Уральская железная промышленность в 1899 году/Глава третья

Уральская железная промышленность в 1899 году : Глава третья
автор Дмитрий Иванович Менделеев

Опубл.: 1900. Источник: Уральская железная промышленность в 1899 году — Санкт-Петербург: Типография В. Демакова;

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Заключительная Д. Менделеев

Когда поездка наша кончилась и все мы, четверо, собрались и столкова­лись, стало ясным, что главные выводы у всех тождественны и что они у нас сложились не в конце, даже не в середине пути, а при самом его на­чале, от первых личных впечатлений, только подтверждавшихся и дополняв­шихся последующими — до того многое однородно по всему Уралу. Обстоятельства все укладываются в одни рамки. Если бы вместо недель мы ездили годы, вышло бы в конце то же самое заключение. Но его надо высказать, а это очень нелегко, потому что заключения условны, то есть, если одно исключится — другие должны измениться, и всё нарушится. А потому считаю наиболее простым последовать в изложении своих посильных заключений тому порядку, в каком заданы были мне вопросы, изложенные на стр. 11 и 12 в I-ой части. Но ответы на два последние вопроса (о возможных правительственных мероприятиях для подъема уральской железной промышленности и о казенных заводах, рудах и лесах), мне кажется, удобным слить вместе, потому что они друг без друга не могут быть выяснены с достаточной полнотой, да и во всей истории последнего века они не отделялись, казна была даже в своё время передовым предпринимателем на Урале, никогда, однако — с Петра Великого — не стремясь к монополизированию металлургической промышленности в казенном управлении, о чём, благодаря Бога, и ныне ни от кого не слыхал — даже в намёках.

I.

На вопрос: в чём должно искать причины медленного развития железного дела на Урале? — к сожалению, нельзя отвечать кратко и кате­горически, а чуть-ли не следует изложить всю историю уральской промышлен­ности за последнее столетие, что, однако, вовсе не соответствуете нашему отчёту о поездке. Поэтому я пробую изложить здесь ту совокупность взаимнопереплетающихся современных, но историей вызванных, обстоятельств, которые, по мнению моему, обусловливалась эта «медленность». Но чтобы смысл этого слова выступил яснее, с самого начала прошу обратить внимание на немногие числа, показывающие (ч. I, стр. 9) производство и потребность Poccии в отно­шении к чугуну. В 1886 г. Россия требовала и потребила 59 миллионов пу­дов чугуна, а в 1891 г. произвела 60 миллионов пудов. Опоздание всего — пять лет. Очевидно, что все то естественное было в 1886 г. на лицо, что требовалось для полного удовлетворения внутренней потребности. Было, конечно, и больше, если в 1898 г. добыто 136 миллионов пудов^[1]. Спрос такого количества чугуна отвечает середине между 1895 и 1896 г., то есть отста­лость теперь уже равна только 2 ½ годам. Надо полагать, что ни этот рост, ни успехи не остановятся, отсталость превратится сперва в нулевую, то есть про­изводство страны приравняется потребности, а потом станет ее превосходить^[2]; тогда надобен будет вывоз избытков. Эта русско-промышленная норма, отчет­ливо видная на прошедшем пред моими глазами нефтяном производстве, мыслима для нашего железного производства только с середины 80-х годов, когда спохватились и стали заботиться о водворение в Poccии своего железного дела единственным возможным для того путём — покровительством внутреннему про­изводству. Следовательно, вопрос о „медленности“ надо разбирать не за прошлые или давние времена, а только за перед 90-х годов. Что было раньше, то уже быльём поросло и того трогать теперь нам нет надобности. С 1887 года (около 20 миллионов пудов чугуна) по 1898 год (около 41 миллиона пудов чугуна) уральское железное производство удвоилось, а русская потребность почти учетверилась. Так надо точнее понимать „медлен­ность“ Урала. Очевидно, что причины её могут заключаться только в недостатке внутреннего побуждения в лицах, действующих на Урале, или в не­обходимости им лишь медленно подготовлять условия для расширения производ­ства, если их нет заранее подготовленных, или, наконец, в сочетании этих внутренних причин с внешними. То, другое и третье было и есть на Урале. Это я и постараюсь показать, исходя из фактов, выяснившихся при поездке нашей по Уралу. Само собою разумеется, что „медленность“ останется, если устранимое не будет устранено впредь.

Быть начинателем в числе ограниченного круга лиц, которые по своему побуждению могут увеличивать железное производство Урала, очень трудно, особенно в той части края, которая лежит в средних и южных частях Пермской губернии. Достаточно прочесть приложения 28 и 35 во 2-й части этого издания, чтобы в этом убедиться. Многие бы хотели не „медлить“, да спешить-то ничто не позволяет, говорят — подожди. Если где — на Урале — дело шло побыстрее, так это на самом юге, т. е. в Уфимской губернии и в самых северных частях Пермской, где старых дел не было и пришлось все заводить сызнова, а потом идти медленно, и где нет ранее занятых про себя палестин. Самый же центр дел, места, близкие к старым рудникам, давно разобраны по рукам и заводам, приписан к ним и тут „не пущают“, как говорил мне один из жаловавшихся, хотевший при вагранке строить домну. Донецкий юг от того развился скоро, что там „пущали“, не было стесняющих и запрещающих властей и волей, а были только поощряющие — от землевладельцев до Правительства. Легко понять, что крупные заводы, подобные, например, Уфалейским, не пускают на свои земли посторонних предпринимателей, потому что сами они или потребляют свой годовой прирост леса, или готовятся потребить в железное же дело. Посессионеры, подобные Яковлевым или Демидовым, не только находятся в том же положении, но и не могут уступать посессионную землю. Собственники же, подобные гр. Строганову, хотя владеют около 1 ½ миллионов десятин земли^[3], но она не очень рудоносна, так что им самим приходится дорого платить за руду^[4], а потому их земли и не особенно подходят ныне (когда нет подъездных путей для подвоза руд) к большому расширенно производительности железа; притом имение гр. Строганова „нераздельное“ или майоратное^[5]. Труднее понять отношение к делу расширения железной промышленности Урала новыми предпринимателями самого государства или, правильнее сказать, Министерства земледелия и государственных имуществ, так как оно, казалось, должно было бы всеми способами и везде одинаково содействовать выполнению общего правительственного плана — укрепления и расширения внутреннего производства чугуна и железа. Оно это и делало, как в Донецком крае, так и на се­вере Урала (напр., продало Богословский округ, в виду его убыточности и сдало на сруб в аренду леса Вишерского края) и на самом его юге (напр., выноска на стр. 54 ч. I), но не в той центральной части Урала, где у него свои заводы. Тут и казна держится системы частных владельцев, то есть все бережет про себя, пусть лучше лес гниёт, но сдать его нельзя, так как он может-де пригодиться своим заводам, а сдача его может родить соперников — тут же рядом. Итак, в центре Урала, где есть хоть мало, но все же есть, пути как наторенные водные, особенно по Чусовой, так и железнодорожные в виде Уральской, Челябинской и Самаро-Златоустовской железных дорог — ничему новому не было и нет места, оно все занято и на него „не пущают“. Если бы ничего иного и не было для объяснения „медлен­ности“ уральской железной промышленности — этого одного было бы за глаза довольно для полного понимания „медленности“. Старые заводы идут, действуют — но „медленно“ уже по простой причине, что никто и ничто не толкает и соперникам тут рядом — устраняются все дороги, им говорится ясно: идите в другое место, а это наше, нам надобно оно, тут вам не место, без вас нам спокойнее, и покровительственная система нам только обеспечивает доход и при нашей „медленности“.

Кроме этой заглавной причины^[6], есть масса других, обусловливающих указанную „медленность“. Как возможно короче, но я считаю необходимым обратить внимание на их совокупность, видимую уже для всякого, кто возьмёт на себя труд прочесть то, что изложено в этой книге. Остановлюсь только на важнейшем.

Разделенные между казенными, посессионными и частными заводами, земли главной части Урала ещё находятся и поныне в том положении, в какое была поставлена Россия при самом почине освобождения крестьян, то есть полные „наделы“ крестьян ещё не сделаны. От этого, по мнению моему, страдают больше землевладельцы, но, конечно, не сладко это положение и крестьянству. Больше же всего страдает от этого общее благосостояние богатого края. Владельцу завода было бы выгоднее держать постоянных рабочих в должном — и конечно наименьшем возможном — количестве, но нельзя этого сделать, он всем должен дать работу, потому что иначе кругом, закрепленным на его же земле, жителям нечего будет делать и они станут „озорничать“. Да тут ещё подметалась истинно русская черта — от газет и беллетристов совершенно не выясняемая — особого свойства, которую не знаю как и назвать, хотя в душе ей симпатизирую, и — развожу только руками. Чтобы её понять, прошу прочитать во 2-ой части 27-ое Приложение — о возникновение дела в Иньвенском крае. Бедствовали крестьяне, не на чем им было достать заработка, так граф Строганов пожалел — и завод завёл, пусть люди кормятся. Видал и знаю, ездивши по Poссиu, не один такой случай, почти невероятный во многих частях Западной Европы, а потому и пропускаемый нашею литературою. Узнал и сейчас то и это на множестве казенных и частных заводов Урала, говорю по правде, что и сейчас черта эта русского характера — не только не исчезла, а действует во всю силу. Всем хотят заработок дать, смены затевают и всякую путаницу через то только умножают. Тянется поэтому „медленная“ канитель сложнейших отношений. Когда тут сосредоточиться на технике дела, сконцентрировать на ней знание, внимание, труд и капитал, когда первая забота сводится на отношение к окружающему населению, отлично понимающему то зависимое от них положение, в которое поставлен ныне не освобожденный заводчик. Заводы совершенно новые, в роде Чусовского или Кутимского, могут и дороже пла­тить рабочим и изыскивать все способы для сокращения их числа, но заводы старые связаны по рукам и по ногам сложными отношениями к окружаю­щему крестьянству, тем более что наделы полные — рано или поздно — будут же, и все это знают, и почти нельзя коренным образом улучшать землю и леса, так как эти части могут отойти в „наделы“. Вообще же, про­мышленность может прочно и быстро развиваться только там, где все эти примитивности с землевладением покончены, ибо промышленность есть следствие полной ясности прав собственности. Так было во всём мире, так есть на Донце, так будет и на Урале, когда там покончатся „наделы“. Из тех же „наделенных“ крестьян родятся предприниматели, на крестьянской же земле найдутся свои руды, возникнуть свои заводы. А нет этого — многое прячется и „медленность“ понятна. Не говоря уже о частных заводах, даже на казенных (напр. в Кушве, Златоусте и др.) нередки прямые недоразумения между требованиями рабочих и стремлением к улучшению заводских дел, состоящему по существу (ч. I, стр. 26) в уменьшение расходов на число рабо­чих сил. Если бы я захотел развить одну эту сторону предмета, то написал бы много листов, перечисляя случаи подобных недоразумений, ставших мне известными при объезде Урала. Не считаю, однако, надобным прибегать к такой демонстрации, потому что всякий поймёт, что до полного „освобождения“ крестьян поневоле промышленные дела шли в России „медленно“, а на Урале эта эпоха длится и доныне.

Если сложность отношений заводчиков к крестьянству задерживает бы­строту дела на всём Урале, то к тому прибавляется местами ещё новая, косвенно задерживающая сложность, в виде отношений к соседним владельцам, особенно инородцам, напр. башкирам на южно-уральских заводах. В Кыштымских владениях есть озера, лежащие внутри владельческой земли и среди русских поселений, принадлежащие, однако, издавна, по договорам, баш­кирам, когда-то уступившим или продавшим свои земли, но выговорившим озёра. Из-за ловли в них рыбы ежегодно идут целые баталии, стена на стену. До какой тут техники, до каких сбережений, когда вдруг повестят, что своих бьют, и все бегут защищать, не в суд, а прямо на побоище среди озера, на льду около прорубей? Пугачевщина никогда не была другом промышленного роста, а когда она так тут и сквозит ещё местами, „медлен­ность” становится понятною. Но она не в корне того „старообрядческого” русского населения, которое преобладает в лесных и гористых округах Урала, а корни этой новой пугачевщины^[7], как и исторической, конечно, в незаконченности помещичьих порядков. С их концом всякий почувствует себя подзаконным собственником, и дела разом пойдут по иному, отойдет эпоха „стены на стену” и только тогда „медленность” исчезнет.

Одну из важных особенностей уральской железной промышленности составляют „посессионные” заводы. Они владеют 2¼ миллионами десятин земли (у казенных заводов 2½ миллиона десятин; часть 1, стр. 41), а произво­дит в год около 12 млн. пудов чугуна (казенные же заводы только около 5 млн. пудов), то есть почти ⅓ производительности всего Урала опреде­ляется этими заводами. От них идёт главная слава уральского железа (Яковлевых, Демидовых и др.), они несомненно ещё и ныне стоят впереди всего уральского движения и они, хорошо освоившись в крае, конечно, двинут железное дело сильно вперёд, если — темнота, часто господствующая в ураль­ских земельных отношениях, а особенно в посессионных, заменится полным светом. Законы о посессионном владении вообще не отличаются полнотой и ясности (ч. 2, прил. 30), ждут Державной Воли для завершения и, конечно, не прямо, а косвенно задерживают развитие железного и многих других дел на Урале, потому что владельцу неясно — что его ждёт впереди. Посессионеры, конечно, знают, что Русский Царь и труженика-крестьянина „наделяет”, приводит в порядок и его права на трудовую землю, что он не обойдёт милости и наделит главных исторических тружеников металлургического дела на Урале, но находятся в неведении — что останется под конец у них, что отберётся крестьянам, зачислится-ли что обратно в казну, или за какой-либо выкуп перейдёт в полную их собственность. Как хотите, а при такой темноте отношений коренного свойства не может свободно двигаться промышленность, непременно явится неизбежная „медленность” общего движения. А она заразительна. Если Демидовы и Яковлевы — придерживаются, идти никому скоро не хочется, все с осторожной не отступают от заведенного, старого, путанного.

Предшествующее можно сжать, сказав, что „медленность” развития Уральской железной промышленности определяется незаконченностью землевладельческих отношений на Урале. Надлежащий промышленный рост не мыслим в крае, когда ипо­тека земли не завершена, он везде следует за периодом устранения каких бы то ни было неясностей в этого рода делах. И поставьте тут раз — амери­канца или пере-спекулянта, и тот ничего бы иного не стал делать, как — по возможности пользоваться высокими ценами, пока ещё существующими в России и долженствующими продолжаться за невыяснением элементарных вопросов собственности, потому что ничего прочно и широко вперёд рассчитать нельзя, когда нет благонадежной уверенности в том, что будет при завершении незавершенного, и однако неизбежного. В той уверенности, что дела этого рода скоро, скоро завершатся — благо России, ей как бы готовый уже промышленный рост: но хотя общая уверенность есть, подробности рисуются неясно, а про­мышленный рост основан на этих подробностях, вот он и „медлит“.

Если первое, что говорилось в этом разделе, состоит в том, что „не пущают“, то второе состоит в том, что „не наделяют землей“. Но есть ещё третья сторона, „медленность“ объясняющая — это „гужевой провоз“, медленный по своей природе. Лошадь должна тянуть не иначе, как медленно, чтобы довезти груз до места; „тише едешь — дальше будешь“ тут оправды­вается, к старинке подходит, как и вся уральская железная промышленность, ещё и теперь идущая на „гужевой“ перевозке почти всего — от руды и топлива, до полосового железа и локомобилей. Какая тут быстрота, коли всё тянется медленно, коли одно можно поднимать и подвозить только зимой, другое только летом и коли год есть наименьшей срок оборотов и год круглый надо платить и платить, а тогда только сбыть, да год ждать уплаты по векселям? Тут сразу становятся понятными и „медленность“ и „дороговизна“. В тех частях Германии, Бельгии, Франции, Англии и С.-А.С. Штатов, где быстро идёт железное дело и где железо дешевеет, насколько может, везде всё искрещено не только гужевыми трактами, но и железными дорогами, со многими выходами во все концы. Да и не надо далеко ходить — тоже у нас видим в польских губерниях и в Донецком крае. А тут на Урале жел. дорог очень немного и выход всего один, да и то только после проведения Челябинской ветви, открытой 15 октября 1896 года. Из 12-ти казенных заводов к 7-ми проведена казённая железная дорога, а из 83-х частных — только к 12-ти, то есть только 19% заводов могут воспользоваться выгодами железнодорожного сообщения. Другие заводы, особенно Тагильские и Богословские, построили свои 150—100-верстные железные дороги, не смотря на то, что это требует затраты крупного капитала, который следовало бы затрачивать прямо на железное дело, а не на железные дороги. Другие ведут ещё такие же пути или устроили у себя узкоколейные железные дороги для внутреннего сообщения и для подвоза к станции. Это одно уже ясно указывает, что железные дороги составляют живую, назревшую уже и на Урале потребность сколько-либо развитой железной промышленности. Сверх того, обзаводство частных предпри­нимателей своими железными дорогами показывает прямую их выгодность даже для единоличных интересов, поэтому, если правительство или частные компании примутся за дело устройства железных дорог на Урале и приспособят их к заводам с их потребностями, служа и общему развитию края, они — конечно — в убытке не будут, дадут прямой доход. Если Богословское общество устроило на 3 млн. пуд. чугуна в год, а наследники П.П. Деми­дова на 4 млн. пуд. в год ж. путей более чем по 100 верст при существующих железных дорогах, то уже наверное можно сказать, что на каждые 20—30 тысяч пуд. годового производства чугуна можно строить по версте специальных заводских дорог с выгодою. А так как Урал теперь даёт в год более 40 млн. пуд. чугуна, давать же может легко и в 5 раз больше, то на каждые 50 млн. пуд. чугуна ему надо по крайней мере 2.500 верст специальных железных дорог — сверх существующих, составляющих лишь основную артерию сообщений, длина которой не превосходить ныне 1.242 верст (Пермь—Екатеринбург 467 вер., Чусовая—Березники 195 вер. с двумя при ней маленькими ветками, длиною 8 вер., Екатеринбург—Тюмень 346 вер. и Екатеринбург—Челябинск 226 вер.). Это ничтожно мало, и тем меньше, что путь (кроме челябинской ветви) идёт преимущественно чрез казенные заводы, вовсе без должного внимания к частной предприимчивости^[8], от которой нельзя требовать много, не снабжая в достатке первым условием промышленно­сти — железными дорогами. Притом с 1878 г., когда открылась Пермь—Екате­ринбургская ветвь, по 1896 г., когда открылась Екатеринбург—Челябинская ветвь, присоединяющаяся к Великой Сибирской железной дороге, Уральская до­рога не давала иного выхода в сторону запада, как на Каму, то-есть могла служить железному делу Урала только летом. Все это пахнет какой-то дряхлой „гужевой“ стариной, а от Урала требуют живого соответствия с теми краями, где все и каждый чугунные и железные заводы давно, во всю силу пользуются железными дорогами. Медленность с их проводом — объясняет и „медленность“ роста уральской ж. промыш. Новое, требуемое, широкое в количественном смысле и дешёвое по ценности железо можно требовать с Урала, только снабдив его внутри обильными дорогами и дав им много выходов — на запад, восток и юг, всюду, где идёт спрос. Знаю, что ж. дороги все, Poccии надобные, про­водить сразу нельзя, но думаю, что Урал говорит за себя, когда дело идёт о железных дорогах — и ничего к тому не добавлю.

Но довольно приводить причин „медленности“. Узнав на месте не мало и других, считаю бесполезным даже перечислять их, потому что и указан­ное достаточно объясняет „медленность“, в том смысле, какой дан этому слову в начале раздела. Становится даже, пожалуй, удивительным, что с 20 млн. пуд. чугуна в 1887 г. стали получать на Урале в 1898 г. до 41 млн. пуд. Но этому объяснение — дают: покровительственная система и великие природные богатства Урала, к краткому обзору которых теперь и обратимся.

II.

На вопрос второй: Какое количество чугуна и железных товаров можно ожидать впредь от Урала, исходя из его естественных , если переработка руд достигнешь там возможно полного сво­его развития? — отвечать легче, чем на все остальные (ч. I, стр. 11 и 12), потому что то, что сказано после „если...“ исключает из рассмотрения здесь предприимчивости, знания, воли и т. п. отношений, всего труднее уловимых и даже подчас капризных.. Тут дело идёт не о богатствах, иногда людьми скрываемых нарочно или выставляемых для одной видимости, а о тех, кото­рые подлежать прямому наблюдению и измерению, видимы и проверяемы. Для железного дела только два таких богатства и нужны — руды железа и топливо, способное давать твердый уголь^[9], потому что все прочее природное (напр. огнепостоянную глину, кварц для динаса, хромистый железняк для пода мар­теновской печи, марганец для удаления серы, доломит для основного пода, известняк для плавней и т. п.), надобное для железного дела, можно привезти из далека, так как вес его требуется малый, да и многое всегда найдется под рукой там, где есть руда и топливо, а на Урале и подавно всего этого довольно. Руд же и топлива надо много. На пуд железа, напр. полосового или листового, или на пуд стали, от рельсов до грубых частей машин, средним числом, надо около ¼ пуда чугуна (когда отбросы идут опять в переплавку) и, если руда содержит 60% железа (т. е. довольно богата, как высокогорская), то руды надо истратить около 2 пуд., а если руда бедна до того, что содержит только около 40% железа, то на пуд металла пойдёт до 3 пудов руды. В среднем на пуд металла надо принять около 2 ½ пуд руды. Топлива, такого как дерево, дающее около 25% древесного угля (по весу), на пуд чугуна ныне идёт в среднем всё же не менее 4-х пудов (т. е. пуд древесного угля), да на передел чугуна в железо или сталь требуется ныне в среднем примерно столько же, всего 8 пудов дерева, из которого половина может быть в виде корней, хвои и тому подобных лесных отбросов, а остальная должна быть в виде древесного угля (тогда вес будет равен 5 пуд.). Если исходом служит каменный уголь, дающий до ⅔ кокса, то на пуд чугуна такого каменного угля надо около 1 ½ пуд., да на пере­дел в железо и сталь необходимо ныне израсходовать почти столько же, то есть в среднем всего надо около 3 пудов каменного угля на пуд же­леза или стали^[10]. Выходит так, что даже при каменноугольном топливе вес требуемой руды явно меньше, чем топлива, а при древесном топливе, если даже его половина будет возиться из лесу в виде древесного угля, на пуд железа или стали надо подвезти около (на Урале идёт более этого) 1 п. угля и около 4 пуд. дров, всё же не менее 5 пуд., то есть раза в два больше, чем руды. Чем примитивнее способы производства, тем более идёт топлива, так что подвозить издалека считается лучше руду, особенно если она богата, а заводы ставить там, где топливо под рукой. Английские, бельгийские и немецкие заводы так и расположены. Американские же и большинство южно-русских подвозят и руду и топливо, но всё же руду возить издалека складнее, чем топливо, уже по одному тому, что руды тверды, не крошатся, влаги не принимают (каменный уголь в этом смысле тоже удобен, даже кокс, а древесный уголь хуже всего) и объёмы занимают меньше, чем топ­ливо. Поэтому истинными центрами железной промышленности должно считать те местности, где находится много топлива и близки хорошие руды. Но топливо важнее, да и ценность его более влиятельна. Об уральских краях, взятых как одно целое, должно сказать, что здесь того и другого много, но край-то велик по размерами. От севера (Кутимский завод) на юг (Магнитная гора), судя по рудоносным местам, он тянется по крайней мере на 750 верст, с запада (от берегов Камы) на восток (Ирбитский завод) в середине вёрст на 400, по концам же вёрст на 100 — по крайней мере, следовательно поверхность его — судя по рудам, не менее 200.000 кв. вёрст. Если же исходом взять места, богатые лесами, то площадь эту надо расши­рить в несколько раз, так как леса идут по крайней мере на 1.000 верст по хребту — с севера на юг, а с запада на восток и на север и грани не найти, хотя на юге Урала (Уфимская губерния) лесная полоса и не шире 200 — 300 вер. Площадь выходит более, чем всей Германии. Объединить её и сделать одним целым может только сеть железных дорог. Чтобы отве­тить на выше приведенный вопрос в его истинном смысле (сообразно с условием ... если переработка руд достигнет там возможно полного своего развития), необходимо ясно означить границы того, что будем считать уральским краем, и в этих границах определить возможное развитие желез­ного производства, опирающегося на руды и топливо, в нём находящиеся. С севера за Кутимским заводом (60½ ° С.Ш.) и с запада за Юго-Камским зав. (25 ¼° В.Д.) нет истинно уральских заводов^[11], и хотя еще севернее и с В. на 3. очень много лесов, как с запада, так и с востока от хребта, но далеко идти на север пока нельзя^[12], так как там жителей очень мало и эксплуатация тех мест дело будущего. Однако, для того, чтобы где-либо здесь остановиться, возьмём гранью уральской области с севера и с запада грани Пермской губернии, едва выдающейся на север за 62° С. Ш. и на запад за 23° В. Д. То, что лежит на запад от Пермской губернии в Вятской губ., конечно, содержит ещё очень много лесов, но к Уралу не тяготеет, а потому не причисляется мною к Уральскому краю. Труднее ограничить его с северо-востока, потому что Богословский округ лежит у самой грани с Тобольской губернией, река Лозьва, Пелымский край и верховья Тавды невольно приноровляются к уральской железной промышленности, по Тавде сплавляют всё железо и рельсы Надеждинского завода, туда компания «Ермак» затевает проводить железную дорогу, там жителей довольно (ч. 2, стр. 48 и др.) и тот край нельзя оторвать от Уральского, так как и сам Уральский хребет входит севернее в Тобольскую губернию. Но эта последняя так гро­мадна, что у неё только западная и северо-западная окраина тяготеет к Уралу, преимущественно Тюменский и Туринский уезды. Есть явное докательство того, что тяготит к Уралу здесь существует ныне даже в том, что по Тюменской ветви жел. дороги везут уже топливо даже в Екатерин­бург, где, несмотря на соседство больших лесов, своё лесное топливо, при­писанное к заводам, не продаётся и город достаёт себе часть топлива издалека. За него — косвенно — платит уральская металлургия, но дело запутано только формализмом. Таким образом ныне же причислить можно и должно к Уральскому краю только ту часть Тобольской губернии, которая лежит между 62° С.Ш. и рекою Турою, а с востока ограничивается течением То­бола и Иртыша. В этой части Тобольской губернии около 182 тыс. квадр. вёрст и не менее 10 млн. десятин лесов. Что касается до южных частей Уральского края, то сверх Пермской губернии сюда должно отнести значитель­ные части (а именно северо-восточные) Уфимской и Оренбургской (а именно северные части) губернии, потому что тут есть богатые залежи желез. руд (напр. гора Магнитная, Комаровский и Бакальский рудники), а в Уфимской губернии, особенно в Златоустовском, Бирском и Уфимском уездах, много лесов, в Оренбургской же губернии, как и в Акмоллинской области, нахо­дятся и каменные угли, но до сих пор ещё не принявшие участия в уральской железной промышленности. Так как гора Магнитная доныне составляет самый южный пункт добычи железных руд, то ныне можно пока положить 53° С. Ш. южной гранью района Уральской железной промышленности.

Посчитаем же в этом районе не все руды — ибо их число несметное уже найдено, а посчитаем только те крупнейшие залежи, которые обозревал один из моих сотрудников, проф. П.А. Земятченский. На первом месте — по подробности сделанных разведок и по найденному ими количеству — стоит рудник Комаровский. В нём нашли разведками до 100 миллиардов бурого железняка с содержанием около 50% металла. Магнитную гору никто не разведывал, но все видевшие единогласно говорят, что такой громадной массы магнитного железняка в одной массе нигде не видано, а потому здесь считать запас надо опять не миллионами, а миллиардами пудов. Не перечисляя других богатых рудников южного Урала, упомянем ещё о Бакальском руднике, который разведан в казённом участке, где нашли около 300 миллионов пудов, и в участке Симских заводов, где найден миллиард той же превосходной руды, да в Ельничном руднике (около Бакал) развeдано до 65 миллионов пудов, так что 1½ миллиарда во всей этой группе принять можно смело. Следовательно, на юг от Челябинско-Уфимской ветви В.-Сибирской жел. дор. не менее разведано и видно руд как

150.000.000.000 пудов.

На север от этой дороги известно и эксплуатируется много рудников, но самые крупные до сих пор суть: гора Высокая, гора Благодать и Синарские рудники. В первом из них проф. П.А. Земятченский насчитывает по крайней мере миллиард руды, во втором сперва разведали 400 мил­лионов, а потом нашли по крайней мере 800 миллионов, про Синарские же рудники ничего определенного ещё сказать никто не решается, потому что там гнёзда, а они иногда вдруг и заканчиваются, как есть и во многих других местах Урала, особенно на севере, где в Богословских и Кутимских рудниках есть миллионов руды не мало, а за миллиарды никто не поручится. Поэтому ограничимся общей цифрою 150 миллиардов. Если на 100 лет разделить по­ровну этот запас, выйдет по 1.500 миллионов пудов в год руды, а же­леза в них по крайней мере 600 миллионов пудов в год. Столько вырабатывать едва-ли удастся даже с помощью Экибастузских или Судженских (Кузнецких) каменных углей в XX столетии, а на 300 млн. пудов железа в год Poccии в первую четверть XX столетия рассчитывать — по всей видимости — может. При таком потреблении запасов ныне известных (кре­стьянами открытых) руд достанет лет на 200. Дальше идти в обеспечении нет надобности, потому что найдутся пути обходиться и без сплошных, бо­гатых рудных залежей для добывания железа, да и откроют много его руд в глубинах, сумеют ещё лучше чем ныне воспользоваться массой железного колчедана (его особо много в Богословском округе, около Кушвы, да где его нет?) и т. п. Словом не за рудами железа может быть какая либо задержка в скором дальнейшем развитии железного дела на Урале; нужны железные дороги, которые дёшево подвозили бы руду к топливу, не­ обходимы запасы этого последнего, неизбежны усилия предпринимателей, рабо­чих, капиталистов и проч. — руда же есть на всю возможную в Poccии по­требу. Не в ней дело^[13].

Следовательно, из естественных условий, которыми может определяться будущий размер железного производства на Урале, остаётся топливо. Сколько его можно подвести — это рассматривать я не стану по той простой причине, что лучше и проще подвозить руду к топливу, чем обратно. Если в Экибастузе, например, кокс будет дешев и провоз туда и обратно легок и удобен, конечно готовые уральские заводы может статься и будут находить выгоду выписывать часть этого кокса к себе, но лишь в придачу к своему местному топливу, а не для крупного расширения всей русской железной произ­водительности на новых заводах, потому что для неё манера эта не подходит, лучше уж везти южно-уральские руды в Экибастуз, чем из него кокс или каменный уголь возить на Урал^[14]. А тем более, что около Экибастуза найдены свои железные руды, хоть не столь чистые и богатые, как из Бакал или с Магнитной, которые придётся, значит, подвозить только в малых количествах. Следовательно, обсуждая возможную для Урала произ­водительность чугуна, мне кажется, не следует вовсе принимать в рассчет ни экибастузского каменного угля, ни тобольского древесного топлива, а должно ограничиться только тем, что есть в ныне действующей области уральской железной промышленности. Для упрощения спрашиваемого у меня рассчета о возможном для Урала годовом производстве чугуна, железа и стали, считаю затем необходимым остановиться лишь на топливе для чугуна, и, только на древесном, притом только на том, которое способно дать уголь для домен, т.е. не считать ветви, корни и т. п. виды древесного топлива, могущие идти в генераторы. На это ограничение много причин. Торф, в изобилии находя­щейся во многих частях Урала, каменные угли восточного (напр. Егоршинские, Каменские и др.) и западного (Кизеловские, Луньевские и др.) склонов и корни, хвоя и т. п. лесные продукты в своей сумме, конечно, не уступят, а превзойдут массу древесины, которую можно собрать на Урале, но, во-первых, передел чугуна в железо и сталь, в машины и приборы (а это последнее уже есть на Урале в зародышах, впоследствии же должно стать во главу производства) сами потребуют топлива и эта потребность не малая, для неё-то, представим, и пойдёт добавка из лесов тобольских и из углей киргизских и, во-вторых, если Урал искрестится железными дорогами, его реки оживятся пароходами и его города и заводские поселения снабдятся мастерскими и фабриками, рождаемыми развитой промышленностью — всё это потребует топлива, на что мы, умственно, отчислим виды топлива, существующее на Урале помимо дров, назначаемых на выжигание древесного угля, всё то до­бавочное топливо, которое может подойти к Уралу из тобольских лесов и из киргизских степей, если железные дороги и судоходство по Обской системе (Обь, Иртыш, Тобол, Тавда и т. д.) умножатся, что неизбежно необходимо для роста уральских дел (и что подразумевается в заданных мне вопросах под словами следующими за „если...“, так как без этого уральская железная промышленность, очевидно, не может достичь своего „возможно полного развития”) — всё это добавочное топливо — ему же нет и размеров — все его отчислим умственно к переделу чугуна и к развитию промышленности, но не к добыче самого чугуна. Так будет не только осторожнее, но и вернее.

Ограничивая свой дальнейший расчёт одним древесным углём и чугуном, я не хочу этим сказать, что так-таки навсегда Урал будет получать свой чугун только на местном древесном угле. Пусть там на экибастузском коксе, тут на кизеловском, а здесь на коксе из смеси егоршинского угля с луньевским, в иных же домнах на угле, смешанном из торфа и всяких иных (древесных, каменно-угольных и нефтяных) видов топлива — добудут на Урале чугун, всему этому я буду аплодировать, как успеху и отказу от прошловековой рутины, но, все это, ведь, освободит эквивалентную часть древесного топлива и она не без явной выгоды (ибо дерево при обугливании теряет в кучах и печах половину своей теплопроизводительности, ч. 1, стр. 32) поступит на другие потребности. Всё это останется всегда делом личной инициативы, которой на Урале много уже пробуждается, и всё это ничуть не нарушаете моего расчёта: возможного производства чугуна только на древесном угле. Исхожу из этого соответствия потому, что оно внушается всей истории Урала, всеми его естественными условиями и, что особо важно заметить, чистотой древесно-угольного чугуна. Если не весь, то пусть хоть зна­чительная часть русского чугуна и впредь останется древесно-угольною, это облегчит весь дальнейший передел и это сохранит славу чистоты и мягкости русского железа, а мне, признаюсь, и эта сторона уральских дел до край­ности симпатична и, опираясь на историю, обещает впереди опять новую славу русской стали — не для мечей, а для зубил, резцов и свёрл, которыми надо буравить скалы и обделывать металлы всюду, а у нас тем паче. Дерево пусть лучше с толком сгорит в печах, чем гореть ему на корню, либо в виде сёл и городов, где, когда-нибудь, да будет прямо запрещено применение пожару годных материалов; цемента, железа, камня, глины довольно на Руси, надо только удешевлять их и дёшево доставлять, а это без железа не­ мыслимо, а оно в России может быть изобильным и дешёвым только с Урала.

Итак, разочтем, сколько можно получать древесного угля с уральских лесов, не причисляя к ним тобольских, которые пусть составят запас, добавок, всегда имеющийся под рукой в виде 10 миллионов десятин (как показано выше) в местах, прилегающих к северному Уралу. Только этот добавок или запас, по мнению моему, следует тотчас же приурочить к металлургическому делу Урала, иначе и тот лес сожгут дарма, выкорчуют и вытравят, как это делалось всюду по Руси, по обычаю истых землепашцев, а одна мысль о привозном сибирском топливе уже ободрит уральских начинателей. А они-то и необходимы.

Изойдём из количества лесов только двух губерний: Пермской и Уфим­ской. По таблицам, собранным, как мне известно, со всей возможной осмот­рительностью и помещённым в 1-й части, на стр. 53 и 55, земству платят в этих губерниях за следующее количество леса:

В Пермской губ. всего леса	19.681 тыс. десятин
В Уфимской, тыс. десятин	5.250 тыс. десятин
Итого	24,9 млн. десятин

Пусть и тут есть ошибка, но её скорее можно считать отрицательною (т.е. что в действительности лесов более, чем указано), чем положительною, по­тому что за леса платят земству и, следовательно, излишек опротестуют. Итак, круглым счётом, есть 25 млн. десятин лесов. Жителей в Перм­ской губ. около 3, а в Уфимской около 2½ миллионов. На их текущие потребности отсчитаем 5½ млн. десятин, а около 4½ млн. десятин откинем на прирост населения, на вывоз в другие края и на места мало или не доступный для передовой вырубки, так что останется на потребу же­лезной промышленности в предбудущие времена 15 млн. десятин лесов. Что это число возможное для расчёта на будущие времена, когда поймут же на­ конец повсюду важность русской железной промышленности и выгодность ей продавать лес, то этому, мне кажется, лучшим доказательством служат два соображения, чисто количественный и относящийся к современному положению вещей. Во-первых, при современных уральских железных заводах (ч. 1, стр. 41) приписано более 8½ млн. десятин лесов, то есть уже го­раздо более половины всего того, что мы насчитали для заводов будущего, значит переход не велик. Во-вторых, и это я считаю особо важным, в одной Пермской губернии у казны имеется:

Лесов, состоящих в ведении Министерства госуд. имущ.	8,55 млн. дес.
.................казенных горных заводов	1,64 млн. дес.

Да в Уфимской губернии у казны есть, по крайней мере, 500 тыс. дес. леса. Всего у одной казны, значит, есть около 10½ млн. десятин лесов в Пермской и Уфимской губерниях. Если сюда прибавить только леса посессионных заводов (около 1¾ млн. дес., стр. 41, ч. 1-я) и леса гр. Строганова (около 1¼ млн. дес., часть 3, стр. 99), то получается уже 13⅓ млн. де­сятин лесов, так что с добавкой от крупных частных заводов (из 4 млн. дес.) 1½ млн. десятин, получаются все выше разочтенные 15 млн. десятин леса, ничего не причисляя из лесов Тавды и вообще северо-восточных частей Тобольской губерний. Кто против этой возможности спорить станет, тот закрывает глаза на действительность.

Итак, исходим из этого количества леса. Надо рассчитать, сколько можно производить в год чугуна при помощи этого леса, считая, что всё другое (подвоз к заводам, руда, рабочие, предприниматели, надзор за лесом и проч.) существует в должном количестве. Оно и действительно най­дётся, конечно, не сразу, а постепенно, особенно если понижение цен на чу­гун и железо будет заставлять не только за всем присмотреть хорошенько и все учесть, но и увеличивать производительность до всей крайней возможности, чтобы получить хоть по малу, да со многого.

Для того, чтобы от числа десятин леса перейти к годовому количеству угля, которым выплавляется чугун, очевидно необходимо задаться двумя во­просами: о истощении лесов и о их прироста, то есть решить: 1) можно ли допустить истощение лесов? и 2) каков средний годовой прирост уральских лесов? Они оба, по мне, решимы, но конечно решение их определяется волей и сознательным отношением к предмету, так как инстинкт, вроде того, каким прожил народ долгие столетия, или ничего не говорит, или прямо говорит про­тив сохранения лесов, что не доказываю, потому что считаю известным вся­кому — не предубежденному. Сознательность внушается только постепенно, более всего при обучении — с молодых лет, а воля направляется не только сознатель­ностью, разумностью и привычками, но и законами, которые и составляют высшее их выражение. В эти стороны вдаваться здесь — не место, а потому прямо пойдем к разбору двух указанных вопросов, со всею возможною краткостью, необходимой уже для того, чтобы поскорее кончить длинную нашу книгу.

Урал составляет не искусственную грань Азии и Европы, а природную, так как с него текут одни воды к западу, в огромную систему Волги, другие стремятся в могучую Обь, орошающую не меньшую площадь, чем Нил, включающую губернии Тобольскую и Томскую. От Урала же текут реки к югу — в р. Урал и к северу — в Печору. Тот горный узел питает воды, сгущает осадки вод и тем самым определяет на громадной площади жизнь русских людей — начиная с земледельческой. Истощите тут леса, пу­стынными станут не только сами горы, но плоскости, населенный миллионами русских. Эти элементы сознательности не были в умах ни у классиков, ни у их предшественников — азиатцев. И в Греции — куда хлеб-то везут, и в азиатском центре, откуда много народов давно бежало, потому что леса истощали, их значения не сознавали. Законы о лесах один из великих плодов мудрости прошлого Царствования. Их следует с особой настойчивостью приложить именно в Уральских краях. А потому русская сознательность отвечает ясно на первый вопрос: на Урале никоим образом не следует допустить даже начала истощения лесов. Это ныне — но только ныне, недавно осознали на Урале все главные хозяева земли, и это ни на минуту не следует упускать из вида, говоря о топливе для железного дела.

Сами собой леса не истощаются, истощают их люди, но они же и сберегать, даже разводить леса могут, а когда на счёт леса надо добывать им же нужное железо, тогда, значит, будет — в виде железа и доход от лесов, будет на что устроить досмотр, очистку и разведение лесов, людей к ним приставить, пути в них проложит, расчёт весь сделать, чтобы и до­ходу вышло больше, и в то же время и лес сохранился. Пашня хоть и нуждается в почве, воде и солнце, но всё же дело людское. Таков же и холеный лес. Там год или два труда окупаться должны жатвой, здесь жатва через 60 — 100 лет. Тут значит расчёт посложнее, капитал труда виднее, тут поколения проходят, пока жатва приспеет. Зато урожай в сотни раз вернее, что знает всякий, живший около пашни и леса. А краткость общего оборота в хлебном хозяйстве и есть, на мой взгляд, первая причина того, что прочной, на долгий срок расчётливости не является у земледельца. Не таков, по существу, всякий „промышленник“ (от слова „мыслить“, да еще с усилением „про—мыслить“), а следовательно и железный. Он волей или неволей должен задумывать на долгий срок, поступать с оглядкой и расчётом. Оттого и объясняется тот поражающий на первый взгляд и до ныне не оповещаемый — факт, что, едешь по Уралу и везде, часто, чуть не на каждом шагу видишь леса холеные, чистые, чередовые вырубки, дороги по ним, канавы, просеки на версты, порядок, точно в иное, не русское царство попал. И земледелу лес нужен, особенно уральский, но он его не бережет, травит и портит. Нужен он и железно-заводчику, но тот уж по опыту научился беречь, особенно с измала, так как иначе и большого не будет. А будет развиваться ещё железное дело Урала, и ещё больше станут беречь, про-мыслятъ о нём. Железное дело, выходит, школа лесоводства. Русская жизнь дополнится много, когда пройдут умы всю эту школу промышленности. А если к побуждениям личного расчёта присо­вокупляется ещё и общий, земский расчёт о необходимости сохранить во что бы то ни стало весь уральский лес, то тут исход только один и есть: рубить только то количество леса в данный срок, какое в этот срок прирастает в нём. Это и значить, что надо знать годовой прирост, то есть решить второй наш вопрос.

В вопросе о годовом приросте лесов надо сделать три оговорки. Во-первых, мы будем считать годовой прирост, не кладя ничего на сухостой и валежник, а они, как отчасти показано в 1-ой главе этой части (стр. 50), могут составить, при 60 — 100 летнем обороте рубки, порядочное количество, так как от 25 до 60 лет, судя по числу дерев, вымирает (от борьбы за существование и от случайностей) по крайней мере около 10 куб. саж. леса с десятины, а потому сбор валежника может дать во все продолжение роста по крайней мере по 1/10 куб. саж. в год с десятины. Во-вторых, корни, ветви и хвою, собираемые во время роста и при рубке леса, тоже счи­тать не станем, потому что они для углежжения хотя и применимы (корни), но мало применяются, а наш счёт должен, как показано выше, касаться только minimum’a леса, идущего на уголь. В-третьих, и это, я думаю, всего важнее для суждения на будущее время, мы будем говорить о приросте современных лесов, судя по количеству куб. сажень дров, собираемых с деся­тины, а современные леса тем отличаются, что за ними в ранней молодости или не смотрели вовсе, или смотрели плохо („коровы объедали все верхушки“ , как пишет мне один из моих уральских корреспондентов), а тогда равномерности в лесе быть не может, при неравномерности же одни дерева берут верх над другими, являются прогалины, и общий прирост убывает. Нельзя не быть уверенным, что в будущем этого не будет, и за ровным ростом ; всего лесного квартала присмотрят (как и теперь местами начали, см. ч. 1, стр. 149 и след.), к почве подберут породу, проходными рубками своевременно дадут рост лучшим деревам и т. п., что увеличит сбор едва-ли не в два раза. Поэтому, счёт наш будет во всех отношениях минимальный. По этой причине годовой прирост древесины на деся­тину, я не стану считать ни в ¾ куб. сажени, ни даже в ½ куб. сажени, а сочту в среднем только в треть куб. сажени. На это и теперь расчитывают, принимая во внимание лесные пожары, которые при улучшении ухода за лесами в будущем будут, конечно, редкостью. Быть может в Чердынских лесах прирост этот в среднем и не будет минимальным вследствие северного их положения, но зато в южно-уральских (Уфимских) лесах прирост, по всей вероятности, гораздо более ⅓ куб. саж. в год уже и теперь; а потому, считая ⅓ куб. с., в среднем мы все же будем в minimum’e, что для нашей цели более подходить, чем реальность — более крупная. Кубическую сажень дров принято считать содержащею 220 куб. футов^[15] древесины. Древесина же ели, пихты и сосны (все в воздушно-сухом состоянии) имеют удельный вес, смотря по плотности сложения, от 0,4 до 0,7, березы и осины от 0,5 до 0,8; средние из всех 0,6, а так как куб. фут воды весит 28,3 кг или 1,73 пуда, то куб. фут древесины средним числом весит 1 пуд и, следовательно, куб. сажен дров в среднем весит 220 пудов (это согласно и с тем, что мы принимали ранее). Для округления счёта примем даже 210 пуд., следовательно, на десятине леса прирастает в год ⅓ этого или 70 пудов древесины, годной для углежжения. Поэтому 15 млн. десятин уральских лесов, могущих быть отведенными для железного дела, могут давать для углежжения ежегодно 1.050 миллионов пудов древесины.

Далее расчёт уже прост, потому что из 4-х пуд. древесины выходит пуд древесного угля (теряется около половины теплопроизводительности, кото­рой большую часть когда-нибудь да уловит с пользою Урал), следовательно, 1.050 миллионов пудов дров дадут 262½ миллиона пудов древесного угля. А так как Кизеловские и др. уральские домны дают уже теперь на 90 пудов угля 100 пудов чугуна, то 262½ млн. пудов угля дадут в будущем не менее 325 млн. пудов чугуна. Сбавив ещё раз и округляя, я утверждаю — без всяких дальнейших уступок, что при помощи 15-ти млн. десятин лесов Пермской и Уфимской губерний, отводя их железному делу Урала, возможно правильно и без конца долго получать, не исто­щая лесов^[16], по 300 миллионов пудов чугуна на древесном угле.

Вот мой посильный ответ на 2-ой вопрос (ч. 1-я, стр. 12). Прибавлять тут нечего, если ныне весь спрос Poccии на чугун близок к 200 млн. пудов (ч. 1-я, стр. 9). Надо что-нибудь положить и на другие края Poccии — ведь в них тоже растёт добыча чугуна.

III.

Могут ли, и на сколько, дешеветь железные товары на Урале? — спрашивается от меня затем. Здесь, конечно, подразумевается то „если ...“, которое сказано во 2-м вопросе.

Если бы не требовалось определять: „насколько“, то отвечать было бы просто: да, могут, потому что на Урале чугунное и железное производство не стоят на всей современной высоте в техническом отношении (более всего от „гужевой“ возки), а по мере умножения производства — улучшения введутся, основная же их цель состоит в уменьшении расходов на топливо и на работу (ч. 1, стр. 26), т. е. в удешевлении, которое наступит рано или поздно, если про­изводство будет расти, так как тогда волей или неволей родится соперничество. Но так как мнe необходимо ответить: „насколько” могут подешеветь железные товары на Уралe, то ответ должен быть неизбежно сложным и отчасти гадательным, потому что „цены строит“, говорят одни: „рынок“, другие прибавляют ещё что-нибудь болee сложное и анализу не подлежащее, а главное потому, что будущие цены и во всём-то мире могут ещё сильно колебаться^[17], а наши цены от мировых уединены быть не могут, хотя та­моженное ограждение и показывает, что наши заводские цены непременно бу­дут никак не выше суммы из: мировой цены, + (плюс) таможенные по­шлины + провоз до границы, + провоз от границы до главного рынка, — (минус) цена провоза от него до завода, + провоз до места потребления. Всё бы можно было это счесть, если бы мировая-то цена^[18] была известна на будущее время, но она подлежит сомнению, а потому нельзя вовсе говорить о цене абсолютной на будущее время, хотя можно говорить о цене относи­тельной^[19], да ещё о ценe будущей местной — при условии сохранения современ­ных цен на труд и на провоз — конечно, по железным дорогам, а не гужом. Эти два вида цен, возможных для уральского железа, я и раcсмотрю.

Относительная цена на месте производства такого, монополизированию не поддающегося, массового товара, каким должно считать железо, определяется только четырьмя обстоятельствами: 1) ценою железа в виде руды (напр. если цена руды 6 коп. пуд, а в рудe 60% металла, то его пуд в руде стоит 10 коп.); 2) ценою кокса или древесного угля, так как его энергия (или фло­гистона, как говорилось до Лавуазье) нужна для получения металла из руды; 3) ценою капитала, или проще, числом %, которые неизбежно платить в странe за заём, сделанный для заводского дела (подразумевая, как основной, так и оборотный капиталы заводских предприятий), и 4) ценою жалования на техников и рабочих и количеством труда, за эту цену получаемого, вместе с доходом предпринимателей. Два последних обстоятельства рассматривать я здесь не стану, не только потому, что это сложно и может быть прикрываемо таможенными пошлинами, но и потому, что дело идет о будущем, a Россия хочет явно приравниваться в этом отношении к лучшему, что есть в мирe, хотя и у нас есть ещё голоса, которые или требуют возвышения рабочей платы при уменьшении ренты, или хотели бы, чтобы труд техников и рабочих оплачи­вался — как бывало прежде у нас, а чтобы только рента и предпринимательский барыш на землю дошли до западно-европейских. Но такие курьёзные мечтатели времени не переделают, а оно идёт к уравнению в мире, как цена на труд, так и цен на ренты и капиталы в разных странах. Идёт, но когда дойдёт — здесь не место разбирать. Поэтому можно говорить только об отношениях цен: железа — в руде и угля или кокса. Начнём с первого.

Руда руде рознь в цене, прежде всего смотря по процентному содержанию железа, затем по качеству и количеству подмесей. О втором здесь распро­страняться не место — это входит уже в технологию, но всё же главные черты пометим в примерах Сера и фосфор железу и стали вредят, но они уда­ляемы (первая подмесью марганца, второй — щелочным подом печей), что стоит особого труда, а потому они цену уменьшают; естественная подмесь марганца избавляет от серы, а потому цену возвышает, но много марганца в руде железа вредно, потому что, удаляя его, уменьшают и количество железа; подмесь к руде породы увеличивает расход на топливо и флюс; немного меди не только не портит железа, но даже повышает его качества, а чуть перешло количество за малый предел — очень вредно, руда негодна для хорошего металла и т. д.

Подмеси руды и самый состав (даже сложение) влияют и на скорость хода всех операций, начиная с домны; оттого различают трудно- и легко-плавкие руды. Все это расценивает завод, потому что заводчику выгоднее иметь больше оборотов со своей домной или со своими мартеновскими печами, а кузнец и слесарь, кровельщик и механик купят раз данную марку, и если найдут недостатки — заплатят и дороже, а покупать не станут с пороками, глазу иногда не видными, а под молотом и в горне выступающими.

Бакальская руда славится, например, не только за чистоту свою и присутствие должного количества марганца, но и за чрезвычайную легкоплавкость. Всё это разбирать до конца, да так, чтобы технологическая скрупулезность не возмутилась, нам и нет надобности для доказательства того, что нужно сказать для вышеуказанной цели. Нужно же нам доказать, что руды Урала не то что не хуже, а много, много лучше, говоря вообще, руд западно-европей­ских, говоря именно об английских, немецких, бельгийских и французских — по качеству своему, по количеству железа, по цене добычи и по массам легко доступным для разработки. Если бы я стал сравнивать анализы и описания залежей, то зашёл бы в дебри, очень сложные, которые можно избежать одною краткою, но безопасною дорожкою — статистических отчётов. Они показывают, что главные западно-европейские государства ввозят к себе много руды испанской, шведской и др., напр. Англия (точнее: Великобритания) ежегодно получает морем около 350 млн. руды^[20], Франция около 100 м. п., Германия тоже около ^[21]100 млн. пуд., даже маленькая Бельгия ввозит не менее этого, и все они пла­тят за пуд руды от 7 до 15 коп. — смотря по качеству и цене фрахтов на море. Одна Испания, со своим Бильбао, отпускает ежегодно около 300 млн. пуд. железной руды, получая в среднем по 6 — 10 к. за пуд на месте. Вот тут и видно, что Урал может иметь превосходнейшие руды в роде высокогорских, бакальских, комаровских и т. п. гораздо выгоднее, чем Западная Европа, и в количестве — беспредельном. Когда спрос мал, когда каждому заводу самому надо и добывать руду, тогда цены, что называется, заломят, а когда сотни миллионов потребуются, тогда выгодно будет получить барышей (ренты) и понемногу, но со многого, и добыча организуется правильно и возможно выгодно. Что теперь ломят цены, тому доказательство приведено мною при описании моей поездки (ч. I, гл. 16-я) в виде примера, сказать надо прямо, невероятного и поучительнейшего, а именно: казна, то есть Горное Ведомство, сдало гр. Строганову право на выработку отвода № 2 на Малой Благо­дати по 4,41 к. с пуда добываемой руды. Если за выломку, сбор и подвоз счесть всего 2,59 коп., то руда придется по 7 коп. пуд на месте добычи, а во что же она обойдется с обжигом и с подвозкой к заводу? Ломят, где можно, и в других случаях, но соперничество положит этому конец, когда желез­ный дороги позволят подвозить руду от всех богатых рудников, вроде Комаровского (и соседних, см. отчет проф. П. А. Земятченского в ч. I, гл. 13 — 15), Магнитогорского, Бакальского и т. п., да и сама казна, берущая в дру­гих случаях только по 7 коп. с пуда за право выработки, конечно, примет меры к тому, чтобы на Урале цены руд были дешевы, по крайней мере с тех — не малых — рудников, которые находятся в её владении. Если даже примем, в среднем, ренту на руду в 1 к., выработку в 2 к. и подвоз по железной дороге верст на 200 тоже в 2 к., то всё же наибольшую сред­нюю цену пуда хорошей руды, примерно с 60% металла, нельзя на Урале впредь принять более 5 к. за пуд, а за такую цену в Западной Европе средним числом не купить хороших руд, а надо заплатить по крайней мере в 1½ — 2 раза более. Следовательно, на руде Урал явно выгадает пред всей Западной Европой. Это его великое и основное преимущество. Это тонко знают везде — кроме разве самой Poccии, где думают ещё нередко, что Англия недосягаема для соперничества в деле производства железа. А я громко говорю, что на веку живущих людей повезут с Урала железо — в Англию, „если переработка руд на Урале достигнет возможно полного своего разви­тия“. И хоть мне 7-ой десяток, могу и я дожить до этого, как дожил до вывоза нефти, который предвидел лет за 15 пред его началом, когда к нам везли американский керосин. Не сам — так дети и ученики доживут — а будет это.

На топливе же Урал, если не выиграет, то уж никак не проиграет, если сравнивать не исключительно благоприятные места, а общие средние цены. Aнглия, высылая свой каменный уголь, ценит его средним числом по 9 шиллингов за тонну (напр. в 1897 г. вывезено 37,1 млн. тонн ценою по 16,7 млн. ф. стерлингов) или по 7¼ коп. за пуд. Считая даже 70% кокса и за коксование только по 2½ коп. с пуда кокса, получим, что кокс из английского угля стоит в Англии около 13 к. за пуд (в действительности он в Англии продается подороже). В эту цену нельзя счесть среднюю стоимость кокса, пригод­ного для домны в Западной Европе; самая ему низкая цена есть 14 к., а общую среднюю цену нельзя считать ниже 15 к. за пуд. Но за эту цену — а часто и за более низкую — даже ныне на Урале легко получается древесный уголь, кладя и попённые деньги (т. е. ренту на землю под лесом + расходы при­смотра — доходы от валежника, пней и т. п.), примерно в среднем по 1 р. за кубическую сажень, то есть на короб в 20 п. угля около 34 к. Без этих „попённых“ денег уголь (т. е. рубка леса, подвоз к печам или кучам, доставка на завод и самое углежжение — с премиями на выход из кубика) обходится заводам от 1 р. 50 коп. до 2 р. 50 коп., среднее (сообразно ко­личеству потребления) около 2 р. 15 коп.^[22], а с попёнными около 2½ руб., то есть за пуд, примерно, по 12½ коп., но уже никак в среднем не выше 14 к. за пуд на заводе. Есть места, где его пуд ныне не выше 10 коп., а выше 18 коп., кажется, нигде не обходится. Следовательно, ныне, когда вся возка идёт „гужом“, древесный уголь на Урале не дороже, чем кокс в Западной Европе, и цену пуда в расчёте среднего результата не сле­дует принять выше 13 к. А впереди на ближайшее будущее не видно причин к удорожанию — если: 1) Правительство пустить в оборот свои 10 млн. десятин Приуральских лесов, да 10 млн. десятин прилегающих к Уралу Тобольских лесов, улучшить водные пути и построить железные дороги, как о том отчасти говорится далее, 2) если вместо выжигания угля в лесах заведётся выжигание около домн (или железнодорожных станций) в особых печах с доставкой плавом по рекам (как напр. на Чусовском заводе, см. часть I, стр. 71 и др., ч. 2, прил. 38 и др.) и особенно если утилизируют горючее газы, выделяемые дровами при обугливании, и 3) если — заведётся свободная и самостоятельная торговля древесным углём (рынок угля, как есть рынок кокса). Это я не развиваю — прямо ради того, чтобы идти вперед к цели ответа на 3-й из заданных мне вопросов.

Если руд на Урале конца нет, если их главная масса содержит (после обжига) около 60% железа, тогда как в Западной Европе свои руды только в 30—40% металла, если при этом уральская руды в два раза почти дешевле, чем в остальной Европе, и если она над Уралом не имеет перевеса и в цене топлива домн, то не следует сомневаться в том, что чугун на Урале, должен быть дешевле, чем в остальной Европе, „если....“

Ах, к этим многим „если“ надо еще прибавить не мало других, касающихся знаний, энергии, железных дорог и проч. Но ведь первая сторона 3-го вопроса касается только „возможности“ удешевления, а её то я думаю, что показал, выяснивши, что чугун может быть дешевле, чем в Западной Европе. Очевидно, что если он может быть дешевле, чем в Западной Европе, то он, приближаясь к своей естественной норме — будет дешеветь, так как теперь-то ввозится в Poccию много чугуна из-за границы, так как провозная плата с Урала, скажем, до Нижнего не дороже, чем из Англии до Нижнего же. Тут останавли­ваться, думаю, нет надобности, хотя есть и тут свои интересы (где их нет то?). Не останавливаясь и над тем, что — когда чугун подешевеет — должно подешеветь и железо, если знания... и т. д. — разные невесомые — окажутся на лицо. Ещё потому не останавливаюсь тут, что ведь мне предстоит отвечать на вопрос „на сколько подешевеют“ железные товары, к чему и перейду, приступая к ответу на 3-й вопрос.

Для краткой полноты и ясности в определении низшей цены, до которой может дойти чугун на Урале, мне кажется необходимым начать с Северо-Американских С. Штатов, не только потому, что они перещеголяли добычей и Англию (в ней для 1897 г. добыча равна 8,8 млн. тонн, а в С.-А. С. Шта­тах добыто в том же году 9,6 млн. тонн, равных 2.240 английским фунтам — long tons), но и потому, что там чугун был дешев — недавно же был дорог; а именно в Филадельфии стоил в 1897 г. по 31 к. за пуд (тонна 9,8 долларов). Если мы возьмём капитальнейший труд последней (1890 г.) переписи (The Elevent Census), то там находим, что в 1889 г. (т. е. за 8 лет пред 1897 г.) получено было 6,7 млн. тонн чугуна ценой (в Фила­дельфии же) по 50 к. за пуд (15,8 дол. за тонну), в 1880 получено 3,4 млн. т. по 85 к. с пуда (26,4 дол. тонна). Возрастала производительность скоро, а цена падала также очень быстро — чего и у нас ждать должно, потому что это естественно. Руды пошло в дело в 1889 г. 15,7 млн. тонн, ценою на 36 млн. дол. (пуд обошёлся около 7 коп. — везут больше всего с Верхнего Озера, штат Мичиган)^[23], а так как получено 6,7 млн. тонн чугуна, то в руде было не более 49% металла. В Rothwell’s The Mineral Industry in the U. States, 1893 г. приведены средние расходы на тонну чугуна с 1855 г. по июнь 1892 г. по отчётам Thomas - Fron С° и оттуда для 1889 г. берём средние: на каменный уголь (1,4 тонны) 3,75 долл., на руду (1,85 тонн) 7,17 долл., на флюсы (0,81 т.) 0,41 дол. и на рабочих, поправки и проч. 2,50 дол., в сумме на тонну чугуна 13,82 доллара. Переводя это на пуды и копейки, получим на пуд чугуна: руды и топлива 35½ к. или от средней годовой цены чугуна около 71%, флюс, работа и все прочее 9,3 к. на пуд или около 19%, а остальные 10% на доставку в Филадельфию и в доход предприятия. Следовательно, зная цену угля и руды, потребных на пуд чугуна, можно найти нормальную цену и самого чугуна, доля сумму на 0,71. Если в руде 60% железа и она, как видели выше, может стоить на Урале по 5 к. за пуд, то на пуд чугуна надо 1% пуда руды и её цена равна 8⅓ коп. Угля надо, как показано выше, на пуд чугуна на Урале не более 0,9 пуда, следовательно,

Выгрузка (в приёмном доке) руды из судов на сушу

если цена пуда древесного угля в среднем на Урале может быть принята не выше 13 к., то на пуд чугуна пойдёт угля на 11,7 к. Сумма наибольшей средней стоимости руды (8,3 к.) и угля (11,7 к.), возможных для Урала, „если...“ равна 20 к., следовательно чугун там может стоит за пуд, средним числом, не более 20/0,71 или не более 28¼ к. или, так как условия местностей но множеству причин очень неодинаковыми остаться должны и впредь (что я ценю в 5 к. в плюс или минус на пуд), то я даю свой ответ: чугун на Урале может стоить от 23 до 33 коп. за пуд, если... (см. самую постановку вопроса 2-го). Ныне, когда мы ездили по Уралу, цена стояла от 45 до 65 коп. Падения можно ждать, но падение не должно удивлять, „если...“, то есть, если производительность возрастёт. Пример выше дан из американской статистики: в 1880 г. цена была 85 к. за пуд, в 1889 г. по 50 к., а в 1897 г. по 31 к.^[24] за пуд в Филадельфии. Там возможное — нам подавно возможнее (это точь в точь как для нефти), „если...“ — вызовется к жизни — действительными мерами.

Перейдём теперь к возможной цене на железо и сталь. Хотя их про­изводство и много сложнее чугунного, хотя тут разнообразие ещё во много раз больше, потому что торгуют железом и сталью от слитков (болванок) до проволоки и тонких сортов листового железа, а их ценность куда, раза в 2 — 3, более, чем, например, рельсов, но тем не менее для требуемого от меня ответа дело это много проще и ответь, по существу, сводится к

Клевеленд (Огейо С.Ш.). Нагрузка руды из склада на вагоны железной дороги.
(Из The Eleventh Census)

тому, что: коли чугун подешевеет, неизбежно подешевеет и железо, и сталь во всех (не монополизированных) изделиях и видах от болванки и рельсов до проволоки и гвоздей. Соответствие между ценой чугуна и данного вида железа или стали, напр. рельсов, так ясно всюду и всегда заме­чалось, так всем известно и так понятно из возможности передела чугуна на сталь — даже в Москве и Петербурге, что я мог бы и совер­шенно бросить мысль говорить о возможной в будущем расценке видов же­леза и стали, но мне кажется необходимым выяснить два обстоятельства, сюда относящейся, которыми, сколько я слышал и видел, затемняют часто и с самых разнообразных сторон, начиная от биржевых и кончая официальными, правильность понимания железных дел. Надо именно выяснить прежде всего, что корень всего железного дела именно в чугуне не только со стороны химической или технической, но и со стороны экономической, а то я слыхал не раз такие речи: „что нам чугун и его цена? все дело в железе и стали, чугун не идет в жизнь, нужна сталь, а на неё (пуд), скажем, надо 1¼ (пуда) чугуна, и если чугун подешевеет на 20 коп., сталь подешевеет на 25 в пуде, а сбавлять надо с существующих цен стали куда больше“. Оно „кажется“ резонным, но вот где тут ошибка. Подешеветь чугун может только при сочетании двух неизбежных условиях: при разумном отношении ко всем подробностям производства и при его сильном возрастали. Нечего говорить о первом условии, а второе — исторически и экономически ясное — требует вложения в дело больших капиталов, полную организацию производства и сбыта переделочным заводам. А все это неизбежно приводит как к тому, что, заводя громадное производство чугуна, непременно заводят рядом же и передел его в сталь и железо. А так как техника дела эту связь чугуна с переделом его скрепляет не только единством управления (от чего проистекает множество выгод прямо денежных), но и возможностью сильной экономии в людях, топливе и перевозке (что я кратко уже изложил в начале 2-й главы 1-й части), то выходит так: разумность и экономия в увеличивающемся чугунном производстве должны повлечь за собою разумность и экономию в переделочном производстве. А так как для разумного и экономного передела необходимо приноровлять и специальные чугуны (напр. марганцовый, кремнистый, зеркальный и т. д. и т. д.), то если чугун подешевеет — дешевеют сталь и железо неизбежно и сильно. Поэтому ошибочно думать, что сталь подешевеет только на сумму удешевления чугуна; она подешевеет почти во столько же раз, во сколько упадёт цена чугуна. В 1880 г. цена чугуна в Соединенных Штатах была за тонну (см. выше) 26 долларов, в 1889 г. около 16 долларов, а стальные рельсы — по тому же выше цитированному источнику (Ротвель, pag. 291) — в 1880 г. стоили за тонну 49,2 дол­ларовъ, а в 1889 г. 31,6, то есть стальные рельсы стоят почти в два раза дороже чугуна, как это замечается давно и везде. Ныне, т.е. в 1899 г., в Америке и Англии чугун к осени поднялся до уральской цены, а именно: в Соединенных Штатах до 23½ долларов, в Англии до 70—78 (смотря по сорту) шиллингов за тонну. Но и рельсы ныне стали стоить с пуда почти столько же, как на Урале. Чугун на Урале ныне стоит за пуд около 50 — 65 к., а стальные рельсы около 1 р. 15 к. за пуд^[25]. То есть, если чугун на Урале будет стоить около 30 к. за пуд и его будет много — стальные рельсы будут там же стоить не дороже 65—70 к. за пуд. Из техники улучшающегося бессемерования и производства этим путём стальных рель­сов — становится понятным самый механизм указанного отношения цены чу­гуна и стальных рельсов^[26]. Если же эта первая сторона дела выясняется, то вторая — напрашивается сама собою, вытекает, как следствие из вышесказанного. Но, признаюсь, я боюсь сказать её прямо: „чтобы гусей не раз­дразнить“ а все же скажу, хоть и знаю, что на меня за то больно будут сердиться многие, противное тому утверждающие и защищающие. Они говорят в сущности так: Урал с его рудниками и лесами совершенно наделён для производства чугуна, а железо и сталь надо делать не тут, а либо на Волге, где чудное (чистое и концентрированное) нефтяное топливо дешево, либо около столиц, где все иное под рукой.

Эту мысль проводят и на дела новые сильные компанейские предприятия, ту же мысль не раз высказывали и по поводу казенных горных заводов, желая их сделать лишь производителями чугуна, ту же мысль облюбовали и теоретики, преклонившиеся зря принципу „разделения труда“ , а потому тут нельзя молчать, не предупреждать увлечения, считаемого мною не только просто ошибочным, но прямо пагубным, если мысль та обобщится к тому близкому для Урала времени, когда производство будет сильно расти. Для меня та мысль прежде всего — старообрядская, так ведь и было издавна не у нас одних, а повсюду: чугунно-плавильное дело вели в одном месте, а железное — в дру­гом. Эго осталось и по сих пор в порядочном остатке (часть 1, стр. 42) на Урале. Оно было полезно, но только тогда, когда там и тут нужны были свои водяные двигатели, а у запруд силы не хватало на то и другое дело, надо было дуть и в домну, и в передельный горн мехами, приводимыми в движение водяной силой (ч. 1, стр. 28, рис.). Теперь это не так, даже вовсе иначе будет после того, как взрывные машины на доменных газах (ч. 1, стр. 32) дадут довольно силы не только для доменного дутья, но и для прокатных машин. Нам на Урале надо всё или почти всё вновь строить и не следует повторять задов, а лучше сразу делать получше, чтобы опять лет через десять всего не перестраивать^[27]. Но оставив даже эти взрывные машины, многих пугающие — своим крайним новаторством, всё же разлучать передел от домн нет никакого ныне резона, как видим из того уже, что все лучшие заводы в мире за все последнее время этого не делают, и как следует уже из того, что чугун из домны все же теряет кой-что при переделе, дает шлаковые массы, опять могущие, как руда, поступать в домны, и, главное, возможность в соединенном заводе экономить топливо и перевозку. Но в технику дела я теперь не стану вдаваться уже ради того, чтобы быть ясным для многих — до конца. Что же касается до недостаточ­ности топлива на одном данном месте и до необходимости или желании дать заработок жителям как того округа, где делают чугун, так и того, где его переделывают на железо и сталь, то эти причины, действующие на Урале ещё и ныне, исчезнут сами собой, когда часть топлива будет и туда, и сюда подвозиться железными дорогами издали и когда чугун и его переделку заведут и там, и тут: к домнам пристроят передел, а к передельному за­воду свои домны, что мы и видим на Чусовском заводе. По отношению же к речам о прелестях нефти говорить много нечего: пусть их строят два-три завода для нефти, авось им хватит её, хоть они и будут переплачивать за неё все больше и дороже. Дело не в этих хитроумных затеях, не в том десятке миллионов пудов железа, которые доставят начатые уже на Волге заводы, дело идёт о сотне или сотнях миллионов пудов железа с Урала — для них-то идеи о нефти, как топливе для получения железа, совер­шенно не подходят, не говоря уже о том, что и всё потребление нефти — как обычного (а не особо исключительного) топлива — есть дело временное (о чём писал не раз и повторяться не желаю), обосновывать же передел­ьное дело стали и железа надо прочно, на несомненном топливе, каким и должно считать все выше перечисленное уральское с подмогою из кузнецкого (судженского) и киргизского (экибастузского) каменного угля. Заканчивая, за­мечу поборникам специализации, ратующим за отделение стали от чугуна, что я сам принадлежу к числу поклонников большой, разумной, необходимостью обусловленной специализации, а потому одни стальные заводы рекомендую осно­вывать для рельсов и балок, вообще для больших прокатных станков, другие — для мелких, третьи — для листов, четвертые для машин, пятые для снарядов и т. д., тогда и сталь подгонят к требованию по свойствам, словом, получатся от специализации выгоды разного рода, и приученные paбoчие образуются, но это дело совершенно иное, сравнительно с отделением стали от чугуна, потому что... Но, довольно. От старого ещё можно поучиться кое-чему, а от такой новейшей „идейности", которая отделяет сталь от чу­гуна — ничему не научишься, ей самой надо ещё ... поучиться.

Итак, чугун на Урале может сильно — вдвое даже — дешеветь, сталь и железо тоже. Ныне чугун стоит 45 — 65 к. на Урале, в среднем 55 к., может же доходить до 23 — 33 к., среднее до 28 к. за пуд. Рельсы теперь стоят там около 1 р. 10 к.— 1 р. 20 к. за пуд, а могут доходить до 60—80 к. за пуд, если бессемерование^[28] станут также усердно изучать и вводить на Урале, как стали изучать мартенование. Листовое кровельное железо стоит теперь на Урале 2 р. 10 к. — 2 р. 50 к. за пуд, а может доходить до 1 р. 40 к.— 1 р. 80 к. Но этого не случится никоим образом, если чугун не подешевеет и если его количество во много раз не увели­чится, если не проведутся надобные железные дороги, если не устроятся земельные и крестьянские отношения и т. д. Без этой кучи „если" ничего сказать нельзя, и мне обходиться в ответе на З-ий вопрос даже и не следует, по­ тому что уже во 2-м из данных мне вопросов предусмотрительно поста­влено „если переработка руд достигнет возможного своего развития“. Из всего вышеизложенного легко усмотреть, что, по моему мнению, удешевление железа, как и увеличение его производства, вполне возможно на Урале, но этого нельзя ждать, сохраняя современный отношения к делам этого рода и предоставляя частной промышленности находить самой должные выходы. По моему мнению, сами по себе уральские заводы будут продолжать немного уве­личивать производство, в надежде на сохранение текущих цен, а если цены станут явно падать, не только не будут иметь сил бороться, но, по всей вероятности, станут сбавлять производство и ссылаться на невозможность уде­шевлять продукты, производимые на древесном топливе.

IV.

Какие правительственные мероприятия могут содействовать удешевлению и возрастанию производства — чугуна, железа и стали на Урале и какое при этом значение могут иметь казённые уральские заводы, руды и леса? — спрашивается, наконец, от меня.

Трудно было категорически отвечать на первые три вопроса, но на эти два не только труднее всего, но и страшно, потому что вопросы то велики и ответы поневоле коснутся дорогих для многих — личных интересов и устоявшихся отношений, вмешиваться в которые жутко, и только прямая необходимость вынуждает меня не молчать и говорить всё, как Бог на душу положил и посильный разум одобрил.

Вся будущность Урала — в руках государственных мероприятия. Так как несомненно, что правительство — в заботах о теперешнем и предстоящем благе народном — ставит ныне на первый план промышленное развитие страны, а оно не может твердо установиться, пока железо не будет в избытке и дешевизне, и так как Урал, по своей истории, по естественным условиям и по своему положению должен и может вновь стать главным поставщиком дешевого железа для Poccии, то казалось бы возможным принести для этого много жертв, лишь бы достичь цели, намеченной незабвенным родителем Императора Николая Александровича, как приносились жертвы для выполнения Его мысли о Великой Сибирской железной дороге, когда она начиналась. Но она еще не кон­чена, и уже оказывается недостаточно её одной для массы нашедшихся грузов, то есть жертвы оказались явно производительными. Так, наверное, будет и с Уральской промышленностью, если будут приняты меры к её скорому росту. По этой причине, приступая к последней части своего отчёта, я изложу свои посильные мысли о правительственных мероприятиях, необходимых, по крайнему моему разумению, для возрастания Уральской промышленности, не оста­навливаясь над расчётом того, во что это обойдется, будучи убежден, что общегосударственный выгоды сильного развития своего железного производства несомненно отзовутся в виде доходов, собираемых для казны, и что одни узко-фискальные интересы чаще всего не соответствуют благу народному и государственному, развитая же промышленность страны, без недоимок, легко уплачивает прямые и косвенные налоги. А потому перейду прямо к перечислению тех мер, которые считаю не просто полезными, но прямо неизбежно необходимыми — по моему посильному мнению.

1) Так как получение чугуна, железа и стали из руд ничем существенным не отличается от других фабрично-заводских производств, ведаемых Министерством финансов, и всецело в корне связано с торговой по­литикой страны, определяя её успешность, то Министерство, ведающее промышленностью и торговлей, казалось бы, должно выдать и всеми металлургическими заводами. Oтнесение их к Министерству земледелия и государственных иму­ществ смущает мысль жителей, намекая на особое отношение к заводам этого рода. Было время, когда земли, люди и заводы скреплялись в одно хозяйствен­ное целое, но с тех пор как произведено освобождение крестьян и их стали ведать не хозяева, а Министерство внутренних дел, землю с рудами и лесами следует ведать Министерству государственных имуществ, а заводы — Министерству финансов, как Главному управлению, сосредоточенно ведающему фабриками и заводами страны. Великие остатки старых порядков, заме­чаемые на железном производстве Урала, не исчезнут, пока всё будет сосредоточиваться в руках Горного ведомства, у которого с одними разведками руд и с надзором за их добычей — довольно дела, важного для страны^[29]. Историческая роль Горного ведомства в Poccии, правда, сосредоточивалась де­сятками лет именно на металлургии, по достойно примечания, что ведомство это, выработав таких выдающихся, самостоятельных и всему ученому миpy известных минералогов и геологов, как Кокшаров, Карпинский, Еремеев и др., не дало ни одного самостоятельного русского металлурга, хотя далось Авдеева начать даже — много оригинальных химиков. По основной идее металлургия также мало подходит к истинно-горному делу, как прядильное — к сельскохозяйственному, хотя вначале была связь. Была она, да теперь-то нет её, теперь-то дело металлургии, как предприятия сложнейшего, полного рисков и соперничеств, ничуть не монополизировано и совершенно не подходит ни к казённому хозяйству, ни к Горному управлению, тем более, что дела: геологических разведок, организация и присмотр за добычей руд и других полезных ископаемых и направление этих дел к благу народному — сами по себе приобрели громадное значение и сопряжены с большими трудностями всякого рода. Сосредоточившись на этих именно горных обязанностях, Горное ведомство сослужит новую службу родине, для которой оно поработало довольно, ведая до сих пор частными и казёнными металлургическими заводами^[30].

2) Чтобы успешно развивалась частная металлургическая промышленность на Урале и во всей Poccии, необходимо, чтобы законы о праве открытия (и ведения) металлургических (как и всяких иных) заводов были применены к современным надобностям, заводы эти могли открываться явочным (а не разрешительным — как ныне) порядком и инспекция их производилась обыч­ными (а не горными) правительственными чинами Министерства финансов. Мелкие частные заводы, открываемые иногда и без должной осмотрительности, всё же могут составлять ядро для скорого развития промышленных дел, как это видно особенно в Баку на нефтяных делах. Скорейший пересмотр всех законов об открытии и ведении заводов и фабрик, что уже нисколько лет делается в Министерстве финансов, должно считать настоятельнейше надобным прежде всего для быстрого развития металлургической предприимчивости в Poссии, преимущественно на Урале, где много местных жителей желали бы начать малые металлургические предприятия, но не получают на это от Горного начальства надлежащих разрешений. А для того, чтобы особо поощрить заводы, открываемые землевладельцами на своих землях, вдали от иных поселений (кроме заводских, конечно), мне кажется, следовало бы дать таким заводчикам особые преимущества в отношении к облегченному надзору за содержанием и ведением заводов, особенно металлургических мелких, с ко­торых могут начинаться многие крупные предприятия. В такую переходную эпоху, как переживаемая ныне Россией, казалось бы, следовало отличить мел­кие — почти ремесленные и средние — у больших землевладельцев — от крупных и чисто коммерческих, особо покровительствуя первым, как учреждаемым из нужды или по необходимости, а между тем составляющим не только конкурентов с крупными заводами, но и ядро для их выращивания. Крупные и чисто коммерческие заводы все разочтут и имеют возможность существовать с выгодой, когда действует таможенное покровительство, оно (да банки) им всё остальное окупит, мелкие же и средние — землевладельческие — не стойки и, как слабые, заслуживают, на мой взгляд, особо внимательного поощрения — не деньгами (что очень рискованно), а мероприятиями.

3) Чтобы вдохнулась новая жизнь и в крупные уральские частновладельческие предприятия, неизбежно необходимо, по моему посильному мнению, с осо­бою настойчивостью закончить все остатки помещичьего отношения, ещё существующие всюду на Урале в виде крестьян, получивших лишь усадебную землю. (Часть 2-я, приложение 40-е). При этом не должно упустить из вида:

а) что во многих местах Урала, особенно около самого хребта гор, земледелие не может служить даже для прокормления крестьян, а потому они и без обязательных отношений непременно будут искать заработков на заводах,

б) что заводчики — крупные землевладельцы, сильно озабоченные обязательными отношениями к крестьянству, ныне почти не могут улучшить своих заводских дел, имея в виду то, что через всякие улучшения непременно сокращается потребность в рабочих руках,

в) что, при общем умножении производства железа на Урале, число рабочих, требуемых для заводов, все же увеличится, хотя на данном заводе и может сократиться — при технических улучшениях — спрос на рабочих и

г) что заводчику землевладельцу на Урале придётся и впредь, как приходится и ныне, позаботиться о благосостоянии соседнего кре­стьянства, напр. об умножении числа его лошадей, потому что крупный заводчик неизбежно связан со всем соседним населением. Окончание наделов, притом, сколько я узнал при поездке на Урал, одинаково интересует как заводчиков, так и крестьян. Надо покончить благую меру надела крестьян уже по одному тому, во-первых, что она здесь незакончена, а это влечёт за собой неурядицы, а во-вторых, потому, что ясность заводских дел не может существовать без ясности поземельных отношений.

4) Одними из первых, начиная с Демидовых — двигателями всей металлургия Урала всегда были и доныне остаются посессионные заводы. Права их на землю и их обязательные отношения к казне и крестьянам так неопре­деленны, запутаны и условны, что эти отношения ныне сильно задерживают надлежащее промышленное развитие Урала. По моему посильному мнению, следо­вало бы совершенно покончить с таким устарелым способом движения про­-

литая чугунная (аршина в два, буквы более вершка) доска, хранящаяся в Тагиле, по фотографии, полученной от А.О. Жонес-Спонвиль. На ней написано:
«1702 году по iмянному его царскаго велiчества указу пожалованъ тулянiну камiсару нiкiтъ демiдову вciбipi верхотурскомъ уездЬ на ръчкъ невiъ желЬзноi заводъ да мЬсто пустое npi рекЪ тагiлЬ у магнiтноi горы i как помянутыя такъ i на ономъ мъстъ другiя заводы повелено ему строiт i размножат 1720 году началiсь строiтьсi тагiльскiя заводы без даныхъ дворцовыхъ крестьянъ собственымъ его демiдовымъ коштомъ i построiлась къ дъiству плотiна совсъмъ да две домнi 725 а другiя двъ домнi послъ смертi помянутаго камiсара демiдова достроiлъ сынъ его дворянiнъ акiнфъi демiдовъ въ 726 а къ дъiству iзготовлены къ 727 году»

мышленности, как посессия, но это дело Державной Воли не может осуще­ствиться без нарушения правильного течения дел — если в конце концов посессионеры не будут сделаны полными владельцами своих земель, остав­шихся за наделом крестьян. Ныне посессионные заводы уплачивают в 1½ раза более горной подати, сравнительно с частными владельцами. Возвышен­ная горная подать составляет как бы арендную плату за право посессии. Эту плату, казалось бы, можно было капитализировать и через то покончить с вмешательством казны во владения посессионеров. Полные же крестьянские наделы следует закончить как возможно скорее у посессионеров так же, как у землевладельцев — на правах полной собственности, потому что тем и другим эти незаконченные отношения вредят столько же, как и крестья­нам, живущим на их землях, судя по всему, что узнал.

При этом считаю долгом обратить хотя бы долю внимания на историю засе­ления Уральского края. Оно сделано предками нынешних Строгановых в XVII столетии, Демидовыми в XVIII столетии и их подражателями. Строгановы стали собственниками занятых земель, Демидовы же, Яковлевы и др. — посессионерами, а по существу между ними разности нет. Те и другие пустыни населили, к пермякам, вогулам и башкирам умели прибавить подавляющую массу русских людей, завели металлургическое и всякие иные дела на Урале, и бросовый земли окраин стали перлом Царственной собственности. Поэтому Держав­ной Воле одной принадлежит здесь окончательное решение вопроса о посессионном владении, подсказываемое тем, что около трети чугуна и железа, производимого частными заводами Урала, притом наилучшего, выделывается посессионерами. Без них не было бы уральской железной промышленности. Они же, сколько понять мог из всей поездки на Урал — и впредь будут стоять во главе железных дел Урала, то есть и всей настоящей и будущей Poссии.

5) Ныне господствующее смешение под именем „горного дела“ двух со­вершенно различных специальностей: чисто горной (с геологией, минералогией, рудничным и маркшейдерским делами — во главе) и металлургической (про­изводство металлов из руд) делает то, что надлежащих специалистов отдельных отраслей этих дел у нас череcчур мало, и если Горный институт дал не мало самостоятельных специалистов по минералогии, геологии и даже по рудному делу, то этого нельзя сказать про металлургию, и я полагаю, что ныне, когда запрос страны на металлургов велик, было бы очень по­лезно, сверх Горного института и металлургических и горных отделений в Политехнических институтах, основать именно на Урале, при Министерстве финансов, специальный Металлургический институт, как высшее учебное за­ведение, пригласив в него надлежащих знатоков этого дела. Русский народ так способен, а уральским жителям так привычна металлургическая дея­тельность, что можно надеяться на скорые практические результаты, если пер­вые профессора будут настоящими учеными металлургами. Они на Урале найдут при том много предметов и способов для приложения к жизни своих сведений. Уральская обстановка, начиная с древесного топлива, во многом иная, чем в Англии, Бельгии, Австрии или Германии^[31], а на Урале вся техника — до мелочей — дышит одним прямым подражашем этим образцам, надобна же самостоятельная приноровка научных начал к местным обстоятольствам всякого рода, а особенно к древесному топливу, оставленному Западом — по дороговизне его там и прямому недостатку. Самостоятельности тут видно мало, а она-то и нужна здесь, она-то и может выработаться в высшем местном Металлургическом институте, но конечно при одном вышеуказанном условии — внимательнейшего выбора первых профессоров, так как при учении всякого ранга, а особенно высшего, все дело в хорошем подборе учащих. Во мно­гом научном Poccия уже имеет многих, открыто вставших на пользу само­стоятельной научной разработки — но в металлургии — только подражает, хотя уже имеет Д. К. Чернова, слава которого, как основателя современного учения о стали, гремит на Западе, но не у нас, не на Урале. Сверх высшего учебного заведения, на Урале следовало бы усилить средние и низшие профессиональные школы, потому что они не только подготовляли бы к высшему местному Металлургическому институту, но и давали бы тот кон­тингент знающих деятелей, в котором нуждается всякий промышленный край. Расходы, сопряженные с открытием таких новых учебных заведений, неви­димому, могли бы значительно сократиться по той причине, что при упразднении казённых горных заводов, о чём говорится далее, освободится много казён­ных зданий, а их постройка всегда составляет крупнейший расход при откры­тии новых учебных заведений.

Подробно и особо мотивировать каждое из пяти мероприятий, изложенных выше — мне кажется, излишним, потому что все они и без того сами собой напрашиваются, рано или поздно неизбежно будут выполнены и в сущности надо только доказывать их настоятельность теперь же, когда речь заходит о том, чтобы оживить и ускорить уральское железное производство. Но эта настоятельность видна, по моему мнению, уже из одного того, что для оживления и ускорения необходимо прежде всего встряхнуть, пробудить, заставить одуматься, каждая же из вышеизложенных мер, слышанных мною не раз и с разных сторон, именно и обладает этими пробудительными свойствами, а без них старое не повернется на новый лад, как Россия вся не повернула бы по но­вому, не будь встряски, данной ей мероприятиями 60-х годов. То, что посильно предложено выше, навеяно теми же пережитыми моментами. Они на Урале от­тянуты, там ещё царят остатки старины, и хотя в ней есть свои прелестные стороны, но так много приглашающего к спячке и опасного на предбудущие времена, что долг велит мне говорить явственно: надо пробудить Урал мерами, последовательно вытекающими из начал, которых Россия держится вот уже лет 30—40. Без подобных мер — все другие не окажут того действия, какое необходимо, так как все вышепредложенные подействуют не на отдельных лиц, а на всю жизнь края, крестьянином поймутся так же, как и владетельным заводчиком. К подобным же мерам до некоторой степени относятся, конечно, и улучшения, необходимый в судоходстве и в же­лезных дорогах, в лесах, рудниках и заводах, принадлежащих казне, но уже не в таком размере, а потому я их отделяю по изложению. Но в мыслях моих все мероприятия обоих разрядов сливаются в такое гармони­ческое целое, что, выкинув из него что-либо одно, можно, кажется, все испор­тить, то есть не достичь ожидаемого. Вот эта-та условная совокупность мно­гих мероприятий меня и смущает. Одно только и можно пока до поры и вре­мени отложить — это устройство речных путей, так как они без желез­ных дорог общего влияния оказать не могут, частности же поправят сами за­водчики, если необходимость принудит их расширять свои операции и для этого пользоваться сплавом по мелким речкам вместо подвозки гужом — на дальние расстояния. По этой самой причине, хотя я и считаю водные пути могучим пособием для оживления (т. е. для умножения производительности и для удешевления чугуна — стали) Урала, но здесь писать об этом особо не буду, оставляя лишь то, что, по моему крайнему разумению, необходимо выполнить сразу, во всей совокупности общего влияния. К остальным предметам этого рода теперь и перейду.

6) Какая бы совокупность оживляющих Урал мероприятий ни осуществи­лась — без сети новых Правительством возбужденных или построенных же­лезных дорог обойтись никоим образом невозможно, потому что частные лица будут продолжать (Демидовские заводы устроили около 150 вер., Богословские около 100 вер. и т. д. своих частных ширококолейных дорог — для себя лично) строить не мало ветвей, но, преследуя, не общие, — свои личные цели и выгоды, а связь железного дела с железными дорогами так есте­ственна и так всюду велика, что, её упустив — всё упустим, что можно — по элементарной ясности предмета — даже оставить без особых доказательств, если только напомнить, что для получения с уральских заводов каждого лишнего миллиона пудов железа необходимо провезти не менее:

а) 2 млн. пуд. руды;

б) 1¼ млн. пуд. древесного угля или кокса и плавней — для чугуна;

в) до 4-х млн. пуд. дров или эквивалентное ему количество каменного угля для передельного и механического производств;

г) ¾ млн. пуд. побочных продуктов (глины, кварца, хромистого железняка, машин и т. п.) и

д) 1 млн. пуд. готового товара,

то есть в сумме не менее 9 млн. пуд., не считая людей, их пищевого довольства, корма скоту и т. п.

Теперь или всё это бе­рется под руками — но из-за этого умножить производства нельзя, или подво­зится „гужом“, то есть и медленно, и дорого. Надобность новых железных дорог для Урала так настоятельна, что об этом давно и громко говорят во всех сферах, сколько-либо интересующихся Уралом, начиная со съездов, а Министерство финансов давно преследует эту цель, посылало туда г. Былим-Колосовского и его труд издало в свет (ч. 1, стр. 21). Все это освобождает меня от сложных предварительных соображений, не устраняя, однако, необходимости перечисления главнейших или магистральных линий, к которым уже могут примыкать побочные или подъездные пути, о которых я не скажу ни слова, зная, во-первых, что сами заводчики многие из них построят и, во-вторых, что вопрос о подъездных путях на Урале и без того стоит в Правительственных сферах на текущей очереди. Но раньше, чем перечи­слять главные пути, крайне необходимые, но моему мнению, для оживления Урала, считаю необходимым заметить, что неоднократно слышал на месте, будто гужевая подвозка зимой так неизбежна для благосостояния крестьян Урала, что они без неё не могут обойтись, ибо хлебопашество не может даже прокормить массу населения, живущего ныне исключительно извозом. Здесь слышится тот устарелый голос, который не раз раздавался по всей России при устройстве железных дорог, и я думаю, что в ответ следует указать только на то, что, когда станут расширять производство Урала, по­ требуется увеличить и вырубку лесов, а она тем отличается от добычи ка­менного угля^[32], что требует много простой работы дроворубов и много под­возки лошадьми. Разочтя всё это, я пришёл к тому заключению, что, при полном развитии железных дорог и сплава по рекам и источникам, когда Урал станет производить вместо 40 млн. пуд. чугуна (как ныне) даже не все возможные 300 млн. пуд., а только 150 млн. пуд. в год, ему уже не хватит местных рабочих, как бы ни заменяли машинами рабочую силу людей и лошадей, и надо будет призывать их из других краёв — как на Донце. Следовательно, в заботах о судьбе крестьянства и об умножении и удешевлении производства, не следует узко понимать те последствия, которые проистекут от улучшений водяных и железнодорожных сообщений и от замены гужевой перевозки — паровой на большие расстояния, — малых же оста­нется вдоволь, по лесному делу даже не будет хватать.

Три разряда главных (магистральных) железных дорог необходимо уральскому железному делу, а потому и всему Уралу:

а) отпускные — преиму­щественно для беспрепятственной отправки готовых товаров всякого рода;

б) подвозящие преимущественно руды, изобильные на юге Урала, к местам, где много своего топлива и легко получить его с разных сторон, и

в) до­роги, идущие от мест, изобилующих избытками топлива всякого рода.

По­нятно само собой, что по каждому разряду таких дорог будут совершаться передвижения товаров всех видов и родов и что дорога будет тем до­ходнее и тем важнее, чем большему числу грузов — в ту и другую сто­рону — она ответить, но я не могу здесь вдаться во все сложности вопросов, при сем представляющихся, и считаю — по цели своего отчёта — необходимым иметь в виду прежде всего железное дело Урала, посторонних же целей касаться лишь вскользь. В этих видах мне немногое надобно сказать и об отпускных железных дорогах. С них и начну.

Долгое время — до 1896 г.— Центральный Урал, хотя имел (с 1878 г.) свою железную дорогу (сперва от Камы до Екатеринбурга, потом — до Тюмени), не имел вовсе железнодорожного сообщения с центром России; товары с него все должны были двигаться водой, преимущественно на Нижний, системой Чусовой, Камы и Волги. Нельзя требовать, чтобы развитие края и особенно железного в нём дела шли скоро и к удешевлению, если настоящий сбыт был только на ходячие сорты и раз в год, если оборотный капитал ворочался только через полтора — два года и если нельзя было ловить выгодных случаев и брать сколько-либо сложные заказы — из-за отсутствия путей для срочной доставки. Когда прошла через Миньярский, Усть-Катавский и Златоустовский заводы Великая Сибирская дорога, её интересы заставили соединить Екатеринбург с Челябинском. Родилась железно-дорожная связь Урала с остальной Россией. Случилось это в конце 1896 г. Влияние ясно уже теперь, особенно на развитие Кыштымских и Уфалейских заводов, лежащих вплот­ную на Челябинской ветви. Но далеко влияние это простираться не может не только потому, что на Уральской железной дороге лежат преимущественно казённые — мало деятельные — заводы и мало частных, но и потому, что обход далёк: надо спуститься сперва на юг, а потом подниматься на север не на десятки, а на многие сотни вёрст. Выход на восток — в Сибирь — образован кроме В. Сибирской дороги ещё Тюменской дорогой, но Тура, на которой стоит Тюмень, маловодна, а товаров идёт множество, дорога же не сильная — постоянная залежь и существуете, особенно в навигационное время, как то, когда я сам видел на складе миллионные залежи дорогих товаров. Выходов и теперь мало, развиваться делу металлургии Урала и нельзя. Же­лезнодорожный выход или прямо на Петербург, или на Нижний или на Москву, хотя бы на Казань — настоятелен не только для всех сибирско-тюменских гру­зов, но и для железных с Урала. Без такого выхода — нельзя ждать ни скорого роста железного дела на Урале, ни скорого удешевления железных товаров, им производимых. Пермь-Котласская железная дорога, по видимости, наиболее прилична для того, чтобы достичь этого выхода, но она, пока что, уперлась не туда, куда Уралу и Сибири надо поскорее хороший выход, а потому от Вятки, или как там иначе, железная дорога на столицы или на Нижний неизбежно нужна, если не составится других проектов, в которые входить здесь неуместно. Но новые и многие выходы для усиленного отпуска уральского железа не­обходимы не только к центру Европейской Росши, но и во все стороны, осо­бенно к востоку, югу и юго-востоку, куда теперь явно направляется много свежих русских сил, где ещё кучи нетронутых богатств и где — при раз­витии тех краёв — железа потребуется множество. Без этих выходов сотни миллионов пудов железа Уралу не сбыть в Европейской Poccии. Промышлен­ное воздействие Poccии на центральные степи Азии и на всю Западную Сибирь должно совершиться не иначе, как через посредство Урала и туда надо явиться с избытком готового и дешевого железа, так как без него ни­чего передового не создается. Поэтому пути сбыта уральскому железу на во­сток и на юг необходимо подготовлять не только для выгод самого Урала, но и для удовлетворения всей исторической роли Poccии — в Азии. О том, с чего здесь, по моему мнению, следует начинать, говорить много тут незачем, потому что прямые интересы топлива заставляют, как сказано далее, оза­ботиться о железной дороге на Тобольск — к Иртышу, идущему и в Китай, там ещё судоходному, а интересы рудного дела на Урал заставляют меня далее говорить о необходимости железной дороги от Магнитной вдоль Урала, а эти линии и составят начало путей с Урала на восток и юг. Всего этого я касаюсь только вскользь, зная, что интересы быстрого роста Азиатской Poccии и степных частей Азии и без меня всеми передовыми русскими понимаются хорошо, а потому и у Правительства всегда в виду. Но я не умолчал об этом потому, что от нас в Азии проникнуть ближе всего через Урал, а наше влияние там требует, чтобы мы туда явились с массой железа хорошего и дешёвого, каким может быть скорее всего одно уральское. Если за то время, пока будут строиться дороги и станет сильно возрастать уральская производительность, русский юг и русский центр так умножат своё железное производство (а это и возможно, и очень желательно), что с Урала в Евро­пейскую Poccию пойдёт не 200 млн. пуд., как возможно теперь, а какая-нибудь сотня миллионов пудов, то железо наверное у нас сильно подешевеет, и уральское найдёт себе больше сбыты на юг — к центру Азии и на восток — в Западную Сибирь. Нельзя требовать с уральцев, чтобы они не думали о будущей судьбе своего сбыта, а потому неизбежно позаботиться о дорогах на юг, юго-восток и восток от центрального Урала. Это принято мною во внимание, когда я обсуждал перечисленные далее четыре железных дороги, сейчас надобных Уралу, если от него спрашивается умножение про­изводства и удешевление железа.

Эти четыре дороги назовём для краткости: Тобольской, Магнитной, Кыштымской и Егоршинской, потому что первые начнутся от Тобольска и от Магнитной горы, а две последние пройдут через Кыштым и через Егоршинские копи антрацитистого каменного угля. Их проведение обеспечит Уралу не столько новые пути сбыта готовых продуктов, сколько доставку — и соперничество новых видов топлива и новых руд, идущих с юга. Если существующая ныне железная дорога от Кушвы (Благодати) до Челябинска идёт почти с севера на юг, имя Урал с запада, то Магнитная дорога, пройдя в Пермь, на запад от Челябинской ветви, и Егоршинская дорога, пройдя через Ирбит и Каменский завод (где теперь есть уже часть предполагаемой дороги), могут также считаться идущими почти в меридиальном направлении, с юга на север, по обе сто­роны ныне существующей дороги. Вкрест к ним, почти по параллели, идёт дорога от Перми на Тюмень. По тому же почти направлению с запада на во­сток пойдёт Тобольская дорога, начинаясь у Кушвы и Верхотурья, и Кыштымская дорога, предполагаемая от Омска до встречи с Магнитной дорогой. То­больская будет самой северной из западно-восточных, Пермь-Тюменская и Кыштымская следуют за ней, а Великая-Сибирская будет самою южною из этих дорог, идущих почти по параллелям. Такая сеть искрестит Урал вдоль и поперёк и, вследствие узловых встреч, вся сеть может снабжаться товарами со всех концов и во все направления. Южные углы её будет натя­гивать Великая Сибирская дорога, северо-западный угол — Котласская дорога, а северо-восточный у Тобольска — громаднейшая система Оби и Иртыша. Размеры сети найдутся из того, что между Тобольском и Пермью около 900 вёрст, между Пермью и Магнитной около 600 вёрст и по Кыштымской линии от Магнитно-Пермской дороги до Омска около 700 вёрст. В сумме для 4-х новых путей, мною считаемых, надо построить менее 2 тыс. вёрст. Перечислю вкратце услуги, которые можно от них ждать.

Тобольская жел. дорога, начинаясь от Кушвы и пройдя через Верхотурье (на Туре) и Тавду, дойдёт до Тобольска через казённые леса, и может до­ставлять уральскому промыслу много лесного материала. Я уже упоминал не раз, что частная компания „Ермак“ проектирует линии от Кушвы до Тобольска, но важность этого пути такова, что мне кажется её следовало бы сделать и общедоступной, и твердо установленной помимо обстоятельств частной компании. Исторически важный, ещё и ныне сохранивший своё первенствующее значение на системе Оби, Тобольск удалён от всех железных путей, а потому, как город, лежащий при впадении Тобола в Иртыш, недалеко от впадения его в Обь, сам по себе — по массе грузов (хлебных, рыбных и лесных) нуж­дается в прямой связи с сетью русских железных дорог. Но помимо всего этого указанная железная дорога чрезвычайно важна для Урала по той причине, что даёт ему много топлива, благодаря громадности бассейна Иртыша и Оби, где лежат неизмеримые массы лесов, и сама пройдёт через казённые леса, следовательно, может доставить Уралу новые большие запасы топлива, напр. в виде древесного угля и кокса с верховьев Иртыша, что составит чрез­вычайно важный ресурс — продажного топлива, могущего быть источником для основания новых железных заводов Урала. Тюменская ветвь Уральской дороги никак не может выполнить той роли, которую будет иметь Тоболь­ская железная дорога, потому что Тура маловодна и на ней грузы в не­сколько миллионов пудов ежегодно замерзают, да и путь во время навигации всегда завален избытками клади. Притом из богатой и обиль­ной хлебом Западной Сибири (т. е. из Тобольской и Томской губерний, или из всего бассейна Оби и Иртыша) мало двух нынешних железнодорожных выходов (по Великой Сибирской дороге и по Тюменской) даже в настоящее время. Родившись в Тобольске и вновь увидев ныне его исключительно благоприятное географическое положение, я считаю соединение Тобольска с сетью русских железных дорог первейшим и настоятельнейшим способом для оживления всей Западной Сибири, для облегчения уже ныне перегруженной части Великой Сибирской дороги и для особого оживления уральской металлургии, а потому осмеливаюсь рекомендовать этот путь поставить на первую очередь. По Тобольской ветви с северного Урала пойдёт много его железа в Сибирь — на систему Оби и Иртыша. А по направленно к Уралу, кроме всяких сибирских грузов, по этой дороге придёт лес и древесный уголь, что даёт доходы казне, так как тут все почти леса казенные. Этого тобольского лесного топлива хватит на многие десятки миллионов нового железа, ко­нечно, не сразу, а при постепенном развитии оборотов с лесом в этих тобольских краях, где березу и за лес не считают, потому только, что она ни на шпалы, ни на стройку не годится тут построят свои заводы. Развитие железных дел на северном Урале ждать нельзя, пока не будет проведена эта дорога. А она вызовет здесь сильное оживление предприимчивости.

Магнитно-Пермская жел. дорога. Если Тобольская железная дорога будет служить преимущественно для увеличения массы древесного топлива, доступного рудам Урала, то необходимо снабдить его и ж. дорогой, подвозящей руду. Юг Урала явно богаче всех других частей Урала превосходными железными рудами. Весь же западный склон Урала сравнительно беден хорошими рудами, а обладает лесами, каменными углями и заводами. От горы Магнитной и от Комаровских рудников (богатство которых — несметно) особенно полезен был бы (даже сверх предположенного пути на Челябинск) путь на Пермь через Белорецкий и Артинский заводы, потому что здесь на пути ещё много лесов, и бакальская руда (также, как и комаровская, при помощи под­возной ветви) могла бы отчасти поступать также на этот путь. Хотя он пройдёт параллельно Екатеринбургско-Челябинской ветви, но обслужит запад­ный склон Урала, ныне сравнительно мало деятельный — преимущественно по причине удаленности от главных центральных богатых уральских рудни­ков. Притом ветвь эта даёт новый выход некоторому избытку грузов, уже ныне заваливающих Челябинско-Уфимскую часть Великой Сибирской дороги, и отвезёт их прямо на север к Перми и далее — во всю Евр. Россию.

Омско-Кыштымская железная дорога. Для облегчения Великой Сибирской железной дороги круглый год и для сбыта разнородных товаров степной части Западной Сибири и Киргизской степи, а также и для оживления всей уральской деятельности был бы, по-видимому, полезен железнодорожный путь, уже не раз намечавшийся, от Омска через Кыштымский завод — не на Казань, как предлагалось, а только до встречи с вышеуказанной дорогой, соединяющей Магнитную гору с Пермью. Путь этот может принять много хлебных гру­зов, необходимых Уралу, свезёт его продукты к Иртышу и — что очень не­ маловажно — через него может доходить к центру Урала много кокса и ка­менного угля из Деровских копей, да и руду могут по нему получать многие уральские заводы с Магнитной и др. южных рудников.

Егоршинская железная дорога. Четвертой из дорог, полезных для оживления и обновления деятельности Урала, я считаю небольшую железную дорогу, пересекающую Тюменскую ветвь и совпадающую с построенной (но мало действующей) ветвью через Каменский завод, с тем, чтобы на юг ветвь эта уперлась в линию Омск — Кыштым, а затем, пройдя Каменский завод, прошла бы через Егоршинские каменноугольные копи и дошла пока до Ирбита — как торгового и металлургического центра, а впоследствии соедини­лась бы с Тобольской линией. Если эта последняя доставит древесное топ­ливо, особенно же древесный уголь (как более концентрированный вид топлива), то Омско-Кыштымская и Егоршинская дороги снабдят уральское железное дело каменноугольным топливом и коксом, что они могут сделать тотчас после устройства этой ветви. А когда она дойдёт до Тавды и Тобольской линии, то тут число заводов и производств вырастут. Словом, те железные дороги, которые здесь предлагаются^[33], имеют в виду доставить на весь Урал руду с юга, ныне доступную только малому числу южных заводов, а топливо древесное и каменноугольное с востока распределить для желающих на все заводы. Вывоз всех этих продуктов может обеспечиться на круг­лый год и через одно это повернутся громадные новые капиталы, они создадут новые заводы — там где выгодно подвезти руду. Явятся свободные рынки руды и топлива, чего теперь нет и что необходимо ради умножения производ­ства. Ныне надо быть землевладельцем и очень крупным, чтобы начинать железное производство на Урале, а тогда можно будет где-то, в подходящем месте, хоть крестьянину на своей надельной земле, затевать либо маленькое, либо и громадное новое дело. И дела начнут расти как грибы, или как росли нефтяные предприятия в Баку, в оны времена — на глазах у меня. Повезём тогда — хоть через Обскую губу — железо к англичанам, свой рынок наполним и доведём цены до небывало малых. Все дело в — но­вых силах и дорогах.

Когда, в конце 60-х и в начале 70-х годов, я говорил все это про бакинскую нефть — в глаза мне смеялись, называя „профессорскими мечтаниями“ — теперь, когда то сделалось, говорю ясно: выполните немногое, о чём пишу, и... повезут уральское железо в Англию опять массами, с рельсов начиная. Пусть смеются, мне все равно, а будет так, коли ничего не выкинется из крайне необходимого, не урежется из целого и навеянного поездкой и долгим обдумыванием. Но надо и остальное, о чём остается ещё сказать, тоже не выкинуть. Да и оно не очень сложно, и оно хоть временно потребует денег, но быстро их станет возвращать — сторицею. А если только выкинуть либо — то, либо это — лучше и не затевать, толку мало будет. Железные дороги, сделавши — надо не забыть и про банки, дела эти близки: сносятся скоро и много, надо и денег много и оборот им скорый, ибо банк есть железная до­рога деньгам. Это так ясно, как различие „гужевой“ от „“железнодорожной тяги — не стоит над этим и задерживаться, так как теперь надо ещё отве­тить на 5-й вопрос (ч. 1-я, стр. 12-я), то есть, сказать по совести о том, что за роль при оживлении уральскаого железного дела, думаю я, должна принадлежать казённым заводам, рудам и лесам. К этому и перейду. Без правительственных мероприятий их современная роль, конечно, не изменится, даже и не должна измениться, а потому все, что здесь могу сказать, причисляю по порядку к счёту правительственных мероприятий, посильно предлагаемых мною лишь потому, что меня о том спрашивают. Мнение своё говорил и говорить буду откровенно, ничего не пряча ни между строк, ни себе на уме, а ска­завши, замолчу, займусь своим делом, благо всегда его кучища целая — на череду.

В вопросе, касающемся казённых заводов, лесов и руд, есть кое-что общее, но есть не мало и различного, так как предметы относятся даже к разным „царствам“ по своей природе. Поэтому лучше говорить о каждом— порознь.

7) Так как казённые железные заводы, учреждённые преимущественно для надобностей военной обороны страны и как образцы для частных заво­дов, потеряли ныне совершенно свое последнее значение, а те, которые ока­жется нужным сохранить для надобностей военной обороны, могут быть с удобством переданы Военному и Морскому Министерствам и, так как заводы эти, что общеизвестно, постоянно приносят одни только убытки, то, вообще говоря, казенные железные заводы, казалось, следовало бы немедленно закрыть, как таковые, передав их во владение или в арендное содержание частным предпринимателям, с тем, что они могут получать руды и лес из казен­ных дач за определенную, заранее обусловленную плату и с другими соот-ветственными, но отнюдь не тяжелыми, а напротив того, облегченными условиями — дабы через то частная металлургическая деятельность стала развиваться на Урале, при содействии новых предприимчивых сил. Мне много бы при­шлось излагать разного рода данных, чтобы подробнее обставить вышеприведенные положения, напр., даже явную убыточность казённых железных за­водов, но я этого не считаю надобным делать в этом отчёте, потому что предмет этот много раз и подробно рассматривался в правительственных сферах и краткого изложения не выдерживает по своей исторической слож­ности и отчетной запутанности^[34]. Мне, строго говоря, нет и надобности ка­саться прошлого и настоящего казённых железных заводов по существу, так как от меня спрашивается лишь посильное мнение о значение казённых заводов по отношению к умножению уральского производства и к удешевлению железа на Урале. Поэтому я просил моих сотрудников посетить некоторые казённые заводы, отчеты их даны в 1-й части и показывают явно как невысокий в них уровень техники, так и сравнительную дороговизну ведения дел. Это знать полезно для суждения и для ответа на вопрос, мне заданный. Но сущность моего ответа, мотивируемая отчасти указанными сведениями, опре­деляется не ими одними, а соображениями, относящимися к будущей возможной постановке уральского железного производства.

Казенное заводское хозяйство, иногда неизбежно необходимое, наименее под­ ходить к тем требованиям, какие ныне должно предъявить к уральской металлургической промышленности, ибо она должна и в силах — более чем другие края Poccии — быстро удешевить железо и сильно умножить его произ­водство, а это не может совершиться без рисков и соперничества, которые совершенно не подходят к казённым предприятиям^[35]. Поэтому я смотрю на необходимость закрытия казённых железных заводов не столько как на средство сократить казённые расходы, сколько как на единственный способ легко ввести на Урале, куда стремятся уже многие, новых частных предприимчивых капиталистов, борьба которых должна служить умножению количества и удешевлению железа. Без этого мало где сразу могут учредиться новые заводы, а от них одних можно ждать полного оживления всей уральской деятельности.

Вот где причина того, что я не вижу иного исхода уральской железной промышленности в желаемую сторону, Poccии крайне надобную — как в прекращении казённого хозяйства на Уральских заводах. Поэтому в словах „единственный способ“ заключается главное побуждение моё, когда я предлагаю сразу покончить с казёнными „горными“ заводами. Те же люди, те же сред­ства, тут же рядом дают иные результаты — доходы, а не убытки, как только дело попадает в частные руки. Прежде не было предпринимателей, а железо требовалось, и надо было — хотя казенным, дорогим и непрактичным способом — доставить его, чтобы не зависеть от иных стран в этом важном деле. Теперь иная эпоха. Железное дело стало выгодным, образуются на юге, в центре Poccии и на самом Урале крупные компании (на Урале, напр., Богословская, Уфалейская, Волжско-Вишерская, Урало-Волжская, Кам­ская и др.); если не все они доходны, то большинство наверное доходны, и к этому делу рвутся. И все, вновь приходящие, дело организуют на новых началах, влагают новые капиталы, сильно увеличивают производительность Poccии. Рост железного дела у нас очень скорый и показанный в числах (стр. 9-й, часть 1-я), весь от этих новых компанейских дел и зависит. Капиталисты давно бы многое сделали и в центра Урала — да нельзя, места нет тут никому новому, все занято, они и кинулись на север (напр., Волжско-Вишерское Общество) и на юг (напр., Урало-Волжское Общество), а корень дела, центр, старый Урал и остался при старом с казёнными заводами во главе — оттого и „медленность“, разведать которую меня и послали. Конечно, когда построятся дороги и явятся свободные рынки топлива и руд — о чём говорилось ранее — явятся новые предприниматели или в виде грибов, растущих из местных, почвенных запасов (их я и желаю более всего, надеясь на скорый рост которых из них), или в виде новых „коммерческих“ и акционерных предприятий^[36]. Явиться то явятся тогда новые дела, но все же не могут быть их операции ни быстрыми, ни очень крупными, ни очень уве­ренными, если останутся казённые заводы, так как они заняли лучшие места, к ним провели уже железные дороги, около них уже сложились традиции и казне — невольно — жаль будет видеть „свои“ заводы захудалыми, она — осо­бенно при единстве управления „своими“ и частными заводами — часто будут невольно отдавать перевес требованиям „своих“ заводов. Если теперь они в убыток и не малый, то что же может быть, когда цены пойдут на боль­шую сбавку? А в сбавке цен — весь узел дела, главный интерес России, сбавка же эта экономически немыслима без умножения производства в центре Урала, где все занято. Тут как ни ломай голову, выход единственный: — убыточные казённые заводы передать в частные руки. Не будет это выполнено — все другие усилия принесут только долю плодов, и скорого умножения и удешевления железа на Урале — не дождаться ни мне, ни поколению нашему. Так всё это связано одно с другим, как в песне — слова не выкинешь.

8) Иное дело руды, принадлежащие казне. Их не мало, хотя на Высокой — всё в частных руках. Благодать вся у казны. На Магнитной и в Бакалах многое у казны, хоть и не всё. Но, если я буду рассуждать о будущности Урала в том смысле, какой желательно осуществить по моему посильному мнению, то с выделением в Горное ведомство только одних истинно „горных“ дел (т.е. геологических, разведочных, рудных и т.п., но без завод­ских), уверен в том вполне, чины Горного ведомства примутся усердно за подлинные разведки на Урале и наоткрывают громадные массы железных и всяких иных руд на Урале и там, где разные Чумины — ничего найти не в силах, так как надо искать их и под землей, а туда фонарь вносит — ранее рудокопа — только наука горная. А так как земель у казны вдоль Урала — многие миллионы десятин и повсюду, то и на них наверное найдется много руд. Моё посильное мнение сводится к тому, чтобы казенный руды (как и казённые каменно-угольные месторождения), теперь известные и вновь горными чинами открываемый^[37] и разведанные, все эти руды и рудники оста­вить за казной в собственность навсегда, как резерв — не для потомков — те найдут новые источники — а для современников, чтобы сбить цены на руды железа на Урале. Высокая (см. ч. 1, стр. 370) разбита на доли, тут новому заводчику, новому сопернику пожалуй пуда руды не продадут, и я не осужу, на том свет стоит. Комаровский рудник со своими неисчерпаемыми богатствами (100 миллиардов пудов уже насчитали там запаса, а ещё многое и не считали рядом) — в частных руках, большая доля Магнитной тоже, но в других, которые однако когда-нибудь могут столковаться с первыми и монополику затеют или, вернее, стачку. Этого не будет (и этого допускать нельзя), если казна свои руды со своих рудников будет предлагать — в малых долях и делянках — всем и каждому за невысокую, заранее определенную, раз установленную — лет хоть на 50 — плату, чтобы всякий желающий мог ту руду иметь по заведомой цене. Тогда частные-то владельцы неисчерпаемых запасов, поневоле, будут делать уступки, дело-то и пойдёт на лад, то есть будет возможность быстро и верно рассчитывать новые желез­ные дела всяких размеров на Урале — что и требуется в интересах нашей страны. Казна тогда будет полезнейшим резервом и сама поможет — уде­шевить железо и умножит его производство на Урале — да без убытка себе, напротив, с явным и верным барышом. Пусть цена за право выработки бу­дет назначена всего только по ½ коп. с пуда руды или хоть по 1 коп. с пуда железа, в руде находящегося — ведь при каждой сотне миллионов пудов до­бычи железа получится доход в 1 млн. рублей, а расходы будут для разведок и присмотров меряться не более, как десятками тысяч рублей в год. Если и добычу затеять, она даже при казённом хозяйстве, наверное, обойдется не дороже 2 коп. с пуда руды, если будет вестись в большом виде (где надо, конечно), да в таких местах, как Благодать, Магнитная или Бакалы (т.е. раз­носами, при которых и весь-то расход на взрывные работы, да на свалку). Пусть будет та продажа как отводов, так и готовой руды выгодна казне, она будет выгодна и заводчикам, потому что все поравняются, если цена объ­явится заранее. С торгов, конечно, кусок продать можно много выгоднее, но многого не продать, да и легко этим путём создать своего рода монополизм, а ни сама казна, ни её формы продажи — именно и не должны допускать до этого. Одно, да и то с большой оглядкой, исключение можно до некоторой сте­пени дать тем, кто купит или арендует казённые заводы, так как поку­пателю нельзя не обеспечить себя рудами при самом заключении условия.

И при этом, как и при следующем — последнем — пункт надо повто­рить вышесказанное: все сделается, а этого не сделается — как должно — успех поколеблется, а затянется дело — могут родиться новые непредвидимые ныне обстоятельства и сочетания. Говорю все это громко, рискуя даже пока­заться иным — чересчур абсолютным. Но лучше пусть обвиняют в чём кому угодно, только скажу всё до конца, так как хочу с этим делом по­кончить, и арендовать казенные заводы или покупать руды не предполагаю.

9) Руда — дело всё же темное, нужно много приглядеться, чтобы его видеть прозрачно и вперед, новой не народить. Лес, этот горючий фундамент под железным делом Урала, весь на виду, и его у казны такая уйма около Урала, что, казалось бы, с ним можно распорядиться посвободнее, то есть продавать с заводами, как проданы леса Богословского округа. Но я без всякой приноровки к текущим воззрениям и к бредням социалистического пошиба, а просто напросто в виду устранения всяких поводов к возможности тени мо­нополизма в железном деле Урала, думаю, что казенные леса все, за изъянами разве 10—20%, не только в Пермской, Вятской и Уфимской губер­ниях, но даже и во всей северной части Тобольской — вплоть до Иртыша и Оби, следует лет на сто, по крайней мере, сохранить за казной во всей их целости, ведя общее правильное лесное хозяйство на всем этом узле обширнейших водных систем. Тут у казны, как видели, не менее 20 млн. де­сятин. Это резерв громадный. Его следует на столько сохранить, чтобы через 100 лет было не меньше у казны. Для этого прежде всего в тех лесах не следует выделять крестьянские наделы, потому что крестьянин — земледел, по существу, есть истребитель лесов. Земли иной, в иных ме­стах без этого хватит на всех желающих. А весь уральский лес должен получить назначение — остаться в целости. Но это требует лесохозяйственных мер, а он расходов, и немалых. Однако, приняв во внимание нужду в железе и великую для того пригодность именно при-уральских и ураль­ских лесов, тут легко выйти не с убытком, а с явным и не малым доходом, назначив „попенную“ плату разумную и совершенно определенную заранее на долгий срок, напр., лет на 50 вперёд. Такой платой для мест близких к рекам и железным дорогам, я со своей стороны считаю 1 р. с куб. саж., для мест же удаленных от рек и железных дорог, равно и для мест очень северных, труднее эксплуатируемых, та плата должна быть постепенно сбавляема — копеек до 25 с куба „попенных“ . Сдача в долгосрочную аренду, мне кажется, должна практиковаться только для заводчиков, обязующихся выплавлять столько-то чугуна в год, а для остальных должна вестись на сроки краткие, лет на 10—20 не более, и по жребию, а не с торгов, где набавка цен может иметь только кажуйся фискальный интерес, а не будет отвечать государственной надобности в скором и верном развитии железного дела на Урале и в удешевлении там чугуна, железа и стали. Да и сумма доходов у казны тогда выйдет, вероятно, наибольшею, потому что на дешевом топливе, от казны легко получаемом, скорее всего можно ожидать возникновения сразу многих предприятий всякого размера, а они то и надобны для скорого роста железного дела на Урале.

Развивать все это до мелочей мне здесь вовсе не прилично, на то есть своё — Лесное ведомство, от просвещенных представителей которого я не раз слышал много прекрасных мыслей о лесном деле в уральских краях.

Неуместно мне входить здесь также и во многие другие стороны дела, хотя близко соприкасавшаяся с выработкой железа (таковы, напр.: вопрос о правах на „недра“, долженствующий встать на очередь тотчас за полным уяснением прав на ,,поверхность“ земли; о правах на „отводы“, о ссудах, о банках и мало ли ещё какие иные вопросы Урала), но уже более общего характера и притом требующие особо подробного рассмотрения и изложения. А мне пора кончить, потому что и без того книга вышла гораздо большей, чем можно было рассчитывать, приступая к её составлению. Виною этому первее всего — обширность Урала, его безграничные богатства, едва початые, и важность задач, выпавших на составителей книги, положивших в неё крайнее своё разумение и спешивших изложить узнанное так скоро, как только было возможно. По причине этой спешности (ч. 1-я, стр. 19, выноска) да простят нам возможные у каждого пропуски и ошибки. Но не прощайте мне, когда не оправдается уверенность в полном успехе, если выполнится то, о чём говорил выше. Выполнить это можно года в два или три, и если чрез пять лет после выполнения всего вышеуказанного, спокойный ход русских дел — как ныне — сохранится, а железо на Урале не станет дешевле, чем в Германии, Франции, Англии и Бельгии, я буду виноват, хотя бы и не дожил до того времени. А если жив буду и оправдается — порадуюсь от всего сердца. Но сперва — надо выполнить, и без пропусков, все то, о чём говорено выше. Если же упущения сделаются, хотя бы на вид и малые (в роде отнесения железных заводов к тому или иному Министерству) вину на меня прошу не налагать, по­ тому что в природе дела связь всех 9-ти перечисленных мер несомненна.

Отправляясь на Урал, я знал, конечно, что еду в край, богатый железом и могущий снабдить им Россию. Поездивши же по Уралу и увидевши его железные, древесно- и каменно-угольные богатства глазами не только своими, но и трёх моих деятельных спутников, я выношу убеждение неожиданное для меня: Урал — после выполнения немногих, не особо дорого стоящих и, во всяком случае, казне выгодных мер — будет снабжать Европу и Азию большими количествами своего железа и стали и может спустить на них цены так, как в Западной Европе это просто немыслимо. Такое убеждение сторицею вознаграждает меня за труды поездки и позволяет спокойно при­няться за другие дела, стояния на моём череду. Вера в будущее России, всегда жившая во мне — прибыла и окрепла от близкого знакомства с Уралом, так как будущее определится экономическими условиями, а они — энергeю, знаниями, землею, хлебом, топливом и железом, более чем какими бы ни было средствами классического свойства.

Д. Менделеев.

27 октября 1899 г.

---

1. А на 1899 г. едва-ли цифра производства не будет более 150 млн. пудов
2. В этот критический момент станет наступать сильное удешевление и, ко­нечно, произойдете «кризис», т. е. все плохо рассчитанные производства — поко­леблются. Это, надо думать, случится не позже, как через 5 лет, если не будет войны или иных потрясений. Благоразумие заставляете предвидеть это и подготовлять сбыт избыткам в Азии — как показываю далее — в Зап. Европе
3. Всего у графа С.А. Строганова в Пермской губ. земель 1.559.903 десятин (т. е. почти в два раза более Черногории, почти равняется Вюртембергскому коро­левству), в том числе лесу 1.476.663 дес., а именно в тысячах десятин:

   Округа:	Усоль ский	Кувин ский	Инвен ский	Ильин ский	Добрян ский	Очер ский	Кыно вский	Билим баевский	Уткин ский
   Всего...	331	283	230	74	260	114	132	71	66
   Лесов...	320	275	221	68	253	95	123	57	64

   по сведениям, любезно сообщенным мне управлением имений графа С.А. Стро­ганова

4. Напр. Кыновскому заводу руда обходится по 10—11 коп. за пуд и везётся отчасти с Благодати. Уткинскому заводу часть руды обходится по 15 коп. и везётся также отчасти с Благодати
5. Земли кн. Абамелек-Лазарева, кн. Голицина и некоторых других прежде принадлежали роду Строгановых; отошли в приданое или иными путями ранее майоратства
6. Север Урала и даже самый его юг, т. е. места севернее Богословского округа и южнее Златоустовского, правда, доступны для начинателей, но начало всегда «медленно» само по себе, а тут и подавно, потому что надо начинать с дорог (водяных, трактовых и железных), так как их совсем нет. Тут «медлен­ность» совершенно понятна
7. Сколько сам видел и слышал, вся она связана с порядками, бывшими лет сто сему назад, а вовсе не навеяна какими бы то ни было новомодными социалистическими утопиями, как кажется иным утопистам. Кончатся наделы, да справедливо, все старое быльём порастет.
8. Но всё же Уральская жел. дорога обслуживает край и её местное значение год от года растёт. Для доказательства привожу краткое извлечение из цифр, доставленных мне многоуважаемым А.М. Повалишиным, а именно сравнение 1898 с 1888 г.

   Уральская ж. д. (все ветви).	1888 г.	1898 г.
   Валовой доход, млн.руб.	5,2	9,2
   Валовый расход, млн.руб.	3,3	5,3
   Разность, млн.руб.	1,9	3,9
   Общий пробег паровозов, млн. вёрст	2,5	5,5
   Пробег поездов, млн. вёрст	1,9	4,2
   Перевозка пассажиров, тыс. чел.	480	1185
   Средняя выручка с пассажира, копеек	145	90
   Перевезено частных грузов, млн. пуд.	43	87
   Средняя выручка с пуда груза, копеек	9,1	7,8
   Ср. год. пробег тов. вагона, тыс. вёрст	13,5	20,8
   Ср. год. пробег паровоза, тыс. вёрст	15,3	39,7

9. Топливо жидкое и газовое — самое совершенное во всех отношениях — ныне не умеют ещё применять к добыче железа прямо из руд в большом (заводском) виде, хотя в лабораториях легко можно получать железо этим путём и хотя попытки существуют разные, но до сих пор мало успешные: сперва надо добыть ныне чугун, а из него получать железо и сталь. Они подешевели бы ещё и ещё от открытия способов газовым топливом прямо получать их из руд, если бы газовые двигатели (см. ч. I, стр. 30 — 34), действующие доменными газами, не дали нового исхода делу и не обещали крайнее удешевление и оплату большей части топлива, затрачиваемого при доменном производств. Я полагаю, однако, что придёт со временем опять пора искать способов прямого получения железа и стали из руд, обходя чугун, но теперь, пока, газовые двигатели, действующее доменными газами, удовлетворяют интересам нашего времени
10. Эти раcсчёты взяты по обычным современным нормам и при условии пере­дела — рядом с домной. Если чугун отвозится на передельный завод и окалина, огарки и пр. не возвращаются в домну — руды надо больше. В лучших же современных условиях и руды, и топлива — расходуется немного поменьше.
11. Пользующихся железными рудами и топливом рассматриваемой области
12. Пока там не найдут каменных углей, руды-то найдутся.
13. На Урале это так, но в Англии или Германии — не так. Там и теперь руд не хватает, а лет через 50, коли не ранее, наверное, повезётся к ним наше, с Урала, железо — и мы будем ставить им цену железа.
14. Это простое и естественное следствие экибастузских богатств уральцы упускают из вида. На мой взгляд туда, на Экибастуз, много выгоднее везти руду, а оттуда увозить железо и сталь, чем везти кокс из Экибастуза на Урал, так как и тут надо строить новые заводы, если дело идёт об умножении добычи железа. Poccия же с азиатскими краями поглотит и всё донецкое, и всё уральское, и всё экибастузское железо — давайте его только дёшево. Это все многие упускают, а потому и считаю надобным говорить, хоть коротенько.
15. В куб. сажени всего 343 куб. фута, но из них 123 куб. фута (около 36%) должно счесть на пустоты, остающееся между бревнами, при кладке и измерением куб. сажени дров.
16. Как химик и сельский хозяин, знаю, что урожай лесов может (особенно на песках) уменьшаться от истощения почвы; но, во-первых, на горах идёт и выветривание, добавляющее в почву истощаемые зольные начала, и, во-вторых, шлаки, включая щелочи и проч. элементы золы, надо вывозить в леса, чтоб воротить в почву её утраты. Придет впереди время, когда за лесом приглядят не меньше, чем ныне зa пашней, станут и удобрять — где и чем надо. Ведь лес даёт в год не меньше твердого, сухого растительного продукта, чем пашня. Ещё лесу послужит будущее, леса с годами выгадают в уважении народов и стран.
17. От хода «рабочего» вопроса, от относительной цены золота, от направления политики и от возобновления блаженной памяти — войн.
18. Мировой ценой я называю среднюю цену товара в море, на корабле — без цены, которую следует уплатить за доставку к порту. В ней, очевидно, нет ни пошлин, ни барышей всякого вида торговли.
19. Главнейший из моих дальнейших здесь выводов гласит: чугун на Урале должен быть дешевле, чем в остальной Европе. А если так, то придёт свое время, когда его с Урала будет выгодно возить в 3. Европу — не в одну Европей­скую Poccию, но и в Западную Европу. Эта моя тема теперь кажется профессорским чудачеством, но я помню, что так говорили про меня, когда я в 60-х го­дах говорил о возможности вывоза русской нефти ..., а потому пусть посмеются. И пути для вывоза хороши будут со временем: один через Котлас — в Белое море, а другой через Тавду и Тобольск — в Обскую губу. А срок этому всему может быть сокращён до 10 лет, если... все то скоро исполнится, что для этого надобно и исчислено далее. На Западе — всё в железном деле пойдет — и уже ныне пошло — на прибыль в ценах, а на Урале («если ...») всё должно пойти на убыль. Только я бы не выпустил за границу русского чугуна, как прошу не выпускать «сырой» нефти — без пошлин, а советую отпускать сталью, рельсами. Оно выгоднее, а понимать надо заранее, и погонять к тому поскорее.
20. Из The States man’s Year Book 1899, pag. 75, беру таблицу количеств и цен железных руд, примененных в Великобритании.

    Железных руд употреблено в год:
    	Своих		Привозных
    	Вес в млн. тонн	Цена в млн. фунт. стер.	Вес в млн. тонн	Цена в млн. фунт. стер.
    1893 г.	11,2	2,8	4,1	2,8
    1894 г.	12,4	3,2	4,4	3,0
    1895 г.	12,6	2,9	4,5	3,0
    1896 г.	13,7	3,2	5,4	3,8
    1897 г.	13,8	3,2	6,0	4,4

    Цена тонны своей руды обходится около 5 шиллингов (т. е. пуд около 4 коп.), а привозной около 14 шиллингов (пуд около 11 коп.), очевидно, что своя раза в

21. два слишком хуже по качеству и беднее по % металла. В 1897 г. действовало 380 домн, проплавлено 21,3 млн. тонн руды и получено 8,8 млн. тонн чугуна (тонна англ. 62,02 пуда), следовательно средний выход менее 41½ %, а на Урале около 56%, разница громадна и целиком в пользу Урала, несмотря на ввоз испанских руд. В 13,8 млн. т. руды, добытой в самой Англии, тот же источник (pag. 73) даёт содержание 4,7 млн. т. металла, т.е. всего 34%. Вот каковы руды Западной Европы. А так как в домнах переплавлено в этом (1897) году 21,3 млн. тонн, то, вы­читая 6,0 млн. тонн привозных руд и 0,5 черляди («purple-оге», огарков от обжига серного колчедана, применяемого для серной кислоты), получаем 14,8 млн. тонн местных руд (вероятно часть запаса добытого в 1896 г.). Полагая, что из них получено 34% чугуна, найдём, что местным рудам отвечает 5,0 млн. т. чугуна из 8,8 полученных, разность, т.е. 3,8 млн. тонн чугуна, очевидно, отвечает 6,5 млн. тонн привозных руд (с подмесью черляди), откуда получаем, что они содержали около 59% железа. Это ясно показывает, что в большой массе испанской руды, которые и везутся в Англию (в 1897 г. действительно ввезено из Испании в Англию 5,1 млн. тонн жел. руд), содержат не более как те же 60% железа, что заключаются и в главнейших уральских месторождениях (Магнитная, Высокая и др.). Тут это обыденная вещь, там это заморская редкость. Цифры — ведь говорят, не лукавят, и взял я английские же. Немецкие не беру — чтобы не услож­нять дела — они ещё похуже.
22. Есть, как исключение, случаи большей стоимости (напр. Н.-Тагил, ч. I, стр. 97) — до 4 р., но туда-то и повезут продажный древесн. уголь, когда железные дороги в лесные края устроятся и станут уголь возить дешево в особых вагонах. Пусть это место, обильное лесом для углежжения, например, в Тобольском крае, отстоит, напр. от Тагила на 500 вёрст, а короб угля (20 пуд.) там стоит 2 р. (на станции, как на Урале — на заводах), за провоз заплатится около 5 к. с пуда, всё же пуд угля придется по 15 к. Не хочу я вдаваться в мелочные всему расчёты уже по­ тому одному, что мне пора кончить дело, мне порученное, с которыми, думается мне, довольно познакомился, чтобы видеть в нём кое-что немного вперед.
23. На добычу той руды потребовалось 38 тыс. рабочих (им уплачено 25 млн. долларов) и затрачено, судя по Цензусу, около 100 млн. долларов капитала. А у нас какой капитал затрачен на наши уральские руды железа? Да почти ничего. А перевозку руды с Верхнего озера повсюду (особо в Пенсельванью) организовали по воде, и по суше так, чтобы все дело перегрузки, по возможности, производили ма­шины, краны, эстокаты, прессы и т. п. Для иллюстрации беру два рисунка из The Eleventh Census; на одном видно приспособление для нагрузки с судна на вагон, на другом нагрузка из склада в вагоны или обратно. Время, людской труд и деньги там берегут — оттого и дешевеет железо. Тоже не за горами и у нас, хотя и на горах — Уральских. Приспособления показаны для руд, такие же давно (даже у нас в Мариуполе) есть для каменного угля, сделают и для древесного — коли спросится (см. рис. на стр. 118 и 119).
24. В текущем же 1899 г. все цены на чугун и железо везде — от Германии до Америки — сильно поднялись, рельсы же шли до 1 р. за пуд. У нас же это поднятие, особенно на Урале, ничем не отразилось; Урал даже спустил в Нижнем (в 1899 г.) немного цены своп на полосовое железо. Это начинаются видимые — и на ценах, как на количествах — плоды протекционной системы. Не будь её — мы бы не смогли золота и твердого курса и теперь уже иностранное железо стоило бы у нас — без всяких пошлин, то есть по фритредерски — дороже, чем обходится наше. А как поживем — не то увидим, дождемся и вы воза от нас железа, как дождались до вы воза нефтяных товаров.
25. Если бы в период 1890—1896 гг. Россия не ввела покровительственной системы и твердого курса на золотой рубль, что бы стоили теперь у нас рубли, чугун и рельсы? Об этом пусть подумают те, кто не разобрал ещё значения выше указанных мер. По сведениям, мне доступным, цены железа на Западе ещё падут, но не до прежнего уровня, а будут повыше 1898 г. А потом опять поднимутся... и скачками станут нарастать — пока не привезем мы туда своего железа и не установим ему цен. Но тут опять необходимы и меры, и разные оговорки, указанный не раз в этой «заключительной» главе.
26. В бессемеровский конвертор чугун уже вводят из домн (смешав сперва с ферромарганцем). Дойдут, вероятно, до того, что прямо в домне будут делать рельсовую сталь, цена её ещё спустится тогда. Думаю, что это будет когда-то и дай Бог, чтобы у нас — около «Высокой» — где-нибудь — где ныне «гужевая» подвозка крылья подрезывает. Если бессемеровские конверторы редки на Урале (только у Демидовых и на Катавском заводе), то и этому причина те же «гужи». Они не позволяют стягивать в одно место массу чугуна — все расползается по мелочам, на рассеянных («гужами») мелких заводах, а конвертору надо подать много чугуна. Тут одно с другим так связано, что страсть. От того-то медлит, медлит, а там, глядишь, «сама пойдет», что к Уралу приложимо во всей силе: обеспечьте собственность на землю, проведите дороги, передайте казенные заводы в частные руки, и все «само пойдет», опять на удивленье миpy. Это моя вера и мои слова.
27. Думаю даже, что уральский завод, который возьмется делать взрывные машины для доменных газов, сделает не только полезнейшее дело для края, но и — для своего кармана.
28. Не должно забывать, что оно пригодно лишь там, где скопляется много чу­гуна, а потому широкое распространение его может начаться только при подвозе топлива и руд по железным дорогам, то есть при умножении добычи чугуна в одном месте. И опять «гужи» давят, назад тянуть, а надо вперед
29. Смешивать, как делалось когда-то всюду, и продолжает быть у нас, в одной горной специальности чисто-горное дело (разведку и добычу ископаемых) с металлургическим (получением из руды металлов и их превращением в товары) столь же ныне неправильно, как соединять в одно целое: разведете или добычу льна пли хлопка — с прядением и тканьем, скотоводство — с обработкой кож, получение хлебных зёрен — с мукомольным производством и т.п. Одно — добы­вающая промышленность, другое — обрабатывающая. И если все отрасли этой послед­ней сосредоточенно ведаются Министерством финансов, то изъятие от него метал­лургической промышленности совершенно неестественно. Горное дело — само по себе, то есть по отношению к добыче руд — естественно отнести, как лесное дело и рыболовство, сельское хозяйство и казённое землевладение, к Министерству земледелию и государственных имуществ, но причислять сюда металлургию — значит оставлять страну в том периоде, уже истекшем даже у нас, когда хозяин земли был хозяином всего — до жителей, на той земле поселившихся. Смею думать, что уже самое отделение чисто-горного дела от металлургического в разные ведомства — даёт большой толчок нашей металлургической деятельности и будет много содействовать её дальнейшему улучшение, особенно на отдаленном Урале. По этой причине между мероприятиями правительства, необходимыми для успеха уральской металлургии, я осмеливаюсь на первом месте поставить отнесение металлургии к Министерству финансов. Было время, когда к Горному ведомству относилось и монетное дело, и даже заведывание мерами и весами. Тогда ведомство это имело даже полувоенное устройство. Все это отжило свой век, и полное отделение металлургии от горного дела давно ждет своего череда.
30. Их у нас до того привыкли называть «горными», что язык и перо невольно напрашиваются на привычный термин.
31. Швеция и Америка более подходит как образцы к Уралу, но туда ездят немногие и редко.
32. Если представим самый плотный, дремучий лес, то всё же на десятин бывает не более 10.000 пуд. дров, из коих получится не более 2.500 пуд. угля. Это отвечает слою каменного угля, дающего кокс, толщиною не более, как в четыре сан­тиметра. Слои каменного угля такой толщины не вырабатываются нигде по дороговизне; в разработку идут только слои около 1 метра толщиной, редко работают на слоях в 60—70 сантиметров, а в 5 см. толщиной разрабатывать нельзя.
33. Все — кажется — предлагались уже и ранее с разных сторон, но рядом пред­лагались и другие, которые я считаю или второстепенными, или третьестепенными.
34. Так, например, расходы на леса, приписанные к заводам, идут, а считаются отдельно от заводов, строительный суммы (на двигатели, машины, печи, здания, плотины и т. п.) причисляются к капитальным, а не к текущим затратам, погашение на которые не зачисляется, с инвентаря имуществ идут крупные списания, в сметы попадать не могущие и т.д.
35. Казенные предприятия промышленного свойства — можно считать разумно — выгодными, по моему мнению, только при условии монополизма или как начинания и примеры для подражания. Ни того ни другого для казённых металлургических за­водов ныне даже придумать невозможно.
36. Железное дело везде постепенно переходит в компанейские руки по очень простой и резонной причине: оно при современном состоянии и вещей требует громадных денег в виде основного и оборотного капиталов, и такие капиталы легче всего собираются акционерным способом. Чтобы пустить в ход, напр., рельсовое дело, нужны затраты считаемые чуть не десятками миллионов рублей. Но есть дела и помельче — всякого размера.
37. За открытия и разведки и премии можно назначить — убытка не будет, если премии будут выдаваться только с действительно проданной руды, а не с той, которая будет на бумаге и in spe.

Здание Главной Палаты мер и весов в С.- Петербурге