какъ веретено — женщины; не только трупы, но и тяжело больные и ослабѣвшіе отъ старости на Тоби кладутся въ лодки. На Мортлокѣ высшее почитаніе морскому богу воздается тѣмъ, что къ нему отправляютъ павшихъ въ битвѣ, тогда какъ умершіе естественной смертыо погребаются въ землѣ.
Благодаря: одухотворенію, проникавшему міръ человѣка и природы, боги и идолы возникали массами и заводили умъ океанійцевъ въ лабиринтъ внѣ- и сверхчувственныхъ представленій. Въ этомъ крайнемъ стремленіи къ созданію образовъ мы находимъ отпечатокъ расы. Не случайно полинезійцы и мадагассы обладаютъ общей для нихъ широкой теогоніей, первые — крайне политеистической миѳологіей, а вторые — усиленнымъ фетишизмомъ. Если только небольшая часть этихъ духовъ поднималась на высоту божественнаго почитанія, оставляя главную массу на землѣ, то все-таки число ихъ было велико: списки, составленные миссіонерами на Райатеѣ, содержатъ почти сотню именъ божествъ. Причина, почему нѣкоторыя изъ нихъ поднимались выше, зависѣла отъ продолжительности жизни племени. Въ болѣе отчетливомъ порядкѣ міра боговъ отражалась прочность преданія. Поэтому вообще мы больше находимъ боговъ на востокѣ у полинезійцевъ, и больше духовъ и призраковъ на западѣ у микро- и меланезійцевъ. Именно тогда, когда христіанство коснулось полинезійцевъ, они находились въ состояніи оживленнаго миѳологическаго творчества; новые отпрыски и цвѣты, вызываемые къ жизни ихъ возбужденной фантазіей, находили твердую опору частью въ прочно кристаллизованныхъ космогоническихъ сказаніяхъ, частью въ системѣ порядка положенія и родства, наивно одухотворявшей отношенія здѣшняго міра. Тамъ, гдѣ господствовала склонность бесѣдовать цѣлымъ обществомъ о религіозныхъ преданіяхъ на возвышенныхъ мѣстахъ въ тихіе вечера, какъ, напримѣръ, въ Новой Зеландіи, время создало органы и методы творчества (см. стр. 66 и рис. стр. 297), и божественное ученіе пріобрѣтало болѣе прочную связь, чѣмъ въ тѣхъ областяхъ, гдѣ жизнь была менѣе устойчива и не имѣла органовъ традиціи и жречества.
Высшихъ боговъ связывало происхожденіе изъ хаоса (по), предшествовавшаго всякому бытію; ихъ называли рожденными ночью. Впослѣдствіи въ ихъ кругъ попадали полубоги и герои, даже люди высокаго происхожденія. Это много способствуетъ затемненію полинезійской миѳологіи. Именно, эти возвысившіеся позднѣе имѣли большее значеніе въ царствѣ боговъ, хотя только мѣстное. Болѣе глубокая связь съ космогоніей, напротивъ, въ высшей мѣрѣ свойственна только одному: Тангароа, подъ именемъ Тароа и Каналоа, пользовался почитаніемъ и на болѣе дальнихъ островахъ. Сказанія на Райатеѣ въ величественномъ видѣ изображаютъ его власть, оказывающую дѣйствіе на все: сперва, облеченный въ яйцеобразную раковину, онъ носился въ темномъ воздушномъ пространствѣ и, утомленный однообразнымъ движеніемъ, простеръ руку, поднялъ ее, и повсюду тотчасъ же стало свѣтло. Онъ взглянулъ на песокъ берега и сказалъ: „поди ко мнѣ“, Песокъ отвѣтилъ: „я не могу летѣть въ небо“. Тогда онъ сказалъ скаламъ: „пойдите ко мнѣ“. Онѣ отвѣтили: „мы крѣпко сидимъ въ землѣ и не можемъ прыгнуть къ тебѣ въ высоту“. Тогда богъ спустился къ нимъ, сбросилъ свою раковину и прибавилъ ее къ земной массѣ, которая, вслѣдствіе того, стала больше. Изъ осколковъ раковины образовались острова. Тогда онъ произвелъ людей изъ своей спины, и самъ превратился въ лодку. Когда онъ плылъ въ бурю, пространство наполнилось его кровью, которая дала цвѣтъ морю. Съ моря она распространилась по воздуху, и отъ нея свѣтятся утреннія и вечернія облака. Наконецъ, его остовъ, лежа на землѣ спиннымъ хребтомъ кверху, послужилъ жилищемъ для всѣхъ боговъ и, наконецъ, прообразомъ храма. Тангароа сдѣлался небомъ.
