Теперь взаимныя отношенія, сдѣлки у насъ требуютъ настоящаго порядка. Есть для сего простое общее правило: да не касается никто насильственно до моего имѣнія и да не тронетъ ни малѣйшей вещи безъ моего согласія. И я съ моей стороны также буду поступать съ другими по чистой совѣсти.
Первая изъ сихъ вещей есть сокровище, которое сохраняетъ кто либо или для себя, или для дѣтей своихъ. Если оно не принадлежитъ мнѣ, или родителямъ моимъ; то я не стану просить Боговъ, чтобъ они дали мнѣ найти его; и нашедши его, я никогда себѣ не присвою. Я не послушаюсь, еслибъ даже самые прорицатели совѣтовали мнѣ овладѣть чужимъ залогомъ. Я не столько обогащусь, овладѣвши имъ, сколько пріобрѣту силы для душевной добродѣтели, и справедливости, если не трону его. За временную выгоду я пріобрѣту сокровище несравненное лучшее, если въ душѣ своей, предпочитая всякому богатству правоту, буду сохранять ее и въ стяжаніяхъ своихъ. Во многихъ случаяхъ прекрасно говорится: не трогай того, что не поколебимо; и здѣсь можно сказать тоже. Должно повѣрить и преданіямъ, что несправедливое пріобрѣтеніе не въ пользу дѣтямъ; но кто не заботясь о дѣтяхъ, и презирая всѣ законы, беретъ то, что положено не имъ и не отцомъ его; беретъ, не спросясь съ положившимъ, вопреки прекраснѣйшему и простому правилу законодателя непростаго: не бери, чего не положилъ: что долженъ претерпѣть сей презритель справедливости, расхищающій не маловажное, чего онъ самъ не клалъ, но величайшее сокровище? Отъ Боговъ, Богъ самъ знаетъ: но изъ людей кто увидитъ сіе, долженъ объявить въ городѣ градоблюстителямъ; на площади приставамъ, въ другихъ мѣстахъ сельскимъ старостамъ другихъ и начальникамъ. По объявленіи городъ посылаетъ вопросить въ Дельфы: и что оракулъ изречетъ о сокровищѣ и похитителѣ его, то городъ и долженъ совершить, повинуясь божественнымъ изреченіямъ. Если свободный откроетъ, то онъ пріобрѣтаетъ похвалу какъ добродѣтельный, а если умолчитъ, то почтется порочнымъ. Открывшій рабъ дѣлается свободнымъ; городъ платитъ за него господину его; а не откроетъ, то накажется смертію. За симъ слѣдуетъ другой законъ относительно прочихъ какъ важныхъ, такъ и неважныхъ случаевъ. Если кто умышленно или неумышленно оставитъ что нибудь свое, то нашедшій не долженъ трогать ничего; ибо напутный Геній хранитъ сіе, какъ жертву, по закону ему посвященную. Но если кто, вопреки сему возметъ оставленную вещь и понесетъ въ свой домъ; то, какъ бы ни маловажна она была, если возметъ ее рабъ, настигшій его не моложе тридцати лѣтъ, наказываетъ его многими ударами; если возметъ свободный; то сверхъ молвы, приличной низкому человѣку и нарушителю законовъ, онъ долженъ заплатить оставившему за взятую вещь въ десятеро дороже.
Кто, требуя съ кого нибудь свои деньги, хотя не много прибавитъ; тому сей признается, что онъ нашелъ деньги, но не его; и если имѣніе его по закону записано у правительства, то онъ зоветъ нашедшаго къ суду; и сей долженъ идти. Открывшій по предъявленію, что спорная вещь его, беретъ ее. Если она принадлежитъ другому отсутствующему; то кто не представитъ вѣрной поруки, въ доставленіи ему его собственности, отъ того она по сей невѣрности отбирается. Если спорная вещь не предъявлена у Архонтовъ; то до рѣшенія хранится у трехъ старѣйшихъ изъ нихъ. Если въ закладѣ или въ поручительствѣ находится животное; то обвиненной по суду долженъ представить Архонтамъ кормъ для онаго. Судъ же должны окончить Архонты въ теченіи трехъ дней.
Раба своего всякой можетъ возвратить и дѣлать съ нимъ, что законами позволено. Тоже можетъ сдѣлать всякой вмѣсто своего ближняго или друга съ его бѣжавшимъ рабомъ, для доставленія его законному господину. Отыскивающій свободу находящемуся въ рабствѣ, долженъ отыскивать ее по закону; представить за него трехъ достойныхъ поручителей и такимъ образомъ взять его отъ господина; иначе никакъ. Кто будетъ отбирать раба не сообразно съ симъ постановленіемъ, тотъ обвиняется въ насильствѣ, и обличенный, платитъ обиженному въ двое за предъявленный убытокъ. Господинъ можетъ возвратить себѣ вольноотпущеннаго, если сей не оказываетъ почтенія отпустившему его, или оказываетъ недовольно. Почтеніе же состоитъ въ томъ, чтобъ отпущенный трижды въ мѣсяцъ приходилъ въ домъ къ отпустившему предлагать ему свои услуги согласно съ справедливостію и по своимъ силамъ; такъ же въ брачной союзъ вступать онъ долженъ по согласію прежняго господина. Отпущенный не можетъ быть богаче господина, которому принадлежитъ весь его излишекъ. Онъ живетъ въ городѣ не болѣе двадцати лѣтъ; послѣ того, подобно всѣмъ иностраннымъ, онъ долженъ удалиться со всѣмъ своимъ имуществомъ, если не испроситъ у архонтовъ и отпустившаго позволенія остаться въ городѣ. Еслижь у отпущеннаго или у кого либо изъ иностранцевъ имѣніе будетъ выше имѣнія третьяго класса, то, щитая съ того дня, какъ сіе откроется, въ тридцать дней онъ долженъ удалиться со всѣмъ ему принадлежащимъ, и такому отъ архонтовъ не должно быть ни какой отсрочки. Кто преслушаетъ сіе, будетъ приведенъ въ судъ и уличенъ, тотъ наказывается смертью и его имѣніе дѣлается общественнымъ. Судъ объ имѣніи производится по колѣнамъ, если двѣ тяжущіяся стороны не сдѣлаются между собою предъ судіями выбранными, домашними. Если кто востребуетъ, какъ собственность, какое нибудь животное или что либо изъ другихъ вещей; то владѣющій ею долженъ возвратить ее или продавцу, или дарителю, за деньги и другимъ какимъ образомъ ее отдавшему: гражданину и живущему въ городѣ, въ теченіи тридцати дней; а для передачи въ чужія страны въ теченіи пяти мѣсяцевъ, коихъ срединою должно быть время солнечнаго поворота съ лѣта на зиму.
То, что передаетъ одинъ другому посредствомъ продажи и покупки, можетъ передаваться только тогда, если въ тоже время на площади одинъ отдаетъ, другой получаетъ условленную цѣну; иначе никогда; и съ отлагательствомъ платы никогда не должно производить ни продажи, ни покупки. Впрочемъ, въ другихъ мѣстахъ позволительно одному съ другимъ мѣняться вещами, по взаимной довѣренности; но должно знать, что законъ не ручается за сіи сдѣлки. Всѣ займы производятся дружелюбнымъ образомъ: но если здѣсь и произойдетъ несогласіе; то должно стараться никогда не доводить его до суда.
Продающій вещь, за которую онъ долженъ получить не менѣе пятидесяти драхмъ, по необходимости можетъ пробыть въ городѣ десять дней. Покупающій долженъ знать домъ продавца по причинѣ жалобъ, кои могутъ послѣдовать въ подобныхъ случаяхъ, и для законнаго возвращенія, которое иногда должно, иногда не должно произходить въ сихъ случаяхъ. Кто продаетъ слугу одержимаго или проказою, или каменною болѣзнію, или недержаніемъ мочи, или такъ называемою священною, падучею болѣзнію, или какимъ нибудь другимъ скрытнымъ, продолжительнымъ и неизлѣчимымъ недугомъ тѣлеснымъ или душевнымъ, но продаетъ лѣкарю, или гимнастику; то между ими нѣтъ никакаго возврата; равно нѣтъ его и тогда, если кто продаетъ, напередъ сказавши истину; но если человѣкъ опытный продаетъ неопытному; то покупающій можетъ возвратить купленнаго въ теченіи шести мѣсяцовъ, кромѣ падучей болѣзни, въ которой возворотъ позволителенъ въ теченіи цѣлаго года. Свидѣтельство должно произходить предъ тѣми врачами, коихъ изберутъ себѣ обѣ тяжущіяся стороны. Виновный платитъ въ двое противъ той цѣны, за которую продалъ раба. Если продаетъ простой человѣкъ простому же; то хотя бываетъ возворотъ и свидѣтельство; но виновный долженъ заплатить одну простую цѣну. Если кто завѣдомо продаетъ другому убійцу; то куплѣ таковой нѣтъ возвороту; а незнавшій сего можетъ возвратить, какъ скоро узнаетъ, каковъ сей купленный. Сей судъ произходитъ въ присудствіи пяти младшихъ изъ законоблюстителей. Знавшій продавецъ по осужденіи долженъ освятить, очистить домъ покупающаго по закону истолкователей святыни, и притомъ заплатить ему тройную цѣну.
При промѣнѣ денегъ или за деньги, или за какое либо животное, или за вещь бездушную всякой, повинующійся законамъ, долженъ отдавать и принимать все безъ лукавства. Дѣлавши предисловіе ко всѣмъ прочимъ законамъ, сдѣлаемъ его и противъ сего порока. Всякой долженъ представлять себѣ что лукавство, ложь и обманъ законопреступны; и чернь не справедливо думаетъ, будто позволительно обманывать въ свое время, въ нѣкоторыхъ случаяхъ. Потомъ, не разбирая сего времени, какъ и когда ето позволительно, и не подчиняя себя никакимъ правиламъ, сіи невѣжды весьма много вредятъ и себѣ и другимъ.
Законодателю не позволительно оставить сіе безъ вниманія; онъ непремѣнно долженъ назначить для сего или тѣснѣйшія или обширнѣйшія границы. Ограничимся такъ: лжи, обмана и лукавства, какъ пороковъ вопіющихъ къ Богу, никто изъ боящихся гнѣва Божія, да не употребляетъ ни въ словѣ, ни въ дѣлѣ. Тотъ во первыхъ ненавистенъ Богамъ, кто, клянясь ложною клятвою, оказываетъ къ нимъ презрѣніе; а во вторыхъ презрѣнъ тотъ, кто лжетъ предъ людьми, которые лучше его. Лучшіе же и отличнѣйшіе мужи вообще суть добродѣтельные предъ порочными, старѣйшіе предъ младшими, слѣдовательно и родители предъ дѣтьми, мужи предъ женами, начальники предъ подчиненными, коимъ всѣмъ надлежитъ воздавать почтеніе со всякою покорностію, особливо въ государственномъ устроеніи, о которомъ теперь простирается наше слово. Всякой, оказывающій какое нибудь лукавство на торжищѣ, лжетъ и обманываетъ; клянясь именемъ Боговъ, онъ явно преступаетъ законы на доскахъ изображенные; ибо не имѣетъ стыда предъ людьми и не сохраняетъ почтенія къ Богамъ. Безъ сомнѣнія лучшее свойство души есть не сквернить имени Боговъ, сколько возможно людямъ, и всегда ходить предъ ними во всякой правотѣ и чистотѣ. Если не послушаютъ сего; то вотъ и законъ: продающій что нибудь на торжищѣ никогда не долженъ говорить двухъ цѣнъ продаваемой вещи. Но сказавъ одну цѣну, если не получитъ ее, пусть отложитъ продажу своей вещи до другаго времени, и въ етотъ день ни прибавляетъ, ни убавляетъ цѣны ея. Похвала и божба не должны быть употребляемы ни въ какой продажѣ. Кто же вопреки сему будетъ божиться; того безотвѣтно можетъ наказать всякой гражданинъ, который услышитъ его, не моложе тридцати лѣтъ; за пренебреженіе сего всякой подвергается нарѣканію въ измѣнѣ законамъ. Если кто противъ сего устава дерзаетъ обманывать товаромъ; то знающій въ немъ различіе, если можетъ доказать, пусть обличитъ его предъ архонтами. Если докажетъ рабъ, или обыватель, то поддѣланный товаръ дѣлается его собственностію. Если гражданинъ не докажетъ; то какъ презритель божества онъ объявится безчестнымъ; если докажетъ; то да принесетъ даръ Богамъ покровителямъ торжища. Обличенный же въ обманѣ лишается своего товара и сверхъ того, смотря по цѣнѣ онаго, за каждую драхму получаетъ по удару отъ торжищнаго глашатая, которой при томъ всѣмъ объявляетъ вину, за которую онъ наказанъ. Къ отвращенію обмановъ и злодѣйствъ въ продажѣ, торговые приставы и законоблюстители, посовѣтовавшись съ людьми опытными во всѣхъ частяхъ торговли, должны написать всѣ обязанности торгующихъ и прибить на столбѣ сіи законы, ясно излагающіе все касающееся до торжища. О городовыхъ приставахъ уже прежде довольно сказано. Если нужно будетъ что либо прибавить къ городовому уложенію; то они вмѣстѣ съ законоблюстителями, написавъ и раздѣливъ на первыя и на вторыя обязанности, прибиваютъ къ столбу.
Послѣ обмана въ торговлѣ слѣдуетъ говорить о продающихъ съѣстные припасы. Сказавши объ нихъ свое мнѣніе, потомъ положимъ самый законъ. Торговля по сущности своей бываетъ въ городѣ не ко вреду, но напротивъ. Не благодѣтельной ли человѣкъ тотъ, кто неравное и несоразмѣрное состояніе имѣній приводитъ въ равное и соразмѣрное? Сіе должны производить у насъ деньги, и сіе то есть собственное назначеніе торговли. Всякой наемникъ, всякой страннопріимецъ и другіе мѣлочные промышленники, имѣютъ цѣлію, доставлять ближнимъ пособіе во всѣхъ нуждахъ и производить уравнительность въ имѣніяхъ. Почемужь сіи промыслы кажутся нечестивыми, низкими; почему они у всѣхъ въ порицаніи, разсмотримъ; и если не все, то по крайней мѣрѣ въ частяхъ исправимъ закономъ. Ето дѣло кажется немаловажное и требуетъ вниманія.
Кл. Какимъ образомъ?
Аѳ. Любезный Клиній! по природѣ, даже между благовоспитанными весьма не много такихъ людей, кои, когда потребуетъ нужда, или родится какая либо страсть, моглибъ отказывать себѣ и ограничиваться малымъ; кои, имѣя способы получить величайшія выгоды, рѣшились бы отказаться отъ нихъ, предпочитая умѣренное чрезмѣрному. Большая часть людей поступаютъ совершенно противнымъ образомъ. Они незнаютъ мѣръ своимъ нуждамъ, и гдѣ можно пріобрѣсть умѣренную выгоду, они не знаютъ мѣры своей ненасытной жадности. Вотъ отъ чего пришли въ такую ненависть и порицаніе всѣ таковые промышленники, торгаши и содержатели гостинницъ. Еслибъ кто (чего не дай Богъ) заставилъ (смѣшно сказать, но скажемъ) вездѣ, благороднѣйшихъ людей хотя на короткое время содержать гостинницы, харчемствовать и производить подобные промыслы: или еслибъ жены ихъ по какой либо крайности были принуждены участвовать въ семъ дѣлѣ: тогдабъ мы увидѣли, какъ все ето прекрасно и любезно; и еслибъ ето дѣлалось безъ всякой порчи; то всякая бы женщина уважаема была вмѣсто матери, вмѣсто кормилицы. Теперь сіи барышники, устроивъ вездѣ въ пустынныхъ мѣстахъ, по дальнимъ дорогамъ жилья для постоя, ласково принимаютъ подъ кровъ свой всѣхъ находящихся въ нуждѣ; даютъ тихое убѣжище отъ жестокой бури, или прохладу отъ удушительнаго зноя; а потомъ, принявши такъ дружественно, вмѣсто угощенія, какъ плѣнныхъ враговъ отпускаютъ изъ рукъ своихъ за безмѣрной, неправедной, нечистой выкупъ. Такія злоупотребленія справедливо навлекаютъ ненависть и нарѣканіе на сихъ помощниковъ нуждающимся; и законодатель долженъ отвратить сіе зло.
Справедливо сказано, что трудно бороться противъ двухъ крайностей, какъ то бываетъ въ болѣзняхъ и во многихъ другихъ случаяхъ; и теперь должно бороться съ двумя противоположными врагами, съ бѣдностію и богатствомъ. Одинъ изъ нихъ губитъ роскошью душу человѣческую; другой силою скудости влечетъ ее къ безстыдству. Какое же врачевство противъ сей болѣзни городу разумно управляемому? Во первыхъ по возможности менѣе имѣть такихъ промышленниковъ; потомъ поручать сіе такимъ людямъ, отъ порчи которыхъ городъ не можетъ получить великаго вреда; въ третьихъ, для самыхъ занимающихся симъ промысломъ, открыть способъ, не оставлять безъ наказанія ихъ безстыдства и нравственнаго униженія.
За сими словами въ доброй часъ положимъ слѣдующій законъ. Изъ Критянъ, которымъ Богъ приведетъ поселиться и быть воздѣлывателями пяти тысячь и сорока участковъ, никто ни добровольно, ни противъ воли не долженъ быть ни промышленникомъ, ни торгашемъ, ни посвящать себя служенію частнымъ людямъ не равнаго состоянія, кромѣ отца и матери, первыхъ въ родѣ, и всѣхъ старѣйшихъ людей свободныхъ. Не легко съ точностію опредѣлить благородныя услуги и неблагородныя. Одобреніе или презрѣніе мужей отличнѣйшихъ только могутъ давать симъ услугамъ ихъ цѣну. Кто какимъ либо образомъ будетъ участвовать въ низкихъ промыслахъ; того долженъ стыдить всякой благомыслящій предъ мужами, коимъ ихъ доблести даютъ первое мѣсто между гражданами. Кто недостойнымъ промысломъ безчеститъ свой родъ и домъ, тотъ да воздержится отъ сего въ первой разъ однолѣтнимъ, во второй двулѣтнимъ заключеніемъ, и такъ далѣе, при всякомъ новомъ обличеніи удвоеннымъ временемъ наказанія.
Второй законъ предоставляетъ торговлю съѣстными припасами колонистамъ или иностранцамъ; наконецъ третій повелѣваетъ, чтобъ сіи люди были честнѣйшіе, или, сколько можно, менѣе худые. Законоблюстители должны помнить, что ихъ долгъ, не столько смотрѣть за тѣми, коимъ ихъ рожденіе и доброе воспитаніе уже не позволяютъ быть порочными и худыми, сколько за тѣми, коимъ самыя ихъ упражненія суть сильное побужденіе къ порокамъ. Столь вредное вліяніе промысла, впрочемъ необходимаго въ городѣ, и другія обстоятельства, здѣсь еще не развитыя, требуютъ, чтобы законоблюстители по сношенію съ людьми опытнѣйшими во всякомъ промыслѣ, такъ какъ положено уже прежде о подобной торговлѣ, разсмотрѣвъ приходы и расходы, опредѣлили умѣренную выгоду для промышленника; а за соблюденіемъ утвержденныхъ цѣнъ должны смотрѣть торговые приставы, или городовые или сельскіе. Такимъ образомъ сей промыслъ, доставляя каждому пользу, весьма мало можетъ вредить общей нравственности.
Кто принявъ на себя какое нибудь дѣло, не исполняетъ сдѣланнаго договора; тотъ, если не воспрепятствовали ему или законы или приговоръ, если сей договоръ не сдѣланъ по принужденію, или если онъ противъ собственной воли не долженъ былъ уступить неожиданному обстоятельству, подвергается суду въ неустойкѣ, который происходитъ въ собраніяхъ по колѣнамъ, если тяжущіеся не примирятся между собою въ частныхъ судилищахъ.
Всѣ художники состоятъ подъ священнымъ покровительствомъ Ифеста и Аѳины, которые устрояютъ нашу жизнь художествами, равно какъ и тѣ люди, кои содѣйствіемъ и искуствомъ Арея и Аѳины доставляютъ безопасность мирнымъ работамъ художниковъ, справедливо, какъ защитники, священны симъ божествамъ. Они проводятъ жизнь свою въ служеніи отечеству и гражданамъ: одни, какъ вожди и сподвижники на войнѣ; другіе, какъ наемные творцы орудій и совершители работъ. Тѣмъ и другимъ не прилично лгать въ своихъ работахъ; ибо они безчестятъ Божество, покровительствующее ихъ художествамъ. Если кто изъ художниковъ не совершитъ работы къ положенному сроку, по лѣности, презрѣвъ весь стыдъ и страхъ къ Богу Жизнедателю, и въ слѣпотѣ своей думая, что Онъ, какъ свой, все прощаетъ ему; тотъ во первыхъ долженъ воздать должное Богу; во вторыхъ, какъ законъ повелѣваетъ, заплатить обманутому цѣну его, и заказанное сдѣлать уже безъ всякой платы. Отдающему работу, какъ и продающему одинъ законъ повелѣваетъ цѣнить вещь не обманчиво, но по простой, настоящей цѣнѣ ея. Художникъ безъ сомнѣнія знаетъ сію цѣну. Въ свободномъ городѣ работающій не долженъ обманывать частныхъ людей своимъ художествомъ, которое по природѣ есть дѣло ясное, чистое и неложное, и потому обиженный имѣетъ судъ противъ обидѣвшаго. Если заказавшій работу художнику не платитъ должнымъ образомъ, по сдѣланному условію, и оскорбляя Зевеса градодержителя и Аѳину, участницу гражданскаго устройства, за кратковременную корысть разрушаетъ общественную связь; то законъ долженъ вступаться за нарушаемыя права. Кто за работу не платитъ въ условленное время; тотъ долженъ заплатить въ двое. Если пройдетъ годъ; то, хотя всѣ прочія ссуды денегъ дѣлаются безъ корысти, сей же платитъ по драхмѣ на каждый мѣсяцъ прибавки. Дѣла сего рода судятся по колѣнамъ. Говоря вообще о художникахъ, справедливо упомянуть мимоходомъ и о тѣхъ, кои на войнѣ устрояютъ спасеніе отечества; и имъ, какъ и прочимъ, законъ долженъ воздать достойную почесть, — награду мужамъ воинственнымъ, и не щадить похвалы тому, кто совершитъ добровольное или возложенное на него доблестное дѣло; равно долженъ порицать того, кто возмется за какое нибудь важное дѣло и не совершитъ. Закономъ, воздающимъ похвалу доблести, но закономъ болѣе совѣтующимъ, нежели принуждающимъ да будетъ навсегда для народа: почитать мужей доблестныхъ, кои мужествомъ своимъ и военными добродѣтелями спасаютъ отечество, но почитать ихъ второю почестію; первая же и величайшая принадлежитъ тѣмъ, кои отличаются своимъ уваженіемъ къ предписаніямъ законодателей.
Итакъ важнѣйшія отношенія гражданъ между собою у насъ почти устроены; остаются еще сироты и опека, которыя также необходимо требуютъ устройства и распоряженія. Главнѣйшій предметъ здѣсь есть расположеніе умирающихъ къ завѣщаніямъ и участь остающихся безъ завѣщанія; я сказалъ необходимо, потому что безъ распоряженія оставить ихъ невозможно. — Иначе всякой станетъ дѣйствовать по своему, несогласно съ другими, противно законамъ, обычаямъ живущихъ, противно собственному своему расположенію, которое онъ имѣлъ до завѣщанія; если мы дадимъ силу просто всякому завѣщанію, которое сдѣлаетъ кто либо предъ послѣднею минутою жизни, когда человѣкъ по большей части дѣлается малодушнымъ и безумнымъ.
Кл. Къ чему же ты сіе говоришь, почтенный?
Аѳ. Человѣкъ умирающій дѣлаетъ великія затрудненія законодателю, и говоритъ ему слово страшное, прискорбное.
Кл. Какое?
Аѳ. Желая быть господиномъ всего, онъ съ гнѣвомъ обыкновенно говоритъ....
Кл. Что же?
Аѳ. Какая несправедливость, о Боги, говоритъ онъ, если мнѣ не позволено давать свое, кому захочу, и кому нѣтъ, кому больше, кому меньше, смотря по усердію или по холодности, которую ясно всякой доказалъ мнѣ во время моей болѣзни, въ моей старости, и въ другихъ разныхъ случаяхъ!
Кл. Развѣ онъ несправедливо такъ говоритъ? Какъ тебѣ кажется?
Аѳ. Я нахожу, что прежніе законодатели были слишкомъ снисходительны и законодательствовали не зная и не помышляя о слѣдствіяхъ.
Кл. Какимъ образомъ ты ето говоришь?
Аѳ. Они устрашились сихъ словъ, и положили такой законъ: позволено всякому завѣщать собственность, кто какъ захочетъ. Но мы, Клиній, умирающимъ въ нашемъ городѣ сдѣлаемъ отвѣтъ основательнѣйшій.
Кл. Какой же?
Аѳ. Друзья, мы скажемъ, вы послѣдній день доживаете въ смущеніи и трудно вамъ знать собственныя свои вещи, а наипаче самихъ себя, какъ повелѣваетъ Пиѳійской оракулъ. Но я, какъ законодатель, полагаю, что и сами вы уже не себѣ принадлежите, равно какъ и ваше имѣніе. Оно принадлежитъ цѣлому вашему поколѣнію настоящему и будущему, а еще болѣе отечеству, коему принадлежитъ и весь родъ вашъ и все имѣніе. И если такъ, то я не соглашусь, чтобъ васъ, удрученныхъ болѣзнію и старостію кто нибудь принудилъ лестію завѣщать противъ всякаго права. Я взираю только на общую пользу отечества и вашего поколѣнія, оставя въ сторонѣ частныя выгоды каждаго; а вы не гнѣвайтесь на насъ, отходя въ тотъ путь, куда васъ призываетъ общая судьба человѣчества, и намъ предоставьте дѣла свои. Мы по возможности будемъ пещись о всѣхъ, и стараясь объ однихъ, не забудемъ и другихъ. Сіе да будетъ предисловіемъ, какъ для живыхъ, такъ и для умирающихъ. Вотъ законъ: пишущій завѣщаніе во первыхъ да напишетъ наслѣдникомъ своимъ изъ дѣтей достойнѣйшаго. Если кого изъ нихъ отдаетъ другому въ усыновленіе, да напишетъ и сіе. Если у него еще остается сынъ безъ наслѣдства, котораго по закону можно отослать въ поселяемую страну; такому изъ прочаго имущества онъ можетъ дать все, что захочетъ, кромѣ наслѣдственнаго удѣла, и всего, что къ нему принадлежитъ. Если у него много дѣтей, то кромѣ удѣла отецъ можетъ раздѣлить между ими все остальное. У кого изъ дѣтей есть свой домъ, тому не удѣляетъ ничего изъ имѣнія; равно не удѣлять и дочери, у которой есть обрученный женихъ; у которой нѣтъ жениха, ту должно снабдить имуществомъ. Если послѣ завѣщанія представится кому либо изъ сыновъ или дочерей общая доля, то часть завѣщанная остается другому наслѣднику. Если отецъ не оставитъ послѣ себя дѣтей мужескаго пола; то мужа дочери своей, котораго хочетъ, назначаетъ, какъ сына, наслѣдникомъ. Если умретъ у него сынъ усыновленный или родный, не пришедшій въ совершенной возрастъ; то онъ можетъ усыновить на мѣсто его другаго съ лучшимъ щастіемъ. Если кто совершенно бездѣтный пишетъ завѣщаніе; то онъ можетъ подарить девятую часть благопріобрѣтеннаго, кому хочетъ; а прочее, передавъ усыновленному, неукоризненно исполнитъ обязанность родителя, какъ къ истинному сыну.
Если дѣти имѣютъ нужду въ опекѣ, и отецъ ихъ, умирая, написалъ свою волю, чтобъ попечителями ихъ были извѣстныя ему особы, добровольно на себя принимающія опеку; то выборъ ихъ дѣлается по сему завѣщанію. Если кто умретъ совершенно безъ завѣщанія или забудетъ о выборѣ опекуновъ; то для сего избираются ближайшіе сродники съ отцовой стороны и съ матерней, два попечителя съ одной стороны и два съ другой, и одинъ изъ друзей умершаго. Сихъ законоблюстители опредѣляютъ къ сиротамъ. Пятнадцать законоблюстителей по старшинству управляютъ всею опекою и сиротами, чередуясь между собою трое на одинъ годъ и трое на другой, доколѣ совершится кругъ пятилѣтія; потомъ снова начинаютъ тотъ же порядокъ. Дѣти послѣ отца, хотя бы онъ, умирая, не оставилъ никакого завѣщанія, состоятъ всегда подъ общими законами опеки. Кто при нечаянной кончинѣ оставитъ дочерей; тотъ да проститъ законадателю, если сей изъ трехъ обязанностей каждаго отца исполнитъ только двѣ, и выдавая дочь его, будетъ смотрѣть только на продолженіе его рода и на цѣлость удѣла, и по невозможности знать волю покойника, не исполнитъ третьей, на что отецъ обратилъ бы свое вниманіе, чтобъ выбрать себѣ сына, а дочери своей жениха изъ гражданъ самаго добронравнаго и образованнаго. Законъ же для сихъ случаевъ таковъ: Если кто безъ завѣщанія оставляетъ дочерей своихъ; то послѣ смерти его братъ отъ одного отца или отъ одной матери беретъ и дочь его и принадлежащій ей удѣлъ. Нѣтъ брата, то беретъ ее братнинъ сынъ, если онъ съ нею одного возраста. Если нѣтъ никого изъ сихъ, то заступаетъ мѣсто сынъ сестры. Четвертой слѣдуетъ дядя, братъ отца, пятой сынъ его, шестой сынъ отцовой сестры. Такимъ образомъ, если остаются дочери, родъ долженъ поддержаться ближайшею роднею, сначала однокровными, потомъ двоюродными, напередъ по линіи мужеской, потомъ женской. Соотвѣтственность же и несоотвѣтственность лѣтъ для брака судія долженъ наблюдать, разсматривая нагихъ жениховъ и невѣстъ съ открытыми грудями. Если нѣтъ родныхъ ни племянниковъ, ни внучатныхъ; то кого сама невѣста изберетъ по взаимному согласію и съ одобреніемъ опекуна, тотъ пустъ будетъ наслѣдникомъ умершаго и женихомъ его дочери. Таковые недостатки часто могутъ встрѣчаться въ городѣ. Если безпріютная дочь увидитъ отходящаго въ поселеніе юношу и ей будетъ по мысли сдѣлать его наслѣдникомъ отцовскаго имѣнія; то онъ, какъ сродственникъ, по закону долженъ вступить въ наслѣдство; а если онъ совсѣмъ внѣ рода, и для гражданъ чужой, то по выбору опекуна и дочери умершаго онъ имѣетъ право жениться на ней, и вступивъ въ домъ, принять имѣніе незавѣщавшаго. Если кто умретъ совершенно безъ дѣтей мужескаго и женскаго пола, и умретъ безъ завѣщанія; то поступать по тому же закону. Мущина и женщина равесники, ближайшіе изъ рода, вступаютъ въ выморочной домъ и обладаютъ удѣломъ: во первыхъ сестра, во вторыхъ дочь брата, въ третьихъ дочь сестры, въ четвертыхъ сестра отца, въ пятыхъ дочь брата отцовскаго, въ шестыхъ дочь сестры отцовской, которыя выходятъ за мужъ за ближайшихъ въ родствѣ по уложенію, какъ прежде сказано. Да не сокроются отъ насъ всѣ затрудненія, которыя необходимо встрѣчаются, если законъ повелѣваетъ наслѣднику умершаго жениться на родственницѣ, не разбирая безчисленныхъ препятствій, кои могутъ удерживать людей отъ повиновенія сему установленію и не смотря ни на что, еслибъ даже женихъ или невѣста подвержены были увѣчью и болѣзнямъ душевнымъ и тѣлеснымъ. Безъ сомнѣнія всѣ заключатъ, что законодатель несправедливо сдѣлалъ, не обративъ на сіе вниманія. Скажемъ же одно общее предисловіе и для законодателя и тѣмъ, для коихъ онъ пишетъ, что и ему извинительно, если онъ, стараясь объ общемъ благѣ, не могъ отвратить всѣхъ частныхъ неудобствъ и нещастій, кои со всякимъ случаются; извинительно и имъ, если они иногда справедливо не могутъ исполнить того, что онъ, не знавши, предписываетъ.
Кл. Какимъ образомъ, скажи.
Аѳ. Часто сынъ богатаго отца добровольно не захочетъ жениться на дочери своего дяди; онъ устремляетъ гордыя мысли свои къ выгоднѣйшему супружеству. Иногда же, видя въ повелѣніи законоподателя свое крайнее нещастіе, онъ по необходимости принужденъ бываетъ ослушаться его, если его принуждаютъ вступить въ неровную связь и даютъ, какъ бремя на всю жизнь, больную или слабоумную жену. Объ етомъ у насъ теперь слово, и вотъ законъ: — если будетъ жалоба на законы о завѣщаніи, о чѣмъ либо другомъ и о бракѣ; если станутъ говорить, что законодатель — еслибъ самъ былъ живъ и находился при семъ дѣлѣ, не принуждалъ бы ни жениться, ни выходить за мужъ такимъ несправедливымъ образомъ: то на сіи жалобы кто нибудь изъ ближнихъ или опекунъ скажетъ, что законодатель оставилъ сиротамъ третейской судъ и пятнадцать законоблюстителей вмѣсто отцовъ, къ которымъ могутъ приходить для рѣшенія всѣхъ подобныхъ сомнѣній, и мнѣнія коихъ могутъ приниматься за законъ. Кому покажется чрезмѣрною сія власть въ рукахъ законоблюстителей, тотъ можетъ вести недовольныхъ въ судилище избранныхъ и тамъ рѣшить споръ. Неправому отъ законодателя стыдъ и поруганіе и великая пеня, если онъ имѣлъ въ мысляхъ одно богатство.
Сироты должны получить, такъ сказать, второе рожденіе. Мы уже говорили о питаніи и ученіи, кои слѣдуютъ послѣ перваго рожденія. Послѣ втораго, дѣтямъ, лишеннымъ родителей, всѣми способами должно облегчить нещастную жалкую участь сиротства ихъ. Во первыхъ вмѣсто родителей законъ даетъ имъ въ своихъ блюстителяхъ отцовъ, не менѣе чадолюбивыхъ, которые ежегодно смѣняясь, будутъ пещись о нихъ, какъ о собственныхъ дѣтяхъ, и какъ мы совѣтуемъ имъ въ предисловіи о воспитаніи сиротъ. Къ чему же иному клонятся первыя слова мои, что души умершихъ и по смерти имѣютъ нѣкоторую силу — пещись о дѣлахъ человѣческихъ? Продолжительны были бы слова въ доказательство сей истины. Повѣримъ тому, что говорятъ о семъ столь многія и весьма древнія преданія; повѣримъ и законодателямъ, что ето не ложно, если только не почитаемъ ихъ совершенно безумными. И если такъ, то во первыхъ убоимся небесныхъ Боговъ, которые милосердуютъ о безпомощномъ состояніи сиротъ; потомъ почтимъ души отжившихъ, которые сохраняютъ нѣжную любовь къ племени своему, и къ почитающимъ его благопріятны, а къ непочитающимъ враждебны; постыдимся и живыхъ украшенныхъ сѣдинами старости и величайшими почестями; сихъ мужей вездѣ почтенныхъ, гдѣ только Государство благоденствуетъ подъ справедливыми законами и за любовь къ которымъ дѣти дѣтей живутъ въ щастіи. Они имѣютъ тонкой слухъ и острое зрѣніе къ дѣламъ сиротства, и сколько благорасположены къ справедливымъ, столько ненавидятъ притѣснителей сиротства, почитая ето важнѣйшимъ и священнѣйшимъ залогомъ. На сіе долженъ обращать опекунъ или Архонтъ весь свой умъ, если имѣетъ хотя малый и по возможности своей благотворить сиротамъ въ пропитаніи, въ наученіи, почитая всякое добро, имъ оказанное, добромъ для самаго себя и дѣтямъ своимъ. Кто послушается сего увѣщанія до закона, и не причинитъ никакой обиды сиротѣ, тотъ избѣжитъ жестокаго гнѣва законодателя. А непослушный, обижающій сироту, не имѣющаго отца или матери, платитъ за всякую обиду въ двое больше, нежели когдабъ онъ обидѣлъ имѣющаго отца и мать; что касается до прочаго законодательства въ отношеніи опекуновъ къ сиротамъ и архонтовъ къ обязанностямъ опекуновъ: еслибъ они, воспитывая собственныхъ своихъ дѣтей и въ дѣлахъ собственнаго хозяйства не имѣли предъ глазами примѣровъ благороднаго воспитанія и нѣкоторыхъ законовъ, къ сему приспособленныхъ; то справедливо было бы установить нѣкоторыя опекунскіе законы, какъ отличные отъ другихъ, назначающіе другой образъ жизни и другія упражненія сиротамъ и несиротамъ. Но у насъ теперь нѣтъ сего различія въ упражненіяхъ сиротства и дѣтей при живыхъ родителяхъ; хотя еще не привыкли равнять ихъ въ почестяхъ, въ безчестіяхъ и въ попеченіи, которое имѣемъ о тѣхъ и о другихъ.
И для сего то сироты требуютъ того, чтобъ законодатель соединилъ съ увѣщаніями строгость и угрозы. Вотъ необходимая угроза: Опекунъ, имѣющій въ своемъ попеченіи дѣвочку или мальчика, также законоблюститель, наблюдающій за опекуномъ, должны любить безпомощнаго сироту не менѣе собственыхъ своихъ дѣтей; должны пещись объ имѣніи его не менѣе, какъ и о собственномъ своемъ, и еще болѣе по честности. Вотъ единственной законъ, на которомъ основываются всѣ дѣла опеки. Еслижь кто иначе поступаетъ и противъ сего закона; то Архонтъ взыскиваетъ съ опекуна, а опекунъ неправаго Архонта приводитъ въ судилище избранныхъ, и по приговору сего суда подвергаетъ его двойной пенѣ. Если домашніе или кто нибудь изъ гражданъ замѣтятъ нерадѣніе или зловредность опекуна; то приводятъ его въ тоже судилище, и въ чемъ онъ будетъ обвиненъ, за то долженъ платить въ четверо. Одна половина сей пени принадлежитъ дитяти, а другая истцу. Равнымъ образомъ если сирота, пришедши въ возрастъ, увидитъ, что опека худо производилась; то по окончаніи пятилѣтія онъ имѣетъ право искать удовлетворенія. Если опекунъ виновенъ; то судилище опредѣляетъ ему наказаніе или пеню. Оно же рѣшитъ, если кто изъ Архонтовъ несмотрѣніемъ своимъ нанесъ вредъ сиротѣ; если къ несмотрѣнію онъ присоединилъ и несправедливости; то сверхъ пени онъ изключается изъ числа законоблюстителей, и общество градское избираетъ вмѣсто его странѣ и городу другаго законоблюстителя.
Бываютъ раздоры у родителей противъ дѣтей и у дѣтей противъ родителей, раздоры, переходящіе всякую мѣру, въ коихъ и родители думаютъ, что законодатель долженъ бы имъ дать власть, если они хотятъ, чрезъ глашатая предъ всѣми, отлучить сына своего отъ себя и объявить его не сыномъ своимъ; и дѣти отцовъ своихъ, изможденныхъ болѣзнями и страстію хотятъ обвинять въ сумашествіи. Сіе дѣйствительно можетъ быть только между самыми развращенными людьми. Ибо при односторонности зла, на примѣръ ежели отецъ добръ, а сынъ худъ, или напротивъ, вражда не можетъ простираться до такой нещастной крайности. Въ другомъ Государствѣ отлученный сынъ еще не отлучается отъ отечества; но въ томъ, коему будутъ принадлежать сіи законы, сынъ, отлученный отъ отца, необходимо долженъ переселиться въ другую страну. Ибо здѣсь число домовъ не можетъ простираться выше пяти тысячь сорока. Почему судебный порядокъ требуетъ, чтобъ сіе отлученіе произходило не отъ однаго отца, но въ присутствіи всего родства; и по закону такъ надлежитъ поступать въ семъ случаѣ: кому гибельной гнѣвъ въ правѣ или не въ правѣ внушитъ желаніе отлучить отъ родства своего того, кого онъ родилъ и воспиталъ; тотъ не просто долженъ дѣлать сіе и не вдругъ; но собравъ всѣхъ родственниковъ до двоюродныхъ, равно и со стороны материнской; предъ ними долженъ обвинять его и доказать, что онъ заслужилъ быть отлучнымъ отъ рода своего; должно позволить и сыну защищаться, если онъ совсѣмъ не заслужилъ сего наказанія. Если отецъ убѣдитъ и будетъ имѣть на своей сторонѣ болѣе половины голосовъ всѣхъ родственниковъ и другихъ совершеннолѣтнихъ женщинъ и мущинъ, кромѣ голоса своего, матери, и обвиняемаго; то такимъ только образомъ можетъ отлучить отъ себя сына своего, а не иначе. Отлученнаго если кто изъ гражданъ пожелаетъ усыновить, то законъ сему не препятствуетъ. Ибо юные нравы подвержены безпрестаннымъ перемѣнамъ. Но если никто не захочетъ усыновить его; то попечители поселеній принимаютъ его въ свое вѣдомство и даютъ ему все нужное въ новомъ обществѣ. Если кого старость, или болѣзнь, или жестокость нрава и подобные случаи содѣлаютъ безумнымъ, и кромѣ домашнихъ никто не замѣтитъ его безумія, въ которомъ онъ, какъ господинъ расточаетъ свое имѣніе; сынъ между тѣмъ не доумѣваетъ и не смѣетъ обвинять его въ сумашествіи; то вотъ законъ ему: во первыхъ придти къ старѣйшимъ изъ законоблюстителей и объявить о нещастіи отца своего. Они по достаточномъ разсмотрѣніи совѣщаются, должно ли обвинить его или нѣтъ. При обвиненіи должны быть свидѣтели и избранные судьи. Обвиненный въ послѣдующее время уже не имѣетъ права располагать ни малѣйшею вещію, но долженъ вести жизнь дѣтскую.
Если мужъ и жена по несходству характеровъ живутъ несогласно; то десять мужей изъ законоблюстителей и десять женщинъ, имѣющихъ смотрѣніе за браками, пекутся о таковыхъ, какъ посредники. Если они могутъ примирить несогласныхъ; то ихъ дѣло кончено. Но если не примиримые кипятъ все большею ненавистью; то искать для каждаго изъ нихъ новыхъ сожителей; и какъ вѣроятно, сіи распри происходятъ отъ нетерпѣливаго нрава; то лучше соединять живые характеры съ кроткими. Если ссорятся между собою бездѣтные или малодѣтные супруги, то новое сожительство позволительно и для дѣтей. При достаточномъ числѣ дѣтей для успокоенія старости и взаимной помощи разводъ и соединеніе также позволительны. Если умретъ жена, оставя послѣ себя дѣтей мужескаго и женскаго пола; то законъ совѣтуетъ, но не повелѣваетъ воспитывать ихъ безъ мачихи. Если она умретъ бездѣтная; то мужъ необходимо долженъ жениться, чтобъ имѣть достаточное число дѣтей для дома и для отечества. Если умретъ мужъ, оставя послѣ себя довольное число дѣтей; то мать ихъ должна во вдовствѣ воспитывать ихъ. Но если она слишкомъ молода, чтобы цвѣтущія лѣта проводить безъ мужа; то родственники ея по совѣщаніи съ женщинами, пекущимися о бракахъ, должны положить о семъ общее ихъ мнѣніе. Бездѣтные же вдовцы и вдовы вступаютъ въ супружество для дѣтей. Достачное число дѣтей по закону опредѣляется дочь и сынъ. Если уже извѣстно, кто родители рожденнаго; то судъ долженъ рѣшить, за кѣмъ рожденный долженъ слѣдовать. Дитя, прижитое рабынею съ рабомъ, или свободнымъ, или вольноотпущеннымъ, безъ исключенія принадлежитъ господину ея. Дитя, прижитое свободною съ рабомъ, принадлежитъ господину раба. Если дитя родится отъ господина и рабыни его, или отъ госпожи и раба ея и сдѣлается сіе гласнымъ; то рожденное отъ госпожи брачныя надзирательницы отсылаютъ въ чужую страну съ отцомъ его, а рожденное отъ господина отсылаютъ законоблюстители съ родильницею.
Забывать своихъ родителей ни Богъ, ни разумный человѣкъ никогда никому не посовѣтуетъ. Приведемъ себѣ на память предисловіе, сдѣланное о поклоненіи Богамъ; оно также можетъ быть принаровлено къ почтенію и непочтенію своихъ родителей. Всѣ народы издревлѣ имѣютъ двоякой законъ въ разсужденіи Боговъ: однихъ мы чтимъ, какъ ясно видимыхъ; другимъ воздвигаемъ подобія, статуи, и воздавая почтеніе бездушнымъ, вѣримъ, что за сіе, одушевленные Боги будутъ къ намъ благотворительны и милостивы. Но у кого въ домѣ успокоены при маститой старости отецъ или мать, дѣдъ или бабка; тотъ, имѣя сіе сокровище, если знаетъ достойную цѣну ему, долженъ чтить его выше всякой статуи.
Кл. Какая же ето достойная цѣна?
Аѳ. Я скажу, и ето, друзья, стоитъ вашего вниманія.
Кл. Говори только.
Аѳ. Едипъ, оставленный, презрѣнный дѣтьми, призывалъ на нихъ гнѣвъ небесный; Боги услышали его и всѣ поеты воспѣваютъ ихъ мщеніе. Раздраженный Аминторъ проклялъ сына своего Феникса, и Тезей Иполита. Безчисленные примѣры доказываютъ, что Боги внимаютъ молитвамъ родителей противъ дѣтей ихъ. Самое правосудіе хотѣло, чтобъ для дѣтей не было врага ужаснѣе, какъ разгнѣванный родитель. Но не подумаемъ, что Богъ внимаетъ только молитвамъ раздраженнаго отца или матери противъ дѣтей своихъ: когда успокоенный почтенный родитель въ радости сердечной проситъ небеснаго благословенія своимъ добрымъ чадамъ; то можно ли думать, что Боги имъ не внимаютъ и не воздаютъ намъ по ихъ молитвамъ? Тогдабъ они были несправедливые раздѣлители своихъ благъ. А сіе не свойственно ихъ провидѣнію.
Кл. Совсѣмъ не свойственно.
Аѳ. Итакъ представимъ себѣ, какъ мы сей часъ сказали, что для Боговъ нѣтъ священнѣе памятниковъ между нами, какъ престарѣлый отецъ, согбенный старостію дѣдъ, или почтенная мать; они принимаютъ какъ жертву тѣ почести, кои мы воздаемъ своимъ родителямъ. Иначе не внимали бы молитвамъ ихъ. Какое преимущество имѣютъ живыя тѣла предковъ предъ бездушными изваяніями Боговъ? Тѣ чувствуютъ наши услуги, молятся за насъ, и за непочтеніе проклинаютъ насъ; сіи не дѣлаютъ ни того, ни другаго; и кто должнымъ образомъ служитъ своему отцу, дѣду и всѣмъ старѣйшимъ, тотъ для угожденія Богамъ не имѣетъ нужды ни въ какихъ лучшихъ подобіяхъ.
Кл. Прекрасно сказано.
Аѳ. И такъ всякой благоразумный боится и почитаетъ своихъ родителей, видя изъ многихъ примѣровъ, что молитвы ихъ неостаются тщетны. И если такъ, то для добродѣтельныхъ есть приобрѣтеніе, родители престарѣлые, достигающіе до положеннаго предѣла жизни, — и горькая печаль, родители умирающіе въ юности. Злодѣй долженъ трепетать предъ отцомъ своимъ. Всякой, внимая словамъ симъ, да воздаетъ всѣ должныя почести родившимъ его; а для кого сіе предисловіе есть только пустой звукъ, для того справедливо положить сей законъ: если кто въ городѣ не оказываетъ своимъ родителямъ должнаго уваженія; если не такъ откровененъ съ ними, какъ съ дѣтьми своими, со внуками, какъ съ самимъ собою, и не исполняетъ ихъ желаній; то обиженный или самъ, или чрезъ кого нибудь долженъ объявить о семъ троимъ старѣйшимъ изъ законоблюстителей или троимъ изъ тѣхъ женъ, кои смотрятъ за брачнымъ союзомъ, а сіи наказываютъ виновныхъ розгами и заключеніемъ въ темницу мущинъ до тридцати лѣтъ, а женщинъ до сорока. Если и далѣе сего возраста они не оставятъ своего непочтенія къ родителямъ и оскорбляютъ ихъ; то таковыхъ должно приводить въ судилище старѣйшихъ, которые подвергаютъ виновнаго пенѣ или наказанію, и не почитаютъ никакаго наказанія слишкомъ жестокимъ по его злодѣйству. Если обиженный не можетъ самъ жаловаться; то всякой свободной, узнавшій о семъ, долженъ донести правительству, или онъ будетъ объявленъ безстыднымъ, и желающій можетъ вести его къ суду. Если объявитъ рабъ; — то онъ дѣлается свободнымъ. Если онъ принадлежитъ обижающему или обиженному, то правительство отпускаетъ его; если онъ принадлежитъ другому господину; то казна платитъ за него. Правители пекутся о томъ, чтобы за доносъ его никто не мстилъ ему.
Что касается до отравы ядомъ; то о смертныхъ случаяхъ уже прежде сказано. Но еще ничего не говорили о вредѣ, если кто умышленно отравляетъ другаго въ питьѣ, пищѣ или въ мазяхъ. Двѣ порчи, существующія въ родѣ человѣческомъ, требуютъ вниманія: въ одной, о которой мы теперь упомянули, вредъ дѣлается естественнымъ образомъ отъ одного тѣла другому; другая порча посредствомъ чародѣйствъ, наговоровъ и такъ называемыхъ приворотовъ дерзающимъ вредить внушаетъ твердое удостовѣреніе, что они ето могутъ дѣлать и заставляютъ думать другихъ, будто они болѣе всего страждутъ отъ чародѣевъ. Не легко узнать, какимъ образомъ все ето дѣлается; и еслибъ кто узналъ истину, трудно убѣдить въ ней другихъ. Напрасной трудъ убѣждать зараженныхъ суевѣрнымъ опасеніемъ другъ къ другу, и когда они увидятъ на дверяхъ или на распутіи или на могилахъ родителей восковыя изображенія, нельзя заставить ихъ презирать подобныя вещи: они не имѣютъ о семъ никакаго истиннаго понятія. Раздѣливши на двѣ части законъ о чародѣйствѣ, — если кто захочетъ чародѣйствовать какимъ либо образомъ, сперва попросимъ его, посовѣтуемъ, чтобъ онъ не принимался за подобныя дѣла, не смущалъ народа, какъ дѣтей, пустымъ страхомъ и не принуждалъ законоподателя и судію приступать къ излѣченію отъ сей болѣзни. Во первыхъ, кто принимается за чародѣйство, въ намѣреніи вредить другимъ, не знаетъ дѣйствія его на тѣло, если онъ не свѣдущъ во врачебномъ искуствѣ; не знаетъ силы заклинанія, если онъ не вѣщунъ, не гадатель. Скажемъ сіе слово въ законъ о порчѣ: кто портитъ другаго безъ смертоноснаго вреда ему самому или людямъ его, но во вредъ скоту его или пчеламъ; если врачь будетъ обличенъ въ семъ злодѣйствѣ; то онъ накажется смертію; если простой человѣкъ, то судилище подвергаетъ его или наказанію или платежу. Если кто чародѣйствами, приворотами или какими нибудь заклинаніями заставитъ подозрѣвать себя въ порчѣ; вѣщій и гадатель смертію да накажется. Если кто, не знающій искуства прорицанія будетъ обвиненъ въ порчѣ; то судилище назначаетъ ему или наказаніе или денежную пеню.
Кто наноситъ другому вредъ воровствомъ или насильствомъ; тотъ платитъ обиженному болѣе или менѣе, смотря по сдѣланному убытку. Вообще наказаніе продолжается, доколѣ вознаградится убытокъ. Всякой долженъ понести его за свою погрѣшность для исправленія: погрѣшившій по неразумѣнію или по юности увлеченный совѣтами другихъ, наказывается слабѣе; погрѣшившій по закоснѣлому невѣжеству, по необузданности страстей, или огорченія, въ малодушномъ страхѣ, по жадности, по ненависти или по непримиримому гнѣву, жесточае наказывается, не за содѣланное уже зло: ибо содѣланнаго нельзя поправить: но для того, чтобы онъ самъ возненавидѣлъ порокъ; чтобъ другіе, видя его, исправлялись, и чтобъ остановить несчастныя слѣдствія преступленій. Къ сей только цѣли законы подобно мѣткому стрѣлку должны устремлять строгость и соразмѣрность наказаній. И судья, имѣющій власть опредѣлять за преступленія или денежную пеню или наказаніе, долженъ содѣйствовать въ семъ случаѣ законодателю, который подобно живописцу, дѣлаетъ только внѣшнее очертаніе сопребывающихъ предметовъ. Сей трудъ и намъ предлежитъ совершить теперь по возможности лучшимъ образомъ: должно опредѣлить соотвѣтственныя наказанія за воровство и насильство, если Боги и сыны Боговъ благословятъ намѣреніе законодателя.
Сумасшедшій не долженъ показываться въ городѣ. Родственники должны хранить его дома, какъ сами знаютъ, или должны платить денежную пеню: изъ перваго класса сто драхмъ, какъ за раба, такъ и за свободнаго, котораго выпустятъ; изъ втораго класса четыре пятыхъ доли мины; изъ третьяго три пятыхъ доли, а изъ четвертаго двѣ. Сходятъ съ ума отъ разныхъ причинъ: тѣ, о которыхъ здѣсь говорится, подвергаются сему отъ болѣзней; другіе сходятъ съ ума отъ сильнаго гнѣва. Сіи при малѣйшей враждѣ громогласно изрыгаютъ другъ на друга всѣ ругательства, которыя никакъ не могутъ быть позволительны въ благоустроенномъ городѣ. Противъ всякаго злословія да будетъ сей простой законъ: никто никого ругать не долженъ. Если кто не согласенъ въ чемъ нибудь съ другимъ; то пусть научитъ и вразумитъ несоглашающагося и прочихъ присутствующихъ, воздерживаясь отъ всякаго злословія. Ибо что бываетъ изъ того, когда разгнѣванные клянутъ другъ друга, и укоризненными названіями обличаютъ въ себѣ женственный нравъ? Отъ словъ, отъ бездѣлицы, въ самомъ дѣлѣ поселяется между ими ненависть и непримиримая вражда. Сказавши слово, угождая самому неблагодарному господину — гнѣву своему, мы питаемъ его всякою злобою; душа наша, сколько нибудь укрощенная воспитаніемъ, опять обращается въ дикое звѣрство; мы живемъ въ ожесточеніи и пожинаемъ горькія плоды своего гнѣва. Въ такихъ случаяхъ намъ обыкновенно случается говорить на своего противника что нибудь смѣшное. Такая привычка рѣдко кого не совращала съ пути благонравія и не погубляла ума его. Почему никто никому не долженъ говорить подобнаго ни въ храмѣ, при всенародныхъ жертвоприношеніяхъ, ни на игрищахъ, ни на торжищѣ, ни въ судѣ, ни въ другомъ какомъ либо собраніи. Начальникъ каждаго изъ сихъ мѣстъ наказываетъ непослушныхъ; сверхъ того они лишаются права искать наградъ, какъ не пекущіеся о законахъ и не исполняющіе повелѣній законодателя. Если и въ другомъ мѣстѣ начинщикъ спора, или защищающій что нибудь не воздержатся отъ оскорбительныхъ словъ; то старѣйшій, которой при семъ случится, долженъ вступиться за законъ, силою разогнать во гнѣвѣ зложелательствующихъ другъ другу; или онъ подвергается опредѣленной пенѣ. Замѣтимъ при семъ, что въ ссорѣ невозможно удержаться, чтобъ не сказать остраго, насмѣшливаго слова. Насмѣшка оскорбительна, если сопряжена съ гнѣвомъ. Но допустимъ ли мы талантъ комиковъ, — говорить на другихъ смѣшное, если они безъ гнѣва пожелаютъ выводить на сцену гражданъ? Или должно раздѣлить шутку отъ нешутки, и въ шуткѣ позволительно сказать о комъ либо смѣшное, безъ гнѣва; а съ намѣреніемъ во гнѣвѣ никогда никому не позволительно? Пропускать сего въ законодательствѣ не должно. Скажемъ же, кому позволительно сіе и кому нѣтъ. Сочинителю комедій или сатиръ или стихотвореній не позволяется ни въ словѣ, ни въ подобіи выводить на сцену кого либо изъ гражданъ, ни въ гнѣвѣ, ни безъ гнѣва; не послушнаго наградоположники изгоняютъ въ тотъ же день изъ страны своей или платятъ три мины въ храмъ Бога, въ честь котораго совершаются игры. Тѣ же, кои, какъ прежде сказано, имѣютъ власть подвергать другихъ насмѣшкѣ, должны дѣлать сіе безъ гнѣва, въ шуткѣ, а не съ намѣреніемъ вредить другому. Разсмотрѣніе сихъ сочиненій поручается главному попечителю воспитанія юношества; и что онъ одобритъ, то сочинитель можетъ представить народу, а чего не одобритъ, — того ни самъ онъ не долженъ показывать никому другому, ни сообщать чрезъ слугу или свободнаго; или онъ объявится худымъ человѣкомъ и законопреступнымъ.
Сожалѣнія достоинъ не голодный, не бѣдный, но человѣкъ разумный, отличный доблестью души или какою нибудь заслугою, котораго постигнетъ подобное несчастіе. И удивительно было бы, если бы такой человѣкъ, рабъ ли онъ, или свободной, остался въ забвеніи и пришелъ въ крайнюю нищету въ городѣ, хотя нѣсколько благоустроенномъ. Почему законодатель безопасно можетъ положить на такихъ сей законъ: Нищихъ да не должно быть въ нашемъ городѣ. Но если кто хочетъ имъ сдѣлаться и безъ труда поддерживать жизнь свою милостынею; то съ торжища изгоняютъ его приставы торжища, изъ города астиномы, изъ прочей страны сельскіе смотрители препровождаютъ его за границу, такъ чтобъ вся страна была совершенно свободна отъ сихъ животныхъ.
Если рабъ или раба причинятъ вредъ въ чужомъ имѣніи, безъ всякой вины со стороны обиженнаго, но по неопытности или по неблагоразумію своему; то господинъ виновнаго долженъ вознаградить за весь убытокъ, или выдать сдѣлавшаго вредъ. Но если господинъ покажетъ, что обидѣвшій и обиженный согласились между собою въ сей хитрости, чтобъ отнять у него раба; то сей злоумышленной искъ подвергается суду, и обличившій долженъ получить за человѣка двойную цѣну въ сравненіи съ тѣмъ, какъ оцѣнитъ его судъ; а если будетъ осужденъ, то долженъ вознаградить за убытокъ и сверхъ того отдать раба. За вредъ, причиненный воламъ, лошадямъ, собакѣ и другимъ животнымъ сосѣда, дѣлается такое же вознагражденіе.
Если кто добровольно не хочетъ итти во свидѣтели; то имѣющій нужду въ свидѣтельствѣ долженъ вызвать его. Вызванный долженъ отвѣчать на судные вопросы; и если знаетъ и хочетъ свидѣтельствовать, пусть свидѣтельствуетъ; а если отзывается незнаніемъ; то поклявшись тремя божествами, Зевсомъ, Аполлономъ и Ѳемидою, что онъ ничего не знаетъ, отпускается изъ суда. Призываемый во свидѣтельство, если не приходитъ къ призывающему, подвергается суду за вредъ. Если кто приводитъ во свидѣтели самаго судящаго; то сей объявивши свидѣтельство, уже не можетъ дѣлать судебнаго приговора. Свободная женщина имѣетъ право свидѣтельствовать и защищать дѣла, если не имѣетъ мужа; а при жизни мужа можетъ только свидѣтельствовать. Рабыня, рабъ и дитя могутъ свидѣтельствовать и защищать только въ дѣлахъ убивства; если есть достовѣрные поручители, что они явятся къ суду, когда свидѣтельство ихъ откроется ложнымъ. Обѣ тяжущіяся стороны если уличатъ другъ друга въ ложныхъ свидѣтельствахъ, судятся въ семъ до рѣшенія главнаго дѣла, и судопроизводства сіи, за подписаніемъ обѣихъ сторонъ, хранятся у начальства, для обличенія лжесвидѣтельства. Кто два раза будетъ открытъ во лжесвидѣтельствѣ, такого законъ уже не заставляетъ свидѣтельствовать. Кто будетъ обличенъ три раза, тому уже не позволено никакое свидѣтельство; а если послѣ трехъ разъ таковой осмѣлится свидѣтельствовать; то всякой желающій можетъ донести о немъ правительству, и обвиненный наказывается смертію. Ежели окажутся ложными такія свидѣтельства, которыя обличенному уже доставили въ судѣ выиграть дѣла, и болѣе половины свидѣтелей ложно свидѣтельствовали; то такое рѣшеніе дѣла остается не дѣйствительнымъ; дѣло снова подвергается разсмотрѣнію и пересужденію, правильно ли оно рѣшено или не правильно. Симъ послѣднимъ судомъ оканчивается все судопроизводство.
Многія дѣла, прекрасныя въ человѣческой жизни, подвержены гибельному року, которой ихъ портитъ и унижаетъ. Не прекрасное ли дѣло въ людяхъ правосудіе? Не оно ли утверждаетъ между ими тишину и спокойствіе? А если такъ, то защищать невинныхъ не есть ли благороднѣйшій долгъ каждаго? Но завистливый духъ назвалъ прекраснѣйшимъ именемъ искуства то, что было прежде естественнымъ способомъ суда, — искуства, которое можетъ давать правоту правому и неправому дѣлу, до суда относящемуся. Суетно сіе искуство, и тщетны всѣ слова витійственныя, если платятъ за нихъ деньгами. Въ нашемъ городѣ сіе искуство, или безъискуственный навыкъ и упражненіе — совсѣмъ не должны рождаться. Законодатель требуетъ, чтобъ никто не говорилъ противнаго правосудію, и чтобъ непослушный удалился въ другія страны съ своимъ хитросплетеніемъ. Покорнымъ молчаніе, а непокорнымъ сей законъ: кто обнаружитъ свое намѣреніе совращать въ сердцахъ судей силу правосудія къ противному, какъ-то, запутывать дѣло пустымъ многословіемъ и несправедливымъ сужденіемъ; того желающій можетъ обвинять въ неправосудіи или въ ябѣдничествѣ. Судъ избранныхъ судитъ его, строго разсматривая, по корыстолюбію ли онъ сдѣлалъ сіе, или по враждѣ; если по враждѣ, то судъ запрещаетъ ему въ продолженіи извѣстнаго времени судить и быть стряпчимъ; если по корыстолюбію, то иностранцу велитъ выѣхать и никогда не возвращаться, или грозитъ смертною казнію; гражданина же подвергаетъ смерти за то, что онъ корысть почитаетъ выше всего. Смертію наказывается и тотъ, кто дважды будетъ обвиненъ въ содѣяніи сего по враждѣ.