другъ къ другу, не могли разговаривать. Холодъ, увеличенный быстротой, перерывалъ ихъ рѣчь. Сани скользили легко на поверхности равнины, какъ лодка на поверхности воды, но только безъ зыби. Когда порывъ вѣтра стлался по землѣ, то сани какъ бы подымались на воздухѣ на своихъ громадныхъ парусахъ-крылъяхъ. Мёджъ, сидя у руля, держался прямой линіи и ударомъ кормоваго весла поправлялъ уклоненія которыя могъ сдѣлать снарядъ. Опредѣлить съ точностью быстроту движенія было невозможно, но, какъ мы уже сказали, сани летѣли со скоростью сорока миль въ часъ.
— Если ничто не изломается, сказалъ Мёджъ, — то мы прикатимъ какъ разъ во́-время.
И Мёджу очень хотѣлось поспѣть во́-время, потому что мистеръ Фоггъ, вѣрный своей системѣ, возбудилъ его усердіе обѣщаніемъ значительной преміи.
Степь, которую сани перерѣзывали по прямой линіи, была гладка какъ море. Можно было бы подумать что то громадное замерзшее озеро. Желѣзная дорога, проходящая по этому пространству, дѣлала значительный изгибъ къ Колумбусу, важному городу штата Небраски, и шла вдоль праваго берега рѣки Платтъ-Райвера. Сани, сокращая этотъ путь, двигались по хордѣ дуги описываемой желѣзною дорогой. Рѣки опасаться было нечего, такъ какъ она замерзла. Значитъ путь не представлялъ никакихъ преградъ, и Филеасу Фоггу можно было опасаться только двухъ обстоятельствъ: порчи въ снарядѣ или же перемѣны вѣтра. Но вѣтеръ не измѣнялся и не слабѣлъ. Напротивъ, онъ дулъ съ такою силой что наклонялъ мачту, которую крѣпко удерживали желѣзныя ванты. Эти металлическія нити, подобныя струнамъ инструмента, звенѣли, какъ бы потрясаемыя ударомъ смычка. Сани летѣли посреди жалобныхъ звуковъ разносившихся далеко.
— Эти веревки звучатъ какъ квинта и октава, сказалъ мистеръ Фоггъ.
То были единственныя слова произнесенныя имъ во время переѣзда. Мистрисъ Ауда, тщательно укутанная его стараніями въ мѣха и дорожныя одѣяла, была по возможности предохранена отъ холоду. Что касается Паспарту, то съ лицомъ краснымъ, какъ солнечный дискъ во время туманнаго заката, онъ вдыхалъ въ себя съ удоволъствіемъ этотъ рѣзкій воздухъ. При несокрушимой увѣренности, составлявшей существенную черту его характера, онъ снова началъ надѣяться. Вмѣсто