В конце мая (1899 г.), когда была уже решена наша поездка на Урал (стр. 11), я считал необходимым письменно обратиться к многим владельцам частных заводов на Урале, прося содействовать изучению положения железного дела, и получил ответы столь благоприятные и обстоятельные, что они много ободрили всех нас, собиравшихся ехать в незнакомые места для выполнения возложенных на нас задачи. А так как я имею честь давно лично знать господина министра земледелия и государственных имуществ, высокоуважаемого Алексея Сергеевича Ермолова, то явился к нему, прося его содействия, на что он изъявил своё полное согласие самым предупредительнейшим образом и сделал много драгоценных указаний, основанных на его личном знакомстве с Уралом, где он много ездил в 1895 г. Им обещано было и содействие местного Горного управления, для чего Алексей Сергеевич посоветовал сразу же обратиться к главному начальнику уральских заводов П.П. Боклевскому, бывшему тогда в Петербурге. Повидавшись с ним, я узнал, что он из Петербурга едет для осмотра южно-русских железных заводов в Донецкий край и вернётся в Екатеринбург только в первых числах июля. Это известие изменило моё первоначальное намерение ехать сначала в Екатеринбург и уже оттуда в другие части Уральского края. Желая воспользоваться личными указаниями и сведениями столь компетентного лица, как главный начальник горных заводов, я решил поэтому остановиться в Екатеринбурге только в первой половине июля, до того времени объехать более северные части края, а затем отправиться на юг. Сообщенное мне позднейшее официальное извещение (№ 19861, от 11-го июня) от г-на министра земледелия и г. и. к г-ну министру финансов, окончательно укрепило меня в указанном отношении, потому что в этом извещении говорится, что мне
„надлежало бы обратиться к упомянутому начальнику (П.П. Боклевскому) с подробным указанием как заводов и лесов горнозаводских (казенных и частных) дач, которые Вы намереваетесь посетить, так и тех сведений, которые желаете получить от местных горных чинов. Что касается сведений о казенных лесах, находящихся в ведении управления Государственными Имуществами Пермской, Уфимской, Тобольской и Оренбургской губерний то таковые могут быть получены из названных управлений“.
В том же официальном письме от директора департамента Торговли и Мануфактур В.И. Ковалевского сообщалось мне:
„что, согласно извещению действительного тайного советника Ермолова им назначен для совместных работ, в качестве представителя от Министерства земледелия и государственных имуществ, чиновник особых поручений Уральского Горного управления горный инженер Саларев”.
Письмо это пришло ко мне в самый момент моего отъезда и я мог лишь только радоваться той помощи, какую надеялся получить от указанных лиц, как знатоков уральских дел. Сверх того, мне обещано было содействие местных властей от ведомств министерств: Финансов, Внутренних Дел и Путей Сообщений, и я считаю долгом вперед сказать, что от этих лиц я, действительно, получил на месте такие виды и способы содействия, которые чрезвычайно помогли мне выполнить поручение и разобраться в сложных задачах, представившихся на месте.
Но ещё до отъезда своего на Урал я не только заручился вышеуказанными вескими обещаниями, но и получил уже от многих местных деятелей множество драгоценнейших сведений и указаний. Так, многоуважаемый X.Я. Таль осведомил меня о своих поездках по Тавде и Сосьве, об учреждении большого акционерного общества «Ермакъ», с участием английских капиталистов, и об изысканиях, произведенных для железной дороги от Кушвы на Верхотурье и затем на Тавду и далее до Тобольска. Князь С.С. Абамелек-Лазарев в чрезвычайно обстоятельном большом письме сообщил мне многое по отношение к каменноугольной области западного склона Урала и к переделке там чугуна на железо. Управление Богословскими заводами, Е.И. Рагозин и Н.Д. Былим-Колосовский доставили много новых сведений о каменных углях киргизских степей и Кузнецкого округа. В.Д. Белов горячо настаивал и приводил много доказательств по отношению к необходимости расширить уральскую деятельность введением в её круг мелких местных предпринимателей и обширных лесов северо-восточного склона Урала. А.П. Матвеев с другими уполномоченными съезда уральских железнозаводчиков настойчиво указывали на многие местные обстоятельства и особенности и желали, чтобы мы при поездке на Урал обратили большое внимание на необходимые там железные дороги. Ю.П. Гужон рассказал мне кучу интереснейших вещей про Чердынский край, обратил особое внимание на множество мелких водных путей Урала, доступных для сплава, но ждущих внимательного регулирования, и фактически доказывал, что убыточность казенных горных заводов зависит исключительно от того, что к ним нельзя приложить приемов, легко доступных частным владельцам. Не упоминая ещё о многом другом, полученном мною до отъезда, я желал предшествующим перечислением дать намёк на то, что мои сведения об Урале значительно расширились уже от одного известия о посылке меня Министерством финансов. С разных сторон мне говорили уже, что действительно полного оживления железной деятельности края все ждут именно от мероприятий этого министерства и я на месте много раз слышал то же самое.
Готовясь к далекому пути, я имел, конечно, много и мелких забот, тем более, что надо было согласовать действия всех нас четверых, отправлявшихся для одной цели. П.А. Земятченский уехал на юг Урала ранее всех нас, а мы трое, С.П. Вуколов, К.Н. Егоров и я, а с нами и В.В. Мамонтов, съехались в Москве и 14-го июня вы ехали в Нижний, где (15-го июня) сели на прекрасный Любимовский пароход «Екатеринбургъ», идущий в Пермь. Тут, трое суток, среди спокойной и комфортабельной обстановки, я впервые мог отдохнуть и оглядеться после месяца усиленной подготовки к поездке. А случайности путевых встреч, сопровождавшие нас всё время, начались тем, что из Нижнего сели на наш пароход до Перми С.А. Римский-Корсаков и М.В. Бардинцев — доверенные лица графа Строганова, владеющего на Урале многими известными железными заводами. Они ехали ревизовать эти заводы и знали все дело Урала в его полной реальности. От них мы получили полное описание Строгановских заводов, приготовленное для выставки 1896 г. Tакие крупные владельцы, как гр. Строганову смотрят на железное, соляное и др. промышленный дела, как на способ получить какую-нибудь ренту с земель своих, а потому прежде всего заботятся о сохранении лесов и на это не жалеют расходов. Издавна графы Строгановы для этой цели посылают от себя молодых людей — чаще детей своих же служащих — учиться и отправляют способнейших заграницу, чаще всего именно в лесные академии. Отец известного специалиста Ф.А. Теплоухова, главного лесничего в имениях графа, тоже был ученый лесовод у гр. Строганова, и во всяком заводском управлении имеются свои главные, ученые лесничие, забота которых состоит не в том одном, чтобы присматривать за объездчиками лесов и определять количество леса, который можно безопасно (т.е. не истощая общего лесного запаса) вырубать каждый год, но также и в том, чтобы разводить леса, проводить в них дороги, охранять их от пожаров, таксировать (определять запас древесины) — словом, ухаживать хозяйственно за лесами, как коренным источником доходов, возможных
-
Отъезд из Петербурга -
Подъёмная (на гору, в верхнюю часть города) железная дорога в Нижнем Новгороде
_%D0%B6%D0%B5%D0%BB%D0%B5%D0%B7%D0%BD%D0%B0%D1%8F_%D0%B4%D0%BE%D1%80%D0%BE%D0%B3%D0%B0_%D0%B2_%D0%9D%D0%B8%D0%B6%D0%BD%D0%B5%D0%BC_%D0%9D%D0%BE%D0%B2%D0%B3%D0%BE%D1%80%D0%BE%D0%B4%D0%B5.png)
от земли на Урале. Железное дело — есть только средство с выгодой и верно пользоваться множеством лесов. Руды часто находят свои, местный, гнездами, но везут и издалека — лишь бы продать прирост леса железу, а ему сбыт верен и цены тверды. Весьма при этом было поучительно для меня сведение о том, что Уткинский и Билимбаевский заводы графа, не имея избытка своих руд, издавна арендуют у казны особый отвод на Малой Благодати, платя по условию с пуда добычи по 1/4 копейки, но недавно, когда надо было увеличить запасы руды, те же заводы приглядели другой участок, просили его в аренду — и получили, но с торгов, и ныне платят с пуда там добытой ими руды по 4,41 копейки арендной платы. Очевидно, что на пуд железа, например, полосового, такая арендная плата с руды ложится не менее, как в 10 коп. на пуд металла. Мне было известно, по Отчётам государственного контроля, что за продажу казенных руд собирается на Урале очень немного тысяч рублей, и я невольно подумали, что указанный пример многих удержит от попыток заполучить от казны железные руды. А
так как нас послали на Урал, между прочим, для определения причин, по которым железо не дешевеет на Урале, то мне, подъезжая к нему, уже становилось ясным, что одну из причин надо искать в способах ведения казенного рудного хозяйства на Урале.
Отдыхая и поучаясь рассказами об уральских делах и делишках, незаметно доехали мы до Казани, где подсел к нам, отправляясь — в который уже раз — также на Урал профессор геологии Казанского университета, известный учёный, А.А. Штукенберг, которого я знаю со времени его давнего пребывания в Петербургском университете. Чуть ли не ежегодно ездит он
_%D0%BD%D0%B0_%D0%9A%D0%B0%D0%BC%D0%B5.png)
давно на Урал, знает его истинно горные или рудные дела вдоль и поперек, и от него я узнал множество преинтересного, особенно в отношении к железным рудам Урала. Передавать это здесь считаю, однако, излишним, потому что Александр Антонович предложил мне написать для наш его отчета особую статью, в которой будет содержаться свод важнейших результатов, полученных им в отношении к распространенно металлических руд на Урале. С особым удовольствием печатаю эту статью А.А. Штукенберга во второй части этого издания (Прилож. 36-е; стр. 225).
А между тем как мы беседовали, играли в шахматы и поедали стерлядок, поглядывая на мелькание берега, геологические особенности которых нам объяснял Александр Антонович, миновалась и Вятская губерния, началась Пермская, где около берегов есть и свои железные заводы, занятые переделкой чугуна
.png)
в железо и сталь, таковы, напр., Нытвенский завод Камско-Волжского общества и завод Юговский наследников графа Шувалова, расположенный, однако, далеко, верст за 30, от берега. Сперва я предполагал, что кто-либо из спутников спустится здесь, чтобы осмотреть эти заводы и встретиться затем в Перми. Но обсудив дело ближе, а особенно приняв во внимание, что тут нет корней, т.е. чугунного производства, и что на обратном пути может оказаться больше свободы во времени, решили всем ехать в Пермь и даже в ней оставаться как можно меньше, прежде же всего посмотреть на деле: добычу чугуна, каменного угля, дров и древесного угля — на тех заводах, которые расположены в центре и по близости к Перми на восток, чтобы получить реальное понятие об истинных корнях железных дел Урала. Вообще, в пути до Перми на пароходе мы обсудили в общих чертах план разъездов и решили сообща по возможности закончить сперва насколько возможно северную и восточную часть пути — до Екатеринбурга, собраться в нём опять всем и ехать потом на юг[1]), а когда его объедем — закончить поездки отдельными экскурсиями в
пропущенные или далекие заводы, подобные Кутимскому. По плану нашему не следовало теперь медлить и в Перми — надо было поскорее увидеть всё, что можно, на самом Урале, чтобы ранее приезда в Екатеринбург успеть покончить все, что надобно на севере от него.
Часу в 4-м дня (18-го июня) подъехали мы к пермской пристани. Город не описываю, потому что его знают, вероятно, многие. Скажу только, что с реки он очень красив, а внутри, сколько успел видеть, чист, с широкими улицами и многими прекрасными домами. На пароходе нас встретили не только полицейские власти, кем-то извещенные о нашем прибытии, но и начальник Пермского пушечного завода многоуважаемый С.А. Строльман, приглашавший осмотреть этот казенный переделочный и механический завод, вышеупомянутый горный инженер Н.А. Саларев, сообщивший, что он назначен сопутствовать нам по Уралу, и приветливейший Николай Иванович Михайлов, местный торговый агент химических заводов П.К. Ушкова и К°, котором у по телеграфу сообщил о нас Н.П. Ушков. Н.И. Михайлов настоял на том, чтобы мы все остановились у него и пока мы прощались с дорожными спутниками, уже распоряжался отправкой вещей к себе на дом. Приглашение это было для нас тем более приятно, что, не имея знакомств в Перми, мы должны были многое разузнать и все надо было сделать в один день, так как мы решили заранее пробыть в Перми только около суток. Чрезвычайная любезность хозяина и отсутствие всяких хлопот, неизбежных при въезде в новый город, действительно позволили нам выполнить эту программу. Всё было приготовлено, Николай Иванович всех знал, кого надо было нам видеть, и дело пошло скоро, сразу в надлежащем на правлении.
С.А. Строльману я сообщил о том, что остаюсь в Перми лишь один день, а потому, имея много обязательных дел в городе, не могу сам отправиться на завод, а прошу показать завод моим спутникам К.Н. Егорову и С.П. Вуколову, которые с утра и поехали на обширный Мотовилихинские или Пермский пушечный завод, который описан С.П. Вуколовым, в самом начале отчёта о нашей поездке (стр. 59). Великая внимательность С.А. Строльмана ко мне и к моим спутникам выразилась не только в его настойчивом приглашении и в руководстве при осмотре, но и в особой записке (она помещена во 2-й части, стр. 3) об управляемом им заводе и в присылке многих фотографий, часть которых воспроизведена в этом издании (конечно, в уменьшенном размере). Однако, лично посетить завод я не предполагал и не решился, потому что мы уже заранее разделили наши роли так, чтобы мне при моей хилости не приходилось подолгу быть на заводах. Это взяли на себя мои более молодые спутники. У меня были свои дела и мне не следовало уставать, чтобы не прервать пути из-за нездоровья, легко у меня наступающего. Притом чисто-переделочные заводы не могут характеризовать Уральской промышленности. Они есть и подле столиц. Taкиe заводы, как Пермский пушечный, нельзя считать характерными для Урала даже уже потому одному, что на нём в огромных размерах применяется нефтяное топливо[2], а на нём везде — по системе Волги — можно строить передельные и механически-строительные заводы, как это и видим в Сормовских заводах, около Нижнего, предположено в строящемся около Казани заводе Волжско-Вишерского общества, в заводах Саратовском и Царицынском. Конечно, нефтяное топливо представляет само по себе великие технические достоинства, на нём удобно и легко достигаются высокие температуры, часто надобные в металлургии, но не следует, и даже, по моему мнению, опасно много рассчитывать Poссии на такое исключительное топливо, как нефть, в таком деле, как железное, потому что это последнее необходимо поставить твердо на таком топливе, на которое можно прочно, долго и правильно рассчитывать, нефтяное же топливо не может быть по существу своему предметом прочного и долговременного предложения. Здесь неуместно долго над этим останавливаться, но всё же считаю не излишним сказать, хотя, следующее: нефть продукт всё же редкий в природе, годный для целей освещения, смазывания, химической переработки и для взрывных машин; сжигать его как топливо можно советовать только в исключительных случаях, например, на военных кораблях (чтобы брать много запаса топлива и чтобы сжигать без дыма)[3], и там, где требуется столь высокая температура, что её не дают или неуверенно доставляют другие обычные виды топлива (например, при плавке платины и никеля), но сжигание её как обычного топлива можно оправдать только там, например, в Баку или в Москве, где других видов топлива или нет, или они очень дороги. У нас, в Poссии нефтяное топливо явилось в избытке и дешевизне только потому, что своевременно (в 80-х годах) не был устроен большой нефтепровод от Баку до Черного моря, что мы все ещё жжём в лампах огнеопасный (в пожарном смысле) керосин американского типа, что мы не позаботились распространить у себя и в других частях миpa тяжёлые (огнебезопасные) виды осветительных нефтяных масел, изобилующие в нашей нефти (и находящиеся в малом количестве в американской нефти) и что исключительный условия кавказских месторождений нефти позволяют пока сравнительно дешево добывать сотни миллионов пудов этого добра в год. Продолжаться долго, не говоря уже о беспредельности, это не может, добыча должна затрудняться (бурить надо глубже и т.п.) и нефть естественно — даже без превращения в безопасные осветительные масла — должна дорожать. Вздорожание в последние годы уже началось. А так как на Урале, где кубическая сажень дров стоит ещё не более 10 рублей (обыкновенно гораздо менее), а нефть дороже 20 коп. пуд (ныне даже 25 коп.), там применение нефти просто нерасчётливо, потом у что на место кубической сажени дров всё же надо более 50-ти пудов (около 60 пудов в паровиках) нефтяных остатков. Зная все это, я считаю долгом сказать, что основание значительная числа переделочных железных дел на Урале или около него на нефти неразумно, не обещает удешевления железных товаров в России и потому никоим образом не может быть одобряемо на казенных уральских металлургических заводах, более же всего на передельных и механических, так как там топка генераторными газами может удовлетворить всем требованиям и с великою выгодою производится во всём мире при помощи наихудших видов топлива.
Таким образом, на основании многих соображений, ещё подъезжая к Перми, я уже решился не останавливаться для осмотра тамошнего пушечного завода, а только переговорить в Перми с теми лицами, от которых надеялся получить сведения, меня интересовавшие. Устроившись с великим удобством у Н.И. Михайлова, я тотчас послал узнать, когда могу застать управляющего губернией и управляющего казенною палатою. Посланный не успел ещё возвратиться, как высокоуважаемый пермский губернатор, генерал-лейтенант Дмитрий Гаврилович Арсеньев приехал ко мне, объясняя, что он был в числе моих слушателей, когда учился во 2-м кадетском корпусе. Смущенный этим и многими другими посещениями, затем последовавшими, я, однако, узнал от них уже многое, касающееся края, особенно от Дмитрия Гавриловича Арсеньева, от Сергея Александровича Иверонова, управляющего пермской казённой палатой, и от Сергея Васильевича Иванова, управляющего контрольной палатой, так как эти просвещённые деятели края объезжали не раз губернии, знали все пружины, в ней действующие, и стояли в стороне от горных и металлургических дел, то есть судили о них как зрители, а не как участники. Таких именно суждений я искал повсюду, где мог, и ими многое уяснялось, так что на местах самого дела я часто уже знал, на что следовало обращать наиболее внимание.
Н.И. Михайлов повёл нас обедать в загородный сад местного клуба, где часто играет музыка, и все, начиная с театра, устроено для разумного развлечения. После обеда мне пришлось видеть много местных пермских деятелей, особенно из числа устроителей учёного пермского кружка и музея, земцев и публицистов. Благодарен им за печатные и устные сведения и пожелания, какими они меня снабдили. Но особый интерес имел для меня разговор с главноуправляющим имениями гр. Строганова Николаем Степановичем Конюховым и с главным лесничим тех же имений Федором Александровичем Теплоуховым, живущими обыкновенно в селе Ильинском, но прибывшими в Пермь навстречу вышеупомянутых доверенных лиц графа С.А. Строганова. Они ведут давно дела обширных владений графа и от них я почерпнул много драгоценных данных как о железном производстве на Урале, так и о его лесах. Учёный специалист лесоводства Ф.А. Теплоухов, известный также и как археолог, сообщил мне много сведений о лесах, их породах, пожарах, таксации и приросте, но и он ничего не мог сказать по отношение к вопросу, сильно меня интересовавшему, а именно о мере различия прироста при переходе с юга Урала на его север (часть 3-я, стр. 3), что я задумал более или менее разузнать при поездке. Отказ в ответе Федора Александровича на указанный вопрос объяснился тем, что при множестве таксационных исследований, произведенных им в Строгановских лесах, расположенных в разных частях края, ему не пришлось иметь дел ни с самыми северными лесам и, ни с южно-уральскими, так как там нет у гр. Строганова лесов, которые бы следовало таксировать.
Следующий день (19 июня) утром я отправился сперва к губернатору не только с визитом, но и с желанием получить разные разъяснения об отношениях края, имеющих значение для железной его промышленности, особенно о крестьянских наделах, о размерах всяких налогов на заводское население, о правах посессионных владельцев, об отношениях хозяев к рабочим и т.п. То, что я узнал от многоуважаемого Дмитрия Гавриловича, просветило меня во многом, показало его гуманнейшее отношение как к хозяевам, так и к крестьянам и к усилиям земцев и оправдалось дальше, когда сам и мои спутники видели многое. Здесь выяснились мне и многие факты, показывающие недостаточность в крае учебных заведений для чисто горного и металлургического образования, и назревшая потребность в местном высшем политехническом институте с особым развитием металлургии. Но как ни много интересного дала мне беседа с просвещенным администратором Перми, кончить было необходимо, потом у что его уже ждали многие другие лица, хотя это было ранний час дня, по-петербургски даже ещё не начавшийся деловой день. У С.А. Иверонова я получил целую кучу справочных сведений (см. напр. стр. 52) о Пермской губернии и опять мне пришлось слышать много поучительнейшего, особенно по отношению к убыточному ведению казенного хозяйства на металлургических заводах. Это же выяснилось и беседой с С.В. Ивановым, который много, занимался отчётностью казенных горных заводов. Когда я отправился за тем к Алексею Михайловичу Повалишину, управляющему Уральской железной дорогой, чтобы попросить оказать возможное содействие в переездах наших, то встретил не только полную на то готовность, но такое освещение многих сторон дела (например, перевозки топлива, металлов и хлебов по железной дороге), которое вновь показало мне, что в отдаленных углах Poссии экономические стороны жизни изучаются и разбираются едва-ли не более, чем в центре, который издавна хорошо мне знаком. Тоже должен сказать о свидании со многими лицами, заахавшими к нашему любезному хозяину, когда я возвратился. Особенно много я почерпнул от членов Пермской комиссии Уральского общества любителей естествознания и от директора Алексеевского реального училища (с горным отделением, переведенным из Красноуфимска), Михаила Михайловича Дмитриевского, который даже пожелал присоединиться к нашей экспедиции при обзоре Уральского края. Вообще же в те сутки, которые мы провели в Перми, мне пришлось узнать такое количество просвещеннейших местных деятелей, не по книжкам, а самостоятельно вникших в тонкости экономических отношений края и страны, что я не только не встречал ни разу ничего подобного в столь краткий срок, но, признаюсь, никак и не ожидал когда-либо встретить, хотя я довольно мыкал по свету в разных его краях и сферах. Мне думается, что тут при чем нибудь, во-первых, история края, возникшего от усилий Строгановых, Демидовых и сходных с ними — водворить здесь русское могущество не столько силой оружия, сколько промышленной инициативой, во-вторых, необычайные природные богатства края и, в-третьих, участие масс в промышленных предприятиях, так как при этом и няня, и домашние разговоры с детства знакомят всех с промышленной обстановкой. Оттуда, быть может, и в пермском земстве видно что-то особое, редкое в других наших краях.
К обеду вернулись и мои спутники с осмотра пушечного завода (стр. 59). К 7-ми часам, усталые до-нельзя, простились мы с добрейшим нашим хозяином Н.И. Михайловым и отправились на вокзал железной дороги. Встретивший нас А.М. Повалишин прямо повел к особом у «служебному» вагону, который предоставил в наше распоряжение на все время поездки с тем, что мы платим как пассажиры, но сохраняем вагон там, где остановимся. Хотя и тогда мы сразу оценили великие преимущества такого способа переезда, но только теперь, когда путь проделан, когда нам ни разу не пришлось выносить и привозить массу вещей, с нами бывших и в пути умножившихся, когда усталые мы шли «к себе» отдыхать в вагон, когда мы получали без хлопот билеты и ехали с первым попавшимся поездом, только теперь могу сказать, что без обязательного содействия Алексея Михайловича наша экспедиция не могла бы многого выполнить из того, что удалось. Великую помощь оказал и кондуктор Запольский, всё время остававшийся с вагоном. Усердный, сметливый и неутомимый, он оберегал даже покой наш, понимая, что и он нам был надобен в пути не меньше вагона и не меньше исполнения возложенного на нас поручения. Придешь измученный — а тут тотчас самовар на столе и всё к нему у Запольского готово и припасено. Даже моему служителю Михаилу Тропникову, сделавшему со мною весь путь, Запольский не позволял заменять себя во всем том, что считал своею обязанностью, и мы все, узнавшие его близко в пути, от души полюбили такого достойного исполнителя наказов Алексея Михайловича Повалишина, котором у моя признательность не может быть довольно выражена здесь, если я не скажу, что без его обязательного содействия я бы не вынес половины того, что пришлось испытать в поездке, и должен был бы особо отдыхать,
что при «своём» вагоне можно было делать в пути и при остановках, где было надобно и можно.
Билеты мы взяли прямо в Кизел, что на Луньевской ветви и где чугуннолитейный завод и каменноугольные копи кн. Абамелек-Лазаревой. Хотел было ехать сперва на Лысвенский завод гр. Шувалова, но, узнав, что там приехали хозяева и готовится торжество закладки своей железнодорожной линии, раздумал, так как побоялся задержки и предоставил С.П. Вуколову осмотреть этот интересный завод на обратном пути, потому что ему придётся ехать мимо, когда он отправится на Кутимский завод. Теперь же — до Кушвы, куда, по телеграфному извещению, обещал прибыть и П.А. Земятчинский, мы решились ехать все трое, чтобы по возможности быстро осмотреть интереснейшее из того, что лежит на Луньевской ветви, отделяющейся от Уральской дороги около станции Чусовой. Кизел был избран для начала не только потому, что мы хотели сразу покончить с этой особой ветвью дороги, а Кизел лежит около её середины, но и потому, что тут сразу встречаются все три основы железных дел Урала: чугун, древесное топливо и каменный уголь. Притом, уже из письма князя Семена Семеновича Абамелек-Лазарева и из разных других источников я знал, что в Кизеле встречу много интересного и передового для Урала и что нас там ждут. На утро (20 июня) на одной из станций
к нам пришёл и управляющей Кизелом — горный инженер Василий Николаевич Грамматчиков, возвращавшийся на завод из поездки, любезно пригласивший к себе и уже в дороге много рассказавший про Кизел. Горы тут ещё мало видны, хотя местность всё время поднимается. Высота над уровнем моря в Перми на станции 43 сажени, по Луньевской же ветви высшая точка (недалеко от станции Чусовой) на 181 ½ сажени. Но это холмы и обрывы, настоящий хребет верст за 70 к востоку от линии, но он мало заметен, как Аллеганы в Сев.-Американск. Соедин. Штатах. Подъезжая к Кизелу, местность ещё сбавляет свой горный характер. Но уже лесов много, больше ель и пихта. Видны местами кучи для выжигания угля, хотя теперь не время для этого. О том, что едем по каменноугольной местности, говорят часто встречаемые вагоны с углём и сказал — особо тихий ход поезда в одном месте (но и вообще железные дороги на Урале не спешат), около Губахи, где давно длится подземный пожар угольного пласта. Около полудня прибыли в Кизел. Это большое благоустроенное местечко со многими церквами. Поехали в гостеприимный дом Василия Николаевича. Мои спутники тотчас отправились смотреть завод, и я с В.Н. поехал потом туда же. Скажу о нём лишь немногое виденное, но хорошо. Четыре домны, хорошо оборудованный, втиснуты в узкую долинку речки, около запруды. Эта теснота объясняется только тем, что здесь в старое время основали завод, ради водяного двигателя, теперь не действующего, хотя и старый пудлинговый завод тут же стоит цел. Обжиг местных бурых железняков (Артемьевский рудник в 7 верстах) ведётся тут же около домн на доменных газах, а измельченная обожжённая руда поднимается вверх электродвигательной машиной. Газы домн использованы здесь едва ли не полнее, чем где-либо на Урале: для обжига, для нагрева воздуха (примерно до 450° Ц.), для воздуходувки и для подъёма руды. Шлаков около ⅓—½ против веса чугуна, выходы которого — по отношению к обожженной руде около 54 %, а по отношению к углю около 100 пудов на 90 пудов древесного угля; на каждую домну выход около 1000 — 1200 п. в сутки. Такой сравнительно большой выход чугуна (по отношению к углю), при руде не особо богатой и при низких домнах (высота около 47 футов), зависит, конечно, от внимательного
_%D0%B4%D0%BE%D0%BC%D0%BD%D1%8B.png)
ведения всех частностей плавки и показывает, что
уральские заводы, не изменяя, а только улучшая свои домны и
свою плавку, могли бы, вместо 41 млн. пуд. чугуна получить около
55 млн. пуд., так как они (стр. 41) расходуют ныне на 100
пуд. чугуна до 120 пуд. древесн. угля, а могли бы расходовать не
более 90 пудов. Передел кизеловского чугуна ведётся на другом заводе кн. Абамелек-Лазаревой — Чермозском, лежащем на правом берегу Камы, выше Перми, и отстоящем от Кизеловского завода — по прямой линии — верст на 80, а по дорогам
более, чем за 100 верст. Там и главное управление заводами
и имениями княгини. Мы туда не ездили, но в Кизел при нас
приезжал оттуда главноуправляющий заводами Николай Андреевич Пивинский, в поучительной беседе с которым вечером
пришлось многое узнать из того, что далее изложено. Но ранее
должно сказать ещё о том, что, показав завод, В.Н. Грамматчиков повёз меня по своей узкоколейной (в 2 фута шириной)
железной дорожке (маленьким паровозом) на одну из каменноугольных
копей, отстоящую от завода всего версты на 2½.
Ехали мы около берега реки, мимо мечети, построенной хозяевами
завода для пришлого из Казани татарского населения, усердно
работающего на заводе и в копях и очень ценимого за честность
и трезвость. «Княжеская» копь, к которой мы подъезжали
и где шла работа, тут направо от рельсового пути начинается
чуть наклонной штольной, врезывающеюся в пласт, спускающейся
к реке. Пласт разрабатывается уже лет 20 и имеет
толщину около 3 аршин. Под ним лежит пласт в l½ арш.
толщиной и затем ещё несколько более тонких.
Такое же наслоение прослежено на многие версты, как объяснено во 2-й части, стр. 169 г. Доткевичем. Проехав в штольну и посмотрев на 30-ти сильный электрический насос и подъёмник, доставляющей уголь к уровню штольны, мы поехали обратно, а мои спутники всё ещё осматривали те и другие части Кизеловского хозяйства, представляющего много интересного в своих подробностях, в которые я считаю невозможным вдаваться в своём изложении, назначенном служить лишь обзором сделанного и указателем наиболее заметных данных, видных или узнанных в пути.
Вечером, когда все собрались и пришёл г-н Саларев, спутники мои отправились на лошадях к северу, особенно во Всеволодо-Вильву, недавно купленную Т.С. Морозовым, где устроена на началах, ещё не существующих на Урале, сухая перегонка дерева. Так как пpeдпpиятия подобного рода, дающие уголь скорее как побочный, а не основной продукт лесного хозяйства, чрезвычайно соответствуют лесным богатствами Урала и могут влиять на самую ценность железа, доставляя продажный древесный уголь — чего почти нет на Урале, то я просил С.П. Вуколова К.Н. Егорова осмотреть Всеволодо-Вильвское производство, когда получил по телеграфу разрешение на допуск к осмотру для меня и моих спутников (см. об этом стр. 68).
Вечер и утро (21 июня), когда эта поездка производилась спутниками, не пропали у меня, а поучительнейшим образом наполнились беседой с просвещенным и кизеловскими деятелями. Много слышал я про пожары каменных углей. Один случился в самом Кизеле, но успели затушить, просто преградивший доступ воздуха из всех отверстий. О прекращении пожара узнали, определяя по временам температуру опускаемыми на веревке максимальными термометром. Другие же пожары не могут потушить годами. По поводу этих пожаров каменноугольных пластов мне кажется, что ими можно пользоваться, управляя ими и направляя дело так, чтобы горение происходило, как в генераторе, то есть при малом доступе воздуха. Тогда должна происходит окись углерода и в пласте должен получаться «воздушный» или генераторный газ. Пробурив к пласту несколько отверстий, одни из них должно назначить для введения — даже вдувания — воздуха, другие для выхода — даже вытягивания (напр., инжектором) — горючих газов, которые затем легко уже провести даже на далекие расстояния к печам. А так как на горючих газах ныне — в регенеративных и рекуператорных мартеновских печах достигаются высокие температуры, теми же газами топят паровики, ими действуют сильнейшие взрывные машины (стр. 32) и на них можно поставить динамо-машины, а ими передатъ силу на любое расстояние, то, если бы удалось управиться с подземными пожарами каменных углей, можно было бы этим способом сделать много промышленных, особенно металлургических дел. Особенно достойна для начала опыта — попытка превращения под землей в ropючие газы таких тонких (тоньше аршина) пластов каменных углей, которые обычными способам и не эксплуатируются. Мысли эти, высказанные мною при разговорах о подземных пожарах углей, по-видимому, особо завлекли впечатлительного малоросса, почтенного г. Пивинского. Хорошо, если бы он склонил сиятельных владельцев Кизела сделать опыты и с настойчивостью проследил за ними, а то мы, русские, в промышленных делах охотнее всего идём следом за «изобретениями» иностранцев, хотя, сколько мне приходилось узнать из долгого опыта жизни, практически важных предложений и даже начальных опытов у нас много, да настойчивости нет, и многое приходить к нам под чужим флагом. Для западно-уральских каменных углей (кизеловких, луньевских и т.п.) попытка повернуть дело на новый лад тем более желательна, что угли эти, хотя часто, по смолистости своей, и способны к коксованию, но прямо для доменной плавки до сих пор, сколько мне известно, не применялись по причине господства явного противу них предубеждения, происходящего от большого содержания в них золы и серы. Действительно, в среднем кизеловский уголь содержит 16% золы и от 3 до 6% серы. Опыты сортировки промывки не показали явного уменьшения пропорции золы и серы. Но, во-первых, часть пластов имения содержит менее 16% золы — до 12%, во вторых, около 5 миллионов пуд. (из 12 — 15 млн. п. добычи) ставится на железную дорогу (по 5½, к. за пуд.) и она берёт без сортировки, другая, наибольшая, часть идёт под паровики или в генераторы, где вопрос о золе также не имеет особого значения, в третьих, на коксе даже при 20% золы богатые руды выплавлять можно и, в четвертых, сера при коксовании, веденном рационально, всё же убудет, а чугун, содержащей серу ныне, применяя марганцовистые руды и ферроманган (а руд марганца на Урале много), всюду умеют превращать в хорошее железо. На основании всего этого — не говоря уже о подмеси кокса и каменных углей из других Уральских мест (из углей Егоршинского и Екибазтусского месторождений) — мне кажется, что уже следовало бы пытаться получить чугун, исходя из кизеловских углей, особенно если кокс этого угля мешать с древесным углём. Чугун, конечно, будет не из высших сортов, но весь мир имеет и применяет массу железа из такого чугуна. На одно дело пойдет лучший чугун, полученный на древесном угле, а на сотни дел пригоден будет и чугун, полученный на коксе из углей, подобных кизеловскому. Для умножения массы железа в Poccии и для его удешевления было бы очень важно, чтобы именно на Урале началась добыча чугуна на коксе. А для этого нет других мест, более подходящих, чем Кизел, где уже добывается в год 12 млн. пуд., все готовится на 15, даже 20 млн. пуд. и нет препятствий ещё и ещё увеличивать добычу угля, и где есть свои руды, возможность получать руду с Благодати, готовится и дорога к северу (Богословский округ), где также много руд. Мне кажется, что здесь следовало бы строить первые современные, большие домны, дающие в день не тысячу пудов чугуна, а целые десятки тысяч пудов. Подмесь золы к коксу, конечно, потребует и много плавня и побольше угля, но всё же при низкой цене каменного угля дело, мне кажется, может быть очень выгодным, хотя и потребует на каждую большую домну не менее как по миллиону рублей затраты. В деньгах тут недостатка быть не может, если есть во владение более 700.000 десятин земли. На такие дела деньги идут охотно и находятся легко. Но миллионы рублей, надобные для домн, оборудованных на миллионы пудов чугуна в год, не исчерпывают потребностей дела, которое в сущности только начинается чугуном, кончается же сталью и машинами, из неё устроенными. Заведя большие домны, необходимо рядом с ними, тут же (как отчасти объяснено в главе 2-ой) устроить и переделку чугуна, тем паче, что она довольствуется топливом всякого сорта — превращенным в генераторные газы и на множество поделок нет никакой надобности иметь сталь того высшего качества, какое достигается при употреблении нефти или дров, не содержащих серы. Связать в одном заводе — чугун и его передел на сталь и железо, особенно подле каменноугольных копей — представляет не только большие денежные выгоды в единстве управления и в отсутствии перевозок, но и множество чисто технических выгод, особенно ныне, когда на доменных газах можно без паровиков выгодно иметь громадные двигатели в роде машины Simplex (стр. 32). Ныне же, даже у столь просвещенных хозяев и управителей, как Кизеловские (да и вообще часто на Урале), чугун добывается на кизеловском заводе, а передел его за сотню верст делается на Чермозском заводе. Когда разговор наш в Кизеле коснулся этой стороны дела, мои любезные хозяева — местные сторожилы — выяснили мне истинную причину, по которой часто существует на Урале такая несообразность, как отделение на далёкие расстояния переделочного производства от доменного. Причина лежит прежде всего в незаконченности обязательных отношений между хозяевами земель и заводов с одной стороны и крестьянством — с другой. Крестьяне, наделённые только усадебной землей и «починками», считаются «заводскими», и хозяин может закрыть завод, ранее существовавший, не иначе, как закончив полный надел крестьян и выдавая им в течение года содержание. Первое не так страшит, боятся неопределённости второго условия, а потому — хоть и выгодно было бы по нынешним временам соединить передел с домнами, но всякие старые заводы поддерживаются из-за расчёта, тем более, что при всяких переменах надобно деньги припасать на эти перемены. Дело крестьян, о которых заботы правительства очень понятны и вполне гуманны, однако мало выигрывает от существования вышеуказанных порядков, техническое же совершенствование очевидно страдает. Мне рассказали, что князья Абамелек-Лазаревы имели прежде ещё один завод — Хохловский. Он был в явный убыток (руд ли не хватало или топливо приходилось везти далеко — не знаю) и его решились закрыть. Крестьяне в наделах получили много лесов и, не долго думая, их продали за такие xopoшие деньги, что у всякого хохловца в то время на «пинджаке» были видны цепочки от часов, а у жен явились наряды хоть куда. Принялись однако и за землю из под лесов, но она тут барыши даёт плохие, а сноровки вывертываться в таких условиях у крестьян не было, как и у их отцов, обвыкших находить работу при заводах, а потом у дело кончилось тем, что те крестьяне теперь всё равно ищут заработков на других, отдалённых заводах. Подобный обстоятельства [вместе с тем, что в старину — до паровых и взрывных машин — чугунное (для воздуходувных машин) и железное (для движения молотов) производства заводились непременно около рек и запруд, чтоб иметь водяной двигатель] приводят к тому, что старое здесь не старится и имеет свои защищаемые ещё многими требования. Не впадая в тон поучительных заметок, я считаю однако не излишним заметить здесь, что в старину железо было дороже, чем ныне, и что, сохраняя те старые распорядки, нельзя требовать в то же время и дешевизны железа, создавшейся не при старых, а при новых порядках. Поэтому скажу здесь в первый раз и повторю далее не раз, что чем скорее кончатся на Урале всякие счеты между землевладельцами -заводчиками и крестьянами, тем будет легче Poccии оживиться со своим железным делом. Юг Poccии не имел уже этих обязательств, когда в нём стало быстро возрастать железное дело, ему нужно много рабочих сил, но они нашлись, потому что заводское дело платит за работу дороже, чем земледельческое, как увидит каждый, кто, зная земледельческие края Poccии, побывает около заводов на Урале, либо на Донце или хоть в Московских уездах: достатку во всём содержание крестьян здесь видимо больше, чем в чисто земледельческих местах. Это видно на улице — по одежде даже на детях, а в избе — во всей обстановке, начиная с пищи и чистоты помещения.
Пока С.П. Вуколов и К.Н. Егоров ездили (стр. 68) во Всеволодо-Вильву и на другие осмотры, мои часы летели в расспросах и разговорах о технической и экономической обстановке железного дела в такой, очевидно, передовой обстановке, какую я встретил на Кизеловском заводе. Всего тут не перескажешь, а оно и ему подобные и родило те общие впечатления, которые получились от нашей поездки.
Когда наши путешественники вернулись, сделавши верст 80 на лошадях, мы тотчас простились с гостеприимными хозяевами и отправились в «своем» вагоне назад — на узловую станцию Чусовую, где красивейшим образом расположен в угле рек — Чусовской завод, принадлежащей Камскому Акционерному Обществу. Сложна история этого завода, как и многих других уральских, но я не хочу вдаваться в подробности местной хроники. Её желающие найдут в «Путеводителе» (стр. 21) и она к задачам нашей поездки мало относится. Замечу только, что завод этот основан и ведется французскою компанией (на землях князя Голицына), зачался в 80-х годах и чужд тех преданий старины, которые господствуют на большинстве других заводов Урала. Это видно даже из самого расположения завода на просторной равнине Чусовой, а не в узких долинках малых речек, как видим в других заводах. Это видно и во всем оборудовании завода, которое я не стану, однако, описывать, потому что мои молодые спутники видели более меня и все важнейшее описали (стр. 71). Это видно даже потому, что здесь помаленьку, с настойчивостью, соединяют в одно место все главные части железного дела: выжигание угля, доменную плавку, передел в мартеновских печах (пудлинговые уничтожены) чугуна на железо и сталь в болванках и переработку этих болванок в угловое железо, проволоку, малые рельсы и т.п. Тут нет обязательных отношений к рабочим, а плата почти та же, как на других заводах, и жизнь рабочих, которую видел, проезжая раза три чрез поселок, такая же, дышащая сравнительным достатком и разгулом.
Не описывая заводских подробностей, я всё ж е считаю необходимым описать своё пребывание на Чусовском заводе, потому что на нём нельзя не остановиться. В Кизеле на старый, ещё Строгоновыми установленный, порядок (имения княгини Абамелек-Лазаревой, когда то были Строгоновскими, отошли по наследству и разделу), налегает из-за каменного угля постепенно новый строй, здесь же с самого начала стали применять каменный уголь и новые порядки преобладают, лишь отчасти приноровляясь к старым. Расскажу по порядку о всём дне, проведённом на Чусовском заводе.
Приехали мы на станцию «Чусовая» ещё ночью и высыпались в вагоне. Погода утром была холодная и моросил дождь, мне нездоровилось. Сказали нам, что управляющей заводом прислал лошадей, чтоб известить его, когда мы захотим поехать для осмотра. А мы решили так: поедут сперва одни мои спутники, я же пока останусь привести в порядок свои заметки, а потом, позднее, когда станет потеплее, отправлюсь также досматривать, что останется. Вуколов с Егоровым поехал и к управляющему заводом Э.И. Лавизону. Не прошло десяти минут после того, как они уехали, прибыл и сам Эмиль Иванович Лавизон со своим помощником, горным инженером Рейнгольдом Яковлевичем Гартваном, приглашая ехать. С Вуколовым и Егоровым они разъехались. Объяснил своё нездоровье и просьбу поехать позднее, и пока мы разговаривали, спутники мои возвратились, узнав, что управляющее поехали на станцию. Все они вместе и отправились осматривать заводы. Часа в 2½ с Э.И. Лавизоном поехал и я сперва на прокатный завод, потом пошли к мартеновским печам и к домнам (одна в ходу, другая достраивается). Около, тут же подле, видны ряды углеобжигательных печей. Завод стоит при впадении Усьвы в Чусовую и все дрова подходят самоплавом по Усьве к самым почти угольным печам. Это считаю большим экономическим удобством, не только потому, что дешевле гужевого подвоза, но и потому, что уголь получается на глазах у центрального управления и может непрерывно поступать в домны. Ещё более удовольствия доставила остальная часть осмотра, когда Э.И. Лавизон повез всех нас сперва по узкоколейной дорожке (вагон везла лошадь), а потом в экипаже, вверх по Усьве, к месту впадения Вильвы, где устроена главная запруда для дров, спускаемых по Вильве, где расположены заводские леса. Половина течения Усьвы отгорожена взаимно скрепленными бревнами (на якорях), направляющими выпущенные из Вильвы дрова к месту их механической выгрузки. Все это еще свежо по устройству и так обдумано — не по старинке, а по своему, что было прелюбопытно глядеть. Очевидно, что все эти приспособления основались как на
изучении местной обстановки, так и на желании по возможности сократить расходы на гужевую перевозку (они остались только в виде подвозки дров из леса к берегу реки), и я невольно задавали себе вопрос: можно ли в большинстве уральских заводов, имеющих ещё обязательный отношения к крестьянам,
.png)
настолько сокращать гужевую перевозку, заменяя её водяным сплавом, как это сделано здесь и на нескольких иных, вполне оборудованных заводах Урала?
Но я не считаю возможными оставить указание на прогресс в доставке дров на Чусовской завод без заключительного своего замечания, относящегося к необходимости довести до конца начатое. Конец этот я вижу в полной утилизации горючих газов, развивающихся при выжигании угля. Центральное углежжениe — около самого завода, очевидно — дело прогрессивное для Урала. Но тут не следует ставить точку, потому что, в лесу
или около завода все же половину тепла дров (см. Ч. I-я стр. 34) терять при добыче угля не выгодно, грех для страны и своего кармана. В лесу крестьяне ничего сделать тут почти не в силах, но сведя все дрова в одно место, подумать и об этом следует непременно. Хоть не всю половину воротят, а четверть —
то легко достать, устроив углежжение в больших печах в роде горновых и улавливая выходящие горючие газы, для сжигания их — за место генераторных или доменных. Там где — как на Чусовском заводе, рационально дошли до необходимости домны не разлучать от передела и где прогрессивно доработались до центрального углежжения — там надо и эту сторону доделать. Только тогда выкажутся все великие преимущества работы на древесном топливе. Оно чистоты образцовой — это всем ясно. Но оно может быть и очень выгодным, на Урале — где недорог лес — что ещё многим не ясно.
Мимо железнодорожного моста по берегу Чусовой доехал я обратно до станции, отказавшись по нездоровью от любезных приглашений Эмилия Ивановича, а мои спутники позднее возвратились и мы отправились ночью дальше — на Кушву.
Утром (23 июня) мы были уже в Кушве, то есть перевалили ночью хребет и находились уже в Азии, на выдающемся к северу изгибе Уральской железной дороги, вблизи столь известной горы «Благодать», которую видно из окна вагона. Здесь у нас назначено было место общего сбора и обсуждение дальнейшего направления разъездов всех нас.
Поэтому мне пришлось пробыть здесь целых пять дней, проведенных почти исключительно в вагоне, тем более, что мне сильно нездоровилось и погода была почти все время дождливая и холодная, ночью до ходило до 2° Ц., хотя иногда днём было и 17° — на солнышке, когда оно пригревало. Все это тем более было досадно, что сам я с С.П. Вуколовым намеревался отсюда отправиться на Богословские заводы, чтобы спуститься потом по Тавде, которую надобно видеть, так как о её лесах шло много разговоров. Предположение это состоялось, однако, не в полном виде, как сперва было надумано. Расскажу, однако, дело по порядку.
С самого приезда вагон наш посетили местные власти и я получил чрез посредство милейшего Ивана Федоровича Эглита от X.Я. фон-Таля (находившегося тогда в Петербурге и участника компании «Ермакъ») хлеб-соль и приглашение остановиться в доме г. Эглита (поверенного г. Таля), где нам всем приготовили помещение. Мы остались, однако, в вагоне, чтобы было удобнее расположить время, и я занялся письмами и депешами, а С.П. Вуколов и К.Н. Егоров отправились смотреть казенные Кушвинские доменные печи (см. часть 2, стр. 190 и часть 1, стр . 77). Из Богословского завода от барона Клодта пришли депеши, извещающие о том, что пароход по Тавде пойдёт и нас возьмёт. Про дорогу от Кушвы к Верхотурью и к Богословским заводам (верст 200 слишком) говорили разно, а потому на утро С.П. Вуколов с В.В. Мамонтовым, здесь бывшим, отправились вперед, чтобы известить о пути и осмотреть что можно в обширном Богословском округе ранее моего приезда. Мне же надо было тут осмотреть «Благодать», условиться с П.А. Земятчинским, приехавшим для этого из южного Урала, и выждать
погоды, которая не приглашала в тарантас. Прибыл и многоуважаемый М.М. Дмитриевский, собиравшийся вместе ездить по Уралу, чему я был очень рад, так как у него много везде связей и, как знаток Урала, он многое мне освещал своим просвещенным разговором. На утро (24 июня) с помощником управляющего Гороблагодатским горным округом, Александром Николаевичем Кузнецовым, мы все отправились на «Благодать», отстоящую от прекрасного на вид и по зданиям Кушвинского завода всего на две, три версты. Возвышается гора Благодать над уровнем местности лишь немного и по своим округлым очертаниям скорее достойна названия высокого холма. Но тот холм, поросший ещё и теперь отчасти лесом, представляет громадный шток или ком магнитного железняка, прослоенного твердой каменной породой. Взъезд огибает спиралью гору и идёт мимо многих выработок, имеющих свои нумера, к строениям и месту обжига руд, расположенным около вершины, где часовня и памятник вогула Чумина, указавшего рудную гору русскими и за то сожженного земляками на самой горе, где теперь часовня (стр. 51). Гору и рудник и не описываю, ими занимался П.А. Земятчинский
в то время, как К.Н. Егоров производили магнитные измерения, для чего оба они ещё не раз ездили на «Благодать» (стр. 376 и Ч. 3, глава 2). Управляющий рудниками Н.Н. Апыхтин
подробно, над прекрасной складной моделью горы «Благодать», над планами и показывая всякие, систематически расположенные образцы, подробно разъяснили мне строение горы, разведанной алмазным бурением, надобность обжига, бывшую мне неясной (см. часть 2, стр. 174 ), дал фототипические виды горы, ведомость (там же, стр. 173) бывшей добычи, определил запас руды, примерно, в 800 млн. пуд. и вообще так подробно рассказал об этом знаменитом уральском месторождении, что оно рисуется у меня с полной отчётливостью. Но я считаю не лишним сказать здесь, что даже 800 миллионов руды, содержащей около 60 % железа, не должны быть считаемы, при современном положены вещей, очень крупным запасом, потому что отвечают не более как 500 млн. пуд. чугуна, а России уже теперь надо ежегодно (стр. 9), по крайней меpе, по 200 млн. пуд. Бильбао, в Испании, ежегодно отправляет в Англию и Германию по 300 млн. пуд. железной руды. К счастью для России и для Урала — в нём есть места гораздо и гораздо более, чем «Благодать», богатые железом, напр. горы Высокая и Магнитная, рудники Бакальский и Комаровский, а многомиллионных запасов железных руд — рассеяно по всему Уралу множество.
Поездка на «Благодать» опять попортила моё хилое здоровье и следующий день, когда хотел ехать в Богословск, должен был смирно лежать в своей каюте вагона. Притом, опять стало холодно и я pешился оставить мысль о личной nоездке в Богословский округ и по Тавде о чём и телеграфировал барону Клодту и С.П. Вуколову, которого просил проехать по Тавде в Тобольск, куда предположил сам отправиться.
Такое решение, определенное необходимостью, заставило многое пepeделaть в прежних предположениях, и я оставил (27 июня) Кушву, направляясь к Тагилу, где нenpeменно желал побывать, потому что Нижне-Тагильск с горой «Высокой» составляет уже бoлеe столетия исторический центр уральской железной промышленности и я, когда-то, преподавая химию Павлу Павловичу Демидову, имел не раз случай близко узнавать ход тагильских дел. П.А. Земятчинский вместе с К.Н. Егоровым отправились на Баранчинский и другие заводы, чтобы, по предположению, сойтись со мной в Нижне-Тагильск. Прибыл я туда рано, часов в 7 утра, но лошади уже ждали и я отправился со станции в главный, старинный и монументальный дом Демидовых, куда приглашал управляющий всех имений наследников Павла Павловича, князя Сан-Донато — высокоуважаемый Анатолий Октавович Жонес-Спонвиль. Нижне-Тагильск целый город, 32 тыс. жителей, с широкими улицами, с прекрасными церквами, с монументами на площадях, с пожарной каланчей на соседнем холме, как на многих заводах, а считается селом, хотя в нём одном три волости. Не сделан он городом, вероятно, по той причине, что состоит в посессионном влaдении рода Демидовых, и с городским устройством ещё бoлеe запутались бы и без того сложнейше путаные отношения между владельцем, казной и жителями. Вхожу в богатые залы; по стенам старинные портреты предков Демидовых и картины не нового покроя; такова же вся обстановка, даже терраса под окнами, даже вид в сад и на окрестности; все дышит чем то почтенным, устоявшимся и не вчерашним. Выходит бодрый, но уже седой Анатолий Октавович, явно дополняющий картину своею любезностью, видимо хорошо взвешенными суждениями и всеми приёмами; приходит и управляющей Нижне-Тагильскими заводами, путеец, многоуважаемый
(С фотографии, полученной от А.О. Жонес-Спонвиль)
Павел Иринархович Замятнин, и тут видишь во всём — от разговоров до жестов — положительность, спокойную уверенность и настойчивость, каких редко встретишь в нынешних людях дня и современной, спешливой суеты. День, проведенный мной с этими лицами, и множество предметов, на которые переходили разговоры, все оставило во мне эти впечатления и я должен сознаться, что выехал из Тагила с очень увеличенным багажом мыслей, касающихся Урала, особенно по отношению к посессионным владениям и к отношению между казенными и частными заводами. Всего не перескажешь и не запомнишь, остается лишь общее впечатление или скорее ощущение, для иллюстрации которого передам один из многих слышанных рассказов, потому что его нашёл в своей записной книжке и помню, что Павел Иринархович вызывался подтвердить его документами, когда я немного покачал головой, не от недовеpия, а больше от сожаления. Дело шло о постройке железного моста в два 30-ти саженных пролета, через реку Сылву на Пермь-Тюменской дороге и дешевейшую цену заявили заводы Демидовых, казенный же Воткинский завод назначил более высокую цену с пуда, кажется (тут у меня запись не ясна и пишу на память, а потому, быть может, ошибаюсь) на 20 коп. с пуда. Заводы Демидовых были уведомлены, что подряд оставлен за ними и они начали заготовку, а потом все же постройка была сдана министерством Воткинскому заводу — по цене, им испрошенной, вследствие сношений подлежащих ведомств.
Но мы не только разговаривали, но и многое осмотрел и, хотя день был воскресный и многие работы не производились. Прошли сперва в геологический музей, руководитель которого, известный геолог И.А. Гамильтон был в отъезде; здесь мне показали не только геологические карты и разведочные планы обширных владений хозяев, но и массу образцов, особенно различных уральских каменных углей. Луньевский уголь подобен Кизеловскому, но ещё более землист и хотя от методической (обогатитель ной) промывки улучшается, но мало, однако обладает смолистостью и даёт кокс так хорошо, что отлично коксуется в смеси с антрацитистым (не коксующимся) Егоршинским каменным углем. Опыты и образцы коксования таких смесей мне потом показали и я видел между ними образцы кокса прекрасного — по равномерной плотности своей. Владея частью Егоршинских и Луньевскими копями, заводы могут поставить своё чугунное дело на коксе, что было бы не малым прогрессом для уральской железной промышленности. Однако ждут ещё того, что скажут Деровские или Екибазтусские (стр. 255) каменные угли, потому что кокс из них обещали скоро дешево доставлять на Урал. Что попытки и обещания эти представляют нечто серьезное, а не какой-либо миф или самообман, на то находят подтверждение в рельсах, слишком на 100 верст, взятых с Тагильских же заводов для Экибастуза, но образцов угля или кокса, при всех просьбах, Н.И. Замятнин получить не мог, так что уверенности и чего-либо положительного об Экибастузском угле мне и здесь не удалось получить. Древесный уголь стремятся если не вполне, то хоть частью заместить коксом не столько из-за расчёта стоимости, сколько вследствие желания и пользы расширить производство, а сильно умножить добычу древесного угля препятствую разного рода затруднения в гужевом подвозе и в зависимости его от условий местных жителей, цены и урожая кормов, состояния зимних дорог и тому подобных обстоятельств, не позволяющих делать вперед сколько-либо уверенные расчеты. Свой или привозный кокс, если бы его было достаточно много, сразу поставил бы дело на почву более верных расчетов.
Показали мне также отделение золота от платины, которую давно добывают на землях Демидова и еще недавно разведаны новые россыпи. Сырую платину копят цtлую неделю, а по воскресеньям из неё, при помощи ртути (в железных ковшах), выделяют золото. Тагильская платина содержит 13—16% железа, а потому отличается тем, что притягивается магнитом. Количество нерастворимого (в царской водке) остатка в ней от 1 до 6½ процентов, а самой платины от 75 до 85%[4].
Показали мне тут же находящуюся большую заводскую лабораторию, часть сведений которой помещена во 2-й части книги (в приложении 34-м), музей с образцами тагильских произведений, бывших на разных выставках, где с особой выпуклостью выясняется великая мягкость и вязкость изделий: из рельс навязаны узлы и наплетены чуть не кружева — без следов трещин, толстые в несколько дюймов листы железа согнуты не в два, а в четыре и более раза — как мягкая салфетка, и тоже нигде следа трещин. Известно, что листовое уральское железо в этом отношении ещё и до ныне пользуется всемирной славой и не превзойдено, идёт на некоторые поделки и сейчас даже в Англию и Америку, правда немного, но из года в год. Когда речь зашла об этой мягкости и вязкости, то Павел Иринархович указывал на то, что наилучшее в этих отношениях уральское железо все производится из Высокогорской руды и что другие руды того не дают. Быть может тут причем нибудь небольшая подмесь меди, существующая в Высокогорской руде[5], или другие подмеси.
Потом и повез меня Павел Иринархович к знаменитой горе «Высокой», хотя ростом она не высока, но даёт руду действительно высокого качества. И здесь, как на «Благодати», да и в большинстве случаев на Урале, работают не под землей, а прямо с поверхности уступами. Описывать подробности мне нет надобности, потому что их дал П.А. Земятченский (стр. 370), но все же я считаю необходимым сказать о том, что запас магнитного железняка здесь явно гораздо, в несколько раз, более, чем на «Благодати» — по крайней мере с поверхности, и ещё о том, что содержание проплавляемой в Тагил руды очень постоянно, а именно равно 62 — 63 процентам железа. А так как в химически чистом магнитном железняке содержится 72,4% железа, то в высокогорской руде находится около 13½ процентов посторонней породы.
По дороге на «Высокую», лежащую тут же, прямо подле Тагила, мы проехали мимо медного рудника, и заехали на обратном пути на медный завод, который не останавливается, как и домны, на воскресенье. Хотелось бы сказать кое-что и об этом деле, но он не идёт к основной задаче книги. Характеристика же доменного и железного производства на Нижне-Тагильском заводе находится в статье Е.Н. Егорова (стр. 90). Прибавлю от себя лишь два замечания, вынесенных из моего беглого осмотра. Во-первых, — теснота везде, особенно между отдельными зданиями, чрезвычайная. Вызвана она тем, что к старому, насиженному месту — вблизи запруды — со временем прибавляли и прибавляли. А теснота эта все же помеха, а для движения вперед и большая. Второе, о чем замечу, есть динас (кварцевый огнестойкий кирпич для свода и других частей печей мартена и т.п.) местного производства — он и на вид и, говорят, на дело превосходен. У К.Н. Егорова говорится и о Нижне-Салдинском заводе Демидовых, куда есть у них своя железнодорожная ветвь. Туда я собирался ехать на другой день, чтобы посмотреть ход бессемеровского производства, имеющегося на Урале только на Демидовских и на Катавских заводах. Но эта поездка не состоялась, так как оказалось, по справкам, необходимым ныне же ночью выехать, чтобы успеть добраться в Тюмень к отходу, во вторник, парохода в Тобольск, иначе пришлось бы ждать целую неделю. Как ни npиятна и поучительна была мне остановка в Нижне-Тагильске, но целой недели я не мог отдать на осмотр Демидовских заводов, ехать в Екатеринбург было рано (стр. 386), а посещать разные заводы одному я не решился, боясь расстройства, которое могло бы нарушить весь план поездки. Подробный осмотр рудника и заводов, а также производство магнитных наблюдений я уже ранее поручил П.А. Земятченскому и К.Н. Егорову, а потому усталый до крайности и глубокопризнательный А.О. Жонесу и П.И. Замятнину за множество важных разъяснений, полученных мною за день, я отправился ночевать в «свой» вагон, чтобы с раннего утра двинуться на Тюмень и оттуда в Тобольск. Так закончилась первая треть моей поездки. Описывал я её кратко и без особой системы, но вынес из неё уже очень много. Мне стали довольно наглядно-очевидными не только общие порядки дел на казенных, посессионных, старых частных и новых компанейских заводах, но и отношения между крестьянами, владельцами, земством и казною, постепенный рост улучшений, полное угасание кричного передела, оставление — за невыгодностью — пудлингового передела, обращение всех к мартенованию и малое развитие бессемерование, малое развитие окончательной механической выделки железных и стальных машин, орудий и других предметов, на что, по моему мнению, Урал имеет все выгоды по положению и условиям местности, но мне ещё мало выяснилось отношение к древесному топливу и к каменному углю, на что я и хотел далее обратить по более внимания. Тут ещё брала верх новизна отношений и внешних, казовых сторон сложного предмета. Однако, выезжая из Нижне-Тагильска, я уже чувствовал, что мои представления об уральской железной промышленности начали приобретать тени и краски в тех очерках, которые дают cyxие числа статистики, на всем виденном оправдавшиеся и врезавшиеся с резкостью.
4-го октября 1899 года.
_%D1%8D%D1%82%D0%B0%D0%B6%D0%B0_%D0%90%D1%80%D1%85%D0%B0%D0%BD%D0%B3%D0%B5%D0%BB%D1%8C%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B9_%D1%86%D0%B5%D1%80%D0%BA%D0%B2%D0%B8_%D0%A2%D0%BE%D0%B1%D0%BE%D0%BB%D1%8C%D1%81%D0%BA%D0%B0_%D0%A8%D1%83%D1%81%D1%82%D0%B5%D1%80.png)
(см. ч.3 стр 2)
- ↑ Сперва я думал поступить обратно: начать с юга и кончить севером, но выше было указано, что надо было быть в Екатеринбурге около середины июля, а потому начальный план изменился
- ↑ Например, в 1896 г. почти миллион пуд., в 1898 г. 571 тысяча пудов нефтяных остатков
- ↑ Замечу здесь кстати, что на военных и других кораблях пора пробовать применение керосиновых или вообще нефтяных двигателей, потому что они дают выигрыш в свободном объёме; судна и в весе горючего. В таких взрывных машинах есть ещё свои недостатки (особенно трудность скорой перемены в силе машины), но их преодолеть легко
- ↑ Замечу здесь, что я сообщаю лишь о том, что успел записать на месте, но массу других поучительнейших данных, слышанных в Тагиле, не передаю, так как на свою память боюсь опираться.
- ↑ Сколько-либо значительное количество меди, как известно, вредить железу, но теперь, по многим фактам, найденным для сплавов, можно полагать, что малейшая дозы постороннего металла могут оказывать иное влияние, чем более заметные количества. Высокогорская магнитная руда отличается от большинства других уральских (и всяких иных) тем, что плавится в домнах или без флюса (плавней), или лишь с малым его количеством, и в домну принуждены прибавлять шлака, примерно по 3 пуда на засыпь (колошу), содержащую около 27 пудов руды.