[233]
В память
императорско-королевского лицейского библиотекаря в Любляне
Матвея Чопа.
Ὃν οἱ θεοὶ φιλοῦσιν ἀποθνήσκει νέος.Brunck, Poetae gnomici.
„Кто мил богам, тот умирает молод" —
Свидетель — ты, и то же на твоем
Лице запечатлел кончины холод.
Оно сияло тихим торжеством,
Уста улыбкой нам как бы вещали:
„Окончен бой! нужды нет больше в нём".
Так я застал тебя, когда в печали
Явился, весть ко мне лишь принеслась,
Что друга мы навеки потеряли.
Скорбь сердце жжёт и будет жечь не раз,
Но кажется сноснее мне утрата,
Когда помыслю твой последний час,
[234]
Багряный луч прохладного заката
Лугов зелёных золотил простор,
А далее, вершинами богата,
Цепь краинских тебе виднелась гор;
Тебя качали тихо Савы волны,
Журча кругом, лаская слух и взор,
И облака по небу, словно чёлны,
Неслися вдаль; твоя вздымалась грудь,
Твои мечты восторга были полны.
Не думал ты, что твой закончен путь;
Великий Дух вдруг гения отправил,
Чтоб в светлый свои чертог тебя вернуть;
Он в чистом вод кристалле предоставил
Угаснуть искре и пред тем, как взял,
Её от грязи жизненной избавил.
Ты в упоении землю покидал,
Во цвете сил, не видя, как уныло
Теперь твои стоят, и стар и мал.
Твое чело горячее остыло,
Сомнений больше нет в твоей груди,
Страданье в ней с раскаяньем почило,
Надежд обман не страшен впереди,
Ни лишь затем влекущие стремленья,
Чтоб нам сказать: „Смирись и пропади!".
[235]
He ты, а мы достойны сожаленья,
Твои милый край родимый и они,
Юнцов, тобой учимых, поколенья.
Как много взять могли б не мы одни
Из клада знаний, замкнутого ныне,
Но мир, все люди в будущие дни!
Без устали к научной благостыне
Стремясь, ты твердо к цели шёл своей
И не хотел почить на половине.
Ты языки познал Европы всей:
В писаньях греков, римлян что прекрасно,
Что бритт воспел изящней и сильней,
Что португалец и испанец страстный,
Что итальянец, немец и француз
Изобразили в песни сладкогласной, —
Всё это ты на языках их муз
Умел узнать. Когда вступил в духовный
Ты с братьями полночными союз,
Тебе Мицкевич пел единокровный,
И чехов, сербов, русских весь Парнас
Усвоил ты с заботою любовной.
Чтоб с родиной ты свой делил запас,
Тебя благословила Мнемосина[1]:
Ты от избытка одарил бы нас!
[236]
И вот тебя взяла у нас кончина;
Хоть весело всходили уж хлеба,
Несжатою осталась десятина.
Затем-то нам и кажется судьба,
Тебя так рано взявшая, жестокой,
И так трудна с печалью нам борьба.
Я знаю: был бедняк ты одинокий,
Тебе, как мне, неведом был покой,
И отдохнёшь в могиле ты глубокой.
Да будет мир блаженный над тобой!
Но на твою столь раннюю кончину,
На то, что рано ты оплакан мной,
Пока живу, я жалоб не покину.