Тао-Те-Кинг (Лао-цзы; Конисси)/Тао-Те-Кинг/ДО

[5] 

ТАО-ТЕ-КИНГЪ.
ИЛИ ПИСАНІЕ О НРАВСТВЕННОСТИ ЛАО-СИ.
─────
ПЕРВАЯ КНИГА.
I.

Тао, которое должно быть дѣйствительнымъ, не есть обыкновенное Тао.

Имя, которое должно быть дѣйствительнымъ, не есть обыкновенное имя.

То, что не имѣетъ имени — есть начало неба и земли; то, что имѣетъ имя — есть мать всѣхъ вещей[1].

Вотъ почему свободный отъ всѣхъ страстей видитъ величественное проявленіе Тао, а находящійся подъ вліяніемъ какой-нибудь страсти видитъ только незначительное его проявленіе.

Эти оба происходятъ изъ одного и того же начала, но только носятъ разное названіе[2].

Они называются непостижимыми.

Непостижимое изъ непостижимыхъ и есть ворота всего таинственнаго.

II.

Подъ небомъ всѣ (люди) знаютъ, что красивое есть красивое, но оно только безобразное.

Точно также всѣ знаютъ, что добро есть добро, но оно только зло. [6] 

Изъ бытія и небытія произошло все; изъ невозможнаго и возможнаго — исполненіе; изъ длиннаго и короткаго — форма.

Высокое подчиняетъ себѣ низшее; высшіе голоса вмѣстѣ съ низшими производятъ гармонію; предшествующее подчиняетъ себѣ послѣдующее.

Святой мужъ, будучи бездѣятельнымъ, распространяетъ свое ученіе. Вся тварь повинуется ему и никогда не откажется отъ исполненія его воли.

Онъ производитъ много, но ничего не имѣетъ; дѣлаетъ много, но не хвалится сдѣланнымъ; совершаетъ подвиги, но ихъ не приписываетъ себѣ.

Онъ нигдѣ не останавливается, поэтому ему не будетъ надобности удаляться туда, куда онъ не желаетъ.

III.

Чтобы не было ссоръ въ народѣ, нужно не уважать мудрецовъ.

Чтобы люди не сдѣлались ворами, нужно не придавать никакого значенія трудно добываемымъ (цѣннымъ) предметамъ, потому что когда люди не будутъ имѣть тѣхъ предметовъ, которые бы прельстили ихъ сердца, они никогда не соблазнятся ими.

Отсюда, когда святой мужъ управляетъ страной, то сердце его пусто, а тѣло его полно; (онъ) ослабляетъ желанія и укрѣпляетъ (свои) кости.

Онъ старается, чтобы народъ былъ въ невѣжествѣ и безъ страстей.

Также онъ старается, чтобы мудрые не смѣли сдѣлать чего-нибудь.

Когда всѣ сдѣлаются бездѣятельными, то (на землѣ) будетъ полное спокойствіе. [7] 

IV.

Тао пусто, но когда его употребляютъ, то, кажется, оно неистощимо.

О, какая глубина! Оно начало всѣхъ вещей.

Оно притупляетъ свое остріе, развязываетъ узлы, смягчаетъ блескъ и, наконецъ, соединяетъ между собою мельчайшія частицы.

О, какъ чисто! Оно существуетъ предвѣчно, но я не знаю, чей оно сынъ и предшествовало ли первому царю[3].

V.

Небо и земля не суть любвеобильныя существа. Они поступаютъ со всѣми вещами, какъ съ соломенною собакой[4][5].

Святой мужъ не любвеобиленъ: онъ поступаетъ съ земледельцами, какъ съ соломенной собакой.

Все, находящееся между небомъ и землей, похоже на кузнечный мѣхъ.

Онъ (кузнечный мѣхъ) пустъ, но неистощимъ: чѣмъ чаще надувается, тѣмъ больше выпускаетъ воздухъ.

Кто много говоритъ, тотъ часто терпитъ неудачу; потому лучше всего соблюдать средину.

VI.

Чистѣйшій духъ безсмертенъ. Онъ называется непостижимой матерью (самкой)[6].

Ворота непостижимой матери — называются корнемъ неба и земли.

Онъ (т. е. чистѣйшій духъ) будетъ существовать безъ конца.

Кто хочетъ пользоваться имъ, тотъ не устанетъ. [8] 

VII.

Небо и земля вѣчны.

Причина того, что небо и земля вѣчны, заключается въ томъ, что они существуютъ не для самихъ себя[7].

Вотъ почему они вѣчны.

Святой мужъ заботится о себѣ послѣ другихъ, поэтому онъ легко достигаетъ безопасности.

Онъ оставляетъ свое тѣло безъ всякой заботы, поэтому онъ будетъ жить долго[8].

Кто не заботится о себѣ, тотъ весьма удачно совершить и свое личное дѣло.

VIII.

Высшая добродѣтель похожа на воду.

Вода, давая всѣмъ существамъ обильную пользу, не сопротивляется ничему.

Она находится на томъ мѣстѣ, котораго люди не видятъ, поэтому она похожа на Тао.

Жить хорошо — для земли; сердце —для глубины; союзъ — для любви; слова — для довѣрія; управленіе — для благоденствія (страны); дѣла— для умѣнія; движеніе — для жизни.

Не ссорящійся не осуждается.

IX.

Чтобы посуда была наполнена чѣмъ-нибудь, нужно держать ее твердо (безъ малѣйшаго движенія) и ровно.

Чтобы лезвее наострилось, нужно долго продолжать натачиваніе.

Когда домъ наполненъ золотомъ и драгоцѣнными камнями, то невозможно сохранить его въ цѣлости[9].

Кто достигнетъ чести и прібрѣтетъ богатство, тотъ [9]сдѣлается гордымъ. Онъ легко забудетъ, что существуетъ наказаніе (за преступленіе).

Когда дѣла увѣнчаются блестящимъ успѣхомъ и будетъ пріобрѣтено доброе имя, то лучше всего удалиться (въ уединеніе).

Вотъ это-то и есть небесное Тао (или естественное Тао).

X.

Душа имѣетъ единство, поэтому она не дѣлится (на части).

Кто вполнѣ духовенъ, тотъ бываетъ смиренъ, какъ младенецъ.

Кто свободенъ отъ всякаго рода знаній, тотъ никогда не будетъ болѣть.

Кто любитъ народъ и управляетъ имъ, тотъ долженъ быть бездѣятельнымъ.

Кто хочетъ открыть небесныя ворота, тотъ долженъ быть, какъ самка[10].

Кто дѣлаетъ видъ, что много знаетъ и ко всему способенъ, тотъ ничего не знаетъ и ни къ чему не способенъ.

Кто производитъ (вещь) и постоянно держитъ ее, тотъ ничего не имѣетъ.

Не хвалиться тѣмъ, что сдѣлано, не начальствовать надъ другими, превосходя ихъ, называется небесною добродѣтелью.

XI.

Тридцать спицъ соединяются въ одной ступицѣ (колесницы), но если онѣ недостаточны для предназначенной цѣли, то ихъ можно употребить для другой (воза).

Изъ глины дѣлаютъ домашній сосудъ; но если она недостаточна для извѣстной цѣли, то годится для другой. [10] 

Связывая рамы и двери, устраиваютъ домъ; но если онѣ недостаточны для этого, то изъ нихъ можно дѣлать домашнюю утварь.

Отсюда видно, что если вещь не годна для одной цѣли, то можно употребить ее для другой.

XII.

Пять цвѣтовъ ослѣпляютъ человѣка.

Пять звуковъ оглушаютъ его.

Пять вкусовъ пресыщаютъ его.

Верховая гонка и охота одуряютъ душу (сердце) человѣка.

Стремленіе къ обладанію рѣдкими драгоцѣнностями влечетъ человѣка къ преступленію.

Отсюда святой мужъ дѣлаетъ исключительно внутреннее, а не для глазъ. Поэтому онъ удаляется отъ того и приближается къ этому.

XIII.

Почесть и позоръ отъ сильныхъ міра (для мудреца) одинаково странны.

Собственное тѣло тяготитъ его, какъ великое бремя.

Что значитъ: почесть и позоръ отъ сильныхъ міра одинаково странны (для мудреца)?

Почесть отъ сильныхъ міра — униженіе (для мудреца), поэтому, когда она достанется (ему), то (онъ) относится къ ней, какъ къ совершенно призрачной[11]; когда она потеряется, то также къ ней относится, какъ къ презрѣнной.

Вотъ это-то и есть: къ почести и позору отъ сильныхъ міра относиться какъ къ призрачному.

Что значитъ: собственное тѣло тяготитъ его (мудреца), какъ великое бремя? [11] 

Я имѣю потому великую печаль, что имѣю тѣло. Когда я буду лишенъ тѣла, то не буду имѣть никакой печали.

Поэтому, когда мудрецъ боится управлять вселенной, то ему можно поручить ее; когда онъ сожалѣетъ, что управляетъ вселенной, то ему можно отдать ее.

XIV.

Предметъ, на который мы смотримъ, но не видимъ, называется безцвѣтнымъ.

(Звукъ, который) мы слушаемъ, но не слышимъ — беззвучными.

(Предметъ, который) мы хватаемъ, но не можемъ захватить — мельчайшимъ.

Эти три (предмета) неизслѣдимы, поэтому когда они смѣшаются между собой, то соединяются въ одно.

Верхъ не ясенъ, низъ не теменъ. О, безконечное! Его нельзя назвать именемъ.

Оно существуетъ, но возвращается къ небытію.

Оно называется формою (или видомъ) безформенною.

Оно также называется неопредѣленнымъ.

Встрѣчаясь съ нимъ, не видать лица его, слѣдуя же за нимъ, не видать спины его.

Посредствомъ древняго Тао можно управлять жизнью настоящаго времени.

Изслѣдовать происхожденіе всего (или начало древности) называется нитью Тао.

XV.

Дрѣвніе, выдававшіеся надъ толпой, люди хорошо знали мельчайшее, чудесное и непостижимое.

Они глубоки, — постигнуть ихъ невозможно. [12] 

Они непостижимы, поэтому внѣшность ихъ была величественная.

О, какъ они медленны, подобно переходящимъ зимой черезъ рѣку!

О, какъ они нерѣшительны, подобно боящимся своихъ сосѣдей!

О, какъ они осанисты, подобно гостящимъ въ чужомъ домѣ!

О, какъ они осторожны, подобно ходящимъ на тающемъ льду!

О, какъ они просты, подобно необдѣланному дереву!

О, какъ они пусты, подобно пустой долинѣ!

О, какъ они мрачны, подобно мутной водѣ!

Кто сумѣетъ остановить ихъ и сдѣлать ясными?

Кто же сумѣетъ успокоить ихъ и продлить ихъ тихую жизнь?

Исполняющій Тао не желаетъ быть наполненнымъ[12].

Онъ же не удовлетворяется ничѣмъ, поэтому, довольствуясь старымъ и не обновляясь (душою), достигаетъ совершенства.

XVI.

Когда пустота будетъ доведена до послѣдняго предѣла, то будетъ глубочайшій покой.

Всякая вещь растетъ, въ чемъ я вижу возвращеніе (или круговоротъ).

Правда, вещи чрезвычайно разнообразны, но всѣ онѣ возвращаются къ своему началу.

Возвращеніе вещей къ своему началу и есть покой.

Покой и есть возвращеніе къ жизни.

Возвращеніе къ жизни и есть постоянство.

Знающій постоянство (или вѣчность) — мудрецъ. [13] 

Не знающій постоянства будетъ дѣйствовать по своему произволу, поэтому онъ призываетъ къ себѣ бѣду.

Знающій постоянство имѣетъ всеобъемлющую душу.

Имѣющій всеобъемлющую душу будетъ правосуденъ.

Правосудный будетъ царемъ.

Кто царь, тотъ соединяется съ Небомъ.

Кто соединенъ съ Небомъ, тотъ будетъ подобенъ Тао, которое существуетъ отъ вѣчности.

Тѣло его погибнетъ (умретъ, когда настанетъ время), но (духъ его) никогда не уничтожится.

XVII.

Существуетъ ли высочайшее бытіе, я не знаю; но можно (духомъ) приблизиться къ нему и воздавать ему хвалу, потомъ — бояться его, а затѣмъ — пренебрегать имъ.

Отъ недостатка вѣры происходитъ невѣріе.

О, какъ медленны слова, произносимыя съ вѣсомъ и со смысломъ!

Когда совершены заслуги и сдѣланы подвиги, то всѣ земледѣльцы скажутъ, что это достигнуто естественнымъ ходомъ вещей.

XVIII.

Когда великое Тао будетъ покинуто, то появится истинная человѣчность и справедливость[13].

Когда широко будетъ распространена мудрость, то появится великая печаль.

Когда шесть ближайшихъ родственниковъ находятся въ раздорѣ, то является почитаніе родителей и любовь къ дѣтямъ[14].

Когда въ государствѣ царитъ усобица, то являются вѣрные слуги[15][16]. [14] 

XIX.

Когда оставлены святость и мудрость, то польза народа увеличится во сто разъ.

Когда оставлены человѣколюбіе и справедливость, то дѣти будутъ почитать своихъ родителей, а родители будутъ любить своихъ дѣтей[17].

Когда покинуты всякаго рода лукавство и выгоды, то воровъ не будетъ.

Одной только внѣшностью достигнуть этихъ трехъ (качествъ) невозможно. Для этого необходимо быть болѣе простымъ и менѣе способнымъ и безстрастнымъ.

XX.

Когда уничтожено будетъ ученіе, то печали не будетъ.

Какъ велика разница между простымъ и сложнымъ!

Какъ велика разница между добромъ и зломъ!

Необходимо бояться того, чего люди боятся.

О, дико! еще далеко до средины.

Многіе держатъ себя важно, словно получаютъ жертвенное мясо, словно весной восходятъ на башню.

О, какъ я простъ! Во мнѣ нѣтъ ничего опредѣленнаго, какъ въ младенцѣ, еще не достигшемъ дѣтства.

Я какъ будто несусь, но не знаю, куда и гдѣ остановлюсь.

Многіе люди богаты, но я ничего не имѣю, какъ будто все потерялъ.

Я простъ, какъ душа глупаго человѣка, но люди свѣта блестятъ.

Я одинъ теменъ, но люди свѣта просвѣщены.

Я одинъ страдаю душевно; волнуюсь, какъ море; блуждаю и не знаю, гдѣ остановиться. [15] 

Многіе люди дѣлаютъ то, къ чему способны, но я одинъ глупъ и мужиковатъ.

Я одинъ отличаюсь отъ другихъ тѣмъ, что люблю питаться у матери[18].

XXI.

Высоконравственный повинуется только одному Тао.

Сущность Тао похожа на блескъ свѣта.

О, неуловимъ блескъ свѣта! но въ немъ есть изображеніе.

О, какъ онъ блеститъ! Онъ рѣшительно неуловимъ, но въ немъ есть вещество.

О, какъ призрачно и непостижимо (Тао)! Въ немъ есть сущность, которая достовѣрна.

Отъ древности до нынѣ имя (его) никогда не исчезало.

Я обозрѣлъ многія начала, но не знаю, отчего такія начала, а не иныя.

XXII.

Изъ несовершеннаго происходитъ цѣльное.

Изъ кривого — прямое.

Изъ углубленнаго — гладкое.

Изъ стараго — новое.

Если немного, то легко пріобрѣсти, а если много, то легко запутаться.

Поэтому святой мужъ имѣетъ только одно, но онъ сдѣлается примѣромъ для всего міра.

Онъ открыто не объявляетъ своихъ мыслей, поэтому онъ никогда не заблуждается (ясенъ).

Онъ никогда не выставляетъ себя, поэтому онъ всегда извѣстенъ.

Онъ самъ никогда не воюетъ, поэтому имѣетъ заслуги. [16] 

Ничѣмъ онъ не гордится, поэтому онъ превозносится. Ни съ кѣмъ онъ не ссорится, поэтому вся вселенная никогда не сопротивляется ему.

Отсюда, высказанныя древними слова: «изъ несовершеннаго происходитъ совершенное; изъ кривого — прямое — можно ли назвать лживымъ изреченіемъ?

XXIII.

Рѣдкія слова заключаютъ въ себѣ самыя достовѣрныя мысли.

Рѣдкія изреченія сами собою правдивы.

Утренній сильный вѣтеръ не продолжается до полудня; сильный дождь не продолжается цѣлый день.

Ни небо, ни земля вѣчно существовать не могутъ. Тѣмъ болѣе человѣкъ.

Живущій и поступающій по Тао равенъ ему; нравственный человѣкъ равенъ добродѣтели; потерявшій все равенъ потерѣ.

Тао любитъ находить равное себѣ; нравственный — равное себѣ; потерявшій — также равное себѣ.

Гдѣ вѣра слаба, тамъ не будетъ вѣры.

XXIV.

Сухоногій не можетъ встать.

Сидящій не можетъ ходить.

Кто думаетъ, что постигъ все, тотъ ничего не знаетъ.

Кто доволенъ самимъ собою, тотъ не можетъ прославиться.

Кто хвастается, тотъ не можетъ имѣть заслуги.

Кто гордъ, тотъ не можетъ возвыситься. [17] 

Такіе люди, съ точки зрѣнія Тао, называются питающимися излишествомъ и творящими напрасное. Поэтому, когда они находятъ Тао, то оставаться въ немъ рѣшительно не могутъ.

XXV.

Вещество произошло изъ хаоса.

Есть бытіе, которое существуетъ раньше, нежели небо и земля.

Оно недвижимо, безтѣлесно, самобытно и не знаетъ переворота.

Оно идетъ, совершая безконечный кругъ, и не знаетъ предѣла.

Оно одно только можетъ быть матерью (самкой) неба и земли.

Я не знаю его имени, но (люди) называютъ его Тао.

Могущество его называется величіемъ; величіе его — безграничнымъ; безграничное — безконечнымъ; безконечное — возвращеніемъ.

Тао велико, небо велико, земля велика и, наконецъ, царь великъ.

Итакъ, въ мірѣ существуютъ четыре величія, одно изъ которыхъ составляетъ царь.

Земля несетъ людей; небо несетъ землю; Тао несетъ небо и, наконецъ, естественность несетъ Тао.

XXVI.

Тяжелое лежитъ въ основаніи легкаго.

Тишина господствуетъ надъ движеніемъ.

Хотя мудрецъ бываетъ занятъ цѣлый день, но относится къ своимъ дѣламъ внимательно и съ большей осторожностью. [18] 

Хотя ему будетъ слава и внѣшнее великолѣпіе, но онъ никогда не прельстится ими, ибо онъ стоитъ выше ихъ.

Что случится съ тѣмъ царемъ, который, имѣя десять тысячъ колесницъ, презираетъ заботу о своей странѣ и думаетъ только о своемъ удовольствіи?

Презирающій заботу о своей странѣ потеряетъ лучшихъ слугъ — опору государства.

Гдѣ легкомысленное движеніе въ народѣ, тамъ царь легко упразднится.

XXVII.

Нравственный человѣкъ не оставляетъ послѣ себя никакихъ слѣдовъ.

Краснорѣчивый не сдѣлаетъ ошибки въ своихъ рѣчахъ.

Побѣдоносный полководецъ не употребляетъ никакой хитрости.

Если что крѣпко заперто, то (оно), хотя и безъ замковъ, не отпирается.

Если что крѣпко связано, то (оно), хотя и безъ замысловатыхъ узловъ, не развязывается.

Мудрецы спасаютъ погибающихъ и не оставляютъ нуждающихся въ чемъ-нибудь безъ помощи. Они всегда очень бережно сохраняютъ вещи и не выкидываютъ ихъ.

Это называется двойнымъ просвѣщеніемъ.

Отсюда, нравственный человѣкъ есть учитель (или руководитель) безнравственныхъ; безнравственные люди суть орудіе нравственнаго.

Кто не уважаетъ своего учителя и кто не любитъ своего орудія, тотъ, хотя уменъ, очень заблуждается.

Это называется важнымъ отступленіемъ отъ Тао. [19] 

XXVIII.

Тотъ, кто знаетъ свою силу и сохраняетъ свою слабость, сдѣлается долиной вселенной.

Когда онъ будетъ долиной вселенной, то въ немъ будетъ пребывать вѣчная добродѣтель.

Человѣкъ вторично возвращается въ состояніе младенца (Тао).

Кто знаетъ глубину своего просвѣщенія и остается въ невѣжествѣ, тотъ сдѣлается примѣромъ всего міра[19].

Кто будетъ примѣромъ всего міра, тотъ не измѣнитъ вѣчной добродѣтели и возвратится къ совершенству (Тао); онъ познаетъ славу Его.

Находясь въ презрѣніи, онъ сдѣлается долиной вселенной.

Кто — долина вселенной, тотъ будетъ доволенъ только добродѣтелью и возвратится въ совершенную простоту.

Когда эта простота будетъ удалена, то изъ него выйдетъ превосходный сосудъ.

Если святой мужъ употребитъ его, то сдѣлается начальникомъ.

Вотъ почему великое установленіе никогда не уничтожится.

XXIX.

Кто дѣйствуетъ, сильно желая завладѣть вселенной, тотъ никогда не достигнетъ желаемаго, потому что вселенная есть божественное орудіе, поэтому распоряжаться ея судьбою никто не въ правѣ.

Отсюда, кто покушается на это, тотъ нарушаетъ порядокъ міра; кто хочетъ завладѣть имъ, тотъ немедленно потеряетъ его. [20] 

Вообще вещи идутъ впередъ или назадъ; воютъ или дуютъ; сильны или слабы; несутся или же останавливаются на одномъ мѣстѣ[20].

Поэтому, мудрецъ избѣгаетъ всякой крайности, роскоши и великолѣпія.

XXX.

Кто помогаетъ царю по Тао, тотъ не будетъ заботиться о процвѣтаніи страны посредствомъ военной силы: что бы вы ни сдѣлали людямъ, они тѣмъ же воздадутъ вамъ.

Гдѣ войско стоитъ, тамъ будетъ расти колючая трава (вмѣсто хлѣба).

Послѣ великой войны бываетъ неурожайный годъ.

Отсюда, когда нравственный человѣкъ управляетъ (страной), то никогда не прибѣгаетъ къ грубой силѣ, не ищетъ тщеславія, не воюетъ, не гордится ничѣмъ, не останавливается нигдѣ и не усиливается.

Когда вещь дойдетъ до полноты своего развитія, то она ослабѣетъ и дряхлѣетъ[21].

То, что не Тао, быстро уничтожается.

XXXI.

Благоустроенное войско есть нечестивое орудіе, есть предметъ, по своему существу, злой.

Мудрецъ предпочитаетъ лѣвую сторону правой, ибо употребляющіе войско предпочитаютъ правую сторону лѣвой.

Войско есть нечестивое орудіе, поэтому оно не можетъ быть орудіемъ для (истинно) мудрыхъ. Отсюда, оно и употребляется только въ неизбѣжныхъ случаяхъ.

Хотя война ставитъ, быть можетъ, цѣлью спокойствіе, но она несомнѣнное зло. [21] 

Еслибъ она была добро, то нужно было бы радоваться ей, но радуется ей лишь любящій убивать людей.

Любящій убивать людей не можетъ осуществить свой добрый замыселъ въ мірѣ.

При добромъ дѣлѣ лѣвая сторона предпочитается правой, а при бѣдѣ — правая лѣвой.

Подчиненные вожди останавливаются на лѣвой сторонѣ, а начальствующіе на правой.

Когда сдѣлается извѣстной побѣда, то слѣдуетъ встрѣтить эту вѣсть съ траурнымъ обрядомъ, ибо на войнѣ очень многіе погибаютъ.

Такъ какъ на войнѣ очень многіе погибаютъ, то слѣдуетъ оплакивать войну.

Когда война окончится побѣдою, слѣдуетъ объявить всеобщій трауръ.

XXXII.

Вѣчное Тао не имѣетъ имени.

Оно незначительно, какъ щепка, но міръ не можетъ подчинить его себѣ.

Когда цари и князья заботятся о защитѣ (своей страны), то сама природа сдѣлается помощницей ихъ[22].

Когда небо совокупляется съ землей, то спускается роса на землю, чего человѣкъ не въ состояніи устроить[23].

Когда Тао раздѣлилось на части, то получило имя.

Если имя извѣстно, то нужно воздерживаться.

(Каждому) слѣдуетъ знать, гдѣ ему нужно оставаться. Кто соблюдаетъ во всемъ воздержаніе, тотъ не будетъ знать (нравственнаго) паденія.

Это — Тао, которое существуетъ во всей вселенной. [22] 

XXXIII.

Знающій людей разуменъ, а знающій себя самого прозорливъ.

Побѣждающій другихъ силенъ, а побѣждающій самого себя могущественъ.

Довольствующійся самимъ собой — богачъ.

Твердый въ своихъ дѣйствіяхъ имѣетъ твердую волю.

Не отступающій отъ своего назначенія долговѣченъ.

Неуничтожимый послѣ смерти вѣченъ.

XXXIV.

О, безпредѣльно великое Тао!

Оно справа и слѣва.

Вся тварь появилась на свѣтъ благодаря ему; оно не отталкиваетъ ея отъ себя.

Заслуги Тао велики, но оно ими не хвалится.

Оно промышляетъ о всѣхъ вещахъ съ любовью, но не желаетъ быть господиномъ ихъ.

Такъ какъ оно не имѣетъ никакой страсти, то оно называется ничтожнымъ.

Его можно назвать маленькимъ, ибо мельчайшая вещь возвращается въ него.

Всѣ существа подчиняются ему, но оно не считаетъ себя господиномъ ихъ; поэтому его можно назвать великимъ.

Мудреца нельзя назвать великимъ, хотя онъ совершаетъ великія дѣла.

Причина того, что святой легко достигаетъ величія, заключается въ томъ, что онъ не величаетъ самого себя. [23] 

XXXV.

(Святой) беретъ великаго слона и идетъ по всему міру. Ходитъ, но не дѣлаетъ никакого вреда.

Отъ удовольствія, спокойствія, тишины и величія даетъ ему (міру) пищу.

Проходящій пришелецъ остановился. Когда онъ говоритъ о Тао, то какъ просты его слова! (Когда) они произнесены, (то бываютъ) безъ всякаго вкуса.

(Люди) смотрятъ на него (Тао), но не видятъ; они слушаютъ его, но не слышатъ; они употребляютъ его, но оно не истощается.

XXXVI.

То, что сжимается — расширяется.

То, что ослабѣваетъ — усиливается.

То, что уничтожается — возстановляется.

То, что лишается всего — имѣло все.

Все это называется то скрытымъ, то яснымъ.

Мягкое побѣждаетъ твердое, слабое — сильное.

Какъ рыба не можетъ покинуть глубины, такъ страна не можетъ оставаться безъ орудія.

Сильное орудіе правленія не должно быть показываемо народу.

XXXVII.

Тао ничего не дѣлаетъ, но нѣтъ того, чего бы оно не сдѣлало.

Если царь и князья хорошо будутъ управлять страной, то всѣ существа преобразуются такъ, какъ они желаютъ. [24] [25] 

Поэтому великій человѣкъ держится существеннаго и оставляетъ ничтожное. Онъ все дѣлаетъ по правдѣ, но никогда не будетъ опираться на законы.

Берите первое и бросьте послѣднее.

XXXIX.

Въ древности всякое существо достигало единства.

Небо, достигши единства, стало чистымъ.

Земля, достигши единства, стала спокойной.

Духъ, достигши единства, сталъ разумнымъ.

Долина, достигши единства, стала полной.

Всякая вещь, достигши единства, стала существовать.

Цари и князья, достигши единства, стали образцами для міра.

Все это было достигнуто благодаря единству.

Достиженіе единства во всемъ этомъ одно и то же.

Если бы небо было не чисто, то казалось бы, что оно боится взрыва.

Если бы земля потеряла спокойствіе, то она была бы въ опасности разрушенія.

Если бы духъ лишился разумности, то онъ потерялъ бы (свойство) быть духомъ.

Если бы пустота долины наполнилась чѣмъ-нибудь, то она перестала бы быть долиной.

Всякая вещь, если бы перестала расти, уничтожилась бы.

Если бы цари и князья потеряли вѣрность и преданность (своихъ подданныхъ), то были бы свергнуты.

Отсюда благородные люди смотрятъ на неблагородныхъ, какъ на свое начало; высшіе смотрятъ на низшихъ, какъ на свое основаніе. [26] 

Цари и князья заботятся о бѣдныхъ сиротахъ и вдовахъ. Этимъ же они могли бы свидѣтельствовать о своемъ происхожденіи.

Ужели это неправда?

Если разобрать телѣгу по частямъ, то не останется телѣги.

Я не желаю быть гордымъ, какъ драгоцѣнный камень.

Также я не желаю быть презираемымъ, какъ дикій камень.

XL.

Движеніе Тао происходитъ отъ сопротивленія (всему вещественному).

Слабость есть отличительная черта дѣйствія Тао.

Всѣ вещи произошли отъ бытія (что), и бытіе отъ небытія (ничто)[24][25].

XLI.

Когда ученый услышитъ о Тао, то будетъ стараться осуществить услышанное (въ жизни).

Когда человѣкъ средней руки услышитъ о Тао, то не будетъ соблюдать его до конца жизни.

Когда мало ученый услышитъ о Тао, то онъ будетъ глумиться надъ нимъ.

Если бы надъ нимъ не глумились, то оно и не заслужило бы имени Тао[26]. Поэтому сказано слѣдующее:

Тотъ, кто разумѣетъ очевидное Тао, кажется облеченнымъ мракомъ; тотъ, кто идетъ впередъ, держась Тао, кажется идущимъ назадъ; тотъ, кто на высотѣ Тао, кажется обыкновеннымъ смертнымъ.

Челпвѣкъ высшей добродѣтели похожъ на долину. [27] 

Человѣкъ высшей чистоты похожъ на презираемаго.

Человѣкъ высшей нравственности похожъ на неспособнаго.

Совершающій добродѣтель похожъ на вора.

Испытывающій правду похожъ на похищающаго вещи.

У большого четыреугольника не видно угловъ.

Большой сосудъ не скоро дѣлается.

Самый громкій голосъ не слышенъ.

Большое изображеніе не имѣетъ никакой формы.

Тао скрыто отъ насъ, поэтому оно не имѣетъ имени.

Оно снабжаетъ всѣ существа (силой) и ведетъ ихъ къ усовершенствованію.

XLII.

Тао произвело одно, одно — два, два — три, а три — всѣ вещи[27].

Всякая вещь носитъ на себѣ инъ и заключаетъ въ себѣ янъ[28].

Находящійся въ изступленномъ состояніи легко умиротворяетъ.

Люди ненавидятъ тѣхъ, которые оставляютъ сиротъ и бѣдняковъ безъ помощи. Поэтому умные цари и князья помогаютъ сиротамъ и бѣднякамъ; они же сдѣлаются предметомъ похвалы (народа).

Потеря есть начало размноженія, множество — начало потери.

Чему другіе учили и учатъ по справедливости, тому и я учу людей.

Очень сильный не умираетъ естественною смертью.

Я сдѣлаюсь отцомъ ученія. [28] 

XLIII.

Міръ смиренъ: всѣ люди ѣдятъ и бѣгаютъ надъ его твердынею.

Небытіе поглощается безпромежуточнымъ.

Поэтому я знаю, что бездѣятельность имѣетъ высокое достоинство.

Безсловесное ученіе и бездѣятельность полезнѣе всего существующаго между небомъ и землей.

XLIV.

Что ближе къ себѣ: свое имя или собственное тѣло?

Что больше: свое тѣло или богатство?

Что тяжелѣе испытать: пріобрѣтеніе или потерю?

Кто увлекается, тотъ потерпитъ большой убытокъ.

Кто имѣетъ много, тотъ можетъ потерять больше, нежели имѣющій мало.

Кто знаетъ, чѣмъ человѣкъ долженъ быть довольнымъ, тотъ никогда не потерпитъ позора.

Кто, зная границы своей дѣятельности, не приблизится къ опасностямъ, тотъ будетъ жить долго.

XLV.

Великое совершенство похоже на несовершенство, но оно неистощимо (хотя безпрестанно употребляется).

Великая полнота похожа на пустоту, но польза ея неизмѣрима.

Великая прямота кажется непрямой.

Великій мастеръ кажется тупымъ.

Великій ораторъ кажется заикающимся. [29] 

Когда бѣготня преодолѣваетъ (тишину), то бываетъ холодно; когда тишина преодолѣваетъ бѣготню, то бываетъ тепло.

Полная тишина есть примѣръ всего міра.

XLVI.

Когда во всемъ мірѣ соблюдается Тао, то быстрые кони забудутся и вся нива будетъ обработываться.

Когда на всей землѣ не соблюдается Тао, то военные кони будутъ расти въ окрестностяхъ города.

Нѣтъ грѣха тяжелѣе страстей.

Нѣтъ бѣды тяжелѣе незнанія удовлетворенія.

Нѣтъ преступленія тяжелѣе жаднаго хотѣнія пріобрѣсти много.

Вотъ почему знающій мѣру бываетъ доволенъ своимъ положеніемъ.

XLVII.

Не выходя изъ дома, (мудрецы) знаютъ, что дѣлается на свѣтѣ.

Не глядя въ окно, они видятъ Небесное Тао.

Чѣмъ больше удаляешься отъ дома, тѣмъ меньше знаешь. Поэтому, святые (мудрецы) достигаютъ знанія, не выходя никуда; не видя предмета, они знаютъ названіе его.

Не дѣлая ничего, они совершаютъ много.

XLVIII.

Ученіе прибавляется со дня на день, но Тао теряется со дня на день.

Эта потеря увеличится и дойдетъ до желанія недѣланія. [30] 

Когда человѣкъ дойдетъ до недѣланія, то нѣтъ того, чего бы не было сдѣлано.

Если въ мірѣ все въ порядкѣ, то слѣдуетъ завладѣть имъ, но если нѣтъ, то не слѣдуетъ.

XLIX.

Святые люди не имѣютъ опредѣленнаго (чувства), ибо они принимаютъ чувство простолюдина, какъ свое.

Добрыхъ людей я принимаю уже по тому одному, что они добры. Злыхъ принимаю, какъ добрыхъ.

Искреннимъ людямъ я вѣрю; также и вѣрю неискреннимъ, ибо въ этомъ и состоитъ верхъ искренности.

Когда святые живутъ на землѣ, то они просты и тихи; они питаютъ ко всѣмъ одинаковое чувство.

Для (блага) міра они дѣлаютъ свои сердца темными. Простые люди будутъ смотрѣть на нихъ (какъ на своихъ учителей) и будутъ слушать сказаніе о ихъ дѣлахъ.

Святые смотрятъ на народъ, какъ на младенца.

L.

(Всѣ существа), уходя изъ жизни, входятъ въ смерть.

Жизнь имѣетъ 13 ступеней своего развитія; смерть также имѣетъ 13 ступеней[29].

Ступеней человѣческой жизни, которая постоянно стремится къ смерти, опять 13.

Это почему? Потому что стремленіе къ жизни слишкомъ сильно.

Я слышалъ, что ведущій воздержанную жизнь не боится ни носорога, ни тигра, ни быть на полѣ сраженія безъ воинскаго наряда, ибо на немъ нѣтъ мѣста, куда носорогъ [31]могъ бы ударить рогомъ, тигръ могъ бы вонзить свои острыя когти и воинъ могъ бы нанести ударъ мечемъ.

Это почему? Потому что для ведущаго жизнь воздержанную не существуетъ смерти.

LI.

Тао производитъ существа, добродѣтель кормить ихъ; они даютъ имъ вещественную форму, а могущество ихъ совершенствуетъ вещи.

Поэтому всѣ существа почитаютъ Тао и добродѣтель.

Никто не сообщалъ Тао его достоинства, а добродѣтели — ея цѣнности: но они сами собой вѣчно обладаютъ ими.

Поэтому Тао производитъ вещи, питаетъ ихъ, даетъ имъ рости, совершенствуетъ, дѣлаетъ зрѣлыми, кормитъ и защищаетъ.

Оно производитъ ихъ и не дѣлаетъ ихъ своими; дѣлаетъ ихъ тѣмъ, что они есть, и не хвалится ими; оно царствуетъ надъ ними и оставляетъ ихъ свободными.

Вотъ что называютъ глубокой добродѣтелью.

LII.

Вселенная имѣетъ начало, которое и есть мать всего міра. По матери можно знать ея сына.

Когда сынъ извѣстенъ, то и мать будетъ сохранена невредимо.

Хотя тѣло умираетъ, но (сущность его) никогда не уничтожается.

Кто закрываетъ уши и глаза, тотъ останется безъ употребленія во всю жизнь.

Кто прислушивается ко всему изящному и старается удовлетворить страстямъ, тотъ никогда не спасется. [32] 

Могущій разбить мельчайшія вещи, называется ясновидцемъ.

Сохраняющій мягкость называется могущественнымъ.

Употребляющій свѣтъ называется блестящимъ.

Тѣло истлѣваетъ, не оставляя ничего послѣ себя. Это и есть наслѣдіе вѣчности.

LIII.

Я беззаботенъ, но имѣю умъ, поэтому живу о великомъ Тао.

Я раздаю милостыню въ великомъ страхѣ.

Большая дорога (Тао) гладка и ровна, но люди любятъ ходить по тропинкамъ.

Когда правительство перестанетъ заботиться о благосостояніи народа, то поля опустѣютъ и государственное хлѣбохранилище не наполнится никогда; люди будутъ надѣвать на себя разноцвѣтныя одежды, носить острые мечи и питаться изысканными блюдами.

Все это совокупно называется разбойничьею гордостью.

Ужели это есть Тао?!

LIV.

Крѣпко стоящаго нельзя вынуть.

Хорошо связаннаго нельзя развязать.

Дни кончины предковъ празднуются потомками. Кто совершаетъ это для самаго себя, тотъ дѣлаетъ добро только для одного себя; кто совершаетъ это для своего дома, тотъ дѣлаетъ добро для своего дома; кто совершаетъ это для своей деревни, тотъ будетъ начальникомъ въ ней; кто совершаетъ это для своей страны, тотъ дѣлаетъ добро для страны; кто совершаетъ это для всего міра, тотъ дѣлаетъ добро для всего міра. [33] 

Я изучаю тѣло по тѣлу, домъ — по дому, деревню — по деревнѣ, страну — по странѣ и, наконецъ, весь міръ — по всему міру.

Но могу ли я знать, почему вселенная такая, а не иная?

LV.

Достигшій нравственнаго совершенства похожъ на младенца.

Вредоносныя насѣкомыя не укусятъ его; дикіе звѣри не сдѣлаютъ ему вреда; хищныя птицы не вопьются въ него своими когтями.

Хотя у него кости мягки и мышцы слабы, но онъ будетъ держать предметъ очень крѣпко.

Хотя онъ не знаетъ, какъ совокупляется самецъ съ самкою и какъ образуется зачатокъ во чревѣ, но ему извѣстно до подробности все, что совершается въ мірѣ.

Хотя онъ кричитъ цѣлый день, но голосъ его никогда не ослабѣетъ, ибо въ немъ (голосѣ) существуетъ полнѣйшая гармонія.

Знаніе гармоніи называется постоянствомъ.

Знаніе постоянства называется очевидностью.

Творить пріятное только для плоти называется нечистотою.

Душа, могущая господствовать надъ своимъ настроеніемъ, есть сильная (душа).

Вообще, цвѣтущее отцвѣтаетъ, ибо въ немъ нѣтъ Тао.

Гдѣ нѣтъ Тао, тамъ скоро наступитъ конецъ.

LVI.

Знающій много молчаливъ, а говорящій много не знаетъ ничего.

Тао закрываетъ свои глаза, затворяетъ ворота, [34]ослабляетъ остріе, развязываетъ узлы, смягчаетъ свѣтъ, собираетъ мелочь.

Это называется непостижимымъ единствомъ.

Сродниться съ Тао невозможно; пренебрегать имъ нельзя; воспользоваться имъ непозволительно; повредить ему никто не можетъ; чтить его нѣтъ основанія; презирать его также нѣтъ причины.

Отсюда, видно, что Тао благороднѣе всего существующаго въ мірѣ.

LVII.

Безъ справедливости нельзя управлять страной.

Для того, чтобы вести войну успѣшно, необходима ловкость.

Когда въ странѣ нѣтъ (еще) безпорядка, (тогда) слѣдуетъ имъ овладѣть[30].

Какъ я могу постигнуть, почему въ мірѣ такой порядокъ, а не иной?

Когда въ странѣ много такого, что должно быть уничтожено, народъ обѣднѣетъ.

Когда въ странѣ много удобныхъ машинъ, то народъ перестаетъ работать.

Когда въ народѣ много искусныхъ мастеровъ, то увеличится число чудовищныхъ вещей.

Когда въ государствѣ много законовъ и постановленій, то число преступниковъ увеличится[31].

Отсюда учитъ и святой: „когда я ничего не дѣлаю (т.-е. не предпринимаю ничего новаго), то народъ дѣлается лучше; когда я спокоенъ, то народъ дѣлается справедливымъ; когда я не предпринимаю ничего новаго, то народъ обогащается; когда во мнѣ не будетъ никакой страсти, то народъ сдѣлается простодушнымъ“. [35] 

LVIII.

Когда не будетъ мелочности въ управленіи государствомъ, то народъ обогатится. А когда управленіе государствомъ мелочно, то народъ обѣднѣетъ.

О, бѣда! Гдѣ благо, тамъ и несчастіе.

О, благо! Гдѣ бѣда, тамъ и счастіе.

Но я не знаю, гдѣ оканчивается бѣда и гдѣ начинается счастіе.

Гдѣ нѣтъ правды, тамъ люди будутъ относиться къ правдѣ, какъ къ чему-то странному, — къ добру, какъ къ призрачному.

Издавна люди находятся въ заблужденіи, поэтому святой мужъ никогда не сдѣлаетъ имъ уступки.

Онъ не корыстолюбивъ, но ничего не раздаетъ имъ.

Онъ — праведникъ, поэтому онъ ничего не сдѣлаетъ своевольно.

Хотя онъ — свѣтило для всего міра, но не любитъ блеска.

LIX.

Для того, чтобы служить небу и управлять людьми, всего лучше соблюдать воздержаніе.

Воздержаніе — это первая ступень добродѣтели, которая и есть начало нравственнаго совершенства.

Человѣкъ высокой нравственности преодолѣетъ всякую трудность.

Глубина и могущество силы преодолѣвшаго всякую трудность неизмѣримы.

Онъ можетъ быть владыкою міра.

Владыка міра и есть мать вселенной.

Мать вселенной будетъ жить вѣчно, ибо она имѣетъ глубокій корень и крѣпкое основаніе[32]. [36] 

LX.

Управленіе великой страной напоминаетъ приготовленіе вкуснаго блюда изъ мелкихъ рыбъ.

Когда святой мужъ будетъ управлять страною, то злой духъ перестанетъ быть богомъ.

Это, впрочемъ, не значитъ, что злой духъ перестанетъ быть богомъ (или духомъ), — но люди не будутъ терпѣть вреда отъ него.

Святой мужъ никому не сдѣлаетъ вреда и никто не повредитъ ему.

Поэтому нравственность святого мужа все болѣе и болѣе усовершенствуется.

LXI.

Великая страна похожа на устье рѣки.

Совокупленіе вселенной есть начало всего міра[33].

Самка всегда побѣждаетъ самца потому, что она тиха, и спокойно стоитъ ниже самца.

Когда большая страна стоитъ ниже маленькой, то первая завладѣетъ послѣдней.

Когда маленькая страна стоитъ ниже большой, то первая завладѣетъ послѣдней.

Отсюда видно, что стоящая ниже другихъ страна будетъ владычествовать надъ всѣми другими.

Что такое большая страна и маленькая?

Большая страна — вмѣстилище многихъ народовъ, а маленькая — вмѣстилище немногихъ.

Если правитель страны будетъ стоять ниже другихъ, то онъ осуществитъ свой добрый замыселъ.

Отсюда ясно, что желающій быть великимъ долженъ быть ниже всѣхъ. [37] 

LXII.

Тао есть глубина бытія. Оно и есть сокровище добрыхъ людей.

Оно также и есть то, что держатъ злые люди.

Изящныя слова могутъ быть куплены цѣною.

Добрые поступки могутъ быть совершаемы всѣми.

Хотя люди злы, но нельзя совсѣмъ бросить ихъ.

Выбираютъ царя и трехъ великихъ сановниковъ. Имѣя въ рукахъ драгоцѣнный камень, они разъѣзжаютъ въ колесницахъ, но это безконечно хуже, нежели проповѣдовать Тао, сидя на одномъ мѣстѣ[34].

Въ чемъ заключается причина того, что въ древности Тао глубоко уважалось?

Не въ томъ ли заключается, что благодаря Тао, прощались преступники?

Оттого, быть можетъ, въ древности Тао почиталось во всемъ мірѣ.

LXIII.

Всѣ должны быть бездѣятельными.

Всѣмъ слѣдуетъ соблюдать полное спокойствіе.

Всѣ должны употреблять простѣйшую пищу.

Великое есть малое, многое — не многое.

Ненавидящимъ васъ отмстите добромъ.

Когда вы благополучны, то подумайте, что нужно предпринять во время бѣды, такъ какъ великая бѣда начинается съ незначительной.

Бѣда всего міра происходитъ изъ мелочи, какъ великое дѣло — изъ малыхъ.

Святой мужъ не желаетъ быть великимъ міра, поэтому и совершаетъ великое дѣло. [38] 

Легко достигнутое согласіе не заслуживаетъ довѣрія.

Гдѣ много легкихъ дѣлъ, тамъ много и трудныхъ.

Вотъ почему святой мужъ всегда живетъ какъ въ бѣдѣ, поэтому для него не существуетъ бѣды.

LXIV.

Не трудно держать легкую вещь.

Легко предотвратить (бѣду) до полнаго обнаруженія.

Слабаго легко разбить, мелкаго легко разсѣять.

Слѣдуетъ устраивать защиту тогда, когда еще нѣтъ (въ томъ) надобности (т.-е. нѣтъ враговъ).

Слѣдуетъ заботиться о спокойствіи страны тогда, когда еше въ ней все въ порядкѣ.

Дерево, которое нельзя обнять руками (т.-е. большое), выросло изъ маленькаго.

Девятиэтажная башня созидается изъ клочковъ земли.

Чтобы пройти тысячу верстъ, нужно начать ходьбу съ одного шага.

Кто можетъ создать, тотъ можетъ и разрушить.

Имѣющій можетъ потерять.

Святой мужъ ничего не создаетъ, поэтому ничего не разрушаетъ; онъ ничего не имѣетъ, поэтому ничего не потеряетъ.

Кто, предпринимая дѣло, спѣшитъ наскоро достигнуть результата, тотъ ничего не сдѣлаетъ.

Кто осторожно оканчиваетъ свое дѣло, какъ началъ, тотъ не потерпитъ неудачи.

Поэтому святой мужъ всегда старается быть безпристрастнымъ, не придавать цѣнности трудно-добываемымъ вещамъ и не слушать безплоднаго ученія. [39] 

Онъ повторяетъ то, что дѣлалось многими.

Онъ будетъ стараться, чтобы пособить естественному теченію вещей, но ни въ какомъ случаѣ не препятствовать ему.

LXV.

Въ древности исполнявшіе Тао не старались просвѣтить народъ: они держали его въ невѣжествѣ.

Причина того, что трудно управлять народомъ, заключается въ томъ, что народъ просвѣщается и въ немъ много умныхъ.

Когда страна управляется безъ всякаго умствованія, то въ ней будетъ благоденствіе.

Знающій (сущность) зтихъ двухъ пунктовъ будетъ образцомъ нравственной жизни (для народа). Его будутъ называть (человѣкомъ) непостижимой добродѣтели.

О, глубока и непостижима нравственность!

Она противоположна, по своему существу, всему вещественному, но никогда не сопротивляется ничему.

Она соблюдаетъ великое послушаніе.

LXVI.

Причина того, что рѣки и моря суть цари многочисленныхъ долинъ (по которымъ текутъ рѣчки), заключается въ томъ, что первыя находятся ниже послѣднихъ.

Вотъ почему рѣки и моря суть цари многочисленныхъ долинъ.

Когда святой желаетъ поднять народъ, то понижаетъ его. Когда онъ желаетъ поставить его впередъ, то ставитъ его назадъ.

Отсюда, когда народъ займетъ высокое мѣсто, то не [40]будетъ гордиться; когда пойдетъ впередъ, то никому не сдѣлаетъ вреда.

Когда осуществится все, что сказано мною, то на всей землѣ будетъ миръ.

Когда все будетъ миръ на всей землѣ, то не будетъ ссоры.

LXVII.

На всей землѣ люди говорятъ, что мое Тао велико.

Правда, оно похоже на безумство, но несомнѣнно велико.

Я имѣю три преимущества, которыя я сохраняю, какъ сокровище.

Первое изъ трехъ сокровищъ есть человѣколюбіе.

Второе — бережливость.

Третье — смиреніе или то, благодаря чему я не желаю быть руководителемъ для всей земли.

Человѣколюбивые храбры.

Бережливые щедры.

Смиренные или не желающіе быть руководителями для всей земли будутъ полезны на долгое время.

Кто храбръ, не зная человѣколюбія, кто щедръ, не зная бережливости, кто идетъ впередъ, не зная смиренія, тотъ погибнетъ.

Кто ведетъ войну ради человѣколюбія, тотъ побѣдитъ враговъ. Если онъ защититъ народъ, то оборона будетъ сильна.

Это потому, что его спасетъ Небо, которое дорожитъ подобнымъ человѣкомъ.

LXVIII.

Истинно просвѣщенный человѣкъ никогда не воюетъ.

Превосходный воинъ никогда не разгнѣвается. [41] 

Побѣдитель никогда не попроситъ содѣйствія посторонняго.

Умѣющій пользоваться людьми охотно занимаетъ низкое мѣсто, что называется добродѣтелью безъ сопротивленія, средствомъ для (благоразумнаго) пользованія (услугами) людей и, наконецъ, согласованіемъ съ Небомъ.

Таково древнее постановленіе.

LXIX.

Въ „военномъ искусствѣ“ говорится, что на войнѣ я никогда не бываю активнымъ, а пассивнымъ.

Не сдѣлавъ ни шага впередъ, идти назадъ аршинъ — значитъ: уступить врагамъ оспариваемое безъ сопротивленія[35].

Когда нѣтъ враговъ, то не бываетъ войны.

Нѣтъ бѣды тяжелѣе, чѣмъ презирать враговъ.

Презирать враговъ все равно, что бросить богатства безъ надобности.

Плачущій объ увеличеніи своего войска всегда будетъ побѣдителемъ.

LXX.

Я говорю, что очень легко пріобрѣсти знаніе и творить благія дѣла.

Между тѣмъ, на всей землѣ никто не знаетъ этого и не дѣлаетъ благихъ дѣлъ.

Въ словахъ долженъ быть принципъ, въ дѣлахъ — господинъ.

Нѣтъ знанія. Вотъ почему я не знаю ничего.

Знающихъ меня мало, поэтому я почтителенъ.

Отсюда, святой мужъ надѣваетъ на себя худую одежду, но въ себѣ имѣетъ драгоцѣнный камень. [42] 

LXXI.

Кто, зная много, держитъ себя, какъ незнающій ничего, тотъ — нравственный мужъ.

Кто, не зная ничего, держитъ себя, какъ знающій много, тотъ боленъ.

Кто болѣетъ тѣлесною болѣзнью, тотъ еще не (есть) дѣйствительно больной.

Святой мужъ никогда не болѣетъ, ибо онъ не знаетъ болѣзни, хотя болѣетъ (тѣломъ).

LXXII.

Когда народъ перестаетъ бояться сильнаго, то сильный нападаетъ на него.

Каково бы ни было жилище, оно для святого не тѣсно.

Каково бы ни было мѣсто рожденія, для святого все равно.

Никакой предметъ не стѣсняетъ его, поэтому и онъ не стѣсняетъ никого.

Хотя святой хорошо знаетъ свое достоинство, но никогда не обнаружитъ этого.

Хотя ему не чуждо самолюбіе, но онъ никогда не гордится.

Вотъ почему всѣ должны удалиться отъ перваго и приблизиться къ послѣднему.

LXXIII.

Кто силенъ и дерзокъ, тотъ убьетъ людей.

Кто силенъ, но не дерзокъ, тотъ оживитъ людей.

Эти оба либо полезны, либо вредны.

Никто не знаетъ, почему небо любитъ одинъ предметъ, [43]а другой нѣтъ. Рѣшить этотъ вопросъ даже святой мужъ не можетъ.

Небесное Тао никогда не ссорится, поэтому оно побѣждаетъ всѣхъ.

Хотя оно мало говоритъ, но обсуждаетъ лучше, нежели многорѣчивые.

Никто не вызываетъ (Тао), но оно присутствуетъ вездѣ.

Намъ кажется, что оно ничего не дѣлаетъ, но на самомъ дѣлѣ оно дѣйствуетъ лучше всѣхъ.

Небесная сѣть не плотна и какъ будто пропускаетъ всѣ предметы черезъ себя; но изъ нея ничего не выйдетъ наружу.

LXXIV.

Народъ не боящійся смерти нельзя страшить смертью.

Народъ, пріученный бояться смерти, нельзя страшить дѣлами, могущими причинить ему смерть.

Есть люди, должность которыхъ — убивать. Убивающій людей вмѣсто палача называется намѣстникомъ убійцы.

Намѣстникъ убійцы повредитъ свою руку, совершая убійство.

LXXV.

Оттого народъ голодаетъ, что слишкомъ велики и тяжелы государственные налоги.

Это именно — причина бѣдствія народа.

Народъ сдѣлается непослушнымъ, если правительство будетъ хлопотать о нихъ чрезмѣрно много.

Это именно — причина непослушанія народа.

Когда народъ слишкомъ сильно ищетъ жизни, то онъ будетъ смотрѣть на смерть, какъ на самое легкое дѣло. [44] 

Это и есть причина пренебрежительнаго отношенія народа къ смерти.

Вотъ почему не ищущій жизни мудрѣе ищущаго ея.


LXXVI.

Новорожденный младенецъ нѣженъ и слабъ.

Трупъ мертвеца крѣпокъ и не гибокъ.

Только-что распустившееся растеніе нѣжно и слабо.

Засохшее растеніе твердо и не гибко.

Отсюда ясно, что нѣжное и слабое живетъ.

Сильное войско не побѣдоносно.

Нельзя поломать связку прутьевъ.

Сильное находится внизу, а слабое — наверху.

LXXVII.

Небесное Тао похоже на человѣка, натягивающаго тетиву на лукъ; высокій поднимаетъ лукъ наверхъ, а низкій поднимаетъ взоръ наверхъ.

Имѣющій избытокъ потерпитъ потерю.

Страдающій недостаткомъ будетъ имѣть избытокъ.

Потому что небесное Тао всегда отнимаетъ у изобилующихъ и отдаетъ страдающимъ недостаткомъ.

Человѣческое Тао, впрочемъ, наоборотъ: оно отнимаетъ отъ неимѣющихъ и отдаетъ изобилующимъ.

Поэтому, кто посвящаетъ свой избытокъ всему міру, тотъ имѣетъ Тао.

Святой мужъ дѣлаетъ много, но не хвалится сдѣланнымъ; совершаетъ заслуги, но не признаетъ ихъ, потому что онъ не желаетъ обнаружить свою мудрость. [45] 

LXXVIII.

Хотя въ мірѣ нѣтъ предмета, который былъ бы слабѣе и нѣжнѣе воды, но она можетъ разрушить самый твердый предметъ.

Въ мірѣ нѣтъ вещи, которая побѣдила бы воду, ибо она нѣжнѣе и слабѣе всѣхъ вещей.

Извѣстно, что слабое существо побѣждаетъ сильное, нѣжное — крѣпкое, но никто этого не признаетъ.

Святой мужъ говоритъ, что получившій (отъ царя) удѣлъ сдѣлается господиномъ; но принимающій на себя несчастіе страны сдѣлается царемъ ея.

Голосъ истины противенъ слуху.

LXXIX.

Послѣ сильной ненависти останется слабая ненависть.

Ненавидящій, хоть слабо, не можетъ творить добро для ненавистнаго.

Святой беретъ отъ всѣхъ клятвенное свидѣтельство, но не притѣсняетъ никого.

Нравственный человѣкъ соблюдаетъ клятву, а безнравственный нарушаетъ.

Небесное Тао не имѣетъ родственниковъ, поэтому оно всегда склоняется къ добрымъ людямъ.

LXXX.

Такъ какъ въ маленькомъ государствѣ мало народа, то хотя въ немъ много лучшихъ орудій, но они останутся безъ употребленія и безъ надобности.

Народъ такого государства потеряетъ всякую предпріимчивость и умретъ на мѣстѣ своего рожденія, не двигаясь никуда. [46] 

Если у него много возовъ и кораблей, то они останутся безъ употребленія.

Хотя онъ имѣетъ благоустроенное войско, но негдѣ выставить его.

Онъ будетъ плесть веревку, чтобы ею оградить свое государство.

Хотя онъ ѣстъ хорошо, одѣвается красиво, устраиваетъ покойное жилище и живетъ весело, но существованіе его будетъ безполезно.

Хотя такое государство находится съ сосѣднимъ въ такомъ близкомъ разстояніи, что слышны пѣніе пѣтуховъ и лай собакъ въ немъ, но сообщенія между ними никогда не будетъ.

LXXXI.

Голосъ истины неизященъ, а изящная рѣчь лжива.

Нравственный человѣкъ не краснорѣчивъ, а краснорѣчивой — лжецъ.

Мудрецъ не знаетъ многаго, а знающій много — не мудрецъ.

Святой мужъ ничѣмъ не запасается. Если запасается чѣмъ-нибудь, то для другихъ.

Когда онъ имѣетъ что-нибудь, то все раздаетъ другому.

Поэтому запасъ его все болѣе и болѣе увеличится.

Небесное Тао полезно: оно не имѣетъ въ себѣ ничего вреднаго для людей.

Тао святыхъ — творить добро и не ссориться.

─────

Примѣчанія къ отдѣльнымъ главамъ.

править