и все учесть, но и увеличивать производительность до всей крайней возможности, чтобы получить хоть по малу, да со многаго. Дня того, чтобы отъ числа десятинъ л’Ьса перейти къ годовому количеству угля, которымъ выплавляется чугунъ, очевидно необходимо задаться двумя во просами: о истощеаш лЬсовъ и о ихъ приростЬ, то есть рЬшить: 1) можно-ли допустить истощеше лЬсовъ? и 2) каковъ средшй годовой приростъ уральскихъ лЬсовъ? Они оба, по мнЬ, рЬшимы, но конечно рЬшеше ихъ онредЬляется волей и сознательнымъ отношешемъ къ предмету, такъ какъ инстинктъ, въ родЬ того, какимъ прожилъ народъ долпя столЬпя, или ничего не говоритъ, или прямо говоритъ про тивъ сохранешя лЬсовъ, что не доказываю, потому что считаю извЬстнымъ вся кому — не предубЬжденному. Сознательность внушается только постепенно, болЬе всего при обученш — съ молодыхъ лЬтъ, а воля направляется не только сознатель ное™, разумноетш и привычками, но и законами, которые и составляютъ высшее ихъ выражеше. Въ эти стороны вдаваться здЬсь — не мЬсто, а потому прямо пойдемъ къ разбору двухъ указанныхъ вонросовъ, со всею возможною краткое™, необходимою уже для того, чтобы поскорЬе кончить длинную нашу книгу. Уралъ составляетъ не искусственную грань Азш и Европы, а природную, такъ какъ съ него текутъ однЬ воды къ западу, въ огромную систему Волги, друпя стремятся въ могучую Обь, орошающую не меньшую площадь, чЬмъ Нилъ, включающую губерши Тобольскую и Томскую. Отъ Урала же текутъ рЬки къ югу — въ р. Уралъ и къ сЬверу — въ Печору. Тотъ горный узелъ питаетъ воды, сгущаетъ осадки водъ и тЬмъ самымъ опредЬляетъ на громадной площади жизнь русскихъ людей— начиная съ земледЬльческой. Истощите тутъ лЬса, пу стынными станутъ не только самыя горы, но плоскости, населенный мшшонами русскихъ. Эти элементы сознательности не были въ умахъ ни у классиковъ, ни у ихъ предшественниковъ — аз1атцевъ. И въ Грецш— куда хлЬбъ-то везутъ, и въ аз1атскомъ центрЬ, откуда много народовъ давно бЬжало, потому что лЬса истощали, ихъ значешя не сознавали. Законы о лЬсахъ одинъ изъ великихъ плодовъ мудрости прошлаго Царствовашя. Ихъ слЬдуетъ съ особою настойчивостпо приложить именно въ Уральскихъ краяхъ. А потому русская сознательность отвЬчаетъ ясно на первый вопросъ: на Уралп никоимъ образомъ не елгьдуетъ допустить даже начала истощетя лпсовъ. Это нынЬ — но только нынЬ, недавно— сознали на УралЬ всЬ главные хозяева земли, и это ни на минуту не слЬдуетъ упускать изъ вида, говоря о топливЬ для желЬзнаго дЬла. Сами собой лЬса не истощаются, истощаютъ ихъ люди, но они же и сбе регать, даже разводить лЬса могутъ, а когда на счетъ лЬса надо добывать имъ же нужное желЬзо, тогда, значить, будетъ— въ видЬ желЬза и доходъ отъ лЬ совъ, будетъ на что устроить досмотръ, очистку и разведете лЬсовъ, людей къ нимъ приставить, пути въ нихъ проложить, разечетъ весь сдЬлать, чтобы и до ходу вышло больше, и въ то же время и лЬсъ сохранился. Пашня хоть и нуждается въ иочвЬ, водЬ и солицЬ, но -всеже дЬло людское. Таковъ же и холеный лЬсъ. Тамъ годъ или два труда окупаться должны жатвой, здЬсь жагва чрезъ 60 — 100 лЬтъ. Тугъ значитъ разечетъ посложнЬе, капиталъ труда виднЬе, тугъ поколЬшя нроходятъ, пока жатва приспЬетъ. Зато урожай въ сотни разъ вЬрнЬе, что знаетъ всяшй, живппй около пашни и лЬса. А краткость общаго оборота въ хлЬбномъ хозяйствЬ ич есть, на мой взглядъ, первая причина того, что прочной, на долпй срокъ разсчетливости не является у земледельца. Не таковъ, по существу, всяшй „промыпиенникъ** (отъ слова „мыслить**, да еще съ усилешемъ „про—мыслить“), а слЬдовательно и желЬзный. Онъ волей или неволей долженъ задумывать на долпй срокъ, посту
и все учесть, но и увеличивать производительность до всей крайней возможности, чтобы получить хоть по малу, да со многого.
Для того, чтобы от числа десятин леса перейти к годовому количеству угля, которым выплавляется чугун, очевидно необходимо задаться двумя вопросами: о истощении лесов и о их прироста, то есть решить: 1) можно ли допустить истощение лесов? и 2) каков средний годовой прирост уральских лесов? Они оба, по мне, решимы, но конечно решение их определяется волей и сознательным отношением к предмету, так как инстинкт, вроде того, каким прожил народ долгие столетия, или ничего не говорит, или прямо говорит против сохранения лесов, что не доказываю, потому что считаю известным всякому — не предубежденному. Сознательность внушается только постепенно, более всего при обучении — с молодых лет, а воля направляется не только сознательностью, разумностью и привычками, но и законами, которые и составляют высшее их выражение. В эти стороны вдаваться здесь — не место, а потому прямо пойдем к разбору двух указанных вопросов, со всею возможною краткостью, необходимой уже для того, чтобы поскорее кончить длинную нашу книгу.
Урал составляет не искусственную грань Азии и Европы, а природную, так как с него текут одни воды к западу, в огромную систему Волги, другие стремятся в могучую Обь, орошающую не меньшую площадь, чем Нил, включающую губернии Тобольскую и Томскую. От Урала же текут реки к югу — в р. Урал и к северу — в Печору. Тот горный узел питает воды, сгущает осадки вод и тем самым определяет на громадной площади жизнь русских людей — начиная с земледельческой. Истощите тут леса, пустынными станут не только сами горы, но плоскости, населенный миллионами русских. Эти элементы сознательности не были в умах ни у классиков, ни у их предшественников — азиатцев. И в Греции — куда хлеб-то везут, и в азиатском центре, откуда много народов давно бежало, потому что леса истощали, их значения не сознавали. Законы о лесах один из великих плодов мудрости прошлого Царствования. Их следует с особой настойчивостью приложить именно в Уральских краях. А потому русская сознательность отвечает ясно на первый вопрос: на Урале никоим образом не следует допустить даже начала истощения лесов. Это ныне — но только ныне, недавно осознали на Урале все главные хозяева земли, и это ни на минуту не следует упускать из вида, говоря о топливе для железного дела.
Сами собой леса не истощаются, истощают их люди, но они же и сберегать, даже разводить леса могут, а когда на счёт леса надо добывать им же нужное железо, тогда, значит, будет — в виде железа и доход от лесов, будет на что устроить досмотр, очистку и разведение лесов, людей к ним приставить, пути в них проложит, расчёт весь сделать, чтобы и доходу вышло больше, и в то же время и лес сохранился. Пашня хоть и нуждается в почве, воде и солнце, но всё же дело людское. Таков же и холеный лес. Там год или два труда окупаться должны жатвой, здесь жатва через 60 — 100 лет. Тут значит расчёт посложнее, капитал труда виднее, тут поколения проходят, пока жатва приспеет. Зато урожай в сотни раз вернее, что знает всякий, живший около пашни и леса. А краткость общего оборота в хлебном хозяйстве и есть, на мой взгляд, первая причина того, что прочной, на долгий срок расчётливости не является у земледельца. Не таков, по существу, всякий „промышленник“ (от слова „мыслить“, да еще с усилением „про—мыслить“), а следовательно и железный. Он волей или неволей должен задумывать на долгий срок, посту-
