Авторское право распространяется: 1) На литературныя произведенія, какъ письменныя, такъ и изустныя (рѣчи, лекціи, рефераты, проповѣди и т. д.); 2) На музыкальныя произведенія, въ томъ числѣ и на музыкальныя импровизаціи; 3) На художественныя произведенія (произведенія живописи, ваянія и зодчества), и 4) На фотографическія и подобныя имъ произведенія. |
1. Авторское право распространяется: 1) На литературныя произведенія, какъ письменныя, такъ и изустныя (рѣчи, лекціи, рефераты, проповѣди и т. п.) |
Примѣч. Комиссія разсматриваетъ только авторское право на произведенія литературы, и потому пункты 2, 3 и 4-й статьи 1 оставлены безъ разсмотрѣнія.
2. Автору принадлежитъ исключительное право всѣми возможными способами воспроизводить, опубликовывать и распространять свое произведеніе. |
2. Автору принадлежитъ исключительное право всѣми возможными способами воспроизводить, опубликовывать и распространять свое произведеніе. Право на переводъ произведенія въ составъ авторскаго права не входитъ. |
Въ статьѣ 2 дано общее опредѣленіе содержанія авторскаго права, пополненное поставовленіемъ ст. 3.
Это опредѣленіе въ редакціи проекта не предрѣшаетъ еще отношенія законодателя къ вопросу о правѣ переводовъ, которое выяснено въ статьяхъ 31 и 33. Хотя ст.ст. 2 и 3 включены въ главу I, въ которой собраны общія положенія, касающіяся права, какъ на литературныя, такъ и на музыкальныя, художественныя и фотографическія произведенія, но комиссія Литературнаго Общества считаетъ наиболѣе удобнымъ именно въ эти общія статьи включить свое ограниченіе авторскаго права, какъ это сдѣлано проектомъ въ ст. 3 относительно права спеціально на художественныя произведенія.
Будучи, быть можетъ, самымъ важнымъ вопросомъ во всей области авторскаго права, вопросъ о правѣ переводовъ нуждается въ спеціальномъ разсмотрѣніи.
Дѣйствующее право стоить, какъ указано выше, на признаніи перевода самостоятельнымъ трудомъ и на невключеніи исключительнаго права на переводъ въ содержаніе авторскаго права. Проектъ стоитъ какъ разъ на противоположной почвѣ.
Комиссія Литературнаго Общества, не отрицая, конечно, момента труда автора въ переводномъ произведеніи, считаетъ въ этомъ отношеніи болѣе правильнымъ взглядъ дѣйствующаго права, чѣмъ взглядъ проекта.
Нѣтъ сомнѣнія, что въ Западной Европѣ, подъ давленіемъ интересовъ литераторовъ и особенно издателей, въ настоящее время господствуетъ мнѣніе, принятое и нашимъ проектомъ, что авторское право должно включить въ себя и исключительное право на переводъ.
Нельзя отрицать того, что взглядъ этотъ постоянно дѣлаетъ новыя завоеванія. Однако, и до сихъ поръ онъ не можетъ быть признанъ безусловно господствующимъ; и на Западѣ онъ находитъ еще противниковъ, но, главное, даже его сторонники до сихъ поръ не рѣшаются проводить его послѣдовательно до конца. Наиболѣе яркое выраженіе этотъ взглядъ нашелъ въ постановленіяхъ Бернской литературной конвенціи заключенной въ 1886 г. Германіей, Франціей, Великобританіей, Италіей и другими государствами Европы и другихъ частей свѣта (къ ней, однако, не присоединились ни Австро-Венгрія, заключившая сепаратное соглашеніе съ Германіей, ни Соединенные Штаты, заключившіе сепаратное соглашеніе съ Великобританіей и нѣкоторыми другими государствами).
Конвенція 1886 г. пополнена и видоизмѣнена актомъ 1896 г. Согласно съ постановленіемъ этой конвенціи (въ редакціи 1896 г.) исключительное право на переводъ принадлежитъ автору на все время, пока онъ пользуется авторскимъ правомъ по законамъ своей страны; но если авторъ не сдѣлаетъ употребленія изъ этого права въ теченіе десятилѣтія со времени появленія въ свѣтъ его произведенія, то онъ теряетъ его.
По сепаратному соглашенію Германіи съ Австріей, право на переводъ принадлежитъ автору, но всего въ теченіе 5 лѣтъ со времени появленія въ свѣтъ произведенія автора, притомъ въ послѣдніе два года этого срока только условно: чтобы не потерять его на эти два года, онъ долженъ имъ воспользоваться въ первые три года. Такимъ образомъ, произведеніе, появившееся въ Австріи, можетъ быть переведено каждымъ желающимъ въ Германіи черезъ три года, если авторъ не выпуститъ въ свѣтъ авторизованнаго перевода, а черезъ 5 лѣтъ послѣ появленія—во всякомъ случаѣ, даже и въ томъ, если авторъ это сдѣлаетъ.
Нашъ проектъ при конструированіи права перевода придерживается системы австро-германскаго соглашенія, признающей безусловную срочность права на переводъ, а не Бернской конвенціи, признающей условную его безсрочность (если называть безсрочностью—совпаденіе со сроками самаго авторскаго права), но беретъ сроки болѣе значительные, чѣмъ принятые этимъ соглашеніемъ. Такимъ образомъ, ни Бернская конвенція, ни австро-германское соглашеніе, ни нашъ проектъ не признаютъ права на переводы логически и безусловно связаннымъ съ авторскимъ правомъ; запретивъ, они конструируютъ его, какъ самостоятельное, особое право автора, нормируемое особыми постановленіями, нуждающимися, слѣдовательно, для своего обоснованія въ самостоятельной аргументаціи. Между тѣмъ главный и во всякомъ случаѣ единственный юридическій аргументъ сторонниковъ ограниченія свободы переводовъ состоитъ именно въ томъ, что право на переводъ входитъ въ составъ авторскаго права, и что тѣ, кто отрицаетъ это право, этимъ самымъ допускаютъ грабежъ, пиратство. Въ объяснительной запискѣ къ проекту министра юстиціи объ авторскомъ правѣ приводятся такія мнѣнія сторонниковъ ограниченія права переводовъ: „Изданіе самовольныхъ переводовъ… (есть) даровая, прикрывающаяся дозволеніемъ закона эксплоатація чужого труда“. „Лишать иностранныхъ авторовъ, принадлежащаго имъ по самому существу авторской собственности[1], права на защиту ихъ, въ предѣлахъ Россіи, отъ самовольнаго перевода ихъ сочиненій,—значило бы допустить явное нарушеніе коренныхъ началъ права и справедливости, которое не могло бы даже быть оправдано самыми вѣскими практическими соображеніями"… Допущеніе „нарушенія чужого права (посредствомъ признанія свободы переводовъ иностранныхъ авторовъ), отразится вредно на общемъ правовомъ сознаніи и будетъ служить нежелательнымъ примѣромъ колебанія юридическихъ началъ“. (Стр. 28—29).
Въ виду этого „отвлеченныя требованія справедливости“ (стр. 33) требуютъ ограниченія свободы переводовъ, и только практическія соображенія могутъ въ иныхъ случаяхъ ихъ перевѣсить.
Какъ мы уже сказали, право на переводы, даже въ современной конструкціи этого права, является, очевидно, самостоятельнымъ правомъ, не вытекающимъ изъ существа авторскаго права.
Если думать, что авторъ, создавшій какое-нибудь произведеніе, этимъ самымъ пріобрѣтаетъ право на это произведеніе во всѣхъ его формахъ и видахъ, то, чтобы быть послѣдовательнымъ, слѣдуетъ признать слѣдующее:
Музыкальное произведеніе на стихотвореніе автора можетъ быть написано только самимъ авторомъ, или съ его согласія.
Картина, иллюстрирующая или объясняющая какое-либо литературное произведеніе автора, можетъ быть написана только самимъ авторомъ, или съ его согласія.
Компиляція по научнымъ трудамъ автора можетъ быть написана или самимъ авторомъ, или съ его согласія.
Наконецъ, какое бы то ни было произведеніе, навѣянное произведеніемъ, или развивающее его мысли, можетъ быть написано только авторомъ или съ его согласія.
Такъ далеко не идутъ самые крайніе сторонники авторскаго права, и этимъ они обнаруживаютъ свою непослѣдовательность. Нельзя, конечно, отрицать момента труда автора въ переводномъ произведеніи, но нельзя отрицать момента труда автора и въ навѣянныхъ имъ произведеніяхъ композитора, иллюстратора или художника-живописца, наконецъ, компилятора; точно также нельзя отрицать момента труда цѣлыхъ поколѣній въ произведеніяхъ любаго автора. Толстой не былъ бы Толстымъ, если бы до него не писали Гоголь, Пушкинъ и другіе, какъ Пушкинъ не былъ бы Пушкинымъ безъ предыдущей работы Жуковскаго, Батюшкова, Карамзина и др. Признаніе авторскаго права необходимо въ интересахъ развитія литературы, но какъ право патентное, какъ всякое монопольное право на извѣстныя дѣйствія, оно должно быть толкуемо ограничительно; расширительное его толкованіе, полное закрѣпленіе какой-либо идеи въ собственность автора или изобрѣтателя сдѣлало бы невозможнымъ развитіе науки и литературы, какъ расширительное толкованіе права патентнаго сдѣлало бы невозможнымъ развитіе промышленности. Въ ст. 3-й проекта его составители прямо оговариваются, что „не считается нарушеніемъ авторскаго права пользованіе чужимъ произведеніемъ для созданія новаго произведенія, существенно отъ него отличающагося“. Переводъ, несомнѣнно, существенно отличается отъ произведенія; на немъ,—по крайней мѣрѣ, на хорошемъ переводѣ художественнаго произведенія, всегда имѣется отпечатокъ индивидуальности переводчика помимо индивидуальности автора. Сами составители министерскаго проекта признавали въ своей объяснительной запискѣ, что переводъ „требуетъ самостоятельнаго умственнаго труда“ (стр. 33); тѣмъ не менѣе въ отрицаніи свободы переводовъ они идутъ такъ далеко, что не проводятъ различія даже между произведеніемъ прозаическимъ и произведеніемъ поэтическимъ (стихотворнымъ). Они ограничиваютъ право на переводъ точно также по отношенію къ стихотворнымъ, какъ и по отношенію къ прозаическимъ, одинаково беллетристическимъ, научнымъ и публицистическимъ произведеніямъ. Если бы настоящій проектъ былъ закономъ 70 лѣтъ тому назадъ и тогда же были бы заключены конвенціи, заключеніе которыхъ онъ предусматриваетъ, то Лермонтову, чтобы напечатать его стихотвореніе „На сѣверѣ дикомъ стоитъ одиноко“, требовалось бы спеціальное разрѣшеніе Гейне.
Русскій поэтъ, которому придетъ въ голову послѣ того, какъ настоящій проектъ войдетъ въ силу и вызоветъ заключеніе конвенцій,—а по отношенію къ польскому поэту и до заключенія конвенціи—перевести стихами чужое поэтическое произведеніе (по крайней мѣрѣ, появившееся меньше десяти лѣтъ тому назадъ), не будетъ имѣть возможности приступить къ своей работѣ въ порывѣ вдохновенія, а долженъ будетъ списываться съ авторомъ или его издателемъ и неопредѣленное время ждать отвѣта, притомъ отвѣта положительнаго, — или онъ рискуетъ потерять свой трудъ даромъ.
Если же это произведеніе однажды съ разрѣшенія автора уже переведено, то даже авторъ не будетъ имѣть права дать его вторично другому поэту.
Беря болѣе близкій намъ примѣръ, укажемъ на „Потонувшій колоколъ“ Гауптмана, появившійся въ свѣтъ около 10 лѣтъ тому назадъ. Тотчасъ же послѣ появленія въ свѣтъ, онъ былъ переведенъ стихами г. Буренинымъ. Если бы тогда дѣйствовалъ настоящій проектъ, то г. Буренинъ долженъ былъ бы получить разрѣшеніе автора. Такое разрѣшеніе, вѣроятно, было бы дано, потому что у Гауптмана едва ли могли быть особенныя основанія отказать въ немъ г. Буренину,—и это самое помѣшало бы перевести его вновь Бальмонту. Между тѣмъ несомнѣнно, что и послѣ появленія этихъ переводовъ произведеніе Гауптмана нуждается въ новыхъ и новыхъ поэтическихъ истолкованіяхъ, которымъ всѣмъ, по крайней мѣрѣ на цѣлыхъ 10 лѣтъ, былъ бы положенъ предѣлъ настоящимъ проектомъ (а Бернскою конвенціею и еще на болѣе долгій срокъ, до истеченія срока авторскаго права).
Изъ изложеннаго ясно, что во всякомъ случаѣ стихотворный переводъ долженъ почитаться произведеніемъ совершенно самостоятельнымъ и никоимъ образомъ не можетъ быть поставленъ въ зависимость отъ согласія автора. Стихотворное произведеніе должно считаться плодомъ самостоятельнаго вдохновенія. Необходимо указать, что тотъ, кто ведетъ агитацію за присоединеніе Россіи къ Бернской конвенціи, этимъ самымъ агитируетъ за стѣсненіе даже стихотворныхъ переводовъ требованіемъ авторскаго разрѣшенія.
Въ меньшей степени вѣрно, но все же вѣрно это и относительно всякаго художественнаго произведенія, написаннаго прозой. Нѣтъ никакого основанія ограничивать ознакомленіе русской публики съ иностраннымъ художественнымъ произведеніемъ однимъ только переводомъ, не допуская переводовъ конкурирующихъ.
Возьмемъ для примѣра такое произведеніе, какъ книга Ренана „Жизнь Іисуса“. Лишь только цензурныя условія сдѣлали возможнымъ ея появленіе по-русски, какъ различные переводы начали появляться одинъ за другимъ. Если на „Жизни Іисуса“, переведенной въ полномъ видѣ уже не менѣе трехъ разъ (кромѣ многочисленныхъ переводовъ сокращеннаго изданія) будутъ пробовать свои силы еще цѣлые десятки переводчиковъ, изъ которыхъ нѣкоторымъ можетъ быть удастся еще болѣе приблизился къ стилю автора, чѣмъ это сдѣлали ихъ предшественники, то этому можно будетъ только порадоваться. Если бы у насъ не было цензуры, то то же самое обиліе переводовъ имѣло бы, вѣроятно, мѣсто 40 лѣтъ тому назадъ, немедленно послѣ появленія книги Ренана въ подлинникѣ, но ограниченіе права переводовъ сдѣлало бы это невозможнымъ.
Возьмемъ такое, совсѣмъ уже не художественное произведеніе, какъ „Капиталъ“ Маркса. 1-й его томъ переведенъ очень знающимъ переводчикомъ Германомъ Лопатинымъ; переводъ удостоился одобренія самого Маркса, знавшаго русскій языкъ. Тѣмъ не менѣе, конкурируя съ первымъ переводомъ, выпускаетъ свой переводъ Петръ Струве. Вслѣдъ за тѣмъ то же самое дѣлаетъ Богдановъ, въ союзѣ съ Базаровымъ и Степановымъ. Каждый изъ этихъ переводчиковъ относится къ переводимому автору съ полной добросовѣстностью и приступаетъ къ работѣ со знаніемъ дѣла. Тѣмъ не менѣе каждый изъ нихъ, очевидно, находитъ, что его предшественники невѣрно или неточно поняли нѣкоторыя мысли Маркса, пользовались неправильной или неудобной русской терминологіей или несовсѣмъ точно или правильно передали мысли Маркса русскимъ читателямъ. Спрашивается, потеряло ли отъ этого что-нибудь наше общество, потеряла ли наша наука, потерялъ ли наконецъ что-нибудь самъ Карлъ Марксъ? Мы думаемъ—рѣшительно нѣтъ.
Такимъ образомъ мы думаемъ, что исключительное право на переводы вовсе не входитъ въ составъ авторскаго права; что это особенно ясно на произведеніяхъ поэтическихъ, стихотворныхъ; менѣе ясно, но тѣмъ не менѣе вѣрно въ примѣненіи къ произведеніямъ художественнымъ прозаическимъ; еще менѣе ясно, но тѣмъ не менѣе вѣрно, въ примѣненіи къ произведеніямъ научнымъ, публицистическимъ и всякимъ инымъ.
Такимъ образомъ, защищая исключительное право автора на переводъ, никоимъ образомъ нельзя становиться на почву самаго существа авторскаго права; въ свободѣ переводовъ нельзя видѣть „нежелательный примѣръ колебанія юридическихъ началъ“[2]. Споръ долженъ быть перенесенъ совсѣмъ въ иную плоскость и вопросъ долженъ быть поставленъ исключительно о практической полезности для Россіи въ настоящій историческій моментъ или о вредѣ для нея же ограниченія права переводовъ. Съ этой точки зрѣнія слѣдуетъ разсматривать и всякій другой привѣсокъ къ авторскому праву, всякое новое измѣненіе его объема, создаваемое требованіями времени.
Такъ запрещеніе драматизированія романовъ и повѣстей безъ согласія автора, устанавливаемое статьею 22 проекта, тоже не вытекаетъ изъ самаго существа авторскаго права. Но, оцѣнивъ общественное значеніе этого запрещенія, соглашаясь съ тѣмъ, что подобное драматизированіе обыкновенно бываетъ недостойной спекуляціей на громкій успѣхъ какого-либо литературнаго произведенія, Комиссія Литературнаго Общества пришла къ выводу, что постановленіе статьи 29 проекта является достаточно обоснованнымъ. Съ этой, и только этой точки зрѣнія слѣдуетъ разсматривать и вопросъ о переводахъ: требуютъ ли интересы литературы ограниченія ихъ свободы?
Это дѣлаютъ и сторонники ограниченія права переводовъ. Они устанавливаютъ слѣдующіе тезисы:
1) „Предоставленіе каждому безпрепятственно переводить сочиненія иностранныхъ авторовъ влечетъ за собою появленіе спѣшныхъ, дешевыхъ переводовъ, исполненныхъ небрежно, искажающихъ литературный вкусъ и слогъ и имѣющихъ нерѣдко предметомъ произведенія невысокаго качества. Заполненіе журналовъ и изданій подобными переводами можетъ принести лишь вредъ обществу“,
2) „и въ то же время губитъ нашу національную литературу и науку, не давая хода живымъ, творческимъ силамъ отечественныхъ авторовъ, особенно же начинающихъ“.
3) „Невыгодна свобода перевода иностранныхъ произведеній для нашихъ авторовъ и въ томъ отношеніи, что дѣлаетъ невозможною защиту ихъ внѣ предѣловъ Россіи отъ самовольныхъ переводовъ собственныхъ ихъ сочиненій, которыя между тѣмъ все чаще переводятся нынѣ за границею“. (Объяснительная записка къ проекту министра юстиціи, стр. 29). Этотъ послѣдній аргументъ пополняется соображеніемъ, что мы, русскіе, грабимъ иностранныхъ литераторовъ, въ то же самое время умѣя ограждать интересы своихъ авторовъ, нѣкоторые изъ которыхъ, пользуясь постановленіями Бернской конвенціи, издаютъ свои произведенія также и въ Германіи и такимъ способомъ защищаютъ ихъ отъ права перевода.
4) Продажная цѣна переводныхъ книгъ послѣ ограниченія права перевода ни въ какомъ случаѣ не можетъ повыситься, а скорѣе понизится. „Съ присоединеніемъ Россіи къ Бернской конвенціи, ограждающей права авторовъ на переводы, рискъ издателей уменьшится, и весьма возможно, что книги вообще подешевѣютъ, какъ это и наблюдалось въ Швеціи, при присоединеніи ея въ 1894 г. къ бернскому союзу“. (Мнѣніе А. А. Пиленко, высказанное имъ на особомъ, Высочайше учрежденномъ, совѣщаніи по вопросу о заключеніи съ Германіей, Австро-Венгріей и Франціей соглашенія о „взаимной защитѣ авторскихъ правъ“, происходившемъ 13 и 14 апрѣля 1906 г., и напечатанное въ журналѣ этого совѣщанія, изданномъ особою брошюрою министерствомъ торговли, стр. 14).
Таковы аргументы сторонниковъ ограниченія свободы переводовъ. Комиссія Литературнаго Общества считаетъ ихъ неправильными по слѣдующимъ соображеніямъ.
Дѣйствительно, въ послѣднее время на русскомъ книжномъ рынкѣ появилось немало плохихъ переводовъ различныхъ иностранныхъ произведеній. Но мы думаемъ, что борьба съ плохими переводами должна вестись исключительно тѣмъ же самымъ способомъ, какимъ ведется борьба съ плохими литературными произведеніями вообще, т. е. переводами и произведеніями хорошими. Какое бы то ни было ограниченіе свободы переводовъ въ этомъ отношеніи можетъ имѣть то же самое значеніе, какъ ограниченіе свободы поэтическаго или научнаго творчества, во имя заботы о нашемъ литературномъ вкусѣ или о достоинствахъ литературы.
Вспомнимъ, что въ былые годы даже цензура стремилась къ тому, чтобы ограждать литературный вкусъ и достоинство слога цензируемыхъ ею произведеній; но мы не думаемъ, что такой способъ насажденія хорошаго слога имѣлъ бы какую-либо цѣну. Что же касается права авторовъ разрѣшать или не разрѣшать переводъ своихъ произведеній, то мы рѣшительно не имѣемъ никакихъ данныхъ ожидать, чтобы иностранные авторы, пользуясь этимъ своимъ правомъ, гарантировали бы намъ хорошіе переводы. Подавляющее большинство иностранныхъ авторовъ не знаетъ русскаго языка и въ своемъ отношеніи къ русскимъ въ отвѣтъ на обращенныя къ нимъ просьбы о разрѣшеніи перевода должны были бы руководствоваться либо извѣстностью фирмы, которая къ нимъ обращается, либо извѣстностью имени переводчиковъ, либо случайными указаніями русскихъ друзей и знакомыхъ: ни одно изъ этихъ условій не можетъ служить достаточной гарантіей достоинства перевода. Можно привести немало примѣровъ переводовъ (какъ и оригинальныхъ книгъ), выпущенныхъ самыми извѣстными фирмами и страдающихъ очень крупными недостатками; можно привести немало примѣровъ переводовъ, украшенныхъ болѣе или менѣе звучными именами переводчиковъ (и въ особенности редакторовъ переводовъ) и тѣмъ не менѣе являющихся весьма и весьма неудовлетворительными; что же касается до случайныхъ указаній русскихъ друзей и знакомыхъ, то они-то уже, конечно, не гарантируютъ достоинства перевода.
2) Мнѣніе, что свобода переводовъ губитъ національную литературу и науку, не давая хода живымъ творческимъ силамъ отечественныхъ авторовъ, особенно же начинающихъ, тоже довольно распространено среди сторонниковъ ограниченія переводовъ. На засѣданіи Высочайше учрежденнаго совѣщанія по вопросу о заключеніи конвенціи, представителемъ русскаго общества печатнаго дѣла Г. В. Сліозбергомъ высказано мнѣніе, что „отсутствіе въ Россіи хорошихъ оригинальныхъ изслѣдованій по медицинѣ объясняется, главнымъ образомъ, пренебреженіемъ интересами авторовъ, которые весьма часто не рискуютъ напечатать свое сочиненіе, боясь потерпѣть убытки. Вслѣдствіе сего представляется настоятельно необходимымъ улучшить въ этомъ отношеніи наше законодательство, главнѣйшій недостатокъ коего заключается въ отсутствіи огражденія права переводовъ“ (стр. 7).
Другіе сторонники того же мнѣнія указываетъ, что и отсутствіе хорошихъ юридическихъ сочиненій, и историческихъ, и, наконецъ, даже беллетристическихъ произведеній объясняется обиліемъ переводовъ, которые заполняютъ наши журналы и нашъ книжный рынокъ.
Для поощренія оригинальной литературы предлагается ограниченіе права переводовъ, посредствомъ ли введенія соотвѣтственныхъ постановленій въ наше законодательство, или посредствомъ заключенія соотвѣтственной конвенціи съ европейскими государствами. По мнѣнію комиссіи Литературнаго Общества, мысль, что введеніе своеобразнаго покровительства оригинальной литературы посредствомъ запрещенія или затрудненія появленія переводныхъ произведеній не выдерживаетъ самой снисходительной критики. Къ тому-же въ защиту литературнаго протекціонизма не приводится ни одного фактическаго аргумента, и сторонники его довольствуются голословными деклараціями.
3) Ссылка на интересы русскихъ авторовъ, которые тоже могутъ страдать отъ свободы переводовъ, разумѣется, совершенно правильна, если исключительное право на переводы входитъ въ содержаніе авторскаго права. Признаніе этого принципа для русскихъ авторовъ влечетъ его признаніе и для иностранныхъ авторовъ; если же его отрицать, то отрицать его слѣдуетъ одинаково для тѣхъ и другихъ. Исходя изъ отрицанія этого принципа, комиссія Литературнаго Общества не видитъ въ ссылкѣ на интересы русскихъ авторовъ аргумента противъ своихъ соображеній. Она не видитъ его тѣмъ болѣе, что дѣйствительно заинтересованными въ исключительномъ правѣ переводовъ могутъ быть въ Россіи только очень выдающіеся писатели, трудъ которыхъ вознаграждается достаточно хорошо и на одномъ русскомъ рынкѣ. Что же касается тѣхъ русскихъ писателей, отдѣльныя статьи, брошюры или книги которыхъ иногда переводятся на иностранные языки, не будучи особенно ходкими ни на русскомъ, ни на заграничномъ рынкахъ,—то врядъ ли можно допустить, что эти русскіе авторы выиграютъ отъ ограниченія свободы переводовъ, такъ какъ требованіе въ ихъ пользу гонорара за право перевода ихъ произведеній можетъ привести лишь къ тому, что ихъ произведенія вовсе не будутъ переведены. Что же касается до ссылки на то, что Россія, пользуясь свободой переводовъ, грабитъ европейскихъ писателей, тогда какъ нѣкоторые русскіе писатели пользуются защитой Бернской конвенціи, то это аргументомъ служить совершенно не можетъ. Это есть личное дѣло тѣхъ русскихъ писателей, которые пользуются защитой конвенціи, и вмѣстѣ съ тѣмъ дѣло европейскихъ писателей или издателей, которые добились заключенія этой конвенціи и создали такимъ образомъ возможность пользованія ею и для русскихъ писателей. Во всякомъ случаѣ, русскіе авторы, за единичными исключеніями, выгодами Бернской конвенціи не пользуются.
4) Самымъ важнымъ съ точки зрѣнія коммиссіи Литературнаго Общества является вопросъ о вліяніи свободы переводовъ и ея стѣсненія на продажную цѣну книгъ. Комиссія Литературнаго Общества думаетъ, что продажная цѣна книгъ подчиняется общимъ законамъ рынка, и что, слѣдовательно, всякая монополія можетъ только возвышать эту цѣну и никогда не можетъ понижать ея. Говорятъ, что при монополизированіи права на переводы какого-либо опредѣленнаго писателя, будетъ ли то Золя, Мирбо или кто-нибудь другой, фирма, монополизировавшая эти переводы, имѣетъ возможность выпустить его произведенія въ болѣе значительномъ количествѣ экземпляровъ, вслѣдствіе чего она легко покроетъ оплату авторскаго гонорара и будетъ имѣть возможность даже понижать продажную цѣну книгъ. Но это самое соображеніе примѣнимо ко всякой отрасли производства. И если аптечная монополія, напримѣръ, какъ извѣстно, повышаетъ продажныя цѣны лекарствъ, если вообще монополія на выдѣлку и продажу какого бы то ни было товара всегда дѣйствуетъ въ томъ же направленіи, хотя и даетъ возможность производить на болѣе значительный рынокъ, то мы не видимъ ни малѣйшаго основанія ожидать, чтобы по отношенію къ книгамъ, этотъ законъ бездѣйствовалъ.
Сообщеніе А. А. Пиленко о томъ, будто ограниченіе свободы переводовъ въ Швеціи послѣ присоединенія ея къ Бернской конвенціи въ 1898 г. привело къ дешевой цѣнѣ переводныхъ книгъ, не подтверждено имъ ни ссылкой на источники, ни какими-либо цифровыми, или фактическими данными, и потому не можетъ быть принято во вниманіе[3]. Собрать цифровыя данныя, дающія возможность доказать систематически съ безусловной точностью справедливость того или другого мнѣнія, въ данномъ случаѣ чрезвычайно трудно, врядъ ли даже возможно. Во всякомъ случаѣ onus probandi лежитъ на тѣхъ, кто отрицаетъ примѣнимость общаго признанія законовъ политической экономіи къ какой-либо отрасли производства, а не на тѣхъ, кто на ней настаиваетъ, а удешевленіе нѣсколькихъ переводныхъ книгъ въ Швеціи, даже если оно имѣло мѣсто въ дѣйствительности, не можетъ служить аргументомъ, пока эти данныя не провѣрены и не выяснены. Во всякомъ случаѣ противъ нихъ мы можемъ привести кое-какія данныя, конечно, тоже далеко не вполнѣ достаточные, хотя все же гораздо болѣе убѣдительныя, въ защиту того положенія, что и на книжномъ рынкѣ монополія удорожаетъ, а свобода удешевляетъ книги. Прежде всего и съ полной наглядностью, мы это видимъ на примѣрѣ не переводовъ, а оригинальныхъ книгъ. Оригинальныя книги, ходкія на книжномъ рынкѣ, обыкновенно сразу и очень значительно понижаются въ цѣнѣ, какъ только истекаетъ срокъ авторскаго права.
Собраніе сочиненій Пушкина до 1887 года, когда право на ихъ изданіе принадлежало опредѣленнымъ фирмамъ, стоило не менѣе 10 рублей.
Въ 1887 г. истекъ срокъ авторскаго права на сочиненія Пушкина, и сразу появилось одно прекрасное по качеству изданіе сочиненій Пушкина Литературнаго фонда, продажная цѣна котораго была назначена въ 6 руб., и вмѣстѣ съ тѣмъ нѣсколько общедоступныхъ изданій (Павленкова, Суворина и мн. др.), продажная цѣна которыхъ была назначена въ 1 р. 50 к.
Фирма, имѣвшая въ своихъ рукахъ весь рынокъ, слѣдовательно, имѣвшая возможность разсчитывать на всѣхъ тѣхъ покупателей, на которыхъ разсчитывали и Литературный фондъ, и Павленковъ, и Суворинъ, и всѣ другіе издатели, вмѣстѣ взятые, не находила нужнымъ понизить его продажной цѣны. Это сдѣлала свобода изданій сочиненій Пушкина.
То же самое имѣло мѣсто по отношенію къ сочиненіямъ Лермонтова. До 1891 г. право на изданіе его сочиненій принадлежало Глазунову, и ихъ собраніе стоило 5 руб. Съ истеченіемъ срока авторскаго права появился рядъ изданій, цѣна на нѣкоторыя изъ которыхъ равнялась 1 руб. Вотъ что сдѣлала свобода изданій сочиненій Лермонтова.
То же самое имѣло мѣсто съ Гоголемъ и Жуковскимъ. По отношенію къ послѣднему, впрочемъ, съ нѣкоторой особенностью. За годъ до истеченія срока авторскаго права на него, издатель Глазуновъ, которому оно принадлежало, поспѣшилъ выпустить дешевое изданіе сочиненій Жуковскаго, очевидно, для того, чтобы заблаговременно захватить рынокъ. Однако, ранѣе онъ этого не считалъ нужнымъ дѣлать. И тутъ, слѣдовательно, свобода изданій или даже ожиданіе этой свободы вели къ пониженію цѣны.
Такимъ образомъ, свобода изданій безусловно понижаетъ продажную цѣну произведеній нашихъ классиковъ и при томъ ведетъ не къ пониженію, а къ повышенію достоинствъ изданія.
Что касается вліянія свободы переводовъ на ихъ продажныя цѣны, то, какъ уже сказано, выяснить ее статистическимъ путемъ крайне трудно, въ виду отсутствія матеріала для сравненія, такъ какъ мы не имѣемъ достаточнаго количества наблюденій, происходящихъ въ болѣе или менѣе одинаковыхъ условіяхъ; нельзя же сравнивать, напримѣръ, цѣны переводныхъ книгъ въ Германіи съ цѣнами ихъ въ Россіи, такъ какъ условія книжнаго рынка тамъ и тутъ совершенно различны. Нельзя даже сравнивать, напримѣръ, цѣны на нѣмецкіе переводы русскихъ авторовъ съ нѣмецкими цѣнами переводовъ авторовъ англійскихъ, въ виду совершенно различнаго отношенія публики въ томъ и другомъ случаѣ. Но мы можемъ сравнивать цѣны на нѣмецкіе переводы тѣхъ русскихъ авторовъ (Горькій, Андреевъ и нѣк. др.), которые, благодаря изданію своихъ сочиненій въ Германіи, стали подъ защиту Бернской конвенціи, съ цѣнами на произведенія тѣхъ русскихъ авторовъ, которые этого не сдѣлали и переводы которыхъ въ Германіи совершенно свободны. Если мы возьмемъ сочиненія Короленко съ одной стороны и Горькаго и Андреева съ другой, то мы сразу замѣтимъ, что продажная цѣна сочиненій послѣднихъ на нѣмецкомъ рынкѣ, выше, чѣмъ перваго (хотя популярность ихъ, въ особенности Горькаго, никоимъ образомъ не ниже, чѣмъ популярность Короленко[4]. Такъ, напримѣръ, „Слѣпой музыкантъ“ Короленко мы найдемъ въ цѣломъ рядѣ нѣмецкихъ переводовъ, продажная цѣна которыхъ равняется 50, 35 и даже 20 пф., т. е. значительно ниже, чѣмъ цѣна на то же произведеніе въ подлинникѣ. Между тѣмъ „На днѣ“ Горькаго имѣется въ одномъ изданіи, цѣною въ 1 м. 40 пф.; „Дѣти солнца“—2 м. 80 пф.; „Красный смѣхъ“ Андреева—1 м. 30 пф. По объему-же эти произведенія почти одинаковы. Такъ же дешевы, какъ переводныя произведенія Короленко, переводныя произведенія Герцена („Кто виноватъ“ продается въ нѣмецкомъ переводѣ за 60 пфениговъ), Тургенева, Льва Толстого и другихъ популярныхъ русскихъ авторовъ, не оградившихъ себя Бернской конвенціей. Точно такъ же дешевы переводы тѣхъ произведеній Максима Горькаго, которыя были имъ изданы до того, какъ онъ сталъ прибѣгать къ защитѣ Бернской конвенціи. Такъ, напр., имѣется 20-пфениговое изданіе его „Коновалова“ (даже въ одной книжкѣ съ „Дѣдушкой Архипомъ“), „Старухи Изергиль“, „Исторіи преступленія“ и нѣкоторыхъ другихъ его произведеній.
Такимъ образомъ, и по отношенію къ продажной цѣнѣ переводныхъ книгъ, мы находимъ нѣкоторыя, хотя и недостаточныя, цифровыя данныя въ подтвержденіе нашего мнѣнія.
Министръ юстиціи въ своей объяснительной запискѣ къ проекту закона объ авторскомъ правѣ, приведя вышеперечисленные аргументы за ограниченіе права переводовъ, все же не считаетъ возможнымъ присоединиться къ нимъ цѣликомъ. Напротивъ, онъ самъ указываетъ, что неудовлетворительные переводы нельзя объяснять ихъ свободой, и признаетъ, что, несмотря на свободу, въ послѣднее время плохіе переводы вытѣсняются и замѣняются хорошими. „Во всякомъ случаѣ, говоритъ онъ, нѣтъ никакого ручательства въ томъ, что, съ отмѣною свободы переводовъ, качество ихъ улучшится. Напротивъ, можно опасаться, что сосредоточеніе всего переводнаго дѣла въ рукахъ немногихъ монополистовъ поведетъ какъ разъ къ обратнымъ послѣдствіямъ и что, пользуясь отсутствіемъ конкурентовъ, нѣкоторые, по крайней мѣрѣ, монополисты-издатели будутъ за повышенныя цѣны выпускать переводы плохо сдѣланные, выбирая при томъ для перевода преимущественно произведенія невысокаго качества“ (стр. 34). Министръ юстиціи подвергаетъ также сомнѣнію вредное вліяніе переводовъ на развитіе оригинальной литературы и дѣлаетъ, по мнѣнію коммиссіи, вполнѣ правильное заключеніе:
„Въ общемъ, слѣдовательно, выгоды, которыя можно ожидать отъ отмѣны у насъ свободы переводовъ иностранныхъ сочиненій, представляются весьма гадательными и едва ли окупятъ собой ея невыгодныя послѣдствія“. Невыгодными будутъ послѣдствія, какъ для читающей публики, такъ для издателей журналовъ, такъ, наконецъ, и притомъ въ особенности, для «многочисленнаго у насъ класса переводчиковъ», и понесутъ ущербъ и типографщики, такъ какъ возможно, что съ сокращеніемъ переводныхъ изданій уменьшится ихъ заработокъ.
„Но всѣ эти невыгодныя стороны отмѣны свободы переводовъ должны быть признаны второстепенными въ сравненіи съ тѣмъ вредомъ, который можетъ быть нанесенъ нашей наукѣ и техникѣ", которыя до сихъ поръ еще въ значительной мѣрѣ пользуются трудомъ западныхъ ученыхъ. „При этомъ не столько будетъ имѣть значеніе обязательная уплата извѣстнаго гонорара иностраннымъ авторамъ за согласіе ихъ на переводъ, сколько неизбѣжно связанная съ полученіемъ такого согласія сложная процедура и необходимость непосредственно сноситься съ иностранными издателями и авторами, иногда издалека, напр., изъ Томска, Казани и т. п.“. Даже срочность ограниченія права переводовъ (10-лѣтній срокъ) устранеятъ это неудобство лишь въ слабой степени, такъ какъ наука и техника движутся чрезвычайно быстро, и по прошествіи 10, даже 5 лѣтъ многія научныя и техническія произведенія теряютъ всякое значеніе (стр. 34—36). Это касается главнымъ образомъ переводовъ на русскій языкъ. Къ этому министръ юстиціи прибавляетъ еще одно совершенно вѣрное и чрезвычайно важное указаніе, что въ предѣлахъ Россіи существуютъ небольшія народности (грузинская, латышская, эстонская и др.), для которыхъ «свобода переводовъ и связанная съ ней возможность безпрепятственнаго пользованія произведеніями русскихъ авторовъ является безусловно необходимой, такъ что всякое нарушеніе этой свободы отразилось бы на ихъ культурѣ крайне гибельно».
Приведя всѣ эти, по мнѣнію коммиссіи Литературнаго Общества, совершенно правильныя соображенія, министръ юстиціи въ своей объяснительной запискѣ вдругъ дѣлаетъ совершенно неожиданное заключеніе. «Отсюда не слѣдуетъ, конечно, чтобы свобода (переводовъ) должна была вообще быть сохранена въ полномъ объемѣ. Напротивъ, по мѣрѣ возможности желательно оградить сколько-нибудь и интересы иностранныхъ авторовъ, но это должно быть сдѣлано не въ законѣ объ авторскомъ правѣ, а путемъ международныхъ соглашеній». Въ законѣ объ авторскомъ правѣ запрещеніе переводовъ иностранныхъ авторовъ не должно имѣть мѣста, такъ какъ оно сдѣлало бы невозможнымъ добиться отъ иностранныхъ государствъ соотвѣтственнаго огражденія интересовъ русскихъ авторовъ (стр. 36). Но если интересъ иностранныхъ авторовъ долженъ быть по этимъ соображеніямъ огражденъ лишь путемъ международнаго соглашеній, то авторы—русскіе подданные—должны быть ограждены въ самомъ законѣ объ авторскомъ правѣ.
По мнѣнію коммиссіи Литературнаго Общества изъ аргументовъ, приведенныхъ и принятыхъ самимъ министромъ юстиціи, слѣдуетъ выводъ какъ разъ противоположный, а именно, что нѣтъ никакой надобности ограничивать право переводовъ ни по отношенію къ произведеніямъ иностранныхъ подданныхъ, ни въ законѣ объ авторскомъ правѣ, ни путемъ особой литературной конвенціи.
Вопросъ о свободѣ переводовъ, помимо своей юридической, принципіальной стороны, разобранной выше, можетъ быть еще разсматриваемъ съ точки зрѣнія интересовъ: 1) иностранныхъ писателей, 2) писателей—русскихъ подданныхъ, 3) съ точки зрѣнія интересовъ русскихъ читателей и русской литературы (понимая слово „русскій“ въ широкомъ смыслѣ, т. е. въ примѣненіи къ читателямъ Россійской Имперіи и къ литературѣ, развивающейся на территоріи Россійской Имперіи) и, наконецъ, 4) съ точки зрѣнія интересовъ русскихъ издателей.
1. Что касается иностранныхъ авторовъ, то объ ихъ интересахъ, по мнѣнію коммиссіи, говорить не приходится, не только потому, что право на переводъ никоимъ образомъ не вытекаетъ изъ самой сущности авторскаго права, но также и потому, что Россія совершенно достаточно платитъ иностраннымъ авторамъ за ихъ сочиненія въ подлинникѣ. Стоитъ войти въ любой книжный магазинъ на Невскомъ проспектѣ въ Петербургѣ, торгующій иностранными книгами, чтобы убѣдиться, какъ великъ въ Россіи ихъ сбытъ. Въ Россію привозится значительное количество, какъ беллетристическихъ, такъ и научныхъ—французскихъ, нѣмецкихъ, англійскихъ и даже итальянскихъ книгъ, при чемъ ихъ покупаютъ не только иностранцы, проживающіе на русской территоріи, но и въ значительномъ числѣ русскіе. Если нашихъ писателей теперь читаютъ за границей, быть можетъ, не меньше, чѣмъ мы читаемъ иностранныхъ авторовъ, то зато иностранцы ничего не платятъ намъ за наши книги, такъ какъ по-русски они не читаютъ, тогда какъ мы платимъ имъ очень много. Къ тому же переводъ на русскій языкъ иностраннаго писателя, свидѣтельствующій о ростѣ его популярности, самъ содѣйствуетъ дальнѣйшему росту этой популярности и, быть можетъ, даже увеличиваетъ продажу его сочиненія въ подлинникѣ.
2. Что касается русскихъ писателей, то тѣ изъ нихъ, которые переводятся на иностранные языки, получаютъ и безъ того крупное вознагражденіе, а остальные русскіе авторы въ ограниченіи свободы на переводы не заинтересованы.
3. Что касается интересовъ читателей, то на нихъ, какъ уже сказано выше, ограниченіе права переводовъ должно отразиться самымъ тяжелымъ образомъ: оно, по выше обоснованному мнѣнію Коммиссіи, должно повысить продажную цѣну переводныхъ книгъ и, можетъ быть, ухудшить, но ни въ какомъ случаѣ не улучшить достоинство переводовъ.
Этого мало: многія книги, которыя, при свободѣ переводовъ, появились бы на русскомъ книжномъ рынкѣ, при ограниченіи этой свободы, при необходимости сноситься съ иностранными авторами или издателями—со всѣми тѣми затрудненіями, съ какими связаны такія сношенія, весьма вѣроятно, вовсе не появятся въ переводѣ.
Весьма возможно, что не появятся или не появились бы нѣкоторыя книги, благодаря прямому запрещенію авторовъ—и это во всякомъ случаѣ было бы потерей для литературы и читателей. Первые переводы произведеній Ибсена были сдѣланы въ Россіи съ нѣмецкаго. Это объясняется тѣмъ, что въ то время, когда они появились въ свѣтъ, знаніе датскаго языка въ Россіи было распространено крайне мало; переводчики его не знали, тѣмъ не менѣе они считали себя въ правѣ знакомить русскую публику съ произведеніями великаго писателя, хотя бы пользуясь нѣмецкими переводами. Конечно, можно очень и очень много возразить противъ достоинства перевода, сдѣланнаго не съ подлинника, а съ перевода же. Тѣмъ не менѣе, когда, по какой-либо причинѣ, нѣтъ возможности переводить съ подлинника, тогда можно пожелать хотя бы перевода съ перевода; а между прочимъ, очень вѣроятно, что Ибсенъ, какъ всякій авторъ, дорожащій переводомъ своихъ произведеній, не счелъ бы возможнымъ дать разрѣшеніе на переводъ человѣку, не знающему его языка, и такимъ образомъ знакомство съ Ибсеномъ для русской публики было бы отложено на нѣсколько лѣтъ, впредь до появленія переводчиковъ, знающихъ датскій языкъ. Точно такъ же сказки Андерсена, на которыхъ росли цѣлыя поколѣнія, въ свое время переводились съ нѣмецкихъ переводовъ. Если бы въ то время дѣйствовалъ проектъ закона объ авторскомъ правѣ съ соотвѣтственными конвенціями, то, весьма вѣроятно, что по аналогичной причинѣ эти сказки были бы недоступны русскимъ читателямъ.
Необходимо помнить, что ограниченіе свободы переводовъ затрудняетъ появленіе переводовъ не только тѣмъ, что иной переводъ можетъ не появиться вслѣдствіе прямого запрещенія автора, и оно вредно не только тѣмъ, что повышаетъ продажныя цѣны, вслѣдствіе необходимости платить добавочный гонораръ автору. Оно вызываетъ необходимость сношеній съ авторомъ, адресъ котораго можетъ быть не извѣстенъ, который можетъ быть боленъ, который можетъ относиться небрежно къ своей перепискѣ и т. д.
Такимъ образомъ ограниченіе права переводовъ должно отразиться тяжело на интересахъ какъ русскихъ читателей, такъ и самой литературы (переводной).
4. Единственная болѣе или менѣе значительная категорія лицъ, которыя въ предѣлахъ Россіи могутъ быть заинтересованы въ ограниченіи свободы переводовъ,—это владѣльцы издательскихъ фирмъ, преимущественно крупныхъ; таковымъ сравнительно легко при ихъ крупныхъ средствахъ и постоянныхъ сношеніяхъ съ центрами книгоиздательствъ за границей получить разрѣшеніе на право перевода, и имъ чрезвычайно выгодно монополизировать это право въ своихъ рукахъ.
Но комиссія С.-Петербургскаго Литературнаго Общества не видитъ ни малѣйшей надобности покровительствовать такимъ интересамъ въ ущербъ интересамъ читающей публики и просвѣщенія.
Укажемъ здѣсь, что то же самое мнѣніе дважды высказывала Академія Наукъ въ 1899 и 1906 годахъ (см. „журналъ Высочайше утвержденнаго совѣщанія“, стр. 15—16).
Въ виду этого Литературное Общество предлагаетъ измѣнить редакцію 2-й ст. проекта вышеприведеннымъ способомъ.
4. Авторское право признается: 1) въ отношеніи произведеній, появившихся въ свѣтъ въ Россіи или находящихся еще въ неопубликованномъ видѣ,—за всѣми авторами и правопреемниками ихъ независимо отъ ихъ подданства; 2) въ отношеніи произведеній, появившихся въ свѣтъ заграницей,—за авторами, состоящими въ русскомъ подданствѣ, и за ихъ правопреемниками, хотя бы послѣдніе были иностранными подданными. |
4. Авторское право признается: въ отношеніи произведеній, появившихся въ свѣтъ, какъ въ Россіи, такъ и за границей, а также находящихся еще не въ опубликованномъ видѣ,—за всѣми авторами и правопреемниками ихъ, независимо отъ ихъ подданства. |
Наша статья отличается отъ министерской въ сущности только въ редакціонномъ отношеніи, такъ какъ министерскій проектъ тоже признаетъ авторское право за иностранцами, доказательствомъ чему служитъ статья 30, коей возбраняется перепечатка въ предѣлахъ Россіи произведеній, появившихся за-границей. Но министерскій проектъ противополагаетъ произведенія, появившіяся въ Россіи, произведеніямъ, появившимся за границей, ибо онъ включаетъ въ авторское право и исключительное право на переводъ, въ виду чего онъ не можетъ говорить о признаніи авторскаго права на произведенія, появившіяся за границей, пока не заключены конвенціи. Не признавая за авторомъ исключительнаго права на переводъ и включая въ понятіе авторскаго права главнымъ образомъ защиту автора отъ контрафакціи, мы можемъ говорить о признаніи въ Россіи авторскаго права на всѣ произведенія, независимо отъ мѣста ихъ появленія и подданства ихъ авторовъ. Какъ уже объяснено выше, комиссія считаетъ, что проектъ министра сталъ на совершенно правильную дорогу, оградивъ отъ перепечатки какъ тѣхъ русскихъ авторовъ, которые въ силу разныхъ обстоятельствъ издали въ первый разъ свои произведенія за границей, такъ и права авторовъ-иностранцевъ.
| Министерскій проектъ. | Проектъ Комиссіи Литературнаго Общества. |
| 6. Авторское право послѣ смерти автора переходитъ къ его наслѣдникамъ по закону или по завещанію. | 6. Авторское право, если оно при жизни не было уступлено третьему лицу, переходитъ къ наслѣдникамъ автора по завѣщанію, а ежели авторъ не оставилъ завѣщанія, то къ его женѣ (мужу, если авторъ—женщина), и дѣтямъ, а при ихъ отсутствіи къ родителямъ, братьямъ, сестрамъ и ихъ дѣтямъ. |
Совершенно правильно министерскій проектъ говоритъ въ объяснительной запискѣ, что „автору нельзя отказать въ нравственномъ и юридическомъ правѣ заботиться объ участи своей семьи и близкихъ и объ обезпеченіи ихъ плодами своего авторскаго труда“.
Да, это право не только несомнѣнно, но и священно. Разъ вообще устанавливается посмертное авторское право, такъ кому-же имъ и пользоваться, какъ не тому, кого любилъ авторъ и кто,—разъ мы вращаемся въ сферѣ матеріальныхъ интересовъ, такъ подчеркнемъ это,—со смертью автора лишился кормильца.
И вотъ это-то и надо твердо помнить для правильной постановки вопроса о наслѣдованіи авторскаго права. Рѣчь о посмертномъ пользованіи можетъ идти только тамъ, гдѣ при жизни автора была забота, была близость. При коллизіи культурныхъ и личныхъ интересовъ, только тогда и можно помириться съ переходомъ авторскихъ правъ къ лицамъ, непричастнымъ авторскому труду, если приходится поступаться въ пользу обезпеченія людей, о которыхъ болѣло сердце автора, кто дѣйствительно былъ ему близокъ.
Выдвигая принципъ заботъ какъ о „семьѣ", такъ и о „близкихъ“, проектъ, однако, неодинаково послѣдователенъ въ логическомъ развитіи отношенія къ этимъ двумъ категоріямъ наслѣдниковъ.
Что значитъ обезпечить „близкаго“—совершенно ясно. „Близкій“—это человѣкъ, относительно котораго никакихъ объективныхъ, юридическихъ признаковъ нѣтъ: подруга жизни, воспитанникъ, товарищъ—все лица, которыя никакихъ формальныхъ требованій предъявить не могутъ. Способъ посмертныхъ заботъ о такихъ „близкихъ“—единственный и потому совершенно опредѣленный: въ ихъ пользу дѣлается завѣщаніе.
Но чрезвычайно неяснымъ представляется понятіе о „семьѣ“. Кто входитъ въ ея составъ?
Житейское пониманіе слова „семья“ сводится къ тѣмъ, которыхъ человѣкъ и нравственно, и юридически обязанъ, грубо выражаясь, «кормить». Это значитъ—жена, дѣти и родители. О братѣ, племянникѣ, теткѣ уже никто не считаетъ себя обязаннымъ заботиться постоянно. Имъ, что называется, „помогаютъ“, когда могутъ. А затѣмъ начинается обширная категорія „родни“: двоюродный братъ, троюродный братъ и т.д., матеріальныя заботы о которыхъ составляютъ рѣдчайшее исключеніе.
Вотъ почему министерскій проектъ, вводя въ обоснованіе посмертнаго авторскаго права принципъ заботы о „семьѣ“, совершенно непослѣдователенъ, когда не дѣлаетъ при этомъ никакихъ ограниченій для тѣхъ родичей, которые въ кругъ семейныхъ заботъ обыкновенно не входятъ. Нельзя же, въ самомъ дѣлѣ, къ вопросу о литературномъ наслѣдованіи просто примѣнить общегражданскія нормы. И проектъ, и представители теоретической науки признаютъ авторское право за jus sui generis и выдѣляютъ его изъ общаго понятія о собственности. Слѣдовательно, всѣ положенія общегражданскихъ нормъ въ приложеніи къ авторскому праву подлежатъ пересмотру. Разъ основной принципъ права собственности — вѣчность его — въ примѣненіи къ правамъ литературной собственности суженъ и ограниченъ, то какъ-же можно оставить безъ ограниченій такую, значительно меньшую часть этого права, какъ переходъ къ далекимъ членамъ рода?
Въ своихъ ограниченіяхъ авторскаго права законодательство считается съ тѣмъ вредомъ, который оно приноситъ общей культурѣ страны, и подыскиваетъ для него оправданіе, по вопросу же о наслѣдованіи дальними родственниками министерскій проектъ даже и попытки пока не дѣлаетъ и цѣликомъ принимаетъ общія нормы наслѣдованія по закону.
А между тѣмъ, какъ извѣстно, право наслѣдованія—одна изъ наиболѣе оспариваемыхъ частей ученія объ имущественныхъ правахъ. Можно назвать рядъ ученыхъ, вполнѣ буржуазнаго образа мыслей, не допускающихъ никакихъ колебаній въ самомъ существѣ права собственности и тѣмъ не менѣе отрицательно относящихся къ переходу собственности къ дальнимъ родичамъ. Протестъ противъ «американскихъ дядюшекъ», противъ сваливающихся съ неба наслѣдствъ становится теперь требованіемъ цивилистовъ, съ „утопизмомъ“ ничего общаго не имѣющихъ.
Но тѣмъ паче сваливающіяся съ неба наслѣдства должны поражать насъ въ сферѣ литературнаго наслѣдованія, гдѣ благополучіе неожиданно разбогатѣвшаго наслѣдника идетъ въ разрѣзъ съ интересами культуры всей страны. Исторія крупныхъ русскихъ литературныхъ наслѣдствъ, большая часть которыхъ пошла вовсе не тѣмъ, которые были дѣйствительно близки нашимъ великимъ писателямъ, могла бы вообще дать очень поучительные выводы. Объ этомъ плѣнѣ лучшаго достоянія народа въ пользу лицъ, сплошь да рядомъ ничего общаго не имѣющихъ съ духомъ того, плодами работы которыхъ они пользуются, нельзя вообще говорить безъ горечи. Чего стоитъ одна жена Пушкина, можно прямо сказать, дважды погубившая его: одинъ разъ, когда она его подвела подъ пулю Дантеса, а другой разъ, когда благодаря ей 25-лѣтній срокъ литературной собственности былъ превращенъ въ 50-лѣтній, который именно на сочиненіяхъ Пушкина отразился особенно тяжело.
Но въ случаѣ съ Пушкинымъ рѣчь идетъ о женѣ, которую Пушкинъ любилъ, о которой онъ заботился, рѣчь идетъ о женѣ, правъ которой на наслѣдство во всякомъ случаѣ нельзя отрицать. Чтобы указать на примѣръ ненормальности литературнаго наслѣдованія дальнихъ родичей, укажемъ на возмутительный переходъ авторскихъ правъ Лермонтова къ лицу, совершенно ему чуждому.
Извѣстно полное одиночество Лермонтова, его озлобленіе противъ всего окружающаго, его неудовлетворенная потребность въ людяхъ, сколько-нибудь близкихъ. Но вотъ погибаетъ на дуэли этотъ человѣкъ, которому и „скучно и грустно“ со всѣми и „некому руку подать“, и тотчасъ-же выискивается какая-то троюродная тетка, уступаетъ свои „права“ Глазунову, и великій поэтъ на полвѣка попадаетъ въ издательскій плѣнъ, его сочиненія искуственно выбрасываются изъ народнаго обращенія, потому что издатель беретъ 5 р. за то, что потомъ продается за рубль.
Даже чисто-юридическія права этой десятой воды на киселѣ были столь проблематичны, что біографъ Лермонтова, покойный проф. П. А. Висковатовъ категорически ихъ оспаривалъ и утверждалъ, что всякій воленъ издавать Лермонтова еще до истеченія срока авторскаго права на его сочиненія. Онъ и сдѣлалъ это самъ въ 1889 г. (за 2 года до 50-лѣтія со дня смерти Лермонтова), и Глазуновъ не рѣшился привлечь его къ суду.
Полное отсутствіе этическихъ основаній при литературномъ наслѣдованіи дальнихъ родичей привело Коммиссію къ рѣшенію, что этому вредному расширенію понятія о „семьѣ“ долженъ быть положенъ предѣлъ. Гдѣ нѣтъ заботы и душевной близости умирающаго писателя, тамъ не должно имѣть мѣсто и вреднѣйшее для интересовъ культуры пользованіе литературнымъ наслѣдствомъ.
Сама Комиссія, исходя изъ понятія о „семьѣ“ и „близкихъ“ въ тѣсномъ смыслѣ этого слова, пришла къ рѣшенію, что субъектами права литературнаго наслѣдованія должны быть только: 1) лица, въ пользу которыхъ сдѣлано завѣщаніе; 2) члены семьи по восходящей и нисходящей линіи, т. е. родители и дѣти, 3) жена (мужъ, если авторъ—женщина) и 4) братъ и сестра.
При совмѣстномъ обсужденіи настоящаго доклада въ совѣтѣ Литературнаго Общества и при бесѣдахъ съ членами общества въ отдѣльности, выяснилось, что идея ограниченія безграничнаго теперь права наслѣдованія авторскаго права встрѣчаетъ безусловное сочувствіе. Но при этомъ многіе высказываются, что ограниченія наслѣдованія одною только восходящею и нисходящею линіею, все-таки, очень сурово. Сынъ брата и сестры въ жизни часто лицо близкое.
Въ виду этихъ возраженій, вытекающихъ изъ понятія о дѣйствительности семейной близости, Комиссія не настаивала на исключеніи племянниковъ и племянницъ и только категорически защищаетъ свое основное положеніе: ни въ какомъ случаѣ нельзя примириться съ обогащеніемъ на счетъ культуры всей страны лицъ, связанныхъ съ авторомъ только мертвою схемою чисто формальной принадлежности къ одному роду.
7. Если авторъ не распорядился при жизни своимъ авторскимъ правомъ и послѣ него не осталось наслѣдниковъ по закону или по завѣщанію, то авторское право прекращается со дня смерти автора. Авторское право послѣ одного изъ авторовъ произведенія, составленнаго совокупно нѣсколькими лицами, переходитъ, если умершій не распорядился своимъ авторскимъ правомъ при жизни и не оставилъ наслѣдниковъ по закону или по завѣщанію, къ остальнымъ авторамъ того произведенія. |
7. Если авторъ не распорядился при жизни своимъ авторскимъ правомъ и послѣ него не осталось наслѣдниковъ по закону (ст. 6) или по завѣщанію, то авторское право прекращается со дня смерти автора. Авторское право послѣ смерти одного изъ авторовъ произведенія, составленнаго въ совокупности нѣсколькими лицами, переходитъ, если умершій не распорядился своимъ авторскимъ правомъ при жизни и не оставилъ наслѣдниковъ по закону (ст. 6) или по завѣщанію, къ остальнымъ авторамъ того произведенія. Если черезъ 5 или болѣе лѣтъ послѣ смерти автора какое-либо изъ его произведеній по какой бы то ни было причинѣ отсутствуетъ на книжномъ рынкѣ и правопреемники автора не имѣютъ намѣренія издавать его вновь, то каждый желающій имѣетъ право сдѣлать это. Чтобы убѣдиться въ отсутствіи намѣренія у правопреемниковъ автора воспользоваться по отношенію къ какому-либо его сочиненію своимъ правомъ, лицо, желающее издать это сочиненіе обязано довести до ихъ свѣдѣнія о своемъ намѣреніи и сверхъ того, сдѣлать публикаціи въ наиболѣе распространенныхъ [38] газетахъ. Если правопреемники автора не издадутъ соотвѣтственнаго сочиненія въ теченіе двухлѣтняго срока послѣ того, какъ получатъ указанное извѣщеніе, то авторское право на него прекращается. |
Послѣ словъ „по закону“ Коммиссія считаетъ нужнымъ привести ссылку на статью 6-ю, въ которой по проекту Коммиссіи наслѣдниками по закону могутъ быть только ближайшіе родственники автора.
Статью 7-ю, состоящую въ министерскомъ проектѣ изъ двухъ частей, Коммиссія пополнила третьей частью, говорящей о прекращеніи авторскаго права на сочиненіе, отсутствующее на книжномъ рынкѣ. Основанія для этого дополненія у Комиссіи были слѣдующія.
Правопреемники автора могутъ не считать нужной перепечатку отсутствующей на книжномъ рынкѣ книги, какъ по небрежности, такъ и потому, что не разсчитываютъ извлечь изъ изданія книги достаточную матеріальную выгоду, такъ, наконецъ, и потому, что не сочувствуютъ развиваемымъ въ ней идеямъ. Этотъ послѣдній мотивъ въ особенности часто можетъ имѣть рѣшающее вліяніе на правопреемниковъ автора въ томъ случаѣ, когда произведенія автора болѣе или менѣе рѣзко распадаются на двѣ категоріи: на произведенія беллетристическія или научныя, чуждыя рѣзкой постановки острыхъ соціальныхъ вопросовъ, и произведенія публицистическія, занимающіяся именно соціальный вопросами. Мотивъ этотъ можетъ оказать рѣшающее вліяніе также въ томъ случаѣ, когда авторъ пережилъ значительную эволюцію въ своихъ политическихъ и литературныхъ взглядахъ, начавъ литературную дѣятельность радикализмомъ и кончивъ ее обскурантизмомъ, мистицизмомъ, или наоборотъ.
Если правопреемники автора, по какимъ бы то ни было соображеніямъ, не считаютъ нужнымъ перепечатывать произведенія автора, то съ точки зрѣнія общественныхъ и научныхъ интересовъ правильно признать авторское право на эти произведенія выморочнымъ. Справедливость и важность съ точки зрѣнія общественныхъ и научныхъ интересовъ такого рѣшенія врядъ ли можетъ подлежать оспариванію.
Но значительную трудность представляетъ установленіе условій, при которыхъ должны наступить эти послѣдствія. Самый фактъ отсутствія на книжномъ рынкѣ не всегда и не для всѣхъ произведеній можетъ быть легко установленъ; книга можетъ находиться въ достаточномъ количествѣ экземпляровъ на складѣ у издателя, но отсутствовать у книгопродавцевъ, которые не считаютъ нужнымъ держать ее у себя, какъ книгу мало ходкую, и въ то же время позволяютъ себѣ говорить покупателямъ, что этой книги нѣтъ въ продажѣ. (Иногда они искренно могутъ не знать о наличности ея у издателя). Иногда книга, дѣйствительно, можетъ выйти изъ продажи, и лицо, которому принадлежитъ на нее авторское право, можетъ имѣть намѣреніе ее издавать, но пока оно этого намѣренія не осуществило, книга, дѣйствительно, можетъ временно отсутствовать на книжномъ рынкѣ, при чемъ, однако, было бы крайне неправильно дать постороннему лицу возможность воспользоваться этимъ моментомъ для лишенія правопреемниковъ автора принадлежащаго имъ права. Въ виду этого Коммисія ставитъ условіемъ, чтобы лицо, желающее воспользоваться отсутствіемъ книги на рынкѣ для переизданія ея, формально оповѣщало бы правопреемниковъ автора и такимъ образомъ получало бы возможность удостовѣриться какъ въ отсутствіи книги на книжномъ рынкѣ, такъ и въ отсутствіи у правопреемниковъ намѣренія ее переиздавать.
10. Авторское право на литературныя, музыкальныя и художественныя произведенія принадлежитъ автору въ теченіе всей его жизни, а наслѣдникамъ или инымъ правопреемникамъ его въ теченіе пятидесяти лѣтъ со времени смерти автора. |
10. Авторское право на литературныя произведенія принадлежитъ автору въ теченіе всей его жизни, а наслѣдникамъ или инымъ правопреемникамъ его въ теченіе тридцати лѣтъ со времени смерти автора. |
Сохраняя случайно установившійся у насъ 50-лѣтній срокъ длительности авторскаго права, министерскій проектъ ставитъ Россію въ обособленное положеніе среди культурныхъ странъ. Кромѣ болѣзненно-жаднаго во всѣхъ вопросахъ, гдѣ рѣчь идетъ о собственности, французскаго законодательства, такая продолжительность авторскаго права чужда наиболѣе совершеннымъ законодательствамъ. Нѣмецкое законодательство не заражено никакими утопическими идеями, и нѣмцы свято охраняютъ всѣ имущественныя права. Тѣмъ не менѣе, въ Германіи авторское право ограничено 30-ю годами. Англійское законодательство также въ достаточной степени строго охраняетъ всѣ имущественныя права, но и тамъ авторское право продолжается всего 7 лѣтъ послѣ смерти писателя и 42 года послѣ выхода сочиненія. Въ Соед. Штатахъ, законодательство которыхъ тоже проникнуто глубочайшимъ уваженіемъ къ началамъ собственности, авторское право охраняется всего въ теченіе 42 лѣтъ со времени появленія въ свѣтъ произведенія, и погашается иногда даже при жизни автора. Въ Австріи, Швейцаріи, Даніи и др. странахъ максимальный срокъ 30 лѣтъ.
Забудемъ, однако, заграничныя нормы, и приглядимся къ тому, что говорятъ намъ цифры и факты русской литературной жизни. Посмотримъ, прежде всего, какъ великъ тотъ кругъ писателей, для которыхъ имѣетъ значеніе сохраненіе авторскаго права въ теченіе 50 лѣтъ? Въ дѣйствительности, число писателей, интересъ къ которымъ живетъ 50 лѣтъ, столь ничтожно, что класть это число въ основу законодательной нормы значитъ писать законы для нѣсколькихъ исключеній. Большинство писателей не то что спустя 50 лѣтъ, но и при жизни сплошь да рядомъ отживаетъ. Развѣ мы не знаемъ, что сколько-нибудь зажившіеся писатели и въ Европѣ, и у насъ умираютъ въ грустномъ сознаніи, что время ихъ отошло! Вся Европа 40-хъ годовъ воспиталась на Ж. Зандѣ, а кто ее читалъ, когда она доживала свой вѣкъ въ 70-хъ годахъ? На нашихъ глазахъ отошла полоса увлеченія Зола и другими французскими натуралистами. Какъ гремѣлъ у насъ лѣтъ 25 тому назадъ Шпильгагенъ, на которомъ выросло поколѣніе 70-хъ годовъ, и кто интересуется имъ теперь? Изъ русскихъ писателей опредѣленно ослабѣлъ интересъ къ Тургеневу, Островскому, Щедрину, уже не говоря о Писемскомъ и др. Очень ослабѣлъ интересъ къ столь недавно умершему Гл. Успенскому, сочиненія котораго нѣсколько лѣтъ тому назадъ были проданы одному провинціальному издателю за незначительную сумму. Три года тому назадъ выпущено собраніе сочиненій полвѣка находившагося подъ цензурнымъ запрещеніемь Герцена. Издано, правда, неполно, съ урѣзками, однако, цензурой выброшено не такъ ужъ много,—приблизительно около 150—200 страницъ. И вотъ, несмотря на то, что публикѣ были предложены сочиненія одного изъ величайшихъ писателей, не только русской, но и всемірной литературы, писателя, ослѣпительно блестящаго, чтеніе котораго на людей прежнихъ поколѣній дѣйствовало опьяняюще, какъ шампанское, изданіе расходятся очень плохо. Равнодушіе къ Герцену легко объясняется тѣмъ, что новая публика воспитана на литературѣ болѣе рѣзкой и радикальной. Пробовали объяснить равнодушіе къ Герцену неполнотой изданія, но вотъ въ „дни свободы“ вышло въ неурѣзанномъ видѣ „Съ того берега“, одна изъ глубочайшихъ книгъ, когда-либо написанныхъ, и публика отнеслась къ этому произведенію тоже вполнѣ равнодушно. А уже прямо трагедія разыгралась съ изданіемъ сочиненій Чернышевскаго, имя котораго 40 лѣтъ было окружено поистинѣ легендарными симпатіями. Несмотря на то, что сочиненія Чернышевскаго изданы поразительно дешево, успѣха они не имѣютъ никакого. Таковы законы смѣны общественныхъ настроеній.
Чтобы покончить съ вянущими литературными репутаціями, отмѣтимъ, что наше время особенно богато ими. Съ тою же быстротой отцвѣтаютъ знаменитости, съ какою онѣ нарождаются. Нѣтъ надобности называть имена, но въ литературныхъ кругахъ разскажутъ не одинъ случай, какъ писателю предлагали огромныя деньги за его сочиненія, а проходило нѣсколько лѣтъ, и уже никто не рѣшался предложить и половины.
Чтобы выяснить не только общими соображеніями, но и вполнѣ документально вопросъ о томъ, какъ великъ кругъ писателей, спросъ на произведенія которыхъ живетъ въ теченіе 50 лѣтъ, прослѣдимъ литературную некрологію за время 1855—1860 гг. Беремъ этотъ періодъ, потому что мы имѣемъ тутъ дѣло съ тѣми писателями, авторское право на сочиненія которыхъ истекло или истекаетъ въ наши дни. Посмотримъ, была ли какая-нибудь необходимость охранять ихъ авторскія права? Остановимся только на именахъ очень громкихъ, оставляя въ сторонѣ дѣятелей второстепенныхъ. За пятилѣтіе 1855—1860 гг. умерли слѣдующіе крупные представители литературы и гуманитарныхъ наукъ: Батюшковъ, Грановскій, братья Кирѣевскіе, Надеждинъ, Чаадаевъ, Кудрявцевъ, графиня Ростопчина, Сенковскій-Брамбеусъ, Сергѣй Аксаковъ, Константинъ Аксаковъ, Хомяковъ, Булгаринъ. Изъ всѣхъ этихъ писателей, пользовавшихся въ свое время широкою извѣстностью, сочиненія одного только Сергѣя Аксакова сохранили рыночную стоимость. Сочиненія нѣкоторыхъ сейчасъ названныхъ писателей вовсе даже не были изданы, какъ напримѣръ, Надеждина, Чаадаева; сочиненія другихъ были изданы въ ничтожномъ количествѣ экземпляровъ вскорѣ послѣ смерти и вторымъ изданіемъ не выходили. Сочиненія знаменитаго остроумца Брамбеуса, столь гремѣвшаго въ 30-хъ годахъ, изданныя два года послѣ смерти, цѣликомъ пошли къ букинистамъ, и до сихъ поръ можно купить очень дешево совершенно чистые, неразрѣзанные ихъ экземпляры. Сочиненія Грановскаго, графини Ростопчиной, Батюшкова разошлись въ незначительномъ количествѣ экземпляровъ. Такимъ образомъ, изъ 12 крупныхъ дѣятелей, умершихъ въ періодъ времени 1855—1860 гг., только по отношенію къ сочиненіямъ Сергѣя Аксакова 50-лѣтній срокъ имѣетъ коммерческое значеніе.
Но прибѣгнемъ къ еще болѣе характерной статистикѣ. Допустимъ, что срокъ длительности авторскаго права сокращенъ вдвое противъ существующей нормы. Допустимъ, что принято предложеніе одного изъ членовъ комиссіи ограничиться 25 годами. Въ этомъ случаѣ, въ нынѣшнемъ году кончалось бы право наслѣдниковъ писателей, умершихъ въ 1883 году. Зададимся теперь вопросомъ—сочиненія сколькихъ же изъ этихъ писателей сохранили какую-нибудь рыночную стоимость въ 1908 году? Воспользуемся для этого трудомъ Д. Д. Языкова, печатавшаго въ „Историч. Вѣсти.“ ежегодные обзоры трудовъ умершихъ писателей. По Языкову въ 1883 году всего умерло писателей и ученыхъ—77. Не станемъ перечислять ихъ всѣхъ, потому что Языковъ стремился къ идеальной полнотѣ и въ свой перечень включилъ писателей и ученыхъ всяческаго калибра, большихъ, среднихъ и малыхъ. Но это-то въ данномъ случаѣ и важно, потому что мы хотимъ говорить о литературѣ en bloc, а не объ единичныхъ исключеніяхъ. И вотъ, если мы начнемъ распредѣлять этихъ 77 писателей и ученыхъ, то окажется, что 55 изъ нихъ имѣютъ столь малый удѣльный вѣсъ, что о нихъ и говорить не приходится.
Ограничиваясь очень скромными требованіями, можно изъ 77 литературныхъ покойниковъ 1883 года выдѣлить слѣдующіе 22 имени: проф. Аландскій, археологъ Викторовъ, поэтъ-переводчикъ Гербель, проф. Герцъ, Жадовская, геологъ Влад. Ковалевскій, педагогъ баронъ Корфъ, Валентинъ Коршъ, санскритологъ Коссовичъ, Кошелевъ, славистъ Макушевъ, Мельниковъ-Печерскій, археологъ Мурзакевичъ, проф. Патлаевскій, астрономъ Савичъ, поэтъ Садовниковъ, поэтъ Тимоѳеевъ, Тургеневъ, физикъ Ходневъ, уголовный беллетристъ Шкляревскій, проф. Шкляревскій, Омулевскій-Ѳедоровъ. Мы были болѣе чѣмъ снисходительны при составленіи этого „пантеона“, включивъ въ него, на-ряду съ Тургеневымъ, бульварнаго беллетриста Шкляревскаго. И все-таки, даже эта снисходительность нимало не поколеблетъ вывода. Кто изъ этихъ избранниковъ имѣетъ дѣйствительно серьезную рыночную стоимость? Настоящую—одинъ только Тургеневъ, извѣстную цѣнность Мельниковъ-Печерскій и баронъ Корфъ, какъ авторъ въ свое время распространенныхъ учебниковъ.
Если обозначить рыночную неустарѣлость Тургенева 1, то Печерскому maximum можно дать ¼, столько же Корфу, а затѣмъ пойдутъ 1/10, 1/20 и т. д. такимъ писателямъ, какъ Жадовская, Омулевскій и др. Всего вмѣстѣ получится 2, много 3 единицы.
Таковы цифры даже при 25-лѣтнемъ срокѣ. А при 50-лѣтнемъ срокѣ, кромѣ Тургенева и въ небольшой дроби Печерскаго, не останется прямо никого.
Думается, эти цифры доказываютъ совершенно незыблемо что для огромнѣйшаго большинства писателей установленіе длительности авторскаго права въ 50 лѣтъ лишено всякаго практическаго значенія. Это—срокъ для немногихъ литературныхъ избранниковъ.
Переходя къ этимъ избранникамъ, мы естественно сталкиваемся съ трудно улаживаемою коллизіею интересовъ правопреемниковъ великихъ писателей съ интересами всего общества. Конечно, правопреемникамъ желательно было бы не то что 50 лѣтъ длительности авторскаго права, а цѣлой вѣчности.
Нѣтъ надобности сколько-нибудь подробно останавливаться на иллюстрированіи того, въ какой мѣрѣ вреднымъ для интересовъ культуры является 50-лѣтнее загражденіе доступа великихъ произведеній въ народныя массы. Всѣ помнитъ, что было въ 1887 году съ сочиненіями Пушкина, а петербуржцы въ частности помнятъ 30 января 1887 г., когда публика буквально приступомъ взяла магазинъ „Новаго Времени“ и въ нѣсколько часовъ купила 6000 экземпляровъ дешеваго изданія сочиненій Пушкина. Вслѣдъ за этимъ, было выпущено нѣсколько сотъ тысячъ экземпляровъ всевозможными издателями, и все это было поглощено съ невѣроятной быстротой. То же повторилось съ Лермонтовымъ и Гоголемъ, повторится, конечно, своевременно съ Тургеневымъ, Достоевскимъ, Некрасовымъ. Какъ общій законъ можно установить, что прекращеніе монополіи на сочиненія великихъ писателей повышаетъ ихъ распространеніе прямо безмѣрно. До 1887 Пушкинъ расходился maximum по 2000 экз. въ годъ, съ 1887 г. онъ сталъ расходиться десятками тысячъ, а въ первые годы даже сотнями тысячъ.
Интенсивность этого духовнаго голода въ своей логической послѣдовательности, собственно, приводитъ къ иной постановкѣ вопроса. Надо принять серьезныя мѣры къ тому, чтобы великія сокровища духа, таящіяся въ сочиненіяхъ великихъ писателей нашихъ, стали національнымъ достояніемъ. Тутъ не слѣдовало бы даже останавливаться предъ крупными расходами.
При проведеніи желѣзной дороги не останавливаются предъ сотнями тысячъ и даже милліонами для отчужденія земель, по которымъ дорога проходитъ. Такъ почему бы націи не стать, напр., на мѣсто Глазунова и не предложить Тургеневу тѣ 50.000 р., за которые писатель продалъ свое авторское право? Для поднятія русской культуры Тургеневъ, можетъ быть, важенъ не менѣе новой желѣзнодорожной линіи. Тогда бы сочиненія Тургенева стоили не 15 руб., а какихъ-нибудь 2—3 р. Ассигнуются же огромныя суммы на поднятіе эстетическаго уровня народа путемъ пріобрѣтенія знаменитыхъ картинъ.
Комиссія, однако, категорически отказывается вступать на путь утопичныхъ, при современныхъ настроеніяхъ, предложеній и потому, низводя свои требованія къ самымъ минимальнымъ ограниченіямъ авторскаго права, она предлагаетъ перейти къ нормѣ наиболѣе культурныхъ странъ и установить 30-лѣтній срокъ. Уже тридцатилѣтній срокъ пользованія сочиненіями крупнаго писателя или ходкаго учебника даетъ прямо богатства. Учебники Ушинскаго въ тридцать лѣтъ дали больше милліона, сочиненія Достоевскаго, Некрасова, Тургенева—сотни тысячъ. Неужели этого мало, неужели во имя пресыщенія нѣсколькихъ лицъ надо обездоливать всю русскую культуру!
12. Составители сборниковъ народныхъ пѣсенъ и мелодій, пословицъ, сказокъ, повѣстей, былинъ и тому подобныхъ произведеній народнаго творчества, сохранившихся въ изустномъ преданіи, а равно составители сборниковъ рисунковъ и иныхъ произведеній народнаго [45] искусства, пользуются авторскимъ правомъ на эти сборники въ теченіе пятидесяти лѣтъ со времени ихъ изданія. Право это не препятствуетъ другимъ лицамъ составлять и издавать самостоятельные сборники тѣхъ же произведеній. |
12. Составители сборниковъ народныхъ пѣсенъ и мелодій, пословицъ, сказокъ, повѣстей, былинъ и тому подобныхъ произведеній народнаго творчества, сохранившихся въ изустномъ преданіи, а равно и составители [45] сборниковъ рисунковъ и иныхъ произведеній народнаго искусства пользуются авторскимъ правомъ на эти сборники въ теченіе тридцати лѣтъ со времени ихъ изданія. Право это не препятствуетъ другимъ лицамъ составлять и издавать самостоятельные сборники тѣхъ же произведеній. |
Министерскій проектъ объясняетъ,—и съ этими объясненіями Коммиссія Литературнаго Общества совершенно согласна,—почему авторское право на сборники народныхъ пѣсенъ и тому подобныя произведенія не должно быть столь длительнымъ, какъ авторское право на оригинальныя произведенія авторовъ. Въ то время, какъ авторское право на послѣднія сохраняется на всю жизнь автора и въ теченіе опредѣленнаго срока послѣ его смерти, авторское право на сборники народнаго творчества продолжается опредѣленный срокъ послѣ момента ихъ выхода въ свѣтъ. Согласившись съ этимъ принципомъ, Комиссія Литературнаго Общества считаетъ нужнымъ понизить 50-лѣтній срокъ министерскаго проекта до 30-лѣтняго срока. Министерскій проектъ устанавливаетъ 50-лѣтній срокъ по аналогіи со срокомъ авторскаго права послѣ смерти автора; комиссія дѣлаетъ то же самое и по тѣмъ же соображеніямъ понижаетъ его до 30 лѣтъ. (См. ст. 10).
13. Издатели газетъ, журналовъ и другихъ повременныхъ изданій, а также энциклопедическихъ словарей, альманаховъ и иного рода сборныхъ изданій, составленныхъ изъ отдѣльныхъ произведеній различныхъ авторовъ, имѣютъ исключительное право повторять это изданіе въ той же формѣ въ теченіе 50-ти лѣтъ со времени выхода ихъ въ свѣтъ. Правило это имѣетъ [46] соотвѣтственное примѣненіе къ повременнымъ и сборнымъ изданіямъ академій, университетовъ и вообще ученыхъ, учебныхъ и другихъ установленій и обществъ. Всякій сотрудникъ изданія, составленнаго изъ произведеній различныхъ авторовъ, имѣетъ авторское право на свое отдѣльное произведеніе, если противное не установлено въ договорѣ. Однако авторы такихъ отдѣльныхъ сочиненій не могутъ безъ согласія издателей перепечатывать ихъ до истеченія 3-хъ мѣсяцевъ со времени помѣщенія этихъ произведеній въ указанныхъ изданіяхъ. |
13. Если изданіе состоитъ изъ произведеній разныхъ авторовъ, то авторское право по отношенію къ нему, какъ цѣлому, принадлежитъ редактору въ теченіе 30-ти лѣтъ со времени выхода его въ свѣтъ; если редакторъ не названъ, то издателю въ теченіе того же срока. Если до истеченія этого срока [46] редакторомъ или его правопреемниками будетъ заявлено авторское право, то они вступаютъ въ свои права на общемъ основаніи сего закона (ст. 15). Для переизданія своего сборнаго изданія въ измѣненномъ или хотя бы неизмѣненномъ видѣ редакторъ или издатель, однако, нуждается въ разрѣшеніи каждаго отдѣльнаго автора, произведеніе котораго напечатано въ его изданіи. Это не относится: во 1) до нумеровъ періодическихъ изданій, которые для удовлетворенія новыхъ подписчиковъ могутъ быть перепечатываемы редакторомъ или издателемъ въ неизмѣненномъ видѣ до истеченія подписного года, хотя бы и безъ согласія авторовъ, давшихъ для нихъ свои статьи, а во 2) до всѣхъ вообще сборныхъ изданій по истеченіи 30-лѣтниго срока со времени ихъ выхода, когда прекращается авторское право ихъ редактора, и когда въ измѣненномъ видѣ ихъ можетъ перепечатывать каждый желающій, помимо согласія авторовъ. Правило это имѣетъ соотвѣтственное примѣненіе къ повременнымъ и сборнымъ изданіямъ частныхъ литературныхъ, ученыхъ и другихъ обществъ; что же касается университетовъ, академій и другихъ государственныхъ учрежденій, то ихъ сборныя изданія въ цѣломъ могутъ быть перепечатываемы [47] каждымъ желающимъ, поскольку этимъ не нарушаются авторскія права отдѣльныхъ сотрудниковъ, произведенія которыхъ въ нихъ помѣщены. Всякій сотрудникъ изданія, составленнаго изъ произведеній различныхъ авторовъ, имѣетъ авторское право на свое отдѣльное произведеніе, если противное не установлено въ договорѣ. Однако авторы такихъ отдѣльныхъ сочиненій не могутъ безъ согласія редактора или издателя перепечатывать ихъ до истеченія 3-хъ мѣсяцевъ со времени помѣщенія этихъ произведеній въ сборникѣ или періодическомъ изданіи, выходящемъ не чаще одного раза въ недѣлю, и до истеченія одной недѣли со времени помѣщенія этого произведенія въ периодическомъ изданіи, выходящемъ два раза въ недѣлю или чаще. |
Статья 13-я касается сборныхъ изданій, т. е. газетъ, журналовъ, энциклопедическихъ словарей, альманаховъ, сборниковъ и проч., и является новинкою въ нашемъ авторскомъ правѣ; дѣйствующій законъ его не знаетъ, хотя нужда во взаимномъ разграниченіи правъ авторовъ, редакторовъ и издателей чувствовалась уже давно.
Статья 13 настоящаго проекта почти тождественна со статьею 7-ю проекта 1898 года.
Эта статья признаетъ по отношенію къ сборнымъ изданіямъ двоякое авторское право: за издателемъ она признаетъ авторское право на произведеніе, взятое въ цѣломъ, за авторами—авторское право на ихъ отдѣльныя произведенія, причемъ, однако, ограничиваетъ ихъ право запрещеніемъ печатать отдѣльно свои произведенія въ теченіе опредѣленнаго (трехмѣсячнаго) срока со времени появленія ихъ въ сборникѣ или періодическомъ изданіи. Авторское право издателя на сборныя изданія устанавливается на 50-лѣтній срокъ по аналогіи съ общимъ срокомъ авторскаго права (ст.ст. 10 и 12).
Основная мысль, на которой построена настоящая статья, т. е. мысль о необходимости различенія между авторскимъ правомъ на сборныя произведенія, какъ на цѣлое, и авторскимъ правомъ на отдѣльныя произведенія, входящія въ его составъ, совершенно правильна. Книжка журнала, альманахъ, сборникъ или томъ энциклопедическаго словаря не представляютъ собою искусственно сшитаго переплетчикомъ собранія отдѣльныхъ произведеній отдѣльныхъ авторовъ. Каждая такая книжка является продуктомъ опредѣленнаго интеллектуальнаго труда, труда редакторскаго, и каждая изъ нихъ носитъ на себѣ отпечатокъ личности редактора, независимой отъ личностей работавшихъ для этой книжки авторовъ. Такимъ образомъ, каждая такая книжка представляетъ плодъ двоякаго труда, труда авторскаго въ тѣсномъ смыслѣ слова съ одной стороны и труда редакторскаго съ другой стороны, и каждый такой трудъ имѣетъ право на защиту со стороны закона. Мы можемъ себѣ представить, что какой-нибудь сборникъ будетъ составленъ изъ произведеній отдѣльныхъ авторовъ, которые, по случайному совпаденію, въ скоромъ времени перемрутъ, по другому случайному совпаденію,—не оставивъ наслѣдниковъ. Ихъ авторское право, слѣдовательно, погашается, и потому ихъ произведенія, взятыя въ отдѣльности, дѣлаются общимъ достояніемъ. Но живъ редакторъ сборника, который затратилъ извѣстный, быть можетъ, значительный трудъ на приглашеніе сотрудниковъ, на заказъ имъ статей, на ихъ редакцію и т. д. Сборникъ является его духовнымъ дѣтищемъ, и лишить его авторскихъ правъ на него было бы несправедливо.
Но по мнѣнію Комиссіи, министерскій проектъ поступилъ крайне неправильно, передавъ авторское право на такія изданія издателю, а не редактору. Это такъ же неправильно, какъ неправильно было бы передать авторское право на однажды изданную издателемъ книгу не автору, а именно издателю. Министерскій проектъ совершенно правильно признаетъ за издателемъ обыкновенной книги только тѣ права, которыя непосредственно и прямо уступлены ему авторомъ; поэтому по общему правилу (т. е. при отсутствіи особаго соглашенія) проектъ признаетъ права издателя лишь на одно изданіе уступленной ему книги, сохраняя за авторомъ право на всѣ послѣдующія изданія. Тѣ же самыя отношенія существуютъ между редакторомъ сборника, энциклопедическаго словаря или журнала, и издателемъ. Трудъ, нуждающійся въ защитѣ, хотя и не авторскій въ точномъ смыслѣ слова, но приближающійся по своему характеру къ авторскому, принадлежитъ при созданіи подобныхъ произведеній редактору, и ни въ какомъ случаѣ не издателю, роль котораго по отношенію къ подобнымъ изданіямъ ничѣмъ не отличается отъ его же роли по отношенію къ отдѣльнымъ книгамъ. Въ виду этого Коммиссія Литературнаго Общества считаетъ болѣе правильнымъ признать авторское право на сборныя изданія, какъ на таковыя, за редакторомъ, а не за издателемъ.
Какъ уже сказано, ст. 13 настоящаго проекта представляетъ собою почти дословное повтореніе ст. 7 проекта 1898 года. И уже въ Союзѣ Писателей при обсужденіи въ немъ въ 1899 году правительственнаго проекта указывалось, что ст. 7 носитъ на себѣ „слѣды особой заботливости законодатели объ интересахъ издателя“ въ ущербъ интересамъ автора и редактора. Указывалось также, что „авторы проекта не въ достаточной мѣрѣ отличаютъ права издателя, какъ литературнаго предпринимателя, отъ тѣхъ правъ, которыя возникаютъ вслѣдствіе личнаго участіи издателя въ предпріятіи посредствомъ приложенія труда. Точнѣе говоря, они считаютъ собственностью издателя духовный трудъ редактора, какъ купленный первымъ на началѣ частнаго найма. Игнорируя такимъ образомъ вовсе личность редактора, законодатель и для сотрудниковъ не даетъ настоящаго огражденія“.
Комиссія Литературнаго Общества считаетъ эти замѣчанія совершенно правильными и присоединяется цѣликомъ къ нимъ. Она считаетъ возможнымъ признать за издателемъ авторскія права исключительно въ томъ случаѣ, если редакторъ неизвѣстенъ, но и въ этомъ случаѣ признаетъ необходимымъ оградить право редактора или его правопреемниковъ во всякое время выступить и заявить свои авторскія права. Для составленія своего текста 1-й части ст. 13-й Коммиссія имѣла аналогію въ ст. 15 министерскаго проекта, которая тоже признаетъ авторскія права за издателемъ анонимнаго и псевдонимнаго произведенія, но только до тѣхъ поръ, пока анонимный авторъ или его правопреемникъ не заявитъ своихъ авторскихъ правъ.
Вмѣстѣ съ тѣмъ, по мнѣнію Комиссіи, авторское право редактора не должно лишать авторовъ ихъ правъ. Для того, чтобы повторить редактированный имъ сборникъ хотя бы въ неизмѣнномъ видѣ, редакторъ долженъ получить согласіе всѣхъ авторовъ вторично. Авторъ можетъ вовсе не желать, чтобы его произведеніе появлялось въ извѣстной комбинаціи съ произведеніями другихъ авторовъ. Однажды онъ далъ редактору на это согласіе. Но если продажею издателю права на изданіе своей книги, авторъ не отчудилъ своего права навсегда, то нѣтъ основанія признавать, чтобы онъ отчудилъ навсегда свое право, уступивъ его редактору. Въ самомъ дѣлѣ, въ извѣстный историческій моментъ авторъ считалъ желательнымъ выступленіе въ печати вмѣстѣ съ авторами другихъ воззрѣній, находя, что данный моментъ благопріятенъ для подобнаго рода союзовъ и соглашеній. Проходитъ этотъ историческій моментъ; люди, выступившіе вмѣстѣ, быть можетъ, далеко разошлись въ разныя стороны, и автору или даже всѣмъ авторамъ кажется политически неудобнымъ выступать теперь вмѣстѣ въ одномъ и томъ журналѣ, въ одномъ и томъ же сборникѣ. Въ виду этого вполнѣ основательно желаніе авторовъ, чтобы переизданіе ихъ произведеній въ сборникахъ зависѣло отъ ихъ согласія.
Однако есть два исключенія изъ этого правила. 1) Редакція журнала напечатала первыя его книжки въ извѣстномъ количествѣ экземпляровъ, напримѣръ, въ 10 тысячахъ, въ разсчетѣ на соотвѣтственную подписку. Но подписка превзошла всѣ ожиданія, и редакціи журнала представляется дилемма: или прекратить подписку на весь годъ своего изданія, и принимать ее только со второго полугодія, со второй четверти года или хотя бы со второй книжки,—что крайне неудобно и невыгодно для распространенія журнала,—или допечатать первыя книжки журнала въ необходимомъ числѣ экземпляровъ вторымъ изданіемъ. Интересъ журнала въ большинствѣ случаевъ требуетъ именно послѣдняго рѣшенія. Ставить его исполненіе въ зависимость отъ произвола, а можетъ быть, и каприза каждаго отдѣльнаго автора, быть можетъ, лишь случайно связаннаго съ даннымъ журналомъ или даже съ литературой вообще, было бы крайне неправильно. Соображенія, которыя заставляютъ Коммиссію требовать авторскаго согласія для переизданія ихъ произведеній въ сборникахъ, альманахахъ или энциклопедическихъ словаряхъ, въ данномъ случаѣ не имѣютъ силы, во-первыхъ, потому что второе изданіе сборника, альманаха или словаря вовсе не обязательно должно быть точной копіей перваго изданія, тогда какъ второе изданіе книжки журнала при указанныхъ выше обстоятельствахъ должно быть именно точною копіей перваго, а во-вторыхъ, потому что рѣчь идетъ о перепечаткѣ книжки журнала на протяженіи очень краткаго промежутка времени.
2) Черезъ 30 лѣтъ по выходѣ въ свѣтъ сборника, альманаха, № періодическаго изданія, онъ можетъ имѣть только историческое значеніе. Въ Германіи къ 50-лѣтнему юбилею революціи 1848 г., т. е. въ 1898 г., были перепечатаны многіе журналы и газеты (напр., „Kladderadatsch“) за революціонный періодъ, какъ интересный историческій матеріалъ. Весьма вѣроятно, что у насъ въ свое время будутъ перепечатываться цѣликомъ разныя изданія 1905 года. Авторское право на нихъ, какъ на цѣлое, тогда уже прекратится, но авторское право на отдѣльныя статьи, связанныя съ жизнью авторовъ, можетъ еще продолжаться. Нельзя ставить переизданіе этихъ изданій при такихъ обстоятельствахъ, придающихъ таковому переизданію особое научное значеніе, въ зависимость отъ произвола авторовъ, которые, можетъ быть, совершенно измѣнятъ къ тому времени свои убѣжденія. Въ соотвѣтствіи съ этимъ сдѣлана необходимая прибавка въ текстѣ Коммиссіи.
По аналогіи со срокомъ авторскаго права на всѣ вообще литературныя произведенія и въ частности на изданія древнихъ рукописей или же сборниковъ народныхъ пѣсенъ, сказокъ, былинъ и т. д. (ст. 10 и 12), министерскій проектъ устанавливаетъ срокъ авторскаго права на сборныя изданія въ 50 лѣтъ. Въ силу соображеній, которыя высказаны при ст. 10 и 12, Комиссія сочла нужнымъ сократить его до 30 лѣтъ.
Основная идея, выраженная во второй половинѣ ст. 13 министерскаго проекта, въ силу которой авторы не имѣютъ права перепечатывать своихъ произведеній изъ сборныхъ изданій въ теченіе опредѣленнаго, не слишкомъ долгаго срока, тоже совершенно правильна. Комиссія только считаетъ нужнымъ разграничить произведенія, напечатанныя первоначально въ неперіодическихъ сборникахъ или въ ежемѣсячныхъ или хотя бы еженедѣльныхъ журналахъ, отъ произведеній, напечатанныхъ въ газетахъ. Если отдѣльное изданіе какого-либо произведенія, напечатаннаго въ журналѣ или сборникѣ, вскорѣ послѣ выхода въ свѣтъ этого изданія можетъ повредить его успѣху и должно быть ограничено въ его интересахъ, то перепечатка газетной статьи въ формѣ брошюры успѣху газеты повредить совершенно не можетъ, такъ какъ старые номера газета, по общему правилу, никѣмъ не покупаются и даже мало кѣмъ читаются. Если трехмѣсячный срокъ, на который министерскій проектъ ограничиваетъ право перепечатки отдѣльныхъ произведеній изъ сборниковъ или журналовъ, никоимъ образомъ не можетъ быть признанъ слишкомъ краткимъ, то недѣльный срокъ для произведеній, первоначально напечатанныхъ въ газетахъ, долженъ быть признанъ совершенно достаточнымъ, т. к. злободневная газетная статья черезъ 2—3 недѣли можетъ уже потерять всякое значеніе, а между тѣмъ общественный интересъ, какъ и личный интересъ автора, которому въ данномъ случаѣ совершенно не противорѣчитъ интересъ газеты, можетъ требовать ея переизданія въ формѣ брошюры.
Широко признавая авторскія права за издателями сборныхъ произведеній, министерскій проектъ признаетъ ихъ также за академіями, университетами и вообще учеными и учебными и другими установленіями и обществами. Въ этомъ отношеніи Комиссія Литературнаго Общества рѣшительно расходится съ составителями министерскаго проекта. Признавая, что авторское право есть монополія на изданіе опредѣленныхъ произведеній, создаваемая въ общественныхъ интересахъ, требующихъ обезпеченія вознагражденія за литературный трудъ, она не видитъ ни малѣйшей надобности признавать авторское право за учрежденіями государственными, существующими въ общественныхъ интересахъ и на народныя средства. Все, что печатается академіями, университетами и т. д., печатается непосредственно въ общественномъ интересѣ и въ признаніи монопольнаго права не нуждается. Конечно, вознагражденіе, получаемое авторами отъ академій, университетовъ и т. д., обыкновенно бываетъ далеко недостаточнымъ, и въ виду этого авторскій трудъ авторовъ, напечатавшихъ свои произведенія въ трудахъ академіи университетовъ и т. д., долженъ пользоваться полной защитой закона. Но академіи, университеты и т. д., какъ таковые, въ защитѣ своего авторскаго права не нуждаются. Это не распространяется, конечно, на частныя юридическія, историческія, физико-математическія, медицинскія и т. п. общества, на благотворительныя учрежденія, въ родѣ Литературнаго Фонда, Общества Краснаго Креста и т. д., существующія обыкновенно главнымъ образомъ на членскіе взносы, для которыхъ скудный доходъ отъ ихъ издательской, часто весьма полезной, дѣятельности совершенно необходимъ для продолженія этой дѣятельности.
14. При исчисленіи срока авторскаго права со времени выхода въ свѣтъ произведенія, издаваемаго отдѣльными томами или выпусками, означенный срокъ исчисляется со времени выхода въ свѣтъ послѣдняго тома или выпуска. Это правило примѣняется лишь въ случаѣ изданія отдѣльныхъ томовъ или выпусковъ въ промежутки не свыше двухъ лѣтъ. Въ противномъ случаѣ срокъ авторскаго права считается со времени выхода въ свѣтъ каждаго отдѣльнаго тома или выпуска. |
14. При исчисленіи срока авторскаго права со времени выхода въ свѣтъ произведенія, издаваемаго отдѣльными томами или выпусками, означенный (въ ст. 10, 12, 13, 15, 16) срокъ исчисляется со времени выхода въ свѣтъ каждаго отдѣльнаго тома или выпуска. |
Министерскій проектъ установляетъ исчисленіе срока авторскаго права съ того момента, когда произведеніе можетъ считаться законченнымъ, однако, считаетъ нужнымъ, все-таки, предотвратить чрезмѣрное увеличеніе этого срока, ограничивъ установленное въ ст. 14 правило требованіемъ, чтобы отдѣльные томы выходили въ промежутки, не превышающіе двухъ лѣтъ. Комиссія Литературнаго Общества не видитъ въ этомъ правилѣ никакой надобности. Такое исчисленіе срока авторскаго права по отношенію къ періодическимъ изданіямъ (газетамъ, журналамъ, а также сборникамъ различныхъ научныхъ обществъ и т. д.) можетъ сдѣлать этотъ срокъ безконечнымъ. Если книга выходитъ отдѣльными томами, то мы имѣемъ всѣ основанія исчислять срокъ авторскаго права для каждаго тома или выпуска отдѣльно.
15. Издатель произведенія, выпущеннаго въ свѣтъ безъ означенія фамиліи автора (анонимнаго) или подъ вымышленнымъ именемъ (псевдонимнаго), пользуется авторскимъ на него правомъ въ продолженіе пятидесяти лѣтъ со времени выхода въ свѣтъ произведенія; но если до истеченія этого срока авторомъ, либо правопреемниками его заявлено будетъ авторское правона произведеніе, то они вступаютъ въ свои права на общемъ основаніи сего закона. |
15. Издатель произведенія, выпущеннаго въ свѣтъ безъ означенія фамиліи автора, (анонимнаго) или подъ вымышленнымъ именемъ (псевдонимнаго), пользуется авторскимъ на него правомъ въ продолженіе тридцати лѣтъ со времени выхода въ свѣтъ произведенія. Но если до истеченія этого срока авторомъ, либо правопреемникомъ его заявлено будетъ авторское право на произведеніе, то они вступаютъ въ свои права на общемъ основаніи сего закона. |
Единственное измѣненіе, вносимое въ текстъ ст. 15 комиссіей Литературнаго Общества, состоитъ въ замѣнѣ пятидесятилѣтняго срока срокомъ тридцатилѣтнимъ. Мотивы указаны при ст.ст. 10 и 12-й.
16) При исчисленіи сроковъ авторскаго права годъ смерти автора, а также годъ выпуска въ свѣтъ произведенія въ счетъ не принимаются, и срокъ считается съ 1-го января слѣдующаго года. |
16. Срокъ авторскаго права исчисляется со дни смерти автора или со дни выхода въ свѣтъ произведенія. |
Правило, установленное въ ст. 16 министерскаго проекта, безъ всякой нужды удлиняетъ и безъ того чрезмѣрно долгій срокъ авторскаго права. Но этого мало: оно разъединяетъ моментъ юбилейнаго чествованія памяти автора отъ того момента, когда сочиненія автора дѣлаются дѣйствительно доступными широкимъ народнымъ массамъ, и безъ всякой надобности даетъ возможность издателямъ, въ рукахъ которыхъ находится авторское право на произведенія даннаго писателя, въ ущербъ обществу, получить значительныя выгоды отъ подъема общественнаго интереса къ сочиненіямъ даннаго писателя.
(Ст. 17—24 министерскаго проекта, по мнѣнію Комиссіи Л. О., не вызываютъ возраженій. Только одинъ членъ комиссіи С. Ф. Либровичъ остался, по поводу ст. 18, при особомъ мнѣніи, которое и печатается ниже).
Примѣчанія
править- ↑ Курсивъ нашъ.
- ↑ Любопытно, что очень многіе сторонники конвенціи, говорящіе о свободѣ переводовъ, какъ о разбоѣ, пиратствѣ, посягательствѣ на высочайшіе моральные принципы, въ то же время признаютъ, что 50, 20, даже 10 лѣтъ тому назадъ не слѣдовало заключать конвенцій. Такимъ образомъ, высочайшіе нравственные принципы создались лишь въ послѣдніе годы; то, что теперь является разбоемъ, не было таковымъ 10—20—50 лѣтъ назадъ.
- ↑ Членъ комиссіи Литературнаго Общества Е. П. Семеновъ въ ниже печатаемомъ особомъ мнѣніи подтверждаетъ сообщеніе А. А. Пиленки. Къ сожалѣнію, онъ не сообщилъ коммиссіи того источника, на которомъ онъ основывается, и не указываетъ его въ своемъ особомъ мнѣніи. Но и въ его сообщеніи этотъ фактъ мало убѣдителенъ. Изъ 8 книгъ 6 послѣ заключенія конвенціи въ 1884 г. (а не въ 1894, какъ сообщаетъ г. Пиленко), подешевѣли; другіе двѣ—вздорожали или сохранили прежнюю цѣну? А не подешевѣли ли за это время книги вообще?
- ↑ Само собою разумѣется, что популярность писателя, т. е. распространенность его сочиненій, должна дѣйствовать понижающимъ образомъ. Если при монополіи на переводы она дѣйствуетъ въ противоположномъ направленіи, то это говоритъ также противъ монополіи и за свободу переводовъ.
