Одушевленіе всей природы служитъ широкою основою религіи полинезійцевъ и меланезійцевъ. У нихъ все было одушевлено или могло быть одушевлено, даже и домашнія орудія. Мы не должны подъ этимъ подразумѣвать чего-либо исключительно облагораживающаго. Слова духъ или душа у нихъ означали вообще проявленіе жизни. Крысиный пискъ, бормотанье дѣтей во снѣ таитяне называютъ духомъ. Но система воплощенія покровительствующихъ духовъ сознателъно вводила души даже въ неодушевленные предметы. Поэтому такъ же, какъ душамъ людей, животныхъ, растеній и камней, и для всякаго рода ремесленныхъ орудій допускается продолженіе жизни въ Болоту. Эта система приводила къ первичному пантеизму, наиболѣе характерно выражающемуся въ распространенномъ по всей Океаніи понятіи атуа, акуа, готуа и т. под.
Атуа означаетъ въ Полинезіи духовное въ обширномъ смыслѣ и „туа“ употребляется здѣсь, повидимому, въ смыслѣ загробнаго міра; это — богъ, обоготворенный человѣкъ, духъ, душа, тѣнь, призракъ. Это слово употребляется сознательно въ генерическомъ смыслѣ, подобно тому, какъ мана въ Меланезіи, по Кодрингтону, „было свойственной человѣку силой или вліяніемъ, въ извѣстномъ смыслѣ сверхъестественнымъ, но выражающимся въ той или другой способности или преимуществѣ“. Оно не находится въ неразрывной связи съ чѣмъ бы то ни было и можетъ переноситься почти повсюду; но духи, въ качествѣ душъ, лишенныхъ тѣла, или сверхестественныхъ существъ, обладаютъ имъ и могутъ его передавать. Всѣ религіозные обычаи меланезійцевъ состоятъ въ томъ, чтобы призывать „мана“ или пользоваться имъ съ выгодою для себя. Въ практическомъ отношеніи загробный міръ дѣйствуетъ на живыхъ или посредствомъ общенія съ душами умершихъ, странствующихъ между небомъ и землею, или во временномъ, или же вѣчномъ вселеніи божества въ какой-либо земной предметъ. Отсюда возникли покровительствующіе духи, крайне важные въ практическомъ служеніи богамъ; внушенія ихъ были желательны, потому что они могли сообщить о томъ, что было извѣстно богамъ Болоту. Если они не являлись добровольно, ихъ старались понудить къ тому просьбами, жертвами и, въ крайнемъ случаѣ, посредствомъ приведенія себя въ состояніе безумія. Полинезійскаго Атуа мы видимъ въ Анѣ или Ганѣ на Понапэ, Казинглѣ и Калитѣ на Палау, Анутѣ на Кузайи и Ярисѣ на Тоби. Это почитаніе духовъ, обращенное къ предметамъ, считающимся одушевленными, во многихъ мѣстахъ выродилось, повидимому, въ настоящій культъ животныхъ. Такъ, на Мортлокѣ макрели (Caranx) воздавалось поклоненіе, какъ богу войны, а курнайи въ Stipiturus и Malurus видѣли творцовъ мужчинъ и женщинъ. И калитъ считался одушевляющимъ элементомъ, какъ мы видимъ изъ того, что онъ приписывался и неодушевленнымъ предметамъ: у Земпера на Палаускихъ островахъ разспрашивали о калитѣ, который постукивалъ въ его часахъ.
На Новыхъ Гебридахъ „вуи“ живутъ въ странѣ, называемой Панои; они связаны съ обожествленными предками и призываются въ случаѣ опасности. Всѣ серьезныя болѣзни тамъ приписываются колдовству или дурному вліянію атаи или таматэ, совершенно отличныхъ отъ первыхъ (вуи) и отъ душъ умершихъ. Какъ только душа оставила тѣло, начинается ея странствованіе, имѣющее тотъ или другой конецъ, смотря по положенію -page326.jpg)
Изображеніе предка (корваръ) изъ Новой Гвинеи. (Британскій музей.) ¼ наст. велич.и заслугамъ умершаго. Вначалѣ она не далеко отходитъ отъ тѣла и можетъ быть соединенными силами возвращена въ него, въ виду чего родственники у смертнаго одра громко и настойчиво выкликаютъ имя умершаго, въ увѣренности, что душа тотчасъ послѣ смерти еще можетъ вернуться. Въ одномъ похоронномъ плачѣ Джильбертовыхъ острововъ мертвый призывается его женою въ видѣ птицы, которая летитъ на свою родину къ своему пріемному отцу и улетаетъ все дальше и дальше.
Тамъ, гдѣ души и другіе духи, никогда не бывшіе людьми, обособляются другъ отъ друга, какъ въ большей части Меланезіи, изъ общаго культа душъ легко возникаетъ божественное почитаніе извѣстныхъ личностей. Фиджійцы различали первоначальныхъ и обожествленныхъ боговъ. Они молились изображеніямъ умершихъ родственниковъ или сговаривались съ родственниками, чтобы они, если умрутъ раньше, превратились въ боговъ. Въ опасности обращаются къ духу отца или дѣда, съ полной увѣренностью, что онъ слышитъ этотъ призывъ. Души старыхъ начальниковъ обоготворяются послѣ смерти, и, принося имъ жертвы, ихъ зовутъ по имени. Въ эту толпу духовъ и душъ самое отличіе положеній ихъ прежнихъ земныхъ оболочекъ вноситъ извѣстное раздѣленіе. Загробная участь душъ начальниковъ и жрецовъ уже потому выше душъ низшихъ классовъ, что въ нихъ при жизни обитали высшія силы; безъ тѣлесной оболочки онѣ становятся еще сильнѣе. Такъ какъ души начальниковъ восходятъ къ звѣздамъ, а души другихъ остаются на землѣ или въ землѣ, то звѣзды просто называются душами умершихъ. Когда онѣ поднимаются, ихъ на пути, во мракѣ, легко могутъ захватить и похитить злые духи. Происхожденіе божественнаго почитанія часто связано съ воспоминаніями нынѣ живущихъ. Воины поклоняются духу передового бойца, какъ богу войны, приписывая костямъ и волосамъ его значеніе амулетовъ. Величественныя произведенія, напримѣръ, каменныя террасы на Вайео на Маркизскихъ островахъ, приписываются богамъ, и къ нимъ причисляютъ людей, построившихъ подобныя сооруженія. Это вполнѣ выясняетъ обоготвореніе героическихъ людей. Табуарикъ, главное божество Джильбертовыхъ острововъ, былъ прежде начальникомъ; теперь онъ то показывается въ видѣ акулы, то живетъ надъ облаками и гремитъ, причемъ сквозь облака просвѣчиваетъ лицо его жены. Таматѳа, начальникъ Райетеи, еще при жизни считался божествомъ. Даже въ сказаніяхъ о большихъ космогоническихъ богахъ выступаетъ представленіе, что они были и опять могутъ сдѣлаться людьми; нисхожденіе съ божественныхъ высотъ постоянно повторяется.
Духи, которые никогда не были душами, стоятъ, повидимому, на высшей ступени. Одинъ обитатель Банксовыхъ острововъ, принадлежавшій къ старому поколѣнію, слѣдующимъ образомъ высказывался о вуи: „оно -page327.jpg)
Фиджіецъ. (По фотографіи въ альбомѣ Годефруа.)живетъ, думаетъ, имѣетъ больше разума, чѣмъ человѣкъ, знаетъ тайныя, невидимыя вещи, обладаетъ нечеловѣчески сильнымъ мана, не имѣетъ образа, въ которомъ его можно было-бы видѣть, и не имѣетъ души, такъ какъ оно само — душа“ (Кодрингтонъ). Вполнѣ лишеннымъ образа они, впрочемъ, не могутъ себѣ представить ни одного духа, и многіе утверждаютъ, что они видѣли духа въ видѣ пара, дыма или подобной тому неопредѣленной формы. Такіе духи входятъ и въ людей. На Мотѣ „нопиту“ называется и духъ, и одержимый духомъ. Подъ именемъ нопиту-вуи на Банксовыхъ островахъ представляютъ себѣ эльфо- иди гномообразныхъ добрыхъ духовъ. Они дарятъ честнымъ и поддерживаютъ бѣдныхъ; ихъ присутствіе выражается нѣжнымъ пѣніемъ, точно дѣтскимъ. Мѣста, гдѣ они охотно пребываютъ, считаются „ронго“, т. е. священными, какъ будто они были табу (см. стр. 278). И хотя эти духи сами невидимы, но связь ихъ съ чѣмъ-либо тѣлеснымъ даетъ возможность тѣлеснаго общенія съ ними. Всѣ камни, деревья и животныя, находящіеся на такихъ мѣстахъ, также считаются „ронго“. Это понятіе распространяется на животныхъ, которыя часто показываются въ жилищахъ, каковы ящерицы, змѣи, совы. Даже и нѣкоторыя жидкости могутъ по той или другой причинѣ сдѣдаться „ронго“. О духѣ судятъ, смотря по тому предмету, гдѣ онъ живетъ, и тотъ, кому это доступно, считается посредникомъ между другими людьми и добрыми духами. Онъ одинъ можетъ вступать въ мѣста „ронго“ и тамъ приносить жертвы. Тогда онъ молится и кладетъ жертву на камень, который считается связаннымъ съ духомъ. На одномъ изъ праздниковъ у фиджійцевъ вызываются водяныя дѣти: ихъ выманиваютъ игрушками, положенными на берегъ, на сушу, куда они могутъ выбраться съ помощью маленькихъ плотинъ, построенныхъ для нихъ; по тому же соображенію, на Анайтеумѣ священныя дороги, которыя вели отъ рощъ -page328.jpg)
1) Священный барабанъ съ рѣзьбою съ Гервеевыхъ острововъ (?). (Коллекція Кристи въ Лондонѣ.) ¼ наст. велич. — 2) Палка, имѣющая значеніе исторической таблицы племени Нгати-Ранки въ Новой Зеландіи. (Британскій музей въ Лондонѣ.) ⅕ наст. велич. Ср. текстъ стр. 190 и 302. Натмазы къ берегу, никогда не огораживались. Вели вуи просятъ причинитъ врагу болѣзнь или другое зло, то оно можетъ доставить просящему средства и способы для этого, но само никому не дѣлаетъ зла, потому что оно добрый духъ.
При такомъ обиліи духовныхъ существъ, всякое выдающееся естественное явленіе приводится въ соотношеніе съ ними. Такъ возникли тысячи божествъ природы, которыя — не что иное, какъ локализированные духи или души. Не менѣе 20 божествъ управляютъ моремъ (см. рис., стр. 38), и нѣкоторыя изъ нихъ пользуются большими голубыми акулами, какъ орудіемъ своей мести. Акулы, которымъ бросаютъ рыбъ и свиней, пріучаются въ извѣстное время подходить къ берегу; это убѣждаетъ туземцевъ, что онѣ являются на зовъ жреца. Весьма извѣстнымъ морскимъ богомъ считается Гиро, первоначально бывшій смѣлымъ и искуенымъ обитателемъ Райатеи; онъ былъ такимъ молодымъ членомъ группы боговъ, что его черепъ до уничтоженія язычества показывался въ Опоа.
Надъ божествами воздуха, часто почитаемыми въ образѣ птицъ, поставлены двое дѣтей Тангароа — братъ и сестра. Они живутъ вблизи скалы, на которой держится міръ; за всякое пренебреженіе къ ихъ почитанію они наказываютъ бурей и непогодой. Когда опасались приближенія непріятельскаго флота, къ нимъ обращались съ просьбой наслать на него ураганъ. Еще и теперь многіе островитяне вѣрятъ, что злые духи прежде имѣли власть надъ вѣтрами, такъ какъ со времени общаго обращенія въ христіанство уже не было такихъ бурь, какъ въ прежнее время. Верхняя область воздуха также населялась высшими существами. Всѣ небесныя тѣла считались богами. Когда происходило затменіе солнца или луны, это означало, что ихъ проглатывалъ какой нибудь раздраженный демонъ; богатыми дарами старались заставить его выпустить свѣтила на свободу. Боги или души представлялись въ метеорахъ: Ломонъ разсказываетъ объ одномъ мальчикѣ на Пенринѣ, который, при видѣ падающей звѣзды, заплакалъ, думая, что видитъ въ ней душу предка. Феи, живущія на горахъ, становятся видимы въ туманную погоду. Самый туманъ рожденъ Ранги (небомъ) съ Папату-Ануку (обширной поверхностью). Исполины съ огненными глазами живутъ на уединенныхъ островахъ, какъ, напримѣръ, на пустынномъ вулканическомъ островѣ Мануа близъ Райатеи. На Гавайи существуютъ мѣста, гдѣ процессіи духовъ проходятъ со свистомъ; тотъ, кто ихъ услышитъ, долженъ умереть. Предвѣщанія окружаютъ всю жизнь этихъ людей густою сѣтью неотвратимыхъ роковыхъ случайностей, и суевѣріе не даетъ себѣ труда отыскивать наиболѣе вѣроятныя отношенія между причинами и слѣдствіями; подчиненію Таити французскому протекторату въ 1842 г. предшествовала трещина въ балкѣ, на которую опирались дворцовыя ворота.
Наконецъ, духовныя существа управляютъ и занятіями людей. Особыя божества посылаютъ рыбъ въ извѣстное время къ берегу; особыя божества призываются рыбаками, когда они вяжутъ сѣти, садятся въ лодку или работаютъ на морѣ. Точно также и у сельскихъ хозяевъ, плотниковъ, строителей домовъ и лодокъ есть свои покровители. И надъ играми наблюдаютъ пять или шесть духовъ, и даже надъ отдѣльными пороками и преступленіями. Начальники не останавливаютея передъ призваніемъ Гиро, въ качествѣ покровителя воровъ, въ тайныхъ процессіяхъ, для которыхъ всего благопріятнѣе 17‑я, 18‑я и 19‑я ночи мѣсяцевъ. Отъ украденной свиньи ему приносится въ жертву часть хвоста съ слѣдующими словами: „здѣсь, добрый Гиро, часть свиньи; не требуй ничего больше!“
Склонность къ многообразію и параллелизму въ мышленіи способствовала увеличенію числа боговъ. Такъ, многіе члены небеснаго полчища представляютъ намъ произведенія жреческаго языка, говорящаго образами; онъ противополагается полному предчувствій, духовно-чувственному воззрѣнію. Такимъ путемъ увеличивались образы въ сказаніяхъ, рядомъ съ которыми ставились олицетворенные братья и сестры, пока изъ нихъ образовались цѣлыя семьи.
Довольно трудно личныхъ покровительствующихъ духовъ отдѣлить отъ такихъ духовъ цѣлаго племени; къ тѣмъ и другимъ относятся одинаково, и по существу они — одни и тѣ-же. Здѣсь уже обнаруживается система тотемизма. Самоанецъ видѣлъ свое божество въ угрѣ, другой — въ акулѣ, третій — въ черепахѣ, собакѣ, совѣ, ящерицѣ и т. под., во всѣхъ классахъ морскихъ рыбъ, птицъ, звѣрей и другихъ живыхъ существъ, даже въ нѣкоторыхъ слизнякахъ. Онъ безъ опасенія ѣлъ мясо животнаго, въ которомъ обитало божество другого человѣка; но оскорбить или съѣсть воплощеніе своего собственнаго божества было для него равносильно смерти. Богъ мстилъ за оскорбленіе тѣмъ, что входилъ въ человѣка и, чтобы погубить его, производилъ въ немъ тѣ же существа, которыя тотъ ѣлъ.
Наряду съ обязанностью служить вмѣстилищемъ покровительствующихъ духовъ, оживленнымъ существамъ принадлежали извѣстныя назначенія въ исторіи боговъ и въ ихъ общеніи съ людьми. Намъ часто приходится слыщать о деревѣ жизни, на верхнюю вѣтку котораго прямо съ неба сходятъ боги, спускающіеся на землю. Поэтому на Тонгѣ дерево тоа поднимается высоко къ небу. Говорящее дерево находится рядомъ съ жилищемъ Икулео, властителя неба; когда онъ требуетъ смерти человѣка, за нимъ посылается лодка, и дерево беретъ его душу. Когда люди появились на міровомъ деревѣ, они получили свои души изъ небесныхъ высотъ. Легенда принижала небесное растеніе до простого дерева, откуда человѣкъ глядѣлъ въ небо, какъ это было на Палау, и оставляла его расти, чтобы божественный Куатъ (Банксовы острова) могъ влѣзть на него, спасаясь отъ своихъ преслѣдователей. И души боговъ могутъ быть изгоняемы въ деревья; такъ, Мауи узналъ отъ своего дяди Инопорари о деревьяхъ норо, съ которыми была связана жизнь его братьевъ и сестеръ и его собственная, и которыя росли въ подземномъ мірѣ. У маорисовъ деревья представляли бога Танэ, дѣти котораго живутъ въ видѣ водяныхъ и наземныхъ птицъ. На Таити дерево ао сажаютъ вблизи храмовъ, такъ какъ въ немъ живутъ боги, и изъ щепокъ дерева аито Тангароа, происшедшій самъ собою, создалъ низшихъ божествъ, прежде, чѣмъ людей. Въ Меланезіи фиджійцы оказывали почитаніе деревьямъ, бросая листья на послѣднее мѣсто тѣни при вечернемъ солнцѣ. На ряду съ деревомъ вези, стволъ котораго употребляется для лодокъ, смоковница съ широко распространенными корнями считается священною, какъ сѣдалище боговъ, такъ же, какъ и раздвоенная кокосовая пальма. Добрыя карликовыя божественныя души „вели“ поютъ въ дуплахъ деревьевъ. Листьями нѣкоторыхъ деревьевъ натираютъ оружіе съ цѣлью достиженія успѣха; но на Ватэ закапываются листья рядомъ съ домомъ для причиненія болѣзней. На Новыхъ Гебридахъ панданусъ пользуется особымъ почитаніемъ: во время священныхъ плясокъ, вновъ вступающіе въ тайный союзъ появляются прикрытые панданусовыми вѣтвями и обвитые гирляндами изъ листьевъ этого дерева. Въ Микронезіи также существуетъ почитаніе священныхъ деревьевъ; такъ, на Бигорѣ почитаются кокосовыя пальмы, обнесенныя изгородью, потому что на верхушки ихъ спускаются „ани“. Калитъ, который на Палаускихъ островахъ придумалъ имена начальниковъ и первоначально жилъ внутри земли, воплощенъ въ большихъ лѣсныхъ деревьяхъ. Кустъ передъ домомъ короля Коррора считался послѣднимъ потомкомъ растеній, принесенныхъ изъ погрузившейся въ воду страны духовъ, а на Тапитуеѣ на Джильбертовыхъ островахъ въ новый годъ приносились жертвы подъ старымъ деревомъ Мамани.
Птицы играютъ роль носителей и хранителей огня въ сказаніи о Мауи, а также въ одномъ варіантѣ сказанія о твореніи человѣка. Помощью кулика или жаворонка, посланнаго на землю своимъ отцомъ Тангароа, были созданы люди выкапываніемъ червей изъ земли. Другое самоанское сказаніе заставляетъ этихъ птицъ приносить душу человѣка въ видѣ птицы. И сѣмена полезныхъ растеній птица принесла на землю изъ плодовыхъ садовъ на лунѣ. Новозеландцы считали какаду священной птицей; для нихъ было дурнымъ предзнаменованіемъ, когда птица тарата летѣла за отрядомъ, отправлявшимся въ походъ. Сова возбуждала настоящій ужасъ. Въ качествѣ носителей душъ и огня, въ Полинезіи почитались священными и другія птицы, напримѣръ, на Таити цапля и птица отатаре. Красныя перья служили символомъ огня, который творческое божество вложило во всѣ живыя существа. Одинъ знатокъ Фиджи говоритъ: „если бы мы хотѣли представить точную эмблему старинной фиджійской религіи, то мы должны были бы выбрать красивый панданусъ, подъ которымъ спитъ, свернувшись, большая змѣя и вблизи котораго пѣтухъ съ яркими перьями поетъ изъ всѣхъ силъ, чтобы разбудить ее“. Эта птица, провозвѣстница дня, вѣстникъ свѣта солнца, птица солнечнаго бога — та самая, за оскорбленіе которой сыновья Нденгеи навлекли на себя такой гнѣвъ своего божественнаго отца, что онъ наслалъ громадный потопъ на всю землю. Большія бѣлыя раковины служили украшеніемъ ея ногъ, и красивыхъ перьевъ было такъ много, что, ощипывая только одно крыло, можно было окружить, точно туманомъ, цѣлую горную вершииу. Въ остальной Меланезіи, рядомъ съ ящерицей-варанъ, въ рѣзныхъ изображеніяхъ всего чаще попадается птица-носорогъ. Гамбургскій музей хранитъ деревянное рѣзное изображеніе такой птицы, гдѣ она своимъ клещевиднымъ клювомъ извлекаетъ ребенка изъ чрева матери.
Изъ млекопитающихъ роль баснословнаго животнаго играетъ свинья. Чтобъ одолѣть свинью, поѣдавшую людей на Эйвѣ, исполины отправились съ Таити на плотахъ, или ее умертвилъ Гиро, рожденный солнцемъ. Свиньи, въ хлѣва которыхъ могли входить только жрецы, были самыми драгоцѣнными жертвенными животными. На Нукугивѣ было найдено каменное воспроизведеніе свиной головы вмѣстѣ съ человѣческими костями. Сюда можно причислить и звѣрообразныхъ баснословныхъ существъ. Мотивъ океаническаго земноводнаго, тѣло котораго живетъ на сушѣ, а хвостъ, подобный змѣѣ или ужу, достигаетъ до моря, встрѣчается на Фиджи и въ другихъ мѣстахъ Меланезіи въ видѣ хвостатыхъ божествъ, а также и душъ начальниковъ въ Сіулео.
Особый кругъ легендъ, такъ же, какъ и въ Австраліи, окружаетъ ящерицъ, которыя приводятся въ тѣсную связь съ живущимъ въ -page331.jpg)
Волшебныя куклы изъ человѣческихъ костей, принесенный въ жертву пучекъ волосъ и щитъ черепахи, изъ храма на Адмиралтейскихъ островахъ. (Коллекція Кристи, Британскій музей въ Лондонѣ.) ⅕ наст. велич.глубинѣ земли божествомъ землетрясеній. Божество это на Фиджи жило въ пещерѣ; когда оно было изгнано оттуда волшебствомъ, тамъ осталась, въ видѣ игрушки его, содержавшаяся въ клѣткѣ исполинская ящерица, которая была, наконецъ, убита начальникомъ Тарой. Съ нею легенда связывала какое то земляное сооруженіе, имѣвшее видъ большой ящерицы, на рѣкѣ Вайтіо. Встрѣча съ зеленой ящерицей во время похода считалась дурнымъ предзнаменованіемъ. Атуа охотно появляется въ видѣ ящерицы. Подобно тому, какъ ящерицы заползаютъ въ отверстія тѣла и вызываютъ болѣзни, у маорисовъ богъ ящерицъ, Моко-тити, вызываетъ головную боль. И о Танэ говорятъ, что онъ жилъ въ ящерицѣ. Змѣи пользовались у меланезійцевъ наибольшимъ почитаніемъ изъ всѣхъ животныхъ; нѣкоторыя мѣста на Фиджи даже славились своимъ культомъ змѣй. Съ другой стороны, гаттамцы на Новой Гвинеѣ предпочитали большихъ змѣй всѣмъ другимъ животнымъ въ качествѣ кушанья. Среди идоловъ папуасскихъ храмовъ на Вайгу можно найти и крокодила; на домахъ жителей Соломоновыхъ острововъ ставятся идолы, нижняя половина которыхъ изображаетъ акулу, а верхняя — человѣка, для отклоненія дурныхъ вліяній. Щиты черепахъ, играющихъ такое важное значеніе въ питаніи туземцевъ, сохраняются въ храмахъ (см. рис. выше). Идолы съ рыбьими головами мы знаемъ на островѣ Пасхи (см. рис., стр. 49); большіе угри на Флоридѣ предпочтительно признавались жилищами душъ умершихъ.
Скажемъ въ заключеніе о широко распространенномъ поклоненіи камнямъ. Въ Меланезіи едва ли можно найти священное мѣсто безъ священнаго камня. Мотивомъ всевозможиыхъ сказаній, напоминающихъ восточныя легенды, служатъ полуразрушенныя береговыя скалы. Море у скалъ представляется любимымъ мѣстомъ боговъ, борющихся между собою или создающихъ острова; захваченные дневнымъ свѣтомъ, они вынуждены были оставить скалы на этихъ мѣстахъ. Боги считаются творцами большихъ каменныхъ фигуръ на островѣ Пасхи. Сюда примыкали сказанія острововъ, богатыхъ каменными идолами, какъ, напримѣръ, -page332.jpg)
Изображенія предковъ (въ извѣстномъ стилѣ) съ острова Пасхи. (Мюнхенскій этнографическій музей.) 1/10 наст. велич.острова Токелау, гдѣ первый человѣкъ произошелъ изъ камня и создалъ жену изъ песку, вложивъ въ нее свое ребро. На Тонга-Леву Тангароа построилъ дольменъ, указывающій направленіе пути боговъ въ Вавау и Гапаи. На Джильбертовыхъ островахъ приносится жертва на камнѣ въ каменномъ кругу, причемъ камень обвивается листомъ пальмы. Рыболовы поклоняются стоячимъ камнямъ, и идолы могутъ изготовляться только изъ камня извѣстнаго рода. Дождевые камни, когда дождя слишкомъ много, кладутся въ огонь, а во время засухи опрыскиваются водою. Въ камняхъ видѣли также окаменѣлые остатки рыбъ послѣ болыного потопа. Каменные идолы, обернутые тканью, составляютъ предметъ поклоненія въ Микронезіи; многіе изъ нихъ привезены были издалека. Туи-Токелау, почитаемый за божество, живетъ въ камнѣ, обернутомъ тканью. На Мотѣ маленькіе камни употребляются какъ цѣлебное средство противъ всѣхъ болѣзней. Въ Новой Гвинеѣ обрѣзаніе совершается свѣже обтесаннымъ каменнымъ ножемъ и, въ крайнемъ случаѣ, осколкомъ бамбука. Кубари и на Палау нашелъ идола божества изъ черной вулканической породы. Маленькія изображенія предковъ изъ камня рыбаки привязываютъ къ сѣтямъ для удачи при рыбной ловлѣ. Утесы на Фиджи считаются мѣстомъ рожденія бога Денге, а на Палау — послѣдними остатками погрузившихся въ море призрачныхъ острововъ, откуда пришли въ эту страну исполинскіе предки нынѣшняго населенія — калиты. Тамъ часто находятъ волшебные предметы, какъ, напримѣръ, подъ однимъ утесомъ Коррора, корень коссоля, который, положенный на конецъ лодки, самъ собою приводитъ ее къ цѣли путешествія.
Почитаніе воздается и морю; все, что связано съ нимъ, въ особенности мореплаваніе и кораблестроеніе, ставится весьма высоко. Жрецъ на Нукуорѣ ударяетъ восемь разъ священнымъ топоромъ о стволъ дерева, предназначенный для постройки лодки; только тогда, когда протекутъ три мѣсяца послѣ смерти духовнаго вождя, дерево это можетъ быть срублено и обдѣлано. На особомъ празднествѣ жители Понапэ посвящаютъ богамъ всѣ лодки, построенныя въ предъидущемъ году. Весло, въ качествѣ могильнаго знака, служитъ символомъ выдающейся дѣятельности мужчины, такъ-же, какъ веретено — женщины; не только трупы, но и тяжело больные и ослабѣвшіе отъ старости на Тоби кладутся въ лодки. На Мортлокѣ высшее почитаніе морскому богу воздается тѣмъ, что къ нему отправляютъ павшихъ въ битвѣ, тогда какъ умершіе естественной смертыо погребаются въ землѣ.
Благодаря: одухотворенію, проникавшему міръ человѣка и природы, боги и идолы возникали массами и заводили умъ океанійцевъ въ лабиринтъ внѣ- и сверхчувственныхъ представленій. Въ этомъ крайнемъ стремленіи къ созданію образовъ мы находимъ отпечатокъ расы. Не случайно полинезійцы и мадагассы обладаютъ общей для нихъ широкой теогоніей, первые — крайне политеистической миѳологіей, а вторые — усиленнымъ фетишизмомъ. Если только небольшая часть этихъ духовъ поднималась на высоту божественнаго почитанія, оставляя главную массу на землѣ, то все-таки число ихъ было велико: списки, составленные миссіонерами на Райатеѣ, содержатъ почти сотню именъ божествъ. Причина, почему нѣкоторыя изъ нихъ поднимались выше, зависѣла отъ продолжительности жизни племени. Въ болѣе отчетливомъ порядкѣ міра боговъ отражалась прочность преданія. Поэтому вообще мы больше находимъ боговъ на востокѣ у полинезійцевъ, и больше духовъ и призраковъ на западѣ у микро- и меланезійцевъ. Именно тогда, когда христіанство коснулось полинезійцевъ, они находились въ состояніи оживленнаго миѳологическаго творчества; новые отпрыски и цвѣты, вызываемые къ жизни ихъ возбужденной фантазіей, находили твердую опору частью въ прочно кристаллизованныхъ космогоническихъ сказаніяхъ, частью въ системѣ порядка положенія и родства, наивно одухотворявшей отношенія здѣшняго міра. Тамъ, гдѣ господствовала склонность бесѣдовать цѣлымъ обществомъ о религіозныхъ преданіяхъ на возвышенныхъ мѣстахъ въ тихіе вечера, какъ, напримѣръ, въ Новой Зеландіи, время создало органы и методы творчества (см. стр. 66 и рис. стр. 297), и божественное ученіе пріобрѣтало болѣе прочную связь, чѣмъ въ тѣхъ областяхъ, гдѣ жизнь была менѣе устойчива и не имѣла органовъ традиціи и жречества.
Высшихъ боговъ связывало происхожденіе изъ хаоса (по), предшествовавшаго всякому бытію; ихъ называли рожденными ночью. Впослѣдствіи въ ихъ кругъ попадали полубоги и герои, даже люди высокаго происхожденія. Это много способствуетъ затемненію полинезійской миѳологіи. Именно, эти возвысившіеся позднѣе имѣли большее значеніе въ царствѣ боговъ, хотя только мѣстное. Болѣе глубокая связь съ космогоніей, напротивъ, въ высшей мѣрѣ свойственна только одному: Тангароа, подъ именемъ Тароа и Каналоа, пользовался почитаніемъ и на болѣе дальнихъ островахъ. Сказанія на Райатеѣ въ величественномъ видѣ изображаютъ его власть, оказывающую дѣйствіе на все: сперва, облеченный въ яйцеобразную раковину, онъ носился въ темномъ воздушномъ пространствѣ и, утомленный однообразнымъ движеніемъ, простеръ руку, поднялъ ее, и повсюду тотчасъ же стало свѣтло. Онъ взглянулъ на песокъ берега и сказалъ: „поди ко мнѣ“, Песокъ отвѣтилъ: „я не могу летѣть въ небо“. Тогда онъ сказалъ скаламъ: „пойдите ко мнѣ“. Онѣ отвѣтили: „мы крѣпко сидимъ въ землѣ и не можемъ прыгнуть къ тебѣ въ высоту“. Тогда богъ спустился къ нимъ, сбросилъ свою раковину и прибавилъ ее къ земной массѣ, которая, вслѣдствіе того, стала больше. Изъ осколковъ раковины образовались острова. Тогда онъ произвелъ людей изъ своей спины, и самъ превратился въ лодку. Когда онъ плылъ въ бурю, пространство наполнилось его кровью, которая дала цвѣтъ морю. Съ моря она распространилась по воздуху, и отъ нея свѣтятся утреннія и вечернія облака. Наконецъ, его остовъ, лежа на землѣ спиннымъ хребтомъ кверху, послужилъ жилищемъ для всѣхъ боговъ и, наконецъ, прообразомъ храма. Тангароа сдѣлался небомъ.
По другимъ преданіямъ, онъ выступаетъ въ качествѣ Нептуна полинезійцевъ. Его почитали также, какъ покровителя плавающихъ въ выдолбленныхъ лодкахъ. Наконецъ, онъ, давши образъ храма, сдѣлался покровителемъ художниковъ. Морскому народу свойственно считать морского бога отцомъ и первымъ изъ боговъ. Между тѣмъ, какъ подъ его верховною властью твореніе восходитъ отъ растеній и червей къ человѣку, послѣдній, съ помощью бога Найо, становится болѣе утонченнымъ и болѣе близкимъ къ богамъ. Этотъ Найо, установившій движеніе солнца и неподвижность земли, примыкаетъ, въ концѣ концовъ, къ новозеландскому Мауи. Вслѣдствіе этого прибавленія второстепенныхъ боговъ или помощниковъ, съ теченіемъ времени положеніе его стало неяснымъ. Его называли не созданнымъ, живущимъ отъ временъ мрака, и воспѣвали его слѣдующимъ образомъ:
| Таароа, основаніе корней, | Таароа находится повсюду, | Таароа — кругомъ всего, |
| Нижнее основаніе скалъ, | Таароа пробивается какъ свѣтъ, | Таароа — повсюду, |
| Таароа, морской песокъ, | Таароа управляетъ внутри, | Таароа — мудрость. |
Оффиціальное поклоненіе воздавалось ему въ немногихъ мѣстахъ. Въ качествѣ создателя міра, Тангароа, со своей женой, отъ которой у него были сынъ и дочь, имѣвшіе въ свою очередь двухъ сыновей, является первымъ вышедшимъ изъ „по“ и породившимъ, вслѣдствіе объятій со скалистой почвой, сушу и море. Когда предвѣстники дня, темное и свѣтлое голубое небо, пришли къ нему и просили у него души для земли, онъ поручилъ своему сыну Райтунѣ исполнить его волю. Этотъ послѣдній создалъ, взглянувъ только на небо и землю, все, что только находится на небѣ, на землѣ и въ морѣ.
Уже въ громадной творческой силѣ Тангароа, изъ которой исходитъ безразлично доброе и злое, лежитъ корень превращенія его въ злое начало. На Тонгѣ онъ затемняетъ солнце и луну, а на Гавайи среди четырехъ главныхъ божествъ является злымъ духомъ. На Фиджи именемъ Тагалоа называется трупный запахъ.
Другой божественный образъ представляетъ, въ связи съ Тангароа, человѣческая сторона его созданія: во многихъ преданіяхъ отцомъ человѣческаго рода называется Тіи. Рожденный Тангароа отъ объятія берегового песка, онъ самъ создалъ свою жену; дѣти его были родоначальниками людей. Поэтому два Тіи, земной и морской, приняли на Опоа человѣческія тѣла и заселили острова, обитавшіеся до тѣхъ поръ только богами. Но существовало также воззрѣніе, что Тіи и Тангароа — одно и то же существо, какъ дневное и ночное солнце. Нѣкоторые увѣряли, какъ относительно Тангароа, такъ и Тіи, что онъ былъ первымъ человѣкомъ, который, продолжая жить послѣ смерти, носилъ это имя, и то же названіе получили впослѣдствіи души умершихъ. Это сказаніе кажется распространеніемъ господствующаго во всей Полинезіи представленія о Тангароа, творцѣ людей; его заставляютъ вмѣстѣ съ женою постепенно обитать на всѣхъ островахъ и заселять ихъ. Тіи неоднократно игралъ роль благодѣтеля человѣческаго рода, поднявъ небо надъ землею, ослабивъ бога землетрясенія, принеся огонь на землю и создавъ людей. Поэтому онъ тѣсно примыкаетъ къ Мауи и, соотвѣтственно тому, выступаетъ на островахъ Товарищества въ качествѣ бога свѣта, рожденнаго солнцемъ и луною.
Такимъ образомъ, изъ космогоніи развилась миѳологія; и здѣсь она обязана своимъ существованіемъ смутной потребности знанія. Той же цѣли содѣйствовало и стремленіе привести въ порядокъ представленія загробнаго міра. Понадобились властители неба и ада. Такъ вѣчно отражающееся антропоморфическое стремленіе къ созданію образовъ поднимаетъ человѣческіе образы, въ видѣ носителей творческихъ и разрушительныхъ силъ природы, въ увеличеніяхъ и искаженіяхъ, въ глубокое, сіяющее небо и помѣщаетъ ихъ на дальнемъ горизонтѣ своего островного отечества. Тамъ дѣйствуютъ и чувствуютъ настоящіе полинезійцы, но въ исполинскомъ видѣ. Стремленіе къ господству и власти, ревнивое притязаніе на почести и богатства, безпощадная месть въ случаѣ неудачи свойственны всѣмъ имъ; нравственныя преимущества, выдающаяся мудрость и -page335.jpg)
Идолъ изъ Новой Зеландіи. (Коллекція Кристи въ Лондонѣ.) ½ наст. велич.щедрая доброта не украшаютъ ни одного изъ нихъ; преступленія всякаго рода находятъ прообразъ и поощреніе въ мірѣ духовъ. Такимъ образомъ, очеловѣчивающій политеизмъ даже и высшія существа сводитъ на землю. Только въ началѣ творчества дѣятельно проявляется стремленіе выразить въ образѣ предугадываніе общаго происхожденія и связи существъ. Творчество начинается въ величайшей метафизической глубинѣ. Здѣсь миѳологія приближается къ происхожденію науки. Поэзія и сказанія стремятся затѣмъ къ разъясненію міровой загадки. И напрасно. Это навсегда останется блестящимъ свидѣтельствомъ умственной силы полинезійцевъ. Они были-бы выдающимся народомъ, если бы развитіе ихъ направилось въ другія области. Въ самой основѣ ихъ существованія, среди широкаго морского горизонта, чувствуется тѣснота, ограниченная островной жизнью. И космогоническое начало слѣдовало ходу естественнаго развитія: средоточіе міра произошло поднятіемъ суши съ первоначальнаго дна; острова, открытые позже, были выловлены героями. Вообще, повсюду проходитъ воззрѣніе, что первичныя силы природы, которыя въ божественныхъ воплощеніяхъ выдѣлили изъ себя міръ явленій, послѣ органическаго замкнутаго процесса развитія, опять стремились поглотить ихъ.
Хотя боги имѣютъ начало, но у нихъ нѣтъ конца: такъ говорится на Тонгѣ. Земля, небо и все само по себѣ также божественно; поэтому „по“, ночь, помѣщается въ началѣ вещей. Изъ круговъ по отъ первой до десятой ночи произошелъ, наконецъ, Кака, бывшій отцомъ брата и сестры Ранги и Папы, которые дали жизнь Тане и его восьми братьямъ. Ночи имѣли особыя названія, которыя глубокомысленно истолковывались жрецами. У маорисовъ ночь также предшествуетъ творенію. Послѣ безчисленныхъ періодовъ пробуждается желаніе, затѣмъ стремленіе и ощущеніе. За первымъ біеніемъ жизни слѣдуетъ мысль и затѣмъ дѣйствіе духа; тогда рождается желаніе, направленное къ священной тайнѣ или великой загадкѣ жизни. Позднѣе изъ матеріальной, производительной силы любви развивается привязанность къ существованію, проникнутая радостнымъ ощущеніемъ. Подъ конецъ Атеа, міровое цѣлое въ пространствѣ, расщепляется развитіемъ половъ на Ранги и Папу, небо и землю, и тогда начинаются отдѣльныя творенія на землѣ и небѣ. Въ виду этихъ громоздящихся другъ на друга идей, Бастіанъ спрашиваетъ: „не переселился-ли сюда переодѣтый Анаксимандръ или Пиѳагоръ?“ Отношеніе къ космогоніямъ азіатцевъ и американцевъ видно, такъ сказать, въ каждомъ предложеніи. Нѣтъ надобности даже напоминать о Ру и Буто, солнцѣ и ночи египтянъ: каждая космогоническая мысль океанійцевъ имѣетъ кровныхъ родственниковъ на востокѣ и западѣ океана.
Папа, земля, и Ранги или Ру, небо, братъ и сестра, лежали плотно прижатыми другъ къ другу. Между тѣмъ, какъ поэзія старалась объяснить ихъ разлученіе и поднятіе неба надъ землею; отсюда возникла цѣлая божественная легенда, въ одномъ видѣ на Таити, въ другомъ на Тонгѣ и въ третьемъ на Самоа. Отъ Ру-Ронго, небеснаго бога, къ Тангароа приводитъ только мѣстное измѣненіе. Кака, братъ Папы, земли, замѣнилъ по отношенію къ ней небо, или свѣтъ, и въ Гавайи является подъ именемъ Вакеа и мужа Папы, который производитъ вмѣстѣ съ нею цѣлое поколѣніе боговъ, и въ особенности ряды братьевъ Мауи. Погрузившись въ глубины моря, онъ соединилcя съ морской богиней, и, когда вернулся на сушу, птицы моа (ныряющія морcкія птицы), рожденныя отъ этого союза, спустились ему на плечи.
Метафизическія толкованія того, что было раньше созданія земли, мыслимы только при большой общности установленныхъ преданій у полинезійцевъ, обладавшихъ особымъ сословіемъ жрецовъ, на островахъ Гавайскихъ, Товарищества или Новой Зеландіи. Тамъ, гдѣ ученіе передавалось смѣшанными обществами тайныхъ союзовъ, исторія творенія заключается вполнѣ въ сказочномъ или легендарномъ мірѣ. Основныя черты, правда, просвѣчиваютъ и нѣкоторыя имена повторяются въ немъ, но идейное содержаніе въ частностяхъ сдѣлалось совершенно инымъ. Такъ, намъ кажется хорошо знакомымъ, когда плотники и художественные мастера на Мортлокѣ почитаютъ средину неба, какъ настоящаго покровительствующаго бога, подъ именемъ Лагейланга: по своей сущности, это — Ранги. Еще ближе знакомо намъ распространяющееся съ востока до Джильбертовыхъ острововъ воззрѣніе, будто небо — плотно прилегающая къ землѣ круглая чаша, которую одинъ изъ героевъ болѣе приблизилъ къ богамъ. Его сестра помогала ему въ видѣ каракатицы. И въ другихъ формахъ братъ и сестра выступаютъ при созданіи міра, какъ представители мужского и женскаго начала, напримѣръ, на Маріанскихъ, Каролинскихъ, Палаускихъ и другихъ островахъ.
Характеръ меланезійскихъ видоизмѣненій полинезійскихъ сказаній о богахъ часто является прихотливымъ сведеніемъ ихъ въ низшія сферы. То, что въ Полинезіи можно назвать миѳомъ, здѣсь мы находимъ въ видѣ сказки, которая утратила величественность, но сдѣлалась болѣе доступной для человѣка. Первоначальные обитатели острововъ, соотвѣтствующіе калитамъ Микронезіи, вовсе не исполины, а добрые гномы, и глава ихъ, Марава, до сихъ поръ еще показываетъ бѣднымъ людямъ, довѣряющимся ему, сокровища, скрытыя въ расщелинахъ скалъ. Шуточные обороты соотвѣтствуютъ веселому характеру этихъ людей съ курчавыми волосами. На Новыхъ Гебридахъ такъ разсказываетея о творцѣ людей: сначала онъ заставилъ человѣка ходить на четырехъ ногахъ, а свинью на двухъ. Это разсердило птицъ и пресмыкающихся; они созвали собраніе, на которомъ ящерица больше всѣхъ требовала перемѣны, а трясогузка оживленно возражала ей. Ящерица выбралась на свободу, взобралась на кокосовую пальму и спрыгнула оттуда на спину свиньѣ, вслѣдствіе чего та опустилась на переднія ноги. Съ тѣхъ поръ свиньи ходятъ на четырехъ, а люди на двухъ ногахъ. Но это значило бы не понимать цѣны этихъ преданій, если бы мы въ духахъ, въ коренныхъ космогоническихъ образахъ видѣли только „сказочныхъ героевъ", какими, изъ понятныхъ причинъ, ихъ особенно любятъ представлять миссіонеры. Полинезійское сказаніе о твореніи, въ видѣ извлеченія острова изъ глубины моря, такъ излагается на Япѣ: когда Матикетикъ съ двумя старшими братьями выѣхалъ на рыбную ловлю, онъ выудилъ сперва полевые плоды и таро, а затѣмъ островъ Фаисъ. Эта удочка хранится жрецами, и, такъ какъ, въ случаѣ ея уничтоженія, долженъ погибнуть и Фаисъ, то жители его находились подъ постоянными угрозами начальниковъ Япа. Такъ величественное космогоническое представленіе можетъ опуститься до уровня обмана и суевѣрія.
Связь творческой дѣятельности съ солнцемъ и луной, столь ясная въ Полинезіи, въ Микронезіи становится уже совершенно легендарной. На Палаускихъ островахъ разсказываютъ, что мужъ и жена, недовольные своимъ пребываніемъ на Палау, отправились къ камню въ Эймилейкѣ, откуда они происходили, и стали звать къ себѣ луну. Когда она приблизилась, они встали на затылокъ змѣи и добрались до луны, гдѣ ихъ можно видѣть и теперь. Столь же отчужденными являются и другія -page337.jpg)
Таитскіе идолы, вырѣзанные изъ дерева. (Коллекція „Лондонскаго миссіонерскаго общества“, въ Лондонѣ.) 1/10 наст. велич. Ср. текстъ, стр. 319.представленія о солнцѣ и лунѣ. Луну, когда она въ ущербѣ, колдуны ѣдятъ въ тѣстѣ, и солнце свѣтитъ ночью въ другой странѣ. На Палау четыре человѣка, увидѣвъ, что солнце зашло, поспѣшно сѣли въ лодку. Они добрались до него, когда оно было около дерева Денге, и солнце спросило, чего они хотятъ. Люди эти сказали, что они пришли посѣтить его, и тогда имъ было приказано пустить лодку на воду, даже потопить ее. Островитяне сдѣлали это и очутились въ незнакомой странѣ, въ хорошо построенномъ домѣ, гдѣ солнце угощало ихъ. Кушанья, приносившіяся на блюдахъ, были до нельзя малы, но отъ ѣды они не убавлялись. Наконецъ, люди приготовились къ отъѣзду, но такъ какъ лодку ихъ угнало, то солнце взяло толстый бамбуковый стволъ, какого еще не знали на Палау, и посадило ихъ туда. Солнце приказало стволу плыть въ Нгаргинкль; люди благополучно прибыли туда и сдѣлались четырьмя главными начальниками. Но бамбуковый стволъ поплылъ въ Нгарекобазангу; тамъ стоятъ теперь бамбуковые лѣса, которыхъ нѣтъ на Пелеліу. Но, въ воспоминаніе ихъ подвига, людямъ Нгаргинкля позволено брать оттуда бамбукъ.
Происхожденіе творца изъ камня или земли составляетъ начало фиджійской и новогебридской космогоніи. Жрецы Денге указываютъ скалу, поднимающуюся изъ рѣки у подножія горныхъ высотъ, на которыхъ живетъ богъ: эта скала — его отецъ. Объясненіе заключается въ соединеніи отца, неба, съ матерью, землей. Такъ, у жителей Банксовыхъ острововъ высшій богъ Куатъ исходитъ изъ камня, который былъ его матерью, и создаетъ, съ помощью своего товарища Маравы, остальной міръ. Марава во всѣхъ бѣдствіяхъ призывается вмѣстѣ съ Куатомъ, и въ немъ не трудно узнать Мауи новозеландцевъ и гавайцевъ, подавшаго поводъ къ столькимъ легендамъ. Предназначенный къ уничтоженію Куатъ получилъ возможность взобраться на мускатное дерево; едва достигъ онъ вершины его, какъ между враждующими братьями дерево стало расти выше и выше и стало такъ толсто, что Куатъ не могъ уже спуститься по немъ; но Марава, видя бѣду друга, бросилъ нитку или волосъ съ головы на землю. Въ этомъ мы видимъ солнце, а небесное дерево — то же самое, на вершинѣ котораго въ другомъ сказаніи цѣлая группа тангаровъ спаслась отъ ярости враждебнаго духа.
Острова, которые часто бываютъ мѣстомъ вулканическихъ изверженій и землетрясеній, должны быть особенно богаты миѳами, изображающими силу огня, заключеннаго въ нѣдрахъ земли. Этой силѣ приписывали на Маркизскихъ островахъ животворное вліяніе и, соотвѣтственно тому, почитали Мауи какъ творца міра. Послѣ того, какъ Нукугива была поднята божественной силой изъ подземнаго міра, одна женщина произвела на свѣтъ море вмѣстѣ съ зачатками животныхъ и растеній, между тѣмъ, какъ люди и рыбы, заключенные въ пещерахъ, были вулканическими изверженіями выброшены наверхъ. Сліяніе подземнаго и надземнаго огня въ одного бога землетрясенія, огня и солнца напрашивается само собой на такой высокой теогонической ступени; многообразное, подвижное существо огня и тепла открываетъ фантазіи неизмѣримое поприще. Гавайскій Прометей, Мауи, принесшій огонь съ солнца, на Самоа въ то-же время — богъ землетрясенія, на Райатеѣ — творецъ солнца, а на Маркизскихъ островахъ — всего живущаго. Такимъ образомъ, является основаніе для его высокаго положенія изъ того раздѣленія, какое устанавливаютъ маорисы между Ру, богомъ землетрясенія или вулканическаго огня, и богомъ огня Мауикой, который находится во всемъ живомъ: Мауи является здѣсь носителемъ огня и воодушевителемъ. Вокругъ него сплетается ткань сказаній прометео-титаническаго характера. Слово „мауи“ означаетъ сломанный, разбитый: у Мауи, когда онъ несъ огонь, богомъ землетрясенія Тати была ушиблена или вывихнута рука. Это повторяется въ различныхъ видоизмѣненіяхъ. Его братья, въ которыхъ онъ повторяется въ различныхъ видахъ, являются въ двоякой формѣ — какъ полубоги и какъ жители земли. Но доставленіе огня оставалось всегда предпочтительно прославлявшимся въ сказаніи подвигомъ Мауи. Получивъ огонь съ помощью птицы съ красными перьями, онъ закончилъ свой прометеевскій жизненный путь послѣ того, какъ, поссорившись, благодаря вмѣшательству злыхъ духовъ, со своимъ отцомъ Канэ, побѣдилъ его и его брата Каналоа въ рѣшеніи загадокъ, напалъ на нихъ и еще, кромѣ того, подчинилъ своей власти цѣлое полчище духовъ. Канэ и Каналоа изъ храма улетѣли въ высь; Мауи хотѣлъ послѣдовать за ними, но неожиданно былъ пораженъ брошеннымъ копьемъ въ грудь; вслѣдствіе того, онъ утратилъ свою сверхестественную силу и вскорѣ захирѣлъ отъ болѣзни, какъ смертный человѣкъ.
Какая cмѣсь общихъ всему міру идей и образовъ! Въ иномъ видѣ Мауи на островахъ Товарищества приводится въ соприкосновеніе съ солнцемъ, гдѣ онъ, въ качествѣ жреца, желающаго закончить божественную службу, прикрѣпляетъ уходящее солнце за его лучи. На Гавайи онъ вернулъ солнце, убѣжавшее на Таити, и перебилъ ему одну ногу, чтобы оно ходило медленнѣе и высушивало бѣлье его матери. И наконецъ, мы находимъ его божествомъ, родственнымъ Прозерпинѣ, возвращеніе котораго изъ подземнаго міра ежегодно испрашивается во время праздника жатвы на Нукугивѣ. Повсюду огонь приносится на землю противъ воли боговъ. Богъ, изгнанный съ неба, достаетъ его на островѣ Улеа, съ помощью угрозъ, отъ старой женщины Мафуикэ, и приноситъ его на Факаафо, гдѣ до тѣхъ поръ все ѣли сырымъ. Съ того времени огонь, посвященный богу дня, зажигается тамъ только при рыбной ловлѣ или по окончаніи ночи. О добываніи огня треніемъ двухъ кусковъ дерева напоминаютъ сказанія на Токелау и Палау.
Въ этотъ рядъ великихъ боговъ Полинезіи вступаетъ и Тане или Канэ, находящійся въ близкомъ родствѣ съ Ронго, Ранги или Ру, небомъ или носителемъ неба. Послѣ разлученія неба и земли, Тане украсилъ небо звѣздами и превратилъ на землѣ изувѣченныхъ дѣтей въ деревья. Онъ является, такимъ образомъ, помощникомъ и завершитедемъ творенія. По другому сказанію, онъ создаетъ перваго человѣка или его предшественниковъ. Еще болѣе существеннымъ дѣйствіемъ разрѣшаетъ онъ въ сказаніи маорисовъ важную задачу разлученія его родителей, Ранги, неба, и Папы, земли, и поднятія неба. Когда онъ затѣмъ взошелъ на небо, чтобы найти себѣ жену, онъ узналъ, что тамъ есть только одна женщина, но получилъ отъ своего отца Ранги совѣтъ — вернуться къ матери. Тамъ онъ создалъ изъ своего бедра себѣ жену, Гине, и произвелъ съ нею дочь. Узнавъ въ Тане своего отца, она убѣжала со стыдомъ къ своему брату и превратилась на зло Тане въ прародительницу, Гиненуитепэ (ночь), между тѣмъ, какъ Тане остался на землѣ. Пока Тане всюду искалъ свою дочь, онъ встрѣтилъ Регуа, своего брата, всеоживляющій огонь въ верхнемъ, десятомъ небѣ. Этимъ посѣщеніемъ оживляющаго огня Тане примыкаетъ къ Прометею-титану Мауи, такъ какъ онъ въ то-же время искалъ воду жизни для охраны отъ Меру и считался отцомъ птицъ; то и другое сближаетъ его и съ Тангароа. Регуа былъ на Таити настоящимъ звѣзднымъ богомъ, звѣздой начала года, породившей близнецовъ и плеядъ и признававшейся божествомъ года. Утренняя звѣзда считается сыномъ неба и руководителемъ мореплавателей, а вечерняя звѣзда — сыномъ солнца; въ падающихъ звѣздахъ видятъ атуа. Близнецы называются сыновьями людей, которые спаслись на небо, боясь того, что ихъ разлучатъ.
Тѣсно связаны съ прихотливымъ миѳологическимъ строемъ идей, образуя въ то-же время самобытный міръ, полинезійскія представленія о загробномъ мірѣ, являясь нѣсколько облагороженнымъ отраженіемъ земной жизни, но болѣе близкимъ къ послѣдней, чѣмъ къ міру боговъ. Только богъ подземнаго міра почитается наравнѣ съ послѣдними — Икулео, или Гикулео, младшій братъ Мауи, властитель Болоту, неба благородно-рожденныхъ, богъ и руководитедь ихъ душъ. Рядомъ съ его небеснымъ дворцомъ бьетъ источникъ жизненной воды, возвращающій къ жизни души умершихъ вождей, оживляющій мертвыхъ, исцѣляющій больныхъ. Или-же онъ пребываетъ въ пещерѣ въ Болоту, изъ которой можетъ выходить не далѣе длины своего хвоста, сросшагося съ землею, и гдѣ онъ живетъ въ роскоши съ женою и дѣтьми, заставляя служить себѣ души начальниковъ. Такъ какъ жажда душъ составляетъ одно изъ его главныхъ свойствъ, и въ то-же время подданные его царства ушли подъ предводительствомъ сыновей Тангароа, то онъ старался вернуть ихъ изъ Тонги, призывая къ себѣ души главныхъ начальниковъ. Онъ болѣе всего обращалъ вниманіе на первенцевъ самаго знатнаго происхожденія; однажды наступила между ними такая смертность, что Мауи на землѣ и Тангароа на небѣ должны были сковать Гикулео. Подъ именемъ Сіулео, онъ выступаетъ на Самоа во главѣ воиновъ, которыхъ онъ ведетъ къ побѣдѣ, когда благосклонно принимаетъ ихъ жертвы; въ видѣ Милу и Вакеа, двухъ однородныхъ половинъ того же образа, мы встрѣчаемъ его на Гавайи. Сказанія, относящіяся здѣсь къ нему и къ его призрачнымъ спутникамъ, представляютъ намъ матеріалъ для представленій полинезійцевъ объ адѣ и раѣ. Подземное царство Милу будетъ продолжаться безъ конца и было уже съ самаго начала; извѣстія о немъ приносились мнимо-умершими (ср. сказаніе о Гавайскомъ аидѣ, стр. 40). Оно представляетъ плодородную равнину, даже нѣсколько свѣтлую; все растетъ тамъ само собою. На дворѣ дворца Милу происходятъ всевозможныя увеселенія. Милу выбираетъ для себя самыхъ красивыхъ изъ прибывающихъ туда женщинъ, которыя съ этого времени становятся табу для всѣхъ другихъ акуа. Другимъ властителемъ подземнаго міра является Вакеа, царство котораго было основано позднѣе царства Милу. На оба эти царства наложено табу: изъ одного изъ нихъ нельзя попасть въ другое. Вакеа царствовалъ на землѣ прежде, чѣмъ сдѣлался богомъ; и Милу былъ человѣкомъ, но менѣе добрымъ; поэтому Вакеа царствуетъ надъ высшими, а Милу — надъ низшими душами. Души умершихъ несутся по направленію заходящаго солнца къ островамъ Кане и тамъ или прыгаютъ со скалы въ море, или скрываются въ отверстіе въ землѣ. На Оагу такое мѣсто показывается вблизи западнаго мыса, что наводитъ на воспоминаніе о такомъ-же положеніи священнаго мѣста на Палау. Но души не могутъ тотчасъ-же попасть въ загробный міръ, а нѣкоторое время бродятъ у его предѣловъ и могутъ, если они окажутся только обмершими, вернуться въ верхній міръ. Отсюда исходитъ страхъ передъ недавно умершей душей, такъ какъ ея полутѣлесное явленіе можетъ напугать до безумія. Въ царствѣ Милу души развлекаются шумными играми; въ царствѣ Вакеа господствуетъ торжественный покой. Мѣсто для мученія злыхъ, которое, въ качествѣ мрака продолжительной смерти и темнаго углубленнаго мѣста, указывается на обратной сторонѣ неба, гдѣ привѣшены звѣзды, могло быть занесено сюда изъ чуждаго круга идей.
На Гавайскихъ островахъ, вызванный величественными вулканическими изверженіями, образовался цѣлый кругъ сказаній о подземной, огненной богинѣ Пеле, примыкающій къ сказаніямъ объ Аидѣ. Менѣе проницательные наблюдатели приписывали ей, какъ самому могущественному изъ божествъ, не только вулканическій огонь, но и гавайскій потопъ. Когда Пеле предприняла путешествіе на Гавайскіе острова, которые были въ то время огромной пустыней, съ нынѣшними горами, но безъ прѣсной воды и даже безъ моря, родители дали ей съ собой море, чтобы оно могло нести ея челноки. Когда она пристала къ Гавайи, волны поднялись до такой высоты, что были видны лишь самыя высокія вершины горныхъ исполиновъ; но вскорѣ послѣ того море опустилось опять и достигло своего нынѣшняго уровня. Пеле, со своими страшными братьями и сестрами, властителемъ пара, молніей, громовымъ человѣкомъ, насылателемъ огня, разрушительницей лодокъ съ огненными глазами, раздробительницей неба и т. д., удалилась въ огнедышащія горы. Въ шумѣ потоковъ лавы канаки слышатъ ихъ голоса. Пеле часто мѣняла свои мѣстопребыванія; изгнанная морскимъ богомъ Моаной она живетъ теперь въ Килауэѣ, единственномъ дѣйствующемъ вулканѣ этой группы. И послѣ обращенія островитянъ въ христіанство, кратеръ Килауэа еще долгое время оставался подъ строгимъ табу. До новѣйшаго времени чужеземцы замѣчали, что ихъ туземные проводники бросали съ непокрытыми головами въ огненное озеро маленькія жертвы, вродѣ стеклянныхъ бусъ, коралловъ, раковинъ и пр., съ привѣтствіемъ: „алоа, Пеле“. Воспоминаніемъ о нѣкогда могущественной богинѣ служатъ волосообразныя стеклянныя нити (волоса Пеле), встрѣчающіяся въ кратерѣ Килауэа.
Фантазія меланезійцевъ не поднималась до такихъ величественныхъ украшеній области душъ; но дорогу туда она обставляла многими и разнообразными препятствіями. Названіе Мбулу у фиджійцевъ напоминаетъ тонганское Болоту; точно также гавайская игра въ мячъ повторяется въ Новой Каледоніи въ видѣ игры душъ померанцами на морскомъ днѣ. По дорогѣ въ Аидъ прежде всего встрѣчается городъ, и тѣни проходятъ черезъ всѣ его дома, въ виду чего всѣ ворота открываются въ одномъ направленіи. Затѣмъ онѣ должны пройти мимо исполина, который старается въ нихъ попасть большимъ каменнымъ топоромъ; раненые имъ вынуждены вѣчно бродить въ горахъ въ видѣ духовъ, а спасшіеся отъ него получаютъ, послѣ своего освобожденія, разрѣшеніе отъ Нденгеи наслаждаться запахомъ человѣческихъ жертвъ. Самую худшую участь терпятъ души безбрачныхъ. Ихъ подстерегаетъ Нанга-Нанга и, какъ только схватитъ одну изъ нихъ, онъ поднимаетъ ее обѣими руками и бросаетъ на скалу такъ, что она разбиваетея пополамъ. Поэтому у фиджійскихъ племенъ было въ обычаѣ удушеніе вдовъ, такъ какъ богъ мужскія души, приходящія безъ женъ, считаетъ за холостяковъ. Если жена умретъ раньше мужа, вдовецъ кладетъ свою отрѣзанную бороду въ лѣвую подмышечную впадину трупа, какъ доказательство того, что умершая была замужемъ. Духъ, насильственно препятствующій вступленію въ подземное царство, извѣстенъ и въ Меланезіи. Салатау старается ударить входящихъ въ Аидъ обитателей острова Вате палицей по головѣ. Это тотъ-же духъ, который на Фиджи, въ видѣ Самуйяля, или Саму, или-же Равойяля, подстерегаетъ души, чтобы вмѣстѣ со своими братьями съѣсть ихъ. Души простыхъ людей погибаютъ, а души знатныхъ входятъ въ Мбулу. Онѣ идутъ на вершину горы и находятъ тамъ сидящихъ въ пропасти отца и сына, съ весломъ въ рукѣ; если онѣ о чемъ-нибудь спросятъ у нихъ, то ихъ сбрасываютъ, и онѣ должны плыть въ загробный міръ по морю. Могутъ показаться странными этотъ отецъ и сынъ съ весломъ въ рукѣ, когда душамъ приходится плыть. Но мы должны помнить значеніе перевозчиковъ душъ, хотя это не относится къ Фиджи, гдѣ мѣста, куда пристаютъ души, лежатъ къ сѣверо-западу, и гдѣ воображаютъ, что слышатъ, вмѣстѣ съ западнымъ вѣтромъ изъ Галонгало, шумъ этого плаванья. Послѣ смерти своего короля, трое самыхъ старыхъ изъ мужчинъ племени идутъ съ платками въ рукѣ на берегъ рѣки, чтобы найти провожатыхъ для души. Они тамъ громко зовутъ перевозчика и ждутъ, пока къ берегу не подойдетъ болѣе крупная волна, служащая признакомъ невидимой лодки. Тогда они отворачиваются и кричатъ: „входи, господинъ“; затѣмъ уходятъ оттуда какъ можно поспѣшнѣе, потому что глазъ живого человѣка не долженъ видѣть, какъ душа входитъ въ лодку. Самый трупъ погребается обыкновеннымъ порядкомъ.
Души, не попавшія въ загробный міръ, погибаютъ или возвращаются назадъ и затѣмъ, подобно душамъ, раненымъ въ борьбѣ душъ, безпокойно блуждаютъ по землѣ. Подобная же участь подготовляется тѣмъ, которые бросаютъ китовымъ зубомъ, положеннымъ въ гробъ, въ дерево Такивелайява и не попадаютъ въ него, а, по фиджійскимъ сказаніямъ — для нетатуированныхъ женщинъ и скупыхъ. Этотъ исполненный опасностями путь душъ раздѣляется остановками, на которыхъ еще разъ умираетъ каждая изъ душъ. Скупцы, убійцы и другіе грѣшники, по вѣрованію жителей Соломоновыхъ острововъ, подвергаются очищенію такимъ образомъ, что превращаются въ отвратительныхъ пресмыкающихся — змѣй, жабъ, и т. п. Сходные съ этими слѣды неясныхъ представленій о наградѣ и наказаніи въ вѣчной жизни можно встрѣтить повсюду. Но нельзя считать первичнымъ представленіе фиджійцевъ о томъ, что души должны появляться передъ судомъ Денге.
Обыкновенно души спускаются вмѣстѣ съ солнцемъ въ океанъ и на слѣдующій день, при его восходѣ, достигаютъ другого міра. Поэтому островные мысы, откуда души прыгаютъ въ темноту, лежатъ на западѣ.
Тамъ, гдѣ, какъ у фиджійцевъ, у каждаго человѣка и у каждой вещи различаются двѣ души — тѣнь и отраженіе, только темная душа уходитъ въ подземный міръ, а душа, похожая на отраженіе, остается у могилы. Этимъ объясняется появленіе душъ во снѣ. Другое представленіе ставитъ для души цѣль даже и въ загробномъ мірѣ, такъ какъ за высшей ступенью жизни въ Мбулу слѣдуетъ уничтоженіе; но это уничтоженіе олицетворяется и въ другомъ преданіи принимаетъ характеръ начальника душъ въ Мбулу, который при этомъ, вѣроятно, является божествомъ, поѣдающимъ души. Другіе, однако, заставляютъ души оставаться на своемъ мѣстѣ, пока земля не будетъ разрушена и обновлена огнемъ.
Въ главныхъ чертахъ меланезійское ученіе о духахъ и богахъ напоминаетъ полинезійское. Мы не заходимъ слишкомъ далеко, утверждая, что основа ткани меланезійской миѳологіи состоитъ изъ полинезійскихъ нитей; своеобразныя нити только вплетены туда и чаще всего выступаетъ вслѣдствіе ослабленія прежнихъ нитей и красокъ. При разнообразіи божествъ въ области Полинезіи, Меланезіи и Австраліи, не имѣетъ большого значенія — кто именно стоитъ во главѣ ихъ: на каждомъ островѣ мѣняется имя и достоинство властителя боговъ. Только въ разсказахъ о сотвореніи міра и подземномъ царствѣ мы замѣчаемъ больше устойчивости. На Фиджи главою всѣхъ боговъ и людей считается Денге, Тенгеи или Нденгеи. Денге вначалѣ обладалъ свободою движенія, но, въ качествѣ змѣи, приросъ къ землѣ своимъ свернувшимся хвостомъ. Этимъ онъ сходенъ съ тонганскимъ властелиномъ мѣстопребыванія душъ и Діануей, богомъ душъ въ Новой Каледоніи. Съ того времени онъ сталъ богомъ землетрясеній, бурь и временъ года. Говорятъ, что, как только Денге шевелится, выпадаютъ плодотворные дожди, на деревьяхъ появляются цѣнные плоды и поля яма даютъ превосходную жатву. Но Денге въ то же время — богъ гнѣва, проявляющій себя въ ужасающемъ видѣ. Онъ наказываетъ свой народъ то уничтоженіемъ жатвы, то наводненіями; онъ даже легко могъ бы истребить людей на землѣ, потому что съ тѣхъ поръ, какъ онъ живетъ въ глубинахъ земли, его мучитъ ненасытный голодъ, и онъ могъ бы привлечь къ себѣ и проглотить цѣлый міръ. Сообразно степени родства съ Денге, боги на Фиджи распадаются на различные классы. Какъ и въ Полинезіи, здѣсь упоминаютъ о семьѣ боговъ — объ отцѣ, сынѣ, дочери; Мауту-Мауи, помогавшій Денге въ твореніи, называется плодомъ хлѣбнаго дерева и сыномъ верховнаго бога. Кромѣ того, у Денге есть еще нѣсколько сыновей, которые принимаютъ обращенныя къ нему молитвы; внуки его — боги отдѣльныхъ мѣстностей, отдаленные родственники — подчиненныя божества племенъ. Символизированныя свойства или способности, напоминающія Индію своими грубыми преувеличеніями, стоятъ еще ниже упомянутыхъ божествъ; таковы — Механическая ловкость съ восемью руками, Мудрость съ восемью глазами, Валювакатини съ 80‑ю желудками. Два перевозчика душъ и родившійся изъ локтя Рокомуту считаются дѣтьми Денге, что основывается на сказаніи о твореніи и потопѣ.
Люди созданы изъ камней или земли творящимъ богомъ и его помощниками, или они — простые потомки боговъ, появляющіеся сперва въ видѣ женщины, а затѣмъ мужчины; отъ ихъ союза произошли прочія небесныя и земныя существа. На Банксовыхъ островахъ Куатъ творитъ существа плетеніемъ изъ гибкихъ вѣтвей и по смѣху тотчасъ узнаетъ, что онъ создалъ женщину. Тамъ, гдѣ Денге выступаетъ творцомъ людей, мы видимъ рядомъ съ нимъ, въ качествѣ помощника, его сына Мауту (Мауи). Денге создалъ первую человѣческую пару изъ яицъ кулика (киту), а сынъ его докончилъ ихъ созданіе до той ступени, когда они получили способность воспроизвожденія. Твореніе человѣка происходитъ тамъ, гдѣ оно не примыкаетъ къ богамъ непосредственно путемъ грѣхопаденія, между прочимъ и въ Меланезіи, изъ неодушевленнаго камня. На Факаафо первый человѣкъ, происшедшій изъ камня, вылѣпилъ изъ глины руки и ноги своей подруги Иви, въ тѣло которой вставилъ одно изъ своихъ реберъ; отъ нихъ произошли всѣ другіе люди. На Палау создала людей божественная пара, Иракадернгель и Эйлуайнгадассакоръ, такимъ образомъ, что онъ создалъ мужчинъ, а она женщинъ. Стыдливая создательница не хотѣла показывать своего творенія, тогда какъ ея мужъ на свое позволялъ смотрѣть -page343.jpg)
Священное мѣсто въ Дорэ въ Новой Гвинеѣ. (По Раффрею.)свободно. Съ тѣхъ поръ всѣ женщины носятъ передникъ изъ листьевъ пандануса, а мужчины ходятъ обнаженными. И душевная дисгармонія обоихъ половъ сводится къ этому давнему времени; когда творческая пара соединяла двоихъ, случалось, что многіе не подходили другъ къ другу. Первыми твореніями были, впрочемъ, калиты, великаны по размѣрамъ и силѣ, обладавшіе способностями, которыхъ нѣтъ у нынѣшнихъ людей; обитатели острововъ Вознесенья считаютъ ихъ строителями своихъ каменныхъ памятниковъ.
Изъ боговъ второго порядка рядомъ съ высшимъ и старѣйшимъ богомъ чаще всего ставится богъ войны, такъ какъ въ немъ особенно ясно выраженъ героическій характеръ. Видоизмѣненія его также довольно замѣчательны. Меру является на Самоа въ видѣ бога молніи и грома и переходитъ въ военнаго бога Мезо или Мозо, напоминающаго Оро таитянъ. Хотя позднѣе ему воздается почитаніе вмѣсто Мауи, какъ богу, закончившему твореніе, но онъ все-таки — человѣческаго происхожденія. Мару въ Новой Зеландіи посылаетъ дождь, но также и землетрясенія. Его узнаютъ въ красноватой планетѣ Марсъ и почитаютъ его на южномъ островѣ, какъ военнаго бога, которому убитые приносятся въ жертву. Рядомъ съ тѣмъ, боги полей и жатвы имѣли наибольшее практическое значеніе. Часть ихъ свойствъ могла переноситься на Тангароа, Ту и Тане и пользоваться почитаніемъ въ лицѣ этихъ послѣднихъ. Между ними были полезные и вредные боги. На Тонгѣ одиому воздавалось поклоненіе при посѣвѣ и жатвѣ, а другому — при орошеніи полей. Но богиня вѣтра, если ее забывали, уничтожала посѣвы. Въ Новой Зеландіи вмѣстѣ съ жатвой соединено поклоненіе изображенію Тики, перваго человѣка.
Въ заключеніе остановимся на одномъ изъ толпы героевъ. Передъ нами мощно выступаетъ Тавагаки, родоначальникъ маорисовъ, подвиги котораго были столь велики, что за него вышла замужъ одна изъ дочерей неба. Когда она, послѣ рожденія ребенка, скрылась на небо, Тавагаки поднялся за ней на паутинѣ. Родители его жены нанесли ему нѣсколько ранъ, и, чтобы отомстить за себя, онъ вызвалъ потопъ. Въ одномъ преданіи говорится: въ гнѣвѣ онъ топнулъ о хрустальный небесный сводъ, разбилъ его, и потопъ прорвался оттуда. Въ другомъ преданіи герой, вылѣченный отъ ранъ своей женой Гирапирипири, проситъ потопъ уничтожнть его враговъ. Съ тѣхъ поръ Тавагаки, какъ руководителю душъ, который ведетъ души умершихъ начальниковъ съ земли на небо, приносится искупительная жертва при погребеніи. Нѣчто подобное первому варіанту мы встрѣчаемъ и на Тонгѣ: Гуанаки и Фао приплыли съ Тонги на Ніуэ, съ силой ударили ногою въ островъ, чтобы заставить его подняться выше, а ударивъ еще разъ, вызвали къ жизни растенія, отъ одного изъ которыхъ произошла первая человѣческая пара.
Нисхождеиіе обитательницъ неба на землю, чтобы сдѣлаться тамъ женами земнородныхъ героевъ, повторяется въ другой формѣ во многихъ полинезійскихъ сказаніяхъ. Когда дочерямъ Ланги, властителя неба, стало скучно въ пустомъ домѣ, имъ захотѣлось посмотрѣть ближе народъ, живущій подъ ними на землѣ. Въ это самое время сыновья начальниковъ собрались для торжественнаго питья кавы; когда они увидали спустившихся богинь, красота ихъ вызвала тотчасъ же кровавыя ссоры и схватки. Ужасный шумъ достигъ до самого Болоту, и боги въ мѣстѣ своихъ собраній были испуганы. Ланги поспѣшилъ наказать нарушителей спокойствія. Но старшая дочь была уже разгоряченными соперниками въ горячей схваткѣ разорвана на нѣсколько частей, а младшей раздраженный отецъ самъ отрубилъ голову. Эта голова, брошенная въ море, превратилась въ черепаху, и съ тѣхъ поръ мясо этого животнаго запрещено ѣсть начальникамъ.
Сказаніе о грѣхопаденіи, объясняющее смертность богоподобнаго человѣка, повторяется въ видоизмѣненіи формы, распространенной по всему міру. Между тѣмъ, какъ прежде старикъ просто сбрасывалъ старую кожу и появлялся въ новомъ, помолодѣвшемъ видѣ на Соломоновыхъ и на Банксовыхъ островахъ, всѣ живыя существа стали умирать слѣдующимъ образомъ. Старая женщина обычнымъ способомъ сбросила свою кожу въ море, но кожа эта повисла на выдвинувшемся кустѣ. Помолодѣвшая мать вернулась домой; такъ какъ, однако, ея ребенокъ не хотѣлъ узнавать ее, то она должна была волей-неволей пойти и опять надѣть старую кожу. Съ тѣхъ поръ всѣ люди умираютъ. На Лифу смерть явилась вмѣстѣ съ любимой пищей островитянъ, съ корнемъ яма. Когда изъ сыновей перваго человѣка, обращенныхъ въ животныхъ, крыса принесла на поверхность земли корень яма изъ огородовъ старика, живущаго въ серединѣ земли, пробравшись въ особое отверстіе, и корень этотъ былъ посаженъ, люди начали умирать, такъ какъ за украденное питательное вещество они должны были платить своей жизнью. Мы видимъ намекъ на грѣхопаденіе, когда слышимъ, что богъ Нобу навсегда покинулъ Эрроманго послѣ того, какъ онъ создалъ людей. На Вате разсказываютъ, что жители его однажды, во время отсутствія Нугерайна, сожгли его большія раковины и, въ наказаніе за то, обречены были на смерть.
Грѣхопаденію людей соотвѣтствуетъ періодъ общаго упадка и ослабленія боговъ. При этомъ обращеніе главнаго бога въ животное играетъ такую важную роль, что въ этомъ можно видѣть оправданіе безсмысленнаго поклоненія животнымъ. На Фиджи разсказываютъ о Денге: когда онъ однажды смотрѣлся въ чистый ручей, онъ былъ пораженъ своимъ безобразіемъ. Вслѣдствіе того, онъ принялъ видъ змѣи: „если я останусь безобразнымъ человѣкомъ“, — говорилъ онъ себѣ — „меня всѣ будутъ презирать; а если я сдѣлаюсь змѣей, каждый будетъ меня бояться и повиноваться мнѣ“. Въ предпочтеніи, оказываемомъ животнымъ идоламъ, заключается, вѣроятно, нѣчто позднѣйшее и регрессивное. Болѣе чистое и высокое почитаніе высшаго существа спустилось до поклоненія пресмыкающемуся; героическое мужество и мудрость замѣстились страхомъ. Поэтому и полубоги — продукты испорченнаго времени, которое, будучи недовольно старыми богами, искало новыхъ. На Фиджи одинъ изъ начальниковъ поднялся однажды на гору и воскликнулъ: „кто хочетъ быть моимъ богомъ?“ Не слыша отвѣта, онъ спустился къ морю и повторилъ свой зовъ. Тогда ему отвѣтила змѣя: „я хочу быть твоимъ богомъ“. Начальникъ пожелалъ признать змѣю въ качествѣ бога и сдѣлался ея жрецомъ. Но и въ образѣ змѣи это поклоненіе продолжалось недолго; когда Денге, сросшись концомъ своего змѣинаго хвоста съ основой земли, улегся въ пещерѣ Раки-Раки на покой, его посѣщалъ только старый слуга Уто, который, однако, при возрастающемъ равнодушіи почитателей, приходилъ по большей части съ пустыми руками.
Повторяющееся во многихъ мѣстахъ сказаніе о потопѣ не находится въ какой-либо замѣтной связи съ прочими миѳологическими представленіями. Потопъ то вызывается верховнымъ божествомъ, то обоготворенные герои открываютъ путь волнамъ. Фиджійскій Денге — въ то же время Нептунъ Меланезіи; съ этимъ сходятся его отношенія къ Тангароа и Мауи, властителямъ моря и виновникамъ потопа. Когда Денге жилъ еще на берегу моря, въ качествѣ главнаго начальника, нѣкто началъ войну съ нимъ; тогда онъ призвалъ океанъ съ сѣвера на всю низменность и потопилъ непріятеля, а самъ убѣжалъ на горы. Когда въ другой разъ его сыновья-близнецы умертвили его любимую птицу, пѣтуха съ великолѣпными перьями, который будилъ его каждое утро, Денге также затопилъ всю страну. Близнецовъ онъ отправилъ подъ конецъ въ округъ Рева, гдѣ они сдѣлались покровительствующими божествами строителей лодокъ; поэтому положеніе корабельныхъ плотниковъ считается здѣсь почти священнымъ, какъ на Тонгѣ. На Палаускихъ островахъ разсказывается слѣдующее сказаніе о потопѣ: старая женщина Милатъ, которая произвела на свѣтъ 4 большихъ страны, жила въ преклонномъ возрастѣ въ странѣ Нгарекобуктъ въ Эйрайѣ. Когда люди именно въ то время убили тамъ одного изъ семи калитовъ, и друзья его, проходя по всему Палау, пришли къ дому Милатъ, она дружески пригласила ихъ къ себѣ и спросила, чего они желаютъ. Они объяснили, что они — друзья пропавшаго. Милатъ дала имъ ѣсть, но сообщила имъ печальную новость, что онъ убитъ людьми своей страны. Тогда друзья рѣшили въ гнѣвѣ уничтожить всю страну, пощадивъ только Милатъ. Они ей посовѣтовали сдѣлать себѣ плотъ изъ бамбука, который она должна была держать на длинномъ канатѣ изъ ліанъ передъ домомъ, передъ самымъ полнолуніемъ запасти побольше пищи и даже спать на этомъ плоту, такъ какъ приближается большой потопъ. Женщина сдѣлала, какъ ей посовѣтовали, и вскорѣ вода залила всю твердую землю; только плотъ старой Милатъ всплылъ на поверхность. Но черезъ нѣкоторое время канатъ изъ ліанъ оказался слишкомъ короткимъ, Милатъ была снесена съ плота и утонула. Она приплыла безъ признаковъ жизни къ скалѣ и запуталась волосами въ вѣтвяхъ дерева, гдѣ и была найдена друзьями, искавшими ее, Согласно одному преданію, трупъ ея былъ превращенъ въ камень, существующій и теперь, а по другому, она ожила съ помощью женщины-калитъ, принявшей ея образъ, послѣ чего искавшіе ее мужчины прижили съ нею пятеро дѣтей, отъ которыхъ исходитъ населеніе Палаускихъ острововъ. Подобное сказаніе мы встрѣчаемъ и на Банксовыхъ островахъ. Потопы вообще не всегда насылаются въ видѣ наказанія. Денге причиняетъ ихъ уже тѣмъ, что ворочается подъ землею. Съ потопами здѣсь, какъ и повсюду, соединены сказанія о переселеніяхъ; съ ними даже связаны историческія странствованія тихоокеанскихъ народовъ.
Служеніе божествамъ не всегда бываетъ дѣломъ жрецовъ, но эти послѣдніе занимаютъ выдающееся положеніе потому, что они сносятся съ высшими изъ небожителей и принимаютъ на себя заботу о святилищахъ и жертвахъ. Наиболѣе священными считаются предметы, связанные съ божествами — храмы, идолы, жертвы, празднества и все, что употребляется при этомъ, животныя и деревья, гдѣ боги пребываютъ по временамъ, и т. под. На Таити на христіанскія капеллы перешелъ обычай, въ силу котораго, при освященіи храма, король сперва входилъ туда одинъ, какъ -page346.jpg)
Любовный амулетъ изъ Новой Гвинеи. (Коллекція Кристи въ Лондонѣ.) ⅕ наст. величины.самое священное лицо изъ народа. Каждый почиталъ прежде всего божество своего дома. Передъ ужиномъ у огня домохозяинъ молится семейному божеству; при домашнихъ праздникахъ старѣйшій въ домѣ приносилъ семейнымъ богамъ сосудъ съ авой. Общинному богу, которому служитъ жрецъ, дѣти посвящаются уже при самомъ рожденіи; богъ этотъ является въ образѣ животныхъ (см. выше, стр. 301), движенія которыхъ истолковываются жрецами въ качествѣ предзнаменованій. Наконецъ, большимъ національнымъ богамъ служатъ жрецы, которыми бываютъ начальники или лица, близко связанныя съ ними. Отсюда исходитъ неправильное понятіе, будто частные люди служатъ лично своимъ богамъ, а начальники — только черезъ посредство жрецовъ.
Эти жрецы обозначаются на Тонгѣ именемъ „отдѣленныхъ“, такъ какъ они — люди съ особой душой. За потомками ихъ признаются такія же способности; жреческое званіе наслѣдуется въ одной семьѣ наряду съ званіемъ начальника, или начальники сами становятся наслѣдственными жрецами. Извѣстное благоволеніе боговъ простирается и на начальниковъ деревень. На Самоа огонь въ домѣ начальника никогда не долженъ былъ угасать, даже и ночью. Кто не хотѣлъ приносить начальнику деревни свои повинности, подвергался какимъ-нибудь несчастнымъ случайностямъ; онъ раздѣлялъ подати съ Айтіу. Высшіе начальники оставались во время войны въ деревнѣ, чтобы помогать воинамъ молитвой; но въ затруднительныхъ случаяхъ жрецы должны были принимать участіе въ битвѣ, насылая проклятія на враговъ. На Гавайскихъ островахъ, по крайней мѣрѣ, къ одному члену семьи начальника переходило жреческое посвященіе. Въ жреца вселялись души умершихъ, и его семейный богъ былъ его помощникомъ. Вмѣстѣ съ этимъ одухотвореніемъ, преданіе присваивало ему множество цѣнныхъ знаній, изъ которыхъ важнѣйшія исходятъ отъ высшихъ божествъ и являются источникомъ крупнаго вліянія. Когда удается получить какую нибудь частицу ближняго, то черезъ нее, посредствомъ колдовства, жрецъ, въ рукахъ котораго находится вредъ и польза другихъ людей, можетъ проявлять свою власть. Поэтому на Гавайскихъ островахъ лица, носившія плевальницу начальника, не должны были далеко отходить отъ него. Части умершихъ служили самыми сильными волшебными средствами. Такими талисманами были на Маре пучекъ волосъ, рѣсницы, кости, ногти рукъ и ногъ жреца, въ Новой Каледоніи — ногти на рукахъ, на Тонгѣ — человѣческія фигуры изъ кости, на Самоа — куски тапы, которую носили знаменитые предки. Но наибольшая цѣнность придается черепу, который самыми различными образами препарировался, сохранялся и служилъ предметомъ почитанія. Подвергаясь медленному сгаранію въ извѣстной смѣси, волосы, ногти и пр. какого-либо человѣка могутъ причинить ему болѣзнь и даже смерть. Если кусочекъ кости трупа завернуть въ листья и съ пѣніемъ нѣкоторыхъ стиховъ положить на дорогу, то нашедшій его подвергнется нарывамъ, сыпямъ и т. под. Жрецы маорисовъ убиваютъ врага, вставивъ въ его изображеніе камень на -page347.jpg)
Орудіе меланезійскаго суевѣрія для храненія волшебныхъ средствъ. (Берлинскій музей народовѣдѣнія.) ½ наст. величины.мѣсто сердца. Наряду съ жрецами въ Новой Зеландіи существовали особые колдуны, а на Гавайи — астрологи: здѣсь сыновья Гины, полинезійской Селены, были научены ворожбѣ своей бабушкой. Знанію жрецы придавали высокую цѣну; ихъ названіе „тогунга“, буквально „толкователь знаковъ“, въ Новой Зеландіи примѣнялось къ каждому, кто нѣсколько выдавался въ чемъ бы то ни было, напримѣръ, въ постройкѣ лодокъ или изготовленіи копій; онъ считался „ученымъ“. Всѣ тогунги новозеландскаго племени считали самымъ ученымъ тино-тогунга, высшаго, который жилъ съ арикомъ, или начальникомъ. Тамъ, гдѣ не было общественныхъ пѣвцовъ, какъ, напр., на Маркизскихъ островахъ, жрецы были также носителями историческаго преданія; таковъ былъ кагуна на Гавайскихъ островахъ.
Общественное положеніе жрецовъ въ разныхъ группахъ оказывается различнымъ. Съ внѣшней стороны оно отличается татуировкой (у маорисовъ — волнистыми линіями на лбу) и длинной палкой. Начальники жрецовъ, арики, составляли вершину общественнаго строя маорисовъ. Они не ходили на войну, а предоставляли это начальнику, выбранному изъ числа ихъ родственниковъ. Они сохраняли силу наложенія табу даже и тогда, когда начальническое званіе переходило къ другому, и гордились происхожденіемъ отъ самой старинной вѣтви общей родословной племени. Только арики знаетъ священныя пѣсни. Мѣсто, гдѣ онъ сидѣлъ, надо было обходить, какъ „табу“; прикосновеніе къ его головѣ вело за собою смерть. На Тонгѣ, рядомъ съ главнымъ начальникомъ, на ряду съ нимъ и въ извѣстномъ отношеніи — даже выше его, стояла начальница жрецовъ, которою была обыкновенно старшая племянница Туи-Тонги. Вообще, постоянное вдохновеніе приписывалось только жрецамъ, хотя-бы они занимали чисто служебное положеніе. Судостроители, въ качествѣ служителей Тангароа; обладали всѣми жреческими правами; на Оагу начальникъ былъ въ одно и то же время жрецомъ, школьнымъ учителемъ, рыболовомъ и изготовителемъ деревянныхъ чашекъ. У обитателей Маркизскихъ острововъ во главѣ табуированныхъ сословій стоятъ атуа, богоподобные прорицатели. За ними слѣдуютъ начальники, власть которыхъ переходитъ по наслѣдству, „туа“, прорицающіе въ судорогахъ, которымъ послѣ смерти приносятся жертвы, какъ атуа, „тагуны“, приносящіе жертвы согласно преданію, „оугоу“ (моа), или помощники жрецовъ, приносящихъ жертвы, „тоа“, или военные вожди, и, наконецъ, „нати кага“, изрекающіе проклятіе. И на Гавайскихъ островахъ жрецъ считался выше главнаго начальника. Часто споры о святости или преимуществахъ жреца должны были подавать поводъ къ раздѣленіямъ племенъ -page348.jpg)
Надставка на храмѣ изъ Новаго Мекленбурга, человѣческая фигура изъ раковинъ и изображеніе рака-пустынника. (Берлинскій музей народовѣдѣнія.) ⅛ наст. величины.и къ переселеніямъ: странствованія идоловъ, унесенныхъ жрецами, составляютъ интересную часть сказаній о полинезійскихъ переселеніяхъ (см. стр. 170). Чтобы поддержать и еще усилить свое вліяніе, жрецъ долженъ былъ приносить немалыя жертвы. У маорисовъ тогунги жили въ безбрачномъ состояніи, но высшій жрецъ племени долженъ былъ жениться, чтобы имѣть наслѣдниковъ своего званія. Посвященные тауиры должны были поститься и жили въ сторонѣ отъ народа, такъ-же, какъ и жрецъ, вокругъ храма.
Япъ, Нукуоръ и другіе микронезійскіе острова имѣютъ особаго начальника жрецовъ и такихъ жрецовъ, которые отличаются отъ колдуновъ. Путемъ обмана слывутъ оракулами невидимые калиты, за которыми скрываются жрецы; во многихъ округахъ имъ посвящены дома и при каждомъ домѣ — женщина. Многіе пріобрѣтаютъ большое вліяніе вслѣдствіе общенія съ священными животными. Въ концѣ концовъ, система табу и здѣсь создаетъ ограниченія, посредствомъ которыхъ жрецы получаютъ открытый доступъ во всѣ сферы жизни. У мелкихъ племенъ старѣйшій принимаетъ на себя завѣдываніе религіозными обрядами; въ болѣе обширныхъ обществахъ рядомъ съ нимъ мы видимъ жреца, врача, заклинателя погоды и колдуна. Онъ долженъ обладать способностыо впадать въ экстазъ. Традиція сохраняется въ семьѣ: жрецъ въ своихъ заклинаніяхъ прежде всего проситъ вдохновенія у собственныхъ предковъ. Кто имѣетъ предковъ, въ которыхъ вѣрятъ и другіе, тотъ имѣетъ двойную возможность сдѣлаться жрецомъ.
Жрецы предсказываютъ по состоянію неба, по лаю собакъ, пѣнію пѣтуховъ и т. д. или по собственнымъ волшебнымъ орудіямъ. Объ исходѣ войны маорисскій жрецъ судитъ слѣдующимъ способомъ: онъ втыкаетъ заостренныя палки, по числу дружественныхъ и враждебныхъ племенъ, въ песчаный холмъ и бросаетъ въ нихъ пучкомъ связанныхъ веревокъ; предвѣщаніе считается благопріятнымъ, если палки лягутъ вверхъ. Передъ каждымъ предпріятіемъ маорисъ произноситъ волшебные заговоры. Пѣсни его всегда обладаютъ ритмомъ и раздѣлены на стихи, чтобы легче могли переходить от поколѣнія къ поколѣнію. Другія пѣсни имѣютъ очистительное значеніе. Въ „матѣ“, или видѣніи, отражается будущее. Лица, кажущіяся ночью, объясняются, какъ посѣщеніе душою страны призраковъ; поэтому сны имѣютъ значеніе для постановленія рѣшеній племени. На Гавайскихъ островахъ жрецъ при прорицаніи вырубалъ каменнымъ топоромъ знаки грома и молніи, призывая на помощь бога неба.
Посвященіе жреца совершается съ большими церемоніями. Въ Новой Зеландіи, гдѣ было нѣчто вродѣ школы жрецовъ, кандидатъ ставился подъ навѣсъ изъ вѣтвей, причемъ одной ногой онъ стоялъ въ водѣ, а другой — на землѣ. Тайная наука жрецовъ сообщалась ученикамъ съ помощью „Главы источниковъ". Это ученіе требовало чрезвычайной тщательности въ своемъ примѣненіи: одно невѣрное слово при заклинаніяхъ могло все испортить, даже убить самого жреца. Община и племя гордились какъ своимъ божествомъ, такъ и своими испытанными жрецами.
Въ небольшомъ обществѣ жрецъ является въ то же время и врачемъ; но тамъ, гдѣ собраны болѣе значительныя массы, напримѣръ, на Гавайскихъ островахъ, на Тонгѣ и въ Новой Зеландіи, существуетъ особый родъ жрецовъ, занимающихся по преимуществу врачеваніемъ. Главное дѣло здѣсь заключается въ томъ, чтобы узнать что-либо отъ божества о болѣзни паціента. При заклинаніяхъ жрецъ, сидя около больного, обращается съ вопросами къ божеству и получаетъ отвѣты пронзительнымъ голосомъ. Болѣзни, которыя не могутъ быть излѣчены жрецомъ, считаются полученными отъ „предковъ“. Задача жреца въ отправленіи правосудія состоитъ въ томъ, чтобы тайными средствами открыть преступника. Они высматриваютъ его въ водѣ и, если не видятъ тамъ, добываютъ огонь треніемъ и насылаютъ на него проклятія. Точно также, съ помощью волшебнаго искусства, стараются открыть виновниковъ загадочныхъ смертныхъ случаевъ. Судъ Божій находится, по бо́льшей части, въ рукахъ жрецовъ: на Гавайскихъ островахъ подозрѣваемый долженъ былъ держать руки надъ водою, и та не должна была дрожать въ сосудѣ, пока жрецъ глядѣлъ на него.
Пляски и пѣсни имѣютъ необходимое участіе въ религіозныхъ церемоніяхъ, въ особенности въ празднествѣ при собираніи плодовъ хлѣбнаго дерева. При этомъ или употребляются танцовальныя палки (см. рис., стр. 174, фиг. 1), или дѣло заключается только въ согласномъ движеніи рукъ и ногъ. Земперъ слышалъ о сладострастныхъ танцахъ палаускихъ женщипъ, исполняемыхъ въ лунныя ночи въ честь какого-то женскаго божества, но не могъ добиться никакихъ объясненій по поводу ихъ. Пляски въ честь счастливыхъ добывателей головъ исполняются вмѣстѣ съ пѣснями, сочиненными дѣвушками. При этомъ обычай требуетъ раскрашиванія красной краской всей верхней части тѣла и ногъ. Но значительная часть почитанія божествъ заключается въ безмолвіи. Боговъ, у которыхъ нѣтъ храмовъ, не слѣдуетъ безпокоить ни шумной ходьбой, ни криками. Когда Ронгала спускается на островъ Фаисъ, нельзя ни говорить громко, ни шумѣть; жители приближаются къ лѣсу лишь въ праздничной одеждѣ и съ соблюденіемъ тишины.
Мы тамъ много встрѣчаемъ священныхъ мѣстъ. Ихъ не надо воображать себѣ всегда въ видѣ зданій: при общемъ одушевленіи міра, вся природа является храмомъ. Мѣста могутъ быть священными только вслѣдствіе пребыванія въ нихъ духовъ; въ болѣе простыхъ условіяхъ домъ жреца, гдѣ огонь никогда не угасалъ, былъ мѣстомъ священнодѣйствій. Каждая могила сама по себѣ священна. Со всѣми этими мѣстами было связано право убѣжища. Распространенный здѣсь культъ душъ создавалъ мѣста поклоненія, къ которымъ со временемъ могло примыкать и служеніе другимъ духамъ. Мѣстъ, предназначенныхъ исключительно для поклоненія богамъ, вообще было болѣе въ восточныхъ островныхъ группахъ; первоначально, впрочемъ, они были простыми мѣстами погребенія. Такъ какъ со смертью каждаго знатнаго лица не всегда связывалось созданіе новаго мѣста погребенія, и оно погребалось уже въ освященномъ мѣстѣ погребенія предковъ, то связанное съ послѣднимъ священное значеніе понемногу возрастало. Большія восьмиугольныя каменныя постройки съ лѣстницами, предназначавшіяся только для самыхъ знатныхъ, встрѣчались рѣдко и въ позднѣйшія времена, повидимому, совершенно вышли изъ употребленія; обыкновенно воздвигались прямоугольные земляные холмы отъ 3 до 12 м. высоты, окруженные внизу невысокимъ валомъ. На верхней площадкѣ, которая часто вымащивалась, ставились одинъ или нѣсколько изящныхъ домиковъ, полъ которыхъ тщательно выкладывался мелкими кремнями, покрывавшими могилу. На болѣе длинной сторонѣ двѣ или три широкихъ ступени приводили къ площадкѣ, окруженной съ трехъ остальныхъ сторонъ стѣнами или изгородями; тамъ стояли алтари, похожіе на высокіе помосты, идолы, изъ которыхъ иные прикрѣплены были къ стѣнамъ, отдѣльныя хижины для жрецовъ, и даже священныя деревья. Изображенія главныхъ боговъ не всегда находились въ храмахъ: только въ торжественныхъ случаяхъ особыми священными носильщиками, которые не должны были заниматься никакимъ другимъ дѣломъ, они переносились изъ дома жреца въ храмъ. И въ Микронезіи мѣстами поклоненія (марайе, амалау) служили огороженныя мѣста съ деревянными и каменными постройками, часто связывавшіяся съ могилами. Роль такихъ „мавзолеевъ“, во внутренней части Ротумы, играли дольменообразныя каменныя строенія, прежнія могилы, имѣвшія у Металанимме на Понапе́ восьмиугольную форму, вставленныя по три другъ въ друга, съ углубленіемъ въ видѣ погреба, наполненнаго костями, и подобныя же постройки на Уаланѣ. Другія священныя возвышенія изъ камней представляютъ небольшую ступеньчатую пирамиду, вершина которой увѣнчана вертикально стоящимъ камнемъ. Калиты на Палаускихъ островахъ живутъ въ восьмиугольныхъ деревянныхъ хижииахъ, внутри которыхъ изъ досокъ сдѣлана перегородка; съ внѣшней стороны ея живетъ жрецъ, чрезъ посредство котораго духи говорятъ съ людьми. Точно то же мы видимъ и на Фиджи. Но и здѣсь старое уничтожается новымъ. Уже Земперъ видѣлъ калитовъ живущими въ простыхъ хижинахъ. И у меланезійцевъ священными мѣстами считаются могилы, мѣста, гдѣ хранятся черепа и другіе остатки предковъ, и особенно охотно посѣщаемыя духами уединенныя мѣста въ лѣсахъ, на морскомъ берегу (см. рис., стр. 312), на горныхъ вершинахъ и въ пещерахъ. Рядомъ съ храмами могутъ быть поставлены общинные дома. На Соломоновыхъ островахъ они назывались „священными“ домами; названіе „чортовыхъ домовъ“, безъ сомнѣнія, придумано было европейцами. Но они, впрочемъ, никогда не служили исключительно религіознымъ цѣлямъ.
Глубокое вліяніе на жизнь этихъ народовъ оказывалъ фактъ, что они своихъ боговъ не изображали въ настоящемъ смыслѣ, но чаще представляли ихъ себѣ временно пребывающими въ произвольно избранныхъ предметахъ. Но такіе фетиши не были безусловно необходимыми для сношенія съ божествами. Нѣмая молитва шепчущими губами у нихъ, какъ и у насъ, возносилась къ небу; употребительные обороты рѣчи на Гавайскихъ островахъ противополагали обращеніе къ невидимымъ существамъ поклоненію идоламъ. Идолы почитались только тогда, когда въ нихъ вселялся богъ (акуа); къ этому были направлены молитвы и жертвы жрецовъ. Выборъ предметовъ былъ произвольнымъ — плетеныя вещи, куски дерева, но лишь священнаго дерева Casuarina equisetifolia, и только когда его не было, отъ Calophyllum, Ficus и Cordia. Къ нимъ ближе всего стояли камни. Обрубки дерева, грубо обдѣланные, съ трудно распознаваемымъ человѣческимъ лицомъ и иногда съ половыми органами преувеличенныхъ размѣровъ, обдѣланные въ томъ же родѣ куски камня и даже внушительныя статуи, какъ, напримѣръ, на островѣ Пасхи (см. рис., стр. 301) или исполинскія каменныя фигуры подходятъ всего ближе къ нашему понятію объ идолахъ (см. рис., стр. 295, 304 и 306). Но они часто пользовались меньшимъ почитаніемъ, чѣмъ совершенно произвольные предметы, вродѣ куска дерева, обвитаго бичевками, или вѣтки банана, обмотанной кокосовыми волокнами. Въ каждой рѣзной фигурѣ нельзя видѣть идола, такъ какъ рѣзьба производилась и ради удовольствія и искусства мастера. Въ каменныхъ идолахъ мы скорѣе можемъ предположить остатки культа, находившагося въ тѣсномъ соотношеніи съ миѳологическими и историческими представленіями, чѣмъ въ безформенныхъ деревянныхъ обрубкахъ. На западѣ эти изображенія, очевидно, стояли ближе къ своимъ источникамъ. Когда папуасъ умираетъ, сынъ вырѣзываетъ его изображеніе, ставитъ его въ своемъ жилищѣ и обращается къ нему въ важныхъ случаяхъ жизни. Когда умираетъ этотъ послѣдній, сынъ его опять изготовляетъ такой же идолъ и, быть можетъ, бросаетъ ненужное ему теперь изображеніе дѣда. Изъ Новаго Лауенбурга намъ извѣстны двойные идолы, которые считались изображеніемъ супружеской четы предковъ. Изъ этихъ образовъ душъ при схематическомъ изображеніи могутъ возникать идолы. Идолы въ Доре въ Новой Гвинеѣ, въ 15—20 см. высоты, представляютъ безполое существо, руки котораго опираются на изукрашенныя перила (см. рис., стр. 295). Этотъ процессъ развитія переноситъ изображеніе предковъ изъ дому въ общественное мѣсто. На Соломоновыхъ островахъ такія грубыя изваянія подпираютъ кровлю дома собраній. Въ изготовленіи знаменитыхъ идоловъ изъ перьевъ Гавайскихъ острововъ вначалѣ лежала, безъ сомнѣнія, мысль о миѳологическихъ птицахъ, напримѣръ, о священныхъ „алаэ“ (см, стр. 299). На Тонгѣ символомъ покровительствующаго бога племени была сложенная циновка съ красными перьями; въ Новой Зеландіи разбрасывались по землѣ красныя перья, чтобъ вызвать плодородіе.
Идолы ставятся также на тѣхъ мѣстахъ, гдѣ отъ нихъ ожидаютъ непосредственной помощи: на Гавайскихъ островахъ ставились вдоль дороги камни, обмотанные травою, въ качествѣ мѣстныхъ божествъ, а на горныхъ дорогахъ приносились жертвы передъ нависшими камнями, чтобы они не обрушились. Къ этому классу относится также слѣдъ ноги божества на камнѣ, къ чему сказаніе возвращалось еще и въ сравнительно недавнее время: такъ, одинъ начальникъ Новой Зеландіи оставилъ близъ Таупы слѣдъ ноги на скалѣ, а слѣды ногъ начальника, убитаго въ войнѣ съ Камеамеа, показывались еще Бирггему. Сѣнь храма повсюду, гдѣ были болѣе развитыя соціальныя условія, была общепризнаннымъ убѣжищемъ. И здѣсь храмъ и могила совпадаютъ между собою. На Гавайскихъ островахъ убѣжище давала близость могилы королей; точно также на Тонгѣ мѣста погребенія начальниковъ были священнымъ мѣстомъ. Въ томъ и другомъ мѣстѣ давать это право охраны перешло на жрецовъ: на Ранаи мѣсто, считавшееся убѣжищемъ, шло поперекъ всего острова; жрецы предоставляли его бѣгущимъ, скрещивая свои палки передъ преслѣдователями.
Тамъ, гдѣ души предковъ стояли въ культѣ на первомъ мѣстѣ, имъ посвящались жертвы и молитвы; тамъ, гдѣ ихъ мѣсто занимали духи, тѣ и другія направлялись къ послѣднимъ. Но молитвы уже сами по себѣ считались жертвою: это были формулы, часто давно уже непонятныя, но все-таки переходившія по наслѣдству и сообщавшіяся не знающимъ людямъ за извѣстное вознагражденіе. Молитвенныя пѣснопѣнія, тщательно составленныя и иногда довольно длинныя, отличались отъ короткихъ обращеній, внушаемыхъ иногда минутою; они считались пріятными богамъ и даже замѣняли жертву. Физонъ отмѣчаетъ въ фиджійскихъ молитвахъ; что въ нихъ просьбы объ удовлетвореніи собственныхъ нуждъ сопоставлялись обыкновенно съ просьбами о причиненіи вреда врагу.
Въ погребальныхъ обычаяхъ преобладаетъ основная идея священнаго характера трупа, вслѣдствіе близости души; но это имѣло значеніе лишь для родственниковъ; чужіе люди не боялись осквернять трупы. Связь съ душою, взятою богами, всего легче замѣчается по близости трупа. Поэтому жрецы въ Новой Зеландіи пѣли надъ трупомъ, чтобы душа поднялась, по крайней мѣрѣ, до восьмого неба; въ предположеніи, что душа, призываемая молитвой или колдовствомъ, не можетъ оставить тѣло безъ вынужденія, жрецъ осторожно водитъ махалкой по трупу и отряхаетъ ее. Посѣщенія душами живыхъ легко могли быть отклонены -page352.jpg)
Дѣтская мумія на погребальныхъ носилкахъ съ Торрессова пролива. (Берлинскій музей народовѣдѣнія.) ⅙ наст. велич.надѣваніемъ маски, которая должна была отрѣзывать обратный путь. Души, которыя не соединились съ богами и не могли быть умилостивлены жертвами, бродили по ночамъ вокругъ домовъ, какъ привидѣнія; блуждающія души можно слышать въ шумѣ листьевъ или въ плескѣ волнъ, или видѣть при лунномъ свѣтѣ, въ видѣ бѣлыхъ призраковъ. Душу умершаго вдали отъ родины старались привлечь на разостланный бѣлый платокъ и считали цѣль достигнутой, если на призывъ являлся кузнечикъ или муравей. Преклонный возрастъ уважался только потому, что всѣ хотѣли заблаговременно установить доброе согласіе съ душой, готовой умереть. Болѣе глубокій смыслъ распространеннаго обычая — отправлять вмѣстѣ съ умершимъ въ вѣчность его женъ и слугъ — заключается въ желаніи дать провожатыхъ душѣ умершаго или, по крайней мѣрѣ, послать другую душу, охраняющую ее, если бы она нуждалась въ помощи. Поэтому, для руководства дѣтскими душами, подвергались удушенію мать, бабка или тетка. Надо было подумать и о подкрѣпленіи въ борьбѣ, которую предстояло вытерпѣть по дорогѣ въ Аидъ (см. выше, стр. 310). Послѣ цѣлаго ряда дней, когда уже допускается, что душа трупа превратилась въ духа, начинается плачъ по умершемъ, имѣющій цѣлью склонить духа вступить на путь въ загробный міръ, быть можетъ, нежелательный для него. При существованіи вѣры въ возможность періодическаго возвращенія, этотъ шумъ повторяется отъ времени до времени.
Въ самыхъ способахъ погребенія существуютъ большія различія. На западѣ трупъ держатъ, сколько возможно, по близости и сохраняютъ, по крайней мѣрѣ, нѣкоторыя части его, въ особенности черепъ и еще чаще нижнюю челюсть (см. рис., стр. 291), въ препарированной формѣ. На берегу Маклая въ Новой Гвинеѣ трупы обыкновенно высушиваются въ хижинѣ у огня. На другихъ островахъ ихъ подвѣшиваютъ между вѣтвями деревьевъ въ циновкахъ, пока мягкія части разложатся, и затѣмъ симметрически укладываютъ скелеты въ скалистыхъ пещерахъ на морскомъ берегу. Трупы дѣтей подвѣшиваются просто въ корзинѣ подъ крышею хижинъ. На Фиджи употребительны погребенія въ хижинахъ. У мотусовъ въ портѣ Морезби знакомъ печали считался трехдневный барабанный бой. Послѣ этихъ трехъ дней передъ домомъ выкапывалась могила, мертвый укладывался въ нее, завернутый въ циновку, и надъ могилой ставилась маленькая хижина. Черезъ нѣкоторое время могила раскапывалась, трупъ вынимался и натирался на локтяхъ и колѣняхъ красной глиной. Затѣмъ онъ опять погребался, и могильный домикъ постепенно разносился по частямъ такъ, что отъ могилы не оставалось никакого слѣда. Всѣ эти обряды сопровождались пиршествами.
На Тонгѣ трупы знатныхъ омывались, украшались, натирались масломъ и охранялись женщинами. При настоящемъ погребеніи родственники, одѣтые въ изорванныя циновки и украшенные вѣнками изъ листьевъ дерева ифи, переносили трупъ въ домъ умершаго и закапывали его тамъ въ одеждѣ, чаще въ ящикѣ или маленькомъ челнокѣ, укладывая вмѣстѣ съ нимъ самое дорогое имущество его. Затѣмъ всѣ съ громкимъ пѣніемъ отправлялись на морской берегъ, плели корзинки изъ кокосовыхъ листьевъ и наполняли ихъ бѣлымъ пескомъ, которымъ засыпали верхнюю часть могилы. Далѣе, въ теченіе 20 дней, мужчины жили въ легкихъ хижинахъ у траурнаго дома, а женщины внутри его, занимаясь священнодѣйствіями. На 20-й день всѣ опять отправлялись на берегъ, приносили въ только что сплетенныхъ корзинахъ мелкій бѣлый и черный кремень и выкладывали имъ полъ могильнаго дома. На Таити тѣло, послѣ удаленія внутренностей и наполненія брюшной полости тканями, напитанными эѳирнымъ масломъ, сохранялось до полнаго разложенія; затѣмъ кости погребались, и черепа передавались въ семью. На Маркизскихъ островахъ самыя знатныя лица погребались въ мараи, сидя, съ поднятыми колѣнями, съ головою, зажатою между ними, и руками, спрятанными подъ нихъ. Здѣсь совершались и похоронныя пиршества, къ которымъ приглашенія передавались разукрашенными гонцами.
Между значеніемъ, придаваемымъ душѣ умершаго, и способами погребенія существуетъ непосредственная связь. Простой народъ, повидимому, мало церемонился со своими умершими. Въ Гавайи обыкновенные люди хоронили мертвыхъ сидящими на корточкахъ, завернувъ ихъ въ ткани, въ пещерахъ или въ землѣ, часто и въ своемъ домѣ; кушанья ставились рядомъ съ нимъ. Въ Новой Зеландіи рабы просто зарывались, а иногда выбрасывались собакамъ или бросались въ море; въ нѣкоторыхъ странахъ существовалъ, повидимому, обычай сожигать ихъ. Въ Мангайѣ обычай требовалъ бросать мертвыхъ, обернутыхъ въ бѣлыя матеріи, въ глубокія пещеры, — знатныхъ въ одну, а простыхъ людей въ другую, такъ какъ и входъ въ подземный міръ былъ для нихъ не одинъ и тотъ же. Но въ высшихъ классахъ трупы, по большей части, превращали въ муміи и выставляли въ храмѣ или въ домѣ для мертвыхъ. Съ этой цѣлью внутренности удалялись. На Гавайи мясо тщательно очищалось съ костей и сжигалось, а кости частью складывались въ семейномъ святилищѣ, и тамъ имъ воздавалось поклоненіе, или же раздѣлялись между друзьями умершаго. Нѣчто въ родѣ бальзамированія существовало и у гавайцевъ, и даже въ Новой Зеландіи, гдѣ погребеніе представляло большое сходство съ погребеніемъ таитянъ. Могилами тамъ часто служили свои дома, гдѣ остатки умершихъ стояли въ ящикахъ, въ другихъ мѣстахъ ихъ хоронили въ землѣ, а трупы дѣтей вѣшали въ ящикахъ между вѣтвями дерева. При этомъ неизбѣжными были „кегуи“ — что значитъ „запрещенный“ и переходитъ въ значеніе табу, — вымазанные красной краской деревянные столбы съ вырѣзанными лицами, которыя, точно стражи, стояли кругомъ.
Только на нѣкоторыхъ мелкихъ внѣшнихъ островахъ мы замѣчаемъ отступленія отъ этихъ обрядовъ. На островахъ Гамбье муміи кладутся, обернутыя циновками и тканями и связанныя веревками, въ горныхъ пещерахъ; на Фалефѣ муміи начальниковъ хранились въ хижинѣ, на двойной лодкѣ или въ пещерѣ. На Мульграве мертвые клались на камни, покрытые кокосовыми листьями, и относились для погребенія въ семейную пещеру. Въ отдѣльныхъ случаяхъ погребенія въ лодкѣ, пускаемой по морю, заключается, очевидно, видоизмѣненіе обычая — предоставлять душѣ челнокъ для путешествія въ загробный міръ.
На Джильбертовыхъ островахъ вдова спитъ около трупа умершаго мужа подъ той же циновкой, пока у него не отпадетъ голова, которую потомъ, въ видѣ очищеннаго черепа, она постоянно носитъ съ собою, такъ же, какъ и черепъ любимаго ребенка. Этотъ культъ черепа въ Микронезіи встрѣчается и въ другихъ мѣстахъ. На Япѣ мертвые никогда не погребаются вблизи моря, а жители горъ погребаются не иначе, какъ на горныхъ вершинахъ. Вполнѣ возмужалые люди погребаются сидя, съ согнутыми колѣнами, а дѣти и юноши — въ лежачемъ положеніи. Замѣчательное сочетаніе погребенія въ землѣ и въ морѣ находимъ мы на Кузайе, гдѣ кости выкапываются изъ земли и, связанныя вмѣстѣ, опускаются въ море.
Тамъ, гдѣ употребительны погребенія, черепъ часто отдѣляется отъ трупа. Благодаря этому обстоятельству, А. Б. Мейеръ вымѣнивалъ много человѣческихъ череповъ, такъ какъ папуасы не рѣшались послѣ того, какъ былъ исчерпанъ запасъ головъ убитыхъ враговъ, расхищать могилы своего племени. Но они все-таки не хотѣли отдавать нижнюю челюсть Поэтому почитаніе остатковъ трупа не безгранично; впрочемъ, папуасы въ западной Новой Гвинеѣ всегда избѣгали касаться череповъ рукою.
Значительныя различія встрѣчаются и въ болѣе тѣсныхъ границахъ другихъ архипелаговъ. На нѣкоторыхъ островахъ Соломоновой группы трупъ бросается въ море, чтобы онъ могъ приплыть въ прекрасную страну на западѣ; на Анайтеумѣ погребаются только трупы высшихъ начальниковъ. Передъ бросаніемъ въ море, на женскіе трупы надѣваются пояса, а лица мужскихъ труповъ раскрашиваются. На другихъ островахъ тѣла, завернутыя въ циновки, переносятъ въ мангрововыя насажденія, оставляютъ ихъ здѣсь на воздухѣ, пока голова не будетъ легко отставать отъ туловища, препарируютъ ее, и все остальное хоронятъ на общемъ погребальномъ мѣстѣ. На Санъ-Кристовалѣ и въ другихъ мѣстахъ мертвыхъ кладутъ на высокій помостъ и вырываютъ подъ нимъ яму для отпадающихъ частей трупа; черепъ и кости ручныхъ пальцевъ уносятся, какъ семейное наслѣдіе, и надъ ямой строится хижина или пирамидальная подставка, покрытая листьями. Могилы дѣтей усыпаются цвѣтами.
На Таннѣ трупъ хоронится въ ладьеобразномъ гробѣ, а въ Новой Каледоніи въ могилу втыкаются весла и копья. Здѣсь вмѣстѣ съ трупомъ кладутся украшенія; если не цѣлый черепъ, то нижняя челюсть хранится, какъ священный предметъ, и то же самое мы видимъ въ Новомъ Мекленбургѣ, Новомъ Лауенбургѣ и на Ватэ. На Ватэ деревья вблизи могилъ надрѣзываются особеннымъ образомъ.
Внѣшнія выраженія печали остающихся доходятъ до нанесенія себѣ ранъ и увѣчій. Когда на Тонгѣ умирала мать короля, начальники, происходившіе отъ нея, обжигали себѣ виски, но когда умиралъ верховный жрецъ, всѣ отрѣзывали себѣ суставъ мизинца. Таитянки еще на свадьбѣ вставляли зубы акулы въ деревянную рукоятку, чтобъ этимъ наносить себѣ раны во время траура по мужу. Тогда вмѣстѣ съ друзьями онѣ призывали душу умершаго. На Таити тотъ, кто долженъ былъ грустить больше всѣхъ, носилъ одежду, сдѣланную изъ рубашки умершаго, а другіе ходили въ разорванномъ и запачканномъ платьѣ; друзья, жившіе по сосѣдству, являясь на поминки, вступали съ домашними умершаго въ мнимое состязаніе въ выполненіи общихъ причитаній. То же самое происходило и на Мангайѣ, гдѣ всѣ друзья умершаго ходили по острову въ странныхъ одеждахъ, чтобы одолѣть духовъ другихъ округовъ
Обычай погребенія живыхъ весьма распространенъ. Какъ способъ умерщвленія дѣтей, онъ употребляется въ обширной мѣрѣ; но старые и больные требуютъ сами, чтобъ ихъ похоронили. У новорожденныхъ надъ могилою разводится огонь, чтобы душа могла задохнуться. Когда на Ватэ хоронятъ живыми старыхъ людей, имъ привязываютъ къ одной рукѣ свинью, которая затѣмъ съѣдается на пиршествѣ и сопровождаетъ душу въ загробный міръ. На островахъ Фиджи вмѣстѣ съ тѣмъ употребляется и удушеніе, и веревка считается тамъ большимъ благодѣяніемъ въ сравненіи съ палицей. Когда на Соломоновыхъ островахъ умираетъ начальникъ, его женъ душатъ сонными; для нихъ и для памяти умершаго считалось-бы постыднымъ, если бы онѣ вышли за мужчинъ низшихъ сословій. Часто такъ кончаютъ жены и ближайшія родственницы у простыхъ людей; и послѣ смерти человѣкъ долженъ быть окруженъ тѣми, кто его любитъ (см. выше, стр. 310). На Анайтеумѣ женщины носятъ на шеѣ роковую веревку уже съ самой свадьбы.