[319]
Тайна Мари Роже[1].
Продолженіе „Убійства въ улицѣ Моргъ“.
Существуетъ рядъ идеальныхъ событій, которыя совершаются параллельно съ дѣйствительными. Люди и случайности обыкновенно измѣняютъ идеальное событіе, такъ что оно проявляется не вполнѣ, а его послѣдствія тоже оказываются неполными. Такъ было съ Реформаціей; вмѣсто протестантизма явилось лютеранство.
Novalis Moral Ansichten.

Немного найдется людей, даже въ числѣ самыхъ спокойныхъ [320]мыслителей, у которыхъ бы не являлось когда-нибудь смутной, но непреодолимой вѣры въ сверхъестественное, вызванной совпаденіями до того невѣроятными, что умъ отказывался считать ихъ только совпаденіями. Отъ этого чувства, потому что смутная полувѣра, о которой я говорю, никогда не пріобрѣтаетъ силу мысли — отъ этого чувства можно отдѣлаться, только обратившись къ ученію о случаѣ или, какъ его называютъ технически, въ теоріи вѣроятностей. Теорія же эта по существу математическая; и такимъ-то образомъ, аномаліи самаго точнаго въ наукѣ примѣняются къ туману и спиритуальности самаго непредставимаго въ умозрѣніи.

Необычайныя происшествія, о которыхъ я намѣренъ сообщить, представляютъ, въ отношеніи послѣдовательности времени, первичную вѣтвь ряда почти невѣроятныхъ совпаденій, вторичную или заключительную вѣтвь котораго читатели найдутъ въ недавнемъ убійствѣ Мэри Сесиліи Роджерсъ въ Нью-Іоркѣ.

Изобразивъ въ статьѣ «Убійство въ улицѣ Моргъ», напечатанной въ прошломъ году, нѣкоторыя замѣчательныя черты характера моего друга шевалье К. Огюста Дюпенъ, я не имѣлъ въ виду когда-либо возвращаться къ той же темѣ. Моя цѣль исчерпывалась изображеніемъ характера, а странное стеченіе обстоятельствъ, благодаря которому могъ проявиться особенный складъ натуры Дюпена, давало возможность осуществить эту цѣлъ. Я могъ привести и другіе примѣры, но они не выяснили бы никакихъ новыхъ чертъ. [321]Однако, недавнія событія, въ ихъ поразительномъ сцѣпленіи, побудили меня прибавить еще нѣсколько деталей, которыя будутъ имѣть видъ вынужденнаго сознанія. Послѣ того, что мнѣ привелось услышать недавно, странно было съ моей стороны хранить молчаніе о томъ, что я слышалъ и видѣлъ много лѣтъ тому назадъ.

Распутавъ трагическую загадку, связанную съ убійствомъ г-жи Л’Эспанэ и ея дочери, шевалье пересталъ слѣдить за этимъ дѣломъ и вернулся къ своему прежнему угрюмому и мечтательному существованію. Склонный по натурѣ къ мечтамъ, я охотно поддавался его настроенію, и проживая до прежнему въ Сенъ-Жерменскомъ предмѣстьи, мы предоставили будущее на волю судебъ и мирно дремали въ настоящемъ, набрасывая дымку грезъ на окружающій міръ.

Но грезы эти иногда прерывались. Весьма понятно, что роль моего друга въ драмѣ улицы Моргъ произвела впечатлѣніе на умы парижской полиціи. Имя его сдѣлалось популярнымъ среди ея представителей. Ни префектъ, ни другіе члены полиціи не знали, какимъ простымъ рядомъ умозаключеній онъ былъ приведенъ къ разгадкѣ, понятно, что все это дѣло казалось имъ почти чудеснымъ, а аналитическія способности шевалье пріобрѣли ему славу почти ясновидящаго. Его откровенность могла бы уничтожить этотъ предразсудокъ, но безпечный характеръ заставилъ его забыть объ этомъ происшествіи, разъ оно потеряло интересъ въ его собственныхъ глазахъ.

Такимъ-то образомъ Дюпенъ очутился въ положеніи звѣзды, неотразимо притягивавшей полицейскіе глаза, и нерѣдки были случаи, когда префектура обращалась къ нему за содѣйствіемъ. Одинъ изъ самыхъ замѣчательныхъ примѣровъ — убійство молодой дѣвушки, по имени Мари Роже.

Это происшествіе случилось два года спустя послѣ звѣрскаго убійства въ улицѣ Моргъ. Мари, имя и фамилія которой невольно приводятъ на мысль несчастную жертву нью-іоркскаго убійства, была единственная дочь вдовы Эстеллы Роже. Отецъ умеръ, когда дѣвушка была еще младенцемъ, и со времени его смерти мать и дочь жили въ улицѣ Сентъ-Андре[2], откуда переселились только за полтора года до убійства, послужившаго темой нашего разсказа. Вдова держала pension, дочь помогала ей. Такъ дѣло шло до тѣхъ поръ, пока дочери не исполнилось двадцать одинъ годъ. Въ это время ея красота привлекла вниманіе парфюмера, лавка котораго помѣщалась въ подвальномъ этажѣ Пале-Рояля, а покупатели принадлежали главнымъ образомъ къ числу отчаянныхъ [322]авантюристовъ, которыми кишитъ этотъ кварталъ. M-r Лебланъ[3] очень хорошо понималъ, какъ выгодно будетъ для его торговли присутствіе хорошенькой Мари за прилавкомъ; а дѣвушка охотно согласилась поступить въ его лавку, хотя ея матери видимо не нравился этотъ проектъ.

Надежды торговца вполнѣ оправдались, его лавочка вскорѣ пріобрѣла извѣстность, благодаря красотѣ бойкой grisette. Она провела за прилавкомъ около года, по истеченіи котораго ея обожатели были поражены внезапнымъ исчезновеніемъ хорошенькой продавщицы. Monsieur Лебланъ не могъ объяснить ея отсутствія, а г-жа Роже была внѣ себя отъ безпокойства и страха. Газеты немедленно занялись этимъ предметомъ, и полиція намѣревалась предпринять серьезное разслѣдованіе, когда въ одинъ прекрасный день, спустя недѣлю, Мари, здравая и невредимая, но нѣсколько печальная, снова появилась за прилавкомъ.

Разумѣется, всякое разслѣдованіе, кромѣ нѣкоторыхъ частныхъ справокъ, было тотчасъ же прекращено. M-r Лебланъ по прежнему увѣрялъ, что ничего не знаетъ. Мари и ея мать отвѣчали на разспросы, что она провела недѣлю въ деревнѣ у одного родственника. Такъ это дѣло и заглохло, и было забыто, тѣмъ болѣе, что дѣвушка, которой, очевидно, надоѣла назойливость и любопытство посѣтителей, вскорѣ распростилась съ парфюмеромъ и переселилась обратно подъ крылышко матери, въ улицу Сентъ-Андре.

Спустя пятъ мѣсяцевъ послѣ этого возвращенія подъ родительскій кровъ друзья Мари были встревожены ея вторичнымъ исчезновеніемъ. Прошло три дня, а о ней не было ни слуха ни духа. На четвертый ея тѣло было найдено въ Сенѣ[4], близь отмели, противъ квартала улицы Сентъ-Андре, недалеко отъ Barrière du Roule[5].

Жестокость этого убійства (такъ какъ фактъ убійства былъ очевиденъ), красота и молодость жертвы, а главное ея прежняя извѣстность, возбудили большое волненіе въ сердцахъ чувствительныхъ парижанъ. Я не могу припомнить аналогичнаго случая, который произвелъ бы такое сильное впечатлѣніе. Въ теченіе нѣсколькихъ недѣль только и разговоровъ было, что объ убійствѣ Мари, — даже о политикѣ на время позабыли. Префектъ изъ кожи лѣзъ, и парижская полиція напрягала всѣ свои силы.

Когда нашли тѣло, никто не сомнѣвался, что убійца вскорѣ [323]попадется въ руки сыщиковъ; только спустя недѣлю была назначена награда за поимку, да и то небольшая — въ тысячу франковъ. Тѣмъ временемъ слѣдствіе продолжалось съ энергіей, если не всегда съ разсудкомъ, и много лицъ было допрошено зря; а возбужденіе публики, подстрекаемое отсутствіемъ ключа къ этой тайнѣ, росло. На десятый день сочли нужнымъ удвоить награду, а когда прошла еще недѣля въ безплодныхъ поискахъ, и раздраженіе противъ полиціи, всегда существующее въ Парижѣ, проявилось въ нѣсколькихъ серьезныхъ émeutes, префектъ рѣшился назначить двадцать тысячъ франковъ «за указаніе убійцы» или, предполагая, что ихъ было нѣсколько, «за указаніе одного изъ убійцъ». Обѣщалось также полное помилованіе соучастнику, который выдастъ товарища; а вмѣстѣ съ этимъ объявленіемъ всюду расклеивалось другое, частное, отъ комитета гражданъ, назначившихъ десять тысячъ франковъ въ дополненіе къ оффиціальной наградѣ. Вся сумма, стало быть, достигала тридцати тысячъ франковъ, — награда, безъ сомнѣнія, огромная, если принять въ разсчетъ скромное положеніе дѣвушки и обычность подобныхъ злодѣйствъ въ большихъ городахъ.

Теперь никто не сомнѣвался, что тайна немедленно разъяснится. Но хотя и было произведено два-три ареста, обѣщавшіе успѣшный результатъ, однако, никакихъ результатовъ не получилось, подозрѣнія не подтвердились и арестованные были отпущены на свободу. Какъ это ни странно, но три недѣли прошли въ безуспѣшныхъ поискахъ, прежде чѣмъ слухи о событіи, такъ волновавшемъ публику, достигли до меня и Дюпена. Погруженные въ изслѣдованія, которыя поглощали все наше вниманіе, мы уже болѣе мѣсяца никуда не выходили, никого не принимали и только мелькомъ заглядывали въ политическій отдѣлъ газетъ. Первое извѣстіе объ убійствѣ мы получили отъ самого Г. Онъ явился къ намъ собственною персоной подъ вечеръ 14 іюля 18** г., и просидѣлъ у насъ до поздней ночи. Онъ былъ огорченъ неудачей своихъ поисковъ. Репутація его, — говорилъ онъ съ особеннымъ парижскимъ выраженіемъ, — виситъ на волоскѣ. Даже честь его задѣта. Взоры публики устремлены на него, и онъ готовъ на всякую жертву для разъясненія этой тайны. Онъ заключилъ свою довольно забавную рѣчь похвалами тому, что изволилъ называть тактомъ Дюпена, и сдѣлалъ послѣднему прямое и весьма щедрое предложеніе, точный характеръ котораго я не считаю себя вправѣ передавать, да оно и не имѣетъ прямого отношенія къ моей темѣ.

На комплименты мой другъ отвѣчалъ, какъ умѣлъ, но предложеніе принялъ безъ отговорокъ. Покончивъ съ этимъ, префектъ принялся излагать свои собственныя соображенія, сопровождая [324]ихъ длинными комментаріями къ показаніямъ свидѣтелей; эти послѣднія еще не находились въ нашихъ рукахъ. Онъ говорилъ пространно и, безъ сомнѣнія, съ большимъ знаніемъ дѣла; наконецъ, я рѣшился замѣтить, что ночь уже близка къ концу. Дюпенъ, сидя въ своемъ любимомъ креслѣ, казался воплощеніемъ почтительнаго вниманія. Онъ надѣлъ очки во время этого разговора и, заглянувъ случайно за ихъ синія стекла, я убѣдился, что онъ покоился тихимъ, но крѣпкимъ сномъ, въ теченіе нестерпимыхъ семи-восьми часовъ, предшествовавшихъ уходу префекта.

Утромъ я получилъ въ префектурѣ протоколы свидѣтельскихъ показаній и добылъ въ различныхъ редакціяхъ всѣ нумера газетъ, въ которыхъ было помѣщено что-нибудь важное относительно этого грустнаго происшествія. Освобожденная отъ безусловно вздорныхъ свѣдѣній, вся эта масса данныхъ сводилась къ слѣдующему:

Мари Роже оставила квартиру своей матери въ улицѣ Сентъ-Андре, около девяти часовъ утра, въ воскресенье, двадцать второго іюня 18** г. Уходя, она сообщила г. Жаку Сентъ-Эсташу[6] и только ему, о своемъ намѣреніи провести этотъ день у тетки въ улицѣ Дромъ. Улица Дромъ, небольшой и узкій, но многолюдный переулокъ по близости отъ рѣки на разстояніи двухъ миль, по кратчайшей дорогѣ, отъ pension г-жи Роже. С-тъ Эсташъ былъ признанный обожатель Мари и нанималъ комнату со столомъ у ея матери. Онъ долженъ былъ отправиться подъ вечеръ за своей возлюбленной и проводить ее домой. Но къ вечеру пошелъ сильный дождь и, предполагая, что Мари останется ночевать у тетки, какъ это случалось раньше при подобныхъ же обстоятельствахъ, онъ не счелъ нужнымъ сдержать свое обѣщаніе. Съ наступленіемъ ночи г-жа Роже (дряхлая семидесятилѣтняя старуха) выразила опасеніе, «что ей никогда больше не придется увидѣть Мари», но эти слова въ то время были оставлены безъ вниманія.

Въ понедѣльникъ узнали, что дѣвушка не являлась въ улицу Дромъ, и когда день прошелъ, а она не возвращалась, начались поиски по городу и въ окрестностяхъ. Но только на четвертый день послѣ ея исчезновенія поиски привели къ опредѣленному результату. Въ этотъ день (среда 25 іюня) нѣкій г. Бовэ[7], разыскивавшій дѣвушку съ однимъ изъ своихъ пріятелей, въ окрестностяхъ Барьеръ дю-Руль на берегу Сены, противъ улицы Сентъ-Андре, услыхалъ, что рыбаки только что вытащили изъ рѣки трупъ. Увадѣвъ его, Бове, послѣ нѣкоторыхъ колебаній, призналъ Мари. Его пріятель узналъ ее скорѣе. [325] 

Лицо налилось кровью, которая выступала также изо рта. Пѣны, какая бываетъ у утопленниковъ, не было. Клѣтчатка не была обезцвѣчена. На шеѣ виднѣлись синяки и слѣды пальцевъ. Руки были сложены на груди и окоченѣли. Правая рука оказалась стиснутой, лѣвая полуоткрытой. На лѣвой рукѣ замѣчены двѣ кольцеобразныхъ ссадины, повидимому, отъ веревокъ, или отъ веревки, два раза обвернутой вокругъ руки. Ссадины оказались также на правой рукѣ, на снинѣ, а въ особенности на лопаткахъ. Чтобы вытащить тѣло на берегъ, рыбаки обвязали его веревкой, но она не оставила никакихъ ссадинъ. Шея сильно вздулась. Она была обмотана шнуркомъ такъ туго, что онъ врѣзался въ тѣло и не былъ замѣтенъ снаружи; узелъ приходился подъ лѣвымъ ухомъ. Одно это уже могло причинить смерть. Медицинскій осмотръ свидѣтельствовалъ о цѣломудренномъ характерѣ покойной. По показанію медиковъ она подверглась животному насилію. Тѣло находилось въ такомъ состояніи, что друзья покойной могли признать ее безъ труда.

Одежда была изорвана и въ безпорядкѣ. Изъ платья вырвана полоса шириною въ футъ отъ нижней каемки до таліи, но не совсѣмъ оторвана. Она была три раза обвернута вокругъ таліи и завязана на спинѣ въ видѣ петли. Подъ платьемъ находилась рубашка изъ тонкой кисеи; изъ нея тоже вырванъ лоскутъ въ восемнадцать дюймовъ шириной, вырванъ осторожно, ровнымъ кускомъ. Онъ былъ обмотанъ вокругъ шеи и завязанъ узломъ. Надъ этимъ лоскутомъ и шнуркомъ обвязаны ленты шляпки, — морскимъ узломъ.

Когда тѣло было узнано, его не отправили въ Моргъ (эта формальность казалась излишней), а поспѣшили похоронить тутъ же по близости.

Г. Бовэ старался избѣжать огласки этого происшествія и прошло нѣсколько дней прежде чѣмъ публика заволновалась. Наконецъ, одна еженедѣльная газета[8] взялась за эту тему; тѣло было вырыто и подверглось новому осмотру, который, впрочемъ, ничего не прибавилъ къ тому, что выяснилось раньше. Одежда была предъявлена матери и друзьямъ покойной и признана ими за ту, которая была на дѣвушкѣ, когда она уходила изъ дома.

Между тѣмъ возбужденіе росло съ часу на часъ. Нѣсколько лицъ было арестовано. Особенное подозрѣніе возбудилъ Сентъ-Эсташъ, который къ тому же сначала не могъ объяснить, гдѣ онъ провелъ тотъ день, когда Мари ушла изъ дому. Впослѣдствіи, впрочемъ, онъ представилъ г. Г. удовлетворительное объясненіе.

По мѣрѣ того, какъ время шло, а тайна оставалась [326]неразъясненной, тысячи слуховъ возникали въ обществѣ, а журналисты придумывали всевозможныя объясненія. Особенное вниманіе возбудила мысль, что Мари Роже еще жива — что въ Сенѣ было найдено тѣло какой-нибудь другой несчастной. Считаю не лишнимъ сообщить читателямъ нѣкоторыя изъ статей на эту тему. Статьи дословно переведены изъ «Etoile»[9], газеты вообще хорошо поставленной.

«M-lle Роже оставила квартиру своей матери утромъ, въ воскресенье, двадцать второго іюня 18**, съ тѣмъ, чтобы идти къ своей теткѣ или другой родственницѣ въ улицу Дромъ. Съ этой минуты ее не видали. Никакихъ извѣстій, никакихъ свѣдѣній о ней не получено… Никто изъ знакомыхъ не видѣлъ ее въ этотъ день послѣ того, какъ она ушла отъ матери… Мы не имѣемъ никакихъ доказательствъ, что Мари Роже была въ живыхъ послѣ девяти часовъ въ воскресенье, но можемъ сказать съ увѣренностью, что до девяти часовъ она была жива. Въ среду около полудня былъ найденъ трупъ женщины на отмели близь Барьеръ дю-Руль. Это составитъ — если даже мы предположимъ, что Мари Роже была брошена въ рѣку не болѣе трехъ часовъ послѣ того, какъ вышла изъ дому — всего трое сутокъ. Но было бы нелѣпо предположить, что убійство совершилось задолго до полночи. Виновники такихъ злодѣйствъ ищутъ тьмы, а не свѣта… Итакъ, если тѣло, найденное въ рѣкѣ, — тѣло Мари Роже, то оно пробыло въ водѣ не болѣе двухъ съ половиной дней, самое большее три. Опытъ показалъ, что тѣла утоплениковъ, или брошенныя въ воду тотчасъ послѣ убійства, всплываютъ только дней черезъ шестъ — черезъ десять, когда разложеніе достигнетъ значительной степени! Если даже пушка выстрѣлитъ надъ тѣломъ и оно всплыветъ ранѣе пяти-шести дней, то сейчасъ же погрузится обратно. Почему же въ данномъ случаѣ произошло отступленіе отъ естественнаго хода явленій?… Если изуродованное тѣло было спрятано гдѣ-нибудь на берегу до ночи со вторника на среду, нашлись бы слѣды убійцъ. Сомнительно также, чтобъ оно всплыло такъ скоро, даже если бы было брошено въ воду черезъ два дня послѣ смерти. И наконецъ, совершенно невѣроятно, чтобы негодяи, совершившіе подобное убійство, не догадались привязать къ трупу какую-нибудь тяжесть, когда это было такъ легко сдѣлать».

Далѣе авторъ старается доказать, что тѣло находилось въ водѣ «не три дня, а добрыхъ двѣ недѣли», такъ какъ успѣло разложиться до такой степени, что Бовэ узналъ его лишь съ трудомъ. [327]Впрочемъ, этотъ послѣдній пунктъ оказался невѣрнымъ. Продолжаю переводъ.

«На какомъ же основаніи г. Бовэ утвержаетъ, что это былъ трупъ Мари Роже? Онъ отвернулъ рукавъ платья и нашелъ примѣты, удостовѣрившія его въ тождествѣ. Публика вообще предполагала, что эти примѣты — родимыя пятна или рубцы. Въ дѣйствительности г. Бовэ нашелъ на рукѣ волоски — то есть нѣчто совершенно неопредѣленное, — примѣту, на которой нельзя основать никакого заключенія, какъ на томъ фактѣ, что въ рукавѣ оказалась рука. Г. Бовэ не возвращался въ этотъ день домой, а къ восьми часамъ вечера увѣдомилъ г-жу Роже, что слѣдствіе по поводу ея дочери продолжается. Если преклонный возрастъ и горе г-жи Роже не позволили ей самой выйти изъ дома (что, конечно, вполнѣ допустимо), то хоть кто-нибудь изъ близкихъ явился бы на мѣсто дѣйствія, разъ предполагали, что это трупъ Мари. Никто, однако, не явился. Никто изъ обитателей дома въ улицѣ Сентъ-Андре не слыхалъ и не зналъ объ этомъ происшествіи. Г. Сентъ-Эсташъ, обожатель и женихъ Мари, проживавшій въ домѣ ея матери, узналъ о нахожденіи тѣла своей возлюбленной только на слѣдующее утро, когда г. Бовэ явился къ нему и сообщилъ о происшествіи. Странно, что подобное извѣстіе могло быть принято такъ равнодушно».

Такимъ образомъ газета старалась подчеркнуть равнодушіе друзей и родныхъ Мари, равнодушіе, совершенно неестественное въ томъ случаѣ, если бы они дѣйствительно вѣрили въ ея смерть. Намеки газеты сводились къ слѣдующему: Мари, съ вѣдома своихъ друзей, уѣхала по дѣлу, набрасывающему тѣнь на ея нравственность, — и вотъ они воспользовались находкой тѣла, напоминавшаго отчасти эту дѣвушку, чтобы пустить слухъ о ея смерти. Но «L’Etoile» черезчуръ поторопилась. Равнодушія, о которомъ она толковала, вовсе не было; напротивъ, старуха мать слегла отъ волненія, а Сентъ-Эсташъ пришелъ въ такое изступленіе отъ горя, что г. Бовэ просилъ друзей и родственниковъ присматривать за нимъ и ни за что не допускать его къ тѣлу покойной. Далѣе, хотя газета увѣряла, что погребеніе тѣла было совершено на общественный счетъ, — что семья рѣшительно отклонила предложеніе устроить частныя похороны, — что никто изъ родныхъ не присутствовалъ при погребеніи, — хотя, говорю я, «L’Etoile» приводила эти факты въ подтвержденіе своей мысли, — но всѣ они были опровергнуты. Въ слѣдующемъ номерѣ газеты была сдѣлана попытка набросить подозрѣніе на самого г. Бовэ. Авторъ статьи писалъ:

«Теперь дѣло представляется въ иномъ свѣтѣ. Мы слышали, что когда г-жа Б. была у г-жи Роже, г. Бовэ, уходя изъ дома, [328]просилъ ее, — въ случаѣ появленія жандарма, котораго ожидали въ домѣ, не сообщать ему ничего до возвращенія его, г. Бовэ… Повидимому, г. Бовэ считаетъ это дѣло своимъ личнымъ. Безъ г. Бовэ нельзя шагу ступить… Онъ почему-то рѣшилъ, что никто, кромѣ него, не долженъ мѣшаться въ слѣдствіе и, судя по показаніямъ родственниковъ, устранилъ ихъ довольно страннымъ образомъ. Повидимому, ему очень не хотѣлось, чтобы родные увидѣли тѣло».

Слѣдующій фактъ придавалъ извѣстный оттѣнокъ подозрѣнію, наброшенному такамъ образомъ на г. Бовэ. Одинъ изъ посѣтителей его конторы за нѣсколько дней до исчезновенія дѣвушки и, въ отсутствіи хозяина, замѣтилъ розу въ замочной скважинѣ его двери и имя «Мари» на аспидной доскѣ, висѣвшей подлѣ.

По общему мнѣнію газетъ, Мари сдѣлалась жертвой шайки негодяевъ, которые изнасиловали и убили ее. «Le Commercial»[10] газета очень вліятельная, явился наиболѣе серьезнымъ представителемъ этого мнѣнія. Цитирую его статью:

«Мы убѣждены, что слѣдствіе находится на ложномъ пути, разъ оно сосредоточено въ окрестностяхъ Барьеръ дю-Руль. Особа, извѣстная тысячамъ людей въ этой мѣстности, не могла бы и трехъ шаговъ ступить, не будучи узнана кѣмъ-либо; а всякій, узнавшій ее, вспомнилъ бы объ этомъ, такъ какъ она интересовала всѣхъ. Когда она ушла изъ дома, улицы были полны народа… Невозможно, чтобы она дошла до Барьеръ дю-Руль или улицы Дромъ, не замѣченная, по крайней мѣрѣ, десяткомъ лицъ, а между тѣмъ, никто не видалъ ее внѣ дома матери, и нѣтъ никакихъ доказательствъ — исключая показанія о выраженномъ ею намѣреніи — что она уходила изъ дома. Ея платье оказалось изорваннымъ, обмотаннымъ вокрутъ таліи и завязаннымъ на спинѣ въ видѣ петли, за которую, очевидно, тащили трупъ. Если бы убійство совершилось у Барьеръ дю-Руль, не было бы надобности въ такомъ приспособленіи. Правда, ея тѣло найдено около Барьеръ, но изъ этого вовсе не слѣдуетъ, что оно здѣсь же было брошено въ воду… Изъ юбки несчастной дѣвушки былъ вырванъ лоскутъ въ два фута длиною и футъ шириной, и обмотанъ вокругъ шеи, вѣроятно, для того, чтобы заглушить крики. Это было сдѣлано людьми, которые обходятся безъ носовыхъ платковъ».

За день или за два до посѣщенія префекта полиція узнала новый и весьма важный фактъ, повидимому, совершенно опровергавшій мнѣніе «Le Commercial». Два мальчугана, сыновья нѣкоей г-жи Ледюкъ, рыская по лѣсу вокругъ Барьеръ дю-Руль, [329]забрались въ рощицу, внутри которой три или четыре большихъ камня были сложены на подобіе скамьи со спинкой и сидѣньемъ. На верхнемъ камнѣ лежала бѣлая юбка, на второмъ шелковый шарфъ. Тутъ же валялись зонтикъ, перчатки и носовой платокъ. На платкѣ было вышито имя «Мари Роже». На окружающихъ кустарникахъ нашлись обрывки платья. Трава была смята, почва притоптана, — очевидно, здѣсь просходила борьба. Между рощицей и рѣкой изгородь была сломана и на землѣ замѣчены слѣды, доказывавшіе, что тутъ волокли какую-то тяжесть.

Еженедѣльная газета «Le Soleil»[11] посвятила этому открытію слѣдующую статью, въ которой отразилось общее настроеніе Парижской прессы:

«Вещи, очевидно, лежали здѣсь, по меньшей мѣрѣ, три или четыре недѣли. Всѣ покрылись плѣсенью; нѣкоторыя обросли травой. Шелковая матерія зонтика была еще крѣпка, но нитки совершенно истлѣли. Верхняя часть покрылась плѣсенью и ржавчиной и порвалась, когда зонтикъ былъ открытъ… Лоскутья, вырванные изъ одежды кустарниками, достигали трехъ дюймовъ въ длину и шести въ ширину. Одинъ изъ нихъ былъ кусокъ оборки платья, другой — обрывокъ подола. Они висѣли на изломанномъ кустѣ, на футъ отъ земли. Нѣтъ сомнѣнія, мѣсто совершенія этого гнуснаго насилія найдено».

Вслѣдъ за этимъ открытіемъ явилось новое показаніе. Госпожа Делюкъ заявила, что она держитъ гостинницу недалеко отъ берега рѣки противъ Барьеръ дю-Руль. Мѣстность по сосѣдству пустынная. По воскресеньямъ въ гостинницу собираются разные головорѣзы изъ города, переплывая рѣку на лодкахъ. Около трехъ часовъ пополудни, въ воскресенье двадцать второго іюня явилась туда дѣвушка въ сопровожденіи молодого человѣка, брюнета. Оба посидѣли нѣсколько времени въ гостинницѣ, затѣмъ ушли по направленію къ сосѣдней рощѣ. Г-жа Делюкъ вспомнила, что на дѣвушкѣ было такое же платье, какое оказалось на убитой. Въ особенности ясно помнила она шарфъ. Вскорѣ послѣ ухода молодыхъ людей явилась толпа какихъ-то сорванцовъ; они шумѣли, ѣли и пили и ушли, не расплатившись, по тому же направленію, въ которомъ скрылась парочка. Въ сумерки они вернулись въ гостинницу и поспѣшно переправились на ту сторону.

Въ тотъ же вечеръ, вскорѣ послѣ наступленія темноты, г-жа Делюкъ и ея старшій сынъ услышали женскіе крики неподалеку отъ гостинницы. Крики были отчаянные, но скоро умолкли. Г-жа Делюкъ узнала не только шарфъ, найденный въ рощицѣ, но и [330]платье покойницы. Затѣмъ, кучеръ дилижанса Валенсъ[12] тоже показалъ, что Мари Роже переправлялась въ то воскресенье черезъ Сену на лодкѣ, въ обществѣ какого-то смуглаго молодого человѣка. Онъ, Валенсъ, хорошо зналъ Мари и не могъ ошибиться. Вещи, найденныя въ рощицѣ, были признаны ея родными.

Сумма этихъ справокъ и свѣдѣній, собранныхъ мною въ газетахъ по просьбѣ Дюпена, увеличилась еще только однимъ фактомъ, но, повидимому, очень важнымъ. Вскорѣ послѣ открытій въ вышеупомянутой рощицѣ бездыханное или почти бездыханное тѣло Сентъ-Эсташа, жениха Мари, было найдено по сосѣдству съ предполагаемымъ мѣстомъ преступленія. Около него валялась пустая стклянка съ надписью «Лауданумъ». Отравленіе было несомнѣнно. Онъ умеръ, не произнеся ни слова. При немъ нашли письмо, въ которомъ онъ въ немногихъ словахъ выражалъ свою любовь къ Мари и намѣреніе отравиться.

— Врядъ-ли нужно говорить вамъ, — сказалъ Дюпенъ, прочитавъ собранныя мною замѣтки, — что этотъ случай гораздо запутаннѣе убійства въ улицѣ Моргъ, отъ котораго отличается въ одномъ весьма существенномъ отношеніи. Это обыкновенное, хотя и звѣрское преступленіе. Въ немъ нѣтъ ничего outré. Замѣтьте, что именно потому тайна и казалась легко разъяснимой, хотя именно это и затрудняетъ ея разъясненіе. Такъ, сначала даже не считали нужнымъ назначить вознагражденіе. Мирмидоны Г. сразу догадались, какъ и почему такое звѣрское преступленіе могло совершиться. Имъ не трудно было нарисовать въ воображеніи способъ, много способовъ убійства, и мотивъ, много мотивовъ; а такъ какъ тотъ или иной изъ этихъ многочисленныхъ способовъ и мотивовъ могъ быть осуществленъ и на дѣлѣ, — то они и рѣшили, что одинъ изъ нихъ долженъ былъ осуществиться на дѣлѣ. Но самая легкость изобрѣтенія этихъ многочисленныхъ теорій и вѣроятность каждой изъ нихъ свидѣтельствуютъ скорѣе о трудности разъясненія этой тайны. Я уже говорилъ какъ-то, что отличія даннаго происшествія отъ обычныхъ событій въ томъ же родѣ служатъ путеводною нитью для разума въ его поискахъ, — и что въ подобныхъ случаяхъ нужно спрашивать не «что такое случилось?», а «что такое случилось, чего никогда не случалось раньше?». При розыскахъ въ домѣ г-жи Л’Эспанэ[13] агенты Г. были обезкуражены необычайностью происшествія, которая для хорошо направленнаго ума послужила бы вѣрнѣйшимъ предзнаменованіемъ успѣха, тогда какъ тотъ же самый умъ можетъ придти въ отчаяніе отъ [331]ординарнаго характера всѣхъ обстоятельствъ дѣла Мари, даромъ, что чиновникамъ префекта они внушаютъ надежду на легкій тріумфъ.

Въ происшествіи съ г-жей Л’Эспанэ и ея дочерью мы уже знали несомнѣнно, едва приступивъ къ розысканіямъ, что имѣемъ дѣло съ убійствомъ. Идея самоубійства не могла имѣть мѣста. Здѣсь мы тоже съ самаго начала можемъ отбросить всякую мысль о самоубійствѣ. Тѣло, найденное подлѣ Барьеръ дю-Руль, найдено при такихъ обстоятельствахъ, которыя не оставляютъ и тѣни сомнѣнія насчетъ этого важнаго пункта. Но было высказано предположеніе, что найденное тѣло вовсе не тѣло Мари Роже, за открытіе убійцы или убійцъ которой назначена награда и къ которой исключительно относится наша сдѣлка съ префектомъ. Мы оба хорошо знаемъ этого господина. Ему не слишкомъ-то можно довѣрять. Если, начавши наши розыски по поводу мертваго тѣла, мы отыщемъ убійцу и затѣмъ убѣдимся, что это трупъ какой-нибудь другой дѣвушки, а не Мари; или если, предположивъ, что Мари жива, мы найдемъ ее, но найдемъ не въ видѣ мертваго тѣла, — вся наша работа пропадетъ даромъ, — разъ мы имѣемъ дѣло съ такимъ человѣкомъ, какъ господинъ Г. Итакъ, въ нашихъ личныхъ видахъ, если не въ видахъ правосудія, необходимо прежде всего убѣдиться въ тождествѣ найденнаго тѣла и исчезнувшей Мари Роже.

«На публику аргументы «L’Etoile» произвели впечатлѣніе; и сама газета убѣждена въ ихъ важности, это видно по началу одной изъ ея статей: «Сегодня многія газеты толкуютъ объ убѣдительной статьѣ въ прошломъ номерѣ «Etoile». По моему, статья болѣе убѣдительна, чѣмъ нужно для автора. Надо помнить, что, вообще говоря, задача нашихъ газетчиковъ возбуждать сенсацію, производить эффектъ, а не служитъ дѣлу истины. Послѣдняя цѣль преслѣдуется только въ томъ случаѣ, когда кажется, что она совпадаетъ съ первой. Статья, совпадающая съ общимъ мнѣніемъ (какъ бы оно ни было основательно), не встрѣчаетъ довѣрія въ толпѣ. Масса считаетъ глубокимъ лишь того, кто высказываетъ рѣзкое противорѣчіе господствующему мнѣнію. Въ умозаключеніяхъ, какъ и въ изящной литературѣ, наиболѣе быструю и общую оцѣнку встрѣчаетъ эпиграмма. Въ томъ и другомъ случаѣ это самый низменный родъ творчества.

«Я хочу сказать, что гипотеза, согласно которой Мари Роже еще жива, нашла благопріятный пріемъ въ публикѣ не вслѣдствіе своей правдоподобности, а потому что въ ней эпиграмма сливается съ мелодрамой. Разсмотримъ главные аргументы «Etoile».

Прежде всего авторъ старается доказать, ссылаясь на краткость промежутка времени между исчезновеніемъ Мари и нахожденіемъ тѣла, что это послѣднее не могло быть тѣломъ Мари. Поэтому [332]онъ прежде всего старается уменьшить, елико возможно, этотъ промежутокъ и въ своемъ усердіи сразу хватаетъ черезъ край. «Было бы нелѣпо предположить, — говоритъ онъ, — чтобы убійство совершилось такъ рано, что убійцы успѣли бросить трупъ въ воду до полночи?» Спрашивается: почему? Почему нелѣпо предположить, что убійство совершилось черезъ пять минутъ послѣ ухода Мари изъ дома? Почему нелѣпо предположить, что убійство совершилось въ любую пору дня? Убійства случались во всякомъ часу. Но если бы убійство случилось въ какой угодно моментъ между девятью часами утра и двѣнадцатью безъ четверти ночи, времени, во всякомъ случаѣ, хватило бы для того, чтобы «бросить трупъ въ воду до полночи». Выводъ «L’Etoile» сводится, въ сущности, къ тому, что убійства вовсе не случилось въ воскресенье, но, если мы допустимъ этотъ выводъ, то придется допустить все, что заблагоразсудится газетѣ. Статья, начинающаяся словами «было бы нелѣпо предположить etc.», въ какой бы формѣ она ни была напечатана, явилась въ головѣ автора въ слѣдующей формѣ: «Было бы нелѣпо предположить, что убійство совершилось такъ рано, что убійцы успѣли бросить тѣло въ рѣку до полночи. Было бы нелѣпо, говорю я, предположить все это, а въ то же время предполагать (какъ я рѣшился предполагать), что тѣло «не» было брошено «до» полночи» — разсужденіе, очевидно, непослѣдовательное, но далеко не столь нелѣпое, какъ появившееся въ печати.

— Если бы, — продолжалъ Дюпенъ, — моя цѣль была только опровергнуть статью «L’Etoile», я бы на этомъ и покончилъ. Но насъ занимаетъ не «L’Etoile», а истина. Разсужденіе, о которомъ идетъ рѣчь, можетъ имѣть лишь одно значеніе, которое я и выяснилъ; но для насъ важно, не ограничиваясь словами, разсмотрѣть мысль, которую эти слова стараются (неудачно) внушить. Журналистъ хотѣлъ сказать слѣдующее: въ какой бы часъ дня или ночи въ воскресенье ни случилось убійство, виновники его не рѣшились бы броситъ тѣло въ воду до полуночи. Съ этимъ выводомъ я совершенно несогласенъ. Предполагается, что убійство совершено въ такомъ мѣстѣ или при такихъ обстоятельствахъ, которыя ставили виновника въ необходимость нести тѣло въ рѣку. Но убійство могло произойти на берегу рѣки или на самой рѣкѣ, такъ что, случись это въ какомъ угодно часу дня или ночи, быстрѣйшимъ и вѣрнѣйшимъ способомъ избавиться отъ тѣла было выбросить его въ рѣку. Вы понимаете, что я отнюдь не высказываю какой либо гипотезы, или своего личнаго мнѣнія. Я не занимаюсь въ данномъ случаѣ фактами. Я хочу только предостеречь васъ противъ тона всей замѣтки «L’Etoile», обративъ ваше вниманіе на ея характеръ ex parte съ самаго начала. [333] 

— Отмежевавъ такимъ образомъ границу для своихъ предвзятыхъ мнѣній; рѣшивъ, что если это тѣло Мари, то оно могло пробыть въ водѣ лишь очень недолго, газета продолжаетъ:

«Опытъ показалъ, что тѣла утопленниковъ, или брошенныя въ воду, тотчасъ послѣ убійства, всплываютъ только дней черезъ шесть, — черезъ десять, когда разложеніе достигнетъ значительной степени. Если даже пушка выстрѣлитъ надъ тѣломъ, и оно всплыветъ раньше пяти — шести дней, то сейчасъ же погрузится обратно».

Эти замѣчанія были приняты безъ разговоровъ всѣми газетами, кромѣ «Moniteur’а»[14]. Этотъ послѣдній старается опровергнуть ту часть статьи, которая относится къ «тѣламъ утопленниковъ», приводя въ примѣръ пять или шесть случаевъ, когда тѣла утонувшихъ всплывали раньше, чѣмъ указываетъ «L’Etoile». Но эта попытка «Moniteur» опровергнуть общее утвержденіе «L’Etoile» указаніемъ на частные случаи — попытка совершенно не философская, не выдерживающая критики. Если бы можно было привести не пять, а пятьдесятъ примѣровъ всплытія тѣла на второй или третій день, — эти пятьдесятъ примѣровъ все-таки оставались бы лишь исключеніемъ изъ правила, до тѣхъ поръ, пока самое правило не опровергнуто. Если принимать правило (а «Moniteur» не отрицаетъ его, указывая только на исключенія), то аргументы «L’Etoile» сохраняютъ всю свою силу, такъ какъ они имѣютъ въ виду лишь вопросъ о вѣроятности всплытія тѣла въ премежутокъ времени менѣе трехъ дней; а вѣроятность останется въ пользу «L’Etoile», пока примѣры, такъ ребячески приводимые, не накопятся въ достаточномъ количествѣ, чтобы послужить основой противоположнаго правила.

— Вы понимаете, что оспаривать этотъ аргументъ можно, только опровергая самое правило; а для этого мы должны разсмотрѣть основанія самаго правила. Человѣческое тѣло вообще не можетъ бытъ значительно легче или значительно тяжелѣе воды Сены; иными словами, вѣсъ человѣческаго тѣла, въ его нормальномъ состояніи, почти равенъ вѣсу вытѣсненнаго имъ объема прѣсной воды. Тѣла тучныхъ и полныхъ особъ, съ маленькими костями, легче тѣлъ худощавыхъ и ширококостыхъ; женскія тѣла вообще легче мужскихъ; а удѣльный вѣсъ рѣчной воды измѣняется до нѣкоторой степени подъ вліяніемъ морского прилива. Но, оставивъ въ сторонѣ приливъ, можно сказать, что лишь очень немногія человѣческія тѣла потонутъ даже въ прѣсной водѣ сами собою. Почти всякій, кто упадетъ въ воду, поплыветъ, если только [334]уравновѣситъ удѣльный вѣсъ воды съ вѣсомъ своего тѣла, т. е. если погрузится въ воду насколько возможно, оставивъ на поверхности лишь самую ничтожную часть. Лучшее положеніе для того, кто не умѣетъ плавать — вертикальное, причемъ голова должна быть закинута назадъ и погружена въ воду, такъ что только ротъ и ноздри остаются на поверхности. Въ такой позѣ человѣкъ будетъ держаться безъ всякихъ затрудненій и усилій. Но ясно, что при этомъ тяжесть тѣла и воды почти уравновѣшены, такъ что бездѣлица можетъ дать перевѣсъ тому, или другой. Такъ, напримѣръ, рука, поднятая надъ водой, представляетъ добавочную тяжесть, достаточную для того, чтобы совершенно погрузить голову, и наоборотъ ничтожная щепка позволитъ приподнять голову и выглянуть на поверхность. Но въ судорожныхъ усиліяхъ неумѣющаго плавать руки неизмѣнно поднимаются надъ водой и голова стремится придти въ обычное вертикальное положеніе. Въ результатѣ ноздри и ротъ оказываются подъ водой, вода попадаетъ въ нихъ и проникаетъ въ легкія и въ желудокъ; тѣло становится тяжелѣе на разность между вѣсомъ этой воды и вытѣсненнаго ею воздуха. Этой прибавки вѣса вообще бываетъ достаточно, чтобы потопить тѣло; исключеніе представляютъ только индивидуумы съ тонкими костями и большимъ количествомъ жира. Такіе индивидуумы всплываютъ даже захлебнувшисъ.

— Тѣло, лежащее на днѣ рѣки, останется тамъ до тѣхъ поръ, пока въ силу какихъ-либо причинъ его удѣльный вѣсъ не сдѣлается меньше вѣса, вытѣсняемаго имъ объема воды. Это достигается разложеніемъ или какъ-либо иначе. Результатъ разложенія — образованіе газа, который растягиваетъ ткани и полости тѣла, придавая ему столь отвратительный для глазъ вздутый видь. Когда это растяженіе доходитъ до того, что объемъ тѣла увеличивается безъ соотвѣтственнаго увеличенія массы или вѣса, удѣльный вѣсъ тѣла становится меньше вѣса воды и оно всплываетъ на поверхность. Но разложеніе зависитъ отъ безчисленныхъ обстоятельствъ, — оно замедляется или ускоряется дѣйствіемъ безчисленныхъ факторовъ; напримѣръ, холоднаго или теплаго времени года, минеральныхъ примѣсей или чистоты воды, ея глубины, быстроты теченія, сложенія тѣла, его болѣзненнаго или здороваго состоянія передъ смертью. Очевидно, мы не можемъ установить сколько-нибудь точно періодъ, когда тѣло всплыветъ на поверхность вслѣдствіе разложенія. При извѣстныхъ условіяхъ этотъ результатъ можетъ быть достигнуть черезъ часъ, при другихъ, никогда не будетъ достигнутъ. Есть химическія соединенія, съ помощью которыхъ животный организмъ можетъ быть навсегда предохраненъ отъ разложенія: напримѣръ, двухлористая ртуть. Но независимо отъ [335]разложенія можетъ образоваться, и очень часто образуется — газъ въ желудкѣ, вслѣдствіе броженія растительныхъ веществъ (или въ другихъ полостяхъ тѣла отъ другихъ причинъ) въ достаточномъ количествѣ для того, чтобы тѣло поднялось на поверхность. Дѣйствіе пушечнаго выстрѣла сводится къ простому сотрясенію. Оно можетъ отдѣлить тѣло отъ мягкой грязи или песка, въ которомъ оно завязло, и такимъ образомъ позволить ему подняться на поверхность, если остальные агенты уже въ достаточной степени подготовили его къ этому; или преодолѣть упругость тѣхъ или другихъ гніющихъ тканей, вслѣдствіе чего полости тѣла растянутся отъ давленія газовъ.

— Выяснивъ такимъ образомъ суть явленія, мы можемъ провѣрить утвержденія «L’Etoile». «Опытъ показалъ, — говоритъ газета, — что тѣла утопленниковъ, или брошенныя въ воду тотчасъ послѣ убійства всплываютъ только дней черезъ шесть, черезъ десять, когда разложеніе достигнетъ значительной степени. Если даже пушка выстрѣлитъ надъ тѣломъ и оно всплыветъ раньше пяти-шести дней, то сейчасъ же погрузится обратно».

— Все это разсужденіе оказывается рядомъ нелѣпостей и непослѣдовательностей. Опытъ показалъ, что тѣла утопленниковъ не требуютъ шести — десяти дней для того, чтобы разложеніе достигло достаточной степени и тѣло могло подняться наверхъ. Какъ наука, такъ и опытъ показываютъ, что срокъ всплытія не можетъ быть точно установленъ. Если, далѣе, тѣло всплыветъ вслѣдствіе пушечнаго выстрѣла, то оно не «погрузится сейчасъ же обратно», пока разложеніе не дойдетъ до того, что газы начнутъ выходить изъ полостей тѣла. Но я хочу обратить ваше вниманіе на различіе между «тѣлами утопленниковъ» и «тѣлами, брошенными въ воду тотчасъ послѣ убійства». Хотя авторъ и допускаетъ это различіе, но все же включаетъ оба разряда тѣлъ въ одну категорію. Я уже говорилъ, почему тѣло захлебнувшагося человѣка становится тяжелѣе, чѣмъ вытѣсняемый имъ объемъ воды, — почему онъ не потонулъ бы вовсе, если бы въ своей судорожной борьбѣ не поднималъ рукъ надъ поверхностью и если бы вода не проникала ему въ ротъ и ноздри во время дыханія. Но судорожныхъ усилій и дыханія не можетъ быть въ тѣлѣ, «брошенномъ въ воду тотчасъ послѣ убійства». Итакъ, въ этомъ послѣднемъ случаѣ тѣло вовсе не потонетъ — таково общее правило, неизвѣстное газетѣ «L’Etoile». Когда разложеніе достигнетъ уже очень значительной степени — такъ что мясо отдѣлится отъ костей — тогда, но не раньше, тѣло исчезнетъ подъ водой.

— Что же мы скажемъ теперь объ аргументаціи, которая силится доказать, будто найденное тѣло не тѣло Мари Роже, такъ какъ это послѣднее не могло бы всплыть на поверхность въ такой [336]короткій срокъ. Если Мари утонула, то, какъ женщина, она могла вовсе не пойти на дно, или, опустившись на дно, всплыть черезъ сутки, а то и скорѣе. Но никто не предполагаетъ, что она утонула; а брошенное въ воду послѣ убійства тѣло могло быть найдено на поверхности въ какой угодно послѣдующій моментъ.

— Но, — говорить «L’Etoile», — если бы изуродованное тѣло было спрятано гдѣ-нибудь на берегу до ночи со вторника на среду, нашлись бы слѣды убійцъ». Смыслъ этой фразы затрудняешься понять сразу. Авторъ хочетъ предупредить возраженіе противъ его теоріи, именно, что тѣло пролежало на берегу два дня, подвергаясь быстрому разложенію, болѣе быстрому, чѣмъ если бы оно находилось подъ водой. Онъ предполагаетъ, что въ этомъ — и только въ этомъ — случаѣ оно могло бы всплыть на поверхность въ среду. Согласно съ этимъ, онъ спѣшитъ доказать, что оно не могло быть спрятано на берегу, потому что въ этомъ случаѣ «нашлись бы слѣды убійцъ». Полагаю, что вы сами засмѣетесь надъ такимъ sequitur. Вы не можете понять, почему болѣе долгое нахожденіе тѣла на берегу должно было умножить слѣды убійцъ. Я тоже не могу.

— И наконецъ, — продолжаетъ газета, — совершенно невѣроятно, чтобы негодяи, совершивъ подобное убійство, не догадались привязать къ трупу какую-либо тяжесть, когда это было такъ легко сдѣлать». Замѣтьте, какое потѣшное заключеніе вытекаетъ изъ этого соображенія. Никто — ни даже сама «L’Etoile» — не отрицаетъ, что убійство было совершено надъ той, чье тѣло найдено. Слѣды насильственной смерти, слишкомъ очевидны. Нашъ авторъ хотѣлъ только доказать, что это не Мари Роже. Онъ желаетъ убѣдить читателей въ томъ, что Мари не была убита, — а не въ томъ, что найденное тѣло — не трупъ убитой. Но его замѣчаніе доказываетъ только этотъ послѣдній пунктъ. Вотъ тѣло, къ которому не привязано никакой тяжести. Убійцы, бросая его въ воду, привязали бы къ нему тяжесть. Слѣдовательно, оно не было брошено въ воду. Если что доказано, такъ только это. Вопросъ о тождествѣ даже не затронутъ, и «L’Etoile» только опровергаетъ то, что было сказано немного раньше: — «Мы совершенно убѣждены, что найденное тѣло — тѣло убитой женщины».

— Но это не единственный случай, когда авторъ опровергаетъ самого себя. Его очевидная цѣль, какъ я уже замѣтилъ, сократить, елико возможно, промежутокъ времени между исчезновеніемъ Мари и нахожденіемъ тѣла. Между тѣмъ онъ же выставляетъ на видъ то обстоятельство, что никто не видалъ дѣвушку съ того момента, какъ она оставила домъ матери. «Мы не имѣемъ никакихъ доказательствъ, — говоритъ онъ, — что Мари Роже была въ [337]живыхъ послѣ девяти часовъ въ воскресенье двадцать второго іюня». Очевидно, это аргументъ, ex parte; и онъ самъ забываетъ о немъ впослѣдствіи; такъ какъ если бы кто-нибудь видѣлъ Мари въ понедѣльникъ или во вторникъ, періодъ исчезновенія оказался бы еще короче, и съ точки зрѣнія автора вѣроятность его взгляда на найденное тѣло увеличилась бы еще болѣе.

— Разберемъ теперь ту часть аргументаціи, которая относится къ признанію тѣла г-мъ Бовэ. Относительно волосковъ на рукѣ «L’Etoile» обнаруживаетъ крайнюю несообразительность. Г. Бовэ, не будучи идіотомъ, не могъ бы судить о тождествѣ тѣла только потому, что на рукѣ оказались волоски. Не можетъ быть руки безъ волосковъ. Общность выраженія «L’Etoile» просто невѣрное пониманіе словъ свидѣтеля. Безъ сомнѣнія, онъ имѣлъ въ виду какую-нибудь особенность волосковъ. Особенность цвѣта, длины, количества, положенія.

— У нея была маленькая нога, — говоритъ газета, — но есть тысячи такихъ ногъ. Подвязка или башмакъ не могутъ служить доказательствомъ, потому что подвязки и башмаки продаются цѣлыми партіями. Тоже можно сказать о цвѣтахъ на шляпкѣ. Г. Бовэ придаетъ особенное значеніе тому обстоятельству, что пряжка на подвязкѣ была переставлена. Это ничего не доказываетъ, такъ какъ большинство женщинъ, купивъ подвязки, примѣряютъ и въ случаѣ надобности перешиваютъ ихъ дома, а не въ магазинѣ. Трудно даже повѣрить, что авторъ разсуждаетъ серьезно. Если бы г. Бовэ, разыскивая трупъ Мари, нашелъ тѣло, сходное по общему виду и величинѣ съ исчезнувшей дѣвушкой, онъ имѣлъ бы основаніе предположить (оставляя въ сторонѣ вопросъ объ одеждѣ), что его поиски увѣнчались успѣхомъ. Если въ добавокъ къ общему сходству, онъ замѣчаетъ на рукѣ особенные волоски, какіе видѣлъ у живой Мари, его мнѣніе подтверждается и вѣроятность усиливается въ прямомъ отношеніи къ особенности или необычайности этой примѣты. Если у Мари были маленькія ноги, и у трупа оказываются такія же, вѣроятность увеличивается не въ ариѳметической только, а въ геометрической прогрессіи. Прибавьте сюда башмаки, такіе же какъ тѣ, что были на ней въ день исчезновенія, и вѣроятность почти граничитъ съ несомнѣнностью. То, что само по себѣ не могло бы быть доказательствомъ тождества, пріобрѣтаетъ силу доказательства въ связи съ другими фактами. Если еще прибавимъ сюда цвѣты на шляпкѣ, такіе же, какъ были у Мари, то больше намъ ничего и не требуется. Одного цвѣтка достаточно, а если ихъ два, три и болѣе? Каждый изъ нихъ — умноженное доказательство, не прибавленное къ другому, а умноженное на сотню, на тысячу. Если еще на тѣлѣ [338]оказываются подвязки такія же, какія были на покойной, — то почти нелѣпо искать новыхъ доказательствъ. Но на этихъ подвязкахъ пряжка переставлена именно такъ, какъ переставила ее Мари незадолго до своего исчезновенія. Послѣ этого сомнѣваться было бы безуміемъ или лицемѣріемъ. Разсужденія «L’Etoile» насчетъ того, что подобное перешиваніе подвязокъ вещь весьма обыкновенная, доказываютъ только упрямство газеты. Эластичность подвязки лучшее доказательство необыкновенности подобнаго перешиванія. То, что само собой приспособляется, должно лишь крайне рѣдко требовать искусственнаго приспособленія. Только случайность, въ полномъ смыслѣ слова, могла привести къ тому, что подвязки Мари потребовалось съузить. Одного этого обстоятельства было бы достаточно для установленія тождества. Но тутъ идетъ рѣчь не о томъ, что на тѣлѣ оказались подвязки пропавшей дѣвушки, или ея башмаки, или ея шляпка, или ея цвѣты на шляпкѣ, или ея нога, или ея примѣта на рукѣ, или ея ростъ и складъ, — а о томъ, что найденное тѣло соединяло всѣ и каждый изъ этихъ признаковъ. Если бы можно было доказать, что издатель «L’Etoile» при такихъ обстоятельствахъ дѣйствительно сомнѣвался, то не нужно бы и назначать для него комиссіи de lunatico inquirendo. Онъ просто нашелъ остроумнымъ повторять болтовню законниковъ, которые въ большинствѣ случаевъ довольствуются повтореніемъ прямолинейныхъ судейскихъ правилъ. Замѣчу здѣсь, что очень многое изъ того, что отвергается судомъ, — лучшее доказательство для разсудка. Потому что судъ, руководясь, общими принципами доказательства, — признанными и книжными принципами — неохотно пускается въ разсмотрѣніе частныхъ случаевъ. И эта приверженность къ принципу — въ связи съ упорнымъ отвращеніемъ къ исключительному случаю — вѣрный способъ достиженія maximuma’а истины въ теченіи значительнаго періода времени. Такъ что въ массѣ эта практика весьма философична, но она же приводитъ къ грубымъ единичнымъ ошибкамъ[15].

— Инсинуаціи насчетъ г. Бовэ недолго опровергнутъ. Вы, конечно, уже раскусили натуру этого добродушнаго джентльмена. Это [339]хлопотунъ, съ романтической жилкой, но малымъ запасомъ остроумія. Такой человѣкъ въ случаѣ дѣйствительнаго волненія всегда будетъ вести себя такъ, что можетъ возбудитъ подозрѣніе со стороны черезчуръ тонкихъ или недоброжелательныхъ людей. Г. Бовэ (какъ видно изъ собранныхъ вами замѣтокъ) имѣлъ личное объясненіе съ издателемъ «L’Etoile» и задѣлъ его за живое, рѣшившись высказать мнѣніе, что, несмотря на всѣ гипотезы издателя, тѣло-то очевидно Мари. «Онъ настаиваетъ, — говоритъ газета, — на томъ, что тѣло Мари Роже, но не приводитъ никакихъ доказательствъ, кромѣ уже разобранныхъ нами, которыя бы могли убѣдить въ этомъ другихъ». Не возвращаясь къ тому факту, что болѣе сильнаго доказательства, «которое могло бы убѣдить другихъ», нельзя себѣ и представить, замѣтимъ, что въ подобномъ случаѣ человѣкъ легко можетъ быть убѣжденъ самъ, не имѣя никакого доказательства для убѣжденія другихъ. Нѣтъ ничего неопредѣленнѣе впечатлѣній личнаго сходства. Каждый узнаетъ своего сосѣда, но лишь въ рѣдкихъ случаяхъ отвѣтитъ на вопросъ, на какомъ основаніи онъ призналъ его за своего сосѣда. Такъ что издателю «L’Etoile» нечего было обижаться, хотя бы и нерезонной увѣренностью г. Бовэ.

— Подозрительныя обстоятельства, набрасывающія на него тѣнь, гораздо болѣе вяжутся съ моей гипотезой романтической суетливости, чѣмъ съ намеками автора статьи. Принявъ мое болѣе снисходительное объясненіе, мы легко поймемъ и розу въ замочной скважинѣ, и имя «Мари» на доскѣ; и «устраненіе родственниковъ» и «нежеланіе допускать ихъ къ тѣлу»; и просьбу его, чтобы г-жа Б. не объяснялась съ жандармомъ до его (Бовэ) возвращенія; и, наконецъ, его кажущееся рѣшеніе, «что никто, кромѣ него, не долженъ мѣшаться въ слѣдствіе». Для меня несомнѣнно, что Бовэ былъ обожателемъ Мари, что она съ нимъ кокетничала; и что онъ гордился ея дружбой и довѣріемъ, которыми, какъ ему казалось, пользовался въ полной мѣрѣ. Не буду распространяться объ этомъ пунктѣ; и такъ какъ слѣдствіе совершенно опровергаетъ утвержденія «L’Etoile» насчетъ апатіи родныхъ и матери — апатіи, непонятной въ томъ случаѣ, если они узнали тѣло — то мы и будемъ считать вопросъ о тождествѣ рѣшеннымъ въ нашемъ смыслѣ.

— А что вы думаете, — спросилъ я, — о мнѣніяхъ «Le Commercial»?

— Они заслуживаютъ большаго вниманія, чѣмъ всѣ остальныя статьи по этому дѣлу. Выводы изъ посылокъ философичны и остроумны, но сами посылки, по крайней мѣрѣ, въ двухъ случаяхъ, основаны на одностороннихъ наблюденіяхъ. «Le Commercial» [340]доказываетъ, что Мари была схвачена шайкой негодяевъ подлѣ дома матери. «Особа, извѣстная тысячамъ людей въ этой мѣстности, — разсуждаетъ онъ, — не могла бы и трехъ шаговъ ступить, не будучи узнанной». Это представленіе человѣка, долго жившаго въ Парижѣ — человѣка, занимающаго видное общественное положеніе — который, выходя изъ дома, посѣщаетъ большею частью одни и тѣ же учрежденія. Онъ знаетъ, что ему рѣдко случается отойти на десять шаговъ отъ своей редакціи, и не повстрѣчать кого-нибудь изъ знакомыхъ. И вотъ онъ сравниваетъ свою извѣстность съ извѣстностью дѣвушки изъ парфюмернаго магазина, не находитъ тутъ особеннаго различія, и рѣшаетъ, что она во время своей прогулки должна была также часто натыкаться на знакомыхъ, какъ онъ. Это могло бы быть лишь въ томъ случаѣ, если бы ея прогулки имѣли такой же неизмѣнный, методическій характеръ, какъ его, и въ такомъ же родѣ ограниченные предѣлы. Онъ выходитъ въ опредѣленные часы, прогуливается въ извѣстной части города, изобилующей лицами, которыхъ связываетъ съ нимъ общность профессіональныхъ занятій. Но прогулки Мари, надо полагать, имѣли случайный характеръ. Въ данномъ случаѣ она, по всей вѣроятности, отправилась по другой дорогѣ, чѣмъ обыкновенно. Параллель, которая, какъ я думаю, явилась въ умѣ автора статьи, могла бы имѣть основаніе лишь въ случаѣ прогулки этихъ двухъ лицъ черезъ весь городъ. Въ этомъ случаѣ, если число знакомыхъ у нихъ одинаково, шансы встрѣчи съ однимъ я тѣмъ же числомъ знакомыми также одинаковы. По моему мнѣнію, не только возможно, но и болѣе чѣмъ вѣроятно, что Мари могла, въ любое время, пройти однимъ изъ многихъ путей, соединяющихъ домъ ея матери съ домомъ тетки, не встрѣтивъ ни души знакомой. Разбирая этотъ вопросъ при надлежащемъ освѣщеніи, должно имѣть въ виду громадную непропорціональность между числомъ знакомыхъ самаго извѣстнаго лица въ Парижѣ, и всѣмъ парижскимъ населеніемъ.

— Если тѣмъ не менѣе аргументація «Le Commercial» покажется не лишенной убѣдительности, то эта послѣдняя значительно ослабѣетъ, разъ мы примемъ въ соображеніе часъ, когда Мари ушла изъ дома. — «Когда она уходила изъ дома, — говоритъ «Le Commercial», — улицы были полны народа». Это невѣрно. Она ушла въ девять часовъ утра. Въ девять часовъ утра улицы дѣйствительно полны народа каждый день, за исключеніемъ воскресенья. По воскресеньямъ въ девять часовъ народъ дома, готовится идти въ церковь. Всякій сколько-нибудь наблюдательный человѣкъ не могъ не замѣтить, какъ пусты городскія улицы въ воскресенье между восемью и десятью часами утра. Между десятью и одиннадцатью онѣ снова наполняются, но не въ то время, о которомъ идетъ рѣчь. [341] 

— Можно указать еще одинъ пунктъ, въ которомъ проявился недостатокъ наблюдательности со стороны «Le Commercial». — «Изъ юбки несчастной дѣвушки, — говоритъ газета, — былъ вырванъ лоскутъ въ два фута длиной и футъ шириной, и обмотанъ вокругъ шеи, вѣроятно, для того, чтобы заглушить крики. Это было сдѣлано людьми, которые обходятся безъ носовыхъ платковъ. Насколько эта мысль основательна, мы увидимъ послѣ; но подъ людьми, которые обходятся безъ носовыхъ платковъ», авторъ разумѣетъ самый низменный слой негодяевъ. Между тѣмъ у этихъ именно субъектовъ не всегда найдется рубашка, но всегда сыщется носовой платокъ. Вы должны были сами замѣтить, насколько необходимымъ сдѣлался въ послѣдніе годы носовой платокъ для уличнаго мошенника.

— А что вы думаете о статьѣ «Le Soteil»? — спросилъ я.

— Я сожалѣю, что авторъ не родился попугаемъ, такъ какъ въ качествѣ попугая онъ заслужилъ бы блистательную славу. Онъ только выразилъ общій итогъ уже высказанныхъ мнѣній, собравъ ихъ съ похвальнымъ прилежаніемъ изъ разныхъ органовъ печати. «Вещи, очевидно, лежали здѣсь по меньшей мѣрѣ три или четыре недѣли, — говоритъ онъ. — Нѣтъ сомнѣнія — мѣсто совершенія этого гнуснаго преступленія найдено». Факты, приводимые газетой, отнюдь не уничтожаютъ моихъ сомнѣній на этотъ счетъ, мы разберемъ ихъ впослѣдствіи, въ связи съ другими обстоятельствами дѣла.

— Теперь намъ нужно самимъ изслѣдовать нѣкоторые пункты. Вы, конечно, обратили вниманіе, какъ небрежно произведенъ осмотръ тѣла. Конечно, тождество установлено, но слѣдовало выяснить рядъ другихъ обстоятельствъ. Было-ли тѣло ограблено? Были-ли на покойной какія-нибудь драгоцѣнности въ тотъ день, когда она ушла изъ дома? и если были, оказались-ли онѣ на трупѣ? Эти важные вопросы совсѣмъ не затронуты слѣдствіемъ; да и другіе, не менѣе важные, оставлены безъ вниманія. Разсмотримъ ихъ сами. Изслѣдуемъ еще разъ обстоятельства, касающіяся Сентъ-Эсташа. У меня нѣть подозрѣній на его счетъ, но будемъ дѣйствовать методически. Мы провѣримъ показанія, удостовѣряющія, гдѣ онъ находился въ теченіе воскресенья. Въ подобнаго рода показаніяхъ мистификація вещь весьма обыкновенная. Если же все окажется въ порядкѣ, то мы на этомъ и покончимъ съ Сентъ-Эсташемъ. Его самоубійство, которое придало бы большую силу подозрѣніямъ въ случаѣ обнаруженія обмана въ упомянутыхъ показаніяхъ, — въ отсутствіи обмана вполнѣ объяснимо.

— Я намѣренъ теперь оставить въ сторонѣ внутренніе элементы трагедіи и сосредоточиться на внѣшнихъ обстоятельствахъ. При изслѣдованіяхъ этого рода нерѣдко дѣлаютъ ошибку, ограничиваясь непосредственнымъ и не обращая ни малѣйшаго вниманія [342]на побочныя или несущественныя обстоятельства. Судебная практика съуживаетъ изслѣдованіе и обсужденіе предѣлами фактовъ, непосредственно относящихся къ дѣлу. Но опытъ показалъ, и истинно философское мышленіе всегда подтвердитъ это, что значительная, быть можетъ, большая, частъ истины открывается изъ фактовъ, повидимому, не относящихся къ дѣлу. Подчиняясь духу, если не буквѣ, этого принципа, современная наука разрѣшила разсчитывать на непредвидѣнное. Но вы, быть можетъ, не понимаете меня. Вся исторія науки показываетъ, что побочнымъ, случайнымъ, нечаяннымъ обстоятельствамъ мы обязаны многочисленными и наиболѣе цѣнными открытіями. Это проявляется до того постоянно и неизмѣнно, что теперь во всѣхъ соображеніяхъ о будущемъ преуспѣяніи приходится отводитъ не только важное, но важнѣйшее мѣсто изобрѣтеніямъ, которыя возникнутъ случайно, и совершенно неожиданно. Теперь философія не позволяетъ основываться на предвидѣніи того, что должно быть. Случай допускается какъ частъ фундамента. Нечаянное становится объектомъ абсолютнаго вычисленія. Мы подчиняемъ непредвидѣнное и невообразимое математическимъ формуламъ школы.

— Повторяю, это фактъ: значительнѣйшая часть истины открывается изъ побочныхъ обстоятельствъ, и согласно духу принципа, который сказывается въ этомъ фактѣ, я оставляю избитую и безплодную почву самого событія и обращаюсь къ окружающимъ обстоятельствамъ. Итакъ, пока вы займетесь дѣломъ Сентъ-Эсташа, я переберу газетныя свѣдѣнія съ болѣе общей точки зрѣнія, чѣмъ это сдѣлали вы. Пока мы опредѣлили поле изслѣдованія, но странно было бы, если бы внимательный пересмотръ газетъ не открылъ намъ какихъ-нибудь мелочныхъ пунктовъ, которые укажутъ направленіе изслѣдованія.

Согласно желанію Дюпена, я самымъ тщательнымъ образомъ провѣрилъ показанія относительно Сентъ-Эсташа. Результатомъ было полное убѣжденіе въ ихъ истинѣ и, слѣдовательно, въ его невинности. Тѣмъ временемъ другъ мой просматривалъ газетные столбцы съ мелочною и, какъ мнѣ казалось, безцѣльною тщательностью. Спустя недѣлю онъ показалъ мнѣ слѣдующія вырѣзки.

«Около трехъ съ половиною лѣтъ тому назадъ, подобная же суматоха была вызвана внезапнымъ исчезновеніемъ Мари Роже изъ parfumerie г. Леблана въ Пале-Роялѣ. Однако, спустя недѣлю она появилась за конторкой, здравая и невредимая, только болѣе блѣдная, чѣмъ обыкновенно. Г. Лебланъ и ея мать заявили, что она попросту гостила у какого-то изъ своихъ друзей въ деревнѣ. На томъ дѣло и кончилось. Мы полагаемъ, что теперешнее исчезновеніе такого же рода, и что спустя недѣлю, можетъ бытъ и мѣсяцъ, [343]она снова окажется среди насъ». — Вечерняя газета. — Понедѣльникъ, 23 іюня[16].

«Вчера одна вечерняя газета указала на случившееся раньше таинственное исчезновеніе m-lle Роже. Доказано, что во время своей отлучки изъ parfumerie Леблана, она находилась въ обществѣ одного молодого моряка, весьма извѣстнаго своимъ развратомъ. Предполагаютъ, что ссора заставила ее вернуться домой. Намъ извѣстна фамилія этого господина, который находится въ настоящее время въ Парижѣ, но по весьма понятнымъ причинамъ мы не считаемъ возможнымъ назвать ее». — Вѣстникъ. — Вторникъ, утромъ, 24 іюня[17].

«Третьяго дня, въ окрестностяхъ города произошелъ случай возмутительнаго насилія. Господинъ, съ женой и дочерью, предложилъ компаніи молодыхъ людей, человѣкъ въ шесть, безцѣльно болтавшихся въ лодкѣ у берега Сены, перевезти его на другую сторону за извѣстное вознагражденіе. Достигнувъ противуположнаго берега, трое пассажировъ вышли и уже успѣли отойти на такое разстояніе, что лодка скрылась изъ виду, когда дочь хватилась своего зонтика. Вернувшись за нимъ къ лодкѣ, она была схвачена шайкой, отвезена на середину рѣки, и подверглась грубому насилію, затѣмъ высажена на берегъ, недалеко отъ того мѣста, гдѣ вошла въ лодку съ родителями. Негодяямъ удалось скрыться, но полиція напала на ихъ слѣдъ, и нѣкоторые изъ шайки вскорѣ будутъ арестованы». — Утренняя газета. — 25 іюня[18].

«Мы получили два-три сообщенія, цѣль которыхъ взвалить обвиненіе въ недавнемъ преступленіи на Меннэ[19]; но такъ какъ слѣдствіе не нашло никакихъ данныхъ къ его обвиненію, а аргументація нашихъ корреспондентовъ отличается скорѣе усердіемъ, чѣмъ основательностью, то мы не считаемъ нужнымъ печатать ихъ». — Утренняя Газета. — 28 іюня.

«Мы получили нѣсколько весьма энергично написанныхъ сообщеній, повидимому, отъ разныхъ лицъ, которыя стараются доказать, что несчастная Марія Роже сдѣлалась жертвой шайки негодяевъ, которыми кишатъ окрестности города. Лично мы вполнѣ присоединяемся къ этому мнѣнію. Нѣкоторыя изъ этихъ сообщеній будутъ напечатаны». — Вечерняя Газета. — Вторникъ, 31 іюня[20]. [344] 

«Въ понедѣльникъ одинъ изъ лодочниковъ, служащихъ въ рѣчной полиціи, замѣтилъ лодку, плывшую внизъ по Сенѣ. Парусъ оказался на днѣ лодки. Она была поймана и привязана на пристани рѣчной полиціи. На слѣдующее утро кто-то взялъ ее оттуда безъ вѣдома служащихъ. Руль остался на пристани». — Le Diligence. — Четвергъ, 26 іюня[21].

Прочитавъ эти вырѣзки, я рѣшительно не могъ понять, что такое можно изъ нихъ выжать для нашего дѣла. Я ждалъ объясненій Леграна.

— Я не буду останавливаться на первой и второй замѣткѣ, — сказалъ онъ. — Я вырѣзалъ ихъ лишь для того, чтобы показать вамъ крайнюю небрежность полиціи, которая, насколько я могъ понять изъ словъ префекта, не потрудилась даже навести справки объ этомъ морякѣ. А между тѣмъ, было бы нелѣпо отрицать возможность связи, между первымъ и вторымъ исчезновеніемъ. Допустимъ, что въ первый разъ побѣгъ кончился ссорой между любовниками и возвращеніемъ дѣвушки. Это даетъ возможность предположить, что вторичный побѣгъ (разъ мы знаемъ, что онъ дѣйствительно имѣлъ мѣсто) былъ вызванъ возобновленіемъ ухаживаній со стороны прежняго обожателя, а не новыми предложеніями со стороны другого лица, — что тутъ было возрожденіе старой amour, а не возникновеніе новой. Тотъ, кто сманивалъ Мари въ первый разъ, попытался сманить вторично, — десять шансовъ противъ одного, что побѣгъ произошелъ именно такимъ образомъ, а не вслѣдствіе подобныхъ же предложеній со стороны другого лица. Позвольте мнѣ также обратитъ ваше вниманіе на промежутокъ времени между первымъ и вторымъ исчезновеніемъ: онъ лишь на нѣсколько мѣсяцевъ отличается отъ обычнаго срока плаванія нашихъ военныхъ судовъ. Быть можетъ, низкіе замыслы любовника были прерваны плаваніемъ, а вернувшись, онъ немедленно принялся приводить ихъ въ исполненіе. Обо всемъ этомъ мы ничего не знаемъ.

— Вы скажете, пожалуй, что во второмъ случаѣ вовсе не было побѣга. Конечно, но можемъ-ли мы быть увѣрены, что онъ не замышлялся. Кромѣ Сентъ-Эсташа и, можетъ быть, Бовэ, мы не знаемъ открытыхъ, признанныхъ, честныхъ обожателей Мари. О друтихъ не было слышно. Кто же этотъ тайный обожатель, о которомъ родные (по крайней мѣрѣ, большинство ихъ) ничего не знаютъ, который встрѣчаетъ Мари въ воскресенье утромъ и оказывается настолько близкимъ ея другомъ, что она остается съ нимъ до вечера въ уединенныхъ рощахъ Барьеръ дю-Руль? И что [345]означаетъ странное пророчество г-жи Роже: «Боюсь, что мнѣ не придется больше увидѣть Мари».

— Но если мы не можемъ заподозрить г-жу Роже въ соучастіи, то можемъ, по крайней мѣрѣ, предположить, что такой планъ былъ у дѣвушки. Уходя изъ дома, она сказала, что идетъ къ теткѣ, въ улицу Дромъ. Сентъ-Эсташъ долженъ былъ придти за ней. Съ перваго взгляда этотъ фактъ совершенно расходится съ моимъ предположеніемъ, но обсудимъ вопросъ. Мы знаемъ, что она встрѣтиласъ съ своимъ знакомымъ, и отправилась съ нимъ черезъ рѣку къ Барьеръ дю-Руль, около трехъ часовъ пополудни. Но рѣшившись сопровождать этого господина (ради какихъ бы то ни было цѣлей, извѣстныхъ или неизвѣстныхъ матери), она должна была подумать объ удивленіи и подозрѣніяхъ своего жениха Сентъ-Эсташа, когда онъ не застанетъ ее у тетки и, вернувшись въ pension, узнаетъ, что она цѣлый день не была дома. Она не могла не подумать объ этомъ. Она не могла также пренебречь этими подозрѣніями по возвращеніи домой; но они теряли всякое значеніе для нея, разъ она рѣшила не возвращаться.

— Мы можемъ представить себѣ ходъ ея мыслей такъ: — «Мнѣ нужно видѣть такое-то лицо съ цѣлью побѣга или съ другими, мнѣ одной извѣстными цѣлями, намъ необходимо выиграть время; скажу, что я намѣрена провести день у тетки, въ улицѣ Дромъ, и чтобы Сентъ-Эсташъ не приходилъ за мной до вечера, такимъ образомъ мое отсутствіе не возбудитъ ни въ комъ подозрѣнія или безпокойства и я выиграю больше времени, чѣмъ какимъ бы то ни было способомъ. Если я попрошу Сентъ-Эсташа придти за мной вечеромъ, онъ, конечно, не придетъ раньше, но если я ничего не скажу ему, меня будутъ ожидать домой къ вечеру и мое отсутствіе раньше возбудитъ безпокойство. Но такъ какъ я не намѣрена возвращаться вовсе, или, по крайней мѣрѣ, въ теченіе нѣсколькихъ недѣль, или до тѣхъ поръ, пока не осуществятся кое-какіе секретные планы — то для меня и требуется только выиграть время.

— Вы обратили вниманіе, читая газетныя замѣтки, что общее мнѣніе приписываетъ этотъ звѣрскій поступокъ шайкѣ негодяевъ. Это общее мнѣніе заслуживаетъ вниманія въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ. Если бы оно возникло само собою, появилось совершенно самопроизвольно, мы бы должны были считать его аналогичнымъ вдохновенію геніальной личности. Въ девяносто девяти случаяхъ изъ ста я бы преклонился передъ его рѣшеніемъ. Но для этого нужно быть увѣреннымъ, что мнѣніе не было внушено. Оно должно бытъ безусловно собственнымъ мнѣніемъ публики; а различіе въ подобныхъ случаяхъ часто весьма трудно замѣтитъ или доказать. Въ настоящемъ случаѣ мнѣ кажется, что это «мнѣніе [346]публики» насчетъ шайки подсказано побочнымъ обстоятельствомъ, о которомъ трактуетъ третья изъ моихъ вырѣзокъ. Парижъ взволнованъ находкой тѣла Мари — молодой дѣвушки, извѣстной красавицы. Тѣло найдено съ знаками насилія въ рѣкѣ. Затѣмъ узнаютъ, что въ то же время или около того времени, когда Мари была убита, подобное же насиліе учинено шайкой негодяевъ надъ другой дѣвушкой. Мудрено-ли, что извѣстіе объ этомъ новомъ преступленіи повліяло на сужденіе публики о первомъ? Это сужденіе еще не сформировалось, не получило опредѣленнаго направленія и извѣстіе о новомъ насиліи дало ему толчекъ въ этомъ отношеніи! Мари тоже найдена въ рѣкѣ, а на этой самой рѣкѣ завѣдомо совершилось насиліе. Связь между этими двумя событіями настолько осязаема, что было бы истиннымъ чудомъ, если бы публика не схватилась за нее. Въ дѣйствительности же, фактъ насилія, совершившійся извѣстнымъ образомъ, если и доказываетъ что-нибудь, такъ развѣ то, что другое насиліе, почти совпадающее съ первымъ по времени, совершилось иначе. Было бы дѣйствительно чудомъ, если бы наряду съ шайкой негодяевъ, совершившихъ почти неслыханную гнусность, нашлась другая такая же шайка, въ той же мѣстности, въ томъ же городѣ, при тѣхъ же обстоятельствахъ, съ тѣми же ухватками и пріемами, совершившая такую же гнусность почти въ то же время! А между тѣмъ случайно внушенное мнѣніе публики требуетъ, чтобы мы повѣрили именно такому почти чудесному совпаденію обстоятельствъ.

— Прежде чѣмъ пойдемъ дальше, представимъ себѣ предполагаемую сцену убійства въ рощицѣ близь Барьеръ дю-Руль. Эта рощица, хотя и густая, находится въ близкомъ сосѣдствѣ съ большой дорогой. Внутри ея оказались три или четыре большихъ камня, сложенные въ видѣ стула со спинкой и сидѣньемъ. На верхнемъ камнѣ лежала бѣлая юбка, на второмъ шелковый шарфъ. Зонтикъ, перчатки и платокъ валялись на землѣ. На платкѣ вышито имя «Мари Роже». На сосѣднихъ кустахъ оказались обрывки платья. Земля была истоптана, кусты изломаны, — очевидно, тутъ происходила отчаянная борьба.

— Не смотря на единодушное мнѣніе прессы, что здѣсь-то, въ рощицѣ, и совершилась сцена насилія, въ этомъ позволительно сомнѣваться. Я могу вѣрить или не вѣрить, что она произошла здѣсь, — но во всякомъ случаѣ есть сильный поводъ къ сомнѣнію. Допустимъ, что сцена происходила, какъ предполагаетъ «Le Commercial», по сосѣдству съ улицей Сентъ-Андре; въ такомъ случаѣ виновники преступленія должны были ужаснуться, видя, что общественное мнѣніе направляется на настоящій слѣдъ; въ такихъ случаяхъ у извѣстнаго рода людей является желаніе какъ-нибудь [347]отвести слѣды. Такимъ образомъ весьма естественно могла явиться мысль подбросить вещи покойной въ рощу близь Барьеръ дю-Руль, мѣстности уже заподозрѣнной. Нѣтъ никакихъ доказательствъ, хотя «Le Soteil» думаетъ противное, что вещи пролежали въ рощѣ «три-четыре недѣли»; напротивъ, многое заставляетъ сомнѣваться, чтобы онѣ могли остаться незамѣченными въ теченіе двадцати дней, истекшихъ со времени роковаго воскресенья до того дня, когда онѣ были найдены мальчиками. «Всѣ онѣ были покрыты плѣсенью, — говорить «Le Soteil», повторяя мнѣніе своихъ предшественниковъ. Нѣкоторыя обросли травой. Шелковая матерія зонтика была еще крѣпка, но нитки совершенно истлѣли. Верхняя часть покрылась плѣсенью и ржавчиной, и порвалась, когда попробовали открытъ зонтикъ». Что касается травы, которой «обросли нѣкоторыя вещи», то этотъ фактъ могъ быть установленъ лишь на основаніи разсказа, слѣдовательно, воспоминаній, двухъ маленькихъ мальчиковъ, которые подобрали и унесли вещи домой. Но трава, особливо въ теплую и сырую погоду (какая и стояла во время убійства), въ одинъ день выростаеть на два, на три дюйма. Зонтикъ, оставленный на свѣжескошенномъ лугу можетъ въ недѣлю обрости такъ, что не будетъ замѣтенъ для глазъ. Что касается плѣсени, на которую такъ упорно налегаетъ издатель «Le Soteil», то неужели ему неизвѣстно, что это такое? Нужно-ли ему объяснятъ, что плѣсень принадлежитъ къ классу грибовъ, большинство которыхъ выростаютъ и разрушаются въ одинъ день?

Итакъ, мы съ перваго взгляда видимъ, что факты, такъ торжественно приводимые въ доказательство долгаго нахожденія вещей въ рощицѣ, рѣшительно ничего не доказываютъ. Съ другой стороны, крайне трудно предположить, чтобы эти вещи могли оставаться въ рощицѣ больше недѣли, — больше промежутка времени отъ воскресенья до воскресенья. Всякій, кто знакомъ съ окрестностями Парижа, знаетъ, какъ трудно найти въ нихъ уединеніе. Неизвѣстный, или даже рѣдко посѣщаемый уголокъ, въ ближайшемъ сосѣдствѣ съ городомъ, вещь рѣшительно непредставимая. Пусть любитель природы, прикованный къ пыли и духотѣ этой великой столицы, пусть онъ даже въ будни попробуетъ утолить свою жажду уединенія въ его паркахъ и рощахъ. На каждомъ шагу очарованіе будетъ разрушаться голосами, или появленіемъ какихъ-нибудь фланеровъ, или бродягъ. Напрасно онъ будетъ искать уединенія въ самой густой чащѣ. Здѣсь-то и притонъ немытой черни, здѣсь храмы, наиболѣе оскверненные. И нашъ любитель природы, съ тоскою въ сердцѣ, вернется въ загаженный Парижъ, — потому, что тамъ эта загаженность не производить такого впечатлѣнія, какъ среди природы. Но если такъ бываетъ въ будни, то что же [348]дѣлается въ воскресенье? Освободившись отъ работы или обычныхъ занятій, толпа устремляется за городъ, не ради природы, надъ которой она смѣется, а для того, чтобы избавиться отъ стѣсненій и условностей, налагаемыхъ обществомъ. Ей нуженъ не деревенскій воздухъ и трава, а деревенская распущенность. Здѣсь, въ какомъ-нибудь кабачкѣ, или подъ деревьями, она предается необузданному и неподдѣльному веселью, — порожденію свободы и водки. Итакъ, всякій безстрастный наблюдатель согласится со мною, что остаться вещамъ незамѣченными въ теченіе трехъ недѣль въ любой рощѣ по сосѣдству съ Парижемъ, — вещь близкая къ чуду.

— Но есть и другія обстоятельства, которыя заставляютъ думать, что вещи были подброшены въ рощицу для отвода глазъ. Во-первыхъ, обращу ваше вниманіе на день нахожденія вещей. Сопоставьте этотъ день съ днемъ появленія пятой изъ собранныхъ мною газетныхъ замѣтокъ. Вы убѣдитесь, что находка послѣдовала почти непосредственно за сообщеніями, присланными въ газету. Эти сообщенія, хотя и различныя, и повидимому изъ различныхъ источниковъ, стремятся къ одной цѣли, — именно, доказать, что злодѣяніе совершено шайкой негодяевъ, въ окрестностяхъ Барьеръ дю-Руль. Тутъ возникаетъ подозрѣніе, — не въ томъ, конечно, что вещи найдены мальчиками вслѣдствіе этихъ сообщеній, или возбужденнаго ими вниманія публики, — а въ томъ, что вещи не были найдены мальчиками раньше, потому что никакихъ вещей не было въ рощѣ, куда онѣ подброшены одновременно, или почти одновременно съ сообщеніями, преступниками — авторами этихъ сообщеній.

— Роща эта странная, крайне странная. Она очень густа. Въ ней оказались три камня, сложенные въ видѣ стула съ сидѣньемъ и спинкой. И эта рощица находилась въ непосредственномъ сосѣдствѣ, въ нѣсколькихъ шагахъ отъ жилища г-жи Делюкъ, ребятишки которой привыкли лазить по кустарникамъ, розыскивая кору сассафраса. Да я готовъ прозакладывать тысячу противъ одного, что дня не проходило безъ того, чтобы кто-нибудь изъ нихъ не забрался въ рощицу посидѣть на этомъ естественномъ тронѣ. Кто не рѣшится на такой закладъ, тотъ никогда не былъ мальчикомъ, или забылъ свои мальчишескіе годы. Повторяю, крайне трудно понять, какъ могли эти вещи оставаться незамѣченными болѣе одного — двухъ дней; стало бытъ, есть полное основаніе подозрѣвать, вопреки догматическому невѣжеству «Le Soteil», — что онѣ были подброшены позднѣе.

— Но я еще не указалъ сильнѣйшихъ основаній къ такому подозрѣнію. Позвольте мнѣ обратить ваше вниманіе на крайне [349]искусственное расположеніе вещей. На верхнемъ камнѣ лежала бѣлая юбка; на второмъ шелковый шарфъ; кругомъ были разбросаны зонтикъ, перчатки и носовой платокъ съ именемъ «Мари Роже». Именно такое размѣщеніе, какое, естественно, устроилъ бы не особенно сообразительный человѣкъ, желающій расположить вещи естественно. Но въ дѣйствительности это отнюдь не естественное расположеніе. Я бы скорѣе ожидалъ найти всѣ вещи на землѣ, истоптанныя ногами. Въ тѣсныхъ предѣлахъ этой рощицы юбка и шарфъ врядъ-ли бы могли остаться на камняхъ во время отчаянной борьбы нѣсколькихъ лицъ. «Очевидно, здѣсь происходила борьба, — сказано въ газетѣ; — земля была притоптана, кусты поломаны», — а юбка и шарфъ лежали точно на полкѣ! — «Лоскутья одежды, длиною въ шесть, шириною въ три дюйма висѣли на кустахъ. Одинъ изъ нихъ былъ обрывокъ оборки платья. Они имѣли видъ вырванныхъ кусковъ». Тутъ «Le Soteil» нечаянно употребила крайне двусмысленную фразу. Лоскутья, дѣйствительно, «имѣютъ видъ вырванныхъ кусковъ», но вырванныхъ нарочно человѣческою рукой. Необычайно рѣдко случается, чтобы лоскутъ былъ «вырванъ» изъ такого платья сучкомъ. Сучокъ или гвоздь, зацѣпивъ такую матерію, разрываетъ ее по двумъ линіямъ, сходящимся въ вершинѣ разрыва, подъ прямымъ утломъ одна въ другой, — но врядъ-ли можно себѣ представить кусокъ, «вырванный» такимъ образомъ. Я никогда не видалъ этого, — вы тоже. Чтобы вырвать кусокъ изъ такой вещи, необходимо почти всегда приложить двѣ различныя силы, дѣйствующія въ различныхъ направленіяхъ. Если вещь представляетъ два края — если, напр., это носовой платокъ, отъ котораго нужно оторвать лоскутъ, тогда, и только тогда, достаточно будетъ одной силы. Но въ данномъ случаѣ, рѣчь идетъ о платьѣ, у котораго имѣется лишь одинъ край. Вырвать кусокъ изнутри, гдѣ вовсе нѣтъ краевъ, сучки могли развѣ чудомъ; во всякомъ случаѣ одинъ сучекъ не могъ бы сдѣлать этого. Но даже тамъ, гдѣ имѣется край, необходимы два сучка, причемъ одинъ долженъ дѣйствовать по двумъ различнымъ направленіямъ, другой по одному. Это если край безъ оборки. Съ оборкой же дѣло еще усложняется. Вотъ какія многочисленныя и серьезныя препятствія не позволяютъ допустить, чтобы хоть одинъ лоскутъ былъ вырванъ «сучками»: а насъ хотятъ увѣрить, что такимъ образомъ вырваны два лоскута. «Одинъ изъ нихъ былъ кусокъ оборки платья!» Другой — «часть подола, безъ оборки», — иными словами, онъ вырванъ изъ середины платья, гдѣ вовсе нѣть краевъ! Такимъ вещамъ трудно повѣрить, но всѣ эти обстоятельства, вмѣстѣ взятыя, не стоютъ одного поразительнаго факта: что вещи были брошены убійцами, у которыхъ, [350]однако, хватило предусмотрительности перетащить трупъ въ рѣку. Я, впрочемъ, вовсе не думаю отрицать, что преступленіе совершилось именно въ этой рощицѣ; я вовсе не къ тому веду рѣчь. Да и не въ этомъ суть дѣла. Намъ нужно открыть виновниковъ убійства, а не мѣсто преступленія. Все, что я говорилъ, сказано съ цѣлью, во-первыхъ, доказать нелѣпость рѣшительныхъ и необдуманныхъ утвержденій «Le Soteil», а во-вторыхъ, и самое главное, привести васъ наиболѣе естественнымъ путемъ къ дальнѣйшему разсмотрѣнію вопроса, совершено-ли убійство шайкой негодяевъ или нѣтъ.

— Мы ограничимся простымъ упоминаніемъ о возмутительныхъ деталяхъ, обнаруженныхъ медицинскимъ осмотромъ. Замѣтимъ только, что показанія врача о числѣ негодяевъ были по справедливости осмѣяны лучшими парижскими анатомами, — какъ неправильныя и рѣшительно ни на чемъ не основанныя. Не то, чтобы дѣло не могло происходить такъ, какъ онъ утверждаетъ, но для утвержденій этихъ нѣтъ ни малѣйшаго основанія.

— Обратимся къ «слѣдамъ борьбы». О чемъ они свидѣтельствуютъ, по мнѣнію газетъ? О шайкѣ злодѣевъ. Но не свидѣтельствуютъ-ли они скорѣе объ отсутствіи шайки? Какая могла быть борьба — настолько отчаянная и продолжительная, что отъ нея остались «слѣды» по всѣмъ направленіямъ — между слабой беззащитной дѣвушкой и шайкой негодяевъ? Нѣсколько сильныхъ рукъ схватываютъ ее, — и все кончено. Жертва не въ силахъ пошевельнуться. Имѣйте въ виду, что мои аргументы направлены главнымъ образомъ противъ предположенія, будто роща служила мѣстомъ дѣйствія нѣсколькихъ злодѣевъ. Но если мы представимъ себѣ одного негодяя, то, конечно, согласимся, и только въ этомъ случаѣ согласимся, что борьба могла быть упорной и продолжительной и оставить явственные «слѣды».

— Далѣе. Я уже говорилъ, какъ невѣроятенъ самый фактъ оставленія вещей на мѣстѣ преступленія. Почти невозможно представить себѣ, чтобы эти вещественныя доказательства злодѣйства были случайно забыты преступниками. Хватило же у нихъ присутствія духа, чтобы перетащитъ тѣло; а болѣе наглядное доказательство, чѣмъ трупъ (черты котораго быстро исказились бы вслѣдствіе разложенія), было брошено безъ вниманія: я разумѣю платокъ съ именемъ покойной. Если это была случайная оплошность, то не оплошность шайки. Подобная оплошность возможна только со стороны отдѣльнаго лица. Разберемъ этотъ случай. Человѣкъ совершилъ убійство. Онъ одинъ передъ трупомъ своей жертвы. Онъ въ ужасѣ смотритъ на то, что неподвижно лежитъ передъ нимъ. Бѣшенство страсти остыло, душа его полна ужасомъ. У него нѣтъ товарищей, присутствіе которыхъ придало бы ему [351]бодрости. Онъ наединѣ съ трупомъ. Онъ дрожитъ и теряется. Надо же, однако, что-нибудь предпринять. Онъ рѣшается стащить тѣло въ рѣку, но оставляетъ другія улики; разомъ всего не захватилъ, а за вещами не трудно вернуться. Но по пути къ водѣ его ужасъ ростетъ. Звуки жизни бросаютъ его въ дрожь. Не разъ, и не два ему чудятся чьи-то шаги. Даже огни въ городѣ пугаютъ его. Наконецъ, послѣ долгихъ усилій, частыхъ остановокъ въ агоніи смертельнаго ужаса онъ достигаетъ берега и отдѣлывается отъ своей ужасной ноши, быть можетъ, съ помощью лодки. Но теперь, — какія сокровища въ мірѣ, какія угрозы мщенія — заставятъ его вернуться тѣмъ же ужаснымъ и опаснымъ путемъ къ рощѣ, при воспоминаніи о которой кровь стынетъ у него въ жилахъ. Онъ не возвращается, махнувъ рукой на послѣдствія. Онъ не могъ бы вернуться, если бы захотѣлъ. У него одна мысль — бѣжать безъ оглядки. Онъ отворачивается навсегда отъ ужаснаго мѣста и бѣжитъ, какъ будто за нимъ гонится мщеніе.

— Другое дѣло шайка негодяевъ. Ихъ число поддерживаетъ въ нихъ присутствіе духа — если только присутствіе духа можетъ исчезнуть у профессіональнаго негодяя (такъ какъ шайка всегда состоитъ изъ профессіональныхъ негодяевъ). Число, говорю я, не дало бы имъ растеряться, подавшись паническому страху. Оплошность одного, другого, третьяго была бы исправлена четвертымъ. Они бы не оставили ничего за собою, потому что, благодаря своей многочисленности, могли бы унести все разомъ. Имъ не было надобности возвращаться.

— Теперь обратимъ вниманіе на то обстоятельство, что изъ ея платья «была выдрана полоса шириною въ футъ, отъ оборки до таліи, обмотана три раза вокругъ послѣдней, и завязана на спинѣ въ видѣ петли. Это сдѣлано, очевидно, для тото, чтобы легче было тащитъ тѣло. Но зачѣмъ бы понадобилось такое приспособленіе для шайки? Для трехъ-четырехъ человѣкъ гораздо легче и проще было стащить тѣло за ноги и за руки. Это приспособленіе для одного человѣка. Далѣе: «между рощей и рѣкой изгородь была сломана и на почвѣ сохранились слѣды тяжести, которую по ней тащили! Но развѣ нѣсколько человѣкъ стали бы возиться съ изгородью, когда имъ ничего не стоило перекинуть черезъ нее тѣло? Развѣ стали бы нѣсколько человѣкъ тащить такъ, чтобы оставить ясные слѣды?

— Здѣсь мы должны вернуться къ замѣчанію «Le Commercial», о которомъ я уже упоминалъ. «Изъ юбки несчастной дѣвушки, — говоритъ газета, — былъ вырванъ лоскутъ и обмотанъ вокругъ шеи, вѣроятно, для того, чтобы заглушить крики. Это было сдѣлано людьми, которые обходятся безъ носовыхъ платковъ». [352] 

— Я уже говорилъ, что записной бродяга никогда не обходится безъ носового платка. Но теперь я имѣю въ виду не это обстоятельство. Что повязка, о которой идетъ рѣчь, сдѣлана не вслѣдствіе отсутствія носового платка, доказываетъ платокъ, найденный въ рощѣ. И не для того она сдѣлана, чтобы «заглушить крики»; этого можно было достигнуть болѣе удобнымъ способомъ. Въ протоколѣ сказано, что лоскутъ «былъ свободно обмотанъ вокругъ шеи и завязанъ тугимъ узломъ». Слова не особенно ясныя, но совсѣмъ не подходящія къ заявленію «Le Commercial». Повязка, въ восемнадцать дюймовъ шириной; стало быть, хотя и кружевная, но довольно крѣпкая, въ особенности, если свернуть или сложить ее по длинѣ. А она была свернута. Мой выводъ таковъ. Одинокій убійца, пронеся тѣло на извѣстное разстояніе (съ помощью полосы, вырванной изъ платья и обмотанной вокругъ таліи) убѣдился, что тяжесть ему не по силамъ. Тогда онъ рѣшилъ волочитъ тѣло — слѣды показываютъ, что его дѣйствительно волочили. Для этого нужно было привязать что-нибудь въ родѣ веревки къ одной изъ конечностей. Онъ рѣшилъ лучше обвязать шею, такъ чтобы голова мѣшала соскочить повязкѣ. Безъ сомнѣнія, его первая мысль была воспользоваться лоскутомъ, обмотаннымъ вокругъ таліи, но тутъ приходилось развязывать петлю, да и лоскутъ не былъ оторванъ. Поэтому онъ рѣшилъ оторвать еще лоскутъ отъ юбки. Сдѣлавъ это, онъ обмоталъ шею и волочилъ трупъ до самой рѣки. То обстоятельство, что эта «повязка», потребовавшая лишнихъ хлопотъ и времени и не особенно удобная, была употреблена, доказываетъ справедливость моего мнѣнія: т. е., что платка въ это время не было подъ рукой, что мысль о повязкѣ явилась уже на пути между рощей и рѣкой.

— Но, скажете вы — въ показаніи г-жи Делюкъ (!) упоминается именно о шайкѣ бродягъ, находившихся по сосѣдству съ рощей во время убійства или около этого времени. Это я допускаю. Я думаю даже, что по сосѣдству съ Барьеръ дю-Руль, во время убійства или около этого времени, шаталась, по меньшей мѣрѣ, дюжина такихъ шаекъ. Но лишь одна изъ нихъ, противъ которой обращается запоздалое, правда, и подозрительное показаніе г-жи Делюкъ, напившись водки и наѣвшись пироговъ этой почтенной старушки, не потрудилась уплатить за угощеніе. Et hinc illae irae?

— Но въ чемъ же собственно состоитъ показаніе г-жи Делюкъ? Шайка сорванцовъ явилась въ трактиръ, шумѣла, пила и ѣла, ничего не заплатила, ушла въ томъ же направленіи, въ которомъ скрылись молодой человѣкъ и дѣвушка, вернулась въ сумерки и поспѣшно переправилась черезъ рѣку. [353] 

— Эта «поспѣшность», вѣроятно, казалась болѣе поспѣшною, чѣмъ была на самомъ дѣлѣ г-жѣ Делюкъ, тоскливо и съ горечью вспоминавшей объ истребленныхъ закускахъ и пивѣ, за которыя, быть можетъ, она еще смутно надѣялась получить деньги. Почему, въ самомъ дѣлѣ, разъ это было уже въ сумерки, почему ее такъ поразила эта поспѣшность? Нѣтъ ничего удивительнаго, что даже шайка сорванцовъ будетъ торопиться домой, когда нужно переплыть въ лодкѣ большую рѣку, когда надвигается гроза и наступаетъ ночь.

— Я говорю наступаетъ, потому что ночь еще не наступила. Были еще только сумерки, когда неприличная поспѣшность этихъ «сорванцовъ» оскорбила скромные глаза г-жи Делюкъ. Но далѣе говорится, что г-жа Делюкъ и ея старшій сынъ «слышали крики недалеко отъ гостинницы». Когда же это случилось? «Это случилось вскорѣ послѣ наступленія темноты», — говоритъ она. Но «вскорѣ послѣ наступленія темноты», безъ сомнѣнія, темно; а въ сумерки еще свѣтло. Очевидно, шайка сорванцовъ покинула Барьеръ дю-Руль прежде чѣмъ раздались крики, услышанные г-жей Делюкъ. И хотя въ многочисленныхъ замѣткахъ объ этомъ показаніи всѣ его данныя приводились въ томъ же порядкѣ и связи, какъ я ихъ разбиралъ, — никто изъ журналистовъ или мирмидоновъ полиціи не обратилъ вниманія на эти противорѣчія.

— Я прибавлю еще лишь одинъ аргументъ противъ предположенія о тайнѣ, но этотъ одинъ, по моему мнѣнію, неопровержимъ. Имѣя въ виду назначеніе огромной награды и обѣщаніе помилованія, нельзя и думать, чтобы въ шайкѣ низкихъ негодяевъ, и вообще въ толпѣ людей, не нашелся хоть одинъ человѣкъ, который давно бы ужъ выдалъ своихъ соучастниковъ. Если не награда, такъ опасеніе быть выданнымъ побудили бы къ тому. Каждый членъ шайки выдалъ бы другихъ, чтобы не выдали его самого. Если же тайна до сихъ поръ не разоблачилась, такъ значитъ, это дѣйствительно тайна. Ужасы этого мрачнаго злодѣянія извѣстны лишь одному или двумъ людямъ и Богу.

— Подведемъ теперь итогъ скуднымъ, но несомнѣннымъ результатамъ нашего долгаго анализа. Роковое преступленіе совершено подъ кровлей г-жи Делюкъ или въ рощицѣ близь Барьеръ-дю-Руль любовникомъ, или во всякомъ случаѣ близкимъ пріятелемъ покойной. Это человѣкъ смуглый, загорѣлый. Цвѣтъ лица, петля на повязкѣ и «морской» узелъ, которымъ завязаны ленты шляпки, указываютъ въ немъ моряка. Его дружба съ покойной, дѣвушкой веселаго нрава, но честной, заставляетъ думать, что это не былъ простой матросъ. Хорошо написанныя и [354]убѣдительныя сообщенія, полученныя газетой, подтверждаютъ это заключеніе. Обстоятельства перваго побѣга, указанные «Вѣстникомъ», наводятъ на мысль, что этотъ матросъ и «морской офицеръ», сманивавшій несчастную дѣвушку, — одно и то же лицо.

— Мой выводъ подтверждается упорнымъ отсутствіемъ этого смуглаго господина. Замѣчу, что онъ долженъ быть и смуглымъ, и загорѣлымъ, — обыкновенный загаръ не врѣзался бы такъ въ память г-жи Делюкъ и Валенса, которые, однако, запомнили только эту особенность. Но почему онъ не явился? Не убитъ-ли онъ шайкой? Въ такомъ случаѣ почему же найдены только слѣды убитой дѣвушки? Мѣсто совершенія обоихъ преступленій должно быть одно и то же. И куда дѣвался его трупъ? По всей вѣроятности, убійцы распорядились бы одинаково съ обоими тѣлами. Вы скажете, быть можетъ, что этотъ человѣкъ живъ, но не является, такъ какъ боится навлечь на себя подозрѣніе въ убійствѣ. Подобное опасеніе могло бы явиться у него теперь, когда выяснилось, что его видѣли съ Мари, но не тотчасъ послѣ убійства. Первымъ побужденіемъ невиннаго человѣка было бы сообщить все, что ему извѣстно, и помочь изобличенію негодяевъ. Эта предосторожность напрашивалась сама собою. Его видѣли съ дѣвушкой. Онъ перевезъ ее черезъ рѣку въ лодкѣ. Даже идіоту понятно, что при такихъ обстоятельствахъ лучшимъ средствомъ отклонить отъ себя подозрѣніе было бы донести на убійцъ. Невозможно себѣ представить, что бы въ это роковое воскресенье онъ и не зналъ объ убійствѣ, и не участвовалъ въ немъ. Но только при такихъ обстоятельствахъ могъ онъ не донести на злодѣевъ.

— А какими путями доберемся мы до истины? Вы убѣдитесь, что пути будутъ умножаться и становиться яснѣе по мѣрѣ того, какъ мы будемъ подвигаться впередъ. Изслѣдуемъ досконально обстоятельства перваго побѣга. Разузнаемъ хорошенько о «морскомъ офицерѣ», какъ онъ поживаетъ теперь и гдѣ онъ находился во время убійства. Тщательно сравнимъ различныя сообщенія, присланныя въ вечернюю газету и приписывающія преступленіе шайкѣ. Затѣмъ также тщательно сравнимъ эти сообщенія, въ отношеніи слога и почерка, съ тѣми, которыя были посланы раньше въ утреннюю газету и такъ ретиво настаивали на виновности Меннэ. Попытаемся, путемъ передопроса, выжать изъ г-жи Делюкъ, ея дѣтей и кучера Валенса болѣе подробныя свѣдѣнія о наружности и манерахъ «смуглаго молодого человѣка». Если взяться за дѣло толково, то, безъ сомнѣнія, удастся получить отъ перечисленныхъ лицъ свѣдѣнія объ этомъ пунктѣ или о другихъ, свѣдѣнія, о которыхъ они и сами забыли, такъ какъ не придаютъ имъ значенія. Постараемся также отыскать лодку, пойманную на Сенѣ [355]въ понедѣльникъ двадцать третьяго іюня, и уведенную съ пристани безъ вѣдома служащихъ и безъ руля. Дѣйствуя осторожно и настойчиво, мы непремѣнно разыщемъ эту лодку, такъ какъ, во-первыхъ, есть человѣкъ, который видѣлъ ее, во-вторыхъ, руль остался въ нашихъ рукахъ. Человѣкъ, у котораго спокойно на сердцѣ, не бросилъ бы безъ вниманія руль парусной лодки. Разсмотримъ поближе этотъ пунктъ.

Объявленія о найденной лодкѣ не сдѣлано. Она забрана на пристань и уведена съ пристани тихомолкомъ, безъ всякаго шума. Но какимъ образомъ ея владѣлецъ или наниматель ухитрился узнать о ней во вторникъ утромъ, безъ всякой публикаціи, если у него нѣть связи съ флотомъ, заставляющей его слѣдить за самыми ничтожными происшествіями въ этой области.

— Говоря объ одинокомъ убійцѣ, тащившемъ къ берегу свою ношу, я уже замѣтилъ, что у него могла быть лодка. Понятно, что Мари Роже была брошена въ рѣку съ лодки. Убійца не рѣшился бы оставить тѣло въ мелкой водѣ прибрежья. Знаки на спинѣ и плечахъ жертвы указываютъ, что она была брошена на дно лодки. Отсутствіе тяжести свидѣтельствуетъ также въ пользу этого предположенія. Если бы тѣло было брошено съ берега, убійца привязалъ бы къ нему грузъ. Отсутствіе послѣдняго можно объяснить только оплошностью со стороны преступника, который забылъ захватить его съ собой. Взявшись за тѣло, чтобы выбросить его, онъ замѣтилъ свою оплошность, но дѣлать было нечего. Всякій рискъ казался предпочтительнѣе возвращенія на этотъ проклятый берегъ. Избавившись отъ ужаснаго груза, убійца поспѣшилъ въ городъ. Здѣсь онъ присталъ къ берегу въ какомъ-нибудь глухомъ мѣстѣ. Но лодка, — надо же было позаботиться о ней. Для этого онъ слишкомъ торопился. Мало того, привязавъ лодку къ пристани, онъ все думалъ бы, что оставляетъ за собой улику. Его естественная мысль была отдѣлаться отъ всего, что имѣетъ связь съ убійствомъ. Онъ не только самъ бѣжалъ отъ пристани, но и лодку не рѣшился оставить. Конечно, онъ оттолкнулъ лодку на произволъ судьбы. Прослѣдимъ за нимъ дальше. На утро негодяй пораженъ ужасомъ, убѣдившись, что лодка поймана и привязана къ пристани въ мѣстности, которую онъ посѣщаетъ ежедневно, быть можетъ, по обязанностямъ службы. Ночью онъ уводитъ ее, не смѣя справиться о рулѣ. Спрашивается, гдѣ эта лишенная руля лодка? Постараемся прежде всего отыскать ее. Какъ только мы увидимъ ее, нашъ успѣхъ обезпеченъ. Лодка приведетъ насъ съ быстротою, которая поразитъ насъ самихъ, къ тому, кто плавалъ на ней въ полночь рокового воскресенья. Улики начнутъ появляться одна за другой и убійца будетъ пойманъ. [356] 

(Въ силу соображеній, о которыхъ умолчимъ, но которыя будутъ понятны многимъ читателямъ, мы позволили себѣ выпустить изъ рукописи, находившейся въ нашемъ распоряженіи, описаніе деталей, послѣдовавшихъ за примѣненіемъ ключа, найденнаго Дюпеномъ и, повидимому, столь ненадежнаго. Замѣтимъ только, что розыски привели къ желанному результату, и префектъ пунктуально, хотя съ крайней неохотой, исполнилъ условія своего договора съ шевалье. Статья г. Поэ оканчивается нижеслѣдующими замѣчаніями. Изд.).

Само собою разумѣется, что я разсказывалъ о случайномъ совпаденіи — не болѣе. Свой взглядъ на этотъ предметъ я высказалъ раньше. Я лично не вѣрю въ сверхъестественное. Что Богъ и природа не одно и то же — очевидно, для всякаго мыслящаго человѣка. Что Первый, создавъ послѣднюю, можетъ контролировать или измѣнять ее по своей волѣ, — также неоспоримо. Я говорю «по своей волѣ», потому что рѣчь идетъ именно о волѣ, а не о силѣ, какъ думаютъ вслѣдствіе логической ошибки. Не въ томъ дѣло, что Богъ не можетъ измѣнить законы природы, а въ томъ, что мы оскорбляемъ Его, предполагая необходимость измѣненія. Съ самаго начала законы эти созданы такимъ образомъ, что обнимаютъ всѣ случайности, которыя только могутъ быть въ природѣ. Для Бога все — Теперь.

Повторяю, я говорилъ только о случайномъ совпаденіи. Далѣе: изъ моего разсказа ясно, что между судьбой несчастной Мэри Сесиліи Роджерсъ, насколько эта судьба выяснилась, и участью Мари Роже до извѣстнаго момента въ ея исторіи, существуетъ анологія, которую умъ затрудняется объяснить. Все это ясно. Но не слѣдуетъ думать, что, продолжая грустную исторію Мари отъ указаннаго момента и прослѣдивъ тайну до ея dénouement, я желалъ распространить эту параллель или даже внушить мысль, будто мѣры, принятыя въ Парижѣ для розысканія убійцы, привели бы къ такому же результату и въ другомъ случаѣ.

Въ отношеніи послѣдняго пункта необходимо имѣть въ виду, что самое пустое различіе въ обстоятельствахъ двухъ случаевъ можетъ привести къ величайшимъ ошибкамъ въ разсчетѣ, давъ иное направленіе всей вереницѣ событій, какъ въ ариѳметикѣ, ошибка, сама по себѣ ничтожная, приводитъ, умножаясь, въ цѣломъ ряду дѣйствій, къ огромной разницѣ въ итогѣ. Что касается перваго предположенія, то сама теорія вѣроятностей, на которой я основывался, исключаетъ всякую мысль о распространеніи этой аналогіи, — исключаетъ тѣмъ рѣшительнѣе и строже, чѣмъ точнѣе и ближе аналогія до извѣстнаго пункта. Это одно изъ тѣхъ аномальныхъ положеній, которыя, повидимому, не [357]имѣютъ ничего общаго съ строгимъ математическимъ методомъ мышленія, и которыя, однако, только математикъ можетъ оцѣнить вполнѣ правильно. Крайне трудно убѣдить обыкновеннаго читателя въ томъ, что если, напр., игрокъ въ кости два раза подъ-рядъ поймалъ двѣнадцать очковъ, то въ третій разъ почти навѣрное не поймаетъ. Умъ не примиряется съ подобнымъ выводомъ. Ему кажется, что первые два случая, которые принадлежатъ уже безусловно прошлому, не могутъ имѣть никакого вліянія на случай, которому предстоитъ совершиться въ будущемъ. Шансы поймать двѣнадцать очковъ представляются ему такими же, какъ въ обыкновенное время. И это кажется настолько очевиднымъ, что попытки доказать противное, встрѣчаются большею частью насмѣшливой улыбкой. Я не могу разбирать эту ошибку въ предѣлахъ моей статьи; впрочемъ, для философскаго ума этотъ разборъ и не нуженъ. Довольно сказать, что она образуетъ одну изъ безконечныхъ вереницъ ошибокъ, возникающихъ на пути Разума, вслѣдствіе его склонности искать истину въ деталяхъ.

Примѣчанія править

  1. При напечатаніи «Мари Роже» въ первый разъ можно было обойтись безъ примѣчаній, которыми сопровождается этотъ разсказъ въ настоящемъ изданіи, но промежутокъ въ нѣсколько лѣтъ со времени трагедіи, послужившей основой для разсказа, дѣлаетъ ихъ нелишними, равно какъ и нѣсколько объяснителыхъ словъ. Молодая дѣвушка Мэри Сесилія Роджерсъ была убита по близости отъ Нью-Іорка, и хотя эго происшествіе надѣлало много шума, тайна преступленія осталась неразрѣшенной до времени напечатанія повѣсти (ноябрь 1842). Авторъ этой послѣдней, въ формѣ вымышленной исторіи одной парижской grisette излагаетъ до мельчайшихъ подробностей существенныя обстоятельства дѣйствительнаго убійства Мэри Роджерсъ. Такимъ образомъ всѣ аргументы, основанные на фикціи, прилагаются къ истинному событію; — и изслѣдованіе этой истины собственно и было цѣлью разсказа.
    „Тайна Мари Роже“ написана вдали отъ мѣста, гдѣ совершилось кровавое преступленіе, исключительно на основаніи газетныхъ свѣдѣній. Такимъ образомъ отъ автора ускользнуло многое, чѣмъ онъ могъ бы воспользоваться, если бы самъ посѣтилъ мѣсто дѣйствія. Тѣмъ не менѣе, не лишнимъ будетъ замѣтить, что признанія двухъ лицъ (одно изъ нихъ г-жа Делюкъ) разсказа, сдѣланныя въ разное время, много спустя послѣ напечатанія этой исторіи, подтвердили не только общій выводъ автора, но и всѣ до единой главныя гипотетическія детали, послужившія основой вывода.
  2. Nassau Street.
  3. Андерсонъ.
  4. Гудсонъ.
  5. Weehawken
  6. Пэнъ.
  7. Кроммелинъ.
  8. Нью-Іоркскій Вѣстникъ.
  9. «New-York Brother Ionathan», издаваемый мистеромъ Гастингсомъ Уэльдомъ.
  10. Нью-Іоркскій «Journal of Commerce».
  11. Филадельфійская «Saturday Evening Post».
  12. Адамъ.
  13. См. „Убійство въ улицѣ Моргь“.
  14. Нью-Іоркскій «Commercial Advertiser».
  15. «Теорія, основанная на качествахъ объема, не будетъ истолковываться согласно своимъ объектамъ и тотъ, кто относитъ явленія къ ихъ причинамъ, перестанетъ оцѣнивать ихъ согласно ихъ результатамъ. Такъ, законодательство всякой націи доказываетъ, что когда законъ становится наукой и системой, онъ перестаетъ быть правосудіемъ. Ошибки, къ которымъ слѣпая преданность принципамъ классификаціи приводила законъ, станутъ очевидны, если мы обратимъ вниманіе, какъ часто законодательная власть должна вступаться и возстановлять правосудіе, имъ нарушенное».
    Лэндорь.
  16. Ныо-Іоркскій „Express“.
  17. Ныо-Іоркскій „Herald“.
  18. Ныо-Іоркскій „Courier and Inquirer“.
  19. Меннэ былъ одинъ изъ заподозрѣнныхъ и арестованныхъ, но отпущенныхъ, вслѣдствіе полнаго отсутствія уликъ.
  20. Нью-Іоркская «Evening Post».
  21. Нью-Іоркскій «Standard».


Это произведение перешло в общественное достояние в России согласно ст. 1281 ГК РФ, и в странах, где срок охраны авторского права действует на протяжении жизни автора плюс 70 лет или менее.

Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода.