1 (1831) — вступление, написанное, по-видимому, именно в качестве такового для предполагавшегося сборника эротических сонетов. Однако за этим вступлением последовали непосредственно лишь два сонета, посвящённых указанной в первом задаче — прославленно краинок и одной из них в особенности — 2 и 3. Но вскоре Преширн употребил эту форму, которой тогда увлекался, также для полемики и для элегии. В окончательном сборнике сонетов (1847), последние 11 не состоят ни в какой связи с предметом, указанным во вступлении, а так как первая половина этого сборника составилась из сонетов, относящихся к Юлии (не ранее 1833 г.), то и следующие по времени за первым четыре сонета оказались поставленными в отношение к ней же. Таким образом и здесь, как в «Песнях», он объединил в Юлии все свои увлечения женщинами. Такая группировка сонетов по двух отделам — любовные и другого содержания, — очевидно, не совпадает с их последовательностью во времени. Так как Преширн к писанью сонетов был вдохновлен несомненно Петраркой (см. сон. 5), именно сонетами первой части его Canzoniere, о Лауре при её жизни, то возможно, что, окончив свои сонеты о любви к Юлии, он задумал ещё до 1847 г. составить из них особый сборник с присовокуплением и пяти первых. Впоследствии, при издании им всех своих стихотворений, одобренных к напечатанию им самим и цензурой, когда сонеты были выделены в особую часть книги, вступление к сонетам в честь Юлии оказалось таким образом во главе полного собрания всех его сонетов.
2 (1831) — красота всех люблянок для него пропадает в присутствии его возлюбленной; ср. газель 4.
3 (1831) — он покоен лишь тогда, когда видит её глаза ср. стр. XXXIV и к Песне 4.
4 (1832) — вид двух сестёр-красавиц напомнил ему его несчастную любовь, — вероятно, ту, к которой относятся Разные стих. 1 и 4 и первые три сонета.
5 (1831) — помещён здесь, вероятно, только потому, что в нём, как и в предыдущем, упомянуты Амур и Венера. Итак, мысль об утешении в вине приходила Преширну в голову уже в начале 30-х годов.
6 (1847) — точное определение времени и обстановки начала своей любви к Юлии — в десятом часу утра Страстной субботы (31 марта = 7 апреля) 1833 г., в Тернóве, предместье Любляны. См. к Разн. 4. Очевидное подражание сонетам Петрарки I 3 и 157; Петрарка влюбился в Лауру в первом часу утра Страстной пятницы (6 апреля) 1327 г. в Авиньоне, в церкви св. Клары (впрочем место он указывает не в стихах, а в прозе, по-латыни).
7. Сонетный венок (из 15 связанных между собою сонетов, о чём ниже; 1847) — любовь поэта к Юлии и к родине, но главная задача — первая, а вторая присоединяется к ней здесь путем ассоциаций, вследствие того, что грусть, навеянная на него равнодушием возлюбленной, вызывает за собой другую, постоянную причину его грустного настроения, состоящую в жалком положении родного края и его литературы. Что в сущности вторая причина важнее первой, доказывают все словенские критики. Как по внутреннему значению, так и по объему «Венок» представляет собою средоточие, как бы центр тяжести предположенного выше сонетного сборника в честь Юлии; зато он и поставлен почти в самой середине его, как мы увидим при разборе следующих за «Венком» сонетов. Состав «Венка» по сонетам следующий: I — поэт пишет в честь Юлии стихотворный венок, сходный по своей форме с течением мыслей автора (ср. также газель 1); II — в позднейшие времена, до которых может быть доживёт «Венок», словенские красавицы будут доступнее любви, а Крайна — богаче поэзией (ср. выше о двояком предмете «Венка»); III — Преширн, как Тассо, выражает поэтически то, что не решился бы высказать прямо; IV — Юлия служит ему источником вдохновения, но он не видит её, и потому стихи его грустны; V — веселье лишь там, где она; VI — но она равнодушна к его песням, потому что, как и другие словенки, воспитана по-немецки (ср. Посм. 9 и Нем. 1 III и 4); VII — пусть явится новый Орфей, который воскресит поэзию и любовь к своей народности у всех славян! VIII — печальна и бедна громкими событиями история словенцев, откуда и скудость их поэзии; IX — такое прискорбное состояние родины, с одной стороны, и неудача в любви — с другой омрачили его песни (ср. II); X — не сбылась его надежда на любовь; XI — оттуда окончательное разочарование, которое отвратить могла лишь она; XII — от неё зависит сделать его песни радостными; XIII — для этого ей стоит лишь милостиво взглянуть на них; XIV — хотя они недостойны такого счастья, от которого они звучали бы ликованием, всё-таки они имеют право, по крайней мере, на её снисхождение, потому что это — стихотворный венок в её честь (возвращение к началу) ; XV — итог содержания всех предшествующих сонетов «Венка», но в применении уже к одной Юлии. Итак, в центре, сон. VII, — славянский Орфей, провозвестник возрождения и объединения всех славян (ср. Посм. 3 ст. 21—28). Настроение во всём «Венке» подавленное; тем ярче выделяется из общего фона восторженность сонетов V и XIV, впрочем тут же падающая пред внезапным сознанием того, что причина этих восторгов — лишь мечта. Однако заключительный аккорд — робкая мольба, чрез которую сквозит как бы некоторая надежда. О времени «Венка», как и следующих десяти, см. выше стр. XXXI—XXXII.
8 (1847) — ещё при жизни поэта из его сердца вырос венок с именем Юлии (о чём ниже), т. е. «Сонетный венок».
9 (1847) — сон о блаженном соединении с Юлией в раю, причём Преширн и Петрарка спорят о сравнительном достоинстве своих сонетов. Как ни скромен Преширн в оценке собственных сонетов при этом состязании, однако самая мысль о возможности последнего зародилась у него, конечно, только по написании «Сонетного венка», какого у Петрарки нет. Итак, оба эти сонета оказываются как бы прибавками к «Венку».
10 (и по-немецки, 1836) — Тогенбург знаменит своим страданьем, но Преширн страдает ещё больше, потому что у него нет и того утешения, каким пользовался несчастный рыцарь.
11 (1836) — его призвание состоит в прославлении Юлии, а желанная награда за это — в её лицезрении. Таким образом оба сонета связаны общим содержанием: поэту не позволено смотреть на предмет его любви (сравни песню 5).
12 (1847) — его стихи могут содействовать славе Юлии, но не затронут её сердца, почему их нечего бояться ни ей, ни её милому, ни матери. Отсюда следует, что в то время Преширн был уже вытеснен соперником при содействии матери; см. выше стр. XXVI.
13 (1847) — не видя милой, он утешается её изображением, над которым тогда, когда был написан этот сонет (т. е. вероятно в 1834—1836 г.), работал известный живописец-самоучка, Матвей Лангус из Каменной Гори́цы (1793—1855). Его имя скрыто здесь в акростихе «Matevzu Langusu». Ср. сонет Петрарки I, 12.
14 (1847) — именины Юлии, которые её друзья праздновали шумным весельем, он справлял один слезами и молитвами за неё.
15 (1836) — он старался воздерживаться от всего, что её напоминает, но тщетно,
16 (1836) — потому он даёт полную свободу своим взорам, мыслям и желаниям. Связь этих двух сонетов очевидна. Ср. у Петрарки сонет I, 32.
17 (и по-немецки, 1837) — ревность по поводу подмеченного им взгляда Юлии на избранника. О взоре, повсюду преследующем поэта, ср. у Петрарки сон. I, 71. Итак, хотя сонетов, посвященных любви, до «Венка» только шесть, а после «Венка» десять, однако, если мы примем в расчёт принадлежность 8 и 9 по содержанию к «Венку» — особенно в сознании автора — и тесную связь между 10 и 11 и между 15 и 16, из которых в последних она так бросается в глаза, что переводчик счёл не лишним подчеркнуть её соотношением рифм, окажется, что и в части предполагаемого сборника, следующей за «Венком», точно так же шесть, если не сонетов, то сонетных групп, разрывать которые механически представлялось неудобным тому, кто всех яснее чувствовал их единство.
18 (1832) — эпизод из «азбучной войны», о чём см. выше стр. XV.
19 (1832) — против заимствования слов из других славянских языков, особенно из русского, что замечательно в том отношении, что, с другой стороны, в Разн. 3 Преширн смеётся над излишним пуризмом. Ср. выше стр. XX примеч.
20 (1833) — против Копытаря, как литературнаго критика; ср. стр. X—XI и LI, a потом XVII и XXIX.
21 (1833) — если бы поэт остался в родимом селе, он избёг бы разочарования; ср. следующий.
22 (1833) — юноша спешит узнать свет, но когда достигнет этой цели, ужаснётся тому, что откроет; ср. Разн. 5.
23 (1833) — человек, сражённый судьбою, не оживёт; ср. Крещ. ст. 316—318.
24 (1833) — неудачнику отдых только в могиле; ср. Разн. 5 ст. 17—20, нем. З ст. 69, также следующий сонет.
25 (1833) — жизнь есть тюрьма с истязаниями, почему смерть желательна.
26 (1833) — поэт готов ко всем ударам судьбы, потому что стал нечувствителен и к радости и к горю; ср. эпиграф к Песням и Балл. и ром. 9 ст. 24.
27 (1832) — смерть неизбежна и грозит всякому каждое мгновение; ср. внезапную смерть Матвея Чопа в Разн. 2, Посм. 11 и Нем. 3.
28 (1836) — счастье на земле невозможно, как доказано в «Крещении при Савице» (при котором этот сонет и появился впервые); ср. к Разн. 2.