частію къ такъ-называемой британской арміи, другіе командовали туземными войсками сипайевъ, и всѣ съ значительнымъ содержаніемъ даже въ настоящую минуту, когда правительство взяло на себя права и обязанности прежней Остъ-Индской компаніи. И такъ хорошо жилось на пароходѣ Mongolia, въ обществѣ всѣхъ этихъ служащихъ, къ которымъ слѣдуетъ причислить и нѣсколько юныхъ Англичанъ, — послѣдніе съ милліономъ въ карманѣ ѣхали въ чужіе края основывать торговыя конторы. Purser, то-есть довѣренное лицо компаніи, равный капитану парохода, дѣлалъ все на широкую руку. За утреннимъ завтракомъ, за завтракомъ въ два часа, за обѣдомъ въ 5½ часовъ, за ужиномъ въ 8 часовъ вечера, столы гнулись подъ тяжестью блюдъ со свѣжими мясами и соусами. Дамы, — ихъ было нѣсколько на пароходѣ, — по два раза въ день мѣняли туалетъ. Устраивались музыкальные вечера, танцовали даже, когда позволяло море. Но Красное Море очень капризно и слишкомъ часто бываетъ неблагопріятно, какъ всѣ эти узкіе, длинные заливы. Когда вѣтеръ дулъ со стороны Азіи или Африки, Mongolia качалась ужаснѣйшимъ образомъ. Тогда дамы исчезали, фортепіано умолкало, пѣніе и танцы внезапно прекращались. А между тѣмъ, несмотря на бурю, несмотря на зыбь, пакетботъ, влекомый своею могущественною машиной, шелъ безостановочно по направленію къ проливу Бабель-Мандебскому. Что́ же дѣлалъ все это время Филеасъ Фоггъ? Подумаютъ что, смущенный, тревожный, онъ постоянно слѣдилъ за перемѣной вѣтровъ, опасныхъ для хода судна, за безпорядочными движеніями зыби, грозившими повредить машину, наконецъ за всѣми возможными поврежденіями, которыя могли бы понудить Mongolia остановиться въ какомъ-нибудь портѣ и тѣмъ самымъ разстроили бы все путешествіе? Ни мало, или по крайней мѣрѣ, если этотъ джентльменъ и помышлялъ о подобныхъ случайностяхъ, то отнюдь не показывалъ этого. Онъ былъ все тотъ же безстрастный человѣкъ, невозмутимый членъ Реформъ-Клуба, котораго никакое событіе не могло застать врасплохъ. Онъ былъ не болѣе взволнованъ чѣмъ хронометры на пароходѣ. Его рѣдко видали на палубѣ. Онъ и не думалъ дѣлать наблюденій надъ Краснымъ Моремъ столь богатымъ воспоминаніями, и представлявшимъ собой театръ первыхъ историческихъ сценъ человѣчества. Онъ не старался узнавать любопытныхъ городовъ, разсѣянныхъ по берегамъ, — живописный ихъ обликъ рисовался повременамъ на горизонтѣ. Онъ даже не думалъ объ опасностяхъ этого Аравійскаго Залива, о которомъ древніе историки, Страбонъ, Арріанъ, Артемидоръ, всегда отзывались съ ужасомъ, и на которомъ мореходы никогда не отваживались плавать, не обезпечивъ напередъ своего путешествія очистительными жертвами. Что́ же дѣлалъ этотъ оригиналъ, заключенный въ Mongolia? Вопервыхъ, онъ четыре раза въ день совершалъ свою трапезу, такъ какъ никакая качка не могла разстроить этого удивительнаго организма. Затѣмъ онъ игралъ въ вистъ. Да, онъ встрѣтилъ такихъ же ярыхъ партнеровъ какъ и онъ самъ: сборщика пошлинъ, возвращавшагося къ своей должности въ Гоа, священника, преподобнаго Децимуса Смита, возвращавшагося въ Бомбей, и бригаднаго генерала англійской арміи, ѣхавшаго къ своему корпусу въ Бенаресъ. Эти три пассажира испытывали одинаковую съ мистеромъ Фоггомъ страсть къ висту, и играли цѣлые часы въ такомъ же молчаніи какъ и онъ самъ. Что же касается Паспарту, то морская болѣзнь до сихъ поръ щадила его. Онъ занималъ каюту въ передней части судна и ѣлъ одинаково добросовѣстно. Нужно признаться что путешествіе, происходившее при такихъ условіяхъ, уже нравилось ему. Онъ пользовался имъ вполнѣ. При вкусной ѣдѣ и хорошемъ помѣщеніи, онъ любовался окружавшею его мѣстностью, да къ тому же увѣрялъ себя что вся эта фантазія окончится въ Бомбеѣ. На другой день послѣ отъѣзда своего изъ Суэза, 9го октября, онъ не безъ удовольствія встрѣтилъ на палубѣ обязательнаго человѣка къ которому онъ обратился при вступленіи своемъ на африканскую почву.
— Кажется я не ошибаюсь, сказалъ онъ, подходя къ нему съ самою любезною улыбкой, — это вы, сэръ, такъ обязательно услужили мнѣ въ Суэзѣ?
— Точно такъ, отвѣчалъ сыщикъ, теперь узнаю васъ! вы служитель этого оригинала Англичанина.
— Именно, мистеръ...?
— Фиксъ.
— Мистеръ Фиксъ, отвѣчалъ Паспарту. — Очень счастливъ что встрѣтилъ васъ здѣсь. Куда же вы ѣдете?
— Въ Бомбей, какъ и вы.
— Тѣмъ лучше. Совершали вы уже это путешествіе?
— Много разъ, отвѣчалъ Фиксъ. — Я агентъ Остъ Индской компаніи.
— Стало-быть вамъ знакома Индія?
— Н....да, отвѣчалъ Фиксъ, не желавшій слишкомъ распространяться.
— Интересная страна Индія?
— Очень интересная. Тамъ мечети, минареты, храмы, факиры, пагоды, змѣи, баядерки. Но вѣдь вы успѣете осмотрѣть эту страну.
— Надѣюсь, мистеръ Фиксъ. Вы поймете что невозможно человѣку со здравымъ смысломъ проводить время въ перескакиваніи съ пакетбота на желѣзную дорогу и съ желѣзной дороги на пакетботъ, подъ предлогомъ кругосвѣтнаго путешествія въ теченіи восьмидесяти дней. Нѣтъ, вся эта гимнастика окончится въ Бомбеѣ, повѣрьте мнѣ.
— А здоровъ мистеръ Филеасъ Фоггъ? спросилъ Фиксъ самымъ естественнымъ тономъ.
— Совершено, мистеръ Фиксъ. Я тоже. Я ѣмъ какъ проголодавшійся людоѣдъ. Вѣроятно дѣйствіе морскаго воздуха.
— А вашъ господинъ? Я его никогда не вижу на палубѣ?
— Никогда, онъ не любознателенъ.
— Знаете что́, мистеръ Паспарту, не скрывается ли подъ этимъ предполагаемымъ путешествіемъ въ восемьдесятъ дней какая-нибудь тайная миссія... миссія дипломатическая.... напримѣръ.
— Право, мистеръ Фиксъ, ничего не знаю, признаюсь вамъ, и въ сущности не дамъ и полкроны за то чтобъ узнать это.
Со времени этой встрѣчи, Паспарту и Фиксъ часто разговаривали вмѣстѣ. Полицейскій инспекторъ старался сблизиться съ служителемъ мистера Фогга. Это могло при случаѣ ему пригодиться. Такимъ образомъ онъ часто угощалъ его въ буфетѣ Mongolia нѣсколькими стаканами виски или пэль-эля, которые добрякъ принималъ безъ церемоніи и даже отдавалъ назадъ, чтобъ не оставаться въ долгу, — находя при этомъ что мистеръ Фиксъ вѣжливый джентльменъ. Между тѣмъ пакетботъ быстро подвигался впередъ. 13го уже видна была Мокка, опоясанная развалинами стѣнъ, надъ которыми высились цвѣтущія финиковыя пальмы. Вдали, въ горахъ, открывались обширныя поля кофейныхъ деревьевъ. Паспарту съ восторгомъ глядѣлъ на этотъ знаменитый городъ и даже нашелъ что съ своими кругообразными стѣнами и разрушеннымъ фортомъ — онъ представляетъ видъ огромной полу-чашки. Въ продолженіи слѣдующей ночи Mongolia пересѣкла проливъ Бабель-Мандебскій, арабское имя котораго означаетъ: врата слезъ, и на слѣдующій день, 14го, она остановилась въ Стимеръ-Пойнтѣ, къ сѣверо-западу отъ Аденскаго рейда, для того чтобы запастись топливомъ. Снабженіе пакетбота топливомъ — дѣло очень серіозное и важное, на такомъ разстояніи отъ центровъ производства. Для Остъ-Индской Компаніи это составляетъ ежегодный расходъ въ восемьдесятъ тысячъ фунтовъ (20 милліоновъ франковъ). Надлежало устроить склады во многихъ портахъ, и въ этихъ отдаленныхъ моряхъ уголь обходится по восемьдесяти франковъ за тонну. Mongolia оставалось еще сдѣлать тысячу шестьсотъ пятьдесятъ миль прежде чѣмъ достигнуть Бомбея, а въ Стимерь-Пойнтѣ она должна была стоять часа четыре, чтобы запастись углемъ. Но эта остановка не могла ни въ какомъ случаѣ разстроить программу Филеаса Фогга; она была предугадана, тѣмъ болѣе что Mongolia вмѣсто того чтобы придти въ Аденъ только 15го октября утромъ, достигла его 14-го. Значитъ здѣсь онъ выигралъ пятнадцать часовъ. Мистеръ Фоггъ и его слуга сошли на берегъ. Джентльменъ хотѣлъ визировать свой пасспортъ. Фиксъ слѣдовалъ за нимъ незамѣченный. По исполненіи формальностей визы, Филеасъ Фоггъ возвратился на Mongolia къ своей прерванной партіи. Паспарту тѣмъ временемъ побродилъ, по своему обыкновенію, среди этого сліянія Соманлисовъ, Баніановъ, Парсисовъ, Евреевъ, Арабовъ, Европейцевъ, составляющихъ 25ти тысячное населеніе Адена. Онъ полюбовался укрѣпленіями, дѣлающими изъ этого города Гибралтаръ Индійскаго моря, и великолѣпными цистернами, надъ которыми работали еще англійскіе инженеры, болѣе двухъ тысячъ лѣтъ спустя послѣ инженеровъ царя Соломона.
„Очень любопытно, очень любопытно! говорилъ про себя Паспарту, возвращаясь на пароходъ. Я вижу что не безполезно путешествовать, если желаешь увидѣть что-нибудь новое.“ Въ шесть часовъ вечера Mongolia зашумѣла своими колесами въ Аденскомъ рейдѣ и полетѣла въ Индійское море. Она имѣла сто шестьдесятъ восемь часовъ для своего переѣзда отъ Адена до Бомбея. Впрочемъ Индійское море благопріятствовало ей. Вѣтеръ дулъ сѣверо-западный. Паруса явились на помощь къ парамъ. Судно, державшееся тверже, меньше качалось. Пассажирки въ свѣжихъ туалетахъ снова появились на палубѣ. Пѣніе и танцы возобновились. Путешествіе совершалось при лучшихъ условіяхъ. Паспарту былъ въ восторгѣ отъ любезнаго товарища, котораго судьба послала ему въ лицѣ мистера Фикса. Въ воскресенье 20го октября, около полудня, показался берегъ Индіи. Два часа позже, лоцманъ взошелъ на Mongolia. На горизонтѣ, на заднемъ планѣ, тянулась гармоническая линія горъ въ небесной синевѣ. Скоро выдѣлились ряды пальмъ, украшающихъ городъ. Пакетботъ вступилъ въ рейдъ, образуемый островами Сальсетомъ, Колабой, Элефантой и Бутчеромъ, и въ половинѣ пятаго подходилъ къ набережной Бомбея. Филеасъ Фоггъ оканчивалъ въ то время тридцать третій робберъ въ тотъ день; онъ и его партнеръ, благодаря отважному маневру, сдѣлали тринадцать леве́, закончивъ этотъ переѣздъ блистательнымъ шлемомъ. Mongolia должна была прибыть въ Бомбей не ранѣе 22-го октября, а между тѣмъ очутилась здѣсь 20го. Стало-быть со времени отъѣзда своего изъ Лондона, Филеасъ Фоггъ имѣлъ два дня въ выигрышѣ, что́ онъ и записалъ методически въ своей дорожной книгѣ на льготномъ столбцѣ.
Всѣмъ извѣство что Индія, этотъ опрокинутый треугольникъ, основаніе котораго на сѣверѣ, а вершина на югѣ, заключаетъ въ себѣ поверхность въ 1.400.000 квадратныхъ миль, по которому не равномѣрно распредѣлено населеніе во 180 милліоновъ жителей. Британское правительство пользуется дѣйствительнымъ господствомъ надъ извѣстною частью этой громадной страны; оно содержитъ генералъ-губернатора въ Калькуттѣ, губернаторовъ въ Бомбеѣ, Мадрасѣ и Бенгаліи, и вице-губернатора въ Агрѣ.
Но англійская Индія въ собственномъ смыслѣ заключаетъ въ себѣ не болѣе 700.000 квад. миль и населеніе отъ 100 до 120 милліоновъ. Это доказываетъ что значительная часть территоріи еще не подчиняется власти королевы; и дѣйствительно у нѣкоторыхъ дикарей внутренней Индіи, страшныхъ и свирѣпыхъ, сохранилась еще вполнѣ независимость Индусовъ.
Съ 1756 года, когда основано было первое англійское учрежденіе на мѣстѣ занимаемомъ нынѣ городомъ Мадрасомъ, до того года когда вспыхнуло страшное возмущеніе сипайевъ, знаменитая Остъ-Индская Компанія была всемогуща. Она присоединила къ себѣ мало-по-малу различныя провинціи, купленныя у раджей цѣною рентъ, которыя она выплачивала плохо или совсѣмъ не выплачивала; она назначала своего генералъ-губернатора и всѣхъ гражданскихъ и военныхъ чиновниковъ; но теперь она не существуетъ болѣе, и англійскія провинціи Индіи непосредственно подчинены коронѣ.
Вслѣдствіе этого, видъ страны, нравы, этнографическія раздѣленія полуострова измѣняются ежедневно. Въ былое время путешествія совершались всѣми старинными способами передвиженія: пѣшкомъ, верхомъ, въ телѣгѣ, въ паланкинѣ и пр. Теперь пароходы быстро бороздятъ воды Инда, Гангеса, и желѣзная дорога прорѣзывающая Индію во всю ея ширину, развѣтвляясь на пути, отдѣляетъ только на три дня Бомбей отъ Калькутты.
Линія этой желѣзной дороги не направляется прямо поперегъ Индіи. Прямое разстояніе не болѣе 1.100 миль, и поѣзды даже со среднею скоростью прошли бы его менѣе чѣмъ въ трое сутокъ, но разстояніе это увеличивается на одну треть по крайней мѣрѣ изгибомъ который дѣлаетъ желѣзная дорога уклоняясь къ Аллагабаду, на сѣверъ полуострова.
Вотъ въ главныхъ чертахъ линія Great Indian Peninsular Railway. Оставляя Бомбей, она проходитъ Сальсетту, поворачиваетъ на материкъ насупротивъ Таннаха, пересѣкаетъ восточный Гатесъ, идетъ къ сѣверо-востоку до Бургампура, перерѣзываетъ почти независимую территорію Бунделькунда, поднимается до Аллагабада, вдается къ востоку, встрѣчается съ Гангомъ въ Бенересѣ, слегка уклоняется отъ него, и поднимаясь къ юго-востоку черезъ Бурдиванъ и французскій городъ Шандерногоръ, прямо идетъ въ Калькутту.
Въ половинѣ пятаго вечера, пассажиры Mongolia высадились въ Бомбеѣ, а кулькуттскій поѣздъ отправлялся ровно въ восемь часовъ.
Итакъ мистеръ Фоггъ простился съ своими партнерами, оставилъ пакетботъ, приказалъ своему слугѣ сдѣлать нѣсколько покупокъ, напомнилъ ему что онъ непремѣнно до восьми часовъ долженъ быть на станціи, и своимъ мѣрнымъ шагомъ, похожимъ на бой маятника въ астрономическихъ часахъ, направился къ бюро паспортовъ.
Такимъ образомъ онъ ни мало не думалъ объ осмотрѣ достопримѣчательностей Бомбея, ни его Городской Думы, ни его великолѣпной библіотеки, ни фортовъ, ни доковъ, ни хлопковаго рынка, ни базаровъ, ни мечетей, ни синагогъ, ни армянскихъ церквей, ни великолѣпной пагоды Молаеборъ-Гилля, украшенной двумя многоугольными башнями. Онъ не намѣренъ былъ осматривать ни чудесъ Элефанты, ни молитвенныхъ пещеръ острова Сальсетты, ни изумительныхъ памятниковъ буддистскаго зодчества.
Нѣтъ! онъ ни о чемъ подобномъ не думалъ. Вышедши изъ бюро паспортовъ, Филеасъ Фоггъ преспокойно отправился на станцію желѣзной дороги и приказалъ подать себѣ обѣдать. Между прочими кушаньями хозяинъ гостиницы особенно рекомендовалъ ему фрикасе изъ „туземныхъ кроликовъ“, о которомъ ему насказалъ чудесъ.
Филеасъ Фоггъ велѣлъ подать фрикасе, которое и попробовалъ добросовѣстно, но, несмотря на соусъ подправленный пряностями, нашелъ его никуда негоднымъ.
Онъ позвалъ хозяина гостиницы.
— Вы говорите что это кроликъ, вотъ это? спросилъ онъ, смотря на него пристально.
— Да, милордъ, отвѣчалъ тотъ нахально, — кроликъ изъ жонглъ.
— А онъ не мяукалъ, когда его убивали?
— Мяукалъ? О, милордъ! кроликъ? Клянусь вамъ.
— Г. содержатель гостиницы, холодно прервалъ мистеръ Фоггъ, — не клянитесь и помните вотъ что́: бывало въ Индіи кошки считались священными животными. То было хорошее время.
— Для кошекъ, милордъ?
— А также и для путешественниковъ.
Сдѣлавъ это замѣчаніе, мистеръ Фоггъ продолжалъ спокойно обѣдать.
Нѣсколько минутъ спустя послѣ мистера Фогга, агентъ Фиксъ также сошелъ съ парохода и побѣжалъ къ директору бомбейской полиціи. Онъ объяснилъ ему свое званіе сыщика, порученіе ему данное, положеніе свое относительно предполагаемаго похитителя банковыхъ билетовъ. Полученъ ли изъ Лондона приказъ объ арестѣ? Ничего не было получено. И дѣйствительно, приказъ отправленный послѣ Фогга не могъ еще быть полученъ.
Фиксъ пришелъ въ смущеніе. Онъ попытался испросить у директора приказъ о задержаніи мистера Фогга. Директоръ отказался. Дѣло касалось лондонской администраціи, и она одна могла дать законный приказъ. Эта строгость принциповъ, это неуклонное соблюденіе законности вполнѣ объясняются англійскими нравами, которые въ дѣлѣ личной свободы не допускаютъ никакого произвола.
Фиксъ не настаивалъ и понялъ что ему слѣдуетъ покориться своей участи и ждать приказа. Но онъ рѣшился не терять изъ виду своего непроницаемаго мошенника во все время его пребыванія въ Бомбеѣ. Онъ не сомнѣвался что Филеасъ Фоггъ останется тамъ, — таково было убѣжденіе и Паспарту, — что́ дастъ возможность прибыть приказу объ арестѣ.
Но по послѣднимъ приказаніямъ которыя далъ ему его господинь, оставляя Mongolia, Паспарту хорошо понялъ что съ Бомбеемъ будетъ то же что́ было съ Суэзомъ и Парижемъ, и что путешествіе не кончится здѣсъ, что оно будетъ продолжаться по крайней-мѣрѣ до Калькутты, а можетъ-быть пойдетъ и далѣе. И онъ принялся себя спрашивать, ужь и не впрямь ли мистеръ Фоггъ подержалъ серіозное пари, и не жестокій ли рокъ увлекаетъ его, желавшаго пожить на покоѣ, къ совершенію кругосвѣтнаго путешествія въ восемьдесятъ дней?
Между тѣмъ, закупивъ нѣсколько рубашекъ и чулокъ, онъ прогуливался по улицамъ Бомбея. Въ этотъ день тамъ было огромное стеченіе народа, и посреди Европейцевъ всѣхъ націй, мелькали Персіяне, Армяне, Индусы, Парсисы въ своихъ оригинальныхъ одеждахъ. Именно послѣдніе праздновали какое-то важное событіе. Эти Парсисы или Гвебры, прямые потомки послѣдователей Зароастра, самые промышленные, смышленые, образованные и самые строгіе изъ всѣхъ Индусовъ, и къ ихъ племени въ настоящее время принадлежатъ богатѣйшіе туземные негоціанты Бомбея. Въ этотъ день у нихъ происходилъ какой-то религіозный карнавалъ, съ процессіями и увеселеніями, въ которыхъ участвовали баядерки, одѣтыя въ розовыя газовыя платъя, вышитыя золотомъ и серебромъ, которыя подъ звуки скрипокъ и барабановъ плясали удивительно, но съ соблюденіемъ всевозможной благопристойности.
Едва ли нужно говорить что Паспарту съ изумленіемъ и любопытствомъ слѣдилъ за всѣмъ что́ у него было предъ глазами; къ несчастію для него и для его господина, любопытство увлекло его за предѣлы благоразумія.
Наглядѣвшись на карнавалъ Парсисовъ, Паспарту направлялся къ станціи, когда, проходя мимо чудной пагоды Малебаръ-Гилля, онъ возымѣлъ нелѣпую мысль осмотрѣтъ ея внутренность. Онъ не зналъ двухъ вещей: вопервыхъ, что доступъ въ нѣкоторыя индусскія пагоды формально запрещенъ христіанамъ, и вовторыхъ, что сами вѣрующіе не могутъ вступать въ нихъ не оставивъ своей обуви у дверей. Надо замѣтить что руководствуясь здравою политикой англійское правительство требуетъ уваженія къ туземной религіи во всѣхъ даже незначительныхъ подробностяхъ и строго наказываетъ за нарушеніе предписанныхъ на этотъ предметъ правилъ.
Взошедъ туда, Паспарту, не думая ничего дурнаго, любовался, какъ всякій туристъ, ослѣпительнымъ блескомъ браминскихъ украшеній, какъ вдругъ его опрокинули на священный помостъ храма. Три жреца съ яростными взглядами бросились на него, сорвали съ него башмаки и чулки и принялись осыпать его ударами, испуская дикіе крики.
Французъ, сильный и ловкій, быстро вскочилъ на ноги, ударомъ кулака и ноги оттолкнулъ двухъ своихъ противниковъ, которые упали, путаясь въ своихъ длинныхъ одѣяніяхъ, и бросился со всѣхъ ногъ изъ пагоды; онъ вскорѣ успѣлъ ускользнуть отъ третьяго Индуса, который погнался за нимъ, собирая толпу.
Въ восемь часовъ безъ пяти минутъ, то-есть за пять минутъ до отхода поѣзда, безъ шляпы, босой, потерявъ въ свалкѣ сдѣланныя имъ покупки, Паспарту прибѣжалъ на станцію желѣзной дороги. Фиксъ былъ тамъ на дебаркадерѣ. Онъ послѣдовалъ на станцію за мистеромъ Фоггомъ. Онъ понялъ что этотъ „мошенникъ“ уѣзжаетъ изъ Бомбея. Онъ рѣшился послѣдовать за нимъ до Калькутты и даже далѣе, если потребуется. Паспарту не замѣтилъ Фикса, стоявшаго въ тѣни, но Фиксъ слышалъ какъ Паспарту въ краткихъ словахъ сообщалъ мистеру Фоггу о своихъ приключеніяхъ.
— Надѣюсь что впередъ этого съ вами не случится, сказалъ спокойно Филеасъ Фоггъ, занимая мѣсто въ одномъ изъ вагоновъ.
Фиксъ собирался сѣсть въ особый вагонъ, какъ вдругъ новая мысль мелькнула въ его умѣ и онъ вдругъ измѣнилъ свой планъ. „Нѣтъ, я остаюсь, сказалъ онъ самъ себѣ. Проступокъ учиненный на индійской территоріи… Человѣкъ этотъ у меня въ рукахъ.“
Въ эту минуту раздался оглушительный свистъ локомотива, и поѣздъ исчезъ въ ночной темнотѣ.
Въ назначенный часъ поѣздъ двинулся въ путь. Между пассажирами были офицеры, гражданскіе чиновники и продавцы опіума и индиго, отправлявшіеся въ восточную часть полуострова по дѣламъ торговли.
Паспарту помѣстился рядомъ со своимъ господиномъ. Въ противоположномъ углу сидѣлъ третій путешественникъ.
Путешественникъ этотъ былъ бригадный генералъ, сэръ-Френсисъ Кромарти, бывшій однимъ изъ партнеровъ мистера Фогга во время переѣзда изъ Суэза въ Бомбей и отправлявшійся къ своей арміи, квартировавшей близь Бенареса.
Сэръ-Френсису Кромарти, отличившемуся во время послѣдняго возстанія сипайевъ, было около пятидесяти лѣтъ. Своимъ высокимъ ростомъ и свѣтлыми волосами онъ чрезвычайно походилъ на туземцевъ. Съ юныхъ лѣтъ онъ жилъ въ Индіи и рѣдко посѣщалъ свою родину. Онъ хорошо былъ знакомъ съ обычаями, исторіей и государственнымъ устройствомъ Индіи и охотно подѣлился бы своими свѣдѣніями съ Филеасомъ Фоггомъ, еслибы послѣдній сколько-нибудь интересовался ими. Но Филеасъ Фоггъ не интересовался ничѣмъ. Онъ не путешествовалъ, онъ только передвигался съ одного мѣста на другое; онъ изображалъ собою тѣло совершавшее путь вокругъ земнаго шара согласно законамъ раціональной механики. Въ настоящую минуту онъ высчитывалъ въ умѣ сколько часовъ прошло со времени его отъѣзда изъ Лондона и съ самодовольствомъ потеръ бы себѣ руки, еслибъ излишнія движенія не противорѣчили его натурѣ.
Сэръ-Френсисъ Кромарти понялъ своего оригинальнаго спутника, хотя онъ видѣлъ его только за карточнымъ столомъ. Онъ спрашивалъ себя: могло ли биться подъ этою ледяною оболочкой человѣческое сердце, и способенъ ли былъ Филеасъ Фоггъ понимать красоты природы и преслѣдовать какія-либо нравственныя цѣли? Онъ не взялся бы утвердительно отвѣчать на эти вопросы. Ни одинъ изъ оригиналовъ которыхъ случалось видѣть генералу не могъ сравниться съ этимъ живымъ олицетвореніемъ математики.
Филеасъ Фоггъ не скрывалъ отъ сэръ-Френсиса причины побудившей его предпринять кругосвѣтное путешествіе. Генералъ видѣлъ въ его пари эксцентричность, которая не основывалась ни на какой серіозной цѣли и лишена была того transire benefaciendo которымъ долженъ руководиться каждый разумный человѣкъ. Очевидно было что странный джентльменъ намѣревался „ничего не сдѣлать“ ни для себя, ни для другихъ.
Часъ спустя послѣ отъѣзда изъ Бомбея, поѣздъ, перерѣзывая віадуки, перешелъ черезъ островъ Сальсету и несся по материку. Миновавъ вѣтвь идущую къ юго-востоку отъ станціи Калліана, онъ достигъ западныхъ Гатъ, начинающихся отъ станціи Пауэлла; здѣсь дорога шла между базальтовыхъ скалъ, высочайшія вершины которыхъ покрыты были густымъ лѣсомъ.
Сэръ-Френсисъ Кромарти и Филеасъ Фоггъ повременамъ обмѣнивались отрывочными словами, и генералъ, для поддержанія разговора, замѣтилъ:
— Нѣсколько лѣтъ тому назадъ, мистеръ Фоггъ, вы встрѣтили бы въ этомъ мѣстѣ задержку, которая могла бы помѣшать осуществленію вашего плана.
— Почему же, сэръ-Френсисъ?
— Потому что поѣздъ останавливался у подножія этихъ горъ, и отсюда приходилось перебираться въ паланкинахъ или верхомъ на пони до станціи Кандаллаха, находившейся у противоположнаго склона.
— Подобная остановка не могла бы разстроить моихъ плановъ, отвѣчалъ мистеръ Фоггъ. — Разчитывая время, я предвидѣлъ возможность промедленія.
— Однако, мистеръ Фоггъ, вы рисковали имѣть большія непріятности, благодаря вашему слугѣ.
Паспарту между тѣмъ спалъ крѣпкимъ сномъ, закутавъ ноги въ свое дорожное одѣяло, и не чувствовалъ того что онъ былъ предметомъ разговора.
— Англійское правительство чрезвычайно строго относится къ преступленіямъ такого рода, и оно совершенно право. Оно строго преслѣдуетъ неуваженіе религіозныхъ обрядовъ Индусовъ, и еслибы вашъ служитель былъ захваченъ....
— Еслибъ онъ былъ захваченъ, сэръ-Френсисъ, возразилъ Фоггъ, — то онъ былъ бы подвергнутъ наказанію, а по освобожденіи своемъ онъ снова возвратился бы въ Европу. Но задержаніе его ни въ какомъ случаѣ не могло бы замедлить моего путешествія.
И затѣмъ разговоръ снова прервался. Ночью поѣздъ окончилъ переходъ черезъ Гаты, останавливался въ Нассикѣ, и на другой день, 21го октября, онъ достигъ довольно ровной мѣстности, образуемой Кандейшскою территоріей. Среди тщательно воздѣланныхъ полей часто попадались небольшія селенія, надъ которыми возвышались минареты пагодъ, замѣняющія колокольни христіанскихъ церквей. Многочисленные притоки Годавери орошали плодородную мѣстность.
Паспарту проснулся и смотрѣлъ въ окно; ему не вѣрилось что онъ ѣдетъ по странѣ Индусовъ, въ вагонѣ Great Peninsular Railway. Дѣйствительность казалась ему неправдоподобною. Локомотивъ, направляемый рукой англійскаго машиниста и согрѣваемый англійскимъ углемъ, несся между бумажныхъ, кофейныхъ, мускатовыхъ плантацій, между полей засѣянныхъ гвоздикой и краснымъ перцемъ; дымъ, исходившій изъ него, извивался спиралью между высокими пальмами, подъ тѣнью которыхъ укрывались живописныя селенія и повременамъ фантастическіе храмы, разукрашенные всѣми чудесами причудливости индійской архитектуры. Мѣстами виднѣлись обширныя поляны, изобилующія змѣями и тиграми, пугавшимися свистка локомотива, и лѣса, до сихъ поръ еще населенные слонами, задумчиво смотрѣвшими на проносившійся мимо нихъ поѣздъ.
Проѣхавъ станцію Малліагаумъ, наши путешественники достигли злополучной территоріи, которая такъ часто орошалась кровью поклонниковъ богини Кали. Вдали виднѣлись прекрасныя пагоды Эллоры и бывшая столица свирѣпаго Ауренгъ-зеба, Аурунгабадъ, нынѣ главное мѣсто одной изъ провинцій отложившихся отъ королевства Низама. Нѣкогда этою страной, по которой теперь ѣхали наши путешественники, управлялъ Ферингеа, извѣстный подъ названіемъ предводителя Туговъ и короля удушителей; подданные его поклонялись богинѣ смерти и ежегодно приносили ей человѣческія жертвы, но безъ пролитія крови, и было время когда въ странѣ ихъ на каждомъ шагу можно было отрыть трупъ. Англійское правительство приняло энергическія мѣры противъ этого варварскаго обычая, но до сихъ поръ не можетъ еще окончательно искоренить его.
Въ половинѣ перваго пополудни, поѣздъ остановился на станціи Бургампуръ, гдѣ Паспарту купилъ себѣ чуть не на вѣсъ золота туфли, вышитыя бусами, которыя онъ тотчасъ же надѣлъ съ очевиднымъ удовольствіемъ.
Путешественники наши наскоро позавтракали и отправились снова къ станціи Ассургуръ по берегу Тапти, небольшой рѣчки, впадающей въ Камбайскій заливъ, близь Сурата.
Читателямъ не излишне будетъ узнать мысли занимавшія Паспарту. До прибытія въ Бомбей, онъ надѣялся что этимъ и ограничится ихъ путешествіе. Но съ тѣхъ поръ какъ они неслись на всѣхъ парахъ черезъ Индію, мысли его приняли другой оборотъ. Вся живость его натуры снова къ нему возвратилась. Онъ повѣрилъ въ возможность осуществленія плановъ своего господина, повѣрилъ въ дѣйствительность пари и въ возможность кругосвѣтнаго путешествія и условнаго срока. Онъ уже опасался задержекъ; онъ такъ сочувственно относился къ пари своего господина, какъ будто самъ принималъ въ немъ участіе, и содрагался при мысли что наканунѣ еще онъ придавалъ ему такъ мало значенія. Онъ не былъ флегматикомъ, подобно мистеру Фоггу, и сильно волновался за него. Онъ безпрестанно пересчитывалъ дни проведенные ими въ пути, проклиналъ остановки поѣзда и in petto порицалъ мистера Фогга за то что онъ не обѣщалъ преміи машинисту. Онъ не понималъ различія между пароходомъ и поѣздомъ желѣзной дороги, скорость котораго не можетъ измѣниться по произволу.
Вечеромъ поѣздъ достигъ Сютпурскихъ горъ, отдѣляющихъ территоріи Кандейшскую отъ Бунделькундской.
22го октября, въ восемь часовъ утра, на разстояніи пятнадцати миль къ востоку оть станціи Роталя, поѣздъ остановился среди обширной поляны, окаймленной хижинами поселянъ и ремесленниковъ. Кондукторъ прошелъ вдоль вагоновъ и объяснилъ что поѣздъ не идетъ далѣе.
Филеасъ Фоггъ взглянулъ на сэръ-Френсиса, изумленнаго этою остановкой посреди лѣса.
Паспарту, удивленный не менѣе своего сосѣда, бросился изъ вагона, и тотчасъ же воротившись воскликнулъ:
— Сэръ! дальше нѣтъ желѣзной дороги.
— Что́ это значитъ? спросилъ сэръ-Френсисъ Кромарти.
— Желѣзная дорога здѣсь оканчивается.
Генералъ вышелъ изъ вагона. Филеасъ Фоггъ медленно послѣдовалъ за нимъ; они оба подошли къ кондуктору.
— Гдѣ же мы находимся? спросилъ сэръ-Френсисъ Кромарти.
— Въ селеніи Кольби, отвѣчалъ кондукторъ.
— Мы здѣсь должны остановиться?
— Конечно. Дорога еще не окончена....
— Какъ! дорога не окончена?
— Нѣтъ еще. Она здѣсь прерывается на пятьдесятъ миль и снова возобновляется только съ Аллагабада.
— Какъ же въ газетахъ объявлено было о совершенномъ окончаніи пути?
— Что́ прикажете дѣлать, генералъ? газеты ошиблись.
— Но вы даете билетъ отъ Бомбея до Калькутты! воскликнулъ раздраженный сэръ-Франсисъ Кромарти.
— Конечно, возразилъ кондукторъ, — но путешественникамъ извѣстно что отъ Кольби до Аллагабада они не могуть ѣхать по желѣзной дорогѣ.
Сэръ-Френсисъ Кромарти былъ взбѣшенъ. Паспарту, едва не бросившійся на кондуктора, не смѣлъ взглянуть на своего господина.
— Сэръ-Френсисъ, спокойно проговорилъ мистеръ Фоггъ, — если вы желаете переправиться въ Аллагабадъ, то намъ не мѣшаетъ подумать какимъ образомъ мы совершимъ это путешествіе.
— Мистеръ Фоггъ, тутъ дѣло идетъ о промедленіи, которое можетъ повести къ разстройству вашихъ плановъ.
— Вы ошибаетесь, сэръ-Франсисъ, промедленіе было мною предвидѣно.
— Неужели вы знали что дорога....
— Конечно нѣтъ. Но я предвидѣлъ что рано или поздно можетъ послѣдовать остановка. Планы мои нисколько этимъ не разстроятся. Я могу промѣшкать два дня. 25го числа, въ полдень, изъ Калькутты долженъ идти пароходъ въ Гонконгъ. Сегодня еще 22е число, и мы имѣемъ достаточно времени, чтобы добраться до Калькутты.
Невозможно было возражать на такой убѣдительный доводъ.
Дѣйствительно желѣзная дорога прерывалась у Кольби. Что касается газетъ, то онѣ иногда напоминаютъ собою часы забѣгающіе впередъ; такъ и на этотъ разъ онѣ возвѣстили прежде времени объ окончаніи пути. Большей части путешественниковъ извѣстна была предстоявшая остановка и они поспѣшили, по выходѣ изъ вагоновъ, запастись различными экипажами, которые возможно было достать въ селеніи: тележками, колесницами, напоминавшими собою величественныя пагоды, паланкинами, пони и т. п. Всѣ экипажи были быстро разобраны, такъ что мистеръ Фоггъ и сэръ-Френсисъ Кромарти напрасно искали въ цѣломъ селеніи какого-либо способа предвиженія.
— Я иду пѣшкомъ, сказалъ Филеасъ Фоггъ.
Паспарту при этихъ словахъ сдѣлалъ многозначительную гримасу и посмотрѣлъ на свои прекрасныя, но слишкомъ легкія туфли. По счастію, онъ открылъ новый способъ передвиженія.
— Сэръ, сказалъ онъ съ нѣкоторымъ колебаніемъ, — я кажется нашелъ способъ для продолженія пути.
— Какой?
— Слона! Слона, принадлежащаго Индійцу который живетъ шагахъ во ста отсюда.
— Пойдемъ, посмотримъ слона, отвѣчалъ мистеръ Фоггъ.
Пять минутъ спустя мистеръ Фоггъ, сэръ-Френсисъ Кромарти и Паспарту приблизились къ хижинѣ, окруженной дворомъ. Въ хижинѣ жилъ Индіецъ, а на дворѣ помѣщался его слонъ. По просьбѣ нашихъ путешественниковъ, Индіецъ повелъ ихъ смотрѣть слона.
Слонъ его былъ еще не совсѣмъ прирученъ; хозяинъ его хотѣлъ воспитать его не для перевозки тяжестей, а для боя. Съ этою цѣлью онъ намѣревался постепеннымъ ожесточеніемъ кроткаго отъ природы нрава животнаго, довести его до того состоянія ярости которое по-индусски называется мучъ, и для этого намѣревался въ теченіи нѣсколькихъ мѣсяцевъ кормить его исключительно сахаромъ и масломъ. Подобный способъ ожесточенія можетъ показаться невѣроятнымъ, но онъ успѣшно употребляется въ дѣло воспитателями слоновъ. Къ счастію, слонъ о которомъ мы говоримъ только нѣсколько дней тому назадъ подвергнутъ былъ діэтѣ, и мучъ еще не обнаруживался.
Кіуни — такъ звали слона — какъ и всѣ животныя его породы могъ долго и скоро идти не утомляясь, и Филеасъ Фоггъ рѣшился прибѣгнуть къ нему за неимѣніемъ другаго экипажа.
Но въ Индіи слоны становятся рѣдки и потому они очень дороги. Особенно дороги самцы, употребляемые для боя въ циркахъ. Прирученные слоны размножаются рѣдко, такъ что охота представляетъ единственное средство добывать ихъ. Послѣдніе здѣсь пользуются тщательнымъ уходомъ, и на просьбу мистера Фогга уступить ему на нѣсколько часовъ слона, Индіецъ отвѣчалъ отказомъ.
Фоггъ настаивалъ на своей просьбѣ и сначала предложилъ хозяину слона по десяти фунтовъ въ чась, цѣну весьма значительную. Но хозяинъ не согласился и на предложенные ему потомъ двадцать, и даже сорокъ фунтовъ. Паспарту подпрыгивалъ при каждомъ новомъ набавленіи цѣны. Но Индіецъ оставался непреклоннымъ.
А между тѣмъ предложеніе было чрезвычайно выгодно. Еслибы слонъ совершилъ путешествіе въ Аллагабадъ въ теченіи пятнадцати часовъ, то оно доставило бы его хозяину 600 фунтовъ!
Тогда Филеасъ Фоггъ, не терявшій своего обычнаго спокойствія, предложилъ Индійцу продать ему слона за тысячу фунтовъ.
Но Индіецъ не хотѣлъ продавать слона! Быть-можетъ онъ предугадывалъ возможность еще болѣе выгодной сдѣлки.
Сэръ-Френсисъ Кромарти отвелъ въ сторону мистера Фогга и убѣждалъ его не надбавлять болѣе цѣны не обдумавши хорошенько. Филеасъ Фоггъ отвѣчалъ ему что онъ не имѣетъ обыкновенія дѣлать что-либо необдуманно, и что дѣло шло о томъ чтобы выиграть пари въ двадцать тысячъ фунтовъ, что слонъ былъ ему необходимо нуженъ, и что онъ намѣренъ былъ пріобрѣсти его, еслибъ ему даже пришлось заплатить за него въ двадцать разъ болѣе, чѣмъ онъ стоилъ въ дѣйствительности. Мистеръ Фоггъ снова обратился къ Индійцу, узкіе глаза котораго, заблестѣвшіе при мысли о деньгахъ, свидѣтельствовали что онъ ожидалъ лишь набавленія цѣны. Филеасъ Фоггъ постепенно увеличивалъ ее, сначала до двухсотъ, потомъ до пятисотъ, потомъ до восьмисотъ, и наконецъ до двухъ тысячъ фунтовъ (15.000 рублей). Паспарту, обыкновенно румяный, отъ волненія былъ блѣденъ какъ полотно.
На двѣ тысячи фунтовъ Индіецъ согласился.
— Клянусь моими туфлями, воскликнулъ Паспарту, — дорого же онъ цѣнитъ мясо своего слона!
Торгъ былъ оконченъ, и путешественникамъ оставалось только найти проводника. Одинъ молодой Парсисъ съ умнымъ лицомъ предложилъ имъ свои услуги. Мистеръ Фоггъ согласился и обѣщалъ ему хорошее вознагражденіе.
Слонъ немедленно былъ приведенъ и навьюченъ. Парсисъ былъ искуснымъ карнакомъ, то-есть вожакомъ слона. Онъ набросилъ на спину слона покрывало, походившее на попону, и къ бокамъ его привѣсилъ два сѣдалища, чрезвычайно неудобныя.
Филеасъ Фоггъ расплатился съ Индійцемъ банковыми билетами, хранившимися въ пресловутомъ мѣшкѣ, который какъ будто сросся съ Паспарту. Затѣмъ мистеръ Фоггъ предложилъ сэръ-Френсису Кромарти доѣхать съ нимъ вмѣстѣ до Аллагабада. Генералъ согласился на его предложеніе, такъ какъ одинъ лишній человѣкъ не могъ обременить громаднаго животнаго.
Въ Кольби куплены были съѣстные припасы. Сэръ-Френсисъ Кромарти помѣстился на одномъ изъ сѣдалищъ, Филеасъ Фоггъ на другомъ. Паспарту усѣлся верхомъ на покрывалѣ, между своимъ господиномъ и генераломъ. Парсисъ взобрался на шею животнаго, и въ девять часовъ слонъ оставилъ селеніе и направился въ чащу пальмоваго лѣса, по которому пролегалъ кратчайшій путь.
Проводникъ, съ цѣлью сократить предстоящій путь, оставилъ вправо полотно дороги, надъ проведеніемъ которой уже работали. Полотно это, извивавшееся между причудливыми развѣтвленіями Виндіасскихъ горъ, вело не кратчайшимъ путемъ, какой необходимъ былъ для Филеаса Фогга. Парсисъ, хорошо знакомый съ дорогами и тропинками страны, полагалъ выиграть миль двадцать, перерѣзавъ лѣсъ поперегъ, и все общество довѣрилось ему. Филеасъ Фогъ и сэръ-Френсисъ Кромарти, зарытые по горло въ свои корзины съ подушками, испытывали сильные толчки отъ неровной походки слона, котораго карнакъ заставлялъ идти скорымъ шагомъ. Но это неудобство они переносили съ равнодушіемъ истыхъ Британцевъ, причемъ рѣдко говорили между собой и едва могли видѣть другъ друга. Что касается Паспарту, то послѣдній, сидя на спинѣ животнаго, и непосредственно принимая всѣ толчки, остерегался, по приказанію своего господина, держать языкъ между зубами, въ противномъ случаѣ онъ рисковалъ бы его откусить себѣ. Ему стоило неимовѣрныхь усилій сохранить равновѣсіе своего тѣла. Несмотря на это, онъ шутилъ, смѣялся, дѣлая невольные прыжки, доставалъ изъ своего мѣшка кусокъ сахару и подавалъ смышленому Кіуни, который бралъ его концомъ хобота, ни на минуту не замедляя при этомъ своего ровнаго хода. Послѣ двухчасовой ѣзды, проводникъ остановилъ слона и далъ ему часокъ отдохнуть. Животное стало обкусывать вѣтки и кусты, утоливъ предъ тѣмъ свою жажду въ сосѣднемъ болотѣ. Сэръ-Френсисъ Кромарти не сѣтовалъ на эту стоянку — онъ чувствовалъ себя разбитымъ. Мистеръ Фоггъ казался такимъ бодрымъ, какъ будто только-что всталъ съ своей постели.
— Онъ просто изъ желѣза скованъ! сказалъ генералъ, поглядывая съ удивленіемъ на своего спутника.
— Изъ литой стали, возразилъ Паспарту, занимавшійся приготовленіемъ несложнаго завтрака.
Въ полдень, проводникъ подалъ знакъ къ отъѣзду. Страна вскорѣ приняла дикій видъ. Огромные лѣса смѣнились тамариндовыми кустарниками и малорослыми пальмами, затѣмъ потянулись обширныя безплодныя равнины, усѣянныя тощими кустиками и огромными глыбами сіенита. Вся эта часть верхняго Бунделькунда, рѣдко посѣщаемая путешественниками, заселена народомъ фанатическимъ, закоснѣлымъ въ самыхъ ужасныхъ обрядахъ индусской религіи. Англійское владычество не могло правильно утвердиться на почвѣ подчиненной вліянію раджей, до которыхъ трудно было добраться въ ихъ неприступныхъ жилищахъ, среди Виндіасскихъ горъ. Нѣсколько разъ встрѣчались имъ шайки дикихь Индусовъ, которые гнѣвными взорами провожали быстро удалявшееся животное. Къ тому же Парсисъ насколько возможно избѣгалъ ихъ, считая встрѣчу съ подобными людьми не совсѣмъ для себя безопасною. Въ этотъ день имъ немного попадалось звѣрей; только нѣсколько обезьянъ, разбѣгавшихся съ тысячью ужимокъ и съ кривляньемъ, которыми отъ души забавлялся Паспарту. Между прочимъ одна мысль тревожила его: что́ будетъ дѣлать мистеръ Филеасъ Фоггъ со слономъ, когда пріѣдетъ въ Аллагабадъ? Возъметъ ли его съ собой? Нѣтъ, это невозможно. Плата за переѣздъ вдобавокъ къ покупной цѣнѣ была бы уже черезчуръ разорительна. Можетъ-быть его продадутъ или отпустятъ на свободу? Это почтенное животное заслуживаетъ особеннаго вниманія. Еслибы такъ случилось что мистеръ Фоггъ подарилъ слона ему, Паспарту, то это бы его сильно озадачило. Эти мысли не переставали его озабочивать. Въ восемь часовъ вечера, главная цѣпь Виндіасовъ была уже пройдена, и путешественники остановились у подножія сѣвернаго склона, въ какомъ-то полуразрушенномъ зданіи.
Въ этотъ день они сдѣлали двадцать пять миль, и оставалось еще столько же, чтобы достигнуть Аллагабада. Ночь была холодная. Парсисъ развелъ огонь изъ сухихъ вѣтвей, теплота котораго была неоцѣненна для путешественниковъ. Ужинъ состоялъ изъ съѣстныхъ припасовъ купленныхъ въ Кольби. Путешественники ѣли какъ только могутъ ѣсть люди измученные, разбитые. Разговоръ, начавшійся отрывочными рѣчами, перешелъ въ звонкое храпѣніе. Проводникъ остался стеречь Кіуни, который заснулъ стоя, опершись на стволъ толстаго дерева. Ночь не ознаменовалась никакимъ событіемъ. Только рыканіе леопардовъ и пантеръ, къ которому примѣшивался пронзительный хохотъ обезьянъ, нарушали повременамъ тишину. Но хищники ограничились криками и не обнаружили никакихъ враждебныхъ замысловъ относительно нашихъ путешественниковъ. Сэръ-Франсисъ Кромарти спалъ мертвымъ сномъ, какъ храбрый офицеръ, изнуренный усталостью. Паспарту въ своемъ тревожномъ снѣ переживалъ скачки послѣдняго дня. Что же касается мистера Фогга, то онъ отдыхалъ такъ же спокойно какъ въ своемъ мирномъ жилищѣ въ Савиль-Роу. Въ шесть часовъ утра, они снова двинулись въ путь. Проводникъ надѣялся въ тотъ же вечеръ добраться до Аллагабада. Такимъ образомъ мистеръ Фоггъ долженъ былъ потерять лишь часть сорокавосьмичасоваго времени, остававшагося у него въ запасѣ при началѣ путешествія. Путешественники спустились съ послѣдняго склона Виндіасовъ. Кіуни снова пошелъ своею быстрою иноходью. Къ полудню, проводникъ повернулъ мимо селенія Ка́ленджера, расположеннаго на берегу Кани, одного изъ притоковъ Гангеса. Онъ избѣгалъ селеній, находя болѣе безопасности въ пустынныхъ мѣстностяхъ, гдѣ впервые стали попадаться слѣды бассейна вышеупомянутой громадной рѣки. Аллагабадъ находился не болѣе какъ въ двѣнадцати миляхъ разстоянія къ сѣверо-востоку. Снова сдѣлали стоянку, подъ купой банановыхъ деревьевъ, плоды которыхъ, столь же здоровые какъ хлѣбъ, и по свидѣтельству путешественниковъ, столь же сочные какъ сливки, пришлись какъ нельзя больше кстати. Въ два часа проводникъ вступилъ въ чащу густаго лѣса, который приходилось пересѣкать на разстояніи многихъ миль. Онъ предпочиталъ дорогу лѣсомъ. Какъ бы то ни было, до сихъ поръ не случилось никакой непріятной встрѣчи, и путешествіе по-видимому должно было окончиться безъ приключенія, какъ вдругъ слонъ, съ выраженіемъ какой-то тревоги, внезапно остановился. Тогда было четыре часа.
— Что́ такое случилось? спросилъ сэръ-Френсисъ Кромарти, высовывая голову изъ-за своей корзины.
— Не знаю, г. офицеръ, отвѣчалъ Парсисъ, прислушиваясь къ смутному шуму, доносившемуся изъ-за густой зелени.
Нѣсколько минутъ спустя, шумъ этотъ сдѣлался еще явстеннѣе. Слышалось какое-то хотя еще отдаленное смѣшеніе человѣческихъ голосовъ и мѣдныхъ инструментовъ. Паспарту вслушивался всѣмъ существомъ своимъ. Мистеръ Фоггъ ждалъ терпѣливо, не произнося ни слова. Парсисъ спрыгнулъ на землю, привязалъ слона къ дереву и углубился въ самую густую чащу лѣса. Черезъ нѣсколько минутъ онъ вернулся, говоря:
— Процессія браминовъ, направляющихся въ эту сторону. Если возможно, то постараемся отъ нихъ скрыться.
Проводникъ отвязалъ слона и отвелъ его въ чащу, совѣтуя путешественникамъ отнюдь не сходить на землю. Самъ онъ былъ наготовѣ быстро ухватиться за животное, еслибы бѣгство сдѣлалось необходимымъ. Но онъ полагалъ что толпа пройдетъ не замѣтивъ его, такъ какъ густыя вѣтви совершенно скрывали его отъ глазъ. Нестройный шумъ голосовъ и инструментовъ приближался. Однообразное пѣніе сливалось со звуками барабановъ и цимбаловъ. Вскорѣ голова процессіи показалась изъ-за деревьевъ, въ пятидесяти шагахъ отъ пункта занимаемаго мистеромъ Фоггомъ и его спутниками. Они хорошо могли разсмотрѣть сквозь вѣтки любопытный персоналъ этой религіозной церемоніи. Впереди всѣхъ подвигались жрецы, съ митрами на головахъ и въ длинныхъ расшитыхъ галунами одеждахъ. Ихъ окружали мущины, женщины, дѣти, которые пѣли нѣчто въ родѣ погребальныхъ псалмовъ, прерываемыхъ въ равные промежутки времени звуками тамъ-тама и цимбаловъ. За ними, на колесницѣ съ огромными колесами, которыхъ спицы и шипы представляли собой переплетенныхъ змѣй, появилась отвратительная статуя, — ее везли двѣ пары зебу, богато убранныхъ. У этой статуи было четыре руки, тѣло окрашено было въ темно-красный цвѣтъ, глаза блуждающіе, волосы всклоченные, языкъ высунутый, губы намазанные сокомъ лавзоніи и бетела. Вокругъ ея шеи извивалось ожерелье изъ мертвыхъ головъ; вокругъ ея стана былъ поясъ изъ отрѣзанныхъ рукъ. Она стояла во весь ростъ на опрокинутомъ гигантѣ безъ головы. Сэръ-Френсисъ Кромарти узналъ эту статую.
— Это богиня Кали, пробормоталъ онъ, — богиня любви и смерти.
— Смерти, положимъ, но любви — нѣтъ! сказалъ Паспарту тихимъ голосомъ. — Что́ за отвратительная старуха.
Парсисъ зна́комъ велѣлъ ему замолчать.
Вокругъ статуи волновалась, бѣсновалась въ судорогахъ группа старыхъ факировъ, расписанныхъ полосами изъ охры, покрытыхъ крестовидными насѣчками, изъ которыхъ каплями точилась кровь; такіе изступленные фанатики, при большихъ индусскихъ церемоніяхъ, бросаются подъ колесницу Джагернаута. Позади ихъ, нѣсколько браминовъ, во всемъ великолѣпіи восточныхъ костюмовъ, влекли женщину, едва державшуюся на ногахъ. Женщина эта была молода и бѣла какъ Европейка. Ея голова, шея, плечи, уши, руки, большіе пальцы на ногахъ увѣшены были драгоцѣнностями, ожерельями, браслетами, пряжками, кольцами. Туника, вышитая золотомъ и покрытая легкою кисеей, обрисовывала ея станъ. Вслѣдъ за молодою женщиной — какъ бы для ужаснаго контраста — стражи, вооруженные мечами наголо и длинными дамасскими саблями, несли на паланкинѣ мертвеца. То былъ трупъ старика, облаченнаго въ пышную одежду раджи, какъ и при жизни, съ тюрбаномъ на головѣ, вышитымъ жемчугами, въ платьѣ сотканномъ изъ шелку и золота, въ кашмировомъ поясѣ съ алмазами, и во всемъ своемъ великолѣпномъ вооруженіи индусскаго государя. Шествіе замыкали музыканты и аррьергардъ фанатиковъ, крики которыхъ по-временамъ покрывали оглушительный громъ инструментовъ. Сэръ-Френсисъ Кромарти съ необыкновенно печальнымъ видомъ смотрѣлъ на эту пышную церемонію и, обратясь къ проводнику, сказалъ:
— Это сутти?
Парсисъ сдѣлалъ утвердительный знакъ и положилъ палецъ на губы. Длинная процессія медленно тянулась между деревьевъ, и скоро послѣдніе ряды ея исчезли въ глубинѣ лѣса. Мало-по-малу пѣніе затихло. Послышались еще крики въ отдаленіи, и наконецъ за всѣмъ этимъ гамомъ послѣдовала ненарушимая тишина. Филеасъ Фоггъ услышалъ слово произнесенное сэръ-Френсисомъ Кромарти, и лишь только процессія исчезла, онъ спросилъ у него:
— Что́ означаетъ слово сутти?
— Сутти, мистеръ Фоггъ, отвѣчалъ генералъ, — есть не что́ иное какъ человѣческая жертва, но жертва добровольная. Эта женщина, которую вы сейчасъ видѣли, будетъ сожжена завтра при первыхъ лучахъ свѣта.
— Ахъ, негодяи! воскликнулъ съ негодованіемъ Паспарту.
— А этотъ трупъ? спросилъ мистеръ Фоггъ.
— Государя ея супруга, отвѣчалъ проводникъ, онъ былъ независимый раджа въ Бунделькундѣ.
— Какимъ же образомъ, продолжалъ Филеасъ Фоггъ, между тѣмъ какъ въ голосѣ его не было слышно ни малѣйшаго волненія, — эти варварскіе обычаи еще существуютъ въ Индіи, и Англичане не могутъ ихъ искоренить?
— Въ большей части Индіи, отвѣчалъ сэръ-Френсисъ Кромарти, — жертвы эти болѣе уже не приносятся. Но мы не имѣемъ никакого вліянія на эти дикія мѣстности, въ особенности же на территоріи Бунделькундъ. Весь сѣверный склонъ Виндіасовъ бываетъ театромъ убійствъ и непрестанныхъ грабежей.
— Несчастная, бормоталъ Паспарту, — ее сожгутъ живую!
— Да, отвѣчалъ генералъ, — сожгутъ, а еслибы не сожги, то вы не можете себѣ представить въ какое положеніе повергли бы ее ближніе. Ей бы обрили волосы, кормили бы ее нѣсколькими горстями рису, всѣ бы отвернулись отъ нея, глядѣли бы на нее какъ на нечистое существо, и она бы умерла въ какомъ-нибудь углу какъ паршивая собака. Перспектива такого ужаснаго существованія, скорѣе нежели любовь или религіозный фанатизмъ, побуждаетъ несчастныхъ идти на казнь. Иногда же жертвоприношеніе это бываетъ дѣйствительно добровольное, и необходимо энергическое вмѣшательство правительства чтобы воспрепятствовать ему. Такимъ образомъ нѣсколько лѣтъ тому назадъ, когда я жилъ въ Бомбеѣ, одна молодая вдова пришла къ губернатору просить позволенія сжечь себя вмѣстѣ съ тѣломъ мужа. Какъ вы можете представить себѣ, губернаторъ отказалъ ей. Тогда вдова оставила городъ, нашла убѣжище у независимаго раджи, и все-таки принесла себя въ жертву.
Во время разказа сэръ-Френсиса, проводникъ покачивалъ головой, а когда тотъ кончилъ, онъ сказалъ въ свою очередь:
— Сожженіе которое будетъ происходить завтра при восходѣ солнца не добровольное.
— Откуда вы знаете это?
— Исторія эта всѣмъ извѣстна въ Бунделькундѣ.
— А между тѣмъ эта несчастная повидимому не выказываетъ ни малѣйшаго сопротивленія, замѣтилъ сэръ-Френсисъ.
— Это оттого что ее окурили дымомъ конопли и опіума.
— Но куда же ведутъ ее? спросилъ сэръ-Френсисъ.
— Въ пагоду Пилладжи, въ двухъ миляхъ отсюда; тамъ она проведетъ ночь въ ожиданіи сожженія.
— А сожженіе это послѣдуетъ?...
— Завтра, на разсвѣтѣ.
Проговоривъ эти слова, проводникъ вывелъ слона изъ густой чащи и влѣзъ на шею животнаго. Но въ ту минуту какъ онъ собирался погнать его своимъ особеннымъ свистомъ, мистеръ Фоггъ остановилъ его, и обратясь къ сэръ-Френсису Кромарти, сказалъ:
— Какъ бы намъ спасти эту женщину?
— Спасти эту женщину? мистеръ Фоггъ! воскликнулъ генералъ.
— У меня еще двѣнадцать часовъ впереди. — Я могу посвятить ихъ на это.
— Браво, да вы человѣкъ великодушный! сказалъ сэръ-Френсисъ Кромарти.
— Иногда, отвѣчалъ просто Филеасъ Фоггъ, — когда у меня есть на то свободное время.
Планъ былъ смѣлый, исполненный затрудненій, можетъ-быть неисполнимый. Мистеръ Фоггъ рисковалъ своею жизнью или, по крайней мѣрѣ, свободой, но онъ не поколебался. Къ тому же въ сэръ-Френсисѣ Кромарти онъ нашелъ отважнаго помощника.
Что касается Паспарту, то онъ былъ готовъ, — на него положиться было можно. Мысль его господина воодушевляла его. Онъ чувствовалъ что подъ этою ледяною оболочкой скрывается сердце и душа. Онъ начиналъ любить Филеаса Фогга.
Оставался проводникъ. Чью сторону онъ приметъ въ дѣлѣ? Не будетъ ли онъ за Индусовъ? Необходимо было обезпечить себѣ, если не содѣйствіе его, то крайней мѣрѣ нейтралитетъ. Сэръ-Френсисъ Кромарти прямо предложилъ ему этотъ вопросъ.
— Господинъ офицеръ, отвѣчалъ проводникъ, — я Парсисъ и женщина эта также. Располагайте мною.
— Хорошо, проводникъ, сказалъ мистеръ Фоггъ.
— Во всякомъ случаѣ, знайте, продолжалъ Парсисъ, — что мы рискуемъ не только нашею жизнью, но можемъ подвергнуться страшнымъ мученіямъ, если насъ захватятъ. Итакъ дѣлайте какъ знаете.
— Рѣшено, отвѣчалъ мистеръ Фоггъ. — Я полагаю что намъ лучше всего дѣйствовать ночью?
— И я такъ думаю, сказалъ проводникъ.
Тогда этотъ бравый Индусъ сообщилъ нѣсколько подробностей о жертвѣ. То была Индіянка, знаменитая красотой, изъ племени Парсисовъ, дочь богатыхъ бомбейскихъ негоціантовъ. Она получила въ Бомбеѣ совершенно англійское воспитаніе, и по ея манерамъ и образованію ее можно было принять за европейскую даму. Имя ея было Ауда. Она осталась сиротой и насильно была выдана замужъ за стараго Бунделькундскаго раджу. Черезъ три мѣсяца она овдовѣла. Зная участь ее ожидавшую, она бѣжала, была тотчасъ же захвачена снова, и родственники раджи, которые были заинтересованы въ ея смерти, осудили ее на сожженіе, отъ котораго, повидимому, ей невозможно было освободиться.
Разказъ этотъ еще болѣе утвердилъ мистера Фогга и его товарищей въ ихъ великодушномъ рѣшеніи. Положено было что проводникъ направитъ слона къ пагодѣ Пилладжи, къ которой они приблизятся какъ возможно болѣе.
Полчаса спустя, они остановились въ чащѣ лѣса, въ пятистахъ шагахъ отъ пагоды, которой нельзя было видѣть оттуда; но вопли фанатиковъ можно было различитъ явственно. Тогда путешественники принялись обсуждать какъ бы имъ удобнѣе добраться до жертвы. Проводнику была извѣстна эта пагода Пилладжи, въ которой, какъ онъ утверждалъ, была заключена молодая женщина. Можно ли было проникнуть въ нее въ одну изъ дверей, когда вся толпа будетъ погружена въ сонъ, слѣдующій за опьянѣніемъ, или же нужно продѣлать отверстіе въ стѣнѣ? Рѣшить это предстояло на мѣстѣ и въ минуту дѣйствія. Но несомнѣнно было только то что похищеніе должно было совершиться этою же ночью, а не на разсвѣтѣ, когда жертву поведутъ на казнь. Въ ту минуту уже никакое человѣческое вмѣшательство не могло бы спасти ее.
Мистеръ Фоггъ и его товарищи стали ждать ночи. Какъ только стемнѣло, около шести часовъ вечера, они рѣшились произвести рекогносцировку около пагоды. Тогда замолкали уже послѣдніе крики факировъ. По своему обычаю эти Индійцы должны были быть погружены въ тяжелое опьяненіе отъ ганга, жидкаго опіума смѣшаннаго съ настоемъ конопли, и тогда можетъ-бытъ возможно было бы пробраться къ нимъ.
Парсисъ, указывая дорогу мистеру Фоггу, сэръ-Френсису Кромарти и Паспарту, безъ шума двигался лѣсомъ. Пробравшись ползкомъ подъ вѣтвями, они вышли на берегъ маленькой рѣчки, и тамъ при свѣтѣ желѣзныхъ факеловъ, въ которыхъ горѣли смолистыя вѣтви, они увидѣли груду сложенныхъ дровъ. То былъ костеръ, сдѣланный изъ дорогаго сандальнаго дерева, уже пропитанный душистымъ масломъ. На верхней его части лежало набальзамированное тѣло раджи, которое должно было быть сожжено вмѣстѣ съ его вдовой. Во ста шагахъ отъ костра возвышалась пагода, башни которой поднимались надъ лѣсомъ.
— Идите сюда, сказалъ проводникъ шепотомъ, и удвоивая предосторожности, онъ вмѣстѣ сь своими путниками неслышно пробирался по высокой травѣ.
Молчаніе прерывалось только шелестомъ вѣтра между вѣтвями.
Вскорѣ проводникъ остановился у входа на лужайку. Нѣсколько факеловъ освѣщали это мѣсто. Земля покрыта была спящими, погруженными въ опьянѣніе. Можно было подумать что то поле битвы усѣянное мертвыми тѣлами. Мущины, женщины, дѣти, все это лежало вмѣстѣ.
На заднемь планѣ между массой деревьевъ, храмъ Пилладжи смутно виднѣлся. Но, къ великой досадѣ проводника, тѣлохранители раджи, освѣщенные смолистыми факелами, охраняли двери и расхаживали съ саблями наголо. Можно было предполагать что внутри храма жрецы также не спали.
Парсисъ не пошелъ далѣе. Онъ понялъ что невозможно силой ворваться въ храмъ, и отвелъ назадъ своихъ спутниковъ.
Филеасъ Фоггъ и сэръ-Френсисъ Кромарти поняли также что всякая попытка съ этой стороны была бы невозможна. Они остановились и начали говорить въ полголоса.
— Подождемъ, сказалъ генералъ, — теперь только восемь часовъ, и можетъ-быть часовые эти также заснутъ.
— Правда, это можетъ случиться, отвѣчалъ проводникъ.
Филеасъ Фоггъ и его товарищи легли подъ деревомъ и рѣшились ждать. Какъ долго имъ показалось время! Проводникъ оставлялъ ихъ повременамъ и осматривалъ опушку лѣса. Тѣлохранители раджи все охраняли двери пагоды, и въ окнахъ ея виднѣлся также свѣтъ.
Такъ прождали они до полуночи. Положеніе не измѣнилось. Стало очевидно что на усыпленіе стражи нечего было разчитывать. Вѣроятно ихъ миновало опьянѣніе гангомъ. Итакъ слѣдовало дѣйствовать иначе и проникнуть въ пагоду черезъ отверстіе въ стѣнѣ. Оставался вопросъ, такъ ли же тщательно охраняли жрецы жертву, какъ тѣлохранители двери пагоды?
Переговоривъ послѣдній разъ со своими товарищами, проводникъ сказалъ что онъ готовъ идти; за нимъ послѣдовали и его спутники. Они сдѣлали довольно большой обходъ чтобы добраться до пагоды съ задней ея стороны.
Около половины перваго, они подошли къ самымъ стѣнамъ, не встрѣтивъ никого. Съ этой стороны не было никакого караула, но правду сказать что не было также ни дверей, ни оконъ. Ночь была темная. Луна, находившаяся тогда въ своей послѣдней четверти, едва поднималась на горизонтѣ покрытомъ густыми тучами. Высота деревьевъ увеличивала еще темноту. Недостаточно было добраться до стѣны, необходимо было продѣлать въ ней отверстіе. Для этой операціи у Филеаса Фогга и его товарищей не было рѣшительно ничего, кромѣ ихъ карманныхъ ножей. Къ счастію стѣны храма состояли изъ смѣшенія кирпича и дерева, которое пробить было не трудно. Стоило вынуть первый кирпичъ, и дѣло бы пошло скоро. Путешественники, не мѣшкая, принялись за работу, дѣлая какъ можно менѣе шума. Парсисъ съ одной стороны, Паспарту съ другой трудились чтобы продѣлать отверстіе въ два фута шириной. Работа кипѣла, какъ вдругъ внутри храма раздался крикъ, на который извнѣ отвѣчали другими криками. Паспарту и проводникъ пріостановились. Ужь не открыли ли ихъ? Не ударили ли тревогу? Благоразуміе побуждало ихъ удалиться, что́ они и сдѣлали. Они укрылись снова въ чащѣ, въ ожиданіи чтобъ улеглась тревога, если она была дѣйствительно произведена, и готовые приняться снова за свое дѣло.
Но, къ несчастію, стражи появились у задней части пагоды и расположились тамъ, такъ что доступъ къ ней сдѣлался невозможенъ и съ этой стороны. Трудно представить себѣ досаду этихъ четырехъ человѣкъ, встрѣтившихъ такую преграду своему дѣлу. Теперь, когда они не могли уже добраться до жертвы, какимъ образомъ они спасутъ ее? Сэръ-Френсисъ грызъ себѣ кулаки съ досады. Паспарту выходилъ изъ себя и проводникъ едва въ состояніи былъ его сдерживать. Невозмутимый Фоггъ выжидалъ, не обнаруживая ни малѣйшаго волненія.
— Намъ остается только отправиться? спросилъ въ полголоса генералъ.
— Больше намъ и дѣлать нечего, отвѣчалъ проводникъ.
— Подождите, сказалъ Фоггъ. — Вѣдь мнѣ надо быть въ Аллагабадѣ къ полудню.
— Чего же вы надѣетесь? спросилъ сэрь-Френсисъ Кромарти. — Чрезъ нѣсколько часовъ разсвѣтетъ, и…
— Случай, ускользающій отъ насъ, можетъ представиться въ послѣднюю минуту.
Генералъ пристально посмотрѣлъ въ лицо мистера Фогга. На что же надѣялся этотъ холодный Англичанинъ? Хотѣлъ ли онъ въ минуту казни броситься на помощь молодой женщинѣ и вырвать ее изъ рукъ палачей? То было бы безуміемъ, и какъ допустить чтобы человѣкъ потерялъ голову до такой степени? Тѣмъ не менѣе сэръ-Френсисъ согласился ожидать развязки этой страшной драмы. Проводникъ отвелъ своихъ товарищей въ сторону, гдѣ, закрываемые лѣсною чащей, они могли однако наблюдать за группами погруженными въ глубокій сонъ.
Въ это время Паспарту, расположившись на древесныхъ вѣтвяхъ, обдумывалъ планъ который сначала какъ молніа сверкнулъ въ его умѣ, а потомъ упорно возвращался къ нему и наконецъ совершенно имъ овладѣлъ. Онъ сначала сказалъ себѣ: „Какое безуміе!“ А теперь повторялъ: „А почему бы и нѣтъ? Это единственное средство, а съ такими невѣждами!..“ Паспарту не формуловалъ иначе своей идеи, но вскорѣ съ ловкостію змѣи поползъ подъ нижними вѣтвями, которыя почти касались земли.
Часы проходили, и наконецъ показались первые признаки разсвѣта. Темнота однако все еще была глубокая.
Наступала роковая минута. Толпа начала какъ будто воскресать изъ мертваго усыпленія. Группы оживились, раздались звуки тамъ-тама. Послышались снова пѣсни и крики. Наступилъ часъ въ который несчастная должна была умереть.
И дѣйствительно, двери пагоды отворились. Изнутри ея блеснулъ яркій свѣтъ; мистеръ Фоггъ и сэръ-Френсисъ Кромарти могли увидать жертву, которую, посреди множества огней, влекли за руки два жреца. Имъ казалось даже что, стараясь стряхнуть съ себя тяжесть опьянѣнія, несчастная, по инстинктивному чувству самосохранія, пыталась вырваться изъ рукъ своихъ палачей. Сердце сэръ-Френсиса встрепенулось; онъ конвульсивнымъ движеніемъ схватилъ за руку Филеаса Фогга и почувствовалъ что рука эта держитъ открытый ножъ.
Въ эту минуту толпа заколебалась. Молодая женщина впала снова въ то безчувствіе въ которомъ ее поддерживали пары конопли. Она прошла между факирами, сопровождавшими ее своими фанатическими воплями. Филеасъ Фоггъ и его спутники, вмѣшавшись въ задніе ряды толпы, слѣдовали за нею.
По прошествіи двухъ минутъ, они достигли берега рѣки и остановились шагахъ въ пятидесяти отъ костра, на которомъ уже лежало тѣло раджи. Въ полумракѣ они разсмотрѣли жертву простертую безъ движенія рядомъ съ трупомъ ея мужа.
Къ костру приблизили факелъ, и дрова пропитанныя масломъ вспыхнули мгновенно. Въ эту минуту сэръ-Френсисъ Кромарти и проводникъ схватили Филеаса Фогга, который, въ порывѣ безумнаго человѣколюбія, бросился къ костру… Но Филеасъ Фоггъ уже оттолкнулъ ихъ, какъ вдругъ сцена измѣнилась. Раздался крикъ ужаса, и вся толпа въ невыразимомъ страхѣ пала ницъ на землю.
Старый раджа не умеръ; онъ вдругъ поднялся съ костра, схватилъ молодую женщину на руки и спустился съ нею на землю, посреди огня и дыма, что придавало ему видъ какого-то страшнаго призрака!
Факиры, стража, жрецы, внѣ себя отъ ужаса, лежали не шевелясь, лицомъ къ землѣ, не смѣя поднять глазъ на такое чудо.
Бездыханная жертва лежала на сильныхъ рукахъ, которыя несли ее, повидимому не чувствуя никакой тяжести. Мистеръ Фоггъ и сэръ-Френсисъ Кромарти одни изо всей толпы остались на ногахъ. Парсисъ лежалъ преклонивъ голову. И Паспарту, конечно, былъ не менѣе озадаченъ!
Воскресшій раджа приблизился къ мѣсту гдѣ стояли мистеръ Фоггъ и сэръ-Френсисъ Кромарти и тихо произнесъ:
— Бѣжимъ скорѣе!
То былъ самъ Паспарту, проскользнувшій къ самому костру незамѣтно, благодаря густому дыму его окружавшему. То былъ Паспарту, вырвавшій молодую женщину изъ рукъ смерти! То былъ Паспарту, сыгравшій свою роль необыкновенно счастливо и шедшій такъ тихо и величественно посреди толпы обезумѣвшей отъ страха!
Въ одну минуту всѣ четверо исчезли въ лѣсной чащѣ, и слонъ скорою рысью несъ ихъ отъ театра ихъ подвиговъ. Но крики, вопли и даже пуля, пробившая шляпу Филеаса Фогга, свидѣтельствовали что хитрость ихъ была открыта.
И дѣйствительно, когда толпа поднялась съ земли, то увидѣла на кострѣ полуобгорѣвшее тѣло раджи. Жрецы, по минованіи страха, поняли что совершено было дерзкое похищеніе. Они тотчасъ же бросились въ лѣсъ; за ними послѣдовала стража и дала залпъ изъ ружей, но похитители неслись быстро и скоро были уже внѣ всякихъ выстрѣловъ.
Отважное похищеніе удалось вполнѣ. Часъ спустя, Паспарту смѣялся еще своему успѣху. Сэръ-Френсисъ Кромарти крѣпко пожалъ ему руку; господинъ его сказалъ ему: „хорошо“, что въ устахъ этого джентльмена равнялось высшей похвалѣ. Въ отвѣтъ на все это Паспарту говорилъ что честь этого дѣла принадлежитъ его господину, ему же принадлежитъ только смѣшная мысль, и онъ хохоталъ, вспоминая что въ продолженіи нѣсколькихъ минутъ онъ, Паспарту, прежній гимнастъ и отставной пожарный, игралъ роль стараго набальзамированнаго раджи, умершаго мужа прелестной женщины. Что же касается до молодой Индіанки, то она не сознавала ничего вокругъ нея происходившаго. Укутанная въ дорожныя одѣяла, она покоилась въ одной изь корзинъ. Между тѣмъ слонъ, вѣрно руководимый Парсисомъ, быстро шагалъ посреди темнаго еще лѣса. Часъ спустя послѣ того какъ они оставили пагоду Пилладжи, онъ уже очутился въ обширной равнинѣ. Въ семь часовъ они остановились. Молодая женщина все еще находилась въ безчувственномъ состояніи. Проводникъ далъ ей выпить нѣсколько глотковъ воды съ примѣсью водки, но это усыпленіе должно было продлиться еще нѣсколько времени. Сэръ-Френсисъ Кромарти, хорошо знакомый съ дѣйствіемъ опьянѣнія производимаго дымомъ конопли, нисколько не тревожился на этотъ счетъ. Но если выздоровленіе молодой Индіанки не озабочивало генерала, за то онъ далеко не такъ спокоенъ былъ за ея будущее. Онъ не колеблясь сообщилъ Филеасу Фоггу что если мистрисъ Ауда останется въ Индіи, то она неизбѣжно попадется снова въ руки своихъ палачей. Эти фанатики распространены по всему полуострову, и безъ сомнѣнія, не взирая на англійскую полицію, они сумѣютъ возвратить себѣ свою жертву гдѣ бы она ни находилась — въ Мадрасѣ ли, въ Бомбеѣ или Калькуттѣ. Въ подтвержденіе своихъ словъ сэръ-Френсисъ Кромарти приводилъ такой же фактъ, не задолго предъ тѣмъ случившійся. По его мнѣнію, молодая женщина только внѣ Индіи могла быть въ полной безопасности. Филеасъ Фоггъ отвѣчалъ сэръ-Френсису что приметъ къ свѣдѣнію его замѣчанія и что хорошенько все это обдумаетъ. Около десяти часовъ проводникъ объявилъ что пріѣхали на станцію Аллагабадъ. Тамъ начиналась прерванная желѣзная дорога, поѣзды которой менѣе чѣмъ въ сутки проходятъ пространство отъ Аллагабада до Калькутты. Филеасъ Фоггъ явится туда во́-время чтобы поспѣть на пакетботъ, который отправлялся только 25го октября въ двѣнадцать часовъ дня въ Гонъ-Конгъ. Когда молодую женщину отнесли въ комнату на станціи, Паспарту поручено было закупить разныхъ вещей для ея туалета, какъ-то: платье, шаль, мѣховую одежду и т. д., словомъ, что́ только онъ найдетъ. Господинъ открывалъ ему безграничный кредитъ. Паспарту тотчасъ же отправился и обѣгалъ всѣ улицы города. Аллагабадъ это „градъ Божій“, одинъ изъ городовъ наиболѣе почитаемыхъ въ Индіи, вслѣдствіе положенія своего при сліяніи двухъ священныхъ рѣкъ, Гангеса и Джумны, воды которыхъ привлекаютъ богомольцевъ со всего острова. Всѣмъ извѣстно что въ легендахъ Рамайяны говорится будто Гангесъ беретъ свое начало въ небѣ, откуда по волѣ Брамы онъ сходитъ на землю. Дѣлая закупки, Паспарту успѣлъ въ то же время осмотрѣть городъ, нѣкогда защищенный великолѣпною крѣпостью, которая въ настоящее время служитъ государственною тюрьмой. Нѣтъ уже торговаго, промышленнаго движенія въ этомъ городѣ, нѣкогда имъ славившемся. Паспарту, тщетно искавшій моднаго магазина, какъ будто бы онъ былъ въ Реджентъ-Стритѣ, нашелъ только у одного стараго несговорчиваго Еврея необходимыя для него вещи: платье изъ шотландской матеріи, широкій плащъ и великолѣпную шубу, за которые не колеблясь заплатилъ семьдесятъ пять фунтовъ. Затѣмъ торжествующій возвратился на станцію. Мистрисъ Ауда начинала приходить въ себя. Вліяніе куреній, которому подвергли ее жрецы Пиладжи, проходило мало-по-малу, и прекрасные глаза ея начинали смотрѣть кротко и сознательно. Когда царь-поэтъ Усафъ Уддаулъ воспѣваетъ прелести царицы Агменагары, то онъ выражаетъ это въ слѣдующихъ словахъ: „Ея блестящіе волосы, правильно раздѣленные на двѣ половины, окаймляютъ гармоническое очертаніе ея нѣжныхъ, гладкихъ щекъ, сіяющихъ бѣлизной и свѣжестью. Ея черныя брови имѣютъ форму и могущество стрѣлъ Камы, бога любви, и подъ ея длинными шелковистыми рѣсницами, на черномъ зрачкѣ ея большихъ ясныхъ глазъ плаваетъ, какъ на священныхъ озерахъ Гималая, чистѣйшее отраженіе небеснаго свѣта. Мелкіе, ровные, бѣлые зубы ея блистаютъ изъ-за улыбающихся губъ подобно каплямъ росы въ полураспустившейся чашечкѣ гранатоваго цвѣтка. Ея крошечныя уши съ симметричными изгибами, ея розовыя руки ея маленькія ноги, круглыя и нѣжныя подобно почкамъ лотоса, сіяютъ блескомъ прекраснѣйшаго цейлонскаго жемчуга, великолѣпнѣйшихъ алмазовъ Голконды. Ея тонкій, гибкій станъ, который одною рукой можно охватить, переходитъ на бокахъ въ изящную своими выгибами полноту, ея роскошная грудь, цвѣтущая юностью, соединяетъ въ себѣ всѣ драгоцѣннѣйшія сокровища міра, и подъ шелковистыми складками туники она кажется изваянною изъ чистаго серебра божественною рукой Виквакармы, безсмертнаго ваятеля.“
Но помимо всего этого поэтическаго велерѣчія, достаточно будетъ сказать что мистрисъ Ауда, вдова Бунделькундскаго раджи, была прелестная женщина во всемъ европейскомъ значеніи этого слова. Она удивительно чисто говорила по-англійски, и проводникъ не преувеличивалъ сказавъ что эта юная Парси совершенно преобразилась съ помощью воспитанія.
Между тѣмъ поѣздъ готовился оставить Аллагабадъ. Парсисъ ждалъ. Мисгеръ Фоггъ отсчиталъ ему условленную плату, не прибавивъ ни фартинга, чему нѣсколько удивился Паспарту, который хорошо зналъ какъ обязанъ былъ его господинъ этому вѣрному проводнику. Дѣйствительно Парсисъ добровольно рисковалъ своею жизнью въ дѣлѣ Пиладжи, и еслибы въ послѣдствіи Индусы узнали объ этомъ, то ему трудно было бы укрыться отъ ихъ мести. Оставалось еще разрѣшить вопросъ касательно Кіуни. Что слѣдовало сдѣлать со слономъ купленнымъ за столь дорогую цѣну? Но Филеасъ Фоггъ уже принялъ рѣшеніе касательно этого пункта.
— Парсисъ, сказалъ онъ проводнику, — ты былъ вѣренъ и услужливъ. Я заплатилъ за твою службу, но не за твою преданность. Хочешь взять себѣ этого слона? Дарю его тебѣ.
Глаза проводника заблистали.
— Ваша милость даритъ мнѣ цѣлое состояніе! воскликнулъ онъ.
— Возьми, проводникъ, отвѣчалъ мистеръ Фоггъ, — и я еще останусь твоимъ должникомъ.
— Слава Богу! закричалъ Паспарту. — Бери, другъ Парсисъ. Кіуни животное храброе и честное.
Затѣмъ подойдя къ слону, онъ подалъ ему нѣсколько куссковъ сахару, приговаривая:
— Кушай, Кіуни, кушай дружокъ мой!
Слонъ пробурчалъ что-то въ изъявленіе своего удовольствія, потомъ взявъ Паспарту за поясъ, и обхвативъ его своимъ хоботомъ, онъ поднялъ его до самой своей головы. Паспарту безъ малѣйшаго страха приласкалъ животное, которое тихо опустило его на землю, и на пожатіе хобота честнаго Кіуни, отвѣтомъ было крѣпкое пожатіе руки честнаго малаго. Нѣсколько минутъ спустя Филеасъ Фоггъ, сэръ-Френсисъ Кромарти и Паспарту, занявъ спокойное помѣщеніе въ вагонѣ, въ которомъ самое удобное мѣсто предоставлено было мистрисъ Аудѣ, полетѣли на всѣхъ парахъ къ Бенаресу. Восемьдесятъ миль отдѣляютъ этотъ городъ отъ Аллагабада, и переѣздъ этотъ занялъ два часа времени. Дорогой молодая женщина совершенно пришла въ себя: усыпляющіе пары куреній совершенно разсѣялись. Каково было удивленіе ея, когда она увидѣла себя на желѣзной дорогѣ, въ вагонѣ, одѣтою въ европейское платье и окруженною путешественниками совершенно ей незнакомыми. Прежде всего спутники ея окружили ее попеченіями и подкрѣпили ея силы нѣсколькими каплями питья, затѣмъ генералъ разказалъ ей ея исторію. Онъ выставилъ въ яркомъ свѣтѣ самоотверженіе Филеаса Фогга, который не задумался подвергнуть опасности собственную жизнь для ея спасенія, и развязку событія, которой они обязаны были находчивости Паспарту. Мистеръ Фоггъ во все время разказа не проговорилъ ни слова. Паспарту, ужасно сконфуженный, повторялъ что „не стоитъ и говорить объ этомъ“....
Мистрисъ Ауда съ жаромъ благодарила своихъ спасителей, скорѣе слезами нежели словами. Ея прекрасныя глаза краснорѣчивѣе словъ выражали ея благодарность. Потомъ когда она припомнила сцены сотти и воображеніе ея нарисовало предъ ней индійскую землю, гдѣ столько опасностей ожидали ее впереди, она затрепетала отъ страха. Филеасъ Фоггъ понялъ что́ происходило въ душѣ мистрисъ Ауды, и чтобъ успокоить ее, предложилъ ей, очень холодно впрочемъ, отвезти ее въ Гонъ-Конгъ, гдѣ она пробудетъ до тѣхъ поръ пока дѣло это не уляжется. Мистрисъ Ауда съ признательностію приняла его предложеніе. Въ Гонъ-Конгѣ именно находился одинъ изъ ея родственниковъ, Парсисъ какъ и она, одинъ изъ значительнѣйшихъ негоціантовъ города, который вполнѣ англійскій, хотя и занимаетъ пунктъ на китайскомъ берегу. Въ половинѣ перваго пополудни, поѣздъ остановился на станціи Бенаресъ. Браминскія легенды утверждаютъ что городъ этотъ построенъ на мѣстѣ древняго Кази, который нѣкогда висѣлъ въ пространствѣ между зенитомъ и надиромъ, подобно гробу Магомета. Но въ эту болѣе реалистическую эпоху, Бенаресъ, Аѳины Индіи, по свидѣтельству оріенталистовъ, прозаически стоялъ на землѣ, и Паспарту могъ съ минуту поглядѣть на его коричневыя стѣны, на его плетневыя хижины, придававшія ему унылый видъ, безъ малѣйшаго мѣстнаго колорита. Тамъ-то приходилось остановиться сэръ-Френсису Кромарти. Войска къ которымъ онъ долженъ былъ присоединиться расположены были въ нѣсколькихъ миляхъ къ сѣверу отъ города. Генералъ сталъ прощаться съ Филеасомъ Фоггомъ, желая ему возможнаго успѣха и выражая надежду что онъ будетъ продолжать свое путешествіе менѣе оригинальнымъ, но за то болѣе выгоднымъ для себя образомъ. Мистеръ Фоггъ слегка пожалъ пальцы своего спутника. Привѣтствія мистрисъ Ауды были гораздо задушевнѣе. Она говорила что никогда не забудетъ сколько она обязана сэръ-Френсису Кромарти. Что касается до Паспарту, то послѣдній удостоился настоящаго рукопожатія со стороны генерала. Весь взволнованный, онъ спрашивалъ себя, гдѣ и когда онъ будетъ въ состояніи оказать ему какую-нибудь услугу? Затѣмъ они разстались.
Отъ самаго Бенареса, желѣзнодорожная линія шла отчасти долиною Гангеса. Сквозь стекла вагона, при довольно ясной погодѣ, мелькала разнообразная мѣстность Бегара, горы покрытыя зеленью, поля съ рожью, маисомъ и рисомъ, озера и пруды, населенные зеленоватыми аллигаторами, хорошо содержимыя селенія, все еще зеленѣющіе лѣса. Нѣсколько слоновъ, зебу съ огромными горбами купались въ водахъ священной рѣки, а также, несмотря на позднее время года и уже холодную температуру, цѣлыя вереницы Индусовъ обоего пола ревностно исполняли свои священныя омовенія. Эти правовѣрные, ожесточенные враги буддизма, суть горячіе приверженцы браминской религіи, воплощающейся въ трехъ лицахъ: Вишну, Шивы и Брамы. Но какими глазами Брама, Шива и Вишну должны были взирать на эту Индію, нынѣ британизованную, когда пароходъ пролеталъ шумя колесами и возмущалъ священныя воды Гангеса, вспугивая чаекъ, летающихъ по его поверхности, и черепахъ ползающихъ по берегамъ и благочестивый народъ распростертый вдоль береговъ же. Вся эта панорама проносилась какъ молнія, и часто облако бѣлаго дыма скрадывало подробности ея. Путешественники едва могли различить фортъ Гунаръ, въ двадцати миляхъ къ юго-востоку отъ Бенареса, бывшій нѣкогда крѣпостью Бегарскихъ раджей; Газепуръ съ его значительными фабриками розовой воды; могилу лорда Корнваллиса, возвышающуюся на лѣвомъ берегу Гангеса; укрѣпленный городъ Буксаръ; Патну, большой промышленный и торговый городъ, гдѣ находится главный рынокъ опіума въ Индіи; Монгиръ, болѣе чѣмъ европейскій городъ, англійскій подобно Манчестеру и Бирмингаму, славящійся своими желѣзными заводами, своими фабриками желѣзныхъ инструментовъ и холоднаго оружія, высокія трубы котораго застилали чернымъ дымомъ небеса Брамы, словомъ, то было путешествіе въ странѣ сновидѣній. Потомъ наступила ночь, и посреди рыканія тигровъ, медвѣдей, волковъ, разбѣгавшихся при видѣ локомотива, поѣздъ летѣлъ со всевозможною быстротой, и уже не видно было болѣе ничего изъ чудесъ Бенгаліи, — ни Голконды, ни развалинъ Гоура, ни Муршедабада, нѣкогда бывшаго столицей, ни Бордвана, ни Гугли, ни Шандернагора, этого французскаго пункта индійской территоріи, на которомъ Паспарту съ гордостью увидѣлъ бы развѣвающееся знамя своей родины. Наконецъ въ семь часовъ утра, они достигли Калькутты. Пакетботъ отплывавшій въ Гонъ-Конгъ долженъ былъ сняться съ якоря только въ полдень. Филеасъ Фоггъ имѣлъ предъ собой еще пять часовъ времени. Согласно своему вычисленію, этотъ джентльменъ долженъ былъ прибыть въ столицу Индіи 25го октября, двадцать три дня спустя послѣ отъѣзда изъ Лондона, и онъ очутился здѣсь въ назначенный день. Стало-быть они пріѣхали не раньше и не позднѣе. Къ несчастью, два дня, выигранные имъ на пути отъ Лондона до Бомбея, были потеряны, какъ уже извѣстно читателю, при переправѣ черезъ Индійскій полуостровъ, но надо полагать что Филеасъ Фоггъ объ нихъ не пожалѣлъ.
Поѣздъ остановился у станціи. Паспарту вышелъ изъ вагона первый, и за нимъ послѣдовалъ мистеръ Фоггъ, помогавшій своей молодой спутницѣ сойти на платформу. Филеасъ Фоггъ намѣревался прямо отправиться на гонконгскій пароходъ, чтобъ устроить тамъ комфортабельно мистрисъ Ауду, которую онъ не хотѣлъ оставлять пока она будетъ находиться въ странѣ столь для нея опасной.
Въ ту минуту когда мистеръ Фоггъ готовился выйти изъ станціи, къ нему подошелъ полисменъ и сказалъ:
— Мистеръ Филеасъ Фоггъ?
— Точно такъ.
— А этотъ человѣкъ вашъ слуга? продолжалъ полисменъ, указывая на Паспарту.
— Да.
— Пожалуйте за мною оба.
Мистеръ Фоггъ не сдѣлалъ ни малѣйшаго движенія которое бы выразило что его удивила подобная остановка. Агентъ этотъ былъ представителемъ закона, а для каждаго Англичанина законъ есть дѣло священное. Паспарту съ своими французскими привычками вздумалъ было разсуждать, но полисменъ коснулся его своею палочкой, а Филеасъ Фоггъ сдѣлалъ ему знакъ что онъ долженъ повиноваться.
— Эта молодая дама можетъ слѣдовать за нами? спросилъ мистеръ Фоггъ.
— Безпрепятственно, отвѣчалъ полисменъ.
Полисменъ проводилъ мистера Фогга, мистрисъ Ауду и Паспарту къ палькигари, нѣчто въ родѣ четверомѣстной кареты, запряженной парою лошадей. Она двинулась, и въ продолженіи 20ти-минутнаго переѣзда никто не произнесъ ни слова. Экипажъ проѣхалъ сначала по „черному городу“, съ узкими улицами, по обѣимъ сторонамъ которыхъ тянулись ряды шалашей, служащихъ пріютомъ туземному населенію, грязному и покрытому лохмотьями, потомъ по „европейскому городу“, обстроенному каменными домами, окруженными группами кокосовыхъ пальмъ, и по которому, несмотря на ранній часъ, уже разъѣзжали щеголеватые всадники и великолѣпные экипажи.
Экипажъ остановился у дома простой наружности, но видимо не предназначеннаго для частнаго жилища. Полисменъ проводилъ своихъ плѣнниковъ въ комнату, окна которой были съ желѣзными рѣшетками, и сказалъ имъ:
— Въ половинѣ 9го вы явитесь предъ судьею, мистеромъ Обадіа.
Потомъ онъ заперъ дверь и удалился.
— Вотъ мы и попались! воскликнулъ Паспарту, падая на стулъ.
Мистрисъ Ауда обратилась тотчасъ же къ мистеру Фоггу и голосомъ обнаруживавшимъ сдерживаемое волненіе, сказала ему:
— Вы должны оставить меня, сэръ! Васъ преслѣдуютъ за меня, за то что вы меня спасли!
Филеасъ Фоггъ отвѣчалъ что это невозможно. Нельзя допустить чтобы причиной задержки было ея освобожденіе. Какимъ образомъ истцы осмѣлились бы предъявить свою жалобу? Тутъ есть недоразумѣніе. Мистеръ Фоггъ присовокупилъ что ни въ какомъ случаѣ не оставитъ молодой женщины и проводитъ ее въ Гонъ-Конгъ.
— Но пароходъ отходитъ въ полдень! замѣтилъ Паспарту.
— До полудня мы будемъ на пароходѣ, спокойно отвѣчалъ невозмутимый джентльменъ.
Это было сказано такъ опредѣленно что Паспарту не могъ не сказать самъ себѣ: „Чортъ возьми, должно-быть такъ! До полудня мы будемъ на пароходѣ!“ Но въ глубинѣ души онъ былъ далеко въ томъ не увѣренъ.
Въ половинѣ 9го дверь комнаты отворилась. Снова появился полисменъ и ввелъ плѣнниковъ въ сосѣднюю залу. То была камера судьи, наполненная уже довольно многочисленною публикой, состоявшею изъ Европейцевъ и туземцевъ.
Мистеръ Фоггъ, мистрисъ Ауда и Паспарту сѣли на скамью насупротивъ креселъ назначенныхъ для судьи и секретаря. Судья этотъ, мистеръ Обадіа, тотчасъ же вошелъ въ сопровожденіи секретаря. То былъ толстый, почти круглый человѣчекъ. Онъ снялъ парикъ висѣвшій на гвоздѣ и ловко надѣлъ его на себя.
— Первое дѣло! сказалъ онъ, — но потомъ поднявъ руку къ головѣ, прибавилъ: — Э! да это не мой парикъ!
— Точно такъ, мистеръ Обадіа, это мой, отвѣчалъ секретарь.
— Любезный мистеръ Ойстерлофъ! Какимъ образомъ вы хотите чтобы судья могъ постановить дѣльный приговоръ въ секретарскомъ парикѣ?
Произошелъ обмѣнъ париковъ. Во время этихъ переговоровъ Паспарту кипѣлъ нетерпѣніемъ, ибо стрѣлка, какъ ему казалось, двигалась съ необыкновенною быстротой на большихъ часахъ судейской камеры.
— Первое дѣло! повторилъ снова судья Обадіа.
— Филеасъ Фоггъ! произнесъ секретарь Ойстерлофъ.
— Здѣсь! отвѣчалъ мистеръ Фоггъ.
— Паспарту!
— Здѣсь! отвѣчалъ Паспарту.
— Хорошо! сказалъ судья Обадіа. — Вотъ уже два дня, обвиняемые, какъ васъ ожидаютъ со всѣми бомбейскими поѣздами.
— Но въ чемъ же насъ обвиняютъ? спросилъ съ нетерпѣніемъ Паспарту.
— Вы сейчасъ узнаете, отвѣчалъ судья.
— Г. судья, сказалъ тогда мистеръ Фоггъ, — я англійскій подданный и имѣю право…
— А развѣ нарушено было подобающее вамъ уваженіе? спросилъ мистеръ Обадіа.
— Нисколько.
— Хорошо! Введите истцовъ.
По приказанію судьи дверь отворилась и судебный приставъ ввелъ трехъ индусскихъ жрецовъ.
— Такъ и есть! пробормоталъ Паспарту, — это негодяи собиравшіеся сжечь нашу молодую даму!
Жрецы стояли предъ судьей, и секретарь громкимъ голосомъ прочелъ жалобу въ оскорбленіи святыни, формулованную противъ мистера Филеаса Фогга и его слуги, обвиняемыхъ въ оскверненіи мѣста посвященнаго браминской вѣрѣ.
— Вы слышали? спросилъ судья мистера Фогга.
— Слышалъ, отвѣчалъ мистеръ Фоггъ, смотря на часы, — и признаюсь.
— А, вы признаетесъ?..
— Признаюсь и ожидаю чтобъ эти три жреца также признались что́ они намѣрены были сдѣлать въ пагодѣ Пиладжи.
Жрецы посмотрѣли другъ на друга. Они, казалось, не поняли словъ обвиняемаго.
— Конечно! воскликнулъ съ горячностію Паспарту, — въ пагодѣ Пиладжи, предъ которою они собирались сжечь свою жертву.
Новое недоумѣніе жрецовъ и глубокое изумленіе судьи Обадіа.
— Какую жертву? спросилъ онъ. — Кого сжечь? Посреди города Бомбея.
— Бомбея! воскликнулъ Паспарту.
— Конечно, дѣло идетъ не о пагодѣ Пиладжи, а о пагодѣ Малебаръ-Гилля въ Бомбеѣ.
— И въ качествѣ улики вотъ башмаки святотатца, присовокупилъ секретарь, выставляя у себя на бюро пару башмаковъ.
— Мои башмаки! воскликнулъ Паспарту, который, внѣ себя отъ изумленія, не могъ удержаться отъ этого возгласа.
Не трудно догадаться почему ошиблись и господинъ, и слуга. Дѣло въ бомбейской пагодѣ они забыли, а за него именно ихъ и призвали предъ калькутскаго судью.
И дѣйствительно, агентъ Фиксъ понялъ всю выгоду которую онъ могъ извлечь для себя изъ этого злополучнаго дѣла. Отсрочивъ свой отъѣздъ на 12 часовъ, онъ отправился на совѣщаніе съ жрецами Малебаръ-Гилля; онъ обѣщалъ имъ взысканіе большой пени, зная что правительство строго наказываетъ за подобные проступки, потомъ со слѣдующимъ поѣздомъ отправилъ ихъ въ погоню за святотатцами.
Въ промежутокъ времени пока наши путешественники спасали молодую вдову, Фиксъ и Индусы прибыли въ Калькутту, прежде Фогга и его слуги, которыхъ судьи, предупрежденные телеграммой, должны были задержать при выходѣ изъ вагона. Можно представить себѣ отчаяніе Фикса, когда онъ узналъ что Филеасъ Фоггъ не пріѣзжалъ еще въ Калькутту! Онъ долженъ былъ предполагать что его „воръ“, остановившись на одной изъ станцій Peninsular-Railway укрылся въ сѣверныхъ провинціяхъ. Въ продолженіи 24хъ часовъ Фиксъ съ смертельнымъ безпокойствомъ выжидалъ его на станціи. Какова же была его радость, когда въ это утро, онъ увидѣлъ его выходящимъ изъ вагона, правда въ сопровожденіи молодой женщины, присутствія которой онъ никакъ не могъ объяснить себѣ. Онъ тотчасъ же отправилъ къ нимъ полисмена, и вотъ какимъ образомъ, мистеръ Фоггъ, Паспарту и вдова раджи Бунделькундскаго были приведены къ судьѣ Обадіа.
А еслибы Паспарту былъ не такъ занятъ своимъ дѣломъ, то онъ замѣтилъ бы въ углу камеры сыщика, слѣдившаго за преніями съ интересомъ, который не трудно понять, ибо въ Калькуттѣ, также какъ и въ Бомбеѣ и въ Суэзѣ, у него еще не было приказа о задержаніи.
Судья Обадіа записалъ въ протоколъ признаніе, вырвавшееся у Паспарту, который отдалъ бы все на свѣтѣ, чтобы воротить свои опрометчивыя слова.
— Факты признаны? спросилъ судья.
— Признаны, холодно отвѣчалъ мистеръ Фоггъ.
— Принимая въ соображеніе, продолжалъ судья, — что́ индійскій законъ имѣетъ въ виду одинаково строго и равномѣрно покровительствовать всѣмъ религіямъ населеній Индіи, и что вышерѣченный Паспарту сознался въ оскверненіи святотатственною ногой помоста пагоды Малебаръ-Гилля въ Бомбеѣ, 20го октября, присуждается означенный Паспарту къ пятнадцатидневному тюремному заключенію и къ пенѣ въ 300 фунтовъ.
— Триста фунтовъ! воскликнулъ Паспарту, который тронутъ былъ только пеней.
— Молчать! рѣзко замѣтилъ судебный приставъ.
— И, продолжалъ судья Обадіа, — принимая въ соображеніе что не доказано матеріально, чтобы не было соглашенія между слугой и господиномъ, что во всякомъ случаѣ послѣдній долженъ подлежать отвѣтственности за дѣйствія служителя, состоящаго у него на жалованьѣ, означенный Филеасъ Фоггъ присуждается къ восьмидневному тюремному заключенію и къ пенѣ 150 фунтовъ. Секретарь! другое дѣло!
Фиксъ въ углу своемъ таялъ отъ удовольствія. Филеасъ Фоггъ задержанъ въ Калькуттѣ на восемь дней — въ это время приказъ о задержаніи будетъ непремѣнно полученъ!
Паспарту не могъ опомниться. Этотъ приговоръ былъ раззореніемъ для его господина. Потеря пари въ 20.000 фунтовъ, и все это потому только что онъ, какъ истый зѣвака, забрался въ эту проклятую пагоду!
Филеасъ Фоггъ, владѣя совершенно собою, какъ будто приговоръ и не касался до него, не шевельнулъ даже бровью. Но въ то время когда секретарь готовился перейти къ другому дѣлу, сказалъ:
— Предлагаю залогъ.
— Это ваше право, отвѣтилъ судья.
Фиксъ почувствовалъ что у него мурашки заходили по спинѣ, но онъ успокоился, услышавъ что́ судья, „принимая въ соображеніе что Филеасъ Фоггъ и его слуга иностранцы“, назначилъ на каждаго огромную сумму въ тысячу фунтовъ.
Мистеру Фоггу приходилось выплатить 2.000 фунтовъ, если онъ желалъ освободиться отъ наказанія.
— Я плачу, сказалъ этотъ джентльменъ, и изъ мѣшка, бывшаго въ рукахъ у Паспарту, онъ вынулъ связку банковыхъ билетовъ и положилъ ихъ на бюро секретаря.
— Сумма эта будетъ вамъ возвращена по выходѣ изъ тюрьмы, сказалъ судья, — а теперь вы свободны.
— Пойдемъ, сказалъ Филеасъ Фоггъ своему слугѣ.
— Да хоть бы мнѣ отдали мои башмаки! воскликнулъ съ яростью Паспарту.
Башмаки ему отдали.
— Дорого-таки они стоятъ, бормоталъ онъ, — по тысячѣ фунтовъ каждый! Да еще ноги жмутъ.
Паспарту съ самымъ жалкимъ видомъ послѣдовалъ за мистеромъ Фоггомъ, который предложилъ свою руку молодой женщинѣ. Фиксъ надѣялся еще что его воръ ни въ какомъ случаѣ не рѣшится потерять двухъ тысячъ фунтовъ и что онъ отсидитъ свои восемь дней въ тюрьмѣ. Поэтому онъ и бросился въ слѣдъ за Фоггомъ.
Мистеръ Фоггъ взялъ карету, въ которую тотчасъ же сѣлъ вмѣстѣ съ мистрисъ Ауда и съ Паспарту. Фиксъ побѣжалъ за каретой, которая вскорѣ остановилась у набережной.
Въ полумилѣ отъ берега на рейдѣ стоялъ Рангунъ съ флагомъ обозначающимъ отплытіе. Пробило одиннадцать часовъ. У мистера Фогга оставался часъ впереди. Фиксъ видѣлъ какъ онъ вышелъ изъ кареты и сѣлъ въ лодку съ мистрисъ Аудой и съ своимъ слугой. Сыщикъ топнулъ ногой о землю и воскликнулъ: „Проклятый! уѣзжаетъ! Двѣ тысячи фунтовъ ни почемъ! Щедръ, какъ воръ! О, я буду слѣдить за нимъ до конца свѣта, если понадобится, но судя по тому какъ онъ путешествуетъ, у него скоро ничего не останется отъ украденной суммы.“
Полицейскій инспекторъ разсуждалъ основательно. И въ самомъ дѣлѣ, съ тѣхъ поръ какъ Филеасъ Фоггъ оставилъ Лондонъ, онъ уже издержалъ на путешествіе, на преміи, на покупку слона и на судебный залогъ до 5.000 фунтовъ, и на такую сумму уменьшился капиталъ проценты съ котораго были обѣщаны сыщикамъ при возвращеніи похищеннаго.
Рангунъ, одинъ изъ пакетботовъ которые Полуостровная и Восточная Компанія употребляетъ для рейсовъ по морямъ Китайскому и Японскому былъ желѣзный винтовой пароходъ вмѣстимостью до тысячи семисотъ семидесяти тоннъ, съ номинальною силой четырехсотъ лошадей. По скорости онъ не уступалъ Монголіи, но далеко не былъ такъ комфортабеленъ, и мистрисъ Ауда не могла пользоваться вполнѣ покойнымъ помѣщеніемъ, какъ бы того желалъ Филеасъ Фоггъ. Но путешествіе могло продлиться не болѣе одиннадцати или двѣнадцати дней, и къ тому же молодая женщина оказалась очень неприхотливою спутницей.
Въ первые дни переѣзда мистрисъ Ауда ближе познакомилась съ Филеасомъ Фоггомъ. Она при всякомъ удобномъ случаѣ выказывала ему живѣйшую признательность. Флегматичный джентльменъ выслушивалъ ее повидимому съ величайшимъ равнодушіемъ, не обнаруживая ни малѣйшаго волненія ни въ голосѣ, ни въ обращеніи. Онъ заботился объ удобствахъ молодой женщины. Въ извѣстные часы онъ аккуратно являлся если не разговаривать, то по крайней-мѣрѣ слушать ее. Онъ былъ съ ней чрезвычайно учтивъ, хотя движенія его напоминали автомата. Мистрисъ Ауда смотрѣла на него съ недоумѣніемъ; Паспарту передалъ ей нѣкоторыя подробности объ экцентричности своего господина и сообщилъ ей о пари побудившемъ его предпринять кругосвѣтное путешествіе. Мистрисъ Ауда улыбнулась, но Филеасъ Фоггъ спасъ ей жизнь, и чувство благодарности не допустило бы ее перемѣнить о немъ мнѣніе.
Мистрисъ Ауда подтвердила трогательный разказъ индійскаго проводника. Она дѣйствительно принадлежала къ племени занимающему первое мѣсто между племенами туземцевъ. Многіе Парсисы-негоціанты составляютъ себѣ состояніе въ Индіи посредствомъ торговли хлопкомъ. Одинъ изъ такихъ негоціантовъ, сэръ-Джемсъ Джеджибой возведенъ былъ англійскимъ правительствомъ въ дворянское достоинство, а мистрисъ Ауда была родственницей этого богача, жившаго въ Бомбеѣ. Въ настоящее время она ѣхала въ Гонъ-Конгъ, къ родственнику сэръ-Джемса, достопочтенному Джеджибу. Могла ли она надѣяться найти у него убѣжище и покровительство? Мистеръ Фоггъ увѣрялъ ее что она можетъ быть спокойна, что все устроится математически. Таково было его собственное выраженіе.
Понимала ли молодая женщина это ужасное слово? Мы не беремся рѣшить этотъ вопросъ. Но большіе глаза ея при этомъ разговорѣ устремились на мистера Фогга; большіе глаза ея были „прозрачны какъ священныя озера Гималайскія!“ Но мистеръ Фоггъ, по обыкновенію, остававшійся непроницаемымъ, не былъ способенъ броситься въ подобное озеро!
Первая часть переѣзда совершилась благололучно. Погода была благопріятна. На протяженіи всего залива извѣстнаго подъ названіемъ Бенгальскихъ Брассовъ Рангунъ не встрѣтилъ никакихъ препятствій на своемъ пути. Вскорѣ взорамъ пассажировъ представилась живописная вершина Саддль-Пикъ, возвышавшаяся на двѣ тысячи четыреста футовъ надъ Большимъ-Андаманомъ, главнымъ островомъ группы этого имени.
Пароходъ подошелъ довольно близко къ острову, но дикихъ Папуазовъ, населяющихъ его, не было видно. Это племя стоитъ на самой низкой степени развитія, но тѣмъ не менѣе многіе ошибочно причисляютъ его къ людоѣдамъ.
Андаманскіе острова представляли собою чрезвычайно живописное зрѣлище. Обширные пальмовые, бамбуковые, мускатовые, тиковые лѣса, высокій папоротникъ и мимозы покрывали берега, а изъ-за нихъ виднѣлись вершины горъ. У береговъ летали тысячи саланганъ, гнѣзда которыхъ составляютъ любимое кушанье жителей Небесной Имперіи. Но это пестрое зрѣлище, представляемое группой Андаманъ, быстро пронеслось мимо пассажировъ Рангуна, направившагося къ Малаккскому проливу, чрезъ который ему предстояло вступить въ Китайское море.
Что́ же дѣлалъ во время описываемаго нами переѣзда инспекторъ Фиксъ, столь неожиданно вовлеченный въ кругосвѣтное плаваніе? При отъѣздѣ изъ Калькутты и въ началѣ плаванія онъ удачно укрывался отъ взоровъ Паспарту, и надѣялся остаться незамѣченнымъ до самаго прибытія въ Гонъ-Конгъ. Его присутствіе на Рангунѣ не могло не возбудить подозрѣній въ Паспарту, предполагавшемъ что онъ находится въ Бомбеѣ. Но обстоятельства заставили его возобновить знакомство со служителемъ мистера Фогга.
Всѣ надежды, всѣ желанія полицейскаго инспектора сосредоточивались въ настоящее время на одной точкѣ земнаго шара: на Гонъ-Конгѣ. Здѣсь онъ долженъ былъ во что́ бы то ни стало остановить вора, иначе послѣдній могъ ускользнуть отъ него навсегда.
Дѣйствительно Гонъ-Конгъ былъ послѣднимъ англійскимъ владѣніемъ по которому проходилъ предстоявшій путь. Китай, Японія, Америка представляли безопасныя убѣжища для Филеаса Фогга. Въ Гонъ-Конгѣ же, по полученіи приказа объ арестѣ, очевидно слѣдовавшаго за нимъ, Фиксъ безо всякаго затрудненія могъ остановить Фогга и предать его въ руки мѣстнаго правосудія. Но за Гонъ-Конгомъ простаго приказа уже будетъ недостаточно; безъ акта о выдачѣ нельзя будетъ остановить вора, который воспользуется замедленіемъ, чтобъ окончательно скрыться, такъ что еслибы задержаніе его въ Гонъ-Конгѣ не состоялось, то Фиксъ не могъ бы болѣе надѣяться на исполненіе своихъ надеждъ.
„Итакъ, говорилъ говорилъ себѣ Фиксъ, проводившій цѣлые дни въ своей каютѣ, если мнѣ не удастся арестовать этого мошенника въ Гонъ-Конгѣ, то я долженъ какъ-нибудь задержать его отъѣздъ. Онъ ускользнулъ отъ меня въ Бомбеѣ, узкользнулъ въ Калькуттѣ, и если онъ ускользнетъ въ Гонъ-Конгѣ, то моя репутація пропала! Во что́ бы ни стало, онъ долженъ быть задержанъ. Но къ какому средству прибѣгнуть, въ случаѣ если надо будетъ замедлить отъѣздъ этого проклятаго Фогга?“
Послѣднее затрудненіе навело Фикса на мысль признаться во всемъ Паспарту и открыть ему кто былъ его господинъ, который вѣроятно не сдѣлалъ его своимъ соучастникомъ. Паспарту изъ опасенія также попасть въ руки правосудія, конечно, принялъ бы его сторону. Но во всякомъ случаѣ къ подобному средству можно было прибѣгнуть только въ крайности. Одно слово Паспарту могло разстроить всѣ его планы.
Полицейскій инспекторъ пришелъ въ большое затрудненіе, когда увидѣлъ на Рангунѣ въ обществѣ Филеаса Фога мистрисъ Ауду.
Кто была эта женщина? Какія обстоятелъства свели ее съ Фоггомъ? Очевидно онъ встрѣтилъ ее на пути изъ Бомбея въ Калькутту. Но въ какомъ мѣстѣ? И простая ли случайностъ свела Филеаса Фогга съ молодою путешественницей? Не было ли цѣлью путешествія этого джентльмена по Индіи свиданіе съ его очаровательною собесѣдницей? Что послѣдняя была очаровательна Фиксъ зналъ очень хорошо, потому что онъ внимательно разглядывалъ ее во время засѣданія Калькутскаго трибунала!
Не трудно себѣ представить до какой степени полицейскій инспекторъ заинтересованъ былъ этою встрѣчей. Не было ли тутъ преступнаго похищенія? Мысль эта засѣла въ головѣ Фикса, и онъ быстро сообразилъ всю пользу которую онъ могъ извлечь для себя изъ подобнаго обстоятельства. Была ли похищенная особа замужемъ или нѣтъ, во всякомъ случаѣ похититель, остановленный въ Гонъ-Конгѣ, не могъ бы одними деньгами избавиться отъ преслѣдованія правосудія.
Но разрѣшеніе дѣла нельзя откладывать до прибытія Рангуна въ Гонъ-Конгъ. Этотъ Фоггъ имѣетъ проклятую привычку перескакивать съ одного судна на другое, такъ что прежде чѣмъ возможно будетъ предать его въ руки правосудія, онъ можетъ исчезнуть изъ виду.
Слѣдовательно необходимо было заранѣе предупредить англійскія власти и приготовить ихъ къ задержанію рангунскаго пассажира, не дожидаясь высадки на берегъ. Подобное же предупрежденіе было возможно вслѣдствіе того что пакетботъ долженъ остановиться въ Сингапурѣ, а изъ Сингапура на китайскій берегъ проведенъ телеграфъ.
Но прежде чѣмъ предпринять что-либо, Фиксъ рѣшился разспросить Паспарту. Онъ предполагалъ что его не трудно будетъ заставить разговориться и рѣшился нарушить свое инкогнито. Но Рангунъ уже 1го ноября, слѣдовательно на другой день, долженъ былъ пристать къ Сингапуру, и Фиксу приходилось немедленно привести въ исполненіе свое намѣреніе.
Въ тотъ же день онъ рѣшился выйти изъ своей каюты и вышелъ на палубу съ намѣреніемъ предупредить изумленіе Паспарту. Послѣдній прогуливался взадъ и впередъ на носу парохода, какъ вдругъ инспекторъ явился предъ нимъ съ восклицаніемъ:
— И вы, сэръ, также ѣдете на Рангунѣ!
— Мистеръ Фиксъ также путешествуетъ! отвѣчаетъ Паспарту, крайне удивленный при видѣ своего прежняго спутника, съ которымъ онъ разстался въ Бомбеѣ. — Вы предполагали остаться въ Бомбеѣ, и вдругъ мы снова встрѣчаемся на пути въ Гонъ-Конгъ! Вы вѣроятно также намѣреваетесь совершить кругосвѣтное путешествіе?
— О, нѣтъ, отвѣчаетъ Фиксъ, — я намѣренъ остаться въ Гонъ-Конгѣ, по крайней мѣрѣ на нѣсколько дней.
— Но какъ же я ни разу не видалъ васъ со времени отъѣзда изъ Калькутты? спросилъ Паспарту, удивленный повидимому.
— Я былъ нездоровъ, я страдалъ морскою болѣзнью и до сихъ поръ не вставалъ съ постели. Бенгальскій заливъ оказывается менѣе благопріятнымъ для моего здоровья чѣмъ Индійскій Океанъ. А что́ подѣлываетъ вашъ господинъ, мистеръ Филеасъ Фоггъ?
— Онъ совершенно здоровъ и такъ же неизмѣненъ, какъ предположенный имъ путь. Мы не опоздали ни на одинъ день! А, мистеръ Фиксъ, вы еще не знаете что съ нами ѣдетъ молодая дама!
— Дама? повторилъ полицейскій, съ видомъ величайшаго недоумѣнія.
Но Паспарту не долго оставлялъ его въ недоумѣніи. Онъ разказалъ ему о приключеніи въ Бомбейской пагодѣ, о пріобрѣтеніи слона за двѣ тысячи фунтовъ, о сотти, о похищеніи Ауды, о приговорѣ калькуттскаго судьи и объ освобожденіи съ преставленіемъ залога. Фиксъ, знакомый съ послѣднею частью разказа, выслушалъ его до конца какъ будто не имѣлъ ни малѣйшаго понятія о сообщаемыхъ ему событіяхъ, между тѣмъ какъ Паспарту съ наслажденіемъ дѣлился своими приключеніями со внимательнымъ слушателемъ.
— Не имѣетъ ли вашъ господинъ намѣренія увезти свою спутницу въ Европу? спросилъ Фиксъ по окончаніи разказа.
— О, нѣтъ, мистеръ Фиксъ. Мы веземъ ее въ Гонъ-Конгъ къ ея родственнику, богатому гонконгскому негоціанту.
— Нечего дѣлать! подумалъ сыщикъ, стараясь скрыть свою досаду. — Хорошо бы выпить по рюмкѣ джину, мистеръ Паспарту.
— Съ удовольствіемъ, мистеръ Фиксъ. Надѣюсь что можно выпить и больше, по случаю нашей встрѣчи на Рангунѣ!
Съ тѣхъ поръ Паспарту часто встрѣчался съ Фиксомъ, но послѣдній избѣгалъ его и болѣе не пытался съ нимъ разговаривать. Онъ раза два мелькомъ видѣлъ мистера Фогга, который часто посѣщалъ большую залу Рангуна, для бесѣды съ мистрисъ Аудой или для игры въ вистъ, попрежнему составлявшей для него потребность.
Паспарту между тѣмъ размышлялъ о странной случайности вторично сводившей его господина съ Фиксомъ. И дѣйствительно нельзя было не удивляться тому что этотъ почтенный джентльменъ встрѣчается съ ними въ Суэзѣ, ѣдетъ вмѣстѣ съ ними на Монголіи, высаживается въ Бомбеѣ, снова попадается имъ на Рангунѣ и также ѣдетъ въ Гонъ-Конгъ, не уклоняясь ни на шагъ отъ пути его господина. Странное стеченіе обстоятельствъ! Что́ нужно было этому Фиксу? Паспарту готовъ былъ побиться объ закладъ на свои туфли, которыя онъ тщательно берегъ, что этотъ Фиксъ уѣдетъ изъ Гонъ-Конга вмѣстѣ съ ними и, по всей вѣроятности, на одномъ съ ними пакетботѣ.
Паспарту могъ бы продумать цѣлую вѣчность и все-таки не могъ бы угадать какое порученіе возложено было на полицейскаго агента. Ему не могло придти въ голову что Филеаса Фогга преслѣдуютъ какъ вора. Но такъ какъ человѣческой натурѣ свойственно отыскивать объясненіе всему для него непонятному, то и Паспарту внезапно напалъ на предположеніе весьма правдоподобное. Фиксъ долженъ былъ быть агентомъ товарищей мистера Фогга по Реформъ-Клубу, желавшихъ убѣдиться въ томъ что онъ дѣйствительно предпринялъ кругосвѣтное путешествіе, согласно условіямъ пари.
„Да, да, говорилъ себѣ преданный служитель, чрезвычайно довольный своею проницательностъю. Это шпіонъ! Какъ недостойно прибѣгать къ подобнымъ мѣрамъ! Мистеръ Фоггъ такой честный, такой почтенный человѣкъ! Посылать за нимъ шпіона! О, господа члены Реформъ-Клуба, это вамъ не обойдется даромъ.“
Паспарту былъ въ восторгѣ отъ сдѣланнаго имъ открытія; онъ рѣшился не сообщать ничего своему господину, который могъ бы оскорбиться недовѣріемъ своихъ противниковъ. Но Фикса онъ намѣренъ былъ при случаѣ допросить.
Въ среду, 30го октября, Рангунъ среди дня вступилъ въ Малаккскій проливъ, отдѣляющій полуостровъ Малакку отъ Суматры. Маленькіе острова, въ высшей степени живописные и утесистые, заслоняли собою большой островъ.
На другой день, въ четыре часа утра, на нѣсколько часовъ ранѣе противъ положеннаго срока, Рангунъ достигъ Сингапура, гдѣ онъ долженъ былъ запастись углемъ.
Филеасъ Фоггъ записалъ это раннее прибытіе на приходъ, и на этотъ разъ вышелъ на берегъ, такъ какъ мистрисъ Ауда изъявила желаніе прогуляться.
Фиксъ, которому каждое движеніе Фогга казалось подозрительнымъ, слѣдовалъ за нимъ издали. Онъ боялся чтобы преслѣдуемый имъ воръ не вздумалъ поселиться въ странѣ не подвластной Англіи, и тѣмъ разстроить всѣ его надежды.
Что касается Паспарту, то онъ, подсмѣиваясь надъ продѣлками Фикса, отправился за необходимыми покупками.
Островъ Сингапуръ не представляетъ величественнаго зрѣлища. Онъ не великъ и не имѣетъ горъ, но перерѣзанъ прекрасными дорогами. Мистрисъ Ауда и Филеасъ Фоггъ помѣстились въ красивомъ экипажѣ, запряженномъ маленькими бойкими лошадками, и понеслись между непроницаемою зеленью высокихъ пальмъ, перемѣшанныхъ съ кустами гвоздики. Мѣстами перцовый кустарникъ замѣнялъ колючіе европейскіе заборы, мускатныя деревья распространяли въ воздухѣ пріятный ароматъ, пальмы-саго и высокіе папортники дополняли картину тропической растительности. Повременамъ между деревьевъ показывались обезьяны, и изъ лѣсной чащи раздавалось рычаніе тигровъ.
Послѣ двухчасовой прогулки, мистрисъ Ауда и ея спутникъ, который повидимому не обращалъ ни мало вниманія на окружающіе его предметы, возвратились въ городъ, представлявшій собою огромное собраніе массивныхъ, некрасивыхъ домовъ, окруженныхъ восхитительными садиками, изобилующими деревьями мангу, ананасами и другими плодами.
Въ десять часовъ вечера они возвратились на пароходъ, подъ наблюденіемъ инспектора, который, для того чтобы не терять ихъ изъ виду, также принужденъ былъ нанять экипажъ.
Паспарту ожидалъ ихъ на палубѣ Рангуна. Онъ купилъ нѣсколько десятковъ мангу, нѣжный, бѣлый плодъ которыхъ чрезвычайно вкусенъ; снаружи они величиною съ яблоко, и внѣшняя оболочка ихъ коричневаго цвѣта съ наружной и ярко-краснаго съ внутренней стороны. Паспарту поднесъ ихъ мистрисъ Аудѣ, которая очень мило его поблагодарила.
Въ одиннадцать часовъ, Рангунъ, снабженный углемъ, снова отправился въ путь, и нѣсколько часовъ спустя пассажиры уже теряли изъ виду высокія горы Малакки, лѣса которой изобилуютъ самыми красивыми тиграми на всемъ земномъ шарѣ.
Сингапуръ лежитъ на разстояніи тысячи трехсотъ миль отъ острова Гонъ-Конга, небольшой англійской территоріи у береговъ Китая. Филеасъ Фоггъ могъ употребить на этотъ переѣздъ не больше шести дней, чтобы попасть на пароходъ отправлявшійся 6го ноября изъ Гонъ-Конга въ Йокагаму, одинъ изъ главныхъ портовъ Японіи.
Въ Сингапурѣ Рангунъ наполнился пассажирами, Индусами, Цейлонцами, Китайцами, Малайцами и Португальцами, которые большею частью занимали мѣста втораго класса.
Съ послѣднею четвертью луны погода измѣнилась. Море было бурно. Но сильный вѣтеръ по счастью дулъ съ юго-запада и благопріятствовалъ плаванію парохода. Капитанъ прибѣгалъ къ парусамъ, и Рангунъ летѣлъ вдвое быстрѣе съ помощью паровъ и вѣтра. Такимъ образомъ онъ пронесся мимо береговъ анамскихъ и кохинхинскихъ.
Но такое плаваніе было чрезвычайно утомительно для пассажировъ и гибельно дѣйствовало на ихъ здоровье. Рангунъ, какъ и вообще всѣ пароходы Восточной Компаніи плавающіе по Китайскому морю, имѣлъ весьма важный недостатокъ; онъ слишкомъ глубоко сидѣлъ въ водѣ при полномъ грузѣ, „тонулъ“, какъ выражались моряки. Вслѣдствіе этого въ дурную погоду капитанъ Рангуна долженъ былъ принимать извѣстныя предосторожности и ложиться въ дрейфъ, уменьшая силу пара. Подобная потеря времени повидимому нисколько не тревожила Филеаса-Фогга, между тѣмъ какъ Паспарту выходилъ изъ себя отъ нетерпѣнія. Онъ обвинялъ и капитана, и механика, и всю компанію и посылалъ къ чорту всѣхъ тѣхъ которые, не зная дѣла, берутся перевозить путешественниковъ. Быть-можетъ нетерпѣніе его увеличивалось воспоминаніемъ о газовомъ рожкѣ горѣвшемъ на его счетъ въ Савиль-Роу.
— Вы, кажется, съ нетерпѣніемъ ожидаете прибытія въ Гонъ-Конгъ? спросилъ у него однажды полицейскій.
— Конечно, отвѣчалъ Паспарту.
— Вы вѣроятно предполагаете что мистеръ Фоггъ боится пропустить йокагамскій пароходъ?
— Еще бы!
— Значитъ, вы теперь вѣрите въ дѣйствительность кругосвѣтнаго путешествія?
— Положительно вѣрю; а вы, мистеръ Фиксъ?
— Что касается меня, то я ему не вѣрю.
— Притворщикъ! отвѣчалъ Паспарту, бросая лукавый взглядъ на своего собесѣдника.
Послѣднее восклицаніе Паспарту заставило полицейскаго задуматься. Оно не на шутку его встревожило. Не узналъ ли французскій слуга кто онъ? Но какимъ образомъ онъ узналъ то что́ было тайной для всѣхъ кромѣ него, Фикса? А между тѣмъ Паспарту назвалъ его такъ не безъ задней мысли.
Въ другой разъ Паспарту высказался яснѣе, онъ не могъ долѣе скрывать своей догадки.
— По прибытіи въ Гонъ-Конгъ, сказалъ онъ однажды своему спутнику, — мы вѣроятно должны будемъ разстаться съ вами, мистеръ Фиксъ?
— Право не знаю! отвѣчалъ Фиксъ, приведенный въ замѣшательство подобнымъ вопросомъ: — быть можетъ…
— О, возразилъ Паспарту, — я буду совершенно счастливъ если вы насъ не оставите! Агентъ Восточной Компаніи долженъ довести до конца свое дѣло. Вы намѣревались остаться въ Бомбеѣ, а между тѣмъ мы васъ встрѣчаемъ на пути въ Китай! До Америки недалеко отсюда, а отъ Америки до Европы два шага!
Фиксъ внимательно слѣдилъ за своимъ собесѣдникомъ, который добродушно смотрѣлъ на него, и счелъ за лучшее разсмѣяться вмѣстѣ съ нимъ. Но Паспарту хотѣлось помучить его и онъ спросилъ: „выгодно ли его ремесло?“
— И да, и нѣтъ, отвѣчалъ Фиксъ, преодолѣвая свое смущеніе. — Но иногда попадаются и выгодныя дѣла. Конечно путешествіе мнѣ ничего не будетъ стоить.
— О, въ этомъ я не сомнѣвался! воскликнулъ Паспарту, сопровождая восклицаніе новымъ взрывомъ хохота.
По возвращеніи въ свою каюту, Фиксъ сталъ раздумывать о положеніи дѣлъ. Цѣль его путешествія очевидно не была уже тайной. Французъ угадалъ въ немъ сыщика. Но сообщилъ ли онъ эту догадку своему господину? Былъ ли онъ его соучастникомъ? Можетъ-бытъ Фоггъ еще ничего не зналъ, и дѣло еще не было проиграно? Полицейскій нѣсколько часовъ просидѣлъ въ своей каютѣ, въ раздумьѣ, то отчаяваясь въ удачномъ исходѣ дѣла, то снова надѣясь на успѣхъ.
Но мало-по-малу онъ успокоился и рѣшился быть откровеннымъ съ Паспарту. Если въ Гонъ-Конгѣ обстоятельства будутъ неблагопріятны, то прежде чѣмъ Фоггъ успѣетъ оставить англійскую территорію, онъ во всемъ признается Паспарту. Если слуга былъ соучастникомъ своего господина, то онъ долженъ былъ все знать, и въ такомъ случаѣ дѣло было проиграно, если же служитель не принималъ участія въ воровствѣ, то конечно онъ не могъ принять сторону вора.
Таковы были взаимныя отношенія двухъ спутниковъ Филеаса Фогга, который по обыкновенію сохранялъ свое величественное спокойствіе. Онъ съ математическою точностью совершалъ свою орбиту вокругъ свѣта, не обращая вниманія на обращавшіеся около него астероиды.
А между тѣмъ поблизости находилась звѣзда, которая повидимому должна была, по выраженію астрономовъ, произвести нѣкоторыя пертурбаціи въ сердцѣ означеннаго джентльмена. Но увы! Красота мистрисъ Ауды не дѣйствовала на него, къ великому удивленію Паспарту, а если пертурбаціи дѣйствительно были, то ихъ труднѣе было замѣтить, чѣмъ пертурбаціи которыя привели къ открытію Нептуна.
Паспарту съ каждымъ днемъ все болѣе и болѣе удивлялся своему господину, тѣмъ болѣе что глаза молодой женщины выражали столько признательности! Рѣшительно Филеасъ Фоггъ способенъ былъ на геройскій поступокъ, но не на нѣжныя чувства! Что же касается путешествія, то никакія случайности не способны были взволновать его. За то Паспарту постоянно волновался. Однажды, прислонившись къ мачтѣ, онъ смотрѣлъ какъ могучая машина ускоряла ходъ, когда вслѣдствіе неровной качки, винтъ показывался надъ поверхностью водъ. Паръ, выходившій изъ клапановъ, сердилъ нетерпѣливаго зрителя.
„Клапаны не довольно обременены! восклицалъ онъ. — Мы не двигаемся съ мѣста! Ну Англичане! О, еслибы пароходомъ управляли Американцы: навѣрно ѣхали бы скорѣе, хотя бы пришлось не плыть, а подпрыгивать.“
Послѣдніе дни плаванія погода стояла довольно дурная. Вѣтеръ значительно усилился. Онъ дулъ съ сѣверо-запада и задерживалъ ходъ пакетбота. Рангунъ качался безпрестанно, и пассажиры имѣли полное право злиться на эти длинныя одуряющія волны, приносимыя вѣтромъ изъ открытаго моря. 3го и 4го ноября вѣтеръ перешелъ почти въ бурю. Рангунъ принужденъ былъ уменьшить пары и лишь лавировалъ между волнами. Всѣ паруса были убраны, и лишними оказывались даже снасти, скрипѣвшія подъ напоромъ вихря. Быстрота движенія пакетбота, само собою разумѣется, значительно уменьшилась, и можно было съ достовѣрностью сказать что онъ придетъ въ Гонъ-Конгъ опоздавъ по крайней мѣрѣ на двадцать часовъ противъ положеннаго времени, и даже болѣе, въ случаѣ еслибы буря не утихла. Филеасъ Фоггъ со своимъ обычнымъ безстрастіемъ глядѣлъ на бѣшеную стихію, которая, казалось, непосредственно съ нимъ вела борьбу. Лицо его ни на минуту не омрачилось, а между тѣмъ двадцати-часовая задержка могла разстроить все его путешествіе, заставивъ его опоздать къ отъѣзду парохода въ Йокагаму. Но этотъ человѣкъ, котораго природа какъ будто забыла надѣлить нервами, не испытывалъ ни скуки, ни нетерпѣнія. Казалось будто буря эта входила въ его программу, будто она была предугадана имъ заранѣе. Мистрисъ Ауда, бесѣдовавшая съ своимъ спутникомъ объ этомъ невыгодномъ для него промедленіи, нашла его столь же спокойнымъ какъ и прежде. Что же касается Фикса, то онъ глядѣлъ на эти вещи совершенно иными глазами. Буря, напротивъ того, была ему по вкусу. Удовольствію его не было бы границъ, еслибы Рангунъ принужденъ былъ искать себѣ спасенія въ какой-нибудь гавани. Всѣ эти задержки были ему по душѣ, такъ какъ онѣ могли заставить мистера Фогга провести нѣсколько дней въ Гонъ-Конгѣ. Конечно онъ былъ нѣсколько боленъ отъ этого, но что́ за важность всѣ на свѣтѣ болѣзненные припадки? и въ то время какъ тѣло его страдало въ конвульсіяхъ морской болѣзни, духъ его упивался безконечною радостью.
Можно себѣ представить какая худо скрываемая злоба наполняла душу Паспарту во все время этого испытанія. До сихъ поръ дѣла шли такъ хорошо. Вода и суша, казалось, благоговѣли предъ его господиномъ. Пароходы и желѣзныя дороги повиновались ему. Соединенныя силы пара и вѣтра благопріятствовали его путешествію. Развѣ непремѣнно долженъ былъ пробить наконецъ часъ невзгоды? Паспарту не чувствовалъ ногъ подъ собой, какъ будто эти двадцать тысячъ фунтовъ пари должны были пропасть изъ его собственнаго кармана. Эта буря бѣсила его, сводила его съ ума, и онъ бы охотно сталъ бичевать непокорное море. Фиксъ старательно скрывалъ отъ него свое личное удовольствіе, и хорошо дѣлалъ, потому что еслибы Паспарту угадалъ тайное удовольствіе Фикса, то послѣднему пришлось бы плохо. Паспарту во все время шквала оставался на палубѣ. Онъ не въ состояніи былъ сидѣть внизу, онъ лазилъ на рангоутъ, удивляя собой весь экипажъ, и помогалъ всюду съ ловкостью обезьяны. Сто разъ обращался онъ съ разспросами къ капитану, къ офицерамъ, къ матросамъ, которые не могли удержаться отъ смѣха, при видѣ его разстроенной физіономіи. Паспарту непремѣнно хотѣлъ знать сколько времени продлится буря. Тогда его отсылали къ барометру, который не рѣшался подняться. Паспарту трясъ его, но ничто не помогало, ни тряска, ни ругательства, которыми онъ осыпалъ безотвѣтный инструментъ.
Наконецъ буря утихла. Состояніе моря измѣнилось въ теченіи дня 4го ноября. Вѣтеръ перешелъ къ югу и снова сдѣлался благопріятнымъ. Паспарту успокоился вмѣстѣ съ погодой. Паруса снова были подняты, и Рангунъ продолжалъ свой путь съ изумительною быстротой. Но потеряннаго времени воротить было нельзя. Приходилось помириться съ этимъ, и земля показалась всего 6го числа въ пять часовъ утра. По вычисленію Филеаса Фогга, пакетботъ долженъ былъ придти 5го, а вмѣсто того онъ пришелъ 6го. Стало-быть онъ опоздалъ на двадцать четыре часа, и очевидно не могъ уже поспѣть къ отъѣзду въ Йокагаму. Въ шесть часовъ лоцманъ взошелъ на Рангунъ и занялъ свое мѣсто, дабы направить судно чрезъ фарватеръ до гавани Гонъ-Конга. Паспарту горѣлъ желаніемъ спросить у этого человѣка, ушелъ ли изъ Гонъ-Конга пакетботъ отправлявшійся въ Йокагаму. Но онъ не имѣлъ духа сдѣлать это, предпочитая до послѣдней минуты сохранить хотя искру надежды. Онъ повѣрилъ свою тревогу Фиксу, который — лукавый хитрецъ — старался его утѣшить, говоря что мистеръ Фоггъ поспѣетъ еще и на слѣдующемъ пакетботѣ. Послѣднія слова заставили Паспарту посинѣть отъ злобы. Но если Паспарту не рѣшался спросить лоцмана, за то мистеръ Фоггъ своимъ спокойнымъ тономъ обратился къ лоцману съ вопросомъ: не знаетъ ли онъ когда идетъ какой-нибудь пароходъ изъ Гонъ-Конга въ Йокагаму?
— Завтра съ утреннимъ отливомъ, отвѣчалъ лоцманъ.
— А! пробормоталъ мистеръ Фоггъ, не выразивъ ни малѣйшаго удивленія.
Паспарту, бывшій при этомъ, готовъ былъ расцѣловать лоцмана, которому Фиксъ съ удовольствіемъ свернулъ бы шею.
— Какъ названіе этого парохода? спросилъ мистеръ Фоггъ.
— Карнатикъ, отвѣчалъ лоцманъ.
— Развѣ онъ не вчера еще долженъ былъ отплыть?
— Да, сэръ, но оказалось необходимымъ починить одинъ изъ его котловъ, и отъѣздъ его отсроченъ до завтра.
— Благодарю васъ, сказалъ мистеръ Фоггъ, сходя своею походкой автомата въ салонъ Рангуна. Что же касается до Паспарту, то онъ схватилъ руку лоцмана и крѣпко сжалъ ее, говоря:
— Вы, лоцманъ, отличнѣйшій человѣкъ!
Лоцманъ конечно никогда не узналъ почему его отвѣты вызвали такой дружескій отзывъ со стороны Паспарту. Раздался свистокъ, и онъ направилъ пакетботъ въ самую средину джонокъ, танкасовъ, рыбачьихъ лодокъ и судовъ всевозможнаго рода, наполнявшихъ всѣ углубленія бухты Гонъ-Конга. Въ часъ пополудни Рангунъ былъ у набережной, и пассажиры сошли на землю. Въ этомъ случаѣ, надо признаться, фортуна неожиданно послужила Филеасу Фоггу. Не будь этой необходимости чинить котелъ, Карнатикъ отплылъ бы 5го ноября, и путешественникамъ отправляющимся въ Японію пришлось бы дней восемь дожидаться отплытія слѣдующаго пакетбота. Мистеръ Фоггъ, правда, опоздалъ на сутки, но это не могло уже имѣть пагубныхъ послѣдствій для остальной половины его путешествія. Дѣйствительно, пароходъ совершающій отъ Йокагамы до Санъ-Франциско переѣздъ по Тихому Океану имѣлъ прямое сообщеніе съ пакетботомъ въ Гонъ-Конгѣ, и не могъ отплыть до прихода послѣдняго. Очевидно въ Йокагамѣ должна была быть задержка на двадцать четыре часа, но въ теченіи двадцатидвухдневнаго пути черезъ Тихій Океанъ, легко было наверстать потерянное время. Филеасъ Фоггъ, за исключеніемъ вышеупомянутыхъ двадцати четырехъ часовъ, сохранилъ всѣ условія своей программы, тридцать пять дней спустя послѣ отъѣзда своего изъ Лондона. Такъ какъ Карнатикъ долженъ былъ отплыть не раньше какъ на слѣдующее утро въ пять часовъ, то мистеръ Фоггъ имѣлъ предъ собою шестнадцать часовъ времени для устройства своихъ дѣлъ, т.-е. не своихъ, а мистрисъ Ауды. Когда стали выходить изъ парохода, онъ подалъ руку молодой женщинѣ и подвелъ ее къ паланкину. Онъ велѣлъ носильщикамъ указать ему какую-нибудь гостиницу, и они назвали l’Hôtel du Club. Паланкинъ двинулся въ путь въ сопровожденіи Паспарту, и двадцать минутъ спустя они достигли мѣста своего назначенія. Для молодой женщины взятъ былъ нумеръ, и Филеась Фоггъ озаботился чтобъ она ни въ чемъ не чувствовала недостатка. Затѣмъ онъ сказалъ мистрисъ Аудѣ что сейчасъ же отправится отыскивать того родственника на попеченіе котораго онъ долженъ былъ оставить ее въ Гонъ-Конгѣ. Въ то же время онъ далъ Паспарту приказаніе не уходить изъ гостиницы до его возвращенія, для того чтобы молодая женщина не оставалась одна. Джентльменъ велѣлъ везти себя на биржу. Тамъ онъ сейчасъ же могъ получить свѣдѣнія о досточтимомъ Джеджи, который былъ однимъ изъ богатѣйшихъ негоціантовъ города. Маклеръ спрошенный мистеромъ Фоггомъ дѣйствительно зналъ этого негоціанта. Но уже два года какъ послѣдній не жилъ болѣе въ Китаѣ. Скопивъ себѣ состояніе, онъ поселился въ Европѣ, должно полагать, въ Голландіи, что́ легко можно объяснить многочисленными сношеніями какія онъ имѣлъ съ этою страной во время своей торговой дѣятельности. Филеасъ Фоггъ возвратился въ Hôtel du Club. Онъ немедленно попросилъ позволенія явиться къ мистрисъ Аудѣ, и безъ всякаго предисловія сообщилъ ей что досточтимый Джеджи не живетъ уже въ Гонъ-Конгѣ, а по всей вѣроятности въ Голландіи. Мистрисъ Ауда не сейчасъ отвѣчала ему на это. Она провела рукой по лбу и размышляла въ продолженіи нѣсколькихъ минутъ. Затѣмъ она сказала своимъ кроткимъ голосомъ:
— Что́ же мнѣ теперь дѣлать, мистеръ Фоггъ?
— Очень просто, мистрисъ Ауда, ѣхать въ Европу, отвѣчалъ джентльменъ.
— Но право я не могу долѣе злоупотреблять....
— Ни мало! Ваше присутствіе нисколько не разстраиваетъ моей программы. Паспарту!
— Я здѣсь, сэръ.
— Ступайте на Карнатикъ и возьмите три каюты.
Паспарту былъ въ восторгѣ что могъ продолжать свое путешествіе въ обществѣ молодой женщины, которая была такъ мила съ нимъ, и тотчасъ же отправился изъ Hôtel du Club на пароходъ.
Гонъ-Конгъ естъ не что́ иное какъ островокъ, обладаніе которымъ, на основаніи Нанкинскаго трактата, закончившаго войну 1842 года, упрочено за Англіей. Въ нѣсколько лѣтъ геній британской колонизаціи основалъ тамъ важный городъ и создалъ портъ, носящій названіе Викторія. Островъ этотъ расположенъ противъ устья Кантонской рѣки, и не болѣе 60 миль отдѣляютъ его отъ португальскаго города Макао. Гонъ-Конгъ конечно долженъ былъ побѣдить Макао въ торговой борьбѣ, и теперь бо́льшая часть китайскаго транзита идетъ чрезъ англійскій городъ. Доки, госпитали, верфи, складочные магазины, готическій соборъ, зданіе мѣстнаго управленія, хорошо вымощенныя улицы, — все это можетъ внушить пылкому воображенію мысль что одинъ изъ торговыхъ городовъ графства Кентскаго или Соррейскаго, поглощенный нѣдрами земнаго шара, вдругъ выступилъ на свѣтъ на этомъ пунктѣ Китая, почти у своихъ антиподовъ.
Паспарту, положивъ руки въ карманы, отправился къ порту Викторіи, поглядывалъ на паланкины, на крытыя двухколесныя телѣги, употребляемыя еще въ Небесной Имперіи, и на толпу Китайцевъ, Японцевъ и Европейцевъ, тѣснившихся на улицахъ. Мало различія находилъ онъ между этимъ городомъ и Бомбеемъ или Калькуттой. Такихъ англійскихъ городовъ не менѣе тридцати найдется на различныхъ пунктахъ земнаго шара.
Паспарту дошелъ до порта Викторіи. Тамъ въ устьѣ Кантонской рѣки стояло безчисленное множество судовъ всѣхъ націй: англійскихъ, французскихъ, американскихъ, голландскихъ, судовъ военныхъ и купеческихъ, лодокъ японскихъ и китайскихъ всѣхъ формъ и размѣровъ. Прогуливаясь, Паспарту замѣтилъ нѣсколько туземцевъ, очень старыхъ на видъ и одѣтыхъ въ желтое платье. Взошедъ въ цирюльню чтобы выбриться, Паспарту узналъ отъ мѣстнаго фигаро, порядочно объяснявшагося по-англійски, что это все старики перешедшіе за 80тилѣтній возрастъ и пользующіеся привилегіей носить платье желтаго цвѣта, принадлежащаго императорскому дому. Паспарту нашелъ что это очень смѣшно, хотя и не могъ бы объяснить почему это ему такъ показалось.
Выбривъ бороду, онъ отправился къ пристани, у которой стоялъ Карнатикъ, и тамъ увидѣлъ Фикса, прохаживающагося взадъ и впередъ, чему онъ нисколько не удивился. Но на лицѣ полицейскаго инспектора выражалась сильнѣйшая досада.
„Ладно! подумалъ Паспарту, дѣло джентльменовъ Реформъ-Клуба идетъ плохо. Все намъ удается“.
И онъ подошелъ къ Фиксу съ своею обычною веселою улыбкой и какъ бы не замѣтилъ смущеннаго вида своего товарища. Но агентъ имѣлъ полное основаніе проклинать преслѣдующую его неудачу. Нѣтъ приказа объ арестѣ! Очевидно приказъ этотъ слѣдовалъ за нимъ, и онъ могъ его получить не прежде какъ по прошествіи нѣсколькихъ дней. Но Гонъ-Конгъ былъ послѣднимъ пунктомъ англійскихъ владѣній на пути, и Фоггъ ускользнетъ отъ него, если онъ не успѣетъ его задержать тутъ.
— Ну, мистеръ Фиксъ, рѣшились ли вы провожать насъ и въ Америку? спросилъ Паспарту.
— Да, отвѣчалъ Фиксъ, стиснувъ зубы.
— Вотъ какъ! воскликнулъ Паспарту, заливаясь громкимъ смѣхомъ, — я увѣренъ былъ что вы не разстанетесь съ нами. Пойдемъ вмѣстѣ брать мѣста. Пойдемъ!
И оба вошли въ бюро морскихъ транспортовъ и взяли билеты на четыре каюты. Но кассиръ бюро предупредилъ ихъ что такъ какъ исправленіе Карнатика окончено, то пакетботъ отправится въ тотъ же вечеръ въ восемь часовъ, а не на другой день утромъ, какъ предполагалось.
— Прекрасно! сказалъ Паспарту, — это будетъ по сердцу моему гослодину. Иду предупредить его!
Въ эту минуту Фиксъ рѣшился на отчаянное средство. Онъ рѣшился все открыть Паспарту. То было можетъ-быть единственное средство задержать Филеаса Фогга на нѣсколько дней въ Гонъ-Конгѣ. Вышедшій изъ бюро Фиксъ предложилъ своему товарищу закусить что-нибудь въ тавернѣ. У Паспарту оставалось еще время; онъ принялъ приглашеніе.
На набережной какъ разъ находилась таверна, имѣвшая весьма заманчивый видъ. Оба вошли туда. Предъ ними была обширная зала, въ глубинѣ которой находилась походная кровать съ подушками, на которой спало нѣсколько человѣкъ. Человѣкъ тридцать потребителей сидѣли за маленькими столиками изъ плетенаго тростника. Предъ нѣкоторыми стояли кружки пива, эля или портера, предъ другими бутылки съ джиномъ или водкой; бо́льшая часть курили длинныя трубки изъ красной глины, въ которыхъ набиты были маленькіе шарики опія съ примѣсью розовой эссенціи. Потомъ время отъ времени, какой-нибудь курильщикъ падалъ подъ столъ, и служители заведенія брали его за голову и за ноги и относили на кровать. Десятка два такихъ опьянѣлыхъ лежали рядомъ въ полномъ безчувствіи.
Фиксъ и Паспарту поняли что они вошли въ одинъ изъ тѣхъ вертеповъ, которыхъ такъ много въ Китаѣ, и даже въ Гонъ-Конгѣ, и гдѣ массы людей, преимущественно туземцевъ, упиваются до безчувствія куреніемъ опія и теряютъ постепенно силы и здоровье. У Паспарту не было съ собою денегъ и онъ охотно принялъ „любезность“ своего товарища, съ тѣмъ, конечно, чтобы при первомъ случаѣ отплатить ему тѣмъ же.
Путешественники потребовали двѣ бутылки портвейна, за который усердно принялся Паспарту, между тѣмъ какъ Фиксъ, болѣе сдержанный, наблюдалъ за нимъ съ величайшимъ вниманіемъ. Толковали о томъ, о семъ, и въ особенности о превосходной мысли которую возымѣлъ Фиксъ взять себѣ мѣсто на Карнатикѣ. И заговоривъ объ этомъ пароходѣ, отплытіе котораго ускорено было нѣсколькими часами, Паспарту всталъ, чтобы предупредить о томъ своего господина. Фиксъ остановилъ его. „Одну минуту!“ сказалъ онъ.
— Что́ прикажете, мистеръ Фиксъ?
— Мнѣ нужно поговорить съ вами о серіозномъ дѣлѣ.
— О серіозномъ дѣлѣ! воскликнулъ Паспарту, допивая остатокъ вина изъ своего стакана. Мы поговоримъ о немъ завтра. Сегодня мнѣ некогда.
— Сейчасъ, отвѣчалъ Фиксъ, — дѣло идетъ о вашемъ господинѣ.
При этихъ словахъ Паспарту пристально посмотрѣлъ на своего собесѣдника. Выраженіе лица Фикса ему показалось странно. Онъ сѣлъ снова.
— Ну что́ же вы хотите сказать мнѣ? спросилъ онъ.
Фиксъ положилъ руку на плечо товарища и понизивъ голосъ сказалъ:
— Вы угадали кто я?
— Еще бы! отвѣчалъ улыбаясь Паспарту.
— Въ такомъ случаѣ я могу во всемъ признаться вамъ....
— Теперь, когда я самъ все знаю, мой любезный! Вотъ что́ интересно! Впрочемъ говорите все-таки. Но прежде позвольте вамъ замѣтить что эти джентльмены потратились совершенно напрасно.
— Напрасно! сказалъ Фиксъ. — По вашимъ словамъ видно что вы не знаете какъ велика сумма.
— Конечно знаю, отвѣчалъ Паспарту. — Двадцать тысячъ фунтовъ!
— Пятьдесятъ пять! сказалъ Фиксъ, сжимая руку своего собесѣдника.
— Какъ! воскликнулъ Паспарту, — мистеръ Фоггъ рѣшился!.. Пятьдесятъ пять тысячъ!... Ну, тѣмъ болѣе я не долженъ терять ни минуты, прибавилъ онъ, поднимаясь съ мѣста.
— Пятьдесятъ пять тысячъ, повториль Фиксъ, усаживая его опять и приказавъ подать бутылку рома. — И если я успѣю въ своемъ порученіи, то получу премію въ 2.000 фунтовъ. Хотите помочь мнѣ, и вы получите изъ нихъ пятьсотъ.
— Вамъ помочь? сказалъ Паспарту, вытаращивъ глаза.
— Да, помочь мнѣ задержать мистера Фогга на нѣсколько часовъ въ Гонъ-Конгѣ?
— Какъ! воскликнулъ Паспарту. — что́ вы мнѣ толкуете? Этимъ джентльменамъ недостаточно что они слѣдятъ за нимъ, но они вздумали еще ставить ему преграды! Мнѣ стыдно за нихъ!
— Что́ вы хотите сказать? спросилъ Фиксъ.
— Я хочу сказать что это въ высшей степени недобросовѣстно. Это значитъ разорять мистера Фогга, вытаскивать деньги у него изъ кармана.
— Да этого мы и желаемъ.
— Но вѣдь это ловушка! воскликнулъ Паспарту, разгоряченный ромомъ, который ему усердно подливалъ Фиксъ и который онъ пилъ не замѣчая. — Это настоящая ловушка! А еще джентльмены, товарищи!
Фиксъ ничего не понималъ.
— Товарищи, продолжалъ Паспарту, — члены Реформъ-Клуба! Знайте, мистеръ Фиксъ, что господинъ мой честный человѣкъ и что если онъ подержалъ пари, то желаетъ честно его выиграть.
— Но за кого же вы меня принимаете? спросилъ Фиксъ, устремляя свой взглядъ на Паспарту.
— Чортъ возьми! за одного изъ агентовъ Реформъ-Клуба, которому поручено слѣдить за путешествіемъ моего господина. Это крайне унизительно! Вотъ почему, хотя я и угадалъ ваше порученіе, но ни слова не говорилъ о томъ мистеру Фоггу.
— Онъ ничего не знаетъ? съ живостью спросилъ Фиксъ.
— Ничего, отвѣчалъ Паспарту, снова осушая свой стаканъ.
Фиксъ провелъ рукой по лбу. Онъ колебался что́ ему дѣлать. Заблужденіе Паспарту было искреннее, но оно затрудняло исполненіе его плана. Очевидно было что малый говорилъ совершенно отъ души и что онъ не былъ соучастникомъ своего господина, чего могъ опасаться Фиксъ. „Ну если онъ не соучастникъ его, то поможетъ мнѣ“. Фиксъ снова принялъ рѣшеніе; къ тому же и ждать ему не было времени. Необходимо было во что́ бы ни стало задержать Фогга въ Гонъ-Конгѣ.
— Послушайте, сказалъ Фиксъ въ полголоса. — Я не то что́ вы думаете, то-есть я не агентъ Реформъ-Клуба.
— Вотъ что́! сказалъ Паспарту, глядя на него насмѣшливо.
— Я полицейскій инспекторъ, отправленный съ особымъ порученіемъ лондонскою администраціей.
— Вы?... полицейскій инспекторъ?...
— Да, и вотъ вамъ доказательство, отвѣчалъ Фиксъ, вынимая изъ кармана бумагу подписанную директоромъ лондонской полиціи и показывая ее своему собесѣднику. Паспарту, до крайности озадаченный, смотрѣлъ на Фикса, не имѣя силы произнести ни слова.
— Пари мистера Фогга, продолжалъ Фиксъ, — только предлогъ которымъ онъ обманулъ васъ и своихъ товарищей по Реформъ-Клубу, чтобъ обезпечить себѣ ваше безсознательное соучастіе.
— Но зачѣмъ же?! воскликнулъ Паспарту.
— Послушайте. 28го минувшаго октября, въ Англійскомъ Банкѣ совершена была кража пятидесяти пяти тысячъ фунтовъ человѣкомъ примѣты котораго были описаны. Вотъ это описаніе, оно какъ разъ подходитъ къ мистеру Фоггу.
— Подите вы! воскликнулъ Паспарту, ударяя по столу своимъ здоровымъ кулакомъ. — Невозможно! Мой господинъ честнѣйшій человѣкъ на свѣтѣ!
— А вы почему это знаете? сказалъ Фиксъ. — Вы его не видали никогда прежде. Вы поступили къ нему въ услуженіе въ день его отъѣзда, и онъ отправился подъ нелѣпымъ предлогомъ, безъ чемодановъ, съ огромною кипой банковыхъ билетовъ! И вы смѣете утверждать что онъ честный человѣкъ?
— Да, да! машинально повторялъ бѣдный малый.
— Хотите ли вы чтобъ я васъ задержалъ какъ его сообщника?
Паспарту схватилъ себя обѣими руками за голову. Лицо его совершенно измѣнилось. Онъ не смѣлъ взглянуть на полицейскаго инспектора. Филеасъ Фоггъ воръ! онъ! спаситель Ауды! человѣкъ храбрый и великодушный! А между тѣмъ сколько уликъ противъ него! Паспарту старался оттолкнуть подозрѣнія прокрадывавшіяся къ нему въ душу. Онъ не хотѣлъ вѣрить преступности своего господина.
— Ну чего же вы отъ меня хотите? спросилъ онъ полицейскаго агента, дѣлая надъ собою неимовѣрное усиліе.
— Вотъ чего, отвѣчалъ Фиксъ, — я слѣдилъ до сихъ поръ за мистеромъ Фоггомъ, но не получилъ еще приказа арестовать его. Итакъ мнѣ нужно чтобы вы помогли мнѣ задержать его въ Гонъ-Конгѣ.
— Чтобъ я?...
— И я раздѣлю съ вами премію въ двѣ тысячи фунтовъ, обѣщанную Англійскимъ Банкомъ.
— Никогда, отвѣчалъ Паспарту, который пытался встать съ мѣста и упалъ на стулъ, чувствуя что теряетъ и силы и разсудокъ. — Мистеръ Фиксъ, заговорилъ онъ заикаясь, — еслибы даже и правда была все что́ вы мнѣ сказали.... еслибы господинъ мой былъ дѣйствительно воръ котораго вы отыскиваете… чего я не допускаю… я былъ… я былъ у него въ услуженіи… я видѣлъ какъ онъ добръ и великодушенъ… Измѣнить ему?.. Никогда… ни за всѣ сокровища въ мірѣ… Я родился въ деревнѣ, гдѣ не знаютъ измѣны.
— Вы отказываетесь?
— Отказываюсь.
— Ну положимъ что я ничего вамъ не говорилъ, отвѣчалъ Фиксъ, — и выпьемъ.
— Да, выпьемъ.
Паспарту чувствовалъ что пьянѣетъ все болѣе и болѣе. Фиксъ, понимая что его необходимо было разлучить во что́ бы то ни стало съ его господиномъ, вздумалъ доконать его. На столѣ лежало нѣсколько трубокъ набитыхъ опіемъ. Фиксъ подалъ одну изъ нихъ Паспарту, который взялъ ее, поднесъ къ губамъ, закурилъ, затянулся нѣсколько разъ и склонилъ голову подъ вліяніемъ опія.
— Наконецъ, сказалъ самъ себѣ Фиксъ, глядя на безчувственнаго Паспарту, — мистеръ Фоггъ не будетъ предупрежденъ во́-время объ отходѣ Карнатика, а если и уѣдетъ, то по крайней мѣрѣ безъ этого проклятаго Француза!
Затѣмъ онъ вышелъ, расплатившись въ тавернѣ.
Во время вышеописанной сцены, которая такъ сильно могла повліять на будущность мистера Фогга, послѣдній прогуливался съ мистрисъ Аудой по улицамъ англійскаго города. Съ той минуты какъ мистрисъ Ауда приняла его предложеніе отвезти ее въ Европу, онъ въ подробности озаботился всѣмъ что́ бы могло оказаться необходимымъ для нея во время столь продолжительнаго путешествія; Англичанинъ, подобно ему, могъ совершить объѣздъ кругомъ свѣта съ однимъ дорожнымъ мѣшкомъ въ рукахъ, но женщинѣ невозможно было ѣхать при такихъ условіяхъ. Представилась необходимость въ покупкѣ платьевъ и дорожныхъ вещей. Мистеръ Фоггъ исполнилъ это дѣло со всею невозмутимостью его отличавшею, и на всѣ извиненія или возраженія молодой вдовы, которую смущало такое вниманіе со стороны джентльмена, неизмѣнно отвѣчалъ:
— Это я дѣлаю въ видахъ собственной выгоды, это входитъ въ программу моего путешествія.
Закупивъ все нужное, мистеръ Фоггъ и молодая женщина возвратились въ гостиницу и отобѣдали за общимъ столомъ, роскошно сервированнымъ. Затѣмъ мистрисъ Ауда, нѣсколько утомленная, ушла къ себѣ въ комнату, пожавъ руку своему невозмутимому спасителю. Почтенный джентльменъ погрузился на цѣлый вечеръ въ чтеніе газетъ Times и Illustrated London News. Еслибы только что-нибудь могло удивить этого человѣка, то это было бы непоявленіе къ ночи его служителя въ гостиницу. Но зная что пакетботъ отправлявшійся въ Йокагаму долженъ былъ оставить Гонъ-Конгъ не прежде какъ на слѣдующее утро, онъ болѣе не думалъ объ этомъ. На другой день Паспарту не явился на звонокъ мистера Фогга. Что́ подумалъ почтенный джентльменъ, узнавъ что слуга его не возвращался въ гостинищу, — никто бы не могъ угадать этого. Мистеръ Фоггъ взялъ только свой мѣшокъ въ руки, велѣлъ предупредить мистрисъ Ауду и послалъ за паланкиномъ. Было восемь часовъ, а приливъ которымъ долженъ былъ воспользоваться Карнатикъ чтобы выйти изъ фарватера наступалъ въ половинѣ десятаго. Когда паланкинъ очутился у дверей гостиницы, мистеръ Фоггъ и мистрисъ Ауда сѣли въ этотъ покойный экипажъ, а багажъ ихъ повезли сзади на телѣжкѣ. Полчаса спустя, путешественники спускались уже на пристань, и тамъ мистеръ Фоггъ узналъ что Карнатикъ отплылъ еще наканунѣ. Мистеръ Фоггъ, разчитывавшій найти у набережной и пакетботъ и своего слугу, принужденъ былъ обойтись безъ того и безъ другаго. Однако ни малѣйшаго признака неудовольствія не отразилось на его лицѣ, и мистрисъ Аудѣ, поглядывавшей на него съ безпокойствомъ, онъ только замѣтилъ:
— Простая случайность!
Въ эту минуту, лицо внимательно за нимъ наблюдавшее подошло къ нему. То былъ инспекторъ Фиксъ, который поклонился ему и сказалъ:
— Вы также какъ и я, сэръ, одинъ изъ пассажировъ Рангуна, прибывшаго сюда вчера.
— Да, сэръ, отвѣчалъ холодно мистеръ Фоггъ, — но я не имѣю чести…
— Прошу извинить меня, но я думалъ найти здѣсь вашего служителя.
— Развѣ вамъ извѣстно гдѣ онъ? съ живостью спросила молодая женщина.
— Какъ, сказалъ Фиксъ съ притворнымъ удивленіемъ, — такъ онъ не съ вами?
— Нѣтъ, отвѣчала мистрисъ Ауда. — Онъ не показывался со вчерашняго дня. Можетъ-быть онъ безъ насъ отплылъ на Карнатикѣ?
— Безъ васъ, сударыня?... отвѣчалъ агентъ. — Но, извините меня за мой вопросъ, стало-быть вы разчитывали отправиться на этомъ пакетботѣ?
— Да, сэръ.
— Я тоже, и вы видите въ какомъ я горѣ. Карнатикъ, окончивъ свою починку, оставилъ Гонъ-Конгъ двѣнадцатью часами раньше назначеннаго срока, не предупредивъ никого, и теперь придется ждать цѣлую недѣлю до слѣдующаго отплытія.
Произнося слово недѣля, Фиксъ чувствовалъ что сердце его прыгало отъ радости! Недѣля! Фоггъ, задержанный на недѣлю въ Гонъ-Конгѣ! Тѣмъ временемъ успѣетъ придти приказъ объ арестѣ. Наконецъ успѣхъ перешелъ на сторону представителя закона. Можно себѣ вообразить какъ убійственно подѣйствовали на него слѣдующія сказанныя спокойнымъ голосомъ слова Филеаса Фогга:
— Кажется, кромѣ Карнатика есть еще другія суда въ Гонъ-Конгской гавани?
Мистеръ Фоггъ подалъ руку мистрисъ Аудѣ и направился къ докамъ, посмотрѣть нѣтъ ли тамъ отъѣзжающаго судна. Фиксъ, ошеломленный словами Филеаса Фогга, послѣдовалъ за нимъ. Казалось какая-то нить связывала его съ этимъ человѣкомъ. Тѣмъ не менѣе счастье повидимому покинуло того кому доселѣ благопріятствовало. Мистеръ Фоггъ въ продолженіи трехъ часовъ обошелъ гавань по всѣмъ направленіямъ, рѣшившись въ случаѣ необходимости нанять судно для отъѣзда въ Йокагаму; онъ нашелъ только суда нагружавшіяся, или разгружавшіяся, и которыя по этой причинѣ не могли отправиться въ путь. Надежда снова воскресла въ душѣ Фикса. Между тѣмъ мистеръ Фоггъ, отнюдь не смущаясь, намѣревался продолжать свои розыски, даже еслибъ ему пришлось дойти до Макао, какъ вдругъ къ нему подошелъ морякъ.
— Ваша милость ищете лодки? спросилъ морякъ, снимая шляпу.
— Есть у васъ лодка готовая къ отплытію? спросилъ въ отвѣтъ ему мистеръ Фоггъ.
— Да, ваша милость, лоцманская лодка № 43, лучшая изо всей флотиліи.
— Скоро она ходитъ?
— Она дѣлаетъ отъ восьми до десяти миль приблизительно. Желаете вы посмотрѣть?
— Да.
— Ваша милость останетесь довольны. Вы желаете предпринять катанье по морю?
— Нѣтъ. Путешествіе.
— Какъ путешествіе?
— Возьметесь ли вы отвезти меня въ Йокагаму?
При этихъ словахъ морякъ въ удивленіи разставилъ руки и выпучилъ глаза.
— Ваша милость изволите шутить? сказалъ онъ.
— Нисколько. Я пропустилъ Карнатикъ, а мнѣ 14го непремѣнно нужно быть въ Йокагамѣ, чтобы захватить пакетботъ идущій въ Санъ-Франсиско.
— Сожалѣю объ этомъ, сказалъ лоцманъ, — но такое путешествіе немыслимо.
— Я предлагаю вамъ по сту фунтовъ въ день и премію въ двѣсти фунтовъ, если поспѣю туда во́-время.
— Вы говорите серіозно? спросилъ лоцманъ.
— Очень серіозно, отвѣчалъ мистеръ Фоггъ.
Лоцманъ отошелъ въ сторону. Онъ глядѣлъ на море, очевидно борясь между желаніемъ пріобрѣсти такую громадную сумму и страхомъ пуститъся въ такую даль. Фиксъ терпѣлъ смертельныя муки.
Въ эту минуту мистеръ Фоггъ обратился къ мистрисъ Аудѣ:
— Вы не боитесь такого путешествія? спросилъ онъ.
— Съ вами, мистеръ Фоггъ, нисколько, отвѣчала молодая женщина.
Лоцманъ снова подошелъ къ джентлемену и вертѣлъ въ рукахъ свою шляпу.
— Ну что́ же вы скажете? спросилъ мистеръ Фоггъ.
— Да что́, ваша милость, отвѣчалъ лоцманъ, — я не могу рисковать ни своими людьми, ни собой, ни вами, и пуститься на лодкѣ всего въ двадцать тоннъ и въ такое время года, тѣмъ болѣе что мы не поспѣемъ во́-время, такъ какъ отъ Гонъ-Конга до Йокагамы тысяча семьсотъ миль.
— Тысяча шестъсотъ пятьдесятъ, перебилъ мистеръ Фоггъ.
— Это все равно.
Фиксъ вздохнулъ свободнѣе.
— Но, прибавилъ лоцманъ, можетъ-быть есть средство устроить это дѣло иначе.
Фиксъ не дышалъ болѣе.
— Какимъ образомъ? спросилъ Филеасъ Фоггъ.
— Можно направиться въ Нагасаки, вдоль южной оконечности Японіи, за тысячу сто миль, или даже въ Шанхай, который отстоитъ на восемьсотъ миль отъ Гонъ-Конга. Въ этомъ послѣднемъ переѣздѣ мы бы не удалились отъ китайскаго берега, что́ имѣло бы для насъ великую выгоду, тѣмъ болѣе что тамъ теченіе уноситъ къ сѣверу.
— Но, возразилъ, Филеасъ Фоггъ, — я въ Йокагамѣ долженъ захватить американскій пароходъ, а не въ Шанхаѣ или Нагасаки.
— Отчего же нѣтъ? сказалъ лоцманъ. — Пакетботъ отправляющійся въ Санъ-Франсиско отходитъ не прямо изъ Йокагамы. Онъ заходитъ въ гавани Йокагамы и Нагасаки, но его пунктъ отплытія есть Шанхай.
— Увѣрены ли вы въ томъ?
— Вполнѣ.
— А когда отходитъ пакетботъ изъ Шанхая?
— 11го, въ семь часовъ вечера. У насъ еще четыре дня впереди. Четыре дня составляютъ девяносто шесть часовъ, и при средней быстротѣ одиннадцати миль въ часъ, если все будетъ намъ благопріятствовать, если вѣтеръ будетъ дуть юго-восточный, если море будетъ спокойно, мы пробѣжимъ восемьсотъ миль, отдѣляющихъ насъ отъ Шанхая.
— И вы можете отправиться?
— Черезъ часъ, срокъ необходимый для закупки съѣстныхъ припасовъ и для оснастки судна.
— Стало-быть дѣло рѣшенное. Вы хозяинъ этого судна?
— Да, я, Джонъ Бонсби, хозяинъ Танкадеры.
— Хотите получить задатокъ?
— Если это не стѣснитъ вашу милость.
— Вотъ вамъ въ счетъ условленной суммы двѣсти фунтовъ. Сэръ, прибавилъ Филеасъ Фоггъ, обращаясь къ Фиксу, — если вы желаете воспользоваться....
— Сэръ, отвѣчалъ Фиксъ рѣшительно, — я только-что хотѣлъ просить у васъ этой милости.
— Очень радъ служить вамъ. Черезъ полчаса мы должны быть готовы къ отъѣзду.
— Но этотъ бѣдный малый… вмѣшалась мистрисъ Ауда.
— Я сдѣлаю для него все что́ могу, отвѣчалъ Филеасъ Фоггъ.
И между тѣмъ какъ взволнованный Фиксъ, скрывая въ груди свою яростъ, всходилъ на лоцманскую лодку, его будущіе спутники направилисъ къ гонконгскому полицейскому бюро. Тамъ Филеасъ Фоггъ отдалъ описаніе примѣтъ своего служителя и оставилъ сумму достаточную для возвращенія его на родину. Та же формальность исполнена была у агента французскаго консульства, и паланкинъ привезъ путешественниковъ къ пристани. Пробило три часа. Лоцманская лодка № 43, забравъ экипажъ и съѣстные припасы, готовилась уже къ отплытію. Танкадера была прелестная маленькая гоэлетта въ двадцать тоннъ, стройная, легкая, свободная во всѣхъ своихъ движеніяхъ, очень похожая на яхты употребляемыя на гонкахъ. Ея блестящая мѣдная обшивка, ея гальванизованная желѣзная оковка, ея палуба бѣлая какъ слоновая кость свидѣтельствовали что хозяинъ ея Джонъ Бонсби умѣлъ содержать ее въ хорошемъ порядкѣ. Обѣ ея мачты наклонены были нѣсколько взадъ. Она была снабженва множествомъ парусовъ, могла отлично воспользоваться попутнымъ вѣтромъ.
Экипажъ Танкадеры состоялъ изъ хозяина Джона Бонсби и еще четырехъ человѣкъ, — то были неустрашимые моряки, во всякую погоду пускавшіеся на поиски за кораблями и знакомые въ совершенствѣ съ Океаномъ. Джонъ Бонсби, лѣтъ около сорока пяти, сильный, почернѣлый отъ загара, съ быстрымъ взоромъ и энергическимъ лицомъ, увѣренный въ себѣ и въ своемъ дѣлѣ, возбудилъ бы довѣріе и въ болѣе робкихъ людяхъ. Филеасъ Фоггъ и мистрисъ Ауда взошли на корабль. Фиксъ былъ уже тамъ. Съ палубы они спустились въ четвероугольную комнату, стѣнки которой сходились въ видѣ рамокъ надъ круглымъ диваномъ. Посреди комнаты стоялъ столъ съ лампой. Все это было миніатюрно, но мило.
— Жалѣю что не могу вамъ предложить ничего лучшаго, сказалъ мистеръ Фоггъ Фиксу, который молча поклонился.
Агентъ испытывалъ что-то похожее на униженіе потому что такимъ образомъ пользовался обязательностью мистера Фогга.
„Безъ сомнѣнія, думалъ онъ, это вѣжливый мошенникъ, но все-таки мошенникъ.“
Десять минутъ четвертаго, паруса были ужь подняты. Англійскій флагъ развѣвался на гоэлеттѣ. Пассажиры сидѣли на палубѣ. Мистеръ Фоггъ и мистрисъ Ауда бросали послѣдній взоръ на набережную, въ надеждѣ увидѣть Паспарту. Фиксъ былъ не безъ опасенія, такъ какъ случай могъ привести на берегъ бѣднаго малаго, съ которымъ онъ такъ недостойно поступилъ, и тогда послѣдовало бы объясненіе, которое окончилось бы не къ выгодѣ сыщика. Но Французъ не появился; по всей вѣроятности одуряющее куреніе еще не потеряло своей силы. Наконецъ Джонъ Бонсби отчалилъ отъ берега, и Танкадера, распустивъ по вѣтру всѣ свои паруса, удалилась, быстро разсѣкая волны.
Рискованнымъ предпріятіемъ былъ этотъ морскій переѣздъ въ 800 миль на баркѣ въ двадцать тоннъ и особенно въ это время года. Китайскія моря вообще опасны, по причинѣ страшныхъ вѣтровъ, и главнымъ образомъ во время равноденствій, а тогда было только начало ноября.
Очевидно шкиперу выгоднѣе всего было бы везти своихъ пассажировъ въ Йокагаму, потому что онъ получалъ поденную плату. Но съ его стороны было бы безуміемъ пуститься въ такой переѣздъ при настоящихъ условіяхъ; и даже экспедиція въ Шанхай была дѣломъ весьма отважнымъ и можетъ-быть даже отчаяннымъ; но Джонъ Бонсби довѣрялъ, и не безъ основанія, Танкадерѣ, поднимавшейся на волнахъ подобно чайкѣ.
Въ послѣдніе часы этого дня Танкадера плыла въ причудливыхъ проходахъ Гонъ-Конга, и во всѣхъ своихъ движеніяхъ держалась подъ вѣтромъ и маневрировала превосходно.
— Считаю лишнимъ, г. шкиперъ, сказалъ Филеасъ Фоггъ, въ ту минуту когда гоэлетта вступала въ открытое море, — рекомендовать вамъ всевозможную поспѣшность.
— Положитесь на меня, сэръ, отвѣчалъ Джонъ Бонсби, — что касается парусовъ, то мы несемъ ихъ столько сколько позволяетъ вѣтеръ. Все остальное только затруднитъ ходъ судна.
— Это ваше дѣло, а не мое, г. шкиперъ, и я вамъ довѣряю.
Филеасъ Фоггъ, стоя прямо, раздвинувъ ноги, спокойно, какъ морякъ, поглядывалъ на волнующееся море. Молодая женщина, сидя у кормы, съ трепетомъ смотрѣла на этотъ уже потемнѣвшій отъ приближенія сумерекъ Океанъ, въ который она пускалась на такой утлой ладьѣ. Надъ ея головой развѣвались бѣлые паруса, подобно огромнымъ крыльямъ, уносившимъ ее въ пространство. Гоэлетта, поднимаемая вѣтромъ, какъ будто неслась по воздуху.
Наступила ночь. Тогда была только первая четверть луны и невѣрный свѣтъ ея скоро долженъ былъ угаснуть въ туманахъ горизонта. Съ востока неслись облака и уже закрывали часть неба.
Шкиперъ зажегъ огни, — предосторожность необходимая въ этихъ моряхъ, пересѣкаемыхъ множествомъ судовъ, особенно неподалеку отъ берега. Столкновенія судовъ тамъ бывали нерѣдко, и при быстромъ ходѣ гоэлетты, она разбилась бы при малѣйшемъ ударѣ.
Фиксъ сидѣлъ задумавшись на носу судна. Онъ держался въ сторонѣ, зная что Фоггъ не охотникъ разговаривать. Къ тому же ему непріятно было бесѣдовать съ человѣкомъ услугой котораго онъ пользовался. Онъ думалъ также о будущемъ. Теперь онъ уже считаетъ за вѣрное что Фоггъ не остановится въ Йокагамѣ, что онъ тотчасъ же сядетъ на пароходъ отправляющійся въ Сань-Франсиско, чтобы добраться до Америки, обширныя пространства которой обезпечивали ему полную безнаказанность. Планъ Фогга показался ему очень простъ. Вмѣсто того чтобъ отправиться изъ Англіи въ Соединенные Штаты, какъ поступилъ бы обыкновенный мошенникъ, этотъ Фоггъ сдѣлалъ огромный кругъ и объѣхалъ три четверти земнаго шара, дабы безопаснѣе добраться до американскаго материка, гдѣ онъ спокойно могъ бы воспользоваться капиталомъ украденнымъ изъ Банка и обмануть полицію. Но что сдѣлаетъ Фиксъ, когда онъ вступитъ на землю Союза? Оставитъ ли онъ этого человѣка? Нѣтъ, тысячу разъ нѣтъ! и пока онъ не получитъ приказа объ его выдачѣ, онъ не оставитъ его ни на одинъ шагъ. Это было его долгомъ, и онъ выполнитъ его до конца. Тѣмъ болѣе случай ему поблагопріятствовалъ: Паспарту не было при его господинѣ, а послѣ признаній Фикса, для него было очень важно чтобы господинъ и слуга никогда не увидѣлись.
Филеасъ Фоггъ также размышлялъ о своемъ слугѣ, исчезнувшемъ такимъ страннымъ образомъ. Обдумывая это дѣло со всѣхъ сторонъ, онъ нашелъ возможнымъ что вслѣдствіе какого-нибудь недоразумѣнія, бѣдный малый сѣлъ на Карнатикъ въ минуту его отплытія. Таково же было мнѣніе мистрисъ Ауды, глубоко сожалѣвшей объ этомъ честномъ служителѣ, которому она была всѣмъ обязана. Могло случиться что они найдутъ его въ Йокагамѣ, и если онъ дѣйствительно отправился туда на Карнатикѣ, то узнать объ этомъ будетъ нетрудно.
Часовъ около десяти вѣтеръ посвѣжѣлъ. Можетъ-быть было бы благоразумно убрать часть парусовъ, но шкиперъ, тщательно осмотрѣвъ положеніе неба, оставилъ ихъ какъ они были. Къ тому же Танкадера несла свои паруса отлично, и все обѣщало быстрый переходъ, если не случится чего-нибудь необыкновеннаго.
Въ полночь Филеасъ Фоггъ и мистрисъ Ауда сошли въ каюту. Фиксъ уже былъ тамъ и спалъ растянувшись на койкѣ. Что касается шкипера и его матросовъ, то они все время оставались на палубѣ.
На другой день, 8го ноября, на восходѣ солнца, гоэлетта уже прошла болѣе ста миль. Лагъ, безпрерывно опускаемый, обозначалъ что она шла со скоростью отъ восьми до девяти миль. Танкадера несла всѣ свои паруса и шла самымъ быстрымъ ходомъ; при такомъ состояніи вѣтра она должна была придти въ самое время къ мѣсту назначенія.
Въ продолженіи всего этого дня Танкадера не удалялась отъ берега, теченія котораго были ей благопріятны. Вѣтеръ дулъ съ земли, вслѣдствіе чего и морская зыбь была не такъ сильна, — обстоятельство благопріятное для гоэлетты, ибо суда малой вмѣстимости болѣе всего страдаютъ отъ зыби, которая препятствуетъ ихъ быстротѣ, „убиваетъ ихъ“, какъ выражаются моряки.
Мистеръ Фоггъ и молодая женщина, къ счастію не страдавшіе морскою болѣзнью, покушали съ аппетитомъ корабельныхъ консервовъ и сухарей. Они пригласили принять участіе въ своемъ обѣдѣ Фикса, который принужденъ былъ согласиться, зная что желудокъ, какъ и корабль, требуетъ балласта, но ему это было страхъ какъ не по сердцу! Путешествовать на счетъ этого человѣка, питаться его провизіей, — это казалось ему не совсѣмъ честно. Онъ ѣлъ однако, правда скрѣпя сердце, но все-таки ѣлъ. По окончаніи обѣда, онъ счелъ однако долгомъ отвести въ сторону мистера Фогга и сказалъ ему:
— Сэръ.... (слово это рѣзало ему губы и онъ съ трудомъ удерживался чтобы не схватить за воротъ этого „сэра“.) Вы были такъ обязательны что предложили мнѣ мѣсто на вашемъ суднѣ. Хотя мои средства не позволяютъ мнѣ платить такъ щедро, какъ платите вы, но я желалъ бы взнести свою долю за проѣздъ…
— Оставимъ это, сэръ, отвѣтилъ мистеръ Фоггъ.
— Но я непремѣнно желаю…
— Нѣтъ, сэръ, повторилъ Фоггъ тономъ не допускавшимъ возраженій. Это входитъ въ общія издержки.
Фиксъ поклонился; его душило; онъ растянулся на полу гоэлетты и цѣлый день не проговорилъ ни одного слова.
Между тѣмъ гоэлетта неслась быстро. Джонъ Бонсби обнаруживалъ полную увѣренность. Нѣсколько разъ онъ говорилъ мистеру Фоггу что они прибудутъ въ назначенное время. Мистеръ Фоггъ отвѣчалъ очень просто, что и онъ надѣется на это. Къ тому же весь экипажъ маленькой гоэлетты обнаруживалъ величайшую ревность. Обѣщанная премія одушевляла этихъ отважныхъ людей. Оттого всѣ паруса были тщательно натянуты, и штурманъ не позволялъ себѣ ни малѣйшаго уклоненія отъ прямаго лути. Болѣе точно не могла бы маневрировать ни одна лодка на гонкѣ судовъ Королевскаго яхтъ-клуба.
Вечеромъ шкиперъ заявилъ что прошли двѣсти миль отъ Гонъ-Конга, и Филеасъ Фоггъ могъ надѣяться, по прибытіи въ Йокагаму, отмѣтить въ своей программѣ что онъ не опоздалъ нисколько. Такимъ образомъ казалось что первая серіозная неудача встрѣченная имъ на пути не нанесетъ ему никакого ущерба.
Предъ разсвѣтомъ Танкадера вступала въ проливъ Фокіенъ, отдѣляющій островъ Формозу отъ китайскаго берега, и пересѣкла тропикъ Рака. Море было очень безпокойно въ этомъ проливѣ, гдѣ сталкиваются противныя теченія. Гоэлетта шла съ большимъ трудомъ. Короткія волны сильно качали ее. На палубѣ стоять было очень трудно.
На разсвѣтѣ вѣтеръ еще болѣе посвѣжѣлъ. На небѣ показались признаки шторма. Впрочемъ барометръ возвѣщалъ скорую перемѣну атмосферы; ходъ его былъ неправиленъ и ртуть причудливо колебалась. Море къ юго-востоку покрывалось широкою зыбью, предвѣщавшею бурю. Наканунѣ солнце сѣло въ красное облако, посреди фосфорическаго блеска Океана.
Шкиперъ долго осматривалъ этотъ зловѣщій видъ неба и бормоталъ сквозь зубы нѣчто непонятное. Разъ, когда ему случилось быть подлѣ своего пассажира, онъ сказалъ ему шепотомъ:
— Вамъ все можно сказать, сэръ?
— Все, отвѣчалъ Филеасъ Фоггъ.
— Ну такъ я вамъ скажу что намъ грозитъ штормъ.
— Откуда, съ сѣвера или съ юга?
— Съ юга. Посмотрите. Тамъ готовится тифонъ!
— Тифонъ съ юга не бѣда, потому что онъ подвинетъ насъ впередъ, отвѣчалъ мистеръ Фоггъ.
— Если вы такъ смотрите на это дѣло, отвѣчалъ нѣсколько удивленный шкиперъ, — то мнѣ болѣе и говорить нечего.
Предчувствія Джона Бонсби не обманули его. Въ не столь позднее время года, тифонъ, по выраженію одного знаменитаго метеоролога, разсыпался бы какъ блестящій каскадъ электрическихъ огней. Но во время зимняго равноденствія можно было опасаться что онъ налетитъ со страшною силой.
Шкиперъ заранѣе принялъ всѣ предосторожности. Онъ велѣлъ убрать всѣ паруса гоэлетты и спустить реи на палубу. Всѣ матросы стояли по мѣстамъ и изготовились встрѣтить ураганъ. Пассажировъ своихъ Джонъ Бонсби пригласилъ спуститься внизъ. Но въ тѣсномъ пространствѣ, почти лишенномъ воздуха, посреди сильной качки, заключеніе это не представляло ничего пріятнаго. Ни мистеръ Фоггъ, ни мистрисъ Ауда, ни Фиксъ не согласились оставить палубы.
Часовъ около восьми полилъ сильный дождь съ вѣтромъ. Несмотря на отсутствіе парусовъ, Танкадера какъ перо летѣла подъ напоромъ этого вѣтра, о которомъ трудно себѣ составить понятіе, когда онъ переходитъ въ ураганъ. Сравнить быстроту его съ четверною скоростью локомотива пущеннаго на всѣхъ парахъ было бы еще далеко недостаточно.
Въ продолженіи цѣлаго дня судно летѣло такимъ образомъ къ сѣверу, уносимое чудовищными волнами и къ счастію сохраняя равную съ ними быстроту. Двадцать разъ его готовы были залить горы воды воздвигавшіяся за нимъ, и всякій разъ ловкій поворотъ руля устранялъ катастрофу. Пассажировъ отъ времени до времени окачивало водой съ ногъ до головы, но они философски переносили эту непріятность. Фиксъ, конечно, посылалъ проклятія бурѣ. Неустрашимая Ауда, устремивъ взоры на своего спутника, хладнокровію котораго она не могла не удивляться, казалась достойною его и переносила бурю стоически. Что до него касается, то казалось что этотъ тифонъ входилъ въ его программу.
До сихъ поръ Танкадера направлялась все къ сѣверу, но къ вечеру вѣтеръ началъ нести ее къ сѣверо-заладу. Гоэлетта, которую волны начали ударять въ бокъ, стала качаться все сильнѣе. При наступленіи ночи буря усилилась. Видя наступленіе темноты и усиленіе бури, Джонъ Бонсби встревожился не на шутку. Онъ спросилъ себя не слѣдуетъ ли пристать къ берегу и посовѣтовался со своими матросами. Затѣмъ онъ обратился къ мистеру Фоггу и сказалъ ему:
— Я полагаю, сэръ, что мы поступимъ благоразумно, если пристанемъ къ одному изъ береговыхъ портовъ?
— И я тоже полагаю, отвѣчалъ Филеасъ Фоггъ.
— Вотъ что́! сказалъ шкиперъ: — но къ которому?
— Я знаю только одинъ, сказалъ спокойно мистеръ Фоггъ.
— И это?...
— Шанхай.
Сначала шкиперъ не понялъ что́ значитъ такой отвѣтъ и сколько въ немъ заключалось настойчивости и твердости. Потомъ онъ воскликнулъ:
— Ну, да! Вы правы, сэръ. Въ Шанхай!
И движеніе Танкадеры попрежнему направляемо было къ сѣверу.
Ночь поистинѣ ужасная! Какимъ-то чудомъ маленькая гоэллета уцѣлѣла посреди страшнаго урагана. Мистрисъ Ауда была совершенно разбита, но не произнесла ни одной жалобы. Нѣсколько разъ мистеръ Фоггъ долженъ былъ бросаться къ ней чтобы предохранить ее отъ ярости волнъ.
Показался день. Буря все еще бушевала съ прежнею яростью, но вѣтеръ поворотилъ къ юго-востоку. То была перемѣна къ лучшему, и Танкадера снова понеслась по этому разъяренному морю, волны котораго тогда сталкивались съ другими, поднятыми новымъ направленіемъ вѣтра. Отъ времени до времени, въ промежуткахъ между туманомъ, виднѣлись берега, но нигдѣ ни одного судна, — одна Танкадера скользила по бушевавшимъ волнамъ.
Въ полдень начало нѣсколько стихать, и предъ закатомъ солнца буря значительно укротилась. Пассажиры, рѣшительно разбитые, могли нѣсколько поѣсть и отдохнуть.
Ночь была относительно спокойна. Шкиперъ велѣлъ поставить снова часть парусовъ. Судно шло чрезвычайно скоро. На другой день, 11го, на разсвѣтѣ, опознавъ берегь, Джонъ Бонсби могъ заявить что они только во ста миляхъ отъ Шанхая. Сто миль, а ихъ необходимо бы пробѣжать въ теченіе этого дня. Въ этотъ самый вечеръ мистеръ Фоггъ долженъ былъ прибыть въ Шанхай, чтобы поспѣть на йокагамскій пакетботъ. Еслибы не буря, заставившая его потерять нѣсколько часовъ, онъ былъ бы уже въ эту минуту въ тридцати миляхъ отъ порта.
Вѣтеръ ощутительно спадалъ, но къ счастію вмѣстѣ съ тѣмъ улеглось и волненіе моря. Гоэлетта покрылась всѣми своими парусами и быстро неслась, вспѣнивая море.
Въ полдень Танкадера была уже въ 45 миляхъ отъ Шанхая. Ей нужно было не болѣе шести часовъ чтобы достигнуть этого порта до отхода йокагамскаго пакетбота.
Всѣ плывшіе на гоэлеттѣ находились между страхомъ и надеждой. У всѣхъ, за исключеніемъ Филеаса Фогга, сердце билось отъ нетерпѣнія. Гоэлеттѣ необходимо было идти со среднею скоростью по девяти миль въ часъ, а вѣтеръ спадалъ все болѣе и болѣе. То былъ вѣтеръ неправильный, какими-то причудливыми порывами дувшій съ берега. Они проносились, и море становилось совершенно гладкимъ.
Впрочемъ судно было такъ легко, его верхніе паруса изъ тонкой ткани такъ хорошо пользовались этими капризными порывами, что благодаря береговому теченію, въ шесть часовъ Джонъ Бонсби полагалъ уже что они только въ десяти миляхъ отъ порта. Полчаса спустя довольно ясно можно было различить Шанхай, его дома, флаги, его пристань, ярко освѣщаемые косвенными лучами солнца.
Въ семь часовъ они были еще въ трехъ миляхъ отъ Шанхая. Энергическое проклятіе вырвалось изъ устъ шкипера.... Премія въ двѣсти фунтовъ ускользала отъ него. Онъ посмотрѣлъ на мистера Фогга. Мистеръ Фоггъ оставался хладнокровенъ, а между тѣмъ дѣло шло обо всемъ его состояніи....
Въ эту минуту длинная черная труба, съ выбѣгающею изъ нея струей дыма показалась на поверхности моря. То былъ американскій пакетботъ выступавшій изъ пристани Шанхая. Онъ снялся съ якоря въ положенный часъ.
— Проклятіе! воскликнулъ Джонъ Бонсби, отталкивая съ отчаяніемъ руль.
— Сигналы! сказалъ спокойно мистеръ Фоггъ.
На носу Танкадеры находилась маленькая бронзовая пушка, служившая для сигналовъ во время тумана. Ее зарядили тройнымъ зарядомъ; но въ ту минуту когда шкиперъ хотѣлъ приложить горячій уголь на затравку, мистеръ Фоггъ сказалъ:
— Спустите флагъ!
Флагъ былъ спущенъ на половину мачты. То былъ сигналъ о бѣдствіи, и можно было надѣяться что, увидѣвъ его, американскій пакетботъ нѣсколько измѣнитъ свой ходъ, чтобы захватить судно.
— Стрѣляйте! сказалъ мистеръ Фоггъ.
И выстрѣлъ маленькой пушки загрохоталъ въ воздухѣ.
Карнатикъ, оставившій Гонъ-Конгъ 7го ноября, въ половинѣ 7го вечера, летѣлъ на всѣхъ парахъ по направленію къ японскимъ владѣніямъ. Онъ былъ наполненъ пассажирами и товарами. Лишь двѣ заднія каюты оставались незанятыми. Онѣ предназначались для Филеаса Фогга.
На слѣдующее утро матросы, находившіеся на корабельномъ носу, увидѣли пассажира, блуждающіе взоры, нетвердая поступь, всклоченные волосы котораго обратили на себя всеобщее вниманіе. Пассажиръ вышелъ, шатаясь, изъ каютки и усѣлся подъ мачтами.
Пассажиръ этотъ былъ нашъ пріятель Паспарту.
Черезъ нѣсколько минутъ послѣ ухода Фикса изъ таверны, двое служителей перенесли Паспарту, спавшаго крѣпкимъ сномъ, на постель, предназначавшуюся для курильщиковъ. Но Паспарту и во снѣ преслѣдовала мысль о неисполненіи долга; онъ спалъ не болѣе трехъ часовъ и проснувшись старался подавить одуряющее дѣйствіе опіума. Преслѣдовавшая его мысль придавала ему силы. Онъ всталъ съ постели и шатаясь, держась за стѣну, падая и снова вставая, побрелъ изъ таверны, движимый какимъ-то инстинктивнымъ чувствомъ и восклицая какъ бы сквозь сонъ: Карнатикъ! Карнатикъ!
Пароходъ, дымившійся и уже готовый къ отъѣзду, былъ у него предъ глазами. Ему надо было сдѣлать лишь нѣсколько шаговъ для того чтобы до него добраться. Онъ бросился на подъемный мостъ, въ одинъ мигъ перебѣжалъ его и упалъ безъ чувствъ на носу судна въ ту минуту когда Карнатикъ отвязывалъ канаты.
Матросы, привыкшіе къ подобнымъ зрѣлищамъ, спустили безчувственнаго пассажира въ каюту втораго класса; Паспарту проспалъ въ ней до слѣдующаго утра и проснулся лишь на разстояніи ста пятидесяти миль отъ китайскихъ владѣній.
Такимъ-то образомъ Паспарту очутился на палубѣ Карнатика, на которую онъ вышелъ для того чтобъ освѣжиться морскимъ воздухомъ. Послѣдній благотворно подѣйствовалъ на него. Онъ началъ приводить въ порядокъ свои мысли, что стоило ему большаго труда. Но мало-по-малу онъ припомнилъ все что́ случилось съ нимъ наканунѣ, признаніе Фикса, таверну и проч.
„Должно-быть я хорошо накурился, сказалъ онъ себѣ, — что́ скажетъ мистеръ Фоггъ? Но во всякомъ случаѣ я не пропустилъ парохода, а это главное.“
Потомъ мысли его обратились къ Фиксу.
„Что касается этого молодца, думалъ онъ, — то я надѣюсь что мы отъ него избавились, и что послѣ сдѣланнаго имъ мнѣ предложенія, онъ не посмѣлъ послѣдовать за нами на Карнатикъ. Сыщикъ, шпіонъ, слѣдящій за моимъ господиномъ, подозрѣваемымъ въ кражѣ денегъ изъ Англійскаго Банка! Экой вздоръ! мистеръ Фоггъ столько же похожъ на вора, сколько я на убійцу!“
Долженъ ли былъ онъ, Паспарту, сообщить своему господину то что́ онъ узналъ? Слѣдовало ли разъяснить ему какую роль игралъ Фиксъ въ ихъ путешествіи? Не лучше ли было дождаться возвращенія въ Лондонъ и тамъ уже разказать ему что агентъ англійской полиціи слѣдилъ за нимъ во все время его путешествія? Да, это будетъ лучше. Во всякомъ случаѣ вопросъ этотъ надо еще обдумать. Но прежде всего надо найти мистера Фогга и извиниться предъ нимъ за недостойное поведеніе.
Съ этимъ намѣреніемь Паспарту всталъ. Море было бурно и пакетботъ шелъ скоро. Едва держась на ногахъ, вѣрный слуга достигъ задней части парохода.
Но на палубѣ не оказалось ни его господина, ни мистрисъ Ауды.
„Мистрисъ Ауда вѣроятно еще спитъ теперь, а мистеръ Фоггъ должно-быть нашелъ партію для виста и по своему обыкновенію…“
Разсуждая такимъ образомъ, Паспарту спустился въ залу, но и здѣсь не было мистера Фогга. Ему оставалось только спросить у буфетчика какую каюту занималъ мистеръ Фоггъ. Буфетчикъ отвѣчалъ ему что онъ не слыхалъ имени пассажира о которомъ тотъ его спрашивалъ.
— Какъ такъ? спросилъ снова Паспарту. — Высокій джентльменъ, серіозный, несообщительный и съ нимъ молодая дама.
— На пароходѣ нѣтъ ни одной молодой дамы, отвѣчалъ буфетчикъ. — Посмотрите списокъ путешественниковъ.
Паспарту прочелъ списокъ. Имени его господина тамъ не значилось.
Онъ стоялъ какъ ошеломленный…
— Мы ѣдемъ на Карнатикѣ? спросилъ онъ у буфетчика.
— Да.
— Въ Йокагаму?
— Да.
Паспарту подумалъ было, не ошибся ли онъ пароходомъ! Но такъ какъ онъ дѣйствительно находился на Карнатикѣ, то его господина на немъ не было.
Паспарту въ изнеможеніи опустился въ кресла. Сдѣланное имъ открытіе было для него громовымъ ударомъ. Но вдругъ онъ вспомнилъ что отъѣздъ Карнатика былъ ускоренъ, и что онъ долженъ былъ предупредить своего господина, что онъ его не предупредилъ, и что по его винѣ мистеръ Фоггъ и мистрисъ Ауда не попали на пароходъ!
Да, онъ былъ виноватъ, но еще болѣе его виноватъ былъ негодяй который, для того чтобы разлучить его съ его господиномъ и задержать послѣдняго въ Гонъ-Конгѣ, довелъ его до безчувствія. Теперь онъ понялъ замыселъ инспектора полиціи. Мистеръ Фоггъ будетъ разоренъ, проиграетъ пари и быть-можетъ даже будетъ остановленъ и посаженъ въ тюрьму! Паспарту былъ въ отчаяніи. О, попадись ему Фиксъ, онъ съ нимъ расквитается!
Но мало-по-малу онъ пришелъ въ себя и сталъ раздумывать о своемъ положеніи, которое было весьма незавидно. Онъ ѣхалъ въ Японію. Но какимъ образомъ онъ воротится назадъ? У него не было ни одного шиллинга, ни одного пенни. Но во всякомъ случаѣ за переѣздъ въ Японію и за столъ во время этого переѣзда было уже заплачено, и ему оставалось еще пять или шесть дней для размышленія. Чтобы вознаградить себя за предстоявшее затрудненіе, онъ во время пребыванія на Карнатикѣ старался ѣсть за троихъ, за мистера Фогга, за мистрисъ Ауду и за самого себя. Онъ ѣлъ какъ будто Японія была пустыней, въ которой ему предстояло голодать.
13го числа утромъ, Карнатикъ подошелъ къ Йокагамской пристани.
Йокагама одинъ изъ важнѣйшихъ портовъ Тихаго Океана, къ которому пристаютъ всѣ пароходы почтовые и пассажирскіе, на пути въ Сѣверную Америку, въ Китай, Японію и на Малайскіе острова. Йокагама расположена въ заливѣ Іеддо, неподалеку отъ обширнаго города того же имени, второй столицы Японской имперіи.
Карнатикъ присталъ къ гавани между многочисленными судами различныхъ націй.
Паспарту совершенно равнодушно вступилъ въ страну сыновъ солнца и отправился бродить по городу.
Онъ увидѣлъ себя среди европейскаго города, съ низкими домами, украшенными верандами, опиравшимися на причудливые перистили, съ улицами, площадями, магазинами и доками. Здѣсь, также какъ и въ Гонъ-Конгѣ или Калькуттѣ, толпились Американцы, Англичане, Китайцы, Голландцы, различные торговцы, выжидавшіе случая продать или купить что-либо. Среди нихъ Французы попадались чрезвычайно рѣдко.
Паспарту имѣлъ средства выйти изъ своего затруднительнаго положенія: онъ могъ обратиться къ французскому или англійскому консуламъ пребывающимъ въ Йокагамѣ; но ему не хотѣлось разказывать имъ своихъ приключеній, тѣсно связанныхь съ именемъ мистера Фогга, и онъ рѣшился только въ крайнемъ случаѣ обратиться къ нимъ.
Изъ европейской части города Паспарту перешелъ въ японскую, рѣшившись въ случаѣ нужды дойти до Іеддо.
Та часть Йокагамы которая построена во вкусѣ туземныхъ городовъ называется Бентеномъ, по имени морской богини которой поклоняются жители сосѣднихъ острововъ. Здѣсь виднѣлись повременамъ густыя сосновыя и кедровыя аллеи, священныя ворота, въ высшей степени причудливой архитектуры мосты, едва замѣтные между тростникомъ и бамбуковыми деревьями; храмы пріютившіеся подъ мрачною тѣнью вѣковыхъ кедровъ, зданія въ которыхъ прозябаютъ буддійскіе жрецы и послѣдователи Конфуція; безконечныя улицы, на которыхъ во множествѣ встрѣчались дѣти съ розовыми лицами и румяными щеками, напоминавшія собой рисунки на ширмахъ, игравшія съ коротконогими пуделями и желтоватыми кошками безъ хвостовъ, чрезвычайно лѣнивыми и ласковыми животными.
Движеніе на улицахъ не прекращалось ни на минуту; бонзы проходили торжественными процессіями, ударяя въ свои однообразные тамбурины; якунины, таможенные и полицейскіе офицеры, съ острыми лаковыми шлемами и двумя саблями, тѣлохранители тайкуна, въ бумажныхъ одеждахъ голубаго цвѣта съ бѣлыми полосами, вооруженные ударными ружьями, воины микадо, въ шелковыхъ фуфайкахъ, панцыряхъ и кольчугахъ, и множество другихъ военныхъ встрѣчалось на каждомъ шагу. Въ Японіи военное сословіе пользуется большимъ уваженіемъ, между тѣмъ какъ Китайцы, напротивъ того, относятся къ нему съ величайшимъ презрѣніемъ. Кромѣ военныхъ на улицахъ толпились пилигримы въ длинныхъ одеждахъ, просившіе милостыню, и люди съ гладко причесанными черными какъ смоль волосами, съ толстыми головами, съ длинными туловищами и тонкими ногами, невысокіе ростомъ и различныхъ цвѣтовъ, отъ темно-краснаго до бѣлаго, рѣзко отличавшихся отъ желтаго цвѣта Китайцевъ. Между экипажами попадались паланкины, лошади, носильщики, кресла съ занавѣсями, норимоны съ лаковыми стѣнками, мягкіе кангосы, похожіе на бамбуковыя постели. Повременамъ виднѣлись маленькія женскія ноги, обутыя въ бумажные башмаки, соломенныя сандаліи или деревянную обувь; женщины, некрасивыя собой, съ узкими глазами и высокою грудью, съ черными зубами, окрашенными согласно господствующей модѣ, были одѣты въ живописный національный костюмъ, извѣстный подъ названіемъ „киримона“ и состоящій изъ халата подпоясаннаго шелковымъ шарфомъ, завязывающимся позади огромнымъ бантомъ; послѣдній повидимому изъ Японіи перешелъ въ Европу, такъ какъ мы его встрѣчаемъ между парижскими модами.
Паспарту въ продолженіи нѣсколькихъ часовъ прогуливался среди этой пестрой толпы и разглядывалъ роскошныя, оригинальныя лавки, представлявшія собою базары японскихъ золотыхъ и серебряныхъ издѣлій, рестораціи, разукрашенныя бандеролями и флагами, но для него недоступныя, и чайные дома, въ которыхъ подаются полныя чашки душистой, горячей жидкости и саки, горячительный напитокъ извлекаемый изъ рису, и уютныя табачныя, въ которыхъ курятъ отличный табакъ вмѣсто опіума, рѣдко встрѣчающагося въ Японіи.
Потомъ Паспарту вышелъ въ поле и увидѣлъ себя среди обширныхъ рисовыхъ плантацій. Между различными цвѣтами красовались ослѣпительныя камеліи, образовавшія не кусты, а цѣлыя деревья, а въ огороженныхъ мѣстахъ росли деревья бамбуковыя, вишневыя, сливныя, яблочныя, которыя Японцы разводятъ болѣе для цвѣтовъ, чѣмъ для плодовъ, и которыя охраняются уродливыми манекенами и трещотками отъ воробьевъ, голубей, воронъ и другихъ прожорливыхъ посѣтителей. На величественныхъ кедрахъ гнѣздились орлы; къ стволамь плакучихъ ивъ задумчиво прислонялись цапли; всюду видно было множество воронъ, утокъ, голубей, дикихъ гусей, но болѣе всего журавлей, называемыхъ въ Японіи „царями птицъ“ и служащихъ символами счастія и долголѣтія.
Гуляя по полямъ, Паспарту увидѣлъ въ травѣ нѣсколько фіалокъ.
„Теперь я поужинаю“, сказалъ онъ себѣ.
Но фіалки оказались безъ запаха.
„Неудачно“, подумалъ онъ.
Хотя нашъ запасливый путешественникъ хорошо позавтракалъ на Карнатикѣ, но послѣ продолжительной ходьбы онъ сильно проголодался. Онъ не видалъ въ лавкахъ туземныхъ мясныхъ торговцевъ мяса овецъ, козъ или поросятъ; онъ зналъ что убивать быковъ, предназначавшихся исключительно для земледѣлія, считалось святотатствомъ, вслѣдствіе чего онъ и предполагалъ что мясо наиболѣе употребляемое въ Европѣ должно быть рѣдкостью въ Японіи. Предположеніе его было вѣрно, но за недостаткомъ европейскаго мяса онъ бы вполнѣ удовольствовался мясомъ кабана или лани, куропаткой или перепелкой, птицей или рыбой, которыми почти исключительно питаются Японцы. Но дѣлать было нечего; надо было помириться съ голодомъ и отложить до слѣдующаго дня помышленіе о пищѣ.
Съ наступленіемъ ночи Паспарту возвратился въ туземную часть города и долго бродилъ по улицамъ, освѣщеннымъ разноцвѣтными фонарями, разглядывая шутовъ, привлекавшихъ своими продѣлками многочисленныхъ зрителей, и астрологовъ, окруженныхъ толпами слушателей. Набережная освѣщалась кострами рыболововъ, привлекавшихъ рыбу свѣтомъ горѣвшей лампы.
Наконецъ улицы опустѣли; повременамъ лишь виднѣлись патрули, состоявшіе изъ якуниновъ и ихъ свиты. Эти офицеры, въ блестящихъ одеждахъ, окруженные свитами, походили на посланниковъ, и Паспарту повторялъ каждый разъ при встрѣчѣ съ ними:
— Опять японское посольство отправляется въ Европу.
На слѣдующій день Паспарту, измученный, голодный, сказалъ себѣ что надо поѣсть во что́ бы то ни стало, ѣсть чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше. У него оставалось еще одно средство въ запасѣ — продать часы, но онъ скорѣе согласился бы умереть съ голоду. Теперь или никогда представлялся Паспарту случай употребить въ дѣло сильный, если не звучный, голосъ, которымъ надѣлила его природа. Онъ зналъ нѣсколько французскихъ и англійскихъ куплетовъ и рѣшился попробовать спѣть ихъ. Онъ разчитывалъ что Японцы по всей вѣроятности были любители музыки, такъ какъ у нихъ все совершается подъ звуки цимбаловъ, тамъ-тама и барабановъ, и они должны были оцѣнить талантъ европейскаго виртуоза. Но можетъ-быть еще слишкомъ рано было давать концерты, и неожиданно пробужденныя дилеттантки могли пѣвцу и не заплатить монеты съ изображеніемъ микадо. Итакъ Паспарту рѣшился подождать нѣсколько часовъ, но дорогой ему пришло на умъ что пожалуй онъ окажется слишкомъ хорошо одѣтымъ для странствующаго артиста, и тогда въ головѣ его блеснула мысль промѣнять свое платье на какое-нибудь старое, которое бы болѣе шло къ его положенію. Отъ такого промѣна у него непремѣнно должны были остаться деньги, которыя сейчасъ бы можно было употребить на удовлетвореніе аппетита. Принявъ такое рѣшеніе, онъ отправился приводить его въ исполненіе. Послѣ долгихъ розысковъ, Паспарту нашелъ наконецъ туземнаго торговца старьемъ, къ которому и обратился съ своимъ предложеніемъ. Европейское платье понравилось торговцу, и вскорѣ Паспарту нарядился въ поношенную японскую одежду и надѣлъ на голову что-то въ родѣ тюрбана, съ боками совершенно полинявшими отъ времени. Но за то въ карманѣ его звенѣли серебряныя монетки.
„Хорошо, подумалъ онъ, я воображу себѣ что теперь карнавалъ.“
Первымъ дѣломъ Паспарту, превратившагося такимъ образомъ въ Японца, было взойти въ чайный домъ скромной наружности, гдѣ онъ позавтракалъ остатками дичи и обильною порціей рису, такъ какъ обѣдъ представился ему еще не разрѣшенною задачей.
„Теперь, сказалъ онъ про себя, значительно подкрѣпивъ свои силы, — теперь не надо терять голову. Я уже не имѣю болѣе возможности продать это старое платье за другое еще болѣе японское. Стало-быть нужно поискать средства какъ можно скорѣе выбраться изъ этой Страны Солнца, о которой я сохраню самое плачевное воспоминаніе.“
Паспарту задумалъ посѣтить всѣ пакетботы отправлявшіеся въ Америку. Онъ разчитывалъ предложить свои услуги въ качествѣ повара или служителя, и вмѣсто всякой другой платы удовольствоваться даровою пищей и даровымъ проѣздомъ. Только бы добраться до Санъ-Франсиско, а тамъ онъ уже какъ-нибудь выпутается изъ своего положенія. Самое главное было проѣхать эти четыре тысячи миль по Тихому Океану, отдѣляющему Японію отъ Новаго Свѣта. Такъ какъ Паспарту былъ не изъ такихъ которые медлятъ исполненіемъ своего намѣренія, то онъ и направился къ Йокагамской гавани. Но по мѣрѣ приближенія его къ докамъ, проектъ, показавшійся ему столь не сложнымъ въ ту минуту какъ онъ задумалъ его, представлялся ему теперь все болѣе неисполнимымъ. Почему непремѣнно понадобится поваръ или служитель на американскомъ пакетботѣ, и какое довѣріе можетъ внушить человѣкъ наряженный въ такой костюмъ? Какую рекомендацію могъ бы онъ представить? На кого бы онъ могъ сослаться?
Пока онъ размышлялъ такимъ образомъ, взглядъ его упалъ на огромную афишу, съ которою какой-то клоунъ расхаживалъ по улицамъ Йокагамы. Афиша эта, написанная на англійскомъ языкѣ, гласила слѣдующее:
ВИЛЬЯМА БАТУЛЬКАРА.
ПОСЛѢДНІЯ ПРЕДСТАВЛЕНІЯ,
предъ ихъ отъѣздомъ въ Американскія Соединенныя Штаты,
ДОЛГОНОСЫХЪ
Подъ непосредственнымъ покровительствомъ бога Тингу.
Великолѣпный спектакль!— Сѣверо-Американскіе Соединенные Штаты! воскликнулъ Паспарту, вотъ это-то именно мнѣ и нужно....
Онъ послѣдовалъ за человѣкомъ-афишей и вскорѣ очутился въ японскомъ городѣ. Четверть часа спустя, онъ стоялъ предъ просторнымъ балаганомъ, надъ которымъ развѣвались флаги, между тѣмъ какъ снаружи на стѣнахъ его нарисована была безъ всякой перспективы, но за то яркими красками, цѣлая труппа фигляровъ. То было заведеніе почтеннаго Батулькара, который, нѣчто въ родѣ американскаго Барнума, былъ директоромъ труппы гаеровъ, фигляровъ, клоуновъ, акробатовъ, эквилибристовъ, гимнастовъ, дававшихъ, какъ говорилось въ афишѣ, свои послѣднія представленія предъ отъѣздомъ своимъ изъ Страны Солнца въ Соединенные Штаты. Паспарту взошелъ подъ перистиль, который находился предъ балаганомъ, и спросилъ мистера Батулькара. Мистеръ Батулькаръ самъ явился предъ нимъ.
— Что́ вамъ нужно? спросилъ онъ Паспарту, котораго сначала принялъ за туземца.
— Не требуется ли вамъ служителя? спросилъ Паспарту.
— Служителя! воскликнулъ Барнумъ, поглаживая густую сѣдую бородку окружавшую его подбородокъ, — у меня ихъ двое, очень вѣрныхь; они никогда еще не покидали меня, служатъ мнѣ даромъ, съ тѣмъ только условіемъ чтобъ я ихъ кормилъ. — Вонъ они, прибавилъ онъ, показывая на свои сильныя руки, изборожденныя жилами, такими же толстыми какъ струны у контрбаса.
— Итакъ я вамъ ни на что́ не гожусь?
— Ни на что́.
— Чортъ возьми! между тѣмъ мнѣ бы очень было съ руки ѣхать съ вами.
— Ба, ба, ба, сказалъ почтенный Батулькаръ, вы столько же Японецъ сколько я обезьяна! Зачѣмъ же вы такъ одѣты?
— Всякій одѣвается какъ можетъ.
— Правда. Значитъ вы Французъ?
— Да, Парижанинъ изь Парижа.
— Стало-быть вы умѣете строить гримасы?
— Боже мой, сказалъ Паспарту, раздосадованный тѣмъ что національность его возбудила подобный вопросъ, — мы, Французы, умѣемъ дѣлать гримасы, это правда, но нисколько не лучше Американцевъ.
— Именно такъ. Ну если я васъ и не возьму въ служители, то могу взять васъ въ клоуны. Вы поймете, другъ мой, во Франціи показываютъ иностранныхъ шутовъ, а за границей — французскихъ.
— А!
— Вы кажется сильны?
— Въ особенности когда встаю изъ-за стола.
— Умѣете вы пѣть?
— Да, отвѣчалъ Паспарту, который нѣкогда участвовалъ въ уличныхъ концертахъ.
— Но умѣете ли вы пѣть внизъ головой, съ вертящимся волчкомъ на подошвѣ лѣвой ноги, и съ саблей поставленной вертикально на подошвѣ правой.
— Еще бы не умѣть! отвѣчалъ Паспарту, припоминая первыя экзерциціи своей юности.
— Въ этомъ, видите, заключается все нужное! отвѣчалъ почтенный Батулькаръ.
Условіе было заключено hic et nunc.
Наконецъ Паспарту нашелъ себѣ положеніе. Онъ приглашенъ былъ все дѣлать въ пресловутой японской труппѣ. Оно было не совсѣмъ лестно, но за то онъ черезъ недѣлю могъ отправиться въ Санъ-Франсиско.
Представленіе возвѣщенное съ большимъ шумомъ почтеннымъ Батулькаромъ должно было начаться въ три часа, и вскорѣ громадные инструменты японскаго оркестра, барабаны и тамъ-тамы, загремѣли у дверей. Понятно что Паспарту не могъ изучить роли, но онъ долженъ былъ служить своими могучими плечами въ большей экзерциціи „человѣческій гроздъ“, исполняемой Долгоносыми чтителями божества Тингу. Эта great attraction представленія должна была заключить рядъ экспериментовъ.
Задолго до трехъ часовъ зрители наполнили обширный балаганъ. Европейцы и туземцы, Китайцы и Японцы, мущины, женщины и дѣти бросались на узкія скамейки и въ ложи, расположенныя насупротивъ сцены. Музыканты вошли внутрь балагана, и оркестръ яростно гремѣлъ на своихъ тамъ-тамахъ, гонгахъ, тамбуринахъ и флейтахъ.
Представленіе это не отличалось отъ всѣхъ прочихъ акробатическихъ штукъ. Японцы великіе искусники въ этомъ дѣлѣ, и безполезно было бы описывать всѣ дѣйствія акробатовъ и гимнастовъ съ лѣстницами, шарами, бочками и проч. Но главною прелестью представленія была выставка этихъ „Долгоносыхъ“, изумительныхъ эквилибристовъ, еще неизвѣстныхъ въ Европѣ.
Эти „Долгоносые“ и составляютъ особую корпорацію, посвященную спеціально божеству Тингу. Они были одѣты на подобіе средневѣковыхъ героевъ и съ великолѣпными крыльями на плечахъ. Но въ особенности они отличались огромными носами, которые украшали ихъ лица, и употребленіемъ которое они изъ нихъ дѣлали. Эти носы были не что́ иное какъ бамбуковыя палки длиной въ пять, шесть, даже въ десять футовъ, иногда прямыя, иногда изогнутыя, иногда гладкія, а иногда бородавчатыя. На этихъ-то носахъ, крѣпко утвержденныхъ, и производились чудеса эквилибристики. Дюжина этихъ поклонниковъ божества Тингу ложились на спину, а товарищи ихъ становились на ихъ носы, подымавшіеся въ видѣ громоотводовъ, прыгали, скакали съ одного на другой и выдѣлывали невѣроятные фокусы.
Въ заключеніе публикѣ спеціально было объявлено о человѣческой пирамидѣ, въ которой пятьдесятъ „Долгоносыхъ“ должны были изображать колесницу Джагернаута. Но вмѣсто того чтобы составлять эту пирамиду принимая за опору свои плеча, артисты почтеннаго Батулькара должны были поддерживать другъ друга своими носами. Но такъ какъ одинъ изъ тѣхъ которые служили основаніемъ колесницы выбылъ изъ труппы, и такъ какъ для этого достаточно было быть сильнымъ и ловкимъ, то Паспарту и былъ назначенъ на его мѣсто.
Конечно Паспарту почувствовалъ нѣкоторое прискорбіе, когда, какъ бывало въ бѣдственныя времена юности, онъ надѣлъ на себя средневѣковой костюмъ, украшенный разноцвѣтными крыльями, и когда къ лицу ему прикрѣпили шестифутовый носъ! Но какъ бы то ни было, этотъ носъ былъ для него средствомъ существованія, и онъ рѣшился воздѣть его на себя.
Паспарту вышелъ на сцену и сталъ рядомъ съ своими товарищами, которые должны были изображать основаніе колесницы Джагернаута. Всѣ полегли на землю, поднявъ носы къ небу. Другой отрядъ эквилибристовъ сталъ на эти носы, за нимъ послѣдоваль третій, потомъ четвертый, и на этихъ носахъ, которые соприкасались только своими остріями, вскорѣ воздвиглась до самаго потолка человѣческая пирамида.
Рукоплесканія становились все неистовѣе, оркестръ издавалъ громовые звуки, какъ вдругъ пирамида поколебалась, равновѣсіе разстроилось, одна изъ опорныхъ точекъ основанія исчезла, и вся пирамида разсыпалась подобно карточному домику....
Виновникомъ этого разрушенія былъ Паспарту, который, оставивъ свой постъ и перебравшись за рампу безъ помощи своихъ крыльевъ, взмостился на галлерею съ правой стороны и упалъ къ ногамъ одного изъ зрителей съ возгласомъ:
— Это вы, вы, мой господинъ?
— Вы Паспарту?
— Да, я.
— Въ такомъ случаѣ, мой любезный, пойдемъ вмѣстѣ на пакетботъ.
Мистеръ Фоггъ, мистриссъ Ауда и Паспарту направились по корридору къ выходу изъ балагана. Но тамъ они встрѣтили почтеннаго Батулькара внѣ себя отъ ярости, требовавшаго уплаты за причиненные ему убытки. Филеасъ Фоггъ укротилъ его ярость, бросивъ ему нѣсколько банковыхъ билетовъ. Въ половинѣ 7го, мистеръ Фоггъ и Ауда вступили на американскій пакетботъ, въ минуту его отплытія, а за ними слѣдовалъ Паспарту съ крыльями за плечами и съ шестифутовымъ носомъ, котораго онъ никакъ не могъ сорвать съ своего лица.
Что́ случилось въ виду Шанхая — понять не трудно. Сигналы поданные съ Танкадеры замѣчены были йокагамскимъ пакетботомъ. Капитанъ, увидѣвъ спущенный флагъ, направился къ гоэлеттѣ. Нѣсколько минутъ спустя, Филеасъ Фоггъ, сполна уплатилъ Джону Бонсби условленные 550 фунтовъ. Затѣмъ почтенный джентльменъ, мистрисъ Ауда и Фиксъ взошли на пароходъ и поплыли въ Йокагаму.
По прибытіи туда въ назначенный часъ утромъ 14го ноября Филеасъ Фоггъ отправился на Карнатикъ, и тамъ узналъ къ великой радости мистрисъ Ауды, — а можетъ-быть и къ своей собственной, хотя онъ того и не показалъ, — что Французъ Паспарту дѣйствительно прибылъ наконецъ въ Йокагаму.
Филеасъ Фоггъ, который въ тотъ же вечеръ долженъ былъ отправиться въ Санъ-Франсиско, тотчасъ же принялся за розыски своего служителя. Онъ обращался, но безуспѣшно, къ консуламъ англійскому и французскому, и понапрасну проходивъ по улицамъ Йокагамы, потерялъ уже надежду отыскать Паспарту, какъ вдругъ случай или можетъ-быть родъ предчувствія заставилъ его войти въ балаганъ почтеннаго Батулькара. Конечно онъ не узналъ бы своего служителя въ его эксцентрическомъ костюмѣ, но тотъ въ своемъ опрокинутомъ положеніи усмотрѣлъ своего господина въ галлереѣ. Онъ не могъ воздержаться отъ быстраго движенія, слѣдствіемъ коего было нарушеніе равновѣсія и все остальное.
Вотъ что́ узналъ Паспарту изъ устъ самой мистрисъ Ауды, которая передала ему какъ совершился этотъ переѣздъ отъ Гонъ-Конга въ Йокагаму въ обществѣ Фикса на Танкадерѣ. При имени Фикса Паспарту не моргнулъ бровью. Онъ полагалъ что не наступило еще время сообщить его господину то что́ произошло между нимъ и полицейскимъ инспекторомъ. Поэтому въ разказѣ который Паспарту сдѣлалъ о своихъ похожденіяхъ онъ обвинялъ исключительно себя и извинялся только тѣмъ что опьянѣлъ отъ опіума въ гонконгской тавернѣ.
Мистеръ Фоггъ выслушалъ равнодушно и ничего не отвѣчалъ на этотъ разказъ, потомъ открылъ своему служителю кредитъ достаточный для того чтобъ онъ могъ себѣ достать на пароходѣ приличное платье. И дѣйствительно не прошло и часа, какъ честный служитель снялъ съ себя носъ и крылья и ничѣмъ уже не былъ похожъ на поклонника божества Тингу.
Пакетботъ совершавшій переѣздъ отъ Йокагамы до Санъ-Франсиско принадлежалъ компаніи Pacific Mail Steam и носилъ названіе Генерала Гранта. То былъ большой колесный пароходъ вмѣстимостью въ 2.500 тоннъ, отлично устроенный и весьма быстрый на ходу. Генералъ Грантъ снабженъ былъ тремя мачтами и множествомъ парусовъ, значительно содѣйствовавшихъ быстротѣ его хода. Проходя по 12 миль въ часъ, пакетботъ долженъ былъ употребить не болѣе 21 дня для переѣзда черезъ Тихій Океанъ. Итакъ Филеасъ Фоггъ могъ свободно разчитывать что по прибытіи въ Санъ-Франсиско 2го декабря, онъ будетъ 10го въ Нью-Йоркѣ и 20го въ Лондонѣ, то-есть нѣсколькими часами ранѣе роковаго 21го декабря.
Пассажировъ на пароходѣ было множество, — Англичане, Американцы, цѣлая колонія куліевъ, направлявшихся въ Америку, и нѣсколько офицеровъ индійской арміи, пользующихся отпускомъ для совершенія кругосвѣтнаго путешествія.
Во время этого переѣзда не случилось никакого особеннаго происшествія. Качка на пароходѣ была незначительна. Тихій Океанъ оправдывалъ свое названіе. Мистеръ Фоггъ былъ такъ же спокоенъ и такъ же мало сообщителенъ, какъ и всегда. Его молодая спутница чувствовала что привязывается къ нему все сильнѣе и сильнѣе. Эта молчаливая натура, столь великодушная и благородная, производила на нее такое впечатлѣніе которое было для нея совершенною новостью, и она почти безсознательно предавалась чувству, вліянія котораго, повидимому, ни мало не ощущалъ загадочный мистеръ Фоггъ.
Помимо этого, мистрисъ Ауда сильно интересовалась планами джентльмена. Она тревожилась препятствіями, которыя могли помѣшать успѣху путешествія. Часто она разговаривала съ Паспарту, который отчасти догадывался что́ происходитъ въ сердцѣ мистрисъ Ауды. Честный малый отъ души привязался къ своему господину и вѣрилъ въ него безусловно; онъ былъ неистощимъ въ похвалахъ честности, великодушію, безмолвному самоотверженію Филеаса Фогга; потомъ онъ успокоивалъ мистрисъ Ауду относительно исхода ихъ путешествія, повторяя что самое трудное уже пройдено, что они миновали уже фантастическія области Китая и Японіи, что они возвращаются въ цивилизованныя страны и наконецъ что поѣзда отъ Санъ-Франсиско въ Нью-Йоркъ и трансатлантическаго парохода изъ Нью-Йорка въ Лондонъ будетъ достаточно для окончанія этого невозможнаго при обыкновенныхъ условіяхъ кругосвѣтнаго путешествія.
Девять дней спустя по отплытіи изъ Йокагамы, Филеасъ Фоггъ какъ разъ находился на половинѣ пути. 23го ноября Генералъ Грантъ проходилъ 180й меридіанъ, тотъ самый подъ которымъ въ восточномъ полушаріи находятся антиподы Лондона. Правда, изъ 80ти дней предоставленныхъ въ его распоряженіе мистеръ Фоггъ израсходовалъ уже 52 и на остальной путь ему оставалось только 28. Но надо замѣтить что если этотъ джентльменъ находился только на половинѣ пути по „разности долготъ“, то въ дѣйствительности онъ совершилъ уже двѣ трети всего пути. И въ самомъ дѣлѣ, какіе изгибы ему приходилось дѣлать отъ Лондона до Адена, отъ Адена до Бомбея, отъ Калькутты до Сингапура, отъ Сингапура до Йокагамы! Еслибы слѣдовать прямо по 50й (лондонской) параллели, то разстояніе было бы всего въ 12 тысячъ миль, между тѣмъ какъ Филеасъ Фоггъ принужденъ былъ, вслѣдствіе изгибовъ пути; проѣхать ихъ 26 тысячъ, изъ коихъ по это число (23 ноября) онъ сдѣлалъ около 17.500. Но теперь путь лежалъ прямой, и Фиксъ уже не могъ ему воздвигать препятствій.
Оказалось что въ этотъ день, 23го ноября, Паспарту испыталъ великую радость. Читатели припомнятъ что этотъ упрямецъ хотѣлъ непремѣнно чтобы семейные часы его показывали лондонское время и считалъ невѣрными часы всѣхъ странъ гдѣ проѣзжалъ. Онъ ни разу не передвигалъ ихъ, а въ этотъ день они оказались совершенно вѣрны съ хронометромъ парохода. Паспарту торжествовалъ, и это совершенно понятно. Ему хотѣлось знать что́ бы сказалъ Фиксъ, еслибъ онъ былъ налицо. „Этотъ бездѣльникъ наразказалъ мнѣ кучу исторій про меридіаны, про солнце и луну! говорилъ самъ себѣ Паспарту. Ну ужь народецъ! Еслибъ ихъ слушать, то можно бы перепортить всѣ часы! Я былъ убѣжденъ что рано или поздно, а солнце пойдетъ по моимъ часамъ!...“
Но если Фиксъ и могъ объяснить почему часы Паспарту въ эту минуту показывали вѣрно, то Паспарту все-таки не понялъ бы или не допустилъ бы возможности чтобъ они когда-нибудь могли быть не вѣрны. Во всякомъ случаѣ, еслибы по какому-нибудь сверхъестественному чуду полицейскій инспекторъ въ эту минуту неожиданно появился на пароходѣ, то Паспарту, имѣвшій полное основаніе питать къ нему злобу, несомнѣнно повелъ бы съ нимъ рѣчь совершенно о другомъ предметѣ.
Гдѣ же былъ Фиксъ въ эту минуту?...
Фиксъ какъ разъ находился на пароходѣ Генералъ Грантъ.
По прибытіи въ Йокагаму, полицейскій агентъ, разставшись съ мистеромъ Фоггомъ, котораго надѣялся встрѣтить въ теченіи дня, тотчасъ же отправился къ англійскому консулу. Тамъ онъ нашелъ наконецъ приказъ, который, слѣдуя за нимъ отъ Бомбея, былъ отправленъ изъ Гонъ-Конга съ тѣмъ самымъ Карнатикомъ, на которомъ, какъ полагали, онъ находился. Можно себѣ представить досаду сыщика! Приказъ былъ уже безполезенъ, Фоггъ выѣхалъ изъ предѣловъ англійскихъ владѣній, и чтобы задержать его теперь необходимо было добыть актъ о выдачѣ!
„Такъ и быть! сказалъ Фиксъ, нѣсколько успокоившись. — Приказъ не годится теперь, но онъ мнѣ пригодится въ Англіи. Негодяй этотъ, судя по всему, намѣревается возвратиться на родину, въ увѣренности что онъ провелъ полицію. Хорошо. Я послѣдую за нимъ туда. Что касается денегъ, дай Богъ чтобъ ихъ осталось сколько-нибудь! Но на путешествія, на преміи, на процессы, на слоновъ и на всѣ прочіе расходы, мой молодецъ уже истратилъ болѣе 5.000 фунтовъ. Какъ бы то ни было, Банкъ богатъ!“
Принявъ рѣшеніе, Фиксъ тотчасъ же занялъ мѣсто на Генералѣ Грантѣ. Онъ находился тамъ, когда мистеръ Фоггъ и мистрисъ Ауда взошли на бортъ. Къ великому своему удивленію онъ узналъ Паспарту, несмотря на его средневѣковой костюмъ, но счелъ благоразумнымъ удалиться въ свою каюту, чтобъ избѣжать объясненій, которыя могли все скомпрометтировать. Благодаря множеству пассажировъ онъ надѣялся не встрѣтиться съ своимь врагомъ, какъ вдругъ именно въ этотъ день онъ столкнулся съ нимъ лицомъ къ лицу на носу парохода.
Паспарту схватилъ за горло Фикса безъ всякихъ объясненій, и къ великому удовольствію нѣкоторыхъ Американцевъ, которые тотчасъ же подержали пари за него, онъ осыпалъ несчастнаго инспектора цѣлымъ градомъ ударовъ, доказавшихъ превосходство французскаго бокса предъ англійскимъ.
По окончаніи этой операціи Паспарту успокоился и какъ бы почувствовалъ облегченіе. Фиксъ поднялся въ довольно жалкомъ состояніа, и посмотрѣвъ на своего противника, холодно спросилъ его:
— Вы кончили?
— Да, кончилъ пока.
— Пойдемте же переговорить со мною.
— Чтобъ я....
— Въ интересахъ вашего господина.
Паспарту, какъ будто подчиняясь этому хладнокровію, послѣдовалъ за полицейскимъ инспекторомъ, и оба сѣли на шканцахъ парохода.
— Вы меня отколотили, сказалъ Фиксъ. — Такъ и быть. Я этого ожидалъ. Теперь выслушайте меня. До сихъ поръ я былъ противникомъ мистера Фогга, теперь я на его сторонѣ.
— Наконецъ-то! воскликнулъ Паспарту, — значитъ вы его считаете честнымъ человѣкомъ?
— Нисколько, отвѣчалъ холодно Фиксъ, — я его считаю мошенникомъ.... Тс! не шевелитесь и дайте мнѣ кончить. До тѣхъ поръ пока мистеръ Фоггъ былъ въ англійскихъ владѣніяхъ, я имѣлъ интересъ его задерживать, въ ожиданіи приказа объ арестѣ. Я все дѣлалъ для этого. Я направилъ на него бомбейскихъ жрецовъ, я напоилъ васъ въ Гонъ-Конгѣ, я разлучилъ васъ съ господиномъ, я заставилъ его опоздать на йокагамскій пароходъ....
Паспарту слушалъ, сжимая кулаки.
— Теперь, продолжалъ Фиксъ, — мистеръ Фоггъ повидимому возвращается въ Англію. Положимъ такъ. Я послѣдую за нимъ туда. Но на будущее время, я съ такою же ревностію буду устранять всѣ препятствія на его пути съ какою до сихъ поръ я старался ихъ воздвигать ему. Вы видите что роль моя измѣнилась, а измѣнилась она потому что того требуютъ мои интересы. Прибавлю что ваши интересы одинаковы съ моими. Ибо въ Англіи только вы узнаете находитесь ли вы въ услуженіи у преступника или у честнаго человѣка.
Паспарту очень внимательно выслушалъ Фикса и убѣдился что Фиксъ говоритъ безъ всякой фальши.
— Ну что́ же, друзья мы теперь? спросилъ Фиксъ.
— Друзья? нѣтъ, отвѣчалъ Паспарту. — Союзники — пожалуй, но съ тѣмъ что при первой измѣнѣ съ вашей стороны я вамъ сверну шею.
— Идетъ! отвѣчалъ спокойно полицейскій инспекторъ.
Одиннадцать дней спустя, 3го декабря, Генералъ Грантъ вступилъ въ заливъ Золотыхъ Воротъ и прибылъ въ Санъ-Франсиско.
Мистеръ Фоггъ не выигралъ и не проигралъ еще ни одного дня.
Въ семь часовъ утра Филеасъ Фоггъ, мистрисъ Ауда и Паспарту вступили на американскій материкъ — если можно такъ назвать пловучную набережную, къ которой они пристали. Такого рода набережныя, поднимающіяся и опускающіяся съ приливомъ или отливомъ, облегчаютъ нагрузку и выгрузку судовъ. Къ нимъ пристаютъ клипера различной величины, иностранныя суда и многоэтажные пароходы плавающіе по Сакраменто и его притокамъ; сюда привозятся товары изъ Мексики, Перу, Чили, Бразиліи, Европы, Азіи и острововъ Тихаго Океана.
Паспарту, въ изъявленіе своей радости по случаю вступленія на американскую почву, неистово выпрыгнулъ на набережную, причемъ поскользнулся на гниломъ полу и упалъ. Смущенный неудачей, онъ вскрикнулъ такъ громко что всѣ бакланы и пеликаны, обычные посѣтители подъемныхъ набережныхъ, толпившіеся вокругъ, разлетѣлись въ испугѣ.
Мистеръ Фоггъ, по выходѣ на берегъ, немедленно освѣдомился о времени отъѣзда ближайшаго поѣзда въ Нью-Йоркъ. Когда онъ узналъ что поѣздъ долженъ былъ отправиться въ 6 часовъ и что слѣдовательно ему предстояло пробыть цѣлый день въ столицѣ Калифорніи, онъ нанялъ экипажъ за три доллара и вмѣстѣ съ мистрисъ Аудой и Паспарту, помѣстившимся на козлахъ, отправился въ International-Hôtel.
Паспарту воспользовался своимъ высокимъ мѣстомъ и съ любопытствомъ разглядывалъ большой американскій городъ его широкія улицы, низкіе, ровно построенные дома, церкви и храмы англо-саксонской готической архитектуры, огромные доки, величественные деревянные и каменные магазины, напоминавшіе собою дворцы, многочисленные экипажи, наполнявшіе улицы, и прохожихъ, Американцевъ, Европейцевъ, Китайцевъ, Индійцевъ, толпившихся на тротуарахъ.
Паспарту былъ чрезвычайно удивленъ представлявшимся ему зрѣлищемъ. Онъ ожидалъ увидѣть прежній городъ 1849 года, городъ бандитовъ, поджигателей и убійцъ, сбѣжавшихся для завоеванія золотыхъ самородковъ, огромное стеченіе людей не подраздѣлявшихся на классы, стрѣлявшихъ золотымъ порохомъ, съ револьверомъ въ одной рукѣ и съ ножомъ въ другой. Но то „счастливое время“ давно прошло. Санъ-Франсиско представлялъ собою огромный торговый городъ. Высокая башня Городской Думы, съ вершины которой дозорные оглядывали городъ, господствовала надъ многочисленными улицами, сходившимися подъ прямымъ угломъ, надъ зеленѣвшими скверами и надъ китайскимъ городомъ, при видѣ котораго можно было подумать что онъ перевезенъ былъ изъ Небесной Имперіи. Нигдѣ не видно было ни сомбреросовъ, ни красныхъ рубашекъ, въ которыхъ щеголяли бывало выходцы, ни украшенныхъ развѣвающимися перьями Индійцевъ; повсюду мелькали только шелковыя шляпы и черныя платья дѣятельныхъ джентльменовъ. На нѣкоторыхъ улицахъ, какъ напримѣръ на Монгоммери-Стритъ, напоминавшей лондонскій Реджентъ-Стритъ, парижскій Boulevard des Jtaliens или нью-йоркскій Бродвей — встрѣчались роскошные магазины, гдѣ красовались произведенія всѣхъ странъ свѣта.
Когда Паспарту прибылъ въ International-Hôtel, то ему показалось что онъ не выѣзжалъ изъ Англіи. Нижній этажъ гостиницы занималъ обширный bar, то-есть даровой буфетъ, въ которомъ безплатно раздавалось холодное мясо, супъ изъ устрицъ, сухари и честеръ, и посѣтитель долженъ былъ платить только за эль, портвейнъ или хересъ, еслибъ ему вздумалось потребовать одинъ изъ этихъ напитковъ. Такое учрежденіе показалось Паспарту „вполнѣ американскимъ“.
Ресторанъ гостиницы былъ очень комфортабеленъ. Мистеръ Фоггъ и мистрисъ Ауда заняли мѣста за столомъ, гдѣ прислуживали негры; кушанья подавались въ изобиліи, на миніатюрныхъ блюдахъ.
Послѣ завтрака Филеасъ Фоггъ въ сопровожденіи мистрисъ Ауды отправился въ бюро англійскаго консула для визированія своего паспорта. На улицѣ его ожидалъ его служитель, чтобы спросить у него разрѣшенія на покупку нѣсколькихъ дюжинъ ружей Энфильда или револьверовъ Кольта. Паспарту слышалъ о нападеніяхъ на поѣзды Сіусовъ и Пауніевъ. Мистеръ Фоггъ отвѣчалъ ему что онъ считаетъ подобную предосторожность излишнею, но что онъ предоставляетъ ему въ этомъ случаѣ поступить по собственному усмотрѣнію, и затѣмъ онъ направился къ консульскому бюро.
Едва Филеасъ Фоггъ прошелъ нѣсколько шаговъ, какъ на встрѣчу ему „совершенно неожиданно“ попался Фиксъ. Инспекторъ былъ въ высшей степени изумленъ своей встрѣчей съ нимъ. Онъ и мистеръ Фоггъ вмѣстѣ ѣхали изъ Японіи и не встрѣтились на пароходѣ! Во всякомъ случаѣ онъ, Фиксъ считалъ большою честью для себя снова видѣть джентльмена которому онъ былъ такъ много обязанъ и въ столь пріятномъ обществѣ продолжать путь, такъ какъ дѣла заставляли его возвратиться въ Европу.
Мистеръ Фоггъ въ свою очередь отвѣчалъ ему такою же любезностью, и Фиксъ, боявшійся потерять его изъ виду, попросилъ у него позволенія вмѣстѣ съ нимъ осмотрѣть городъ.
Со стороны мистера Фогга послѣдовало согласіе, и они отправились втроемъ, мистрисъ Ауда, Филеасъ Фоггъ и Фиксъ, бродить по городу. Вскорѣ они достигли Монгоммери-Стрита, гдѣ толпилось множество народа. Тротуаръ, даже улица и проложенные по ней рельсы, несмотря на безпрестанно проѣзжавшіе экипажи, подъѣзды магазиновъ, окна и крыши домовъ покрыты были зрителями. Въ толпѣ попадались разнощики афишъ и развѣвались знамена и флаги. Всюду раздавались возгласы.
— Ура, Камерфильдъ! кричали одни.
— Ура, Мендибой! кричали другіе.
Въ городѣ долженъ былъ происходить митингъ, какъ предполагалъ Фиксъ, сообщившій свое предположеніе мистеру Фоггу.
— Не лучше ли, прибавилъ онъ, — не вмѣшиваться намъ въ эту толпу? Здѣсь легко можно натолкнуться на драку.
— Дѣйствительно, отвѣчалъ Филеасъ Фоггъ, — побои непріятно получать даже и изъ политическихъ цѣлей.
Фиксъ счелъ нужнымъ улыбнуться замѣчанію мистера Фогга, и затѣмъ, чтобы видѣть происходившее не вмѣшиваясь въ толпу, мистрисъ Ауда, Филеасъ Фоггъ и Фиксъ помѣстились на верхней площадкѣ лѣстницы, которая вела на террасу, устроенную въ началѣ Монгоммери-Стрита. Противъ нихъ, на другой сторонѣ улицы, между складомъ каменнаго угля и петролейнымъ магазиномъ, находилось обширное бюро, къ которому повидимому стремилась толпа.
Что́ это былъ за митингъ? Судя по необыкновенному оживленію города, можно было предположить что дѣло шло объ избраніи высшаго военнаго или гражданскаго сановника, правительственнаго лица или члена конгресса.
Вскорѣ движеніе въ толпѣ усилилось; всюду руки поднялись на воздухъ. Нѣкоторые избиратели, сжимая кулаки, махали ими по воздуху, среди громкихъ криковъ, для болѣе энергичнаго подтвержденія своего выбора. Толпа кружилась какъ бы въ водоворотѣ. Знамена приводились въ движеніе, и исчезнувъ, появлялись снова, но уже въ видѣ лоскутьевъ. Толпа покрывала всю улицу до подножія лѣстницы, и двигавшіяся головы избирателей напоминали собою колебаніе морскихъ волнъ. Черныя шляпы мѣстами совсѣмъ исчезали, мѣстами теряли свою первоначальную форму.
— Митингъ этотъ вѣроятно рѣшаетъ важный вопросъ, замѣтилъ Фиксъ. — Можно подумать что вторично поднято Алабамское дѣло.
— Можетъ-быть, совершенно спокойно отвѣчалъ мистеръ Фоггъ.
— Во всякомъ случаѣ мы знаемъ что почтенный Камерфильдъ и почтенный Мендибой два соперника.
Мистрисъ Ауда, взявъ подъ руку Филеаса Фогга, съ любопытствомъ смотрѣла на необычайное зрѣлище. Фиксъ хотѣлъ спросить своего сосѣда о причинѣ народнаго волненія, какъ вдругъ движеніе снова усилилось. Громкіе возгласы, сопровождавшіеся проклятіями, раздавались со всѣхъ сторонъ. Знамена обратились въ орудіе драки, каждый прибѣгалъ къ кулакамъ. Даже пассажиры омнибусовъ, проѣзжавшіе въ ту минуту, вмѣшивались въ драку. Орудія драки были самыя разнообразныя. Сапоги и башмаки описывали въ воздухѣ фантастическіе круги, а повременамъ раздавались звуки походившіе на выстрѣлы изъ револьверовъ.
Толпа нахлынула къ лѣстницѣ и заняла первыя ступени. Одна изъ партій была очевидно отброшена, но постороннему зрителю трудно было угадать который изъ двухъ соперниковъ, Камерфильдъ или Мендибой, одержалъ верхъ.
— Не лучше ли намъ удалиться, замѣтилъ Фиксъ, заботившійся о безопасности своего „вора“. — Если въ спорномъ вопросѣ замѣшана Англія, то мы можемъ пострадать!
— Англійскій гражданинъ.... отвѣчалъ Филеасъ Фоггъ.
Онъ не успѣлъ докончить начатой фразы, какъ вдругъ за нимъ раздались неистовые клики: „Ура! ура! Мендибой!“ Толпа избирателей появилась на террасѣ, для того чтобы съ тылу напасть на сторонниковъ Камерфильда.
Мистеръ Фоггъ, мистрисъ Ауда и Фиксъ очутились между двухъ огней. Спасаться бѣгствомъ было поздно. Невозможно было устоять противъ теченія толпы, вооруженной палками со свинцовыми оконечностями и кастетами. Филеасъ Фоггъ и Фиксъ, старавшіеся защитить молодую женщину, подверглись сильнѣйшимъ толчкамъ. Мистеръ Фоггъ, сохраняя свое обычное хладнокровіе, напрасно прибѣгалъ къ природному оружію Англичанъ. Великанъ съ рыжею бородой и загорѣлымъ лицомъ, бывшій повидимому предводителемъ отряда, замахнулся на мистера Фогга своимъ огромнымъ кулакомъ, отъ котораго послѣдній могъ сильно пострадать, еслибы преданный Фиксъ не заслонилъ его собою. На лбу инспектора мгновенно вскочила огромная шишка, и шляпа его превратилась въ фантастическій уборъ.
— Yankee! проговорилъ мистеръ Фоггъ, бросая презрительный взглядъ на своего противника.
— Englich! отвѣчалъ тотъ.
— Мы видимся съ вами не въ послѣдній разъ!
— Всегда готовъ къ вашимъ услугамъ. Ваше имя?
— Филеасъ Фоггъ. А ваше?
— Полковникъ Стампъ Прокторъ.
Послѣ этого толпа отхлынула. Фиксъ былъ опрокинутъ, но тотчасъ же всталъ. Его дорожное пальто было разорвано на двѣ неравныя части, а панталоны походили на нижнюю одежду Индійцевъ. Но за то мистрисъ Ауда осталась невредима, и одинъ Фиксъ пострадалъ отъ удара.
— Благодарю васъ, сказалъ Филеасъ Фоггъ инспектору, когда они вышли изъ толпы.
— Не за что́, отвѣчалъ Фиксъ, — но пойдемъ скорѣе.
— Куда?
— Въ магазинъ чтобы перемѣнить платье.
И дѣйствительно перемѣна костюма была необходима. Платья Филеаса Фогга и Фикса были превращены въ лохмотья, какъ будто они дрались за почтенныхъ Камерфильда и Мендибоя.
Часъ спустя, снова прилично одѣтые и причесанные, они возвратились въ гостиницу.
Паспарту въ отсутствіе своего господина вооружился полдюжиной шестиствольныхъ револьверовъ-кинжаловъ. При видѣ Фикса въ ихъ обществѣ, онъ нахмурилъ брови, но успокоился, когда мистрисъ Ауда разказала ему въ нѣсколькихъ словахъ о случившемся съ ними происшествіи. Очевидно Фиксъ не былъ болѣе ихъ врагомъ. Онъ держалъ слово.
Послѣ обѣда привели экипажъ, и наши путешественники отправились на желѣзную дорогу. Садясь въ экипажъ, мистеръ Фоггъ спросилъ Фикса:
— Вы послѣ того не видали полковника Проктора?
— Нѣтъ, отвѣчалъ Фиксъ.
— Я возвращусь сюда, чтобы еще разъ увидѣться съ нимъ, спокойно проговорилъ Филеасъ Фоггъ. — Англійскій гражданинъ не долженъ прощать подобнаго обращенія.
Сыщикъ улыбнулся и не отвѣчалъ ни слова. Но очевидно было что мистеръ Фоггъ принадлежалъ къ числу тѣхъ Англичанъ которые, порицая дуэли въ своемъ отечествѣ, сами готовы драться въ чужой странѣ для поддержанія своей чести.
Въ три четверти шестаго путешественники прибыли на станцію желѣзной дороги; поѣздъ уже готовился къ отъѣзду.
Прежде чѣмъ сѣсть въ вагонъ, Филеасъ Фоггъ подошелъ къ одному изъ служащихъ.
— Скажите, любезный, спросилъ онъ его, — не было ли сегодня какого-нибудь волненія въ Санъ-Франсиско?
— Нѣтъ, отвѣчалъ тотъ, — сегодня происходилъ митингъ по случаю выборовъ.
— Вѣроятно по случаю избранія главнокомандующаго? спросилъ мистеръ Фоггъ.
— О, нѣтъ, по случаю избранія мироваго судьи.
Послѣ этого разговора, Филеасъ Фогъ сѣлъ въ вагонъ и понесся въ Нью-Йоркъ.
Ocean to Ocean (отъ Океана къ Океану), говорятъ Американцы, и эти три слова должны бы служить общимъ наименованіемъ большой артеріи желѣзной дороги пересѣкающей Американскіе Соединенные Штаты въ наибольшемъ ихъ протяженіи. Но, въ дѣйствителъности, Тихоокеанская желѣзная дорога раздѣляется на двѣ отдѣльныя части: на Центрально-Тихоокеанскую, отъ Санъ-Франсиско до Огдена, и Союзо-Тихоокеанскую, между Огденомъ и Омагой. Тамъ сливаются пять отдѣльныхъ линій, благодаря которымъ Омага находится въ безпрерывныхъ сношеніяхъ съ Нью-Йоркомъ. Итакъ Нью-Йоркъ и Санъ-Франсиско въ настоящее время соединены непрерывною металлическою лентой не менѣе трехъ тысячъ семисотъ восьмидесяти шести миль длиной. Между Омагой и Тихимъ Океаномъ желѣзная дорога пересѣкаетъ страну еще посѣщаемую Индійцами и дикими звѣрями — обширную пространствомъ территорію, въ которой мормоны основали колоніи, около 1845 года, послѣ того какъ ихъ выгнали изъ Иллинойса. Въ прежнія времена, при самыхъ благопріятныхъ условіяхъ, употребляли шесть мѣсяцевъ на переѣздъ отъ Нью-Йорка до Санъ-Франсиско; теперь употребляютъ всего семь дней. Въ 1862 году, не взирая на оппозицію депутатовъ Юга, желавшихъ провести линію болѣе южную, полотно желѣзной дороги проложено было между сорокъ первою и сорокъ второю параллелью. Незабвенный президентъ Линкольнъ самъ опредѣлилъ въ штатѣ Небраскѣ, въ городѣ Омагѣ начало линіи новой сѣти. Работы немедленно начались и продолжались съ американскою дѣятельностью, чуждою всего бумажнаго и бюрократическаго. Быстрота работы ни въ какомъ случаѣ не должна была повредить достоинству исполненія. На равнинахъ проводилось до полуторы мили въ день. Локомотивъ, пробѣгавшій по рельсамъ положеннымъ наканунѣ, привозилъ рельсы для слѣдующаго дня и несся по нимъ по мѣрѣ того какъ онѣ укладывались.
Отъ Тихоокеанской дороги отдѣляются многія вѣтви въ штатахъ Іовы, Канзаса, Колорадо и Орегона. Оставивъ Омагу, она идетъ по лѣвому берегу Платтъ-Райвера до устья сѣвернаго рукава, потомъ слѣдуетъ вдоль южнаго рукава, пересѣкаетъ территорію Ларами и горы Вахсата, обходитъ Соленое Озеро, примыкаетъ къ городу этого названія, столицѣ мормоновъ, углубляется въ долину Тюиллы, идетъ по американской пустынѣ, по горамъ Седара и Гумбольдта, черезъ рѣку Гумбольдта, Сіерру-Неваду, и спускается черезъ Сакраменто къ Тихому Океану, и при всемъ этомъ протяженіи, нигдѣ, даже посреди Скалистыхъ Горъ, она не имѣетъ уклона болѣе чѣмъ на 112 футовъ на милю.
Такова эта длинная артерія, которую поѣзды проходятъ въ семь дней и которая дастъ возможность досточтимому Филеасу Фоггу, — по крайней мѣрѣ онъ такъ надѣялся, — сѣсть 11го декабря на ливерпульскій пароходъ въ Нью-Йоркѣ.
Вагонъ занятый Филеасомъ Фоггомъ былъ родъ длиннаго омнибуса, который лежалъ на двухъ системахъ изъ четырехъ колесъ, подвижность которыхъ даетъ возможность проходить по всѣмъ изгибамъ пути. Внутри никакихъ отдѣленій, два ряда креселъ, расположенныхъ по обѣ стороны перпендикулярно къ оси, между которыми оставался проходъ въ гардеробную и другіе кабинеты, коими снабжены всѣ вагоны. На всемъ протяженіи поѣзда вагоны сообщаются между собою посредствомъ платформъ, и пассажиры могутъ разгуливать отъ одного конца поѣзда до другаго. Такъ прогуливался кондукторъ; такъ прогуливались продавцы книгъ и газетъ, съѣстныхь припасовъ, напитковъ и сигаръ, на что́ въ покупателяхъ недостатка не было.
Путешественники отправились съ Оаклендской станціи въ шесть часовъ вечера. Тогда наступила уже ночь, ночь холодная, темная, съ небомъ покрытымъ снѣговыми тучами. Поѣздъ двигался не скоро; принимая въ разчетъ остановки, онъ проходилъ не болѣе 20ти миль въ часъ, что́, однако, не могло помѣшать ему пройти Соединенные Штаты въ назначенное время.
Въ вагонѣ говорили мало. Къ тому же сонъ склонилъ вскорѣ пассажировъ. Паспарту сидѣлъ рядомъ съ полицейскимъ инспекторомъ, но не разговаривалъ съ нимъ. Со времени послѣднихъ событій отношенія ихъ стали значительно холоднѣе. Фиксъ не измѣнился въ обращеніи, но Паспарту соблюдалъ крайнюю сдержанность и готовъ былъ при малѣйшемъ подозрѣніи задушить своего прежняго друга.
Спустя часъ по отходѣ поѣзда, пошелъ снѣгъ, но къ счастію мелкій, который не могъ задержать движенія поѣзда. Изъ оконъ видна была только безконечная бѣлая скатерть, по которой стлался сѣроватый дымъ локомотива.
Въ восемь часовъ въ вагонъ вошелъ служитель и объявилъ что пробилъ часъ ложиться спать. Вагонъ этотъ былъ спальный, который въ нѣсколько минутъ преобразовывался въ спальню; спинки креселъ опускались, матрацы, тщательно упакованные, раскидывались на нихъ, въ нѣсколько минутъ устраивались отдѣльныя помѣщенія, и каждый пассажиръ имѣлъ въ своемъ распоряженіи комфортабельную кровать, которую плотныя занавѣски укрывали отъ всякаго нескромнаго взгляда. Простыни были бѣлыя, подушки мягкія. Оставалось только ложиться и спать, что́ и сдѣлалъ каждый, какъ будто бы въ удобной каютѣ парохода, между тѣмъ какъ поѣздъ на всѣхъ парахъ несся по штату Калифорніи.
Въ этой части территоріи, простирающейся между Санъ-Франсиско и Сакраменто, почва довольно ровная. Эта часть желѣзной дороги, подъ названіемъ Центральной Тихоокеанской дороги (Central Pacific road), имѣла исходнымъ пунктомъ Сакраменто и двигалась къ востоку, навстрѣчу той которая шла отъ Омаги. Отъ Санъ-Франсиско до столицы Калифорніи линія шла прямо къ сѣверо-востоку, вдоль Американской Рѣки впадающей въ заливъ Санъ-Пабло. 120 миль, раздѣляющія эти два важные города, пройдены были въ три часа, и около девяти часовъ, когда пассажиры только-что заснули, они миновали Сакраменто. Значитъ они не видали ничего въ этомъ городѣ, резиденціи законодательныхъ палатъ штата Калифорніи, ни его великолѣпныхъ набережныхъ, ни широкихъ улицъ, ни громадныхъ домовъ, ни скверовъ, ни храмовъ. По выходѣ изъ Сакраменто, поѣздъ, миновавъ нѣсколько станцій, вступилъ въ горы Сіерры-Невады. Было семь часовъ когда они подошли къ станціи Сиско. Часъ спустя спальня превратилась въ обыкновенный вагонъ, и путешественники могли изъ оконъ любоваться живописнымъ зрѣлищемъ этой гористой страны. Путь поѣзда повиновался капризамъ Сіерры, проходя то по бокамъ горы, то вися надъ пропастью, избѣгая смѣлыми поворотами высокихъ выступовъ, врываясь въ узкія ущелья, казавшіяся безвыходными. Локомотивъ съ своимъ большимъ фонаремъ, бросавшимъ яркій свѣтъ вокругъ, съ своимъ серебристымъ колоколомъ, съ своимъ chasse-vache, выступавшимъ подобно тарану, смѣшивалъ свой свистъ и ревъ съ ревомъ водопадовъ и черный дымъ свой съ черными вѣтвями сосенъ.
Тоннелей и мостовъ на пути очень мало. Рельсы обходятъ горы, не отыскивая въ прямой линіи кратчайшей дороги отъ одного пункта до другаго и не насилуя природы.
Часовъ около 9ти черезъ долину Карсона поѣздъ вступилъ въ штатъ Неваду, слѣдуя все тому же направленію къ сѣверо-востоку. Въ полдень онъ оставилъ Рено, гдѣ пассажирамъ даны были двадцать минутъ на завтракъ. Отъ этого пункта желѣзная дорога поднимается на нѣсколько миль къ сѣверу по теченію рѣки Гумбольдта. Затѣмъ она склоняется къ востоку и не оставляетъ теченія рѣки до холмовъ Гумбольдта, дающихъ ей начало, почти на восточной оконечности штата Невады.
Послѣ завтрака мистеръ Фоггъ, мистрисъ Ауда и ихъ сопутники заняли снова свои мѣста въ вагонѣ. Расположившись комфортабельно, они смотрѣли на разнообразный ландшафтъ мелькавшій у нихъ предъ глазами, — обширные луга, горы рисующіяся на горизонтѣ, ручьи несущіе пѣнистую воду. Иногда огромное стадо бизоновъ, группируясь вдали, казалось какою-то подвижною плотиной. Эти безчисленныя стада животныхъ не рѣдко противопоставляютъ неодолимое препятствіе движенію поѣздовъ. Случалось что тысячи этихъ животныхъ перебирались сомкнутою колонной по рельсамъ въ продолженіи нѣсколькихъ часовъ. Локомотивъ тогда принужденъ останавливаться и ожидать пока освободится путь.
Это самое и случилось теперь. Около трехъ часовъ пополудни стадо бизоновъ тысячъ въ десять или двѣнадцать загородило путь. Локомотивъ, уменьшивъ ходъ, попытался пустить свой таранъ во флангъ громадной колоннѣ, но принужденъ былъ остановиться предъ непроницаемою массой.
Животныя эти, buffalos, какъ ихъ неточно называютъ Американцы, двигались спокойнымъ шагомъ, издавая повременамъ страшное мычанье. Остановить этого движенія не было возможности. Когда бизоны двигаются по какому-нибудь направленію, то ничто не можетъ ни остановить ни измѣнить ихъ хода. Это потокъ живаго мяса, противъ котораго еще не придумано никакой плотины.
Пассажиры, вышедши на платформы, смотрѣли на это любопытное зрѣлище. Но тотъ кому конечно нужно было ѣхать скорѣе всѣхъ, Филеасъ Фоггъ остался на своемъ мѣстѣ и философски ожидалъ, когда буйволамъ будетъ угодно освободить путь. Паспарту приходилъ въ ярость отъ этого скопленія животныхъ. Онъ охотно бы употребилъ противъ нихъ весь свой арсеналъ револьверовъ.
— Ну сторонка! воскликнулъ онъ, — простые быки задерживаютъ поѣзды на желѣзныхъ дорогахъ, да еще выступаютъ какъ въ процессіи, ни мало не торопясь, какъ будто они не заграждаютъ движенія! Чортъ возьми! желалъ бы я знать предусмотрѣлъ ли такой случай мистеръ Фоггъ въ своей программѣ! А этотъ машинистъ не смѣетъ пустить своей машины противъ стада быковъ!
Машинистъ не пытался пробить преграду и поступилъ благоразумно. Онъ конечно раздавилъ бы первыхъ буйволовъ тараномъ своего локомотива, но какъ бы ни сильна была машина, она все-таки скоро остановилась бы, поѣздъ сошелъ бы съ рельсовъ, и путешествіе прервалось бы надолго. Лучше всего было ожидать, съ тѣмъ чтобы потомъ наверстать потерянное время удвоенною скоростію. Процессія бизоновъ продолжалась три часа, и путь освободился только при наступленіи ночи. Въ эту минуту послѣдніе ряды стада переходили по рельсамъ, между тѣмъ какъ первые уже исчезли на горизонтѣ.
Итакъ было восемь часовъ, когда поѣздъ прошелъ дефилеи Гумбольдтовыхъ холмовъ, и половина десятаго, когда онъ вступилъ на территорію Утаха, въ область большаго Солянаго Озера, въ любопытную страну мормоновъ.
Въ ночь съ 5го на 6е декабря поѣздъ прошелъ разстояніе въ пятьдесятъ миль по направленію къ юго-востоку и затѣмъ направился къ сѣверо-востоку, къ Большому Соленому Озеру.
Въ девятомъ часу утра Паспарту вышелъ на площадку подышать воздухомъ. Погода была холодная, сырая, но снѣгъ пересталъ идти. Солнечный дискъ, увеличенный туманомъ, казался огромною золотою монетой, и Паспарту, глядя на него, высчитывалъ его стоимость на фунты стерлинговъ, но скоро это полезное занятіе прервано было появленіемъ другаго путешественника чрезвычайно странной наружности.
Путешественникъ этотъ высокаго роста, смуглый, съ черными усами, сѣлъ въ вагонъ на станціи Элько; на немъ надѣты были черные чулки, черная шелковая шляпа, черный жилетъ, черные панталоны, бѣлый галстукъ и перчатки изъ собачьей кожи. Онъ напоминалъ собою духовное лицо. Онъ ходилъ по вагонамъ и къ каждой двери приклеивалъ облатками исписанную бумагу.
Паспарту подошелъ къ двери и прочелъ приклеенное объявленіе: почтенный „старѣйшина“ Вилльямъ Гитчъ, мормонскій миссіонеръ, пользуясь своимъ пребываніемъ на поѣздѣ № 48, намѣренъ былъ прочесть лекцію о мормонизмѣ, между одиннадцатью и двѣнадцатью часами утра, въ отдѣленіи № 117, и приглашалъ джентльменовъ желавшихъ ознакомиться съ тайнами религіи „святыхъ послѣднихъ дней“ слушать его чтеніе.
„Я непремѣнно пойду слушать его“, сказалъ себѣ Паспарту, имѣвшій только понятіе о полигаміи мормоновъ, основаніи мормонскаго общества.
Объявленіе стало вскорѣ извѣстно по всѣмъ вагонамъ. Изо ста путешественниковъ тридцать заинтересовались предстоявшимъ чтеніемъ и собрались къ одиннадцати часамъ въ отдѣленіе № 117. Паспарту занялъ мѣсто въ первомъ ряду. Ни его господинъ, ни Фиксъ не заблагоразсудили явиться на чтеніе.
Въ назначенный часъ старѣйшина Вилльямъ Гитчъ всталъ съ своего мѣста и воскликнулъ гнѣвнымъ голосомъ, какъ бы отвѣчая на возраженіе противника:
— Я говорю вамъ что Джоэ Смитъ мученикъ, что братъ его Гирамъ мученикъ, и что вслѣдствіе преслѣдованія пророковъ союзнымъ правительствомъ, Брайгамъ Юнгъ также будетъ мученикомъ. Кто осмѣлится утверждать противное?
Никто не пытался противорѣчить миссіонеру, одушевленіе котораго страшно противорѣчило обычному спокойствію его физіономіи. Но гнѣвъ его былъ понятенъ въ виду тѣхъ притѣсненій которымъ въ послѣднее время подвергались мормоны. Правительство Соединенныхъ Штатовъ не безъ труда ограничило права этихъ фанатиковъ, бывшихъ совершенно независимыми отъ него; оно овладѣло Утахомъ, подчинило его законамъ Союза и заключило въ тюрьму Брайгама Юнга, объявивъ его мятежникомъ и полигамистомъ. Съ тѣхъ поръ ученики пророка съ удвоеннымъ рвеніемъ распространяютъ свое ученіе и, въ ожиданіи случая для противодѣйствія, возстаютъ словомъ противъ притѣсненій конгресса.
Старѣйшина Вилльямъ Гитчъ, какъ мы видѣли, хотѣлъ воспользоваться для распространенія своей вѣры даже своимъ путешествіемъ.
Онъ изложилъ въ присутствіи собравшихся пассажировъ исторію мормонизма со временъ библейскихъ, сопровождая свой разказъ громкими возгласами и энергичными жестами: онъ говорилъ что въ землѣ Израильской мормонскій проповѣдникъ изъ колѣна Іосифова обнародовалъ правила новой религіи и завѣщалъ ихъ своему сыну Морому, что много столѣтій спустя послѣ того, эта драгоцѣнная книга, первоначально написанная на языкѣ Египтянъ, переведена была Джозефомъ Смитомъ младшимъ, вермонскимъ фермеромъ, мистическимъ пророкомъ, появившимся въ 1825 году, и что послѣднему явился небесный вѣстникъ среди освѣщеннаго лѣса и вручилъ правила составленныя самимъ Богомъ.
Въ эту минуту нѣкоторые изъ слушателей, не интересовавшіеся обзоромъ исторіи мормонизма, вышли изъ вагона; но Вилльямъ Гитчъ продолжалъ разказывать остальнымъ, какъ Смитъ младшій, соединивъ своего отца, двухъ братьевъ и нѣсколькихъ учениковъ положилъ основаніе религіи „святыхъ послѣднихъ дней“, имѣющей послѣдователей не только въ Америкѣ, но и въ Англіи, Скандинавіи, Германіи, между ремесленниками и между людьми свободныхъ профессій; какъ основана была колонія въ Огайо, какъ выстроенъ былъ храмъ на двѣсти тысячъ долларовъ и какъ въ Киркландѣ основанъ былъ городъ; какъ Смитъ сдѣлался банкиромъ, и какъ простой человѣкъ показывавшій муміи вручилъ ему папирусъ содержавшій разказъ написанный рукой Авраама и другихъ знаменитыхъ людей.
Разказъ становился нѣсколько длиннымъ; ряды слушателей стали еще болѣе рѣдѣть, и въ вагонѣ осталось не болѣе двадцати человѣкъ.
Но старѣйшина, ни мало не смущаясь бѣгствомъ своихъ слушателей, разказалъ подробно о томъ „какъ Джоэ Смитъ въ 1837 году обанкрутился, какъ его разорившіеся акціонеры погрузили его въ горячую смолу и обваляли въ перьяхъ, какъ черезъ нѣсколько лѣтъ послѣ того его нашли въ Миссури, въ мѣстечкѣ извѣстномъ подъ названіемъ „Независимости“, начальникомъ цвѣтущей колоніи, имѣвшимъ подъ своимъ начальствомъ не менѣе трехъ тысячъ послѣдователей, и какъ онъ долженъ былъ бѣжать на дальній Западъ, преслѣдуемый ненавистью язычниковъ.“
Въ вагонѣ оставалось только десять человѣкъ, между которыми находился Паспарту, слушавшій разкащика съ величайшимъ вниманіемъ. Онъ узналъ что послѣ долгихъ преслѣдованій Смитъ снова появился въ Иллинойсѣ и въ 1839 году основалъ на берегу Миссисипи Науво-ла-белль, населеніе котораго возрасло до двадцати пяти тысячъ человѣкъ, что Смитъ сдѣланъ былъ меромъ, верховнымъ судьей и предводителемъ колоніи, что въ 1843 году онъ явился кандидатомъ на мѣсто президента Соединенныхъ Штатовъ, и что наконецъ онъ былъ схваченъ обманомъ въ Карѳагенѣ, заключенъ въ тюрьму и убитъ шайкой замаскированныхъ людей.
Въ эту минуту Паспарту оставался одинъ въ вагонѣ, и старѣйшина, глядя ему прямо въ лицо и стараясь подѣйствовать на него своими словами, прибавилъ что два года спустя послѣ убіенія Смита, вдохновенный пророкъ Брайгамъ Юнгъ оставилъ Науво и поселился у береговъ Соленаго Озера, и что тамъ, среди прекрасной плодородной мѣстности, расположенной на пути по которому слѣдуютъ эмигранты отправляющіеся въ Калифорнію, новая колонія, благодаря полигамизму мормоновъ, приняла громадные размѣры.
— Вотъ причина зависти конгресса, прибавилъ Вилльямъ Гитчъ, — потому-то солдаты Союза появились въ утахской землѣ, потому нашъ глава, пророкъ Брайгамъ Юнгъ, заключенъ въ тюрьму вопреки справедливости. Развѣ мы уступимъ силѣ? Никогда. Если насъ и изгнали изъ Вермона, изъ Иллинойса, изъ Огайо, изъ Миссури, изъ Утаха, мы снова найдемъ независимую территорію, на которой никто не помѣшаетъ намъ раскинуть шатеръ. А вы, мой другъ, прибавилъ старѣйшина, устремивъ на своего единственнаго слушателя гнѣвный взглядъ, — согласны ли вы также поселиться вмѣстѣ съ нами подъ защитой нашего знамени?
— Нѣтъ, храбро отвѣчалъ Паспарту и въ свою очередь поспѣшилъ удалиться, предоставляя фанатику проповѣдывать въ пустынѣ.
Во время происходившей бесѣды, поѣздъ быстро подвигался впередъ и къ половинѣ перваго достигъ сѣверо-западной оконечности Большаго Соленаго Озера. Взорамъ путешественниковъ представилось обширное внутреннее море, называемое Мертвымъ моремъ и имѣющее также притокъ называемый Американскимъ Іорданомъ. Великолѣпное озеро, окаймленное дикими скалами, мѣстами покрытое бѣлыми слоями соли, представляетъ собою обширное водяное пространство; воды его нѣкогда разливались на болѣе далекое разстояніе, но озеро мало-по-малу уменьшилось въ объемѣ и вмѣстѣ съ тѣмъ стало глубже.
Соляное Озеро, длиной около семидесяти миль и шириной около тридцати пяти, лежитъ на три тысячи восемьсотъ футовъ выше уровня моря. Вода Соленаго Озера, соленая на вкусъ, содержитъ въ себѣ до четвертой части твердаго вещества. Если выразить вѣсъ ея цифрой 1.170, то послѣ дистиллировки онъ уменьшится до 1.000. Рыбы не могутъ жить въ ней; тѣ которыя забрасываются въ озеро водами Іордана, Вебера и другихъ рѣкъ немедленно гибнутъ; но плотность ея не доходитъ до того чтобы человѣкъ не могъ въ него погрузиться.
Почва у береговъ озера, тщательно воздѣланная, доказывала что мормоны искусные земледѣльцы; хлѣва для домашнихъ животныхъ; поля, усѣянныя пшеницей, маисомъ, сорго; роскошные луга, заборы изъ дикихъ розъ, кусты акацій и молочайника представились бы взорамъ путешественниковъ лѣтомъ, но въ то время почва покрыта была тонкимъ слоемъ снѣга.
Въ два часа путешественники остановились на станціи Огденъ. Такъ какъ поѣздъ долженъ былъ простоять тамъ до шести часовъ, то мистеръ Фоггъ, мистрисъ Ауда и ихъ два спутника имѣли достаточно времени для того чтобы съѣздить въ городъ Святыхъ на небольшомъ пароходѣ, служившемъ для сообщенія его со станціей. Двухъ часовъ достаточно было для осмотра этого города, выстроеннаго въ американскомъ вкусѣ, по образцу городовъ Союза, и напоминавшаго собою шахматную доску, перерѣзанную длинными, правильными линіями.
Въ три часа путешественники наши уже прогуливались по улицамъ города, расположеннаго между Іорданомъ и возвышенностями Вахсатскихъ горъ. Церквей въ городѣ почти не было; домъ пророка, зданіе суда, арсеналъ составляли достопримѣчательности его; дома, построенные изъ синеватаго кирпича и украшенные верандами и галлереями, окружены были садами, въ которыхъ росли акаціи, пальмовыя и рожковыя деревья. Городъ опоясанъ былъ стѣной изъ глины и кремня, построенною въ 1853 году. На главной улицѣ, повременамъ обращавшейся въ рынокъ, возвышалось нѣсколько отелей, украшенныхъ павильйонами, и въ числѣ ихъ Городская Дума Соленаго Озера.
Мистеръ Фоггъ и его спутники нашли городъ мало населеннымъ. Улицы были почти пусты, за исключеніемъ только той части гдѣ находился храмъ, котораго они достигли пройдя нѣсколько кварталовъ окруженныхъ палисадами. Женщины попадались часто, что́ объясняется семейною жизнью мормоновъ. Но не всѣ мормоны полигамисты. Они не стѣснены никакими обязательствами, и только жительницы Утаха особенно дорожатъ семейною жизнью, вслѣдствіе того что, согласно ихъ религіи, мормонскій рай недоступенъ для незамужнихъ женщинъ. Эти жалкія существа повидимому не пользуются ни счастіемъ, ни благосостояніемъ. На нѣкоторыхъ изъ нихъ, вѣроятно на болѣе достаточныхъ, надѣты были черныя шелковыя кофточки съ разрѣзами у таліи, и сверхъ накинуты были капюшоны или небольшія шали. На другихъ были одни ситцевыя платья.
Паспарту, рѣшившійся на всю жизнь остаться холостякомъ, не безъ ужаса думалъ о томъ что нѣсколько мормонокъ должны были составлять счастіе одного мормона. При своемъ здравомъ взглядѣ на вещи, онъ болѣе всѣхъ сожалѣлъ мормона. Ему казалось ужаснымъ въ одно и то же время оберегать нѣсколько дамъ отъ жизненныхъ искушеній и вести ихъ въ мормонскій рай, съ тѣмъ чтобы тамъ встрѣтить ихъ въ обществѣ славнаго Смита, который долженъ составлять украшеніе блаженнаго мѣстопребыванія душъ. Онъ положительно считалъ себя неспособнымъ на такой подвигъ и находилъ, — быть-можетъ онъ слишкомъ много о себѣ думалъ, — что жительницы города Большаго Соленаго Озера бросали на него взгляды смущавшіе его.
По счастію его пребываніе „въ городѣ святыхъ“ было не продолжительно. Около четырехъ часовъ путешественники наши были уже на станціи и снова садились въ вагонъ.
Только-что раздался свистокъ, и колеса локомотива начали двигаться, раздался возгласъ: „Постойте, постойте!“
Но поѣзда нельзя останавливать. Опоздавшій джентльменъ, просившій остановить поѣздъ, былъ очевидно мормонъ. Онъ бѣжалъ сломя голову. По счастію для него станція не была огорожена. Онъ бросился вслѣдъ за поѣздомъ, вспрыгнулъ на подножку послѣдняго вагона и упалъ въ изнеможеніи на ближайшую скамью.
Паспарту, съ волненіемъ слѣдившій за движеніями опоздавшаго пассажира, вышелъ посмотрѣть на него и былъ въ высшей степени заинтересованъ его похожденіями, когда узналъ что онъ былъ утахскій гражданинъ и бѣжалъ вслѣдствіе семейнаго раздора.
Когда мормонъ нѣсколько пришелъ въ себя, Паспарту рѣшился спросить его сколько у него было женъ, такъ какъ судя по его бѣгству, можно было предположитъ что у него было ихъ не менѣе двадцати.
— Только одна, милостивый государь, сказалъ мормонъ, поднимая руку къ небу, — только одна, но и этого слишкомъ довольно!
Поѣздъ, оставивъ Большое Соляное Озеро и Огденскую станцію, поднимался въ продолженіе часа къ сѣверу до Веберъ-Райвера, сдѣлавъ около 900 миль по выходѣ изъ Санъ-Франсиско. Съ этого пункта онъ направился къ востоку посреди извилистыхъ массъ Вахзаскаго хребта. Въ этой части территоріи, заключающейся между означенными горами и Горами Скалистыми, американскіе инженеры принуждены были бороться съ величайшими трудностями. Вотъ почему на этомъ участкѣ субсидія правительства Союза простиралась до 48ми тысячъ долларовъ на милю, тогда какъ въ равнинѣ она не превышала 16 тысячъ; но инженеры, какъ было замѣчено, не насиловали природы, они хитрили съ нею, обходя затрудненія, и для достиженія большаго бассейна на всемъ протяженіи желѣзнаго пути пробитъ былъ только одинъ тоннель длиной въ 14 тысячъ футовъ.
У Соленаго Озера путь достигалъ самаго высокаго своего пункта. Отсюда линія его шла по весьма продолговатому изгибу до долины Биттеръ-Крика и затѣмъ поднималась до пункта водораздѣла между океанами Атлантическимъ и Тихимъ. Источники въ этой гористой полосѣ были многочисленны. Необходимо было осторожно пробираться по деревяннымъ мостамъ черезъ Мёдди, Гринъ и другіе потоки. Паспарту, нетерпѣніе котораго все усиливалось по мѣрѣ приближенія къ цѣли, желалъ бы выйти поскорѣе изъ этой негостепріимной страны. Онъ опасался промедленій, остановокъ, и нетерпѣніе его составляло рѣзкую противоположность съ невозмутимымъ спокойствіемъ его господина. Фиксъ смотрѣлъ на дѣло съ болѣе философской точки зрѣнія, зная уже что добыча его не ускользнетъ у него изъ рукъ.
Въ 10 часовъ вечера поѣздъ остановился на станціи Фортъ-Брайджеръ, которую онъ тотчасъ же оставилъ, и двадцать миль далѣе вступилъ въ штатъ Вейомингъ, прежнюю Дакоту, слѣдуя по всей долинѣ Биттеръ Крика, откуда вытекаетъ часть водъ образующихъ гидрографическую систему Колорадо.
На другой день, 7го декабря, поѣздъ остановился на четверть часа на станціи Гринъ-Райверъ. Снѣгъ шелъ всю ночь, но такъ какъ за нимъ послѣдовалъ дождъ, то онъ таялъ и не могъ препятствовать движенію поѣзда. Тѣмъ не менѣе дурная погода тревожила Паспарту, такъ какъ скопленіе снѣговъ легко могло задержать ихъ на пути.
— И что́ за фантазія пришла моему господину, говорилъ онъ самъ себѣ, — путешествовать зимой! Почему бы не подождать ему лѣта, чтобъ увеличить шансы успѣха?
Но въ ту минуту когда честный служитель безпокоился о состояніи неба и о пониженіи температуры, мистрисъ Ауда испытывала еще болѣе сильную тревогу, происходившую отъ другой причины. Дѣло вотъ въ чемъ: когда пассажиры вышли изъ вагоновъ и прогуливались по платформѣ на станціи Гринъ-Райверъ, молодая женщина изъ своего окна увидѣла полковника Стампа Проктора, того Американца который такъ грубо обошелся съ Филеасомъ Фоггомъ во время митинга въ Санъ-Франсиско. Мистрисъ Ауда, не желая чтобъ ее замѣтили, отодвинулась въ глубь вагона.
Это обстоятельство произвело сильное впечатлѣніе на молодую женщину. Она привязалась къ человѣку который, несмотря на свою неизмѣнную холодность, ежедневно доказывалъ ей свою безграничную преданность. Конечно, она не понимала всей глубины чувства внушаемаго ей ея спасителемъ, и чувству этому она давала названіе только благодарности, но безъ ея вѣдома въ немъ заключалось нѣчто болѣе сильное. Оттого-то сердце у нея сжалось когда она увидѣла грубіяна, отъ котораго рано или поздно мистеръ Фоггъ хотѣлъ потребовать удовлетворенія. Очевидно, только случай привелъ полковника Проктора въ этотъ поѣздъ, но онъ былъ тутъ, и необходимо во что́ бы ни стало помѣшать его встрѣчѣ съ Филеасомъ Фоггомъ.
Когда поѣздъ двинулся снова, мистрисъ Ауда воспользовалась минутой, когда мистеръ Фоггъ заснулъ, чтобы сообщить о своихъ опасеніяхъ Фиксу и Паспарту.
— Этотъ Прокторъ на поѣздѣ! воскликнулъ Фиксъ. — Успокойтесь, сударыня, прежде чѣмъ имѣть дѣло съ этимъ.... съ мистеромъ Фоггомъ, онъ будетъ имѣть дѣло со мной! Мнѣ кажется что и въ этомъ случаѣ самыя тяжелыя оскорбленія достались на мою долю.
— Да и я, присовокупилъ Паспарту, — расправлюсь съ нимъ, хотя онъ и полковникъ.
— Мистеръ Фоггъ, продолжала мистрисъ Ауда, — никому не поручитъ отмстить за него. Онъ самъ сказалъ что способенъ нарочно возвратиться въ Америку чтобъ отыскать этого обидчика. Итакъ если онъ увидитъ полковника Проктора, то мы не можемъ помѣшать столкновенію, которое поведетъ къ самымъ прискорбнымъ послѣдствіямъ. Надо устроить такъ чтобъ онъ его не видалъ.
— Вы правы, сударыня, отвѣчалъ Фиксъ, — встрѣча между ними могла бы все испортить. Побѣдитель или побѣжденный мистеръ Фоггъ могъ бы опоздать и…
— И, перебилъ Паспарту, — это было бы на руку джентльменамъ Реформъ-Клуба. Черезъ четыре дня мы будемъ въ Нью-Йоркѣ! Итакъ если въ теченіе этихъ четырехъ дней мой господинъ не выйдетъ изъ вагона, то можно надѣяться что случай не сведетъ его лицомъ къ лицу съ этимъ проклятымъ Американцемъ, чтобъ чортъ его побралъ! Да! мы сумѣемъ этому помѣшать....
Разговоръ прекратился. Мистеръ Фоггъ проснулся и смотрѣлъ въ окно, до половины занесенное снѣгомъ. Нѣсколько времени спустя, Паспарту шепотомъ спросилъ полицейскаго инспектора:
— Ужь не въ самомъ ли дѣлѣ вы стали бы за него драться?
— Я сдѣлаю все чтобы привезти его живымъ въ Европу, отвѣчалъ Фиксъ такимъ тономъ который обнаруживалъ твердо принятое намѣреніе.
Паспарту почувствовалъ что у него дрожь пробѣжала по тѣлу, но мнѣніе которое онъ составилъ о своемъ господинѣ не измѣнилось.
Было ли какое-нибудь средство удержать мистера Фогга въ вагонѣ, чтобы предупредить всякую встрѣчу между нимъ и полковникомъ? Дѣло было не трудное, потому что джентльменъ былъ по природѣ неподвиженъ и мало любопытенъ. Во всякомъ случаѣ Фиксу показалось что онъ нашелъ это средство, ибо по прошествіи нѣсколькихъ минутъ онъ сказалъ Филеасу Фоггу:
— Какъ скучно и медленно тянутся часы на желѣзной дорогѣ.
— Правда, отвѣчалъ джентльменъ, — но вѣдь они все-таки проходятъ.
— На пакетботахъ, продолжалъ инспекторъ, — вы обыкновенно играли въ вистъ?
— Да, отвѣчалъ Филеасъ Фоггъ, — но здѣсь это трудно. У меня нѣтъ ни картъ, ни партнеровъ.
— Карты мы найдемъ. Въ американскихъ вагонахъ продаютъ что́ угодно. Что касается партнеровъ, то если мистрисъ Ауда....
— Конечно, сэръ, съ живостью отвѣчала молодая женщина, — я умѣю играть. Это входитъ въ составъ англійскаго воспитанія.
— А я, сказалъ Фиксъ, — имѣю претензію играть не дурно въ эту игру. Итакъ мы втроемъ съ деревяннымъ....
— Какъ вамъ угодно, сэръ, отвѣчалъ Филеасъ Фоггъ, повидимому довольный возможностью продолжать свою любимую игру даже на желѣзной дорогѣ.
Паспарту отправленъ былъ къ „буфетчику“, и скоро возвратился съ двумя колодами картъ, съ марками и со складнымъ ломбернымъ столикомъ. Все было въ порядкѣ. Игра началась. Мистрисъ Ауда играла не дурно и даже вызвала одобреніе со стороны строгаго Филеаса Фогга. Что касается инспектора, то онъ оказался первокласснымъ игрокомъ, достойнымъ соперникомъ джентльмена.
„Ну, теперь онъ у насъ въ рукахъ, сказалъ Паспарту самъ себѣ. — Онъ не шевельнется.“
Въ одиннадцать часовъ утра поѣздъ достигъ пункта водораздѣла обоихъ океановъ. То было въ Пассъ-Брайджерѣ, на высотѣ 7.584 англійскихъ футовъ надъ уровнемъ моря, одномъ изъ высочайшихъ пунктовъ которыхъ коснулась линія желѣзной дороги при переходѣ черезъ Скалистыя Горы. Еще около двухсотъ миль, и путешественники вступятъ наконецъ въ тѣ обширныя равнины которыя тянутся до Атлантическаго океана и которыя природа сдѣлала столь удобными для проложенія желѣзнаго пути.
На склонѣ Атлантическаго бассейна уже показывались первые ручьи, притоки Нортъ-Платтъ-Райвера. Весь горизонтъ на сѣверѣ и востокѣ былъ покрытъ этою обширною, полукруглою куртиной, которая образуетъ сѣверную часть Скалистыхъ Горъ, и надъ которою господствуетъ пикъ Ларами. Между этимъ изгибомъ и желѣзнодорожною линіей тянулись обширныя равнины, обильно орошаемыя. Направо отъ желѣзной дороги высились первые уступы горнаго хребта, который кругомъ идетъ къ югу до истоковъ рѣки Арканзаса, одного изъ главныхъ притоковъ Миссури.
Въ половинѣ перваго предъ путешественниками мелькнулъ на минуту фортъ Галлекъ, господствующій надъ этою мѣстностью. Еще нѣсколько часовъ, и переѣздъ черезъ Скалистыя Горы будетъ оконченъ. Итакъ можно было надѣяться что никакого несчастія не случится съ поѣздомъ во время переѣзда по этой опасной странѣ. Снѣгъ пересталъ. Погода была сухая и холодная. Большія птицы, испуганныя свистомъ локомотива, неслись прочь. Никакое хищное животное, ни волкъ, ни медвѣдь, не показывались въ долинѣ. То была пустыня во всей ея необозримой наготѣ.
Послѣ довольно комфортабельнаго завтрака, поданнаго въ вагонѣ, мистеръ Фоггъ и его партнеры возобновили ихъ нескончаемый вистъ, какъ вдругъ раздались оглушительные свистки. Поѣздъ остановился.
Паспарту высунулъ голову въ дверцу, но не замѣтилъ ничего что́ бы требовало этой остановки. Мистрисъ Ауда и Фиксъ могли опасаться что мистеръ Фоггъ вздумаетъ спуститься на рельсы, но джентльменъ ограничился обращеніемъ къ своему слугѣ со слѣдующими словами:
— Посмотрите что́ тамъ случилось.
Паспарту выскочилъ изъ вагона. Человѣкъ сорокъ пассажировъ и въ числѣ ихъ полковникъ Стампъ Прокторъ уже вылѣзли изъ вагоновъ.
Поѣздъ остановился предъ краснымъ дискомъ, преграждавшимъ путь. Машинистъ и кондукторъ, спустившись съ поѣзда, горячо спорили съ дорожнымъ сторожемъ, котораго начальникъ лежавшей впереди станціи Медисинъ-Боу выслалъ навстрѣчу поѣзду. Пассажиры подошли и приняли участіе въ спорѣ, и между ними означенный полковникъ Прокторъ, отличавшійся громкимъ голосомъ и повелительными жестами.
Паспарту, подошедъ къ группѣ пассажировъ, услышалъ что́ говорилъ сторожъ:
— Нѣтъ никакого средства переѣхать. Мостъ въ Медисинъ-Боу расшатался и не выдержитъ тяжести поѣзда.
Мостъ о которомъ шла рѣчь былъ висячій, переброшенный черезъ потокъ на разстояніи мили отъ мѣста гдѣ остановился поѣздъ. По словамъ сторожа, онъ угрожалъ паденіемъ, такъ какъ многія изъ проволокъ лопнули и переѣхать его было невозможно. Сторожъ нисколько не преувеличивалъ опасности, да къ тому же, при безпечности Американцевъ, можно положительно сказать что если они совѣтуютъ принимать какую-нибудь предосторожность, то было бы безуміемъ не принять ея.
Паспарту, не смѣя извѣстить объ этомъ своего господина, слушалъ стиснувъ зубы и неподвижный какъ статуя.
— Вотъ тебѣ разъ! воскликнулъ полковникъ Прокторъ. — Ужь не вздумаемъ ли мы остаться здѣсь и пустить корни въ снѣгу?
— Полковникъ, отвѣчалъ кондукторъ, — на станцію Омага телеграфировали о присылкѣ поѣзда, но невѣроятно чтобъ онъ пришелъ въ Медисинъ-Боу прежде шести часовъ.
— Шесть часовъ! воскликнулъ Паспарту.
— Безъ сомнѣнія, отвѣчалъ кондукторъ. — Къ тому же намъ и нужно столько времени чтобы дойти пѣшкомъ до станціи.
— А между тѣмъ она только въ одной милѣ отъ насъ, замѣтилъ одинъ изъ пассажировъ.
— Да, дѣйствительно въ одной милѣ, но на томъ берегу рѣки.
— А рѣку эту развѣ нельзя переѣхать въ лодкѣ? спросилъ полковникъ.
— Невозможно. Оврагъ наполненъ водой отъ дождей. Это огромный потокъ, и мы принуждены будемъ сдѣлать обходъ въ десять миль къ сѣверу чтобъ отыскать бродъ.
Полковникъ разразился проклятіями, адресуя ихъ компаніи и кондуктору, и Паспарту, внѣ себя отъ ярости, готовъ былъ отъ души вторить ему. Тутъ представлялась преграда матеріальная, противъ которой безсильны всѣ банковые билеты его господина.
Впрочемъ досада была общая между пассажирами, которые, не говоря уже о промедленіи, принуждены были сдѣлать пятнадцать миль пѣшкомъ по равнинѣ покрытой снѣгомъ. Все это возбудило такой крикъ и суматоху что они конечно дошли бы до слуха Филеаса Фогга, еслибъ этотъ джентльменъ не былъ такъ погруженъ въ свою игру.
Паспарту, однако, поставленъ былъ въ необходимость предупредить его, и наклонивъ голову, онъ шелъ уже къ вагону, когда машинистъ поѣзда, истый Янки, по имени Форстеръ, возвысивъ голосъ, сказалъ:
— Господа, можетъ-быть нашлось бы средство переѣхать?
— По мосту? спросилъ одинъ изъ пассажировъ.
— По мосту.
— Съ нашимъ поѣздомъ? спросилъ полковникъ.
— Съ нашимъ поѣздомъ.
Паспарту остановился и пожиралъ слова машиниста.
— Но мостъ грозитъ паденіемъ! сказалъ кондукторъ.
— Что́ за важность! отвѣчалъ Форстеръ. — Я полагаю что если пустить поѣздъ съ наибольшею скоростію, то были бы нѣкоторые шансы перебратъся.
— Чортъ возьми! сказалъ Паспарту.
Но многимъ пассажирамъ понравилось это предложеніе. Оно особенно было по сердцу полковнику Проктору, который нашелъ его весьма удобоисполнимымь. Онъ припомнилъ что бывали инженеры серіозно предлагавшіе проѣзжать по рѣкамъ безъ мостовъ, пуская поѣзды съ усиленною скоростію и пр. Подъ конецъ всѣ заинтересованные въ дѣлѣ приняли мнѣніе машиниста.
— У насъ пятьдесятъ шансовъ что мы переберемся, говорилъ одинъ.
— Шестьдесятъ, отвѣчалъ другой.
— Восемьдесятъ!.. Девяносто на сто....
Паспарту былъ ошеломленъ, хотя онъ готовъ былъ рѣшиться на все чтобы совершить переѣздъ черезъ Медисинъ-Боу, но попытка ему казалась ужь черезчуръ „американскою“.
„Къ тому же, подумалъ онъ, остается сдѣлать очень простую вещь, а эти люди и не думаютъ о ней.“ — Послушайте, сказалъ онъ, обращаясь къ одному изъ пассажировъ, — средство предложенное машинистомъ мнѣ кажется нѣсколько рискованнымъ, но....
— Восемьдесятъ шансовъ! воскликнулъ пассажиръ, поворачивая ему спину.
— Знаю, отвѣчалъ Паспарту, обращаясь къ другому джентльмену, — но простое размышленіе....
— Безъ размышленія, оно излишне, отвѣчалъ Американецъ, пожимая плечами, — потому что машинистъ обѣщаетъ что мы проѣдемъ.
— Безъ сомнѣнія, проѣдемъ, отвѣчалъ Паспарту, — но было бы можетъ-быть благоразумнѣе....
— Что́? благоразумнѣе? закричалъ полковникъ Прокторъ, котораго это слово тоже укололо. — Со всею скоростію, вамъ говорятъ! Понимаете ли? со всею скоростію!
— Знаю, понимаю... повторилъ Паспарту, которому никто не давалъ докончить его фразу, — но было бы если не благоразумнѣе, такъ какъ это слово вамъ не нравится, то естественнѣе....
— Что́? Что́ такое? Чего онъ хочетъ со своею естественностью? закричали со всѣхъ сторонъ.
Бѣдный малый не зналъ какъ ему договорить.
— Ужь не боитесь ли вы? спросилъ его полковникъ Прокторъ.
— Я боюсь? воскликнулъ Паспарту. — Ну будь такъ! Я докажу этимъ людямъ что Французъ можетъ быть такимъ же Американцемъ какъ они сами!
— Въ вагоны, въ вагоны! кричалъ кондукторъ.
— Да! въ вагоны, такъ въ вагоны! повторилъ Паспарту, — и чѣмъ скорѣе тѣмъ лучше! Но никто не помѣшаетъ моему убѣжденію что гораздо естественнѣе было бы перевести всѣхъ насъ пассажировъ пѣшкомъ по мосту, а потомъ поѣздъ!...
Но никто не слыхалъ этого разумнаго разсужденія, и никто не призналъ бы его справедливости.
Путешественники скоро размѣстились по вагонамъ. Паспарту занялъ свое мѣсто, не сказавъ ни слова о случившемся. Игравшіе въ вистъ погружены были въ свое занятіе.
Локомотивъ свистнулъ неистово. Машинистъ далъ обратный ходъ поѣзду, отступая какъ прыгунъ который собирается съ силами. Затѣмъ, по второму свистку, началось движеніе впередъ, потомъ усилилось; вскорѣ быстрота стала ужасна; слышно было только ржаніе локомотива; поршни ударяли 20 разъ въ секунду; оси дымились подъ колесами. Чувствовалось что поѣздъ, летѣвшій со скоростью ста миль въ часъ, какъ бы не касается болѣе рельсовъ. Быстрота уничтожала тяготѣніе.
И поѣздъ проѣхалъ по мосту! То былъ блескъ молніи. Поѣздъ какъ будто перескочилъ съ одного берега на другой, и машинистъ успѣлъ остановить локомотивъ только на разстояніи пяти миль за станціей.
Но едва поѣздъ перешелъ рѣку, какъ мостъ съ трескомъ обрушился въ пучину потока Медисинъ-Боу.
Вечеромъ поѣздъ спокойно продолжалъ путь, миновалъ крѣпость Сандерсъ, перешелъ проходъ Шейнны и подходилъ къ проходу Эванса. Въ этомъ мѣстѣ дорога достигала высшей точки, а именно восьми тысячъ девяносто одного фута вышины надъ уровнемъ моря. Остававшійся путь до Атлантическаго океана пролегалъ по безграничнымъ равнинамъ.
Отъ большой артеріи дороги шла вѣтвь къ Денверъ-Сити, главному городу Колорадо, территоріи изобилующей серебряными и золотыми рудниками и теперь уже имѣющей болѣе пятидесяти тысячъ жителей.
До тѣхъ поръ пройдено было отъ Санъ-Франсиско тысяча триста восемьдесятъ двѣ мили въ трое сутокъ. Четырехъ сутокъ по всей вѣроятности достаточно было для достиженія Нью-Йорка. До сихъ поръ Филеасъ Фоггъ не встрѣчалъ никакихъ задержекъ.
Ночью поѣздъ миновалъ Вальбагскій лагерь, расположенный влѣво отъ дороги. Въ одиннадцать часовъ поѣздъ достигъ Небраски, прошелъ близь Седжьика и подходилъ къ Джуласбургу, расположенному на южномъ рукавѣ Платтъ-Райвера.
Въ этомъ мѣстѣ, 25го октября 1867 года происходило открытіе южной дороги Союза, главнымъ строителемъ которой былъ инженерный генералъ Д. М. Доджъ. Здѣсь сошлись два могучіе локомотива, доставившіе девять вагоновъ съ пассажирами, въ числѣ которыхъ находился вице-президентъ, г. Томасъ Дюрантъ; здѣсь раздавались привѣтственные возгласы; здѣсь происходило примѣрное сраженіе Индійцевъ, Сіу и Пауніевъ; здѣсь сожженъ былъ великолѣпный фейерверкъ; здѣсь, наконецъ, печатался на переносныхъ типографскихъ станкахъ первый нумеръ газеты Railway-Pioneer. Такимъ образомъ праздновалось открытіе этой великой дороги, орудія прогресса и цивилизаціи, перекинутой черезъ пустыню и предназначавшейся для соединенія городовъ и селеній еще не существовавшихъ въ то время, и выросшихъ изъ американской почвы, по призыву локомотива, свистъ котораго своею магическою силой превзошелъ Амфіонову лиру.
Въ восемь часовъ утра пройдена была крѣпость Макъ-Ферсонъ, на разстояніи трехсотъ пятидесяти миль отъ Омаги. Дорога слѣдовала по лѣвому берегу извилистаго южнаго рукава Платтъ-Райвера. Въ девять часовъ поѣздъ достигъ Нортъ-Платта, важнаго города, расположеннаго между двумя рукавами большой рѣки, опоясывающими городъ и сливающимися въ одинъ потокъ, воды котораго впадаютъ въ Миссури, нѣсколько выше Омаги.
Сто первый меридіанъ былъ пройденъ.
Мистеръ Фоггъ и его спутники снова принялись за игру. Никто изъ партнеровъ не жаловался на долготу пути, ни даже деревянный. Фиксъ сначала выигралъ нѣсколько гиней, которыя онъ ежеминутно рисковалъ проиграть, но несмотря на то, онъ повидимому заинтересованъ былъ игрой не менѣе мистера Фогга. Въ то утро послѣдній былъ необыкновенно счастливъ. Козыри и онеры сыпались къ нему. Разчитывая на мѣткій ударъ, онъ готовился идти въ пики, какъ вдругъ изъ-за его скамьи послышался голосъ:
— Я пошелъ бы въ бубны....
Мистеръ Фоггъ, мистрисъ Ауда и Фиксъ подняли головы. Подлѣ нихъ стоялъ полковникъ Прокторъ.
Стампъ Прокторъ и Филеасъ Фоггъ тотчасъ же другъ друга узнали.
— А, это вы, господинъ Англичанинъ, намѣревались ходить въ пики! воскликнулъ полковникъ.
— Да, и хожу въ нихъ, холодно отвѣчалъ Филеасъ Фоггъ, выбрасывая десятку этой масти.
— А я хочу чтобы вы шли въ бубны, возразилъ полковникъ Прокторъ сердитымъ голосомъ.
Онъ протянулъ руку чтобы схватить со стола карту, и прибавилъ:
— Вы ничего не смыслите въ этой игрѣ.
— Быть-можетъ я болѣе смыслю въ другой игрѣ, проговорилъ Филеасъ Фоггъ, вставая.
— Отъ васъ зависитъ испытать свои силы, сынъ Джона Булля! отвѣчалъ дерзкій Американецъ.
Мистрисъ Ауда поблѣднѣла. Кровь прилила ей къ сердцу. Она схватила за руку Филеаса Фогга, но послѣдній ее осторожно отстранилъ. Паспарту готовъ былъ броситься на Американца, дерзко смотрѣвшаго на своего противника. Но Фиксъ всталъ и подошелъ къ полковнику Проктору.
— Вы забываете, сказалъ онъ ему, — что вы должны имѣть дѣло со мной, милостивый государь, что вы меня не только оскорбили, но даже ударили!
— Мистеръ Фиксъ, сказалъ Филеасъ Фоггъ, — извините меня, но дѣло касается меня одного. Предполагая что я не долженъ былъ ходить въ пики, полковникъ снова оскорбилъ меня, и дастъ мнѣ за это удовлетвореніе.
— Когда и гдѣ вамъ будетъ угодно, отвѣчалъ Американецъ, — и какимъ оружіемъ вы захотите!
Мистрисъ Ауда напрасно пыталась удержать мистера Фогга. Инспекторъ напрасно старался вмѣшаться въ споръ. Паспарту хотѣлъ выбросить полковника изъ вагона, но его господинъ остановилъ его знакомъ. Филеасъ Фоггъ вышелъ изъ вагона, и Американецъ послѣдовалъ за нимъ.
— Сэръ, сказалъ мистеръ Фоггъ своему противнику, — я спѣшу возвратиться въ Европу, и всякая задержка можетъ разстроить мои дѣла.
— Какое мнѣ до этого дѣло? отвѣчалъ полковникъ Прокторъ.
— Послѣ нашей встрѣчи въ Санъ-Франсиско, возразилъ мистеръ Фоггь, — я рѣшился снова возвратиться въ Америку по окончаніи дѣла заставляющаго меня спѣшить на Старый материкъ, чтобъ еще разъ увидѣться съ вами.
— Въ самомъ дѣлѣ?
— Я назначаю вамъ свиданіе черезъ шесть мѣсяцевъ!
— Огчего же не черезъ шесть лѣтъ?
— Я вамъ говорю что черезъ шесть мѣсяцевъ, учтиво отвѣчалъ мисгеръ Фоггъ, — и въ точности исполню то что́ обѣщаю.
— Вы хотите увернуться! воскликнулъ Стампъ Прокторъ. — Сейчасъ или никогда!
— Хорошо, отвѣчалъ мистеръ Фоггъ. — Вы ѣдете въ Нью-Йоркъ?
— Нѣтъ.
— Въ Чикаго?
— Нѣтъ.
— Въ Омагу?
— Это до васъ не касается! Знаете вы Пломъ-Крикъ?
— Нѣтъ, отвѣчалъ мистеръ Фоггъ.
— Это слѣдующая станція. Поѣздъ подойдетъ къ ней черезъ часъ и остановится на десять минутъ. Десяти минутъ достаточно для того чтобъ обмѣняться нѣсколькими пистолетными выстрѣлами.
— Хорошо, отвѣчалъ мистеръ Фоггъ. — Я остановлюсь въ Пломъ-Крикѣ.
— И я полагаю что вы тамъ и останетесь! прибавилъ Американецъ съ безпримѣрною наглостью.
— Этого нельзя знать, отвѣчалъ мистеръ Фоггъ и возвратился въ вагонъ, сохраняя свое обычное хладнокровіе.
Онъ старался успокоить мистрисъ Ауду, увѣряя что такіе хвастуны не опасны. Онъ просилъ Фикса быть его секундантомъ въ предстоящей встрѣчѣ. Фиксъ не могъ отказаться, и Филеасъ Фоггъ снова принялся за прерванную игру и продолжалъ ходить въ пики, не обнаруживая ни малѣйшаго волненія.
Въ одиннадцать часовъ свистъ локомотива возвѣстилъ о приближеніи къ станціи Пломъ-Крику. Мистеръ Фоггъ всталъ и въ сопровожденіи Фикса вышелъ изъ вагона. Паспарту послѣдовалъ за ними съ двумя револьверами въ рукахъ. Мистрисъ Ауда осталась въ вагонѣ; лицо ея покрылось мертвенною блѣдностью.
Въ ту же минуту отворилась дверь сосѣдняго вагона, и полковникъ Прокторъ показался на порогѣ, также сопровождаемый свидѣтелемъ, Янки, наружностью походившимъ на него. Но въ ту минуту когда противники хотѣли сойти на платформу, подбѣжавшій къ нимъ кондукторъ объявилъ:
— Выходить нельзя, господа!
— Отчего? спросилъ полковникъ.
— Мы опоздали на двадцать минутъ, и поѣздъ здѣсь не останавливается.
— Но я долженъ драться съ этимъ господиномъ.
— Очень жаль, отвѣчалъ кондукторъ, — но мы сію минуту отправляемся въ путь. Вотъ и звонокъ!
Дѣйствительно въ ту минуту раздался звонокъ, и поѣздъ сталъ двигаться.
— Я отъ всей души жалѣю, господа, о вашей неудачѣ, сказалъ кондукторъ. — Во всякомъ другомъ случаѣ я бы непремѣнно исполнилъ вашу просьбу. Но впрочемъ, такъ какъ вы не успѣли драться здѣсь, то почему вамъ не драться въ вагонѣ?
— Быть-можетъ этотъ господинъ не захочетъ? сказалъ полковникъ Прокторъ насмѣшливымъ голосомъ.
— Напротивъ того, буду очень радъ, отвѣчалъ Филеасъ Фоггъ.
— Ну, по всему замѣтно что мы въ Америкѣ! и кондукторъ отличный джентльменъ! подумалъ Паспарту и ушелъ вслѣдъ за своимъ господиномъ.
Оба противника въ сопровожденіи своихъ свидѣтелей послѣдовали за кондукторомъ по всѣмъ вагонамъ до самаго задняго. Въ послѣднемъ вагонѣ сидѣло не болѣе десяти пассажировъ. Кондукторъ спросилъ ихъ, согласны ли они были предоставить на нѣсколько минутъ вагонъ двумъ джентльменамъ, намѣревавшимся драться.
Конечно! Пассажиры были очень рады оказать услугу двумъ джентльменамъ и удалились изъ вагона.
Вагонъ имѣлъ до пятидесяти футовъ въ длину и представлялъ удобное мѣсто для дуэли.
Устройство скамеекъ позволяло противникамъ идти другъ другу на встрѣчу и стрѣлять по желанію. Невозможно было устроить дуэль болѣе подходящимъ образомъ. Мистеръ Фоггъ и полковникъ Прокторъ, каждый съ двумя шестиствольными револьверами въ рукахъ, взошли въ вагонъ. Свидѣтели ихъ, оставшіеся за дверью, заперли ее за ними. При первомъ свисткѣ локомотива противники должны были стрѣлять… Потомъ, по прошествіи двухъ минутъ, свидѣтели должны были отворить вагонъ.
Дѣйствительно, ничто не могло быть проще. Дѣло было просто до такой степени что у Фикса и Паспарту сердце забилось необычайно быстро.
Всѣ ожидали условленнаго свистка, какъ вдругъ раздались неистовые крики и вслѣдъ за ними послышались выстрѣлы, но не въ вагонѣ дуэлистовъ. Напротивъ того, они слышались на всемъ протяженіи поѣзда и сопровождались испуганными криками.
Полковникъ Прокторъ и мистеръ Фоггъ съ револьверами въ рукахъ тотчасъ же вышли изъ вагона и бросились впередъ, туда гдѣ всего громче раздавались выстрѣлы и крики.
Они поняли что на поѣздъ напала шайка Сіу.
Смѣлымъ Индійцамъ не первый разъ случалось останавливать поѣздъ. По своему обыкновенію, они, не дожидаясь остановки вагоновъ, бросились на подножки въ числѣ ста человѣкъ, подобно клоунамъ, вскакивающимъ на лошадей въ то время когда онѣ несутся во весь опоръ.
Сіу вооружены были ружьями. Путешественники, также всѣ почти вооруженные, отвѣчали на ихъ выстрѣлы выстрѣлами изъ револьверовъ. Индійцы прежде всего бросились къ локомотиву. Машинистъ и кочегаръ лежали полумертвые отъ ударовъ, нанесенныхъ имъ дубинами. Одинъ изъ предводителей Сіу, намѣревавшійся остановить поѣздъ, не умѣя управлять регуляторомъ, широко раскрылъ отверстіе вводящее паръ, вмѣсто того чтобы закрыть его, и поѣздъ понесся съ неимовѣрною быстротой.
Между тѣмъ остальные Сіу напали на вагоны, бѣгали какъ разъяренныя обезьяны по имперіаламъ, выламывали двери и вступали въ рукопашный бой съ путешественниками. Багажный вагонъ былъ опустошенъ, всѣ находившіяся въ немъ вещи выброшены были на дорогу. Крики и выстрѣлы не прекращались ни на минуту.
Впрочемъ путешественники храбро защищались. Нѣкоторые вагоны, загороженные баррикадами, выдерживали осаду, какъ настоящія крѣпости, уносимыя съ быстротой ста миль въ часъ.
Съ самаго начала нападенія мистрисъ Ауда не потеряла присутствія духа. Она мужественно защищалась, съ револьверомъ въ рукѣ, стрѣляя черезъ разбитое окно при появленіи дикарей. Не менѣе двадцати Сіу упали на дорогу смертельно раненые, и поѣздъ давилъ какъ червяковъ тѣхъ которые попадали на рельсы, свергаясь со ступенекъ. Нѣсколько путешественниковъ, тяжело раненыхъ пулями или дубинами, исходили кровью на скамьяхъ вагоновъ.
Но пора было прекратить борьбу, продолжавшуюся уже болѣе десяти минутъ и обѣщавшую побѣду Индійцамъ, еслибы поѣздъ не былъ остановленъ. До станціи форта Керни оставалось не болѣе двухъ миль. Крѣпость эта занята была американскимъ гарнизономъ, но между этимъ постомъ и слѣдующею станціей Сіу могли бы овладѣть поѣздомъ.
Кондукторъ сражался подлѣ мистера Фогга, но вскорѣ пуля поразила его. Падая, онъ воскликнулъ:
— Мы погибли, если поѣздъ не остановится черезъ пять минутъ!
— Онъ остановится, сказалъ Филеасъ Фоггъ, и хотѣлъ броситься изъ вагона.
— Стойте! воскликнулъ Паспарту, — это мое дѣло.
Мистеръ Фоггъ не успѣлъ остановить своего отважнаго служителя, который проворно отворилъ дверь и незамѣченный Индійцами проскользнулъ подъ вагонъ. Между тѣмъ какъ битва продолжалась и пули свистали надъ его головой, онъ со свойственною ему ловкостью и проворствомъ клоуна проскользая подъ вагонами, цѣпляясь за оси и рычаги, искусно перебираясь отъ одного вагона къ другому, добрался до локомотива. Онъ никѣмъ не былъ замѣченъ, да и замѣтить его было невозможно.
Повиснувъ одною рукой между багажнымъ вагономъ и локомотивомъ, онъ другою рукой съ неимовѣрнымъ усиліемъ отцѣпилъ вагоны, которые мало-по-малу стали отставать, между тѣмъ какъ локомотивъ понесся быстрѣе прежняго.
Поѣздъ двигался въ продолженіи нѣсколькихъ минутъ, но съ помощью тормазовъ, устроенныхъ внутри вагоновъ, онъ былъ остановленъ на разстояніи ста шаговъ отъ станціи Керни.
Солдаты форта, услышавшіе выстрѣлы, немедленно сбѣжались. Сіу не стали ихъ ждать, и вся шайка скрылась еще до окончательной остановки поѣзда.
Но когда путешественники вышли на платформу станціи, то увидѣли что многихъ между ними не было, и въ числѣ другихъ храбраго Француза, самоотверженіе котораго спасло ихъ.
Трое путешественниковъ, Паспарту въ томъ числѣ, исчезли. Были ли они убиты во время борьбы, или попались въ плѣнъ къ Сіу, — вотъ чего никто еще не могъ сказать. Раненыхъ было довольно много, но смертельно раненыхъ не оказалось. Однимъ изъ наиболѣе тяжело раненыхъ былъ полковникъ Прокторъ который храбро дрался и упалъ подъ ударомъ пули попавшей ему въ ногу. Его перенесли на станцію вмѣстѣ съ прочими путешественниками, положеніе коихъ требовало немедленной помощи. Мистрисъ Ауда осталась невредима; Филеасъ Фоггъ, нисколько себя не щадившій, не получилъ даже и царапины; Фиксъ раненъ былъ въ руку, но не опасно. Одного Паспарту недоставало, и слезы лились изъ очей молодой женщины.
Между тѣмъ путешественники сошли съ поѣзда. Колеса вагоновъ запятнаны были кровью. На ступицахъ и спицахъ висѣли безобразные куски мяса. Впереди, теряясь вдали, разстилались по бѣлой равнинѣ длинныя полосы краснаго цвѣта. Послѣдніе Индійцы исчезали къ югу, со стороны Републиканъ-Райвера.
Мистеръ Фоггъ, скрестивъ руки, оставался недвижимъ. Онъ долженъ былъ рѣшиться на важный шагъ. Мистрисъ Ауда, стоявшая съ нимъ рядомъ, глядѣла на него не произнося ни слова… Онъ понялъ этотъ взглядъ. Если его бѣдный служитель попался въ плѣнъ, то не долженъ ли онъ рисковать всѣмъ чтобы спасти его изъ рукъ Индійцевъ?..
— Я его найду живаго или мертваго, сказалъ онъ просто мистрисъ Аудѣ.
— А! мистеръ… мистеръ Фоггъ! воскликнула молодая женщина, схвативъ руки своего спутника и орошая ихъ слезами.
— Найду живаго еще, прибавилъ мистеръ Фоггъ, — если не буду терять ни минуты!
Такимъ рѣшеніемъ Филеасъ Фоггъ всего себя приносилъ въ жертву. Разореніе его было неминуемо — одинъ лишній проведенный здѣсь день, и онъ непремѣнно долженъ былъ опоздать на пакетботъ отходящій въ Нью-Йоркъ. Пари его было проиграно безвозвратно. Но предъ мыслью: „Это мой долгъ!“ онъ не поколебался ни на минуту. Капитанъ начальствовавшій надъ фортомъ Керни находился тамъ. Солдаты его, — а ихъ было около сотни, — заняли оборонительную позицію, на тотъ случай еслибы Сіу сдѣлали прямое нападеніе на станцію.
— Капитанъ, сказалъ мистеръ Фоггъ, — трое путешественниковъ исчезло.
— Убиты они? спросилъ капитанъ.
— Либо убиты, либо захвачены въ плѣнъ, отвѣчалъ Филеасъ Фоггъ. — Слѣдовало бы положить конецъ этимъ сомнѣніямъ. Намѣрены ли вы преслѣдовать Сіу?
— Это вопросъ очень серіозный, сэръ, сказалъ капитанъ. — Индійцы эти могутъ скрыться по ту сторону Арканзаса. Я не могу покинуть довѣреннаго мнѣ форта.
— Сэръ, возразилъ Филеасъ Фоггъ, — дѣло идетъ о жизни трехъ человѣкъ.
— Безъ сомнѣнія… но могу ли я рисковать жизнію пятидесяти человѣкъ для спасенія троихъ?
— Не знаю, можете ли вы, сэръ, но знаю что вы обязаны это сдѣлать.
— Сэръ, отвѣчалъ капитанъ, — никто здѣсь не въ правѣ учить меня въ чемъ состоятъ мои обязанности.
— Хорошо, холодно возразилъ Филеасъ Фоггъ. — Я отправлюсь одинъ.
— Вы, сэръ? воскликнулъ подошедшій Фиксъ, — вы отправитесь одинъ въ погоню за Индійцами?
— Что́ же вамъ угодно чтобъ я далъ погибнуть несчастному которому всѣ оставшіеся здѣсь въ живыхъ обязаны жизнію? Пойду одинъ.
— Ну такъ нѣтъ же, вы не пойдете одинъ! воскликнулъ капитанъ, тронутый до глубины души. — Нѣтъ! У васъ благородное сердце. Тридцать человѣкъ охотниковъ! прибавилъ онъ обращаясь къ своимъ солдатамъ.
Весь отрядъ выступилъ дружною массой. Капитану оставалось выбирать любыхъ изъ этихъ молодцовъ. Отобрали тридцать человѣкъ, подъ начальствомъ стараго сержанта.
— Благодарю, капитанъ, сказалъ мистеръ Фоггъ.
— Вы позволите мнѣ сопровождать васъ? спросилъ Фиксъ у джентльмена.
— Вы вольны дѣлать что́ вамъ угодно, сэръ, отвѣчалъ Филеасъ Фоггъ. — Но если желаете оказать мнѣ услугу, то останьтесь съ мистрисъ Аудой. Въ случаѣ еслибы дѣло окончилось неблагополучно для меня....
Внезапная блѣдность покрыла лицо агента. Какъ? разстаться съ человѣкомъ за которымъ онъ до сихъ поръ слѣдилъ такъ упорно, шагъ за шагомъ? Пустить его одного въ пустыню? Фиксъ внимательно посмотрѣлъ на джентльмена, и несмотря ни на что́, несмотря на свое предубѣжденіе противъ него, несмотря на происходившую въ немъ борьбу, онъ опустилъ глаза предъ этимъ открытымъ и спокойнымъ взоромъ.
— Я останусь, сказалъ онъ.
Нѣсколько минутъ спустя, мистеръ Фоггъ сжалъ руку молодой женщины, потомъ, отдавъ ей свой драгоцѣнный дорожный мѣшокъ, отправился въ путь вмѣстѣ съ сержантомъ и его небольшимъ отрядомъ. Но предъ отъѣздомъ, онъ сказалъ солдатамъ:
— Друзья мои, тысяча фунтовъ за мною, если мы спасемъ плѣнниковъ.
Тогда былъ первый часъ въ началѣ.
Мистрисъ Ауда удалилась въ одну изъ комнатъ станціи, и тамъ, оставшись одна, стала думать о Филеасѣ Фоггѣ, о его простомъ, но истинномъ великодушіи, о его спокойномъ мужествѣ. Мистеръ Фоггъ пожертвовалъ своимъ состояніемъ, а теперь рисковалъ и жизнью, и все это онъ дѣлалъ безъ малѣйшаго колебанія, безъ фразъ, просто изъ чувства долга. Филеасъ Фоггъ былъ герой въ ея глазахъ. Не такъ думалъ объ этомъ инспекторъ Фиксъ, не могшій преодолѣть своего волненія. Онъ съ лихорадочною поспѣшностью прохаживался по платформѣ. Онъ на минуту увлекся, но теперь снова пришелъ въ себя. Лишь только Фоггъ удалился, онъ понялъ какую глупость онъ сдѣлалъ, отпустивъ его такимъ образомъ.
Возможно ли было согласиться на разлуку съ человѣкомъ за которымъ онъ слѣдовалъ въ его кругосвѣтномъ путешествіи? Природа его начинала брать верхъ, онъ называлъ себя преступникомъ, обвинялъ, укорялъ себя, какъ бы сталъ укорять директоръ лондонской полиціи агента уличеннаго въ наивной довѣрчивости.
„Какой я глупецъ! думалъ онъ. — Тотъ успѣетъ сообщить ему кто я такой! Онъ исчезъ и болѣе уже не возвратится. Гдѣ мнѣ его теперь отыскивать? Но какъ же я могъ увлечься до такой степени, я, Фиксъ, у котораго приказъ объ арестѣ лежитъ въ карманѣ! Нѣтъ, я просто животное!“
Такъ разсуждалъ полицейскій инспекторъ, между тѣмъ какъ часы медленно тянулись, для него по крайней мѣрѣ. Онъ не зналъ что́ ему дѣлать. Повременамъ ему хотѣлось все разказать мистрисъ Аудѣ. Но онъ понималъ какъ должна была принять это молодая женщина. Онъ не зналъ на что́ рѣшиться. Онъ готовъ былъ идти вдоль по бѣлымъ равнинамъ во слѣдъ этому Фоггу. Ему казалось возможнымъ отыскать его. Слѣды отряды виднѣлись еще на снѣгу.... Но вскорѣ они сгладились подъ новымъ слоемъ снѣга. Тогда Фиксъ упалъ духомъ. Онъ почувствовалъ какое-то неодолимое желаніе оставить задуманное имъ дѣло. Теперь именно и представлялся ему случай оставить Кернейскую станцію, и продолжать путешествіе, столь обильное неудачами.
Дѣйствительно, около двухъ часовъ пополудни, въ то время какъ снѣгъ падалъ огромными хлопьями, послышались съ востока продолжительные свистки. Громадная тѣнь, предшествуемая красноватымъ свѣтомъ, медленно подвигалась впередъ, между тѣмъ какъ туманъ увеличивалъ ея размѣры и придавалъ ей фантастическій видъ. А между тѣмъ съ востока еще не ожидали никакого поѣзда. Помощь, о которой просили по телеграфу, не могла придти такъ скоро, а поѣздъ изъ Омаги въ Санъ-Франсиско долженъ былъ проходить не ранѣе слѣдующаго дня. Наконецъ дѣло разъяснилось. Локомотивъ, шедшій на небольшихъ парахъ, издавая притомъ сильнѣйшіе свистки, былъ тотъ самый который, отцѣпившись тогда отъ поѣзда, продолжалъ свой путь съ такою ужасающею быстротой и унесъ съ собой безчувственнаго кочегара и машиниста. Локомотивъ понесся по рельсамъ на разстояніи многихъ миль, но вдругъ огонь убавился, за недостаткомъ топлива, паръ утратилъ упругость, и часъ спустя, все болѣе и болѣе замедляя свой ходъ, локомотивъ остановился наконецъ въ десяти миляхъ за Кернейскою станціей. Ни машинистъ, ни кочегаръ не пострадали, и послѣ продолжительнаго обморока, они пришли въ себя. Машина уже остановилась. Когда машинистъ увидѣлъ что онъ въ пустынѣ, съ однимъ локомотивомъ безъ вагоновъ, то онъ понялъ что́ произошло. Какимъ образомъ машину отцѣпили отъ поѣзда — этого онъ никакъ не могъ угадать, но несомнѣнно было для него то что поѣздъ остававшійся позади попался въ бѣду. Машинистъ не колебался ни минуты. Продолжать свой путь и спастись въ Омагу было бы благоразумно; возвратиться къ поѣзду, который Индійцы можетъ-статься продолжали еще грабить — было опасно, тѣмъ не менѣе охапки угля и дровъ были брошены подъ котелъ, огонь раздулся, давленіе снова поднялось, и около двухъ часовъ по полудни, локомотивъ возвратился назадъ къ Кернейской станціи. Онъ-то и свистѣлъ въ туманѣ.
Всѣ путешественники обрадовались когда увидѣли что локомотивъ, возвратившійся на станцію, снова занялъ свое мѣсто во главѣ поѣзда. Теперь они могли продолжать свое путешествіе, прерванное при такихъ несчастныхъ обстоятельствахъ. При появленіи локомотива, мистрисъ Ауда ушла со станціи и, обращаясь къ кондуктору, спросила:
— Вы отправляетесь уже?
— Сію минуту, сударыня.
— Но эти плѣнники.... наши несчастные спутники.... вы не можете подождать ихъ?
— Я не могу задерживать поѣздъ, отвѣчалъ кондукторъ. — Мы и такъ опоздали на три часа.
— А когда пойдетъ слѣдующій поѣздъ изъ Санъ-Франсиско?
— Завтра вечеромъ.
— Завтра вечеромъ, но это будетъ слишкомъ поздно. Слѣдовало бы подождать....
— Это невозможно, отвѣчалъ кондукторъ. — Если вы желаете ѣхать, то садитесь въ вагонъ.
— Я не поѣду, отвѣчала молодая женщина.
Фиксъ слышалъ этотъ разговоръ. Нѣсколько минутъ тому назадъ, когда не предвидѣлось никакого способа передвиженія, онъ готовъ былъ оставить Керни, а теперь, когда поѣздъ стоялъ готовый къ отъѣзду, такъ что ему оставалось только снова занять свое мѣсто въ вагонѣ, какая-то непреодолимая сила приковала его къ мѣсту. Платформа станціи какъ будто пылала подъ его ногами, и онъ не могъ оторвать ихъ отъ нея. Въ немъ снова возстала прежняя борьба. Его душила злоба на неуспѣхъ дѣла. Онъ хотѣлъ бороться до конца.
Тѣмъ временемъ, путешественники и въ томъ числѣ нѣсколько раненыхъ — между прочими полковникъ Прокторъ, положеніе котораго представляло серіозную опасность — размѣстились въ вагонахъ. Послышалось шипѣніе раскаленнаго котла, и паръ началъ выходить изъ клапановъ. Машинистъ подалъ свистокъ, поѣздъ тронулся и вскорѣ исчезъ изъ глазъ, оставляя за собой слѣдъ бѣлаго дыма, къ которому примѣшивался снѣжный вихрь.
Инспекторъ Фиксъ остался-таки въ Керни. Прошло еще нѣсколько часовъ. Погода была дурная, холодъ пронизывалъ насквозь. Фиксъ неподвижно сидѣлъ на скамъѣ, на станціи. Можно было подумать что онъ спитъ. Мистрисъ Ауда, несмотря на бурю, ежеминутно выходила изъ отведенной ей комнаты. Она доходила до конца платформы, стараясь разглядѣть сквозь снѣжную вьюгу, стараясь проникнуть взоромъ сквозь туманъ, застилавшій кругомъ весь горизонтъ, прислушиваясь къ малѣйшему шуму. Но ничего не было слышно. Тогда она возвращалась назадъ, вся продрогшая отъ холода, для того чтобы нѣсколько минутъ спустя снова выйти на холодъ; но все было тщетно.
Наступилъ вечеръ. Маленькій отрядъ не возвращался еще. Гдѣ бы могъ онъ находиться въ эту минуту? Настигнулъ ли онъ Индійцевъ? Произошла ли какая борьба или можетъ-быть солдаты, сбившись съ пути посреди тумана, бродили безъ всякой цѣли? Всѣ эти вопросы сильно тревожили капитана форта Керни, хотя онъ старался не выказывать своего безпокойства.
Настала ночь; снѣгъ падалъ уже не столь обильными хлопьями, но холодъ усилился. Самый смѣлый взоръ не могъ бы безъ ужаса устремиться въ разстилавшееся предъ нимъ темное пространство. На равнинѣ царствовало гробовое молчаніе. Ни полетъ птицы, ни шаги дикаго звѣря — ничто не нарушало ночной тишины. Всю эту ночь мистрисъ Ауда, преслѣдуемая мрачными предчувствіями, съ истерзаннымъ сердцемъ бродила по окраинѣ луга. Воображеніе ея уносило ее далеко впередъ и рисовало предъ ней тысячи опасностей. Что́ она вытерпѣла въ эти долгіе часы — нельзя и передать словами. Фиксъ оставался неподвиженъ на своемъ мѣстѣ, но точно также не могъ заснуть. Какъ-то разъ къ нему подходилъ человѣкъ, заговаривалъ даже съ нимъ, но агентъ отстранилъ его отъ себя, предварительно отвѣтивъ ему отрицательнымъ знакомъ. Такимъ образомъ прошла ночь. На разсвѣтѣ полу-потухшій дискъ солнца сталъ выплывать изъ-за туманнаго горизонта. Взглядъ могъ простираться на разстояніе двухъ миль. Филеасъ Фоггъ съ отрядомъ направились къ югу.... На югѣ все было пустынно. Было семь часовъ утра.
Капитанъ, сильно озабоченный, не зналъ на что́ ему рѣшиться. Послать развѣ второй отрядъ на помощь первому? Слѣдовало ли жертвовать новыми людьми при такой слабой надеждѣ на спасеніе тѣхъ которые уже пожертвовали собой? Но колебаніе его было не продолжительно: движеніемъ руки онъ подозвалъ одного изъ своихъ помощниковъ и началъ уже отдаватъ ему приказъ идти на развѣдки по направленію къ югу — какъ вдругъ раздались выстрѣлы! Было ли то сигналомъ? Солдаты выскочили изъ форта и въ полумилѣ отъ себя увидѣли маленькій отрядъ, подвигавшійся впередъ въ совершенномъ порядкѣ. Мистеръ Фоггъ шелъ во главѣ отряда, а рядомъ съ нимъ Паспарту и два другіе путешественника, освобожденные изъ рукъ Сіу. Въ десяти миляхъ къ югу отъ Керни произошла схватка. За нѣсколько минутъ до прибытія отряда, Паспарту и спутники его боролись уже съ Индійцами, и Французъ убилъ двоихъ изъ нихъ ударомъ кулака, когда его господинъ и солдаты поспѣшили къ нимъ на помощь. Радостные крики привѣтствовали всѣхъ, и спасителей и спасенныхъ, а Филеасъ Фоггъ роздалъ солдатамъ обѣщанную награду, между тѣмъ какъ Паспарту повторялъ не безъ нѣкотораго основанія:
— Чортъ возьми! надо признаться что я таки дорого сто́ю своему господину!
Фиксъ, не произнося ни слова, глядѣлъ на мистера Фогга, и трудно было бы опредѣлить какія впечатлѣнія наполняли его душу. Что же касается до мистрисъ Ауды, то она взяла руку джентльмена и сжимала ее въ своихъ рукахъ, не имѣя силъ выговорить ни слова! Тѣмъ временемъ Паспарту уже отыскивалъ поѣздъ на станціи. Онъ думалъ что онъ стоитъ тамъ, готовый двинуться въ путь, и надѣялся что можно будетъ еще наверстать потерянное время.
— Поѣздъ! гдѣ же поѣздъ? кричалъ онъ.
— Уѣхалъ, отвѣчалъ Фиксъ.
— А когда поѣдетъ слѣдующій? спросилъ Филеасъ Фоггъ.
— Не раньше вечера.
— А! промычалъ невозмутимый джентльменъ.
Филеасъ Фоггъ опоздалъ уже на 20 часовъ. Паспарту, невольная причина этого промедленія, былъ въ совершенномъ отчаяніи: онъ одинъ былъ виновникомъ разоренія своего господина!
Въ эту минуту Фиксъ подошелъ къ мистеру Фоггу, и пристально смотря ему въ лицо, сказалъ:
— Послушайте, сэръ, вы серіозно очень спѣшите вашимъ отъѣздомъ?
— Совершенно серіозно, отвѣчалъ Филеасъ Фоггъ.
— Я васъ спрашиваю снова, продолжалъ Фиксъ, — дѣйствительно ли вы заинтересованы тѣмъ чтобъ быть въ Нью-Йоркѣ 11го декабря, въ часъ отплытія ливерпульскаго парохода?
— Заинтересованъ въ высшей степени.
— И еслибы ваше путешествіе не было прервано нападеніемъ Индійцевъ, то вы прибыли бы въ Нью-Йоркъ 11го утромъ?
— Да, за 12 часовъ до отплытія парохода.
— Хорошо. Итакъ вы опоздали на 20 часовъ. Между 20ю и 12ю разность восемь; значитъ вамъ нужно наверстать восемь часовъ. Хотите ли вы попытаться это сдѣлать?
— Пѣшкомъ? спросилъ мистеръ Фоггъ.
— Нѣтъ, въ саняхъ, отвѣчалъ Фиксъ, въ саняхъ подъ парусами. Мнѣ предлагалъ одинъ человѣкъ испытать этотъ способъ передвиженія.
То былъ человѣкъ съ которымъ Фиксъ разговаривалъ ночью и предложеніе котораго онъ отклонилъ.
Филеасъ Фоггъ не отвѣчалъ Фиксу, но послѣдній указалъ ему человѣка о которомъ шла рѣчь и который теперь прогуливался по станціи, и онъ пошелъ къ нему. Минуту спустя Филеасъ Фоггъ и этотъ Американецъ, по имени Мёджъ, вошли въ хижину построенную у подножія форта Керни. Тамъ мистеръ Фоггъ осмотрѣлъ весьма странный экипажъ, родъ рамы, утвержденной на двухъ длинныхъ перекладинахъ, поднятыхъ кверху подобно полозьямъ саней, и на которомъ могли помѣститься пять или шесть человѣкъ. На третьей части рамы спереди возвышалась очень высокая мачта, около которой обвитъ былъ огромный парусъ. Отъ мачты этой, крѣпко утвержденной металлическими вантами, протянутъ былъ желѣзный штагъ, служащій для поднятія паруса большихъ размѣровъ. Позади нѣчто въ родѣ руля-весла давало возможность управлять всѣмъ снарядомъ. То были, какъ видите, сани оснащенныя на подобіе шлюпки. Зимой на ледяной равнинѣ, когда поѣзды задерживаются снѣгами, эти экипажи совершаютъ чрезвычайно быстрые переѣзды отъ одной станціи до другой. Къ тому же они снабжены множествомъ парусовъ и гораздо въ большемъ числѣ чѣмъ бѣговой катеръ, который можетъ опрокинуться, — и при попутномъ вѣтрѣ они скользятъ по поверхности степи съ быстротой равною быстротѣ скораго поѣзда, а можетъ-быть даже скорѣе.
Въ нѣсколько минутъ мистеръ Фоггъ сторговался съ хозяиномъ этой сухопутной лодки. Вѣтеръ былъ благопріятенъ. Онъ дулъ съ запада съ необыкновенною силой. Снѣгъ обледенѣлъ, и Мёджъ брался доставить мистера Фогга въ нѣсколько часовъ на станцію Омага. Тамъ поѣзды проходятъ часто, ибо тамъ сходятся множество линій, ведущихъ въ Чикаго, а оттуда въ Нью-Йоркъ. Наверстать потерянное время казалось возможнымъ и колебаться было нечего. Необходимо было испытать этотъ способъ передвиженія.
Мистеръ Фоггъ, не желая подвергать мистрисъ Ауду мученіямъ поѣздки на открытомъ воздухѣ, по этому холоду, который долженъ былъ еще усилиться отъ быстроты движенія, предложилъ ей остаться подъ покровительствомъ Паспарту на станціи Керни. Честный малый проводилъ бы ее потомъ въ Европу лучшимъ путемъ и со всевозможными удобствами. Мистрисъ Ауда не хотѣла разстаться съ мистеромъ Фоггомъ, и Паспарту былъ въ восторгѣ отъ этого рѣшенія. И дѣйствительно, онъ ни за что́ на свѣтѣ не хотѣлъ оставить своего господина, тѣмъ болѣе что Фиксъ долженъ былъ его сопровождать.
Что́ думалъ тогда полицейскій инспекторъ — опредѣлить было бы трудно. Поколебалось ли его убѣжденіе возвращеніемъ Филеаса Фогга или же онъ считалъ его за чрезвычайно смѣлаго плута, который по совершеніи кругосвѣтнаго путешествія могъ считать себя совершенно безопаснымъ въ Англіи? Можетъ быть мнѣніе Фикса о Филеасѣ Фоггѣ дѣйствительно измѣнилось. Но тѣмъ не менѣе онъ рѣшился выполнить свой долгъ.
Въ восемь часовъ сани были готовы къ отъѣзду. Путешественники сѣли въ нихъ и тѣсно прижались другъ къ другу, укутанные въ свои одѣяла. Два громадные паруса были распущены, и подъ дуновеніемъ вѣтра, сани скользили по обледенѣлому снѣгу со скоростью сорока миль въ часъ.
Разстояніе между фортомъ Керни и Омагой по прямой линіи около двухсотъ миль. Если вѣтеръ будетъ все благопріятный, то они могутъ пронестись это пространство въ пять часовъ. Если не случится ничего особеннаго, то въ часъ пополудни сани должны достигнуть Омаги.
И что́ это былъ за переѣздъ! Путешественники, прижавшись другъ къ другу, не могли разговаривать. Холодъ, увеличенный быстротой, перерывалъ ихъ рѣчь. Сани скользили легко на поверхности равнины, какъ лодка на поверхности воды, но только безъ зыби. Когда порывъ вѣтра стлался по землѣ, то сани какъ бы подымались на воздухѣ на своихъ громадныхъ парусахъ-крылъяхъ. Мёджъ, сидя у руля, держался прямой линіи и ударомъ кормоваго весла поправлялъ уклоненія которыя могъ сдѣлать снарядъ. Опредѣлить съ точностью быстроту движенія было невозможно, но, какъ мы уже сказали, сани летѣли со скоростью сорока миль въ часъ.
— Если ничто не изломается, сказалъ Мёджъ, — то мы прикатимъ какъ разъ во́-время.
И Мёджу очень хотѣлось поспѣть во́-время, потому что мистеръ Фоггъ, вѣрный своей системѣ, возбудилъ его усердіе обѣщаніемъ значительной преміи.
Степь, которую сани перерѣзывали по прямой линіи, была гладка какъ море. Можно было бы подумать что то громадное замерзшее озеро. Желѣзная дорога, проходящая по этому пространству, дѣлала значительный изгибъ къ Колумбусу, важному городу штата Небраски, и шла вдоль праваго берега рѣки Платтъ-Райвера. Сани, сокращая этотъ путь, двигались по хордѣ дуги описываемой желѣзною дорогой. Рѣки опасаться было нечего, такъ какъ она замерзла. Значитъ путь не представлялъ никакихъ преградъ, и Филеасу Фоггу можно было опасаться только двухъ обстоятельствъ: порчи въ снарядѣ или же перемѣны вѣтра. Но вѣтеръ не измѣнялся и не слабѣлъ. Напротивъ, онъ дулъ съ такою силой что наклонялъ мачту, которую крѣпко удерживали желѣзныя ванты. Эти металлическія нити, подобныя струнамъ инструмента, звенѣли, какъ бы потрясаемыя ударомъ смычка. Сани летѣли посреди жалобныхъ звуковъ разносившихся далеко.
— Эти веревки звучатъ какъ квинта и октава, сказалъ мистеръ Фоггъ.
То были единственныя слова произнесенныя имъ во время переѣзда. Мистрисъ Ауда, тщательно укутанная его стараніями въ мѣха и дорожныя одѣяла, была по возможности предохранена отъ холоду. Что касается Паспарту, то съ лицомъ краснымъ, какъ солнечный дискъ во время туманнаго заката, онъ вдыхалъ въ себя съ удоволъствіемъ этотъ рѣзкій воздухъ. При несокрушимой увѣренности, составлявшей существенную черту его характера, онъ снова началъ надѣяться. Вмѣсто того чтобы прибыть въ Нью-Йоркъ утромъ, они прибудутъ туда вечеромъ, но все-таки у нихъ оставались шансы предупредить отплытіе ливерпульскаго пакетбота. Паспарту даже хотѣлось иногда очень сильно пожать руку своему союзнику Фиксу. Онъ помнилъ что самъ инспекторъ доставилъ парусныя сани, и значитъ единственное средство добраться въ Омагу во́-время. Но по какому-то предчувствію онъ сохранилъ свою обычную сдержанность. Во всякомъ случаѣ Паспарту никогда не забудетъ одного, — той жертвы которую, не колеблясь, принесъ мистеръ Фоггъ чтобы вырвать его изъ рукъ Сіу. При этомъ мистеръ Фоггъ рисковалъ и жизнью своею и состояніемъ… Нѣтъ! служитель его этого никогда не забудетъ.
Между тѣмъ какъ каждый изъ путешественниковъ предавался самымъ разнообразнымъ размышленіямъ, сани скользили по безконечной снѣжной скатерти. Никто не замѣчалъ какъ они проходили по ручьямъ, притокамъ Литль-Блю-Райвера. Поля и воды исчезали подъ однообразною бѣлою оболочкой. Равнина была совершенно пустынная. Заключенная между Тихоокеанскою дорогой и вѣтвью долженствующею соединить Керни съ Сентъ-Жозефомъ, она образуетъ какъ бы большой необитаемый островъ, — ни деревни, ни станціи, ни даже форта. Отъ времени до времени промелькало, какъ молнія извилистое дерево, бѣлый скелетъ котораго пригибался отъ вѣтра. Иногда стаи дикихъ птицъ поднимались однимъ взмахомъ. Иногда также степные волки, голодные, привлекаемые жаждой добычи, неслись многочисленными стадами вслѣдъ за санями, стараясь догнать ихъ. Тогда Паспарту, съ револьверомъ въ рукѣ, готовъ былъ дать выстрѣлъ по первому который приблизится къ санямъ. Еслибы какой-нибудь несчастный случай остановилъ тогда сани, то путешественники, атакованные голодными волками, подверглись бы величайшей опасности. Но сани летѣли быстро, и вскорѣ вся завывающая стая оставалась далеко назади.
Въ полдень Мёджъ угадалъ по нѣкоторымъ признакамъ что они проѣхали замерзшую поверхность Платтъ-Райвера. Онъ не сказалъ ни слова, но былъ уже увѣренъ что ему не болѣе двадцати миль остается до Омаги. И дѣствительно, не прошло и часа, какъ этотъ искусный кормчій оставивъ руль, бросился къ парусамъ, убралъ ихъ, между тѣмъ какъ сани, подъ вліяніемъ быстраго бѣга, сдѣлали еще полмили безъ парусовъ. Наконецъ они остановились, и Мёджъ, указывая на множество крышъ побѣлѣвшихъ отъ снѣга, сказалъ:
— Пріѣхали!
Пріѣхали! Пріѣхали дѣйствительно на эту станцію, которая благодаря многочисленнымъ поѣздамъ находится въ безпрерывныхъ сообщеніяхъ съ востокомъ Соединенныхъ-Штатовъ.
Паспарту и Фиксъ спрыгнули на землю, расправляя свои закоченѣвшіе члены. Они помогли мистеру Фоггу и молодой женщинѣ спуститься съ саней. Филеасъ Фоггъ щедро расплатился съ Мёджемъ, которому Паспарту крѣпко пожалъ руку, и всѣ бросились къ станціи Омаги.
Въ этомъ значительномъ городѣ Небраски оканчивается собственно такъ-называемая Тихоокеанская дорога, соединяющая бассейнъ Миссиссипи съ Великимъ Океаномъ. Но изъ Омаги въ Чикаго дорога называемая Chicago-Rock-island-road прямо ведетъ на востокъ черезъ 50 станцій. Поѣздъ стоялъ уже у дебаркадера. Филеасъ Фоггъ и его спутники имѣли ровно столько времени чтобы взойти въ вагонъ. Они не видали совсѣмъ Омаги, но Паспарту сознался себѣ что жалѣть нечего, и что теперь уже не до того чтобы смотрѣть что-нибудь.
Съ чрезвычайною быстротой поѣздъ этотъ пронесся черезъ штатъ Іову, ночью онъ переѣхалъ Миссисипи у Девенпорта и чрезъ Рокъ-Айлендъ вступилъ въ Иллинойсъ. 10го въ четыре часа по полудни онъ прибылъ въ Чикаго, уже возставшій изъ развалинъ и горделивѣе чѣмъ когда-либо возвышавшійся надъ своимъ великолѣпнымъ озеромъ Мичиганомъ.
900 миль отдѣляютъ Чикаго отъ Нью-Йорка. Въ Чикаго не бываетъ недостатка въ поѣздахъ. Мистеръ Фоггъ тотчасъ же пересѣлъ изъ одного въ другой. Быстрый локомотивъ Pittsburg-Fort-Wayne-Chicago-rail-road ринулся со всею скоростію, какъ бы понимая что почтенному джентльмену некогда терять ни минуты. Онъ пролетѣлъ какъ молнія Индіану, Огайо, Пенсильванію, Нью-Джерзи, минуя города съ древними именами, въ которыхъ были улицы, и конно-желѣзныя дороги, но еще не было домовъ. Наконецъ показался Годсонъ, и 11го декабря въ четверть 12го вечеромъ поѣздъ остановился на станціи на правомъ берегу рѣки.
Мистеръ Фоггъ и его спутники бросились въ фіакръ, который примчался въ нѣсколько минутъ къ пристани пакетботовъ линіи Кюнарда…
China, ливерпульскій пароходъ, отплылъ назадъ тому 45 минутъ.
Пакетботъ China повидимому, уносилъ съ собою послѣднюю надежду Филеаса Фогга.
И дѣйствительно, ни одинъ изъ пакетботовъ совершающихъ прямые рейсы между Америкой и Европой, ни французскіе Transatlantiques, ни суда White-Star-line, ни пароходы компаніи Иммана, ни гамбургскіе не могли содѣйствовать осуществленію плановъ джентльмена, въ чемъ онъ и убѣдился разсматривая свой дорожникъ, гдѣ съ математическою точностію означено было все движеніе трансатлантической навигаціи.
Паспарту былъ въ совершенномъ отчаяніи. Опоздать сорокъ пять минутъ на пакетботъ! — это убивало его. Виноватъ былъ онъ, ибо вмѣсто того чтобы помогать своему господину на его пути онъ ставилъ ему повсюду преграды! Перебирая въ умѣ своемъ всѣ событія путешествія, перечисляя всѣ суммы истраченныя напрасно и только въ его интересахъ, и размышляя о громадномъ пари, которое, съ присоединеніемъ страшныхъ издержекъ путешествія, теперь уже безполезныхъ, разоряло окончательно мистера Фогга, онъ осыпалъ себя ругательствами и проклятіями.
А между тѣмъ мистеръ Фоггъ не сдѣлалъ ему ни малѣйшаго упрека, а оставляя пристань трансатлантическихъ пакетботовъ сказалъ только:
— Мы примемъ наши мѣры завтра. Теперь пойдемъ.
Мистеръ Фоггъ, мистрисъ Ауда, Фиксъ и Паспарту перешли Годсонъ и сѣли въ фіакръ, который отвезъ ихъ въ Fifth-Avenu-Hôtel, въ Брадвеѣ. Они заняли тамъ комнаты, и ночь прошла очень скоро для Филеаса Фогга, который спалъ по обыкновенію совершенно спокойно, и очень долго для мистриссъ Ауды и его спутниковъ, которые отъ волненія не могли сомкнуть глазъ.
На другой день было 12е декабря. Отъ семи часовъ утра 12го декабря до 35 минутъ 11го вечеромъ 21го декабря оставалось девять дней, 15 часовъ и 35 минутъ. Итакъ еслибы Филеасъ Фоггъ отправился наканунѣ на China, одномъ изъ лучшихъ пакетботовъ линіи Кюнарда, то онъ прибылъ бы въ Ливерпуль и потомъ въ Лондонъ въ назначенные сроки.
Мистеръ Фоггъ вышелъ изъ гостиницы одинъ, предупредивъ своего слугу чтобы тотъ ожидалъ его и просилъ мистрисъ Ауду быть въ готовности къ отъѣзду.
Мистеръ Фоггъ отправился къ берегамъ Годсона, и между судами, причаленными у пристани или стоявшими на якорѣ, тщательно осмотрѣлъ тѣ которыя готовились къ отъѣзду. Многія суда выкинули флаги къ отплытію и готовились пуститься въ море съ утреннимъ отливомъ, ибо въ этомъ громадномъ и великолѣпномъ портѣ Нью-Йорка нѣтъ дня въ который бы сотни судовъ не отплывали во всѣ концы земнаго шара, но бо́льшая часть изъ нихъ были парусныя и не могли служить Филеасу Фоггу.
Повидимому джентльменъ нашъ долженъ былъ уже отказаться отъ своей попытки, какъ вдругъ замѣтилъ на нѣкоторомъ разстояніи стоявшее на якорѣ купеческое винтовое судно легкихъ формъ, изъ трубы котораго вылетали густыя струи дыма, указывавшія что оно готовится къ выступленію въ море.
Филеасъ Фоггъ подозвалъ лодку, сѣлъ въ нее и черезъ минуту взбирался на пароходъ Генріетта, окованный желѣзомъ. Шкиперъ Генріетты былъ въ каютѣ. Филеасъ Фоггъ взошелъ на палубу и спросилъ его. Тотъ вышелъ къ нему тотчасъ же.
Это былъ человѣкъ лѣтъ пятидесяти, нѣчто въ родѣ морскаго волка, брюзга, отъ котораго трудно было ожидать какой-нибудь любезности. Огромные глаза, цвѣтъ лица окисленной мѣди, рыжіе волосы, крѣпкое сложеніе — все это далеко не обличало въ немъ свѣтскаго человѣка.
— Г. Шкиперъ? спросилъ мистеръ Фоггъ.
— Онъ самый.
— Я Филеасъ Фоггъ изъ Лондона.
— А я Андру Спиди изъ Кордиффа.
— Вы отъѣзжаете?
— Черезъ часъ.
— Вы идете съ грузомъ въ...?
— Бордо.
— А вашъ грузъ?
— Кремни въ желудкѣ. Фрахта нѣтъ; я иду съ балластомъ.
— У васъ есть пассажиры?
— Пассажировъ нѣтъ. Я никогда ихъ не беру. Товаръ безпокойный и разсуждающій.
— Судно ваше ходетъ скоро?
— Отъ 10ти до 11ти узловъ въ часъ. Генріетта хорошо всѣмъ извѣстна. Она была нѣкогда употребляема на прорывъ блокады.
— Очень радъ, капитанъ Спиди.
— Но къ чему всѣ эти вопросы? спросилъ шкиперъ.
— Хотите взять четырехъ пассажировъ? спросилъ въ свою очередь мистеръ Фоггъ.
— Нѣтъ!
— И отвезти ихъ въ Ливерпуль?
— Въ Ливерпуль?!
— Затѣмъ вы пойдете въ Бордо, — это крюкъ небольшой.
— Нѣтъ.
— Но если вамъ предложатъ хорошую цѣну?
— Еслибы даже вы предложили по двѣсти долларовъ съ человѣка....
— Предлагаю по двѣ тысячи.
— Съ человѣка?
— Да.
— И васъ четверо?
— Четверо.
Капитанъ Спиди началъ чесать себѣ лобъ такъ что казалось сдеретъ съ него кожу.
— Предложеніе ваше серіозно? спросилъ онъ джентльмена.
— Самое серіозное. Мнѣ необходимо быть въ Лондонѣ 21го декабря, до 35ти минутъ 11го, и если я попаду во́-время, то прибавлю двѣ тысячи долларовъ преміи.
— Всего десять тысячъ.
— Постойте, я поговорю съ судохозяевами, отвѣчалъ шкиперъ Спиди, сильно взволнованный.
Это предложеніе десяти тысячъ долларовъ за крюкъ почти ничтожный, эти десять тысячъ долларовъ, какъ будто съ неба падающіе въ кассу судохозяевъ и въ карманъ шкипера, ибо Андру Спиди владѣлъ двумя пятыми парохода Генріетты, — и все это, когда пароходъ шелъ съ балластомъ за неимѣніемъ груза; да это верхъ благополучія!
Четверть часа спустя мистеръ Фоггъ и шкиперъ Спиди были въ конторѣ Фортенби и Ко. и черезъ десять минутъ дѣло было улажено. Мистеръ Фоггъ передалъ въ руки Фортенби и Ко. восемь тысячъ долларовъ, съ тѣмъ чтобы выдать премію, когда она будетъ заслужена, а Фортенби и Ко. выдали ему квитанцію въ полученіи означенной суммы, составленную въ обычной формѣ и предоставлявшую трехъ-мачтовый винтовой пароходъ Генріетту изъ Нью-Йорка въ распоряженіе Филеаса Фогга эсквайра, для перевозки его въ Ливерпуль.
— Я возвращаюсь на пароходъ, сказалъ Спиди.
— А я въ гостиницу, сказалъ мистеръ Фоггъ.
— Теперь сорокъ минутъ 9го. Мы должны спѣшить.
— Въ девять часовъ мы будемъ на пароходѣ, отвѣчалъ мистеръ Фоггъ.
И дѣйствительно въ назначенный часъ, мистеръ Фоггъ, мистрисъ Ауда, Паспарту и Фиксъ, которому джентльменъ весьма любезно предложилъ мѣсто на Генріеттѣ, были уже на пароходѣ.
Когда Паспарту узналъ что́ стоитъ этотъ переѣздъ изъ Нью-Йорка въ Ливерпуль, то онъ произнесъ одно изъ тѣхъ продолжительныхъ: О! которое проходило у него по всѣмъ интерваламъ нисходящей хроматической гаммы.
Что касается инспектора Фикса, то онъ сказалъ себѣ что Англійскій Банкъ многаго не дочтетъ у себя изъ похищенной суммы. И въ самомъ дѣлѣ по прибытіи въ Ливерпуль, если даже предположить что Филеасъ Фоггъ не побросаетъ нѣсколько банковыхъ билетовъ въ море, въ его мѣшкѣ окажется недочетъ болѣе чѣмъ восемь тысячъ фунтовъ (около 50.000 рублей).
Казалось злая судьба утомилась преслѣдованіемъ мистера Фогга. Онъ вышелъ побѣдителемъ изъ этого послѣдняго испытанія. Онъ восторжествовалъ надъ послѣднимъ препятствіемъ, и если случай доставилъ ему Генріетту готовую къ отплытію, то онъ и обязанъ былъ благодарностью этому случаю. Шкиперъ Спиди отнюдь не преувеличилъ мореходныхъ качествъ своего судна. Пароходъ этотъ строился въ Англіи, у братьевъ Лердъ въ Биркенгедѣ; во время послѣдней междуусобной войны въ Америкѣ, онъ опережалъ суда федеральнаго флота, и нѣсколько разъ съ успѣхомъ прорывалъ блокаду Чарльстоуна и Вильмингтона.
„Скорость его отъ 10ти до 11ти узловъ!“ сказалъ шкиперъ Спиди, и дѣйствительно Генріетта держалась этой средней скорости. Итакъ если море не сдѣлается слишкомъ бурно, если вѣтеръ не перейдетъ въ восточный, если судно не потерпитъ никакого поврежденія, если ничего не приключится съ машиной, то Генріетта въ теченіи девяти дней начиная съ 12го и до 21го декабря должна пройти всѣ три тысячи миль, отдѣляющихъ Нью-Йоркъ отъ Ливерпуля. Экипажъ Генріетты состоялъ изъ шкипера, его помощника, штурмана и еще семнадцати человѣкъ, въ томъ числѣ двухъ машинистовъ и шести кочегаровъ. Всѣ намѣрены были не щадить своихъ силъ. Шкиперъ Спиди, очень чувствительный къ банковымъ билетамъ, долженъ былъ употребить всѣ средства чтобы плаваніе совершилось какъ можно быстрѣе. Онъ былъ старый, опытный морякъ, и превосходно управлялъ своимъ судномъ. Въ первые дни, плаваніе происходило при отличныхъ условіяхъ. Море было не слишкомъ бурливо, вѣтеръ казалось окрѣпъ на сѣверо-западѣ, паруса были поставлены, и Генріетта шла какъ настоящій трансатлантическій пакетботъ. Все шло благополучно. Паспарту былъ въ восторгѣ. Экипажъ никогда еще не видывалъ такого веселаго, ловкаго малаго. Онъ оказывалъ тысячу услугъ матросамъ и удивлялъ ихъ своимъ гимнастическимъ искусствомъ. Онъ называлъ ихъ самыми ласковыми именами. По его мнѣнію, они маневрировали какъ герои, а кочегары топили какъ джентльмены. Его веселое настроеніе сообщалось и всѣмъ прочимъ. Онъ позабылъ о прошломъ, обо всѣхъ непріятностяхь, и мечталъ только о достиженіи цѣли, теперь уже столь близкой, но повременамъ кипѣлъ нетерпѣніемъ, какъ будто его подогрѣвали печами Генріетты. Иногда честный малый вертѣлся около Фикса, глядѣлъ на него однимъ глазомъ, говорившимъ краснорѣчивѣе словъ, но никогда не разговаривалъ съ нимъ. Никакой короткости не существовало болѣе между бывшими друзьями. Къ тому же Фиксъ былъ мраченъ, какъ будто нерѣшителенъ, озабоченъ. Онъ искалъ уединенія. Можно было слышать какъ онъ говорилъ самъ съ собой сквозь сжатыя зубы. Что же касается Паспарту, то онъ былъ увѣренъ что полицейскій инспекторъ созналъ свою ошибку и перемѣнилъ свое мнѣніе о Филеасѣ Фоггѣ. Отсюда и глубокое разочарованіе, и вполнѣ законный стыдъ, что такъ неловко по фальшивымъ слѣдамъ объѣхалъ кругомъ всего свѣта. Паспарту — у котораго, какъ извѣстно, было доброе сердце — не хотѣлъ торжествовать и своимъ видомъ побѣдителя еще болѣе увеличивать смущеніе Фикса.
Мистрисъ Ауда, счастливая и довѣрчивая, мистеръ Фоггъ, непроницаемый для всѣхъ впечатлѣній, тоже находились въ ожиданіи, предварительно устроившись какъ только можно комфортобельнѣе на пароходѣ Генріетта. Каждый день въ 12 часовъ, шкиперъ Спиди дѣлалъ свои замѣчанія, и развертывая свою карту, съ точностію указывалъ мистеру Фоггу пунктъ занимаемый пароходомъ на Атлантическомъ Океанѣ. 13го они проѣзжали мимо рифовъ Нью-Фаундленда. Мѣста эти довольно опасны. Въ особенности зимой тамъ часто бываютъ туманы и ужасные порывы вѣтра. Еще наканунѣ барометръ, внезапно понизившіися, заставлялъ ожидать быстраго измѣненія въ атмосферѣ. И дѣйствительно, ночью температура перемѣнилась, холодъ сдѣлался пронзительнѣе и въ то же время вѣтеръ перешелъ въ юго-восточный. Это была большая помѣха. Шкиперъ Спиди, не желая удаляться съ своего пути, принужденъ былъ убрать паруса и прибавить паровъ. Тѣмъ не менѣе, ходъ судна убавился, вслѣдствіе неспокойнаго состоянія моря, длинныя волны котораго разбивались о форъ-штевень. Пароходъ подвергся сильнѣйшей килевой качкѣ, и потому быстрота его уменьшилась. Вѣтеръ мало-по-малу переходилъ въ ураганъ, и можно было предвидѣть ту минуту когда Генріетта не въ силахъ будетъ прямо держаться на поверхности волнъ.
Лицо Паспарту омрачалось заодно съ небомъ, и въ продолженіе двухъ дней добрый малый испытывалъ смертельную тревогу. Но шкиперъ былъ отважный мореплаватель; онъ умѣлъ бороться съ моремъ, хорошо зналъ свое судно, и потому продолжалъ свой путь даже не уменьшая паровъ. Когда Генріетта не могла подняться до высоты волнъ, то проходила ихъ насквозь, и хотя палуба ея была совершенно окачиваема водою, однакоже она все-таки проходила. Отъ времени до времени, когда вдругъ водяная гора приподнимала изъ волнъ заднюю часть парохода, винтъ выступалъ изъ воды и бился въ воздухѣ, но чудесное судно продолжало все идти своею переднею частію. Какъ бы то ни было, вѣтеръ не настолько усилился, насколько можно было бы ожидать. Ураганъ этотъ былъ не изъ тѣхъ которые несутся съ быстротой девяноста миль въ часъ. То былъ весьма крѣпкій вѣтеръ, и къ несчастію, онъ упорно продолжалъ дуть съ юго-востока и не давалъ шкиперу Спиди возможности распустить паруса. А между тѣмъ паруса очень бы пригодились на помощь пару. Настало 16е декабря, семьдесятъ пятый день со времени отъѣзда изъ Лондона. Въ сущности Генріетта еще не слишкомъ опоздала. Одна половина пути была уже пройдена и въ томъ счету самыя опасныя мѣста. Между тѣмъ шкиперъ Спиди все еще не высказывался. Лѣтомъ онъ бы поручился за успѣхъ. Зимой же онъ былъ въ зависимости отъ погоды. Итакъ онъ ничего не говорилъ, хотя въ душѣ и надѣялся, такъ какъ еслибы вѣтеръ измѣнилъ ему, то можно было бы разчитывать на паръ. Въ этотъ день машинистъ, взойдя на палубу, встрѣтилъ шкипера и довольно долго толковалъ съ нимъ. Не знаю почему, — безъ сомнѣнія, по какому-то предчувствію, — Паспарту испытывалъ необъяснимое безпокойство. Онъ видѣлъ что шкиперъ Спиди дѣлалъ нетерпѣливые жесты, выражавшіе въ то же время досаду, ходилъ взадъ и впередъ, произносилъ проклятія, топалъ ногою, отходилъ отъ машиниста, снова подходилъ къ нему. Это длилось минутъ съ десять. Паспарту охотно разстался бы съ однимъ ухомъ, чтобъ услышать другимъ о чемъ тамъ говорится. Наконецъ шкиперъ сказалъ машинисту:
— Увѣрены ли вы въ томъ что́ вы мнѣ говорите?
— Увѣренъ, капитанъ. Не забудьте того что съ самаго нашего отъѣзда мы жаримъ всѣ печи.
— Проклятіе! воскликнулъ шкиперъ. — Но что́ же намъ дѣлать?
— Слѣдуетъ предупредить мистера Фогга, отвѣчалъ машинистъ.
— А потомъ что́? Если предупредить его, его спутниковъ, экипажъ, самого чорта, то развѣ это насъ выведетъ изъ затрудненія?
— Нѣтъ, но по крайней мѣрѣ тотъ кто всего болѣе заинтересованъ въ этомъ дѣлѣ будетъ знать какъ ему распорядиться.
— Всего болѣе заинтересованъ здѣсь я самъ! возразилъ шкиперъ Спиди, подъ конецъ фразы снова разражаясь цѣлымъ потокомъ проклятій.
Тутъ машинистъ спустился въ помѣщеніе машины. Паспарту слышалъ послѣднюю часть этого разговора. Ясно было что что-то не ладно. Шкиперъ ходилъ по юту съ видомъ человѣка въ высшей степени раздраженнаго. Паспарту не могъ долѣе терпѣть. Онъ подошелъ къ шкиперу.
— Сэръ.... началъ было онъ.
— Ступай за своимъ господиномъ, животное! воскликнулъ Андру Спиди, взявъ его за плеча и сопровождая свой приказъ энергическимъ жестомъ.
Паспарту не задумался ни надъ этимъ жестомъ, ни надъ даннымъ ему прозвищемъ. Онъ сошелъ внизъ и побѣжалъ въ каюту мистера Фогга, который спокойнымъ шагомъ вышелъ вмѣстѣ съ нимъ на ютъ.
— Вы желаете переговорить со мною, сэръ? спросилъ онъ у шкипера.
— Ну да, сэръ! воскликнулъ Андру Спиди, не могшій удержать потока словъ. Чортъ бы побралъ всѣхъ черезчуръ торопливыхъ людей!
— Но въ чемъ же дѣло?
— Въ томъ.... что.... что у насъ скоро недостанеть топлива, если мы будемъ продолжать такъ нажаривать! Генріетта такъ устроена что она должна плыть столько же на парусахъ сколько на парахъ, и если для нея достаточно было угля чтобы спокойно отплыть изъ Нью-Йорка въ Бордо, то его недостаточно чтобы на всѣхъ парахъ ѣхать изъ Нью-Йорка въ Ливерпуль!
Паспарту, слышавшій этотъ разговоръ, чувствовалъ что ноги его подгибаются. Мистеръ Фоггъ не двигался съ мѣста.
— Вы понимаете, продолжалъ шкиперъ Спиди, — что еслибъ я располагалъ временемъ въ Нью-Йоркѣ, то я бы тамъ запасся. Но вотъ четверть девятаго являетесь вы, а въ девять часовъ мы уже уѣзжаемъ. Мнѣ необходимо было употребить день для нагрузки топливомъ, цѣлый день, сэръ, и виноваты въ этомъ вы. И еслибъ еще этотъ проклятый вѣтеръ, котораго чортъ наслалъ на насъ, продолжалъ дуть съ сѣверо-запада! Такъ нѣтъ! Наконецъ я предупреждаю васъ что если мы будемъ такъ идти запаливъ всѣ наши огни, то черезъ два дня на пароходѣ не останется ни куска угля.
— А! промычалъ мистеръ Фоггъ.
Затѣмъ онъ минутъ пять ходилъ по юту, ни мало не обнаруживая при этомъ своихъ ощущеній.
— Сэръ, сказалъ онъ, подходя къ шкиперу, — вы мнѣ говорили что ваше судно продается?
— Да.
— Я покупаю его.
— Вы.... здѣсь.... такимъ образомъ?
— Какая цѣна ему?
— Сэръ, отвѣчалъ капитанъ, въ конецъ изумленный, — я не стану запрашивать. Пароходу одиннадцать лѣтъ. Арматоры мои и я, мы цѣнимъ его въ пятьдесятъ тысячъ долларовъ.
— Я покупаю его за эту цѣну.
— Но необходимо сдѣлать контрактъ....
— Я вамъ заплачу чистыми деньгами!
Паспарту не былъ болѣе блѣденъ, онъ былъ красенъ; у него захватило дыханіе. Мистеръ Фоггъ сошелъ въ свою каюту, жестомъ пригласивъ шкипера слѣдовать за собою. Андру Спиди машинально послѣдовалъ за своимъ пассажиромъ, недоумѣвая не сошелъ ли онъ съ ума.
Когда они сошли въ каюту, Филеасъ Фоггъ сказалъ:
— Не удивляйтесь тому что́ я дѣлаю. Знайте что я теряю 20.000 фунтовъ, если не буду въ Лондонѣ въ 35 минутъ 11го вечеромъ. Вотъ 50.000 долларовъ банковыми билетами.
Шкиперъ взялъ деньги, не говоря ни слова, но съ лихарадочною дрожью въ рукахъ.
— Значитъ, судно это теперь принадлежитъ мнѣ? продолжалъ мистеръ Фоггъ.
— Несомнѣнно, отъ руля и до оконечности мачтъ.
— Хорошо. Усиливайте огонь и плывите до истощенія топлива.
Шкиперъ вышелъ, и нѣсколько минутъ спустя, труба Генріетты извергала потоки дыма.
Когда Фиксъ узналъ о сдѣлкѣ заключенной между мистеромъ Фоггомъ и шкиперомъ, и о громадной суммѣ выплаченной послѣднему, то у него едва не сдѣлался ударъ. Но наконецъ онъ оправился. Издержано уже около 20.000 фунтовъ! Правда сумма украденная въ Англійскомъ Банкѣ простирается до пятидесяти тысячъ!
Итакъ судно продолжаетъ летѣть на всѣхъ парахъ, но какъ уже было возвѣщено, по прошествіи двухъ дней, 18го, машинистъ увѣдомилъ что угля не хватитъ на день.
— Хорошо, сказалъ мистеръ Фоггъ. — Не уменьшайте ни въ какомъ случаѣ паровъ. Напротивъ. Пусть закроютъ всѣ клапаны. На какомъ разстояніи мы находимся отъ Ливерпуля, капитанъ?
— Въ семистахъ семидесяти миляхъ.
— Прикажите ломать всѣ внутреннія перегородки судна и топить этими обломками!
Шкиперъ кивнулъ головой въ знакъ согласія. Онъ находилъ весьма натуральнымъ что собираются жечь пароходъ.... Вѣдь пароходъ уже не принадлежитъ ему.
Можно представить себѣ сколько потребовалось сжечь этого сухаго дерева, чтобы поддержать паръ въ достаточномъ количествѣ. Въ этотъ день употреблены были на это ютъ, каюты и почти весь кубрикъ.
На другой день, 19го декабря, сожгли рангоутъ, жерди, шлюпки, срубили мачты и искрошили ихъ ударами топоровъ. Экипажъ работалъ съ невѣроятнымъ усердіемъ. Паспарту рубилъ, пилилъ, ломалъ, работалъ одинъ за десятерыхъ. То было какое-то яростное разрушеніе.
20го декабря истреблены были койки, подвижная часть судна и бо́льшая часть палубы. Генріетта была уже судномъ совершенно пустымъ какъ понтонъ.
Но въ этотъ день показался берегъ Ирландіи и маякъ Фастетъ. Впрочемъ въ десять часовъ вечера судно находилось еще на параллели Квинстоуна. Филеасу Фоггу оставалось только 24 часа чтобы добраться до Лондона! А этого времени едва достаточно было чтобы попасть въ Ливерпуль, даже еслибъ идти на всѣхъ парахъ, а паровъ-то именно и недоставало смѣлому джентльмену!
— Сэръ, — сказалъ ему тогда шкиперъ Спиди, — все противъ насъ. Мы только еще предъ Квинстоуномъ.
— А, сказалъ мистеръ Фоггъ, — стало-быть городъ около котораго мы идемъ есть Квинстоунъ.
— Да.
— Можемъ мы войти въ портъ?
— Не ранѣе трехъ часовъ, толъко во время прилива.
— Подождемъ, отвѣчалъ Филеасъ Фоггъ спокойно, не обнаруживая нисколько на своемъ лицѣ что по внезапному вдохновенію онъ рѣшился еще на попытку побѣдить препятствіе.
И дѣйствительно, Квинстоунъ есть портъ на ирландскомъ берегу, куда трансатлантическіе пакетботы заходятъ на пути изъ Соединенныхъ Штатовъ, для того чтобы выбросить ящики съ письмами. Письма эти отвозятся въ Дублинъ съ экстренными поѣздами, всегда готовыми къ отходу. Изъ Дублина они доставляются въ Ливерпуль на пароходахъ величайшей скорости, опереживая такимъ образомъ на двѣнадцать часовъ самыхъ быстрыхъ ходоковъ морскихъ компаній.
Эти двѣнадцать часовъ, которые такимъ образомъ выигрывала американская почта, Филеасъ Фоггъ задумалъ выиграть въ свою очередь. Вмѣсто того чтобы прибыть на Генріетттѣ въ Ливерпуль на другой день вечеромъ, онъ будетъ тамъ въ полдень и слѣдовательно успѣетъ достигнуть Лондона ранѣе 35ти минутъ 11го вечеромъ.
Около часу утромъ Генріетта, при полномъ приливѣ, вступила въ Квинстоунскій портъ. Путешественники вышли на берегъ въ ту же минуту.
Въ эту минуту Фиксъ горѣлъ яростнымъ желаніемъ задержать „своего вора“, но онъ однако не сдѣлалъ этого. Почему? Какая борьба происходила въ немъ? Перемѣнилъ ли онъ свои мысли на счетъ мистера Фогга? Понялъ ли онъ наконецъ что онъ ошибся?... Какъ бы то ни было, Фиксъ не оставилъ мистера Фогга. Вмѣстѣ съ нимъ, съ мистрисъ Аудой и Паспарту, который даже не подумалъ и отдохнуть, онъ сѣлъ въ квинстоунскій поѣздъ, прибылъ на разсвѣтѣ въ Дублинъ и сѣлъ на одинъ изъ тѣхъ пароходовъ которые, какъ бы пренебрегая подниматься надъ волнами, перерѣзываютъ ихъ.
Въ часъ пополудни, 21го декабря, Филеасъ Фоггъ высадился наконецъ на набережной Ливерпуля, противъ башни Викторіи. Онъ былъ уже на разстояніи шести часовъ отъ Лондона.
Въ эту минуту Фиксъ подошелъ къ нему, положилъ ему руку на плечо и вынимая свой приказъ, сказалъ:
— Вы ли дѣйствительно Филеасъ Фоггъ?
— Да.
— Именемъ королевы арестую васъ!
Филеасъ Фоггъ былъ въ тюрьмѣ. Его заперли на гауптвахтѣ Ливерпульской таможни, гдѣ онъ долженъ былъ провести ночь и утромъ отправиться въ Лондонъ.
Въ минуту ареста, Паспарту бросился было на сыщика, но его удержали полисмены. Мистрисъ Ауда, испуганная самимъ фактомъ, не могла ничего понять. Паспарту объяснилъ ей все. Мистеръ Фоггъ, этотъ честный и мужественный джентльменъ, которому она была всѣмъ обязана, задержанъ былъ по обвиненію въ воровствѣ. Молодая женщина съ негодованемъ протестовала противъ такого обвиненія и залилась слезами, когда увидѣла что она не можетъ ничего предпринять, ничего сдѣлать для спасенія своего благодѣтеля.
Что касается Фикса, то онъ задержалъ джентльмена потому что долгъ предписывалъ ему задержать его, — былъ ли послѣдній виновенъ или нѣтъ. Вопросъ этотъ должно было рѣшить правосудіе.
Но тогда въ головѣ Паспарту мелькнула мысль, мысль ужасная, что онъ былъ виновникомъ всего этого несчастія. И дѣйствительно, зачѣмъ онъ скрывалъ свои приключенія отъ мистера Фогга? Когда Фиксъ открылъ ему и свое званіе полицейскаго инспектора, и порученіе на него возложенное, почему онъ не предупредилъ своего господина? Послѣдній, конечно, представилъ бы Фиксу доказательства своей невинности; во всякомъ случаѣ этотъ злоумышленный агентъ, первымъ дѣломъ котораго было арестовать его по прибытіи въ Англію, не слѣдилъ бы за нимъ на его собственный счетъ. Помышляя о своихъ ошибкахъ и опрометчивости, бѣдный малый терзался страшными угрызеніями совѣсти. Онъ плакалъ такъ что смотрѣть на него было жалко; онъ готовъ былъ размозжить себѣ голову!
Мистрисъ Ауда, несмотря на сильный холодъ, оставалась вмѣстѣ съ нимъ на крыльцѣ таможни. Они оба желали еще разъ увидѣть мистера Фогга.
Что касается этого джентльмена, то онъ совершенно былъ разоренъ, да еще въ такую минуту когда готовъ былъ достигнуть своей цѣли. Эта задержка губила его окончательно. Такъ какъ онъ прибылъ въ Ливерпуль въ половинѣ втораго пополудни 21го декабря, то у него оставалось еще девять часовъ до появленія въ Реформъ-Клубѣ въ 35 минутъ одиннадцатаго, а до Лондона было только шесть часовъ разстоянія.
Кто бы пробрался въ эту минуту на таможенную гауптвахту, тотъ увидѣлъ бы мистера Фогга неподвижно сидящаго на деревянной скамьѣ, столь же непоколебимаго какъ всегда, безъ малѣйшихъ признаковъ гнѣва. Что́ онъ чувствовалъ, сказать трудно, но по наружности и этотъ послѣдній ударъ не произвелъ на него впечатлѣнія. Сосредоточилось ли въ немъ ощущеніе тайнаго страшнаго гнѣва, особенно сильнаго, потому что онъ затаенъ въ душѣ, но можетъ обнаружиться въ извѣстную минуту съ неукротимою силой? Никто этого не могъ узнать. Но Филеасъ Фоггъ сидѣлъ тамъ спокойный и какъ бы ожидалъ.... Чего? Сохранялъ ли онъ все-таки какую-нибудь надежду? Вѣрилъ ли онъ еще въ успѣхъ, когда за нимъ была крѣпко заперта дверь его тюрьмы?
Какъ бы то ни было, мистеръ Фоггъ бережно положилъ на столъ свои часы и слѣдилъ за ходомъ ихъ стрѣлокъ. Ни одно слово не вырвалось изъ его устъ, но въ выраженіи его глазъ, устремленныхъ на часы, была какая-то страшная неподвижность.
Во всякомъ случаѣ положеніе было ужасное, и для человѣка не знавшаго что́ было у него на совѣсти, оно могло опредѣлиться такъ: если Филеасъ Фоггъ честный человѣкъ, то онъ разоренъ, если онъ человѣкъ безчестный, то онъ арестованъ.
Думалъ ли онъ спастись какъ-нибудь? Не соображалъ ли онъ какъ ему отыскать выходъ съ этой гауптвахты? Помышлялъ ли онъ о бѣгствѣ? Можно было подумать и это, потому что повременамъ онъ обходилъ комнату кругомъ. Но дверь была крѣпко заперта и окно снабжено желѣзною рѣшеткой. Онъ сѣлъ опять на свое мѣсто и вынулъ изъ портфеля свой маршрутъ. На строкѣ гдѣ были слова: „21го декабря, суббота, Ливерпуль“, онъ прибавилъ: „80й день, 1 часъ и 35 минутъ пополудни“, и сталъ ждать.
На часахъ таможни пробило три. Мистеръ Фоггъ замѣтилъ что часы его на двѣ минуты впереди противъ этихъ часовъ. Пробило четыре. Допуская что въ эту минуту онъ сѣлъ бы въ экстренный поѣздъ, онъ могъ бы еще прибыть въ Лондонъ и въ Реформъ-Клубъ до 35ти минутъ 11го. На лбу у него показалась небольшая морщина.
Въ 4 часа и 13 минутъ извнѣ раздался шумъ отворившихся дверей. Послышались голоса Фикса и Паспарту. Взоръ Филеаса Фогга блеснулъ на мгновеніе. Дверь отворилась, и онъ увидѣлъ мистрисъ Ауду, Паспарту и Фикса, которые бросились къ нему.
Фиксъ задыхался, волосы у него были всклочены, онъ не могъ говорить.
— Сэръ, бормоталъ онъ, — сэръ.... простите.... бѣдственное сходство.... Воръ задержанъ три дня назадъ.... вы... свободны!...
Филеасъ Фоггъ былъ свободенъ! Онъ подошелъ къ агенту, пристально посмотрѣлъ ему въ лицо, и сдѣлавъ единственное въ своей жизни быстрое движеніе, онъ заложилъ свои руки назадъ и потомъ съ точностью автомата ударилъ обоими кулаками несчастнаго полицейскаго инспектора.
— Отличный ударъ! воскликнуль Паспарту, и какъ истый Французъ, присоединилъ къ этому плохую остроту. — Чортъ возьми! сказалъ онъ, — voilà ce qu’on peut appeler une l'magnifique application de poings d’Angleterre.
Фиксъ, опрокинутый навзничь, не произнесъ ни одного слова: онъ получилъ только то чего заслужилъ вполнѣ. Мистеръ Фоггъ, мистрисъ Ауда и Паспарту тотчасъ же оставили таможню, и черезъ нѣсколько минутъ были уже на Ливерпульской желѣзнодорожной станціи. Филеасъ Фоггъ спросилъ есть ли скорый поѣздъ отправляющійся въ Лондонъ.
Тогда было 25 минутъ пятаго, и поѣздъ вышелъ 35 минутъ тому назадъ. Филеасъ Фоггъ заказалъ себѣ экстренный поѣздъ.
На станціи было наготовѣ нѣсколько локомотивовъ большой скорости, но необходимо было еще сдѣлать нѣкоторыя приготовленія, и экстренный поѣздъ могъ выйти только въ пять часовъ!
Въ пять часовъ, сказавъ нѣсколько словъ машинисту и обѣщавъ ему премію, мистеръ Фоггъ полетѣлъ въ Лондонъ въ сопровожденіи молодой женщины и своего вѣрнаго служителя.
Необходимо было въ продолженіе пяти часовъ пробѣжать разстояніе отдѣляющее Лондонъ отъ Ливерпуля, — дѣло исполнимое, когда путь свободенъ на всемъ пространствѣ. Но были непредвидѣнныя задержки, и когда джентльменъ прибылъ на станцію, три четверти 11го били на всѣхъ лондонскихъ часахъ.
Филеасъ Фоггъ, совершивъ свое кругосвѣтное путешествіе, возвращался назадъ, опоздавъ на десять минутъ!...
Онъ проигралъ пари.
На другой день жители Савиль-Роу, конечно, очень удивились бы еслибъ имъ сказали что мистеръ Фоггъ возвратился въ свое жилище. Двери и окна были заперты. Снаружи незамѣтно было никакой перемѣны.
И дѣйствительно, оставивъ станцію, Филеасъ Фоггъ приказалъ Паспарту закупить нѣсколько припасовъ и затѣмъ возвратился въ свою квартиру. Его хладнокровіе не измѣнило ему ни на минуту, несмотря на поразившій его ударъ. Онъ былъ разоренъ по милости этого не въ мѣру усерднаго полицейскаго инспектора! Прошедши вѣрнымъ шагомъ это длинное разстояніе, преодолѣвъ тысячи препятствій, подвергаясь тысячи опасностямъ, нашедши время сдѣлать нѣсколько добра на пути, онъ потерпѣлъ неудачу у самой пристани вслѣдствіе факта грубой силы, котораго онъ не могъ предусмотрѣть и противъ котораго онъ оставался безоружнымъ — это было ужасно! Изъ значительной суммы которую онъ взялъ съ собою у него оказывался ничтожный остатокъ. Состояніе его заключалось только въ 20.000 фунтовъ, находившихся у братьевъ Барингъ, но эти 20.000 фунтовъ онъ долженъ былъ своимъ товарищамъ по Реформъ-Клубу. Послѣ всѣхъ сдѣланныхъ имъ издержекъ, выигрышъ пари не обогатилъ бы его конечно, — и вѣроятно онъ и не хотѣлъ обогатиться, принадлежа къ числу тѣхъ людей которые „держатъ пари изъ чести“, — но это проигранное пари разоряло его въ конецъ. Впрочемъ онъ уже рѣшился что́ ему дѣлать.
Для мистрисъ Ауды отведена была особая комната въ домѣ Савиль-Роу. Молодая женщина была въ отчаяніи. Изъ нѣсколькихъ словъ сказанныхъ мистеромъ Фоггомъ она заключила что онъ замышляетъ что-то недоброе.
И дѣйствительно, всѣ знаютъ къ какимъ страшнымъ крайностямъ прибѣгаютъ иногда Англичане мономаны подъ вліяніемъ какой-нибудь idée fixe. Оттого и Паспарту, не показывая своихъ опасеній, тщательно слѣдилъ за своимъ господиномъ. Но прежде всего честный малый взошелъ въ свою комнату и погасилъ газовый рожокъ, который горѣлъ уже 80 дней. „Мой бѣдный господинъ! сказалъ онъ тяжело вздыхая, онъ и безъ того совсѣмъ разорился, и надо признаться что я таки дорого ему стою.“
Пришла ночь. Мистеръ Фоггъ легъ въ постель, но спалъ ли онъ? Что касается мистрисъ Ауды, то она во всю ночь не смыкала глазъ. Паспарту, какъ вѣрная собака, охранялъ дверь своего господина.
На другой день, мистеръ Фоггъ позвалъ его и въ краткихъ словахъ далъ ему приказаніе позаботиться о завтракѣ для мистрисъ Ауды. Для себя онъ велѣлъ подать чашку чаю и кусокъ жаркаго. Онъ поручилъ просить извиненія у мистрисъ Ауды что онъ не выйдетъ ни къ завтраку, ни къ обѣду, ибо весь день долженъ посвятить приведенію въ порядокъ своихъ дѣлъ. Только вечеромъ онъ попроситъ позволенія у мистрисъ Ауды сказать ей нѣсколько словъ.
Получивъ сообщеніе о программѣ на этотъ день, Паспарту долженъ былъ дѣйствовать сообразно съ нею. Тѣмъ не менѣе онъ оставался въ комнатѣ своего господина, попрежнему безстрастнаго, смотрѣлъ на него и не рѣшался уйти. Сердце его было переполнено, угрызенія совѣсти страшно его терзали, такъ какъ онъ болѣе чѣмъ когда-либо обвинялъ себя въ этомъ страшномъ несчастіи. Да! еслибъ онъ предупредилъ мистера Фогга, еслибъ онъ открылъ ему проекты агента Фикса, мистеръ Фоггъ, конечно, не тащилъ бы за собою агента Фикса до Ливерпуля, и тогда…
Паспарту не въ силахъ былъ удерживаться долѣе.
— Господинъ мой! мистеръ Фоггъ! воскликнулъ онъ, — проклинайте меня. По моей винѣ вы....
— Я не обвиняю никого, отвѣчалъ Филеасъ Фоггъ совершенно спокойнымъ тономъ. — Ступайте!
Паспарту вышелъ изъ комнаты, направился къ мистрисъ Аудѣ и передалъ ей порученія мистера Фогга.
— Что́ мнѣ дѣлать, сударыня, прибавилъ онъ, — я ничего не могу сдѣлать самъ по себѣ, ровно ничего! Я не имѣю ни малѣйшаго вліянія надъ умомъ моего господина. Можетъ-быть вы…
— Какое вліяніе могу имѣть я? возразила мистрисъ Ауда, — Мистеръ Фоггъ не подчиняется никакому вліянію. Понялъ ли онъ когда-нибудь что моя признательность къ нему такъ велика что не устрашится никакой жертвы? Захотѣлъ ли онъ когда-нибудь узнать что у меня на сердцѣ? Не оставляйте его, мой другъ, ни на минуту. Вы говорите что онъ выразилъ желаніе поговорить со мною сегодня вечеромъ?
— Да, сударыня. Безъ сомнѣнія дѣло идетъ о томъ чтобъ обезпечить ваше положеніе въ Англіи.
— Подождемъ! сказала молодая женщина, задумчиво соображая что-то.
Такимъ образомъ въ этотъ воскресный день домъ въ Савиль-Роу оставался какъ бы необитаемъ, и въ первый разъ съ тѣхъ поръ какъ Филеасъ Фоггъ поселился въ немъ, онъ не пошелъ въ свой клубъ, когда половина 12го пробила на церкви Св. Стефана. И зачѣмъ было ему идти въ Реформъ-Клубъ? Товарищи уже не ожидали его болѣе. Такъ какъ наканунѣ вечеромъ, въ этотъ роковой дѳнь, въ субботу, 21го декабря, въ 35 минутъ 11го, Филеасъ Фоггъ не явился въ салонъ Реформъ-Клуба, то пари его было проиграно. Ему даже не нужно было идти къ своему банкиру чтобы брать у него 20.000 фунтовъ. Его соперники имѣли въ рукахъ своихъ подписанный имъ чекъ, и достаточно было выдать простую росписку братьямъ Барингъ чтобы сумма эта была переписана на ихъ счетъ.
Значитъ мистеру Фоггу не зачѣмъ было выходить изъ дому, и онъ не выходилъ. Онъ оставался въ своей комнатѣ и привелъ въ порядокъ свои дѣла. Паспарту не переставалъ ходить взадъ и впередъ по лѣстницѣ въ домѣ Савиль-Роу. Время казалось доброму малому безконечнымъ. Онъ подслушивалъ у дверей комнаты своего господина, и дѣлая это, нисколько не думалъ что этого дѣлать не слѣдуетъ! Онъ смотрѣлъ въ отверстіе замка и считалъ себя въ правѣ поступать такимъ образомъ! Паспарту ежеминутно ожидалъ какой-нибудь катастрофы. Иногда онъ думалъ о Фиксѣ, но въ умѣ его совершился перевороть. Онъ не сердился болѣе на полицейскаго инспектора. Фиксъ обманывался подобно другимъ на счетъ Филеаса Фогга, но онъ обманывался добросовѣстно, и слѣдя за нимь, задерживая его, онъ только исполнялъ свою обязанность, тогда какъ онъ самъ… Эта мысль убивала его и онъ считалъ себя послѣднимъ изъ негодяевъ!
Когда же Паспарту чувствовалъ себя слишкомъ несчастнымъ, то онъ стучался въ дверь мистрисъ Ауды, входилъ въ комнату, не говоря ни слова садился въ уголъ и смотрѣлъ на молодую женщину, не выходившую изъ задумчивости.
Въ половинѣ 9го мистеръ Фоггъ прислалъ спросить мистрисъ Ауду можетъ ли она принять его, и нѣсколько минутъ спустя вошелъ къ ней въ комнату. Онъ взялъ стулъ и сѣлъ у камина насупротивъ мистрисъ Ауды. На лицѣ его не замѣтно было никакого волненія. Возвратившійся Фоггъ былъ точь-въ-точь таковъ же какъ Фоггъ пустившійся въ кругосвѣтное путешествіе. То же спокойствіе, та же безстрастность.
Онъ просидѣлъ пять минутъ не говоря ни слова, потомъ, поднявъ глаза на мистрисъ Ауду, сказалъ:
— Извините ли вы меня, сударыня, что я привезъ васъ въ Англію?
— Я, мистеръ Фоггъ!.. отвѣчала мастрисъ Ауда, у которой сердце забило тревогу.
— Позвольте мнѣ кончить, продолжалъ мистеръ Фоггъ. — Когда мнѣ пришла мысль увезти васъ далеко отъ этой страны, ставшей для васъ столь опасною, я былъ богатъ и разчитывалъ предоставить въ ваше распоряженіе часть моего состоянія. Ваша жизнь была бы свободна и счастлива. Теперь я разорился.
— Я это знаю, мистеръ Фоггъ, отвѣчала молодая женщина, — и спрошу васъ въ свою очередь: простите ли вы меня что я послѣдовала за вами, и — кто знаетъ? — можетъ-быть, задержавъ васъ на пути, содѣйствовала вашему разоренію?
— Вы не могли оставаться въ Индіи, и ваша безопасность могла быть обезпечена только въ такомъ случаѣ когда вы удалились настолько, чтобъ эти Индусы не могли захватить васъ.
— Итакъ, мистеръ Фоггъ, сказала мистрисъ Ауда, — вамъ недовольно еще было спасти меня отъ ужасной смерти; вы считали еще своею обязанностію обезпечить мое положеніе въ Европѣ?
— Да, сударыня, отвѣчалъ Филеасъ Фоггъ, — но событія обратились противъ меня. Впрочемъ у меня осталось еще кое-что отъ моего состоянія и я прошу вашего позволенія распорядиться этимъ остаткомъ.
— Но вы сами, мистеръ Фоггъ, — что́ будетъ съ вами? спросила мистрисъ Ауда.
— Я, сударыня? отвѣчалъ холодно джентльменъ, — мнѣ ничего не нужно.
— Какъ же вы смотрите, сэръ, на участь васъ ожидающую?
— Какъ слѣдуетъ смотрѣть на нее, тихо отвѣчалъ мистеръ Фоггъ.
— Во всякомъ случаѣ, сказала мистрисъ Ауда, — опасность не можетъ постигнуть такого человѣка, какъ вы. Ваши друзья....
— У меня нѣтъ друзей
— Ваши родные....
— У меня нѣтъ родныхъ.
— Въ такомъ случаѣ сожалѣю о васъ, мистеръ Фоггъ, — одиночество тяжеле всего. Какъ? ни одного сердца которому вы могли бы передать ваше горе? Говорятъ, однако, что вдвоемъ и бѣдность переносится легче.
— Да, говорятъ такъ.
— Мистеръ Фоггъ, сказала тогда мистрисъ Ауда, вставая съ своего мѣста и протягивая руку джентльмену, — хотите имѣть вмѣстѣ и друга и родственницу? Хотите имѣть меня своею женой?...
При этихъ словахъ мистеръ Фоггъ всталъ также съ своего мѣста. Въ глазахъ его сверкнуло что-то необычное и дрожь пробѣжала по губамъ. Мистрисъ Ауда смотрѣла на него. Искренность, прямота, твердость и кротость этого прекраснаго взгляда благородной женщины, которая рѣшается на все, чтобы спасти того кому она всѣмъ обязана, сначала удивили его, но потомъ глубоко тронули. Онъ закрылъ глаза на минуту, какъ бы для того чтобъ избѣжать слишкомъ проницательной силы этого взгляда.... Открывъ ихъ, онъ просто сказалъ:
— Я люблю васъ! Да, поистинѣ, именемъ всего священнаго въ мірѣ я люблю васъ и весь принадлежу вамъ!
— Ахъ!... воскликнула мистрисъ Ауда, прижимая руку къ сердцу.
Позвали Паспарту. Онъ тотчасъ же явился, когда еще мистеръ Фоггъ держалъ въ своей рукѣ руку мистрисъ Ауды. Паспарту понялъ все, и его широкое лицо засіяло, какъ солнце въ зенитѣ тропическихъ странъ!
Мистеръ Фоггъ спросилъ его не поздно ли уже теперь предупредить мистера Самюэля Вильсона, настоятеля церкви Св. Стефана.
— Никогда не поздно, отвѣчалъ Паспарту, весело улыбаясь.
Тогда было безъ пяти минутъ десять.
— На завтра, въ понедѣльникъ? спросилъ онъ.
— На завтра, въ понедѣльникъ? повторилъ этотъ вопросъ мистеръ Фоггъ, обращаясь къ молодой женщинѣ.
— На завтра въ понедѣльникъ! отвѣчала она.
Паспарту побѣжалъ къ мистеру Самюэлю Вильсону, не помня себя оть радости.
Пора сказать уже какой переворотъ въ общественномъ мнѣніи совершился въ Соединенномъ Королевствѣ, когда узнали о задержаніи настоящаго виновника въ кражѣ совершенной въ Банкѣ, нѣкоего Джемса Стренда, послѣдовавшемъ 17го декабря въ Эдинбургѣ.
Три дня тому назадъ Филеасъ Фоггъ былъ еще преступникомъ, котораго преслѣдовала съ ожесточеніемъ полиція, а какъ только настоящій воръ былъ задержанъ, то онъ сталъ честнѣйшимъ джентльменомъ въ мірѣ, математически совершающимъ свое эксцентричное путешествіе вокругъ свѣта.
Какой эффектъ! сколько шуму въ газетахъ! Всѣ закладчики pro и contra уже забыли объ этомъ дѣлѣ, воскресшемъ какъ бы волшебствомъ. Всѣ сдѣлки становились снова дѣйствительными. Всѣ обязательства ожили и, надо сказать правду, заклады возобновились съ новою энергіей, и имя Филеаса Фогга снова продавалось на биржѣ съ преміей.
Пятеро товарищей джентльмена по Реформъ-Клубу провели эти три дня въ нѣкоторой тревогѣ. Этотъ Филеасъ Фоггъ, о которомъ они было позабыли, появлялся снова у нихъ предъ глазами. Гдѣ онъ былъ въ настоящую минуту? 17го декабря, въ тотъ день когда Джемсъ Стрендъ былъ задержанъ въ Эдинбургѣ, прошло уже 76 дней какъ отправился Филеасъ Фоггъ, и никакой вѣсти о немъ! Не погибъ ли онъ на пути? Отказался ли онъ отъ борьбы или продолжаетъ свой путь по условленному маршруту? И въ субботу 21го декабря появится ли онъ въ 35 минутъ 11 вечеромъ какъ привидѣніе аккуратности въ залахъ Реформъ-Клуба?
Не возможно описать въ какой тревогѣ провела эти три дня вся эта часть англійскаго общества. Отправлены были телеграммы въ Америку и въ Азію чтобъ освѣдомиться о Филеасѣ Фоггѣ. Утромъ и вечеромъ посылали наблюдать что́ дѣлается въ домѣ Савиль-Роу… и ничего не узнали. Самая полиція не знала что сталось съ сыщикомъ Фиксомъ, который такъ неудачно бросился по ложному слѣду. Все это не мѣшало возобновиться закладамъ еще въ болѣе обширныхъ размѣрахъ. Филеасъ Фоггъ, какъ скаковая лошадь, проходилъ послѣдній кругъ.
Такимъ образомъ въ субботу вечеромъ народъ толпился въ Пелль-Мелѣ и сосѣднихъ улицахъ. Можно было подумать что громадная сходка маклеровъ основалась на постоянное пребываніе у входа въ Реформъ-Клубъ. Движеніе пріостанавливалось. Всѣ разсуждали, спорили, выкрикивали „курсы Филеаса Фогга“, какъ курсы англійскихъ фондовъ. Полисмены съ большимъ трудомъ сдерживали народъ, и по мѣрѣ приближенія часа въ который долженъ былъ прибыть Филеасъ Фоггъ, волненіе принимало невѣроятные размѣры.
Въ этотъ вечеръ пятеро товарищей джентльмена собрались съ 9ти часовъ въ большой залѣ Реформъ-Клуба. Два банкира, Джонъ Солливанъ и Самюэль Фаллентинъ, инженеръ Андру Стюартъ, Готье Ральфъ, директоръ Англійскаго Банка, пивоваръ Томасъ Фланаганъ — всѣ ожидали съ безпокойствомъ.
Въ ту минуту когда часы въ большой залѣ пробили четверть одиннадцатаго, Андру Стюартъ, вставъ съ мѣста, сказалъ:
— Господа, черезъ двадцать минутъ истекаетъ срокъ условія заключеннаго между нами и Филеасомъ Фоггомъ.
— Въ которомъ часу пришелъ послѣдній поѣздъ изъ Ливерпуля? спросилъ Томасъ Фланаганъ.
— Десятаго 23 минуты, отвѣчалъ Готье Ральфъ, — а слѣдующій придетъ 10 минутъ перваго.
— Итакъ, господа, продолжалъ Андру Стюартъ, — еслибы Филеасъ Фоггъ пріѣхалъ съ поѣздомъ въ 23 минуты десятаго, онъ былъ бы уже здѣсь. Значитъ мы можемъ считать что выиграли пари.
— Подождемъ, не будемъ рѣшать ничего преждевременно, отвѣчалъ Самюэль Фаллентинъ. — Вамъ извѣстно что товарищъ нашъ первоклассный эксцентрикъ. Его аккуратность во всемъ слишкомъ хорошо извѣстна. Онъ не являлся никогда ни слишкомъ рано, ни слишкомъ поздно, и меня нисколько не удивитъ если онъ явится сюда въ послѣднюю минуту.
— А я, сказалъ Андру Стюартъ, который и теперь какъ всегда оказывался до крайности нервнымъ, — если я даже увижу его, то не повѣрю.
— И дѣйствительно, замѣтилъ Томасъ Фланаганъ, — проектъ мистера Фогга былъ безуменъ. Какова бы ни была его аккуратность, онъ не могъ не подчиниться неизбѣжнымъ задержкамъ, а промедленіе двухъ, трехъ дней должно было разстроить все его путешествіе.
— Замѣтьте при этомъ, присовокупилъ Джонъ Солливанъ, — что мы не получили еще никакой вѣсти отъ нашего товарища, а между тѣмъ на его пути не было недостатка въ телеграфныхъ проволокахъ.
— Онъ проигралъ, господа, сказалъ Андру Стюартъ, — сто разъ проигралъ! Къ тому же вамъ извѣстно что China, единственный пакетботъ на которомъ онъ могъ во́-время пріѣхать въ Ливерпуль, прибылъ вчера; но вотъ списокъ пассажировъ, напечатанный въ Shipping Gazette, и имени Филеаса Фогга въ немъ не значится. Если даже допустить всѣ благопріятные шансы, товарищъ нашъ развѣ только прибылъ въ настоящую минуту въ Америку! Я полагаю что онъ опоздаетъ по крайней мѣрѣ на двадцать дней, и старый лордъ Абермаль проиграетъ свои пять тысячъ фунтовъ.
— Это очевидно, отвѣчалъ Готье Ральфъ, — и завтра намъ останется только предъявить братьямъ Барингъ чекъ Филеаса Фогга.
Въ эту минуту часы пробили половину 11го.
— Еще пять минутъ, сказалъ Андру Стюартъ.
Пятеро членовъ Реформъ-Клуба смотрѣли другъ на друга. Можно предположить что біеніе ихъ сердца нѣсколько ускорилось, ибо что́ ни говорите, даже для записныхъ игроковъ, ставка была велика! Но они не хотѣли ничего обнаружить что́ въ нихъ происходило, и по предложенію Самюэля Фаллентина, они усѣлись за ломберный столъ.
— Я не отдамъ моей доли четырехъ тысячъ фунтовъ въ пари, сказалъ садясь за столъ Андру Стюартъ, — еслибы даже мнѣ предложили 3.999!
Часовая стрѣлка показывала 32 минуты 11го.
Игроки взялись за карты, но ежеминутно взоры ихъ устремлялись на часы. Можно смѣло сказать что какъ ни велика была ихъ увѣренность, минуты еще никогда не казались имъ такими долгими!
— Одиннадцатаго 33 минуты, сказалъ Томасъ Фланаганъ, сжимая карты предложенныя ему Готье Ральфомъ.
Затѣмъ послѣдовало молчаніе. Обширная зала клуба была спокойна. Но извнѣ слышался шумъ толпы, изъ которой повременамъ вылетали рѣзкіе крики. Часовой маятникъ отсчитывалъ секунды съ безстрастною точностью. Каждый изъ игроковъ невольно считалъ удары его, поражавшіе слухъ.
— Одиннадцатаго 34 минуты! сказалъ Джонъ Солливанъ, съ легкимъ дрожаніемъ въ голосѣ.
Еще болѣе минуты, и пари было выиграно. Андру Стюартъ и его товарищи уже не играли. Карты были забыты.
Сороковая секунда, — нѣтъ ничего. Пятидесятая, — также!
При пятьдесятъ пятой, послышалось извнѣ нѣчто подобное грому, рукоплесканія, крики ура! и даже проклятія, сливавшіеся въ непрерывный гулъ.
Игроки поднялись съ мѣстъ…
На 57й секундѣ, дверь залы отворилась, и маятникъ не пробилъ еще 60й секунды, какъ появился Филеасъ Фоггъ, сопровождаемый полу-обезумѣвшею толпой, ворвавшеюся силой въ двери клуба, и своимъ спокойнымъ голосомъ произнесъ:
— Я здѣсь, господа.
Да! Филеасъ Фоггъ лично предсталъ предъ своими товарищами.
Надо припомнить что безъ пяти минутъ въ 10 часовъ, — около 24 часовъ по прибытіи путешественниковъ въ Лондонъ, — Паспарту отправленъ былъ предупредить мистера Самюэля Вильсона относительно извѣстнаго бракосочетанія, которое должно было совершиться на другой же день.
Итакъ Паспарту отправился, не помня себя отъ радости. Онъ быстрыми шагами пошелъ къ жилищу Самюэля Вильсона, котораго не засталъ дома. Конечно Паспарту остался ждать его и прождалъ добрыхъ двадцать минутъ.
Словомъ, было 20 минутъ 11го, когда онъ вышелъ изъ дома священника, но въ какомъ положеніи! Съ растрепанными волосами, безъ шляпы, бѣгомъ, какъ не бѣгалъ никогда ни одинъ человѣкъ, опрокидывая прохожихъ, проносясь какъ тромба по тротуарамъ!
Въ три минуты онъ былъ въ домѣ Савиль-Роу, и задыхаясь влетѣлъ въ комнату мистера Фогга. Говорить онъ не могъ.
— Что́ такое? спросилъ мистеръ Фоггъ.
— Господинъ мой.... бормоталъ Паспарту.... свадьба невозможна...
— Невозможна?
— Невозможно.... на завтра....
— Почему?
— Потому что завтра.... воскресенье....
— Понедѣльникъ, отвѣчалъ мистеръ Фоггъ.
— Нѣтъ.... нѣтъ.... сегодня.... суббота....
— Суббота? Не можетъ быть!
— Да, да, да! закричалъ Паспарту. — Вы ошиблись днемъ!... Мы пріѣхали сутками ранѣе.... но намъ остается только десять минутъ....
Паспарту схватилъ своего господина за воротъ и потащилъ его съ неудержимою силой!
Филеасъ Фоггъ, подхваченный такимъ образомъ, не успѣлъ опомниться, оставилъ свою комнату, свой домъ, прыгнулъ съ Паспарту въ кэбъ, обѣщавъ сто фунтовъ кучеру, и задавивъ двухъ собакъ и опрокинувъ пять повозокъ, прибылъ въ Реформъ-Клубъ.
Часы показывали 35 минутъ одиннадцатаго, когда онъ вошелъ въ залу....
Филеасъ Фоггъ совершилъ путешествіе вокругъ свѣта въ 80 дней!
Филеасъ Фоггъ выигралъ пари въ 20.000 фунтовъ!
Но какимъ образомъ человѣкъ столь педантически аккуратный могъ ошибиться цѣлымъ днемъ? Какимъ образомъ онъ полагалъ что прибылъ въ Лондонъ въ субботу вечеромь 21го декабря, тогда какъ онъ прибылъ туда въ пятницу 20го декабря, черезъ 79 дней послѣ своего отъѣзда?
Вотъ причина этой ошибки; она очень проста.
Филеасъ Фоггъ выигралъ, „самъ того не подозрѣвая“, цѣлый день своего пути, и единственно потому что онъ совершилъ кругосвѣтное путешествіе съ востока на западъ. Напротивъ того, онъ проигралъ бы день, еслибы совершилъ его съ запада на востокъ.
И дѣйствительно, двигаясь на востокъ, Филеасъ Фоггъ шелъ на встрѣчу солнцу, и слѣдовательно дни для него уменьшались на четыре минуты на каждый градусъ который онъ дѣлалъ въ этомъ направленіи. Земная окружность составляетъ 360 градусовъ, и эти 360 помноженные на четыре минуты даютъ ровно 24 часа, то-есть день безсознательно выигранный. Другими словами, пока Филеасъ Фоггъ, направляясь къ востоку, видѣлъ 80 разъ прохожденіе солнца черезъ меридіанъ, товарищи его въ Лондонѣ видѣли это прохожденіе только 79 разъ. Вотъ почему въ этотъ самый день, который былъ суббота, а не воскресенье, какъ полагалъ мистеръ Фоггъ, они и ожидали его въ залахъ Реформъ-Клуба. И это показали бы знаменитые часы Паспарту, сохранившіе лондонскій часъ, еслибы вмѣстѣ съ минутами и часами на нихъ обозначены были дни!
Итакъ Филеасъ Фоггъ выигралъ 20.000 фунтовъ. Но такъ какъ онъ издержалъ дорогой около 19.000, то денежный разчетъ былъ не важенъ. Во всякомъ случаѣ говорятъ что эксцентрическій джентльменъ искалъ въ этомъ пари не состоянія, а борьбы. Даже выигранную тысячу фунтовъ онъ раздѣлилъ между честнымъ Паспарту и несчастнымъ Фиксомъ, на котораго онъ не въ состояніи былъ сердиться.
Въ тотъ же вечеръ мистеръ Фоггъ, всегда одинаково безстрастный, одинаково флегматическій, сказалъ мистрисъ Аудѣ:
— Задуманный нами бракъ все ли еще входитъ въ ваши намѣренія?
— Мистеръ Фоггъ, отвѣчала мистрисъ Ауда, — я должна предложить вамъ этотъ вопросъ. Вы были разорены, теперь вы богаты…
— Извините меня, сударыня, богатство это принадлежитъ вамъ. Еслибы вы не задумали объ этомъ бракѣ, Паспарту не пошелъ бы къ Самюэлю Вильсону, я бы не узналъ моей ошибки, и…
— Милый мистеръ Фоггъ!... сказала молодая женщина.
— Милая Ауда!.. отвѣтилъ Филеасъ Фоггъ.
Понятно что бракъ совершился по прошествіи 48 часовъ, и Паспарту, щегольски одѣтый, самодовольный, ослѣпительный, занималъ должность свидѣтеля при невѣстѣ. Развѣ не онъ спасъ ее и не ему принадлежала эта честь?
Итакъ Филеасъ Фоггъ выигралъ свое пари. Онъ совершилъ кругосвѣтное путешествіе въ 80 дней. Онъ употребилъ для того всѣ средства передвиженія, пакетботы, желѣзныя дороги, экипажи, яхты, торговыя суда, сани, слоновъ. Эксцентрическій джентльменъ обнаружилъ въ этомъ дѣлѣ свои чудесныя свойства хладнокровія и аккуратности. Но потомъ? Что́ же онъ выигралъ, что́ привезъ изъ этого путешествія?
Ничего, скажутъ намъ. Ничего, положимъ, кромѣ прелестной жены, которая, какъ это ни странно покажется, сдѣлала его счастливѣйшимъ изъ смертныхъ. Скажите, по правдѣ, читатель, развѣ для этого не стоитъ объѣхать вокругъ свѣта?
