Теперь, возвращаясь къ дѣламъ ландтага, скажу, что на этомъ же ландтагѣ находился посланецъ короля шведскаго Густава, который передалъ свои кредитивы (вѣрющія грамоты) ливонскимъ сословіямъ въ Вольмарѣ и изложилъ свое дѣло: московиты вторглись въ Финляндію, опустошили и сожгли страну, много невинной крови безъ всякой причины пролили и много людей, скота и всякой добычи съ собою забрали. Онъ, посланецъ, знаетъ, что московиты уже навѣрно приготовляются къ войнѣ, что годы перемирія (съ Ливоніею) уже прошли и поэтому пусть они, ливонцы, будутъ увѣрены, что московитъ и все его войско будетъ у нихъ на шеѣ, если только онъ заключитъ миръ со шведами. А потому, для одолѣнія врага, шведскій король предлагаетъ, чтобы магистръ со всѣми ливонскими сословіями сдѣлался его союзникомъ, и тогда онъ, король, не заключитъ мира съ московитомъ, а если они этого сдѣлать незахотятъ, то онъ, король Густавъ, вступитъ съ нимъ въ переговоры и тогда ливонцы узнаютъ чего добивался московитъ и можетъ быть раскаются, что отказали въ союзѣ. Хотя многіе изъ разныхъ сословій и городовъ соглашались съ этимъ и думали, что это предложеніе не безвыгодное, а въ особенности ревельскій синдикъ, именемъ Клодтъ, который совѣтовалъ въ прекрасной рѣчи сдѣлаться союзниками шведовъ, но другіе держались инаго мнѣнія и отослали этого посла съ отказомъ, даже распустили войско, которое они употребляли противъ герцога Вильгельма и Альбрехта, выславъ это войско изъ страны[1].
Теперь хотѣли вступить въ переговоры о новомъ мирѣ съ великимъ княземъ и поэтому рѣшили поручить Якову Штейнвегу исходатайствовать у великаго князя согласіе на пріемъ пословъ; съ этимъ Штейнвегомъ и я въ Москву отправился. Тамъ мы были хорошо и благосклонно приняты и угощаемы великимъ княземъ, и послѣ семинедѣльнаго пребыванія нашего въ Москвѣ, великій князь далъ намъ на пріемъ пословъ милостивое и благосклонное согласіе (пропускную грамоту), послѣ чего мы прибыли благополучно обратно въ Ливонію. Послами были назначены: Дирикъ Коуеръ…[2], которымъ было приказано просить великаго князя Іоанна Васильевича продолжить кончившееся перемиріе снова на 50 лѣтъ. Хотя ихъ и приняли очень благосклонно, но тотчасъ же, при началѣ уже переговоровъ, они могли замѣтить что именно онъ (великій князь) замышляетъ, да кромѣ того и дорогою имъ встрѣчались тысячи саней съ различнымъ провіантомъ, фуражемъ, порохомъ, свинцомъ и оружіемъ, которыя направлялись къ границѣ; также всѣ почтовые дворы (ямы), расположенные другъ отъ друга на разстояніи 4-хъ или 5-ти миль, были отстроены заново съ двойнымъ числомъ жилыхъ помѣщеній и большими конюшнями, въ которыхъ можно было поставить до 50 и даже до 100 и болѣе лошадей, а также были вновь построены мосты отъ Москвы до Пскова, такъ что было ясно, что онъ (великій князь) рѣшился итти войной на Ливонію. А раньше этого король Густавъ шведскій прислалъ въ подарокъ великому князю великолѣпный вызолоченный столъ съ кубками и разною посудою, сколько только могло помѣститься на томъ столѣ и просилъ мира, на что тотъ согласился и миръ съ королемъ Густавомъ заключилъ и одобрилъ[3].
Достигло также его (великаго князя) ушей, что въ Ливоніи была пагубная борьба между господами страны и прелатами, возникшая отчасти вслѣдствіе перемѣны религіи, отчасти же вслѣдствіе вспыхнувшаго раздора между орденомъ и архіепископомъ, и кромѣ того узналъ онъ (великій князь), что магистръ вынужденъ унижаться передъ королемъ польскимъ Сигизмундомъ и заискивать у него, и пришло ему (великому князю) на мысль при этомъ, что онъ, конечно, столь же силенъ, какъ и король польскій, и потому можетъ покорить ливонскія сословія. Да кромѣ того онъ (великій князь) хорошо зналъ, что войско распущено и выслано изъ страны и что всѣ лифляндцы до того увѣрены въ мирѣ, что никакихъ приготовленій на случай непріятельскаго вторженія въ ихъ страну не сдѣлали, а каждый живетъ такъ же спокойно, будто, какъ говорится, у Христа за пазухой (въ подлинникѣ: въ стране пастора Іоанна). Это была дѣйствительно какая то слѣпота, потому что никто не могъ или не хотѣлъ понять что было на умѣ у московита (т. е. великаго князя), между тѣмъ какъ онъ въ Псковѣ уже велѣлъ всенародно объявить, чтобы всѣ торговые люди и другіе русскіе, которые находятся въ Ливоніи съ товарами, должны со всѣмъ своимъ скарбомъ собраться и, подъ опасностью потери жизни и имущества, переѣхать въ Россію. Тѣ поспѣшно собрались и распродали свои товары за половинную цѣну. Кромѣ того уже слышно было, какія приготовленія шли у границы, а также и то, что бояре приказали отправить впередъ по водѣ и по сухому пути снаряды для похода въ Ливонію; но ливонцы все-таки оставались слѣпыми по прежнему и больше думали о томъ какъ бы устроить пороскошнѣе свадьбу или крестины, чѣмъ о мѣрахъ къ отраженію враговъ.
Когда въ Москвѣ дошло дѣло до заключенія договора и начали переговаривать относительно заключенія или продолженія мира, то московитъ велѣлъ предъявить посламъ крестовыя и мирныя грамоты прежнихъ лѣтъ, а также послѣднюю грамоту, въ 1502-мъ году заключенную съ магистромъ Вольтеромъ фонъ Плеттенбергомъ, по которымъ ливонцамъ слѣдовало платить ему (великому князю) дань. Вмѣстѣ съ тѣмъ великій князь далъ понять, что онъ до сего времени съ большимъ терпѣніемъ ждалъ этой дани, а теперь видитъ, что магистръ и всѣ ливонцы мало признаютъ ее, потому онъ (великій князь) и не согласится на продолженіе перемирія, и не дастъ крестовой грамоты, пока дань, по силѣ договоровъ, не будетъ признана и заплачена ему ливонцами. Тогда у бочки выскочило дно, какъ говорится, и послы не знали, что имъ отвѣчать на это. Наконецъ они заявили, что не знаютъ, про какую дань идеть рѣчь, ибо въ своихъ старыхъ писаніяхъ они ничего не находили изъ чего бы слѣдовало, что великому князю платилась какая-либо, дань, а потому просили, чтобы все оставалось по старому и чтобы перемиріе было продолжаемо. Тогда великій князь вспылилъ и сказалъ[4], что удивляется какъ это послы не хотятъ знать, что ихъ предки пришли въ Ливонію изъ-за моря и, следовательно, вторглись въ его великокняжескую вотчину, за что много крови проливалось; не желая видѣть разлитія крови христіанской, государевы предки, тому назадъ много сотенъ лѣтъ, позволили имъ (нѣмцамъ) остаться въ странѣ, съ тѣмъ условіемъ, чтобы они платили ему назначенную дань; но нѣмцы поступили противъ даннаго ими обѣщанія и этого не дѣлали, а потому они теперь должны явиться съ полною данью за прежнія времена, чтобы не давать повода ему (великому князю) употребить средства, которыя ихъ принудятъ къ тому силой, что, впрочемъ, сдѣлаетъ онъ весьма неохотно. Тогда лифляндскіе послы начали божиться и, согласно своего наказа, сказали, что по истинѣ не знаютъ, какъ велика эта дань. На это великій князь съ досадою сказалъ, что изъ этого онъ видитъ, какъ мало вниманія они обращаютъ на свои собственныя грамоты и печати, такъ что впродолженіе сотни и многихъ лѣтъ даже не подумали справиться объ этомъ и нисколько не заботились о томъ, чтобы ихъ потомство съ ихъ дѣтьми пользовалось благами мира. Но такъ какъ они этого не знаютъ или знать не хотятъ, то онъ (великій князь) долженъ имъ сказать, что дань эта составляетъ съ каждаго ливонца въ годъ по гривнѣ московской, или по 10 денегъ. Тогда у пословъ чуть глаза изо лба не выскочили и они рѣшительно не знали какъ тутъ быть: условливаться и сговариваться о дани они не имѣли никакого наказа и не смѣли также просить о сбавкѣ[5]. Дорого-бы они дали за хорошій совѣтъ въ данномъ случаѣ, но на отрѣзъ отказаться отъ дани не могли опасаясь уличать великаго князя въ его неправдѣ. Вслѣдствіе этого они заявили, что сообщеннаго имъ нынѣ великимъ княземъ они не знали до своего отъѣзда; какъ поступить на счетъ дани имъ не было никакого наказа отъ правителей ихъ страны, и поэтому послы просили великаго князя отсрочить дѣло, пока они получатъ дальнѣйшія наставленія.
Тогда великій князь разсердился и объявилъ, что нехочетъ вѣрить тому, что они сказали: пусть они подумаютъ о своихъ дѣтяхъ, пусть рѣшаются заплатить дань впродолженіе года, съ ратификаціей и согласіемъ магистра и епископа. Если послы согласны на дань, то пусть напишутъ грамоту, приложатъ къ ней свою печать, а онъ, великій князь, пошлетъ въ Ливонію своихъ собственныхъ пословъ съ этою грамотою, чтобы магистръ и епископъ отрѣзали посольскую печать и привѣсили свои печати. Послы такъ и сдѣлали, поступивъ противъ наказа и, такимъ образомъ, подтвердили справедливость дани великому князю, хотя и съ ратификацией властителей страны[6]. Навѣрное я не знаю, требовалась ли дань со всей Ливоніи или только съ какой либо ея части: освѣдомлюсь объ этомъ и впослѣдствіи напишу.
Когда послы возвратились назадъ въ Дерптъ и отдали обо всемъ отчетъ, то ихъ не очень-то благодарили, такъ какъ они скрѣпили и припечатали грамоту о дани съ каждаго человѣка по 10 денегъ. Обо всемъ этомъ судили и рядили до самаго прибытія пословъ великаго князя. По прибытіи въ Дерптъ посла великаго князя, келаря Терпигорева, съ грамотою ливонскихъ пословъ о дани, ему отвели квартиру въ домѣ Андреаса Ватермана на рынкѣ, а потомъ пригласили въ епископскій замокъ для изложенія своего порученія. Въ замокъ были созваны также всѣ ландраты, выборные отъ магистрата и общины и нѣсколько нотаріусовъ, которые должны были исполнять свое дѣло, и обсудить все, что имъ будетъ дано для рѣшенія. На этомъ засѣданіи посолъ сказалъ слѣдующее: «Великій князь, мой государь, передаетъ поклонъ епископу дерптскому и магистру, и извѣщаетъ, что ливонскіе послы были въ Москвѣ у него, государя и великаго князя всея Руси, и просили о продолженіи перемирія, на что государь и согласился въ грамотѣ, которую послы дали за ихъ печатью великому князю, и съ этою грамотою отправилъ государь его, посла, желая, чтобы епископъ и магистръ отрѣзали посольскую печать отъ грамоты и приложили печать епископа и магистра; кромѣ того ему, послу, велѣно долго здѣсь не оставаться.»
На это ему коротко отвѣтилъ толмачь, старый Яковъ Краббе: епископу весьма пріятно слышать, что великій князь здоровъ, а теперь посолъ можетъ удалиться въ свое помѣщеніе, онъ получитъ благопріятное рѣшеніе.
Какъ только посолъ ушелъ, стали обсуждать дѣло (дорогъ бы былъ хорошій совѣтъ!) и приводить разные резоны какъ бы не платить денегъ, хоть грамота и была за печатью, и хоть всякій здравомыслящій человѣкъ понималъ, что такая грамота все равно, что петля на шеѣ.
Дѣло было плохо: не знали какъ быть, а тутъ посолъ требуетъ немедленнаго рѣшенія, и наконецъ въ нетерпѣніи сказалъ, что если не получитъ рѣшенія, то ждать не будетъ, а уѣдетъ домой съ тѣмъ же, съ чѣмъ и пріѣхалъ. Въ такомъ затрудненіи старикъ Краббе сказалъ епископу и совѣтникамъ слѣдующее: «Почтенные господа, если мы печатью закрѣпимъ дань великому князю, то значитъ съ женами и дѣтьми попадемъ въ совершенное рабство. Да и можете ли вы одобрить подобную дань? А все-таки ее надо принять и выплачивать, потому что иначе земля наша будетъ опустошена и выжжена. Великій князь уже давно снаряжаетъ для этаго великую силу; это знаю я навѣрно.» Такая рѣчь многихъ поразила и привела въ уныніе.
Но епископскій канцлеръ, Юргенъ Гольтшюръ, поднялся и сказалъ: «Конечно правда, что дѣло это требуетъ большаго обсужденія, но намъ надо примѣняться къ обстоятельствамъ: пригласимъ снова посла великаго князя, призовемъ сюда тоже нѣсколькихъ нотаріусовъ и оратора и заявилъ послу, что мы никакъ не ожидая подобной поспѣшности со стороны великаго князя, и что, безъ согласія римскаго императорокаго величества, мы не можемъ одни постановить эту дань; а между тѣмъ пусть ораторъ присутствуетъ здѣсь и протестуетъ отъ имени римскаго императорскаго величества короля римскаго, какъ верховнаго леннаго господина страны, противъ этой беззаконной, навязываемой намъ дани. Мы же обо всемъ этомъ донесемъ римскому императорскому величеству. А между тѣмъ, такъ какъ только это и возможно съ нашей стороны, мы удостовѣримъ своею печатью грамоту, выданную въ Москвѣ нашими послами.» На этомъ и порѣшили: послали письмо къ императору, съ просьбою, чтобы онъ отправилъ посольство къ великому князю предупредить бѣдствіе и помогъ своевременно совѣтомъ.
Послѣ этого снова пригласили посла великаго князя; въ присутствіи двухъ нотаріусовъ припечатали грамоты и обрѣзали посольскую печать. Когда же ораторъ велѣлъ нотаріусамъ записывать протестъ, то посолъ, келарь Терпигоревъ, спросилъ толмача Якова Краббе, что это тамъ говорятъ и что записываютъ нотаріусы. Толмачь объяснилъ ему это. Тогда Терпигоревъ гнѣвно отвѣтилъ: «Какое дѣло моему государю до императора? Давайте сюда грамоту: не хотите платить дань моему государю, такъ онъ возьметъ ее у васъ самъ!» Ему отдали грамоту и проводили въ его подворье. По прибытіи туда, онъ поднесъ гофъ-юнкерамъ, провожавшимъ его отъ замка, водки, по русскому обычаю, и, вынувъ грамоту изъ-за пазухи, передалъ своему служителю, велѣвъ завернуть ее въ шелковую ткань и положить въ обитый сукномъ ящикъ, при чемъ сказалъ: «Смотри, береги и ухаживай за этимъ теленкомъ, чтобы онъ выросъ великъ и разжирѣлъ!»
За тѣмъ епископскіе слуги угощали посла рыбою и мясомъ, дичью, яйцами, овощами и разными напитками, какъ то также всегда дѣлаетъ великій князь въ Москвѣ съ послами.
Магистратъ также одарилъ посла разными вещами и напитками и посылалъ ему кушанье, приготовленное ихъ поваромъ, и предложилъ послу, что если ему угодно, то къ нему для компаніи за обѣдомъ придутъ два человѣка. Это ему понравилось, и онъ со служителемъ были хорошо угощаемы. Послѣ обѣда, на которомъ присутствовалъ также толмачъ, посолъ заявилъ, что передъ отъѣздомъ ему нужно побывать въ магистратѣ по другому дѣлу. Поэтому на слѣдующій день онъ былъ приглашенъ въ магистратъ, его угостили сначала въ кемереѣ сластями, а потомъ приняли въ большой залѣ (ревентерѣ). Туда-то, въ магистратъ, онъ привелъ съ собой какого-то московита, братъ котораго былъ убитъ на псковской дорогѣ. Посолъ по этому случаю требовалъ съ епископа сто талеровъ, которые, по его словамъ, были отняты у убитаго. Въ крестовыхъ-де грамотахъ значится, что если кого либо разбойники убьютъ въ Ливоніи или Россіи, то околица возвращаетъ друзьямъ (роднымъ) убитаго цѣну пограбленного или выдаютъ убійцу для наказанія. Такъ какъ названный московитъ неразъ просилъ у епископа удовлетворенія, но не получилъ требуемаго, то пусть магистратъ пошлетъ съ кѣмъ-нибудь изъ своихъ этого человѣка къ епископу, чтобы тотъ выдалъ ему деньги, а онъ (посолъ) въ такомъ случаѣ будетъ ходатайствовать за магистратъ и за нихъ у великаго князя, чтобы и ихъ такимъ же образомъ и какъ можно скорѣе во всѣхъ дѣлахъ удовлетворяли. Тогда послалъ магистратъ съ тѣмъ московитомъ одного своего члена и секретаря съ интерцессіей, которые скоро возвратились и донесли: этотъ человѣкъ будетъ удовлетворенъ по справедливости; но люди той околицы, гдѣ совершено убійство, живутъ въ нѣсколькихъ миляхъ отъ Дерпта: они должны быть вызваны къ этой экзекуціи и потому нужно подождать.
Тогда посолъ снова явился съ тѣмъ же московитомъ въ магистратъ и сказалъ: онъ (посолъ) никакъ не можетъ ждать, потому пусть магистратъ сдѣлаетъ по справедливости и отдастъ русскому деньги, которые они послѣ могутъ взять съ тѣхъ, кто долженъ заплатить, такъ какъ тотъ долженъ уѣхать вмѣстѣ съ нимъ. Магистратъ на это отвѣтилъ, что у нихъ теперь неоткуда достать столько денегъ.
На это посолъ возразилъ, что если бы они только захотѣли заплатать русскому, то знали бы откуда достать денегъ, такъ какъ ему (послу) извѣстно за вѣрное, что въ подвалѣ подъ ратушей стоятъ 12 бочекъ съ золотомъ. Хотя, конечно, это имъ было очень смѣшно слышать, но ему тотчасъ же, какъ говорятъ, не задумавшись отвѣчалъ старый бургомистръ Іоаннъ Дорстельманъ, что хоть тамъ въ подвалѣ и могутъ быть деньги, но только у нихъ нѣтъ ключей: одни у города Риги, другіе у города Ревеля; безъ воли же тѣхъ городовъ нельзя притронуться къ этому золоту. Замѣтивъ, что придраться было не къ чему, посолъ не настаивалъ, а сказалъ только: пусть они напомнятъ епископу, чтобы все было сдѣлано по справедливости; онъ (посолъ) желаетъ, чтобы изъ ихъ грамотъ и печатей вышло имъ добро, въ противномъ случаѣ, если дани не заплатятъ, съ ними навѣрно случится большое несчастіе. Затѣмъ онъ простился съ ними и уѣхалъ со своимъ теленкомъ.
Въ 1556 году на сѣверо-востокѣ появилась большая комета — свѣтлая звѣзда съ хвостомъ точно толстая метла, чѣмъ Богъ указывалъ на будущія несчастія.
Такъ какъ закрѣпленная печатью дань все еще не уплачивалась, потому великій князь собралъ во Псковѣ большое войско и назначилъ главнымъ начальникомъ его татарскаго государя, по имени «Цаеръ Цигалее»[7]. Это былъ по наружности видный, высокій мущина, при томъ разумный и скромный. Съ 40,000 человѣкъ онъ вступилъ въ Ливонію 25 января 1558 года и раздѣлилъ свое войско на три части. Какъ только перешли они границу, сейчасъ засверкали топоры и сабли, стали они рубить и женщинъ, и мущинъ, и скотъ, сожгли всѣ дворы и крестьянскія хаты и прошли знатную часть Ливоніи, опустошая по дорогѣ все. Послѣ этого войско воротилось въ Псковъ. Изъ Пскова онъ (Шигъ-Алей) послалъ письмо къ епископу дерптскому Герману, въ которомъ писалъ, что ливонцы, вслѣдствіе своего неблагоразумія, привели великаго князя въ гнѣвъ, чрезъ что теперь нанесенъ такой вредъ странѣ, и такъ какъ ливонцы теперь видятъ, что никоимъ образомъ великому князю противиться не могутъ, потому онъ имъ совѣтуетъ, какъ самое благоразумное, для предупрежденія заблаговременно какого-либо новаго несчастія, послать къ великому князю своихъ гонцевъ, чѣмъ раньше тѣмъ лучше, и бить великому князю челомъ. Онъ (Шигъ-Алей) самъ поможетъ своимъ ходатайствомъ, чтобы великій князь примирился съ ними и снова бы заключилъ миръ.
По полученіи этого письма, былъ созванъ ландтагъ и отправленъ гонецъ къ великому князю испросить согласія на пріемъ большаго посольства для обсужденія дѣлъ относительно наложенной дани. Скоро пришло согласіе, и послы были снабжены приличными инструкціями. Между тѣмъ всѣ сословія и города должны были приготовляться къ войнѣ, чтобы съ первою тревогой итти въ походъ вмѣстѣ съ магистромъ.
Когда послы прибыли въ Москву и немедленно вступили въ переговоры, великій князь согласился на миръ, если только ему выплатятъ 60,000 талеровъ. Надо было заплатить эти деньги; но у пословъ ихъ не было съ собой, что великій князь, конечно, самъ хорошо зналъ. Но они полагались на то, что у нихъ есть кредитъ у тѣхъ богатыхъ русскихъ купцовъ, которые торгуютъ въ Ливоніи и которые дадутъ имъ денегъ подъ вексель, а деньги тѣ получатъ въ Ливоніи, по заключеніи мира; но великій князь запретилъ подъ страхомъ смертной казни купцамъ одолжать или ссужать имъ деньги. Посламъ ничего не оставалось, какъ предложить остаться въ Москвѣ заложниками и писать въ Ливонію о высылкѣ денегъ. Великій князь разсердился и заявилъ посламъ, что они хотятъ только обманывать его, и потому пусть убираются поскорѣе изъ Москвы. Такъ, ничего не сдѣлавши, послы и должны были воротиться.
Извѣстіе объ этомъ черезъ нѣсколько дней пришло изъ Москвы въ Дерптъ, и тогда были назначены другіе послы и собраны деньги. Городъ Дерптъ далъ 10,000 талеровъ, которые я самъ помогалъ считать. Въ канцеляріи отсчитали и уложили 60,000 талеровъ, при чемъ я также самъ помогалъ тому. Дерптскій бургомистръ, теперь отецъ моей жены, Детмаръ Мейеръ, далъ на это отъ себя 500 талеровъ. Послы съ деньгами съ первою весеннею водою отправились водянымъ путемъ въ Псковъ, чтобы какъ можно скорѣе пріѣхать, такъ какъ они хорошо видѣли, что великій князь готовъ уже двинуться въ походъ со своими стрѣлками и всѣми военными снарядами. Магистръ и дерптскій епископъ также тронулись со своей силой, которая въ сравненіи съ войскомъ великаго князя была не велика, и расположилась у Киримпе, въ маѣ 1558 года. Великій князь не дался въ обманъ, а двинулся двумя отрядами съ тяжелыми орудіями, такъ какъ у него было довольно пороху и свинца, и подошелъ съ однимъ подъ Нарву, а съ другимъ подъ Нейгаузъ, который отстоитъ только на 5 миль отъ Киримпе, начинаетъ обстрѣливать его и беретъ его приступомъ. Нѣмецкая Нарва еще не была обстрѣливаема, какъ случился, по волѣ Господней, въ домѣ одного цирюльника, именемъ Кордта Фолькена, пожаръ и скоро распространился повсюду, потому что дома и крыши были деревянные. Какъ только московиты въ лагерѣ, лежавшемъ по ту сторону рѣчки, это замѣтили, то переправились на лодкахъ и плотахъ, подобно рою пчелъ, на другую сторону, взобрались на стѣны и, такъ какъ нельзя же было въ одно и тоже время и пожаръ тушить и врага отражать, то жители и убѣжали въ замокъ, а городъ предоставили непріятелю. Тогда непріятели стали усиленно тушить огонь, чтобы тѣмъ легче можно было овладѣть замкомъ, который хотя съ наружной стороны и былъ довольно сильно укрѣпленъ, но со стороны къ городу былъ не такъ хорошо защищенъ. Тогда тѣ, что засѣли въ замкѣ, послали одного рижскаго начальника къ коадъютору тогдашняго магистра Фюрстенберга, Готгарду Кетлеру, который былъ назначенъ съ гарійскими и вирскими ландзассами[8] и рижскими кнехтами (жолнѣрами) составить гарнизонъ и защищать городъ, чтобы онъ спѣшилъ въ замокъ, но это было напрасно. Кетлеръ не осмѣлился подойти: остановился только въ 3-хъ миляхъ отъ Нарвы, потому тѣ, что оставались въ замкѣ, должны были сдаться, но съ условіемъ, что ихъ оставятъ живыми и дозволятъ имъ свободный пропускъ[9].
Когда былъ взятъ Нейгаузъ[10], то магистръ съ епископомъ дерптскимъ неосмѣлились болѣе оставаться у Киримпе, но рѣшили: епископу двинуться съ дворянствомъ и ландзассами въ Дерптъ для гарнизона; а магистру Фюрстенбергу съ орденскими людьми, дворянствомъ и ландзассами рижской и курляндской епархій, расположиться у Дерпта для защиты города. Когда послѣдніе послы стали вести въ Москвѣ переговоры съ великимъ княземъ, дѣло будто бы пошло на ладъ, онъ будто бы хотѣлъ заключить миръ за 60,000 талеровъ и взять деньги, но какъ разъ въ то время, когда шли переговоры, къ нему приходитъ грамота за грамотой, извѣщавшія, что его войска одержали знаменитую победу въ Ливоніи — взяли Нарву и Нейгаузъ, онъ (великій князь) тогда уже не хотѣлъ никоимъ образомъ брать деньги, а рѣшился удержать за собой Нарву и Нейгаузъ, которые онъ взялъ уже мечемъ. Такъ какъ послы на подобную уступку никакъ не могли согласиться потому онъ, отославъ обратно пословъ, которые такъ таки опять ничего не добились, продолжалъ войну; пошелъ на Киримпе и взялъ его.
Тогда магистръ Фюрстенбергъ со своимъ войскомъ направился къ Валку и оставилъ добраго епископа въ большомъ затрудненіи. Московитъ же двинулся съ тяжелыми орудіями къ городу Дерпту, постоянно посылая изъ Пскова по водѣ и по сушѣ подкрѣпленія своимъ войскамъ и народомъ и тяжелыми орудіями, порохомъ, свинцомъ и всякими съѣстными припасами, выстроилъ два шанца и сталъ обстреливать городъ. Какъ только дворяне увидѣли это, то въ ночное время вышли изъ города и покинули своего господина, епископа дерптскаго, на произволъ судьбы. Тогда магистратъ послалъ къ епископу сказать, что имъ извѣстно объ отступленіи магистра Фюрстенберга, они знаютъ также, что дворяне уѣхали и покинули ихъ и епископа въ нуждѣ, они слишкомъ слабы, чтобы защищать такую большую крепость, потому что, какъ то знаетъ его высокодостойная милость, въ прошлогоднее сильное моровое повѣтріе не только много молодыхъ бюргеровъ, но и изъ тѣхъ 200 солдатъ, которые были у нихъ, многіе перемерли; они готовы при его княжеской и высокодостойной милости защищать свою честь, себя и имущество, какъ то приличествуетъ вѣрнымъ подданымъ, но теперь видятъ, что день и ночь бодрствовать имъ будетъ уже скоро невозможно, а потому просятъ епископа написать отъ нихъ магистру, подробно донести о состояніи и нуждахъ города и просить о помощи и войскѣ, въ противномъ случаѣ они должны скоро ожидать весьма печальной перемѣны. Они наняли уже двухъ крестьянъ, которые согласны отправиться гонцами; крестьяне эти переберутся ночью на лодкѣ черезъ рѣчку, а потомъ пройдутъ лѣсомъ.
Тогда отвѣчалъ имъ добрый, благочестивый епископъ съ опечаленнымъ духомъ, такъ: «Любезные мои подданные, мы нисколько не сомнѣваемся въ вѣрности къ намъ магистрата и общины, и благодаримъ за вашу готовность помочь намъ въ нуждѣ: видно того хотѣлъ уже Богъ, чтобы мы пережили такой день, да будетъ на то Его святая воля; но мы должны винить въ томъ наше рыцарство и дворянство, которые въ столь большой нуждѣ насъ противъ всякой справедливости покидаютъ и уѣзжаютъ; теперь мы находится въ слишкомъ слабомъ состояніи, чтобы день и ночь предупреждать опасности и оказывать надлежащее сопротивленіе такому могущественному врагу. Мы поэтому считаемъ за лучшее открыть магистру чрезъ грамоты въ какой нуждѣ мы находимся, чтобы онъ прислалъ намъ на помощь войско, и отправимъ ему двѣ грамоты одного и того-же содержанія, а это пусть сдѣлаетъ вашъ высокопочитаемый магистратъ и чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше».
Послѣ этого ночью отправили обоихъ гонцовъ, одного чрезъ три часа послѣ другого, съ вышесказанными грамотами къ магистру. Первый гонецъ возвратился въ третью ночь съ отвѣтомъ, что магистръ сердечно сожалѣетъ о печальномъ состояніи города и высоко цѣнитъ твердость епископа и почтенной общины; онъ весьма неодобряетъ поступокъ дворянъ и ландзассовъ, покинувшихъ своихъ господъ, что конечно въ послѣдствіи послужитъ имъ къ позору. Онъ (магистръ) желаетъ, чтобы другіе оказали такое мужество, на какое только способенъ человѣкъ, для защиты славнаго города. Но несмотря на все его сожалѣніе, онъ видитъ, что ему не удастся въ настоящее время оказать сопротивленіе такому громадному, какъ то онъ узналъ изъ всѣхъ развѣдываній, войску, какое находится теперь у врага, но впрочемъ онъ будетъ усердно молиться милостивому Богу за нихъ, и день и ночь думать о томъ, какъ бы набрать побольше народа для войска.
Врагъ, между тѣмъ, къ тому времени когда пришелъ этотъ отвѣтъ, повыстроилъ шанцы одинъ другого крѣпче и началъ уже проламывать городскіе валы стрѣльбой, а всѣ люди въ городѣ отъ безпрестаннаго бодрствованія и стражи были измучены и совсѣмъ обезсилены. Тогда врагъ снова предложилъ сдаться, обѣщая милость великаго князя и миръ, въ противномъ же случаѣ, если не сдадутся, онъ не оставитъ въ живыхъ даже самыхъ крошечныхъ дѣтей.
Послѣ этого магистратъ и община снова отправились на епископскій дворъ, гдѣ и былъ прочитанъ отвѣтъ, писанный магистромъ изъ лагеря подъ Валкомъ о томъ, что нечего надѣятся на подкрѣпленіе. Этимъ его высокодостойная милость и весь городъ были весьма опечалены, и такъ какъ чѣмъ долѣе, тѣмъ болѣе высказывалось могущество врага, и епископъ никоимъ образомъ уже не могъ защищать крѣпости, то потому и рѣшили вступить съ непріятелемъ въ переговоры о мирѣ. Въ то время московитскимъ начальникомъ былъ мужъ добрый и благочестивый, по имени князь Петръ Ивановичъ Шуйскій[11], который предлагалъ епископу и городу весьма снисходительныя условія и честью обѣщалъ всѣ пункты, на которыя онъ только согласится, передать великому князю при приличномъ письмѣ подъ своею собственной большою золотою печатью. Это — то вотъ онъ все и хотѣлъ устроить. Послѣ этого епископъ пожелалъ перемирія, чтобы переговорить со всѣми городскими сословіями. Перемиріе было ему дано на два дня. Тогда магистратъ предложилъ собраться всѣмъ членамъ совѣта, общины и ихъ старшинамъ въ залахъ обѣихъ гильдій. Тамъ было объяснено въ какой нуждѣ находится городъ, прочитано предложеніе московитскаго начальника князя Петра Ивановича Шуйскаго и безотрадный отвѣтъ магистра, а начальники войскъ заявили что, по ихъ мнѣнію, у нихъ слишкомъ мало людей, чтобы защищать замокъ и городъ. Проповѣдники (протестантскіе) прислали также изъ своей среды двухъ человѣкъ, независимо тѣхъ, что были уже назначены для составленія условій. Эти два человѣка сдѣлали заявленіе, что хотя они нисколько не сомнѣваются, что достопочитаемый магистратъ обратитъ прежде всего вниманіе на ихъ церкви и школы съ чистымъ ученіемъ, но просятъ не принимать въ дурную сторону, если они единственно ради потомства напомнятъ дружественно о томъ, чтобы магистратъ не позабылъ сдѣлать все подобающее для протестантской церкви и школъ. Такое заявленіе было принято съ приличною благодарностью. Всѣ рѣшительно были того мнѣнія, что имъ невозможно защищаться противъ такой громадной силы, и такъ какъ нѣтъ другого выхода изъ бѣды, то необходимо вмѣстѣ съ городомъ сдаться врагу, по крайней мѣрѣ, на выгодныхъ условіяхъ. Въ теченіе двухъ дней не могли вполнѣ единодушно условиться относительно сдачи, потому попросили у врага еще третьяго дня перемирія, на что тотъ согласился. Наконецъ, послѣ зрѣлаго размышленія всѣхъ и каждаго, сословія рѣшили, что передадутъ на четвертый день врагу условія, подъ какими сдается городъ.
Но прежде этого дерптскій бургомистръ, Антоній Тиле, явился къ епископу и сказалъ:
«Свѣтлѣйшій, высокодостойный князь и господинъ! Мы, несчастные люди, переживаемъ въ высшей степени печальное время, и съ прискорбіемъ должны видѣть и чувствовать какъ многіе честные и добрые люди попадаютъ въ позорное подданство, а мы, другіе, должны покидать наши дома, дворы и имущества, итти съ женами и дѣтьми въ изгнаніе и не знаемъ гдѣ кончимъ свою жизнь, быть можетъ, въ нищетѣ и печали. Но, чтобы насъ не лишили той величайшей драгоценности, какую только имѣемъ на этомъ свѣтѣ — чести, и насъ впослѣдствіи не порицали и не бранили, что мы поступали не по чести, когда сдавали городъ Дерптъ, за спасеніе котораго я пожертвовалъ бы всѣмъ, даже своею жизнью, потому чтобы никто не думалъ, что городъ Дерптъ могъ еще быть защищенъ и сохраненъ оружіемъ и борьбой, я прошу вашу высокодостойную милость дать мнѣ письменное изъясненіе: кто учинилъ эту сдачу, сдѣлали ли то вы, ваша высокодостойная милость, или рыцарство или капитулъ, или высокопочитаемый магистратъ, или община, или Теннисъ Тиле, чтобы я могъ оправдаться по крайней мѣрѣ отъ напрасныхъ клеветъ и сохранить свое доброе имя».
Тогда епископъ съ своими совѣтниками и членами капитула покачали головами и дали отвѣтъ чрезъ одну личность.
«Почтенный, высокоуважаемый господинъ, на этотъ вопросъ его высокодостойная милость со своими совѣтниками и членами капитула отвѣчаютъ:
Напрасно было бы упрекать кого или обвинить, что въ сдачѣ Дерпта виноваты только нѣкоторыя отдѣльныя личности: все это было сдѣлано только вслѣдствіе неизбѣжной и крайней необходимости, потому, его высокодостойная милость, не только вашей почтеннной мудрости, но и всякому другому, кого это только касается, охотно объ этомъ сообщаетъ».
Во первыхъ онъ (епископъ) желаетъ, чтобы ему предоставили во владѣніе благоустроенный монастырь Фалькенау, въ 2-хъ миляхъ отъ Дерпта на Эмбахѣ, со всѣми принадлежащими къ нему землями, людьми и судомъ, какъ издревле было опредѣлено; чтобы онъ могъ въ этомъ монастырѣ кончить свою жизнь въ мирѣ, и чтобы не присоединяли этого монастыря отъ Ливоніи къ Россіи.
Во вторыхъ онъ желаетъ, чтобы великій князь приписалъ къ монастырю помѣстье, которое лежало бы по возможности около монастыря.
Въ третьихъ, чтобы монастырь по смерти его, епископа, перешелъ во владѣніе монаха папскаго вѣроисповѣданія.
Въ четвертыхъ, чтобы за членами капитула оставался соборъ папской религіи (католическій), ихъ имущества и дома подъ юрисдикціей епископа.
Въ пятыхъ, чтобы дворяне, которые пожелали бы пребывать подъ властью великаго князя, оставались въ Ливоніи при ихъ имѣніяхъ, людяхъ и имуществѣ, и не были бы уводимы въ Россію, но оставались подъ епископскою юрисдикціею.
Въ шестыхъ, чтобы ихъ хлѣба, товары, съѣстные припасы и напитки, лѣсъ и все ихъ имущество были свободны отъ пошлинъ. Въ седьмыхъ, чтобы надъ членами капитула, монастырскими монахами и надъ дворянствомъ никто не производилъ судъ кромѣ его, епископа, и его совѣта.
Въ восьмыхъ, чтобы въ городѣ постоянно находился одинъ свободный домъ для пребыванія его (епископа), когда онъ пріѣзжаетъ и уѣзжаетъ, и чтобы никто изъ московитовъ, ни въ его присутствіи, ни въ его отсутствіи, не занималъ этого дома.
Въ девятыхъ, когда онъ (епископъ) будетъ посылать великому князю пословъ, или, въ случаѣ, если онъ самъ поѣдетъ къ великому князю, то чтобы тогда можно было брать столько подводъ, сколько потребуется, безъ платы какъ на проѣздъ туда, такъ и обратно.
Въ десятыхъ, чтобы у него былъ свой садъ передъ городомъ и дровяной дворъ при рѣкѣ Двинѣ(?).
Въ одинадцатыхъ, чтобы всѣ его люди могли свободно пріѣзжать въ городъ и уѣзжать изъ него.
Въ двѣнадцатыхъ. Если его (епископа) люди окажутся виновными въ городѣ по отношенію къ людямъ великаго князя или кого-нибудь другого и будутъ привлечены къ суду, то вина ихъ можетъ быть судима только маршаломъ его (епископа).
Во первыхъ. Оставить ихъ всѣхъ при аугсбургскомъ вѣроисповѣданіи или лютеранскомъ ученіи, не дѣлая въ томъ никакихъ измѣненій и никого въ томъ не принуждая.
Во вторыхъ. Оставить за ними ихъ церкви со всѣми орнаментами и всю администрацію по старинѣ.
Въ третьихъ. Оставить школы для юношества по старому.
Въ четвертыхъ. Ихъ нѣмецкій магистратъ останется безъ всякаго измѣненія съ ратушей и со всѣми доходами, какія онъ имѣлъ и прежде, какъ то: тюрьмы, житницы, хлѣбныя и мясныя шраги (уставы, положенія), монеты, аптеки, канцеляріи, проповѣдники, школьные учители, всѣ дома городскихъ сдужащихъ, конюшни, мельницы, помѣстья, рыбныя ловли, вѣсы, бракованіе, городскіе и торговые суды, богадѣльные и церковные дома, цеховые дома со всѣми ихъ рентами и доходами, и всѣ доходы, какіе онъ имѣлъ съ древнихъ временъ оть вина, пива, меду и отъ всѣхъ напитковъ и товаровъ.
Въ пятыхъ. Ихъ протоколы, крѣпостныя и рентовыя книги, и всѣ ихъ старыя и новыя привиллегіи, отъ кого бы они ни были даны, должны быть подтверждены со всѣми ихъ печатями и грамотами.
Въ шестыхъ. Надъ нѣмцами и ненѣмцами судъ производитъ только городской фогтъ, русскіе же фогты вмѣшиваться не будутъ ни въ духовныя, ни въ свѣтскія дѣла, ни въ уголовныя и ни въ гражданскія.
Въ седьмыхъ. Они будутъ судиться мечемъ по старому.
Въ восьмыхъ. Ихъ законы и всѣ прежніе обычаи судопроизводства, выборы въ должности, шраги, хлѣбные мѣры, локти, вѣсы, все останется по старому.
Въ девятыхъ. Двѣ общинныя гильдейскія камеры, одна для купцовъ изъ бюргерства, другая для ремесленниковъ, останутся по старому, чтобы тѣ камеры служили для свадебъ и собраній; равно останется по старому ихъ право выбирать въ амты изъ братчиковъ, останутся по старому и ихъ цехи.
Въ десятыхъ. Останутся по старому черноголовые, какъ компанія иностранныхъ заморскихъ купцовъ, и ихъ общественный домъ, гдѣ бы могли совершаться по старому ихъ собранія.
Въ одинадцатыхъ. Они (магистратъ и община) могутъ со своими товарами, какого бы они наименованія ни были, ѣздить и внѣ и внутри страны, также въ Россію, Германію и куда нужно, при чемъ съ нихъ не будетъ взимаемо никакихъ пошлинъ какъ внѣ и внутри города Дерпта, такъ и въ Россіи и въ Ливоніи.
Въ двѣнадцатыхъ. Они могутъ варить пиво и медъ, гнать водку и шинковать, не платя акциза ни съ какого иностраннаго вина, за исключеніемъ что положитъ и назначитъ магистратъ на содержаніе своихъ чиновъ.
Въ тринадцатыхъ. Они и ихъ дѣти какъ сыновья, такъ и дочери, могутъ вступать въ бракъ за моремъ, въ Германіи; могутъ отдавать туда своихъ дѣтей и во всякое время принимать заморскихъ, какъ своихъ дѣтей.
Въ четырнадцатыхъ. Они (магистратъ и община) могутъ свои дома съ земельными подъ ними участками, также сады, сараи, поля, помѣстья и прочее свободно другимъ продавать и безъ всякой помѣхи съ деньгами уѣзжать изъ города.
Въ пятнадцатыхъ. Всѣмъ бюргерамъ и жителямъ должно быть позволено, и теперь при сдачѣ города Дерпта и въпослѣдствіи, уѣзжать со своимъ имуществомъ, а чего они не могутъ взять съ собою и оставить на храненіи или у хорошихъ друзей или въ своихъ собственныхъ домахъ, то все могутъ увезти послѣ, когда къ тому представится случай.
Въ шестнадцатыхъ. Если кто-нибудь изъ дерптскихъ бюргеровъ пожелалъ бы въ будущемъ снова возвратиться въ Дерптъ и жить подъ великимъ княземъ, или если того пожелаютъ дѣти удалившихся, то таковое возвращеніе должно быть позволено.
Въ семнадцатыхъ. Дерптскимъ ратнымъ людямъ долженъ быть позволенъ свободный выходъ изъ города съ ихъ имуществомъ и всѣмъ оружіемъ, съ выдачею имъ вѣрныхъ паспортовъ.
Въ восемнадцатыхъ. Если окажутся бюргеры, которые не хотятъ оставаться въ Дерптѣ и которые не могутъ тотчасъ выѣхать изъ этого города съ ихъ женами, дѣтьми, пожитками и челядью, то такіе бюргеры могутъ, спустя 8 дней или чрезъ нѣсколько недѣль, уѣхать изъ города при оказіи, и имъ должно выдать вѣрные паспорты.
Въ девятнадцатыхъ. Иностранные нѣмецкіе купцы, также какъ и великаго князя люди, могутъ съ ихъ товарами приставать у бюргеровъ въ ихъ домахъ, могутъ свои товары складывать въ постоялыхъ дворахъ и магазинахъ, могутъ торговать и совершать сдѣлки, пока имъ магистратъ дозволяетъ то.
Въ двадцатыхъ. Гость съ гостемъ, будь они нѣмцы или русскіе, торговать между собою не могутъ, но только съ городскими бюргерами, по старинѣ.
Въ двадцать первыхъ. Магистратъ удерживаетъ по старинѣ за собою инспекцію и судъ чрезъ своихъ должностныхъ лицъ надъ всѣми амтами (цехами), будь то нѣмцы или не-нѣмцы, также надъ компаніей или обществомъ рыбаковъ, называемыхъ крауменингами, сохраняя право во всякое время, смотря по обстоятельствамъ, уменьшать или увеличивать ихъ шраги (уставы) и распорядки, а также всѣ ссоры судить и налагать наказанія.
Въ двадцать вторыхъ. Обыкновенныя ярмарки должны происходить по старинѣ въ обычное время, съ продажею и куплею всякой рыбы, хлѣба, хмѣля, меда и всякихъ съѣстныхъ припасовъ и товаровъ, а магистратъ, по прежнему, будетъ имѣть инспекцію и судъ надъ торговлею.
Въ двадцать третьихъ. Магистратъ въ нѣкоторыхъ случаяхъ можетъ прощать лицъ, которыя оказались въ судѣ виновными.
Въ двадцать четвертыхъ. Магистратъ можетъ давать, по своему усмотрѣнію, въѣздныя и выѣздныя паспорты для путешествія во всякое время.
Въ двадцать пятыхъ. Бюргеры не могутъ быть отягощаемы въ своихъ домахъ военными постоями.
Въ двадцать шестыхъ. Великій князь не будетъ выселять бюргеровъ и жителей изъ Дерпта въ Россію или въ какія-либо другія мѣста.
Въ двадцать седьмыхъ. Если кто либо, нѣмецъ или ненѣмецъ, провинится предъ великимъ княземъ, открыто или тайно, то таковый преступникъ если будетъ пойманъ въ предѣлахъ вѣдомства магистрата, будетъ судимъ магистратомъ и его фогтами.
Въ двадцать восьмыхъ. Если кто-либо изъ чужеземцевъ умретъ въ Дерптѣ, то его имущество передается родственникамъ или друзьямъ его; правило это въ подобныхъ же случаяхъ должно быть исполняемо и въ другихъ мѣстахъ.
Въ двадцать девятыхъ. Если кто умретъ и его друзья впродолженіе года и однаго дня не потребуютъ себѣ его имущества, то оно достается во владѣніе магистрата, по старинѣ.
Въ тридцатыхъ. Если будутъ на будущее время поселяться въ городѣ новые бюргеры, то они должны по старинѣ предъявить магистрату на разсмотрѣніе ихъ права на бюргерство, и они должны присягнуть великому князю и магистрату, а бюргерство получать въ гильдіи, по старинѣ.
Въ тридцать первыхъ. Магистратъ желаетъ, чтобы аппеляціи на его приговоры по старинѣ посылались въ городъ Ригу и рижскій магистратъ, такъ какъ дерптскіе законы, по которымъ магистратъ судитъ и даетъ приговоры, заимствованы изъ правъ рижскихъ, данныхъ Ригѣ императоромъ и папою.
Въ тридцать вторыхъ. Въ Россіи никто не долженъ, во время отсутствія дерптскаго бюргера или купца, конфисковать и забирать его имущество или деньги, и никто тамъ притѣсняемъ быть не можетъ изъ-за долга сдѣланнаго въ Дерптѣ, но истецъ съ жалобой при подобныхъ обстоятельствахъ долженъ обращаться за судомъ къ дерптскому магистрату.
Въ тридцать третьихъ. Во всякое время дерптскіе бюргеры могутъ безъ всякой помѣхи вывозить изъ Россіи всякіе хлѣба и съѣстные припасы, а также медъ и хмѣль, если имъ то понадобится.
Въ тридцать четвертыхъ. Всѣ купцы изъ Германіи и Россіи могутъ имѣть безпошлинно и во всякое время свои склады въ Дерптѣ, и только должны платить магистрату за взвѣшиваніе и бракованіе товаровъ.
Съ этими пунктами уполномоченные епископа, дворянства и капитула, а также нѣсколько лицъ, уполномоченныхъ отъ магистрата и общины, были посланы къ князю Петру Ивановичу Шуйскому, чтобы онъ утвердилъ всѣ эти пункты, скрѣпивъ ихъ своею печатью именемъ великаго князя. Въ такомъ случаѣ они на слѣдующій день отворять, во имя Господа, городскія ворота, и впустятъ полководца со всѣмъ его войскомъ и 1558-го года, 19-го іюля, передадутъ ему ключи отъ города и замка.
Они только просили, чтобы ихъ защитили отъ войска и не позволили бы ему вторгаться въ дома, такъ какъ ихъ жены и дѣти не привыкли къ чужому ратному люду. Это было тотчасъ же обѣщано и обѣщаніе было сдержано.
Послѣ этого начальникъ, князь Петръ, пожелалъ, чтобы дерптскіе толмачи съ несколькими изъ его людей перевели эти договорные пункты съ нѣмецкаго языка на русскій, такъ какъ пунктовъ этихъ было много, они ему были переведены лишь устно съ нѣмецкаго языка, и онъ по этой причинѣ не можетъ всѣхъ ихъ удержать въ памяти. Если въ пунктахъ окажется что либо требующее, по его мнѣнію, перемѣны, то онъ будетъ говорить о томъ съ дерптцами и порѣшитъ на томъ, на что можно согласиться. Если все окажется такъ, что можно будетъ надѣяться на одобреніе тѣхъ пунктовъ великимъ княземъ, то онъ печатью скрѣпитъ таковые: онъ, князь Петръ, хорошо знаетъ, что имѣетъ много значенія у великаго князя, и потому получитъ то, что имъ обѣщаетъ.
Послѣ этого тотчасъ же были назначены люди, къ которымъ князь прислалъ своихъ людей, для перевода пунктовъ на русскій языкъ.
Кромѣ этого военачальникъ, князь Петръ, приказалъ извѣстить епископа и всѣхъ кто пожелаетъ выѣхать съ нимъ, а также не желавшихъ остаться въ городѣ бюргеровъ и ратныхъ людей, чтобы они всѣ приготовились къ дорогѣ. Онъ предложилъ назначить нѣсколькихъ великокняжескихъ бояръ съ нѣсколькими всадниками для проводовъ господина епископа съ его людьми до Фалькенау. Предложилъ онъ также, что назначитъ людей, которые проводятъ другихъ бюргеровъ съ ихъ женами и дѣтьми и ратныхъ людей со всѣми ихъ пожитками за нѣсколько миль отъ города, чтобы никто нисколько за себя не опасался бы.
Какъ только посланные прибыли съ такимъ рѣшеніемъ въ городъ, тотчасъ было объявлено всѣмъ ратнымъ людямъ, которые еще не получили жалованья отъ города, явиться въ такомъ то часу для полученія денегъ и паспортовъ.
Такимъ образомъ всѣ, не желавшіе оставаться подъ властію великаго князя, должны были готовиться къ отъѣзду и завтра, какъ только колоколъ пробьетъ 8, они должны были выѣхать, сопровождаемые великокняжескими людьми. Вездѣ слышались жалобы и стоны, каждый собирался и укладывался, покупалъ лошадей и телѣги, увозилъ на лошадяхъ и волахъ все что можно было захватить второпяхъ; чего увезти не могли, оставляли. Много, много тогда разсталось между собою добрыхъ друзей!
Епископъ велѣлъ перевезти часть сундуковъ и поклажи водою, а часть сушею, на возахъ.
На другой день, когда пункты были переведены на русскій языкъ, военачальникъ, чтобы не терять напрасно времени въ переговорахъ, одобрилъ эти пункты подъ ратификаціей великаго князя, онъ же, военачальникъ, самъ будетъ ходатаемъ за нихъ предъ великимъ княземъ, въ этомъ пусть они вполнѣ положатся на него. Какъ только епископъ получилъ свои пункты, а магистратъ и община свои, то сейчасъ отворили городскія ворота, и епископъ въ первый разъ со всѣми своими поѣхалъ въ Фалькенау, сопровождаемый 200-ми всадниковъ. Военачальникъ велѣлъ также передать епископу, что для защиты его, епископа, въ монастырѣ будетъ назначенъ воевода изъ великокняжескихъ придворныхъ бояръ на все время, пока русское войско будетъ находиться около города, съ несколькими всадниками и стрѣльцами, чтобы ему, епископу, не было причинено никакой обиды. Такое предложеніе епископъ принялъ съ благодарностью.
Послѣ этого тронулись въ путь не желавшіе оставаться въ городѣ всѣ бюргеры и ратные люди со всѣмъ, что только могли захватить съ собой. Ихъ сопровождало много бояръ и всадниковъ, и имъ не было причинено ни малѣйшей обиды. Когда они выѣхали изъ города, военачальникъ князь Петръ Шуйскій потребовалъ, чтобы магистратъ выслалъ нѣсколько бургомистровъ, ратсгеровъ и выборныхъ изъ общины для сопровожденія его, князя, въ городъ. Онъ, князь, прежде всего пришлетъ въ городъ воеводу съ несколькими людьми, которые внесутъ знамена мира, устроятъ во всемъ достодолжный порядокъ; бюргеры же должны оставаться въ своихъ домахъ до тѣхъ поръ, пока устроится хорошій порядокъ, и пусть они нисколько не безпокоются за себя.
Послѣ этого въ лагерь къ военачальнику отправились (въ качествѣ депутатовъ) нѣсколько назначенныхъ лицъ отъ магистрата и общины, а также нѣсколько членовъ капитула и два лица со стороны епископа. Князь благосклонно принялъ ихъ, подалъ имъ руку, обѣщая милость великаго князя и свое ходатайство за нихъ.
Тогда члены капитула, а потомъ и посланные отъ магистрата и общины, передали военачальнику ключи отъ воротъ замка и города. Князь не отпускалъ депутатовъ изъ своей палатки до тѣхъ поръ, пока не послалъ впередъ въ городъ нѣсколько сотенъ своихъ лейбъ-стрѣльцовъ (дѣтей боярскихъ). За тѣмъ одинъ изъ воеводъ съ нѣсколькими всадниками отправился въ замокъ. Другой же воевода въѣхалъ въ городъ и занялъ стрѣльцами рынокъ и улицы, а послѣ всего этого вступилъ въ городъ самъ князь Петръ Ивановичъ Шуйскій, а посланные отъ капитула, магистрата и общины шли предъ нимъ и сопровождали его въ замокъ.
За тѣмъ князь велѣлъ объявить, что подъ страхомъ смерти никто не смѣетъ ничѣмъ обижать жителей города. Велѣлъ онъ также объявить, чтобы бюргерскіе люди не продавали въ своихъ домахъ никакихъ напитковъ для ратныхъ людей, въ предупрежденіе несчастія. Всѣхъ русскихъ ратниковъ размѣстили въ замкѣ, въ соборныхъ помѣщеніяхъ и въ оставленныхъ жителями домахъ, и строго смотрѣли, чтобы они никого не обижали, а кто въ этомъ провинялся, того князь велѣлъ постыднымъ образомъ бить и плетьми наказывать; князь назначилъ также нѣсколькихъ бояръ со стрѣльцами для объѣздовъ по городу, которые ежедневно ѣздили кругомъ и забирали всѣхъ нетрезвыхъ людей и всѣхъ кто только неподобающе себя велъ, и тотчасъ сажали въ тюрьму. Видя это, бюргеры нѣсколько успокоились въ своемъ несчастіи, и не боялись уже открытаго нападенія и насилія.
Послѣ этого магистратъ и община прислали князю въ подарокъ корзину съ виномъ, пивомъ и разными другими припасами, и свѣжей рыбы и зелени, что и было принято благосклонно, и онъ еще разъ объявилъ, что если окажется хоть какая-либо жалоба на его ратныхъ людей, то пусть тотъ прямо обращается къ нему: онъ съумѣетъ наказать виновнаго и защитить всякаго невиннаго.
Спустя нѣсколько дней, онъ пригласилъ къ себѣ въ гости въ замокъ магистратъ, общину, эльтермановъ и старшинъ и хорошо угостилъ ихъ[12].
Когда выѣхавшіе изъ Дерпта бюргеры и ратные люди прибыли въ Ревель, то застали этотъ городъ въ большомъ затрудненіи и печали, потому что городскія стѣны еще не были отстроены[13], и бюргеры были такъ поражены этимъ, что все свое имущество отправили на корабляхъ изъ страны.
Вскорѣ послѣ сдачи города Дерпта, военачальникъ, князь Петръ Ивановичъ Шуйскій, послалъ одного боярина въ городъ Ревель съ предложеніемъ покориться великому князю, какъ то сдѣлалъ уже городъ Дерптъ, и съ обѣщаніемъ, что великій князь будетъ жаловать ревельцевъ большою свободою и лучшими привиллегіями, какихъ еще они никогда не имѣли. Они могутъ и не принимать великокняжескихъ ратныхъ людей, великій князь лишь назначитъ въ замокъ своего намѣстника. А если ревельцы не захотятъ быть подъ подданствомъ великаго князя, то должны заранѣе знать, что ихъ постигнетъ гнѣвъ великаго князя. На это русскій бояринъ, въ загородномъ дворѣ магистрата, находившемся въ двухъ миляхъ отъ Ревеля, гдѣ онъ правилъ свое посольство, получилъ въ отвѣтъ, что ревельцы будутъ вѣрны присягѣ и обязанности магистру, за котораго стоятъ и жизнію своею и своимъ имуществомъ, и что они не уподобятся тѣмъ легкомысленнымъ, которые поступили вѣроломно и сдали свой городъ. Пусть онъ (бояринъ) передастъ этотъ отвѣтъ своему господину, а они же полагаются на помощь Всевышняго. Но у многихъ въ Ревелѣ отъ этихъ словъ сжалось сердце въ предчувствіи недобраго[14].
Между тѣмъ ливонскіе послы прибыли изъ Москвы въ Ригу и привезли съ собой назадъ 60,000 талеровъ, которые и были сданы въ домѣ Іоанна Икскуля изъ Ментцена на Конюшенной улицѣ.
Добрые люди, покинувшіе свои дома и дворы въ Дерптѣ, кое что получили изъ тѣхъ 10,000 талеровъ, которые собрали ратсгеры и бюргеры въ Дерптѣ, но тѣ, которые остались въ этомъ городѣ, не получили ничего, такъ какъ магистръ всѣ деньги взялъ, объявивъ, что это деньги непріятеля[15]. Вотъ что они получили за свое благодѣяніе: поквитались!
А что эти бѣдные люди и могли вывезти изъ Дерпта, то все дорогой у нихъ отобралъ и разграбилъ магистръ со своими помощниками, какъ то: Вильгельмомъ Вифферлингомъ и нѣкоторыми другими ему подобными.
По взятіи города Дерпта, іервенскій фохтъ покинулъ замокъ Везенбергъ со всѣми запасами разныхъ дорогихъ напитковъ, вина, пива и меда и разныхъ съѣстныхъ припасовъ. Тоже самое сдѣлали въ Лаисѣ и Оберпаленѣ, а также въ Рингенѣ и Кавелехтѣ и во многихъ другихъ мѣстахъ[16]. Въ томъ же 1558-мъ году, предъ взятіемъ еще города Дерпта, стоялъ я въ воскресенье Misericordiae Domini (3-е воскресенье послѣ Пасхи) на горѣ у Дренсовыхъ воротъ съ однимъ дерптскимъ бюргеромъ, Валентиномъ Крузе, и, между 7-ю и 8-ю часами, видѣлъ въ ясный день три солнца на небѣ другъ подлѣ друга; это безъ сомнѣнія означало, что за Ливонію будутъ спорить три государя: московитъ, король польскій и король шведскій.
Князь Петръ занялъ городъ Дерптъ и покинутые замки многими ратными людьми, чтобы они защищали границы и снабдилъ ихъ всѣмъ необходимымъ на долгое время. И великій князь также прислалъ изъ Пскова водою въ Дерптъ большіе запасы муки и всякихъ хлѣбовъ, овса, пшеницы, пороха и свинца въ большомъ количествѣ, и наградилъ многихъ своихъ бояръ помѣстьями и людьми въ Ливоніи, которые прибыли туда тощими, но скоро весьма растолстѣли.
Въ 1560 году, на Крещеніе, московитъ взялъ замокъ Маріенбургъ, на русской границѣ.
Въ 1559 году старый магистръ Вильгельмъ фонъ Фюрстенбергъ отказался отъ своей должности, и магистромъ былъ избранъ его коадъюторъ, Готгардтъ Кетлеръ, который въ томъ же году принималъ присягу въ Ревелѣ[17]. Онъ заложилъ замокъ Гробинъ прусскому герцогу за 40,000 талеровъ, а Кегельскій дворъ, недалеко отъ Ревеля, заложилъ городу Ревелю за 30,000 талеровъ, а также занялъ въ Ригѣ у одного стараго гезеля, именемъ Биллербека, подъ росписку 30,000 марокъ полновѣсными старыми деньгами. Добрый старый гезель думалъ этимъ сдѣлать добро странѣ, но при своей жизни онъ ничего въ уплату не получилъ.
Также собралъ этотъ магистръ все что осталось отъ 60,000 талеровъ и съ этими деньгами сталъ поспѣшно набирать ратныхъ людей.
Въ 1558 году осенью (въ ноябрѣ) Готгардтъ Кетлеръ со всѣмъ своимъ войскомъ, сколько могъ набрать, осадилъ замокъ Рингенъ въ дерптскомъ епископствѣ, прежде принадлежавшие тевтонскому ордену, расположенный въ 6 миляхъ отъ Дерпта, и отнялъ этотъ замокъ у русскихъ, при чемъ было убито болѣе 400 русскихъ. Послѣ этого онъ разрушилъ замокъ и отступилъ.
Въ 1559 году, въ день святаго Мартина (10 ноября), этотъ магистръ выступилъ въ походъ съ ландзассами и коадъюторомъ рижскаго архіепископа, герцогомъ Христофомъ Мекленбургскимъ, вмѣстѣ съ ландзассами рижской епархіи и сталъ лагеремъ у Нюгенской церкви, въ трехъ миляхъ отъ Дерпта. Московитъ также собралъ отрядъ ратныхъ людей, который сталъ въ шести миляхъ отъ нѣмецкаго лагеря, намѣреваясь соединиться съ русскими, составлявшими гарнизонъ въ Дерптѣ, и нанести пораженіе магистру; но нѣмцы напали на ихъ лагерь, убили многихъ изъ нихъ и увели съ собою взятыхъ въ плѣнъ нѣсколькихъ знатныхъ бояръ.
Въ 1558 году, осенью, когда магистръ Кеттлеръ отступилъ отъ Рингена, всѣ дерптскіе бюргеры и кто только былъ способенъ носить оружіе были отправлены изъ города въ Псковъ. Тамъ ихъ размѣстили у псковскихъ бюргеровъ и не отпускали до тѣхъ поръ, пока магистръ отступилъ отъ Рингена въ рижскую епархію; тогда ихъ снова возвратили въ Дерптъ къ ихъ женамъ и дѣтямъ, которымъ, впрочемъ въ ихъ отсутствіи, не было причинено ни какой обиды.
Въ 1559 году, когда магистръ снова расположился лагеремъ у Нюггена и побилъ русскихъ, дерптскіе бюргеры никуда не были отправляемы; но ихъ помѣстили въ ратушѣ, присылали имъ кушанье изъ ихъ домовъ и никакого вреда не причиняли, а когда магистръ отступилъ, каждый безъ всякой помѣхи отправился къ себѣ домой.
Послѣ этой битвы, магистръ и герцогъ Христофъ Мекленбургскій двинулись со всею силою подъ городъ Дерптъ и, послѣ нѣсколькихъ стычекъ, снова отступили, а герцогъ Христофъ направился къ рижской епархіи. Магистръ же Готгардтъ Кеттлеръ двинулся со своими отрядами къ замку Лаису, сталъ его обстрѣливать и два раза пытался взять приступомъ, но оба раза былъ отбитъ, при чемъ лишился много народу и добрыхъ слугъ. Тамъ былъ убитъ ревельскій гауптманъ Вульфъ фонъ Страссбургъ и также гауптманъ Луккнингъ, который былъ застрѣленъ съ башенъ у Дерпта. Такъ какъ ничего нельзя было подѣлать, то магистръ отступилъ отъ Лаиса съ ругательствомъ и насмѣшкой, и повелъ аркебузниковъ (стрѣлковъ) къ Феллину. Но золото было уже истрачено и наемники были недовольны, потому что нечѣмъ было платить имъ. Такимъ образомъ они разошлись во всѣ стороны, и зима окончательно разложила войско. Такъ всегда бываетъ, когда хочешь искать розъ въ снѣгу: Гансъ Гау не можетъ сносить лифляндской зимы съ ея сильными холодами и, такимъ образомъ, пиво, какъ говорится, утекло[18].
Въ 1560 году, какъ только московитъ взялъ Маріенбургъ, учинилъ онъ набѣгъ, прошелъ черезъ всю рижскую епархію и Курляндію и тамъ жестоко хозяйничалъ убійствами и пожарами. Тогда большая часть замковъ была покинута, которые такимъ образомъ и достались ему безъ борьбы[19].
Въ 1560 году, въ день праздника Пасхи (16 апрѣля), прибылъ въ Аренсбургъ на Эзелѣ герцогъ Магнусъ Гольштейнскій, братъ датскаго короля Фридриха II-го, которому и было передано епископомъ Іоанномъ Менниггаузеномъ епископства Эзель и Курляндская епархія, за что онъ взялъ 30,000 талеровъ и потомъ уѣхалъ, какъ увидѣлъ, что Ливонія была вся выжжена. Эти 30,000 талеровъ король польскій Стефанъ, когда, по смерти герцога Магнуса, курляндскіе монастыри были заняты прусскимъ герцогомъ въ 1584 году, велѣлъ передать датскому королю, хотя Менниггаузенъ не имѣлъ права продавать или закладывать епархіи. Также и ревельскій епископъ, Морицъ Врангель, передалъ ему (герцогу Магнусу) ревельское и гапсальское епископство.
Въ 1560 году, на Троицу, московитъ сдѣлалъ большой набѣгъ на Гарріенъ и все опустошилъ и сжегъ безжалостно, что только попадалось ему, увелъ много скота и людей, и сжегъ дворянскіе дворы и епископскій замокъ до тла. Онъ прошелъ такимъ образомъ черезъ все рижское архіепископство и хотя, сановники ордена, какъ Шалль фонъ Белль, командоръ гольдингенскій, Генрихъ фонъ Галенъ, фогтъ баускій, Христофъ фонъ Зибургъ, фогтъ кандаускій, и другіе собрали войско, какое только могли набрать для пораженія врага, и сошлись при Эрмисѣ и сражались мужественно, но ихъ было слишкомъ мало противъ войска непріятеля и они поэтому потерпѣли пораженіе, причемъ было убито до 500 нѣмцевъ, а вышеозначенные господа были схвачены, отвезены въ Москву и тамъ казнены. Это пораженіе и гибель такихъ знатныхъ господъ страны навело большой страхъ на остальныя ливонскія сословія[20].
Въ этомъ же году остальныя ливонскія сословія, какъ то: архіепископъ маркграфъ Вильгельмъ, вмѣстѣ со своимъ коадъюторомъ, герцогомъ Мекленбургскимъ, магистръ Готгардъ Кеттлеръ и герцогъ Магнусъ, въ іюлѣ, держали ландтагъ въ Перновѣ и совѣтовались какъ помочь странѣ въ столь печальныхъ обстоятельствахъ. Когда они обсуждали это, московитъ, какъ разъ въ день Маріи Магдалины, явился предъ замкомъ и городомъ Феллиномъ и осадилъ его. Онъ сначала начинаетъ обстрѣливать пригородъ, предаетъ его огню, такъ что остается несгорѣвшими только пять домовъ и беретъ его приступомъ. Тогда всѣ жители спасаются въ крѣпкій замокъ Феллинъ, гдѣ въ то время пребывалъ лично прежній магистръ Вильгельмъ фонъ Фюрстенбергъ и защищаютъ замокъ цѣлыхъ четыре недѣли и, конечно, долго еще бы продержались, потому что у нихъ предостаточно было съѣстныхъ припасовъ, пороха, свинца и надлежащаго оружія, но кнехты (наемные солдаты) не получали жалованья за нѣсколько мѣсяцевъ. Въ неуплатѣ жалованья негодяи нашли причину ропота, хотя добрый старый магистръ предлагалъ имъ въ залогъ золотыя и серебряныя цѣпи, клейноды и драгоценности стоимостью вдвое противъ слѣдуемаго имъ жалованья, пока онъ будетъ въ состояніи начеканить монету для уплаты имъ. Но эти канальи и измѣнники не согласились на предложеніе Фюрстенберга, и заявили, что сдадутъ крѣпость московиту. Это они и сдѣлали, поставивъ условіемъ свободный выходъ себѣ. Они разграбили сокровища магистра, взломали и разграбили сундуки и ящики (снесенныя въ замокъ для храненія) многихъ знатныхъ дворянъ, сановниковъ ордена и бюргеровъ, и забрали себѣ столько, сколько могъ каждый, а забранное составило бы жалованье не только за одинъ годъ, но и за пять или десять лѣтъ, и они могли бы защищать очень долго крѣпость, потому что въ снарядахъ и съѣстныхъ припасахъ недостатка не было. Но не таково было желаніе этихъ негодяевъ: они предали московиту своего добраго господина со всѣми его вѣрными слугами и сдали крѣпкій замокъ Феллинъ съ его укрѣпленіями; но Господь Богъ не оставилъ безъ наказанія невѣрность и клятвопреступничество этихъ злодѣевъ: московиты провѣдали, что они хотятъ уйти съ сокровищами магистра и имуществомъ добрыхъ людей, и чисто обобрали ихъ, оставивъ нагими и босыми и, когда они прибыли кто въ Ригу, а кто въ какое либо другое мѣсто, то получили достойное возмездіе — ихъ всѣхъ перевѣшали по деревьямъ.
Такимъ-то образомъ московиты, въ августѣ 1560 года, взяли крѣпкій замокъ Феллинъ, лучшую крѣпость страны, и увезли главу всей страны, благочестиваго стараго магистра Вильгельма Фюрстенберга въ Москву, и дали въ пожизненное кормленіе ему и его слугамъ замокъ, называемый Лублинъ (Любимъ) гдѣ онъ впослѣдствіи и скончался. Если бы въ то время московитъ, миновавши Феллинъ, прямо отправился бы къ Пернову, то, какъ въ мѣшкѣ, захватилъ бы на ландтагѣ всѣхъ властителей и всѣ сословія страны, но онъ этого не сдѣлалъ, а они между тѣмъ успѣли разойтись, такъ ни на чемъ и не порѣшивши[21].
По взятіи крѣпости Феллина, московитъ раздѣлилъ свое войско на три части. Съ одною двинулся онъ подъ крѣпкій замокъ Вейссенштейнъ, осадилъ его въ сентябрѣ 1560 года, и больше пяти недѣль стоялъ подъ нимъ и штурмовалъ. Тамъ въ то время молодой и храбрый человѣкъ, Каспаръ фонъ Ольденбоккемъ, такъ рыцарски защищался, не надѣясь при томъ на какую-либо помощь, что московитъ со стыдомъ долженъ былъ отступить. Другой отрядъ отправилъ онъ къ Вендену и Вольмару — все жечь и опустошать тамъ. Вольмарцы напали на него съ тремя ротами стрѣлковъ въ надеждѣ сласти свой скотъ, но были побѣждены непріятелемъ, почти всѣ перебиты, а остальные были уведены плѣнниками въ Москву. Третій отрядъ захватилъ въ Викѣ гарріенскій скотъ и имущества, которые были сюда собраны какъ въ безопасное мѣсто, и забралъ съ собой все это вмѣстѣ съ людьми въ Москву.
Герцогъ Магнусъ не осмѣливался болѣе оставаться въ Гапсалѣ, боясь гнѣва великаго князя, за то, что онъ, герцогъ, присутствовалъ на перновскомъ ландтагѣ. Онъ по этому переѣхалъ на лодкѣ на островъ Эзель, чтобы быть тамъ въ безопасности.
Послѣ того какъ московитъ такимъ образомъ опустошилъ Викъ, онъ подошелъ къ Ревелю и расположился лагеремъ въ 2-хъ миляхъ отъ города на Гаркскомъ дворѣ, тогда нѣкоторые ревельцы рано утромъ сдѣлали необдуманно вылазку, думая застать непріятеля врасплохъ и овладѣть угнаннымъ скотомъ. Они дѣйствительно овладѣли викской добычей и погнали было скотъ къ городу, но про это скоро узнали въ московитскомъ лагерѣ: русскіе пустились за ними въ погоню, побили ихъ и отняли у нихъ полевыя орудія съ лошадьми, составлявшие собственность ревельскаго магистрата, при чемъ было убито много людей дворянскаго роду и бюргеровъ, а между ними: Іоаннъ фонъ Галенъ, Юргенъ фонъ Унгернъ, Лоренцъ Эрмисъ, Люйтке фонъ Ойтенъ, членъ городскаго магистрата, Блазіусъ Гохгреве и много еще другихъ бюргеровъ и купеческихъ прикащиковъ (гезелей). Это случилось 2 сентября 1560 года.
Того же года осенью стали собираться толпами гарріенскіе и викскіе крестьяне: они не получали никакой защиты отъ дворянства и не хотѣли болѣе ни подчиняться дворянамъ, ни справлять имъ какія-либо службы. Они разграбили нѣсколько дворянскихъ усадебъ нѣкоторыхъ дворянъ, именно: Якова Укскуля Лумматскаго, Отто Укскуля Кирккельскаго, Юргена Рисбитера и Дирика Ливе убили, а послѣ того отправили своихъ пословъ въ Ревель для заключенія дружбы и мира съ городомъ. Здѣсь ихъ убѣждали отказаться отъ своихъ злыхъ намѣреній, но это ничуть не помогло, они продолжали начатое и осадили замокъ Лоде, гдѣ было много дворянъ. Тогда Христофъ Менникгаузенъ вооружился съ нѣсколькими дворянами, напалъ на крестьянъ у Лоде, многихъ перебилъ, а предводителей взялъ въ плѣнъ, одна часть которыхъ была казнена предъ Ревелемъ, а другая предъ Лоде.
Когда дѣла въ Ливоніи были въ такомъ дурномъ положеніи, король польскій Сигизмундъ-Августъ, по просьбѣ ливонскихъ сословій и городовъ, согласился принять участіе въ положеніи страны и взять ее подъ свою защиту, но съ условіемъ, чтобы за военныя издержки ему, королю, должны быть предоставлены въ видѣ залога пять замковъ: Каркусъ, Гельметъ, Трикатенъ, Эрмесъ или Руйенъ и Буртнекъ, которые и будутъ находиться въ королевской власти до тѣхъ поръ, пока не будетъ возвращена плата за военныя издержки или со стороны римской имперіи или же со стороны ливонскихъ сословій, а въ эти издержки слѣдуетъ включить и плату королевскимъ начальникамъ войскъ. Послѣ этихъ переговоровъ король послалъ къ магистру Кеттлеру нѣсколько отрядовъ войска для дѣйствій противъ врага. Названные заложенные замки впослѣдствіе были отданы въ приданое сестрѣ короля Сигизмунда-Августа, Екатеринѣ, когда она выходила замужъ за герцога финляндскаго Іоанна.
Такъ какъ городъ Ревель и нѣкоторые (эстонскіе) дворяне полагали, что съ ихъ стороны гораздо выгоднѣе и лучше пользоваться помощью шведскаго короля, то они отступились отъ своего властителя страны магистра и отъ другихъ сословій и городовъ, и перешли подъ шведскую корону, хотя сами согласились передъ тѣмъ съ сословіями и одобрили помощь состороны поляковъ и приняли у себя польскихъ гайдуковъ или стрѣлковъ въ качествѣ вспомогательнаго войска; послѣ же того, какъ рѣшили сдаться подъ покровительство шведской короны, они отослали тѣхъ гайдуковъ назадъ и объявили своему властителю магистру, какъ то сообщаетъ ихъ хроника, чрезъ дворянина Рейнгольда Лоде и ревельскаго ратсгера Іоанна Винтера, что они отказываются публично отъ своей присяги и продолжаютъ, съ помощію шведскаго короля, обстрѣливать и осаждать ревельскій замокъ. Замокъ этотъ защищалъ орденскій намѣстникъ Каспаръ фонъ Ольденбоккенъ и храбро держался въ немъ шесть недѣль, пока наконецъ долженъ былъ сдать его шведамъ на Ивановъ день 1561-го года, вынужденный къ тому голодомъ.
Послѣ этого король шведскій занялъ Викъ, а въ 1562 году и Перновъ, попробовалъ также своего счастья у Вейссенштейна, но намѣстникъ Іоаннъ Гролль храбро защищалъ его, пока наконецъ голодомъ не вынужденъ былъ сдать замокъ осенью 1562 года; въ 1573 году, на новый годъ, московитъ снова завоевалъ этотъ замокъ.
Какъ только польскій король и ливонскія сословія убѣдились, что имъ приходится воевать не только съ московитомъ, но и со шведами, король отказалъ лифляндскимъ сословіямъ въ своей защитѣ, но заявилъ, что если они ему совершенно покорятся, какъ покорился Ревель шведскому королю, то только въ такомъ случаѣ онъ, король, будетъ сражаться противъ обоихъ — и московита и шведскаго короля и, послѣ отнятія у нихъ завоеваннаго, каждаго оставитъ при томъ, чѣмъ онъ уже прежде владѣлъ.
Относительно этого много было разныхъ мнѣній; наконецъ было рѣшено, что магистръ Готгардтъ Кеттлеръ будетъ пожалованъ отъ короны польской леннымъ княземъ Курляндіи и Семигаліи, а вся Ливонія должна быть передана сословіями польской коронѣ. Городъ Рига согласился на подданство польской коронѣ, но съ условіемъ, чтобы городъ былъ освобожденъ отъ присяги, принесенной римской имперіи. Только по заключеніи такого договора, началась настоящая война съ московитомъ и шведами[22]. Причиною къ войнѣ было обстоятельство, что городъ Ревель измѣнилъ своимъ властителямъ и другимъ ливонскимъ сословіямъ, чрезъ что оба государя, король польскій и король шведскій, и вцѣпились другъ другу въ волосы; если бы Ревель, подобно городу Ригѣ, остался при своихъ властителяхъ, то король польскій вмѣстѣ съ ливонцами сражался бы только противъ московита и могъ бы лучше защищать страну.
Въ 1562 году, герцогъ Христофъ Мекленбургскій обратился къ королю шведскому Эриху, думая, съ помощью шведовъ, изгнать поляковъ изъ рижской епархіи, но когда онъ съ небольшимъ войскомъ прибылъ въ епархію, то былъ скоро взятъ въ плѣнъ при замкѣ Даленѣ и увезенъ въ Польшу, гдѣ и оставался цѣлыхъ пять лѣтъ.
Въ 1563 году, 28 іюля, шведы взяли у герцога Магнуса гапсальскій замокъ и разграбили и обобрали церкви; въ сентябрѣ они также явились подъ замкомъ Лоде съ шестью тяжелыми орудіями, но на нихъ напалъ герцогъ курляндскій съ нѣсколькими польскими отрядами (президіями), побилъ шведовъ и занялъ крѣпость.
Лѣтомъ 1563 года, вспыхнула война между королемъ датскимъ Фридрихомъ II въ союзѣ съ городомъ Любекомъ и между королемъ шведскимъ, на морѣ и на сущѣ, съ большимъ кровопролитіемъ; война продолжалась до 1570 года, пока наконецъ дѣло не было улажено въ Штеттинѣ. Обѣ воюющія стороны въ этой продолжительной войнѣ не напряли шелка.
Въ 1563 году, въ началѣ датской войны, шведскій король Эрихъ возъимѣлъ подозрѣніе на своего брата герцога Іоанна изъ за того, что онъ женился на сестрѣ короля польскаго, откуда онъ заключилъ, что его братъ находится въ союзѣ съ польскимъ королемъ противъ него, и поэтому онъ приказалъ отправить его плѣнникомъ въ Або. Въ этой темницѣ тотъ и находился до того времени, пока король Эрихъ не началъ тиранически поступать со своимъ канцлеромъ Юргеномъ Персономъ, и тогда его два брата, герцогъ Карлъ и герцогъ Іоаннъ, заключили другъ съ другомъ союзъ и осадили короля Эриха въ Стокгольмѣ, захватили его въ плѣнъ и заключили на всю жизнь въ темницу, а на его мѣсто королемъ былъ избранъ герцогъ Іоаннъ. Это случилось въ 1565 году, въ день св. Михаила.
Когда герцогъ Іоаннъ получилъ отъ короля польскаго заложенные замки и 4 декабря 1564 года отплылъ изъ Ревеля въ Финляндію, то въ Ливоніи оставилъ генералъ гауптманомъ или администраторомъ тѣхъ замковъ графа Іоанна фонъ Арца. Это былъ искусный человѣкъ въ отношеніи укрѣпленія крѣпостей и всякихъ военныхъ замысловъ. Онъ подалъ много хорошихъ совѣтовъ, какъ укрѣпить ревельскій замокъ и городъ валами, рвами и всякими запрудами.
Какъ только графъ Арцъ узналъ, что его господинъ, герцогъ финляндскій Іоаннъ, арестованъ королемъ шведскимъ Эрихомъ и находится въ заточеніи, что король Эрихъ уже завладѣлъ однимъ изъ заложенныхъ замковъ, Каркусомъ, и что московитъ желаетъ овладѣть этими замками, а этому могущественному врагу противустоять онъ, графъ Арцъ, не въ силахъ, потому онъ и отправился къ королю польскому Сигизмунду Августу, изложилъ ему положеніе своего господина, какъ герцогъ былъ жертвою козней и какъ шведскій король домогается заложенныхъ замковъ, а московитъ готовится къ походу, чтобы отнять у него, графа Арца, эти заложенные замки, а онъ имъ противустоять со своей силой не можетъ; то поэтому онъ проситъ польскаго короля помочь ему, пока для его господина и для него не настанутъ лучшія времена.
Хотя графъ и получилъ утѣшенія и обѣщанія отъ польскаго короля, но войска на самомъ дѣлѣ не получилъ, такъ что московитъ легко могъ выполнить свое намѣреніе — овладѣть замками. Въ такомъ затрудненіи Арцъ обратился къ московскому намѣстнику въ Дерптѣ, князю Андрею Курбскому[23], чтобы онъ уговорилъ великаго князя оставить въ покоѣ заложенные замки до тѣхъ поръ, пока его господинъ, герцогъ Іоаннъ, не освободится отъ своего заключенія, а до той поры, пока его господинъ освободится, онъ уступитъ русскимъ замокъ Гельметъ, а когда герцогъ освободится, то онъ и великій князь уже сами вступять въ переговоры. О такой сдѣлкѣ графъ Арцъ сообщим нѣкоторымъ изъ своихъ, которые были съ нимъ въ замкѣ Гельметѣ, куда онъ ожидалъ прибытія дерптскаго намѣстника князя Андрея Курбскаго, который долженъ былъ занять замокъ. Но тѣ сговорились между собою, устроили засаду, и, когда къ вечеру они вмѣстѣ съ графомъ Іоанномъ сидѣли за столомъ, напали на него, сняли у него его золотую цѣпь, которую онъ всегда носилъ на шеѣ, взяли его въ плѣнъ и заточили. Послѣ этого они выставили всѣ пушки, какія только были въ замкѣ, для принятія враждебно князя и подпустили его спокойно приблизиться со своей свитой. Какъ только русскіе подъѣхали къ замку, на нихъ посыпались ядра, такъ что они проворно должны были спасаться бѣгствомъ и отступить. Это такъ разсердило князя Курбскаго, что онъ воскликнулъ: «пока живъ великій князь, такое вѣроломство не останется безнаказаннымъ! Вѣдь они сами вступили въ переговоры, за своимъ рукоприкладствомъ и цечатью».
Графъ Іоаннъ фонъ Арцъ былъ впослѣдствіи привезенъ въ Ригу и переданъ въ руки герцога курляндскаго, который и осудилъ его на смерть. Въ Ригѣ, въ среду предъ Рождествомъ 1563 года, его разорвали раскаленными клещами, разрубили на четыре части и колесовали. Такимъ образомъ пришлось кончить ему свою жизнь; но его предатели, которые взяли его въ плѣнъ, большею частью кончили худымъ: нѣкоторые изъ нихъ вскорѣ послѣ этого случая на всю свою жизнь ослѣпли. Также при его казни случилось много знаменій. Одинъ ратсгеръ Винцентъ Клаудорфъ, видя что Арцъ долженъ умереть позорною смертью, пошелъ домой, скинулъ сюртукъ и тотчасъ же умеръ. Одна женщина взобралась на чердакъ посмотрѣть на муки Арца, какъ его привязаннаго къ телѣгѣ везутъ вдоль по улицѣ и рвутъ клещами, упала сверху и умерла; одинъ ненѣмецкій крестьянинъ (латышъ) смотрѣлъ на эту ужасную пытку, ударилъ себя ножемъ въ грудь и умеръ; слуга палача, раздувавшій уголья для накаливанія клещей, по окончаніи экзекуціи, сошелъ съ телѣги, положилъ голову на раздувальный мѣхъ и тутъ же умеръ[24]. Неисповѣдимъ судъ твой, Господи!
Князь Андрей Курбскій также впалъ въ подозрѣніе у великаго князя изъ-за этихъ переговоровъ, что будто бы онъ злоумышляетъ съ королемъ польскимъ противъ великаго князя. Великій князь рѣшился умертвить Курбскаго постыдною казнію, но Курбскій ночью успѣлъ перелѣзть черезъ городскую стѣну и ушелъ къ королю польскому, который и принялъ его весьма милостиво и подарилъ ему много земель въ Литвѣ. Курбскій написалъ послѣ этого письмо къ великому князю о своей невинности и тотъ охотно пожелалъ теперь оставить его при себѣ; но Курбскій не хотѣлъ этого, желалъ только, чтобы къ нему отпустили его жену, которая въ его отсутствіе родила ему сына, но московитъ не позволилъ ей слѣдовать за мужемъ, однако отписалъ сыну всѣ имѣнія отца. Такъ высоко цѣнилъ онъ его заслуги, и это былъ дѣйствительно отличный военачальникъ и былъ во многихъ сраженіяхъ побѣдителемъ. Курбскій же взялъ себѣ другую жену въ Литвѣ, прижилъ съ нею дочь и тамъ же впослѣдствіи умеръ[25].
Александръ Кенигъ, который теперь еще состоитъ въ Ригѣ старшиною, служилъ прежде у графа Арца, а потомъ и у князя Андрея Курбскаго. Онъ разсказывалъ, что князь часто соболѣзновалъ со вздохами о графѣ, говоря что онъ совершенно невиненъ и не заслужилъ такой постыдной смерти. Съ графомъ былъ также осужденъ и обезглавленъ одинъ писецъ.
Лѣтомъ 1565 года, московитъ приказалъ всѣмъ дерптскимъ бюргерамъ и жителямъ, которые, по завоеваніи города Дерпта, изъ за своей бѣдности должны были оставаться тамъ, выѣхать вмѣстѣ съ женами и дѣтьми; ихъ размѣстили по отдаленнымъ московитскимъ городамъ: Володиміру, Низенъ-Новгардену (Нижнему Новгороду), Костромѣ и Угличу. У нихъ былъ въ Дерптѣ пасторъ, именемъ магистръ Іоаннъ Веттерманъ, человѣкъ добраго и честнаго характера, настоящій апостолъ Господень, который также отправился съ ними въ изгнаніе, пасъ свое стадо какъ праведный пастырь и, когда у него не было лошади, шелъ пѣшкомъ отъ одного города до другого, а если стадо его разсѣевалось, онъ посѣщалъ его и ежечасно увѣщевалъ о страхѣ къ Господу и даже назначилъ для ихъ дѣтей школьныхъ учителей, какихъ только можно было тогда достать, которые въ каждомъ городѣ по воскресеньямъ читали дѣтямъ изъ Священнаго Писанія. Его, какъ ученаго человѣка, очень уважалъ великій князь, который даже велѣлъ въ Москвѣ показать ему свою либерею (библіотеку), которая состояла изъ книгъ на еврейскомъ, греческомъ и латинскомъ языкахъ, и которую великій князь въ древнія времена получилъ отъ константинопольскаго патріарха, когда московитъ принялъ христіанскую вѣру по греческому исповѣданію. Эти книги, какъ драгоцѣнное сокровище, хранились замурованными въ двухъ сводчатыхъ подвалахъ.
Такъ какъ великій князь слышалъ объ этомъ отличномъ и ученомъ человѣкѣ, Іоаннѣ Веттерманѣ, много хорошаго про его добродѣтели и знанія, потому велѣлъ отворить свою великолѣпную либерею, которую не открывали болѣе ста лѣтъ слишкомъ и пригласилъ чрезъ своего высшаго канцлера и дьяка Андрея Солкана (Щелкаловъ) Никиту Высровату (Висковатовъ) и Фунику (Фуниковъ), вышеозначеннаго Іоанна Веттермана и съ нимъ еще нѣсколькихъ лицъ, которые знали московитскій языкъ, какъ то; Ѳому Шревена, Іоахима Шредера и Даніэля Браккеля и въ ихъ присутствіи велѣлъ вынести нѣсколько изъ этихъ книгъ. Эти книги были переданы въ руки магистра Іоанна Веттермана для осмотра. Онъ нашелъ тамъ много хорошихъ сочиненій, на который ссылаются наши писатели, но которыхъ у насъ нѣтъ, такъ какъ они сожжены и разрознены при войнахъ, какъ то было съ птоломеевой и другими либереями. Веттерманъ заявилъ, что, хотя онъ бѣденъ, но отдалъ бы все свое имущество, даже всѣхъ своихъ дѣтей, чтобы только эти книги были въ протестанскихъ университетахъ, такъ какъ, по его мнѣнію, эти книги принесли бы много пользы христіанству.
Канцлеръ и дьякъ великаго князя предложили Веттерману перевести какую-нибудь изъ этихъ книгъ на русскій языкъ, и если онъ согласится, то они предоставятъ въ его распоряженіе тѣхъ трехъ вышеупомянутыхъ лицъ и еще другихъ людей великаго князя и нѣсколько хорошихъ писцовъ, кромѣ того постараются, что Веттерманъ съ товарищами будутъ получать отъ великаго князя кормы и хорошіе напитки въ большомъ изобиліи, а также получатъ хорошее помѣщеніе и жалованіе и почетъ, а если они только останутся у великаго князя, то будутъ въ состояніи хлопотать и за своихъ. Тогда Веттерманъ съ товарищами на другой день стали совѣщаться и раздумывать, что-де какъ только они кончатъ одну книгу, то имъ сейчасъ же дадутъ переводить другую и, такимъ образомъ имъ придется заниматься подобною работою до самой своей смерти; да кромѣ того благочестивый Веттерманъ принялъ и то во вниманіе, что, принявъ предложеніе, ему придется совершенно отказаться отъ своей паствы. Поэтому они приняли такое рѣшеніе и въ отвѣтъ передали великому князю: когда первосвященникъ Онаній прислалъ Птоломею изъ Іерусалима въ Египетъ 72 толковника, то къ нимъ присоединили наиученѣйшихъ людей, которые знали писаніе и были весьма мудры; для успѣшнаго окончанія дѣла по переводу книгъ слѣдуетъ, чтобы при совершеніи перевода присутствовали не простые міряне, но наиумнѣйшіе, знающіе писаніе и начитанные люди. При такомъ отвѣтѣ Солканъ, Фуника и Высровата покачали головами и подумали, что если передать такой отвѣтъ великому князю, то онъ можетъ имъ прямо навязать эту работу (т. е. велитъ присутствовать при переводѣ) и тогда для нихъ ничего хорошаго изъ этого не выйдетъ: имъ придется тогда, что и навѣрно случится, умереть при такой работѣ точно въ цѣпяхъ. Потому они донесли великому князю, будто нѣмцы сами сказали, что попъ ихъ слишкомъ несвѣдущъ, не настолько знаетъ языки, чтобы выполнить такое предпріятіе. Такъ они всѣ и избавились отъ подобной службы. Веттерманъ съ товарищами просили одолжить имъ одну книгу на 6 недѣль; но Солканъ отвѣтилъ, что если узнаетъ про это великій князь, то имъ плохо придется, потому что великій князь подумаетъ будто они уклоняются отъ работы. Обо всемъ этомъ въ послѣдствіи мнѣ разсказывали сами Томасъ Шрефферъ и Іоаннъ Веттерманъ. Книги были страшно запылены, и ихъ снова запрятали подъ тройные замки въ подвалы.
Въ 1567 году, великій князь потребовалъ къ себѣ въ Москву бывшаго, а теперь плѣннаго магистра Фюрстенберга, а также Іоанна Таубе, бывшаго манрихтера въ рижской епархіи и Эйлерта Крузе, бывшаго епархіальнаго фогта, и предложилъ, что если онъ, Фюрстенбергъ, откажется отъ присяги, которую далъ императору, и присягнетъ отъ имени всѣхъ ливонскихъ сословій и городовъ великому князю и его будущимъ преемникамъ, какъ настоящему наслѣдному властителю, то великій князь снова возвратитъ его въ Ливонію и возстановитъ въ прежнемъ званіи на весьма снисходительныхъ условіяхъ. Послѣ этого великій князь потребовалъ, чтобы магистръ Фюрстенбергъ отвѣтилъ на это предложеніе. Подумавъ, магистръ передалъ великому князю такой отвѣтъ: онъ весьма благодаренъ великому князю за получаемое, согласно обѣщанія, содержаніе, приличествующее сану его, магистра, и онъ надѣется, что это будетъ продолжаться и впредь. А что бы изъ за своего несчастія, въ которое онъ впалъ, сдѣлаться клятвопреступникомъ противъ своей чести и присяги, данной римской имперіи, такъ онъ не можетъ этого по своей совѣсти сдѣлать, и потому проситъ великаго князя не обращаться къ нему съ такими предложеніями, потому что онъ лучше кончитъ свою жизнь съ незапятнанною совѣстью въ изгнаніи, чѣмъ избавится отъ него, совершивъ противное своей совѣсти. Послѣ такого отвѣта, великій князь, почти разсердившись, велѣлъ его отвезти назадъ въ Лублинъ (Любимъ), гдѣ онъ впослѣдствіе и скончался.
Іоаннъ же Таубе и Эйлертъ Крузе благодарили великаго князя за милость, которую онъ думаетъ оказать бѣднымъ угнетеннымъ ливонцамъ и, хотя бывшій магистръ Фюрстенбергъ не хочетъ съ благодарностію принять этой милости, вслѣдствіе своихъ преклонныхъ лѣтъ, но тѣмъ не менѣе они просятъ, чтобы великій князь не лишалъ ливонцевъ предлагаемой милости. Пусть великій князь позволитъ имъ написать герцогу курляндскому, а также и коадъюторамъ, а если герцогъ на это не согласится, то къ герцогу Магнусу на Эзель. Герцогъ Магнусъ, нѣтъ сомнѣнія, согласится съ величайшею благодарностью на предлагаемое при хорошихъ условіяхъ, если только великій князь передастъ ему Ливонію въ видѣ лена, и тогда ему, герцогу, всѣ ливонскіе города и сословія охотно подчинятся.
Это предложеніе такъ понравилось великому князю, что онъ тотчасъ же выпустилъ ихъ обоихъ на волю, одарилъ ихъ землями и людьми и поручилъ имъ обдѣлать это дѣло какими бы то нибыло средствами, въ чемъ имъ будутъ помогать великаго князя приказы и канцеляріи. Тогда они просили отпустить ихъ обоихъ въ Ливонію, чтобы можно было обдѣлать и устроить дѣло на мѣстѣ; на это великій князь согласился, одарилъ ихъ деньгами и всякимъ добромъ и отправилъ въ Дерптъ съ приказомъ отвести каждому изъ нихъ по лучшему изъ тамошнихъ домовъ для жительства.
Когда такимъ образомъ Іоаннъ Таубе и Эйлертъ Крузе съ большимъ великолѣпіемъ прибыли въ Дерптъ, то они немедленно приступили къ исполненію своего порученія и написали сначала герцогу курляндскому и нѣкоторымъ знатнымъ лицамъ въ этомъ епископствѣ, чтобы они побудили герцога принять великокняжеское предложеніе; но это было понапрасну. Готгардъ Кетлеръ былъ уже леннымъ герцогомъ курляндскимъ отъ польской короны. Тогда они попробовали своего счастья у герцога Магнуса и достигли того, что великій князь объявилъ его королемъ всей Ливоніи и женилъ его на своей близкой родственницѣ, дочери князя Владиміра[26].
Между тѣмъ они старались доставить ревельскій замокъ великому князю, потому что въ 1570 году шведскій полковникъ Клаусъ Курсель взялъ ревельскій замокъ и прогналъ оттуда шведскаго губернатора Габріэля Христіенсона и ревельскій замокъ имъ удалось бы передать во власть Магнуса, если бы листъ не повернулся и Габріель Христіенсонъ въ томъ же году не взялъ обратно замокъ Ревель въ великую пятницу, ночью. Черезъ это уловка не удалась. Впрочемъ, это все имѣло видъ будто герцогъ Магнусъ долженъ былъ прислать Клаусу Курселю 200 нѣмецкихъ кнехтовъ изъ Аренсбурга въ городъ Ревель, ради чего Курсель имѣлъ уже переговоры съ герцогскими послами, которыхъ онъ велѣлъ провожать отъ Леаля съ 100 всадниками[27].
Переговоры между великимъ княземъ и герцогомъ Магнусомъ все продолжались, благодаря стараніямъ Іоанна Таубе и Эйлерта Краузе, а также совѣтниковъ герцога Магнуса и его придворнаго священника Христіана Шроффера. Герцогъ Магнусъ въ это время приготовлялся къ путешествію и въ 1570 году, въ великій четвергъ, прибылъ въ Дерптъ. Тамъ онъ былъ принятъ очень радушно и, пробывъ до четверга послѣ Троицы, отправился въ Москву. Вездѣ дорогой онъ былъ отлично принимаемъ и, когда прибылъ въ Москву, великій князь нѣсколько дней великолѣпно угощалъ его. Онъ и его свита были одарены разными богатыми подарками, какъ то: великолепными шубами, соболями, куницами, бѣличьими мѣхами, золотыми и серебряными вещами, бархатомъ и шелкомъ, всякой серебряной посудой и золотомъ, и онъ былъ объявленъ королемъ Ливоніи, а когда онъ прибылъ обратно въ Ливонію, то ему былъ переданъ Оберпаленъ. Это и составило все его королевство! Самое лучшее, что произошло при этой сдѣлкѣ было то, что многіе несчастные ливонцы были выпущены изъ плѣна[28].
Въ 1570 году, 21 августа, герцогъ Магнусъ съ тремя или четырьмя знаменами (отрядами) нѣмецкихъ рейтеровъ и нѣсколькими тысячами русскихъ, данныхъ ему великимъ княземъ, осадилъ городъ Ревель и сталъ обстрѣливать городъ всякими снарядами и большими каменными ядрами, большаго вреда городу не причинилъ; онъ также написалъ городу, предлагая сдаться ему и обѣщалъ большія льготы и угрожалъ жестокимъ насиліемъ, если они не захотятъ сдаться; но ревельцы не обратили вниманія ни на его милость, ни на его гнѣвъ.
Въ 1570 году, 16 октября, подъ Ревель пришло еще болѣе народу, по имени «априссы» (Aprissen — опричники), которые очень жестоко обращались съ бѣдными людьми, грабили, убивали и жгли.
Въ 1571 году, 12 января, лагерь еще увеличился прибытіемъ новаго отряда съ большими пушками и мортирами. При сильномъ холодѣ, устроили шанцы еще ближе къ городу и 13 января много стрѣляли въ городъ большими каменными ядрами, отъ 16-ти до 25-ти фунтовъ, но тѣмъ вреда нанесли мало.
Въ 1571 году, 22 февраля, были ночью переброшены чрезъ ревельскія городскія стѣны письма отъ герцога Іоанна изъ Помераніи, которыя возвѣщали городу и утѣшали его извѣстіемъ, что въ заключенномъ въ Штетинѣ договорѣ между королями датскимъ и шведскимъ включаются статьи въ пользу Ревеля; это утѣшеніе очень обрадовало ревельцевъ.
Въ 1571 году, 2 марта, ревельцы заразъ изъ двухъ частей города сдѣлали вылазку, ударили на врага и нанесли ему порядочный уронъ; тогда были убиты молодой Эйлертъ Крузе, одинъ Будденброкъ, одинъ изъ Врангелей и еще многіе другіе. А до тѣхъ поръ и послѣ было много стычекъ. Во время этой осады король шведскій выслалъ въ Михайловъ день два флота къ Вику, одинъ изъ Кальмара, а другой изъ Финляндіи, которые остановились у ревельскаго рейда и препятствовали непріятелю отрѣзать ревельцамъ подвозъ съѣстныхъ припасовъ. Послѣ осады, продолжавшейся 30 недѣль, осаждающіе подожгли 6 марта свой лагерь и рано утромъ отступили, большая часть русскихъ въ Нарву, а герцогъ Магнусъ въ Оберпаленъ[29].
Въ 1563 году московитъ взялъ у короля польскаго городъ и княжество Полоцкъ и для этого употребилъ всю свою силу, а причины войны были тѣ, что ему отказала въ рукѣ своей принцесса Екатерина, которая была обручена съ герцогомъ финляндскимъ, посватавшимся за нее, а также и то, что король польскій присвоилъ себѣ Ливонію.
Въ 1571 г., въ Вознесенье, татары сожгли Москву; при пожарѣ сгорѣло нѣсколько тысячъ человѣкъ.
Въ 1570 году, когда Герцогъ Магнусъ прибылъ изъ Москвы, было позволено дерптскимъ бюргерамъ возвратиться изъ московитскихъ городовъ въ свое отечество, въ Дерптъ. Лучше бы имъ тамъ оставаться, потому что въ 1571 году, когда осада Ревеля не удалась и Іоаннъ Таубе и Эйлертъ Крузе ничего хорошаго со стороны великаго князя ожидать не могли, а должны были опасаться немилости, такъ какъ они подали ему слишкомъ большія надежды на покореніе города Ревеля и всей Ливоніи, они послали изъ Дерпта одного дворянина, по имени Дириха Каля, который, какъ онъ мнѣ самъ то разсказывалъ, долженъ былъ отправиться къ королю польскому съ обѣщаніемъ, что если они, Таубе и Крузе, будутъ пользоваться у короля такими же почестями и имѣніями, какими пользовались у великаго князя, то будутъ тѣломъ и душою стараться взять и завоевать для короля городъ Дерптъ; но только пусть король держитъ на готовѣ въ рижской епархіи ратныхъ людей, чтобы тѣ могли подать помощь для завоеванія города. Это король одобрилъ, далъ имъ конвой, послалъ также въ Ливонію Коткѣвича (Ходкѣвича), чтобы тотъ подалъ помощь, когда потребуется. Послѣ этого вышеупомянутый Таубе и Крузе тайкомъ вывезли изъ города все свое имущество и наличныя деньги въ свои имѣнія и тамъ стали мастерить свое дѣло: они подстрекали мужиковъ собираться кучами и жаловаться дерптскому наместнику и боярамъ на то, что ратные люди слишкомъ ужъ долго сидятъ у нихъ на шеѣ и ихъ раззоряютъ въ конецъ, что слѣдуетъ тѣхъ ратныхъ разставить по квартирамъ въ другихъ мѣстахъ. Между ратными людьми, расквартированными въ дерптской епархіи стояли съ двумя небольшими отрядами Рейнгольдъ фонъ Розенъ и Гансъ фонъ Зейтце (оба состояли въ русской службѣ).
Тогда намѣстникъ позвалъ къ себѣ Іоанна Таубе и Эйлерта Крузе и разсказалъ имъ о крестьянскихъ жалобахъ, не подозрѣвая, что къ жалобамъ подговорили именно Таубе и Крузе. Оба они и предложили намѣстнику, что де лучше будетъ, если вышеупомянутые два отряда разставить по другую сторону города Дерпта, переправивъ чрезъ рѣку. На это намѣстникъ возразилъ, что нельзя ихъ всѣхъ сразу переправить, а что слѣдуетъ переправить сначала одинъ отрядъ, потому что имъ надо перейти мостъ, который построенъ на рѣкѣ какъ разъ противъ городскихъ воротъ, а этотъ мостъ и рѣчка отстоитъ не болѣе 12-ти или 15-ти шаговъ отъ городскихъ воротъ. Какъ только такъ порѣшили, Таубе и Крузе позвали къ себѣ Рейнгольда фонъ Розена, преклонили его на свою сторону и открыли ему свой планъ, что хотятъ рискнуть нападеніемъ на городъ, дали ему тайно денегъ, пороху и свинца, для того, чтобы привлечь на свою сторону гофлейтовъ[30]. Они также привлекли на свою сторону самыхъ вліятельныхъ изъ отряда, которымъ можно было довѣриться, разсказали имъ про все дѣло и предупредили, чтобы они держали свои ружья и патроны наготовѣ и хорошенько стояли за свое дѣло и убивали воеводъ, если тѣ вздумаютъ перебираться черезъ мостъ; но никто не долженъ стрѣлять раньше, пока не выстрѣлитъ ротмистръ Розенъ.
Послѣ этого Таубе и Крузе назначили по своимъ часамъ время выполненія замысла, поставили свои часы по часамъ другъ друга, и условились, что они ровно въ двѣнадцать часовъ, въ воскресенье, такъ какъ въ это время русскіе послѣ обѣдни обѣдаютъ и обыкновенно послѣ обѣда ложатся спать, приступятъ къ выполненію задуманнаго предпріятія. Таубе долженъ былъ къ этому времени прибыть изъ своего двора, остановиться со своими слугами у соборныхъ замковыхъ воротъ и тамъ задерживать бояръ, толкуя съ ними, пока не услышитъ сигнала т. е. когда выстрѣлитъ Рейнгольдъ фонъ Розенъ, и тогда онъ долженъ самъ стрѣлять и занимать ворота к въ случаѣ нужды держать ихъ отпертыми. У Эйлерта Крузе былъ большой домъ на широкой улицѣ, который прежде принадлежалъ знаменитому бургомистру, блаженной памяти покойному Эбергардту ф. Нейенштедену. У этого дома широкія ворота, какъ разъ приходятся у русскихъ воротъ. Крузе впускалъ къ себѣ въ домъ по нѣскольку рейтеровъ, которые были готовы. Крузе былъ хорошій и мужественный воинъ, который не страшился врага, что онъ часто и доказывалъ на дѣлѣ, Таубе же не могъ съ нимъ сравняться въ этомъ. Планъ былъ такой: какъ только Розенъ дастъ сигналъ, выстрѣломъ, то онъ, Крузе, будетъ рубить караулъ въ русскихъ воротахъ, займетъ самыя ворота, встрѣтитъ на рынкѣ Розена и его людей и вмѣстѣ съ ними будутъ держаться въ городѣ столько времени, пока не подоспѣетъ къ нимъ другой ротмистръ, Гансъ фонъ Зейтце, за которымъ они уже послали. Когда такимъ образомъ все было условлено, время нападенія было назначено на воскресенье, 12 октября 1571 года, Розенъ перешелъ черезъ мостъ къ воротамъ, подъѣхалъ къ караулу, подалъ боярину, начальствующему надъ карауломъ, руку и сталъ дружески разговаривать съ нимъ. У него уже былъ на готовѣ пистолетъ въ сапогѣ, также какъ и у другихъ, кому только былъ довѣренъ весь заговоръ и которые ѣхали въ небольшомъ отъ него разстояніи, тутъ онъ, обернувшись къ своимъ, далъ сигналъ, прицѣлился и застрѣлилъ боярина, такъ что тотъ палъ на мѣстѣ. Тогда весь отрядъ бросается впередъ, открываетъ пальбу по караулу, такъ что дымъ пошелъ столбомъ. Таубе и Крузе, ждавшіе сигнала, какъ только услышали выстрѣлы, долго не медлили и перестрѣляли оба другіе караула въ обѣихъ воротахъ. Въ особенности горячо сражался Крузе: онъ занялъ и заперъ свои ворота, вскорѣ потомъ явился на помощь Розену на рынокъ и яростно кинулся на русскихъ, разбилъ всѣ тюрьмы, выпустилъ всѣхъ заключенныхъ; тѣ схватили оружіе убитыхъ и стали помогать нападающимъ сколько то было въ ихъ силахъ. Онъ кликнулъ также кличъ бюргерамъ, чтобы они выходили изъ своихъ домовъ и помогали защищать ихъ свободу; но бюргеры со страху заперли свои дома, да у нихъ и не было никакаго оружія. Хотя Розенъ занималъ цѣлыхъ два часа улицы, убивая кто былъ на нихъ, но бояре и стрѣльцы, бывшіе въ гарнизонѣ, первымъ дѣломъ заперли дома, вооружились, и начали отстрѣливаться, даже женщины кидали черепицами изъ оконъ домовъ, при чемъ поранили многихъ гофлейтовъ. Наконецъ стоявшіе въ форштатахъ ратные люди, между которыми было много стрѣльцовъ, вмѣстѣ съ форштадскими и русскими купцами, вооружившись дубинами, копьями и топорами, бросились на ворота, не достаточно сильно занятыя, разломали ихъ и всею толпою проникли въ городъ. Какъ только замѣтилъ это Розенъ, онъ быстро и проворно кинулся на вломившуюся толпу и хотя застрѣлилъ многихъ, но русскіе такъ стремительно бросились на него, что онъ тутъ же, въ воротахъ, со многими изъ своихъ, поплатился жизнію; а тутъ другіе русскіе повыступили изъ своихъ домовъ и каждый сталъ сражаться, такъ что гофлейтамъ пришлось покидать городъ; всѣ кто только смогъ бѣжать, убѣжали черезъ соборныя ворота, которыя Іоаннъ Крузе оставилъ открытыми. Такимъ образомъ русскіе удержали за собою городъ и крѣпость. Если бы на помощь къ Таубе и Крузе пришелъ отрядъ Ганса Зейтцена, то можетъ быть ихъ предпріятіе и удалось бы; но это не случилось.
Когда такимъ образомъ сообщники Таубе и Крузе были выбиты изъ города, то за все это пришлось расплачиваться бѣднымъ, невиннымъ бюргерамъ съ ихъ женами и дѣтьми: русскіе бросились на бюргерскіе дома и, кто не успѣлъ спрятаться, всѣ были безчеловѣчно перебиты, у мущинъ, женщинъ и дѣвицъ постыднымъ образомъ отбирали имущество, платья и драгоцѣнности; все, что ни нашли, обобрали.
Добрый Яковъ Шредеръ, которому вѣрно предсказало сердце, какъ онъ говорилъ со мной въ Новгарденѣ (Новгородѣ), и который убѣжалъ отъ чумы, постигшей городъ, теперь былъ невинно умерщвленъ съ женой и дѣтьми и со всею челядью, а все его имущество было разграблено. Такимъ образомъ поступили со всѣми несчастными бюргерами, которыхъ только застигли въ первомъ пылу, въ первые два или три дня, а немногіе, кто остался въ живыхъ, были отправлены въ Москву, въ изгнаніе. Таубе и Крузе еще раньше выслали изъ города своихъ женъ, дѣтей, челядь со всѣмъ имуществомъ, на случай если ихъ предпріятіе не удастся. Они отправились къ польскому королю и выхлопотали себѣ то, что получили новый гербъ, шлемъ и щитъ, титулъ бароновъ и королевскихъ совѣтниковъ и получили замки и бурги, земли и людей. Іоанну Таубе дали замокъ Сесвегенъ, Укскуль и Кирхгольмъ; Эйлерту Крузе — крѣпкій замокъ Трейденъ, что приличествовало ихъ званію.
Какъ только извѣстили герцога Магнуса объ этомъ дѣлѣ и объ его исходѣ, онъ, побоявшись подозрѣнія и гнѣва великаго князя, написалъ ему свое оправданіе, что онъ ничего не зналъ объ этомъ дѣлѣ и совершенно невиненъ въ немъ, а чтобы не подвергаться никакой опасности, такъ какъ отрядъ Юргена Тизенгаузена[31] почти весь былъ захваченъ и переловленъ, то онъ и рѣшился для большей безопасности переѣхать на Эзель, въ Аренсбургъ, и тамъ ожидать отвѣта великаго князя. Такъ онъ и сдѣлалъ.
Приговоръ надъ Іоанномъ Таубе и Эйлертомъ Крузе предоставляю я произнести какъ кому угодно; о нихъ думаютъ, въ чемъ они впослѣдствіи и были обвинены въ 1582 году (предъ королемъ Стефаномъ, что они сообщали великому князю много, чего не было на самомъ дѣлѣ; но они оправдались увѣреніемъ, что они все это дѣлали для блага отечества и король Стефанъ принялъ это оправданіе, будто бы они тѣмъ удержали или помѣшали многимъ набѣгамъ непріятеля, такъ какъ, собственно говоря, въ то время, будучи плѣнниками, они иначе и поступить не могли.
Что же касается попытки захватить Дерптъ, то они сказали, что хотя великій князь и намѣревался уступить Ливонію герцогу Магнусу, но въ сущности ему этого не хотѣлось: уступка должна была служить ему какъ бы мостомъ, чрезъ который онъ могъ отлично перебраться, чтобы завоевать всю Ливонію. Поэтому, какъ только они замѣтили такое намѣреніе и лукавство, то съ спокойною совѣстью измѣнили ему, не желая помогать увеличенію горя ихъ отечества, и искали помощи у короля польскаго, который, какъ христіанскій государь, вмѣстѣ съ единодушнымъ совѣтомъ сословій предпринялъ спасти страну, за это дѣло они готовы жертвовать и собою и своимъ имуществомъ.
Хотя въ концѣ концовъ ихъ предпріятіе принесло вредъ городу, но всѣ безпристрастные люди должны согласиться, что если имъ тогда удалось бы освободить городъ изъ подъ власти великаго князя, то каждый навѣрно обрадовался бы этому и восхвалялъ бы этотъ поступокъ; а что не всегда случается такъ, какъ хочешь, то это очень часто узнавали на опытѣ разные князья и господа, которымъ даже и много удавалось.
Въ 1570 году, въ великую пятницу, шведы напали въ расплохъ на городъ Ревель и захватили его, а Клаусъ Курсель былъ осужденъ въ Ревелѣ 31 мая, а 3 Іюня былъ казненъ мечомъ вмѣстѣ со своимъ писцомъ Бальтцеромъ Геллеромъ, а также и съ Фромгольдомъ Дюккеромъ и Генрихомъ Гаке.
Послѣ этого шведы нѣсколько недѣль осаждали, а потомъ взяли приступомъ городъ Леаль, который былъ данъ въ ленъ Клаусу Курселю, и тамъ поставили на его мѣсто гауптмана Нильса Доббелера, который измѣнилъ Курселю. Послѣ этого московитъ, чтобы снова занять городъ, направился къ Вику съ двумя отрядами гофлейтовъ, которые перешли къ нему, но, русскіе опоздали, они исходили только страну и перебили много шведовъ и гофлейтовъ.
Въ 1569 году, 9 іюля, прибыли на ревельскій рейдъ болѣе 30 датскихъ и любекскихъ кораблей, разграбили тамъ болѣе 30-ти шведскихъ торговыхъ кораблей и шкунъ, наполнили свои корабли дорогими товарами, сожгли также много кораблей и, если бы они были попроворнѣй, то могли бы легко завладѣть городомъ при туманной погодѣ.
Въ это же время, 10 іюля, въ Швеціи былъ коронованъ король Іоаннъ.
Если бы я захотѣлъ описывать дальнѣйшія событія, которыя произошли между королями польскимъ и шведскимъ, и описывать, что происходило между московитомъ и герцогомъ Магнусомъ; далѣе какъ шведы осаждали вмѣстѣ съ шотландцами замокъ Везенбергъ и изъ-за него передрались другъ съ другомъ, при чемъ были убиты 1,500 шотландцевъ[32] и они съ бранью отступили, и какъ послѣ того имъ удалось поджечь замокъ брандкугелями и взять его; затѣмъ, какъ шведы осадили Оберпаленъ, а московитъ взялъ Вейссенштейнъ, потомъ какъ шведы отступали къ Вику, а московитъ сталъ преслѣдовать ихъ, какъ они изъ необходимости должны были остановиться и съ Божьею помощью одержали надъ московитомъ побѣду; затѣмъ, какъ московитъ взялъ у шведовъ замокъ Каркусъ, какъ Генрихъ Клаусенъ зимою 1577 года, при глубокомъ снѣгу, былъ разбитъ у Рунеферской мельницы поляками и перновскими гофлейтами, какъ шведы завладѣли монастыремъ Падисомъ и т. д., если бы я захотѣлъ все это разсказывать, то потребовалось бы много времени, а такъ какъ все это находится въ «ревельской хроникѣ»[33], то я, ради краткости, удовольствуюсь слѣдующимъ:
Въ 1571 году, въ мартѣ, московитъ вторгся въ Финляндію съ убійствами и пожарами, опустошилъ страну и вывелъ отдуда много тысячъ людей въ Россію и Тартарію, а также перебилъ болѣе 600 бродячихъ крестьянъ при рѣчкѣ Муддѣ.
Въ 1572 г. Юргенъ Фаренсбахъ съ нѣсколькими гофлейтами былъ назначенъ московитомъ воевать съ татарами.
Въ 1573 году, на Jubilate (3-я недѣля послѣ Пасхи) герцогъ Магнусъ праздновалъ свою свадьбу съ дочерью князя Владиміра, который съ сыномъ былъ казненъ великимъ княземъ.
Въ 1575 году, 9 іюля, московитъ занялъ Перновъ, послѣ того какъ городъ отбилъ нѣсколько приступовъ и болѣе не былъ въ состояніи держаться.
Въ 1577 году поляки разбили шведское войско зимою у Рунефера на викской границе, гдѣ и погибло въ снѣгу 20,000 шведовъ.
Въ 1577 году, 27 августа, шведы съ несколькими кораблями подожгли и уничтожили три крѣпкихъ блокгауза при устьѣ рѣки Наровы, въ одномъ изъ которыхъ были сожжены 75 русскихъ.
Въ 1581 году шведы взяли штурмомъ нѣмецкую Нарву и перебили тамъ всѣхъ московитовъ съ женами и дѣтьми. Около того же времени они завоевали Ивангородъ и Ямгородъ.
Въ 1582 году великій князь велѣлъ снова осадить Нарву и сильно обстрѣливать, тогда шведы уступили Ивангородъ, но удержали за собою на этотъ разъ нѣмецкую Нарву.
Въ 1577 году, 23 января, московитъ послалъ своего полководца Ивана Васильевича Зелемятина (Шереметева)[34], съ большимъ числомъ стрѣльцовъ и 50,000 воинами подъ городъ Ревель, попробовать счастія у этого города, и также привезъ съ собою болѣе 50 большихъ и малыхъ полевыхъ пушекъ и мортиръ, изъ которыхъ можно было стрѣлять и каменными и огненными ядрами, а вмѣстѣ съ ними и болѣе 2,000 бочекъ пороху, а для полевыхъ пушекъ по 700, 800, 900 и по 1,000 ядеръ, чтобы стрѣлять ими въ городъ. Онъ построилъ весьма сильныя укрѣпленія съ крѣпкими блокгаузами и рвами предъ городомъ, имѣлъ также и минеровъ, вообще сдѣлалъ все, что только возможно для овладѣнія городомъ, но городъ храбро защищался, вступалъ съ непріятелемъ во многія стычки и даже подъ конецъ занялъ большой шанецъ, который долго отстаивалъ полководецъ со своими русскими. Простоявъ предъ городомъ 7 недѣль и потерявъ отъ стрѣльбы съ валовъ и городскихъ башень около четырехъ съ половиною тысячъ народу, московитъ ничего не могъ сдѣлать со своею многочисленною артиллеріею и долженъ былъ съ позоромъ отступить 1577 года, 11 марта. Въ городѣ погибло народу не болѣе 200 человѣкъ.
Когда московитъ снова двинулся на Ревель, то было позволено всѣмъ шведскимъ ратнымъ людямъ, бюргерамъ и крестьянамъ опустошать земли, какія только находятся во владѣніи у московита. Тогда они разбрелись по окрестностямъ кучами и отрядами и столько съ собой привели въ Ревель всякаго скота и имущества, что подъ конецъ никто въ Ревелѣ и не покупалъ скота. Этимъ они занимались все лѣто, сожгли и опустошили замки Пернау, Вейссенштейнъ и Леаль, при чемъ перебили множество русскихъ.
Послѣ того (объ этомъ я еще впослѣдствіи сообщу) какъ московитъ занялъ рижскую епархію въ 1577 году и снова оставилъ страну, одинъ дворянинъ, по имени Іоаннъ Плате, ротмистръ, напоилъ извѣстнымъ средствомъ всѣхъ московитовъ въ Динабургѣ и послѣ этого вошелъ въ замокъ и занялъ его и перебилъ всѣхъ находившихся тамъ московитовъ. Вскорѣ послѣ этого Маттіасъ Дембинскій снова занялъ сожженный замокъ Зонцель, а также взялъ и Арль, при чемъ захватилъ хорошую добычу, и также занялъ много другихъ дворовъ, такъ что къ нему присоединились многіе изъ дворянства, чѣмъ онъ нанесъ большой вредъ великому князю.
Такимъ же образомъ и Іоаннъ Бюринъ, королевскій секретарь, собрался съ духомъ, набралъ къ себѣ нѣсколько товарищей и завоевалъ хитростью нѣсколько замковъ, каковы: Ропе, Трейденъ и Буртнекъ, гдѣ были нѣмцы. Потомъ онъ получилъ подкрѣпленіе и занялъ со своими товарищами, которые были отчаянные забіяки, чрезъ быстрый натискъ замокъ и городъ Венденъ, гдѣ и перебилъ всѣхъ московитовъ, а знатнѣйшихъ взялъ въ плѣнъ.
Это такъ разгнѣвало великаго князя что онъ тотчасъ выслалъ отрядъ войска съ множествомъ стрѣльцовъ, чтобы снова овладѣть замкомъ и городомъ[35]. Польскій король выслалъ на помощь Дембинскаго и Александра Ходкѣвича съ польскимъ войскомъ. Когда тѣ прибыли собрали разогнанныхъ ливонцевъ въ отряды, чтобы напасть на врага у Ведена, русскіе ночью снялись съ лагеря и отступили къ Ронненбургу, что еще болѣе разсердило московита, такъ что онъ даже сказалъ: «Если плохой писецъ можетъ взять крѣпость, то я пошлю противъ него настоящаго писца», и послалъ тотчасъ своего канцлера Андрея Цулкова (Щелкалова) и воеводу съ войскомъ и пушками, чтобы взять крѣпость.
Когда они ее осадили, Дембинскій, тотъ самый, что прежде при первой осадѣ оборонялъ крѣпость и долженъ былъ тамъ ѣсть конину, собралъ всѣхъ поляковъ и нѣмцевъ, какіе только были у Гросъ-Ропе и, такъ какъ нѣсколько знаменъ шведскихъ рейтеровъ какъ разъ въ это время были недалеко и нѣсколько отрядовъ пѣшихъ кнехтовъ бродило по краю, потому Дембинскій соединился съ этими кнехтами и послалъ ротмистра Клауса Корфа въ Тарвастъ, который и уговорилъ шведовъ пробыть въ Ропе. Тамъ устроили они небольшой совѣтъ, переправили нѣсколько полевыхъ орудій черезъ Аа и единодушно съ Божьею помощью кинулись на войска московита, съ которымъ и стали яростно сражаться. Они обратили его въ бѣгство взяли его шанецъ и 26 большихъ полевыхъ орудій, который и были посланы въ Динаминде. У поляковъ и нѣмцевъ было мало убитыхъ только 200 человѣкъ шведовъ потерпѣли отъ пороха московита, да одинъ знатный воинъ Гансъ Вахтмейстеръ, который принесъ много пользы въ этомъ сраженіи, былъ смертельно раненъ. Канцлеръ великаго князя былъ также опасно раненъ.
Въ 1577 году, послѣ кончины короля польскаго Сигизмунда Августа, при новомъ избраніи короля, нѣкоторые подавали свой голосъ за римскаго императора Максимиліана, а другіе за седмиградскаго князя рода Баторіевъ изъ Венгріи, Стефана, который, будучи умнымъ и опытнымъ человѣкомъ, хорошо соблюдалъ свои интересы. Стефанъ прибылъ въ Краковъ, тамъ женился на сестрѣ покойнаго короля, Аннѣ, за тѣмъ короновался, а послѣ тотчасъ же явился съ войскомъ предъ Данцигомъ, заставилъ городъ присягнуть польской коронѣ, и ему императоръ не могъ тогда ничѣмъ препятствовать. Это такъ раздосадовало императора, что онъ тотчасъ же рѣшился силой свергнуть Стефана. Онъ поэтому послалъ своихъ пословъ, между которыми былъ Даніэль Принцъ фонъ Бухау, въ Москву, уговорить великаго князя помочь низвергнуть Стефана, и тѣ возвратились скоро въ Ригу, устроивъ это дѣло. За этими послами двинулся лично самъ великій князь съ большимъ войскомъ къ Пскову, думая, что теперь какъ разъ наступило настоящее время овладѣть всею Ливоніею. Когда король Стефанъ былъ подъ Данцигомъ, великій князь написалъ герцогу Магнусу, чтобы тотъ тотчасъ же двинулся съ войсками къ Пскову, желая воспользоваться его помощью на всякій случай, а потомъ выслалъ чрезъ Ливонію отъ Пскова до Курляндіи нѣсколько тысячъ татаръ для развѣдокъ, не вооружаются ли гдѣ ливонцы противъ него. Эти татары убили нѣсколько гофлейтовъ и ротмистра Медема. Вскорѣ послѣ этого въ зонцельской области съ татарами встрѣтился полковникъ Матвей Дембинскій, имѣвшій у себя нѣсколько польскихъ и нѣмецкихъ гофлейтовъ. Силы эти были слишкомъ слабы, татары обратили ихъ въ бѣгство; какой-то татарскій князь бросилъ уже на шею Дембинскаго арканъ, но мой слуга Стефанъ Вейнгардъ спасъ его отъ смерти: онъ раскроилъ князю голову, но тутъ же самъ былъ изрубленъ въ куски. Когда эти-то татары принесли великому князю извѣстіе, что въ Ливоніи нѣтъ никакого войска, которое могло бы оказать ему сопротивленіе, онъ со своимъ войскомъ выступилъ изъ Пскова въ іюнѣ 1577 года, на Люценъ, Розиттенъ и Динабургъ и взялъ эти замки. Между тѣмъ тронулся въ походъ и герцогъ Магнусъ, на сторону котораго перешли нѣкоторые города, думая, что онъ будетъ сражаться за нихъ противъ великаго князя и защищать ихъ. Эти города были: Вольмаръ, Венденъ, Кокенгузенъ и другіе. Но великій князь не обратилъ на это вниманія, двинулся къ Кокенгузену и потребовалъ, чтобы его впустили въ городъ. Какъ тутъ быть? Они хотѣли вступить съ нимъ въ переговоры, но русскіе прямо вторгнулись въ городъ и заняли городъ и замокъ. Великій князь послѣ этого пошелъ на герцога Магнуса, велѣвъ безжалостно перебить его людей, а уцѣлѣвшихъ увести въ плѣнъ. Въ Сесвегенѣ были слуги Іоанна Таубе и ландзассы; Сесвегенъ то онъ и сталъ обстрѣливать и осаждать. Великій князь скоро взялъ его и велѣлъ всѣхъ увести въ плѣнъ, а нѣкоторыхъ слугъ Таубе казнить. Онъ взялъ также и Ашераденъ, и тамъ стараго маршала Каспара фонъ Мюнстера, которому было за 80 лѣтъ и который отъ старости впалъ въ дѣтство, велѣлъ бичевать и подбрасывать такъ, что тотъ умеръ отъ этого; его двоюроднаго брата совершенно спившагося соборнаго попа Іоанна фонъ Мюнстера велѣлъ онъ увести плѣнникомъ въ Москву. Тому удалось спастись тогда отъ смерти, онъ впослѣдствіи утонулъ въ Эльбѣ. Вскорѣ послѣ этого великій князь двинулся къ Вендену, куда бѣжали герцогъ Магнусъ, многіе дворяне, женщины и дѣвушки. Такъ какъ они не хотѣли сдать ему городъ, боясь, чтобы съ ними не случилось тоже, что и съ кокенгузенцами, то великій князь выстроилъ около него укрѣпленія и рѣшился взять его штурмомъ. Какъ только осажденные увидѣли, что они больше не въ состояніи защищать крѣпость, то самъ герцогъ Магнусъ отправился къ великому князю въ сопровожденіи нѣсколькихъ дворянъ. Такъ какъ герцогъ хотѣлъ устроить великому князю ловушку, то кто-то и выстрѣлилъ, но къ несчастію не во время, такъ что пуля упала недалеко отъ великаго князя. Тогда великій князь страшно разсвирѣпѣлъ, велѣлъ перерубить всѣхъ кто только былъ съ герцогомъ Магнусомъ изъ Вендена, а нѣкоторыхъ посадить на колъ: герцогу же Магнусу пощадилъ жизнь и сказалъ: «Если бы ты не былъ сыномъ короля, то съ тобой, повѣрь, случилось бы тоже, что вотъ съ тѣми; я хотѣлъ дать тебѣ урокъ, что значитъ не исполнять моихъ приказаній, возмущаться противъ меня и забирать у меня предательски города и крѣпости». Послѣ этого онъ приказалъ отвести его въ палатку и стеречь.
Когда жители Вендена съ валовъ и башень увидѣли гибель спутниковъ герцога Магнуса и сообразили, что съ ними навѣрно также будетъ поступлено какъ съ кокенгузенцами, то всѣхъ обуялъ страхъ и ужасъ, а женщины и дѣвушки взобрались всѣ на башню, велѣли поджечь подъ ней порохъ и всѣ такимъ образомъ взлетѣли на воздухъ. Такимъ образомъ врагъ овладѣлъ крѣпостью, а всѣхъ, кого только было не выгодно уводить въ плѣнъ, изрубили. Тогда сдались великому князю всѣ крѣпости, сдачи которыхъ онъ только требовалъ, какъ то: Маріенгаузенъ, Смильтенъ, Вольмаръ, Трикатенъ, Зегевальдъ, Кремонъ, Буртнекъ и другія, за исключеніемъ нѣкоторыхъ, которыхъ онъ не могъ взять за позднимъ временемъ года. Голодъ скоро прогналъ его снова изъ страны[36].
Рижскіе со своими кнехтами заняли Динамюнде, но московитъ не дошелъ до него; такимъ же образомъ рижскіе овладѣли и Кирхгольмомъ. Московитъ же занялъ Ленварденъ, Ашераденъ, Кокенгаузенъ, Роннебургъ, Арле, Венденъ, Вольмаръ и другіе города. Герцога же Магнуса велѣлъ онъ оставить въ Каркусѣ и въ сентябрѣ мѣсяцѣ снова покинулъ страну изъ-за голода. По ту сторону Валка онъ долженъ былъ оставить на порядочное время своихъ стрѣльцовъ до тѣхъ поръ, пока не послалъ побольше людей, которые и проводили ихъ назадъ. Хотя по ту сторону Двины и были на ногахъ литовскіе господа, но не посмѣли ничего предпринять противъ этого могущественная врага. На этотъ разъ всей Ливоніи грозила большая опасность.
Но какъ только умеръ императоръ Максимиліанъ, на котораго московитъ очень надѣялся, король Стефанъ собралъ въ Польшѣ сеймъ, гдѣ и было рѣшено, что онъ долженъ выставить всю свою силу противъ московита, такъ чтобы тотъ уже не осмѣлился нападать на Ливонію. Король Стефанъ также заключилъ союзъ съ татарами, которые должны были напасть на московита съ тылу, заключилъ союзъ со своимъ зятемъ, королемъ Іоанномъ шведскимъ, чтобы тотъ напалъ на московита съ другой стороны, и возобновилъ прежній миръ съ турками.
Тогда, въ маѣ 1579 года, король Стефанъ отправился впервые со своимъ войскомъ отъ Вильды (Вильны) чрезъ Литву къ Полоцку, а это мѣсто московитъ крѣпко отстроилъ и укрѣпилъ. Король велѣлъ строить шанцы предъ Полоцкомъ, тутъ ему много пришлось работать, прежде чѣмъ удалось чего нибудь добиться, потому что московитъ укрѣпилъ крѣпость такими толстыми бревнами, что ядра мало вредили имъ. Король стоялъ подъ городомъ 12 недѣль, и погода и все было противъ него. Король много разъ вызывалъ московита изъ Полоцка въ чистое поле сразиться съ нимъ; но тотъ не слушалъ и не хотѣлъ слушать. Московитъ со всею своею силою выжидалъ удобнаго времени и разсчитывалъ, что если королю придется, ничего не достигши, отступить, то онъ пуститъ за нимъ по Литвѣ краснаго пѣтуха. Наконецъ король прибѣгнулъ къ такой хитрости: онъ велѣлъ придѣлывать огненныя ядра къ одному концу длиннаго шеста, на другомъ концѣ было желѣзное остріе. За тѣмъ такими ядрами начали изъ венгерскихъ орудій, которыхъ было 300, стрѣлять въ деревянныя стѣны, которыя прежде никакъ не могли загораться вслѣдствіе сырой погоды, шесты втыкались въ стѣны и загорались отъ огненныхъ ядеръ. Тогда начался пожаръ, и были наведены тяжелыя орудія разбивать больверкъ. Это такъ удачно пошло, что только искры посыпались. Тогда московиты сдались съ условіемъ свободнаго выхода и сдали крѣпость, которую король тотчасъ же и занялъ, а потомъ двинулся подъ замокъ Соколъ, гдѣ находились лучшіе ратные люди великаго князя и придворные бояре вмѣстѣ съ двумя знатными господами, по имени Мстиславскимъ[37] и Богданомъ Бѣльскимъ. Тѣ велѣли отворить ворота и впустить нѣсколько кнехтовъ, будто бы съ намѣреніемъ сдать замокъ, а потомъ, какъ только внутрь замка войдетъ нѣсколько сотенъ кнехтовъ, опустить замковыя ворота. Такимъ образомъ произошло сраженіе и вошедшіе въ замокъ солдаты были безжалостно перебиты.
Какъ только венгерскіе и польскіе ратники услышали этотъ ужасный крикъ, они тотчасъ же подожгли деревянный замокъ; такимъ образомъ осажденнымъ приходилось или сгорѣть живымъ или выйдти; они рѣшили пробиться сквозь польскую армію, но были всѣ перебиты, а самые знатные воеводы уведены въ плѣнъ. Такимъ образомъ быль уничтоженъ, такъ сказать, корень московитской силы. Послѣ этого король занялъ еще два замка на границѣ и размѣстилъ войска на зиму въ укрѣпленномъ лагерѣ. Король послѣ этого созвалъ сеймъ, а московитъ пожелалъ мира, на что король объявилъ, что онъ не раньше согласится на миръ, пока тотъ не уступитъ ему всей Ливоніи. Это было московиту кислымъ яблокомъ, котораго очень ужъ ему не хотѣлось раскусить. Тогда король къ веснѣ снова ополчился и въ маѣ 1580 года двинулся по непроходимой дорогѣ и пустынѣ къ Великимъ Лукамъ; тамъ было для него жирное мѣстечко, такъ какъ жители и не думали о войнѣ. Ратниковъ это очень ободрило, они подкопались подъ городскія деревянныя стѣны, подложили туда огня, обратили городъ въ груду пепла и перебили въ немъ всѣхъ, не исключая женщинъ и дѣтей. Король, однако, приказалъ отстроить все съизнова, возстановить валы и рвы, занялъ городъ, раздѣлилъ свою армію, вторгся въ Россію, все грабилъ и жегъ и безъ всякаго сопротивленія подошелъ близко Москвы.
Это очень опечалило великаго князя. На это сказалъ ему его старшій сынъ: до какихъ поръ будетъ онъ губить свою отчизну, пусть заключаетъ миръ, или же пусть назначитъ его главою арміи, или же наконецъ пусть самъ пойдетъ встрѣтить врага. Это до такой степени раздражило отца, что онъ прокололъ его своимъ посохомъ, на которомъ былъ желѣзный наконечникъ, отъ чего тотъ и умеръ. Тогда онъ еще болѣе разсердился и разсвирѣпѣлъ.
Король Стефанъ расположилъ ратныхъ людей у границы, которая теперь оставалась открытою, самъ отправился въ Польшу и сталъ приготовляться къ третьему походу, съ согласія всѣхъ сословій на сеймѣ. Московитъ отправилъ къ нему посольство, снова предлагалъ ему заключить миръ и уступалъ ему часть своихъ земель, но король Стефанъ хотѣлъ всей Ливоніи. Король сталъ собирать новое войско, послалъ полковника Юргена Фаренсбаха въ Германію вербовать оттуда людей. Тотъ привелъ три отряда къ Ригѣ, которые и были проведены вдоль Двины къ Пскову. Какъ только король туда прибылъ въ маѣ, сталъ строить шанцы и обстрѣливать городъ съ двухъ сторонъ и тотчасъ же велѣлъ брать городъ штурмомъ. Его люди подошли къ одной башнѣ, но нашли ее столь сильно усиленною, что должны были отступить. На этотъ разъ при приступѣ и отступленіи было убито у короля много ратниковъ, а чтобы обстрѣливать городъ, такъ у него не хватало пороху. Онъ поэтому тотчасъ же послалъ гонцовъ въ Ригу, чтобы тамъ дали ему въ займы нѣсколько пороху и какъ можно скорѣе переслали его съ нѣсколькими стрѣлками къ Пскову. Это было быстро исполнено и вмѣстѣ съ 200 стрѣлками было послано королю 80 бочекъ пороху, что конечно тогда очень его обрадовало и онъ за это дружески благодарилъ рижанъ во многихъ письмахъ, а между прочими и городскаго толмача Іоахима, который былъ посланъ вмѣстѣ съ порохомъ. Этотъ то толмачъ былъ взять въ плѣнъ при осадѣ московитскаго укрѣпленнаго монастыря Печоры[38], въ 8-ми миляхъ отъ Пскова, и это до того огорчило короля, что онъ послалъ туда полковника Фаренсбаха съ пушками и ратниками и, хотя штурмъ вначалѣ шелъ будто бы и удачно, даже трое знатныхъ дворянъ: Рейнгольдъ фонъ Тизенгаузенъ изъ Берзона, Каспаръ фонъ Тизенгаузенъ изъ Отцеме вмѣстѣ съ Вильгельмомъ Кеттлеромъ влѣзли по лѣстницамъ на башню; но случилось такъ, что лѣстница подломилась и Рейнгольдъ убился до смерти, а Вильгельмъ и Каспаръ въ этой же башнѣ были взяты въ плѣнъ и, хотя тутъ былъ только монастырь, но монахи и ратники при жестокомъ холодѣ изъ своего теплаго монастыря такъ храбро сражались противъ перемерзшихъ королевскихъ ратниковъ, что они ничего не могли подѣлать и должны были съ позоромъ и бранью отступить отъ монастыря.
Осада Пскова продолжалась очень долго, у польскаго войска не было ни соли ни хлѣба, между ними начались разныя болѣзни, такъ что перемерло много кнехтовъ; тогда король уѣхалъ, чтобы снабдить лагерь всѣмъ необходимымъ и достать для ратниковъ денегъ. Въ лагерѣ же онъ оставилъ великаго канцлера и короннаго маршала Іоанна Замойскаго, съ достаточнымъ полномочіемъ дѣлать и распоряжаться какъ ему угодно; потому что въ Москву уже былъ посланъ отъ папы Григорія легатъ, по имени Антоній Поссевинъ, который и хлопоталъ о заключеніи мира между двумя властителями: королемъ польскимъ и московитомъ. Этотъ миръ былъ заключенъ въ 1582 году, 15 января, такимъ образомъ, что московитъ долженъ былъ въ теченіи четырехъ недѣль уступить королю все, что онъ завоевалъ съ 1558 года (какъ разъ въ январѣ, слѣдовательно 24 года тому назадъ). Послѣ этого были отправлены всѣ нѣмецкіе ратники въ Ригу и имъ было заплочено сполна, также какъ и венграмъ, которые прогнали прусскихъ гофлейтовъ въ Маріенбургъ изъ за платы, поляки же и литовцы получили свое полное жалованіе изъ польской и литовской казны.
Король Стефанъ въ 1582 году, 12 марта, прибылъ къ Ригѣ вмѣстѣ съ польскими и литовскими сенаторами, чтобы привести въ порядокъ городъ и всю вообще страну послѣ того какъ московитъ уступилъ свои завоеванія въ Ливоніи.
Король началъ съ Риги, гдѣ возникли недоразумѣнія изъ-за духовныхъ имуществъ. Онъ потребовалъ, чтобы въ Ригѣ, кромѣ небольшой церкви св. Магдалины и принадлежащаго къ ней женскаго монастыря, гдѣ онъ нашелъ еще папскую религію у двухъ старыхъ монахинь и у ихъ аббатиссы[39], была особая церковь для него и для всѣхъ папистовъ, съ условіемъ, что въ этой церкви будутъ только одинъ настоятель или плебанъ и 2 капеллана. Это очень не нравилось рижанамъ, потому что до этого времени у нихъ въ городѣ были церкви только лютеранскія: они усиленно цросили короля отмѣнить его требованіе, но это не помогло, и они должны были наконецъ очистить королю церковь св. Іакова, 7 апрѣля 1582 года[40]. Король послѣ этого обезпечилъ своею печатью и грамотою собору (король думалъ и воображалъ себѣ, что онъ именно имѣетъ такое право) и всѣмъ другимъ госпиталямъ, церквамъ, монастырямъ владѣніе городскими церковными имуществами, исключивъ изъ вѣдомства города семь домовъ для священника, и причта церкви св. Якова и восьмой напротивъ монастыря, съ условіемъ, что тѣ деньги, которыя городъ плотитъ священникамъ за названные соборные дома, т. е. въ годъ по 100 польскихъ злотыхъ (гульденовъ) онъ, король, будетъ самъ выплачивать, именно на Пасху по 50 и на день св. Мартина по 50 гульденовъ. Этимъ устроились дѣла относительно церквей и церковныхъ имуществъ.
За тѣмъ король велѣлъ разобрать дѣло о разрушенномъ замкѣ Кирхгольмѣ, блокгаузѣ и Форбургѣ, а также о городскихъ валахъ, которые, по его мнѣнію, слишкомъ уже близко подходили къ замку, городъ же своимъ депутатомъ при разборѣ этого дѣла назначилъ синдика Веллинга. По разслѣдованіи дѣла, декретомъ было постановлено, что городъ за разрушеніе замка Кирхгольма и блокгауза, который быдъ разобранъ и сброшенъ въ Двину, а также за уничтоженіе Форбурга и за то, что подъ городскіе валы отошла часть земли, принадлежащая замку, долженъ заплатить королю 10,000 гульденовъ. Изъ этой суммы вычли стоимость пороха, который былъ данъ заимообразно фаренсбаховскимъ кнехтамъ, а также вычли деньги, данныя заимообразно тѣмъ-же кнехтамъ, и такимъ образомъ уладили и этотъ пунктъ.
Послѣ этого стали совѣщаться о епископствѣ. Положили епископской каѳедрѣ быть въ Вольмарѣ, и присоединили къ ней замки: Трикатенъ, Буртнекъ, Роденпоисъ и Оденпе изъ дерптскаго епископства; постановили также быть въ Венденѣ капитулу отъ соборнаго причта и канониковъ, и другой капитулъ учредили въ Кокенгаузенѣ.[41]
Іезуитамъ, посредствомъ привиллегіи, предоставлено право устроить и содержать въ Ригѣ школу и изъ женскаго дерптскаго монастыря учредить коллегію. Этимъ іезуитамъ въ Ригѣ отдали во владѣніе имѣнія женскаго монастыря у Двины, называвшіяся Блументаль; имѣніе въ ашераденскомъ округѣ и еще другое въ лемзальскомъ округѣ[42].
Іезуитамъ, водвореннымъ въ Дерптѣ, была дана руйенская область и руйенская церковь и еще другія имѣнія, а въ дерптской епархіи дворъ св. Юргена (Юрія).
Епископу была дана также въ дерптской епархіи область Оденпе и врангелевскій дворъ (Врангельсгофъ).
Послѣ того король Стефанъ отдѣлилъ для себя столовыя имѣнія, учредивъ изъ нихъ три экономіи. Управленіе первою экономіею учредили въ Дерптѣ. Въ составъ этой экономіи включили слѣдующія имѣнія: дворъ съ округомъ Техельферъ и округъ Кавелехтъ, округи: Ранденъ, Сагницъ, Виценъ, Раппинъ, Айя, Бринкенгофъ, дворъ Трильну, округъ Веренбеке, тотъ самый, который нѣкогда принадлежалъ дерптскому магистратскому двору, дворъ въ Гуддіи и Талькгофъ.
Управленіе второю экономіею учредили въ Маріенбургѣ и къ ней причислили: замокъ Маріенбургъ, округи: Розиттенъ (нынѣ Рѣжица) и Шваненбургъ.
Третья экономія была учреждена въ Кокенгаузенѣ и къ ней причислили округи: Кокенгаузенъ, Ашераде и область Ленневарденъ.
Другіе замки и дворы, которые долженъ былъ возвратить московитъ, король отдалъ въ ленное владѣніе своимъ полякамъ, ливонцамъ и литовцамъ, которые чѣмъ-нибудь отличились на войнѣ.
Господину полковнику Юргену Фаренсбаху былъ дань въ наслѣдственное владѣніе замокъ и область Каркусъ. Господину Матвѣю Дембинскому былъ отданъ въ наслѣдственное владѣніе замокъ и область Пебалгенъ. Іоанну Бюрингу былъ пожалованъ дворъ Кольценъ. Господину Ѳомѣ фонъ Эмбдену былъ отданъ Салисъ. Впрочемъ замокъ этотъ былъ пожалованъ ему въ ленъ еще королемъ Сигизмундомъ-Августомъ. Клаусу Корфу дали Крейцбургъ. Другіе замки были обращены въ староства или гауптманства[43], именно: Динамюнде, Нейермюленъ, Лембсель, Руйенъ, Тарвастъ, Феллинъ, Лаисъ, Оберпаленъ, Нейенгаузенъ, Люценъ, Динабургъ, Сесвегенъ, Омильтенъ, Эрмисъ, Гельметъ, Нитау, Арле (Эрла), Лембургъ, Юргенсбургъ, Зонцель, Кремонъ, Трейденъ и Зегевальдъ.
Въ дерптской епархіи (епископствѣ), чрезъ назначенныхъ на то лицъ, были возвращены наслѣдственныя помѣстья: Эйлерту Крузе, Герману Врангелю, Конраду Таубе, Бертраму Гольцшуру, Вольмару Думніану, Юргену Вете, Рейнгольду Гарлингу, Гольтеру Тизенгаузену въ Рашѣ, Вильгельму Тедвену, другихъ я не знаю.
Очень многіе изъ стариковъ хлопотали о предоставленіи имъ помѣстій, обѣщанныхъ покойнымъ королемъ Сигизмундомъ Августомъ. Такъ Тизенгаузены просили о предоставление имъ отцовской части, округа: Кавелехтъ, Ранденъ, Конгенталь, Вильценъ, Виттензе, Церемуйзе (Саремойзе).
Кромѣ того просили: Іоаннъ Икскуль и Отто Икскуль Менценскій и Анценскій, Іоаннъ Врангель Ругеленскій, Тедвены области Рингенъ, Юргенъ Тизенгаузенъ, фонъ Гастферъ, Бракельны. Далѣе вся фамилія Дюкеровъ, Штакельберги, Бринкены, Дитрихъ Тизенгаузенъ Конгетальскій; Мексенклейны[44], Каспаръ Тизенгаузенъ, Петръ Тизенгаузенъ, Кауернъ, Іоаннъ Тизенгаузенъ изъ Фоссенберга, Іоаннъ Зеге (иначе Зойе).
Было кромѣ этихъ еще много другихъ просителей, но которые ничего не получили, какъ напримѣръ: фонъ Дунке, Фабіанъ Врангель Курремеггскій, Рейнгольдъ Энгедесъ Виссустскій, Фитинги, Майдели, Луггенгаузенъ, Везеллеръ, Коскули и др.
Въ рижской епархіи большая часть помѣщиковъ изъ потерявшихъ свои имѣнія въ 1577 году, когда московитъ овладѣлъ рижской епархіей, были возстановлены въ своихъ правахъ и получили обратно свои имѣнія; нѣкоторые же своихъ имѣній обратно не получили какъ напримѣръ: фонъ деръ Эрле, фонъ деръ Юммердене, Брабекенъ изъ Нитау, Фюрстенберги, Шварцгофы и др.
Тѣ, которые не были возстановлены въ своихъ правахъ, подали съ прочимъ рыцарствомъ прошенія королю Стефану и наличнымъ сословіямъ о всеобщей и полной реституціи (возвращенія) всѣхъ имѣній, гдѣ бы онѣ не находились, согласно обѣщанію и условіямъ (пактамъ) подчиненія, утвержденнымъ королемъ Сигизмундомъ-Августомъ. Но король Стефанъ съ присутствующими сословіями далъ имъ такой отвѣтъ : Его королевское величество въ дерптской епархіи никому не обѣщалъ помѣстій (т. е. реституціи всѣхъ ихъ имѣній), потому что вѣдь онъ отнялъ ихъ у врага мечемъ; поэтому его, короля, очень удивляетъ, какъ это они всѣ единодушно требуютъ у него полной реституции: вѣдь они отлично знаютъ, что многіе изъ нихъ измѣнили въ вѣрности и поэтому должны propter crimen laesae Majestatis (оскорбленіе величества) лишиться не только имѣній, но даже и жизни.
Послѣ такого отвѣта рыцарство въ 1582 году собралось на совѣщаніе въ домъ Ганса Баумана, на который какъ разъ въ это самое время сѣли журавли, которыхъ никогда не видѣли ни много лѣтъ раньше, ни много лѣтъ позже въ Ливоніи, что конечно всѣхъ собравшихся дворянъ чрезвычайно изумило. Они порѣшили на совѣщаніи: подать еще разъ просьбу, и ссылаясь на утвержденныя Сигизмундомъ условія, составили прошеніе (суплику) такого содержанія:
«То, что его королевское величество не желаетъ отдать изгнанниками рижской и дерптской епархіи ихъ имѣній, то это не основано на правѣ, ибо все что король отобралъ мечемъ, то его королевское величество и сословія, въ силу данныхъ обѣщаній и привиллегій, должны отдать владѣльцамъ. Они говорятъ совсѣмъ не о тѣхъ имѣніяхъ, которыя съ древнихъ временъ принадлежали мѣстному дворянству, но о тѣхъ, которыя ихъ отцы и они сами пріобрѣли своею собственною кровью, купили и заплатили своими собственными наличными деньгами и обязаны нѣкоторымъ образомъ заплатить большія деньги несчастнымъ сиротамъ и вдовамъ, которыя также смиренно просятъ о реституціи. Если его королевское величество и знаетъ нѣкоторыхъ, которые должны бы быть лишены имѣній и даже жизни, то они всеподданѣйше просятъ, чтобы его к. в. не поступалъ бы съ ними ab executione, но возвратилъ бы каждому его имѣніе, а потомъ пусть уже формально потребуетъ ихъ къ суду съ обвиненіемъ, а если они того заслужатъ, то и наказать ихъ по справедливости; за нихъ они и не хотятъ заступаться и т. д.; впрочемъ они еще разъ всеподданнѣйше просятъ не отказать имъ въ реституціи, а они будутъ постоянно служить его к. в. въ неизмѣнной вѣрности, жертвуя за него и собою и своимъ имуществомъ и собственною кровью. Также они слышали, что его к. в. намѣрепъ кассировать нѣкоторыя привиллегіи, данныя прежнимъ властителемъ страны. Такая кассація, конечно, была бы величайшимъ нарушеніемъ всякой справедливости; поэтому они просятъ, что бы то, что замышляетъ его королевское величество дѣлалось бы по настоящей справедливости, а не необдуманно; чтобы каждый могъ защищаться и дѣйствовать по существующимъ законамъ. Вѣдь его к. в., какъ и всѣ его предшественники, при коронаціи клялись и обѣщали, согласно правъ и конституцій, что они будутъ сохранять печати, грамоты и привиллегіи всѣхъ подданныхъ вообще и каждаго въ особенности, а въ особенности сохранять права тѣхъ ливонцевъ, которые признали себя подданными польской короны, каковыя права получили надлежащее утвержденіе, поэтому они всепокорнѣйше и униженнѣйше просятъ о справедливости. Въ случаѣ же если имъ противъ ихъ всѣхъ надеждъ въ этомъ будетъ отказано, и ихъ не захотятъ выслушать, они при такой чрезвычайной нуждѣ будутъ протестовать передъ Господомъ Богомъ на небѣ и предъ всѣмъ свѣтомъ, что было отказано не по справедливости, а вопреки всѣхъ писаныхъ правъ и законовъ и т. д.»
По этой просьбѣ и протесту его к. в. отложилъ дѣло до предстоящего сейма, гдѣ оно и должно было быть рѣшеннымъ. Но было ли это дѣло рѣпіено на этомъ, такъ и на другихъ послѣдовавшихъ сеймахъ, въ точности я не знаю.
Впослѣдствіи король съ присутствующими сословіями назначилъ нѣсколько ревизоровъ изъ поляковъ, литовцевъ и нѣмцевъ для того, чтобы они осмотрѣли и описали всю землю, всѣ имѣнія, замки и города, а также дворянскія имѣнія, грамоты и печати[45].
Послѣ этого король на должность ливонскаго намѣстника назначилъ виленскаго епископа, Георга Радзивила, котораго впослѣдствіи папа пожаловалъ римскимъ кардиналомъ. Это былъ весьма благоразумный человѣкъ, охотно соблюдавшій справедливость, поступавшій по закону и ведшій весьма честную жизнь. Онъ пробылъ въ Ливоніи до 1586 года. При отъѣздѣ изъ Риги, онъ велѣлъ всенародно объявить, что если онъ или его слуги остались кому либо должными въ городѣ, то пусть тотъ приходитъ къ нему и получитъ свой долгъ.
Король Стефанъ послалъ также посольство къ шведскому королю Іоанну съ объявленіемъ, что онъ, шведскій король, въ предосужденіе шведскому королевству, въ то время когда велась война въ Россіи съ московитомъ, занялъ въ Ливоніи города Нарву, Вейссенштейнъ, Везенбергъ и другіе замки, въ Викѣ: Гапсаль, Лоде, Леаль и монастырь Падесъ, а таковое занятіе произведено въ ущербъ польскаго короля. Онъ, шведскій король, долженъ былъ бы на Россіи вознаградить свои убытки, понесенные отъ московита въ Финляндіи, а въ Ливоніи дѣлать это ему совсѣмъ не слѣдовало бы, поэтому желательно, чтобы шведскій король добровольно отдалъ бы королю Стефану занятыя мѣстности, а въ противномъ случаѣ онъ, король Стефанъ, будетъ протестовать, а если изъ этого послѣдуетъ большое несчастіе, такъ онъ въ томъ виновенъ не будетъ.
На это король шведскій отвѣчалъ ему, какъ своему зятю, что ему защищать отъ московита Ливонію стоило много денегъ и крови; но если шведскій король будетъ справедливымъ образомъ удовлетворенъ, то они, какъ слѣдуетъ родственникамъ и сосѣдямъ, по братски сдѣлаются между собою и т. д.
Когда король Стефанъ покончилъ свои дѣла въ Ригѣ относительно Ливоніи, то ликвидировалъ и съ городомъ: онъ оставался долженъ городу извѣстную денежную сумму, въ замѣнъ ее онъ отдалъ во владѣніе городу на 5 лѣтъ королевскія имѣнія Икскуль и Кирхгольмъ, пока не оплатится весь долгъ сполна. За тѣмъ король дружески простился съ городомъ, герцогомъ курляндскимъ и ливонскими помѣщиками, и 2 мая уѣхалъ въ Литву, въ Гродну.
Прежде чѣмъ кардиналъ Радзивилъ отбылъ изъ Риги, потребовалъ онъ присяги отъ дворянъ, такъ какъ городъ до прибытія еще короля присягалъ уже королевскимъ коммисарамъ Іоанну Деметрію[46], который впослѣдствіи былъ архіепископомъ въ русскомъ Лембергѣ (Львовѣ) и Агриппѣ, литовскому кастеляну. Кардиналъ и настаивалъ на томъ, чтобы дворяне присягнули его к. в. Хотя многіе ничего противъ этого не имѣли, но было много и такихъ, которые противились присягѣ, въ особенности тѣ, кто не получилъ своихъ имѣній обратно; они говорили, что не раньше присягнутъ, пока имъ не возвратятъ ихъ имѣній и упирались на томъ крѣпко, въ особенности Дукерны. Это я знаю оттого, что ко мнѣ на домъ пришелъ Фридрихъ Дукеръ — я былъ самымъ младшимъ въ магистратѣ — и разсказалъ мнѣ все дѣло (нельзя сказать чтобъ онъ былъ неловкій человѣкъ), что-де хотятъ, чтобы дворяне присягнули, а онъ говорилъ уже съ нѣкоторыми и тѣ колеблются присягнуть, не получивъ обратно своихъ имѣній; поэтому онъ меня и проситъ не поговорю ли я дружески съ господиномъ (первенствующимъ) бургомистромъ, нельзя ли имъ войти въ соглашеніе со всѣмъ городомъ, что бы каждый помогалъ бы другому отстаивать по справедливости общую свободу. Хотя меня это чрезвычайно поразило, но я немного подумалъ и отвѣтилъ: это важное дѣло; я долженъ хорошенько подумать объ этомъ, потому что вѣдь я приносилъ присягу его к. в., пусть онъ дастъ мнѣ времени для размышленія до завтрашняго утра, а я между тѣмъ подумаю и сообщу ему свое рѣшеніе. Я его спросилъ не былъ ли онъ по этому дѣлу и у другихъ лицъ въ городѣ, и онъ отвѣтилъ что да, онъ говорилъ уже съ Клаусомъ Фикеномъ, Вильгельмомъ Шпрингаузеномъ, съ элтерманомъ Ролоффомъ Шредеромъ и другими, которые ничего противъ этого дѣла имѣть не будутъ, если только уговорить магистратъ. Они ему посовѣтовали обратиться ко мнѣ, чтобы я похлопоталъ за нихъ у господина бургомистра. Я однако еще разъ заявилъ ему, что подумаю и, тогда онъ ушелъ (очень можетъ быть, что они подсматривали куда я пойду). Я тотчасъ же отправился къ бывшему въ то время бургграфомъ Каспару Бергену и разсказалъ ему объ этомъ дѣлѣ и просилъ у него совѣта, который онъ мнѣ и изложилъ и который мнѣ понравился. Я, именно, долженъ былъ сказать Дукеру, что нисколько не думаю, чтобы кардиналъ замышлялъ что-либо противное Богу по отношеніи къ его к. в.; а если это не такъ, то пусть онъ, Дукеръ, мнѣ это выскажетъ по секрету, чтобы я въ такомъ случаѣ могъ принаровиться по обстоятельствамъ. Но онъ больше уже не приходилъ ко мнѣ. Между тѣмъ кардиналъ объявилъ, что кто не захочетъ присягнуть, тотъ пусть и не присягнетъ, но тутъ же далъ понять, что если они присягнутъ, то это подастъ имъ надежду на снисхожденіе со стороны его кор. вел., чего не будетъ, если они откажутся. Послѣ этого всѣ большею частью и присягнули, за исключеніемъ Дукерновъ и немногихъ другихъ, которые выѣхали вонъ изъ страны. Фридрихъ же Дукеръ умеръ въ Нидерландахъ, оставивъ въ Ливоніи свою жену и сына.
Новый календарь и календарныя смуты въ Ригѣ.
Прежде чѣмъ уѣхать, кардиналъ передалъ (магистрату) королевскій указъ о томъ, что Рига должна принять григоріанскій календарь и что этотъ календарь долженъ быть обнародованъ. Слѣдствіемъ этого произошли удивительный смуты въ городѣ: бюргеры вообразили, что перемѣна календаря повлечетъ за собою перемѣну всего лютеранскаго ученія и возстановленіе папской религіи. Послѣ этого были присланы еще повторительные указы о томъ, но община ни зачто не хотѣла повиноваться имъ. Тогда магистратъ и городское управленіе приказали обнародовать новый календарь какъ гражданское (не духовное) дѣло, вслѣдствіе чего поднялся ропотъ въ общинѣ, а въ особенности возсталъ противъ календаря школьный ректоръ Гейнрихъ Мэллеръ, проповѣдывавшій своимъ ученикамъ, что новый календарь для папы есть мостъ, чрезъ который папа намѣренъ снова ввести католичество въ городѣ. Таковъ былъ ропотъ между бюргерами. Когда проповѣдники проповѣдывали въ церквахъ, то бюргеры постоянно шныряли по церкви, такъ что старый пасторъ и сеніоръ господинъ Георгъ Нинеръ сказалъ мнѣ: «Сдается мнѣ, что къ намъ прилетѣли Мюнстерскіе духи, намъ надо молиться Богу, да отвратитъ Онъ отъ насъ такое несчастіе.»
Тогдашній бургграфъ говорилъ объ этомъ съ пасторомъ, который съ каѳедры объявлялъ указъ о календарѣ, и пасторъ тотъ разсказалъ бургграфу, что ректоръ проповѣдуетъ противъ календаря, что онъ, пасторъ, совѣтовалъ ректору воздержаться отъ подобныхъ проповѣдей, чтобы не вышло изъ того какого безпокойства. Но ректоръ разсердился за эти слова на пастора и сказалъ, что онъ съумѣетъ защитить свою совѣсть, ему-де не все равно что они хотятъ душу его отдать черту или папѣ. Тогда пасторъ совѣтовалъ ему еще разъ воздержаться отъ своего рвенія, такъ какъ новый календарь совсѣмъ не касается религіи, что это только гражданское дѣло, и что противодѣйствіемъ онъ только раздражитъ короля. Ректоръ же на это отвѣчалъ еще рѣзче: «Мнѣ какое дѣло до клятвопреступнаго короля: я боюсь Бога больше, чѣмъ его гнѣва, и изъ-за него не хочу поступать противъ своей совѣсти».
Это именно и разсказалъ пасторъ Юргенъ Нинеръ бургграфу Николаю Экке. Вслѣдствіе этого бургграфъ приказалъ явиться въ магистратъ и ректору и пастору, дабы пасторъ Юргенъ Нинеръ разсказалъ обо всемъ этомъ въ присутствіи самаго ректора. Ректоръ оправдывался тѣмъ, что предъ своими учениками читалъ проповѣдь лишь какъ урокъ, но не отрицалъ, что онъ расходится и съ пасторомъ и съ бургграфомъ во мнѣніяхъ относительно календаря, говоря, что онъ ни предъ кѣмъ не запиралъ дверь своей школы, а что касается до того, будто обзывалъ короля клятвопреступникомъ , то это неправда.
Но пасторъ оставался при своемъ. Послѣ этого они оба должны были вытти. Тогда бургграфъ Экке разсердился и спросилъ магистратъ, хотятъ ли они помогать ему въ томъ, что онъ долженъ исполнить по свой должности, или же ему нужно будетъ искать другой помощи. Ему на это отвѣтили: употреблять чужую помощь было бы для магистрата опасно, онъ, бургграфъ, самъ видитъ большое раздраженіе бюргеровъ вслѣдствіе принятаго новаго календаря, видитъ, что нѣкоторые поджигаютъ огонь въ печи, поэтому-то магистратъ дружески проситъ бургграфа не поступать въ этомъ дѣлѣ черезчуръ ревностно и поспѣшно, чтобы какъ нибудь не поднялся пожаръ въ городѣ. Господинъ Экке сказалъ, что знаетъ что дѣлаетъ и чего требуетъ его должность. Господинъ Гердтъ Рингенбергъ послѣдовалъ за нимъ, когда онъ ушелъ, такъ какъ они были сосѣди, и вѣжливо просилъ его не поступать въ этомъ дѣлѣ поспѣшно, иначе онъ боится что будетъ несчастіе въ городѣ. Но это не помогло. Къ вечеру бургграфъ послалъ арестовать ректора и посадить въ ратушу. У ректора былъ товарищъ, конректоръ Расціусъ, къ нему и побѣжали ученики, взрослые приманы (ученики высшаго масса) и потребовали, чтобы онъ изыскалъ средства освободить ректора изъ-подъ ареста. Тотъ собираетъ вокругъ себя бюргеровъ, отправляется къ буркграфу Экке, проситъ, чтобы онъ выпустилъ ректора на поруки, что они приведутъ его назадъ въ другой разъ; но бургграфъ не хотѣлъ согласиться на это. Когда они возвращались отъ ратуши, къ нимъ сбѣгается всякая челядь съ большимъ раздраженіемъ, достаютъ пожарную лѣстницу, бѣгутъ къ ратушѣ, берутъ ее штурмомъ, освобождаютъ ректора и провожаютъ его до дому; за тѣмъ берутся за оружіе, назначаютъ сторожей оберегать ректора отъ насилія; другая толпа бѣжитъ съ топорами, алебардами и пр. на рынокъ, тащутъ барабанъ, который находился подъ ратушей и которымъ созывали кнехтовъ къ караулу, и какой-то оборванецъ, Андрей Кнуте, бьетъ набатъ. Тогда чернь тотчасъ побѣжала къ домамъ Экке, пастора Нинера и доктора Веллинга, разграбила эти дома, ранила подло пастора, а бургграфъ съ докторомъ, съ женою, дѣтьми и челядью попрятались и бросили все. Всѣ бургомистры и ратсгеры заперли свои дома, также какъ и многіе бюргеры, и предоставили магистратъ господину Omnis'у (черни).
Такъ какъ всѣ попрятались по угламъ, то я послалъ за поручикомъ военныхъ кнехтовъ Германомъ фонъ Шеденомъ и поручилъ ему собрать нѣсколько кнехтовъ и явиться съ ними на площадь, чтобы остановить толпу и грабежъ; но онъ мнѣ отвѣтилъ, что при такомъ положеніи дѣлъ онъ не можетъ собрать кнехтовъ и опасается какъ бы пожаръ не сдѣлался еще больше, когда бюргеры увидятъ, что кнехты стоятъ за магистратъ. Тогда я предложидъ ему итти, по крайней мѣрѣ, со мною на рынокъ; но онъ и этого не осмѣлился сдѣлать. Тогда ко мнѣ пристали трое или четверо бюргеровъ, моихъ сосѣдей, которые пожелали итти на рынокъ со мною. Мы взяли наше оружіе и пошли, а я взялъ съ собою пару факеловъ и прямо вступилъ въ средину этой грубой толпы и порицая ихъ скверное дѣло, между прочимъ сказалъ, что непремѣнно развѣдаютъ разбойниковъ и ими украсятъ висѣлицы и колеса. Тогда выступилъ впередъ дѣтина громаднаго роста, слесарь, по имени Каппе Боне[47], говоря: «Ты еще грозить будешь», и ударилъ бы меня своимъ большимъ разбойничьимъ мечомъ, если бы ему не помѣшали бюргеры. Я же сталъ увѣщевать бюргеровъ, чтобы они, согласно своему долгу, слѣдовали за мной, такъ какъ я былъ начальникомъ кварталовъ (квартиргеромъ). Я велѣлъ нести предо мною факелы и пошелъ къ дому бургграфа, выгналъ оттуда воровъ и разбойниковъ, оставилъ домъ подъ защитою моихъ бюргеровъ и отсюда отправился въ домъ доктора Веллинга и спасъ тамъ все, что еще не было расхищено. Послѣ этого я пошелъ въ домъ пастора Юргена Нинера, который былъ тяжело раненъ; я послалъ его къ цирюльнику и занялъ его домъ. Мало по малу пришли ко мнѣ на помощь и другіе кварталы, такъ какъ они услышали, что я вооруженъ, что требовалъ ихъ къ себѣ, потому они и рѣшились вытти. Тогда я отправился съ господиномъ Детлоффомъ Голлеромъ и нѣкоторыми бюргерами въ домъ фохта, Іоанна Тастія. Чернь успѣла уже явиться туда съ пожарными лѣстницами, ломались въ двери и хотѣли вышибить ихъ. Тамъ была бы хорошая пожива, потому что какой-то знатный господинъ оставилъ у него сундукъ съ нѣсколькими тысячами гульденовъ, который мы ему и спасли. Послѣ этого мы отбили чернь отъ іезуитскаго монастыря, который они хотѣли также разграбить; тоже самое хотѣли они сдѣлать съ домомъ Германа Шрейбера, въ которомъ въ то время имѣлъ квартиру епископъ Шенкингъ[48] и съ домомъ Альбердинга, гдѣ также была бы хорошая пожива. Многіе бюргеры взялись за оружіе.
Тогда мы возстановили порядокъ и въ кварталахъ. Всю ночь до самаго утра мы ходили изъ одного квартала въ другой по всѣмъ улицамъ города. Въ одно воскресенье мы позвали всѣхъ бюргеровъ собраться послѣ обѣдни на рынкѣ у Новаго дома[49], тутъ выдвинулся впередъ одинъ бюргеръ, именемъ Мартинъ Гизе, затѣявшій преобразовать весь городъ. Онъ ужъ зналъ, какъ это сдѣлать, у него были тайные совѣтчики, въ особенности Николай Фикенъ, который собственно и былъ зачинщикомъ всего этого дѣла. Ректоръ Гейнрихъ Мэллеръ, его товарищъ и эльтерманъ, Гансъ Бринке, докторъ Стопіусъ были также тайными зачинщиками, равно какъ и конректоръ Расціусъ. Они то и составили себѣ партію изъ бюргеровъ, которые пристали къ нимъ. Послѣ этого возстаніе продолжалось.
Во первыхъ, въ этотъ же самый вечеръ магистратъ вынужденъ былъ собраться въ акцизной лавкѣ и обѣщать въ слѣдующее же утро, въ понедѣльникъ, подъ клятвою уничтожить запрещеніе. Такъ и произошло. А между тѣмъ они заняли всѣ городскія ворота, такъ что никто не могъ выйдти. Утромъ, когда колоколъ ударилъ 8 часовъ, собрался магистратъ, а тѣмъ временемъ тотъ реформаторъ Гизе велѣлъ созвать всѣхъ бюргеровъ на рынокъ со знаменами отъ кварталовъ, которыя несли предъ ними со свистомъ и съ барабаннымъ боемъ. Тамъ они на скорую руку выбрали себѣ начальниковъ, квартирмейстеровъ и румор-мейстеровъ, подняли по улицѣ страшный шумъ, свистъ и барабанный бой. Тогда же были выбраны 16 человѣкъ, которые должны были съ копьями и дубинами явиться предъ магистратомъ; всѣми ими предводительствовалъ Гизе. Тогда и началась капитуляція и переговоры (мы говоримъ это вообще) съ магистратомъ. Магистрату предложили цѣлую кучу условій, на которыя онъ противъ свой воли долженъ былъ согласиться, а переговоры длились 14 дней. Волей неволей магистратъ долженъ былъ на все согласиться, чего они только ни захотѣли, а между прочимъ они отворили городскія ворота, такъ какъ захватили всѣ ключи отъ ворота и кассъ, также и протоколы.
Такъ какъ домъ бургграфа былъ разграбленъ, то ему слѣдовало бы начать съ ними дѣло подъ собственною печатью и рукоприкладствомъ, но какъ только отворились ворота, онъ убѣжалъ изъ города въ замокъ, началъ искъ предъ кардиналомъ противъ магистрата и общины на сумму 10,000 гульденовъ, такъ какъ, по его словамъ, онъ потерпѣлъ убытку на 2000 талеровъ, да еще и за различныя потерпѣнныя имъ несправедливости. Кардиналъ призналъ справедливость иска и требованія. Тогда Гизе аппелировалъ со стороны общины королю Стефану. Отто Кане, магистратскій секретарь, смѣщенный магистратомъ по желанію общины, выѣхалъ изъ города въ Трейденъ. Они обвинили также Іоанна Тастія въ томъ, что онъ, будучи депутатомъ отъ города, дѣйствовалъ не по инструкции, а сдѣлалъ лживыя донесенія, что онъ совершилъ crimen peculatus и обобралъ общину, будучи фохтомъ. Тастій, замѣтивъ, что они хотятъ противъ него прибѣгнуть къ насилію, убѣжалъ изъ города въ замокъ.
Такъ какъ кардиналъ выѣхалъ изъ Ливоніи, а король Стефанъ былъ въ Гроднѣ, то тамъ и пришлось подавать и аппеляцію противъ бургграфа и какъ нибудь оправдать мятежъ. Тогда община, или скорѣе Гизе, выбралъ нѣсколько довѣренныхъ лицъ, которыя ему были тайными совѣтчиками по дѣламъ возстанія. Выбрали лицентіата Каспара Турбана, который жилъ въ домѣ Николая Фике и котораго уже давно намѣтили для этой цѣли и нотаріуса Мартина фонъ Клеве, и вмѣстѣ съ двумя лицами отъ общины, Госсеномъ Парбасомъ и Гейнрихомъ Виге, послали къ королю. Магистратъ же послалъ меня недостойнаго, такъ какъ я въ то время уже былъ бургомистромъ, и со мною послалъ синдика доктора Веллинга и Каспара Дреллинга вмѣстѣ съ секретаремъ Давидомъ Гильхеномъ (онъ заболѣлъ и остался въ Вильнѣ). Мы прибыли въ Гродно, гдѣ въ то время былъ король, но должны были тамъ ждать нѣсколько недѣль, пока не возвратился кардиналъ изъ Вильны, и только тогда мы получили аудіенцію у короля. Когда мы пришли, то тамъ уже нашли бургграфа Николая Экке, Іоанна Тастія, пастора Юргена Нинера и Отто Кане, секретаря. Они просили коротко: чтобы ихъ возстановить въ должностяхъ, негодяевъ наказать и пощадить невинныхъ; городъ же за возмущеніе отвѣчать не можетъ.
Лицентіатъ Турбанъ представилъ длинную обвинительную жалобу, цѣлую книжку отъ имени общины противъ изгнанныхъ (exules) и тогда магистратъ представился предъ королемъ и сенаторами. Изгнанные просили себѣ копію съ жалобы, чтобы отвѣчать на нее. Докторъ Веллингъ долженъ былъ говорить отъ магистрата, но не посмѣлъ, боясь общины, и такимъ образомъ я долженъ былъ говорить по нѣмецки и просилъ копіи съ жалобы, которая и была намъ дана. Тогда изгнанные дали отвѣтъ. Если жалоба была злокознена, то и отвѣтъ не уступалъ ей. Мы отъ имени магистрата, при вторичномъ представленіи, просили его кор. величество не наказывать городъ изъ-за какихъ-нибудь злоумышленниковъ, но устроить дѣло такимъ образомъ, чтобы всѣ привиллегіи города остались неприкосновенными.
Король съ сенаторами уважили нашу жалобу и отвѣтили такимъ образомъ: его кор. величество выслушалъ обвиненія и защиту; какъ вы тамъ себѣ хотите, а мы вамъ приказываемъ и повелѣваемъ, чтобы вы все, что во время мятежа пришло въ неустройство, привели въ порядокъ, потерпѣвшихъ оскорбленія и убытки удовлетворили, и сами уладили бы все это дѣло между собою. Если это случится и окажется нужнымъ кое что перемѣнить, мы, если вы самолично хлопотать за это будете, въ справедливости вамъ не откажемъ. А такъ какъ вашъ мятежъ зашелъ слишкомъ далеко, и принялъ размѣры, которыя не могутъ быть терпимы, то зачинщики возстанія должны явиться, чтобы дать надлежащій отвѣтъ въ своихъ поступкахъ. Этихъ-то вы должны побудить и принудить явиться сюда. Если вы исполните это, то можете надѣяться на нашу королевскую милость, какъ и прежде, если же нѣтъ, то будете ввержены въ большую нужду и опасность съ вашимъ добромъ и имуществомъ.
Таково было содержаніе королевскаго отвѣта. Этотъ-то отвѣтъ мы и передали магистрату и общине, после чего въ скоромъ времени въ Ригу явился королевскій секретарь, принесшій съ собою два позыва (citationes) къ суду, которые тоже были переданы магистрату.
Гансъ Бринке и Мартинъ Гизе обвинялись въ уголовномъ преступленіи: они были главными зачинщиками смятенія и имѣли сношенія съ чужеземными монархами. Секретарь потребовалъ отъ магистрата и общины отвѣта: будутъ ли обвиняемые представлены королевскому суду (компарированы) или нѣтъ? Магистратъ объявилъ, что будутъ. Община же объявила чрезъ стараго эльтермана Ганса фридаха, что община не хочетъ и не можетъ выдать названныхъ обвиняемыхъ. Секретарь протестовалъ противъ этого и увѣщевалъ передумать; но объ этомъ община и слышать не хотѣла.
In termino (т. е. по истеченіи срока, въ который обвиняемые должны были явиться къ суду) они были осуждены королемъ Стефаномъ къ смертной казни съ конфискованіемъ ихъ имущества. Но какъ только секретарь выѣхалъ изъ Риги, какъ въ публичномъ рейхстаге предъ Ивановымъ днемъ началось снова смятеніе. Какъ разъ въ то время, когда магистратъ разбиралъ спорныя дѣла, врывается въ магистратъ Гизе съ толпою мятежной черни, велитъ всѣмъ молчать и начинаетъ дерзостно жаловаться на бургомистра Берга. Община обвиняла Берга въ воровствѣ, и требовала, чтобы его сейчасъ же предать пытке, безъ всякаго разбирательства и спросовъ: община-де ужъ ответитъ за это (да, держи карманъ!). На ночь въ ратуше долженъ былъ оставаться докторъ Веллингъ. Между тѣмъ, они напугали фохта Іоанна Тастія, что ночью нападутъ на замокъ, а его будутъ пытать. Добрый человѣкъ думалъ избѣжать такой опасности, скрывшись изъ замка, и действительно убѣжалъ оттуда, но у мятежниковъ были караульные въ лодкахъ: тѣ его поймали на Двинѣ и ночью заключили въ тюрьму. Утромъ мятежники представили Тастія въ магистратъ и требовали, чтобы магистратъ тотчасъ же приказалъ палачу пытать его. Такъ какъ магистратъ не хотѣлъ согласиться на это, то они заставили палача пытать несчастнаго и мучили его пока онъ не сказалъ имъ всего, чего они только ни пожелали, что онъ хотѣлъ изменить церкви, делалъ фальшивыя реляціи и еще много другаго, что все было неправда. Чтобы освободиться отъ пытки, онъ во всемъ соглашался съ ними и показалъ на доктора Беллинга. Тогда мятежники потащили на пытку и Беллинга. Тотъ, желая лучше умереть, чемъ подвергаться мученіямъ, сказалъ имъ все, чего они только желали, но относительно церквей сказалъ, что невиновенъ: потому что герцогъ курляндскій советовалъ городу не начинать никакого спора съ королемъ изъ-за церкви.
Но къ чему это повело? Мятежники принудили магистратъ дать приговоръ по этому насильственному мятежному процессу, какъ будто обвиняемые были виновны на самомъ дѣлѣ.
Я подалъ и заявилъ письменно свой голосъ, что весь процессъ и всѣ показанія по оному слѣдуетъ передать на сужденіе безпристрастныхъ университетовъ. Такъ какъ это оказалось невозможнымъ, то я рѣшился выѣхать изъ города, но, впрочемъ, оставался въ городѣ хлопотать, чтобы какъ нибудь освободить Тастія и доктора Веллинга. Хотя Веллингъ и былъ осужденъ на казнь, но мнѣ удалось спасти ему жизнь. Я даже успѣлъ выхлопотать ему позволеніе переѣхать домой. Изъ за этого бунтовщики чуть не перерѣзались между собою. И все-таки послѣ они вытащили его изъ дому и невинно казнили.
Это все было дѣломъ Клауса Фике (да проститъ ему это Богъ!). Я же выѣхалъ изъ города, такъ какъ не могъ жить среди такого управленія. Отто Меппенъ и Эвертъ Гаусманъ также выѣхали. Вскорѣ послѣ этого прибылъ отъ короля гонецъ и принесъ рѣшеніе, что Гизе и Бринкенъ должны быть объявлены изгнанниками и что магистратъ и община должны выполнить приговоръ. На это магистратъ былъ принужденъ отвѣтить, что онъ не въ состояніи выполнить приговора, такъ какъ община арестовала у него мечъ. Тутъ, какъ говорится, и стали волы на горѣ. На это король написалъ къ генералъ-коммисару Пэнкославскому, чтобы немедленно переписать всѣхъ ландзассовъ (т. е. поставить на военное положеніе) и построить на Двинѣ блокгаузъ. Это и было исполнено, а король послалъ ратныхъ людей въ страну, чтобы они водворили порядокъ въ городѣ. Тогда бунтовщики употребили уловку и прибѣгли къ герцогу курляндскому, который написалъ Отто фонъ Меппену, бургомистру Эверту Гаусману и мнѣ въ Даленъ, чтобы вмѣстѣ съ нимъ пріѣхать въ городъ и попытаться на соглашеніе съ общиною. Но мы потребовали отъ герцога, чтобы вслучаѣ невозможности оставаться намъ въ городѣ, онъ обезпечилъ намъ свободный выѣздъ изъ него. Герцогъ написалъ имъ объ этомъ; но тѣ не соглашались на обезпеченіе. Было ясно, что у нихъ было на умѣ по отношенію къ намъ. Но герцогъ обѣщалъ намъ своею княжескою честью, что если никакого соглашенія не состоится, то онъ насъ вышлетъ изъ города безопасно назадъ. Мы бы охотно приняли княжеское обезпеченіе, если бы договоръ о соглашеніи не былъ уже заранѣе составленъ, а этимъ договоромъ все отклонялось и уничтожалось. Мошенники понимали это гораздо лучше, чѣмъ герцогъ курляндскій. Я могу сказать по правдѣ: курляндскій канцлеръ и господинъ Эвертъ и его совѣтники еще живы и были свидѣтелями того, какъ я уговаривалъ герцога хорошенько обдумать все дѣло, чтобы не подвергнуться опасности ни ему самому, ни городу. Правда, онъ вздыхалъ объ этомъ; но мои убѣжденія успѣха не имѣли. Договоръ былъ заключенъ въ томъ смыслѣ, какъ его велѣлъ написать герцогъ и отосланъ съ нарочнымъ къ королю. Но рѣшеніе, послѣдовавшее за тѣмъ, было непріятно и для герцога и для города.
Герцогу было написано, что его к. в. очень удивляется, какъ это такъ герцогъ, будучи леннымъ княземъ, осмѣливается просить его к. в. объ уничтоженш королевскихъ декретовъ, которые должны быть священны, и притомъ просить за убійцъ, которые пролили столь безчеловѣчно кровь такихъ знатныхъ и заслуженныхъ людей, и поэтому пусть онъ, герцогъ, подумаетъ иначе по этому дѣлу.
Городъ же получилъ рѣшеніе, что пусть они и не просятъ о милости, такъ какъ должны были раньше безусловно сдаться на королевскую милость. Такое рѣшеніе показывало, что тутъ не обойдется безъ кроваваго наказанія, тѣмъ болѣе, что самъ король гнѣвно выразился: «Ахъ, добрые люди! Живодеры погибнутъ, это также вѣрно, какъ я живъ. Кровь убитыхъ не останется безъ отомщенія!»
Еще прежде, еще до прихода отвѣта короля, негодяй Гизе со своими совѣтчиками и соучастниками, какъ то: со своимъ братомъ Гансомъ, кассовымъ писцомъ, и Гансомъ Зенгейзеномъ отъ малой гильдіи и Альбрехтомъ Мюллеромъ, якобы со стороны дома черноголовыхъ, отправился въ Швецію искать тамъ защиты у короля[50]. Чего онъ искалъ въ Швеціи такъ это, конечно, понятно всѣмъ разумнымъ людямъ. Когда у него тамъ потребовали кредитива, то онъ отвѣчалъ, что у него «нѣтъ на этотъ разъ, но въ случаѣ нужды можетъ его достать безъ всякаго труда».
Такъ какъ король шведскій хорошо зналъ о смятеніи въ Ригѣ, то и отослалъ Гизе къ своему брату, герцогу Карлу, который и далъ ему аудіенцію, какъ о томъ мнѣ послѣ сообщали Ламбертъ Врадеръ и королевскій секретарь Іоаннъ Вильдбергеръ. Гизе съ товарищами сказали, что они посланы отъ общины, именно 40 почетнѣйшими лицами, который въ настоящее время управляютъ ж смотрятъ за порядкомъ въ городѣ, и жаловались королю, что король польскій всѣ печати и грамоты, данныя его предками какъ рыцарству, такъ и городу, уничтожилъ, отнялъ отъ города всѣ его прежнія привилегіи, хочетъ искоренить лютеранскую вѣру и ввести другую, именно папскую и т. п., сказали, что нѣкоторые измѣнники въ сообщничествѣ съ магистратомъ и управленіемъ содѣйствовали перемѣнѣ религіи передачею церквей, за что и получили уже достойное возмездіе, въ настоящее же время вдругъ подъ носомъ у нихъ выстраиваютъ блокгаузъ, чтобы не могъ къ нимъ проникнуть ни одинъ нѣмецъ, а тѣ, которые находятся въ городѣ, должны страдать, поэтому они теперь просятъ о помощи, обѣщая съ рыцарствомъ сражаться за короля шведскаго до послѣдней капли крови.
Послѣ этого разсказа герцогъ Карлъ объявилъ имъ, что ему чрезвычайно жалко видѣть ихъ въ такой нуждѣ, и посовѣтовалъ, что прежде всего городъ долженъ достигнуть общаго единодушія, а если будетъ нужно, то онъ, герцогъ, имъ охотно поможетъ письмами и другими средствами. Послѣ того герцогъ разспрашивалъ частнымъ образомъ Гизе объ измѣнѣ въ городѣ, а такъ какъ до Риги разстояніе большое, то говорилъ герцогъ, имъ слѣдуетъ продержаться въ городѣ собственными силами. На это сей надменный, дерзкій негодяй Гизе, отвѣчалъ, что онъ все разскажетъ его милости безъ всякой утайки: городъ хорошо снабженъ порохомъ и свинцомъ, хорошими огнестрѣльными орудіями и другимъ ручнымъ оружіемъ; бюргеры, слава Богу, богаты, а городъ еще никогда не бывалъ въ такой крайности, чтобы у него не нашлось нѣсколькихъ сотенъ ластовъ ржи, а другихъ хлѣбовъ такъ навѣрно 1000, кромѣ того бюргеры запаслись продовольствіемъ на два года, у города великолѣпные доходы отъ порторія, акциза и ландфохтейства, такъ что въ мирное время городъ имѣетъ по крайней мѣрѣ 40,000 талеров доходу; въ случаѣ нужды можно во всякое время имѣть въ распоряженіи четыре, или пять сотенъ кнехтовъ, а къ этому можно еще прибавить 4, или 5 сотенъ бюргеровъ и гезелей, здоровенныхъ носильщиковъ съ 300, и еще много сотенъ крестьянъ, для которыхъ въ городѣ постоянно держатся хорошія ружья и ручное оружіе; вообще, ни въ чемъ недостатку не будетъ, а потому городъ нельзя будетъ взять въ теченіи 4, или 5 лѣтъ, если только можно будетъ понадѣяться на подмогу, столько у нихъ въ распоряженіи людей! Послѣ этого герцогъ великолѣпно угощалъ ихъ, переговорилъ съ ними за столомъ обо всемъ подробно и выслушалъ ихъ, хотя въ душѣ своей и не одобрялъ ихъ измѣны. А когда Гизе, весь пропитанный измѣной, сталъ оправдываться въ убійствѣ невинныхъ людей, то герцогъ Карлъ сказалъ: «Когда дьяволъ хочетъ обдѣлать что нибудь въ свою пользу, то употребляетъ для этого обыкновенно или поповъ, или писцовъ». Кто знаетъ, не подразумѣвалъ ли онъ подъ этими словами и самаго измѣнника Гизе?
Это произошло въ 1586 году. Между тѣмъ изъ Польши пришло извѣстіе, что король Стефанъ скончался, а старая польская королева и другіе сенаторы писали, что король шведскій пришлетъ посольство, чтобы рекомендовать польскимъ сословіямъ молодаго принца Сигизмунда (Іоанна, его сына) къ выбору въ польскіе короли. Когда наступило время выборовъ, то Гизе и его сообщникамъ было приказано бросить все и убираться по добру, по здорову изъ Швеціи. Такимъ образомъ, кончилось ихъ дѣло, и Гизе со своими помощниками долженъ былъ отступить.
Но не смотря на это, негодяй не струсилъ, возвратился снова въ Ригу и былъ снова принятъ своими соучастниками и единомышленниками, хотя магистратъ и разспрашивалъ его чрезъ эльтермановъ и старшинъ кто его посылалъ въ Швецію, чего ему тамъ было нужно и зачѣмъ возвратился сюда? Это хотѣлъ знать магистратъ. На это онъ отвѣтилъ прямо, что онъ поѣхалъ туда потому, что видѣлъ гнѣвъ польскаго короля, желавшаго обложить городъ. Онъ поэтому хотѣлъ просить у шведовъ совѣта, а, въ случаѣ нужды, и помощи. Послѣ этого его спросили, сдѣлалъ ли это онъ по собственному побужденію, или же по волѣ другихъ? На это Гизе отвѣтилъ, что сначала посовѣтовался съ другими. Магистратъ потребовалъ, чтобы онъ назвалъ этихъ другихъ, но онъ отвѣтилъ, что это совершенно не нужно. Если бы въ то время у магистрата были развязаны руки, то, конечно, тамъ знали, какъ надо расправиться съ такой шельмой; но когда магистратъ потребовалъ отъ эльтермана и старшинъ арестовать Гизе, то тѣ не хотѣли согласиться на это, а сказали, что это надо прежде обсудить предъ общиной, въ залѣ гильдіи. И хотя было не мало честныхъ бюргеровъ, которые понимали все дѣло и желали, чтобы приговоренный къ изгнанію эльтерманъ Гансъ Бринкенъ и его бездѣльный товарищъ Гизе были изгнаны изъ города; но Бринкенъ напоилъ въ своемъ погребѣ нѣсколькихъ негодяевъ, которые и подняли мятежнымъ образомъ страшный крикъ. Они никоимъ образомъ не соглашались изгнать Гизе изъ города, хотѣли стоять за него своею жизнью и имуществомъ. Тогда докторъ Стопіусъ, говоря правду, подкрѣпилъ ихъ, заявивъ, что если Гизе отвѣчаетъ за все это, то пусть остается, магистратъ тутъ ни при чемъ. Такимъ вотъ образомъ городъ и остался подъ мятежомъ, пока наконецъ волею Божьею не былъ избранъ въ польскіе короли молодой шведскій принцъ Сигизмундъ. Теперь бунтовщикамъ пришлось плохо, такъ какъ они хорошо знали, что именно теперь выйдетъ наружу все, что они замышляли въ Швеціи.
Такъ какъ въ день избранія произошли несогласія и нѣкоторые требовали, чтобы въ короли былъ избранъ сынъ стараго императора Максимиліана, не смотря на то, что сенаторы получили грамоты и письма подъ 8 печатями, что государемъ долженъ быть выбранъ и признанъ не кто иной, какъ только молодой шведскій принцъ, и это было уже объявлено публично съ пушечною пальбою, но все таки бунтовщики послали тайкомъ къ Максимиліану своего адвоката Освальда Грилле, безъ всякаго разрѣшенія и согласія на то магистрата, съ предложеніемъ взять городъ подъ императорскую власть. Тогда то стало яснымъ, чего они боялись. Съ грамотою отъ польскихъ сословій, что Сигизмундъ долженъ быть признанъ законнымъ государемъ, въ Ригу прибылъ съ избирательнаго сейма секретарь шведскаго посольства Іоаннъ Вильдбергеръ и потребовалъ отъ города суммы денегъ. Когда ему заявили о несостоятельности города, онъ прямо упрекнулъ, что рижане только прикидываются бѣдняками, такъ какъ городъ передъ тѣмъ хвасталъ королю, что у него 40,000 талеровъ годоваго дохода. Теперь стало очевиднымъ, какою ложью хотѣлъ провести короля шельма Гизе.
Когда король Сигизмундъ прибылъ въ Польшу и былъ коронованъ, а Максимиліанъ, который со своими сообщниками хотѣлъ отнять корону у означеннаго Сигизмунда, былъ разбитъ и заключенъ въ Прютценѣ, и когда король назначилъ первый сеймъ послѣ празднества коронованія, городъ Рига получилъ королевскій позывъ къ суду именно по тому поводу, что тѣ шельмы хотѣли передать городъ шведамъ. Тутъ-то у бюргеровъ открылись глаза: рѣшились отправить пословъ на сеймъ съ просьбою, чтобы въ Ригу были присланы коммисары, которые бы привели все въ порядокъ и возстановили спокойствіе въ городѣ.
Сеймъ назначилъ коммисарами: Северина Бонара, краковскаго каштеляна, и Льва Сапѣгу, великаго канцлера литовскаго; они-то и должны были потушить возстаніе. Какъ только бунтовщики провѣдали про это назначеніе, сейчасъ-же подняли страшный шумъ въ городѣ, такъ что многіе уснуть даже не могли, и стали обсуждать, какъ бы это имъ (коммисарамъ) захлопнуть ворота подъ носомъ, да собрать побольше народу на валы и стѣны, чтобы весь городъ подвести подъ законъ о проскрипціи (лишенію покровительства закона). Они думали, что послѣ такого поступка и хорошіе люди, и негодяи умилостивятъ короля. Но Господь Богъ, хранящій своихъ вѣрныхъ рабовъ, устроилъ такъ, что въ это самое время въ городъ прибылъ полковникъ Юргенъ Фаренсбахъ, возвращавшійся съ варшавскаго сейма. Мы, чрезъ секретаря Давида Гильхена, уговорили его, чтобы онъ, не взирая на опасность, отправился на рынокъ съ людьми, которые были съ нимъ, а также съ городскими кнехтами, къ которымъ мы еще прибавили 150 солдатъ и болѣе двухсотъ бюргеровъ. Мы привезли нѣсколько полевыхъ пушекъ и принудили мятежниковъ поклясться и обѣщать, что они будутъ спокойно вести себя, примутъ коммисаровъ и покорятся волѣ его кор. величества, дабы юстиція могла дѣйствовать безпрепятственно.
Въ іюлѣ 1589 года, прибыли въ Ригу господа коммисары съ ихъ комитетомъ и, хотя нѣкоторые неблагосклонно смотрѣли на ихъ назначеніе, но литовскій великій канцлеръ въѣхалъ пышно и великолѣпно съ 150 людьми въ городъ и остановился въ домѣ покойнаго Тастія, а другой коммисаръ, Северинъ Бонаръ, помѣстился въ замкѣ. Они были хорошо приняты городомъ и во все время, пока длилась коммисія, были содержимы на счетъ города.
Первое засѣданіе коммисіи происходило въ ратушѣ. Коммисары объявили городу королевскую милость и предъявили указъ его кор. величества по которому имъ, коммисарамъ, подлежало прекратить безпорядки въ городѣ, не уничтожая городскихъ привилегій. При коммиссарахъ находилось двое королевскихъ секретарей: Іоаннъ Скритовскій и господинъ Волланусъ[51]. Кромѣ того они объявили: такъ какъ въ городѣ находятся два лица, которые еще прежде признаны его кор. величествомъ и сословіями главными виновниками возстанія и были уже призываемы къ суду, но вслѣдствіе ихъ отсутствія обвинены in contumaciam, и такъ какъ эти самыя лица для увеличенія безпокойства хотѣли помѣшать дѣйствіямъ коммисіи, поэтому, въ силу королевскаго повелѣнія, слѣдуетъ арестовать этихъ лицъ. Магистратъ распорядился арестовать этихъ лицъ, но, однако, позволилъ имъ защищаться, не смотря на послѣдовавшую проскрипцію in contumaciam. Эти лица, хотя крѣпко противились магистратскому распоряжение, но должны были идти всетаки подъ арестъ. Послѣ этого былъ назначенъ день, когда весь городъ долженъ быдъ по обычаю собраться на рынкѣ, для принесенія присяги его королевскому величеству, каковая присяга и была принесена.
Послѣ того отрѣшенные отъ должностей (exules): бургграфъ Николай Экке, бургомистръ Каспаръ Берге и секретарь Отто Канпе были возстановлены въ ихъ прежнихъ мѣстахъ и водворены съ правомъ обратиться, буде пожелаютъ, къ суду на кого либо изъ своихъ обидчиковъ. За тѣмъ господа коммисары назначили день и приказали, чтобы въ этотъ день собралось шесть человѣкъ отъ магистрата и шесть изъ бюргерства; къ этимъ выборнымъ коммисары присоединятъ своихъ двухъ королевскихъ секретарей, а королевскій фискалъ Бальтазаръ Шнелль въ этотъ день прочитаетъ двумъ арестованнымъ совершенные ими проступки и злодѣянія (обвинительный актъ) и заявитъ имъ, чтобы они готовились къ отвѣту. Когда въ назначенный день всѣ означенныя лица собрались, сперва позвали къ нимъ Гизе, и королевскій фискалъ Бальтазаръ Шнелль, прочиталъ слѣдующіе обвинительные противъ него, Гизе, пункты:
1) Онъ, Гизе, присталъ къ бунтовщикамъ и предводительствовалъ ими, осмѣлился возстать противъ городскаго начальства съ распущенными знаменами и съ оружіемъ, чтобы принудить его къ преобразованію городскаго устройства, причемъ многихъ лицъ лишилъ имущества и жизни.
2) Въ теченіе пяти лѣтъ онъ поддерживалъ ужасный бунтъ, черезъ что причинилъ городу непоправимый вредъ.
3) Онъ осмѣлился составить тайный совѣтъ заговорщиковъ изъ бюргерства.
4) Въ теченіе пяти лѣтъ, во всякое время, когда только хотѣлъ, онъ составлялъ тайныя сборища или со своими заговорщиками, или же съ чернью и, когда только ему не приходило въ мысль, продолжалъ свои дѣйствія.
5) Онъ отобралъ отъ начальства ключи отъ городскихъ воротъ и ворота, по своему произволу, днемъ и ночью, отворялъ и запиралъ.
6) Онъ отнялъ совершенно власть у магистрата, топталъ его пять лѣтъ ногами, своему шельмовскому брату, Гансу Гизе, противъ воли магистрата, вручилъ вѣдѣніе городской кассой, такъ что только онъ одинъ распоряжался этой кассой, и магистратъ оттуда не могъ получить ни гроша безъ его согласія, между тѣмъ какъ онъ самъ во всю свою жизнь не внесъ туда ни полушки.
7) Онъ привлекъ къ себѣ множество всякихъ бродягъ и всякихъ жадныхъ къ золоту горожанъ, которые должны были помогать ему въ мятежѣ. Нѣкоторые изъ нихъ слѣдующіе:
| Іоахимъ Шульце. |
| Мартинъ Клеффе. |
| М. Каспаръ Турбанъ. |
| Д-ръ Годельманъ, изъ Ростока. |
| Морицъ Маркусъ Бурместеръ. |
| Д-ръ Іоаннъ Голлеръ, изъ Помераніи. |
| Д-ръ Стопіусъ. |
| Іоаннъ Брунсъ. |
| Филиппъ Миттендорфъ. |
| Освальдъ Грилле. |
8) Секретаря Отто Капе силою лишилъ мѣста и должности безъ всякой причины.
9) Онъ устраивалъ всякія лживыя жалобы, которымъ придавалъ оттѣнокъ истины, и возбудилъ чернь выгнать лучшихъ членовъ изъ магистрата и пытать ихъ безъ всякихъ уликъ.
10) Когда магистратъ противился принужденію, то онъ, съ копьями и алебардами ворвавшись въ ратушу, нерѣдко держалъ весь магистратъ подъ арестомъ весь день, до поздней ночи. Самъ, по своему произволу, исключилъ оттуда старшаго бургомистра Каспара Берге, Іоанна Тастія фохта, доктора Готтгарда Веллинга, синдика. Онъ велѣлъ всѣхъ ихъ пытать, приказалъ палачу, безъ согласія магистрата, мучить и терзать ихъ и, бунтуя, угрожалъ магистрату копьями и жердями, если они не хотѣли тотчасъ же быть казненными, и на этотъ случай поставилъ мужиковъ предъ ратушей, чтобы произнести приговоръ согласно съ показаніями пытаемыхъ, между тѣмъ какъ тѣхъ чуть до смерти не замучили, въ особенности Тастія, такъ что докторъ Веллингъ не хотѣлъ терпѣть подобной пытки, но скорѣе сказать все, чего только онъ не потребуетъ, и лучше претерпѣть смерть, чѣмъ быть подвергнутымъ такимъ мученіямъ, какимъ подвергся Тастій.
11) Онъ велѣлъ съ неслыханнымъ и ужаснымъ тиранствомъ убить ихъ.
12) Онъ велѣлъ поймать Тастія своимъ сообщникамъ у рѣки Двины, когда его сопровождалъ королевскій конвой, потащилъ его ночью въ тюрьму, и открылъ здѣсь ворота.
13) Онъ открытою силою отнялъ у магистрата арсеналъ и выгналъ весь городъ ломать королевскій блокгаузъ, при чемъ много было пролито невинной крови бюргеровъ, гезелей и ратниковъ.
14) Презиралъ всѣ королевскіе указы, позывы и декреты, къ вящему его кор. величества оскорбленію.
15) Отобралъ церкви его корол. вел. и выгналъ королевскихъ священниковъ изъ города, все въ противность его кор. величеству.
16) Онъ навлекъ королевскій гнѣвъ на городъ до того, что, если бы жилъ покойный король Стефанъ, то за вину взбунтовавшихся негодяевъ, предводительствуемыхъ Гизе, онъ не оставилъ бы въ немъ камня на камнѣ. Это оный архинегодяй, Гизе, отлично понялъ и поэтому убѣжалъ въ Швецію, предлагалъ городъ шведскому королю, и хотѣлъ получить его помощь противъ короля полъскаго.
17) Онъ говорилъ шведскому королю, что будто бы земство (дворянство) не хочетъ быть подъ польскимъ подданствомъ и будто сочувствуетъ его изменническому предложенію. Если онъ былъ уполномоченъ ландзассами, то долженъ назвать кѣмъ именно.
Гизе, который при чтеніи этихъ пунктовъ струсилъ и растерялся, сказалъ, что онъ не повиненъ по всѣмъ пунктамъ, такъ какъ дѣйствовалъ по принужденно общины; а если же и случилось что лишнее, то онъ готовъ униженно просить о прощеніи короля и его коммисаровъ. Кромѣ того онъ просилъ, чтобы съ нимъ не поступали черезчуръ строго.
Такимъ же образомъ и въ тѣхъ же пунктахъ и выраженіяхъ былъ обвиняемъ Гансъ Бринкенъ, съ прибавленіемъ, что онъ поилъ бунтовщиковъ виномъ, чтобы тѣ не допускали изгнанія Гизе изъ города, когда онъ возвратился изъ Швеціи.
Во вторыхъ, что онъ собралъ въ своемъ домѣ бунтовщиковъ съ оружіемъ, такъ что господинъ полковникъ (Фаренсбахъ) долженъ былъ выступить на рынокъ, а также побуждалъ бунтовщиковъ не впускать королевскихъ коммисаровъ въ городъ для подавленія бунта.
Это вотъ и объявили королевскіе секретари господамъ коммисарамъ. Послѣ этого коммисары на другой день прибыли въ ратушу и, послѣ нѣкотораго сужденія, велѣли пытать сначала Гизе, а потомъ и Бринкена, чтобы вывѣдать отъ нихъ имена сообщниковъ; съ пытки тѣ назвали сообщниковъ, имена коихъ и были приняты къ свѣдѣнію. Послѣ этого былъ объявленъ приговоръ: виновные должны быть казнены, какъ то заслужили, четвертованіемъ, но, по ходатайству секретаря Гильхена, приговоръ этотъ былъ смягченъ: рѣшено было казнить ихъ мечемъ.
Послѣ этого были привлечены къ суду другіе сообщники и ближайшіе участники бунта, и, смотря по проступкамъ, были наказаны весьма снисходительно: кто тюрьмою, кто деньгами. Призываю въ свидѣтели Господа Бога, что я со многими примирился, а нѣкоторымъ людямъ, которымъ былъ назначенъ денежный штрафъ, даже одолжилъ денегъ изъ моего собственнаго кошелька, чтобы они могли остаться въ краѣ и исправиться.
Гансъ Зенгейзенъ, лудильщикъ, который во все время былъ однимъ изъ главныхъ зачинщиковъ бунта и ѣздилъ вмѣстѣ съ Гизе въ Швецію, былъ совершенно справедливо обезглавленъ. Братъ Гизе, Гансъ, который заслуживалъ бы смерти, но на колѣняхъ выпросилъ у господъ коммисаровъ милостивый для себя приговоръ, былъ заключенъ въ тюрьму пожизненно; Альбрехтъ Мюленъ, развратный негодяй, который также ѣздилъ съ Гизе въ Швецію, былъ навсегда исключенъ отъ занятія въ городѣ какой либо должности. Клаусъ Брокгофъ скрылся бѣгствомъ и былъ осужденъ на проскрипцію; Вернеръ Диненброкъ скрылся бѣгствомъ и былъ приговоренъ къ проскрипціи, также какъ и Клаусъ Лоске. Прочіе были наказаны или денежнымъ штрафомъ, или тюрьмою.
Послѣ того собрался весь магистратъ, а также и отрѣшенные (exules) и объявили, что если кто либо изъ общины желаетъ принести на нихъ жалобу, то пусть тотъ выступитъ, выскажетъ свою жалобу, а потомъ замолчитъ. Тогда община стала совѣщаться между собою; но никого не было, кто хотѣлъ бы выступить впередъ, а другіе невиноватые говорили, что имъ было бы очень пріятно видѣть, когда магистратъ примирится съ общиною, не будетъ строго наказывать виноватыхъ, чтобы снова между магистратомъ и общиною явились миръ, единодушіе и обоюдное согласіе; что невиноватые готовы подвергнутся наказанію вмѣстѣ съ виновными, если только этимъ возстановится миръ и тишина.
Это весьма понравилось высокопочитаемому магистрату, который и передалъ это господамъ коммисарамъ. Эти также сочли за хорошее объявить амнистію за все происшедшее.
Послѣ этого составился комитетъ изъ магистрата и выборныхъ отъ общины, которые написали генеральный контрактъ, получившій послѣ одобреніе со стороны господъ коммисаровъ.
Послѣ этого коммисары, вслѣдствіе данной имъ инструкціи, настаивали на томъ, чтобы церковь св. Іакова была по прежнему уступлена папскимъ священникамъ, но такъ какъ община на этотъ разъ сильно противилась этому, то они отложили вопросъ о церкви до прибытія его королевскаго величества, который въ то время находился въ Ревелѣ.
Тогда съ господами коммисарами вступили въ переговоры насчетъ уничтоженія блокгауза, который былъ выстроенъ, по причинѣ бунта, на Двинѣ. Послѣ долгихъ переговоровъ, пришлось заплатить ратнымъ людямъ. Господинъ Леникъ получилъ Икскуль и Кирхгольмъ, отъ которыхъ городъ имѣлъ доходу 7,000 гульденовъ, другіе были удовлетворены деньгами и товарами, или наконецъ векселями. Уничтоженіе блокгауза обошлось городу въ 50,000 гульденовъ. Кромѣ того стоимость всего, что коммисары употребляли во время своего пребыванія въ городѣ, также достигала до порядочной суммы.
Отрѣшенные отъ должности (exules) также настаивали на томъ, чтобы ихъ вознаградили за потерпѣнные ими убытки; но господа коммисары сами обсудили и рѣшили это дѣло, что конечно должна была бы сдѣлать община, вмѣсто того, чтобы ссориться другъ съ другомъ[52].
Въ 1589 году, 26 августа, въ день св. Северина былъ заключенъ бюргерскій договоръ между магистратомъ и общиною и подписанъ господами коммисарами, припечатанъ и былъ прочитанъ всенародно въ ратушѣ, въ присутствіи господъ коммисаровъ, и каждый долженъ былъ клясться и обѣщать держать его на вѣчныя времена. Поклялись весь магистратъ и эльтерманы вмѣстѣ со старшинами обѣихъ гильдій, вся община и всѣ жители города Риги. Такимъ образомъ драгоценный миръ былъ снова возстановленъ въ Ригѣ. Господь да сохранитъ его на вѣчныя времена, отъ поколѣнія къ поколѣнію! Послѣ этого было постановлено въ Ригѣ на вѣчныя времена благодарить Бога за Севериновъ день.
Послѣ того господа коммисары простились съ магистратомъ и общиною и отправились обратно домой, написавъ сначала три копіи съ контракта, изъ которыхъ одну дали на сохраненіе магистрату, другую старшинамъ большой гильдіи, а третью старшинамъ малой гильдіи. Городъ проводилъ коммисаровъ съ почестью и благодарностью, какъ подобаетъ. Произошло это въ 1589 году, 26 августа, въ Севериновъ день.
Договоръ 26 августа 1589 г., опредѣлившій отношенія между рижскими городскими сословіями, заслуживаетъ, какъ и весь эпизодъ о календарныхъ смутахъ въ Ригѣ болѣе подробнаго изложенія, чѣмъ то сдѣлано у Ніенштедта, свидетельство котораго во всякомъ случаѣ, какъ очевидца совершавшихся смутъ, чрезвычайно важно. Рижское городское общество съ древвнѣйшихъ времень, едва-ли не съ самаго основанія Риги (1201 г.) управлялось магистратомъ, о составѣ котораго и предметахъ вѣдомства было разсказано во вступленіи къ 1-му тому При. Сб. стр. XVI—XVIII. Магистратъ составлялъ первенствующее, управляющее городское сословіе. Второе городское сословіе составляло общество купцовъ, называемое большою гильдіею, а третье сословіе составляли ремесленники или малая гильдія. Появленіе гильдій въ Ригѣ относится къ временамъ весьма отдаленнымъ, первоначальные уставы (шраги) ихъ были составлены около 1354 г. по примѣру шраговъ, дѣйствовавшихъ въ тѣ времена въ Минстерѣ и Соестѣ. Каждая изъ гильдій управлялась своимъ выборнымъ эльтерманомъ и выборными старшинами, эльтерманъ и старшины составляли старшинскую думу (скамью старшинъ). Обѣ гильдіи имѣли значительное вліяніе на городское, даже на церковное управленіе, а въ случаяхъ особенно важныхъ депутаты гильдій являлись даже на ландтаги, тѣмъ не менѣе отношенія гильдій къ магистрату были весьма неопределенны, а неопредѣленность отношеній была поводомъ къ разнымъ неудовольствіямъ: гильдіи были недовольны своимъ малымъ участіемъ въ городскомъ управленіи, находя магистратское управленіе черезъ чуръ безконтрольнымъ и самовластнымъ (что было и правда). Желаніе упорядочить отношеніе магистрата къ общинѣ, опредѣлить права и обязанности каждаго городскаго сословія замѣчалось въ рижской общинѣ весьма сильное. Имъ, этимъ желаніемъ, и выясняется весьма многое въ календарныхъ смутахъ.
Извѣстно, что Рига присягнула королю Сигизмунду — Августу (См. Приб. Сб. II, 403) только тогда, когда королевскій ливонскій намѣстникъ, князь Николай Радзивиллъ, выдалъ 17 марта 1762 г. удостовѣрительную грамоту, утверждавшую древнія городскія права и преимущества и обезпечивавшую Ригѣ независимость вслучаѣ, если бы польскій сеймъ не утвердилъ условій сдачи или вслучаѣ, если бы оказалась невозможность соединенія въ одно время съ Польшею и Литвою, и наконецъ вслучаѣ, если король умретъ, не оставивъ наслѣдства. Эта удостовѣрительная грамота извѣстна подъ именемъ cautia altera Radzivilliana. Извѣстно- также (см. Приб. Сб. III, 159—161), что въ 1566 г., когда устроилось соединеніе Ливоніи съ Литвою, Рига ни за что не хотѣла принимать акта соединенія и упорно стояла при названной (второй) удостовѣрительной грамотѣ. Польское правительство хотѣло было принять мѣры, чтобы силою заставить Ригу присягнуть, но Кетлеръ явился посредникомъ, убѣдилъ правительство не строить блокгаузовъ, не препятствовать судоходству, а подождать, пока Рига одумается и присягнетъ добровольно. Дѣло такимъ образомъ затянулось и Рига очутилась въ полу-независимомъ положеніи.
Рижскіе депутаты являлись на сеймы, но дѣло впередъ отнюдь не подвигалось: причиною тому были частію продолжавшаяся война, частію неурядица въ самой Польшѣ. Только въ то время, когда война съ Іоанномъ Грознымъ подходила къ концу, и когда исходъ ея не подлежалъ сомнѣнію, Баторій занялся устройствомъ внутреннихъ дѣлъ Ливоніи. Лѣтомъ 1579 г. ему представились депутаты отъ Риги и передали на разсмотрѣніе и утверждение составленный особою коммисіею сокращенный сборникъ привиллегій — corpus privilegiorum. Тѣмъ не менѣе, король не утвердилъ правъ Риги. Есть извѣстіе, что онъ сказалъ депутатамъ, что желаетъ вовсе не имѣть Риги, чѣмъ имѣть ее на столь невыгодныхъ для Польши условіяхъ. Переговоры затянулись; они продолжались въ 1780 г., въ началѣ 1781г. перенесены были въ Гродно и Дрогичинъ. Здѣсь многіе пункты были выключены вовсе, многіе измѣнены, а утвержденіе нѣкоторыхъ, именно по духовнымъ имѣніямъ и укрѣпленіямъ, отложено впредь до прибытія короля въ Ригу. Только 14 января 1781 г. рѣшился вопросъ о правахъ и преимуществахъ города. Въ этотъ день король подписалъ городскія привиллегіи: corpus privilegiorum Stephaneum, Рига подчинялась королю и на вѣчныя времена соединялась съ Литвою и Польшею; король, обѣщаясь защищать рижанъ отъ всякихъ постороннихъ требованій, преимущественно же со стороны Германской имперіи, утвердилъ отъ своего и отъ своихъ потомковъ имени всѣ владѣнія рижанъ, свободы, законы, права и статуты ихъ какъ въ церковныхъ, такъ и въ свѣтскихъ дѣлахъ, всѣ добрые и законные обычаи и договоры съ ганзою; утвердилъ также рижское городовое право и суды, съ оговоркою однако, дабы ничто не противорѣчило ни вѣрности, ни подданству королю, ни публичному праву. Магистрату предоставлено было право налагать аресты какъ на иноземцевъ, такъ и на поляковъ и на литовцевъ. Магистратъ и городской фохтъ удержали за собою право суда. Дворяне, проживающіе на городскихъ земляхъ, или имѣющіе контракты съ городомъ, подлежать суду бургграфа, избираемаго королемъ изъ четырехъ бургомистровъ, который долженъ былъ исполнять свою должность такъ, какъ то принято въ трехъ большихъ прусскихъ городахъ. Магистрату было предоставлено право дѣлать измѣненія въ городскихъ законахъ, статутахъ и обычаяхъ, но не иначе, какъ съ королевскаго утверждения. Спорныя дѣла города съ лифляндскимъ дворянствомъ разрѣшаются или ландтагомъ или же особыми коммисарами, которыхъ король будетъ назначать изъ природныхъ лифляндцевъ; споры магистрата съ гражданамии подлежали рѣшенію трехъ особыхъ судей, избранныхъ съ обѣихъ сторонъ. Бѣглые крестьяне, о которыхъ никто не заявилъ въ теченіе двухъ лѣтъ. должны быть приписаны къ городу. Рижскіе горожане, помимо магистрата, не имѣютъ права обращаться ни въ какія присутственныя мѣста. Горожане имѣютъ право покупать имѣнія, но съ королевскаго утвержденія.
За городомъ были оставлены его имѣнія съ правомъ охоты, рыболовства, рубки лѣса на нихъ, городу же представлялось свободное судоходство по всѣмъ лифляндскимъ рѣкамъ и морю. Король даритъ городу десятину съ рыбы. Магистратъ выдаетъ паспорты. Независимо этого, городъ получилъ многія права и преимущества по торговлѣ. На двѣ мили кругомъ города никто не имѣетъ права устраивать винокурень, за исключеніемъ начальниковъ замка и дворянъ земдевладѣльцевъ. Выморочныя имѣнія, о которыхъ не будетъ заявлено въ теченіе года, переходятъ въ собственность города. Городъ платитъ королю дани 1,000 гульденовъ и на случай войны обязанъ выставить 300 чел. пѣхоты съ нѣсколькими орудіями.
Всѣ исчисленныя права и преимущества Риги были утверждены варшавскимъ сеймомъ 16 ноября 1582 г. О религіозныхъ дѣлахъ и церковномъ устройствѣ не было сказано ничего одредѣлительнаго. Это, какъ равно отмѣна многихъ другихъ испрашивавшихся преимуществъ, возбудило въ рижанахъ большое неудовольствіе, но какъ бы то ни было, съ подписаніемъ и утвержденіемъ 14 января 1581 г. акта подчиненія Риги, польское господство въ Лифляндіи должно быть считаемо окончательно утвердившимся.
Тѣмъ не менѣе, ни въ Ригѣ, ни во всей Лифлиндіи дѣла не приходили въ порядокъ и сѣмена раздора отнюдь не искоренялись. Произволъ и самоуправство польскихъ чиновниковъ и солдатъ сильно обременяли лифляндцевъ. Предъ самымъ заключеніемъ мира разнеслись слухи, что король намѣренъ передать Лифляндію венгерцамъ; по рукамъ ходили, шведскія прокламаціи, приглашавшія лифляндцевъ вступить въ подданство Швеціи и обѣщавшія полное сохраненіе правъ и преимуществъ; многихъ подозрѣвали въ сношеніяхъ съ русскимъ правительствомъ; однимъ словомъ, ни поляки не вѣрили лифляндцамъ, ни лифляндцы полякамъ.
Едва лишь былъ заключенъ запольскій миръ съ русскими, по которому они должны были отказаться отъ Юрьева и отъ всѣхъ своихъ завоеваній въ Лифляндіи и Польшѣ, какъ польское правительство обнаружило весьма ясно свои католическія тенденціи, встрѣченныя лифляндцами-протестантами весьма непріязненно. Двигателями этихъ тенденцій явились іезуиты, тѣ самые, которые еще при Сигизмуидѣ-Августѣ были вызваны, по совѣту знаменитаго предсѣдателя тридентскаго собора Гозіуша, въ Вильну для учрежденія тамъ іезуитской коллегіи и противодѣйствія распространенію протестанства въ Польшѣ и Литвѣ. Іезуитовъ поддерживалъ не столько король Стефанъ, сколько великій канцлеръ польскій Янъ Замойскій. Еще при переговорахъ о подчинении Риги поляки заявляли о необходимости имѣть въ Ригѣ католическую церковь, тѣмъ болѣе, что православная церковь въ Ригѣ существовала уже въ тѣ времена. Вспомнили при этомъ, что въ Ригѣ существуетъ еще монастырь Маріи Магдалины (нынѣ Алексеевская церковь) и что монахини онаго еще въ 1572 г. жаловались королю, что у нихъ нѣтъ священника, который додженъ состоять при монастырѣ по праву, завѣренному еще архіепископомъ Альбрехтомъ. Городъ отрицалъ это право и не дозволялъ ставить священника. Поляки настаивали, чтобы рижане уступили двѣ протестантскія церкви для обращенія ихъ въ католическія, но депутаты, конечно, не могли дать на это никакого рѣшительнаго отвѣта. Въ Ригѣ обо всемъ этомъ депутаты ни слова не говорили, извѣстили лишь общину, что богослуженіе въ протестантскихъ церквахъ будетъ совершаемо безпрепятственно, чему горожане были весьма рады. Въ то самое время, когда переговоры о мирѣ съ русскими приходили къ концу и возвращеніе Юрьева уже не подлежало сомнѣнію, король Стефанъ 16 января 1582 года изъ Гродны предписалъ юрьевскому магистрату не устранять католиковъ отъ исправленія городскихъ должностей и обезпечить имъ свободу вѣроисповѣданія, такъ какъ король всюду въ Лифляндіи дозволилъ слѣдованіе аугсбургскому вѣроисповѣданію, но отнюдь не исключалъ католицизма изъ Лифляндіи. Вслѣдъ за тѣмъ, 29 января 1582 г. послѣдовалъ королевскій указъ, которымъ вызывались въ Лифляндію римско-католическаго исповѣданія иностранные крестьяне и ремесленники; король освобождалъ такихъ переселенцевъ отъ податей на 10 лѣтъ и обѣщалъ имъ въ наслѣдственное владѣніе пустопорожнія мѣста. Этимъ же указомъ возвѣщалось объ учрежденіи въ Лифляндіи католическаго епископства. Когда Замойскій съ польскими войсками вступилъ въ Юрьевъ, то протестантамъ уступилъ церковь св. Іакова, главную же городскую церковь св. Маріи предоставилъ католикамъ.
12 марта 1582 г. король Стефанъ, сопровождаемый епископами, каштелянами и многочисленною свитою, прибылъ въ Ригу; сюда же пріѣхалъ изъ Юрьева и Замойскій. Вопросъ объ уступкѣ церкви возникъ немедленно же. Тщетно тогдашній бургграфъ[53] Эке, ратсгеръ Тастіусъ и синдикъ Веллингъ противились къ такой уступкѣ и тщетно предлагали обратить въ католическую прежнюю русскую церковь или пожертвовать деньги. Приближалась пасха, которую король хотѣлъ праздновать въ Ригѣ, потому и настояніе о церкви дѣлались все сильнѣе и сильнѣе. Наконецъ, Веллингъ сказалъ великому канцлеру, что король могъ бы и приказать городу назначить для католическаго богослуженія одну церковь, подъ угрозою потери всѣхъ молитвенныхъ домовъ. Эти слова были впослѣдствіи вмѣнены Веллингу въ измѣну. Въ пятницу, предъ вербнымъ воскресеньемъ, король послалъ въ магистратъ бургграфу Эку рѣшительное повелѣніе. Королевское повелѣніе произвело немалый нереполохъ въ магистратѣ. Вспомнили, что соборная церковь въ Ригѣ (Domkirche) была уступлена послѣднимъ архіепископомъ протестантской генеральной консисторіи за значительную сумму денегъ. Король требовалъ уступки церквей св. Іакова и св. Магдалины, — которыя не принадлежали городу, а монахинямъ цистерціенскаго ордена. Изъ нихъ церковь св. Магдалины, действительно, принадлежала монастырю, церковь же св. Іакова была предоставлена монастырю архіепископомъ Альбрехтомъ въ 1259 г. лишь временно, впредь до постройки монастыремъ собственной церкви. Въ обѣихъ церквахъ уже 60 лѣтъ происходило протестантское богослуженіе; съ передачею этихъ церквей католикамъ боялись распространенія религіозныхъ распрей. Бургграфъ предложилъ посовѣтоваться о передачѣ церквей съ проповѣдвиками. Оберъ пасторъ Нейнеръ отъ имени духовенства заявилъ, согласно съ мнѣніемъ бургграфа, что для сохраненія прочихъ церквей слѣдуетъ отдать католикамъ названныя двѣ церкви. Тогда позвали въ магистратъ на совѣщаніе старшинъ и почетнѣйшихъ горожанъ. Не смотря на всѣ представленія бургграфа, старшины и горожане долго противились передачѣ и наконецъ просили магистратъ составить особый комитетъ для обсужденія всего этого дѣла, а сами рѣшились итти къ королю съ женами и дѣтьми, броситься къ его ногамъ и просить не отягощать ихъ совѣсти такими требованіями и просить курляндскаго герцога ходатайствовать за нихъ. Бургомистръ согласился на избраніе комитета (отъ магистрата и обѣихъ гильдій по 3 человѣка). Но когда избранные депутаты отъ гильдій шли въ ратушу на совѣщаніе, они встрѣтили католическаго епископа въ облачении, возвращающагося въ сопровожденіи крестовъ и хоругвей съ освященія церкви св. Іакова, переданной ему Веллингомъ. Говорятъ, будто король позвалъ предъ этимъ къ себѣ ратсгеровъ и сказалъ имъ: „Подите къ нимъ и скажите этимъ бестіямъ, что я сегодня не могу ѣсть ничего, прежде чѣмъ не помолюсь въ церкви“. Одновременно и церковь Маріи Магдалины была предоставлена католикамъ вмѣстѣ съ женскимъ монастыремъ, въ которомъ еще жило нѣсколько престарѣлыхъ монахинь. Такимъ образомъ, въ 1582 г. въ обладаніи католиковъ явились въ Ригѣ двѣ церкви, какъ и сказано выше у Ніенштедта на стр. 54.
Рижане смотрѣли крайне подозрительно на это утвержденіе католичества и подозрѣнія ихъ усилились, когда въ Ригу прибылъ іезуитъ Поссевинъ, тотъ самый, который при заключеніи Запольскаго мира игралъ роль посредника между русскими и поляками. Подозрѣнія были справедливы, потому что съ прибытіемъ его обнаружились намѣренія основать въ Ригѣ іезуитскую коллегію. Ненравилось лифляндцамъ и то, что король Стефанъ назначилъ администраторомъ Лифляндіи Георга Радзивилла (кардинала), а первымъ совѣтникомъ къ нему опредѣлилъ Суликовскаго. Король Стефанъ пробылъ въ Ригѣ до 2-го мая 1582 г., — обсуждая вопросы по внутреннему управленію краемъ, какъ изложено выше у Ніенштедта.
Здѣсь нѣтъ надобности входить въ подробности объ учрежденіяхъ Стефана Баторія — всѣ они имѣли цѣлію ввести порядокъ въ судъ и администрацію края и для своего времени были, конечно, полезны. Тѣмъ не менѣе, ни гражданскія учрежденія, ни награды, которыя Баторій жаловалъ за заслуги, не могли истребить въ лифляндцахъ недовѣрія къ польскому правительству, именно за покровительство его іезуитамъ и нескрываемый намѣренія расширить католичество въ Лифляндіи. Въ 1583 г. явились въ Ригу двѣнадцать іезуитовъ со своимъ провиціаломь Кампане; въ слѣдующемъ году было открыто іезуитское училище (коллегія), которому король подарилъ монастырь Маріи Магдалины съ принадлежавшими къ нему недвижимостями. Въ училище почти никто не отдавалъ дѣтей, такъ что учениковъ приходилось набирать изъ Литвы, но отцы іезуиты отнюдь не унывали и немедленно же начали дѣйствовать по своему въ пользу папизма. Учрежденіе епископства въ Венденѣ было встрѣчено недовѣрчиво, потому нечего удивляться, что въ то время, когда послѣдовало исправленіе календаря и папа Григорій XIII отмѣнилъ счисленіе по юліанскиму календарю, а король Стефанъ повелѣлъ въ 1582 г. администратору, кардиналу Радзивилу, ввести въ Лифляндіи григоріанскій календарь, то это повелѣніе было встрѣчено, преимущественно въ городахъ, съ крайнимъ неудовольствіемъ. Папистская выдумка, говорили тогда, перемѣшаетъ праздники. Во многихъ мѣстахъ Польши, въ Курляндіи и въ Лифляндіи, возникло движеніе противъ введенія новаго календаря. Въ Перновѣ королевскій указъ о календарѣ былъ даже разорванъ и горожане никакъ не хотѣли подчиниться ему.
Въ Ригѣ обращеніе двухъ церквей въ католическія и основавіе іезуитской коллегіи сильно раздражало гражданъ противъ магистрата, не умѣвшаго, по ихъ мнѣнію, соблюдать пользы города. Обѣ гильдіи давно уже искали расширенія своихъ правъ и не упускали случая и возможности ограничить власть городскаго магистрата: матеріалы для борьбы готовились уже цѣлое столѣтіе и она не замедлила вспыхнуть, когда къ тому обнаружился достаточный поводъ.
Здѣсь совершенно необходимо пополнить разсказъ Ніенштедта слѣдующими подробностями. Кардиналъ-администраторъ, передавъ королевскій указъ въ магистратъ, отправился въ объѣздъ по Лифляндіи и не слишкомъ заботился о введеніи новаго календаря. Между тѣмъ оберъ-пасторъ Нейнеръ, отъ себя и отъ имени своихъ товарищей, прислалъ 23 ноября 1582 г. въ магистратъ заявленіе, въ которомъ, не отрицая неудобствъ стараго календаря и не опровергая принятія новаго счисленія, говорилъ, что григоріанскій календарь не принятъ ни въ одномъ протестантскомъ государствѣ и что на этотъ счетъ слѣдуетъ посовѣтоваться съ Пруссіею и Курляндіею. Іезуитъ Поссевинъ съ своей стороны совѣтовалъ послать не мѣшкая посольство къ королю. Тѣмъ не менѣе, прошло два года и о календарѣ рѣчи затихли. Но вдругъ въ ноябрѣ 1584 г. послѣдовалъ второй королевскій указъ; въ немъ предписывалось ввести новый календарь подъ опасеніемъ наложенія штрафа въ десять тысячъ червонцевъ. Магистратъ и оберъ-пасторъ Нейнеръ соглашались исполнить указъ, но гражданство воспротивилось тому. Въ перемѣнѣ календаря оно видѣло новый шагъ къ окатоличенію страны; говорили, что такою перемѣною нарушается свобода аугсбургскаго исповѣданія и указывали, что многіе нѣмецкіе государи и самые вассалы Польши и Литвы отвергли новый календарь.
Магистратъ публиковалъ королевскій указъ въ общее свѣдѣніе. Протестантское духовенство въ тоже самое время (29 ноября), протестуя противъ всякаго папскаго авторитета, заявило, что этотъ указъ о календарѣ есть не что иное, какъ свѣтское распоряженіе, ни мало не касающееся совѣсти, и по настоянію Нейнера, начало адвентъ (рождественскій постъ) по новому календарю. Члены магистрата и ихъ родственники праздновали день Рождества Христова по новому календарю, но церкви были почти пусты. Противники магистрата утверждали, будто бургомистры и ратсгеры велѣли сгонять кнутьями простой народъ (латышей) въ церковь, но граждане (бюргеры, нѣмцы) не обращали на то никакого вниманія и занимались своими дѣлами. Въ полночь на Рождество чернь напала на католическія церкви, въ которыхъ іезуиты служили по новому календарю, начала бросать каменьями въ священниковъ, осквернила священные сосуды, поразбивала въ церквахъ окна и предалась другимъ безчинствамъ, пока не была позвана стража. На мѣсто происшествія прибылъ судебный фохтъ и арестовалъ многихъ зачинщиковъ безчинствъ; народъ бросалъ каменьями и въ Фохта.
Спустя нѣсколько дней послѣдовало открытіе іезуитской коллегіи. Оберъ-пасторъ Нейнеръ счелъ необходимымъ предложить ректору Мэллеру, ревностному протестанту, чтобы онъ воздерживалъ своихъ учениковъ отъ всякихъ безчинствъ. Это подало поводъ къ пререканіямъ между Нейнеромъ и Мэллеромъ. Послѣдній горячо высказывался противъ папистскихъ новшевствъ и сказалъ, что король учрежденіемъ іезуитской коллегіи и введеніемъ новаго календаря прямо нарушаетъ свою присягу. Нейнеръ возражалъ ему, что календарь не имѣетъ ничего общаго съ вѣрою. На слѣдующій день Нейнеръ собралъ магистратъ, духовенство и представителей гражданъ и старался уговорить всѣхъ на принятіе новаго календаря, причемъ заявилъ, что ректоръ совершилъ вчера преступленіе — виновенъ въ оскорбленіи величества. Оберъ-секретарь магистрата тотчасъ же занесъ это въ протоколъ.
Приближалось Рождество по старому календарю, тогда нѣсколько значительнѣйшихъ горожанъ обратились къ первенствующему бургомистру Петру Шотлеру и просили у него позволенія праздновать праздникъ. Бургомистръ объщалъ внести просьбу эту на разсмотрѣніе магистрата, который отказалъ просителямъ и дозволенія праздновать Рождество не далъ по старому календарю. А къ вечернѣ, между вторымъ и третьимъ часомъ, горожане со своими семействами собрались въ двѣ главныя рижскія церкви, но звона при этомъ не было. Ученики перелѣзли чрезъ запертыя перила, зажгли свѣчи у алтаря, начали пѣть духовные святочные гимны. Проповѣдниковъ нигдѣ не было. Отъ печали и слезъ горожане едва могли пѣть. Когда народъ началъ расходиться, ректоръ Мэллеръ приказалъ ученикамъ приходить завтра утромъ, какъ въ настоящій день праздника Рождества Христова, въ школу на урокъ закона Божія. Въ школу пришло множество и взрослыхъ. Когда ректоръ увидѣлъ многочисленное собраніе, то испугался и сказалъ, что онъ звалъ лишь дѣтей, но какъ взрослыхъ нельзя уже было выслать изъ школы, то онъ и сказалъ собранію рѣчь, въ которой выразился, какъ пишетъ Ніенштедтъ, (см. выше стр. 61), что новый календарь есть мостъ къ введенію папизма. Въ собраніи возникло столь сильное волненіе, что оберъ-пасторъ Нейнеръ намекнулъ тогдашнему бургомистру Ніенштедту о военномъ вмѣшательствѣ. Въ церквахъ пѣли гимны, но проповѣдей нигдѣ не было. Церкви, назначенныя для не-нѣмцевъ (латышей), были заперты и крестьяне становились предъ ними на колѣняхъ съ обнаженными головами. Магистратъ воспретилъ ректору говорить проповѣди, тотъ въ оправданіе свое говорилъ, что онъ обучалъ лишь своихъ учениковъ. Противъ Нейнера всѣ были такъ раздражены, что когда онъ въ день обрѣзанія Господня, праздновавшійся по новому календарю, высказался, что этотъ календарь есть чисто гражданское учрежденіе, семнадцатилѣтній оловянныхъ дѣлъ мастеръ Кирьякъ Клинкъ, громко назвалъ его лжецомъ. Нейнеръ принесъ въ магистратъ жалобу на ректора и обвинялъ его въ томъ, что онъ называлъ короля клатвопреступникомъ, — ректоръ отрицалъ это. Магистратъ отложилъ произнесеніе приговора до возвращенія въ Ригу бургграфа Эке, который въ то время находился вмѣстѣ съ синдикомъ Веллингомъ въ Польшѣ по дѣламъ, касавшимся торговли. Празднованіе новаго года по юліанскому календарю было запрещено. Тогда старшина большой гильдіи, Гансъ Фрейтакъ, собралъ духовенство и пригласилъ его праздновать новый годъ по старому календарю. Духовенство извинялось силою обстоятельствъ и сваливало все на магистратъ. Въ слѣдующее утро граждане собрались въ церковь и старикъ Клинкъ исполнялъ должность кантора (пѣвчаго).
Тутъ магистратъ счелъ необходимымъ прибѣгнуть къ мѣрамъ строгости, по причинамъ весьма понятнымъ: король грозилъ за неисполненіе указа о календарѣ наложить штрафъ въ 10,000 червонцевъ. На самый новый годъ пріѣхали въ Ригу бургграфъ и оберъ секретарь и тогда же было рѣшено арестовать ректора. На другой день, т. е. 2 (12) января 1585 г. ректоръ былъ арестованъ. Вѣсть объ этомъ быстро разнеслась по городу. Многіе граждане начали просить бургграфа объ освобожденіи ректора, но тотъ не принялъ во вниманіе никакихъ просьбъ и заявилъ, что ректоръ виновенъ въ оскорбленіи величества. Это разошлось между бюргерами. Былъ пущенъ слухъ, что ректору въ эту же ночь срубятъ голову. Толпа народа бросилась на ратушу, выломала двери комнаты, гдѣ содержался ректоръ, и ученики вынесли его на плечахъ изъ заключенія. Вслѣдъ за тѣмъ толпа устремилась на домъ Нейнера; тотъ спрятался за пивною бочкою въ своемъ погребѣ, но былъ найденъ и страшно избитъ; его вытащили на рынокъ и бросили на улицѣ. Тогда народъ кинулся на дома Эке и Веллинга. Эке не нашли, а Веллингъ по крышѣ бѣжалъ къ своему сосѣду, и тѣмъ спасся отъ побоевъ, но дома ихъ были разграблены (см. выше стр. 63).
Бургомистръ Ніенштедтъ тщетно требовалъ отъ начальника городской стражи Германа Шведена дать ему солдатъ для усмиренія бунта; стража не являлась, на помощь Ніенштедту явилось лишь несколько вооруженныхъ гражданъ и съ ними-то онъ пошелъ уговаривать толпу. Слесарь Боне бросился было на него съ ножемъ, но былъ удержанъ другими. Ніенштедту удалось однакоже отогнать толпу отъ домовъ бургграфа и синдика; раненаго Нейнера снесли къ цирюльнику, всюду разставили часовыхъ, и отогнали чернь отъ дома Тастіуса, въ которомъ толпа начала было уже ломать двери. Ніенштедтъ поставилъ караулъ у дома венденскаго епископа Патриція, Шенкинга (впослѣдствіи былъ преемникомъ Патриція) и у другихъ домовъ зажиточныхъ или ненавистныхъ владѣльцевъ. Друзья Ніенштедта ходили всю ночь по городу патрулемъ и приглашали гражданъ собраться на завтрашній день въ такъ называемый новый домъ (нынѣ домъ Черноголовыхъ).
Но тутъ движеніе приняло совершенно другой характеръ. Надобно сказать, что граждане не любили бургграфа за его корыстолюбіе и гордость и все толковали, что его дѣло судить дворянъ, а не гражданъ, что онъ присвоиваетъ себѣ штрафныя деньги, и пр. Обвиняя бургграфа, граждане не щадили упрековъ и на магистратъ и обвиняли его въ своекорыстіи, въ расточеніи городскихъ доходовъ, въ неумѣньи блюсти привиллегіи, въ самовластіи и пр. Отъявленными противниками магистрата были ректоръ Мэллеръ, конректоръ Расціусъ, городской фохтъ Николай Фике, тотъ самый, который былъ 16 августа 1581 г. выключенъ изъ магистрата за то, что обозвалъ Веллинга шельмой и измѣнникомъ, и только по усиленнымъ просьбамъ былъ снова допущенъ къ исправленію своей должности въ іюнѣ 1582 г., докторъ Стопіусъ, эльтерманъ Бринкенъ и адвокатъ Мартинъ Гизе. Ніенштедтъ трехъ послѣднихъ прямо называетъ зачинщиками всего волненія (см. выше стр. 65)
Еще не свѣтало, какъ нѣкоторые граждане заперли городскія ворота, по видимому, съ тѣмъ, чтобы не выпустить изъ города ненавистнаго Эке и его друзей. Въ семь часовъ утра, задолго до времени сбора въ новомъ домѣ, граждане собрались на рынкѣ; къ нимъ вышли депутаты отъ магистрата, чтобы успокоить гражданъ; послѣдніе тотчасъ начали требовать выдачи Эке и Неллинга; депутаты увѣряли, что ихъ обоихъ въ городв нѣтъ, что они уже бѣжали. Между тѣмъ наступило время собранія въ новомъ домѣ, стоявшемъ тутъ же, на рынкѣ. Нѣкоторые старшины хотѣли было говорить къ собранію, но ихъ заставили молчать. Тогда Гизе вскочилъ на столъ и воскликнулъ: есть нѣкоторые люди, которые виновны въ томъ, что городъ потерялъ свои вольности, привиллегіи и церкви. Это заявленіе понравилось и его спрашивали, что же теперь дѣлать? Онъ отвѣчалъ, что нужно извѣстить коменданта замка Томаса Эмдена о безпорядкахъ минувшей ночи и обѣщать ему, что порядокъ будетъ возстановленъ безъ нарушенія присяги; потомъ совѣтовалъ сообщить іезуитамъ, что бывшія смуты не были направлены противъ нихъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ настаивать на выдачѣ Эке и Велинга. Эти предложенія были тотчасъ же и приняты. Члены магистрата должны были собраться вечеромъ въ акцизномъ домѣ, гдѣ старшина Фрейтакъ потребовалъ, чтобы они завтра же выслушали жалобы общины. Нѣкоторые магистратскіе члены хотѣли было ускользнуть изъ города чрезъ Новыя ворота, но граждане воротили ихъ назадъ, а Фике и Гизе совѣщались со своими сообщниками до полуночи.
Когда на слѣдующій день въ восемь часовъ собрались члены магистрата, Гизе собралъ гражданъ предъ ратушею со знаменами отъ четырехъ кварталовъ, съ барабанами и свистками. Здѣсь граждане выбрали себѣ предводителя и пошли по улицамъ. Тогда же былъ выбранъ комитетъ изъ 16 членовъ (въ ихъ числѣ были Гизе и историкъ Цаупе) для веденія переговоровъ съ четырьмя ратсгерами, между которыми находились Ніенштедтъ и Фике. Скрывшимся членамъ магистрата была обѣщана безопасность на два дня, послѣ чего они тоже явились 6 (16) января и были приведены въ ратушу. За день предъ тѣмъ община постановила защищаться на жизнь и на смерть и рѣшила отказать магистрату въ повиновеніи. Гизе въ переговорахъ съ магистратомъ мотивировалъ это послѣднее рѣшеніе оскорбленіемъ, нанесеннымъ ректору, и обѣщалъ, что все награбленное въ послѣднемъ мятежѣ будетъ возвращено по принадлежности, и затѣмъ предложилъ ратсгерамъ отвѣчагь да или нѣтъ на вопросы. На вопросъ: всѣ или только нѣкоторые члены магистрата согласились на отдачу католикамъ церкви св. Іакова и на принятіе новаго календаря? ратсгеры отвѣчали, что это сдѣлано большинствомъ, но сдѣлано по крайней необходимости. Шотлеръ сказалъ, что, по болѣзни, онъ вовсе не участвовалъ въ сужденіяхъ по этимъ дѣламъ, а Фике заявилъ, что въ это время онъ былъ вовсе удаленъ изъ магистрата. Въ арестѣ ректора былъ виновенъ одинъ бургграфъ.
Такъ граждане судили свое начальство. Они забрали ключи отъ цейхгауза и отъ городскихъ воротъ, а Гизе произвольно передалъ управленіе городскою кассою своему брату. Предлагаемое посредничество герцога курляндскаго было отклонено; кардинала Радзивила, прибывшаго изъ Польши 8 января, не впустили въ городъ, и на письменное королевское повелѣніе принести жалобы на магистратъ ему, королю, лично, не обращали вниманія. Естественно, что предводителямъ гражданъ было гораздо полезнѣе и выгоднѣе самимъ вести переговоры съ испуганнымъ и запертымъ въ городѣ магистратомъ, чѣмъ при чьемъ-либо посредствѣ. Въ угрозахъ противъ магистрата недостатка не было. За день предъ Крещеніемъ, потребовали отъ магистрата, чтобы онъ этотъ день праздновалъ вмѣстѣ съ общиною по старому календарю. Бургграфъ Эке былъ отысканъ и приведенъ въ ратушу, его караулили всю ночь и не щадили оскорбленій. По рукамъ ходила записка, въ которой значились имена тѣхъ лицъ, которыхъ Эке будто бы хотѣлъ казнить ночью за мятежническіе замыслы и хотя магистратъ заявлялъ, что объ этомъ ему ровно ничего не извѣстно, тѣмъ не менѣе граждане арестовали служителей магистрата и Велингу грозили пыткой. Наконецъ, 23 января заключенъ былъ договоръ въ 63 пунктахъ между магистратомъ и гражданствомъ. Этимъ переговорамъ, продолжавшимся почти двѣ недѣли, граждане весьма радовались и говорили, что они въ нѣсколько часовъ покончили бы съ своимъ магистратомъ, если бы только хотѣли употребить силу, будто, и въ самомъ дѣлѣ, они не употребляли силы и будто договоръ былъ заключенъ, и въ самомъ дѣлѣ, по обоюдному соглашенію.
Договорныя статьи касались различныхъ предметовъ. Въ однихъ говорилось о церковныхъ дѣлахъ: городское духовенство должно было быть соединеннымъ и сравненнымъ христіански и братски съ прочимъ лифляндскимъ и курляндскимъ духовенствомъ; магистратъ и община изберутъ мужа набожнаго, ученаго, разумнаго и вѣрнаго въ суперъ-интенденты и оберъ-пасторы (значитъ, Нейнеръ былъ устраняемъ); проповѣдники въ обличеніяхъ и пистскихъ заблужденій должны руководствоваться не человѣческими, а божескими законами, не вмѣшивнясь въ свѣтскія дѣла; ихъ содержаніе будетъ увеличено; ректоръ получитъ мѣсто и голосъ въ духовномъ правленіи; новый календарь будетъ устраненъ; учрежденіе іезуитской коллегіи будетъ отмѣнено; протестантъ не смѣетъ ходить въ католическую церковь подъ штрафомъ десяти талеровъ, и никакая католическая процессія въ городѣ терпима быть не можетъ. Другія статьи касались бургграфской должности. Бурграфъ судитъ лишь дворянъ и иностранцевъ и не можетъ быть первенствующимъ бургомистромъ; ему нѣтъ надобности участвовать въ совѣщаніяхъ объ общихъ городскихъ дѣлахъ и нечего дѣлать съ городскими ключами: ключи должны находиться въ распоряженіи бургомистра и эльтермановъ обѣихъ гильдій. Некоторыми статьями увеличивалась власть гражданства и уменьшалась власть магистрата. Городскіе солдаты должны присягать не одному магистрату, но и гражданству; посольства могутъ быть отправляемы только съ согласія гражданъ. Собранія гильдій могутъ состояться и въ случаѣ несогласія на нихъ первенствующаго бургомистра. Отчетъ о городскихъ доходахъ доженъ быть представляемъ къ Михайлову дню, а управленіе городскими имѣніями предоставляется членамъ магистрата и депутатамъ общины. Семейства членовъ магистрата должны носить обыкновенную одежду. Другими статьями устранялись различныя жалобы гражданъ и удовлетворялись ихъ желанія. Вновь введенныя судебныя пошлины отмѣняются; — должна быть введена дешевая пошлина и городское право, съ одобренія, однако, общины, должно быть улучшено. Съ содѣйствіемъ общины долженъ быть выстроенъ маякъ и учреждено попечительство о сиротахъ. Граждане могутъ покупать на свои надобности строевой лѣсъ у городскаго камерира по заготовительнымъ цѣнамъ; съ русскими должны торговать или на наличныя деньги иди въ долгъ, но только подъ личною отвѣтственностію; гражданина не будутъ сажать въ тюрьму, если онъ не совершитъ тяжкаго преступленія, и за проступки онъ подвергается гражданскому аресту (bürgerliche Verstrickung). Произвольное преслѣдованіе нецѣховыхъ (Rönhasen) уничтожается. Нѣкоторыя измѣненія вводились и во внутреннее управленіе гильдіями и пр.
По заключеніи договора, ворота были отворены и всѣ, кто во время мятежа незаконно воспользовался чѣмъ либо, получили приглашеніе возвратить взятое. Много вещей было отдано владѣльцамъ, но деньги всѣ пропали. Тѣмъ не менѣе спокойствіе не водворялось въ Ригѣ. Ремесленные ученики и гезели, принимавшіе живое участіе въ безпорядкахъ, бродили толпами по улицамъ. Граждане не переставали преслѣдовать нелюбимыхъ ими членовъ магистрата. Такъ оберъ-секретарь Канне былъ обвиненъ въ томъ, что неправильно занесъ въ протоколъ слова Нейнера о ректорѣ и составилъ списокъ лицамъ, подлежащимъ казни. Его привели въ ратушу; онъ заболѣлъ, его вынесли на носилкахъ за городъ и бросили на произволъ судьбы. Его преемникомъ былъ сдѣланъ Давидъ Гильхенъ, сынъ эльтермана, воспитывавшійся въ Германіи и рекомендованный на это мѣсто великимъ канцлеромъ Замойскимъ. Тастіусъ былъ обвиненъ въ неправильномъ составленіи отчета о своемъ посольствѣ, но успѣлъ во время скрыться въ замокъ, гдѣ находился и бургграфъ Эке. Нейнеръ оставилъ Ригу и съ Канне поселился въ Трейденѣ.
Эке подалъ кардиналу жалобу на городскую общину, причинившую ему оскорбленіе чести, разграбившую его дома и нанесшую ему убытокъ на 12,000 рейхсталеровъ. Радзивилъ приказалъ магистрату и гражданамъ явиться 22 іюля въ замокъ.
Отъ имени гражданства отвѣчалъ Гизе. Община согласилась вознаградить убытки, но не полностію 12,000 рейхсталеровъ, какъ требовалъ Эке, а лишь незначительною частію. Обо всемъ этомъ происшествіи кардиналъ донесъ королю и приказалъ Гизе явиться къ польскому двору. Эке, Нейнеръ, Тастіусъ и Канне также поѣхали къ королю съ жалобами на гражданство; король велѣлъ немедленно же уничтожить договоръ, заключенный 23 января гражданами со своимъ магистратомъ. Радзивилъ, во исполненіе этого, потребовалъ къ себѣ этотъ документъ и разорвалъ его; кромѣ этого, наложилъ на городъ значительный денежный штрафъ, приказавъ бѣжавшихъ членовъ магистрата возстановить въ ихъ должностяхъ и вознаградить ихъ потери и убытки.
5 января слѣдующаго 1586 г. городъ отправилъ депутацію къ королю. Членами депутаціи были (см. выше стр. 66): бургомистръ Ніенштедтъ, Веллингъ, Гильхенъ и нѣкоторые другіе; къ нимъ Гизе и ратсгеръ Фике присоединили выписаннаго изъ Кенигсберга лиценциата Каспара Турбана. Депутація получила инструкцію, по которой депутаты должны были выставлять возстаніе въ хорошемъ свѣтѣ. Изъ предводителей возстанія никто не рѣшился ѣхать съ депутаціею.
Въ Гроднѣ Турбанъ подалъ обширную жалобу противъ бѣжавшихъ членовъ магистрата, на что тѣ отвѣчали не менѣе обширнымъ оправданіемъ. Король оправдалъ, какъ и слѣдовало ожидать, членовъ магистрата, и затѣмъ 26 марта повелѣлъ, чтобы все въ Ригѣ было возстановлено по старому, магистратъ получаетъ прежній авторитетъ, бѣжавшіе члены должны получить снова свои мѣста и убытки ихъ должны быть вознаграждены; на будущее же время гражданство и магистратъ должны совмѣстно, безъ всякихъ бунтовъ, обсуждать мѣры къ улучшенію городскаго хозяйства, и если магистратъ пожелаетъ королевскаго утвержденія этихъ мѣръ, то король не откажетъ въ томъ; зачинщики же возмущенія Гизе, Бринкенъ и нѣкоторые другіе должны быть преданы королевскому суду. 2 апрѣля прибылъ въ Ригу королевскій секретарь и потребовалъ, чтобы Гизе и Бринкенъ явились, подъ страхомъ изгнанія, въ Польшу къ суду, но община не отпустила ихъ.
Магистратъ побѣдилъ общину на бумагѣ, но не на дѣлѣ. Раздраженіе гражданъ противъ мнимыхъ виновниковъ передачи католикамъ двухъ церквей отнюдь не стихало. Эке въ Ригѣ въ то время не было, Тастіусъ находился въ замкѣ, граждане потому рѣшились напасть на бургомистра Бергена, который находился въ составѣ той депутаціи, которая находилась въ 1581 г. въ Дрогичинѣ и ходатайствовала у короля Стефана утвержденія правъ и преимуществъ Риги. 17 іюня 1586 г. граждане собрались и съ криками: „посмотримъ-ка на строгость магистрата“ бросились къ ратушѣ. Гизе со многими своими приверженцами ворвался въ залу, гдѣ происходило засѣданіе членовъ магистрата, и принесъ жалобу на Бергена въ томъ, что онъ производитъ сборы съ общины безъ согласія эльтермановъ и, при уничтоженіи акциза, скрылъ у себя воровски солодъ. Члены магистрата тщетно указывали на акцизную книгу и говорили, что Бергенъ не получалъ никакого солода, а въ полученномъ до того времени представилъ надлежащій отчетъ. Гизе съ товарищами потребовали выдать имъ Бергена, чтобы допросить его подъ пыткою. Магистратъ не согласился было, оставался въ ратушѣ до перваго часа ночи, но все-таки уступилъ требованію гражданъ: Бергена арестовали. Тастіусъ рѣшился бѣжать изъ Риги — переодѣтый онъ вышелъ изъ замка и думалъ было переправиться за Двину, но Гизе провѣдалъ объ этомъ и стерегъ бѣглеца. Тастіуса схватили и на слѣдующее утро, 18 іюня, привели въ ратушу. Эльтерманы и старшины потребовали немедленно же пытать его. Магистратъ противился этому, запретилъ даже городскому палачу пытать Тастіуса, но Гизе, Бринкенъ и прочіе возмутители и не думали слушать магистрата: они повели Тастіуса на пытку и пытками вынудили у него сознаться во всемъ, въ чемъ имъ было угодно — именно, что онъ, Тастіусъ, по приказанію Эке, въ Дрогичинѣ скрылъ нѣкоторые пункты привиллегій, что вмѣстѣ съ Веллингомъ внесъ предложеніе въ магистратъ объ уступкѣ церквей и на эту уступку уговорилъ духовенство.
Тастіусъ впослѣдствіи отрекся отъ этихъ показаній, вынужденныхъ пыткою. Между тѣмъ члены магистрата до полуночи не расходились и пребывали въ ратушѣ какъ бы арестованными. Наконецъ, появился торжествующей Гизе съ протоколомъ, прочелъ его и потребовалъ, чтобы Веллингъ былъ арестованъ. Магистратъ хотѣлъ было подумать объ этомъ, но Веллингъ самъ сказалъ: „довольно вамъ, господа, мучиться; я остаюсь здѣсь и надѣюсь, что Господь Богъ защититъ мою невинность“. Ніенштедтъ отъ негодованія и огорченія три дня не могъ прійти въ себя, заболѣлъ и не являлся въ ратушѣ. Веллингъ сознался, что онъ согласился на передачу церквей изъ угожденія великому канцлеру. 20 іюня онъ отрекся отъ этого показанія и свое отреченіе заявилъ магистрату. Тѣмъ не менѣе, 22 іюня его повели на пытку и онъ, при видѣ инструментовъ для пытки, сознался вторично. Тогда его привели въ ратушу и возмутители потребовали, чтобы магистратъ постановилъ приговоръ надъ нимъ, сопровождая свое требованіе различными угрозами. Чтобы угрозамъ придать еще бодѣе значенія, Фике подстрекнулъ крестьянъ рижскаго патримоніальнаго округа собраться и итти къ городу. Веллингъ снова отрекся отъ своего показанія и былъ снова подвергнутъ пыткѣ и снова сознался. За тѣмъ Гизе отправился съ судебными фохтами въ тюрьму, гдѣ содержался Тастіусъ. Тастіусъ утверждалъ, что онъ о церквахъ ничего не зналъ до тѣхъ самыхъ поръ, пока великій канцлеръ не приказалъ ему и Веллингу именемъ короля внести дѣло о церквахъ на обсужденіе магистрата. Тастіуса отвели въ пыточную камеру и мучили съ семи часовъ утра до двухъ пополудни и, наконецъ, вынудили сознаніе такое, какого хотѣлось мучителямъ.
Тогда возмутители снова начали настаивать, чтобы магистратъ постановилъ приговоръ надъ Тастіусомъ и Веллингомъ. Тщетно Ніенштедтъ протестовалъ противъ этого требованія и тщетно указывалъ, что магистратъ не имѣетъ синдика, что многіе члены магистрата замѣшаны въ это дѣло и не могутъ быть судьями въ немъ, тщетно совѣтовалъ передать все дѣло на обсужденіе и на приговоръ безпристрастнымъ университетамъ. Его не слушали, и только четвертованіе замѣнили казнію чрезъ отсѣченіе головы. Ніенштету было поручено привести въ исполненіе приговоръ. Онъ пришелъ въ магистратъ и предложилъ отмѣнить вынужденный приговоръ, но ничего не помогало; секретарю Гильхену и Ніенштедту удалось достигнуть лишь смягченія приговора: было объявлено, что Веллингъ будетъ помилованъ, если Тастіусъ предъ смертью сдѣлаетъ показанія въ пользу его. Тогда неустрашимый Ніенштедтъ предложилъ родственникамъ осужденныхъ на смерть, чтобы они освободили ихъ открытою силою, что для этого достаточно сорока человѣкъ; но родственники на это не согласились и сказали, что они въ случаѣ смягченія приговора могутъ лишь выставить за обоихъ осужденныхъ двѣнадцать поручителей. Тастіусъ позвалъ своего сына къ себѣ въ тюрьму и 24 іюня, предъ принятіемъ св. причащенія, продиктовалъ ему письмо, въ которомъ доказывалъ свою невинность. 26 іюня, въ три часа по полудни, Тастіуса и Веллинга вывели на рынокъ, гдѣ были насыпаны двѣ кучи песку, накрытыя чернымъ сукномъ. Тастіусъ сталъ на колѣни и съ твердостію палъ подъ мечемъ палача. Веллингъ началъ опять доказывать свою невинность; его помиловали на этотъ разъ. Чрезъ часъ друзья Тастіуса получили тѣло казненнаго и 29 іюня похоронили его въ соборной церкви (Domkirche). Тѣмъ не менѣе, Веллингъ не долго оставался въ покоѣ. Новый судебный фохтъ Фике, личный врагъ Веллинга, возбудилъ чернь противъ него. Ночью на 29 іюня Веллингъ былъ схваченъ, утромъ былъ допрашиваемъ и подвергнусь пыткѣ. Когда его привели въ магистратъ, онъ заявилъ, что всѣ показанія его вынуждены пыткою, что во всемъ дѣлѣ о передачѣ церквей онъ поступалъ честно, противился этой передачѣ сколько могъ, и уступилъ лишь настоятельному требованію короля. Никакихъ оправданій не слушали и Веллингъ былъ осужденъ на смерть. Казнь его была совершена на рынкѣ 1 іюля.
Бергенъ, вліятельнѣйшій членъ депутаціи, бывшей въ Дрогичинѣ, но въ дѣлѣ о передачѣ церквей принимавшій, по видимому, меньшее участіе, чѣмъ его товарищи, содержался между тѣмъ въ тюрьмѣ. Тщетно жена его хлопотала объ освобожденіи; ему грозила серьезная опасность и онъ, 5 сентября, обмѣнявшись платьемъ съ женою, бѣжалъ изъ тюрьмы и благополучно вышелъ изъ города. Ніенштедтъ и другіе члены магистрата бѣжали въ Даленъ, такъ какъ „бунтъ возрасталъ и народъ попробовалъ уже человѣческой крови“.
Эти печальныя происшествія должны были возбудить, наконецъ, гнѣвъ въ королѣ Стефанѣ. И дѣйствительно, дѣло зашло уже очень далеко: тутъ уже была немаловажная распря; рижане казнили двухъ человѣкъ, исполнявшихъ лишь королевское повелѣніе; Гизе и Бринкенъ (съ февраля онъ былъ эльтерманомъ), вмѣсто того, чтобы явиться къ королевскому суду, сдѣлались сами обвинителями и властвовали въ Ригѣ терроромъ; правительство уже не могло оставаться безъ дѣйствія. Прежде всего было приказано магистрату, чтобы онъ привелъ въ исполненіе королевское повелѣніе объ изгнаніи изъ Риги Гизе и Бринкена. Магистратъ заявилъ, что онъ не имѣетъ ни силы, ни средствъ исполнить это повелѣніе. Тогда король приказалъ королевскому коммисару Пэнкославскому устроить на Шпильвѣ блокгаузъ и стянуть войска къ Нейермюлену, къ войску присоединилось 13 ноября и вооруженное дворянство. Еще прежде, въ августѣ и сентябрѣ, герцогъ курляндскій пытался быть посредникомъ въ рижскихъ смутахъ и примирить горожанъ съ магистратомъ; король Стефанъ съ неудовольствіемъ узналъ объ этомъ и велѣлъ объявить герцогу, что ни одинъ ленный князь не имѣетъ права вмѣшиваться въ дѣла государя съ его подданными, а тѣмъ болѣе измѣнять королевскіе декреты. Вмѣстѣ съ тѣмъ, король приказалъ: магистрату выслать депутацію съ объясненіемъ, почему повелѣніе объ изгнаніи Гизе и Бринкена не приведено въ исполненіе; затѣмъ приказано выдать зачинщиковъ возмущенія и учредить коммиеаріальный судъ. Это повелѣніе состоялось 26 ноября (6 декабря), но еще задолго до этого повелѣнія, именно до ноября Гизе, въ сопровожденіи своего брата и двухъ своихъ приверженцевъ, бѣжалъ изъ Риги въ Швецію. Это еще болѣе разгнѣвало короля: онъ началъ подозревать всѣхъ рижанъ въ измѣнѣ, такъ что депутаціи предстояло и въ этомъ оправдываться предъ королемъ. Дѣла принимали оборотъ уже самый серьезный, какъ вдругъ смерть короля Стефана, послѣдовавшая 2 (12) декабря 1586 г., измѣнила всѣ отношенія и всѣ обстоятельства въ Польшѣ.
Баторій принадлежалъ къ числу тѣхъ историческихъ лицъ, которыя, опираясь на свои личныя силы, рѣшаются итти на перекоръ уже установившемуся порядку вещей, на перекоръ дѣлу вѣковъ и цѣлыхъ поколѣній, и успѣваютъ на время остановить ходъ неотразимыхъ событій. Явившись случайно на польскомъ престолѣ, онъ предположилъ себѣ цѣлію утвердить могущество Польши, но умеръ, не успѣвъ довершить ни одного изъ своихъ начинаній ни внутри, ни внѣ: тому помѣшала ограниченность средствъ и подозрительность могущественныхъ вельможъ къ воинственному королю.
Избирательный сеймъ назначенъ былъ на 30 іюня 1587 г. Три кандидата явились на престолъ: эрцгерцогъ Максимиліанъ, братъ императора Рудольфа II — это партія Зборовскихъ; шведскій принцъ Сигизмундъ, сынъ короля Іоанна и Екатерины Ягеллонъ — это кандидатъ шляхты и Замойскаго; и, наконецъ, царь московскій Ѳеодоръ Іоанновичъ — кандидатъ литовской партіи. Избраніе короля происходило подъ Варшавою, на равнинахъ Воли. Когда выставлено было въ полѣ три знамени: московское — шапка, австрійское — нѣмецкая шляпа, и шведское селедка, то подъ шапкою оказалось огромное большинство. Тѣмъ не менѣе, выборъ царя Ѳеодора не состоялся: московскіе послы не согласились въ условіяхъ выбора съ панами духовными и свѣтскими, а также и потому, что у пословъ не было денегъ для подкуповъ.
Тогда Замойскій 9 (19) августа провозгласидъ королемъ Сигизмунда, а Зборовскіе провозгласили 12 (22) августа королемъ эрцгерцога Максимиліана. Максимиліанъ подошелъ было къ Кракову, но не могъ овладѣть городомъ. Замойскій двинулся противъ Максимиліана и при Вычинѣ, 24 января 1588 г. въ Силезіи, послѣ кровопролитнаго сраженія, взялъ его въ плѣнъ. Королемъ польскимъ явился, такимъ образомъ, Сигизмундъ, наслѣдный принцъ шведскій, долженствовавшей поэтому соединить оба государства подъ одною державою. Соединеніе двухъ государству Польши и Швеціи, грозило московскому государству сильною опасностію, но эта опасность миновала, когда обнаружилось, кто таковъ былъ Сигизмундъ. Сигизмундъ былъ ревностный католикъ и хотѣлъ доставить торжество своему исповѣданію всюду, во что бы то ни стало: онъ сильно сочувствовалъ іезуитамъ и подчинялся ихъ внушеніямъ. По полученіи въ Ригѣ извѣстія о смерти короля Стефана, въ Варшаву отпранились двѣ депутаціи. Одна отъ дворянства, состоявшая изъ Элерта Крузе, ландмаршала Розена и Тизенгаузена. Вторая депутація была отъ города Риги. Она состояла изъ ратсгеровъ Фике и Гаркеса и секретаря магистрата Гильхена. Обѣ депутаціи явились на избирательный сеймъ и принесли свои жалобы, состоявшія главнѣйше въ томъ, что протестантство въ краю и въ Ригѣ, вопреки виленскому договору 1561 г., терпитъ притѣсненія со стороны католиковъ. Депутаты жаловались на то, что протестантскихъ проповѣдниковъ преслѣдуютъ, жаловались на поселеніе іезуитовъ въ Ригѣ, на открытіе католическихъ епископствъ, на содержаніе которыхъ взимается сборъ съ протестантскихъ церквей и пр. Депутаты отъ города Риги просили подтвержденія тѣхъ городскихъ правъ, которыхъ не утверждалъ король Стефанъ, равно и уничтоженія построеннаго на Шпильвѣ блокгауза. Дворянство жаловалось кромѣ этого и на то, что, вопреки виленскаго договора, многія лифляндскія дворянскія помѣстья розданы литовцамъ и полякамъ. Сеймъ не входилъ въ разсмотрѣніе этихъ жалобъ, такъ какъ избраніе поглощало все его вниманіе.
Выборъ короля, какъ мы уже говорили, состоялся въ августѣ 1587 года. Король Сигизмундъ короновался 17 (27) декабря въ Краковѣ, но окончательно утвердился на престолѣ только тогда, когда Замойскій разбилъ австрійскаго претендента Максимиліана и взялъ его въ плѣнъ, — и когда Максимиліанъ за свое освобожденіе отказался отъ всякихъ притязаній на польскій престолъ.
Король въ началѣ 1588 года утвердилъ права и преимущества Лифляндіи и Риги и въ томъ же году предоставилъ Юрьеву тѣже самыя права и преимущества, какія имѣла Рига.
Въ слѣдующемъ 1589 году происходилъ сеймъ въ Варшавѣ. На этомъ сеймѣ состоялись весьма важныя рѣшенія, касавшіяся внутренняя управленія Ливоніи. Лифляндія получила новое устройство и была совершенно присоединена къ Польшѣ, какъ ея провинція. По постановленіямъ этого сейма (Ordinatio Livoniae), Лифляндія была раздѣлена на палатинаты и староства и вообще польскій образъ управленія заступилъ мѣсто прежняго. Литовцы и поляки получили право на занятіе должностей и на владѣніе помѣстьями въ Лифляндіи. Всѣ землевладельцы, получившіе помѣстья до времени архіепископа Вильгельма, сохраняютъ свои права, но землевладельцы, получившіе помѣстья послѣ архіепископа Вильгельма, должны представить доказательства своихъ правъ сейму и ждать королевскаго утвержденія ихъ. Однимъ словомъ, Лифляндія обращалась въ польскую провинцію; различіе между подданными польскими и лифляндскими уничтожалось, а права и преимущества дворянъ лифляндскихъ явились не обширнѣйшими правъ прочихъ польскихъ дворянъ[54].
Теперь возвратимся къ Ригѣ.
Вскорѣ послѣ смерти короля Стефана, Гизе воротился изъ Швеціи въ Ригу и былъ потребованъ магистратомъ къ отвѣту. Положеніе его становилось весьма опаснымъ. Гизе говорилъ, что онъ бѣжалъ въ Швецію частію, чтобы спастись отъ короля Стефана, а частію чтобы искать иноземной помощи; эту помощь ему обѣщалъ подать герцогъ зюдерманландскій Карлъ. Магистрать призналъ Гизе вмновнымъ въ государственной измѣнѣ, и поручилъ эльтерманамъ и старшинамъ самимъ судить его по закону. Старшины передали дѣло на обсужденіе общины. Многіе граждане полагали, что и Гизе и эльтермана Бринкена слѣдуетъ изгнать изъ Риги. Бринкенъ собралъ толпу приверженцевъ и напоилъ ихъ виномъ въ своемъ винномъ погребѣ. Толпа бросилась въ гильдію и тамъ съ шумомъ и крикомъ заявила, что она не выдастъ ни Гизе, ни Бринкена. Они остались въ Ригѣ и скоро явились полновластными повелителями города. Гизе вошелъ въ сношенія съ эрцгерцогомъ Максимиліаномъ и дѣлалъ попытки разрушить блокгаузъ на Шпильвѣ. Когда избраніе Сигизмунда совершилось, магистратъ снова потребовадъ отъ гильдій изгнанія Гизе и Бринкена; гильдіи не только не послушали приказанія, но, напротивъ, вынудили іезуитовъ оставить Ригу и возстановили протестантское богослуженіе въ церкви св. Іакова. Эго было въ августѣ 1587 года.
Въ началѣ 1588 г. король Сигизмундъ потребовалъ, чтобы Рига присягнула ему. Для принятія присяги прибыли въ Ригу два королевскіе коммисара, но община отказалась присягать и въ отвѣтной на королевское требованіе грамотѣ отъ 10 мая заявила, что городъ добровольно подчинился коронѣ польской и что онъ присягнетъ и теперь, но только тогда, когда послѣдуетъ утвержденіе старыхъ обычаевъ и удовлетвореніе ихъ жалобъ, именно: возвращеніе церкви св Іакова, уничтоженіе блокгауза и подтвержденіе привиллегій. Магистратъ въ это время потерялъ какъ бы всякое значеніе. Ніенштедтъ и Меппенъ были бургомистрами лишь по имени и ежедневно подвергались опасности быть убитыми. Меппенъ однажды (10 іюня 1588 г.) поссорился съ Фике и послѣдній бросился было на него съ кинжаломъ. Гизе приказалъ приготовить печать для большой гильдіи, какъ знакъ полной самостоятельности общины.
Въ началѣ 589 г. городъ Рига выслалъ депутацію въ Польшу, вѣроятно, для присутствованія на сеймѣ, назначенномъ быть въ мартѣ. Въ числѣ депутатовъ былъ оберъ секретарь Гильхенъ, которому Гизе (въ то время онъ замѣнилъ Бринкена, ибо быль избранъ эльтерманомъ большой гильдіи) поручилъ употребить всѣ усилія, чтобы постановленіе объ изгнаніи его, Гизе, и Бринкена было отмѣнено. Гизе, тѣмъ не менѣе, долженъ былъ заботиться о своей безопасности, потому что популярность его между гражданами начала колебаться. 5 марта, по неизвѣстной причинѣ, граждане принесли на него жалобу въ магистратъ и потребовали выбора новаго эльтермана. Магистратъ взялъ къ себѣ ключи отъ гильдейскаго зданія и исправленіе должности эльтермана поручилъ временно бывшему прежде эльтерманомъ Петру Рашу, но Гизе на другой же день со своими приверженцами напалъ на гильдейскій домъ, отбилъ въ немъ ворота, и по прежнему сталъ распоряжаться дѣлами общины.
Варшавскій сеймъ положилъ, для приведенія въ порядокъ городскихъ дѣлъ, послать въ Ригу литовскаго канцлера Льва Сапѣгу и каштеляна Северина Бонара. Въ началѣ іюня воротились рижскіе депутаты и привезли съ собою какъ извѣстіе о назначеніи коммисарами Сапѣги и Бонара, такъ и королевское утвержденіе всѣхъ городскихъ привиллегій, послѣдовавшее 17 апрѣля, — которое, впрочемъ, городу передано не было. Безпорядки отнюдь не унимались и предводители возстанія дѣлались все смѣлѣе и смѣлѣе. Они рѣшились дѣйствовать открытою силою и не пускать въ городъ королевскихъ коммисаровъ. Тогда болѣе благоразумные граждане, понимая всю опасность подобной мѣры, приставили военный караулъ для охраненія жизни Ніенштедта и его друзей, и обратились къ полковнику Фаренсбаху, занимавшему замокъ, занять войсками и городъ. 16 іюня, въ 3 часа утра, отрядъ польскихъ войскъ занялъ рынокъ, къ отряду пристало нѣсколько сотъ гражданъ съ нѣсколькими пушками. Партія Гизе немедленно же вооружилась, собралась у церкви св. Петра, заняла главныя улицы, ведущія къ рынку, оградила себя льняными бунтами и заперла Двинскія ворота. До схватки однако же дѣло не дошло. Фаренсбахъ заявилъ, что онъ прибылъ въ городъ лишь посредникомъ и готовъ начать переговоры, если къ нему явятся докторъ Стопіусъ и эльтерманы Гизе и Бринкенъ. Они явились, когда Фаренсбахъ далъ имъ въ заложники двухъ польскихъ дворянъ. Положили: быть перемирію впредь до прибытія въ Ригу королевскихъ коммисаровъ.
5 іюля Левъ Сапѣга и Северинъ Бонаръ, при пушечныхъ выстрѣлахъ, торжественно вступили въ Ригу. Канцлеръ остановился у вдовы несчастнаго Тастіуса, каштеляна помѣстили въ замкѣ. Гизе и Бринкенъ оставались въ городѣ. Первое засѣданіе коммисаровъ происходило 22 іюля въ ратушѣ, окруженной польскими войсками. Здѣсь коммисары предъявили свою инструкцію, въ силу которой они должны были принять присягу отъ города и подтвердить городскія права и преимущества съ завѣреніемъ свободы аугсбургскаго вѣроисповѣданія, но съ условіемъ, чтобы церкви св. Іакова и Маріи Магдалины были предоставлены католикамъ. Блокгаузъ будетъ уничтоженъ; затѣмъ Эке, Бергенъ и Канне должны быть возстановлены въ своихъ должностяхъ, осужденные же на изгнаніе Гизе и Бринкенъ должны быть арестованы и преданы суду. Ихъ немедленно арестовали. Община протестовала противъ ихъ арестованія, принимала на себя ручательство за нихъ и протестъ свой передала въ магистратъ. Вечеромъ купецъ Гергардъ Фризе поднялъ гражданъ на защиту арестованныхъ. Предъ ратушею началось безпокойное движеніе. Ударили тревогу. Сапѣга, фохтъ Фике и первенствующей бургомистръ Меппенъ вышли къ народу и уговорили его не прибѣгать ни къ какимъ крайнимъ мѣрамъ. На слѣдующій день и Фризе былъ арестованъ.
27 іюля магистратъ и община принесли присягу, послѣ чего Эке, Бергенъ и Канне вступили въ исправленіе своихъ должностей. Въ слѣдующіе дни начался процессъ противъ Гизе и Бринкена. Судная коммисія состояла изъ трехъ польскихъ чиновниковъ, двухъ ратсгеровъ и четырехъ гражданъ изъ обѣихъ гильдій. Подсудимыхъ обвиняли въ пяти главнѣйшихъ преступленіяхъ: Гизе въ измѣнническихъ переговорахъ со Швеціею, въ жестокомъ обращеніи съ Бергеномъ, въ казни Тастіуса и Веллинга, въ нападеніи на блокгаузъ, въ оскорбительныхъ отзывахъ о покойномъ королѣ; Бринкена обвиняли въ томъ же, за исключеніемъ переговоровъ со шведами. Обвиненнымъ дали четыре дня сроку для подачи письменнаго отвѣта на вопросные пункты. Прошли четыре дня и въ то время, когда Сапѣга отправлялся въ ратушу, подсудимые изъ окна начали взывать къ народу о помощи. Открылось въ толпахъ нѣкоторое движеніе, тогда Сапѣга воскликнулъ: „рижане, помните, что вы присягали, иначе вы рискуете жизнію!“ Онъ не принялъ никакихъ ходатайствъ о помилованіи. Гизе не доставилъ никакого письменнаго отвѣта; канцлеръ потому 31 іюля приказалъ пытать его. Съ пытки Гизе выдалъ множество своихъ сообщниковъ и въ особенности Бринкена, Стопіуса, Фризе, Фике и ректора Мэллера, повторилъ все при вторичномъ дознаніи и былъ 1 августа осужденъ на смерть. Бринкенъ также приговорѳнъ былъ къ смертной казни. По ходатайству магистрата и ближайшихъ родственниковъ осужденныхъ, канцлеръ велѣлъ не вздѣвать головы Гизе на колъ, и тѣла казненныхъ похоронить въ церкви.
2 августа, утромъ, польскіе солдаты, вооруженные мушкетами, съ зажженными фитилями заняли рынокъ. Всѣ улицы и окна были заняты зрителями. Въ траурной одеждѣ, сопровождаемые духовенствомъ, вышли приговоренные къ смерти. Гизе сдѣлалъ нѣсколько шаговъ; оглявулся на всѣ стороны и запѣлъ сочиненную имъ въ тюрьмѣ пѣсню. Бринкенъ казался бодрымъ и потребовалъ отъ Гизе, чтобы онъ ему, какъ прежнему эльтерману, дозволилъ умереть прежде. Гизе согласился и попросилъ позволенія сказать нѣсколько словъ народу. Ему это дозволили, и онъ въ обращеніи къ народу внушалъ ему повиновеніе властямъ. Когда Бринкенъ палъ мертвымъ, онъ медленно обернулся и попросилъ у канцлера дозволенія пропѣть „Тебѣ Бога хвалимъ“. Канцлеръ велѣлъ ему сказать, что пѣть уже поздно. Тогда онъ подошелъ къ мѣсту казни, вздрогнулъ было, но скоро ободрился, сталъ на колѣни и произнесъ: „Изъ глубины духа взываю къ тебѣ, Господи!“ Ему отрубили голову.
Такъ погибли Гизе и Бринкенъ, отплатившіе своею смертію за убійство Тастіуса и Веллинга.
Коммисары затѣмъ сочли необходимымъ привлечь къ отвѣтственности важнѣйшихъ сообщниковъ Гизе и Бринкена. Изъ нихъ только одинъ, именно оловянныхъ дѣлъ мастеръ Зонгейденъ, былъ казненъ; прочіе подверглись или тюремному заключенію, или изгнанію изъ города. Ректоръ Мэллеръ, бѣжавшій изъ Риги переодѣтымъ крестьяниномъ, объявленъ былъ изгнанникомъ; наказаніе нѣкоторыхъ было предоставлено магистрату.
Затѣмъ коммисары приступили къ устройству и опредѣленію отношеній магистрата къ горожанамъ.
Прежде чѣмъ приступить къ исполненію статьи инструкціи, касавшейся возвращенія католикамъ церкви св. Іакова, коммисары признали необходимымъ возстановить значнніе и силу магистрата. Они предложили гильдіямъ возвратить магистрату все то, что община отняла у него. Исполненіе этого преддоженія было, во всякомъ случаѣ, дѣло не легкое, потому что рижское городское управленіе въ тѣ времена основывалось, какъ и въ большей части нѣмецкихъ городовъ, не столько на письменномъ законѣ, сколько на не писанныхъ, неопредѣленныхъ и спорныхъ привычкахъ и обычаяхъ. При возникавшихъ между общиною и магистратомъ спорахъ, вѣчно ссылались на старинные обычаи (Dat Olde), какъ то видно изъ безчисленныхъ мѣстъ гильдейской книги. Первый опытъ установить управленіе на письменномъ договорѣ послѣдовалъ, какъ мы видѣли, въ 1585 году, но заключенный тогда договоръ былъ скоро уничтоженъ. Тѣмъ не менѣе, обѣ стороны какъ магистратъ, такъ и община желали составить такой договоръ, который въ будущемъ служилъ бы основаніемъ при рѣшеніи споровъ по управленію городскими дѣлами. Такой договоръ и былъ составленъ комитетомъ, составленнымъ изъ членовъ магистрата и членовъ общины. Онъ касался правъ утвержденія привиллегій, передачи католикамъ церкви св. Іакова, введенія новаго календаря, устраненія злоупотребленій при взиманіи наложенныхъ пошлинъ, стѣсненій въ торгѣ и рыболовствѣ со стороны динаминдскаго коменданта, дозволенія производства ремеслъ на Форбургѣ, устраненія участія городскаго суда тамъ, гдѣ ему быть не слѣдовало, сокращенія судебнаго дѣлопроизводства и пр. Коммисары утвердили этотъ договоръ, а магистратъ и скамьи старшинъ присягнули исполнять его. Наибольшее участіе въ составленіи этого документа принималъ назначенный синдикомъ Давидъ Гильхенъ. За магистратомъ было признано соначальство (Mitobrihkeit) надъ общиною; городскою печатью распоряжался магистратъ; печать же, сдѣланная во время смутъ для большой гильдіи, должна быть уничтожена. Вообще граждане положительно были признаны подчиненными своего магистрата и ихъ политическія права потерпѣли большое ограничение; было положено, что граждане управляютъ городскими доходами совмѣстно съ магистратомъ, но совѣщаются только о такихъ городскихъ дѣлахъ, которыя будутъ предложены магистратомъ на ихъ обсужденіе. Обсужденіе же дѣлъ, для избѣжанія безпорядковть, производитъ не вся община, какъ то было до того времени, но лишь соединенныя скамьи старшинъ обѣихъ гильдій (40 старшинъ большой и 30 малой гильдій). Община не имѣетъ права измѣнять рѣшеній магистрата и 70 старшинъ. Однимъ словомъ, гражданство становилось лишь избирательною корпораціею. Городская касса должна находиться подъ завѣдываніемъ двухъ членовъ магистрата, двухъ старшинъ (по одному изъ каждой гильдіи) и двухъ гражданъ (писцовъ). Эти шесть человѣкъ избираются изъ 70 старшинъ, но утверждаются въ должностяхъ магистратомъ.
Какъ бы то ни было, но этотъ договоръ (онъ извѣстенъ подъ именемъ севериновскаго, ибо былъ подписанъ 26 августа, въ Севериновъ день) былъ весьма стѣснителенъ для горожанъ: гильдіи потеряли много преимуществъ, лишились права иниціатавы въ дѣлахъ общественныхъ и пр. Понятно, что граждане роптали противъ этого договора, и понятно почему они не замедлили поднять вопросъ объ отмѣнѣ его.
Коммисары обѣщались срыть блокгаузъ, если городъ заплатить издержки, употребленныя на его постройку (коммисары просили сначала 150,000 гульденовъ, но послѣ понизили требованіе на 45,000 гульденовъ). Кромѣ того, городъ долженъ былъ отказаться отъ взятыхъ у него взаймы 6,700 гульденовъ и отдать обратно заложенныя подъ этотъ долгъ имѣнья Икскуль и Кирхгольмъ. Затѣмъ коммисары приступили къ вопросу о возвращеніи католикамъ двухъ церквей, спорили долго и ничего не достигли: вопросъ о церквахъ и объ іезуитахъ былъ вовсе отложенъ въ сторону. Юліанскій календарь тоже остался въ своей прежней силѣ.
Когда севериновскимъ трактатомъ были кое-какъ улажены городскія отношенія и все въ городѣ приняло другой видъ, коммисары окончили 28 августа свои занятія и затѣмъ выѣхали изъ Риги. Магистратъ вступилъ въ свои новыя права и началъ дѣйствовать самостоятельно, а подчасъ и произвольно.
Севериновскій договоръ сохранялъ свою силу лишь до 1604 г.
Около этого времени съѣхались въ Ревелѣ два короля, отецъ и сынъ, король Іоаннъ III шведскій и сынъ его Сигизмундъ III, король польскій и польскіе паны надѣялись, что король шведскій уступитъ королю польскому, по данному обѣщанію при выборѣ на королевство, Эстляндію съ городомъ Ревелемъ и другими крѣпостями; но король шведскій не признавалъ этого обѣщанія, говоря, будто бы его послы, при избраніи, дали такое обѣщаніе вопреки даннымъ имъ грамотамъ, и заявилъ, что онъ ужъ лучше возьметъ своего сына обратно въ Щвецію. Но господа сенаторы смягчили нѣсколько этотъ отказъ и сказали, что король шведскій, ради сохраненія мира, желаетъ удержать при себѣ Эстляндію, но что по его смерти польскому королю достанется все королевство шведское.
Такимъ образомъ оба, отецъ и сынъ, разстались снова другъ съ другомъ. Выѣхавши изъ Ревеля, король польскій прибылъ въ Ригу и сталъ сильно домогаться объ уступкѣ ему церкви св. Іакова, но община никакъ не соглашалась на уступку церкви, и поэтому его кор. величество выѣхалъ изъ города не совсѣмъ довольный. По многимъ причинамъ для города было бы лучше, если бы церковь была тогда уступлена.
Въ 1590 году городъ Рига былъ позванъ на сеймъ въ Варшаву; между послами былъ я недостойный, господинъ Каспаръ фонъ Гоффе и синдикъ Давидъ Гильхенъ. Его к. в. всетаки не уступилъ церковь городу; по повелѣнію его кор. вел. намъ было свято обѣщано, что іезуиты будутъ жить не въ городѣ, а въ замкѣ. Тогда церковь была уступлена. На слѣдующемъ сеймѣ городъ снова былъ позванъ іезуитами. Бургомистръ Николай Экке и синдикъ Гильхенъ крѣпко стояли на томъ, чтобы намъ не принимать іезуитовъ, такъ какъ условіе съ королемъ Стефаномъ относительно уступки церкви говоритъ о плебанѣ, а не о іезуитахъ. Правда, на сеймѣ ничего не было рѣшено, но, по окончаніи сейма, его кор. величество снова сталъ обсуждать съ ассесорами это дѣло post aulam, и рѣшилъ, что мы все таки должны принять іезуитовъ. Синдикъ аппелировалъ на это сейму; король принялъ эту апеляцію за униженіе себѣ, будто оная была contra dignitatem regis (противъ достоинства короля) и даже хотѣлъ заключить синдика въ темницу, но тому воспрепятствовали земскіе послы и великій канцлеръ. Такимъ образомъ мы должны были снова принять іезуитовъ.
Въ 1604 году, въ понедѣдьникъ вечеромъ, въ первый день великаго поста, бюргеры, по обыкновенію, собрались въ гильдейскихъ комнатахъ для выборовъ новаго эльтермана. Тогда произошелъ споръ между магистратомъ и общиною, такъ какъ магистратъ хотѣлъ имѣть эльтермана избраннаго изъ гильдейскаго братства (Ausschus), а бюргеры избраннаго изъ всей общины. Магистратъ долженъ былъ уступить бюргерамъ, и эдьтерманомъ большой гидьдіи былъ избранъ нѣкто Эвертъ Эттингъ. Вскорѣ за тѣмъ послѣдовала жалоба со стороны общины на магистратъ, будто бы онъ нарушилъ северинскій договоръ тѣмъ, что предлагадъ выборъ бюргеровъ изъ братства, далѣе будто бы онъ потратилъ много денегъ понапрасну по частнымъ дѣламъ; будто бы городскіе кнехты ночью были высылаемы изъ города, безъ вѣдома эльтермановъ; нѣкоторые члены магистрата раздавали должности своекорыстно; нѣкоторые награждали только своихъ пріятелей должностями и еще обвиняли магистратъ во многихъ другихъ вещахъ. Наконецъ они хотѣли перемѣнить образъ правленія, кассировать севериновъ договоръ и кромѣ того домогались, чтобы доходы города были собираемы всѣ въ одну кассу.
Хотя магистратъ и не хотѣлъ никоимъ образомъ соглашаться на это, но община обратилась къ полководцу Карлу-Іоанну Ходкѣвичу, который тогда прибылъ въ Ригу, и тотъ одобридъ ихъ жалобу.
Тогда магистратъ долженъ былъ уступить и согласиться на уничтоженіе северинова договора: всѣ доходы отнынѣ должны были поступать въ одну кассу, въ управленіи кассою будетъ учавствовать община, которая также будетъ сводить ежегодно счеты вмѣстѣ съ магистратомъ. Городскіе солдаты должны присягать одновременно и магистрату и общинѣ. Послѣ этого община отвела для помѣщенія кассы большой домъ и постановила, что при кассѣ должны находиться представители общины[55].
Когда это вотъ все было исполнено, приступили къ разсмотрѣнію кассовыхъ книгъ, при чемъ оказалось, что бургомистръ Николай Экке[56] который, какъ довѣренное лицо, хранилъ у себя ключъ отъ кассы, взялъ нѣсколько денегъ изъ той кассы и отдалъ ихъ нѣкоторымъ людямъ въ займы, а вмѣсто денегъ положилъ росписки, написанныя на его имя, а сумма достигала до нѣсколькихъ тысячъ.
Община потребовала, чтобы эти деньги снова были внесены въ кассу и магистратъ чрезъ новыхъ казнохранителей долженъ былъ обѣщать возвратъ взятыхъ денегъ.
Кромѣ того обнаружилось, что изъ кассы онъ, Экке, взялъ другія деньги въ разныя времена, и хотѣлъ дать въ томъ отчетъ (однако не далъ). Община все это приняла за своекорыстіе со стороны Экке и упрекнула его и въ томъ, что будто бы онъ уже давно секретаремъ Давидомъ Гильхеномъ былъ обруганъ воромъ и подобное поруганіе впродолженіе многихъ лѣтъ онъ не хотѣлъ съ себя смыть; къ тому же протестовалъ противъ новаго соглашенія магистрата съ общиною, поэтому его изъ за вышеприведенныхъ и еще другихъ многихъ причинъ въ городскомъ управленіи терпѣть невозможно, и онъ долженъ оправдаться во всѣхъ этихъ дѣлахъ[57].
Въ 1604 году, послѣ Михайлова дня (29 сентября), когда обыкновенно происходитъ распредѣленіе должностей, за него никто не хотѣлъ подавать голоса, потому голосъ былъ данъ за Гинриха фонъ Уленброкка, который былъ избранъ въ прошломъ году.
2 ноября 1592 года, когда король Іоаннъ шведскій волею Божіею скончался, сынъ его Сигизмундъ, король польскій, былъ коронованъ также и королемъ шведскимъ. Ему были предложены шведскими сословіями нѣкоторые пункты, относительно принятія которыхъ онъ былъ въ затрудненіи; но когда выѣзжалъ изъ королевства и война между московитомъ и Швеціею еще не кончилась, онъ, между прочимъ, довѣрилъ шведскимъ совѣтникамъ управленіе государствомъ и послалъ Германа Флеминга съ войскомъ въ Финляндію, для защиты границъ. Должно быть ратные люди причинили много вреда финскимъ крестьянамъ, ибо тѣ возстали противъ солдатъ, причемъ Флеммингъ со своими ратниками перебилъ много финскихъ крестьянъ. Должно быть также разсердило герцога Карла, роднаго брата короля, еще и то, что ему не было поручено управленіе государствомъ, а можетъ быть у него была какая другая причина, которая мнѣ неизвѣстна, только онъ послѣ отъѣзда короля сталъ присвоивать себѣ всю власть въ государствѣ и уиравленіи и привлекъ на свою сторону нѣкоторыхъ засѣдающихъ въ государственномъ совѣтѣ шведовъ, которые сочувствовали ему, занялъ послѣ этого государственные замки и бурги, взялъ армаду кораблей, смѣнилъ должностныхъ лицъ въ сословіяхъ, въ замкахъ и на корабляхъ по своему произволу, и забралъ весь арсеналъ. Нѣкоторые рейхсраты, которые хорошо понимали, что это нѣчто иное какъ дѣйствія противъ короля, и что впослѣдствіе это не останется безъ возмездія, предпочли отправиться въ Польшу къ королю, нежели помогать намѣренію Карла. Вслѣдствіе этого король былъ принужденъ вооружиться и отправиться изъ Данцига съ кораблями и войскомъ, и вмѣстѣ съ убѣжавшими советниками прибылъ счастливо въ Кальмаръ, который занялъ герцогъ Карлъ со своими приверженцами. Когда же король лично прибылъ и потребовалъ себѣ пропуска, то намѣстникъ герцога Карла не осмѣлился отказать ему; такимъ образомъ король и вступилъ въ кальмарскій замокъ. Тогда прибыли нѣкоторые ландзассы для пріема короля и финляндцы были также въ готовности сопровождать короля по странѣ, но онъ имъ велѣлъ возвратиться въ Финляндію. Послѣ этого прибылъ герцогъ Карлъ съ вооруженными людьми, встревоженный прибытіемъ короля, недовольнаго тѣмъ, что онъ присвоилъ себѣ правленіе въ Швеціи; герцогъ имѣлъ свиданіе съ полковникомъ Юргеномъ Фаренсбахомъ у Кальмара или Штеккенберга, при чемъ говорилъ, что придетъ къ королю, но для этого просилъ три дня сроку.
Полковникъ, передавая это королю, сказалъ: «Милостивый господинъ, если ваше кор. вел. дадите ему выиграть время, то онъ замыслитъ засаду и укрѣпится съ моря и съ суши; и тогда уже онъ ничего не сдѣлаетъ по волѣ вашего кор. величества, и поэтому то теперь онъ и является сюда. Если онъ не хочетъ явиться сейчасъ, то я готовъ сразиться съ нимъ и выдать его вашему кор. величеству въ скоромъ времени; если же мы будемъ ждать, то ваше кор. величество можете лишиться трона». Но королевскіе совѣтники говорили королю, что ему не слѣдуетъ вступать въ сраженіе и проливать шведскую кровь. Король послушался ихъ и далъ герцогу три дня сроку. Между тѣмъ герцогъ Карлъ усилился кораблями и войскомъ, а короля застигла буря, разсѣявшая его корабли. Тогда герцогъ Карлъ приступилъ къ дѣлу и началъ съ королемъ сраженіе; королю пришлось плохо. При самомъ началѣ сраженія королевскіе люди уже были разбиты, а шведы, находившіеся при королѣ, не хотѣли сдѣлать ни одного выстрѣла. Такимъ образомъ сраженіе было проиграно, и теперь король долженъ былъ плясать подъ дудку герцога Карла: онъ былъ принужденъ подписать договоръ по всей волѣ герцога, долженъ былъ выдать герцогу совѣтниковъ какъ его плѣнныхъ, а также оставить во власти герцога всѣ крѣпости, корабли и артиллерію. Король, принужденный къ подобному договору, занялъ замокъ Кальмаръ и отплылъ съ нѣкоторыми кораблями въ Пруссію, а оттуда въ 1598 году прибылъ въ Польшу.
Послѣ этого герцогъ Карлъ вооружился, двинулся къ Кальмару, взялъ и снова занялъ его, и за тѣмъ въ 1599 г. уѣхалъ въ Финляндію.
Какъ только прослышалъ про это король, тотчасъ же велѣлъ снарядить въ Ливоніи нѣсколько отрядовъ гофлейтовъ и до 300 лошадей. Это онъ послалъ на помощь къ финляндцамъ. Но какъ только гофлейты прибыли въ Финляндію, то уже карта, какъ говорится, пропала, потому что выборгскіе были заодно съ герцогомъ Карломъ, почему вышеупомянутые ливонцы большею частью были взяты въ плѣнъ, исключая немногихъ, которые съ маленькимъ Іоахимомъ убѣжали въ Россію. Русскіе же ихъ удержали у себя до тѣхъ поръ, пока они не были высвобождены королевскими послами; другіе же, которые были отправлены въ Стокгольмъ, впослѣдствіе были также освобождены: рядовымъ позволено было отправиться въ нейтральныя мѣстности, а знатныхъ удержали плѣнными.
Послѣ того герцогъ Карлъ сталъ думать объ томъ, какъ повести войну съ королемъ польскимъ и рѣшилъ перенести военныя дѣйствія въ Ливонію. Чтобы шведы оставались въ мирѣ, герцогъ велѣлъ прежде всего отрубить головы государственнымъ совѣтникамъ, которые были по истинѣ превосходные люди и опора государству. Послѣ того, въ 1600 году, послалъ онъ въ началѣ великаго поста изъ Финляндіи Германа фонъ Дюрека съ 900 всадниковъ въ ту часть Ливоніи, которая принадлежала шведамъ, и за тѣмъ лично самъ отправился въ Ливонію съ орудіями и шведскими рейтерами и пѣхотою, которую онъ набралъ изъ деревень.
Когда въ іюнѣ 1600 г. герцогъ Карлъ прибылъ въ Ревель, то нашелъ для себя армію изъ 2300 человѣкъ кавалеріи. Осмотрѣвъ свое войско, онъ двинулся на приморскую крѣпость короля польскаго Перновъ, отстоявшую на 20 миль отъ Ревеля, и безъ всякаго предварительнаго объявленія войны, осадилъ ее, но не штурмовалъ, а пугалъ лишь словами, будто бы уже городъ пропалъ, взорванный на воздухъ. Крѣпость и сдалась безъ большой нужды къ тому.
Этотъ успѣхъ укрѣпилъ мужество герцога Карла и онъ послалъ нѣсколькихъ рейтеровъ напасть врасплохъ на Оберпаленъ, въ которомъ совсѣмъ не было гарнизона, потому что гауптманъ Рудаминъ былъ ограбленъ и раззоренъ въ Зонцелѣ и тогда отсутствовалъ. Лучше было бы, если бы онъ повнимательнѣе смотрѣлъ за своимъ замкомъ Оберпаленомъ, да обращался бы по человѣчески со своими несчастными крестьянами.
Полковникъ Юргенъ Фаренсбахъ послѣ этого происшествія двинулся къ Кремону, а оттуда къ Кольтцену съ господиномъ Ленеккомъ и они въ полѣ совѣщались между собою, ибо Ленекъ былъ главою поляковъ, а полковикъ Фаренсбахъ главнымъ начальникомъ надъ нѣмцами. Они двинулись въ гельметскую область, на перерѣзъ герцогу Карлу. Но какъ только герцогъ Карлъ завладѣлъ Перновомъ, Эвольдъ фонъ Меденъ занялъ безъ всякаго сопротивленія Салисъ. Послѣ этого Карлъ отправилъ своего побочнаго сына Карла Карльсона въ Каркусъ съ 4,500 человѣкъ солдатъ, но они были разбиты поляками. Тогда герцогъ Карлъ подошелъ къ Феллину, который и долженъ былъ сдаться, такимъ же образомъ онъ завоевалъ Лаисъ, далѣе занялъ Каркусъ, гдѣ онъ получилъ порядочную добычу, ибо ему таковую отдали безъ всякой нужды. Послѣ того онъ послалъ отряды въ другіе замки, какъ то: Гельметъ, Трикатенъ, Руйенъ, Вайнзель, Буртнекъ, Лембзаль, Наббенъ, которымъ предложилъ сдаться, что тѣ и сдѣлали. Эрмесъ защищался, но не долго. Въ Кирремпе находился Гейрихъ Фалькенбергъ, который крѣпко стоялъ за герцога Карла, ибо онъ задержалъ порохъ, посланный въ Дерптъ, и послѣ того сдался. Точно также поступили и маріенбургцы.
Полковникъ Фаренсбахъ настоялъ на томъ, что господинъ экономъ ротмистръ Гинрихъ Рамель и ротмистръ Каспаръ фонъ Тизенгаузенъ изъ Тирзена, остались съ ихъ рейтерами въ Дерптѣ; самъ же онъ двинулся къ Вендену, гдѣ онъ разсчитывалъ на Дембинскаго. Герцогъ же Карлъ около Рождества подошелъ къ Дерпту и взялъ его, такъ какъ городъ этотъ не былъ достаточно защищенъ, да и происходили тамъ несогласія. Герцогъ обѣщалъ всѣмъ свободный выходъ, но обѣщанія не сдержалъ. Это случилось въ 1600 году, 27-го декабря.
Послѣ взятія Дерпта, ему ужь больше не пришлось тратить пороху ни предъ какими замками, за исключеніемъ Вольмара, Трейдена и Нейгауза, другіе всѣ сдались до Кокенгузена.
Тогда герцогъ Карлъ послалъ нѣсколько тысячъ человѣкъ взять Венденъ. Въ воскресенье, когда они прибыли, Юргенъ Фаренсбахъ только что съ 50 лошадьми и ландзасами отправился изъ Вендена въ Нитау, не подозрѣвая, что шведы близко, которые можетъ быть и знали объ отсутствіи полковника; но Дембинскій и полковникъ Вейръ изъ крѣпости съ немногими людьми мужественно кинулись на нихъ обратили въ бѣгство и загнали ихъ въ рѣку Аа, гдѣ нѣсколько тысячъ потонуло, а много сотенъ осталось на полѣ битвы и отняли у нихъ оружіе, знамена и пр. Это было божеское дѣяніе. Но когда поляки въ Венденѣ услышали о взятіи Вольмара, то всѣ они, кромѣ Дембинскаго, который охотно остался, безчинствуя, оставили городъ и замокъ, наполнили свои телѣги бюргерскимъ хлѣбомъ и уѣхали.
Воевода Матѳей Дембинскій, отправившись изъ Пебалга, наткнулся со своими 70 или 80 всадниками на шведовъ, которые его осилили и взяли въ плѣнъ.
Трейденъ былъ взять штурмомъ и при этомъ большинство защитниковъ было убито; Кремонъ и Зегевальдъ должны были тотчасъ же сдаться.
Карлъ Карльсонъ былъ посланъ впередъ обстрѣливать Нейгаузъ, который хотя и держался хорошо, но долженъ былъ сдаться.
Послѣ этого Карльсонъ двинулся на Смильтенъ, Арле, Берзонъ, Сесвегенъ, Крейцбургъ, Шваненбургъ, Маріенгаузенъ, Луценъ, Розитенъ, Лаудонъ, Ронненбургъ, Юргенсбургъ, Нитау, Лембургъ, Соденпойсъ, Зонцель, которые сдались безъ всякаго сопротивленія. Наконецъ, онъ двинулся на Кокенгаузенъ со своею лучшею силою; сначала онъ обстрѣливалъ и занядъ городокъ, а потомъ и замокъ, и въ особенности крѣпко обстрѣливалъ одну башню. Къ Кокенгаузену прибыль лично герцогъ Карлъ и самъ производилъ штурмъ весьма серьезно и разгонялъ всѣхъ, кто только могъ приблизиться. Когда же они подошли къ обстрѣливаемому пролому и хотѣли проникнуть внутрь замка, тогда обрушилась на шведовъ башня, такъ что они были раздавлены цѣлыми сотнями съ барабанами, пищалями и пиками и переполнили рвы собою. Тутъ герцогъ лишился своего мужества до того, что бѣжалъ и поручилъ Карлу Карльсону и другимъ вести войну, говоря, что будетъ имъ совѣтовать. Они остались въ городѣ и продолжали обстрѣливать замокъ, но осажденные ревностно слѣдили за шведами со своими ружьями и перестрѣляли многихъ, которые ходили по улицѣ.
Когда наступилъ новый годъ и Двина тронулась, жмудскій староста съ литовскими панами подступили на помощь гарнизону, который уже началъ терпѣть большой голодъ. Карльсонъ долженъ былъ отступить въ Эрлу, гдѣ его застали врасплохъ и разбили. Но онъ снова собралъ около 3,000 человѣкъ и снова явился подъ Кокенгаузенъ. Тамъ Ходкѣвичъ, приблизительно въ ¼ мили отъ города, далъ ему сраженіе, въ которомъ пали многіе съ обѣихъ сторонъ, и шведы должны были покинуть свои орудія и бѣжать. Послѣ этого литовцы отобрали у шведовъ много замковъ, пока наконецъ не пришли въ Ронненбургъ. Тамъ шведы держались до тѣхъ поръ, пока герцогъ Карлъ не прибыль изъ Ревеля. Онъ снова выступилъ въ поле, спустилъ по Двинѣ нѣсколько кораблей съ ратниками и орудіями, самъ же съ собранными имъ ливонцами и шведами смѣнилъ гарнизонъ замка Ронненбурга. Отсюда онъ напалъ на литовцевъ, которые покинули свои орудія, лошадей, и все рѣшительно, отступили подъ стѣны Риги, имѣя коней въ самомъ жалкомъ состояніи. Между тѣмъ, полковникъ Юргенъ Фаренсбахъ, венденскій воевода, прибылъ изъ Пруссіи съ нѣсколькими шотландцами и 4 ротами кнехтовъ, численностію въ нѣсколько сотъ человѣкъ, и расположился въ рижскомъ замкѣ, имѣя при себѣ около 50 или 60 коней.
23 августа литовцы расположились у Двины между городскими стѣнами и Двиною; герцогъ же Карлъ послѣдовалъ за ними и расположился со своимъ войскомъ въ Мильграбенѣ, въ одной милѣ отъ Риги. Литовцы задумали сдѣлать вылазку и пожелали на всякій случай, чтобы городъ далъ обѣщаніе пропустить ихъ въ городъ, если ихъ разобьютъ, въ чемъ, впрочемъ, имъ было отказано весьма вѣжливо и объявлено, что они пропустятъ самое большее только начальниковъ, да сотни двѣ лошадей, такъ какъ они хорошо знаютъ что значитъ впускать много ратниковъ въ городъ. Между тѣмъ, герцогъ Карлъ, укрѣпившись и на водѣ, и на сушѣ, двинулся 1601 г., 30 августа, утромъ, между 2 и 3 часами, на рижскій форштадтъ и напалъ на укрѣпленіе, гдѣ помѣщались полковничьи шотландцы, которые были выбиты оттуда и увезли только три фальконета. На этотъ разъ былъ выжженъ весь форштадтъ и, по моему, убытку было навѣрно на 2 бочки золота. Я тогда, при этомъ пожарѣ, потерялъ болѣе 30 сараевъ и домовъ. Господь вознаградилъ этотъ убытокъ.
2 сентября полковникъ отнялъ у шведовъ на Двинѣ одно гребное судно и взялъ при этомъ въ плѣнъ гауптмана (Констана) Ганса Шульца и одного фенриха (прапорщика) съ 9 людьми.
8 сентября шведы начали строить укрѣпленія на Книттельсгольмѣ, около двинскаго переѣзда, чтобы помѣшать переправѣ, и крѣпко укрѣпили его, думая обстрѣливать оттуда городъ, и ругали людей, которые находились по ту сторону Двины, на больверкѣ.
16 сентября они покинули этотъ шанецъ, а шотландцы съ ихъ полковникомъ Юргеномъ Фаренсбахомъ заняли укрѣпленіе и срыли ихъ.
8 сентября прибылъ великій канцлеръ и полный гетанъ короны польской, Іоаннъ Замойскій, вмѣстѣ съ младшимъ гетманомъ Зеликомовскимъ(?), изъ Польши и съ ратниками переправились чрезъ Двину; послѣ этого и самъ король переправился съ значительнымъ войскомъ у Кокенгаузена.
17 сентября королевскіе военачальники послали трубача съ письмомъ къ герцогу Карлу, предлагая ему вступить въ бой, и выбрать мѣсто сраженія на чистомъ полѣ, если онъ только воинъ. Тогда герцогъ Карлъ пришелъ въ затрудненіе и порѣшилъ бѣжать, какъ можно скорѣе. Онъ направился тотчасъ къ Ревелю и Швеціи и оказалъ ливонцамъ, которые ему встрѣтились: «Я посадилъ теперь васъ въ крѣпости, замки, передалъ вамъ владѣніе землею и людьми, если вы не хотите защищать ихъ, то не защищайте: у меня въ Швеціи довольно земли и людей».
У герцога Карла находился въ службѣ графъ фонъ Нассау изъ Нидерландовъ, который сказалъ ему, что онъ ясно видитъ, что никакой выгоды изъ этой войны нельзя извлечь, такъ какъ страна совершенно опустошена, бѣдные люди раззорены и уничтожены, а поэтому онъ совѣтуетъ герцогу примириться съ его двоюроднымъ братомъ, королемъ польскимъ, чтобы снова быть въ согласіи между собою и въ покоѣ и избѣжать пролитія невинной крови.
На это герцогъ Карлъ отвѣчалъ, что этотъ совѣтъ ему не нравится, и прибавилъ: „выпустить розгу изъ руки — нѣтъ, это для меня не удобно, пока я веду войну въ Лифляндіи, въ Швеціи у меня миръ“. Его поддержалъ герцогскій ротмистръ Рейнгольдъ Энгедесъ, слышавшій этотъ разговоръ. Главнѣйшія крѣпости, каковы: Роннебургъ, Вольмаръ, Нейгаузенъ, Дерптъ, Феллинъ, Вейссенштейнъ, Перновъ, Ревель и Нарва, герцогъ занялъ оставшимися при немъ ратными людьми изъ шведовъ и нѣмцевъ, а самъ отправился въ Швецію, обѣщая собрать новое ополченіе въ Швеціи и замѣстить ихъ. Лучшія большія орудія онъ взялъ съ собой и вооружилъ имъ крѣпости для борьбы съ поляками. Такъ какъ графъ фонъ Нассау видѣлъ, что война герцога Карла не кончится добромъ, то и уѣхалъ изъ страны. То же самое сдѣлали герцоги Гольштейнскій и Люнебургскій.
Если бы отпавшіе лифляндцы, теперь, когда король польскій находился самъ въ странѣ, оставили герцога Карла и приняли предлагаемую королемъ милость, то сохранили бы свою честь, а страну и людей спасли бы отъ раззоренія, но какъ они имѣли болѣе довѣрія къ герцогу и надѣялись, что онъ приведетъ свѣжее войско, потому на нихъ и пошли какъ на враговъ польскаго государства и стали обращаться съ ними сообразно съ этимъ.
1601 г., 23 сентября, его королевское величество выступилъ съ обоими военачальниками изъ Икскуля. Младшій военачальникъ отправился впередъ съ 4,000 казаковъ изъ Кокенгаузена на Венденъ черезъ Роденпойшскій уѣздъ черезъ Аа и такимъ образомъ на Роопъ.
Орудія слѣдовали съ обозомъ. 10 октября венденскій воевода Юргенъ Фаренсбахъ послѣдовалъ за королемъ съ 4-мя знаменами (отрядами) шотландцевъ, приведенныхъ имъ изъ Пруссіи.
19 октября король и главнокомандующій двинулись съ орудіями на обложеніе крѣпости Вольмара. Этотъ походъ былъ сущимъ несчастіемъ для бѣдныхъ (сельскихъ) жителей: казаки нещадно гоняли и мучили ихъ, отбирали все ихъ имущество, всѣ хаты и заборы пожгли, такъ что сельчане отъ ужаснаго голоду валились цѣлыми кучами и умирали. Они лежали непогребенными въ деревняхъ и на дорогахъ, камни могли бы надъ ними сжалиться.
1601 года, 2 декабря, король отправился изъ Риги обратно въ Вильну, а коронные военачальники остались при очень жестокой стужѣ съ артиллеріею и ратными людьми подъ Вольмаромъ. Много людей замерзло, несмотря на это военачальникъ обстрѣливалъ крѣпость сколько только было возможно до 17 декабря, когда они наконецъ послѣ нѣсколькихъ штурмовъ сдались на акордъ. Въ ней находилось 350 шведовъ и нѣмцевъ. Польскій военачальникъ приказалъ отпустить и проводить ихъ, за исключеніемъ незаконного сына герцога Карла, Карла Карльсона, Понтія де ла Гарди — сына и двухъ другихъ шведскихъ господъ, которые были отправлены въ Польшу[58].
Въ 1601 г., 24 декабря, Карлъ Карльсонъ и Понтія де да Гарди сынъ были провезены черезъ Ригу въ Польшу. Польскій военачальникъ, послѣ покоренія Вольмара, отправился въ городъ Дерптъ, чтобы тамъ немного отдохнуть, и велѣлъ открыть переговоры съ слѣдующими замками: Эрмесомъ, Гельметомъ, Маріенбургомъ, Нейгаузеномъ, которые сдались на милость и были приняты; но въ Адзелѣ былъ одинъ лживый человѣкъ, Адамъ Шрафферъ, и Яковъ Роландъ, которые задумали одурачить польскаго военачальника, потому онъ послалъ 12 марта 1602 г. туда своихъ людей и приказалъ обстрѣливать Адзель.
Между тѣмъ, лживая лиса Шрафферъ убѣжалъ, тогда остальные сдались. Военачальникъ далъ имъ свободный выходъ, за исключеніемъ Роланда, котораго онъ потомъ велѣлъ казнить.
Альбр. Дембинскій съ его ротой и другими ратными людьми былъ посланъ военачальникомъ обложить Роннебургъ, который и долженъ былъ вслѣдствіе нужды сдаться. Затѣмъ военачальникъ отправился изъ Анцена въ Рингенъ, хотѣлъ вести переговоры съ дерптцами, но напрасно. Они сдѣлали вылазку за добычей, поубивали многихъ казаковъ, но послѣдніе скоро получили подкрѣпленіе и сдѣлавшіе вылазку большей частью были перебиты.
Тогда военачальникъ оставилъ Дерптъ и направился къ Феллину. Феллинцы тоже сдѣлали вылазку съ помощью нѣкоторыхъ перновскихъ гофлейтовъ и напали на 40 возовъ, везшихъ хлѣбъ, вино и другія вещи, которые они и забрали съ собой. Военачальникъ выставилъ нѣсколько тяжелыхъ орудій, занялъ городъ и велѣлъ 7 мая 1602 года въ первый разъ штурмовать замокъ, но штурмъ былъ отбитъ; Юргенъ Фаренсбахъ и Вольмаръ фонъ Менденъ были въ бою ранены, изъ которыхъ послѣдній, къ общему сожалѣнію, на другой день умеръ.
На слѣдующій день, 8 мая, военачальникъ приказалъ опять съ новой силой сдѣлать нападеніе на замокъ; при этомъ штурмѣ осаждающимъ грозила большая опасность: осажденные подъ проломомъ выкопали яму (мину) и туда наложили пороху, а поверхъ послали земли, расчитывая, что, если ихъ выбьютъ изъ пролома и поляки взойдутъ на порохъ, они, послѣдніе, взлетятъ на воздухъ. Но Господь Богъ разсудилъ иначе. Когда начался штурмъ, осажденные со своимъ начальникомъ стали на порохъ и сами неожиданно взлетѣли на воздухъ. Тогда у нихъ пропало все мужество и они сдались на милость. Военачальникъ приказалъ дать шведамъ и нѣмцамъ свободный выходъ въ Перновъ, а лифляндцевъ съ женами и дѣтьми удержалъ въ плѣну; изъ нихъ многіе были казнены.
Въ это время дерптцы сдѣлали вылазку съ тремя стами, приблизительно, стрѣлковъ и нѣсколькими всадниками, чтобы взять замокъ кастелляна Георга Шенкина Анценъ, который былъ занятъ немногими польскими людьми. Въ первый разъ они были отбиты, но когда въ другой разъ сдѣлали нападеніе, то покорили замокъ, взяли хорошую добычу и знатныхъ плѣнниковъ. Это былъ очень прекрасный, вновь выстроенный замокъ, но они его подожгли и онъ сгорѣлъ, а это была сущая жалость.
Когда былъ покоренъ замокъ Феллинъ, польскіе ратные люди почти совсѣмъ воспротивились оставаться долѣе въ полѣ, потому что они цѣлую зиму терпѣли въ полѣ стужу и потому что у нихъ почти не было денегъ, но военачальникъ уговорилъ ихъ не расходиться, и приказалъ отвести ихъ къ Наббижскому мосту и расположиться лагеремъ около церкви св. Іоанна. Между тѣмъ дерптскіе шведы опять сдѣлали вылазку для грабежа и перебили много казаковъ, но польскіе рейтеры скоро ихъ окружили и изъ нихъ 100 были убиты, а 12 плѣнными приведены къ военачальнику; также изъ Вейссенштейна двое начальниковъ, Яковъ Гилле и Симонъ Пилле сдѣлали вылазку для грабежа со 100 стрѣлками и 50-ю рейтерами. Тогда польскій военачальникъ послалъ противъ нихъ своихъ людей, которые всѣхъ ихъ положили на мѣстѣ, и оба начальника были взяты въ плѣнъ. Послѣ этого поляки ограбили Нарву. Между тѣмъ къ военачальнику прибыло свѣжее войско и онъ затѣмъ двинулся подъ Вейссенштейнъ. Тамъ ему стоило большихъ трудовъ строить шанцы на болотѣ, такъ что онъ долженъ былъ привести нѣсколько тысячъ возовъ кустарнику, прежде чѣмъ можно было поставить орудія въ шанцахъ на болотѣ, при чемъ было потеряно много народу. Было убито 6 или 7 ротмистровъ. Къ тому же приключилось слѣдующее несчастіе:
Когда въ Ригу прибыло свѣжее войско и переправилось черезъ Двину, магистрата размѣстилъ многихъ своихъ кнехтовъ около города въ новой магистратской усадьбѣ[59]. Тогда нѣкоторые польскіе ратные люди хотѣли ворваться въ эту усадьбу, а кнехты не хотѣли этого допустить. Изъ за этого произошло у нихъ столкновеніе и нѣсколько поляковъ было убито. Тогда поляки напали на усадьбу цѣлой толпой, подожгли постоялый дворъ, въ которомъ находились кнехты, имъ пришлось вытти изъ горѣвшаго дома и тогда 15 или 16 человѣкъ изъ нихъ было убито. Въ городѣ по этому поводу произошло смятеніе: нѣсколько поляковъ были убиты на улицахъ и передъ городомъ, потому что остальные кнехты хотѣли отомстить за своихъ погибшихъ товарищей.
Магистратъ далъ кнехтамъ нѣсколько полевыхъ орудій и стрѣлковъ, съ ними они выступили изъ города и много всякаго народу бѣжало за ними; поздно вечеромъ они подошли къ мосту. Какъ только поляки замѣтили ихъ, то выстроились въ боевой порядокъ; рижскіе кнехты требовали выдачи тѣхъ, которые убили ихъ товарищей. Проигранная свалка; поляки обратились въ бѣгство и изъ нихъ было убито человѣкъ 150. Одинъ ротмистръ былъ убитъ передъ Ригой, а другой, Лука Война, былъ раненъ около Нейермюленскаго моста и едва остался въ живыхъ. Также было убито нѣсколько женъ и дѣтей ратныхъ людей. Послѣ этой свалки, поляки, увидѣвъ что ихъ вещи пограблены, убѣжали назадъ въ Польшу; а жаль, потому что они тогда были очень нужны военачальнику.
Около этого времени были посланы въ Ревель на шкунѣ 60 человѣкъ, которыхъ приказано было отвезти въ Швецію въ качествѣ плѣнниковъ, въ ихъ числѣ было 22 чел. изъ нашихъ. Эти послѣдніе надѣялись на плохой пріемъ въ Швеціи, оттого сговорились между собой и когда шкуна вышла въ открытое море напали неожиданно на шведовъ съ топорами, кольями и дубинами, начали биться, такъ что очень скоро многіе пали на мѣстѣ, а другіе потеряли всякое мужество. Тамъ былъ портной, тотъ своимъ утюгомъ многихъ убилъ; ручные топоры и ножи для хлѣба тоже при этомъ очень пригодились. Въ концѣ концовъ 22 человѣка овладѣли шкуной, побросали за бортъ шведовъ, и оставили въ живыхъ только немногихъ, которые должны были помогать имъ управлять судномъ; они заставили ихъ направить шкуну къ берегу около Салиса, а оттуда они отправились въ лагерь великаго канцлера Замойскаго, который ихъ встрѣтилъ съ почестями.
27 сентября 1602 г. поляки взяли и замокъ Вейссенштейнъ, послѣ долгаго сопротивленія. Здѣсь они нашли прекрасное оружіе и продовольствіе. Когда прибылъ Ходкѣвичъ изъ Жмуди со свѣжимъ войскомъ, въ то самое время какъ остальная часть арміи была совершенно измучена пребываніемъ на войнѣ въ теченіи цѣлаго года, ему, Ходкѣвичу, было передано командованіе войсками въ странѣ, а великій канцлеръ со вторымъ военачальникомъ Зеликовскимъ, графомъ Острогге и другими ротмистрами выѣхалъ изъ страны. У нихъ въ войскѣ было много больныхъ, вслѣдствіе потерпѣнныхъ въ теченіи цѣлаго года невзгодъ.
Въ февралѣ 1602 польскими казаками были убиты, между Маріенбургомъ и Анценомъ, Фромгольдъ фонъ Унгернъ и Христофъ Корфъ съ 9-ю людьми, хотя при нихъ и былъ паспортъ отъ великаго канцлера и охранная грамота, чѣмъ великій канцлеръ былъ очень возмущенъ и произвелъ по этому дѣлу дѣятельный розыскъ, но ничего не открылъ.
Теперь я долженъ разсказать объ ужасныхъ горестяхъ, которыя я пережилъ въ Лифляндіи въ 1601 и 1602 гг.
Въ 1601 г. въ Лифляндіи вымерзли всѣ хлѣба, особенно яровые, а которое зерно дозрѣло изъ ржи въ нѣкоторыхъ мѣстахъ, то было по всей странѣ опустошено и попорчено непріятелемъ и своими. А у бѣдныхъ поселянъ (казаки и поляки) подъ пыткой вывертывали (растягивали) члены, клали на огонь и жгли, чтобы они не могли ничего утаить отъ жестокихъ мученій, они должны были вырывать изъ земли все, что спрятали; у нихъ отбирали даже хлѣбъ изъ печи и изо рта, снимали одежду съ тѣла; у нихъ не осталось ни горшка, ни котла, въ которомъ бы они могли сварить какой нибудь травы съ поля, они растирали въ лоткахъ и корытахъ зеленую траву горячими камнями и глотали ее безъ соли и запивали холодной водой, должны были лежать на снѣгу нагими; у нихъ не осталось ни одного топора, которымъ можно было бы срубить хоть полѣно топлива. Оттого они распухли какъ колоды; всѣ хаты, деревни, дороги, по которымъ шли войска, были полны трупами мужчинъ, женщинъ и дѣтей, такъ какъ ни собаки при дорогѣ, ни птицы небесныя, ни дикіе звѣри не могли жрать всѣхъ труповъ, а когда маркитанты встрѣчали кучки народа изъ 15, 20, 30 чел. и спрашивали ихъ, куда они идутъ, то они отвѣчали: въ Ригу, въ Ригу! Когда же купцы замѣчали имъ, что невозможно, чтобы они всѣ могли тамъ прокормиться, то они отвѣчали, что имъ вѣдь все равно, гдѣ ихъ уложитъ голодъ; имъ было и то уже утѣшеніемъ, чтобы быть похороненными въ Ригѣ, такъ какъ иначе они должны были быть сожраны псами и волками.
Въ имѣніи Фрица Крюднера одинъ крестьянинъ вышелъ изъ своей хаты, заперевъ въ ней своихъ дѣтей, чтобы не видѣть, какъ они погибаютъ, взялъ одного ребенка за руку и ушелъ, чтобы тотъ не видѣлъ, какъ умрутъ остальныя дѣти. Гдѣ же смерть настигла его съ этимъ однимъ ребенкомъ — я не знаю.
Въ Зонцельскомъ имѣніи при дорогѣ лежала мертвая лошадь. Тогда одинъ крестьянинъ хотѣлъ привезти ее къ себѣ въ пищу для себя и своихъ и для этого одолжилъ отъ другого крестьянина его лошадь. Но въ то время какъ онъ взвалилъ мертвую лошадь на сани, вдругъ настигаетъ его какой то безжалостный солдатъ и выпрягаетъ одолженную лошадь изъ саней.
Въ Роопскомъ округѣ достойный довѣрія человѣкъ видѣлъ, какъ пять человѣкъ лежали при дорогѣ вокругъ мертвой лошади и, такъ какъ у нихъ не было ножа, рвали ее зубами.
Въ лемзальскомъ укрѣпленіи у одного сапожника сгорѣла по его неосторожности хата и самъ онъ въ ней закоптѣлъ и изжарился, тогда голодные люди объѣли у трупа этого сапожника ноги и руки. Въ Берзонскомъ имѣніи 16 человѣкъ до такой степени были одолѣны голодомъ, что одного человѣка убили, раздѣлили между собой и съѣли.
Въ Гониггофѣ, одномъ изъ имѣній помѣщиковъ Дона, изголодавшійся нѣмецкій парень лежалъ надъ мертвою лошадью и отрывалъ мясо зубами.
Одинъ крестьянинъ убилъ и сварилъ свою собственную жену, а ея брата затѣмъ пригласилъ къ себѣ въ гости, который отъ ужаса и трепета, когда услышалъ это, закололъ себя. А еще одинъ крестьянинъ задушилъ и съѣлъ своихъ трехъ дѣтей, и этотъ голодъ, когда люди съѣдали свои собственный испражненія, объѣдали свои руки и ноги, продолжался до 1603 г.
4 марта въ Дерптѣ одинъ крестьянинъ публично на рынкѣ сжарилъ и съѣлъ человѣческую руку. Другой изголодавшійся шведскій солдатъ отрывалъ зубами мясо отъ своей правой руки и мясо поѣдалъ.
Во время этой же осады одна женщина поѣла своихъ собственныхъ дѣтей и послѣ этого закололась.
3 апрѣля 1603 г., долгое время терпѣвъ голодъ, Олофъ Штрале долженъ былъ наконецъ сдать Дерптъ Ходкѣвичу, гдѣ поляки, послѣ сдачи, зло хозяйничали. Въ этомъ году полякамъ вездѣ везло счастіе, пока чума не разогнала ихъ по квартирамъ.
Въ 1604 г. случилось, что рижскіе бюргеры захотѣли, по своему обычаю, въ понедѣльникъ на масляницѣ избрать въ большую гильдію новаго эльтермана. Но магистратъ предупредилъ ихъ. Такъ какъ изъ тѣхъ 70 человѣкъ, которые по заключенному въ 1589 г. мирному договору имѣли всегда совмѣстно съ магистратомъ голосъ въ городокихъ дѣлахъ, многіе умерли, то магистратъ въ четвергъ, передъ масляной, пополнилъ снова ихъ число, съ тѣмъ, чтобы бюргеры выбирали другого эльтермана изъ тѣхъ 70 человѣкъ и притомъ изъ тѣхъ 40 человѣкъ, которые засѣдали въ большой гильдіи. Граждане приняли это такъ, будто такое распоряженіе сдѣлано имъ на зло, чтобы привязать ихъ къ тѣмъ 40 человѣкамъ, изъ которыхъ они должны были бы выбирать себѣ эльтермана. Они не хотѣли уступить магистрату и просили, чтобы имъ снова позволили по старому выбирать изъ всей общины по большинству голосовъ братьевъ.
Магистратъ ссылался на договоръ, по которому въ большой гильдіи могло быть только 40 человѣкъ; если же эльтермана выбрать изъ общины, то въ противность договору, который бюргеры поклялись исполнять, всѣхъ членовъ было бы 41. Бюргеры очень горячились, доказывая, что выборами 40 человѣкъ, произведенными въ четвергъ передъ срокомъ, ихъ право свободнаго выбора обойдено, что поэтому они хотятъ оставить своимъ эльтерманомъ стараго, пока не получатъ дозволенія отъ короля производить выборы по старому.
Магистратъ строго настаивалъ на исполненіи договора; тогда община сдѣлала донесеніе магистрату, что она съ 1589 до 1604 г. крайне тяготилась повинностями, возложенными на нее договоромъ и все таки никогда не нарушала его, въ надеждѣ, что и магистратъ въ свою очередь, сообразно договору, по справедливости будетъ держать себя относительно бюргеровъ, и тогда договоръ не былъ бы нарушенъ. Но теперь бюргеры видятъ, что магистратъ не только объясняетъ договоръ только въ свою пользу, стараясь лишать бюргеровъ ихъ свободы, но что онъ и самъ во многихъ пунктахъ не соблюдалъ договора, какъ напр. въ слѣдующихъ:
1. Магистратъ истратилъ много денегъ изъ общей казны помимо желанія и вѣдома ея эльтермановъ, и притомъ на частныя нужды, чего договоръ не дозволяетъ.
2. Несообразно большія суммы были потрачены на посольства, инструкціи же и донесенія читались эльтерманамъ и братству лишь отрывками и при этомъ велись другія частный дѣла, что противно договору.
3. Деньги взимались и записывались на городскую казну, о чемъ эльтерманы и старшины желали бы имѣть свѣдѣнія, но это не доходило до ихъ вѣдома.
4. Различныхъ гражданъ требовали по одиночкѣ въ ратушу и тамъ имъ навязывали содержаніе черезчуръ многихъ кнехтовъ, сверхъ ихъ состоянія.
5. Кнехты нанимались и отпускались, о чемъ эльтерманамъ и старшинамъ между тѣмъ ничего не говорилось.
6. Цѣлыя роты кнехтовъ высылались въ ночное время изъ города, безъ вѣдома и желанія эльтермановъ и старшинъ.
Вслѣдствіе этого и на томъ основаніи, что магистратъ, а не граждане, нарушилъ договоръ въ упомянутыхъ и многихъ другихъ пунктахъ, то община не хочетъ низачто больше признавать этого договора. Она также хочетъ, чтобы прекратились злоупотребленія въ казначействѣ и чтобы всѣ городскіе доходы, вмѣстѣ съ доходами кеммерейными и, какія бы названія они ни носили, поступали впредь въ одну кассу; при этомъ община желаетъ совмѣстно съ магистратомъ назначать своихъ людей, которые бы взимали аккуратно годовые доходы, а также производили аккуратно необходимые расходы и должны бы были давать въ томъ ежегодно вѣрный отчетъ.
Магистрату слѣдовало бы не пожалѣть лишнее заплатить этимъ должностнымъ лицамъ за потерю времени и трудовъ, лишь бы только они усердно заботились о благосостояніи города. Община также слышала, что магистратъ поручилъ исполненіе самыхъ видныхъ городскихъ должностей бургомистру Экку съ его зятьями и родственниками; нельзя сказать, чтобы это служило на пользу города, поэтому община проситъ, чтобы магистратъ распорядился произвести въ этомъ отношеніи измѣненія. Также слышно, что бургомистръ Николай Экке былъ ругаемъ публично передъ королевскимъ сенатомъ Давидомъ Гильхеномъ и до сихъ поръ не смылъ съ себя этого позора и носитъ на себѣ пятно; поэтому община имѣетъ причину убѣждать магистратъ не позволять такому человѣку засѣдать въ магистратѣ, пока онъ не смоетъ съ себя позора.
Также бюргеры требовали, чтобы кнехты, жалованье которыхъ платилось отъ всего города, впредь присягали не одному только магистрату, но въ то же время и общинѣ, или городу Ригѣ. Къ этому засѣдавшіе въ мюнстереѣ (крѣпостномъ отдѣленіи) отъ магистрата и общины должны назначаться по старому, и кнехты должны были держаться ихъ приказаній, а не быть употребляемы по приказанію какихъ либо другихъ личностей. Гражданамъ также казалось подозрительнымъ, что зятю бургомистра Экка Ретгеру Горсту были поручены городская артиллерія и мюнстерея (крѣпостное управленіе) кнехтовъ, такъ какъ его братъ Гансъ служитъ у непріятеля, герцога Карла, а у Ретгера живетъ въ домѣ сынъ его брата, каковые оба то пріѣзжають, то уѣзжаютъ, и, какъ говорятъ, онъ къ тому же отпустилъ своего слугу, который перешелъ на сторону непріятеля. Поэтому община желаетъ, чтобы эти должности были поручены другимъ лицамъ. Община кромѣ того желаетъ, чтобы въ школѣ были поставлены люди, болѣе знающіе свое дѣло для того, чтобы юношество обучалось и воспитывалось лучше, чѣмъ это дѣлалось до сихъ иоръ.
Выставилъ ли магистратъ касательно упомянутыхъ пунктовъ свои pro и contra, или нѣтъ, но онъ въ концѣ концовъ долженъ былъ большею частью во всѣхъ пунктахъ уступить общинѣ.
Во первыхъ, былъ уничтоженъ договоръ, вѣчно исполнять который однако весь городъ, и магистратъ, и община клялись съ протянутыми руками и поднятыми пальцами и который къ тому же стоилъ столько крови и много тысячъ гульденовъ.
Во вторыхъ, магистратъ долженъ былъ вѣдѣніе доходами, которое въ теченіи 400 лѣтъ принадлежало его отцамъ, передать городской кеммереѣ и дозволить общинѣ принимать участіе въ управленіи общей городской казной, такъ что магистратъ ничего не могъ уже изъ нея расходовать безъ согласія общины.
Въ іюнѣ 1604 г., нѣсколько шведскихъ кораблей прибыло въ рижскій фарватеръ и стали здѣсь подстерегать торговые корабли, которые стояли на Двинѣ передъ Ригой и, состоя изъ кораблей голландскихъ, любекскихъ и другихъ городовъ, представляли силу въ 80 кораблей. Послѣдніе соединились въ одну эскадру, чтобы пробиться черезъ непріятеля, и вышли изъ Двины.
Въ іюнѣ 1604 г. эти корабли замѣтно подкрѣпили Ригу, снабдили ее продовольствіемъ, солодомъ, рожью, виномъ, пивомъ, масломъ, сыромъ, солью, медомъ и разными вещами, коими и военачальникъ со своимъ войскомъ могъ бы воспользоваться и продовольствоваться; но когда эти корабли опять вышли въ море 17 іюня и 18 прибыли къ Рууну, то тамъ встрѣтили 14 вооруженныхъ кораблей, вдоволь снабженныхъ герцогомъ Карломъ оружіемъ и людьми, которые ждали ихъ. Произошло жестокое сраженіе: шведы прорвали торговый флотъ и потѣснили тѣ изъ кораблей, которые были плохо снабжены, къ курляндскому берегу и завладѣли ими въ числѣ 20; между ними были голландскія, бременскія, ростокскія, любекскія и многія другія судна; всѣ они должны были сдаться. Изъ остальныхъ нѣкоторые любекскіе и голландскіе корабли, которые были лучше снабжены оружіемъ и людьми, храбро сражались и пробились, хотя и съ потерею многихъ людей.
16 іюня 1604 года, военачальникъ Янъ Карлъ Ходкѣвичъ направился изъ Риги къ Дерпту, пославъ туда впередъ нѣсколько небольшихъ отрядовъ, имѣя также при себѣ пару сотенъ нѣмецкихъ рейтеровъ и нѣсколько ротъ татарскихъ казаковъ. Ходкѣвичу были присланы нѣсколько свѣжихъ отрядовъ конныхъ и пѣшихъ ратниковъ изъ Польши и Литвы, такъ что у него было до 2,300 челов. войска. Съ этимъ войскомъ онъ, 9 сентября 1604 г., выступилъ изъ Дерпта и расположился лагеремъ въ 10 миляхъ отъ него въ Оберпаленскомъ округѣ, миляхъ въ 5-ти отъ Вейссенштейна. Тамъ онъ получилъ извѣстіе, что шведы соединились съ прочими лифляндцами и выступили въ числѣ 7,300 чел., чтобы снова попробовать счастія у Вейссенштейна. Они также подстрекали Ходкѣвича къ сраженію, въ надеждѣ, что не преминутъ одержать побѣду, такъ какъ они превосходили его численностію войска.
Ходкѣвичъ преспокойно выступилъ на ихъ глазахъ со своимъ войскомъ и оружіемъ изъ Оберпалена и 15 сентября оба войска встрѣтились и произошла ужасная схватка, въ которой многимъ было не до смѣху. Наконецъ Ходкѣвичъ со своимъ маленькимъ войскомъ побѣдилъ большое войско шведовъ и нѣмцевъ, и обратилъ въ бѣгство; на мѣстѣ осталось ихъ около двухъ съ половиной тысячъ человѣкъ, да потеряли они 6 полевыхъ орудій и 22 знамени.
Послѣ этого сраженія и по снабженіи замка Вейссенштейна всѣмъ необходимымъ, Ходкѣвичъ возвратился къ Оберпалену и осадилъ замки пѣшимъ войскомъ и нѣкоторымъ числомъ рейтеровъ, а остальное войско распредѣлилъ по различнымъ округамъ страны; гдѣ у бѣдныхъ жителей еще кое что оставалось, тамъ ратники были оставлены на зимнія квартиры, а провіантъ подвозился изъ Литвы.
Въ началѣ 1605 года, въ январѣ, шведы послали некоторое число ратниковъ взять Вейссенштейнъ; во время вылазки былъ убитъ польскій ротмистръ Зеханскій; но шведы были отбиты. Когда польскіе ратники услышали, что шведы собрались, то двинулись отъ замка поближе къ границѣ, чтобы имѣть на глазахъ замки, а Ходкѣвичъ поѣхалъ на сеймъ въ Варшаву. Тамъ обсуждался вопросъ слѣдуетъ ли его королевскому величеству лично идти съ войскомъ на Швецію; военачальникъ Ходкѣвичъ былъ снова отряженъ въ Лифляндію съ большимъ количествомъ войска и денегъ. Прибывъ туда, она направился къ Дерпту. Въ это время, въ 1605 г., явился нѣкто, который 4 года тайно пребывалъ въ Польшѣ подъ именемъ князя Димитрія: онъ себя выдавалъ передъ его королевскимъ величествомъ въ Польшѣ и передъ сендомірскимъ воеводой за сына великаго князя Ивана Васильевича, относительно котораго всѣ думали, что онъ былъ убитъ по повелѣнію Бориса Гуденова (Годунова), который заставилъ себя провозгласить въ Москвѣ великимъ княземъ, такъ что всѣ думали, что отъ Ивана Васильевича не осталось больше наслѣдниковъ. Этотъ князь Димитрій, называвшій себя царевичемъ (такъ зовется наслѣдникъ царя), увѣрялъ, что онъ былъ тайно скрытъ въ монастырѣ и тамъ воспитывался, пока не былъ высланъ въ Польшу. Здѣсь въ немъ принялъ участіе сендомірскій воевода, быть можетъ, съ вѣдома его величества, помогъ ему деньгами и войскомъ, такъ что этотъ князь Димитрій могъ двинуться въ Россію съ войскомъ и хотя втершійся на престолъ великій князь Борисъ Годуновъ послалъ противъ него своихъ людей и далъ ему отпоръ, однако тотъ, какъ молодой 27-ми лѣтній герой, постоянно пользовался успѣхомъ въ своемъ предпріятіи.
Старый Борисъ Годуновъ въ этотъ разъ послалъ на сеймъ въ Варшаву своего посла, приказавъ ему строго обвинять предъ сеймомъ короля Сигизмунда III и протестовать противъ того, что король польскій, въ противность заключенному мирному договору, помогалъ Димитрію, котораго онъ, Борисъ Годуновъ, не признаетъ таковымъ, но очитаетъ его дерзкимъ мятежникомъ, войскомъ и деньгами напасть на его землю; приказалъ также требовать, чтобы король отозвалъ своихъ подданныхъ отъ князя Димитрія и прекратилъ всякую помощь ему, если желаетъ, чтобы между московскимъ государствомъ и Польшею продолжался миръ.
На это ему въ отвѣтъ было заявлено, что его королевское величество и сословія не желаютъ нарушать мира; если же нѣкоторые польскіе ландзассы (паны), какъ свободные люди, пристали, къ Димитрію, то его королевское величество прикажетъ убѣждать оставить его; но его кор. величество полагаетъ, что присягали Димитрію не паны, а большею частью люди изъ дикихъ казаковъ, которые вступили въ его службу: они служатъ и туркамъ, и татарамъ, всѣмъ, кто въ нихъ нуждается.
Между тѣмъ, въ то время, какъ Димитрій пребывалъ въ землѣ московитовъ, приблизительно въ 1605 г., о Пасхѣ умеръ старый великій князь Борисъ Годуновъ. Тогда обнаружилось разъединеніе между московитскими народами, были произведены дальнѣйшіе розыски и обнаружено, будто князь Димитрій дѣйствительно царевичъ, а такъ какъ при жизни Годунова подданные присягнули сыну его, то произошло разногласие, котораго изъ нихъ принять своимъ государемъ. Тогда они признали князя Димитрія и онъ сейчасъ женился на дочери воеводы сендомірскаго; они ему привезли ее вмѣстѣ съ многими поляками въ Москву; тамъ онъ 8 мая 1606 г. и вѣнчался. Онъ взялъ съ собой нѣсколькихъ іезуитовъ и хотѣлъ принять папскую религію; говорятъ, что поляки также производили много безчинствъ, чѣмъ московиты такъ возмутились, что убили Димитрія на десятый день (17 мая) послѣ его свадьбы въ его спальнѣ, вмѣстѣ съ 1700 поляковъ и избрали великимъ княземъ князя Василія Шуйскаго. При этомъ произошли всяческіе безпорядки и явился другой Димитрій, у котораго было много приверженцевъ.
Въ это время появился также въ Венгріи нѣкто изъ Баторіева рода, по имени Бузокай, отдавшійся подъ покровительство турокъ. Большая часть венгерцевъ присоединилась къ нему; они заняли крѣпкіе замки, выгнали намѣстника императора изъ Венгріи и послали пословъ къ великому канцлеру Замойскому съ предложеніемъ, что если онъ отпустить къ нимъ своего сына, Ѳому, то они провозгласить его королемъ Венгріи и турка оставить своимъ покровителемъ, но великій канцлеръ отклонилъ такое предложеніе.
24 мая 1605 г., въ 2 часа, великій канцлеръ Янъ Замойскій умеръ и былъ 20 іюня погребенъ въ Замостьѣ, въ своей церкви.
Въ 1605 г., между Пасхой и Троицей, турецкій султанъ прислалъ грамоту къ королю польскому, требуя, чтобы тотъ отправилъ войско въ помощь Бузокаю въ Венгрію противъ римскаго императора, по старымъ ихъ договорамъ; но король извинялся тѣмъ, что самъ ведетъ войну съ Карломъ зюдерманландскимъ, а также тѣмъ, что взялъ подъ свое покровительство князя Димитрія, чтобы помочь ему въ достиженіи престола по праву наслѣдія. Этимъ извиненіемъ онъ и отдѣлался. Но татары напали на польскія границы и причинили много вреда за то, что будто бы не получили отъ короля своихъ шубъ (зипуновъ), которыя всегда давались имъ отъ польскаго правительства, за что они обязывались служить правительству.
За годъ предъ 1605 г., герцогъ Карлъ принялъ къ себѣ въ службу изъ Германіи графа Мансфельда съ отрядомъ нѣмецкихъ солдатъ. Въ 1605 г., отрядъ этотъ герцогъ приказалъ усилить шведскимъ пѣхотнымъ отрядомъ въ 200 кавалеристовъ, такъ что весь отрядъ составилъ силу въ 3,500 человѣкъ, и послалъ ихъ съ кораблями подъ Ригу. 2 августа они крейсировали взадъ и впередъ вдоль по Двинѣ.
3-го числа, шведское войско какъ конное, такъ и пѣшее, высадилось у Песочной горы передъ городомъ, напало на форштадтъ, сожгло прекрасную Гертрудскую церковь и всѣ вѣтряныя мельницы, множество домовъ, а также много бюргерскихъ дворовъ и крестьянскихъ хатъ въ ландфохтействѣ и увели много скота. Въ ландфохтействѣ происходили многократныя стычки и нѣсколько шведовъ попалось въ плѣнъ.
13 августа 1605 г., герцогъ Фридрихъ курляндскій прибыль съ нѣсколькими рейтерами и пѣшимъ войскомъ къ Двинѣ.
Въ 1605 г. Господь Богъ ниспослалъ свое благословеніе на урожай всякаго рода хлѣба, такъ что въ Ригѣ покупали рожь по 12—13 грошей за лофъ, хотя вся земля большею частью оставалась невспаханной и незасеянной, будто какая пустыня. Господь Богъ неизсякаемъ милосердіемъ и для Него ничего нѣтъ невозможнаго; точно такъ же можетъ Онъ спасти насъ отъ руки нашего непріятеля Карла.
Въ 1606 г. рожь въ Ригѣ стоила только 2 марки. Вотъ, что Господь Богъ можетъ сдѣлать!
2 сентября 1605 г. шведы съ кораблей поплыли на шхерботахъ (по Аа) вверхъ отъ Больдераа и нанесли много вреда въ Бабитѣ и Курляндіи, а также много ихъ отправилось пѣшкомъ и на лошадяхъ въ Туккумъ большой дорогой, грабили, жгли и нанесли много вреда бѣднымъ жителямъ.
Въ это время изъ Ревеля двинулся одинъ полковникъ, Андрей Линдерсонъ, черезъ Викъ къ Пернову, къ нему навстрѣчу вышелъ изъ Феллина военачальникъ Ходкѣвичъ, чтобы принять его по военному, но когда поляки подошли, Линдерсонъ со шведами такъ выгодно окопался и защитился орудіями, что Ходкѣвичъ не могъ приблизиться къ нему, и потому воротился въ Феллинъ, тѣмъ болѣе, что тутъ былъ оставленъ его обозъ. Между тѣмъ пришло извѣстіе, что герцогъ Карлъ самъ собственной персоной идетъ изъ Швеціи и держитъ путь въ Ригу, чтобы попытать счастія надъ этимъ городомъ, а между тѣмъ графъ Мансфельдъ со своими хотѣлъ попробовать взять Динамюндъ, гдѣ онъ и устроилъ нѣсколько шанцовъ въ пескѣ, но долженъ былъ уйти назадъ. Вслѣдствіе этого Ходкѣвичъ двинулся изъ Феллина черезъ Вольмаръ въ Венденъ, чтобы тамъ подкрѣпиться войскомъ изъ Литвы, такъ какъ извѣстія гласили, что у герцога Карла много войска.
10 сентября 1605 г., прибылъ герцогъ Карлъ съ герцогомъ люнебургскимъ и со всей своей арміей и 13-го двинулся прямо къ Ригѣ. Какъ только Ходкѣвичъ узналъ, что онъ прибылъ къ Ригѣ, то двинулся къ Икскулю, соединился съ герцогомъ курляндскимъ Фридрихомъ и литовскими панами, чтобы выручить Ригу и напасть на герцога Карла передъ городомъ; но послѣдній въ ночь съ 16-го на 17 сентября покинулъ свой лагерь. Тогда рижане сдѣлали вылазку, сожгли лагерь и разграбили все, что въ немъ осталось: телѣги, оружіе и прочее. Утромъ въ городъ прибыло много бѣжавшихъ отъ непріятеля, которые большею частью умирали съ голоду; ихъ приняли въ городъ.
Въ 8 часовъ 17 сентября герцогъ Карлъ, отступая отъ Риги со всѣмъ своимъ войскомъ въ 12,000 чел., прибылъ къ маленькой церкви, находившейся на горѣ у Кирхгольма, въ 2 миляхъ отъ Риги; тамъ встрѣтился съ нимъ Ходкѣвичъ приблизительно съ 3,000 конныхъ и пѣшихъ ратниковъ и съ нимъ герцогъ Фридрихъ курляндскій съ 400 челов. Они такъ мужественно напали на герцога Карла съ его огромнымъ войскомъ, что послѣднее скоро обратилось въ бѣгство, и было ихъ изрублено на мѣстѣ болѣе 3,000 человѣкъ[60].
Карлъ съ остальными бѣжалъ на корабли, которые оставилъ позади себя въ Двинѣ. Говорили, что онъ былъ раненъ. Графъ Іоахимъ Фридрихъ фонъ Мансфельдъ, какъ полагали, тоже избѣжалъ гибели, потому что не былъ найденъ между убитыми. Герцогъ Фридрихъ Люнебургскій, какъ и шведскій полковникъ Андрей Линдерсонъ, пали въ сраженіи; они были привезены въ Ригу и тутъ положены въ гробы. Было также приведено въ Ригу много плѣнныхъ.
Изъ польскихъ пановъ также нѣсколько легло на мѣстѣ, изъ коихъ въ Ригѣ было погребено около 15 чел., простыхъ солдатъ было убито 100 человѣкъ и болѣе 150 было привезено въ Ригу къ врачамъ ранеными.
Андрей Линдерсонъ былъ погребенъ въ Ригѣ[61]; тѣло герцога Люнебургскаго въ гробу взялъ съ собой герцогъ Фридрихъ курляндскій, также много было взято въ плѣнъ нѣмцевъ и шведовъ подъ Ригой и Кирхгольмомъ, болѣе 1,000 человѣкъ. Убитыхъ при Кирхгольмѣ Ходкѣвичъ велѣлъ всѣхъ похоронить. Съ поля битвы взято 14 полевыхъ орудій, 67 шведскихъ знаменъ и вообще было взято много добычи.
18 сентября, военачальникъ Ходкѣвичъ со своими ратниками и герцогомъ курляндскимъ съ большимъ тріумфомъ вступилъ въ Ригу, а плѣнные шведы должны были тащить за ними взятыя съ поля битвы пушки.
19 сентября, Ходкѣвичъ послалъ изъ Риги нѣсколько тяжелыхъ орудій, чтобы дѣйствовать ими въ Двинѣ по кораблямъ, съ которыми бѣжалъ герцогъ Карлъ, но на счастье шведовъ подулъ попутный вѣтеръ и они ушли; по дорогѣ заняли замки въ Викѣ и переправились черезъ море въ Швецію.
Польская армія пребывала на квартирахъ до Иванова дня 1606 г.; тогда войска, вслѣдствіе недоразумѣній, происшедшихъ между королемъ и сословіями, были вызваны въ Литву. Какъ только герцогъ Карлъ провѣдалъ объ этомъ, тотчасъ же послалъ къ Ригѣ 30 кораблей и столько же шхерботовъ съ болѣе чѣмъ 2,000 чел. солдатъ изъ различныхъ земель. Они прибыли 13 сентября въ Двину и попытали счастія надъ Динамюндомъ, но, такъ какъ оказался недостатокъ въ провіантѣ, то чужеземные ратники начали становиться безпокойными, вслѣдствіе чего шведы снова ушли въ море со своими кораблями. Въ это время и Іоахимъ Фридрихъ фонъ Мансфельдъ, котораго герцогъ Карлъ оставилъ главнокомандующимъ въ Ливоніи, сдѣлалъ вылазку со своими ратниками изъ Пернова, взялъ Вольмаръ вмѣстѣ съ замкомъ, затѣмъ двинулся къ Моянеку, но былъ отбить, занялъ затѣмъ Эрмесъ и другіе замки, но поляки скоро опять все отвоевали. Тогда шведскій главнокомандующий пошелъ съ нѣкоторыми изъ своихъ пѣшихъ ратниковъ въ Ригу на замокъ. Шведское войско творило большія безчинства, безчестило женщинъ и все это безнаказанно.
Въ февралѣ 1606 г., въ Польшѣ назначенъ былъ сеймъ въ Варшавѣ, изъ коего однако ничего не вышло, какъ и изъ многихъ другихъ сеймовъ.
Когда польское войско, вслѣдствіе безпокойствъ, было вызвано изъ Ливоніи въ Польшу и Варшаву и въ 1607 году опять назначенъ былъ сеймъ въ Варшавѣ, тогда герцогъ Карлъ увидѣлъ, что наступило удобное время короноваться королемъ шведскимъ; послѣ коронованія онъ отправился въ Ливонію и разбилъ съ графомъ фонъ Мансфельдомъ пана Зборовскаго, который и былъ убитъ; остальные бѣжали 21 мая въ Дерптъ.
Затѣмъ 25 іюня шведы заняли крѣпкій замокъ Вейссенштейнъ, въ которомъ гарнизонъ былъ перебитъ и много было взято орудій. Вслѣдъ затѣмъ они сожгли городокъ Феллинъ, а тѣхъ, кто не успѣлъ бѣжать въ замокъ, перебили. Въ то время какъ шведы жадничали въ Вейссенштейнѣ на добычу, одинъ солдатъ заронилъ огонь въ пороховой погребъ, отчего болѣе 1,000 чел. были разнесены и много ранено. Три или четыре тяжелыхъ орудія шведы послали въ Ревель и посадили начальникомъ въ Вейссенштейнѣ Генриха Фалькенберга, который до того времени былъ польскимъ знаменосцемъ.
Затѣмъ шведы отправились въ Салисъ, устроили тамъ блокгаузъ и обложили лемзальскихъ, наббскихъ и окрестныхъ мужиковъ налогами; затѣмъ осадили Дерптъ, штурмовали его, но были отбиты.
Потомъ шведскіе коммисары, Адамъ Шрафферъ и Германъ Врангель, вступили въ дерптское епископство, уводили много скота, старались также взорвать Дерптъ. Вайзинскій заложилъ контръ-мину, испортилъ шведскія минныя работы, также сдѣлалъ вылазку во время и выбилъ шведовъ изъ шанцевъ. Тогда шведы пошли къ Вольмару, но также были отбиты; однако по дорогѣ взяли Буртнекъ и такъ какъ были слабы численностію, то подожгли его, потомъ соединились, взорвали ворота въ Венденѣ и заняли городъ и замокъ; но венденскій гауптманъ Гауслейнъ съ удивительнымъ проворствомъ ускользнулъ, и такъ какъ шведы полагали, что онъ стянетъ со всѣхъ мѣстъ войско, то все побросали, прошли черезъ Салисъ и Перновъ въ Викъ, остальные опять вернулись въ Швецію и Финляндію, а французы и шотландцы также бѣжали.
18 декабря 1607 года въ Ригу прибылъ со шведской стороны одинъ трубачъ съ сыномъ Мельхіора фонъ Гоффена, который былъ тамъ со своимъ отцомъ въ плѣну; онъ привезъ городу Ригѣ грамоту отъ герцога Карла, въ которой герцогъ грозилъ наступить серьезно на городъ или запрудить и преградить теченіе Двины, если Рига не захочетъ завести съ нимъ переговоры; при этой грамотѣ было также письмо графа Іоахима Фридриха фонъ Мансфельда, въ котороиъ онъ предлагалъ перемиріе и совѣтовалъ начать переговоры о мирѣ и писалъ между прочимъ: Ревельскій намѣстникъ посылаетъ въ своемъ письмѣ открытый пакетъ отъ шведскихъ государственныхъ совѣтниковъ подъ 6 печатями; отошлите пакетъ коронѣ польской и великому княжеству литовскому и совѣтуйте заключить миръ при посредствѣ императорскихъ и знатнѣйшихъ княжескихъ коммисаровъ.
17 января 1608 года шведскій парламентеръ уѣхалъ, съ рѣшеніемъ города и письменнымъ обязательствомъ соблюдать съ обѣихъ сторонъ миръ впредь до дальнѣйшаго рѣшенія короля. Затѣмъ совѣтники въ Швеціи послали другіе открытые патенты польскимъ сословіямъ и писали, что они не хотятъ знать ни о какомъ перемиріи, если оно не будетъ заключено на 12 лѣтъ. Это же самое объявилъ и герцогъ Карлъ, который въ настоящее время уже титулованъ королемъ, такъ какъ онъ въ Швеціи заставилъ короновать себя.
Затѣмъ пришелъ отвѣтъ отъ польскихъ сословій къ шведскимъ сословіямъ или ратамъ: поляки согласны на перемиріе до Троицы 1609 года, о 12-ти лѣтнемъ же перемиріи они поднимутъ вопросъ на будущемъ сеймѣ и тогда будутъ говорить о постоянномъ мирѣ; польскія сословія назначили для переговоровъ маріенбургскаго воеводу и гетмана Яна Карла Ходкѣвича, а также пановъ: Касселана и Расскаго; пусть же и шведское правительство отрядитъ своихъ депутатовъ и назначитъ время и мѣсто переговоровъ.
Этотъ отвѣтъ мы послали съ нашимъ трубачемъ изъ Риги въ Ревель, шведы съ нимъ должны были дать намъ отвѣтъ; но они удержали трубача у себя и король Карлъ прибылъ 27 іюля 1608 года со своимъ войскомъ, съ графомъ фонъ Мансфельдомъ, съ 60 большими и малыми кораблями. Потомъ пришли на той же недѣлѣ еще около 80 кораблей съ ратниками, конными и пѣшими, съ тяжелыми орудіями, амуниціей, провіантомъ, а ратники эти были изъ всѣхъ націй: англичане, французы, шотландцы, голландцы, нѣмцы, шведы, поляки и т. д. Всѣ они прибыли къ двинской гавани и тотчасъ же высадили всѣхъ ратниковъ на берегъ. Карлъ велѣлъ грабить, расхищать, жечь дворы бюргеровъ, за тѣмъ напалъ сухимъ путемъ, устроилъ шанцы подъ Динамюндомъ, поставилъ большія пушки и велъ штурмъ 20, 21 и 22 іюля, но осажденные оборонялись такъ храбро, что онъ долженъ былъ отступить, однако 26 числа крѣпость Динаминдъ была сдана шведамъ гауптманомъ Габріелемъ. 4 августа 1608 года герцогъ послалъ нѣсколько войска съ петардами къ крѣпости Кокенгаузену, куда за 6 часовъ передъ тѣмъ пришелъ съ 60-ю человѣками одинъ ратманъ, по имени Гетцъ; но когда ворота были взорваны петардами и непріятель ночью ворвался въ крѣпость, то хотя они хорошо оборонялись, но непріятель все таки въ ночь съ четверга на пятницу, 5 августа, взялъ и занялъ крѣпость, большею частью, французскими рейтерами.
За двѣ недѣли до этого, 22 іюля, подъ замокъ Зонцель явились 80 французскихъ рейтеровъ, а въ замкѣ были Іоганъ Ніенштедтъ со своимъ слугой Бобрехтомъ Нагелемъ и еще однимъ слугой Берендтомъ, ткачъ Альбрехтъ и Христофъ Бауеръ, всѣ хорошіе стрѣлки; были также старшина Михель Германнъ; они тѣхъ рейтеровъ мужественно отбили.
8 августа 1608 года шведскій полковникъ приказалъ опустить въ глубину Двины нѣсколько наполненныхъ краковъ (?), скоро затѣмъ построилъ у Двины, въ томъ мѣстѣ, гдѣ Больдераа (рѣка Аа) вливается въ Двину, шанцы и заняло ихъ 250 человѣкъ съ нѣсколькими фалконетами, чтобы препятствовать судоходству къ рижскому порту и въ Митаву.
23 августа въ Ригу прибылъ польскій военачальникъ Янъ Карлъ Ходкѣвичъ съ ратниками и оттуда 31 августа отправился къ Динаминду, чтобы встрѣтиться съ непріятелемъ въ чистомъ полѣ; но тотъ засѣлъ въ замкѣ въ своихъ шанцахъ подъ замкомъ и не хотѣлъ сражаться. Ходкѣвичъ вызвалъ на помощь нашимъ кнехтамъ герцога Вильгельма изъ Курляндіи и 2 отряда нѣмецкихъ рейтеровъ, Валена и Плеттенберга, также два или три отряда польскихъ рейтеровъ, всѣ они переправились 1 сентября, въ день Эгидія, черезъ Двину съ 6 орудіями, чтобы попытать счастія надъ шведскимъ шанцомъ въ Двинѣ около Больдераа, прибыли туда 2 сентября, и начали наши кнехты строить окопы въ пескѣ. Когда герцогъ курляндскій увидѣлъ, что непріятель слишкомъ силенъ, онъ не оставался ни одного часу болѣе передъ крѣпостью, но снова отступилъ. Ходкѣвичъ, видя, что непріятель не хотѣлъ стоять, и ощущая недостатокъ въ продовольствіи, отступилъ назадъ къ Нейермиленскому мосту. Рижскіе между тѣмъ сдѣлали вылазку на лодкахъ, сожгли у непріятеля одинъ корабль, называвшиеся «Слонъ» (Elephant), а также отняли у шведовъ 22 октября провіантскій корабль въ 80 ластовъ, который долженъ былъ идти въ Динаминдъ. Тогда старая Двина была запружена.
28 октября шведы принуждены были сдать полякамъ обратно замокъ Кокенгаузенъ.
26 февраля 1609 года Ходкѣвичъ снова занялъ Перновъ.
Въ мартѣ 1609 года въ Двину прибылъ большой флотъ, болѣе чѣмъ изъ 100 кораблей. Въ это время городъ, съ разрѣшенія военачальника, построилъ шанецъ въ углу моря, направо передъ входомъвъ Двину, каковымъ способомъ полагали удержать короля Карла съ его армадой внѣ Двины.
Въ это время герцогъ Вильгельмъ курляндскій женился на дочери герцога прусскаго и получилъ въ приданое за женой Гробинскій уѣздъ, который передъ тѣмъ былъ отданъ Лифляндіей въ залогъ прусскимъ господамъ.
28 апрѣля 1609 года Ходкѣвичъ построилъ около шанца блокгаузъ и укрѣпилъ шанецъ и блокгаузъ такъ хорошо, что графъ фонъ Мансфельдъ, когда хотѣлъ проѣздомъ въ іюнѣ выручить Динаминдъ, долженъ былъ удалиться со своими кораблями; все таки шведы отняли 7—8 богато нагруженныхъ торговыхъ кораблей.
11 іюля 1609 года въ лагерѣ передъ Динаминдомъ былъ жалкимъ образомъ казненъ одинъ дворянинъ, Кристофъ Гетце, причины же этому не знаю. Онъ похороненъ въ соборѣ.
Въ этомъ году великій князь Шуйскій до основанія сжегъ сильный, богатый городъ Псковъ за то, что тотъ присягнулъ его врагу, мнимому наслѣднику престола.
27 іюня 1609 года секретарь магистрата, Христофъ Гаунерсдорфъ, родомъ изъ Вильны, былъ нечаянно убитъ однимъ полякомъ, Зудовскимъ, на Шпильвѣ, въ своемъ маленькомъ дворикѣ. Магистратъ принесъ жалобу королю и виновный былъ наказанъ по литовскому праву вдвойнѣ, а именно въ то время, какъ другіе литовцы давали по 10 копъ грошей отъ человѣка, онъ долженъ былъ заплатить 20 копъ. Избави насъ Богъ отъ такого права! Теперь слѣдуетъ извѣстіе о тѣхъ, которые послѣ смерти сына стараго великаго князя Ивана Васильевича, старшаго Федора Ивановича, объявляли себя великими князьми и наслѣдниками престола.
(Это извѣстіе не находится ни въ одномъ изъ списковъ лѣтописи).
27 сентября 1609 года прибылъ изъ Вѣны графъ фонъ Мансфельдъ съ войскомъ короля Карла и хотѣлъ выручить Динаминдъ, но Ходкѣвичъ подстерегъ ихъ, шведы были жестокимъ образомъ перебиты, остальные до 1,000 человѣкъ вынуждены были сложить оружіе и затѣмъ всѣ были перебиты.
Послѣ этого, 28 сентября, Ходкѣвичъ взялъ замокъ Динаминдъ съ 6 полукартаунами, 2 полевыми полузмѣями и многими другими осадными орудіями и разнымъ оружіемъ на извѣстныхъ условіяхъ. Тогда Ходкѣвичъ стянулъ свое войско изъ Ливоніи въ Печоры, оттуда они однако, ничего не сдѣлавъ, должны были уйти, послѣ четырехъ разъ повтореннаго штурма, причемъ поляки такъ были помяты, что, большею частью, или вышли въ отставку, или разбѣжались.
Примѣчанія править
- ↑ См. Приб. Сб. II, стр. 342—344.
- ↑ Ніенштедтъ не перечисляетъ пословъ, но они перечислены у Рюссова (см. Приб. Сб. II, стр. 339). Послы отправились въ Москву на недѣлѣ Oculi т. е. 4-ою недѣлею великаго поста 1554 г. (въ первой половинѣ марта).
- ↑ См. Приб. Сб. II, 543. — Шведскіе послы заключили миръ съ новгородскимъ намѣстникомъ по всей волѣ Іоанна. Прим. пер.
- ↑ См. Приб. Сб. II, 340. Ведь переговоры не лично Іоаннъ, а его именемъ окольничій Алексѣй Адашевъ и дьякъ Михайловъ. Сказалъ не великій князь, а Адашевъ. Прим. пер.
- ↑ Просить о сбавкѣ значило-бы признать право московского государства на дань.
- ↑ Грамота была подписана въ Новгородѣ 15 іюня 1554 г. Подробности см. въ Пр. Сб. II, 341. Прим. пер.
- ↑ Это бывшій казанскій царь Шигъ-Алей, т. е. господинъ Алей. См. Приб. Сб. II, 358. Прим. пер.
- ↑ Владѣльцами помѣстій, непринадлежавшими къ числу вассаловъ, т. е. дворянству.
- ↑ Нарва была взята 11 мая 1558 г., 12 мая былъ очищенъ замокъ. Подробности см. въ Приб. Сб. II, 362.
- ↑ Нейгаузъ — Новый городокъ — взятъ 30 іюня 1558 тода. Подробности см. въ Приб. Сб. II, 365. Прим. пер.
- ↑ Въ подлинникѣ у Ніенштедта: Knäse Peter Iwanowiz Scuski. Прим. пер.
- ↑ Осада Дерпта началась 11 іюля 1558 г.; въ четвергъ, 14 іюля, началось обстрѣливаніе города; 15 іюля князь Шуйскій предложилъ городу сдаться; въ понедѣльникъ, 18 іюля, русскіе заняли Дерптъ. Многія подробности изложены въ Приб. Сб. II, 367—372.
- ↑ См. Приб. Сб. II, 375—376. Прим. пер.
- ↑ См. Приб. Сб. II, 376.
- ↑ См. Приб. Сб. II, 374.
- ↑ См. Приб. Сб. II, 373.
- ↑ Престарѣлый Фюрстенбергъ удалился на покой въ Феллинъ въ маѣ 1559 г. Въ томъ же мѣсяцѣ орденскіе сановники избрали магпстромъ Кетлера. См. Приб. Сб. II, 379. Прим. пер.
- ↑ Другія подробности см. въ Приб. Сб. II, 377—379.
- ↑ Русское войско перешло границу 15 января 1559. Этотъ походъ продолжался по 17 февраля 1559 г., а не въ 1560 г. какъ сказано у Ніенштедта. См. Приб. Сб. II, 379—380. Тамъ же объяснена и причина, вызвавшая этотъ походъ. Прим. пер.
- ↑ Подробности см. въ Приб. Сб. II, 389—392. Прим. пер.
- ↑ Орденская крѣпость Феллинъ была осаждена русскими 22 іюля и взята 21 августа 1560 г. См. Приб. Сб. II, 392—394. Прим. пер.
- ↑ Подробности о договорѣ изложены въ Приб. Сб. II, 399—404. Дальнѣйшія подробности изложены у Рюссова въ Приб. Сб. III, 129—352 Прим. пер.
- ↑ Въ подлинникѣ у Ніенштедта „Knäse Andrey Kurpsche“. Прим. пер.
- ↑ О графѣ Арцѣ разсказываетъ Рюссовъ нѣсколько иначе. См. Приб. Сб. III, 147.
- ↑ О князѣ Андреѣ Михайловичѣ Курбскомъ сказано въ Приб. Сб. III, 150. Прим. пер.
- ↑ Многія и болѣе обстоятельныя подробности изложены въ Приб. Сб. III, 169—189. Прим. пер.
- ↑ См. Приб. Сб. III, 182—194. Взятіе Ревеля Курселемъ, очевидно произошло съ предварительнаго соглашенія съ герцогомъ Магнусомъ, хотя Курсель и утверждалъ, что онъ и его приверженцы сдѣлали это потому, что уже часто обращались съ просьбою о полученіи слѣдуемаго имъ жалованія у намѣстника, но оставались неудовлетворенными, а между тѣмъ они задолжали другимъ людямъ, которые и требовали съ нихъ возврата долга, поэтому имъ ничего болѣе не оставалось какъ только занять замокъ и удержать его, какъ залогъ. Эту отговорку не нашли удовлетворительною и Курсель скоро послѣ этого, именно 3 іюня 1570 года, былъ обезглавленъ.
- ↑ Другія подробности см. въ Приб. Сб. III, 188. Прим. пер.
- ↑ Объ осадѣ Ревеля см. Приб. Сб. III, 195, 200-303. Прим. пер.
- ↑ Около половины 16 столѣтія, когда ливонскій орденъ распался и Ливонія подчинилась польской коронѣ, появились, по словамъ Кельха, ливонскіе гофлейты. Магистръ вмѣстѣ съ главными членами ордена перешелъ въ свѣтское званіе, его примѣру мало по малу послѣдовали и другіе рыцари, поступивъ на службу частью къ польскому королю, частью къ своему прежнему главѣ ордена, а нынѣ герцогу курляндскому. Одни изъ нихъ получили помѣстья, другіе годовое содержание; тѣже, на долю которыхъ не пришлось ничего, соединились съ дворянами, которые при нападеніи русскихъ потеряли все что имѣли, выбрали изъ своей среды начальниковъ, и вступили въ шведскую службу. Для того, чтобы не быть причисленными къ разряду обыкновенныхъ рейтеровъ, они стали себя называть „гофлейтами“. Подъ этимъ именемъ они были долго извѣстны въ XVI-мъ вѣкѣ. Впрочемъ, это названіе употреблялось еще въ XV-мъ вѣкѣ и обозначало вообще всадника-солдата. Такъ у Рюссова читаемъ: „Для этой осады отправились гофлейты или всадники и шведы и нѣмцы“. Ніенштедтъ упоминаетъ подъ 1602-мъ годомъ о перновскихъ гофлейтахъ. (Примѣчаніе Тилемана).
- ↑ См. Приб. Сб. III, 209. Прим. пер.
- ↑ Это случилось 17 марта 1574 года. См. Приб. Сб. III, 227.
- ↑ Т. е. въ хроникѣ Рюссова. Прим. пер.
- ↑ Подробности см. Приб. Сб. III, 254—277. Прим. пер.
- ↑ Подробности см. Приб. Сб. III, 269—278. Прим. пер.
- ↑ Подробности см. въ Приб. Сб. III, 260—278 Прим. пер.
- ↑ Въ подлинникѣ у Ніенштедта: Emstillowsko. Прим. пер.
- ↑ Въ подлинникѣ у Ніенштедта: Pitschur. Прим. пер.
- ↑ То были монахини бенедиктинскаго ордена: Анна Топель, Анна Ноткенъ и Отилія Кейзерлингъ. Гилъзенъ въ книгѣ своей „Inflantyw dawnych swych y wielorakich az do wieku naszego dziejach“, стр. 207, пишетъ, что изъ этихъ монахинь самая старшая Анна Ноткенъ отъ старости лишилась зрѣнія. Когда король Стефанъ навѣстилъ монастырь (послѣ торжественнаго освященія церкви св. Іакова), то престарѣлая Ноткенъ спросила: гдѣ король? Король подалъ ей руку и она, крѣпко сжавъ королевскую руку, сказала: «Безконечно благодаримъ Провидѣніе, что оно намъ какъ бы съ неба даровало государя богобоязненнаго католика, справедливаго, чрезъ котораго намъ возвращены будутъ и вѣра и наши священники! Многіе годы мы этого желали и даже до преклонной старости выжидали! Мы умремъ теперь спокойно, дождавшись желанной минуты, когда привѣтствуемъ тебя, короля и господина, католика, защитника и возстановителя едино-спасительной вѣры нашей. Поручаемъ тебѣ насъ самихъ, нашу церковь и монастырь, имущества и привиллегіи наши тебѣ вручаемъ“. Король (это онъ лично говорилъ Поссевину) былъ сердечно тронутъ привѣтствіемъ старушки, милостиво завѣрилъ ее въ королевской своей защитѣ, и поручилъ себя ихъ молитвамъ.
- ↑ Рижане, какъ пишетъ Гильзенъ, волочили дѣло и наконецъ отправили къ королю магистратскаго синдика съ ратсгерами просить о продолженіп срока на обсужденіе вопроса объ уступкѣ церкви для католиковъ въ Ригѣ. Король, разсердившпсь на волокиту, отпустилъ ихъ, сказавъ: Ite et dicite istis bestiis me hoc die non comesturum, donec templum, qvod volo, ingrediar. На этотъ громъ сейчасъ ключи принесли. Разгнѣванный король хотѣлъ отобрать двѣ церкви: соборъ св. Маріи и фору св. Петра, но, умилостивившись, удовольствовался церковію св. Іакова (нынѣ дворянская лютеранская). Епископъ жмудскій Мельхіоръ Гедройцъ торжественно освятилъ эту церковь. Послѣ „Te Deum laudamus“, была отслужена съ большимъ торжествомъ католическая обѣдня, и король послѣ обѣдни навѣстилъ женскій монастырь бенедиктинокъ, о которомъ была рѣчь выше. Прим. пер.
- ↑ По ливонской коиституціи короля Стефана, состоявшейся въ 1582 г., учреждалось, вмѣсто бившаго рижскаго архіепископства и другихъ епископствъ, бывшпхъ въ той части Ливоніи, одно епископство
венденское и мѣстопребываніемъ епископа съ коллегіею канониковъ при немъ назначался
Венденъ, а не Вольмаръ, какъ сказано у Ніенштедта. Первымъ венденскимъ епископомъ король Стефанъ назначилъ Іоанна-Андрея Патриція, родомъ изъ Кракова. Патрицій возобновилъ венденскій замокъ и подъ своимъ гербомъ сдѣлалъ надпись:
Haeresis et Moschi postquam divicta potestas
Livonidum primus Pastor ovile rego.
Первымъ каѳедральнымъ пробощемъ (протоіереемъ) венденскимъ былъ назначенъ Оттонъ Шенкингъ. Гильзенъ (см. Inflanty, стр. 212) про него разсказываетъ, что онъ много заботился обратить латышей изъ лютеранства въ католичество. Созвавъ латышскихъ старшинъ, онъ объяснялъ имъ еретическія заблужденія лютеранъ и, замѣтивъ, что латыши колеблются и не держутъ ни той, ни другой стороны, потребовалъ, чтобы они чрезъ 4 недѣли отвѣтили епископу: примутъ ли католичество, или нѣтъ. Мужики никакъ не могли согласиться между собою и выбрали наконецъ арбитромъ для выбора вѣры и отвѣта епископу какого-то убогаго старика, вполнѣ полагаясь на его приговоръ. Хитрый старикъ, чтобъ понравиться дворянамъ лютеранской вѣры, отъ которыхъ получалъ милостыню, отвѣчалъ Шенкингу; „Мы люди простые и не настолько просвѣщенные, чтобы отличить правду между католическою и лютеранскою вѣрою, но у насъ имѣются господа ученые и въ писаніи искусные, которые гораздо лучше насъ могутъ судить о томъ. Ихъ прежде и слѣдуетъ обратить, а тогда мы и послѣдуемъ за примѣромъ господъ нашихъ“. Такъ набожный прелатъ, прибавляетъ Гпльзенъ, у глупыхъ простаковъ на этотъ разъ ничего добраго и не подѣлалъ. Прим. пер.
- ↑ Король Стефанъ учредилъ „коллегію общества Іисусова“ при католическомъ женскомъ монастырѣ въ Ригѣ и вѣдомству іезуитовъ подчинилъ обѣ католическія церкви: св. Іакова и св. Магдалины, назначивъ настоятелемъ ихъ ксендза Петра Скаргу. Когда прибывшіе въ Ригу іезуиты не желали брать въ свое вѣдѣніе этихъ церквей, безъ вѣдома своего провинціала, король Стефанъ сказалъ: «Ego vobis loco Provincialis ero».
- ↑ При первоначальномъ присоединения лпвонскихъ земель къ Польшѣ въ 1561 г., главное управленіе ими было ввѣрено администратору или намѣстнику, назначавшемуся королемъ. Кругъ дѣйствій его и предѣлы власти были опредѣлены въ инструкціи, данной въ 1566 г. Ходкевичу, при назначеиіи его ливонскимъ намѣстнпкомъ. Всѣ ливонскія земли были раздѣлены на четыре округа: Рижскій, Трейденскій, Венденскій и Динабургскій, и управленіе каждымъ было возложено на сенатора, избираемаго изъ мѣстныхъ дворянъ. Были учреждены въ каждомъ округѣ судъ земскій (ландгерихтъ) и учрежденъ судъ сенаторскій (четыре сенатора, управлявшіе округами, и администраторъ). По очищеніи русскими всѣхъ завоеваній ихъ въ Ливоніи, въ 1582 г. король Стефанъ измѣнилъ устройство и порядокъ управления Ливоніи особою ливонскою конституціею. Учредивъ по этой конституціи епископство венденское, король Стефанъ, сохранивъ должность намѣстника учредивъ новую должность провинціальнаго квестора (казначея) для сбора податей, всѣ ливонскія земли раздѣлилъ на три президентства: венденское, дерптское и перновское, съ подраздѣленіемъ ихъ на канитанства (уѣзды). Каждое президенство управлялосъ презусомъ, ему подчинялись уѣздные начальники (старосты, capitanei) Областной квесторъ имѣлъ подъ своимъ начальствомъ уѣздныхъ субколлекторовъ. Для разбора межевыхъ дѣлъ въ каждомъ президенствѣ находился подкоморій — subcamerarius. Порядки, введенные ливонскою конституціею 1582 г., просуществовали лишь до года.
- ↑ Можетъ быть: Метстакены, см. Ceumern theatr. livon. I. 44, N. nord. Misc. XIII. XIV. 554. Прим. пер.
- ↑ Ревизорами имѣній король Стефанъ назначилъ: Станислава Пэнкославскаго старосту Маріенбургскаго, Ѳедора Скумина писаря великаго княжества литовскаго, Іоанна Тизенгаузена берзонскаго помѣщика, Даніила Герыаиа и Самуила Церазина. Ревизія, однако, не имѣла никакого особенно важнаго практическаго значенія: большая часть дворянъ, протестуя противъ самой ревизіи, какъ противной условіямъ подчиненія, не явилась къ ревизіи. Прим. пер.
- ↑ Это Димитрій Суликовскій. Король Стефанъ назначилъ его въ 1582 г. настоятелемъ церкви св. Магдалины въ Ригѣ, но въ этой должности онъ пробылъ самое короткое время, уѣхавъ въ Львовъ на архіепископскую каѳедру. Прим. пер.
- ↑ Бергманъ во 2-ой части своихъ историческихъ сочиненій называетъ его (ст. 90) Госвиномъ Боне. Прим. пер.
- ↑ Между старыми бумагами рижской городской библіотеки хранится слѣдующее свидѣтельство, данное епископомъ Шенкингомъ бургомистру Ніенштедту, по его собственной просьбѣ. Вотъ оно:
«Мы, Божьею и священною римскаго папы милостію Отто, епископъ ливонскій, венденскій и пр. свидѣтельствуемъ этою открытою грамотою и истиннымъ свидѣтельствомъ что 1585 года 14 января въ Ригѣ произошло опасное скопленіе черни, которая взялась за мечи и оружіе, оскорбила много почтенныхъ людей, ихъ дома разграбила, и такой ужасъ на городъ навела, что даже члены магистрата должны были запереться въ своихъ домахъ въ недовѣріи къ грубой толпѣ, а также и мы не были безопасны въ нашей квартирѣ въ домѣ Германа Шрейбера отъ злоумышленниковъ, если бы почитаемый и многомудрый господинъ Францъ Ніенштедтъ, членъ магистрата въ городѣ Ригѣ, не взялся за оружіе, не собралъ около себя добрыхъ людей и съ Божіею помощью и опасностью своей жизни отъ мятежной черни не защитилъ насъ и церковь святаго Іакова, вмѣстѣ съ отцами общества Іисусова; онъ спасъ жизнь и имущество многихъ почетныхъ лицъ въ городѣ. А за то, что онъ въ слѣдующія пять лѣтъ въ безпокойныя времена съ большимъ успѣхомъ, а часто и съ опасностію собственной жизни отъ возмущавшихся умовъ, держалъ въ городѣ региментъ (бразды правленія) въ то время какъ другіе господа бургомистры и прочіе не были увѣрены въ безопасности своей жизни, такъ за это ему должны быть благодарны всѣ миролюбивые люди. Когда же господинъ Ніенштедтъ, по своей надобности, относительно этого попросилъ у насъ грамоты и свидѣтельства, такъ мы безъ всякаго отказа охотно даемъ его уважаемой милости сіе свидѣтельство и удостовѣряемъ также, что многія высокаго и низкаго званія лица просили г. Ніенштедта сохранить и впредь для нихъ его доброе расположеиіе.
Документально удостовѣряемъ эту грамоту нашею печатью и подписью. Рига, 30 Августа 1591 года.
Отто Шенкингъ, епископъ венденскій.L. S.На свидѣтельствѣ этомъ написано: „сіе списано съ настоящаго оригинала“.
- ↑ Домъ черноголовыхъ. Прежде его вообще называли: dat nye hus, новый домъ. Прим. пер.
- ↑ Гизе отправился въ Швецію только для спасенія своей собственной головы и никто не давалъ ему порученія призывать шведовъ на помощь, какъ то онъ и сообщалъ бюргерству въ своей, по нынѣ уцѣлѣвшей реляціи, данной имъ по своемъ возвращеніи. Прим. Бротце.
- ↑ Іоаннъ Скржетускій и Андрей Воланусъ, см. ист. соч. Бергмана II, 211. Прим. пер.
- ↑ Требованіе бургомистра Экке простиралось до 7998 гульденовъ и 15 грошей. Эта сумма должна была быть выплачена въ опредѣленные сроки до 1600 года. См. ист. соч. Бергмана, II, ст. 235. Прим. пер.
- ↑ Должность королевскаго бургграфа учреждена королемъ Стефаномъ. Прим. пер.
- ↑ Постановленіе варшавскаго сейма, это Ordinatio Livoniae, было неблагосклонно принято въ Лифляндіи. Впослѣдствіе многіе дворяне лишились своихъ помѣстій и явились въ Москву для поступленія въ службу къ царю Борису. Такъ въ 1601 г., когда возникла война между Швеціею и Польшею, пріѣхало нѣсколько ливонцевъ въ Москву. Борисъ принялъ ихъ чрезвычайно ласково и при торжественномъ представленіи сказалъ: «Радуемся, что вы по здорову въ нашъ царствующій городъ Москву доѣхали. Очень скорбимъ, что вы своими выгнаны и всѣхъ животовъ лишились; но не печальтесь: мы въ три раза возвратпмъ вамъ то, что вы тамъ потеряли. Но за это вы должны поклясться по своей вѣрѣ, что будете служить намъ и сыну нашему вѣрою и правдою, не измѣните и ни въ какія другія государства не отъѣдете, ни къ Турскому, ни въ Крымъ, ни въ Нагаи, ни къ Польскому, ни къ Шведскому королю. Свѣдаете противъ насъ какой злой умыселъ, то намъ объ этомъ объявите, никакимъ вѣдовствомъ и злымъ кореніемъ насъ не испортите. Если будете все это исполнять, то я васъ пожалую такимъ великимъ жалованьемъ, что и въ иныхъ государствахъ славно будетъ“. Тизенгаузенъ, ловкій и краснорѣчивый ливонскій дворянинъ, благодарилъ царя отъ имена своихъ собратій и клялся за нихъ въ вѣрности до смерти. Царь приказалъ вступившихъ въ русскую службу иноземцевъ раздѣлить на три статьи. Находившиеся въ первой получили по 50 руб. жалованья и помѣстье со 100 крестьянами; находившіеся во второй 30 руб. жалованья и помѣстье съ 50 крестьянами; въ третьей 20. руб. жалованья и помѣстье съ 30 крестьянами; наконецъ слуги дворянскіе получили по 15 руб. и помѣстье съ 20 крестьянами. Прим. пер.
- ↑ Новый договоръ между магистратомъ и рижской общиной былъ заключенъ 29 апрѣля 1604 г.
- ↑ Въ разныхъ спискахъ лѣтоидси Ніенштедта Эке называется Eycke, Eeck и Eck. Прим. пер.
- ↑ Экке давалъ взаймы взятыя имъ изъ кассы деньги дворянству н другимъ лицамъ по 10—12 процентовъ и при этомъ получилъ столько прибыли, что, кромѣ значительной денежной собственности, владѣлъ 12 домами. Когда магнетратъ уличилъ его въ этомъ самовольномъ поступкѣ, онъ пытался всячески изворачиваться и обѣщалъ возвратить эту сумму съ наросшими 5-ю процентами. На это не согласились; въ особенности противился этому эльтерманъ Эвертъ Эттингъ. Тогда Экке скрылся въ замокъ, куда убѣжалъ вмѣстѣ съ обоими своими зятьями, ратсгеромъ Рэттгеромъ Горстомъ и Томасомъ Раммомъ, когорые также были ненавидимы бюргерами. Его движимое и недвижимое имущество были въ 1606 году конфискованы городомъ. Въ августѣ 1607 года прибылъ въ Ригу Магнусъ Нольде, который пытался въ гильдіи примирить бѣглецовъ съ общиною. Экке поручилъ Нольде заявить, что онъ, Экке, откажется на будущее время отъ всякихъ должностей въ магистратѣ, лишь бы его снова приняли въ городъ, дали ему позволеніе безпрепятственно присутствовать при церковной службѣ, занимать въ церквахъ свое почетное мѣсто и дозволять ему являться безъ помѣхи на свадьбы и т. д., если его пригласятъ. Многіе были согласны принять Экке, но Эттингъ настоялъ на томъ, чтобы ему было отказано въ его просьбѣ.
Послѣ этого бѣглецы обратились къ варшавскому сейму и добились того, что король рѣшилъ ихъ дѣло: они были 7 мая 1612 года возстановлены въ своихъ должностяхъ; Эттингъ, по королевскому указу, былъ отставленъ отъ должности и долженъ былъ выѣхать изъ городскаго округа.
9 іюля 1612 года снова подняли вопросъ о взятыхъ Экке изъ городской кассы деньгахъ и было рѣшено пересмотрѣть счеты той кеммереи, которою завѣдывалъ Экке. Онъ самъ взялся произвести повѣрку и объявилъ, что онъ городу долженъ всего на всего 25 гульденовъ. Изъ страха промолчали. Только эльтерманъ Цаупе, который, будучи прежде нотаріусомъ при городской кассѣ, отлично зналъ всѣ книги, доказывалъ противное и утверждалъ, что Экке долженъ городу 70,000 рижскихъ марокъ слишкомъ. Тотъ вслѣдствіе этого страшно разсердился и всячески возражалъ, но неудачно. Наконецъ онъ въ ярости крикнулъ Цаупе: „Ты негодяй; говорю тебѣ, я возвращу деньги!» Магистратъ, изъ боязни новыхъ столкновеній, остановилъ Цаупе, и 22 іюля уладилъ дѣло Экке и его зятей; городъ же потерялъ значительную сумму навсегда. Въ видѣ небольшаго вознагражденія за потерю денегъ, городъ получилъ то, что этотъ всегда столь корыстолюбивый человѣкъ, въ 1615 году основалъ на свои собственныя деньги заведеніе для бѣдныхъ бюргерскихъ вдовъ малой гильдіи, которое существуетъ и нынѣ подъ именемъ Экова конвента. (См. Бротце Annales Rigenses и другія рукописи). - ↑ Карлъ Карльсонъ Гилленгьельмъ , побочный сынъ герцога Карла Зюдерманландскаго, впослѣдствіе короля шведскаго Карла IX, отличился особенно мужественной защитой Вольмара въ 1601 г. Какъ ни слабо укрѣплеио было это мѣсто, все же Іаковъ де ла Гарди и Гилленгьельмъ мужественно удерживали здѣсь впродолженіи цѣлыхъ двухъ мѣсяцевъ всю военную силу поляковъ. Крѣпость подъ конецъ представляла изь себя кучу камней и все таки они посреди этихъ развалинъ отбили 6 декабря съ большимъ урономъ нападавшаго на нихъ непріятеля. Наконецъ, такъ какъ поляки хотѣли 8 декабря возобновить штурмъ, осажденные увидѣли себя вынужденными по недостатку снарядовъ отдать это мѣсто, но съ условіемъ, чтобы имъ было позволено вытти изъ крѣпости съ оружіемъ и знаменами. На это было дано согласіе, но вышепоименованные начальники должны были оставаться въ плѣну, пока не будутъ вымѣнены на Дембинскаго и Шенкинга. Только послѣ 12-ти лѣтняго тяжкаго заключенія Гилленгьелъмъ былъ отпущенъ въ Швецію и впослѣдствіе занималъ тамъ многія важныя должности.
Онъ умеръ 17-го марта 1650 года и погребенъ въ соборѣ въ Штренгнэсѣ, гдѣ висятъ надъ его могилой желѣзныя кандалы, въ которыя онъ быль закованъ во время своего затооченія въ Польшѣ. Между оставшимися отъ него рукописями, сохраняющимися въ шведскомъ государственномъ архивѣ, находится и его: «Relatio de Kokenhusano proelio et obsidone Wolmariae.“ См. Гадебуша liv. Jahrb. VI. 2, стр. 264—266; Гупеля neue nord. Misc. стр. 18, 194—196; Livl. Schriftsteller. Lex. II, 155—157. Прим. пер. - ↑ Новозаложенная магистратская усадьба называлась Гейденгофъ (Heidenhof). Пришедшіе солдаты по своему обычаю проходомъ черезъ городскія владѣнія учиняли самыя необузданныя безчинства. Городъ хотя и жаловался, но безуспѣшно. Ходкѣвичъ, нуждавшійся въ подкрѣпленіяхъ, былъ этимъ событіемъ такъ возмущенъ, что въ первомъ порывѣ гнѣва хотѣлъ приказать казнить не только рижскихъ кнехтовъ, но и всѣхъ другихъ солдатъ, которые изъ этого города находились въ его лагерѣ. Только съ трудомъ удалось нѣсколькимъ офицерамъ уговорить его представить это дѣло на разсмотрѣніе королю. Городъ и былъ по этому поводу въ 1604 г. привлеченъ къ королевскому суду; но что затѣмъ послѣдовало — неизвѣстно. Прим. пер.
- ↑ Число погибшихъ въ этой битвѣ шведовъ, которыхъ магистратъ велѣлъ похоронить, составляло 8983 человѣка, не считая тѣхъ, которые были найдены мертвыми въ Двинѣ и болотахъ. См. Annales Rigenses Броца.
Карлъ, какъ извѣстно, самъ попался бы въ плѣнъ, если бы одинъ лпфляндецъ, Вреде, не пожертвовалъ для него собой, отдавъ ему свою лошадь. О необузданности герцога Юргенъ Гельмсъ разсказываетъ слѣдующее: Когда герцогъ сѣлъ на корабль, на которомъ бѣжалъ въ Перновъ, его встрѣтилъ слуга и выражалъ свою радость, что видитъ снова здравымъ своего господина, котораго уже считалъ мертвымъ. Полный ярости, Карлъ выхватилъ свой мечъ и закололъ этого своего слугу со словами: Вы, шельмы, должны бы тамъ быть, гдѣ я былъ! - ↑ Тѣло Линдерсона было 23 сентября рижанами, изъ глубокаго почтенія къ нему, торжественно погребено сообразно его званію въ соборѣ подъ органомъ. Прим. пер.