26. Частныя письма, не предназначавшіяся авторомъ къ напечатанію, могутъ быть изданы въ свѣтъ лишь съ обоюднаго согласія автора и лица, которому они были писаны; въ случаѣ же смерти кого-либо изъ означенныхъ лицъ, съ согласія лицъ, имѣющихъ послѣ нихъ право наслѣдованія по закону. По истеченіи 50-ти лѣтъ со времени смерти послѣдняго изъ лицъ, которыя вели между собою переписку, частныя письма могутъ быть издаваемы безъ испрошенія чьего-либо согласія. |
26. Частныя письма, не предназначавшіяся авторомъ къ напечатанію, не составляютъ предмета авторскаго права. Опубликованіе ихъ можетъ дать поводъ къ преслѣдованію за клевету, оскорбленіе и т. д. на общемъ основаніи. |
Статья 26-я министерскаго проекта, обусловливающая печатаніе частныхъ писемъ согласіемъ какъ ихъ автора, такъ и лица, которому они писаны, а въ случаѣ ихъ смерти согласіемъ ихъ наслѣдниковъ по закону, представляетъ по существу воспроизведеніе (съ однимъ существеннымъ измѣненіемъ) статьи 9-й нынѣ дѣйствующаго закона. Въ законѣ объ авторскомъ правѣ она является совершенно излишней, а въ нѣкоторомъ отношеніи даже вредной. Если вредъ этой статьи до сихъ поръ мало чувствовался, то главнымъ образомъ потому, что о ней мало кто зналъ и по общему правилу она на практикѣ не соблюдалась. Примѣненіе этой статьи, т. е. запрещеніе публикованія частныхъ писемъ безъ согласія ихъ авторовъ и адресатовъ или же наслѣдниковъ тѣхъ и другихъ, можетъ лишить литературу на долгое время очень цѣнныхъ документовъ. Переписка Пушкина съ женой была напечатана Тургеневымъ до истеченія 50-лѣтняго срока со дня смерти Пушкина и его жены, безъ согласія и вопреки желанію сыновей Пушкина, а между тѣмъ, эти письма представляютъ неоцѣнимый матеріалъ для біографіи Пушкина. Сыновья Пушкина, какъ сообщаетъ Тургеневъ въ письмѣ Я. Полонскому[1], собирались ѣхать въ Парижъ, чтобы „бить“ его за напечатаніе непріятныхъ имъ писемъ безъ ихъ разрѣшенія. Къ счастью, сыновья Пушкина, повидимому, не знали, что они могли бы привлечь Тургенева къ суду по обвиненію въ контрафакціи, какъ квалифицируетъ нашъ дѣйствующій законъ всякое опубликованіе какого бы то ни было произведенія безъ согласія лицъ, имѣющихъ на него авторское право.
Печатались и печатаются у насъ безъ двойного согласія наслѣдниковъ авторовъ и адресатовъ письма Гоголя, Тургенева, Достоевскаго, Писемскаго, Чехова, вообще весьма многихъ писателей, а также общественныхъ дѣятелей.
Строгое исполненіе ст. 9-й дѣйствующаго закона или ст. 26-й проекта можетъ оказаться чрезвычайно тяжелымъ для литературы и науки, въ частности для исторіи и исторіи литературы. Конечно, въ иныхъ случаяхъ опубликованіе частнаго письма, раскрывающаго какія-либо обстоятельства личной или семейной жизни автора-ли письма, его адресата, или третьяго лица, можетъ быть непріятно кому-либо изъ этихъ лицъ, будучи въ то же время совершенно ненужнымъ ни въ интересахъ исторической науки, ни въ интересахъ литературы, и дразня только нездоровые инстинкты читающей публики. Но для борьбы съ этимъ существуютъ общіе уголовные законы о клеветѣ, диффамаціи и т. д., а закону объ авторскомъ правѣ въ этой области дѣлать нечего.
Законъ объ авторскомъ правѣ имѣетъ въ виду литературныя или научныя произведенія (ст. 1), а къ числу такихъ частныя письма отнесены быть не могутъ. Такъ именно смотритъ на частныя письма и новѣйшее (1901 г.), во многихъ отношеніяхъ наиболѣе совершенное германское законодательство объ авторскомъ правѣ, въ которомъ вовсе нѣтъ статьи, соотвѣтствующей ст. 9-й нашего дѣйствующаго закона или ст. 26 министерскаго проекта. Какъ показываютъ рѣшенія имперскаго германскаго суда (Reichsgericht), въ Германіи частныя письма вовсе не признаются литературными произведеніями и не составляютъ предмета авторскаго права (Briefe sind keine Schriftwerke, см. текстъ закона объ Urheberrecht съ разъясненіями, изд. Гуттентага, стр. 32).
Но если еще и можно признать авторское право на письма за ихъ авторами, то запрещеніе печатать собственныя письма безъ разрѣшенія лица, которому они были адресованы, прямо противорѣчитъ ст. 2-й того же проекта, признающей за авторомъ право „всѣми возможными способами воспроизводить, опубликовывать и распространять свое произведеніе“.
Повторяя въ главномъ статью 9-ю дѣйствующаго закона, ст. 26-я проекта допускаетъ, однако, одно нововведеніе, и при томъ не къ лучшему: по дѣйствующему закону для опубликованія переписки между умершими лицами требуется согласіе ихъ наслѣдниковъ, а проектъ говоритъ о согласіи наслѣдниковъ по закону, исходя изъ убѣжденія, что только таковые, т. е. лица, которыя „стояли къ нему (автору или адресату письма) дѣйствительно близко, т. е. обыкновенно его семья и вообще ближайшіе родственники“ „заинтересованы въ недопущеніи огласки частныхъ бумагъ умершаго“; „другими словами, въ данномъ случаѣ имѣетъ значеніе не фактъ полученія наслѣдства, а родственная близость между умершимъ и наслѣдникомъ, которою опредѣляется самый порядокъ наслѣдованія по закону“. Именно этимъ послѣднимъ аргументомъ составители проекта показываютъ, на какую шаткую почву вступили они здѣсь. Какъ извѣстно, авторское право по наслѣдству по закону нерѣдко достается самымъ отдаленнымъ родственникамъ, у которыхъ съ умершимъ нѣтъ никакой родственной близости; во всякомъ случаѣ, фактомъ завѣщанія своего авторскаго права или вообще передачи по завѣщанію своихъ имущественныхъ правъ, умершій доказалъ, что онъ чувствуетъ гораздо большую близость къ своему наслѣднику по завѣщанію, чѣмъ къ обойденнымъ имъ близкимъ или дальнимъ родственникамъ. Между тѣмъ, законопроектъ, явно игнорируя эту волю умершаго, передаетъ возможность распоряжаться его духовнымъ достояніемъ людямъ, ему по духу, можетъ быть, совершенно чуждымъ, которыхъ онъ прямо желалъ отстранить отъ распоряженія своимъ духовнымъ наслѣдствомъ. Онъ даже отказываетъ писателю въ правѣ морально распорядиться въ своемъ завѣщаніи судьбою своихъ писемъ, предоставивъ ихъ опубликованіе близкому ему лицу. Такимъ образомъ, проектъ въ этомъ отношеніи не только принимаетъ устарѣвшую и подлежащую устраненію статью дѣйствующаго закона, но дѣлаетъ даже шагъ назадъ сравнительно съ нею, и вмѣстѣ съ тѣмъ дѣлаетъ такое вторженіе въ сферу завѣщательнаго права, которое совершенно противорѣчитъ существующему законодательству и завѣщательной практикѣ.
Само собою разумѣется, что 26-я статья проекта въ редакціи Комиссіи Литературнаго Общества не только не противорѣчитъ ст. 13-й (о сборныхъ изданіяхъ), но находитъ въ ней весьма важное дополненіе и разъясненіе. Письма не должны составлять предмета авторскаго права, но сборникъ писемъ (напр., собраніе писемъ Пушкина, Гоголя, Тургенева, переписка Герцена съ Кавелинымъ и Тургеневымъ, переписка Бакунина), на составленіе котораго (т. е. на собираніе писемъ, на ихъ расшифровку, на ихъ распредѣленіе, иногда на снабженіе необходимыми примѣчаніями), затраченъ извѣстный болѣе или менѣе значительный трудъ редакторомъ, такой сборникъ писемъ является предметомъ авторскаго права редактора, какъ всякое сборное изданіе, причемъ это авторское право регулируется на основаніи ст. 13 настоящаго проекта.
28. Издатель древней рукописи пользуется авторскимъ правомъ на свое изданіе въ теченіе пятидесяти лѣтъ со времени выхода его въ свѣтъ; это право не препятствуетъ, однако, другимъ лицамъ издавать въ самостоятельной обработкѣ ту же рукопись. |
28. Издатель древней рукописи пользуется авторскимъ правомъ на свое изданіе въ теченіе тридцати лѣтъ со времени выхода его въ свѣтъ; это право не препятствуетъ, однако, другимъ лицамъ издавать въ самостоятельной обработкѣ ту же рукопись. |
Мотивы измѣненія срока тѣ же самыя, что и въ ст. 12-й.
31. Авторъ сочиненія, изданнаго в Россіи, а также русскій подданный, напечатавшій свое сочиненіе за границею, пользуются исключительнымъ правомъ перевода на другіе языки, если на заглавномъ листѣ или въ предисловіи сочиненія заявили о сохраненіи за собою этого права. Исключительное право принадлежитъ автору въ теченіе десяти лѣтъ со времени изданія подлинника, подъ условіемъ напечатанія перевода авторомъ въ теченіе пяти лѣтъ со времени изданія подлинника. Обратный на языкъ подлинника переводъ съ перевода не допускается въ теченіе всего срока авторскаго права на подлинное произведеніе. |
31. Обратный на языкъ подлинника переводъ съ перевода не допускается въ теченіе всего срока авторскаго права на подлинное произведеніе. |
Мотивы исключенія первыхъ двухъ частей статьи 31-й объяснены при ст. 2-й.
Что касается части 3-й ст. 31 министерскаго проекта, то она является новой въ нашемъ законодательствѣ. Составителями министерскаго проекта она заимствована изъ германскаго закона объ авторскомъ правѣ 1901 г. (ст. 12-я п. 2). Въ германскомъ законѣ она является необходимымъ дополненіемъ къ п. 1 той же статьи 12, признающему право на переводъ за одинъ изъ элементовъ авторскаго права. Но даже не признавая этого принципа, есть основаніе признавать принципъ, положенный въ основу части 3-й ст. 31-й. Въ самомъ дѣлѣ, мы можемъ признать свободу перевода сочиненій русскаго писателя (безразлично — беллетриста или ученаго) на иностранные языки; но если каждый желающій можетъ съ иностраннаго языка перевести какое-либо произведеніе обратно на русскій языкъ, то этимъ предоставляется значительный просторъ нечистоплотной конкуренціи, которая можетъ нанести дѣйствительный ущербъ вполнѣ законнымъ интересамъ автора. Подобные случаи особенно вѣроятны тогда, когда авторъ выпускаетъ свое произведеніе сначала въ переводѣ на иностранный языкъ, откладывая по какимъ-либо причинамъ опубликованіе его въ подлинникѣ на нѣкоторое время. Законъ не можетъ разбирать, являются-ли соображенія автора резонными или нѣтъ, и во всякомъ случаѣ, долженъ оградить право автора распоряжаться своимъ произведеніемъ на своемъ родномъ языкѣ.
Что касается части 3-й ст. 31-й министерскаго проекта, то она является въ нашемъ законѣ новой. Составители министерскаго проекта заимствовали ее изъ германскаго закона объ авторскомъ правѣ 1901 года (ст. 12-я п. 2-й). Тамъ она является необходимымъ дополненіемъ къ пункту 1 той же ст. 12-й, признающему право на переводъ за одинъ изъ элементовъ авторскаго права. Нѣтъ сомнѣнія, что эту 3-ю часть ст. 31-й можно признавать и независимо отъ признанія или непризнанія за авторомъ исключительнаго права на переводъ. Въ самомъ дѣлѣ: обратный переводъ съ перевода всегда можетъ явиться конкуренціей подлиннаго изданія, въ особенности для произведенія научнаго (напр., сочиненія по химіи, физикѣ, математикѣ и т. д.), достоинства слога которыхъ не играютъ сколько-нибудь существенной роли.
Если даже авторъ, давшій возможность иностранному переводчику перевести его произведеніе съ рукописи и выпустить въ свѣтъ раньше, чѣмъ оно появится въ подлинникѣ, почему-либо замедлитъ изданіемъ подлинника, то и въ такомъ случаѣ было бы, можетъ быть, желательно оградить право автора распоряжаться, по крайней мѣрѣ, при его жизни судьбою своего произведенія на своемъ родномъ языкѣ, причемъ законъ не долженъ и не можетъ подвергать критической оцѣнкѣ резонность или нерезонность соображеній автора, такъ поступающаго.
Тѣмъ не менѣе ч. 3-я ст. 31-й министерскаго проекта вызываетъ и весьма серьезныя возраженія, по крайней мѣрѣ, въ своей настоящей, слишкомъ категорической формѣ. Она говоритъ о переводѣ съ перевода, совершенно не разбирая различныхъ случаевъ такого перевода съ перевода. Извѣстно, что нѣсколько стихотвореній Лермонтова, переведенныхъ на нѣмецкій языкъ Боденштедтомъ, были потеряны въ подлинникѣ. Неужели можетъ имѣть смыслъ запрещать обратный переводъ этихъ стихотвореній на все время авторскаго орава, т. е. на пятьдесятъ или тридцать лѣтъ со дня смерти Лермонтова во имя авторскаго права, въ дѣйствительности даже не существующаго, такъ какъ подлинныя стихотворенія затеряны? То же самое можетъ повторяться и въ наше время, причемъ одинаково, какъ съ произведеніемъ стихотворнымъ, такъ и съ произведеніемъ прозаическимъ.
Конечно, это случай рѣдкій. Но и вообще случай перевода съ перевода въ дѣйствительности настолько рѣдокъ, что нѣтъ надобности ради него, ради почти чисто теоретической возможности, писать законъ, который все же въ нѣкоторыхъ случаяхъ можетъ оказался вреднымъ. До сихъ поръ этого закона не было, а всѣ случаи обратнаго перевода съ перевода могутъ быть пересчитаны по пальцамъ (нѣкоторыя произведенія Тургенева и Льва Толстого до появленія ихъ въ подлинникѣ, если не считать указаннаго случая съ Лермонтовымъ) и всѣ они не имѣютъ практическаго значенія.
33. Изданныя за границею сочиненія иностранныхъ подданныхъ, если противное не установлено въ договорахъ, заключенныхъ Россіей съ иностранные государствами, могутъ быть переводимы на русскій и иные языки. |
33. Исключается. |
Мотивы, руководившіе Коммиссіею при исключеніи ст. 33-й, объяснены при ст. 2-й.
Каждый въ правѣ печатать обнародованные надлежащимъ порядкомъ законы и правительственныя распоряженія и оффиціально опубликованные во всеобщее свѣдѣніе матеріалы къ нимъ, а также рѣшенія судебныхъ установленій и постановленія земскихъ, городскихъ, сословныхъ и другихъ общественныхъ собраній съ соблюденіемъ правилъ, изложенныхъ [63] въ уставѣ о цензурѣ и печати. (Св. зак. т. XIV, изд. 1890 г.). 36. Рѣчи, произнесенныя публично въ законодательныхъ учрежденіяхъ судебныхъ установленіяхъ, въ земскихъ, городскихъ, сословныхъ и другихъ общественныхъ собраніяхъ и вообще во всѣхъ публичныхъ собраніяхъ могутъ быть печатаемы въ повременныхъ изданіяхъ безъ согласія автора. За авторомъ сохраняется, однако, право на изданіе какъ отдѣльныхъ рѣчей, такъ и сборника ихъ. |
35. Текстъ законовъ, законопроектовъ, правительственныхъ распоряженій, оффиціальныхъ матеріаловъ и записокъ, рѣшенія судебныхъ установленій, постановленія Государственной Думы, Гос. Совѣта, земскихъ, городскихъ, сословныхъ и другихъ общественныхъ и публичныхъ собраній, а также пренія на нихъ не составляютъ предмета авторскаго права. Но запись [63] или отчетъ о преніяхъ въ упомянутыхъ установленіяхъ или собраніяхъ составляетъ предметъ авторскаго права лица, которое произвело эту запись или составило отчетъ, если только эта запись или этот отчетъ составлены не по порученію судебнаго установленія, Гос. Думы, Гос. Совѣта, земскаго собранія, городской думы или другого правительственнаго или общественнаго учрежденія, въ каковыхъ случаяхъ они не составляютъ предмета авторскаго права и могутъ быть перепечатываемы каждымъ желающимъ. 36. Отдѣльныя рѣчи составляютъ предметъ авторскаго права и не могутъ быть печатаемы безъ согласія произнесшаго ихъ лица иначе, какъ въ отчетѣ о засѣданіи, составною частью котораго онѣ являются, только въ томъ случаѣ, если онѣ представляютъ изъ себя научный докладъ, лекцію, литературное произведеніе. За ораторомъ сохраняется исключительное право на изданіе сборника своихъ рѣчей. |
Нынѣ дѣйствующее законодательство, регламентируя право печатанія отчетовъ о публичныхъ засѣданіяхъ, исходитъ, главнымъ образомъ, не изъ соображеній авторскаго права, а изъ соображеній цензурнаго свойства, хотя и включаетъ свои постановленія въ текстъ закона о литературной собственности. Что же касается отдѣльныхъ рѣчей, то оно признаетъ ихъ цѣликомъ предметомъ исключительнаго права автора (ст. 13-я закона о литературной собственности, т. X, ч. I, прилож. къ ст. 420-й). Статья эта, какъ и ст. 9 (см. выше, при статьѣ 26 проекта) тоже совершенно игнорировалась практикой, и рѣчи какъ судебныхъ, такъ и земскихъ, и митинговыхъ ораторовъ и, наконецъ, ораторовъ Гос. Думы, печатались до сихъ поръ безъ испрашиванія ихъ согласія. Только „Учрежденія“ Гос. Совѣта и Гос. Думы установили, наконецъ, право печатанія отчета объ ихъ засѣданіяхъ, и то сдѣлали это въ такихъ выраженіяхъ, которыя съ точки зрѣнія авторскаго права могутъ подать поводъ къ весьма значительнымъ недоразумѣніямъ.
Министерскій проектъ объ авторскомъ правѣ дѣлаетъ въ этомъ отношеніи значительный шагъ впередъ сравнительно съ дѣйствующимъ законодательствомъ, хотя на немъ все же чувствуется вліяніе цензурной заботливости дѣйствующаго законодательства, и подъ этимъ вліяніемъ составители проекта включаютъ въ него такія постановленія, которымъ во всякомъ случаѣ не мѣсто въ законѣ объ авторскомъ правѣ. Сверхъ того, министерскій проектъ не дѣлаетъ всѣхъ необходимыхъ выводовъ изъ принятаго имъ положенія о свободѣ печатанія отчетовъ о публичныхъ засѣданіяхъ и признаетъ эту свободу только для повременныхъ изданій, ограничивая ее для брошюръ и книгъ.
Коммисія Литературнаго Общества, признавая правильнымъ основной принципъ, положенный въ основу 35-й и 36-й статьи проекта, считаетъ нужнымъ расширить его примѣненіе.
Министерскій проектъ говоритъ о свободѣ печатанія текстовъ законовъ, правительственныхъ распоряженій и оффиціально опубликованныхъ матеріаловъ къ нимъ. Коммисія не видитъ никакой надобности связывать вопросъ объ авторскомъ правѣ съ фактомъ оффиціальной публикаціи. Она исходитъ изъ убѣжденія, что оффиціальные документы какого бы то ни было рода, безразлично, опубликованные или неопубликованные, не могутъ составлять предмета авторскаго права. Если издатель, опубликовавшій ихъ, можетъ быть подвергнутъ преслѣдованію, то развѣ по обвиненію въ государственной измѣнѣ, въ тайномъ похищеніи документовъ, въ разглашеніи государственной тайны и т. д., но никоимъ образомъ не по обвиненію въ нарушеніи чьего бы то ни было авторскаго права, т. е. въ контрафакціи (ст. 1684 Улож. о нак.). Министерскій проектъ, перечисляя тѣ оффиціальныя произведенія, которыя не составляютъ предмета авторскаго права, и называя въ ихъ числѣ рѣшенія судебныхъ установленій и постановленія земскихъ и т. д. собраній, не упоминаетъ вовсе о Госуд. Думѣ и Гос. Совѣтѣ (это объясняется, вѣроятно, тѣмъ, что проектъ, опубликованный въ 1907 году, въ дѣйствительности былъ составленъ гораздо раньше), не упоминаетъ также объ обвинительныхъ актахъ и тому подобныхъ произведеніяхъ. Объясняется это, очевидно, все тѣмъ же стремленіемъ цензурнаго свойства ограничить свободу печатанія различныхъ отчетовъ посредствомъ признанія за ними авторскаго права, каковое, очевидно, для нихъ признано быть не можетъ. Коммисія считаетъ нужнымъ обобщить постановленія ст. 35-й и отвергнуть авторское право для отчетовъ о всемъ происходящемъ на общественныхъ или вообще публичныхъ засѣданіяхъ и собраніяхъ.
Вмѣстѣ съ тѣмъ она сочла нужнымъ позаботиться объ авторскихъ правахъ стенографовъ и репортеровъ или редакцій, пославшихъ ихъ на извѣстное засѣданіе, о которыхъ министерскій проектъ совершенно забылъ. Составленіе отчета, какъ полнаго стенографическаго, такъ и сокращеннаго-репортерскаго, требуетъ значительнаго труда, нуждающагося въ защитѣ закона. Но отчеты, напечатанные государственнымъ или общественнымъ учрежденіемъ, какъ-то: Гос. Думой, земскимъ собраніемъ и т. д., не нуждающимся въ полученіи дохода отъ своихъ отчетовъ, должны быть, конечно, совершенно свободны (ср. ст. 13-ю объ изданіяхъ академіей, университетовъ и т. д.).
Министерскій проектъ, признавая свободу печатанія публичныхъ рѣчей для періодическихъ изданій, въ то же время признаетъ эти рѣчи предметомъ авторскаго права, поскольку онѣ печатаются въ отдѣльныхъ брошюрахъ, въ какихъ-нибудь книгахъ или въ видѣ сборника рѣчей одного оратора. По мнѣнію коммисіи свободу печатанія рѣчей нужно расширить, а объемъ авторскаго права на нихъ слѣдуетъ сократить. Всякая рѣчь, произнесенная на судѣ, въ Гос. Думѣ, на земскомъ собраніи и т. д. является актомъ общественнаго служенія; адвокатъ, говорящій свою рѣчь, уже получаетъ свое вознагражденіе отъ тяжущагося, прокуроръ получаетъ его въ видѣ жалованія отъ казны; предсѣдатель суда—тоже; членъ Гос. Думы или Гос. Совѣта также получаетъ вознагражденіе за свою дѣятельность въ качествѣ члена Думы или Совѣта. Гласный земства или городской думы, правда, вознагражденія не получаетъ; не получаетъ его и подсудимый, тяжущійся, экспертъ и свидѣтель на судѣ, которые иногда произносятъ длинныя рѣчи. Но разъ эта рѣчь была произнесена въ публичномъ засѣданіи, она должна признаваться актомъ общественнаго служенія и дѣлаться общественнымъ достояніемъ; она произносится, какъ исполненіе общественной обязанности, и общество имѣетъ на нее неотъемлемое право. Конечно, нельзя говорить, что подсудимый, истецъ или отвѣтчикъ въ гражданскомъ процессѣ, говоря свои рѣчи, исполняютъ свою обязанность. Но зато судъ, въ которомъ при открытыхъ дверяхъ ведется судебное слѣдствіе или пренія, является въ полной мѣрѣ общественнымъ дѣломъ и въ полномъ правѣ общества на произнесенныя тамъ рѣчи лежитъ одна изъ гарантій правосудія. Такимъ образомъ, ограничить свободу печатанія отчетовъ о судебныхъ, думскихъ, земскихъ и т. п. засѣданіяхъ постановленіемъ объ авторскомъ правѣ на рѣчи значило бы нанести ударъ принципу гласности этихъ засѣданій.
Весьма нерѣдко рѣчь, произнесенная въ Гос. Думѣ, судѣ или на какомъ-нибудь другомъ общественномъ собраніи, заслуживаетъ самаго широкаго распространенія въ народныхъ массахъ; между тѣмъ ораторъ, произнесшій ее, по какой-либо причинѣ можетъ этого не желать; депутатъ можетъ не желать распространенія своей рѣчи именно среди своихъ избирателей, и можетъ надѣяться, что въ формѣ газетныхъ отчетовъ до нихъ она не дойдетъ; напротивъ, политическіе противники этого оратора могутъ желать такого распространенія, напр., во время избирательной борьбы; прокуроръ или адвокатъ можетъ находить, что его рѣчь исполнила свою практическую задачу, а ея широкое распространеніе можетъ быть для него нежелательно; но его противники могутъ этого желать. По мнѣнію Коммисіи нѣтъ никакого основанія стѣснять въ этомъ отношеніи политическую борьбу, и слѣдовательно, нѣтъ надобности ограничивать распространеніе публичныхъ рѣчей исключительно журналами и газетами. Опубликованіе ихъ въ формѣ книгъ и брошюръ должно быть совершенно свободно.
Только сборники рѣчей одного оратора, судебнаго или политическаго, должны составлять предметъ авторскаго права. Такіе сборники (ихъ примѣры мы имѣемъ въ сборникахъ рѣчей Кони, Спасовича, Андреевскаго, Карабчевскаго, а также въ небольшомъ Сборникѣ рѣчей Аладьина), не служа злобѣ дня, должны быть предоставлены свободному усмотрѣнію самого оратора.
Все вышесказанное не относится, однако, къ научнымъ лекціямъ или къ литературнымъ произведеніямъ, прочитаннымъ публично. Представляя собою продуктъ труда, обыкновенно не вознаграждаемаго или недостаточно вознаграждаемаго инымъ способомъ (нерѣдко публичная лекція произносится или литературное произведеніе публично читается съ благотворительной цѣлью), такая лекція или такое литературное произведеніе, чтеніе котораго не составляетъ общественной обязанности лектора, по крайней мѣрѣ, въ томъ смыслѣ этого слова, въ какомъ мы сейчасъ говорили объ общественномъ служеніи, должно составлять предметъ авторскаго права и пользоваться защитою закона. Конечно, нельзя запретить газетамъ печатать отчетъ о публичной лекціи или публичномъ чтеніи. Но печатаніе такого отчета отдѣльной брошюрой является уже явнымъ посягательствомъ на права автора.
Отмѣтимъ, что наша редакція статей 35-й и 36-й составлена по аналогіи съ соотвѣтственными статьями германскаго закона.
Примѣчанія
править- ↑ Первое собраніе писемъ И. С. Тургенева. Изданіе Общества для пособія нуждающимся литераторамъ и ученымъ. С.-Петербургъ, 1884. Стр. 330.
