Смотрите! смотрите! этотъ малый взбѣсился, его укусилъ тарантулъ. |
All in the Wrong. |
Нѣсколько лѣтъ тому назадъ я подружился съ Вильямомъ Легранъ. Онъ принадлежалъ къ старинной протестантской фамиліи и былъ когда-то богатъ, но рядъ неудачныхъ предпріятій довелъ его до раззоренія. Непріятности и униженія, послѣдовавшія за этимъ несчастіемъ, заставали его покинуть родной городъ, Нью-Орлеанъ, и переселиться на островъ Сюлливана, близь Чарльстона въ Южной Каролинѣ.
Это весьма замѣчательный островъ. Онъ состоитъ почти сплошь изъ морского песка. Длина его три, наибольшая ширина — четверть мили. Онъ отдѣленъ отъ материка едва замѣтнымъ рукавомъ, пробирающимся сквозь густыя заросли тины и камыша: пріютъ болотныхъ курочекъ. Растительность, какъ можно себѣ представить, скудная, низенькая; сколько-нибудь крупныхъ деревьевъ незамѣтно. Только на западной оконечности острова, вокругъ форта Моулътри и жалкихъ избенокъ, занимаемыхъ въ лѣтнее время чарльстонскими жителями, спасающимися отъ городской пыли и духоты, — раскинулись рощицы колючихъ пальметто; но, за исключеніемъ этого мѣстечка и полосы плотнаго бѣлаго песка вдоль берега, весь островъ одѣтъ густыми зарослями душистой мирты, столь цѣнимой англійскими садовниками. Мѣстами этотъ кустарникъ достигаетъ пятнадцати-двадцати футовъ въ высоту, образуя почти непроницаемую чащу и наполняя воздухъ благоуханіемъ.
Въ самой глуши этихъ зарослей, недалеко отъ восточной оконечности острова, Легранъ выстроилъ себѣ хижину, гдѣ и проживалъ въ то время, когда я совершенно случайно познакомился съ нимъ. Знакомство вскорѣ превратилось въ дружбу, такъ какъ многія черты въ характерѣ отшельника внушали сочувствіе и уваженіе. Я убѣдился, что онъ получилъ хорошее образованіе, обладаетъ недюжиннымъ умомъ, но зараженъ мизантропіей и подверженъ страннымъ перемежающимся припадкамъ энтузіазма и меланхоліи. Онъ захватилъ съ собою много книгъ, но почти не занимался чтеніемъ. Любимымъ его времяпровожденіемъ была охота, рыбная ловля, прогулки до морскому берегу и среди зарослей, собираніе раковинъ и насѣкомыхъ. Его энтомологической коллекціи позавидовалъ бы Сваммердамъ. Въ этихъ экскурсіяхъ сопровождалъ его старикъ негръ, Юпитеръ, служившій въ семьѣ еще до раззоренія. Ни угрозы, ни обѣщанія не могли заставить Юпитера отказаться отъ того, что онъ считалъ своимъ правомъ ухаживать за «молодымъ масса Виллемъ». Весьма возможно, что родственники Леграна, опасавшіеся за его разсудокъ, поддерживали упрямство стараго негра, въ видахъ надзора и ухода за отшельникомъ.
Зимы на широтѣ Сюлливанъ-Айленда рѣдко бываютъ суровыя, и въ концѣ года почти не приходится топить печи. Однако, въ половинѣ Октября 18** выдался замѣчательно холодный день. Передъ самымъ закатомъ я пробрался сквозь чащу вѣчно зеленыхъ кустарниковъ къ хижинѣ моего пріятеля, котораго не навѣщалъ уже нѣсколько недѣль. Я жилъ тогда въ Чарльстонѣ, въ девяти миляхъ отъ острова, а сообщеніе между этими двумя пунктами было въ тѣ времена далеко не такъ удобно какъ нынѣ. Добравшись до хижины, я постучалъ, по своему обыкновенію, но не получивъ отвѣта, отыскалъ ключъ (я зналъ, гдѣ онъ хранится), отворилъ дверь и вошелъ. Яркій огонь пылалъ въ печи. Это была новость, — и очень пріятная. Я снялъ пальто, подвинулъ стулъ поближе къ весело трещавшимъ дровамъ и терпѣливо ждалъ хозяевъ.
Вскорѣ послѣ заката они явились и привѣтствовали меня очень сердечно. Юпитеръ, оскаливъ ротъ до ушей, принялся ощипывать болотныхъ курочекъ и стряпать ужинъ. Легранъ оказался на этотъ разъ въ припадкѣ — какъ бы точнѣе выразиться? — энтузіазма. Онъ нашелъ неизвѣстную еще двустворчатую раковину и поймалъ, съ помощью Юпитера, совершенно новаго scarabaeus, котораго обѣщалъ показать мнѣ завтра утромъ.
— Почему же не сегодня? — спросилъ я, потирая руки передъ огнемъ и мысленно посылая къ чорту весь родъ scarabaeus’овъ.
— Да, если бъ я зналъ, что вы будете! — отвѣчалъ Легранъ, — но вы такъ давно не навѣщали меня; могъ-ли я угадать, что вы придете именно сегодня. Возвращаясь домой, я встрѣтилъ поручика Г. изъ форта, и имѣлъ глупость отдать ему жука, такъ что вамъ не удастся видѣть его до завтра. Оставайтесь ночевать; Джэпъ сбѣгаетъ за нимъ на разсвѣтѣ. Нѣтъ ничего прекраснѣе въ цѣломъ мірѣ.
— Прекраснѣе разсвѣта?
— Что?.. вздоръ!.. жука, а не разсвѣта. Онъ яркаго золотого цвѣта — величиной съ крупный орѣхъ — съ двумя черными, какъ уголь, пятнышками на верхнемъ концѣ тѣла, и третьимъ, подлиннѣе, на нижнемъ. Его antennae и голова…
— Олова совсѣмъ нѣтъ, масса Вилль, — перебилъ Юпитеръ, — жукъ золотой, весь золотой, вверху и внизу, никогда не видалъ такого тяжелаго жука.
— Допустимъ, что ты правъ, Джэпъ, — возразилъ Легранъ, какъ мнѣ показалось, болѣе серьезнымъ тономъ, чѣмъ требовали обстоятельства, — но развѣ изъ этого слѣдуетъ, что дичь должна быть подожжена? Дѣйствительно, — продолжалъ онъ, обращаясь ко мнѣ, — его цвѣтъ почти оправдываетъ идею Джэпа. Врядъ-ли вы когда-нибудь видали подкрылья съ такимъ яркимъ металлическимъ блескомъ… да вотъ, завтра сами посмотрите. Пока, я хочу дать вамъ понятіе о его формѣ. — Съ этими словами онъ усѣлся за столикъ, на которомъ стояла чернильница съ перомъ, но бумаги не было. Онъ пошарилъ въ столѣ, и тамъ ничего не оказалось.
— Все равно, — сказалъ онъ, наконецъ, — и эта годится, — и вытащивъ изъ кармана клочекъ грязной бумаги, набросалъ перомъ рисунокъ. Пока онъ возился съ нимъ, я по прежнему грѣлся у огня, такъ какъ все еще чувствовалъ ознобъ. Кончивъ рисунокъ, онъ передалъ его мнѣ, не вставая съ мѣста. Въ эту минуту послышался лай и кто-то сталъ царапаться въ дверь. Юпитеръ отворилъ и огромный нью-фаундлендъ ворвался въ комнату, кинулся мнѣ на плечи и осыпалъ меня своими собачьими ласками: я подружился съ нимъ еще въ прежнія посѣщенія. Когда онъ угомонился, я взглянулъ на бумажку и, правду сказать, былъ очень удивленъ рисункомъ моего друга.
— Да, — сказалъ я, поглядѣвъ на него, — признаюсь, дѣйствительно странный scarabaeus, совершенно новый для меня, никогда не видалъ ничего подобнаго, кромѣ развѣ черепа. На черепъ онъ очень похожъ.
— На черепъ? — повторилъ Легранъ, — а… да… пожалуй, на рисункѣ онъ нѣсколько напоминаетъ черепъ. Два черныя пятнышка на верхнемъ концѣ похожи на глаза, а длинное на нижнемъ напоминаетъ ротъ, общая же форма овальная.
— Можетъ быть, можетъ быть, — отвѣчалъ я, — но, Легранъ, боюсь, что вы не мастеръ рисовать. Дождусь жука, тогда самъ увижу.
— Ну, не знаю, — сказалъ онъ, слегка уколотый, — я, кажется, рисую сносно, — по крайней мѣрѣ, долженъ рисовать сносно. Учителя у меня были хорошіе, да и самъ я, кажется, не былъ олухомъ.
— Въ такомъ случаѣ, дружище, вы просто подшутили надо мною, — возразилъ я, — это очень недурной черепъ, даже превосходный черепъ, имѣя въ виду обычное представленіе объ этомъ анатомическомъ препаратѣ, и если вашъ scarabaeus похожъ на него, то это дѣйствительно самый странный scarabaeus въ свѣтѣ. Право, онъ можетъ подать поводъ къ какому-нибудь суевѣрію. Вы, конечно, назовете его scarabaeus caput hominis или какъ-нибудь въ этомъ родѣ: такія названія часто встрѣчаются въ естественной исторіи. Но вы упоминали объ antennae… я ихъ не вижу.
— Antennae! — сказалъ Легранъ, повидимому, очень горячо относившійся къ этому предмету, — неужели вы ихъ не видите? Я нарисовалъ ихъ такъ же отчетливо, какъ онѣ видны у самого жука; надѣюсь, этого довольно.
— Ну, ну, — отвѣчалъ я, — можетъ быть, вы и нарисовали, только я ихъ не вижу. — Съ этими словами я протянулъ Леграну бумажку, не желая портить его настроеніе. Но меня удивляла вся эта исторія, и сбивало съ толку его раздраженіе, такъ какъ на рисункѣ положительно не было никакихъ antennae, и въ цѣломъ онъ дѣйствительно напоминалъ черепъ, какъ его рисуютъ обыкновенно.
Онъ принялъ бумагу съ нетерпѣливымъ жестомъ и хотѣлъ скомкать ее и бросить въ огонь, но, случайно взглянувъ на рисунокъ, остановился, видимо чѣмъ-то пораженный. Лицо его побагровѣло, — потомъ сильно поблѣднѣло. Въ теченіе нѣсколькихъ минутъ онъ внимательно разсматривалъ рисунокъ. Затѣмъ всталъ, взялъ со стола свѣчу и усѣлся на сундукѣ въ самомъ отдаленномъ углу комнаты. Тутъ онъ снова углубился въ разсматриваніе бумаги, вертя ее во всѣ стороны. Однако, ничего не сказалъ, и хотя его поведеніе очень удивляло меня, — я не хотѣлъ усиливать его раздраженіе разспросами. Наконецъ, онъ досталъ изъ кармана бумажникъ, тщательно уложилъ въ него рисунокъ, и спряталъ въ конторку, замкнувъ ее на ключъ. Повидимому, онъ успокоился, но прежнее настроеніе уже не возвращалось къ нему. Впрочемъ, онъ казался скорѣе задумчивымъ, чѣмъ угрюмымъ. Задумчивость эта росла съ часу на часъ и всѣ мои попытки разсѣять ее оставались тщетными. Я хотѣлъ было переночевать въ хижинѣ, какъ часто дѣлалъ раньше, но, видя хозяина въ такомъ настроеніи, предпочелъ уйти. Онъ не удерживалъ меня, хотя на прощанье пожалъ мнѣ руку сердечнѣе, чѣмъ когда-либо.
Спустя мѣсяцъ (въ теченіе котораго я ничего не слыхалъ о Легранѣ), ко мнѣ въ Чарльстонъ явился его слуга Юпитеръ. Я никогда еще не видалъ добродушнаго стараго негра въ такихъ растрепанныхъ чувствахъ и не на шутку испугался, — не случилось-ли бѣды съ моимъ пріятелемъ.
— Что скажешь, Джэпъ? — спросилъ я, — какъ дѣла? Какъ поживаетъ твой господинъ?
— Сказать правда, масса, подживаетъ не хорошо, не такъ здоровъ.
— Не здоровъ! Очень грустно слышать. На что же онъ жалуется?
— Зачѣмъ жалобится? совсѣмъ не жалобится! онъ очень боленъ.
— Очень боленъ, Юпитеръ? Что же ты сразу не сказалъ? Что жь онъ лежитъ?
— Что лежитъ? ничего не лежитъ! моей душѣ очень грузно про бѣдный масса Вилль.
— Что ты мелешь, Юпитеръ? понять не могу. Ты сказалъ, что твой баринъ заболѣлъ. Развѣ онъ не говорилъ тебѣ, что его мучитъ?
— Нѣтъ, масса, въ этомъ дѣлѣ голова съ ума пойдетъ… масса Вилль не говоритъ ни однимъ словомъ… тогда зачѣмъ ходить, плечи внизъ, голова вверхъ и бѣлый какъ гусь? И все время писать фигурки…
— Что писать, Джэпъ?
— Писать фигурки на грифельной доскѣ… такихъ смѣшныхъ фигурокъ я никогда не видалъ. Я говорю, онъ подмѣшанъ. Надо глядѣть за нимъ строго. Тотъ разъ убѣжалъ на зарѣ… гулялъ цѣлый день не дома… Я сдѣлалъ дубину… хотѣлъ отдуть… но онъ пришелъ такой несчастный и мнѣ глупому становилось жалко…
— Какъ?.. что?.. да! нѣтъ, не обращайся съ нимъ жестоко… не бей его, Юпитеръ, онъ не вынесетъ этого. Но что же вызвало эту болѣзнь или эту перемѣну въ поведеніи? — Случилось что-нибудь непріятное послѣ того какъ я былъ у васъ?
— Нѣтъ, масса, послѣ тогда не было непріятнаго, а раньше тогда было… въ томъ самомъ дню.
— Какъ? Что ты хочешь сказать?
— Да, масса, я говорю, это жукъ.
— Что?
— Жукъ непремѣнно кусалъ ему голову.
— Да почему же ты такъ думаешь, Джэпъ?
— Когти огромные и морда. Такой промятый жукъ — кусаетъ, хватаетъ что ни дай. Масса Вилль хвать его за ногу и бросилъ, — я и говорю, тогда жукъ его кусалъ. Я не хваталъ ногу, а взялъ бумажку, и жука въ бумажку, и совалъ ему въ морду бумажку — вотъ какъ.
— Такъ ты думаешь, что жукъ укусилъ твоего господина и отъ этого онъ заболѣлъ?
— Зачѣмъ думать, нечего думать, — я знаю. Зачѣмъ ему видѣть во снѣ жука — коли жукъ не кусалъ его?
— Да почемъ же ты знаешь, что онъ видитъ во снѣ жука?
— Почемъ знаю? вотъ: онъ говоритъ во снѣ про жука, — вотъ почемъ знаю.
— Ну, можетъ быть, ты и правъ, Джэпъ; но какому счастливому обстоятельству обязанъ я честью твоего посѣщенія?
— Что такое, масса?
— Ты съ какимъ-нибудь порученіемъ отъ г. Леграна?
— Нѣтъ, масса, у меня только грамотка, — съ этими словами Юпитеръ подалъ мнѣ записку слѣдующаго содержанія:
«Дорогой мой — что это васъ не видно? Неужели вы обидѣлись на какую-нибудь brusquerie съ моей стороны; нѣтъ, это невѣроятно.
«Съ тѣхъ поръ, какъ мы видѣлись съ вами въ послѣдній разъ, меня одолѣваютъ заботы. Мнѣ нужно разсказать вамъ объ одной вещи; но какъ разсказать, — я и самъ не знаю; не знаю даже, слѣдуетъ-ли разсказывать.
«Въ послѣднее время мнѣ нездоровилось, и старикашка Юпитеръ доѣхалъ меня своими заботами. Повѣрите-ли? на-дняхъ онъ вырѣзалъ здоровенную дубину и хотѣлъ отколотить меня за то, что я ушелъ утромъ, не разбудивши его, и прошлялся весь день, solus, среди холмовъ. Кажется, только мой болѣзненный видъ избавилъ меня отъ трепки.
«Со времени нашей послѣдней встрѣчи я ничего не прибавилъ къ своей коллекціи.
«Если возможно, пріѣзжайте съ Юпитеромъ. Пріѣзжайте. Мнѣ бы хотѣлось видѣть васъ сегодня, по важному дѣлу. Увѣряю васъ, по въ высшей степени важному дѣлу. Весь вашъ
Что-то особенное въ тонѣ этой записки серьезно обезпокоило меня. Она совсѣмъ не походила на письма Леграна. Что за фантазія пришла ему въ голову? Какая новая химера обуяла его впечатлительный мозгъ? Какое «въ высшей степени важное дѣло» можетъ случиться у него? Разсказъ Юпитера не сулилъ ничего добраго. Я опасался, что постоянныя неудачи въ концѣ концовъ серьезно повредили разсудокъ моего друга. Въ виду этого, я, не медля ни минуты, отправился съ негромъ.
У берега насъ ожидала лодка, на днѣ которой я увидѣлъ косу и два заступа.
— Это зачѣмъ же, Джэпъ? — спросилъ я.
— Ему коса и лопатки, масса.
— Вижу, да зачѣмъ онѣ ему?
— Ему коса и лопатки масса Вилль приказалъ купить въ городѣ и я платилъ за нихъ дьявольскую кучу денегъ.
— Да объясни же мнѣ, ради всего таинственнаго, на что твоему «массѣ Вилль» коса и лопаты?
— Это я не знаю, и дьяволъ меня возьми, если онъ самъ знаетъ. Но это все жукъ виноватъ.
Видя, что отъ Юпитера, мысли котораго сосредоточились на жукѣ, ничего путнаго не добьешься, я усѣлся въ лодку и поднялъ парусъ. Свѣжій сильный вѣтеръ живо доставилъ насъ въ заливчикъ къ сѣверу отъ форта Моультри; отсюда мы прошли пѣшкомъ къ хижинѣ. Было около трехъ часовъ пополудни, когда мы до нея добрались. Легранъ ожидалъ насъ съ нетерпѣніемъ. Онъ схватилъ и потрясъ мою руку съ нервнымъ empressement, которое усилило мои подозрѣнія. Лицо его поразило меня своей призрачной блѣдностью; глубокіе глаза свѣтились неестественнымъ блескомъ. Освѣдомившись о его здоровьѣ и не зная, что сказать еще, я спросилъ, получилъ-ли онъ scarabaeus’а отъ поручика Г.
— О, да — отвѣчалъ онъ, сильно покраснѣвъ, — получилъ на другое утро. Я ни за что не разстанусь съ этимъ scarabaeus’омъ. Вѣдь Юпитеръ-то правъ!
— Какъ такъ? — спросилъ я, предчувствуя бѣду.
— Помните, онъ говорилъ, что жукъ изъ чистаго золота. — Эти слова Легранъ произнесъ тономъ глубокаго убѣжденія, смутившимъ меня до нельзя.
— Этотъ жукъ составитъ мое счастье, — продолжалъ онъ съ торжествующей улыбкой, — возвратитъ мнѣ мои наслѣдственныя имѣнія. Какъ же мнѣ не восхищаться имъ. Фортуна послала его мнѣ и я долженъ только съумѣть пустить его въ ходъ, чтобы найти золото, которое онъ указываетъ. Юпитеръ, принеси мнѣ жука!
— Что? жука, масса? Нѣтъ, я не тронусь отъ мѣста для жука — несите сами! — Легранъ всталъ съ важнымъ и серьезнымъ видомъ, досталъ жука изъ коробки и показалъ мнѣ. Scarabaeus былъ дѣйствительно очень красивъ, и въ то время еще неизвѣстенъ натуралистамъ — находка безспорно интересная съ научной точки зрѣнія. На верхнемъ концѣ спинки у него было два черныхъ пятнышка, на нижнемъ одно подлиннѣе. Твердыя блестящія надкрылья горѣли, какъ золото. Насѣкомое оказалось замѣчательно тяжелымъ, такъ что, принявъ въ соображеніе всѣ эти обстоятельства, я не удивился мнѣнію Юпитера; но рѣшительно не понималъ, какъ могъ Легранъ согласиться съ подобнымъ мнѣніемъ.
— Я послалъ за вами, — сказалъ онъ торжественнымъ тономъ, когда я осмотрѣлъ жука, — я послалъ за вами, чтобы просить у васъ совѣта и помощи въ осуществленіи указаній судьбы и жука…
— Дорогой Легранъ, — воскликнулъ я, перебивая его, — вы не здоровы, вамъ слѣдуетъ быть осторожнымъ. Лягте-ка лучше, а я останусь съ вами нѣсколько дней, пока вы не поправитесь. У васъ лихорадка и…
— Пощупайте мой пульсъ, — сказалъ онъ.
Я пощупалъ и, правду сказать, не замѣтилъ ни малѣйшихъ признаковъ лихорадки.
— Но вы можете быть больны и безъ лихорадки. Послушайтесь меня хоть разъ. Во-первыхъ, ложитесь въ постель. Во-вторыхъ…
— Вы ошибаетесь, — перебилъ онъ, — я здоровъ, какъ только можно быть здоровымъ при моемъ возбужденіи. Если вы дѣйствительно расположены ко мнѣ, помогите мнѣ избавиться отъ этого возбужденія.
— Какъ же я могу вамъ помочь?
— Очень просто. Я предпринимаю съ Юпитеромъ небольшую экскурсію на материкъ, въ этой экскурсіи намъ понадобится помощь третьяго лица, на которое мы могли бы положиться. Вы единственный человѣкъ, которому я могу довѣрять. Удастся-ли намъ или нѣтъ, во всякомъ случаѣ, мое возбужденіе пройдетъ.
— Я радъ вамъ помочь всѣмъ, чѣмъ могу, — отвѣчалъ я, — но скажите: этотъ проклятый жукъ имѣетъ связь съ вашей экскурсіей?
— Да.
— Въ такомъ случаѣ, Легранъ, я не могу принять участія въ этомъ нелѣпомъ предпріятіи.
— Жаль, очень жаль, придется намъ взяться за него однимъ.
— Однимъ! Нѣтъ, онъ рѣшительно сумасшедшій!.. постойте!.. на долго вы думаете отправиться?
— По всей вѣроятности, на всю ночь. Мы отправляемся сейчасъ, а вернемся на разсвѣтѣ.
— Дайте мнѣ слово, что когда ваша причуда будетъ исполнена и исторія съ жукомъ (Господи!) уладится къ вашему удовольствію, вы вернетесь домой и будете слушаться меня, какъ слушались бы своего врача.
— Извольте, даю слово; а теперь въ путь, намъ нельзя терять времени.
Съ тяжелымъ сердцемъ послѣдовалъ я за своимъ другомъ. Мы отправились въ четыре часа, — Легранъ, Юпитеръ, собака и я. Юпитеръ потащилъ косу и заступы; онъ во что бы то ни стало хотѣлъ нести всѣ эти орудія самъ, повидимому, не столько вслѣдствіе избытка усердія или любезности, сколько потому, что боялся довѣрить ихъ своему господину.
Онъ былъ золъ, какъ собака, и единственныя слова, вырывавшіяся изъ его устъ во все время пути, были: «Проклятый жукъ!» Я несъ пару потайныхъ фонарей, а Легранъ scarabaeus’а. Онъ привязалъ его на веревочку и размахивалъ ею съ видомъ заклинателя. При видѣ этого слишкомъ яснаго доказательства безумія моего друга я едва могъ удержаться отъ слезъ. Но я все-таки счелъ за лучшее потакать его причудамъ, пока не представится случай принять болѣе энергическія мѣры съ надеждой на успѣхъ. Мнѣ не удалось, однако, добиться толку насчетъ цѣли нашего путешествія. Убѣдивъ меня отправиться съ нимъ вмѣстѣ, онъ, повидимому, не желалъ разговаривать о менѣе важныхъ предметахъ и на всѣ мои вопросы отвѣчалъ только: — Увидимъ!
Мы переправились черезъ проливъ на челнѣ и, поднявшись на высокій берегъ материка, направились въ сѣверо-западномъ направленіи. Въ этой дикой унылой мѣстности, кажется, еще не ступала нога человѣческая. Легранъ шелъ безъ колебаній, останавливаясь время отъ времени и провѣряя путь по замѣткамъ, которыя онъ сдѣлалъ, повидимому, въ одну изъ прежнихъ прогулокъ.
Такъ шли мы часа два и къ закату солнца очутились въ мѣстности еще болѣе угрюмой. Это былъ родъ плоскогорій близь вершины почти неприступнаго холма, густо заросшаго лѣсомъ и усѣяннаго огромными скалами, которыя, повидимому, свободно лежали на землѣ, такъ что многія скатились бы внизъ, если бы ихъ не задерживали деревья. Глубокія ущелья, пересѣкавшія эту мѣстность по всѣмъ направленіямъ, придавали ей еще болѣе мрачный, торжественный видъ.
Площадка, по которой мы шли, густо заросла цѣпкими кустарниками, сквозь которые невозможно было продраться безъ помощи косы. Юпитеръ, по приказанію своего барина, принялся расчищать намъ тропинку къ подножію огромнаго тюльпаннаго дерева, которое возвышалось среди группы дубовъ, далеко превосходя ихъ и всѣ остальныя деревья, попадавшіяся въ этой мѣстности, красотою листьевъ и очертаній, громадностью раскидистыхъ вѣтвей и общимъ величавымъ видомъ. Когда мы добрались до этого дерева, Легранъ спросилъ Юпитера, можетъ-ли онъ влѣзть на него. Старикъ, повидимому, былъ нѣсколько удивленъ этимъ вопросомъ, и не сразу отвѣтилъ. Наконецъ, онъ подошелъ къ высокому стволу, медленно обошелъ вокругъ него и внимательно осмотрѣлъ дерево. Затѣмъ, кончивъ осмотръ, сказалъ:
— Да, масса, Юпитеру влѣзть на всякое дерево, какое только видѣлъ въ жизни.
— Ну, такъ влѣзай же на него поскорѣе, а то стемнѣетъ и мы не успѣемъ кончить работу.
— Высоко лѣзть, масса? — спросилъ Юпитеръ.
— Сначала до первыхъ вѣтвей, а тамъ я скажу, куда… постой! захвати съ собой жука.
— Жука, масса Вилль? Золотой жукъ? — воскликнулъ негръ, отшатнувшись, — зачѣмъ жуку лазить на дерево? — не хочу!
— Послушай, Джэпъ, если ты, здоровый рослый негръ, боишься этой безобидной мертвой твари, то можешь держать ее на веревочкѣ, — но во всякомъ случаѣ ты возьмешь его съ собой, или я принужденъ буду проломить тебѣ голову этимъ заступомъ.
— Зачѣмъ такъ дѣлать, масса? — возразилъ Джэпъ, сдаваясь, — всегда обижать стараго негра. Я боится жука! что за важность жукъ! — Тутъ онъ осторожно взялъ конецъ веревочки и, стараясь держать жука какъ можно дальше отъ себя, полѣзъ на дерево.
Тюльпанное дерево, Liriodendron tulipi ferum, великолѣпнѣйшее изъ американскихъ деревьевъ, въ молодости имѣетъ совершенно гладкую кору и часто не даетъ боковыхъ сучьевъ до значительной высоты; но съ возрастомъ кора становится шероховатой и неровной, такъ какъ на стволѣ появляется множество коротенькихъ сучковъ. Такимъ образомъ, въ данномъ случаѣ, влѣзть на дерево было не такъ трудно, какъ казалось. Охвативъ высокій цилиндръ какъ можно плотнѣе руками и колѣнями, цѣпляясь за всякій выступъ руками и упираясь босыми ногами въ выступы коры, Юпитеръ полѣзъ на дерево и, раза два-три счастливо избѣжавъ паденія, взобрался, наконецъ, на первый большой сукъ и усѣлся на немъ, считая, повидимому, свою задачу оконченной. Дѣйствительно опасность теперь миновала, хотя сукъ находился на высотѣ шестидесяти или семидесяти футовъ.
— Куда теперь полѣзать, масса Вилль? — спросилъ онъ.
— Взбирайся вверхъ по самой большой вѣткѣ, — вонъ той, видишь? — крикнулъ Легранъ. — Негръ тотчасъ повиновался и, повидимому, безъ особенныхъ затрудненій сталъ взбираться все выше и выше, пока его коренастая фигура не исчезла въ густой листвѣ. Наконецъ, послышался его голосъ:
— Что теперь дѣлать?
— Далеко-ли ты забрался?
— Далеко, — далеко — отвѣчалъ негръ, — видѣть небо наверху.
— Оставь небо въ покоѣ, и слушай меня. Сосчитай, сколько суставовъ на вѣткѣ отъ ствола до того мѣста, гдѣ ты сидишь.
— Одна, двѣ, три, четыре, пять — нѣтъ пять — на пятый я сѣлъ, масса.
— Поднимись еще на одинъ суставъ.
Черезъ нѣсколько мгновеній Юпитеръ закричалъ, что добрался до седьмого сустава.
— Теперь, Юпитеръ, — крикнулъ Легранъ съ очевиднымъ волненіемъ, — поднимайся по седьмому суставу и, если увидишь на немъ что-нибудь особенное, скажи мнѣ.
Къ этому времени у меня не оставалась никакихъ сомнѣній насчетъ болѣзненнаго состоянія моего друга. Мнѣ казалось очевиднымъ, что онъ находится въ припадкѣ умопомѣшательства, и съ безпокойствомъ думалъ, какъ бы увести его домой. Пока я соображалъ, какъ за это взяться, голосъ Юпитера послышался снова.
— Страшно лазить на этотъ сукъ — совсѣмъ мертвый, сломится.
— Ты говоришь мертвый, Юпитеръ? — крикнулъ Легранъ прерывающимся голосомъ.
— Да, масса, какъ дверной гвоздь — совсѣмъ не живой.
— Господи, что же мнѣ дѣлать? — воскликнулъ Легранъ съ отчаяніемъ.
— Что дѣлать? — подхватилъ я, радуясь случаю вмѣшаться, — идти домой и лечь спать. Пойдемте! — уже поздно и притомъ вы обѣщали.
— Юпитеръ, — крикнулъ Легранъ, не обративъ ни малѣйшаго вниманія на мои слова, — слышишь-ли ты меня?
— Да, масса Вилль, мнѣ очень ясно слышать.
— Попробуй дерево ножомъ, — очень оно гнилое?
— Не очень гнилое, масса, — отвѣчалъ негръ спустя нѣсколько мгновеній, — бываетъ больше гнилое. Вѣрно мнѣ бы влѣзать самому.
— Самому? что ты хочешь сказать?
— Я говорю про жука. Очень тяжелый жукъ. Надо его бросить — тогда сукъ не ломается отъ одного негра.
— Ахъ, ты, чортова каналья! — закричалъ Легранъ съ видимымъ облегченіемъ. — Только попробуй у меня бросить жука — и я сверну тебѣ шею. Слушай, Юпитеръ, — слышишь ты меня?
— Да, масса, зачѣмъ такъ ругать бѣднаго негра.
— Ладно, слушай хорошенько: если ты влѣзешь на этотъ сукъ и не выпустишь жука, я подарю тебѣ серебряный долларъ.
— Влѣзъ, масса Вилль, — крикнулъ негръ, — вотъ я на самый конецъ.
— На самый конецъ! — неистово завопилъ Легранъ, — ты на самомъ концѣ сука?
— Сейчасъ бываетъ конецъ, масса, — о-о-о-о-ой! Іисусе Христе! что тутъ на деревѣ!
— Что, что такое? — радостно воскликнулъ Легранъ.
— Ничего, масса, только одинъ черепъ — кто-то оставилъ свою голову на суку — а вороны поклевали мясо до крошечки.
— Черепъ, говоришь? — отлично! — какъ онъ прикрѣпленъ къ стволу? — чѣмъ?
— Сейчасъ, масса, надо посмотрѣть. Вотъ какъ странно — ей Богу — гвоздь въ черепѣ, большой гвоздь.
— Ладно, Юпитеръ, — дѣлай теперь, что я буду тебѣ говорить, — слышишь?
— Да, масса.
— Слушай же, — отыщи лѣвый глазъ черепа.
— А! Э! да! какъ же, тутъ совсѣмъ нѣтъ лѣваго глаза.
— Проклятый олухъ! Знаешь ты свою лѣвую руку?
— Да! знаю! хорошо знаю! — вотъ лѣвая — вотъ, на суку.
— Ну, да, ты лѣвша; и твой лѣвый глазъ тамъ же, гдѣ лѣвая рука. Теперь, надѣюсь, ты отыщешь лѣвый глазъ черепа, или то мѣсто, гдѣ долженъ быть лѣвый глазъ. Нашелъ?
Наступила продолжительная пауза. Наконецъ, негръ спросилъ:
— Лѣвый глазъ на черепѣ, гдѣ лѣвая рука на черепѣ, да? — главная причина, что на черепѣ нѣтъ руки, — ни кусочка!.. Нашелъ лѣвый глазъ — вотъ лѣвый глазъ — что съ нимъ дѣлать?
— Пропусти въ него жука, насколько позволитъ шнурокъ, — только смотри, не урони.
— Готово, масса Вилль — очень просто — смотрите жука внизу.
Въ теченіе этого разговора Юпитеръ оставался невидимымъ; но жукъ, котораго онъ пропустилъ въ орбиту черепа, вскорѣ показался на концѣ шнурка, сверкая точно шарикъ червоннаго золота въ послѣднихъ лучахъ заходящаго солнца, озарявшихъ слабымъ свѣтомъ возвышенность, на которой мы стояли. Scarabaeus висѣлъ какъ разъ надъ нами, и если бы Юпитеръ выпустилъ его, упалъ бы къ нашимъ ногамъ. Легранъ немедленно взялъ косу, и расчистилъ пространство въ три или четыре ярда въ поперечникѣ, подъ жукомъ, — затѣмъ велѣлъ Юпитеру выпустить шнурокъ и слѣзть съ дерева.
Воткнувъ колышекъ въ томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ упалъ жукъ, мой другъ досталъ изъ кармана землемѣрную ленту. Прикрѣпивъ одинъ конецъ къ дереву въ ближайшемъ къ колышку пунктѣ, онъ началъ развертывать ее по направленію отъ дерева черезъ колышекъ, и отмѣрилъ такимъ образомъ пятьдесятъ футовъ — Юпитеръ расчищалъ ему дорогу косой. Тутъ онъ вколотилъ другой колышекъ и велѣлъ Юпитеру расчистить вокругъ него небольшое пространство, около четырехъ футовъ въ діаметрѣ. Затѣмъ, взявъ заступъ и давъ по заступу мнѣ и Юпитеру, попросилъ насъ рыть какъ можно усерднѣе.
Правду сказать, я охотно отказался бы отъ этого удовольствія, такъ какъ ночь наступала, а я и безъ того былъ утомленъ нашимъ путешествіемъ; но мнѣ не хотѣлось разстроивать моего бѣднаго друга. Если бы я могъ разсчитывать на помощь со стороны Юпитера, то увелъ бы безумца домой; но я слишкомъ хорошо зналъ стараго негра, чтобы разсчитывать на его поддержку. Я былъ увѣренъ, что Легранъ помѣшался на какой-нибудь изъ безчисленныхъ исторій о кладахъ, и что эта химера засѣла въ немъ подъ вліяніемъ находки scarabaeus’а или упорныхъ заявленій Юпитера, будто этотъ жукъ «изъ чистаго золота».
Мозгь, расположенный къ помѣшательству, легко поддается такимъ внушеніямъ — особливо если они гармонируютъ съ его предвзятыми идеями, а я хорошо помнилъ слова бѣдняги о жукѣ, который «составитъ его счастье». Вообще, я былъ жестоко разстроенъ, но въ концѣ концовъ рѣшилъ покориться неизбѣжному, взяться за лопату, и такимъ образомъ на дѣлѣ доказать безумцу несостоятельность его химеръ.
Мы зажгли фонари, и принялись за работу съ усердіемъ, достойнымъ лучшаго приложенія. Озаренные дрожащимъ свѣтомъ фонарей, мы, безъ сомнѣнія, представляли очень живописную группу и я невольно подумалъ, какое странное и дикое впечатлѣніе произвела бы наша работа на случайнаго путника, если бы онъ завернулъ въ этотъ уголокъ.
Мы рыли очень усердно въ теченіе двухъ часовъ, лишь изрѣдка обмѣниваясь словами. Больше всего намъ мѣшала собака, повидимому, очень интересовавшаяся нашей работой. Наконецъ, она подняла такой отчаянный вой, что мы стали не на шутку опасаться, какъ бы она не возбудила тревоги въ окрестностяхъ. То есть, опасался Легранъ, — я былъ бы радъ появленію постороннихъ, которые помогли бы мнѣ отвести его домой. Впрочемъ, этотъ вой былъ вскорѣ прекращенъ Юпитеромъ, который съ рѣшительнымъ видомъ завязалъ морду собаки собственной подтяжкой, а затѣмъ, значительно ухмыляясь, снова взялся за заступъ.
Наконецъ, мы вырыли очень глубокую яму, а никакихъ слѣдовъ сокровища не было видно. Наступила пауза, и я начиналъ надѣяться, что комедія кончена. Однако, Легранъ, хотя очевидно смущенный, отеръ потный лобъ и снова взялся за заступъ. Мы вырыли яму на пространствѣ всего расчищеннаго круга въ четыре фута діаметромъ, на глубину болѣе двухъ футовъ. Ничего не оказывалось. Наконецъ, искатель кладовъ, о которомъ я глубоко сожалѣлъ, выскочилъ изъ ямы, видимо крайне разстроенный и принялся медленно, неохотно надѣвать пальто, которое снялъ передъ началомъ работы. Я молчалъ. Юпитеръ, по знаку своего господина, сталъ собирать инструменты. Затѣмъ, развязавъ морду собакѣ, мы въ глубокомъ молчаніи направились домой.
Мы отошли шаговъ на двѣнадцать, какъ вдругъ Легранъ, съ громкимъ ругательствомъ, кинулся на Юпитера и схватилъ его за воротъ. Изумленный негръ выпучилъ глаза, разинулъ ротъ, уронилъ инструменты и упалъ на колѣни.
— Бездѣльникъ! — прошипѣлъ Легранъ сквозь зубы, — проклятый черный негодяй! — говори! — отвѣчай сію же минуту безъ увертокъ! — гдѣ у тебя лѣвый глазъ?
— О, бѣда моя, масса Вилль! Вотъ лѣвый глазъ, вотъ онъ! — ревѣлъ испуганный негръ, накрывъ рукой свой правый глазъ и (прижавъ ее плотно, какъ будто боялся, что господинъ немедленно вырветъ его.
— Я такъ и думалъ! — я зналъ это! ура! — воскликнулъ Легранъ, отпустивъ негра и пустившись въ плясъ, къ великому изумленію своего слуги, который въ оцѣпенѣніи смотрѣлъ то на меня, то на своего господина.
— Идемъ! мы должны вернуться! — сказалъ послѣдній, — не все еще потеряно! — съ этими словами онъ направился обратно къ тюльпанному дереву.
— Юпитеръ, — сказалъ онъ, — когда мы подошли къ его подножію, — поди сюда! какъ былъ прибитъ черепъ: лицомъ наружу или къ стволу?
— Наружу, масса, — воронамъ ловко было клевать глаза.
— Такъ въ этотъ или въ этотъ глазъ ты опустилъ жука? — продолжалъ Легранъ, дотрогиваясь поочередно до обоихъ глазъ негра.
— Этотъ, масса — лѣвый — я вѣрно говорю, — отвѣчалъ Юпитеръ, по прежнему указывая на правый глазъ.
— Хорошо, — въ такомъ случаѣ нужно начать съизнова.
Тутъ мой другъ, помѣшательство котораго все болѣе уяснялось для меня, переставилъ колышекъ, воткнутый въ томъ мѣстѣ, гдѣ упалъ жукъ, на три дюйма къ западу. Затѣмъ, протянувъ ленту отъ ближайшей точки ствола къ колышку, отмѣрилъ въ томъ же направленіи пятьдесятъ футовъ и остановился въ нѣсколькихъ ярдахъ отъ стараго мѣста.
Около этого пункта расчистили кругъ нѣсколько больше перваго, и снова взялись за лопаты. Я усталъ страшно, но, не знаю почему, не чувствовалъ такого отвращенія къ работѣ, какъ прежде. Я даже заинтересовался ею, — мало того, — испытывалъ волненіе не на шутку. Можетъ быть, въ экстравагантныхъ выходкахъ Леграна проскальзывали признаки здраваго разсудка, обдуманности, дѣйствовавшіе на меня. Я рылъ усердно, и время отъ времени ловилъ себя на томъ, что и самъ я поглядываю на яму съ чувствомъ, весьма похожимъ на ожиданіе сокровища, мысль о которомъ свела съ ума моего злополучнаго друга. Въ то самое время, когда эти безумныя мысли съ особенною силой овладѣли мной, собака снова принялась лаять. Въ первый разъ ея лай былъ, очевидно, результатомъ каприза или рѣзвости, но теперь въ немъ слышались болѣе серьезныя и злобныя ноты. Юпитеръ попытался было снова связать ей морду, но собака оказала отчаянное сопротивленіе и, бросившись въ яму, принялась рыть землю лапами. Вскорѣ она откопала груду человѣческихъ костей, — два полныхъ скелета, среди которыхъ валялось нѣсколько металлическихъ пуговицъ и остатки истлѣвшей шерстяной ткани. Два—три удара заступомъ отрыли лезвіе большого испанскаго ножа, потомъ нѣсколько золотыхъ и серебряныхъ монетъ.
При видѣ ихъ Юпитеръ не могъ удержаться отъ радостнаго восклицанія, но лицо Леграна омрачилось. Какъ бы то ни было, онъ просилъ насъ продолжать работу, и не успѣлъ окончить свои слова, какъ я споткнулся и упалъ, зацѣпивъ ногою за желѣзное кольцо, полузарытое въ землѣ.
Теперь мы съ жаромъ принялись за работу, и никогда еще я не испытывалъ такого возбужденія. Вскорѣ мы вырыли продолговатый деревянный сундукъ, удивительно хорошо сохранившійся и твердый какъ камень, — очевидно, дерево было пропитано какимъ-нибудь веществомъ — можетъ быть, двухлористою ртутью. Сундукъ имѣлъ три съ половиной фута въ длину, три фута въ ширину, и два съ половиной высоты. Онъ былъ окованъ желѣзными полосами, перекрещивавшимися въ видѣ сѣти. Съ каждой стороны было по три желѣзныхъ кольца, всего шесть, такъ что шесть человѣкъ могли бы взяться за него. Наши соединенныя усилія могли только чуть-чуть передвинуть этотъ ящикъ. Мы тотчасъ убѣдились, что не справимся съ такой тяжестью. Къ счастію, онъ былъ запертъ только двумя задвижками. Мы отодвинули ихъ, дрожа какъ въ лихорадкѣ. Несчетное сокровище открылось передъ нами. Когда мы направили на сундукъ наши фонари, груда золота н драгоцѣнныхъ камней засверкала почти нестерпимымъ блескомъ.
Не берусь передать мои чувства при видѣ этого зрѣлища. Изумленіе, конечно, господствовало надъ всѣми остальными. Легранъ, казалось, изнемогалъ отъ волненія и почти ничего не говорилъ. Лицо Юпитера сначала покрылось смертельною блѣдностью, насколько это возможно для негра. Онъ былъ точно громомъ пораженъ. Потомъ онъ бросился на колѣни передъ ящикомъ и засунулъ руки по локоть въ груду золота, точно наслаждаясь этимъ ощущеніемъ. Наконецъ, перевелъ духъ и воскликнулъ, обращаясь къ самому себѣ:
— И все это золотой жукъ! милый золотой жукъ! бѣдный золотой жучекъ! а я на него такъ бранился! Не стыдно тебѣ, негръ? — отвѣчай!
Наконецъ, я напомнилъ господину и слугѣ, что не мѣшаетъ подумать о возвращеніи. Необходимо было перенести сокровище домой до разсвѣта. Мы не знали какъ быть и долго обсуждали этотъ вопросъ: такъ смутны были наши мысли. Въ концѣ концовъ мы вынули изъ сундука почти двѣ трети сокровищъ, послѣ чего могли нести его. Вынутое богатство мы спрятали въ кустарникъ и оставили собаку сторожить, съ строжайшимъ наказомъ со стороны Юпитера не трогаться съ мѣста и не разѣвать пасти до нашего возвращенія. Затѣмъ мы поспѣшили домой съ сундукомъ и добрались до хижины благополучно, но страшно усталые, къ часу ночи. Человѣческая природа требовала отдыха. Мы отдыхали до двухъ часовъ, поужинали, а затѣмъ отправились къ мѣсту находки, захвативъ съ собою три мѣшка, случайно оказавшіеся въ хижинѣ. Около четырехъ часовъ мы были на мѣстѣ, раздѣлили на три части оставшееся сокровище и, бросивъ яму не зарытой, снова направились къ хижинѣ, гдѣ и сложили нашъ грузъ, въ ту минуту, когда первыя полосы свѣта озарили Востокъ.
Мы были разбиты въ конецъ, но возбужденное состояніе не позволяло намъ отдохнуть. Проспавъ часа три—четыре тяжелымъ, безпокойнымъ сномъ, мы разомъ, точно согласившись, вскочили и принялись считать сокровище.
Сундукъ былъ полонъ до краевъ, такъ что мы провели весь день и часть слѣдующей ночи за разборкой его содержимаго. Оно было навалено грудой, безъ всякаго порядка. Разсортировавъ его, мы убѣдились, что богатство еще больше, чѣмъ казалось съ перваго взгляда. Тутъ было болѣе четырехсотъ пятидесяти тысячъ долларовъ звонкой монетой, вычисляя стоимость золота по текущему курсу. Серебра вовсе не было, — исключительно золотые, старинной чеканки и разныхъ странъ: французскіе, испанскіе, нѣмецкіе, нѣсколько англійскихъ гиней и какихъ-то монетъ, о которыхъ мы и понятія не имѣли. Попадались тяжелыя, большія монеты, настолько стертыя, что нельзя было разобрать надпись. Американскихъ не было вовсе. Стоимость драгоцѣнныхъ камней мы затруднялись опредѣлить. Были тутъ алмазы — нѣкоторые замѣчательной красоты и рѣдкой воды — всего сто десять штукъ, въ томъ числѣ ни одного мелкаго; восемнадцать рубиновъ удивительнаго блеска; триста десять прекрасныхъ изумрудовъ; двадцать одинъ сапфиръ, и одинъ опалъ. Всѣ эти камни были вынуты изъ оправъ и свалены въ сундукъ вмѣстѣ съ золотыми. Сами оправы были скомканы и сплющены молоткомъ, по всей вѣроятности, для того, чтобы ихъ не могли узнать. Кромѣ всего этого въ сундукѣ оказалось множество золотыхъ украшеній: около двухсотъ массивныхъ колецъ и серегъ; — великолѣпныя цѣпи — тридцать штукъ, если не ошибаюсь; — восемьдесятъ три большихъ тяжелыхъ распятія; — огромная золотая пуншевая чаша, украшенная рѣзьбой въ видѣ виноградныхъ листьевъ и вакхическихъ фигуръ; — пять золотыхъ кадильницъ, очень цѣнныхъ; — двѣ рукоятки шпагъ изящной работы, и много мелкихъ вещицъ, которыхъ я и не упомню. Вѣсъ этихъ драгоцѣнностей превосходилъ триста пятьдесятъ фунтовъ торговой мѣры, не считая ста девяносто семи великолѣпныхъ золотыхъ часовъ, въ числѣ которыхъ были стоившіе не менѣе пятисотъ долларовъ. Многіе изъ нихъ были очень старинной работы, съ попорченнымъ механизмомъ, негодные для употребленія, но съ богатыми инкрустаціями и въ дорогихъ футлярахъ. Стоимость всего содержимаго ящика представляла, по нашему разсчету, полтора милліона долларовъ, но впослѣдствіи, по продажѣ драгоцѣнностей и золотыхъ вещей (мы сохранили лишь немногія для собственнаго употребленія) оказалось, что наша оцѣнка была слишкомъ низка.
Когда, наконецъ, мы кончили разборку драгоцѣнностей и первоначальное возбужденіе нѣсколько улеглось, Легранъ, замѣтивъ, что я сгораю нетерпѣніемъ разъяснить эту необычайную загадку, приступилъ къ подробному разсказу.
— Вы помните, — сказалъ онъ, — тотъ вечеръ, когда я передалъ вамъ грубый набросокъ Scarabaeus’а. Вы помните также, какъ я разсердился на васъ за то, что вы увѣряли, будто мой рисунокъ напоминаетъ черепъ. Сначала я думалъ, что вы шутите; но, вспомнивъ о пятнышкахъ на спинкѣ насѣкомаго, согласился, что ваше сравненіе не лишено основанія. Но все же насмѣшка надъ моимъ рисункомъ раздражила меня — такъ какъ я считаюсь хорошимъ рисовальщикомъ — и, когда вы возвратили мнѣ этотъ клочекъ пергамента, я хотѣлъ смять его и бросить въ печку.
— Клочекъ бумаги, хотите вы сказать? — замѣтилъ я.
— Нѣтъ, я самъ думалъ сначала, что это бумага, но, начавъ рисовать, тотчасъ убѣдился, что это клочекъ очень тонкаго пергамента. Онъ былъ очень грязенъ, если припомните. Такъ вотъ, когда я хотѣлъ скомкать его, мой взглядъ упалъ на рисунокъ, который вы разсматривали и можете себѣ представить мое изумленіе, когда я дѣйствительно увидѣлъ черепъ въ томъ мѣстѣ, гдѣ, казалось мнѣ, нарисовалъ жука. Въ первую минуту я не могъ ничего понять. Я зналъ, что мой рисунокъ рѣзко отличался отъ этого, хотя въ общихъ очертаніяхъ было извѣстное сходство. Наконецъ я взялъ свѣчу, усѣлся въ углу и сталъ тщательно изслѣдовать пергаментъ. Повернувъ его, я нашелъ свой рисунокъ на другой сторонѣ. Мое первое впечатлѣніе было удивленіе, вызванное замѣчательнымъ сходствомъ очертаній и страннымъ совпаденіемъ: въ самомъ дѣлѣ, рисунокъ черепа находился какъ разъ подъ моимъ рисункомъ и такъ походилъ на него. Какъ я уже сказалъ, это странное совпаденіе совершенно ошеломило меня въ первую минуту. Таково обычное дѣйствіе подобныхъ совпаденій. Умъ старается установить связь — отношенія причины и слѣдствія — и, не находя ее, сбивается съ толку. Но, собравшись съ мыслями, я мало по малу пришелъ къ убѣжденію, которое поразило меня еще сильнѣе. Я началъ отчетливо, ясно припоминать, что никакого рисунка на пергаментѣ не было, когда я рисовалъ моего Scarabaeus. Я былъ совершенно убѣжденъ въ этомъ, помня, что я переворачивалъ клочекъ на обѣ стороны, отыскивая мѣстечко почище. Будь на немъ рисунокъ черепа, я не могъ бы не замѣтить его. Тутъ въ самомъ дѣлѣ оказывалась тайна, которой я не могъ объяснить; но даже въ эту первую минуту удивленія, въ тайникахъ моей души уже закопошилось представленіе объ истинѣ, такъ блистательно оправдавшееся въ прошлую ночь. Я всталъ и, спрятавъ пергаментъ, рѣшилъ отложить всякую попытку объясненія до тѣхъ поръ, пока останусь одинъ.
«Когда вы ушли, а Юпитеръ улегся спать, я принялся за болѣе методическое разслѣдованіе. Прежде всего, я припомнилъ, какимъ образомъ попалъ ко мнѣ пергаментъ. Мы нашли Scarabaeus'а на берегу материка, на разстояніи мили отъ острова, недалеко отъ верхней линіи прилива. Когда я схватилъ его, онъ укусилъ меня такъ сильно, что я выпустилъ его. Юпитеръ, съ своей обычной осторожностью, прежде чѣмъ схватить жука, оглянулся, нѣтъ-ли по близости листа или чего-нибудь подобнаго. Въ эту-то минуту его взглядъ — и мой также — упалъ на листовъ пергамента, который тогда показался мнѣ листкомъ бумаги. Онъ лежалъ полузарытый въ пескѣ, высунувшись однимъ уголкомъ наружу. Подлѣ него я замѣтилъ обломки длинной лодки. Должно быть они гнили здѣсь давно, потому что утратили почти всякое сходство съ лодкой.
«Итакъ, Юпитеръ схватилъ пергаментъ, завернулъ въ него жука и подалъ мнѣ. Вскорѣ послѣ этого мы отправились домой и по дорогѣ встрѣтили поручика Г. Я показалъ ему насѣкомое и онъ попросилъ его у меня на время. Я согласился, онъ положилъ жука въ карманъ, а пергаментъ остался у меня въ рукахъ. Можетъ быть, онъ боялся, что я передумаю, и оттого поспѣшилъ спрятать жука — вы знаете его пристрастіе къ естественной исторіи. Въ тоже время, совершенно машинально, я сунулъ пергаментъ въ карманъ.
«Вы помните, что, усѣвшись за столъ съ цѣлью нарисовать жука, я не нашелъ подъ рукой бумаги. Я заглянулъ въ столь — и тамъ ея не оказалось. Я пошарилъ въ карманахъ — не найду-ли какой-нибудь записки — и мнѣ подъ руку попался пергаментъ. Я описываю такъ подробно, какимъ образомъ онъ попалъ въ мою руку, потому что всѣ эти обстоятельства произвели на меня глубокое впечатлѣніе.
«Безъ сомнѣнія, вы сочтете меня фантазеромъ, но я уже установилъ извѣстнаго рода связь между явленіями. Я соединилъ два звена цѣпи. На берегу валялась лодка; а подлѣ нея пергаментъ — не бумага, замѣтьте — съ изображеніемъ черепа. Вы, конечно, спросите: «гдѣ же тутъ связь»? Я отвѣчу, что черепъ или мертвая голова — давнишняя эмблема пирата. При нападеніяхъ они всегда поднимали флагъ съ изображеніемъ мертвой головы.
«Я сказалъ, что клочекъ оказался пергаментомъ, а не бумагой. Пергаментъ долго сохраняется — почти вѣчно. Для пустяковъ рѣдко употребляютъ пергаментъ, тѣмъ болѣе, что на немъ не такъ удобно рисовать или писать, какъ на бумагѣ. Это соображеніе наводило на мысль о какой-нибудъ тайнѣ — объ особомъ смыслѣ, связанномъ съ мертвой головой. Я не могъ не обратить вниманія и на форму пергамента. Хотя одинъ изъ его уголковъ былъ оборванъ, но первоначальная форма, очевидно, была продолговатая. Словомъ, это былъ именно такой листокъ, какіе употребляются для важныхъ записокъ, которыя надо сохранить.
— Но, — перебилъ я, — вы сказали, что черепа не было на листкѣ, когда вы рисовали жука. Какая же можетъ быть связь между лодкой и черепомъ, — если этотъ послѣдній, по вашимъ же словамъ, былъ нарисованъ (Богъ знаетъ кѣмъ) послѣ того какъ вы нарисовали scarabaeus’а.
— А, на этомъ-то и вертится вся тайна; хотя именно въ этомъ отношеніи разгадка не представляла для меня особенныхъ затрудненій. Мои разсужденія были строго логичны и могли привести лишь къ одному результату. Я разсуждалъ такъ: когда я рисовалъ scarabaeus’а, на пергаментѣ не было черепа. Кончивъ рисунокъ, я передалъ его вамъ, и смотрѣлъ на васъ все время, пока вы не возвратили мнѣ листокъ. Стало быть, вы не могли нарисовать черепъ, а кромѣ васъ рисовать было не кому. Стало быть, онъ не былъ нарисованъ. И, однако, онъ былъ на пергаментѣ.
«Добравшись до этого пункта въ своихъ разсужденіяхъ, я сталъ припоминать и припомнилъ совершенно ясно все, что случилось въ теченіе этого періода. Погода была холодная (о, рѣдкая и счастливая случайность!) и въ печкѣ горѣлъ огонь. Я разогрѣелся отъ ходьбы, и сѣлъ за столомъ. Вы же придвинули стулъ къ самой печкѣ. Какъ только я передалъ вамъ пергаментъ, Вольфъ, ньюфаундлендъ, ворвался въ хижину и бросился къ вамъ на плечи. Лѣвой рукой вы погладили и отстранили его, а правую, съ пергаментомъ, машинально опустили между колѣнъ къ самому огню. Я уже думалъ, что она вспыхнетъ и хотѣлъ предупредить васъ, но въ эту самую минуту вы подняли ее и стали разсматривать. Обсудивъ всѣ эти обстоятельства, я ни минуты не сомнѣвался, что причиной, вызвавшей на пергаментѣ рисунокъ черепа, была теплота. Вы знаете, что существуютъ химическія соединенія — существуютъ съ незапамятныхъ временъ — съ помощью которыхъ можно писать на бумагѣ или пергаментѣ, причемъ буквы остаются невидимыми, пока не будутъ подвергнуты дѣйствію теплоты. Иногда употребляютъ саффлёръ, растворенный въ aqua regia и разведенный четырьмя объемами воды; получаются зеленыя буквы. Кобальтовый королекъ, растворенный въ азотной кислотѣ, даетъ красныя буквы. Эти цвѣта исчезаютъ вскорѣ по охлажденіи бумаги, но появляются снова, если нагрѣть ее.
Я внимательно разсмотрѣлъ рисунокъ головы. Ея внѣшнія очертанія, то есть ближайшія къ краямъ пергамента, выдѣлялись рѣзче чѣмъ остальная часть рисунка. Очевидно, дѣйствіе теплоты было неравномѣрно. Я тотчасъ развелъ огонь и сталъ нагрѣвать пергаментъ. Сначала только выступили яснѣе очертанія черепа; но потомъ въ уголку листка, діагонально противуположному тому, гдѣ находился рисунокъ черепа, показалась фигура, которую я принялъ сначала за изображеніе козы. Но при ближайшемъ изслѣдованіи я убѣдился, что оно походитъ скорѣе на козленка.
— Ха, ха, — перебилъ я, — я не въ правѣ смѣяться надъ вами, — полтора милліона чистоганомъ вещь достаточно серьезная — но вы не отыщете третьяго звена цѣпи — вамъ не удастся установить связь между пиратомъ и козою — какое дѣло пиратамъ до козъ; тутъ скорѣй что-то сельско-хозяйственное замѣшано.
— Но вѣдь я сказалъ, что фигура не была изображеніемъ козы.
— Ну, козленка, — не все-ли равно?
— Почти, но не совсѣмъ, — возразилъ Легранъ. — Приходилось ли вамъ слышать о нѣкоемъ капитанѣ Киддѣ? При первомъ взглядѣ на рисунокъ я догадался, что это должна быть символическая или гіероглифическая подпись[1]. Я говорю подпись, — судя по тому мѣсту, гдѣ она находилась. Мертвая голова въ противуположномъ — по діагонали — углу имѣла видъ штемпеля или печати. Но меня сбивало съ толку отсутствіе самаго главнаго — сути — текста.
— Вы ожидали найти записку между печатью и подписью?
— Что-нибудь въ этомъ родѣ. Дѣло въ томъ, что меня неотвязно преслѣдовала мысль о богатствѣ, связанномъ съ этимъ листкомъ. Почему, — я и самъ не знаю. Можетъ быть, это было скорѣе желаніе, чѣмъ вѣра; но, представьте себѣ, — слова Юпитера насчетъ золотого жука произвели замѣчательное дѣйствіе на мое воображеніе. Потомъ весь этотъ рядъ случайностей и совпаденій — все это было очень необычайно. Надо же было всѣмъ этимъ событіямъ случиться въ тотъ единственный день въ теченіе цѣлаго года, когда погода была холодная; и подумать только, что не будь печка затоплена или появись собака минутой позднѣе, я никогда не узналъ бы о существованіи черепа и не сдѣлался бы обладателемъ сокровища,
— Да, но продолжайте — я весь нетерпѣніе!
— Хорошо; такъ вы, безъ сомнѣнія слышали разсказы — тысячи розсказней о сокровищѣ, зарытомъ гдѣ-то на берегу Атлантическаго океана Киддомъ и его сообщниками. Эти слухи могли имѣть основаніе. И если они существовали такъ долго и такъ упорно, то только потому — казалось мнѣ — что сокровище до сихъ поръ остается не вырытымъ. Если бы Киддъ спряталъ свою добычу на время, а потомъ снова отрылъ, — врядъ-ли бы слухи сохранились въ неизмѣнной формѣ до нашего времени. Замѣтьте, что всѣ эти исторіи толкуютъ о кладоискателяхъ, а не о нахожденіи клада. Если пиратъ отрылъ свое богатство, объ этомъ бы вскорѣ забыли. Мнѣ казалось, что какая-нибудь случайность, напримѣръ, потеря записки, въ которой было обозначено мѣсто клада — лишила его возможности овладѣть имъ, — что это обстоятельство сдѣлалось извѣстнымъ его товарищамъ, которые иначе и не узнали бы о его тайнѣ — и что они своими безплодными попытками отыскать сокровище подали поводъ ко всѣмъ этимъ исторіямъ. Приходилось-ли вамъ слышать о находкѣ клада на этомъ берегу?
— Никогда.
— А между тѣмъ извѣстно было, что добыча Кидда должна быть громадной. Итакъ, я пришелъ къ убѣжденію, что она еще скрывается въ землѣ, и вамъ, конечно, не покажется страннымъ, что у меня мелькнула надежда, не содержится-ли въ пергаментѣ, такъ странно попавшемъ въ мои руки, описаніе мѣстности, гдѣ зарытъ кладъ.
— Но какъ же вы поступали дальше?
— Я снова сталъ нагрѣвать листокъ, усиливъ огонь; но буквы не появлялись. Тогда я подумалъ, не зависитъ-ли это отъ слоя грязи; осторожно обмылъ пергаментъ, положилъ его на сковородку рисункомъ внизъ и сталъ нагрѣвать на легкомъ огнѣ. Черезъ нѣсколько минутъ сковородка сильно нагрѣлась; тогда я повернулъ листокъ и къ невыразимой своей радости замѣтилъ на немъ какія-то фигурки, расположенныя строчками. Я снова положилъ листокъ на сковородку, и погрѣлъ ее еще съ минуту. Послѣ этого выступила вся надпись, которую вы можете видѣть.
Тутъ Легранъ снова нагрѣлъ пергаментъ и передалъ его мнѣ. Я увидѣлъ между мертвой головой и козленкомъ слѣдующія фигурки, нарисованныя красными чернилами:
| 53‡‡†305))6*;4826)4‡.)4‡);806*;48†8¶60))85; |
| 1‡(;:‡*8†83(88)5*†;46(;88*96*?;8)*‡(;485);5*† |
| 2:*‡(;4956*2(5*—4)8¶8*;4069285);)6†8)4‡‡;1(‡ |
| 9;48081;8:8‡1;48†85;4)485†528806*81(‡9;48;(88;4 |
| (‡?34;48)4‡;161;:188;‡?; |
— Но, — сказалъ я, возвращая ему листокъ, — для меня это китайская грамота. Я тутъ ничего не разберу, хоть бы мнѣ предложили всѣ алмазы Голконды за разъясненіе этой тарабарщины.
— А между тѣмъ, — возразилъ Легранъ, — разгадать этотъ шифръ вовсе не такъ трудно, какъ это вамъ можетъ показаться съ перваго взгляда. Очевидно, это шифръ; но зная, что такое представлялъ изъ себя Кидъ, я не считалъ его способнымъ на составленіе очень сложной криптограммы. Я тотчасъ рѣшилъ, что этотъ шифръ долженъ быть очень простымъ — хотя ограниченный умъ моряка воображалъ, что его невозможно разобрать, не зная ключа.
— И вы разобрали?
— Безъ труда; такіе-ли шифры мнѣ случалось разбирать! Обстоятельства и собственная склонность привели къ тому, что я заинтересовался этого рода загадками; и не знаю, можетъ-ли человѣческое остроуміе изобрѣсти такой шифръ, котораго человѣческое же остроуміе не въ силахъ было бы разгадать, взявшись за дѣло надлежащимъ образомъ. Разъ опредѣливъ буквы, я никогда не затруднялся разгадать ихъ смыслъ.
«Въ настоящемъ случаѣ — да и во всѣхъ шифрахъ — прежде всего являлся вопросъ о языкѣ; такъ какъ принципы рѣшенія, особенно въ простыхъ шифрахъ, опредѣляются духомъ языка. Въ большинствѣ случаевъ приходится перепробовать (руководясь теоріей вѣроятностей) всѣ языки, извѣстные разгадчику, пока не найдешь надлежащаго. Но здѣсь затрудненіе устранялось подписью. Игра словами «Kid» и «Kidd» возможна только въ англійскомъ языкѣ. Не будь этого, я началъ бы съ испанскаго или французскаго, такъ какъ пираты испанскаго моря пользовались преимущественно этими языками.
«Вы замѣчаете, что здѣсь нѣтъ раздѣленія между словами? Будь они отдѣлены другъ отъ друга, задача значительно упростилась бы. Въ такомъ случаѣ я началъ бы съ анализа самыхъ короткихъ словъ, и если бы попалось состоящее изъ одной буквы (въ родѣ я или и) я считалъ бы свою задачу рѣшенной. Но дѣленій не было, и мнѣ оставалось только опредѣлить, какія буквы чаще, какія рѣже встрѣчаются въ этомъ шифрѣ. Пересчитавъ отдѣльные значки, я составилъ слѣдующую табличку:
| Знакъ | 8 | встрѣчается | 33 | раза. |
| ; | 26 | |||
| 4 | 19 | |||
| ‡) | 16 | |||
| * | 13 | |||
| 5 | 12 | |||
| 6 | 11 | |||
| †1 | 8 | |||
| 0 | 6 | |||
| 92 | 5 | |||
| :3 | 4 | |||
| ? | 3 | |||
| ¶ | 2 | |||
| —. | 1 |
«Въ англійскомъ языкѣ чаще всего встрѣчается буква e. Остальныя идутъ въ такомъ порядкѣ: a o i d h n r s t u y c f g l m w b k p q x z. E господствуетъ до такой степени, что въ мало-мальски длинной фразѣ это почти всегда самая частая буква.
«Итакъ, вотъ ужъ у насъ и есть основаніе для поисковъ не совсѣмъ на удачу. Ясно, какое употребленіе можно сдѣлать изъ этой таблицы, но въ этомъ шифрѣ мы должны примѣнять ее очень постепенно. Господствующій знакъ 8, будемъ считать его за букву e. Чтобы провѣрить это предположеніе, посмотримъ, часто-ли встрѣчается двойной знакъ — 88, потому что буква e въ англійскомъ языкѣ удвояется очень часто, напр., въ словахъ «meet», «fleed», «speed», «seen», «been», «agree» etc. Здѣсь она удвояется пять разъ, хотя криптограмма короткая.
«Итакъ, пусть 8 означаетъ e. Теперь изъ всѣхъ словъ въ англійскомъ языкѣ самое употребительное членъ «the». Разсмотрѣвъ шифръ, мы находимъ не менѣе семи разъ сочетаніе знаковъ ;48. Мы можемъ, слѣдовательно, предположить, что ; означаетъ букву t, 4 — букву h, а 8 — букву c, — тѣмъ болѣе, что она находится на концѣ. Вотъ уже важный шагъ впередъ.
«Но, опредѣливъ хоть одно слово, мы имѣемъ возможность опредѣлить очень важный пунктъ: различныя окончанія и начала другихъ словъ. Возьмемъ, напримѣръ, второе отъ конца сочетаніе знаковъ ;48. Дальше слѣдуетъ ; — очевидно начальная буква слова, а изъ слѣдующихъ пяти значковъ мы знаемъ четыре. Замѣнимъ же эти шесть значковъ буквами, оставивъ свободное мѣсто для неизвѣстной —
«Буквы th нужно отдѣлить, потому что такого окончанія нѣтъ ни у одного слова, начинающагося съ t; въ этомъ легко убѣдиться, поставивъ всѣ буквы алфавита по очереди на мѣсто недостающей. Отдѣливъ th, мы получаемъ:
«Такимъ образомъ мы узнали еще букву, r, обозначаемую посредствомъ (, и получили слова the tree.
«Посмотримъ, что слѣдуетъ дальше за этими словами. На очень близкомъ разстояніи отъ нихъ встрѣчаемъ опять ;48. Воспользуемся имъ, чтобы опредѣлить окончаніе. Мы имѣемъ слѣдующій рядъ
«Замѣнивъ неизвѣстные намъ знаки точками, читаемъ
«Отыскивая въ шифрѣ сочетанія извѣстныхъ намъ буквъ, находимъ недалеко отъ начала группу 83(88 или egree, которая, очевидно, можетъ быть только окончаніемъ слова «degree» (градусъ) и даетъ намъ еще букву d, обозначаемую †.
«Минуя четыре точки послѣ слова degree, встрѣчаемъ ;46(;88).
«Замѣнивъ извѣстные намъ значки буквами, а неизвѣстные точкой, получаемъ
«Обращаясь къ началу криптограммы, находимъ группу
«Подставляемъ буквы и читаемъ good, откуда слѣдуетъ, что первая буква есть A, оба слова: «A good».
«Теперь расположимъ нашъ ключъ въ видѣ таблички во избѣжаніе путаницы. Вотъ она:
|
|
«Такимъ образомъ мы опредѣлили десять самыхъ важныхъ буквъ, и мнѣ нѣтъ надобности объяснять вамъ дальше подробности истолкованія. Теперь вы убѣдились, что оно не особенно затруднительно и поняли, въ чемъ его суть. Но замѣтьте: этотъ шифръ относится къ самымъ простымъ. Теперь мнѣ остается только замѣнить всѣ значки буквами, т. е. дать вамъ полный переводъ шифра. Вотъ онъ:
«A good glass in the bishop’s hostel in the devil’s seat forty-one degrees and thirteen minutes northeast and by north main branch seventh limb east side shoot from the left eye of the death’s-head a bee line from the tree through the shot fifty feet out».
(«Хорошее стекло въ домѣ епископа на чортовомъ стулѣ сорокъ одинъ градусъ и тринадцать минутъ нордъ-нордъ-остъ главный сукъ седьмой суставъ восточная сторона стрѣлять изъ лѣваго глаза мертвой головы прямая линія отъ дерева черезъ выстрѣлъ пятьдесятъ футовъ за выстрѣлъ»).
— Но, — сказалъ я, — загадка, повидимому, остается не разрѣшимой. Что это за тарабарщина насчетъ «дома епископа», «мертвой головы» и «чортова стула».
— Признаюсь, — отвѣчалъ Легранъ, — на первый взглядъ она дѣйствительно довольно затруднительна. Я прежде всего постарался раздѣлить текстъ на отдѣльныя фразы.
— То-есть разставить знаки препинанія?
— Ну, да, нѣчто въ этомъ родѣ.
— Но какъ же этого добиться?
— Я рѣшилъ, что авторъ нарочно не ставилъ знаковъ препинанія, чтобы затруднить разгадку шифра. Задавшись такой цѣлью, человѣкъ не особенно остроумный непремѣнно долженъ былъ пересолить. Тамъ, гдѣ кончается фраза и требуется точка, онъ наоборотъ поставилъ бы слова тѣснѣе, чѣмъ въ остальномъ текстѣ. Разсмотрѣвъ хорошенько этотъ листокъ, вы найдете пять такихъ мѣстъ. Основываясь на этомъ, я раздѣлилъ текстъ слѣдующимъ образомъ:
«Хорошее стекло въ домѣ епископа на чортовомъ стулѣ — сорокъ одинъ градусъ и тринадцать минутъ — нордъ-нордъ-ость — главный сукъ седьмой суставъ восточная сторона — стрѣлять изъ лѣваго глаза мертвой головы — прямая линія отъ дерева черезъ выстрѣлъ пятьдесятъ футовъ за выстрѣлъ».
— И все-таки, — замѣтилъ я, — даже при такомъ раздѣленіи смыслъ остается для меня темень.
— И для меня оставался темнымъ, — возразилъ Легранъ, — въ теченіе нѣсколькихъ дней, пока я разузнавалъ, нѣтъ-ли гдѣ по сосѣдству съ Сюлливанъ—Айлендомъ какого-нибудь зданія, называемаго «домъ епископа».
«Не добившись толку, я намѣревался расширить сферу моихъ поисковъ и приняться за нихъ болѣе систематично, когда однажды утромъ, мнѣ пришло въ голову, что слова «Bishop’s Hostel» могутъ относиться къ старинной фамиліи Бессопъ, владѣвшей когда-то, въ незапамятныя времена, усадьбой въ пяти миляхъ отъ острова. Я отправился туда и принялся разспрашивать старыхъ негровъ. Наконецъ, одна древняя старушка сообщила мнѣ, что она знаетъ мѣсто подъ названіемъ «замокъ Епископа», и можетъ меня провести туда, но что это вовсе не замокъ и не таверна, а высокая скала.
«Я обѣщалъ заплатить ей за труды и, помявшись, она согласилась провести меня на это мѣсто. Мы нашли его безъ особенныхъ затрудненій; затѣмъ, отпустивъ ее, я принялся за изслѣдованіе мѣстности. «Замокъ» представлялъ группу скалъ и утесовъ, — одинъ изъ нихъ особенно выдѣлялся своей высотой и формой, напоминавшей искусственное сооруженіе. Я взобрался на его вершину, и долго стоялъ на ней въ недоумѣніи, не зная, что теперь предпринять. Пока я размышлялъ, взглядъ мой упалъ на узкій выступъ съ восточной стороны скалы, приблизительно на одинъ ярдъ ниже того мѣста, гдѣ я стоялъ. Онъ выдавался дюймовъ на восемнадцать, а въ ширину имѣлъ не болѣе фута; надъ нимъ находилось углубленіе въ стѣнѣ утеса, такъ что въ общемъ онъ напоминалъ старинные стулья съ изогнутыми спинками. Я ни минуты не сомнѣвался, что это и есть «чортовъ стулъ», о которомъ упоминается въ рукописи. Такимъ образомъ я овладѣлъ наконецъ тайной.
«Хорошее стекло» могло означать только зрительную трубку; такъ какъ слово «стекло» рѣдко употребляется моряками въ другомъ смыслѣ. Очевидно, нужно было смотрѣть въ зрительную трубку съ опредѣленнаго и неизмѣннаго пункта. Слова «сорокъ одинъ градусъ четырнадцать минутъ» и «нордъ нордъ-остъ» указывали направленіе трубки. Взволнованный этими открытіями, я поспѣшилъ домой, взялъ зрительную трубку и вернулся къ скалѣ.
— Взобравшись на выступъ, я убѣдился, что на немъ можно усѣсться только въ одномъ, опредѣленномъ положеніи. Это подтверждало мои предположенія. Я взялся за зрительную трубку. Слова «сорокъ одинъ градусъ четырнадцать минутъ» могли относиться только къ высотѣ надъ видимымъ горизонтомъ, такъ какъ горизонтальное направленіе указывалось въ словахъ «нордъ-нордъ-остъ». Опредѣливъ это послѣднее направленіе съ помощью карманнаго компаса, я уставилъ трубку приблизительно подъ угломъ въ сорокъ одинъ градусъ и сталъ осторожно приподнимать и опускать ее, пока вниманіе мое не остановилось на кругломъ просвѣтѣ въ листвѣ огромнаго дерева, далеко превосходившаго ростомъ своимъ сосѣдей. Въ центрѣ просвѣта я замѣтилъ бѣлую точку, но съ начала не могъ разобрать, что это такое. Наконецъ, уставивъ какъ слѣдуетъ трубку, я разсмотрѣлъ человѣческій черепъ.
«Теперь загадка была окончательно рѣшена, потому что слова «главный сукъ, седьмой суставъ, восточная сторона» могли относиться только къ положенію черепа на деревѣ, а выраженіе «стрѣлять изъ лѣваго глаза мертвой головы» — допускало тоже лишь одно объясненіе: нужно опустить пулю въ лѣвую орбиту черепа, провести прямую линію отъ ближайшей точки дерева черезъ «выстрѣлъ» то есть черезъ то мѣсто, гдѣ упадетъ пуля, и отмѣрять пятьдесятъ футовъ въ томъ же направленіи. Хакимъ образомъ опредѣлялось мѣсто, въ которомъ, быть можетъ, зарыто сокровище.
— Все это, — сказалъ я, — до очевидности ясно, и хотя остроумно, но просто и понятно. Что же вы затѣмъ предприняли?
— Замѣтивъ хорошенько дерево, я вернулся домой. Лишь только я оставилъ «чортовъ стулъ», просвѣтъ въ листвѣ дерева исчезъ и я не могъ его найти больше, какъ ни высматривалъ. Все остроуміе плана, по моему, въ томъ и заключается, что этотъ просвѣтъ — какъ я убѣдился, повторивъ нѣсколько разъ опытъ — можно видѣть лишь съ одного единственнаго пункта, съ узкаго выступа скалы.
«Въ этой экскурсіи меня сопровождалъ Юпитеръ, который, безъ сомнѣнія, замѣтилъ мое странное поведеніе за послѣднее время и рѣшительно не отставалъ отъ меня. Но на слѣдующій день, поднявшись очень рано, я ускользнулъ отъ него и отправился разыскивать дерево. Послѣ продолжительныхъ поисковъ мнѣ удалось это.
«Когда я вернулся домой вечеромъ, Юпитеръ хотѣлъ поколотить меня. Остальное вы знаете.
— Въ первый разъ вы ошиблись мѣстомъ по милости Юпитера, который опустилъ жука не въ лѣвый, а въ правый глазъ черепа?
— Именно. Разница составляетъ всего два съ половиной дюйма у «выстрѣла», т. е. у перваго колышка; и если бы сокровище находилось близко отъ «выстрѣла», эта ошибка не имѣла бы значенія; но «выстрѣлъ» и ближайшая къ нему точка дерева указывали только направленіе линіи; и какъ бы ни была незначительна разница вначалѣ, она возростала по мѣрѣ удлиненія линіи, а на разстояніи пятидесяти футовъ сдѣлалась очень существенной. Не будь я такъ глубоко убѣжденъ, что сокровище должно находиться гдѣ-нибудь по близости, всѣ наши труды пропали бы даромъ.
— Но ваше велерѣчіе и загадочныя эволюціи съ жукомъ — что это за чудачество? Я былъ увѣренъ, что вы помѣшались. И почему вамъ вздумалось опускать въ черепъ жука, а не пулю, напримѣръ?
— Видите-ли, сказать правду, я былъ раздосадованъ вашими очевидными сомнѣніями насчетъ моего разсудка и рѣшилъ отплатить вамъ маленькой мистификаціей. Вотъ почему я продѣлывалъ всѣ эти штуки съ жукомъ, и воспользовался имъ вмѣсто пули. Ваше замѣчаніе о его тяжести внушило мнѣ эту послѣднюю мысль.
— Да… понимаю. Теперь остается еще одинъ пунктъ. Откуда взялись скелеты, что мы отрыли?
— Ну, объ этомъ я также мало знаю, какъ и вы. Кажется, тутъ возможно только одно объясненіе, — хотя оно предполагаетъ такую жестокость, что и подумать страшно. Ясно, что Киддъ — если только это сокровище Кидда, въ чемъ я не сомнѣваюсь, — не могъ зарыть этотъ кладъ одинъ, безъ помощниковъ. Но когда работа была кончена, онъ счелъ за лучшее отдѣлаться отъ участниковъ тайны. Быть можетъ, два удара ломомъ — сверху, пока его помощники возились въ ямѣ, — прикончили все дѣло; а можетъ быть и дюжина ударовъ — почемъ я знаю?
Примѣчанія править
- ↑ Основанная на созвучіи фамиліи Kidd съ словомъ Kid (козленокъ).Пр. перев.
