В настоящем параграфе речь идет, главным образом, о письменной инструкции процесса в тесном смысле слова, — инструкции, заключающейся в обмене между тяжущимися состязательных бумаг, более или менее необходимых, смотря по сложности дела, к разъяснению обстоятельств процесса и приведению его в такое положение, чтобы суд был в состоянии приступить к докладу дела и разрешению его по существу. Таким образом, правила, помещенные в настоящем параграфе, определяют порядок обмена между тяжущимися только тех состязательных бумаг, представление которых непременно предшествует докладу дела в суде. Правила эти, вместе с тем, касаются такого момента процесса, который присущ исключительно общему порядку производства дела, и, потому, предварительная письменная подготовка, как исключительная принадлежность общего порядка производства дел, служит главным отличием этого последнего порядка, как от производства сокращенного, так и от порядка производства дел частных.
Рассмотрим правила, определяющие порядок представления тяжущимися состязательных бумаг, по статьям.
Ст. 312. Число подаваемых тяжущимися состязательных бумаг ограничивается четырьмя — по две с каждой стороны. Бумаги сии суть: исковое прошение, ответ, возражение и опровержение.
Постановление настоящей статьи заключает в себе общее правило, определяющее число состязательных бумаг, подаваемых тяжущимися по делу до доклада его в заседании суда, которое, в силу настоящей статьи, ограничивается четырьмя, по две с каждой стороны: исковое прошение и возражение со стороны истца; ответ и опровержение со стороны ответчика. Наиболее существенные вопросы, возникающие сами собой при рассмотрении правила разбираемой статьи, и, притом, вопросы, требующие более подробного и обстоятельного объяснения, заключаются в следующем: во-1-х, составляет ли подача тяжущимися по две состязательные бумаги каждой стороной непременную их обязанность, или только право, которым они могут пользоваться или не пользоваться по своему усмотрению, и, во-2-х, как понимать выражение статьи: „число подаваемых тяжущимися состязательных бумаг ограничивается четырьмя“, или подачи каких именно бумаг касается это ограничение и имеет ли оно значение такого ограничения, в силу которого ни стороны не вправе подавать в суд по делу бумаги, кроме бумаг, указанных в этой статье, ни суд не вправе принимать эти бумаги от тяжущихся? Что касается первого вопроса, то он, хотя и не вполне, но отчасти довольно правильно и удовлетворительно разрешается теми мотивами, которые помещены под 312 ст. (2 изд. госуд. канц., стр. 170) и в которых, между прочим, сказано: „при окончательном обсуждении уставов признано, что подача четырех состязательных бумаг составляет право, а не обязанность тяжущихся, и, потому, каждой стороне нельзя не предоставить отказаться от представления возражения или опровержения, если бы она считала это излишним и находила для себя достаточным одно словесное на суде объяснение“. Из этого положения следует тот вывод, что составители уставов считали представление тяжущимися по две состязательных бумаги каждой стороной действительно только правом их, но что, с другой стороны, из той же цитаты видно, что составители уставов считали представление каждым тяжущимся по одной состязательной бумаге непременной их обязанностью, что ясно доказывается именно тем, что они считали возможным предоставить тяжущимся право отказаться от подачи только возражения и опровержения, но не других состязательных бумаг. Таким образом, по мысли составителей уставов, непременную обязанность тяжущихся составляет только представление каждой стороной по одной состязательной бумаге — искового прошения и ответа. Что касается собственно обязанности истца представить исковое прошение, то об этом не стоило бы и говорить, потому что без подачи искового прошения не может возникнуть в суде никакое дело, вследствие чего, исковое прошение и нельзя, собственно говоря, относить к числу таких состязательных бумаг, которые относятся к моменту производства, составляющему предварительную письменную подготовку процесса. Поэтому, мне кажется, устав французского судопроизводства, ограничивающий число подаваемых тяжущимися состязательных бумаг только двумя, совершенно правильно исключает из числа этих бумаг самое прошение. Правильность же взгляда составителей уставов, как он выражен в приведенных мотивах, на обязанность ответчика представить на суд одну состязательную бумагу — ответ на исковое прошение, подкрепляется, как нельзя лучше, и самым текстом последующих статей устава; так, в 313 ст. прямо говорится, что ответчик обязан представить в суд письменный ответ на исковое прошение, между тем, как в 317 и 318 ст. относительно представления возражения и опровержения говорится, что истец или ответчик может представить возражение или опровержение, что̀ ясно указывает, с одной стороны, на факультативный характер правил этих последних статей, а с другой — на безусловность требования 313 ст., в отношении представления в суд ответчиком письменного ответа. Только что рассмотренный вопрос иначе, кажется, и не может быть разрешен; впрочем, правильность указанного толкования правила разбираемой статьи, в отношении обязанности сторон представлять в суд только по одной состязательной бумаге каждой стороной, а не по две, — что́ составляет, напротив, их право, а не обязанность, — еще яснее обнаружится, когда я перейду к указанию тех последствий, которые, согласно уставу, имеют наступить вследствие несоблюдения тяжущимися правил о порядке представления в суд состязательных бумаг.
Чтобы дать, далее, ответ на второй вопрос, или чтобы выяснить сущность ограничения, заключающегося в правиле разбираемой статьи, в отношении представления тяжущимися четырех состязательных бумаг, я должен объяснить сперва, о каких состязательных бумагах идет речь в правилах устава, относящихся до предварительной письменной подготовки. Для разрешения этого вопроса некоторый материал представляют также мотивы, помещенные в издании государственной канцелярии, в которых между прочим сказано: „Под действия ее (т. е. 312 ст.) не могут подойти частные прошения вообще, прошения об отводах, о встречном иске, о дополнительных требованиях, об обеспечении спорного имущества и т. п. Число подобных бумаг, не принадлежащих к состязательным и необязательных в письменной инструкции дела, зависит от свойства дела, от условий, в которых находится спорный предмет, и вообще от случая, и, потому, не может быть ограничено законом“. Таким образом, на основании этого рассуждения можно заключить, что по мысли составителей уставов все частные прошения, или вообще все бумаги, подаваемые тяжущимися в суд, по поводу возбуждения разного рода частных вопросов, возникающих при производстве главного дела, не относятся к числу тех состязательных бумаг, о которых говорится в 312 ст., и что, следовательно, ограничение, установленное этой статьею, не должно распространяться на бумаги, подаваемые тяжущимися по вопросам частным. На этом основании следует, далее, признать, что тяжущиеся в праве подавать в суд бумаги, подлежащие обмену между ними по вопросам частным и сверх тех состязательных бумаг, о которых говорится в 312 ст. Это единственный вывод, который можно сделать из приведенных рассуждений; но, как мы сейчас увидим, этим выводом вопрос о значении состязательных бумаг и об ограничении, установленном правилом разбираемой статьи, далеко не исчерпывается. Приведенное рассуждение указывает только одно исключение, объясняя, что бумаги, подаваемые тяжущимися по вопросам частным, не относятся к числу состязательных бумаг, в смысле правила 312 ст., и потому только косвенно и отрицательно определяет значение самых состязательных бумаг; поэтому, я имел полное право сказать, что рассуждения эти дают только некоторый материал для разрешения занимающего нас вопроса. Тем не менее, по характеру самого исключения, о котором говорят рассуждения, можно заключить, что под состязательными бумагами, в тесном смысле слова, следует разуметь именно только те бумаги, подаваемые тяжущимися по делу, которые касаются исключительно существа самого спора, или заключают в себе объяснения по существу процесса, т. е. объяснения, относящиеся, как говорит профессор Гольмстен, к основанию иска и к возражениям против иска (Учебн. гражд. суд., стр. 145), и что только к этим бумагам относится ограничение, установленное правилом разбираемой статьи. Но какой, наконец, смысл и значение имеет самое ограничение? Имеет ли оно значение положительного воспрещения подавать тяжущимся в суд бумаги, заключающие в себе объяснения по существу спора, сверх тех четырех бумаг, о которых говорится в 312 ст.? Наш устав, говоря, что число подаваемых тяжущимися состязательных бумаг ограничивается четырьмя, подобно французскому уставу гражданского судопроизводства, не содержит в себе однако же никакого воспрещения в отношении права тяжущихся подавать в суд и другие бумаги, содержащие в себе объяснения по существу дела, кроме тех бумаг, о которых говорится в 312 ст.; нигде не воспрещает наш устав также и суду принимать от тяжущихся эти бумаги и нигде не говорит об обязанности суда возвращать тяжущимся те бумаги, которые были бы поданы ими после обмена между ними четырех состязательных бумаг; поэтому, на поставленный вопрос, кажется, иначе и нельзя отвечать, как отрицательно и, вместе с тем, признать, что тяжущиеся, как это утверждают и наши процессуалисты: Победоносцев (Судеб. руков., тезис 591), Юренев (Практические заметки. Журн. гражд. и торг. пр. 1872 г., кн. 4, стр. 701) и Окольский (Состязательный проц. Журн. гражд. и угол. пр. 1880 г., кн. 3, стр. 45), не могут быть лишены права, по их усмотрению, и смотря по обстоятельствам дела, подавать в суд бумаги с объяснениями по существу дела и сверх тех состязательных бумаг, о которых упоминается в уставе. В правильности такого толкования правила 312 ст., ограничивающего число состязательных бумаг, подаваемых тяжущимися, убеждает еще более и то обстоятельство, что при прежнем порядке судопроизводства, в котором число подаваемых тяжущимися бумаг ограничивалось также четырьмя, существовало прямое воспрещение принимать от тяжущихся большее число бумаг, и (297 ст. X т. 2 ч.) предписывалось возвращать такие бумаги тяжущимся с надписью; между тем, как в новый устав такого предписания не внесено, из чего можно заключить, что окружной суд ни в каком случае не в праве возвратить тяжущемуся бумагу, поданную после представления тех двух состязательных бумаг, подача которых законом дозволена. Но, если даже и допустить такое толкование правила 312 ст. и признать за тяжущимся право представлять неограниченное число бумаг с объяснениями по существу дела, то все же нельзя допустить, чтобы ограничение, установленное 312 ст., не имело никакого значения и было включено в устав совершенно напрасно. Правда, прямых последствий принятия судом от тяжущихся бумаг, не указанных в этой статье, устав не определяет, но, по общему смыслу постановлений устава, относящихся до предварительной письменной подготовки, необходимо заключить, что те бумаги с объяснениями по существу дела, которые были бы поданы тяжущимися не в порядке, установленном в 312—323 ст., не должны иметь никакого процессуального значения в отношении движения процесса и, главным образом, никакого значения в отношении сроков, указанных в этих статьях, и права сторон домогаться назначения заседания по делу. А что бумаги эти должны быть признаны поданными не в порядке, установленном 312—323 ст., то это очевидно само собой, потому что в этих статьях определен только порядок подачи и обмена между тяжущимися тех состязательных бумаг, о которых говорится именно в 312 ст., вследствие чего, правила эти никак не могут быть распространяемы на подачу каких-либо других бумаг. Это одно последствие ограничения, установленного в 312 ст., но это последствие не единственное. Мне кажется, что нельзя не допустить, по основаниям, которые мной сейчас будут указаны, другое последствие, которое хотя и не вытекает прямо из постановлений нашего устава, но которое, тем не менее, может быть допущено, как нисколько им не противоречащее. Выше мною было замечено, что наш устав, подобно французскому уставу гражданского судопроизводства, хотя и ограничивает число состязательных бумаг, подаваемых тяжущимися, но что и положительно не воспрещает подавать большее число бумаг; между тем, устав французский постановляет еще, что расходы, понесенные на те бумаги, которые были бы представлены тяжущимися, сверх бумаг, в уставе указанных, не входят в счет судебных издержек, которые сторона обвиненная обязана возместить стороне оправданной и падают исключительно на счет стороны, подавшей в суд лишнюю бумагу (art. 81). Постановление это нельзя не признать вполне справедливым, если принять во внимание, во-первых, что тяжущийся, подающий в суд такую бумагу, подача которой, можно сказать, только терпима законом, а нисколько не обязательна, действует исключительно в своем собственном интересе, и во-вторых, если принять еще во внимание, что тяжущийся, который подает в суд такую бумагу, которую закон считает лишней, подает эту бумагу тогда, когда уже он воспользовался своим правом представить в суд бумаги, в законе указанные, и, потому, подает бумагу, или вследствие того, что им были сделаны существенные упущения в прежде поданных бумагах, которые он имеет в виду исправить в бумаге вновь подаваемой, или же вследствие желания даже усложнить производство; то понятно, что в обоих случаях представление в суд тяжущимся лишней бумаги будет следствием его собственной небрежности или вины, за которую он сам и должен нести ответственность в виде расходов, употребленных на написание и представление бумаги; поэтому-то, и несправедливо было бы причислять эти расходы к судебным издержкам и относить на счет стороны противной, проигравшей процесс, как вовсе неповинной в этих расходах. В виду этих соображений, мне кажется, нет основания не признать, что указанное последствие для стороны, подающей в суд бумагу, сверх бумаг, законом указанных, должно иметь место и в пашем процессе, как нисколько не противоречащее постановлениям нашего устава, хотя, повторяю опят ь, в статьях устава, помещенных в главе о судебных издержках, об этом ничего не говорится. Таким образом, второе последствие ограничения, заключающегося в постановлении 312 ст. в отношении числа подаваемых тяжущимися состязательных бумаг, будет то, что расходы, понесенные тяжущимся на представление бумаги, в той статье не указанной, не должны быть включаемы в счет судебных издержек, а должны непременно падать на сторону, подавшую в суд лишнюю бумагу. Из всего сказанного мной по поводу правила 312 ст. вытекают следующие положения: 1) стороны вправе представить в суд по делу четыре бумаги, каждая по две, но по одной состязательной бумаге они обязаны представить непременно; 2) ограничение, установленное 312 ст. в отношении числа подаваемых тяжущимися состязательных бумаг, вовсе не относится до бумаг, подаваемых тяжущимися по частным вопросам, из дела возникающим; в отношении же бумаг, заключающих в себе объяснения по существу дела, ограничение это хотя и имеет значение, но значение условное, и 3) условное значение ограничения правила этой статьи выражается в том, что тяжущиеся в праве подавать и более бумаг с объяснениями по существу спора, чем сколько указано в 312 ст., но что бумаги эти никакого процессуального значения не имеют и расходы, потребные на составление и подачу их, в счет судебных издержек включаемы быть не должны.
Из наших процессуалистов только профессор Гольмстен высказался за безусловность ограничения подачи состязательных бумаг четырьмя (Учеб. гражд. суд., стр. 145), без указания, впрочем, каких-либо оснований такого заключения.
Следующие, затем, статьи определяют самый порядок составления и представления в суд подаваемых тяжущимися состязательных бумаг.
Ст. 313. К сроку, назначенному для явки в суд, ответчик обязан представить в суд письменный ответ на исковое прошение.
Ст. 314. В ответе должно быть выражено положительно, признает ли ответчик или отвергает требования истца и те обстоятельства, на коих сии требования основаны.
Ст. 315. В ответе должны быть изложены обстоятельства, на коих основан спор ответчика, и приведены подкрепляющие этот спор доказательства.
Ст. 316. В отношении представления документов ответчик подчиняется правилам, изложенным в статьях 263 и 264.
Все правила, заключающиеся в статьях, относящихся до предварительной письменной подготовки, я рассмотрю сперва со стороны их содержания, а, затем, уже перейду к объяснению тех последствий, которые имеют наступить вследствие отступления от этих правил, с целью выяснить собственно, в чем заключается санкция точного их соблюдения. Обращаясь сперва к толкованию только что цитированных статей, я считаю необходимым рассмотреть их в следующем порядке: 1) выяснить требования устава в отношении содержания письменного ответа, который ответчик обязан подать против искового прошения; 2) указать также требования устава в отношении представления приложений к письменному ответу, и, наконец, 3) определить срок, в который ответчик обязан подать в суд свой ответ, а равно и способы подачи его в суд. В отношении содержания ответа устав требует, как это видно из 314 и 315 ст., чтобы в ответе своем ответчик выразил положительно, признает ли он требования истца, выраженные в его исковом прошении, а равно и те обстоятельства, на которых эти требования основаны, правильными, или же отвергает их. Понятно, что если ответчик в своем ответе признает как требования истца, так равно и обстоятельства, на коих эти требования основаны, правильными, то этим, собственно говоря, и разрешится самое дело, оно сделается, вследствие признания ответчика, бесспорным, а потому, в этом случае, ответчику и не будет никакой необходимости излагать еще что-либо в его ответе; но, если ответчик в своем ответе будет, в целом или в части, отвергать требования истца и отрицать обстоятельства, приведенные истцом в его прошении в основание его требований, тогда дело становится спорным, вследствие чего 315 ст. требует, чтобы ответчик в этом случае изложил в ответе те обстоятельства, на которых он основывает свой спор, и привел подкрепляющие этот спор доказательства. Эти требования устава в отношении содержания ответа вполне разумны, но, как мы увидим впоследствии, точное выполнение их однако же нисколько для ответчиков не обязательно, вследствие чего, на правила, заключающиеся в разбираемых статьях, можно смотреть разве только как на совет ответчикам, как им лучше поступать в отношении изложения содержания ответа — не более. В отношении же формы ответа устав не содержит в себе никаких указаний и требований, вследствие чего, кажется, следует признать, что собственно в отношении формы изложения ответа устав все предоставляет усмотрению самого ответчика, который может изложить свой ответ в такой форме, в какой ему заблагорассудится.
Относительно порядка представления приложений к письменному ответу правило 316 ст. требует от ответчика соблюдения тех же самых правил, которыми определяется порядок представления приложений, подаваемых при исковом прошении. Правила эти были мной рассмотрены подробно в своем месте, так что теперь я ограничусь немногими замечаниями, вызываемыми самым различием искового прошения и ответа на него, которым обусловливается, конечно, и различие в самом порядке представления приложений в том и другом случае. Хотя требования закона в отношении порядка представления приложений и одинаковы в обоих случаях, но требования эти однако же не должны быть вполне тождественны; так, напр., 263 ст. между прочим требует, чтобы при исковом прошении были представлены как копии самого прошения, так и копии прилагаемых при нем документов по числу ответчиков; но для чего, спрашивается, требовать от ответчика представления копий ответа и копий прилагаемых при нем документов непременно по числу истцов, в том случае, когда иск хотя и предъявлен от нескольких истцов, по предъявлен одним общим поверенным их? Мне кажется, что в этом случае вполне будет достаточно, если ответчик представит по одной копии как приложений, так и ответа, потому что цель требования закона, предписывающего представление копий, заключается в том, чтобы сообщить истцу средства защиты, принятые ответчиком; а эта цель закона, в настоящем случае, будет вполне достигнута — общий представитель их узнает эти средства из сообщенных ему копий, так как, копии ответа и приложений должны быть сообщены именно поверенному, предъявившему иск, а не самим истцам. Сообщения же, кроме того, копий ответа и копий приложений самим истцам, а не их поверенному, уполномоченному на предъявление иска и на ведение дела, устав нигде не требует и не предписывает.
Несмотря на это, сенат требует однако же и от ответчика представления при его ответе столько копий, сколько является в деле истцов, хотя бы они имели все одного поверенного (реш. 1873 года, № 17); французская же судебная практика, решения которой приведены у Рогрона (Code de proc. civ. exp., изд. 10, т. I, стр. 290), напротив, разрешает занимающий нас вопрос в только что указанном мной смысле и считает достаточным представление со стороны ответчика по одной копии ответа и приложений в тех случаях, когда несколько истцов имеют одного общего поверенного.
Впрочем, из сказанного никак не следует выводить, чтобы ответчик и вообще обязан был прилагать при своем ответе копии по числу поверенных, а не по числу самих истцов; поэтому, в случае, противоположном предыдущему, когда у одного истца имеется несколько поверенных, которым всем вместе поручено ведение одного и того же дела, ответчик все же обязан представить не по нескольку копий, по числу поверенных, а только по одной, если только истцом в деле является одно лицо. Положение это может разве оказаться неприложимым в том случае, если истцом хотя и является одно лицо, но лицо малолетнее, у которого несколько опекунов. Если бы даже всеми опекунами было подано одно общее исковое прошение, ответчик тем не менее обязан представить копии ответа и копии приложений по числу опекунов, потому что в процессуальном отношении, на основании соображений, приведенных выше, необходимо признать, что истцом в настоящем случае является не одно лицо — малолетний, а его опекуны, которых несколько и которым, как истцам, каждому должна быть сообщена копия ответа и копии приложений. Следовательно, общее правило, в отношении обязанности ответчика представлять копии по числу истцов, остается то же; число же ответчиков в отношении соблюдения этого правила никакого значения не имеет; так, если бы по делу явилось несколько ответчиков и, притом, безразлично, имели ли бы все ответчики один общий интерес в деле, или же интерес ответчиков был различный, если письменный ответ на исковое прошение подает отдельно один из ответчиков, он не обязан представлять еще копии своих приложений при ответе для предъявления прочим ответчикам. Далее, в отношении обязанности ответчика представлять при своем ответе денежные приложения, я должен сказать, что вообще ответчик не обязан представлять, напр., деньги на расходы по вручению его ответа противной стороне, т. е. истцам, потому что правило 263 ст. требует только представления истцом денег, необходимых для производства вызова ответчика, в производстве же вызова истца, в том случае, когда ответчик подает свой письменный ответ на исковое прошение, никакой надобности не предстоит; деньги же за повестку, при которой сообщается ответ истцу, судебный пристав обязан взыскать, конечно, с самого истца, при вручении ему ответа; других же расходов в этом случае и быть не может, потому что ответ истцу только и может быть сообщен тогда, когда он избрал местопребывание в том городе, в котором находится суд; следовательно, прогонных денег на проезд судебного пристава, в этом случае, не требуется. Конечно, смотря по обстоятельствам дела, или, лучше сказать, смотря по тем требованиям, которые ответчик будет заявлять в своем ответе, он иногда обязан будет представлять при ответе и денежные приложения, напр. в случае, если он будет заявлять в своем ответе встречный иск против истца, когда он обязан будет, вместе с тем, представить судебные пошлины по цене встречного иска и проч.
Наконец, по поводу правил приведенных статей я должен сказать еще несколько слов о сроке, в который ответчик обязан представить в суд письменный ответ на исковое прошение, и о способах представления ответа. Относительно срока, в который ответчик обязан представить в суд ответ, в 313 ст. сказано только, что ответчик обязан представить в суд свой письменный ответ на исковое прошение в срок, назначенный ему для явки в суд; о способах же представления ответа ни в этой, ни в последующих статьях устава ничего не говорится. Следовательно, в отношении собственно срока, в который ответчик обязан представить свой ответ, на основании правил 313 ст., необходимо признать, что срок этот должен быть тот же самый, который назначается ответчику для явки на суд; между тем, мы имели уже случай заметить, при рассмотрении правил о сроках для явки на суд, что срок этот должен быть один общий для всех ответчиков в том случае, когда ответчиков по делу является несколько и притом срок длиннейший, назначаемый по закону для явки кого-либо одного из них, то, поэтому, и срок для подачи в суд письменного ответа на исковое прошение будет для всех ответчиков, смотря по местожительству их, или месячный, с присоединением срока поверстного, или четырехмесячный, или, наконец, шестимесячный. Ответчики, конечно, в праве подать или один общий письменный ответ на исковое прошение, или же подать ответы каждый от себя. На практике, без сомнения, отдельные ответы будут подаваемы чаще тогда, когда интересы ответчиков в деле неодинаковы. Само собой разумеется, что представить в суд письменный ответ ответчик обязан не непременно в последний день срока: он вправе это сделать и ранее и позднее срока, назначенного для явки в суд, но в последнем случае, как мы увидим несколько ниже, ответ его не может иметь того процессуального значения, как ответ, представленный до истечения срока, назначенного для явки в суд.
Что касается собственно способов представления ответа, то в этом отношении возникает собственно вопрос о том: обязан ли ответчик представить в суд ответ непременно лично, или же оп в праве послать его в суд по почте, или доверить подачу его в суд другому лицу не формальной доверенностью, а надписью, сделанною на самом ответе? Для подачи исковых прошений, как мы видели выше, все эти способы прямо указаны в законе, но дело в том, могут ли способы, указанные в уставе для подачи собственно исковых прошений, быть применимы и к подаче других бумаг, представляемых в суд? Сенат придерживается в этом случае распространительного толкования правил нашего устава о способах подачи в суд исковых прошений; так, он, между прочим, объяснил, что апелляционные и кассационные жалобы могут быть посылаемы и по почте, несмотря на то, что прямого дозволения посылать по почте эти бумаги в уставе не содержится (реш. 1869 года, № 389). Давая такое толкование правилам нашего устава о способах представления в суд прошений, сенат, как мне кажется, поступает вполне правильно и с законом согласно, и, поэтому, мне кажется, нет основания не распространять объяснение, данное сенатом в приведенном решении, и на случаи подачи в суд других бумаг, и, вместе с тем, конечно, нет основания не предоставить ответчикам права посылать в суд письменный ответ на исковое прошение и по почте. В подкрепление этого положения, кроме решения сената, можно представить еще следующие соображения: во 1-х, если в уставе не содержится прямого дозволения посылать в суд по почте состязательные бумаги вообще, зато в нем нет в этом отношении и никакого запрещения; во-2-х, если бы и считать присылку этих бумаг по почте воспрещенной, то на том основании, что в уставе нет никаких указаний на последствия подобного запрещения, нельзя не признать, что, по отсутствию в уставе санкции воспрещения посылать в суд состязательные бумаги и по почте, способ этот должен считаться как бы дозволенным. В самом деле, в уставе нигде не сказано, чтобы ответ, присланный в суд по почте, а не поданный ответчиком лично, или подлежал бы возвращению, или же бы считался вовсе неподанным. Такие последствия, если бы они были указаны в уставе, поражали бы, конечно, недействительностью самую подачу ответа; но, так как, недействительность того или другого процессуального действия никогда не предполагается, и, так как, никакое процессуальное действие, хотя бы и совершенное без точного соблюдения предписанных законом правил, не может быть признано недействительным, если только недействительность не указана в самом законе, то, конечно, следует признать, что и поставленный мной вопрос, о возможности представления ответчиком в суд ответа на исковое прошение и по почте — должен быть разрешен утвердительно. Также утвердительно должен быть разрешен и вопрос о подаче ответа через другое лицо, уполномоченное не формальной доверенностью, а просто верящей надписью, сделанной на самом ответе. Основанием к разрешению этого вопроса в таком смысле должны служить как только что высказанные мной соображения о дозволении посылать в суд состязательные бумаги по почте, так равно отчасти и постановление 2321 ст. X т. 1 ч., в которой, между прочим, сказано: „на подачу в присутственные места прошений апелляционных и частных дозволяется уполномочивать без особых на то доверенностей, изъяснением токмо в рукоприкладстве к просьбе о том лица, которому верят вместо себя подать просьбу“. Если, таким образом, закон считал возможным дозволить подачу апелляционных жалоб без уполномочия на то формальной доверенностью, то тем более, конечно, следует допустить, что подача в суд письменного ответа, как бумаги, имеющей несравненно меньшее значение, вполне возможна, вместо ответчика, другим лицом, уполномоченным на то только надписью на самом ответе.
Впрочем, некоторым, пожалуй, может показаться, что вопрос о способах представления в суд состязательных бумаг не может иметь существенного значения на том основании, что тяжущиеся обязаны по закону к сроку, назначаемому им на явку в суд, явиться лично, или прислать поверенных, и что, поэтому, тяжущиеся, по явке их в суд, или их поверенные, всегда могут представить в суд лично подаваемые ими бумаги, так что многие способы подачи бумаг для них совершенно как бы излишни. Но, против этого можно, во-первых, возразить, что очень часто могут встретиться такие случаи, когда прямой интерес ответчика заставит его, не являясь в суд лично, послать ответ по почте; это может быть, напр., в том случае, когда ответчик вызывается в суд из своего местожительства, находящегося на значительном расстоянии от того города, где находится суд, и, притом, когда предъявленный против него иск является настолько неосновательным, что он не считает нужным ни являться в суд лично, ни избирать поверенного для ведения дела, а надеется в своем письменном ответе, посланном в суд по почте, достаточно объяснить суду всю неосновательность требований истца. Конечно, при таком способе представления ответа экономия в расходах по ведению дела для ответчика будет большая, между тем, как интересы правосудия в этом случае, вследствие неявки в суд ответчика, нисколько не страдают. Кроме того, ответчик, и в силу самого закона, не обязан непременно подать свой ответ против искового прошения в срок, назначенный для явки в суд, он вправе подать его и ранее этого срока; на практике же могут быть случаи, когда ответчик также найдет нужным, не являясь до назначенного срока лично в суд, послать однако же в суд свой ответ по почте.
Кроме двух состязательных бумаг, искового прошения и ответа, порядок составления и подачи которых мной рассмотрен и которые тяжущиеся обязаны представлять в суд, они в праве еще, если найдут нужным, сверх этих бумаг, подать по делу еще по одной бумаге — возражение и опровержение. Порядок подачи ими в суд, именно, этих последних состязательных бумаг определяется постановлениями следующих статей устава.
Ст. 317. Копия ответа и приложенных к нему документов сообщаются истцу, который может пли представить в суд письменное возражение на ответ, в течение двух недель со дня получения копии оного, или же просить о назначении заседания для слушания дела.
Ст. 318. Копия возражения истца сообщается ответчику, который, в течение двух недель со дня получения оной, может представить в суд свое опровержение, или просить о назначении заседания для слушания дела.
Ст. 319. В отношении возражения и опровержения соблюдаются правила, изложенные в статьях 314—316.
По поводу правил настоящих статей замечу прежде всего, что правила эти отличаются вполне характером факультативным: как истец, так и ответчик имеют право, если найдут нужным, представить в суд возражение и опровержение, но нисколько к тому не обязаны, что ясно доказывается самыми выражениями этих статей: „истец может или представить в суд письменное возражение“, также и ответчик: „может представить в суд свое опровержение“ и проч. Что же касается собственно формы, содержания, порядка представления следуемых при возражении и опровержении приложений, а равно способов подачи этих бумаг в суд, то об этом говорить более нечего, потому что в 319 ст. сделана ссылка на статьи 314—316, которые мной только что рассмотрены и в которых содержатся правила, определяющие те же самые моменты в отношении ответа на исковое прошение; вследствие чего, остается только признать, что этими же самыми правилами определяется вообще как порядок составления и представления в суд состязательных бумаг и следуемых при них приложений, так равно и способы подачи бумаг в суд; полагаю также, что и высказанные мной соображения, при рассмотрении правил 314—316 ст., должны иметь полное применение и в отношении других состязательных бумаг. Собственно же на основании правил разбираемых статей, копия письменного ответа, поданная против искового прошения ответчиком, сообщается истцу, конечно, с копиями всех приложений, представленных ответчиком при ответе; по получении копии ответа истец имеет право, в течение двух недель, представить на ответ свое возражение, копия которого также точно сообщается ответчику, который, по получении копии, в течение двух недель имеет право представить в суд свое письменное опровержение на возражение истца. Хотя ни в этих, ни в последующих статьях устава и не сказано, чтобы копия опровержения ответчика сообщалась также истцу, но если принять во внимание общее правило, в силу которого всякая бумага, подаваемая по делу одним из тяжущихся, должна подлежать сообщению противной стороне, и если принять также во внимание, что требование это есть необходимое следствие состязательного процесса, то следует признать, что и копия опровержения ответчика также должна быть сообщена истцу.
Далее, правила 317 и 318 ст. требуют несколько более подробного объяснения по двум наиболее существенным вопросам: во-1-х, в какое место подлежат сообщению состязательные бумаги тяжущимся, и, во-2-х, с какого момента должен быть исчисляем двухнедельный срок, полагаемый на подачу возражения и опровержения? Чтобы дать ответ на первый вопрос, мы должны припомнить, что на основании правила 309 ст., тяжущиеся, к сроку, назначенному им для явки на суд, обязаны явиться в суд лично, или прислать поверенных, которые также должны явиться в суд и заявить суду об избранном ими местопребывании в том городе, где находится суд. Выше мной была указана цель включения подобного правила в устав, — цель, заключающаяся в том, чтобы, с одной стороны, облегчить сношения суда с тяжущимися, а с другой, чтобы ускорить движение процесса; вследствие чего, правило 310 ст. требует, чтобы все бумаги, подлежащие сообщению тяжущимся, отсылались не в место действительного их жительства, а в место временного их пребывания в том городе, где находится суд. Это правило и дает собственно ответ на поставленный вопрос. Но, сопоставляя еще это правило с постановлением следующей 311 ст., приходится прийти к следующим выводам: а) состязательные бумаги подлежат сообщению тяжущимся не по месту действительного их жительства, а по месту их временного пребывания, избранному ими в том городе, где находится суд, и б) что состязательные бумаги тогда только могут быть отсылаемы судом чрез судебных приставов при повестках для вручения тяжущимся, когда они заявили суду о месте их пребывания в том городе, где находится суд.
В отношении второго вопроса о сроке, в который должны быть представлены возражения и опровержения, я должен сказать, что разрешение этого вопроса не представляет никакого затруднения в том случае, когда к сроку, назначенному для явки на суд, все тяжущиеся явились и заявили суду о месте пребывания их в городе; в этом случае подлежащие вручению им состязательные бумаги могут быть сообщены им правильно и своевременно, и двухнедельный срок на подачу возражения и опровержения должен считаться со дня получения истцом или ответчиком копий бумаг предыдущих. Первым днем, с которого срок этот воспримет свое течение, будет или день оставления судебным приставом повестки с подлежащими вручению копиями, в месте, избранном тяжущимися в том городе, где находится суд, если копии были посланы через судебного пристава. Если же, прежде чем, председатель суда сделает распоряжение об отсылке копии тяжущемуся через судебного пристава, сам тяжущийся, явясь в суд, получит следуемые к передаче ему бумаги в канцелярии суда от секретаря, то срок на подачу возражения или опровержения должен считаться со дня получения тяжущимся бумаги в канцелярии суда. Но, разрешение вопроса о сроке становится несколько затруднительнее в том случае, когда кто-либо из тяжущихся или вовсе не явился в срок, назначенный на явку, или если и явился и подал одну из состязательных бумаг, но не заявил суду об избранном им местопребывании в городе. Прежде чем, дать какой-либо положительный ответ в разрешение поставленного вопроса, я считаю за лучшее привести предварительно несколько примеров, из которых и выяснится, в чем собственно может возникнуть затруднение в исчислении двухнедельного срока, полагаемого на подачу возражения и опровержения. Случаи, когда тяжущиеся, неточным выполнением тех или других предписаний закона, могут изменять или замедлять правильное и скорое движение процесса, — случаи, могущие действительно встретиться в практике, бывают весьма разнообразны. Напр., ответчик является в суд в срок, назначенный на явку, и подает свой письменный ответ против искового прошения; истец же в этот срок не является, но и председатель суда не делает еще распоряжения об отсылке ему копии ответа; затем, спустя некоторое время после срока, по, прежде чем, председатель сделал распоряжение об отсылке через судебного пристава копии ответа, является истец в суд и просит о сообщении ему в канцелярии суда копии; в этом случае следует, кажется, признать явку истца еще своевременной, вследствие чего, и срок на представление возражения следует считать со дня получения им копии ответа в канцелярии суда. По, предположим, что истец явился в суд и сделал суду заявление о месте своего пребывания в городе не только после срока, но и после того, как председатель суда сделал распоряжение, вследствие неявки его и незаявления им о месте своего пребывания в городе, об оставлении следуемого к сообщению ему ответа в канцелярии суда и, положим, далее, что явившийся несвоевременно истец просит лично в канцелярии суда о сообщении ему копии ответа, которая и передается ему секретарем; спрашивается: должен ли в этом случае срок на представление возражения считаться со дня получения им копии, или же срок этот должен восприять свое течение с какого-либо другого момента? Иногда может случиться, что истец явится в суд и получит лично в канцелярии суда копию ответа спустя довольно продолжительное время не только после срока, назначенного ему на явку в суд, но даже после сделания председателем суда распоряжения об оставлении копии, за неявкой его, в канцелярии суда; поэтому, если бы и при таких обстоятельствах считать срок на представление объяснения для истца не только не пропущенным, но и не восприявшим своего начала до дня получения им копии ответа в канцелярии суда, это значило бы обратить в ничто все правила устава, как о сроках на явку в суд, так и о сроках, назначаемых для обмена состязательных бумаг. Но, так как, ничего подобного допустить нельзя, то и необходимо признать, что правила 317 и 318 ст., определяющие, что срок на подачу возражения и опровержения для истца и ответчика должен считаться со дня получения ими копий предыдущих состязательных бумаг, не могут служить основанием для исчисления этого срока во всех случаях, и что срок этот в приведенном мной случае никак не должен быть исчисляем со дня получения истцом копии ответа лично в канцелярии суда. Какой же однако другой момент можно принять для определения начала двухнедельного срока на представление возражения или опровержения?
Выше я заметил уже, что срок на подачу возражения не может считаться совершенно пропущенным в том случае, когда истец является в канцелярию суда хотя и после срока, назначенного на явку в суд, но прежде сделания председателем суда распоряжения об оставлении в канцелярии суда следуемых к передаче бумаг. Когда же собственно председатель суда вправе сделать это распоряжение? Что распоряжение это должно быть сделано, именно, председателем суда, — это несомненно, потому что, как я уже имел случай не раз заметить, все распоряжения, как относительно принятия прошений, так равно и обмена между тяжущимися состязательных бумаг, отнесены уставом исключительно к обязанности председателя суда, или назначенного им члена-докладчика, как это ясно видно из мотивов, помещенных под 265 ст. в издании государственной канцелярии, хотя на практике все распоряжения, по предмету принятия и сообщения тяжущимся состязательных бумаг, делаются обыкновенно товарищем председателя, или председательствующим в том отделении, в котором производится известное дело. Если мы вспомним далее, что оставление бумаг, следуемых к передаче тяжущимся, в канцелярии суда установлено только как последствие на случай несвоевременной явки тяжущегося на суд и незаявления им о месте своего пребывания в том городе, где находится суд, то после этого сделается попятно, что председатель в праве сделать распоряжение об оставлении бумаг в канцелярии суда не ранее, как только по пропуске тяжущимся срока, определенного на явку в суд и по признании срока на явку им пропущенным. Таким образом, если бы ответчик представил свой письменный ответ на исковое прошение и задолго до срока, назначенного для явки в суд, но если истец не явился еще в суд, председатель не в праве постановить немедленно, по получении ответа, об оставлении его в канцелярии суда, но обязан выждать, пока истечет срок, назначенный на явку в суд истца, и тогда только должен сделать распоряжение об этом. Конечно, если истец находится в городе, или явился в суд ранее срока, назначенного на явку и заявил суду о месте своего пребывания в городе, председатель может сделать распоряжение и немедленно о передаче ему копии ответа, представленного в суд ответчиком ранее срока. Во всяком случае истец вправе получить копию до самого истечения срока, назначенного на явку в суд, и даже после этого срока, до сделания председателем суда распоряжения об оставлении копии ответа в канцелярии суда, и такое получение истцом копии должно быть признано сделанным своевременно; следовательно, решительным моментом, после которого получение истцом копии ответа должно считаться несвоевременным, будет постановление председателем суда распоряжения об оставлении следуемой к передаче ему копии в канцелярии суда, или, лучше сказать, тот день, когда последует распоряжение председателя, и будет, вместе с тем, последним днем, до которого получение истцом копии должно быть признано сделанным своевременно. Но, правило 317 ст. дает истцу еще двухнедельный срок на представление возражения против ответа; поэтому, мне кажется, что если истец получит копию ответа хотя и после того, когда председатель сделает распоряжение, вследствие неявки его в срок, об оставлении копии в канцелярии суда, но прежде истечения двухнедельного срока со дня постановления председателем его распоряжения, то он вправе еще будет представить суду свое возражение в течение двух недель, считая со дня постановления председателем указанного распоряжения, и представление им возражения в этом случае должно быть признано сделанным своевременно. Вывод этот я основываю собственно на том соображении, что истец, являясь в канцелярию суда за получением копии ответа, хотя и после срока, назначенного ему на явку в суд, но в продолжении тех двух недель, которые дает ему сам закон на представление возражения, тем самым исправляет свое упущение; а так как, далее, в тот самый день, в который последовало распоряжение председателя об оставлении копии ответа в канцелярии суда, если бы истец явился в срок, назначенный ему на явку в суд, вместо этого распоряжения последовало бы непременно другое распоряжение председателя в противоположном смысле, или распоряжение о передаче ему копии ответа через судебного пристава, которую он, при правильном ходе дел, и получил бы от судебного пристава в тот же день, и имел бы, следовательно, с этого дня двухнедельный срок на представление возражения, то, поэтому, я и полагаю, что истец не может быть лишен этого срока на представление возражения и в том случае, когда он является в суд и после срока, назначенного ему на явку, и после постановления председателем распоряжения об оставлении копии ответа в канцелярии суда, и получает не только копию ответа в канцелярии суда в течение двух недель, предоставленных ему законом на представление возражения, но и успевает в продолжении этого же времени представить суду свое возражение. Дело только в том, что двухнедельный срок на представление возражения должен считаться в этом последнем случае не со дня получения истцом копии ответа в канцелярии суда, а с того дня, в который председатель суда сделал распоряжение об оставлении копии ответа в канцелярии суда, потому что с этого самого дня восприял бы свое течение двухнедельный срок на представление возражения и тогда, если бы истец явился в срок, так как, он в этот же самый день и получил бы копию ответа, и так как, следовательно, с этого же самого дня он имел бы двухнедельный срок на представление возражения. То же самое следует сказать и в отношении исчисления двухнедельного срока на представление опровержения со стороны ответчика, явившегося в суд после срока, назначенного ему на явку, и получившего копию возражения истца в канцелярии суда. Считать в обоих приведенных случаях срок, на представление возражения и опровержения, со дня получения которым-либо из тяжущихся копии предыдущей состязательной бумаги в канцелярии суда было бы несправедливо, и если бы во всех случаях принимать за начало двухнедельного срока день получения тяжущимся копии предыдущей состязательной бумаги в канцелярии суда — это значило бы предоставить тяжущимся, пропустившим назначенный им на явку срок, более прав и преимуществ и поставить их в лучшее положение, сравнительно с тем положением, в котором находились бы тяжущиеся, исполнившие в точности предписание закона в отношении сроков на явку в суд; а, вместе с тем, такой порядок исчисления сроков на представление состязательных бумаг давал бы тяжущимся полную возможность затягивать движение процесса по их усмотрению — результат, очевидно, недопустимый. Впрочем, в отношении представления возражения и опровержения я не могу еще не заметить, что как истец, так и ответчик, кажется, не могут быть лишены права, как это заметил и Юренев (Практические заметки. Журн. гражд. и торг. пр. 1872 г., кн. 4, стр. 701), подать эти бумаги в суд и после двухнедельного срока, установленного законом на представление их, потому что в разбираемых правилах устава нигде не говорится, чтобы бумаги, поданные после срока, не подлежали принятию, а возвращались обратно тяжущимися за пропуском срока. Но несмотря на это, различие между представлением бумаги в срок и после срока, тем не менее, должно существовать и выразиться, главным образом, должно в том, что бумаги, поданные по истечении срока, должны быть признаваемы не имеющими никакого процессуального значения и не могущими влечь те последствия, которые наступают обыкновенно за подачей бумаги, представленной в срок. Позднее представление бумаги не может уничтожить тех прав, которые приобретает противная сторона в процессе вследствие такого упущения, и, потому, она вправе домогаться назначения заседания по делу, несмотря на подачу состязательной бумаги. По мнению Вербловского, напротив, по пропуске тяжущимися установленных в законе сроков на подачу состязательных бумаг, должно прекращаться и самое право их на подачу этих бумаг (Движение гражд. процес. Журн. гражд. и угол. пр. 1882 г., кн. 5, стр. 14), с каковым заключением, в виду только что сказанного по поводу значения сроков, установленных на подачу состязательных бумаг, согласиться, однако же, нельзя. Из сказанного, далее, следует, что ближайшим последствием неявки сторон в срок, или последствием незаявления ими суду о месте пребывания их в том городе, где находится суд, каковые упущения и служат в большинстве случаев причиной позднего получения тяжущимися следуемых к сообщению им бумаг противной стороны, и, вследствие этого, служат также причиной пропущения ими самими сроков на представление своих объяснений, будет или утрата ими некоторых прав в отношении совершения тех или других судопроизводственных действий, как, напр., утрата права на подачу следующей состязательной бумаги в значении, конечно, бумаги правильно поданной, или же утверждение некоторых прав за противной стороной, как, напр., права домогаться назначения заседания. Эти-то последствия я имел в виду, когда говорил о сроках, назначаемых на явку в суд, когда мной было упомянуто, что последствия нарушения тяжущимися правил о сроках будут указаны ниже.
Так разрешаются, по моему мнению, вопросы о порядке составления и представления состязательных бумаг и о сроке, в который бумаги эти должны быть поданы; но, рассмотрением этих двух вопросов еще не исчерпывается толкование 317 и 318 ст. Правила этих статей представляют как истцу, так и ответчику альтернативу: истцу — или представить возражение, или просить о назначении заседания; также и ответчику — представить опровержение, или просить о назначении заседания. С какого же момента истец и ответчик получают право просить о назначении заседания? По буквальному содержанию приведенных статей следует признать, что истец имеет право просить о назначении заседания немедленно по получении им копии ответа, а ответчик имеет то же право немедленно по получении копии возражения истца. Только мне кажется, что в отношении права сторон просить о назначении заседания не имеет никакого значения несвоевременное получение копии предыдущей состязательной бумаги, поданной противной стороной. Так, напр., если бы за неявкой в срок истца в суд следуемая к передаче ему копия ответа, поданного ответчиком, по распоряжению председателя, и была оставлена в канцелярии суда, то, если бы истец и получил лично копию в канцелярии уже по прошествии двух недель со дня постановления председателем указанного распоряжения, он не имел бы уже права на представление возражения; просить же, несмотря на это, о назначении заседания, он права бы не потерял, потому что двухнедельный срок в отношении этого последнего права не имеет никакого значения, и истец не обязан просить о назначении заседания непременно в течение тех двух недель, которые закон предоставляет ему на подачу возражения, но он. как мы увидим несколько ниже, имеет полное право просить о назначении заседания и после этого срока. Дело только в том, что несвоевременное получение им копии ответа в канцелярии суда дает также право и ответчику просить о назначении заседания, потому что вместе с несвоевременным получением копии им будет также пропущен срок на подачу возражения.
Выше уже мной было замечено, что наш устав, хотя и ограничивает число состязательных бумаг, подаваемых тяжущимися, четырьмя, по что собственно в нем не содержится никакого воспрещения подавать бумаг и больше; но, так как, бумаги, подаваемые тяжущимися после обмена уже между ними четырех первых бумаг, не имеют никакого процессуального значения и подача этих бумаг не может иметь никакого влияния на движение процесса, то совершенно естественно, что устав об этих бумагах и ничего не говорит и не предлагает никаких правил, ни в отношении порядка составления и представления их в суд, ни в отношении сроков подачи их. Но, из этого никак не следует, впрочем, выводить, чтобы в отношении порядка составления и подачи этих бумаг в суд все было предоставлено произволу тяжущихся. Если и можно признать, что тяжущиеся не могут быть стеснены каким-либо сроком на подачу бумаг, зато, следует, кажется, также признать, что во всем остальном тяжущиеся обязаны, при составлении и представлении этих бумаг, руководствоваться теми же правилами, которые преподаны уставом в отношении порядка составления и подачи в суд четырех первых состязательных бумаг. Так, напр., следует признать, что тяжущиеся, какую бы бумагу ни подавали в суд, обязаны приложить как копию самой бумаги для сообщения противной стороне, так и копии всех приложений и проч. Вообще же нужно сказать, что составители уставов, как это видно из мотивов, помещенных в издании государственной канцелярии, неблагоприятно смотрели на излишнее развитие письменности в процессе, и старались по возможности ограничить письменную инструкцию его, а. потому, и устав, ограничивая число состязательных бумаг четырьмя, только терпит, можно сказать, представление бумаг в бо́льшем количестве, но не придает им никакого значения.
Рассмотревши, таким образом, правила устава, определяющие порядок представления и обмена между тяжущимися состязательных бумаг, относящихся до предварительной письменной подготовки дела, я должен указать еще те последствия, которые, согласно уставу, имеют наступать вследствие несоблюдения тяжущимися этих правил. Следующие статьи устава отчасти указывают эти последствия.
Ст. 320. С пропущением одной из сторон срока на представление своего объяснения, противная сторона может просить Председателя суда о немедленном назначении заседания для слушания дела.
Ст. 321. По истечении срока на представление опровержения, право просить о назначении заседания для слушания дела предоставляется как истцу, так и ответчику.
Я сказал, что в этих статьях только отчасти указываются последствия, которые имеют наступать вследствие несоблюдения тяжущимися правил устава о порядке представления состязательных бумаг; именно, рассматриваемые статьи предусматривают только один случай несоблюдения тяжущимися этих правил, это — непредставление ими вовсе в срок следуемых к подаче бумаг. Но нетрудно заметить, что не в этом только вообще могут заключаться отступления от порядка составления и представления состязательных бумаг; отступления могут быть весьма разнообразны, так, напр,. может случиться, что бумага и будет подана в срок, но при ней не будут приложены, положим, копии для сообщения противной стороне, или самая бумага будет написана на простой бумаге и проч.; одним словом, бумага будет составлена и подана без соблюдения правил, указанных в 314—316 ст., или без соблюдения правил 263 и 264 ст. в отношении представляемых при бумаге приложений. О последствиях нарушения кем-либо из тяжущихся этих последних правил устав ничего не говорит, между тем, не трудно понять, что и соблюдение этих правил, по крайней мере, в наиболее существенных их требованиях, также должно быть охраняемо законом; санкция этих правил также должна быть указана. потому что нельзя же предполагать в самом деле, чтобы составители уставов, внося известные правила в устав, но не указывая прямо последствий несоблюдения тех или других правил, которые они считали необходимым установить в интересах правильного отправления правосудия, желали бы обратить ими же установленные правила как бы в мертвую букву. Тут-то и должно прийти на помощь толкование, чтобы путем интерпретации восполнить по возможности пробел в законодательстве, который, по-видимому, допущен в этом случае составителями уставов, но который должен быть восполнен на основании общего смысла закона и по соображению той цели, с которой установлены правила устава, определяющие порядок составления и представления тяжущимися состязательных бумаг, составляющих основу письменной инструкции процесса. В этом-то случае, можно сказать, особенно очевидны польза и цель толкования закона. Из сказанного однако же прежде всего следует, что последствия несоблюдения тяжущимися разбираемых правил устава должны быть двоякие: а) одни последствия наступают в том случае, когда тяжущиеся следуемые к подаче состязательные бумаги вовсе в срок не представят, и о которых говорится в 320 и 321 ст., и б) другие же последствия должны служить санкцией соблюдения тяжущимися предписаний устава о самом порядке составления и подачи в суд состязательных бумаг и представляемых при них приложений.
Обращусь сперва к рассмотрению тех последствий, о которых говорится в только что приведенных статьях. На основании 320 ст., в которой выражено общее правило, каждая из сторон процесса, с пропущением стороной противной срока на представление своего объяснения, имеет право просить председателя суда о немедленном назначении заседания для слушания дела. Это первое последствие непредставления тяжущимися в суд следуемых к подаче состязательных бумаг. Другое последствие указано в 321 ст., на основании которой, по пропущении срока на представление опровержения со стороны ответчика, право просить о назначении заседания предоставляется обеим сторонам, как истцу, так и ответчику. Различие в последствиях, указанных в статье предыдущей и в статье настоящей, заключается в том, что в первом случае право просить о назначении заседания предоставляется только стороне, противной той. которою пропущен срок на представление объяснения, так что право это становится всегда как бы в зависимость от действий противной стороны, между тем, как правило 321 ст. дает право ответчику просить о назначении заседания и по пропущении им срока на представление его собственной состязательной бумаги — опровержения. Впрочем, последствие это указывается отчасти также и в предыдущей 318 статье; поэтому, мне кажется, что включение в 321 ст. постановления о последствиях непредставления тяжущимися состязательных бумаг в том виде, как редактировано правило этой статьи, представляется не только излишним, но и дает повод к некоторым недоумениям. Недоумения эти возникают сами собой из сопоставления правила 321 ст. с постановлениями статьи 318, вследствие различия в редакции таких правил, которые, по содержанию своему, должны быть совершенно одинаковы. Наиболее существенное противоречие между постановлением 321 ст. и статьи 318 состоит в следующем: правило первой из этих статей дает право просить о назначении заседания для слушания дела, по пропущении срока на представление опровержения, как истцу, так и ответчику; между тем, как по буквальному содержанию статьи 318 нельзя не заключить, что, в силу постановления этой последней статьи, ответчик и по получении копии возражения, представленной истцом, имеет право немедленно, не выжидая двухнедельного срока на представление своего опровержения, просить председателя суда о назначении заседания для слушания дела. Противоречие это может быть устранено не иначе, как если только признать, что составители уставов правилом 321 ст. желали предоставить право просить о назначении заседания по пропущении ответчиком срока на представление опровержения не только истцу, которому право это принадлежит и без того, в силу правила 320 ст., но и ответчику, который, следовательно, получает, таким образом, право просить о назначении заседания, как до истечения двухнедельного срока, предоставленного ему на подачу опровержения, на основании правила 318 ст., так и по истечении этого срока, на основании правила 321 ст. Устраняя таким толкованием постановления этой последней статьи противоречие его с статьею 318, я не могу также не заметить, что при таком толковании постановление 321 ст. представляется совершенно излишним, потому что в нем указываются те же последствия непредставления ответчиком опровержения, которые указаны по отношению прав истца в 320 ст., а по отношению прав ответчика — в статье 318, потому что в самом деле никак нельзя предположить, чтобы этой последней статьею дозволялось ответчику просить о назначении заседания только в течение двух недель по получении им копии возражения истца, а никак не после истечения этого срока. Впрочем, если правило 321 ст. собственно по содержанию его и представляется как бы излишним, зато оно имеет некоторое значение по аргументу а contrario при толковании правил статей предыдущих, на что́ я и укажу несколько ниже; а теперь обращусь снова к несколько более подробному объяснению постановления 320 ст., причем, считаю необходимым остановиться, главным образом, на рассмотрении выражения этой статьи: „с пропущением одною из сторон срока на представление своего объяснения, противная сторона может“ и проч. О представлении какого объяснения здесь идет речь, или, лучше сказать, о последствиях непредставления какой состязательной бумаги, как объяснения, говорится в этой статье устава? Несколько выше мы видели уже, что на основании правила 317 ст., истец, не представляя своего возражения, имеет право просить о назначении заседания немедленно по получении ответа на его исковое прошение, представленного ответчиком; а на основании правила 318 ст. точно также и ответчик, не представляя опровержения, имеет право просить о назначении заседания немедленно по получении возражения истца на его ответ. Правило же 320 ст. предоставляет обеим сторонам процесса, кроме того, еще другое право — противоположное, которое следует понимать не иначе, как в следующем виде: истец имеет право просить о назначении заседания по пропуске ответчиком срока на представление ответа против искового прошения; а ответчик имеет право просить о назначении заседания по пропуске истцом срока на представление возражения на ответ; а, затем, истец снова получает право просить о назначении заседания по пропуске ответчиком срока на представление опровержения на возражение. Таким образом, под словом „объяснений“, употребленном в тексте 320 ст., следует разуметь не что иное, как три состязательные бумаги, подаваемые тяжущимися: ответ, возражение и опровержение.
Далее, из сопоставления правил статей 317 и 318 с правилом разбираемой статьи можно, наконец, прийти еще к следующему выводу, в отношении права сторон просить о назначении заседания: истец не имеет права просить о назначении заседания до истечения срока, назначенного на явку ответчика в суд, или все равно до истечения срока, назначенного ему на представление письменного ответа на исковое прошение; а, затем, если истец представляет возражение на ответ, то он опять не имеет права просить о назначении заседания до истечения срока, назначенного ответчику для представления опровержения, или до получения им опровержения, когда таковое будет подано ответчиком; также точно и ответчик, если им подан письменный ответ, не имеет права просить о назначении заседания до истечения срока, назначенного истцу для представления возражения на ответ, или до получения им возражения, когда таковое представлено истцом. Затем, следует, кажется, также признать, что ответчик, подавший опровержение, имеет право просить о назначении заседания также немедленно по сообщении этой последней состязательной бумаги истцу, хотя об этом праве ответчика ничего не говорится в разбираемых статьях: но, право это должно быть предоставлено ему, во-первых, потому, что подачей опровержения оканчивается, собственно говоря, обмен состязательных бумаг между тяжущимися и оканчивается предварительная письменная подготовка дела, так что нет основания отказывать ответчику, исполнившему все требования устава в отношении представления состязательных бумаг, в его домогательстве о назначении заседания по делу, готовому к слушанию, и, во-вторых, нельзя, как мне кажется, не признать за ответчиком в этом случае права просить о назначении заседания по отсутствию запрещения в самом законе, выраженного в положительной форме, не допускающей никакого сомнения в том, что ответчику действительно должно быть отказано в просьбе о назначении заседания, подобно тому, как такое воспрещение должно быть признано в другом случае, как мы сейчас увидим.
Правило 321 ст. дозволяет ответчику просить о назначении заседания только в случае пропуска им срока на представление им своего опровержения, из чего по аргументу а contrario необходимо заключить, что если закон считал необходимым выразить в этом случае положительно дозволение, то в других случаях то же самое действие должно считаться воспрещенным, или же признать, что ответчик не имеет права просить о назначении заседания в случае пропуска им срока на представление первой требуемой от него состязательной бумаги — ответа на исковое прошение. Следовательно, если ответчик, вместо представления письменного ответа на исковое прошение, будет прямо домогаться назначения заседания по делу, то в таком домогательстве ему должно быть отказано. В этом-то лишении ответчика права, в подобном случае, просить о назначении заседания, и заключается, как мне кажется, санкция правила 313 ст., в силу которого ответчик непременно обязан представить письменный ответ на исковое прошение. Требовать от ответчика безусловно выполнения правила этой статьи, в отношении обязанности его представить письменный ответ на исковое прошение, тем более необходимо, что у нас при общем порядке производства, когда дело уже дойдет до суда и будет доложено, суд, кажется, не вправе требовать от тяжущихся вновь представления письменных объяснений по делу, когда найдет, что дело настолько сложно и запутано, что мера эта представляется необходимой, подобно тому, как это право предоставлено судам во Франции, которые именно, при общем порядке производства дел, имеют право по уставу французскому (art. 95) предписать тяжущимся представить вновь письменные объяснения, если только без этого дело представляется настолько неясным, что суд не в состоянии разрешить его правильно по существу, и этот-то момент судопроизводства в уставе французском и носит специальное название instruction par écrit. Также точно, впрочем, и у нас при судопроизводстве сокращенном, в котором не существует никакой предварительной письменной подготовки, не только председатель, но и суд, во время доклада дела, если найдут нужным, могут потребовать от тяжущихся представления письменных объяснений; но, дело в том, что правила устава, относящиеся до сокращенного порядка производства, как исключения, вряд ли могут быть применяемы при производстве дел в порядке общем. Вероятно составители уставов, установивши особое производство — предварительную письменную подготовку для дел, производящихся в общем порядке, считали для разъяснения обстоятельств дела настолько достаточным обмен между тяжущимися состязательных бумаг, что сочли затем излишним давать суду право требовать от тяжущихся представления еще новых письменных объяснений. Поэтому-то и следует особенно строго требовать от ответчика представления непременно письменного ответа на исковое прошение, хотя, с другой стороны, и нельзя также не признать, что достигнуть того, чтобы ответчик действительно в своем объяснении представил суду все средства защиты и выяснил с достаточной полнотой обстоятельства дела, весьма трудно; между тем, как с формальной стороны ответчик будет вполне прав, какую бы пустую бумагу, как ответ, он не представил. И теперь уже на практике очень часто замечается, что тяжущиеся стараются наперед как бы скрыть друг от друга лучшие свои средства, откладывая представление их или до доклада дела в суде, или даже до доклада дела во второй инстанции суда, с тем, чтобы не дать много времени противнику для приготовления к возражению и чтобы, таким образом, вернее достигнуть выигрыша дела. Очень естественно, что такими действиями тяжущиеся нередко затрудняют правильность отправления правосудия, и, вместе с тем, обращают предварительную письменную подготовку дела в одну пустую формальность, так что цель, которую имели в виду составители уставов, предлагая правила устава, относящиеся до предварительной письменной подготовки, — цель, заключающуюся в том, чтобы поставить дело до слушания его еще в заседании в такое положение, чтобы, по крайней мере, главные и существенные основания спора и приведенные сторонами в подкрепление их объяснений доказательства были выяснены перед судом, на практике нередко вовсе не достигается. Тем не менее, хотя бы ответчик представлением ответа на исковое прошение исполнял даже одну только формальность, он все же обязан представить письменный ответ, а в случае непредставления он должен быть лишен права просить о назначении заседания. Напротив, в тех случаях, когда представление состязательной бумаги есть только право, а не обязанность сторон, закон никогда не лишает сторону, не представившую бумаги, права просить о назначении заседания по делу, что̀ также должно служить подтверждением высказанному мной мнению о значении правила 321 ст. В виду всего только что сказанного по поводу права ответчика, не подавшего письменного ответа против искового прошения, просить о назначении заседания по делу, и нельзя согласиться с противоположным установленному мной по этому вопросу положению заключением Гольмстена (Учеб. гражд. суд., стр. 282) и Змирлова (О вызове истца в суд. Юридич. Вест. 1883 г., кн. 12, стр. 626), по мнению которых, право просить о назначении заседания по делу должно принадлежать и ответчику, не подавшему письменного ответа.
Но, далее, следует ли признать, что тот из ответчиков, который пропустил срок на представление письменного ответа на исковое прошение, должен быть лишен вместе с тем навсегда права просить о назначении заседания по делу? Если принять во внимание, что вообще только бумага, поданная в срок, должна иметь процессуальное значение, и что только представление одним из тяжущихся состязательной бумаги в срок должно влечь за собой последствия, в уставе указанные, то, пожалуй, следовало бы дать утвердительный ответ на постановленный вопрос. Если же, напротив, принять во внимание ту цель, с которой установлено правило 313 ст., требующее от ответчика представления непременно письменного ответа на исковое прошение, — цель, заключающуюся не в том, чтобы ответ был представлен только к сроку, а в том, чтобы ответчик подачей письменного ответа обстоятельнее выяснил суду обстоятельства дела, то попятно, что цель закона одинаково достигается как в том случае, когда ответа представлен до срока, так и тогда, когда ответчик, исправляя свое упущение, представляет ответ и после срока. Исправлением упущения ответчик выполняет постановление закона, требующего непременно представления обоими тяжущимися хотя двух состязательных бумаг по делу: а как закон считает при наличности в деле двух состязательных бумаг самое дело готовым к слушанию, то при отсутствии причины, мешавшей назначить заседание по делу, когда ответчиком письменного ответа подано не было, должно упадать и запрещение о назначении заседания по просьбе ответчика, когда ответ им представлен. Такое разрешение вопроса мне кажется более справедливым и более сообразным с внутренним смыслом постановлений устава, относящихся до предварительной письменной подготовки.
Кроме того, вообще по поводу обмена между тяжущимися состязательных бумаг и по поводу удовлетворения просьб тяжущихся о назначении заседания по делу, я должен сказать, что председатель суда, или член-докладчик, которому поручено наблюдение над производством данного дела, обязаны непременно, с особенной тщательностью, наблюдать в том случае, когда истцом или ответчиком в деле является несколько, чтобы обмен между ними состязательных бумаг шел правильно, и чтобы действиями одних из истцов или ответчиков не нарушались права других, и чтобы процесс во всех фазах предварительной письменной подготовки двигался одинаково и одновременно в отношении всех тяжущихся. Объясним нашу мысль примерами. Положим, что по делу является несколько ответчиков, и что повестки о вызове к суду, за исключением одного из них, всем остальным вручены; один же из вызовов признан недействительным по неправильному указанию истцом местожительства ответчика, но истец просит о сделании нового вызова этого ответчика. При таких обстоятельствах одному из ответчиков будет назначен и новый срок на явку. Если, в таком случае, остальные ответчики и не подадут в срок письменного ответа на исковое прошение, истец, тем не менее, на этом основании не будет иметь права просить о назначении заседания до истечения срока, назначенного вновь на явку одного из ответчиков. Если же теми из ответчиков, которым вручены повестки, и будет подан письменный ответ, председатель должен, кажется, приостановиться постановлением распоряжения о передаче ответа истцу впредь до истечения срока, назначенного на явку тому из ответчиков, первоначальный вызов которого был признан недействительным, чтобы не дать ему возможности воспользоваться правом, предоставленным истцу правилом 317 ст. в отношении заявления просьбы о назначении заседания, и удовлетворением этой просьбы истца не раздробить движение процесса. Предположим далее другой случай. В деле является несколько истцов; ответчик в срок подает письменный ответ, копии которого сообщаются истцам; копии эти могут быть вручены им или в разное время, или одновременно; предположим последнее. Один из истцов, не представляя возражения на ответ, домогается назначения заседания немедленно по получении копии ответа до истечения двухнедельного срока, назначенного законом на представление возражения. Мне кажется, что в таком домогательстве одного из истцов должно быть отказано на том основании, что удовлетворением его просьбы о назначении заседания были бы нарушены не только права прочих истцов, но в некоторых случаях даже и права ответчика. Дело в том, что прочие истцы, быть может, в ограждение своих интересов находили бы за лучшее не просить о назначении заседания, а представить письменное возражение на ответ, который они и вправе представить в течение двух недель; но, понятно, что с назначением заседания по делу по просьбе одного из истцов, до истечения этого срока, они были бы лишены этого права, потому что само собой разумеется, что с назначением заседания по делу обмен между тяжущимися состязательных бумаг, в силу этого события, должен прекратиться. Из этого следует, что председатель удовлетворением просьбы одного из истцов о назначении заседания лишил бы прочих истцов принадлежащих им по закону прав, а также преждевременно прекратил бы обмен между тяжущимися состязательных бумаг, чего он, конечно, делать не вправе, а, поэтому, в приведенном мной случае он и обязан, как мне кажется, отказать истцу в назначении заседания. Точно так же председатель должен будет поступить и в том случае, когда в деле является несколько ответчиков, и когда один из них домогается назначения заседания немедленно по получении копии возражения истца, до истечения двухнедельного срока, назначенного на представление опровержения на возражение. Одним словом, председатель при удовлетворении просьбы о назначении заседания всегда должен иметь в виду, во-первых, то общее начало, в силу которого процесс должен иметь движение одновременно и нераздельно, в отношении всех истцов и ответчиков, а во-вторых, чтобы удовлетворением просьбы о назначении заседания одного из тяжущихся не нарушить тем самым права и интересы прочих тяжущихся. Правила, предложенные уставом для руководства председателю в этом отношении, заключают в себе, как мы видели, одни только общие указания, на основании которых председатель суда, при применении их в разнообразных случаях, встречающихся в практике, обязан, взвесив предварительно все обстоятельства данного случая, давать каждый раз движение процессу таким образом, чтобы своими распоряжениями не нарушать начал общих.
Рассмотревши установленные правилами нашего устава последствия непредставления тяжущимися состязательных бумаг в срок, или просто последствия непредставления этих бумаг, я перейду к указанию последствий второго рода, или последствий отступлений тяжущимися от правил устава о порядке составления состязательных бумаг и о порядке представления следуемых при бумагах приложений. Впрочем, прежде чем, перейти к указанию этих последствий, я считаю необходимым, предварительно, для лучшего уяснения тех оснований, по которым предполагаемые последствия могут быть допущены, предпослать несколько общих замечаний.
Последствия несовершения тех или других процессуальных действий, или совершение их не в том виде, не в том порядке, в котором действия эти должны быть совершены, согласно правилам закона, могут быть различны, смотря по важности и существенности допущенных отступлений. Иногда отступления от предписанного законом порядка бывают настолько существенны, что закон прямо поражает недействительностью известные процессуальные действия, совершенные с столь важными отступлениями. Выше мы имели не раз случай указывать на то общее начало юриспруденции, в силу которого недействительными должны быть признаваемы только те действия, совершенные вопреки указанному в законе для совершения их порядку, которые сам закон объявляет в таком случае недействительными, и что недействительность не только никогда не предполагается, но что и те постановления закона, которые объявляют недействительными те или другие действия, не терпят распространительного толкования по аналогии. Правило это вполне разумно, потому что признание недействительным того или другого действия всегда влечет за собой более или менее невыгодные последствия для тяжущихся, есть как бы наказание для тяжущегося, совершившего известное отступление от предписанного законом порядка; а как наказания никогда не могут быть применяемы произвольно, вне случаев в законе указанных, то в этом и следует видеть основание указанного правила. В самом деле, правило есть не что иное, как основной принцип права уголовного, перенесенный на почву права гражданского. В праве уголовном принцип этот выражается в том, что ни одно деяние, не объявленное в законе прямо деянием преступным, не должно быть наказуемо, или что уголовный закон, объявляющий преступность известных деяний, никогда не должен быть толкуем распространительно по аналогии. Но, несмотря однако же на полную разумность указанного начала науки права, оно, тем не менее, не всегда оказывается применимым при толковании постановлений положительного права, что главным образом происходит от неточности редакции и неполноты отдельных постановлений закона. У нас подобные случаи встречаются чаще, чем где-либо, но и законодательства иностранные также небезупречны в этом отношении, что и заставляет, главным образом, судебную практику при интерпретации закона делать и вообще отступления от преподанных наукой права начал толкования. Для примера я укажу следующий случай из французской судебной практики. Во Франции существует между прочим закон, предписывающий совершать всевозможные нотариальные акты у нотариусов не иначе, как на языке французском, но никакой санкции этого предписания в самом законе не содержится; закон не указывает никаких последствий отступлений от этого правила, не объявляет недействительными нотариальные акты, совершенные на другом каком-либо языке. Несмотря однако же на это, французский кассационный суд в одном из своих решений признал акт, совершенный у нотариуса во Франции на языке иностранном, а не французском, недействительным (решение департамента принятия прошений, 4 августа 1859 года) и в основание своего решения привел следующие соображения: „принимая во внимание, что в данном случае дело идет не о каком-либо отступлении от второстепенных форм процесса и не об одной из тех процессуальных недействительностей, к которым имеет применение правило 1030 ст. code de procédure civile (правило это именно и выражает собой то общее начало, в силу которого ни одно процессуальное действие, совершенное с отступлениями от указанного законом порядка, не может быть признаваемо недействительным вне случаев, положительно в законе указанных), — но об отступлении от существенного начала и притом начала права публичного, имеющего в высшей степени важное значение, в отношении правильного отправления правосудия и гарантирующего единство национального языка, а потому“ и проч. Если и французская юриспруденция должна прибегать иногда к распространительному толкованию постановлений закона, поражающих недействительностью те или другие действия, когда они совершаются с отступлениями от таких правил закона, которые установлены в интересе общем государственном, то, тем более, это допустимо у нас, при большей неполноте и неясности постановлений нашего закона, хотя вообще окончательные выводы приведенного решения французского кассационного суда и никак нельзя признать вполне правильными и согласными с общими началами, выработанными наукой права. Выводы эти оправдываются только необходимостью и современным состоянием законодательства, не более. В самом деле, могут быть случаи, когда недействительность тех или других процессуальных действий, совершенных вопреки порядку, законом предписанному, до такой степени очевидна, что составители уставов и не считали как бы необходимым прямо указывать на недействительность их в прямом постановлении закона, полагая, что на практике и без того не может возникнуть никакого сомнения в том, что недействительность должна наступить сама собой; в особенности если известное правило, определяющее порядок совершения тех или других действий, установлено в интересе общем государственном. Так, напр., и у нас в правилах устава, определяющих случаи возвращения прошений, ничего не упоминается о том, чтобы прошение, написанное на каком-либо иностранном языке, подлежало возвращению; но, если принять во внимание, что правило, требующее, чтобы в русских судах и все производство было на отечественном языке, установлено в интересе общем государственном, то придется признать, хотя бы на основании указанных выше соображений французского кассационного суда, что прошения, а равно и всякая бумага, ответ, возражение и проч., подаваемая в суд, писанная на языке иностранном, не может подлежать принятию, несмотря на то, что в уставе об этом и ничего не говорится. Далее, отступления от установленного законом порядка для совершения некоторых процессуальных действий могут быть иногда таковы, что самые действия, совершенные без соблюдения указанного законом порядка, будут как бы не окончены, так что достижение цели, к которой направлено известное действие, вследствие этого окажется невозможным. Мне кажется, что и при таких обстоятельствах процессуальное действие, неоконченное и не достигающее цели, также должно быть признано недействительным или абсолютно, или релятивно, смотря по важности упущения, хотя бы о недействительности такого действия закон и умалчивал. Абсолютной недействительностью, как мы видели выше, поражается подача искового прошения в тех случаях, когда прошение вовсе не принимается судом; а недействительностью релятивной подача прошения поражается в том случае, когда оно оставляется без движения. Если считать допустимым применение по аналогии этих указаний по отношению последствий тех или других нарушений закона при подаче исковых прошений и относительно определения последствий подачи состязательных бумаг, то представится, конечно, возможным признать, что и нарушения требований закона относительно составления состязательных бумаг и представления необходимых при них приложений, должны сопровождаться никакими иными последствиями, как или непринятием бумаг судом к рассмотрению, или оставлением их без движения по распоряжению председателя суда. Какими же из этих последствий должны сопровождаться те или другие отступления от требований закона о составлении состязательных бумаг и представлении при них необходимых приложений?
Предположим, во-первых, что какая-либо состязательная бумага, подаваемая в суд, написана на простой бумаге, или хотя и на гербовой бумаге, но низшего достоинства, и рассмотрим, каковы должны быть последствия подобного отступления от того общего правила устава, в силу которого все бумаги, подаваемые тяжущимися в суд, должны быть писаны на гербовой бумаге 60-копеечного достоинства. Указать последствия собственно этого упущения нетрудно, вследствие того, что сам устав в правиле 846 ст. прямо указывает, что всякая бумага, подаваемая в суд и неоплаченная установленным гербовым сбором, должна быть, на основании 269 и 270 ст., оставляема без движения с объявлением об этом тяжущемуся, допустившему такое отступление от требования закона о написании подаваемых в суд бумаг на гербовой бумаге 60-ти-копеечного достоинства.
Предположим, далее, другой случай. При состязательной бумаге, поданной одним из тяжущихся, не приложены в достаточном количестве копии самой бумаги или представленных при ней приложений, для вручения противной стороне. Какие должны быть последствия подобного нарушения правил устава, требующих представления копий всегда по числу лиц, представляющих противную сторону? Мне кажется, что последствия подобного нарушения требований устава должны быть те же самые, как и в первом случае. Это на том основании, что подача бумаги, без представления при ней в надлежащем количестве копий, не достигает цели, потому что по общему правилу, принятому и нашим уставом, все средства, представляемые тяжущимися в защиту их интересов, должны быть непременно сообщаемы противной стороне; при отсутствии же хотя бы одной из копий, выполнение этого общего правила становится невозможным, вследствие чего, и следует признать, что последствием и этого нарушения также должно быть оставление состязательной бумаги без движения. Когда в деле является несколько истцов, или несколько ответчиков, то последствия нарушений ими правил устава, определяющих порядок составления и представления в суд состязательных бумаг и следуемых при них приложений, хотя бы нарушений подобных указанным в двух предыдущих случаях, могут быть различны, смотря по тому, подается ли состязательная бумага всеми истцами или ответчиками сообща одна, или же каждый из них подает бумагу отдельно только от себя. В первом случае, если бы даже нарушение касалось одного из тяжущихся, т. е. если бы, напр., копия прилагаемого при бумаге документа, служащего к утверждению прав одного из них, была написана на простой бумаге, или была бы вовсе не приложена, тем не менее, подача бумаги в целом относительно всех тяжущихся должна быть признана относительно недействительной, вследствие чего, и самая бумага должна быть оставляема без движения, потому что, как это понятно и само собой, ни одна бумага не может быть в одно и то же время и принята окончательно и оставлена без движения. Напротив, в том случае, когда каждый из тяжущихся подает бумагу только от себя, то, конечно, объяснениям тех из тяжущихся, которыми соблюдены все требования закона, определяющие порядок составления состязательных бумаг, должно быть дано дальнейшее движение, а объяснения других, не исполнивших указанных требований, должны быть оставляемы без движения.
Что касается других случаев нарушения правил устава о порядке составления и представления тяжущимися состязательных бумаг и следуемых при них приложений, и, преимущественно, случаев нарушений правил, относящихся до формальной стороны, или определяющих формальные условия составления состязательных бумаг, выраженные в 269 ст., то председатель суда, при определении последствий тех или других отступлений, обязан каждый раз строго взвесить, насколько допущенные отступления имеют существенное значение и сообразно этому, или давать ход бумаге, или признать подачу бумаги относительно недействительной и оставлять ее без движения. Но чтобы считать допустимым последнее, мне кажется, необходимо всегда иметь в виду вышеуказанные мной начала, т. е. рассмотреть, допущены ли тяжущимся отступления от таких требований закона, которые установлены в интересе публичном, или же допущенные отступления такого свойства, что при существовании этих отступлений самая цель, с которой установлены известные требования закона, представляется недостижимой. Во всяком же случае, требования устава в отношении соблюдения тех или других формальных условий составления состязательных бумаг ни в каком случае не должны считаться более строгими, чем такие же требования устава в отношении составления исковых прошений, потому что вообще состязательные бумаги имеют, по самому существу их, меньшее значение, чем исковое прошение. На этом основании я и полагаю, что все те отступления от правил, преподанных уставом для составления исковых прошений и порядка представления при прошениях приложений, указанные мной подробно выше в параграфе об исковых прошениях, которые не должны служить поводом ни к возвращению прошения, ни к оставлению его без движения, не должны также оказывать никакого влияния и на действительность подачи состязательных бумаг, если эти отступления допущены при составлении сих последних. Некоторые даже отступления, которые считаются достаточным поводом к возвращению прошения, в отношении принятия состязательных бумаг не должны оказывать никакого влияния, как, напр., неуказание, положим, в ответе на исковое прошение местожительства истца или ответчика, так как, эти сведения уже заключаются в исковом прошении, и, потому, указание их вновь в ответе представляется излишним; или помещение в ответе укорительных выражений и проч., так как помещение укорительных выражений должно служить только поводом к непринятию искового прошения, а не других бумаг, напр. апелляционной жалобы, как это признал и сенат (реш. 1867 года, № 343).
Собственно же несоблюдение тяжущимися при составлении состязательных бумаг правил 314 и 315 ст., относящихся до самого содержания их, не должно иметь никакого значения в отношении принятия таких бумаг, которые, по содержанию их, не удовлетворяют требованиям этих статей устава. Мы видели уже, что и при принятии исковых прошений председатель суда не вправе входить в какое-либо обсуждение содержания их, и обязан принять прошение, если только оно с формальной стороны удовлетворяет требованиям закона; также точно и при принятии состязательных бумаг председатель не должен входить в рассмотрение содержания их. Это уже дело суда, а не председателя. Поэтому, как бы бумага ни была изложена, председатель суда обязан дать ей ход. Поэтому, следует признать, что соблюдение правил 314 и 315 ст. необязательно для тяжущихся при составлении состязательных бумаг, и что они преподаны не более как в виде руководства или наставления тяжущимся для лучшего составления подаваемых ими бумаг, так как, собственно никаких процессуальных последствий нарушения тяжущимися этих правил устав не указывает, хотя невыгодные материальные последствия для тяжущихся, не исполнивших всех требований этих статей, вполне возможны. Так, по объяснению сената, последствием неупоминания ответчиком в его ответе на исковое прошение о том, что он отвергает требования истца, или не признает каких-либо обстоятельств, приведенных истцом, может быть признание со стороны суда требований истца не подлежащими подкреплению дальнейшими доказательствами, в том случае, когда бы ответчик не оспаривал эти требования и при дальнейшем производстве дела (реш. 1875 года, № 39).
В практике, сколько мне известно, председатели многих окружных судов применяют правила об оставлении прошений без движения к состязательным бумагам и на самом деле. По указанию сената (реш. 1883 года, № 92), а из процессуалистов Муллова (Заочное решение. Журн. Минист. Юстиц. 1868 г., кн. 3, стр. 193), состязательные бумаги, подаваемые, напр., без приложения копий их для сообщения противной стороне, также должны быть, применительно к правилам 269 и 270 ст., оставляемы без движения. Впрочем, по указанию сената, обряд этот относительно состязательных бумаг должен быть применяем лишь только в тех случаях, когда применением его не может быть замедляемо движение производства по делу, или другими словами когда применение его по ходу процесса представляется еще возможным; в тех же случаях, когда бы оставление состязательной бумаги без движения должно было влечь за собой замедление производства, как, напр., в случае подачи бумаги в заседании по делу, бумага эта должна быть, по мнению сената, оставляема судом уже прямо без рассмотрения. Наконец, по мнению нашего процессуалиста Малинина, обряд оставления без движения даже вовсе не должен быть применяем к состязательным бумагам, на том основании, что применением этого обряда должно непременно замедляться движение производства по делу во вред истцу, вследствие чего, применение этого обряда представляется явно несправедливым (Убеждение судьи, стр. 139); каковы же должны быть последствия несоблюдения тяжущимися требований закона относительно составления состязательных бумаг и представления необходимых при них приложений, того Малинин не указывает. Если принять во внимание все сказанное мной о необходимости признавать в некоторых случаях подачу состязательных бумаг, вследствие несоблюдения тяжущимися наиболее существенных требований закона относительно их составления и представления необходимых при них приложений, недействительной относительно, или абсолютно, то придется скорее всего признать совершенно правильными указания, данные сенатом, относительно допустимости, как оставления их без движения, так и оставления их без рассмотрения. В самом деле нельзя не согласиться с сенатом, что оставление без движения состязательных бумаг, или, все равно, поражение релятивной недействительностью подачи их может быть допускаемо лишь только в тех случаях, когда исправление упущения представляется по ходу процесса еще возможным, вследствие того, что только в этих случаях оставление бумаги без движения может быть делаемо без нарушения интересов противной стороны. В тех случаях, когда, напротив, обряд оставления бумаги без движения не может быть соблюдаем без нарушения интересов противной стороны, ничего более, конечно, не остается, как допустить поражение полной недействительностью подачи бумаги, или, все равно, допустить оставление её без рассмотрения, так как, не может не быть очевидным, что оставление бумаги без рассмотрения по последствиям совершенно равносильно непринятию бумаги, или, все равно, признанию подачи ее недействительной. Если считать правильным вообще то положение, что применение обряда оставления без движения к состязательным бумагам не должно вредить интересам противной стороны, то нельзя также не признать, во-первых, что в случае оставления без движения или такой состязательной бумаги, которая подана после срока, установленного законом на ее подачу, или такой бумаги, которая не может иметь значения одной из тех четырех состязательных бумаг, о которых говорится в правилах разбираемых статей, противная сторона не может быть лишена права просить о назначении заседания по делу, и, во-вторых, что самая бумага в таком случае должна быть оставляема судом без рассмотрения, когда бы до заседания по делу податель бумаги не успел исправить допущенного им нарушения. Впрочем, по поводу оставления состязательных бумаг без рассмотрения нельзя еще не заметить, что в тех случаях, когда бы при подаче бумаги были допущены такие отступления от требований закона, которыми нарушается исключительно частный интерес противной стороны, как, напр., в случае неприложения при ней копии ее, или копии какого-либо документа для сообщения противной стороне, может быть допущено, с согласия этой последней стороны, и принятие ее судом к рассмотрению, вследствие того, что согласием стороны на рассмотрение бумаги допущенное при подаче ее нарушение может считаться покрытым. Само собой разумеется, конечно, что, напротив, в тех случаях, когда допущенным при подаче бумаги нарушением закона затрагивается интерес публичный, как, напр., в случае подачи бумаги, неоплаченной гербовым сбором, или изложенной на каком-либо языке иностранном, бумага не может быть принята к рассмотрению даже и с согласия противной стороны.
Прежде, чем перейти, наконец, к рассмотрению следующих статей устава, я считаю необходимым сказать здесь еще несколько слов о том, каким образом, или в какой форме должна быть предъявлена тяжущимся просьба о назначении заседания. На практике это делается обыкновенно так: сами тяжущиеся, или их поверенные, заявляют председателю суда словесно просьбу о назначении заседания, и председатель, по выслушании этой просьбы, если находит, что дело готово к слушанию, удовлетворяет просьбу, о чем и делает надпись на прошении с обозначением времени, когда им назначается заседание и объявляет об этом тут же просителю. Так как закон ничего не говорит о том, каким образом должны быть предъявляемы просьбы о назначении заседания, а равно не воспрещает и предъявления словесных просьб, то допущение практикой словесных просьб о назначении заседания представляется вполне правильным. Но. из этого вовсе не следует, чтобы в этих случаях не допускались и просьбы письменные; если же допустить и письменные просьбы, то сам собою возникает вопрос о том, обязан ли тяжущийся всегда лично подавать председателю суда просьбу о назначении заседания, или же он вправе подать просьбу и иным образом, напр. прислать прошение по почте, или доверить подачу просьбы другому лицу. На практике, конечно, просьбы о назначении заседания большею частью предъявляются лично и словесно, потому что большинство дел тяжущиеся обыкновенно ведут через поверенных, живущих в том городе, где находится суд, и для которых предъявить лично просьбу о назначении заседания не представляет никакого затруднения; но могут быть, конечно, случаи, когда тяжущиеся, желая вести дело лично и не живя постоянно в том городе, где находится суд, будут вынуждены послать председателю суда просьбу о назначении заседания или по почте, или через другое лицо. Мне кажется, что просьбы, посланные тяжущимися указанными способами, должны быть приняты и разрешены, потому что в законе также пет никакого воспрещения подавать просьбы о назначении заседания по почте, или доверять подачу их другому лицу, надписью на самом прошении. При таком способе подачи просьб для тяжущихся является только одно неудобство, это то — что он не будет уведомлен судом о дне, назначенном для слушания его дела, потому что, как мы увидим несколько ниже, о дне заседания уведомляется только противник того тяжущегося, по просьбе которого заседание назначено; но устранить такое неудобство, конечно, дело самого тяжущегося. Во всяком же случае просьбы о назначении заседания, каким бы из указанных способов заявлены ни были, должны быть приняты и разрешены. Впрочем, на практике, как, напр., в петербургском окружном суде и некоторых других, по свидетельству Назимова, считают возможным допускать удовлетворение просьб о назначении заседания только в случаях личной явки в суд стороны, просящей о назначении заседания и личного заявления просьбы председателю суда. Такой порядок разрешения этих просьб Назимов в своей заметке: „О назначении заседания для слушания дела“, считает неправильным и несогласным с духом судебных уставов. По его мнению, напротив, следует допускать и письменные просьбы о назначении заседания, и, притом, просьбы, подаваемые не лично тяжущимися, на том основании, что закон нигде не высказывает, чтобы подобные просьбы были недопустимы в настоящем случае; а одно умолчание закона о таком способе заявления просьб не дает еще права заключать, чтобы такая просьба могла быть признаваема недействительной. Назимов не только отдает вполне предпочтение практике тех провинциальных судов, которые принимают подобные просьбы и удовлетворяют их, но он считает даже возможным в случаях назначения заседания по письменной просьбе тяжущегося, поданной им не лично, посылать обеим сторонам уведомление о дне, назначенном для слушания дела, несмотря на то, что правило 322 ст. требует только посылки повестки стороне противной той, которая просила о назначении заседания (Судеб. Вест., 1877 г., № 266). Мне остается теперь рассмотреть только две последние статьи настоящего параграфа, к толкованию которых я и перехожу.
Ст. 322. Противник того тяжущегося, по просьбе коего назначено заседание, уведомляется о сем повесткой.
Ст. 323. С назначением дела к слушанию, оно вносится в очередной список, которым определяется очередь доклада дел.
По поводу правила первой из этих статей, в силу которого только противник того тяжущегося, по просьбе которого назначено заседание, уведомляется об этом повесткой, возникают следующие наиболее существенные вопросы, которые требуют несколько более подробного рассмотрения: 1) кому из тяжущихся должна быть послана повестка; 2) куда должна быть послана повестка; 3) что должна содержать в себе повестка, и, наконец, 4) какие должны быть последствия несоблюдения председателем суда правила этой статьи? Что касается первого вопроса, — кому из тяжущихся должна быть послана повестка, — то ответ на этот вопрос хотя и содержится в самой 322 ст., но ответ неполный. Статья эта говорит только, что противник того тяжущегося, по просьбе коего назначено заседание, уведомляется о сем повесткой; понятно, что такой ответ достаточен только в том случае, когда в деле являются один истец и один ответчик. В этом случае, конечно, если кто-либо из них просит о назначении заседания, то достаточно уведомить об этом его противника. Но, как следует поступить в том случае, если в деле является несколько истцов и несколько ответчиков, и когда о назначении заседания просит один из истцов или один из ответчиков? Конечно, по прямому смыслу правила разбираемой статьи, если просит о назначении заседания, положим, один из истцов, то об этом должны быть уведомлены все ответчики. Но, мне кажется, что в этом случае недостаточно уведомить только ответчиков; уведомлены о назначении заседания должны быть также и те из истцов, которые не просили о назначении заседания. Я полагаю, что председатель суда обязан уведомить в этом случае и истцов, не просивших о назначении заседания, на том основании, что если принять во внимание цель, с которой включено в устав правило 322 ст., — цель, заключающуюся в том, чтобы вообще о дне заседания были извещены стороны процесса, и если принять, затем, во внимание, что посылкой повестки только ответчикам о дне заседания не извещаются все лица, участвующие в процессе в качестве стороны, а извещается только один из истцов, просивший о назначении заседания, которому при предъявлении самой просьбы председатель суда объявляет о дне, назначенном для слушания дела, — то необходимо прийти к заключению, что для того, чтобы указанная цель закона была достигнута, о дне, назначенном для заседания, должны быть уведомлены не только ответчики, но и те из истцов, которые не просили о назначении заседания. Затем, следует также признать, что в случае участия в деле третьих лиц, о дне заседания должны быть уведомляемы повесткой также и эти последние, на том основании, что и третьи лица, как это мы увидим в главе о частных производствах, пользуются правами участвующих в деле лиц.
Второй вопрос — о месте, куда должно быть послано уведомление тяжущимся,—разрешается довольно просто. В самом деле, если мы вспомним то правило устава, в силу которого тяжущиеся обязаны на время процесса избрать себе местопребывание в том городе, где находится суд, о чем и должны заявить суду, то, вместе с тем, мы должны будем признать, что повестка тяжущимся о дне заседания должна быть послана не в действительное их местожительство, а в место их временного пребывания в том городе, где находится суд. Тем же, конечно, из тяжущихся, которые не заявили суду о месте, избранном ими для жительства в городе, повестка вовсе не должна быть посылаема.
Что касается, далее, третьего вопроса, о содержании повестки, то повестка приблизительно должна быть составлена по общим правилам о повестках; но самое существенное, что должно быть указано в повестке, это, конечно, день, назначенный для слушания дела, и дело, по которому назначается заседание. Повестка, конечно, также должна быть составлена в двух экземплярах и послана через судебного пристава, или через судебного рассыльного.
Наконец, в отношении четвертого вопроса — о последствиях несоблюдения правила 322 ст. — я должен сказать, что прямого ответа на этот вопрос в постановлениях устава найти нельзя, но, тем не менее, нарушение этого правила, выраженного в такой категорически императивной форме, без последствий никоим образом оставаться не должно. Мне кажется. что в этом случае единственным последствием неуведомления тяжущихся повесткой о дне, назначенном для заседания, или же ошибочное уведомление, т. е. посылка повестки не тому лицу, не в то место, или неправильное означение в повестке числа, на которое назначено заседание, как это правильно признал сенат во множестве решений (реш. 1870 г., №№ 271, 1867 и мног. друг.), должна быть — отсрочка заседания по делу. Хотя решения сената и относятся большей частью до правил о вызове к суду в мировые съезды, или в судебные палаты, но, так как, цель всех этих вызовов одна и та же, то мне кажется, что и взгляды сената, высказанные в приведенных решениях, должны иметь полное применение и при объяснении правила 322 ст. Впрочем, отсрочка заседания, как последствие несоблюдения правила этой статьи, не всегда должна иметь место, потому что нарушение правила 322 ст., как правила, установленного преимущественно в интересах самих тяжущихся, должно быть отнесено к числу таких нарушений, которые всегда могут быть покрыты последующими действиями тяжущихся. Так, напр., тяжущийся, не получивший повестки, является однако же в заседание по делу и дает свои объяснения; понятно, что в этом случае никакой отсрочки заседания допущено быть не должно, даже если бы тяжущийся, не получивший повестки, и заявлял суду в заседании об этом обстоятельстве и просил отсрочки, ссылаясь на то, что не зная о дне, назначенном для заседания, не мог приготовиться к представлению объяснений, потому что времени для подготовки представления всех средств защиты тяжущийся мог иметь достаточно, в продолжении обмена состязательных бумаг, или в течение всего того времени, когда дело находилось в положении предварительной письменной подготовки. Не может быть дана отсрочка также и в том случае, если тяжущийся, являющийся в заседание, получил повестку с ошибочным означением в ней дня, назначенного для заседания, или с каким-либо другим ошибочным указанием, в отношении, напр., дела, назначенного к слушанию, или лица, вызываемого в заседание и проч., что отчасти признал и сенат (реш. 1870 года, № 323), объяснив, что доклад дела в этом случае, когда тяжущийся находился в заседании и давал объяснения, не составляет нарушения существенного, могущего служить кассационным поводом. Если же тяжущийся или вовсе не получил повестки, или получил повестку с такими ошибочными указаниями, которые могли его ввести в такое заблуждение, что неявка его в заседание получает полное оправдание, суд обязан сам ex officio отсрочить заседание по делу. Из этого положения вытекает еще другое последствие, заключающееся в том, что суд может приступить, в отсутствие одного из тяжущихся, к докладу дела не иначе, как удостоверившись предварительно в том, вручены ли повестки отсутствующим тяжущимся о дне, назначенном для заседания.
Правило второй из цитированных статей, 323 ст., не требует само по себе не только никакого объяснения, но оно даже и не имеет никакого процессуального значения, как относящееся исключительно к распорядительным действиям председателя, который, в силу этого правила, обязан дело, назначенное к слушанию, внести в очередной список, которым определяется очередь доклада дел. Замечу только, что вместе с назначением дела к слушанию на практике председатель суда обыкновенно назначает и члена-докладчика, которому поручается доклад дела в заседании, если докладчик не был назначен прежде, при самом принятии искового прошения на основании 271 ст.
С назначением заседания по делу, оно выходит из состояния предварительной письменной подготовки, процесс в своем движении вступает в новую фазу, он переходит в ведение суда, как коллегии. До сих пор дело находилось в заведовании председателя, все процессуальные действия совершались по единоличному распоряжению и под единоличным наблюдением председателя суда. Конечно, распоряжения председателя, как и целого суда, не всегда могут быть правильны, не всегда достаточно своевременны. Неправильность в распоряжениях председателя может быть допущена частью от непонимания точного смысла закона, частью же вследствие неясности самого закона: а мы видели уже, что правила устава, относящиеся до предварительной письменной подготовки, далеко не отличаются достаточной полнотой и толкуемы могут быть различно, и мне известны случаи, когда, при одинаковых обстоятельствах, одни из председательствующих в гражданском отделении суда удовлетворяют просьбы о назначении заседания, а другие отказывают: именно, одни считают возможным назначать заседание по просьбе ответчика и тогда, когда им не подано ни одной письменной состязательной бумаги по делу; другие же положительно отказывают ответчику в просьбе о назначении заседания, когда им не подано письменного ответа на исковое прошение. Может быть допущена также и медленность в распоряжениях председателя или вследствие накопления дел, а иногда вследствие невнимательности председателя, и, притом, иногда медленность довольно значительная; так, мне известен случай из практики одного провинциального суда, когда товарищ председателя, председательствовавший в гражданском отделении, только через год по подаче прошения собрался сделать распоряжение об оставлении прошения без движения, за непредставлением судебных пошлин в достаточном количестве, а, затем, когда это упущение было своевременно исправлено, то копия прошения ответчику была сообщена после этого только через четыре или пять месяцев. Нельзя, кажется, не признать, что ни такая медленность председателя не может быть терпима, ни, напр., неправильный отказ председателя в просьбе тяжущихся о назначении заседания не может быть допущен; отсюда, и возникает сам собой вопрос о том — предоставлены ли, по нашему уставу, все распоряжения председателя суда, или заступающего его место товарища председателя, или члена-докладчика. полному и бесконтрольному усмотрению их. или же действия председателя могут быть обжалуемы, и если жалобы допустимы, то куда следует адресоваться с подобными жалобами? Что жалобы на медленность действий председателя, подобно тому, как и жалобы на медленность распоряжений самого суда, должны быть допускаемы на основании правила 784 ст., то в этом, кажется, не может быть сомнения. Если же принять во внимание то общее начало, усвоенное нашим уставом гражданского судопроизводства, в силу которого никакие распоряжения ни самих судов, ни отдельных должностных лиц судебного ведомства не предоставлены бесконтрольному их усмотрению и что право обжалования их действий есть общее правило; случаи же, когда жалобы не допускаются, составляют только изъятия из этого общего правила, и если, затем, принять также во внимание, что на основании правил учреждения судебных установлений, все действия как судебных мест, так и должностных лиц судебного ведомства подлежат контролю и обсуждению, в порядке постепенности инстанций, высшего судебного места, то придется, вместе с тем, признать, что жалобы на распоряжения председателя вообще допустимы во всех тех случаях, в которых закон прямо не воспрещает принесения жалоб, или во всех случаях, которые не подходят под то или другое изъятие, прямо в законе выраженное, когда жалобы не допускаются. На этом основании следует допустить, что и жалобы, напр., на отказ председателя в назначении заседания по делу по закону возможны. Из только что сказанного само собой следует, что жалобы как на медленность председателя, так равно и вообще на его распоряжения должны быть приносимы не иначе, как в судебную палату, как такому судебному месту, которому в порядке постепенности инстанций непосредственно вверен надзор над окружными судами, состоящими в округе палаты, а никак не окружному суду, потому что принесение жалобы на председателя суда тому же суду, как мы видели выше, при рассмотрении правил о порядке обжалования действий председателя суда по предмету принятия прошений, составителями уставов признано неудобным. Так же точно должны быть приносимы жалобы в палату в этом случае, без сомнения, и тогда, когда распоряжения по делу делаются не самим председателем, а его товарищем или назначенным членом-докладчиком, потому что эти лица заступают в этом случае председателя и исполняют его обязанности.
Хотя в уставе не указан собственно порядок принесения жалоб в палату на распоряжения председателя по предмету предварительного приготовления дел к слушанию, но, соображаясь с теми случаями, в которых порядок принесения жалоб на действия председателя указан, следует, кажется, признать, что и жалобы, как на медленность, так равно и жалобы на распоряжения председателя, напр. на отказ в назначении заседания, на непринятие состязательной бумаги и проч., должны быть приносимы непосредственно в судебную палату. Палата же обязана рассматривать эти жалобы, руководствуясь хотя бы 249 ст. учрежд. суд. уст. в порядке надзора, не стесняясь отсутствием указания в постановлениях устава, относящихся до предварительной письменной подготовки порядка принятия жалоб на распоряжения председателя по этому предмету. За допустимость принесения частных жалоб судебной палате на распоряжения председателя суда, или заступающего его место, по предмету, напр., вызова сторон в суд и признания, затем, вызова кого-либо из них недействительным, высказалась и Варшавская судебная палата (Юридич. вопр., разреш. Варш. судеб. палат. Журн. гражд. и угол. пр. 1879 г., кн. 5, стр. 65).
Против возможности допускать жалобы в судебную палату на распоряжения председателя по предмету обмена между тяжущимися состязательных бумаг и по предмету удовлетворения просьб о назначении заседания могут, конечно, возразить, что жалобы в этом случае не должны быть допускаемы на том основании, что если закон считал необходимым прямо означить случаи, в которых жалобы допускаются, как, напр., в случае непринятия искового прошения, то по аргументу а contrario следует заключить, что в других случаях закон не считал необходимым допускать обжалование распоряжений председателя и что подобные жалобы, поэтому, и не должны подлежать принятию и рассмотрению. Но, против этого можно возразить, что толкование закона по аргументу а contrario здесь совершенно неуместно; здесь, напротив, более применимо другое противоположное правило толкования — unius positio non est exclusio alterius, потому что вообще толкование по аргументу а contrario возможно только тогда, когда при таком способе толкования закона получается вывод, нисколько не противоречащий как общим началам, усвоенным целым отделом законодательства, так и другим отдельным законоположениям, перед которыми специальное правило теряет значение. Оба эти основания, исключающие возможность применения аргумента а contario к постановлениям устава по занимающему пас вопросу, на лицо: недопущение жалоб на действия председателя в разбираемых случаях противоречило бы и общему смыслу постановлений устава в их совокупности, устанавливающих как общее правило — обжалование действий мест низших перед высшими; а также противоречило бы и отдельному законоположению, выраженному в 249 ст. учреж. суд. уст., устанавливающему непременный надзор мест высших за действиями должностных лиц низших мест. Подтверждением высказанному мною мнению о возможности обжалования и таких действий судебных мест и должностных лиц, об обжаловании которых в законе прямо и ничего не говорится, служит и практика сената. Так, сенат, придерживаясь сначала буквального толкования правил нашего устава об отмене решений в кассационном порядке, допускал принесение кассационных жалоб только на решения по существу спора (реш. 1866 года, № 30); впоследствии же сенат вынужден был, силой самых вещей, отказаться от своего взгляда и допускать жалобы также и на частные определения, и, притом, в таких случаях, когда устав о возможности обжалования прямо не говорит (реш. 1871 года, №№ 920, 994 и мног. друг.) В подтверждение этого последнего своего взгляда сенат постоянно делает ссылку именно на 249 ст. учрежд. суд. уст. и считает возможным принимать к своему рассмотрению подаваемые жалобы в порядке надзора. Такой взгляд сената нельзя не признать вполне правильным, потому что недопущение жалоб, в некоторых случаях, равнялось бы действительно отказу в правосудии, так, напр., недопущение жалобы на неправильный отказ председателя в назначении заседания ставило бы сторону, домогающуюся слушания дела, в невозможность достигнуть разрешения спора по существу.
Что касается срока, в который должны быть приносимы жалобы на распоряжения председателя, то в отношении принесения жалоб на медленность сам закон никакого срока не устанавливает; также точно мне кажется невозможным установить какой-либо срок на обжалование и других действий председателя, потому что установление срока в этом случае было бы произвольно, по неимению прямого закона, определяющего срок; вследствие чего, остается признать, что жалобы могут быть приносимы во всякое время.
Впрочем, по поводу допущения жалоб на распоряжения председателя в судебную палату, я не могу не заметить еще, что жалобы эти должны быть допускаемы, кажется, только на отказ председателя в совершении известных действий, по не на неправильное или преждевременное совершение их. В этом последнем случае достаточно будет, кажется, просто заявление о таких действиях тем тяжущимся, интересы коего нарушены неправильными распоряжениями председателя суда в заседании по делу. Так, напр., положим, председатель суда, по просьбе одного из тяжущихся, назначил заседание по делу в то время, когда оно еще было не готово к слушанию, когда другие тяжущиеся имели еще право на представление состязательных бумаг и которые назначением заседания лишаются этого права. Если один из тяжущихся, интересы которого нарушены преждевременным распоряжением председателя о назначении заседания по делу, не будет об этом заявлять суду, то, конечно, самому суду не будет никакой надобности входить в рассмотрение вопроса о неправильности распоряжения председателя; но, если только тяжущийся заявит об этом суду и будет просить об отсрочке заседания, то суд обязан будет, если действительно найдет, что интересы тяжущегося, делающего заявление, нарушены преждевременным назначением заседания председателем, отложить заседание, признать дело неготовым к слушанию и не вышедшим из состояния предварительной письменной подготовки. После такого определения суда, дальнейший обмен между тяжущимися состязательных бумаг, прерванный неправильным распоряжением председателя, должен будет, конечно, продолжаться установленным порядком.
Наконец, прежде, чем окончить рассмотрение правил настоящего параграфа, в заключение я считаю необходимым остановиться еще на рассмотрении следующих двух вопросов: во-первых, вопроса о том — до какого момента судопроизводства допустим, по нашему уставу, обмен между тяжущимися бумаг, заключающих в себе объяснения по существу дела, и, во-вторых, вопроса о том — может ли быть назначаемо заседание по делу только по просьбе истцов и ответчиков, или же оно может быть назначаемо также и по просьбе третьих участвующих в деле лиц? Что касается первого вопроса, то казалось бы, что в силу самых вещей, следовало бы в его разрешении признать, что с назначением дела к слушанию должен был бы прекратиться и обмен между тяжущимися бумаг. Обмен тех четырех состязательных бумаг, о которых говорится в рассмотренных сейчас правилах устава, с назначением заседания по делу действительно прекратится; но, дело в том, что тяжущиеся, как мы видели в своем месте, не лишены права подавать еще и другие бумаги, с объяснениями по существу дела. До какого же момента судопроизводства может продолжаться обмен этих последних бумаг? На практике, впрочем, обыкновенно бывает так, что после назначения председателем суда заседания по делу, тяжущиеся действительно не подают более бумаг до дня, назначенного для доклада дела, когда они обыкновенно и приводят новые доводы и представляют новые доказательства иногда и на бумаге, во время самого заседания. Но, если это так и бывает на самом деле, то это во всяком случае не более, как факт; юридического же основания, как мне кажется, к прекращению вообще между тяжущимися обмена бумаг с назначением заседания все же найти нельзя. В самом деле, в уставе не содержится ни воспрещения, с одной стороны, тяжущимся подавать бумаги после назначения заседания по делу, ни предоставлено, с другой стороны, также права и суду бумаги от них не принимать, из чего и можно заключить, что нашим уставом момент, после которого обмен между тяжущимися бумаг был бы положительно воспрещен, не установлен, и что, следовательно, тяжущиеся вправе подавать бумаги и после того дня, когда председателем сделано уже распоряжение о назначении заседания по делу. Из сказанного, таким образом, следует, что момент, прекращающий представление тяжущимися бумаг, с объяснениями по существу дела, или момент, далее которого обмен между тяжущимися этих бумаг продолжаться не должен, в нашем уставе вовсе не определен, и это, по моему мнению, составляет довольно существенный пробел, так как, это обстоятельство может подать повод иногда к крайне недобросовестным действиям со стороны тяжущихся и поставить, таким образом, в затруднительное положение как суд, так и прочих тяжущихся. Обращаясь к разрешению второго из поставленных вопросов, я не могу, прежде, не заметить, что вопрос этот вряд ли может быть разрешен одинаково по отношению всех случаев принятия участия в деле третьих лиц, вследствие того, что не все лица, вступающие в дело в качестве третьих лиц, могут пользоваться одинаковыми правами в деле. Именно, в главе о частных производствах мы увидим, что права третьих лиц в процессе не всегда одинаковы и должны разнообразиться, смотря по тому — принимают ли третьи лица участие в деле в самостоятельной роли стороны процесса, или же только в роли пособников одной из них, и что только первые из этих лиц должны пользоваться одинаковыми правами с тяжущимися в процессе, права же пособников, напротив, во многом представляются ограниченными. Ввиду этого обстоятельства, в разрешение занимающего нас вопроса и нельзя не признать, что третьим лицам, принимающим участие в деле в самостоятельной роли стороны процесса, несомненно должно принадлежать и право просить о назначении заседания по делу, разумеется, в те же моменты процесса, как истцам и ответчикам; что же касается признания этого права и за третьими лицами пособниками, то в этом отношении вряд ли возможен утвердительный ответ, вследствие того, что признать право распоряжения ходом процесса за такими лицами, которых интересы только, а не права, зависят от решения дела в пользу той или другой стороны, помимо воли самих сторон процесса, а иногда, быть может, в ущерб их интересов, когда бы они находили почему-либо, что дело их не должно еще подлежать рассмотрению в заседании, представляется положительно невозможным.