Жития святых по изложению свт. Димитрия Ростовского/Май/11

Жития святых по изложению свт. Димитрия Ростовского — 11 мая
Источник: Жития святых на русском языке, изложенные по руководству Четьих-Миней св. Димитрия Ростовского (репринт). — Киев: Свято-Успенская Киево-Печерская Лавра, 2004. — Т. IX. Месяц май. — С. 316—377.

[316]
День одиннадцатый

Страдание
святаго священномученика
Мокия

В царствование Диоклетиана[1] при анфипатах[2] Лаодикии и Максиме во время гонений, повсюду поднятых на христиан, в городе Амфиполе, находившемся в Македонии, проживал пресвитер христианский Мокий. В то время, когда язычники справляли нечистое торжество своему нечестивому богу Дионисию, или Бахусу[3], этот пресвитер, разжегшись ревностию о Имени Христове, стал посреди язычников и во всеуслышание сказал:

— Слушайте, о прельщенные и заблуждающееся! До которых пор вы будете заблуждаться, безрассудно ходя во тьме идолослужения? До которых пор не будете сознавать своей погибели? Когда же, наконец, опротивеют вам все эти бесовские мер[317]зости? Обратитесь же и познайте Владыку Бога, явленного нам Единородным Сыном Его, Господом нашим Иисусом Христом, светом истины разогнавшего тьму неведения.

Много и других, подобных этим, слов говорил блаженный Мокий и говорил не один раз, но ежедневно, подходя к народу, во всеуслышание обличал заблуждение язычников, поклонявшихся идолам, и проповедовал Христа, Бога Истинного. Но, ослепленные безумием, граждане не обращали внимания на слова преподобного и продолжали совершать свои нечистые обряды.

Между тем из города Аполлония, также находившегося в Македонии, в Амфиполь прибыл анфипат, по имени Лаодикий, и стал приносить здесь жертву Дионисию. Лаодикию сказано было о служителе Христовом Мокии, что он многих отвлекал от празднования богу Дионисию. Язычники многое клеветали на святаго, говоря:

— Здесь есть учитель христианский, который старался прельстить народ каким-то странным учением; он убеждает всех веровать в распятого и умершего Человека; и действительно, многие, оставив богов наших, приняли веру его. Если ты не воспретишь ему распространять это учение, то весь город пойдет за ним, и тогда уже некому будет приносить жертв богам.

Анфипат, весьма разгневавшись, велел бить святаго. Затем, сев на судилищном месте, повелел призвать к себе святаго Мокия. Когда он был призван, анфипат спросил его:

— Скажи мне: кто ты, не желающий принести жертв вместе с нами и отговаривающий людей от принесения жертв богам?

Святый Мокий отвечал:

[318]— Невежда, не знающий истины! Для чего ты меня спрашиваешь о том, что все равно ты не поймешь? Подумай немного про себя и признай истину, потому что я изучал Священное Писание и узнал из него, что всѝ бо́зи ꙗ҆зы̑къ бѣ́сове суть[4], и надежда на них суетна.

Лаодикий же сказал:

— Я вижу, что ты обучен многословию.

Мокий сказал на это:

— Многословие наше научает нас истине; если хочешь разуметь истину, выслушай, что я скажу тебе: боги, которым вы поклоняетесь, суть бесы, — они немы и глухи.

Лаодикий сказал:

— Принеси жертву богам, если желаешь сохранить жизнь свою, которую ты самовольно хочешь погубить.

Но святый отвечал:

— О анфипат! Смерть за Христа — есть великое приобретение для меня.

Тогда анфипат, преисполнившись ярости, приказал повесить святаго Мокия на мучилищном дереве и строгать тело его от головы до ног железными орудиями.

Будучи терзаем, святый воззвал к Богу, говоря так:

— Владыко, царствующий во веки, сияющий лучами правды! Яви рабам Твоим божественную силу Твою и дай мне силу подвизаться до конца за Твои святые Заповеди.

Слуги мучителя столь долгое время терзали тело святаго, что, наконец, изнемогли сами. Тогда анфипат приказал им уйти — как ленивым и слабосильным; мученика же велел снова позвать к себе на допрос.

Несмотря на вынесенные мучения святый предстал пред Лаодикием крепким телом, готовый с еще бо́льшим мужеством свидетельствовать истину. Идя к мучителю, Мокий громогласно прославлял Бога.

Лаодикий сказал святому:

— Принеси жертву богу Дионисию, чтобы он избавил тебя от многих бед.

Но мученик отвечал:

— Неужели ты считаешь богом идола, недвижущегося и безгласного, сделанного рукою человека? О заблуждающийся слуга [319]диавола! Неужели ты не видишь, что тело мое не изнемогло от твоих мучений? Разве ты не видишь, что я не ощущаю совершенно никакой боли в ранах моих? Вся сила твоя — ничто.

Выслушав эти слова, Лаодикий сказал:

— Твоя твердость в мучениях зависит не от силы Бога твоего, но от твоего волшебства. Вот, я даю приказание сжечь на огне тело твое, так что все члены твои будут обращены в пепел и их развеет ветер.

И тотчас мучитель приказал приготовить печь, весьма великую, велел наполнить ее смолою и хворостом и разжечь; дым от печи поднимался кверху на шестьдесят локтей, так что воздух кругом печи на большое расстояние был затемнен. Тогда Лаодикий сказал святому:

— Принеси жертву богу Дионисию.

Мученик же молчал.

Тогда Лаодикий снова сказал:

— До каких пор ты будешь противиться моим приказаниям? Вот огонь, приготовленный для тебя. Посмотри на него и уразумей величие и могущество бога нашего Дионисия и поклонись ему.

Отвечал святый:

— Я тебе уже сказал, анфипат, что я не поклонюсь глухому, слепому и немому губителю душ человеческих. Не желаешь ли удостовериться в том, что называемый тобою богом, не есть бог, но есть идол?

Отвечал Лаодикий с гневом:

— О проклятый! Может ли быть идолом тот, кто имеет в себе божественную силу? Ты видишь сам, что сила, обитающая в нем, принимает жертвы от нас, и дарует нам благоденствие.

Но святый сказал ему:

— Не хочешь ли, чтобы я принес жертву богу твоему, дабы все, увидав, что я приношу жертву богу Дионисию, познали его великую силу?

Лаодикий сказал:

— Поклонись и принеси жертву, и уразумей его величие.

Тогда Мокий, войдя в капище идольское, прежде всего сотворил на себе крестное знамение, дабы вооружиться оружием [320]Христовым на диавола; затем, став близ того места, где находился идол Дионисиев, помолился Богу, сказав так:

— Владыка, содержащий во власти Своей всю тварь и все создавший через посредство Христа Твоего, посрамивший диавола, не знающего Твоей истины и даровавший блаженство богопознания и целомудрия всем, боящимся Тебя и почитающим святое Имя Твое! Ты, Господи Святый, сокрушивший идолов вавилонских и показавший истинную веру Пророка Твоего Даниила; Ты, упразднивший мерзостный алтарь идольский посредством трех отроков Твоих и угасивший огонь в печи[5]; Ты, потопивший фараона в глубинах морских и послушавший молитв Моисея[6]; Ты, изведший воду из камня[7]; Ты, Царь вечный, и ныне существующий и ранее бывший и вечно имеющий существовать, — услышь меня, раба Твоего! Вот, я молю Тебя: приди на помощь ко мне и яви силу Твою тем, которые содержат вместо истины ложь, дабы познали они, что Ты — Единый Истинный и вечный Бог и дабы свет твой отогнал бы тьму идолопоклоннического заблуждения.

Помолившись так, святый воззвал громким голосом, обратившись к идолу:

— Непотребный и суетный! Немой и бесчувственный Дионисий! Повелеваю тебе великим и преславным Именем Христа моего, живущего на Небесах: пади и прострись по земле, дабы всем была видна твоя немощь и твое бессилие.

И тотчас потряслась земля и капище то; идол упал на землю с великим шумом и разбился на мелкие части. Увидав это, все, бывшие там язычники, в страхе бежали оттуда, дивясь сами в себе происшедшему.

После этого святый Мокий сказал анфипату Лаодикию:

— Посмотри на суету идолов твоих, — бесов. Подойди же и собери останки бога твоего, на которого ты уповал, и уразумей, на каком погибельном пути ты стоишь!

Лаодикий весьма опечалился, сожалея об идоле Дионисиевом, и тотчас приказал бросить святаго в разожженную печь.

Когда святый был брошен в огонь, то он небоязненно стоял среди пламени, как бы среди какого-либо сада, и во [321]всеуслышание прославлял Бога. В печи видели еще трех мужей, певших с ним; среди этих трех мужей один имел очень светлое лицо, сиявшее как Солнце; блеск, исходивший от лица его, был сильнее блеска огня. Затем святый сказал мужам, находившимся с ним в пещи:

— Благодарю Тебя, Владыко Боже наших отцев, слову Которого все повинуются; благословен Ты, Господь сил, Творец всех Сил Небесных, восхваляемый устами святых Архангелов, соприсутствовавший некогда трем отрокам в пламени (посреди тех трех отроков Ты, четвертый, был виден). Молю Тебя, Спаситель мой, разрушь и уничтожь огонь разожженной печи сей и пожги огнем вот этого анфипата. Покажи на нем гнев Твой и уничтожь его с лица земли, дабы все видели, что Ты — единый Истинный Бог, пребывающий на Небеси.

И тотчас огонь из печи простерся до анфипата и превратил его в пепел вместе с девятью оруженосцами, стоявшими близ него, так что ничего не осталось от тел их, ибо гнев Божий уничтожил их. Народ, видя все происшедшее, пришел в великий страх и бежал в ужасе от печи; святый же Мокий вышел из печи совершенно здоровым и невредимым.

Узнав о таком чуде, градоначальник Фалласий преисполнился великой ярости и, взяв святаго Мокия, приказал заключить его в темницу.

Спустя двадцать дней после этого в город тот прибыл другой анфипат, по имени Максим. Узнав все, что сделал святый, а также узнав и о погибели Лаодикия, Максим стал изыскивать средство, посредством которого он мог бы погубить святаго. Сев на своем судилищном месте, Максим приказал призвать к себе на допрос мученика Христова. Когда святый был приведен, анфипат спросил его:

— Скажи мне, какое имя твое и из какого рода ты происходишь?

Отвечал святый:

— Если хочешь узнать имя и род мой, то слушай: отец мой носил имя Евфратия, а мать — Евстафии; когда они приняли Святое Крещение, то назвали меня Мокием. Будучи воспитан родителями моими в жизни благочестивой, я сподобился сана священнического в Церкви Христа Бога моего; и вот теперь жизнь моя приблизилась уже к старости.

[322]Тогда Максим сказал:

— Кто были твои родители?

Святый отвечал:

— Отец мой был гражданином великого города Рима и исполнял обязанности воинского звания; мать же моя была дочерью анфипата Лампадия.

Сказал Максим:

— Если ты происходишь из столь знатного рода, то для чего отдался волшебству, неприличному для тебя? Для чего ты уничтожил великого бога Дионисия и сжег друга царского, анфипата Лаодикия? Для чего ты помешал приносить богам праздничные жертвы?

Отвечал святый Мокий:

— Не я, а всесильный Бог мой, Господь Иисус Христос, уничтожил и сокрушил бездушного бога Дионисия и сжег огнем ярости Своей Лаодикия. Я лишь со страхом и любовию служу Богу моему и исповедую устами своими Его Святое Имя.

Максим сказал на это:

— Оставь безумие свое и принеси жертву Аполлону[8]; в противном случае ты умрешь лютою смертию.

Но мученик отвечал:

— Я умру лютою смертию в том случае, если забуду благодеяния и милости ко мне Бога моего и если буду поклоняться и почитать тех, кто суть не боги, а идолы.

Тогда Максим приказал привязать мученика к двум колесам, устроенным для мучения, так, чтобы при вращении колеса растерзали тело его.

Светой же посреди мук взывал:

— Как сладка любовь к Богу!

Затем, обратившись к мучителю, сказал:

— Исполняй с усердием волю отца твоего — диавола. Что касается меня, то я согласен на все мучения и даже на самую смерть ради Имени Христова.

Потом святый начал молиться, говоря так:

— Владыко, Источник чистоты, Помощник, Защитник и Избавитель мой! Благодарю Тебя за то, что Ты меня, недостой[323]ного, сподобил подвига сего и помог мне одолеть диавола. Ты — Единый Бог Истинный, содержащий ум мой в чистоте и охраняющий его от помыслов нечистых. Ты устрояешь, дабы ум мой наслаждался в Тебе, Творце моем, потому что велико Имя Твое для тех, кто любит Тебя.

После того как святый помолился так, внезапно сокрушились мучительские колеса и мученик встал на землю совершенно здоровым и невредимым.

Все, видевшие чудо это, весьма удивились происшедшему. Мучитель же, преисполнившись стыда, как побежденный мучеником, еще больше разгневался на святаго и приказал бросить его в темницу. Спустя же три дня после этого приказал вывести святаго из темницы и отдать на съедение зверям.

На святаго были выпущены два голодных льва, громко рыкавших. Когда они подошли к святому, то легли на землю пред ним, как бы поклоняясь ему и обнимая ноги его; затем львы начали лизать ноги святаго, как бы лобызая их.

Народ, видя все происшедшее, громко воззвал, говоря:

— Пусть будет отпущен на свободу этот праведник, которого почитают даже звери и которого любит Бог!

Тогда анфипат Максим послал мученика в фракийский город Перинф, называющийся ныне Ираклиею, к игемону Филипписию, которому и написал все о мученике. Игемон же этот, продержав святаго восемь дней в темнице, приказал отвести его в Византию, чтобы там была отсечена голова мученика.

Когда святый был приведен на место усекновения, то, подняв глаза свои к Небу, сказал:

— Благословен Ты, Господи, создавший века и доводящий до конца подвиги святых. Приими в мире дух мой!

И был к святому Голос с Неба, говоривший:

— Радуйся, добрый подвижник Мой, Мокий, победивший явно пред всеми силу мучителя. Приди и водворись с прочими подвижниками в Царстве Небесном. Ты трудился достаточно в мире; отдохни же теперь и возвеселись на Небе.

Затем мученик Христов был усечен во главу[9].

[324]Свой мученический подвиг святый Мокий совершил в одиннадцатый день месяца мая, в который впоследствии император Константин установил ему празднование. Этот же император построил и храм в честь святаго и перенес в него мощи мученика. Все, кто празднует память святаго мученика Мокия, да воодушевятся верою, что и они будут участниками вместе с ним в благодатном царстве Господа нашего Иисуса Христа, Которому воссылается вместе со Отцем, и Святым Духом слава, честь и поклонение во веки веков. Аминь.


Конда́къ, гла́съ в҃:

Воѡрꙋжи́всѧ щито́мъ вѣ́ры, нечести́выхъ ѡ҆полчє́нїѧ сте́рлъ є҆сѝ сщ҃енномч҃нче, и҆ вѣне́цъ ѿ хрⷭ҇та̀ взѧ́лъ є҆сѝ мѡкі́е: тѣ́мъ и҆ со а҆́гг҃лы ра́дꙋѧсѧ, сп҃са́й ѿ бѣ́дъ пою́щыѧ тѧ̀, молѧ̀ непреста́ннѡ ѡ҆ всѣ́хъ на́съ.

[325]
Жизнь и труды
преподобных отец наших
Мефодия и Константина,
в монашестве Кирилла,
учителей славянских

Во дни иконоборческих греческих царей Льва Армянина[10], Михаила Травла[11], или Балба, и затем сына Михаила — Феофила[12] в городе Солуне, в Македонии, жил знатный и богатый вельможа, званием воин-сотник, по имени Лев. Жену его звали Марией. Жил он благочестиво, исполняя все Заповеди Божии, как некогда Иов. У них было семь сыновей: старшего звали Мефодием, а младшего Константином, в монашестве Кириллом.

Святый Мефодий сначала служил, как и отец его, в военном звании. Царь, узнав о нем как о хорошем воине, поставил его воеводой в одно славянское княжество, Славинию, бывшею под греческою державой. Это случилась по особому усмотрению Божию и для того, чтобы Мефодий мог лучше научиться [326]славянскому языку — как будущий впоследствии духовный учитель и пастырь Славян[13].

Пробыв в чине воеводы около 10 лет и познав суету житейскую, Мефодий стал располагать свою волю к отречению от всего земного и устремлять свои мысли к Небесному. К тому же в это время царь-иконоборец Феофил воздвиг гонение на святые иконы. Это гонение еще более открыло пред Мефодием суету мирской жизни и он, оставив воеводство и все утехи мира, ушел в монахи на гору Олимп[14], где с большим повиновением и покорностью старался выполнять монашеские обеты, занимаясь при сем изучением священных книг.

Блаженный Константин, младший из сыновей Льва, уже в младенческом возрасте проявлял нечто дивное. Когда мать, по рождении, отдала его кормилице, чтобы та выкормила его, он никак не желал питаться чужим молоком, но только молоком матери своей. Очевидно, благочестивая отрасль не должна была питаться чужим молоком. С рождением Константина добрые родители дали обещание жить как брат с сестрой, как и прожили 14 лет до своей смерти. Пред смертью мужа Мария плакала, говоря:

— Ни о чем я так не скорблю, как о Константине: как он устроится в жизни?

— Поверь мне, жена, — отвечал Лев, — я надеюсь на Бога, что Господь Бог сделает его таковым отцом и строителем, что он устроит всех христиан.

Так и произошло.

Будучи семи лет, Константин видел сон, который и рассказал своим родителям.

[327]— Снилось мне, — говорил Константин, — что воевода собрал всех девиц города и сказал мне: выбери себе одну из них в невесты. Я осмотрел и избрал красивейшую из них с светлым лицом и украшенную многими золотыми вещами и дорогими каменьями по имени Софию.

Поняли родители, что Господь дает отроку девицу Софию[15], т. е. премудрость Божию, возрадовались духом и со старанием стали учить Константина не только книжному чтению, но и богоугодному добронравию — премудрости духовной.

— Сын, — говорили они Константину словами Соломона, — чти Господа — и укрепишься; храни заповеди — и поживешь; словеса Божия напиши на скрижали своего сердца: нарцы̀ премꙋ́дрость сестрꙋ̀ тебѣ̀ бы́ти, ра́зꙋмъ же зна́емь сотворѝ тебѣ̀[16]. Премудрость сияет светлее солнца и, если ее будешь иметь своей помощницей, она избавит тебя от многого зла.

Родители отдали Константина в книжное обучение. Он отличался хорошею памятью и разумом, так что в ученьи был лучше всех своих сверстников. С ним произошел следующий случай:

Как сын богатых родителей, Константин однажды вместе со своими товарищами отправился на соколиную охоту. Лишь только Константин выпустил своего сокола, поднялся сильный [328]ветер, который унес сокола неизвестно куда. Константин так сильно опечалился о соколе, что два дня не ел ничего, даже хлеба. Человеколюбивый Господь, не желая чтобы юноша так печалился житейскими вещами, этим соколом уловил его, как некогда Плакиду — оленем[17]. Размышляя о утехах сего жития, святый Константин говорил: «Какая эта жизнь, что радость непременно вызывает печаль? С сего дня пойду другим путем, лучшим этого, чтобы можно было мне избежать житейской суеты». С этого времени он стал почти всегда находиться дома, стараясь с большим прилежанием изучать науки, особенно учение святаго Григория Богослова[18].

К сему святителю Константин имел большую любовь и многое из его учения знал наизусть. Начертив на стене изображение Святаго Креста, он под этим Крестом написал похвалу святому Григорию в следующих словах:

«О святитель Божий, Григорий Богослов! Ты — телом был человек, житием же явился Ангел, ибо уста твои, как уста Серафимов, хвалами прославили Бога и своим православным учением просветили вселенную. Молю тебя, прими меня, с верой и любовию к тебе припадающего, и будь моим учителем и просветителем».

Прилежно изучая книги, Константин видел, насколько еще незначительны его познания, по причине неимения хорошего учителя, отчего впал в великое уныние. В их городе жил один человек (странник), знавший грамматику. К нему отправился Константин, умолял его и, упав ниц пред ним, сказал:

— Сделай для меня доброе дело: научи меня грамматике.

На это ответил ему странник:

— Отрок, не проси меня. Я дал обещание уже больше никого не учить.

Снова Константин со слезами стал говорить ему:

— Возьми ту часть из дома отца моего, которая принадлежит мне, только научи меня.

Но и это не убедило сего человека. Тогда Константин отправился домой и здесь стал усердно молиться, чтобы Господь исполнил желание его сердца, нашел для него учителя. Господь вскоре выполнил его желание.

[329]В это время в греческой земле умер царь Феофил, и стал царствовать сын его Михаил с матерью своей благочестивой царицей Феодорой. Этот царь остался после отца малолетним и ему в воспитатели были назначены три вельможи: доместик[19] Мануил, патрикий[20] Феоктист и логофет[21] Дроми, который был хорошо знаком с родителями Мефодия и Константина. Логофет, зная о успехах и прилежании Константина, послал за ним, чтобы он учился наукам вместе с юным царем Михаилом, который бы подражал старанию Константина. Отрок воспрянул духом и с радостию отправился в путь, молясь Богу молитвою Соломона:

«Боже отцев и Господи милости, — так молился Константин, — сотворивший человека. Дай мне приседящую Твоему престолу премудрость и не исключи меня из числа Твоих отроков, ибо я Твой раб и сын Твоей рабыни. Дай мне, чтобы я знал все то, что угодно Тебе, и поработал ради имени Твоего во всю свою жизнь».

В Царьграде Константин проживал то у болярина в доме, то в царских чертогах. В 3 месяца он выучил грамматику, затем изучил Гомера[22] и геометрию, диалектике и философии учился у Льва и Фотия[23]. Кроме этих наук изучил риторику, арифметику, астрономию, музыкальное искусство и вообще все прочие еллинские науки. Хорошо знал не только греческий язык, но и другие: латинский, сирский и некоторые иностранные. Своим умом и прилежанием он приводил в удивление своих учителей, за что и получил впоследствии название философа — мудреца. Но он был премудр не только в науках, а также и в жизни: он старался быть смиренным, беседовал с теми, от кого желал получить наставление, и уклонялся от тех, которые могли совратить на зло. Одним словом, он старался переменить земное на небесное и жить с Богом.

Логофет, видя добрую жизнь Константина и его успехи в науках, сделал его управляющим над своим домом, а также [330]позволил ему входить без доклада в царские палаты. Однажды логофет спросил Константина:

— Скажи мне, философ, что называется философией?

— Философия, — отвечал Константин, — есть разумение божеских и человеческих дел, которое учит человека чрез добродетель, насколько возможно, приближаться к Богу, сотворившему человека по Своему образу и подобию.

После сего логофет еще более возлюбил Константина и желал получить от него наставление в философии. Константин в немногих словах изложил пред ним философское учение, за что логофет оказывал ему особое уважение и даже предлагал много золота, но Константин отказался.

У этого вельможи была крестница — девица богатого и славного рода. Логофет задумал женить на ней Константина и уговаривал его так:

— Красота твоя и мудрость, — говорил логофет, — невольно заставляет любить тебя. Есть у меня духовная дочь, девушка красивая, богатая, хорошего и знатного рода. Если хочешь, возьми ее себе в жены. От царя ты получишь большую честь и княжество, а в скором времени будешь назначен и воеводой.

— Велик этот дар для желающих, — отвечал Константин, — для меня же нет ничего драгоценнее ученья, чрез которое я могу приобрести разум, истинную честь и богатство.

После таких слов логофет отправился к царице и сказал:

— Молодой философ не любит суеты этой жизни. Постараемся удержать его около себя, а для сего уговорим его посвятиться во священный сан и быть патриаршим библиотекарем при церкви святой Софии. Только таким путем можно удержать его.

Так они и сделали. Константин стал священником и библиотекарем при церкви святой Софии. Но и в сем звании Константин недолго был вместе с ними. Ничего никому не сказав, он отправился в Золотой Рог[24] и там скрылся в одном монастыре. Долго искали Константина и только через 6 месяцев нашли его. Занять прежнюю должность они не могли уговорить его и только упросили его быть учителем философии в главном Константинопольском училище.

[331]В это время Патриарх Иоанн[25] воздвиг гонение на святые иконы. Тогда был собран Собор, на котором постановили удалить сего Патриарха с престола. На такое определение Собора Иоанн говорил:

— Меня удалили насилием, а обличить не могли, так как никто не может противиться моим словам.

Царь с новым Патриархом послали Константина к Иоанну с таковыми словами:

— Если будешь в состоянии обличить сего юношу, тогда снова займешь престол.

Видя такого молодого философа и не зная его сильного ума, Иоанн сказал Константину и посланным:

— Вы не сто́ите моего подножия. Как же я буду спорить с вами?

— Не держись людских обычаев, — отвечал Константин, — но смотри на Заповеди Божии. Как ты, так и мы сотворены из земли, душа же от Бога. Посему, смотря на землю, человек, не гордись!

— Глупо искать цветов осенью, — сказал Иоанн, — а также и старца посылать на войну.

— Ты сам обличаешь себя, — отвечал философ. — Скажи мне, в каком возрасте душа бывает сильнее тела?

— В старости, — отвечал Иоанн.

— На какую войну мы тебя вызываем, — спросил философ, — на телесную или духовную?

— На духовную, — отвечал Иоанн.

— Если ты теперь сильнейший духом, — сказал философ, — то не приводи нам таких сравнений. Мы без времени не ищем цветов, а также безвременно не вызываем тебя на спор.

После это перешли к беседе. Старец спросил:

— Скажи мне, юноша: если крест сломается, мы уже не поклоняемся ему, ни лобызаем его. Как же вы, если только будет одно лицо до персей, не стыдитесь творить ему иконную честь?

— Четыре части имеет крест, — отвечал философ, — и если не будет одной части, то крест потеряет свой вид, икона же [332]имеет вид и подобие, если будет написано лицо того, кого хотели изобразить. Взирающий же смотрит не на лицо льва или рысье, но — на первообраз.

— Вот вы кланяетесь Кресту, — сказал старец, — если и нет на нем надписи, иконе же, если не будет написания, не творите почести.

— Всякий крест, — отвечал философ, — имеет подобие Креста Христова, иконы же не имеют одного образа, но различны.

Наконец старец сказал:

— Почему вы кланяетесь иконам, когда Бог сказал Пророку Моисею[26]: не сотворѝ… всѧ́каго подо́бїѧ[27].

— Если бы Господь сказал: не сотвори никакого подобия, — отвечал на это философ, — то тогда ты говорил бы правильно; но Господь сказал: всѧ́каго, т. е. кроме достойного.

Против сего старец ничего не мог возразить и замолчал.

Около этого времени пришли послы в Константинополь от неверных Агарян, или Сарацин, владеющих Сириею. Эти Сарацины еще при прежнем царе Феофиле попущением Божиим за грехи подступили к греческой земле и разорили прекрасный город Аморию[28]. С этих пор они стали гордиться пред христианами своею силой и прислали грамоту в Царьград с хулением на Пресвятую Троицу.

«Как вы, христиане, — писали Сарацины, — говорите, что Бог один, а разделяете Его на три: исповедуете Отца, Сына и Духа? Если вы можете это доказать, то пришлите к нам таковых мужей, которые могли бы побеседовать с нами о вере, и убедить нас»[29].

В это время блаженному Константину было 24 года. Царь вместе с Патриархом собрали Собор, на который позвали Константина и сказали ему:

— Слышишь ли, философ, что говорят скверные Агаряне на нашу веру? Если ты слуга и ученик Святой Троицы, иди и обличи их. И Бог, совершитель всякого дела, славимый в [333]Троице, Отец, Сын и Святый Дух, дает тебе благодать и силу в словах явить тебя другим Давидом, с тремя каменьями победившего Голиафа[30], и затем благополучно возвратит тебя обратно к нам.

Услыхав такие слова, философ отвечал:

— Рад я идти для веры христианской. Что для меня может быть лучше — умереть или остаться жить ради Святой Троицы?

Дали Константину двух диаконов[31] и отправили их к Сарацинам. Они пришли прямо в столицу Сарацинского княжества — Самару, расположенную около реки Евфрата, в которой жил сарацинский князь Амирмушна. Здесь они увидели странные и гнусные вещи, которые делали Агаряне на поругание и посмеяние христиан, живущих в тех местах. По повелению сарацинской власти на внешней стороне дверей, где жили христиане, были надписаны образы демонов. Этим Агаряне хотели показать, что они гнушаются христианами, как демонами. Как только прибыл к ним Константин, Сарацины, указывая на демонов, спросили его:

— Можешь ли, философ, понять, о чем говорят эти изображения?

— Вижу демонский образ, — отвечал философ, — и думаю, что здесь живут христиане. Демоны не могут жить вместе с христианами и бегут от них (находятся вне дверей). Где же нет этого изображения на внешней стороне дверей, там, очевидно, демоны живут внутри здания.

Сарацины пригласили Константина в княжескую палату на обед. За обедом сидели люди умные и книжные, изучившие геометрию, астрономию и др. науки. Они, искушая Константина, спросили его:

— Видишь ли, философ, дивное дело: пророк Магомет принес доброе учение от Бога и обратил многих людей. Все мы одинаково твердо держимся его закона и ничего не меняем. У вас же — христиан, соблюдающих закон Христов, — один верует так, а другой иначе и живет, как ему хочется. Есть между вами много учителей, которые учат по-различному, и есть иноки, носящие черную одежду и ведущие особый образ жизни. Однако все вы именуетесь христианами.

[334]— Два вопроса предложили мне, — отвечал блаженный Константин: — о вере христианской и о законе христианском, или: как веруют христиане и как выполняют свою веру в жизни. Скажу прежде всего о вере:

Бог наш, как пучина морская — безмерной широты и глубины, непостижим человеческим умом и неизъясним человеческими словами, как говорит о Нем святый Пророк Исаия: ро́дъ же є҆го̀ кто̀ и҆сповѣ́сть[32]; на основании этого и учитель наш святый Апостол Павел взывает, говоря: ѽ глꙋбина̀ бога́тства и҆ премꙋ́дрости и҆ разꙋ́ма бж҃їѧ! ꙗ҆́кѡ не и҆спы́тани сꙋ́дове є҆го̀ и҆ неизслѣ́довани пꙋтїѐ є҆го̀[33]. В эту пучину входят многие, желающие взыскать Бога, и те из них, которые сильны умом и приобрели помощь Самого Господа, безопасно плавают по морю непостижимости Божией; те же, которые умом слабы и по своему самомнению, лишившись помощи Божией, желают переплыть эту пучину в дырявых кораблях, тонут, впадая в ереси и заблуждения, или с трудом остаются на одном месте, волнуясь неизвестностию и сомнениями. Поэтому многие (как говорите вы) из христиан различаются по вере. Это я сказал о вере, а о делах по вере скажу следующее:

Закон Христов не другой какой, а тот, который Бог дал Моисею на Синае[34], чтобы не убивать, не красть, не прелюбодействовать, не желать чужого и пр. Наш Господь сказал: не прїидо́хъ разори́ти зако́нъ… но и҆спо́лнити[35]. Для более же совершенной жизни и лучшего богоугождения Господь дал совет проводить более чистую, девственную жизнь и исполнять особые дела, которые ведут в жизнь вечную путем тесным и печальным. Однако к сей жизни Господь не принуждает, и по насилию этого не бывает. Бог создал человека между Небом и землею: разумом и смыслом человек отличается от бессловесных, гневом и похотию отличается от Ангелов. Затем Бог дал человеку свободную волю, чтобы он делал то, что захочет и к чему будет приближаться — с тем и будет иметь общение: или будет общником Ангелов, работая Богу, как учит человека его просвещенный верою разум, или будет иметь общение с несмысленными скотами, если без всякого воздержания будет [335]исполнять все плотские похоти. А так как Бог сотворил человека со свободною волею, то Он желает, чтобы мы спасались не насилием, а по своему желанию и говорит: а҆́ще кто̀ хо́щетъ по мнѣ̀ и҆тѝ, да ѿве́ржетсѧ себѐ и҆ во́зметъ кре́стъ сво́й и҆ по мнѣ̀ грѧде́тъ[36]; и: могі́й вмѣсти́ти, да вмѣсти́тъ[37]. Одни из верных христиан шествуют в сей жизни более удобным путем, живут по законам естества целомудренно в честном супружестве, другие же, более ревностные и желающие быть более совершенными, стараются жить подобно Ангелам, идут путем тесным. Поэтому христиане ведут различную жизнь.

Ваша же вера и закон, — продолжал Константин, — не имеют никакого неудобства; они подобны не морю, но малому ручью, который может перепрыгнуть всякий — и великий, и малый, без всякого затруднения. В вашей вере и вашем законе нет ничего божественного и богодухновенного, но только человеческие обычаи и плотские мудрования, которые можно без труда выполнить. Ведь законодатель ваш Магомет и не дал вам какой-либо трудновыполнимой заповеди: он даже не отвратил вас от гнева и беззаконной похоти, но разрешил все. Поэтому вы все однообразно выполняете ваш закон, как данный по вашим похотям. Спаситель же наш Христос поступил не так. Сам Он, Пречистый и источник всякой чистоты, желает, чтобы и рабы Его жили свято, отдаляясь от всякой похоти и чистые присоединялись бы только чистым, так как в Его царство не и҆́мать вни́ти всѧ́ко скве́рно[38].

Тогда сарацинские мудрецы спросили Константина:

— Зачем вы, христиане, Одного Бога разделяете на Три: называете Отцом, Сыном и Духом? Если Бог может иметь Сына, то дайте Ему и жену, чтобы было много богов!

— Не хулите Пребожественную Троицу, — отвечал христианский философ, — Которую мы научились исповедовать от древних пророков, которых признаете и вы — как держащиеся вместе с ними обрезания. Они же учат нас, что Отец, Сын и Дух — суть Три ипостаси, Существо же их — едино. Подобие сему можно видеть на небе. Так в Солнце, созданном Богом во образ Святой Троицы, находятся три вещи: круг, светлый луч [336]и теплота. Во Святой Троице, солнечный круг есть подобие Бога Отца. Как круг не имеет ни начала ни конца, так и Бог — безначален и бесконечен. Как от солнечного круга происходит светлый луч и солнечная теплота, так от Бога Отца рождается Сын и исходит Дух Святый. Таким образом солнечный луч, просвещающий всю вселенную, есть подобие Бога Сына, рожденного от Отца и являемого в сем мире, солнечная же теплота, исходящая из того же солнечного круга вместе с лучом, есть подобие Бога Духа Святаго, Который вместе с рождаемым Сыном предвечно исходит от Отца, хотя во времени посылается людям и Сыном[39], как напр. на Апостолов был послан в виде огненных языков. И как Солнце, состоящее из трех предметов: круга, светлого луча и теплоты, не разделяется на три Солнца, хотя каждый из сих предметов имеет свои особенности: одно есть круг, другое — луч, третье — теплота, однако не три Солнца, а одно, так и Пресвятая Троица, хотя имеет Три Лица: Отца, Сына и Святаго Духа, однако не разделяется Божеством на три бога, но есть Один Бог.

Помните ли вы, как говорит Писание о том, как Бог явился праотцу Аврааму у дуба Мамврийского, от которого вы храните обрезание? Бог явился Аврааму в Трех Лицах. «Воззрѣ́въ же ѻ҆чи́ма свои́ма (Авраам) ви́дѣ, и҆ сѐ трїѐ мꙋ́жи стоѧ́хꙋ над̾ ни́мъ и҆ ви́дѣвъ притечѐ въ срѣ́тенїе и҆̀мъ ѿ двере́й сѣ́ни своеѧ̀ и҆ поклони́сѧ до землѝ и҆ речѐ: гдⷭ҇и, а҆́ще ᲂу҆̀бо ѡ҆брѣто́хъ бл҃года́ть пред̾ тобо́ю, не минѝ раба̀ твоего̀»[40].

Обратите внимание: Авраам видит пред собою Трех Мужей, а беседует как бы с Одним, говоря: гдⷭ҇и, а҆́ще ᲂу҆̀бо ѡ҆брѣто́хъ бл҃года́ть пред̾ тобо́ю. Очевидно святый праотец исповедывал в Трех Лицах Одного Бога.

Мудрецы Сарацин, не зная, что сказать относительно учения о Пресвятой Троице, молчали, а затем спросили:

— Как вы, христиане, говорите, что Бог родился от жены? Может ли Бог родиться от женской утробы?

— Не от простой жены, — отвечал философ, — но от небрачной Пречистой Девы родился Бог Сын действием Святаго Духа, Который в Пречистой девической утробе несказанно осно[337]вал плоть Христу Богу и устроил сверхъестественное воплощение и рождение Слова Отца. Посему и заченшая Сына от Святаго Духа Дева, как пред рождением, так во время рождения и по рождении, пребывала Девой чистой, по изволению Бога, Которому повинуется всякое созданное существо, по словам церковной песни: и҆дѣ́же бо хо́щетъ бг҃ъ, побѣжда́етсѧ є҆стества̀ чи́нъ[41].

А что Христос родился от чистой Девы Духом Святым, свидетельствует также и ваш пророк Магомет, написав следующее: «Послан Дух Святый к чистой Деве, чтобы по Его изволению Она родила Сына».

— Мы не спорим, — сказали Сарацины, — что Христос родился от чистой Девицы, только не называем Его Богом.

— Если бы Христос был простой человек, а не вместе и Бог, то для чего должно было произойти зачатие Его от Святаго Духа? Простой человек родится от брачной женщины, а не от Неискусобрачной Девицы и зачинается по естеству от мужа, а не по особому наитию и действию Святаго Духа.

После сего Сарацины спросили:

— Если Христос есть ваш Бог, то почему же вы не делаете того, что Он велит вам? Ведь написано в Евангелии: молитесь за врагов, делайте добро ненавидящим и притесняющим вас и бьющим вас подставляйте щеку. Вы же поступаете не так: против противников ваших вы оттачиваете оружие.

На это философ отвечал так:

— Если в каком законе будут написаны две заповеди и даны людям для исполнения, то кто из людей будет истинный исполнитель закона: тот ли, кто исполнит одну заповедь, или тот, кто — две?

— Конечно, лучшим исполнителем будет тот, — отвечали Сарацины, — кто исполнит две заповеди.

— Христос Бог наш, — сказал на это философ, — повелел нам молиться за обидящих нас и благотворить им, но Он также сказал и это: бо́льши сеѧ̀ любвѐ никто́же и҆́мать, да кто̀ дꙋ́шꙋ свою̀ положи́тъ за дрꙋ́ги своѧ̑[42]. Мы переносим обиды, если они направлены только против кого-либо в отдель[338]ности, но мы заступаемся и даже полагаем души свои, если они направлены на общество, чтобы наши братья не попали в плен, где могли бы быть совращены к богопротивным и злым делам.

Снова Сарацины сказали:

— Христос ваш давал дань за Себя и за других (за Апостола Петра). Почему же вы не исполняете этого и не желаете платить дани? Если бы вы действительно заступались друг за друга, то непременно платили бы дань за ваших братьев такому великому и сильному народу Измаильтянскому.

— Если кто ходит по стопам своего учителя и желает всегда ходить, — отвечал Константин, — а кто-либо другой совращает его с этого пути, такой человек друг ему или враг?

— Без сомнения враг, — отвечали Сарацины.

— Когда Христос давал дань, — спросил тогда Константин, — какое было царство: Измаильтянское или Римское?

— Римское, — отвечали сарацины.

— Поэтому и мы, — отвечал философ, — следуя за Христом, платим дань царю, живущему в новом Риме (Константинополе) и владеющему древним Римом. Вы же, когда ищете с нас дани, совращаете с пути Христова и бываете нашими врагами.

Поле этого предложили Константину много других вопросов из тех наук, которые знали. На все вопросы Константин отвечал так, что Сарацины не могли ничего сказать. Тогда они спросили его:

— Почему ты все это знаешь?

Тогда Константин привел следующее сравнение:

— Один человек, — сказал он, — почерпнул воду в море и потом носил ее в мешке. Отойдя далеко от моря, он, указывая на мешок с водой, говорил всем: видите ли воду, которую никто кроме меня не имеет? К нему подошел один приморский житель и сказал: не стыдно ли тебе хвалиться каким-то мешком с водой, чего мы имеем целое море. Так и вы поступаете, когда задаете вопросы из тех наук, которым научились от нас (Греков).

Затем, как нечто дивное, Сарацины показали Константину виноградник, некогда с усердием насажденный и хорошо разрос[339]шийся[43]. Константин объяснил, как это делается. Тогда сарацины показали ему все свое богатство: дворцы, украшенные золотом, серебром и драгоценными каменьями и сказали:

— Видишь ли, философ, какую силу и какое богатство имеет Омар, владыка Сарацин?

— Нет в этом ничего дивного, — отвечал философ. — За все это до́лжно прославлять Бога, давшего эти богатства для наслаждения людям. Все это принадлежит Богу и никому другому.

В конце концов Сарацины показали себя такими, какими они есть. Они дали в питье блаженному Константину яд. Но Господь, обещавший всем, кто трудится во Имя Его, а҆́ще и҆ что̀ сме́ртно и҆спїю́тъ, не вреди́тъ и҆̀хъ[44], сохранил Своего раба целым и невредимым. Сарацины, видя сие чудо, отправили Константина вместе с другими посланными в свою сторону с честию и дарами от своего князя.

В Константинополе царь и Патриарх встретили блаженного Константина с похвалою за тот богоугодный труд, который он выполнил. Но недолго был Константин в Царьграде. Скоро он ушел в одно тихое и глухое место, где стал заботиться только о своем спасении. Никакого пропитания он с собой не взял, а возложил в этом случае надежду на Промысл Божий, который чрез христолюбивых людей доставлял ему пищу. Из принесенной пищи Константин ничего не оставлял на другой день, но, после обычной еды, все остальное раздавал нищим, уповая на Бога, Который отверзает Свою щедрую руку и питает Своею благостию все живущее.

Однажды у Константина под большой праздник не было никакой пищи, о чем стал сильно сокрушаться слуга его. Блаженный Константин сказал ему:

— Тот, Кто некогда питал Израильтян в пустыне много лет, неужели не напитает и нас в этот великий день? Ты непременно сходи и призови к нам на обед хотя пять нищих, и мы будем ждать милости Божией, потому что Он нас не оставит.

Действительно, так и случилось. В обеденное время при[340]шел один человек и принес много всякой пищи и десять золотых монет. Блаженный взял это и воздал хвалу Богу, своему Питателю.

Отсюда Константин отправился на Олимп, к старшему брату Мефодию, с которым и стал жить вместе, исполняя в постничестве иноческие подвиги, проводя время в молитве или за книжным чтением[45].

В это время к греческому царю Михаилу пришли послы от Козар[46] с такими словами:

[341]— Мы прежде всего знаем Одного Бога, Который владычествует над всем, и Ему молимся, кланяясь на восток, но при этом содержим и некоторые непотребные обычаи. Евреи стараются, чтобы мы приняли их веру и дела, и уже многие из нас стали евреями по вере. Сарацины же, вступая с нами в союз и предлагая нам дары, принуждают нас принять магометанскую веру и говорят, что вера сарацин лучше веры всех прочих народов. Поэтому и от вас, с которыми держим старую любовь и дружбу, желаем получить полезный совет и просим вас, чтобы вы прислали к нам какого-либо ученого мужа и, если он изобличит Евреев и Сарацин, мы примем вашу веру.

Тогда царь Михаил по совету Святейшего Патриарха Игнатия[47], бывшего после святаго Мефодия[48], решил отправить к Козарам блаженного Константина, которого призвали с Олимпийской горы. Передав просьбу Козар, царь сказал Константину:

— Иди, философ, к этим людям и с помощью Святой Троицы благовести им учение о Пресвятой Троице. Лучше тебя никто не может выполнить сего поручения.

— Если велишь, владыко, — отвечал Константин, — я с радостью пойду туда пешком, босой и без всего, чего не велел брать Господь Своим ученикам, посылая их на проповедь.

— Если бы ты делал это от себя лично, — отвечал царь, — то я ничего не имел бы против сего, но так как ты отправляешься от нас, то иди с честию и царской помощью.

После этого Константин уговорил брата своего блаженного Мефодия, знавшего славянский язык, идти с ним на апостольское служение — просветить неверных светом Христовой веры. Мефодий согласился, и они отправились вместе. Лежал им путь через степи, а в степях в это время жили Угры, нынешние Венгерцы, или Мадьяры. Эти Угры были до того страшны, что даже мало походили на людей: одежду носили мехом вверх, хлеба не сеяли и жили разбоем. Когда святые братья остано[342]вились здесь для молитвы, на них напали Угры, которые выли как волки, желая растерзать их. Константин не испугался, не оставил своей молитвы и, взывая ко Господу, часто повторял: «Господи помилуй!»

По окончании молитвы Угры, увидав Константина, по божественному смотрению, стали кроткими и начали кланяться ему. Константин сказал им несколько поучительных слов, после чего Угры отпустили их в дорогу.

Прежде всего святые братья отправились в сопредельный Козарам греческий город Херсон, что стоял на морском берегу недалеко от (нынешнего) Севастополя. Здесь они провели не малое время, изучая козарский[49] и греческий языки. Константин здесь же перевел восемь частей еврейской грамматики. Они изучали ее для того, чтобы успешнее просвещать Хозар и состязаться с Евреями, которых было много между Хозарами[50].

Здесь же проживал один Самарянин, который ходил к Константину и беседовал с ним о вере. Однажды он принес самарянские книги и показал их Константину. Константин выпросил их у Самарянина и, затворившись в своей комнате, стал усердно молить Бога, чтобы Он помог ему изучить их. С помощию Божией Константин скоро и хорошо изучил эти книги. Узнав об этом, Самарянин воскликнул:

— Воистину, кто верует во Христа, скоро приемлет благодать Святаго Духа.

Сын Самарянина тотчас же крестился; после него принял Христову веру и Самарянин.

В Херсоне Константину удалось найти «Евангелие и Псалтирь Русьскими письмены писана», а также человека, говорившего этим языком. Константин, беседуя с ним, научился этой речи и на основании бесед разделил письмена на гласные и согласные буквы и с помощию Божией вскоре начал читать и объяснять найденные книги. Многие, видя таковую мудрость, дивились и славили Бога.

Здесь же святые братья узнали, что мощи святаго священномученика Климента, папы Римского[51], находятся в море. Они [343]стали убеждать Херсонского епископа открыть святые мощи. О сих мощах повествуется следующее:

Когда святый Климент был заточен из Рима в Херсон и многих обратил там в христианскую веру, тогда игемон Авфидиан, по повелению царя Траяна[52], приказал потопить его в море, навязав на его шею корабельный якорь, чтобы христиане не могли отыскать тела его. Верные ученики святаго стояли на берегу и с рыданием смотрели на потопление их учителя. Затем два вернейших ученика, Корнилий и Фив, сказали христианам:

— Помолимся все единодушно, чтобы Господь открыл нам тело святаго мученика.

По молитве христиан море отступило назад на три поприща[53]. Народ, как древле израильтяне в Чермном море, пошел по сухому дну, и нашли мраморную гробницу, сделанную наподобие церкви, и там увидели лежащим святое тело и якорь, с которым был потоплен святый. Христиане намеревались взять оттуда святое тело, но вышеупомянутые ученики сподобились получить откровение, чтобы святые мощи были оставлены неприкосновенными, и что каждый год в воспоминание святаго море будет отступать назад на семь дней, давая путь желающим поклониться святым мощам. Так продолжалось 700 лет от царствования Траяна до царствования греческого царя Никифора[54]. По грехам же людей море перестало отступать назад в царствование Никифора, что доставило великую скорбь христианам.

Святые Константин и Мефодий прибыли в Херсон, когда прошло уже более 50 лет со времени окончательного скрытия святых мощей. Георгий, блаженный епископ Херсона, которого святые братья убедили открыть святые мощи, прежде всего отправился в Константинополь к царю и Патриарху взять у них позволение на сие открытие. Вместе с епископом из Константинополя на открытие святых мощей прибыл весь клир церкви святой Софии. Затем все вместе, а также и святые Константин и Мефодий, в сопровождении народа отправились на берег моря, надеясь получить желаемое. Но море не отступало. Тогда, по [344]захождении солнца, сели на корабль и отплыли в море. Вдруг ночью, в самую полночь, воссиял свет от моря и явилась честная глава, а затем и все тело святаго Климента стало видно. Святые мощи положили в корабль и с великою честью отвезли в город, и положили в Апостольской церкви[55]. Святые Константин и Мефодий взяли часть святых мощей и возили их всюду, куда сами ходили, пока не отвезли эту часть в Рим.

Из Херсона Константин и Мефодий отправились к Козарам, где были с честию приняты каганом Козарским, которому отдали грамоту от греческого царя. Блаженному Константину пришлось вести продолжительные беседы с Козарами, Евреями и Сарацинами. В этих беседах Мефодий почти не принимал никакого участия, так как был меньше обучен, чем Константин: он, как бывший воевода, лучше знал, как обходиться с народом, чем как вести ученые беседы. Поэтому Константину, который с малых лет был искусен в науках, хорошо знал Священное Писание и был хорошим проповедником, готовым дать ответ на всякий вопрос, пришлось одному вести беседы о вере; Мефодий же помогал Константину своею богоугодною молитвою.

Козары прислали к Константину одного лукавого и хитрого мужа, который сказал ему:

— Вы, Греки, имеете дурной обычай поставлять вместо одного царя — другого, из простого, нецарского рода. Так, после Никифора поставили царем боярина Михаила Куропалата и, оставивши его, возвели на престол Льва Армянина из простого рода, по умерщвлении которого поставили Михаила Травла, родом из Амории. У нас же не так: все наши каганы из каганского рода, и никто у нас не может царствовать, если не будет из этого рода.

На это Константин отвечал краткими словами:

— Разве нехорошо поступил Бог, когда отверг неугодного Ему царя Саула и из числа пастырей стад избрал по Своему сердцу мужа Давида?

[345]Козарин ничего не мог возразить на это и предложил другой вопрос:

— Вы произносите нравоучения из книг, которые держите руках, мы же не так, но произносим всю мудрость от себя, не гордясь своими писаниями, как делаете вы. Вся мудрость будто находится внутри нас.

— Если встретить нагого человека, — отвечал Константин, — который будет уверять, что имеет много одежды и золота и имений, поверишь ли ему, видя его нагим и не имеющим ничего в руках?

— Нет, — сказал Козарин. — Если бы что-либо имел, то не ходил бы нагим.

— Если ты, как хвалишься, поглотил всякую мудрость, — сказал Константин козарину, — то скажи мне: сколько родов было от Адама до Моисея и где какой род жил на земле?

Козарин не мог ничего сказать. Константин продолжал:

— Поэтому я не верю тебе, что ты изучил всякую премудрость и не нуждаешься в книгах.

Святые братья были позваны на обед к кагану. Перед тем, как садиться за стол, каган спросил их:

— Скажите мне, какого вы рода, чтобы нам знать, на каком месте вас посадить.

— Дед наш, — отвечал Константин, — был великого и славного рода и находился вблизи Царя. Но он не умел удержать данной ему великой славы, был изгнан от Царя и удалился в чужую сторону, где и родил нас. Мы теперь и ищем древнюю славу нашего деда и не желаем иметь никакой другой. Дед же наш был Адам.

— Прилично и правильно говоришь ты, гость, — сказал каган, после чего стал иметь особое уважение к Константину.

Когда сели за стол, каган взял чашу и сказал:

— Пью в честь Единого Бога, сотворившего всю тварь.

Константин же взял чашу со словами:

— Пью во славу Единого Бога и Слова Его, Которым утверждены Небеса, и Животворящего Духа, Которым поддерживается бытие созданной твари.

— Вот мы, — сказал каган Константину, — содержим одинаковое учение о Боге, Творце всей твари, только различаемся [346]тем, что вы славите Троицу, а мы славим Единого Бога, как учат об этом еврейские книги.

— Если вы, — отвечал Константин, — из еврейских книг узнали, что Бог един, то из тех же книг познайте и Святую Троицу. Еврейские книги в своих пророчествах проповедуют кроме Отца, Слово и Духа. Так, Царь и Пророк Давид говорит: сло́вомъ гдⷭ҇нимъ небеса̀ ᲂу҆тверди́шасѧ, и҆ дх҃омъ ᲂу҆́стъ є҆гѡ̀ всѧ̀ си́ла и҆̀хъ[56]. Вот в этом месте вполне ясно указаны единство и троичность: Господь, Его Слово и Дух. Господь есть Бог Отец, Слово — Бог Сын, Дух уст Господних — Бог Дух Святый. Однако не три Господа, но Един Господь с Своим Словом и Духом, а также не три бога в божестве, но Один почитаемый Бог. Обрати внимание и на то: который из двух был бы лучшим почитателем твоего царского лица: тот ли, кто оказывал бы только тебе честь, а презирал бы твое слово и дух твоих уст, или тот, кто одинаково почитал бы и тебя, и твое слово, и дух твоих уст?

— Без сомнения последний, — отвечал каган.

— Поэтому мы, — продолжал философ — равно почитая Святую Троицу — Отца, Сына и Святаго Духа, лучшие и истиннейшие богопочитатели, чем вы. Таковому Богопочитанию мы научились из пророческих книг. Кроме вышеуказанного места приведу и другие. Так, святый Пророк Исаия говорит о Боге Сыне в следующих словах: послꙋ́шай менѐ, і҆а́кѡве и҆ і҆сра́илю, є҆го́же а҆́зъ призыва́ю: а҆́зъ є҆́смь пе́рвый, и҆ а҆́зъ є҆́смь въ вѣ́къ… И҆ ны́нѣ гдⷭ҇ь, гдⷭ҇ь посла́ мѧ и҆ дх҃ъ є҆го̀[57]. Это место Священного Писания древние отцы наши[58] так объясняли:

«Кто посылаемый, если не Сын? От Кого посылается, если не от Отца и Святаго Отческого Духа?»

На этом обеде было много Иудеев. Некоторые из них сказали блаженному Константину:

— Скажи нам, христианский философ: как может женский пол вместить во чреве Бога, на Которого не могут взирать даже Ангелы?

Философ, показывая перстом кагану на первого советника, сказал:

[347]— Если бы кто сказал, что этот первый советник не может принять в свой дом кагана и угостить его, когда это может сделать последний раб, то как бы мы назвали его: безумным или разумным?

— Даже и очень безумным, — отвечали иудеи.

Тогда философ предложил такой вопрос:

— Какое из всех видимых в поднебесной творений самое честнейшее?

— Человек есть самое честнейшее творение, — отвечали Иудеи, — потому что имеет разумную душу, созданную по образу Божию.

— Поэтому неразумны те, — отвечал философ, — которые признают невозможным, чтобы в человеческой утробе вместился Бог, тогда как знают, что Он вмещался в терновый куст (купину) при Моисее. Разве купина — бездушное и бесчувственное творение — честнее чувственной и разумной твари, имеющей богоподобную душу? Кроме купины, Бог вмещался в облако, дым и огонь, когда являлся Иову[59], Моисею и Илии[60]. Особенно же чудесно то, что Бог вместился в честнейшую одушевленную тварь, желая явиться на земле и жить с людьми, чтобы избавить их от смертной язвы, нанесенной человеческому роду грехом Адама. От кого, как не от Самого Творца, скажите мне, должно было ждать врачевства и обновления честнейшему созданию, то есть роду человеческому? Не Давид ли предсказал: посла̀ сло́во своѐ и҆ и҆сцѣлѝ ѧ҆̀[61]? Поэтому Слово Отчее, Бог Сын, пришел и исцелил естество человеческое. Как Слово Отчее мог исцелить человека, если бы не соединился с человеком чрез вочеловечение и не приложился к человеку подобно целительному пластырю? Разве врач, желая уврачевать израненного человека, прикладывает пластырь к дереву или камню, а не к больному? Поэтому и Бог Слово Свое Единородное приложил, подобно пластырю, не к дереву, хотя раньше Оно являлось и между деревьями в купине, не к камню, хотя было видимо в каменных горах Синая и Хорива Моисеем и Илией, но к чело[348]веку, объятому греховною болезнию. Соединение стало неразрывно, ибо Господь благоволил вселиться в чистую, девическую, а не просто женскую, утробу, как пророчествовал о сем Исаия: сѐ дѣ́ва во чре́вѣ за́чнетъ и҆ роди́тъ сн҃а, и҆ нарече́ши и҆́мѧ є҆мꙋ̀ є҆мманꙋ́илъ, что значит: съ на́ми бг҃ъ[62]. Здесь Пророк ясно говорит, что Бог Сын родится на земле от чистой и небрачной Девицы. А что возможно было вселиться Богу в девическую утробу ради нашего спасения, вспомните, что написано в ваших книгах. Ваш раввин Ахилла говорит: «В громе каменне и в гласе трубном не являйся нам к тому, Господи, не являйся нам к тому, Господи щедрый, но вселися в нашу утробу, грехи наши отымь».

Если же Моисей молил Бога, чтобы вселился в наши утробы, то почему же вы порицаете нас, исповедующих, что Бог вселился в женскую утробу, и не просто женскую, но в девическую, чистую, непорочную и неискусобрачную? Он вселяется и в наши утробы, когда мы, христиане, причащаемся в Таинственной Жертве. Как видите, древняя молитва Моисея, записанная в ваших книгах по свидетельству раввина Ахиллы, исполнилась: Бог вселился в наши утробы, взяв грехи наши.

После обеда все разошлись и назначили день, в который снова будут беседовать о вере. В назначенный день все собрались и, по приглашению кагана, сели на отведенные места. Константин сделал такое предисловие к беседе:

— Вот, я один между вами чужеземец, а все мы ведем беседу о Боге, в руках Которого всё, и наши сердца. Когда мы будем беседовать, пусть тот из вас, кто силен в словах, если будет понимать, подтвердит наши слова, а если не будет, пусть снова спросит и мы постараемся разъяснить.

Беседу начали Иудеи таким вопросом:

— Скажи нам: Бог прежде дал какой Закон — Моисеев, или тот, какой содержите вы, христиане?

— Не потому ли, — отвечал блаженный Константин, — вы спросили меня, какой первый Закон, чтобы потом сказать, что первый есть самый лучший?

— Да, — отвечали Иудеи. — А поэтому следует повиноваться первому Закону — как начальнейшему и самому лучшему.

[349]— Если желаете исполнять только первый Закон, то откажитесь от обрезания, — сказал Иудеям Константин.

— Почему ты это говоришь? — спросили Иудеи.

— Скажите мне поистине, — сказал Константин Иудеям, — первый Закон был дан в обрезании или в необрезании?

— Думаем, — отвечали Иудеи, — что во обрезании.

— Не Ною ли, — сказал Константин, — Бог дал первый Закон? А это было до обрезания и после Заповеди, данной в раю Адаму по его грехопадении. Бог завещал Ною, чтобы не была проливаема кровь человека: пролива́ѧй же кро́вь человѣ́чꙋ, въ є҆ѧ̀ мѣ́сто є҆гѡ̀ пролїе́тсѧ[63]. Затем, говоря о едении зелий травных, зверей, скотов, птиц и рыб, Бог сказал Ною: сѐ а҆́зъ поставлѧ́ю завѣ́тъ мо́й ва́мъ и҆ сѣ́мени ва́шемꙋ по ва́съ[64].

— Но завет не Закон, — сказали Иудеи. — Бог не сказал Ною: Закон Мой. Но завет Мой. Мы же говорим о Законе.

— Вы соблюдаете обрезание как закон, или нет? — спросил Константин.

— Содержим как закон, — ответили Иудеи.

— Обрезание же, — продолжал Константин, — Бог также не назвал Законом, а только заветом, когда говорил Аврааму: ты̀ завѣ́тъ мо́й соблюде́ши, ты̀ и҆ сѣ́мѧ твоѐ по тебѣ̀ въ ро́ды и҆́хъ… ѡ҆брѣ́жетсѧ ѿ ва́съ всѧ́къ мꙋ́жескъ по́лъ… и҆ бꙋ́детъ въ зна́менїе завѣ́та междꙋ̀ мно́ю и҆ ва́ми… и҆ бꙋ́детъ завѣ́тъ мо́й на пло́ти ва́шей, въ завѣ́тъ вѣ́ченъ[65]. Вот, смотрите, — сказал Константин, — Бог ни разу не назвал обрезание Законом, но заветом. Откажетесь ли вы поэтому от обрезания как от незаконного? Если же соблюдаете завет обрезании как Закон, то и завет, данный Ною, должны соблюдать как Закон и называть его Законом первым, который Бог дал роду человеческому, изгнанному из рая и сохраненному от вод потопа.

— Нет, — отвечали Иудеи. — Только Закон, данный Моисею, есть Закон, и его мы исполняем.

— Если завет, данный Ною, — сказал Константин, — не Закон, а только завет, потому что Бог не назвал его Законом, но заветом, то и Закон, данный Моисею, не Закон, потому что [350]Бог в 11 главе книги Пророка Иеремии[66] не называет его Законом, но заветом: слы́шите словеса̀ завѣ́та сегѡ̀… сїѧ̑ глаго́летъ гдⷭ҇ь бг҃ъ і҆сра́илевъ: про́клятъ мꙋ́жъ, и҆́же не послꙋ́шаетъ слове́съ завѣ́та сегѡ̀, є҆го́же заповѣ́дахъ ѻ҆тцє́мъ ва́шымъ въ де́нь, в̾о́ньже и҆зведо́хъ и҆̀хъ ѿ землѝ є҆ги́петскїѧ[67]. Если этот завет есть для вас Закон, то и завет, данный Ною, тоже Закон. А так как этот Закон дан до обрезания, то его вы должны и соблюдать как первый и не слушать других Законов, бывших после него, то есть Авраамова и Моисеева. Ведь вы сами сказали, что первый Закон есть самый лучший и ему нужно повиноваться.

Иудеи уклонились тогда от этого вопроса, стали говорить о другом и сказали:

— Кто держался Закона Моисеева, тот угодил Богу. Поэтому и мы, соблюдая его, надеемся также быть угодными Богу. Вы же держитесь нового Закона, который сами изобрели для себя, а Ветхий Закон презираете.

— Приняв новый Закон, — отвечал философ, — мы поступали хорошо. Ибо и Авраам, если бы не принял обрезания, но только исполнял завет Ноев, не назвался бы другом Божиим. Также и Моисей после Авраама, не довольствуясь прежде данными Законами Ною и Аврааму, написал новый Закон. По примеру их поступаем и мы. Однако, как они, следуя друг за другом, не уничтожали прежних Законов, Авраам не отверг Ноева, а Моисей обоих, но, восполняя недостающее, изложили в более пространных Законах более совершенную волю Божию, чтобы заповедь Господня была тверда, так и мы не отрицаем Ветхого Завета, написанного на Моисеевых Скрижалях, но содержим все то, чтобы знать Единого Бога, Творца всей твари, а также: не убивать, не красть и прочие заповеди. Мы удаляемся только всего того, что не написано на Моисеевых Скрижалях, например: обрезания, приношения в жертву бессловесных и других подобных. Они были только тенью и подобием имевшего придти нового Закона, а потому с пришествием его их нужно было оставить. Какая надобность хранить тень, когда имеем в руках самую вещь?

— Если бы то, что ты говоришь о Ветхом Завете, — возразили Иудеи, — установления и заветы, кроме Скрижалей Моисее[351]вых, были только тенью и подобием вашего, нового завета, то древние законодатели знали бы это и сказали бы о вашем, новом Законе, имеющим быть в будущее время. Ведь тень и подобие должны обрисовывать ту вещь, которую ждут видеть глазами. Вашего же Закона законодатели не ожидали, а потому все ветхозаветные установления и заветы, как и Моисеевы Скрижали, не тень и подобие, но самая истина (вещь), которую и вам, как и написанное на Моисеевых Скрижалях, нужно хранить как истину.

Против сего философ ответил так:

— Если бы древние законодатели, бывшие в Ветхом Завете, не знали того, что по их Законе настанет новый Закон, то я бы спросил вас: когда вначале Бог давал Ною завет, о котором мы говорили ранее, возвестил ли ему тогда, что даст другой Закон после него угоднику Своему Аврааму? Конечно нет, а утвердил первый завет существующим в вечные роды. Возвестил ли также Аврааму, когда давал ему завет, что впоследствии даст другой Закон Моисею? О нашем же, новом завете, обстоятельно возвестил чрез Своих святых пророков. Так послушайте говорящего Иеремию: сѐ дні́е грядꙋ́тъ, глаго́летъ гдⷭ҇ь, и҆ завѣща́ю до́мꙋ і҆сра́илевꙋ, и҆ до́мꙋ і҆ꙋ́динꙋ завѣ́тъ но́въ. не по завѣ́тꙋ, є҆го́же завѣща́хъ ѻ҆тцє́мъ и҆́хъ, въ де́нь, в̾о́ньже є҆́мшꙋ мѝ за рꙋ́кꙋ и҆̀хъ, и҆звестѝ ѧ҆̀ ѿ землѝ є҆ги́петскїѧ, ꙗ҆́кѡ ті́и не пребы́ша в̾ завѣ́тѣ мое́мъ, и҆ а҆́зъ небрего́хъ и҆̀хъ, глаго́летъ гдⷭ҇ь[68]. Вот, видите известное пророчество о нашем, Новом Завете. Также и пророк Исаия предсказал о Новом Завете, от лица Господня говоря: не помина́йте пе́рвыхъ, и҆ ве́тхихъ не помышлѧ́йте. сѐ а҆̀зъ творю̀ нѡ́ваѧ, ꙗ҆̀же ны́нѣ возсїѧ́ютъ, и҆ ᲂу҆вѣ́сте ѧ҆̀[69]. Итак, древние законодатели знали о новоблагодатном Законе, ждали его и пророчествовали о нем. Поэтому ваши ветхозаветные установления и заветы есть тень и подобие ожидаемого нашего Закона, а не самая истина, а посему их необходимо откинуть как ненужные.

— Всякий Еврей признает за истину, что будет Новый Закон, — сказали Иудеи, — но еще не пришло время явиться Помазанному.

— Чего вы еще ждете, — отвечал Константин. — Разве власть царства и княжения вашего, которая по пророчеству праотца [352]Иакова должна существовать только до пришествия Христа-Мессии, не прекратилась, разве Иерусалим не разрушен, разве жертвы не отвержены, разве слава Господня не переселилась от вас на язычников, как ясно предрек об этом Пророк Малахия[70], говоря: нѣ́сть во́лѧ моѧ̀ въ ва́съ, глаго́летъ гдⷭ҇ь вседержи́тель, и҆ жє́ртвы не прїимꙋ̀ ѿ рꙋ́къ ва́шихъ. занѐ ѿ востѡ́къ со́лнца и҆ до за́падъ и҆́мѧ моѐ просла́висѧ во ꙗ҆зы́цѣхъ, и҆ на всѧ́комъ мѣ́стѣ ѳѷмїа́мъ прино́ситсѧ и҆́мени моемꙋ̀, и҆ же́ртва чи́ста: занѐ ве́лїе и҆́мѧ моѐ во ꙗ҆зы́цѣхъ, глаго́лет гдⷭ҇ь вседержи́тель[71].

— Мы понимаем это место так, — ответили Иудеи, — что язычники будут благословенными чрез нас, как благословленны мы — семя Авраама, будут обрезаны в городе Иерусалиме.

— Через Кого благословляется семя Авраамово, — отвечал Константин, — через Того и мы, именно через Мессию, произошедшего от Авраама, Исаака, Иакова, Иессея и Давида. Ведь Бог сказал Аврааму: благословѧ́тсѧ ѡ҆ тебѣ̀ всѧ̑ племена̀ земна̑ѧ[72], и Исааку: благословѧ́тсѧ ѡ҆ сѣ́мени твое́мъ всѝ ꙗ҆зы́цы земні́и[73] и то же Иакову[74]; Давид же говорит: благословѧ́тсѧ въ не́мъ всѧ̑ кѡлѣ́на земна̑ѧ, всѝ ꙗ҆зы́цы ᲂу҆блажа́тъ є҆го̀[75]. А что Мессия должен был придти как ради племени Авраама, так и для спасения язычников, об этом некогда Иаков, благословляя Иуду, сказал так: не ѡ҆скꙋдѣ́етъ кнѧ́зь ѿ і҆ꙋ́ды, и҆ во́ждь ѿ чре́слъ є҆гѡ̀, до́ндеже прїи́дꙋтъ ѿложє́ннаѧ є҆мꙋ̀, и҆ то́й ча́ѧнїе ꙗ҆зы́кѡвъ[76]. И пророк Захария, возвещая дочери Сиона — Иерусалиму, пришествие кроткого Царя, сидящего на ослице и осленке, говорит: и҆ потреби́тъ колесни̑цы ѿ є҆фре́ма, и҆ ко́ни ѿ і҆ерⷭ҇ли́ма, и҆ потреби́тъ лꙋ́къ бра́нный, и҆ мно́жество, и҆ ми́ръ ѿ ꙗ҆зы́кѡвъ[77]. Вот видите, что не только ради вас, Иудеев, но и ради язычников должен был прийти Мессия. Думается мне, что Он пришел более ради язычников, чем ради вас, ибо вы Его не приняли, язычники же приняли Его, вы Его убили, язычники же уверовали в Него, вы Его отвергли, язычники же возлюбили Его; поэтому и [353]Он отверг вас, язычников же призвал и в них прославляется. А что действительно ожидаемый Мессия уже пришел, вы можете убедиться в том чрез святаго Пророка Даниила[78]. Этому Пророку в Вавилоне, в первый год царствования Дария, явился Ангел Господень Гавриил и от сего времени до пришествия в мир Мессии назначил 7 седмин. Каждая седмина содержит 70 лет, а все — 490 лет. Так считает и ваш Талмуд. Как давно уже прошли эти годы? Если рассмотрите, то узнаете, что прошло уже более 800 лет, как исполнились седмины, сказанные Даниилу[79].

— Спрошу вас еще и о том, — сказал Константин: — какое вы думаете было царство железное, о котором говорил Даниил Навуходоносору, когда объяснял ему сон о великом истукане?

— Железное царство означало Римское, — ответили Иудеи.

— А кого, — спросил философ, — означает камень, отторгнувшийся от горы без рук человеческих и сокрушивший этого истукана?

— Камень означает Мессию, — ответили Иудеи и при этом добавили: — если по сказаниям пророков и другим событиям, как ты говоришь, Мессия уже пришел, то почему же Римское царство имеет власть и до сих пор?

— Нет, — отвечал философ, — уже не держит власть, но прошло мимо, как и прочие царства. Наше царство не Римское, но Христово, как и сказал Пророк: возста́витъ бг҃ъ небе́сный ца́рство, є҆́же во вѣ́ки не разсы́плетсѧ, и҆ ца́рство є҆гѡ̀ лю́дем и҆нѣ̑мъ не ѡ҆ста́нетсѧ, и҆стни́тъ и҆ развѣ́етъ всѧ̑ ца̑рства, то́е же ста́нетъ во вѣ́ки[80]. Не христианское ли это царство, называемое так по Имени Христа? Римляне служили идолам, а эти — христиане, частию состоящие из сего народа, частию из других племен и народов, — царствуют во Имя Христово, как описывает это Пророк Исаия, говоря: ѡ҆ста́вите бо и҆́мѧ ва́ше въ насыще́нїе и҆збра̑ннымъ мои̑мъ, ва́съ же и҆збїе́тъ гдⷭ҇ь, рабо́тающымъ же мнѣ̀ нарече́тсѧ и҆́мѧ но́вое: є҆́же бл҃гослови́тсѧ на землѝ, бл҃гословѧ́тъ бо бг҃а и҆́стиннаго: и҆ кленꙋ́щїисѧ на землѝ, клѧ́тисѧ бꙋ́дꙋтъ бг҃омъ и҆́стиннымъ[81]. Разве не исполнились все пророчества, сказанные о Христе? Исаия пред[354]сказывал рождение Его от Девы, говоря так: сѐ дв҃а во чре́вѣ зачне́тъ и҆ роди́тъ сн҃а, и҆ нарече́ши и҆́мѧ є҆мꙋ̀ є҆мманꙋ́илъ[82]. И святый Пророк Михей[83] о рождении в Вифлееме говорит так: «и҆ ты̀, виѳлее́ме, до́ме є҆фра́ѳовъ, є҆да̀ ма́лъ є҆сѝ є҆́же бы́ти въ ты́сѧщахъ і҆ꙋ́диныхъ; и҆з̾ тебѐ бо мнѣ̀ и҆зы́детъ старѣ́йшина, є҆́же бы́ти въ кнѧ́зѧ во і҆сра́или, и҆схо́ди же є҆гѡ̀ и҆з̾нача́ла ѿ дне́й вѣ́ка. сегѡ̀ ра́ди да́стъ ѧ҆̀, до вре́мене ражда́ющїѧ породи́тъ»[84].

— Мы, — сказали Иудеи, — благословенные потомки Сима, который получил благословение от своего отца, Ноя. Вы же не получили благословения.

— Благословение Ноем Сима к вам не имеет никакого отношения, — сказал Константин, — а есть только прославление Бога, ибо Ной сказал: бл҃гослове́нъ гдⷭ҇ь бг҃ъ си́мовъ[85]. Здесь Господь Бог благословляется устами Ноя ради добродетельного Сима и ничего более. Иафету же, от которого произошли мы, Ной сказал: да распространи́тъ бг҃ъ і҆а́фета, и҆ да всели́тсѧ въ селе́нїихъ си́мовыхъ[86]. Сами вы можете видеть, как благодатию Божиею распространяется христианство и как вы более и более теряете значение. Даже там, где некогда вы обитали, там теперь благословляется и прославляется христианами Имя Господа нашего Иисуса Христа.

— Вот вы, — сказали иудеи, — уповая на человека, думаете быть благословенными, тогда как книги таковых проклинают.

На это философ предложил Иудеям такой вопрос:

— Проклят Давид или благословен?

— Весьма благословен, — отвечали Иудеи.

— Значит, — сказал Константин, — благословенны и мы, потому что уповаем на Того, на Кого уповал и он, когда говорил во Псалме: человѣ́къ ми́ра моегѡ̀, на него́ же ᲂу҆пова́хъ[87]. Человек Этот есть — Христос Бог. Кто же уповает на простого человека, того и мы считаем проклятым.

После этого Иудеи предложили другой вопрос:

— Почему вы, христиане, отвергаете обрезание, когда Христос его не отверг, но выполнил по Закону?

[355]Философ отвечал:

— Кто первый сказал Аврааму: будет в знамение между Мной и тобой, Тот, пришедши, выполнил его (обрезание), почему оно и соблюдалось от того (Авраама) до Сего (Христа)[88]. Взамен обрезания Христос установил Крещение.

Тогда Иудеи сказали:

— Почему же некоторые угодили Богу, не принявши того знамения (Крещения), но Авраамово (обрезание)?

— Никто из тех, — отвечал философ, — не имел двух жен, кроме Авраама. А поэтому Бог и дал ему обрезание, чтобы положить предел не преступать далее, но жить по первому примеру жизни Адама (иметь одну жену). И Иакову дал подобное указание, когда повредил ему ногу, потому что имел две жены. Когда Иаков понял вину, почему это ему сделано, получил тогда название Израиль, то есть видящий умом Бога. Авраам же этого не разумел.

— Как вы, — задали новый вопрос Иудеи, — кланяясь идолам, думаете, что угождаете Богу?

— Прежде всего, — отвечал философ, — научитесь различать имена, что такое — икона и что — идол, и тогда увидите, что неправильно упрекаете христиан. Много указаний находится в ваших книгах об изображениях. Я спрошу вас о некоторых:

— Что — Моисей устроил скинию по образу, который видал на горе, или по образу, который предносился его художеству, он соорудил скинию из деревьев, кожи, шерсти и достойных Херувимов? Но так как верно первое, то назовем ли вас, что вы творите честь и кланяетесь деревьям, коже и шерсти, а не Богу, давшему Моисею в свое время такой образ (изображение) скинии? То же скажу и о храме Соломоновом, в котором было много изображений херувимских, ангельских и других. Так и мы, христиане, почитая обряды угодивших Богу, воздаем честь Богу.

— Зачем вы едите свинину и заячину, — сказали Иудеи, — когда это противно Богу?

[356]— Первый завет (Ноев), — сказал философ, — постановил: всѧ́кое дви́жꙋщеесѧ, є҆́же є҆́сть жи́во, ва́мъ бꙋ́детъ въ снѣ́дь, ꙗ҆́кѡ зе́лїе тра́вное да́хъ ва́мъ всѐ[89], потому что чистым все чисто, а у скверных — нечиста совесть. Также и Бог о всем сотворенном говорит: сѐ добра̑ ѕѣлѡ̀[90]. По вашему же объядению и для вашего назидания Бог отнял у вас самое незначительное. А как вредно для вас объядение, об этом написано: «и҆ ꙗ҆дѐ і҆а́кѡвъ и҆ насы́тисѧ и҆ ѿве́ржесѧ возлю́бленный[91], или сѣдо́ша лю́дїе ꙗ҆́сти и҆ пи́ти, и҆ воста́ша и҆гра́ти[92].

Таковые беседы блаженный философ Константин вел с Иудеями о христианской вере. Эти беседы происходили каждый день в присутствии самого кагана и продолжались довольно продолжительное время. Они впоследствии были записаны блаженным Мефодием и разделены на восемь частей, из которых здесь приведено очень немногое.

Блаженный Константин вел беседы не только с Иудеями, но и с Сарацинами, которых также изобличал с помощью Господа нашего, обещавшего Своим рабам дать ᲂу҆ста̀ и҆ премꙋ́дрость, є҆́йже не возмо́гꙋтъ проти́витисѧ и҆лѝ ѿвѣща́ти всѝ противлѧ́ющїисѧ[93].

Слыша таковые сладостные и подобающие Христовой вере слова, каган и его главные советники сказали Константину:

— Бог послал тебя к нам для нашего научения. От Него ты научился книгам, все говорил правильно и медовыми словами святых книг напитал нас досыта. Хотя мы люди и неученые («некнижная чадь»), однако веруем, что это учение от Бога. Если же хочешь окончательно успокоить наши души, то скажи нам не от книг только, но и чрез сравнения (притчи) о всем том, что мы будем спрашивать у тебя о вере.

После этого все разошлись на отдых. На другой день собрались снова и сказали Константину:

— Докажи нам, честнейший муж, рассуждениями и сравнениями, какая вера самая лучшая?

— У одного царя, — отвечал философ, — были в большой [357]чести муж и жена. Когда они согрешили, Он изгнал их из той земли, где они жили (из рая). Многие годы прожили они там и в нищете родили детей. Собираясь, дети обдумывали, как бы им воротить опять достоинство своих родителей. Один говорил одно, другой — другое, каждый давал совет, которому, по его мнению, должно было следовать. Какому же из этих советов должно было следовать? Не самому ли лучшему? — заканчивая свое сравнение, сказал Константин.

— Почему ты так говоришь? — отвечали Козары. — Каждый свой совет считает лучше другого. Ты же скажи нам, чтобы мы поняли, который из этих советов самый лучший?

— Огонь, — отвечал философ, — очищает золото и серебро, человек же умом отличает ложь от истины. Скажите мне, отчего было первое грехопадение: не от видения ли сладкого плода и желания быть богами?

— Так, — отвечали Козары.

Философ продолжал:

— Если какому больному будет во вред мед или студеная вода, то какой врач даст лучший совет: тот ли, какой скажет кому вреден мед — ешь мед, а кому вредна холодная вода — напейся холодной воды и нагим стой на морозе, или тот, который будет давать противоположное вреду лекарство: вместо меда — с осторожностью горькое питье, вместо холодной воды — теплое и согревательное?

— Конечно, — сказали все, — кто даст противоположное лекарство, тот даст лучший совет. Так и грехолюбивую похоть следует умерщвлять горестию жития, а гордость — смирением, вообще противное лечить противным. Мы замечаем, если ягодный куст весной стоит в колючих иглах, то осенью дает хорошие, сладкие плоды.

— Хорошо вы сказали, — ответил Константин. — И Закон Христов говорит, что жить по Богу — значит проводить суровую жизнь (идти тесным путем), которая в вечном жилище возрастит плод сторицею.

После этого один из главных советников кагана, знающий хорошо нечестивое учение Магомета, спросил философа:

— Скажи мне, гость, почему вы не почитаете Магомета? Ведь он весьма хвалил Христа в своих книгах и говорил про Него: от Девы, сестры Моисея, родился великий Пророк, Ко[358]торый воскрешал мертвых и великой силой исцелял всякую болезнь.

— Пусть рассудит нас сам каган, — сказал философ. — Скажи мне, если Магомет есть пророк, то будем ли мы верить Даниилу, который сказал, что со Христом прекратится всякое видение и пророчество. Как же после этого он может быть пророком? Поэтому, если мы называем Магомета пророком, значит — отвергаем Даниила.

На это многие из присутствующих сказали:

— Мы знаем, что Даниил пророчествовал Духом Божиим, о Магомете же знаем, что он — лжец и губитель спасения многих.

Тогда первый советник кагана обернулся в сторону к Иудеям и сказал:

— С Божией помощью гость поверг на землю всю сарацинскую гордость, а вашу, как скверну, выбросил вон.

Затем обратился ко всем присутствующим и сказал:

— Бог дал власть над всеми народами и совершенную премудрость царю христианскому; вера их самая лучшая и вне ее нельзя достигнуть вечной жизни.

Все сказали:

— Аминь.

После этого философ со слезами на глазах обратился ко всем и сказал:

— Братья, отцы, друзья и чада! Вот мы, с помощию Божией, разъяснили и ответили на все по достоинству. Если же и теперь кто из вас не понял чего-либо, пусть придет и спрашивает меня об этом. Кто послушает сего учения, тот пусть крестится во имя Святой Троицы, а кто не послушает, я не буду иметь в этом греха, он же увидит свой грех в День Судный, когда Судия, ветхий деньми, сядет судить все народы.

На это Козары с каганом ответили:

— Мы не враги себе и так постановляем: с этого времени, кто хочет и кто может, пусть, обдумав, приступает ко Крещению. А кто будет кланяться на запад (язычники), или совершать еврейские молитвы (Иудеи), или содержать сарацинскую веру (магометане), тот примет скорую смерть.

Постановивши такое решение, все с радостию разошлись. Двести человек Козар оставили идольские мерзости и беззаконные сожития и приняли христианскую веру.

[359]Насадив христианскую веру в Козарском царстве, преподобные учители Константин и Мефодий задумали возвратиться в свою сторону. У Козар они оставили священников, пришедших вместе с ними из Херсона. Каган поручил святым братьям передать Греческому царю следующее письмо:

«Владыко! Ты послал к нам такого мужа, который возвестил нам христианскую веру и проповедал Святую Троицу. Через него мы узнали, что эта вера — есть истинная вера, и повелели всем желающим невозбранно принимать Святое Крещение, надеясь и сами получить оное. Все мы друзья и приятели твоему царству и готовы, если хочешь, тебе служить».

Провожая святых братьев, каган предлагал им много подарков, но они отказались, говоря:

— Отпусти с нами всех находящихся здесь греческих пленников — это будет для нас самым лучшим подарком.

Пленников собралось более 200 человек, и они все с радостию отправились в путь. Путникам пришлось проходить чрез пустынные и безводные места. Здесь все изнемогли от жажды. Попадались изредка озера, но из них пить было нельзя, так как в воде было много соли, от чего она была горькою, как желчь. Все разошлись искать хорошую воду, кроме Константина, который так ослаб, что не мог идти далее. Он обратился к своему брату Мефодию с такими словами:

— Не могу более переносить жажды. Почерпни эту воду, ибо я верую, что Кто некогда Израильтянам изменил горькую воду в сладкую, Тот и нам, изнемогающим от жажды, усладит горесть сей воды.

Когда почерпнули воду и попробовали, она оказалась сладкою, как мед, и студеною, как зимой. Этой водой все утолили жажду и прославили Бога.

Пришед в Херсон, святые братья навестили епископа. Вечеряя, Константин сказал епископу:

— Помолись о мне, владыко, и благослови меня, как благословляет отец свое чадо последним благословением.

Слышащие думали, что Константин наутро собирается в путь и спросили его об этом. Он же тайно сказал некоторым, что епископ наутро оставит мир и отойдет ко Господу. Так и случилось. Утром епископ скончался.

По дороге в Царьград пришлось проходить страной, где [360]жил Фульский народ[94]. Этот народ приносил жертвы под большим дубом, сросшимся с черешнею, который назывался «Александр». К этому дубу запрещено было подходить женщинам, а также и участвовать при жертвоприношениях. Блаженный Константин отправился к этому народу, стал посреди их и сказал:

— Еллины не избегли вечного мучения, поклоняясь небу и земле — таким великим и добрым творениям; тем более вы, кланяясь дубу, неизмеримо худшему творению, не избегнете вечного огня.

— Мы, — отвечали язычники, — не теперь только начали так поступать, но приняли этот обычай от отцов. Принося жертвы пред дубом, мы получаем то, о чем просим: дождь и многое другое. И как мы откажемся от этого поклонения, когда никто из нас не может этого сделать? А если кто и осмелится, тот умрет, не увидя больше дождя.

Философ начал увещевать их таковыми словами:

— Бог о вас говорит в священных книгах, как же вы можете Его отвергать? Так Пророк Исаия от Лица Господня вопиет, говоря:

«Грѧдꙋ̀ собра́ти всѧ̑ наро́ды и҆ ꙗ҆зы̑ки и҆ прїи́дꙋтъ, и҆ ᲂу҆́зрѧтъ сла́вꙋ мою̀. И҆ ѡ҆ста́влю на ни́хъ зна́менїе, и҆ послю̀ ѿ ни́хъ спасе́нныхъ во ꙗ҆зы́ки въ ѳарсі́съ, и҆ въ фꙋ́дъ, и҆ въ лꙋ́дъ, и҆ въ мосо́хъ, и҆ въ ѳове́ль, и҆ во є҆лла́дꙋ, и҆ во ѻ҆́стровы да̑льнїѧ, и҆́же не слы́шаша и҆́мене моегѡ̀, нижѐ ви́дѣша сла́вꙋ мою̀: и҆ возвѣстѧ́тъ сла́вꙋ мою̀ во ꙗ҆зы́цѣхъ…[95] говорит Господь: сѐ а҆́зъ послю̀ ры́бари мнѡ́ги, речѐ гдⷭ҇ь, и҆ ᲂу҆ловѧ́тъ и҆̀хъ… на всѧ́кой горѣ̀ и҆ на всѧ́комъ хо́лмѣ, и҆ ѿ пеще́ръ ка́менныхъ»[96].

— Послушайте же, братия, — продолжал Константин, — Бога, Который сотворил вас. Вот Евангелие Нового Завета Божия, по которому вы должны принять Святое Крещение.

Подобными словами блаженный Константин убедил язычников срубить и сжечь этот дуб. Старейшина этого народа подошел к Константину и поцеловал Святое Евангелие. Этому примеру последовали и прочие язычники. Затем философ раздал белые свечи, и все с возженными свечами и пением от[361]правились к дубу. Константин взял топор и ударил по дубу 33 раза, а после этого другие подрубили дуб под корень и сожгли его. В эту же ночь Господь послал сильный дождь. Все, радуясь, восхвалили Бога, веселящегося о спасении грешников.

В Царьграде Константина и Мефодия приняли с великою честию — как Апостолов. Им предлагали сан епископский, но они не захотели его принять. Мефодий же сделался игуменом Полихрониева монастыря, а Константин поселился при церкви Святых Апостолов. Вскоре оба были призваны на новые труды.

Борис, или Богорис, царь Болгарский после войны с Греками пожелал принять христианскую веру. Сестра Бориса, за несколько лет пред этим бывшая в плену в Царьграде, возвратилась в Болгарию христианкою и старалась убедить брата принять ту же веру. Он долго не соглашался; но голод и смертоносная язва опустошили его государство. Тогда он по совету сестры обратился с молитвою к христианскому Богу, и бедствия прекратились. Борис послал в Царьград просить наставников. Мефодий предпринял путешествие в Болгарию. Он изобразил на стене царской палаты страшный суд и объяснил царю блаженство праведников и муки грешников. Царь, уже приготовленный словами и примером сестры и чудесным прекращением бедствий, принял христианскую веру. Это было в 860 или в 861 г.[97]

Не успели Константин и Мефодий окончить начатого дела Крещения болгарского народа, как новое поприще открылось для их апостольской деятельности. Князь Моравский Ростислав, по научению Божию, держал совет со своими князьями[98] и со всем народом моравским о том, чтобы послать послов к Греческому царю Михаилу с просьбою прислать христианских учителей. На совете было решено отправить послов с такими словами:

— Наш народ[99] отверг язычество и содержит закон христианский. Только нет у нас такого учителя, который бы [362]веру Христову объяснил нам на нашем языке. Другие страны (славянские), увидя это, пожелают идти за нами. Ввиду этого, владыко, пошли к нам такового епископа и учителя: от вас во все страны добрый закон исходит[100].

Царь Михаил собрал Собор, на который был позван философ Константин. Ему царь объявил желание Славян и сказал:

— Философ, я знаю, что ты нездоров; но необходимо тебе идти туда, так как никто не может выполнить этого дела лучше тебя.

— Хотя я телом нездоров и болен, — отвечал философ, — но с радостию пойду туда, если только они имеют буквы на своем языке.

— Дед мой и отец мой и многие другие, — отвечал царь, — искали, но не нашли их; как же я могу их найти?

— Как же я буду проповедовать им? — сказал философ. — Это все равно, что записывать беседу на воде. К тому же, если Славяне неправильно поймут меня, можно прослыть еретиком.

На это царь вместе с своим дядей Вардой так сказал философу:

— Если ты захочешь, Бог даст тебе просимое, ибо Он дает всем просящим у Него с верою и отверзает толкущим.

Константин вышел от царя и рассказал все это своему брату Мефодию и некоторым ученикам своим[101]. По своему обычаю Константин прежде всего начал с молитвы, а затем наложил на себя сорокадневный пост. В скором времени Бог, слушающий молитвы рабов Своих, исполнил то, о чем просил Константин. Он изобрел славянскую азбуку, содержащую в себе 38 букв, а затем приступил к переводу греческих Священных книг на славянский язык. В этом ему помогали блаженный Мефодий и ученики. Перевод Священных книг был начат с первой главы Евангелия от Иоанна. И҆сконѝ бѣ̀ сло́во, и҆ сло́во бѣ̀ къ бг҃ꙋ, и҆ бг҃ъ бѣ̀ сло́во — были первыми словами, переведенными на славянский язык.

Свой перевод святые братья представили на рассмотрение царя, Патриарха и всего Духовного Собора. Возвеселился царь и [363]вместе со всем Духовным Собором прославил Бога за оказанные милости.

После этого Константин вместе с братом Мефодием и с учениками отправился в славянские земли. Царь дал им в дорогу достаточное количество всяких необходимых вещей, а к Ростиславу написал следующее послание:

«Бог, Который желает, чтобы каждый имел истинное разумение и восходил в высшее достоинство, увидав твою веру и твое старание, восхотел выполнить твое желание теперь в наши годы. Он открыл буквы вашего языка, которые до сего времени не были известны («не ведано было, токмо в первая лета»), чтобы и вас причислить к великим народам, которые прославляют Бога на своем языке. И вот мы посылаем тебе того, кому Бог открыл их (буквы), мужа честного, благоверного, ученого и философа. Прими этот дар, который много дороже всякого золота и серебра, камней драгоценных и богатства преходящего, и помоги ему поскорее выполнить поручение. Всем сердцем взыщи Бога и общего спасения, а для сего не ленись побуждать всех (своих подданных) заботиться о своем спасении и идти истинным путем. Тогда и ты, потрудившись привести свой народ в разум Божий, получишь за это награду и в этот век и в будущий за все души, желающие веровать до кончины в Христа Бога нашего. Этим ты, подобно Великому Князю Константину[102], оставишь по себе истинную память последующим поколениям».

Когда Константин и Мефодий пришли в Моравию, они были встречены там с великою честию. Прежде всего Ростислав собрал много отроков и повелел им учиться у святых братьев славянской азбуке и новопереведенным книгам. Затем Ростислав под руководством святых братьев начал строить церкви. Через год уже была окончена первая церковь в городе Оломуце, потом еще несколько церквей появилось в Моравии. Константин освящал эти церкви и служил в них по-славянски.

В бытность свою здесь Константин перевел со своими учениками все церковное чинопоследование и научил их Утрени [364]и Часам, Обедне и Вечерни, и Повечерию и «тайней службе». И отверзлись по пророческому слову уши глухих слышать книжные словеса, и стал красноречив язык гугнивых. Бог, веселящийся о спасении единого грешника, с радостию взирал на исправление целого народа.

Когда стало распространяться божественное учение между славянами и богослужение совершаться на их языке, тогда первый и злостный завистник, диавол, не вынося сего, вошел в свои сосуды и начал многих возбуждать, говоря им:

— Этим Бог не прославляется. Если бы Ему это было угодно, то разве Он не мог сделать, чтобы и изначала для Его прославления проповедь Слова Божия записывалась на языке того народа, которому возвещалась. Но три языка только избрал Бог: еврейский, греческий и латинский, на которых и подобает воссылать славу Богу.

Так говорили латинские и немецкие архиереи, священники и их ученики. Константин вступил с ними, как некогда Давид с иноплеменниками, в спор и словами Священных книг победил и назвал их трехъязычниками, подобными Пилату, написавшему на трех языках титла на Кресте Господа.

Не только одному этому, но и многому другому нечестию учили народ немецкие и латинские священники. Они говорили:

— Под землею живут люди велеглави[103], все гады — творение диавола; если кто убьет змию, — тому отпустится за это девять грехов; если кто убьет человека, тот пусть пьет из деревянной чашки, а к стеклянной пусть не касается.

Они не возбраняли народу приносить по старому обычаю языческие жертвы, ни многоженства.

Эти лжеучения святые братья старались искоренять, как сорную траву, словесным огнем.

«Пожрѝ бг҃ови, — обличали они словами Пророка, — же́ртвꙋ хвалы̀, и҆ возда́ждь вы́шнемꙋ мл҃твы твѡѧ̀[104]. Жены̀ ю҆́ности твоеѧ̀ да не ѡ҆ста́виши: но а҆́ще возненави́дѣвъ ѿпꙋ́стиши ю҆̀, и҆ покры́етъ нече́стїе помышлє́нїѧ твѡѧ̀, глаго́летъ гдⷭ҇ь вседержи́тель: и҆ сохрани́те дꙋ́хомъ ва́шимъ и҆ не ѡ҆ста́вите жен своих. И҆ сїѧ̑, ꙗ҆̀же ненави́дѣхъ, твори́сте… ꙗ҆́кѡ гдⷭ҇ь засвидѣ́тельствова междꙋ̀ тобо́ю, и҆ междꙋ̀ жено́ю ю҆́ности твоеѧ̀, ю҆́же ѡ҆ста́вилъ є҆сѝ, и҆ та̀ [365]ѻ҆́бщница твоѧ̀ и҆ жена̀ завѣ́та твоегѡ̀[105]. В Евангелии Господь говорит: слы́шасте, ꙗ҆́кѡ рече́но бы́сть дрє́внимъ: не прелю́бы сотвори́ши. а҆́зъ же глаго́лю ва́мъ: ꙗ҆́кѡ всѧ́къ, и҆́же воззри́тъ на женꙋ́, ко є҆́же вожделѣ́ти є҆ѧ̀, ᲂу҆жѐ любодѣ́йствова съ не́ю въ се́рдцѣ свое́мъ[106]. Глаго́лю же ва́мъ, ꙗ҆́кѡ и҆́же а҆́ще пꙋ́ститъ женꙋ̀ свою̀, ра́звѣ словесѐ прелюбодѣ́йна, и҆ ѡ҆жени́тсѧ и҆но́ю, прелю́бы твори́тъ; и҆ женѧ́йсѧ пꙋ́щеницею, прелю́бы дѣ́етъ»[107]

Так прожили святые братья в Моравии 40 месяцев, переходя с одного места на другое, везде поучая народ на славянском языке. Вручая Славянам бесценный дар — Слово Божие на родном языке, Константин в предисловии к святому Евангелию говорит им: «ᲂу҆слы́шите, слове́ни всѝ, сло́во, є҆́же крѣпи́тъ сердца̀ и҆ ᲂу҆мы̀». Устрояя училища для славянских отроков, они приобрели много учеников, готовых быть хорошими учителями и достойными священнослужителями в своем народе. С этою целию, чтобы посвятить своих учеников в священный сан, святые братья задумали отправиться в Рим. К тому же бывший то время папа Николай[108], узнав об успехах проповеди святых Константина и Мефодия, желал видеть их в Риме, как Ангелов Божиих[109].

По дороге в Рим святые Константин и Мефодий зашли в Паннонию[110]. Там был князем Коцел, сын Прибины, который пригласил святых братьев в город Блатно, чтобы самому научиться у них славянской азбуке, а также затем, чтобы они научили ей и тех 50 учеников, которых князь собрал из своего народа. При прощании Коцел оказал святым проповедникам великую честь и предлагал им большие подарки. Но Константин и Мефодий — как от Ростислава Моравского, так и от Коцела — не пожелали взять ни золота, ни серебра, ни другой какой-либо вещи. Евангельское слово они проповедовали без награды и только от обоих князей выпросили свободу 900 греческим пленникам.

Кроме Паннонии, святые Константин и Мефодий заходили и [366]в Венецию. Здесь латинские и немецкие священники и монахи накинулись на Константина, как вороны на сокола, проповедуя трехъязыческую ересь:

— Скажи нам, человек, — говорили они Константину, — зачем ты перевел Славянам Священные книги и учишь их на этом языке, тогда как раньше никто этого не делал: ни Апостолы, ни папа Римский, ни Григорий Богослов[111], ни Иероним[112], ни Августин?[113] Мы знаем только три языка, на которых подобает прославлять Бога: еврейский, греческий, римский.

Философ отвечал к ним:

— Разве не идет от Бога дождь одинаково на всех, или солнце не сияет для всех, или вся тварь не дышит одним воздухом? Как же вы не стыдитесь думать, что кроме трех языков, все остальные племена и языки должны быть слепыми и глухими. Уж не думаете ли вы, скажите мне, что Бог не всемогущ, и потому не может этого сделать, завистлив, что не хочет сделать? Мы же знаем многие народы, имеющие свои книги и воссылающие славу Богу каждый на своем языке. Из них известны следующие: Армяне, Персы, Абхазы, Иверы (Грузины), Сугды, Готы, Обры, Турки, Козары, Аравляне, Египтяне, Сирияне и многие другие. Если не желаете согласиться с этим, то вашим судией будут Святые книги. Ибо Давид вопиет: воспо́йте гдⷭ҇еви пѣ́снь но́вꙋ, воспо́йте гдⷭ҇еви всѧ̀ землѧ̀[114], и в другом месте: воскли́кните бг҃ови всѧ̀ землѧ̀, воспо́йте, и҆ ра́дꙋйтесѧ, и҆ по́йте[115], и еще: всѧ̀ землѧ̀ да покло́нится тебѣ̀, и҆ пое́тъ тебѣ̀: да пое́тъ же и҆́мени твоемꙋ̀ вы́шнїй[116], и еще: хвали́те гдⷭ҇а всѝ ꙗ҆зы́цы, похвали́те є҆го̀ всѝ лю́дїе… Всѧ́кое дыха́нїе да хва́литъ гдⷭ҇а[117]. В Евангелии говорится: є҆ли́цы же прїѧ́ша є҆го̀ дадѐ и҆̀мъ ѻ҆́бласть ча́дѡмъ бж҃їимъ бы́ти…»[118]. Не ѡ҆ си́хъ же молю̀ то́кмѡ, но и҆ ѡ҆ вѣ́рꙋющихъ словесѐ и҆̀хъ ра́ди въ мѧ̀: да всѝ є҆ди́но бꙋ́дꙋтъ, ꙗ҆́коже ты̀ ѻ҆́ч҃е во мнѣ̀, и҆ а҆́зъ въ тебѣ̀[119]. В Евангелии от Матфея [367]говорится: даде́сѧ мѝ всѧ́ка вла́сть на небесѝ и҆ на землѝ. ше́дше ᲂу҆̀бо наꙋчи́те всѧ̑ ꙗ҆зы́ки, крестѧ́ще и҆̀хъ во и҆́мѧ ѻ҆ц҃а̀ и҆ сн҃а и҆ ст҃а́гѡ дх҃а, ᲂу҆ча́ще и҆̀хъ блюстѝ всѧ̑, є҆ли̑ка заповѣ́дахъ ва́мъ: и҆ сѐ а҆́зъ съ ва́ми є҆́смь во всѧ̑ днѝ, до сконча́нїѧ вѣ́ка. а҆ми́нь[120]. Евангелист Марк также говорит: ше́дше въ мі́ръ ве́сь, проповѣ́дите є҆ѵⷢ҇лїе все́й тва́ри. и҆́же вѣ́рꙋ и҆ме́тъ и҆ крести́тсѧ, сп҃се́нъ бꙋ́детъ, а҆ и҆́же не и҆ме́тъ вѣ́ры, ѡ҆сꙋжде́нъ бꙋ́детъ. Зна́мєнїѧ же вѣ́ровавшымъ сїѧ̑ послѣ́дꙋютъ: и҆́менемъ мои́мъ бѣ́сы и҆жденꙋ́тъ: ѧ҆зы́ки возглаго́лютъ нѡ́вы[121]. Скажем словами Писания и по отношению к вам (немецким и латинским священникам): го́ре ва́мъ, кни́жницы и҆ фарисе́є лицемѣ́ри, ꙗ҆́кѡ затворѧ́ете ца́рствїе нбⷭ҇сное пред̾ человѣ́ки; вы́ бо не вхо́дите, ни входѧ́щихъ ѡ҆ставлѧ́ете вни́ти[122], или еще: го́ре ва́мъ, зако́нникѡмъ, ꙗ҆́кѡ взѧ́сте клю́чъ разꙋмѣ́нїѧ: са́ми не внидо́сте, и҆ входѧ́щымъ возбрани́сте[123]. Апостол Павел говорит Коринфянам: хощꙋ̀ всѣ́хъ ва́съ глаго́лати ѧ҆зы́ки, па́че же да прорица́ете[124], или еще: и҆ всѧ́къ ꙗ҆зы́къ и҆сповѣ́сть, ꙗ҆́кѡ гдⷭ҇ь і҆и҃съ хрⷭ҇то́съ въ сла́вꙋ бг҃а ѻ҆ц҃а̀[125].

Таковыми и многими другими подобными словами святый Константин обличал латинских и немецких священников.

Из Венеции Константин и Мефодий отправились прямо в Рим. Когда еще они были в Венеции, умер папа Николай, и вместо него был избран Адриан II[126]. Новый папа, узнав, что Константин и Мефодий находятся в Венеции, пригласил их в Рим. Когда святые братья подходили к Риму, сам папа со своим клиром и гражданами с возжженными свечами вышли навстречу святым проповедникам, потому что они несли мощи святаго Климента мученика и папы Римского, открытые в Херсонесе. Господь прославил многими чудесами перенесение святых мощей. Так, один расслабленный получил исцеление и многие другие больные освободились от своих недугов.

Папа принял славянские книги, освятил их и положил в церкви святой Девы Марии, называемой Фатни (ясли), и по этим книгам стали отправлять Богослужение. После этого папа [368]велел двум епископам посвящать учеников-славян, прибывших вместе с Константином и Мефодием. Посвящение учеников в первый день было совершено в церкви святаго Апостола Петра и Литургию пели на славянском языке, на другой день — в церкви святой Петрониллы и на третий день — в церкви святаго Апостола Андрея. Затем пели Всенощное бдение на славянском языке в церкви великого учителя народов — Апостола Павла, а утром совершали Литургию над Святым Гробом. В служении двум указанным епископам помогали Арсений, один из семи епископов, и библиотекарь Анастасий.

Константин и Мефодий со своими учениками не переставали воссылать за все славу Богу, Римляне же не переставали приходить к ним, и в особенности к Константину, и спрашивать их обо всем. Некоторые приходили по два и по три раза и принимали наставление. Однажды пришел к Константину один еврей и сказал, что Христос, о Котором говорят Пророки, что Он родится от Девы, еще не пришел. Константин пересчитал ему сколько родов было от Адама до Христа, доказал, что Христос уже пришел и сколько лет прошло с тех пор.

Вскоре после этого и прежде немощный Константин, изнуренный трудами и долгим путешествием, тяжко заболел, и во время болезни Господь открыл ему о его смерти. Константин, узнав о своей смерти, начал петь следующую церковную песнь:

«Ѡ҆ ре́кшихъ мнѣ̀, вни́демъ во дворы̀ гдⷭ҇ни, возвесели́сѧ мѝ дꙋ́хъ мо́й и҆ се́рдце ѡ҆бра́довасѧ»[127].

Затем он оделся в лучшие свои одежды, с радостию проводил весь тот день и говорил:

— С этого времени я никому на земле не слуга, но только Богу Вседержителю и был, и есмь, и буду во веки, аминь.

На другой день Константин пожелал принять схиму, причем был назван Кириллом. Болезнь его продолжалась 50 дней.

Однажды во время своей болезни Кирилл обратился к Мефодию с такими словами:

— Вот, брат, — говорил он ему, — мы с тобой были как дружная пара волов, возделывающих одну ниву; и вот, я падаю на бразде, окончив свой день. Я знаю, что ты сильно возлюбил гору Олимп, но ради горы не думай оставлять своего учения. Этим подвигом ты лучше можешь достигнуть спасения.

[369]Когда приблизилось время принять упокоение и отойти в иную жизнь, святый Кирилл воздвиг свои руки к Богу и так со слезами молился:

— Господи Боже мой! Ты, Который составил бесплотные ангельские силы, распростер небо, основал землю и из небытия в бытие привел все сущее на ней, который всегда и во всем слушает исполняющих Твою волю, боящихся Тебя и хранящих Твои заповеди: услышь мою молитву и сохрани верное стадо Твое, пасти которое Ты поставил меня — грешного и недостойного раба Твоего. Избавь это стадо от всякого безбожия и нечестия и от всякого многоречивого еретического языка, говорящего на Тебя хулу. Погуби трехъязычную ересь и возрасти во множестве Свою Церковь. Всех соедини в единодушии и всех соделай единомысленными о истинной Твоей вере и правом исповедании. Вдохни в их сердца слово Твоего учения, ибо это — Твой дар. Если Ты сподобил меня недостойного проповедать Евангелие Христа Твоего, старающегося делать добрые дела и все угодное Тебе, то позволь мне отдать Тебе, как Твое, все то, что Ты мне дал. Устрой их сильною Твоею десницею, покрой их покровом Твоим, чтобы все хвалили и славили имя Отца, и Сына, и Святаго Духа во веки, аминь.

Затем, облобызав всех, сказал:

— Благословен Бог наш, Который не дал нас в добычу невидимым нашим врагам, но разрушил их сети и избавил нас от истления.

С этими словами святый Кирилл почил о Господе 14 февраля 869 года.

Папа Адриан повелел всем Грекам, находившимся в Риме, а также и Римлянам присутствовать при погребении и стоять при гробе Кирилла с возжженными свечами, а проводы велел устроить такие, какие бывают при погребении самого папы. Святый Мефодий, узнав, что собираются погребсти честно́е тело святаго Кирилла в Риме, пришел к папе и сказал ему:

— Мать наша заклинала нас, говоря, что если кто первый из нас умрет, пусть другой перенесет брата в свой монастырь (на Олимпе) и там похоронит его.

После этого папа распорядился положить честно́е тело Кирилла в раку, забить железными гвоздями и приготовить в дорогу. В таком положении святые мощи оставались семь дней.

[370]Римские же епископы говорили папе:

— Так как Бог привел сюда Кирилла, ходившего по многим землям, и здесь взял его душу, то здесь нужно и похоронить его, как честна́го мужа.

— Если так, — сказал папа, — я изменю римский обычай и похороню Кирилла за его святость и любовь в моем гробе, в церкви святаго Апостола Петра.

Тогда святый Мефодий сказал:

— Если вы меня не послушали и мне его не дали, так как вам самим желательно иметь его у себя, то в таком случае положите его в церкви святаго Климента, с которым вместе он прибыл сюда.

Папа повелел сделать так, как говорил святый Мефодий. Снова собрались все епископы, черноризцы и народ, и с честию проводили святые мощи до церкви святаго Климента. Перед тем как опускать гроб, епископы сказали:

— Откроем раку и посмотрим: не взято ли что-либо от святых мощей?

Но как ни старались, они не могли, по усмотрению Божию, открыть раку, и тогда святые мощи опустили по правую сторону алтаря в церкви святаго Климента. Затем здесь стали совершаться многие чудеса. Видя это, Римляне начали все более и более прославлять святаго Кирилла и, написав его икону, стали возжигать пред нею свечи день и ночь, воздавая хвалу Богу, прославляющему любящих Его.

По смерти святаго Кирилла пришли послы от Коцела, князя паннонского, к папе, прося его отпустить к ним блаженного Мефодия. Папа так отвечал послам:

— Не одним только вам, но и всем славянским народам посылаю его — как учителя от Бога и от святаго Петра, первого настольника и ключедержца Небесного Царства.

Отправляя святаго Мефодия к Славянам, папа вручил ему следующее послание к славянским князьям:

«Адриан, епископ и раб Божий, — Ростиславу, Святополку и Коцелу: сла́ва въ вы́шнихъ бг҃ꙋ, и҆ на землѝ ми́ръ: в̾ человѣ́цѣхъ бл҃говоле́нїе[128]. С радостию узнали мы, что Господь воздвиг ваши сердца искать Его и показал вам, что не одною верою, но и [371]добрыми делами следует служить Ему: вѣ́ра бо без̾ дѣ́лъ мертва̀ є҆́сть[129], Поэтому грешат те, которые думают, что знают Бога, а не желают исполнять Закон Его. Не только у сего святительского стола вы просили учителей, но также и у благоверного царя Михаила: вы просили его послать к вам блаженного философа Константина с братом. Святые братья, когда узнали, что ваша страна находится в ведении апостольского престола, ничего вопреки канона не сделали, но пришли к нам и принесли мощи святаго Климента. Мы же, возрадовавшись, помыслили послать в ваши страны сына нашего Мефодия, мужа совершенного разумом и правоверного, посвятив его и учеников в священный сан. Он может учить вас, как вы о том просите, и переводить Священные книги на ваш язык, и по ним совершать святую службу (Литургию) и Крещение и весь чин церковный, чему положил начало, с помощию Божией и ради молитв святаго Климента, святый философ Константин. Также, если кто другой будет в состоянии правильно и правоверно переводить Священные книги на ваш язык, чтобы вы удобнее могли познать заповеди Божии, то пусть будет сие дело свято и благословенно Богом, нашей и всей Кафолическою Церковию. Один только храните обычай, чтобы на Литургии сначала читали Апостол и Евангелие по-римски, а потом по-славянски, чтобы исполнилось слово Писания: хвали́те гдⷭ҇а всѝ ꙗ҆зы́цы[130] и еще: нача́ша глаго́лати и҆ны́ми ꙗ҆зы́ки… величие Бога, ꙗ҆́коже ст҃ы́й дх҃ъ дадѐ и҆̀мъ провѣщава́ти[131]. Если же кто осмелится порицать указанных учителей и совращать от истины к басням или, развращая вас, будет хулить книги вашего языка, тот пусть будет отлучен и представлен на суд Церкви и до тех пор не получит прощения, пока не исправится. Ибо это волки, а не овцы, и должно узнавать их по плодам и остерегаться их. Вы же, чада возлюбленные, слушайте учение Божие и не отказывайтесь от церковных поучений, и тогда вы будете истинными поклонниками Отцу вашему небесному со всеми святыми. Аминь».

Коцел принял Мефодия с великою честию, но в скором времени снова отослал его к папе, а вместе с ними 20 мужей знатного рода, прося папу посвятить святаго Мефодия во епископа [372]в Паннонию, на престол святаго Андроника, апостола из 70-ти[132]. Папа так и сделал.

После этого старый враг и противник истины воздвиг против Мефодия Моравского князя[133] и немецких и латинских епископов этого края. Святый Мефодий был позван на совет, на котором ему предложили такой вопрос:

— Зачем ты учишь в нашей области?

— Если бы я знал, — отвечал на это святый Мефодий, — что это ваша область, то я не учил бы здесь, но эта область принадлежит святому Апостолу Петру. Если же вы ради ссоры и лихоимства будете поступать не по правилам, возбраняя проповедовать учение Божие, берегитесь, чтобы, когда будете пробивать железную гору головною костью, не проломить свою голову.

— Говоря с гневом, — отвечали епископы, — ты сам на себя накликаешь беду.

— Я не стыжусь говорить истину и пред царями, — отвечал святый Мефодий. — Вы же относительно меня как хотите, так и поступайте. Я не лучше тех, которые за правду переносили многие мучения в этой жизни.

Много было произнесено речей на этом собрании, но сказать что-либо против Мефодия его противники не могли. Тогда князь сказал с насмешкой:

— Не утруждайте моего Мефодия. Он вспотел, как бы находясь около горячей печи.

— Да, владыко, — отвечал Мефодий. — Однажды встретили вспотевшего философа и спросили его: «Отчего ты вспотел?» «С грубою челядью спорил», — отвечал философ.

Много говорили епископы относительно Мефодия. Наконец сослали его в Швабию, где содержали в темнице два с половиною года[134].

Дошло известие о заключении святаго Мефодия до папы. Узнав [373]об этом, папа Иоанн VIII, преемник Адриана II, прислал проклятие на немецких епископов и запрещение совершать им Литургию до тех пор, пока не освободят Мефодия. Тогда епископы освободили Мефодия, но сказали Коцелу, Паннонскому князю:

— Если ты возьмешь к себе Мефодия, не считай нас за доброжелателей[135].

Однако сами эти епископы не избегли суда Божия и Апостола Петра. Четверо из них скоро умерли.

В Моравии же в это время произошел раздор Славян с немецкими священниками. Поняли Моравляне, что немецкие священники, которые живут у них, враги Славян и стараются предать их Немцам. Они изгнали их, а к папе послали следующую просьбу:

«Как прежде наши отцы приняли Крещение от святаго Петра, так и теперь дай нам архиепископа и учителя Мефодия».

Папа тотчас же отправил святаго Мефодия в Моравию, где его приняли князь Святополк, теперь разошедшийся с немцами, и Моравляне и поручили ему все церкви и духовенство во всех славянских городах. На место изгнанных немецких священников святый Мефодий ставил священников-славян. В виду того, что святый Мефодий и священники совершали Богослужение и учили народ на славянском языке, стало сильно расти учение Божие. Многие из язычников отреклись от своих заблуждений и уверовали в Истинного Бога[136]. В это время и Моравское государство было так сильно, как никогда не бывало[137].

Святый Мефодий обладал даром пророчества. Многие его прорицания сбывались; из них укажем некоторые.

Один языческий князь, живший по реке Висле, ругался над христианами и причинял им невзгоды. Святый Мефодий послал к нему сказать:

[374]— Лучше тебе, сын, креститься по своей воле и в своей земле, чем на чужой земле поневоле креститься пленником.

Это и произошло.

Однажды Святополк воевал с язычниками и война затянулась. Приближался день памяти святаго Апостола Петра, и святый Мефодий послал сказать Святополку:

— Если обещаешься на Петров день со своими войсками быть у меня, я верую, что Бог вскоре предаст тебе язычников.

Так и случилось.

Один богатый человек женился на своей снохе. Святый Мефодий много учил и наставлял его, однако не мог убедить их развестись. Другие же, из-за богатства, льстили им. Тогда Мефодий сказал этому богачу:

— Придет время, когда льстецы не будут в состоянии оказать вам помощи и вы вспомните мои слова, но уже будет поздно.

Внезапно, по Божию усмотрению, на этих богачей напала такая болезнь, что они не могли найти для себя покойного места. В таком состоянии они и скончались.

Старый враг и завистник рода человеческого снова воздвиг на Мефодия, как некогда Дафана и Авирона на Моисея[138], явных и тайных врагов. В это время появились еретики, которые учили, что Дух Святый исходит и от Сына. Эти еретики совращали правоверных с истинного пути, а о святом Мефодии, обличавшем их нечестивое учение, говорили:

— Нам папа дал власть и велел изгнать вон Мефодия и его учение.

Собрались все Моравляне и велели пред всем народом прочесть то послание, которым будто бы Мефодий изгонялся вон. Народ много печалился, лишаясь такого пастыря и учителя, исключая тех, которыми управляет лесть, как ветер — листьями. В этом же послании папы было написано:

«Брат наш, Мефодий, правоверен и совершает апостольское служение. Ему от апостольского престола подчинены все славянские страны, и кого он проклянет, тот проклят, а кого освятит, тот будет свят»[139].

[375]После этого все враги Мефодия разошлись со стыдом. Злоба же врагов святаго Мефодия этим не окончилась. Желая досадить святому, они говорили, что Греческий царь на него гневается, и если бы Мефодий был под его властию, то ему не быть бы живым. Бог же милостивый, не желая, чтобы этим хулили его раба, вложил в сердце царя, — ибо сердце царя всегда в руках Божиих, — послать такое послание к святому Мефодию:

«Отче честны́й, весьма желаю тебя видеть. Сделай доброе дело и потрудись придти к нам, чтобы видеть тебя, пока ты жив, и принять от тебя благословение»[140].

Святый Мефодий отправился в Константинополь и был принят здесь царем и Патриархом с великою честию и радостию. Царь похвалил его учение и, удержав двух учеников святаго Мефодия, иерея и диакона, у себя со славянскими книгами, самого Мефодия отправил обратно в Моравию с большими дарами.

Много пришлось перенести неприятностей святому Мефодию: в пустынях — от разбойников, в морях — от сильных волн, [376]в реках — от внезапных омутов, так что на нем исполнилось апостольское слово: бѣды̀ въ рѣка́хъ, бѣды̀ ѿ разбѡ́йникъ… бѣды̀ въ мо́ри, бѣды̀ во лжебра́тїи: въ трꙋдѣ̀ и҆ по́двизѣ, во бдѣ́нїихъ мно́жицею, во а҆́лчбѣ и҆ жа́ждѣ[141]. Затем, оставив все заботы и всю печаль возложив на Бога, святый Мефодий стал вместе с двумя своими учениками-священниками переводить те книги, которые не успел перевести вместе со своим братом, блаженным Константином. Вместе с ними он успел перевести весь Ветхий Завет, кроме книг Маккавейских, а также перевел Номоканон (правила святых отцев) и отеческие книги (Патерик). Начал святый Мефодий свой перевод в марте месяце, а окончил в октябре, 26 числа. Окончив перевод, святый Мефодий воздал достойную хвалу и славу Богу и святому Димитрию Солунскому, в день памяти которого он закончил перевод и к которому, как уроженец Солуни, особенно благоговел.

Около этого времени венгерский король, бывший в Дунайских странах, пожелал видеть святаго Мефодия. Многие убеждали Мефодия, из опасения мучений, не ходить к этому королю, но святый Мефодий пошел. Венгерский князь, как и подобает королю, встретил Мефодия с честию, беседовал с ним и отпустил его с большими дарами. Прощаясь, король сказал святому:

— Вспоминай меня, честны́й отче, всегда во святых твоих молитвах.

Так заботился святый Мефодий о своем стаде, отыскивая верных последователей Христу во всех странах и заграждая многоречивые уста. Он вместе с апостолом мог сказать:

Тече́нїе сконча́хъ, вѣ́рꙋ соблюдо́хъ, про́чее ᲂу҆̀бо соблюда́етсѧ мнѣ̀ вѣне́цъ пра́вды[142].

Когда же приблизилось время принять святому Мефодию покой от страданий и награду за многие труды, стали спрашивать его:

— Кого, честны́й отец и учитель, ты укажешь из своих учеников твоим преемником?

Показывая на одного из своих учеников, Горазда, святитель сказал:

— Вот муж вашей земли, правоверный и хорошо знающий латинские книги. Если на то будет воля Божия и ваша любовь, я желаю, чтобы он был моим преемником.

[377]В Цветную неделю святый Мефодий пришел в церковь и не мог служить от слабости, а только помолился за царя греческого, князей славянских, клириков и весь народ и сказал:

— Посмотрите за мной, дети, до третьего дня.

И действительно на рассвете третьего дня святый Мефодий со словами: «в руце Твои, Господи, предаю дух мой», почил о Господе на иерейских руках. Это было 6-го апреля 885 года.

Отпевание совершали по-латыни, гречески и славянски, и положили его в соборной церкви в Велеграде. За погребением собралось бесчисленное множество народа. Тут были и мужчины и женщины, и большие и малые, и богатые и бедные, свободные и рабы, вдовы и сироты, странники и туземцы, больные и здоровые. Все провожали со слезами такого доброго учителя и пастыря, бывшего для всех всем, да всѧ̑ прїѡбрѧ́щетъ.

Ты, святая и честна́я главо! Свыше в своих молитвах вспоминай и нас, тебя призывающих, и избавляй от всех напастей своих учеников, распространяющих Христово учение и обличающих ереси, чтобы, выполнив с достоинством свое звание в этой жизни, стать с тобою твоему стаду одесную сторону Христа Бога нашего, получив от него жизнь вечную. Ибо Тому подобает слава и честь во веки веков. Аминь.


Тропа́рь, гла́съ д҃:

Ꙗ҆́кѡ а҆пⷭ҇лѡмъ є҆динонра́внїи и҆ слове́нскихъ стра́нъ ᲂу҆чи́телїе, кѷрі́лле и҆ меѳо́дїе бг҃омꙋ́дрїи, влⷣкꙋ всѣ́хъ моли́те, всѧ̑ ꙗ҆зы́ки словє́нскїѧ ᲂу҆тверди́ти въ правосла́вїи и҆ є҆диномы́слїи, ᲂу҆мири́ти мі́ръ и҆ спастѝ дꙋ́шы на́шѧ.

Конда́къ, гла́съ г҃:

Сщ҃е́ннꙋю дво́ицꙋ просвѣти́телей на́шихъ почти́мъ, бж҃е́ственныхъ писа́нїй преложе́нїемъ и҆сто́чникъ бг҃опозна́нїѧ на́мъ и҆сточи́вшихъ, и҆з̾ негѡ́же да́же до дне́сь неѡскꙋ́днѡ почерпа́юще, ᲂу҆бл҃жа́емъ ва́съ, кѷрі́лле и҆ меѳо́дїе, прⷭ҇то́лꙋ вы́шнѧгѡ предстоѧ́щихъ и҆ те́плѣ молѧ́щихсѧ ѡ҆ дꙋша́хъ на́шихъ.


  1. Диоклетиан управлял Римскою империею с 284 г. по 305 г.
  2. Анфипат — правитель области.
  3. Дионисий, или Бахус, по учению греческой мифологии, сын Зевса и Семелы, бог винограда и виноделия, даром вина радовавший сердца людей. Дионисий считался покровителем вообще всего растущего на полях — цветов и плодов. Празднование в честь Дионисия носило первоначально характер умеренный, но впоследствии перешло в разгул и разврат. Во время этих празднеств язычники бегали в возбужденном, опьяненном состоянии, растерзывали животных и ели окровавленное мясо. В честь бога Дионисия празднества совершались четыре раза в году и продолжались каждый раз по нескольку дней или даже недель.
  4. Псал. 95, ст. 5.
  5. Кн. Прор. Даниила, гл. 3.
  6. Кн. Исх., гл. 14.
  7. Кн. Исх., гл. 17, ст. 1—7.
  8. Аполлон — согласно греческой мифологии, сын Зевса и Латоны — бог благополучия и порядка, охранитель законности. Как возвеститель людям воли Зевса, считался также богом предсказаний и оракула.
  9. Кончина св. мученика последовала около 295 г.
  10. Лев V Армянин — царствовал с 813 г. по 820 г.
  11. Михаил II Балба, или Косноязычный, царствовал с 820 г. по 829 г.
  12. Феофил царствовал с 829 г. по 842 г.
  13. Когда прибыли Славяне в Европу, неизвестно. Приблизительно во II в. по Р. Хр. Славяне известны были по среднему и нижнему течению р. Дуная. Здесь им пришлось много перенести от Волохов, т. е. Римлян, во времена Траяна, так что Славяне вынуждены были покинуть свои дунайские жилища. После этого была остановка Славян на Карпатских горах с II по VII в. Отсюда под предводительством князя Дулебов Славяне вели продолжительные войны с Византией и отсюда же, вследствие нашествия Аваров, расселились в разные стороны. Существует предание, что Ираклий, царь Греческий, в VII в. для борьбы с Аварами пригласил Славян на Балканский полуостров. Другие же колена того же славянского племени под натиском Аваров пошли вверх по притокам Дуная и стали там жить под разными именами. По реке Мораве — Моравы, к западу от них — Чехи. На север от Чехов — Сербы-Лужичане, к востоку по р. Висле — Поляки. Часть же Славян с Карпат пошла на восток и северо-восток и заняла места по р. Днепру, Оке и до самого Новгорода — это Поляне, Древляне, Северяне и др., населившие Русскую равнину.
  14. Олимп — гора в Малой Азии, на границах Фригии и Вифинии.
  15. София — с греческого значит: премудрость.
  16. Прит., гл. 7, ст. 1—4.
  17. См. житие его под 20 сентября.
  18. Память его празднуется св. Церковию 25 января.
  19. Доместик — высший военный сановник, постоянно живший при царском дворе. Его обязанностью было — охранять личность императора.
  20. Патрикиями в древности назывались люди благородного происхождения.
  21. Логофет — хранитель печати, то же, что у нас государственный канцлер.
  22. Гомер — знаменитый древнегреческий писатель, автор «Илиады» и «Одиссеи», живший за 3000 лет до нашего времени.
  23. Бывший впоследствии Патриархом.
  24. Золотой Рог — длинный узкий залив, образующий собою бухту Босфорского пролива.
  25. Иоанн VII патриаршествовал с 832 г. по 842 г.
  26. Моисей — знаменитый вождь и законодатель народа Еврейского, первый священный писатель, живший за XV в. до Р. Хр. — Память его празднуется 4 сентября.
  27. Кн. Исх., гл. 20, ст. 4.
  28. Рассказ о сем находится в описании страданий св. мучеников Аморейских под 6 марта.
  29. Это было в 851 г.
  30. 1 Кн. Царств, гл. 17.
  31. Одного по имени Георгия.
  32. Кн. Прор. Исаии, гл. 53, ст. 8.
  33. Рим., гл. 11, ст. 33.
  34. Кн. Исх., гл. 20, ст. 1—18.
  35. Еванг. от Матф., гл. 5, ст. 17.
  36. Еванг. от Матф., гл. 16, ст. 24.
  37. Еванг. от Матф., гл. 19, ст. 12.
  38. Апок., гл. 21, ст. 27.
  39. Т. е. ради крестных заслуг Христовых: не ᲂу҆́бѡ бѣ̀ дх҃ъ ст҃ы́й, ꙗ҆́кѡ і҆и҃съ не ᲂу҆ бѣ̀ просла́вленъ (Еванг. от Иоан., гл. 7, ст. 39).
  40. Кн. Быт., гл. 18, ст. 2—3.
  41. Из Великого канона, Богородичен.
  42. Еванг. от Иоан., гл. 15, ст. 13.
  43. Очевидно здесь разумеется особый вид развода виноградников каким-либо искусственным путем.
  44. Еванг. от Марка, гл. 16, ст. 18.
  45. На Олимпе блаженный Константин впервые стал заниматься изучением славянского языка. Среда, в которой приходилось ему быть, благоприятствовала этому. В обителях, бывших на горе, было много иноков Славян из разных соседних стран, почему Константин мог иметь здесь для себя постоянную практику, что для него было особенно важно, так как он, почти с детства, все время провел в греческой среде. О том, что здесь святые братья занимались изучением славянского языка, говорит свидетельство болгарского славянина черноризца Храбра.
  46. Козары, которых Греки называли Хазарами, а Римляне Газарами, были известны под общим именем Скифов. Они говорили славянским, или русским, языком и жили близ Меотийского или Мертвого (Азовского) озера, в которое впадает река Дон, отделявшая (в древнее время) Европу от Азии. В этой стране сначала жило племя первого сына Иафета Гамера, называемое Гемеры, по-гречески Кимеры, а по-русски Цимбры, и от них устье Меотийского озера, впадающее в Понт Евксинский (Черное море), называлось Босфор Кимерийский, т. е. узкое место в Кимерийском море. Когда Цимбры ушли в полночные страны (к северу) и смешались с различными народами, называясь Литвою, Жмудью, Готфами и др., тогда на их месте около Меотийского озера или Киммерийского Босфора стало обитать одно из скифских племен тюркского происхождения по имени Аланы (от Аланских гор), получившее впоследствии название Козары (от реки Козары). Это племя сильно размножилось и стало обитать по обоим берегам реки Дона: в Азии — до Волги, впадающей в Каспийское, или Хвалынское, море, в Европе — до Днепра, впадающего в Черное море, и даже далее — до Паннонии, но уже называясь другими именами: Аварами, Гуннами и др. Козары имели грубые нравы и с виду были некрасивы. Они, как народ кочевой, жили в палатках, переходя с места на место. Питались они более овощами и полусырым мясом, чем хлебом, на войне были очень храбры и всем страшны. Правитель у Козар назывался каган (хаган или хаян), как у нас царь или князь. О храбрости этого народа есть много указаний у греческих и римских летописцев. Много горя Козары причинили Царьграду в царствование Ираклия, в патриаршество Сергия, когда были чудесно побеждены непобедимою силою Пречистой Богоматери, Которая защитила Свой город от поганых Козар и соединившихся вместе с ними Персов, как пространно описано это событие в Синаксаре, в 5 субботу Великого Поста. Долго спустя Греческий царь Лев Исаврянин, желая жить в мире с Козарами, женил своего сына Константина (Копронима) на дочери кагана козарского, которая по крещении была названа Ириной. У них был сын Лев, который по матери назывался Казарин, или Хазарис (этот Лев имел жену Ирину, которая по смерти мужа восстановила Православие, отвергши иконоборческую ересь на VII Вселенском Соборе). После этого брака Греки стали жить в мире с Козарами, и последние стали знакомиться с христианской верой. Христианство стало распространяться между Козарами главным образом от Херсонян (Херсон — греческая колония) и в особенности после свв. учителей Константина и Мефодия. Козары с давних пор брали дань с российских Славян: с каждого дома кожу белки и с каждого плуга по шелягу. Эта дань была прекращена Аскольдом и Диром, которые отняли у Козар Северян и Радимичей. Окончательно разбил Козар (европейских) Святослав, отец св. Владимира, который взял их город Белую Вежу и наложил на них дань. Азиатские же Козары (жившие между Доном и Волгой) были завоеваны Половцами и Печенегами.
  47. Игнатий патриаршествовал с 847 г. по 857 г.; затем вторично с 867 г. по 877 г.
  48. Память св. Мефодия 23 октября.
  49. Козары говорили славянским языком.
  50. Влияние Евреев было здесь так сильно, что даже династия козарских каганов с своим двором, т. е. высшим классом козарского общества, приняла иудейство.
  51. Память его празднуется св. Церковию 25 ноября.
  52. Траян царствовал с 98 г. по 117 г.
  53. Поприще состояло из тысячи больших шагов, а в каждом таком шаге считается по пяти стоп.
  54. Никифор I царствовал с 802 г. по 811 г.
  55. По паннонскому списку жития, открытие свв. мощей произошло так: все отправились в корабле на то место, где предполагали, что находятся свв. мощи. Когда море совершенно стихло, начали искать и петь в это время церковные песни. Сначала распространилось большое благоухание, как бы от многих кадил, и после этого явились святые мощи.
  56. Псал. 32, ст. 6.
  57. Кн. Прор. Исаии, гл. 48, ст. 12 и 16.
  58. Афанасий Великий, Василий Великий, Григорий Нисский.
  59. Память праведного и многострадального Иова празднуется 6 мая.
  60. Илия — израильский Пророк, происходивший из города Фесвы Галаадской, живший и действовавший во дни нечестивого царя Ахава и Иезавели. История жизни и деятельности Пророка Илии изложена в 3-ей и 4-ой Кн. Царств (3 Кн. Цар., гл. 1720 и 4 Кн. Цар., гл. 12). — Память его празднуется св. Церковию 20 июля.
  61. Псал. 106, ст. 20.
  62. Кн. Прор. Исаии, гл. 7, ст. 14.
  63. Кн. Быт., гл. 9, ст. 6.
  64. Кн. Быт., гл. 9, ст. 9.
  65. Кн. Быт., гл. 17, ст. 9—13.
  66. См. житие его под 1 мая.
  67. Кн. Прор. Иерем., гл. 11, ст. 2 и 3.
  68. Кн. Прор. Иерем., гл. 31, ст. 31 и 32.
  69. Кн. Прор. Исаии, гл. 43, ст. 18 и 19.
  70. Память его празднуется св. Церковию 3 января.
  71. Кн. Прор. Мал., гл. 1, ст. 10 и 11.
  72. Кн. Бытия, гл. 12, ст. 3.
  73. Кн. Бытия, гл. 26, ст. 4.
  74. Кн. Бытия, гл. 28, ст. 14.
  75. Псал. 71, ст. 17.
  76. Кн. Бытия, гл. 49, ст. 10.
  77. Кн. Прор. Захар., гл. 9, ст. 10.
  78. Память его празднуется св. Церковию 13 декабря.
  79. См. кн. Прор. Даниила, гл. 2.
  80. Кн. Прор. Дан., гл. 2, ст. 44.
  81. Кн. Прор. Исаии, гл. 65, ст. 15 и 16.
  82. Кн. Прор. Исаии, гл. 7, ст. 14.
  83. Память его — 5 января.
  84. Кн. Прор. Мих., гл. 5, ст. 2 и 3.
  85. Кн. Бытия, гл. 9, ст. 26.
  86. Кн. Бытия, гл. 9, ст. 27.
  87. Псал. 40, ст. 10.
  88. Обрезание дано было знамением, начиная со времени Авраама и кончая исполнением его Христом («между Мной и тобой»), почему со Христом и должно было окончиться. Совершенно отменено обрезание, как ненужное для христиан иго, на Апостольском Соборе (Деян., гл. 15).
  89. Кн. Бытия, гл. 9, ст. 3.
  90. Кн. Бытия, гл. 1, ст. 31. На Апостольском Соборе заповедано христианам воздерживаться от идоложертвенного, крови, удавленины (Деян., гл. 15, ст. 29).
  91. Кн. Второз., гл. 32, ст. 15.
  92. Кн. Исх., гл. 32, ст. 6.
  93. Еванг. от Луки, гл. 21, ст. 15.
  94. Языческое племя, жившее около Азовского моря.
  95. Кн. Прор. Исаии, гл. 66, ст. 18 и 19.
  96. Кн. Прор. Иерем., гл. 16, ст. 16.
  97. Крещение всей Болгарии последовало в 869 году.
  98. В этом совете принимали участие и племянник Ростислава Святополк, князь Моравский (г. Нитры), и Коцел, князь Блатненский (в Паннонии).
  99. См. прим. о Славянах. На Мораве прежде были проповедники из Царьграда и с Запада и крестили, но мало считалось христиан. Затем приехали немецкие священники и стали всех крестить подряд. Эти священники совершали Богослужение по-латыни, а с народом говорили по-немецки. Поэтому Славяне, не понимавшие этих языков, не знали, во что их крестят и не разумели христианского учения.
  100. Это посольство относится к 862 году.
  101. Константин в бытность свою на Олимпе уже имел учеников, с которыми и занимался изучением славянского языка. Из этих учеников известны: Горазд, Климент, Савва, Наум и Ангелар.
  102. Император римский Константин Великий, объявивший христианство господствующею религиею в Римской империи, управлял с 306 г. по 324 г. Западною половиною Римской империи; с 324 г. по 337 г. — правил как единовластитель Западом и Востоком. — Память его празднуется св. Церковию 21 мая.
  103. С большими головами.
  104. Псал. 49, ст. 14.
  105. Кн. Прор. Малах., гл. 2, ст. 15—16, 13—14.
  106. Еванг. от Матф., гл. 5, ст. 27 и 28.
  107. Еванг. от Матф., гл. 19, ст. 9.
  108. Папа Римский Николай правил с 858 г. по 867 г.
  109. Можно предполагать, что папа вызывал в Рим святых проповедников и по наговорам немецких и латинских священников.
  110. Нынешняя Венгрия.
  111. Григорий Богослов — знаменитейший Отец Восточной Церкви, живший в IV в. — См. житие его под 25 января.
  112. Иероним — учитель Западной Церкви IV-го в.
  113. Блаженный Августин — учитель Западной Церкви; жил в конце IV в. — нач. V в.
  114. Псалом 95, ст. 1.
  115. Псал. 97, ст. 4.
  116. Псал. 65, ст. 4.
  117. Псал. 116, ст. 1; 150, ст. 6.
  118. Еванг. от Иоан., гл. 1, ст. 12.
  119. Еванг. от Иоан., гл. 17, ст. 20 и 21.
  120. Еванг. от Матф., гл. 28, ст. 18—20.
  121. Еванг. от Марка, гл. 16, ст. 15—17.
  122. Еванг. от Матф., гл. 23, ст. 13.
  123. Еванг. от Луки, гл. 11, ст. 52.
  124. 1 Посл. к Коринф., гл. 14, ст. 5.
  125. Посл. к Филип., гл. 2, ст. 11.
  126. Адриан II — правил с 867 г. по 872 г.
  127. Антифон, глас 1-й.
  128. Еванг. от Луки, гл. 2, ст. 14.
  129. Соб. Посл. Ап. Иак., гл. 2, ст. 26.
  130. Псал. 116, ст. 1.
  131. Деян., гл. 2, ст. 4.
  132. Память св. апостола Андроника празднуется св. Церковию 17 мая и 30 июля.
  133. В это время Ростислав, помогавший свв. братьям, умер в заточении, и его преемником стал племянник его Святополк, который в первое время своего правления был в большой дружбе с немецким императором.
  134. Швабия находится в Германии. — В темнице немцы всячески издевались над св. Мефодием: не давали есть по несколько дней; когда была зима, они его, босого, с непокрытою головою, выводили на тюремный двор, ставили на снегу и заставляли его так стоять на одном месте сутки, а то и больше. Они даже били святаго Мефодия батогами. Но Господь сохранял и укреплял святаго. Большое утешение доставляли святому его ученики, которые часто навещали его в темнице.
  135. Очевидно, и Коцел принимал участие в освобождении святаго Мефодия.
  136. Так Боривой, князь Чехов, послал гонцов к Святополку сказать, что Чешский князь желает креститься и просит священников. Святополк промолвил чешским гонцам: «Спросите епископа Мефодия; пусть он выберет двух или трех священников и отошлет с вами к вашему князю». Св. Мефодий сам пошел в Чехию и окрестил Боривоя, жену его Людмилу и двух их сыновей. Оставался святый Мефодий в Чехии около года и освятил две первые чешские церкви: одну — в городе Литомышле, а другую — в Левом Градце. Затем оставил Мефодий в Чехии несколько славянских священников и возвратился в Моравию. Св. Мефодий посылал священников в Польшу, где они окрестили короля и многих Поляков.
  137. Это было время после Велеградской битвы, когда Святополк разбил Немцев и объединил почти всех Славян.
  138. См. Кн. Числ, гл. 16.
  139. К этому времени обстоятельства совершенно изменились. Немецкие священники, из которых были многие заражены указанною ересью, стали снова являться в Моравию и склонять на свою сторону Святополка. Святополк, хотя и был крещен, но жил не по-христиански: пил много вина, имел многих жен и во гневе не мог себя сдерживать. Мефодий всячески старался убедить князя оставить его пороки, обличал его наедине и при всех, но ничего не помогало. Когда же немецкие священники стали бывать у Святополка, они начали говорить ему про Мефодия: «К чему ты, князь, этого старика слушаешь; ты видишь, он не похож на других людей, все всем раздает и живет как нищий. Ты, князь, владыка над своей землей». Многими подобными льстивыми словами немецкие священники совершенно поссорили Святополка со св. Мефодием. Тогда они стали жаловаться на Мефодия папе Иоанну, обвиняя его в ереси, а главным образом стараясь искоренить славянское богослужение. Папа Иоанн, желая в это время получить помощь против Сарацин от немецкого короля, принял сторону немецких священников и прислал в Моравию такое послание, которым запрещалась славянская служба и только было позволено говорить на славянском языке проповеди. Мефодий, прочитав сие послание, сказал: «Что же будет теперь? Будут люди приходить в церковь и стоять, ничего не понимая. И позабудут учение Христово и воскреснут в Моравии языческие обычаи. Нет, я не стану служить по-латыни, это будет людям во вред». Немецкие священники донесли об этом папе, и папа потребовал Мефодия в Рим. Святый Мефодий прибыл в Рим и папа учредил над ним суд. В это время папа получил помощь в войне с Сарацинами от греческого царя Василия Македонянина, а потому и принял сторону Мефодия. На этом суде св. Мефодий был оправдан, восстановлен архиепископом в славянских землях и получил позволение совершать Богослужение на славянском языке. Но, не желая оскорблять Святополка, папа написал ему такое послание: «Если тебе, князь, славянская обедня не по сердцу, ты можешь слушать у себя во дворце латинскую обедню, от немецких священников». Вместе с Мефодием как его помощник отправился в Моравию священник Викинг, ставленник немецкого короля и лютый враг Славян. Этот Викинг и стал главным врагом святаго Мефодия. Немецкие священники начали говорить Святополку, что Мефодий привез не настоящую грамоту, а есть другая, по которой нужно изгнать Мефодия и поставить архиепископом Викинга. Тогда святый Мефодий написал папе Иоанну такое письмо: «Кого ты, отче, поставил архиепископом: меня или Викинга?» На это письмо папа и прислал указанное послание.
  140. В это время был императором Василий Македонянин.
  141. 2 Посл. к Кор., гл. 11, ст. 26 и 27.
  142. 2 Посл. к Тим., гл. 4, ст. 7 и 8.