сіяющее небо и помѣщаетъ ихъ на дальнемъ горизонтѣ своего островного отечества. Тамъ дѣйствуютъ и чувствуютъ настоящіе полинезійцы, но въ исполинскомъ видѣ. Стремленіе къ господству и власти, ревнивое притязаніе на почести и богатства, безпощадная месть въ случаѣ неудачи свойственны всѣмъ имъ; нравственныя преимущества, выдающаяся мудрость и Идолъ изъ Новой Зеландіи. (Коллекція Кристи въ Лондонѣ.) ½ наст. велич.щедрая доброта не украшаютъ ни одного изъ нихъ; преступленія всякаго рода находятъ прообразъ и поощреніе въ мірѣ духовъ. Такимъ образомъ, очеловѣчивающій политеизмъ даже и высшія существа сводитъ на землю. Только въ началѣ творчества дѣятельно проявляется стремленіе выразить въ образѣ предугадываніе общаго происхожденія и связи существъ. Творчество начинается въ величайшей метафизической глубинѣ. Здѣсь миѳологія приближается къ происхожденію науки. Поэзія и сказанія стремятся затѣмъ къ разъясненію міровой загадки. И напрасно. Это навсегда останется блестящимъ свидѣтельствомъ умственной силы полинезійцевъ. Они были-бы выдающимся народомъ, если бы развитіе ихъ направилось въ другія области. Въ самой основѣ ихъ существованія, среди широкаго морского горизонта, чувствуется тѣснота, ограниченная островной жизнью. И космогоническое начало слѣдовало ходу естественнаго развитія: средоточіе міра произошло поднятіемъ суши съ первоначальнаго дна; острова, открытые позже, были выловлены героями. Вообще, повсюду проходитъ воззрѣніе, что первичныя силы природы, которыя въ божественныхъ воплощеніяхъ выдѣлили изъ себя міръ явленій, послѣ органическаго замкнутаго процесса развитія, опять стремились поглотить ихъ.
Хотя боги имѣютъ начало, но у нихъ нѣтъ конца: такъ говорится на Тонгѣ. Земля, небо и все само по себѣ также божественно; поэтому „по“, ночь, помѣщается въ началѣ вещей. Изъ круговъ по отъ первой до десятой ночи произошелъ, наконецъ, Кака, бывшій отцомъ брата и сестры Ранги и Папы, которые дали жизнь Тане и его восьми братьямъ. Ночи имѣли особыя названія, которыя глубокомысленно истолковывались жрецами. У маорисовъ ночь также предшествуетъ творенію. Послѣ безчисленныхъ періодовъ пробуждается желаніе, затѣмъ стремленіе и ощущеніе. За первымъ біеніемъ жизни слѣдуетъ мысль и затѣмъ дѣйствіе духа; тогда рождается желаніе, направленное къ священной тайнѣ или великой загадкѣ жизни. Позднѣе изъ матеріальной, производительной силы любви развивается привязанность къ существованію, проникнутая радостнымъ ощущеніемъ. Подъ конецъ Атеа, міровое цѣлое въ пространствѣ, расщепляется развитіемъ половъ на Ранги и Папу, небо и землю, и тогда начинаются отдѣльныя творенія на землѣ и небѣ. Въ виду этихъ громоздящихся другъ на друга идей, Бастіанъ спрашиваетъ: „не переселился-ли сюда переодѣтый Анаксимандръ или Пиѳагоръ?“ Отношеніе къ космогоніямъ азіатцевъ и американцевъ видно, такъ сказать, въ каждомъ предложеніи. Нѣтъ надобности даже напоминать о Ру и Буто, солнцѣ и ночи египтянъ: каждая космогоническая мысль океанійцевъ имѣетъ кровныхъ родственниковъ на востокѣ и западѣ океана.
Папа, земля, и Ранги или Ру, небо, братъ и сестра, лежали плотно прижатыми другъ къ другу. Между тѣмъ, какъ поэзія старалась