сдѣлали ихъ предшественники, то этому можно будетъ только порадоваться. Если бы у насъ не было цензуры, то то же самое обиліе переводовъ имѣло бы, вѣроятно, мѣсто 40 лѣтъ тому назадъ, немедленно послѣ появленія книги Ренана въ подлинникѣ, но ограниченіе права переводовъ сдѣлало бы это невозможнымъ.
Возьмемъ такое, совсѣмъ уже не художественное произведеніе, какъ „Капиталъ“ Маркса. 1-й его томъ переведенъ очень знающимъ переводчикомъ Германомъ Лопатинымъ; переводъ удостоился одобренія самого Маркса, знавшаго русскій языкъ. Тѣмъ не менѣе, конкурируя съ первымъ переводомъ, выпускаетъ свой переводъ Петръ Струве. Вслѣдъ за тѣмъ то же самое дѣлаетъ Богдановъ, въ союзѣ съ Базаровымъ и Степановымъ. Каждый изъ этихъ переводчиковъ относится къ переводимому автору съ полной добросовѣстностью и приступаетъ къ работѣ со знаніемъ дѣла. Тѣмъ не менѣе каждый изъ нихъ, очевидно, находитъ, что его предшественники невѣрно или неточно поняли нѣкоторыя мысли Маркса, пользовались неправильной или неудобной русской терминологіей или несовсѣмъ точно или правильно передали мысли Маркса русскимъ читателямъ. Спрашивается, потеряло ли отъ этого что-нибудь наше общество, потеряла ли наша наука, потерялъ ли наконецъ что-нибудь самъ Карлъ Марксъ? Мы думаемъ—рѣшительно нѣтъ.
Такимъ образомъ мы думаемъ, что исключительное право на переводы вовсе не входитъ въ составъ авторскаго права; что это особенно ясно на произведеніяхъ поэтическихъ, стихотворныхъ; менѣе ясно, но тѣмъ не менѣе вѣрно въ примѣненіи къ произведеніямъ художественнымъ прозаическимъ; еще менѣе ясно, но тѣмъ не менѣе вѣрно, въ примѣненіи къ произведеніямъ научнымъ, публицистическимъ и всякимъ инымъ.
Такимъ образомъ, защищая исключительное право автора на переводъ, никоимъ образомъ нельзя становиться на почву самаго существа авторскаго права; въ свободѣ переводовъ нельзя видѣть „нежелательный примѣръ колебанія юридическихъ началъ“[1]. Споръ долженъ быть перенесенъ совсѣмъ въ иную плоскость и
- ↑ Любопытно, что очень многіе сторонники конвенціи, говорящіе о свободѣ переводовъ, какъ о разбоѣ, пиратствѣ, посягательствѣ на высочайшіе моральные принципы, въ то же время признаютъ, что 50, 20, даже 10 лѣтъ тому назадъ не слѣдовало заключать конвенцій. Такимъ образомъ, высочайшіе нравственные принципы создались лишь въ послѣдніе годы; то, что теперь является разбоемъ, не было таковымъ 10—20—50 лѣтъ назадъ.
сделали их предшественники, то этому можно будет только порадоваться. Если бы у нас не было цензуры, то то же самое обилие переводов имело бы, вероятно, место 40 лет тому назад, немедленно после появления книги Ренана в подлиннике, но ограничение права переводов сделало бы это невозможным.
Возьмем такое, совсем уже не художественное произведение, как «Капитал» Маркса. 1-й его том переведен очень знающим переводчиком Германом Лопатиным; перевод удостоился одобрения самого Маркса, знавшего русский язык. Тем не менее, конкурируя с первым переводом, выпускает свой перевод Петр Струве. Вслед за тем то же самое делает Богданов, в союзе с Базаровым и Степановым. Каждый из этих переводчиков относится к переводимому автору с полной добросовестностью и приступает к работе со знанием дела. Тем не менее каждый из них, очевидно, находит, что его предшественники неверно или неточно поняли некоторые мысли Маркса, пользовались неправильной или неудобной русской терминологией или не совсем точно или правильно передали мысли Маркса русским читателям. Спрашивается, потеряло ли от этого что-нибудь наше общество, потеряла ли наша наука, потерял ли наконец что-нибудь сам Карл Маркс? Мы думаем — решительно нет.
Таким образом мы думаем, что исключительное право на переводы вовсе не входит в состав авторского права; что это особенно ясно на произведениях поэтических, стихотворных; менее ясно, но тем не менее верно в применении к произведениям художественным прозаическим; еще менее ясно, но тем не менее верно, в применении к произведениям научным, публицистическим и всяким иным.
Таким образом, защищая исключительное право автора на перевод, никоим образом нельзя становиться на почву самого существа авторского права; в свободе переводов нельзя видеть «нежелательный пример колебания юридических начал»[1]. Спор должен быть перенесен совсем в иную плоскость и
- ↑ Любопытно, что очень многие сторонники конвенции, говорящие о свободе переводов, как о разбое, пиратстве, посягательстве на высочайшие моральные принципы, в то же время признают, что 50, 20, даже 10 лет тому назад не следовало заключать конвенций. Таким образом, высочайшие нравственные принципы создались лишь в последние годы; то, что теперь является разбоем, не было таковым 10—20—50 лет назад.
