Сон в Иванову ночь (Шекспир; Сатин)/ПСС 1902 (ДО)/Действие III
| ← Дѣйствіе II | Сонъ въ Иванову ночь | Дѣйствіе IV → |
Оригинал: англ. A Midsummer Night's Dream. — Источникъ:  Полное собраніе сочиненій Шекспира / подъ ред. С. А. Венгерова — С.-Петербургъ: Брокгаузъ-Ефронъ, 1902. — Т. 1. — С. 499—546. — (Библіотека великихъ писателей). • См. также переводы других авторов |
- Википроекты
Основа. Всѣ ли мы собрались?
Пигва. Хорошо! хорошо!.. Да, здѣсь чрезвычайно подходящее мѣсто для нашей репетиціи. Эта зеленая лужайка будетъ нашей сценой, этотъ кустъ боярышника — нашей уборной; и мы разыграемъ нашу пьесу точь-въ-точь какъ передъ герцогомъ.
Основа. Питеръ Пигва!
Пигва. Что тебѣ, самонадѣянный Основа?
Основа. Есть вещи въ этой комедіи Пирама и Ѳисби, которыя вовсе не понравятся. Во-первыхъ, Пирамъ долженъ обнажить мечъ, чтобы убить себя — этого дамы не могутъ вынести. Что ты на это скажешь?
Рыло. Клянусь — это въ самомъ дѣлѣ опасно.
Выдра. Я полагаю, что при концѣ представленія убійство можно и выпустить.
Основа. Ничуть! У меня есть хитрость, которая все уладитъ. Напишите мнѣ прологъ и пусть въ этомъ прологѣ будетъ сказано, что мы вовсе не хотимъ вредить нашими мечами и что Пирама въ дѣйствительности не убиваютъ; а для большаго убѣжденія, скажите имъ, что я, Пирамъ, не Пирамъ, а просто Никъ Основа, ткачъ: это уничтожитъ всякій страхъ.
Пигва. Хорошо, у насъ будетъ такой прологъ, и мы напишемъ его восьмистопными и шестистопными стихами.
Основа. Нѣтъ, прибавьте еще двѣ стопы: пусть онъ будетъ восьмистопный и восьмистопный.
Рыло. Не испугаются ли дамы льва?
Выдра. Я боюсь этого — увѣряю васъ.
Основа. Господа, вы должны это хорошенько обдумать. Привести — Боже насъ избави — льва туда, гдѣ находятся дамы! это ужаснѣйшій поступокъ! Изъ всѣхъ дикихъ звѣрей нѣтъ птицы страшнѣе вашего льва — живого льва, и вы должны обратить на это вниманіе.
Рыло. Надо будетъ въ другомъ прологѣ сказать, что это не левъ.
Основа. Нѣтъ, надо, чтобъ актеръ назвалъ себя по имени и изъ-за шеи льва показалъ до половины свое лицо. При этомъ онъ можетъ сказать вотъ что, или что-нибудь подобное: „Сударыни“, или: „прекрасныя дамы, я бы желалъ“, или: „я прошу васъ“, или: „я умоляю васъ — не пугайтесь, не трепещите: я ручаюсь моей жизнью за ваши жизни. Если вы думаете, что я левъ, то я пропалъ! Нѣтъ, я совсѣмъ не левъ: я такой же человѣкъ, какъ и другіе люди“. При этомъ, кстати, пусть актеръ назоветъ себя по имени: пусть онъ скажетъ, что онъ просто Буравъ, столяръ.
Пигва. Хорошо, пусть будетъ такъ. Но есть еще двѣ трудныя вещи: первая — какъ привести въ комнату лунный свѣтъ? Вы знаете, что Пирамъ и Ѳисби разговариваютъ при лунномъ свѣтѣ.
Буравъ. Будетъ ли свѣтить луна въ ночь нашего представленія?
Основа. Календарь! календарь! Посмотрите въ календарѣ; сыщите лунный свѣтъ, сыщите лунный свѣтъ!
Пигва. Да, въ эту ночь луна будетъ свѣтить.
Основа. Если такъ, то стоитъ только въ большой комнатѣ, гдѣ мы будемъ играть, оставить окно открытымъ — и луна сама будетъ свѣтить въ окно.
Пигва. Да. Не то, пусть кто-нибудь придетъ съ зажженнымъ пукомъ терновника или съ фонаремъ, и скажетъ, что онъ пришелъ подражать лунѣ или представлять лунный свѣтъ. Но есть другое затрудненіе: намъ нужна будетъ стѣна въ большой комнатѣ, ибо Пирамъ и Ѳисби, какъ гласитъ исторія разговаривали сквозь щель стѣны.
Буравъ. Вы никогда не ухитритесь принести стѣну въ комнату! Что вы скажете, Основа?
Основа. Кто нибудь можетъ представлять стѣну. Пусть онъ намажетъ себя немножко гипсомъ, или мѣломъ, или штукатуркой, чтобы лучше походить на стѣну, и пусть онъ держитъ свои пальцы вотъ такъ, и сквозь нихъ Пирамъ и Ѳисби будутъ шептаться.
Пигва. Ежели это можно сдѣлать, то теперь все слажено. Ну, садитесь на земь и повторяйте ваши роли. Пирамъ, вы начинаете. Когда вы проговорите вашу рѣчь, то войдете въ эту чащу. Такъ будутъ дѣлать всѣ, каждый соображаясь съ своей ролью.
Что за народъ здѣсь грубый раскричался
Такъ близко отъ царицыной бесѣдки?
Комедію, никакъ, здѣсь затѣваютъ!
Послушаю, а, можетъ быть, и самъ,
При случаѣ, къ нимъ попаду въ актеры.
Пигва. Начинайте, Пирамъ! Ѳисби, подойдите поближе!
О, милая Ѳисби, цвѣтовъ неблаговонье…
Пигва (поправляя его). Цвѣтовъ благоуханье, благоуханье!
О, милая Ѳисби, цвѣтовъ благоуханье
Не такъ пріятно мнѣ, какъ устъ твоихъ дыханье!
Но слышу голосъ я: останься здѣсь покуда,
А я сейчасъ опять къ тебѣ явлюсь оттуда!
О, мой Пирамъ, страннѣйшій изъ Пирамовъ
Флейта. Теперь моя очередь говорить?
Пигва. Да, разумѣется, теперь вамъ говорить. Вы понимаете, что онъ пошелъ освѣдомиться, что тамъ за шумъ, и сейчасъ воротится.
Блестящій мой Пирамъ, съ лилейной бѣлизною,
Ты розу побѣдилъ своею красотою!
Могучій юноша, брильянтъ души моей
И вѣрный мнѣ, какъ конь, вѣрнѣйшій изъ коней,
Который никогда усталости не знаетъ!
Приду къ тебѣ, Пирамъ, къ Нинушѣ на могилу!
Пигва. Къ Нину на могилу, любезный! Но вамъ еще рано это говорить: этимъ стихомъ вы должны отвѣчать Пираму. Вы выговариваете вашу роль всю сплошь и не дожидаетесь реплики. Пирамъ входитъ; вы кончаете этими словами: усталости не знаетъ.
И вѣрный мнѣ, какъ конь, вѣрнѣйшій изъ коней,
Который никогда усталости не знаетъ!
Лишь для тебя Пирамъ прекраснымъ быть желаетъ!
Пигва. О ужасъ! О, чудо! Здѣсь черти! Молитесь, господа! Спасайтесь, добрые люди! Помогите! (Всѣ разбѣгаются).
Теперь пойду за вами и заставлю
Васъ поплутать порядкомъ чрезъ кусты,
Чрезъ тернія, чрезъ чащу и болота.
Я буду вамъ являться каждый мигъ
То лошадью, то свинкой, то собакой,
Медвѣдемъ безголовымъ, то огнемъ,
И буду ржать и хрюкать, и урчать,
Рычать и жечь, при каждой перемѣнѣ,
То лошади, то свинкѣ, то собакѣ,
То пламени, то хищному медвѣдю
Со всѣмъ моимъ искусствомъ подражая.
Основа. Куда же это они разбѣжались? А! это штука: они хотятъ испугать меня.
Рыло. О, Основа! ты превращенъ: что это я вижу на тебѣ?
Основа. Что вы видите? вы видите ослиную голову, такую же, какъ ваша — не такъ ли?
Пигва. Да защититъ тебя небо, Основа! да защититъ тебя небо: ты превращенъ!
Основа. Я понимаю ихъ хитрость: они хотятъ сдѣлать видъ, что принимаютъ меня за осла и испугать, если можно; но я не сойду съ этого мѣста, что бы они ни дѣлали; я буду здѣсь прогуливаться взадъ и впередъ; я буду пѣть, чтобы они слышали, что я не испугался.
И черный дроздъ съ оранжевымъ носкомъ,
И сѣрый дроздъ съ пріятнымъ голоскомъ,
И королекъ съ коротенькимъ пушкомъ…
О, кто меня, какъ геній, пробуждаетъ?
И зябликъ, и щегленокъ,
И звонкій жаворонокъ.
И сѣрая пеструшка—
Несносная кукушка,
Которая весь вѣкъ
Все то же повторяетъ;
Ей внемлетъ человѣкъ,
Хоть вѣрить не желаетъ.
Впрочемъ, кто же захочетъ терять свои слова для такой глупой птицы? Кто захочетъ доказывать птицѣ, что она вретъ, хоть бы она цѣлый вѣкъ кричала: „ку-ку!“
О, спой еще, прекраснѣйшій изъ смертныхъ:
Мой слухъ влюбленъ въ твой чудный голосокъ,
Какъ влюблены мои глаза въ твой образъ,
Ты силою своихъ прекрасныхъ качествъ
Влечешь меня невольно и признаться,
И клятву дать, что я тебя люблю!
Основа. Мнѣ кажется, сударыня, что съ вашей стороны не слишкомъ благоразумно любить меня. Впрочемъ, сказать правду, въ нынѣшнее время любовь и благоразуміе рѣдко ходятъ рука-объ-руку, и, право, достойно сожалѣнія, что какой-нибудь честный сосѣдъ не возьметъ на себя труда подружить ихъ. Видите ли, что я умѣю и пошутить при случаѣ.
Ты такъ уменъ, какъ и красивъ собою!
Основа. Ни то, ни другое. Но если бы я имѣлъ настолько ума, чтобы выйти изъ этого лѣса, мнѣ было бы достаточно его для собственнаго обихода.
О, не желай изъ лѣса выходить!
Я не пущу: ты долженъ здѣсь остаться.
Я эльфа и породы не простой.
Весна всегда живетъ въ моихъ владѣньяхъ.
Люблю тебя, останься же со мной!
Я дамъ тебѣ прекрасныхъ эльфъ въ услугу,
И для тебя онѣ пойдутъ искать
На днѣ морскомъ каменья дорогіе
И будутъ пѣть и пѣсней усыплять
На берегу, усыпанномъ цвѣтами.
И смертную природу я въ тебѣ
Очищу такъ, что будешь ты подобенъ
Воздушному, безплотному созданью.
Скорѣй, Горохъ Душистый, Паутинка,
Моль, Зернышко Горчичное, сюда!
Я здѣсь!
И я!
И я!
Что намъ прикажешь?
Любезными прошу быть съ этимъ смертнымъ.
Всѣ прыгайте, рѣзвитесь передъ нимъ,
Его кормить несите абрикосы,
Смородину, пурпурный виноградъ
И ягоды шелковицы, и фиги;
У дикихъ пчелъ похитьте сладкій медъ,
А ножки ихъ, напитанныя воскомъ,
Повырвите и, факелы подѣлавъ,
Зажгите ихъ у свѣтляковъ въ глазахъ,
Чтобъ освѣщать и сонъ, и пробужденье
Любезнаго. У бабочекъ цвѣтныхъ
Вы крылышки цвѣтныя оборвите,
Чтобъ отгонять, какъ вѣерами, ими
Лучи луны отъ усыпленныхъ глазъ.
Привѣтствуйте его скорѣе, эльфы!
Привѣтъ тебѣ!
Привѣтъ.
Привѣтъ.
Привѣтъ.
Основа. Я отъ всего сердца благодарю вашу честь. Не угодно ли вашей чести сказать мнѣ свое имя?
Первая эльфа. Паутинка.
Основа. Я бы желалъ покороче съ вами познакомиться, любезная госпожа Паутинка. Если я обрѣжу палецъ, то я возьму смѣлость прибѣгнуть къ вашей помощи. Ваше имя, честный господинъ?
Второй эльфъ. Душистый Горошекъ.
Основа. Прошу васъ поручить меня благосклонности госпожи Шелухи — вашей матушки, и господина Стручка — вашего батюшки. Любезный господинъ Душистый Горошекъ, я чрезвычайно желаю познакомиться съ вами покороче. Ваше имя, сударь?
Третій эльфъ. Горчичное Зернышко.
Основа. Любезный господинъ Горчичное Зернышко, я очень хорошо знаю ваши злоключенія. Этотъ безсовѣстный, этотъ гигантскій ростбифъ перевелъ множество благородныхъ членовъ вашего дома. Увѣряю васъ, что ваши родственники не разъ заставляли навертываться слезы на моихъ глазахъ. Я желаю познакомиться съ вами покороче, любезный господинъ Горчичное Зернышко!
Идите всѣ за нимъ и отведите
Его въ мою бесѣдку. Ужъ луна
На насъ смотрѣть сквозь слезы начинаетъ.
Когда она льетъ слезы, вмѣстѣ съ нею
Цвѣточекъ каждый плачетъ и скорбитъ
О чистотѣ, похищенной насильно.
Вы милаго языкъ обворожите
И въ тишинѣ въ бесѣдку отведите!
Проснулась ли Титанія? Кто первый
Ея глазамъ явился, и въ кого
Она должна влюбиться до безумья?
Желалъ бы знать!
А! вотъ и мой посланникъ!
Ну, сумазбродный духъ, что новаго?
Въ лѣсу волшебномъ что насъ позабавитъ?
Въ чудовище царица влюблена!
Когда она была погружена
Въ глубокій сонъ, то близъ ея бесѣдки,
Закрытой и священной, собралась
Толпа людей оборванныхъ и грубыхъ,
Которые трудами достаютъ
Насущный хлѣбъ въ аѳинскихъ балаганахъ.
Они пришли, чтобъ сдѣлать повторенье
Комедіи, которую хотятъ
Представить въ день супружества Тезея.
Глупѣйшій изъ всей этой глупой труппы,
Тотъ самый, что Пирама представлялъ,
Окончивъ роль, вошелъ въ лѣсную чащу.
Я въ темнотѣ послѣдовалъ за нимъ
И обратилъ пирамову башку
Въ ослиную. Онъ скоро долженъ былъ
Явиться вновь, чтобъ отвѣчать Ѳисби.
Вотъ мой актеръ является на сцену—
И только лишь замѣтили его
Товарищи, всѣ разомъ встрепенулись.
Какъ дикій гусь, который встрѣтилъ взоръ
Ползущаго охотника, какъ галки,
Которыя, отъ выстрѣла вспорхнувъ,
Всѣ каркаютъ и, воздухъ разсѣкая,
Летятъ спастись по разнымъ сторонамъ:
Такъ и они, увидѣвши Пирама,
Пустилися спасаться, кто куда.
Всѣ падали, гдѣ я ступалъ ногою,
И, падая, кричали, что ихъ рѣжутъ
И изъ Аѳинъ къ себѣ на помощь звали…
Разсудокъ ихъ, столь слабый, потерялся
Въ ихъ ужасѣ столь сильномъ; ложный страхъ
Способствовалъ безжизненнымъ предметамъ
Еще сильнѣй вредить имъ и пугать;
Терновникъ и шиповникъ за одежды
Хватали ихъ, при чемъ рукавъ иль шляпу
Бѣгущіе покинуть торопились.
Такъ, преданныхъ безумному ихъ страху,
Я разогналъ ихъ всѣхъ, оставя здѣсь
Прекраснаго Пирама въ превращеньи.
Межъ тѣмъ, какъ я тамъ съ ними хлопоталъ,
Проснулася царица и тотчасъ же
Влюбилася до крайности въ осла.
Исполнилось все лучше, чѣмъ я думалъ.
Пустилъ ли ты аѳинянину въ очи
Волшебный сокъ, какъ я тебѣ велѣлъ?
Да, я его нашелъ, когда онъ спалъ
Недалеко отъ юной аѳинянки;
Когда же онъ проснется, то она
Его глазамъ предстанетъ поневолѣ.
Тс! замолчи! Вотъ онъ идетъ сюда!
Да, дѣва та, но съ ней другой мужчина.
О, для чего отталкиваешь ты
Того, кто такъ тебя безумно любитъ?
Смертельнаго врага ты мучай такъ,
А не меня!
Пока я упрекала;
Но я боюсь, чтобъ ты не заслужилъ
Не только что упрека, но проклятья!
О, если ты убилъ во время сна
Лизандера? Его облитый кровью,
Ты погрузись вполнѣ въ моей крови:
Убей меня! Нѣтъ, солнце не бывало
Такъ вѣрно дню, какъ вѣренъ былъ Лизандеръ
Своей любви! О, нѣтъ — уйдетъ ли онъ
Отъ Герміи уснувшей? Я повѣрю
Скорѣй тому, что скоро шаръ земной
Просверлится насквозь и что въ отверстье
Скользнетъ луна до самыхъ антиподовъ,
Чтобъ въ полдень тамъ явить свой блѣдный ликъ
И оскорбить пылающее солнце.
О, вѣрно ты Лизандера убилъ:
Ты страшенъ мнѣ, ты смотришь, какъ убійца!
О, такъ, какъ я, убитый только смотритъ!
Да, я убитъ жестокостью твоей,
А ты, мой врагъ, убійца мой прекрасный,
Горишь звѣздой плѣнительной Венеры,
Вотъ что горитъ на ясныхъ небесахъ!
Что общаго съ Лизандеромъ моимъ
Въ твоихъ словахъ? О, добрый мой Деметрій!
Гдѣ онъ? отдай его моей любви!
Я трупъ его скорѣй отдамъ собакамъ!
Прочь отъ меня, прочь злобная собака!
Мою ты скромность вывелъ изъ предѣловъ.
Да, ты убилъ Лизандера? Отнынѣ
Будь исключенъ изъ общества людского!
Не мучь меня: вѣдь, ты убилъ его?
Прошу, скажи хотя однажды правду!
Когда бы онъ не спалъ, ты не посмѣлъ бы
Ему въ лицо взглянуть; но ты напалъ
На соннаго. Какъ храбро поступилъ ты!
Лишь гадина могла такъ поступить!
а, ты змѣя; но и змѣѣ едва ли
когда случалось злѣй чѣмъ ты ужалить.
Ты сердишься напрасно: я невиненъ,
Лизандера я кровь не проливалъ
И не слыхалъ, что твой Лизандеръ умеръ.
Молю тебя, скажи мнѣ, что онъ живъ!
Какая жъ ждетъ меня за то награда?
Не видѣться со мною никогда!
Присутствіе твое мнѣ ненавистно!
Живъ онъ, иль нѣтъ, я не хочу, чтобъ ты
Мнѣ на глаза являлся.
Мнѣ на глаза являлся. Безполезно
Ее теперь преслѣдовать: она
Разсержена ужасно. Постараюсь
Здѣсь отдохнуть немножко: я усталъ.
Печаль еще становится несноснѣй,
Когда ей сонъ, должникъ неаккуратный,
Откажется уплачивать свой долгъ.
Попробую, быть можетъ, онъ уплатитъ
Хоть что-нибудь: здѣсь подожду его.
Что сдѣлалъ ты: ты все перемѣшалъ!
Ты вѣрному любовнику влилъ соку,
И отъ твоей ошибки — посмотри:
Кто вѣрнымъ былъ, тотъ сдѣлался невѣрнымъ.
Ужъ, видно, такъ устроено судьбой:
На одного, кто вѣрнымъ остается,
Есть милліонъ вздыхателей невѣрныхъ,
Тьму ложныхъ клятвъ которые даютъ!
Ну, обѣги весь лѣсъ быстрѣе вѣтра
И отыщи Елену изъ Аѳинъ.
Она больна; ея ланиты блѣдны;
Отъ вздоховъ и отъ пламенной любви
Исчезла въ ней вся свѣжесть юной крови.
Какимъ-нибудь обманомъ приведи
Ее сюда, а я здѣсь очарую
Его глаза, пока она придетъ.
Бѣгу, бѣгу! Смотрите, какъ бѣгу—
Быстрѣй стрѣлы, татариномъ спущенной.
Купидономъ пораженный,
Чудный, пурпурный цвѣтокъ,
На покровъ очей смеженный
Испусти волшебный сокъ—
И имъ брошенная дѣва
Пусть блеснетъ въ его очахъ
Какъ Венера въ небесахъ!
Когда придетъ Елена, ты проснись
И всей душой въ прекрасную влюбись!
Толпы волшебной властелинъ,
Елена близко. Вмѣстѣ съ нею
Идетъ аѳинянинъ одинъ;
Тотъ, что ошибкою моею,
Проснувшись, сталъ ее любить—
И умоляетъ онъ Елену
Его любовь вознаградить.
Увидимъ мы смѣшную сцену.
Какъ глупы люди — погляди!
Молчи и дальше отойди;
Ихъ шумъ Деметрія разбудитъ.
Здѣсь разомъ два влюбленныхъ будетъ.
О, какъ забавно, какъ смѣшно!
Меня ничто не забавляетъ
Сильнѣй того, какъ заодно
Нелѣпость съ глупостью бываетъ!
Ты думаешь, что я лишь насмѣхаюсь,
Твою любовь вымаливая — нѣтъ!
Бываютъ ли насмѣшки со слезами?
Смотри, когда клянусь тебѣ — я плачу:
Мои слова рождаются въ слезахъ,
Въ ихъ истинѣ порукой ихъ рожденье.
Какъ можешь ты предполагать насмѣшку,
Когда въ глазахъ ты видишь знакъ того,
Какъ я въ моихъ словахъ чистосердеченъ?
Все дальше хитрость вы свою ведете,
Какъ тяжела борьба двухъ клятвъ бываетъ,
Когда одна другую убиваетъ!
Для Герміи храните ваши клятвы:
Онѣ — ея? откажетесь ли вы?
Попробуйте вы взвѣсить клятву клятвой—
И вѣсу въ ней не будетъ. Такъ обѣтъ,
Который вы и мнѣ, и ей даете,
Коль положить въ двѣ чашечки вѣсовъ,
То ни одна изъ нихъ не перевѣситъ:
Онѣ легки останутся, какъ сказки.
Когда я ей клялся, разсудокъ мой
Былъ не со мной.
Онъ и теперь не съ вами,
Когда отъ прежнихъ клятвъ вы отречетесь.
Пусть Гермію Деметрій любитъ; васъ
Не любитъ онъ.
Елена! О, богиня!
О, нифма водъ! О, чудо совершенства!
Съ чѣмъ я могу сравнить твои глаза?
Съ кристалломъ? — нѣтъ, кристаллъ нечистъ и мутенъ.
О, какъ на видъ твои созрѣли губки—
Какъ вишенки: зачѣмъ онѣ растутъ?
Чтобъ возбуждать желанье къ поцѣлую.
О, бѣлизна снѣговъ оледенѣлыхъ,
Ласкаемыхъ восточными вѣтрами
И покрывающихъ высокій Тавръ,
Мнѣ кажется чернѣй пера вороны,
Когда свою ты руку поднимаешь!
Елена, о, позволь поцѣловать
Ее — печать небеснаго блаженства,
Владычицу чудесной бѣлизны!
О, хитрость! адъ! Вы сговорились всѣ,
Чтобъ надо мной жестоко насмѣхаться.
О, если бы приличье знали вы—
Вы оскорблять не стали бы такъ сильно
Несчастную! Да, мнѣ давно извѣстно:
Вы ненависть питаете ко мнѣ;
Но нужно ль вамъ еще соединяться,
Чтобъ тяжко такъ смѣяться надо мной?
О, если бы вы были точно люди—
Какъ кажетесь по виду — о, тогда
Не стали бъ вы, конечно, обращаться
Такъ съ женщиной смиренною и тихой,
Не стали бъ мнѣ давать такъ много клятвъ
И восхвалять достоинства мои
До крайности, когда я вѣрно знаю,
Что вы меня не терпите всѣмъ сердцемъ,
Соперники вы были по любви,
Соперники теперь вы по насмѣшкѣ.
Насмѣшками своими вызывать
У дѣвушки несчастной, бѣдной слезы…
Какъ доблестенъ, какъ храбръ поступокъ вашъ!
О, нѣтъ, въ комъ есть хоть искра благородства,
Не станетъ тотъ такъ забавлять себя
И выводить бѣдняжку изъ терпѣнья!
Деметрій, вы жестоки — перестаньте!
Вѣдь, Гермію вы любите, я знаю—
Я отъ души и сердца моего
Передаю вамъ всѣ мои права
На Гермію, а вы мнѣ уступите
Свои права на чудную Елену,
Которую я всей душой люблю
И буду вѣкъ любить.
О, никогда
Насмѣшники такъ нагло не смѣялись!
Нѣтъ, Гермію оставь себѣ, Лизандеръ:
Она мнѣ не нужна, и если я
Ее любилъ — моя любовь прошла.
У Герміи мое гостило сердцѣ,
Теперь — оно къ Еленѣ, какъ въ свой домъ,
Пришло назадъ навѣки поселиться!
Не вѣрь ему, Елена!
Не дерзай
Оспаривать, чего ты самъ не знаешь,
Иль дорого заплатишь ты за дерзость.
Отнявъ у глазъ способность зорко видѣть,
Ночь мрачная усиливаетъ слухъ
И дѣлаетъ чувствительнѣе звуки.
Ночь, зрѣніе ослабивъ, награждаетъ
Насъ тѣмъ, что слухъ удвоиваетъ въ насъ.
Я не глазамъ обязана, а уху
Тѣмъ, что тебя, Лизандеръ, здѣсь нашла:
Я шла сюда на голосъ твой. Жестокій,
Зачѣмъ меня оставилъ ты одну?
А могъ ли тотъ съ тобою оставаться,
Кого любовь гнала прочь отъ тебя?
Какая же любовь тебя гнала
Отъ Герміи?
Лизандера любовь!
Лизандера любовь не позволяла
Съ тобой мнѣ быть; любовь его къ Еленѣ,
Которая блеститъ во тьмѣ ночной,
Сильнѣй очей небесныхъ — чудныхъ звѣздъ!
Зачѣмъ меня ты ищешь? Не могла ли
Ты разгадать, что ненависть моя
Заставила меня тебя покинуть?
Не то, что думаешь, ты говоришь;
Не можетъ быть!
Смотрите—и она
Къ нимъ въ заговоръ вступила. О, я вижу,
Они втроемъ здѣсь собрались затѣмъ,
Чтобъ надо мной жестоко забавляться!
Неблагодарная, коварная подруга,
Не ты ли все устроила, скажи,
Чтобы меня измучить глупой шуткой?
О, Гермія! забыла ты мечты,
Которыя дѣлили мы съ тобою,
Привязанность взаимную, часы,
Которыя вдвоемъ мы проводили
И быстроту ихъ обвиняли въ томъ,
Что насъ они такъ скоро разлучали.
Уже ли все забыто: наша дружба
И дѣтская невинность? Помнишь, мы
Одинъ цвѣтокъ съ тобою вышивали,
Какъ двѣ богини, по одной канвѣ;
Всегда сидѣли на одной подушкѣ,
Одну и ту же пѣсню напѣвая,
Какъ будто въ насъ и руки, и тѣла,
И голоса, и души были слиты?
О! мы росли, какъ вишенка двойная,
Что раздвоенной кажется на взглядъ,
Но связана однимъ и тѣмъ же стеблемъ.
Какъ ягодки согласныя растутъ
На стебелькѣ единомъ, такъ и мы—
Хоть съ виду были двѣ, однако сердце
Мы общее имѣли. Какъ въ гербѣ,
Хотя и есть два поля—оба поля,
Принадлежа единому щиту,
Увѣнчаны нашлемникомъ единымъ:
Такъ мы съ тобой—и прежнюю любовь,
О, Гермія, ты хочешь уничтожить!
Съ мужчинами соединилась ты,
Чтобъ надъ своей подругой насмѣяться.
Не дружескій, не дѣвственный поступокъ!
Весь женскій полъ со мною заодно
Тебя винить—повѣрь—за это будетъ,
Хоть я одна тобой оскорблена.
Меня твои упреки удивляютъ!
Я не смѣюсь, но кажется, что ты
Намѣрена смѣяться надо мною.
Лизандера не ты ль уговорила,
Въ насмѣшку мнѣ, послѣдовать за мной
И восхвалять мое лицо и очи?
А твой другой возлюбленный, Деметрій,
Который такъ недавно отгонялъ
Меня ногой, не по твоей ли волѣ
Зоветъ меня безцѣнной, божествомъ,
Небесною и нимфой несравненной?
Зачѣмъ бы сталъ такъ говорить онъ той,
Которую онъ сердцемъ ненавидитъ?
Зачѣмъ бы сталъ Лизандеръ отрекаться
Отъ прошлаго и отъ твоей любви,
Которая вселилась такъ глубоко
Въ его душѣ? Зачѣмъ свою любовь
Онъ предлагать мнѣ сталъ бы? Безъ сомнѣнья,
Все съ твоего согласья. Если я
Не такъ, какъ ты, прекрасна и счастлива,
И не влеку, какъ ты, къ себѣ сердецъ,
Напротивъ же люблю—и нелюбима,
О, Гермія, несчастіе мое
Въ тебѣ вселить должно бы не презрѣнье,
А жалость.
Нѣтъ, не понимаю я,
Что хочешь ты сказать.
О, притворяйся
Печальною! Прекрасно! продолжай!
О, дѣлайте гримасы и другъ другу
Примаргивать съ улыбкой продолжайте,
Когда спиной я обращаюсь къ вамъ;
Всѣ поддержать старайтесь вашу шутку:
Въ ней много есть забавнаго; она
Такъ сыграна, что перейдетъ въ потомство.
О, если бы въ васъ было сожалѣнье,
Привѣтливость иль благородство, вы
Не сдѣлали бъ меня предметомъ шутокъ!
Прощайте. Я отчасти виновата;
Но смерть или отсутствіе мое
Мою вину исправятъ очень скоро.
Остановись и дай мнѣ оправдаться!
Моя любовь, моя душа и жизнь—
Чудесная Елена!
Превосходно!
Ну, перестань, не оскорбляй ее.
Когда она не можетъ упросить,
То я могу принудить.
Ты принудить,
Меня, повѣрь, не можешь, а она
Меня равно не можетъ упросить.
Повѣрь, твои угрозы не сильнѣе
Ея безсильнаго моленья. О, Елена,
Клянусь тебѣ, что я тебя люблю!
Клянусь тебѣ я жизнью—это правда!
Той жизнію, которой я готовъ
Пожертвовать, чтобъ только доказать,
Что тотъ солгалъ, кто утверждать дерзаетъ,
Что будто бы я не люблю тебя.
Я говорю, что я люблю Елену,
И болѣе, чѣмъ можешь ты любить.
О, если такъ, пойдемъ—и докажи мнѣ.
Сейчасъ; идемъ…
О, что все это значитъ?
Лизандеръ, объясни!
Прочь эѳіопка!
Довольно, другъ, хитрить и притворяться!
Для виду лишь ты рвешься изъ объятій
И показать стараешься притворно,
Что хочешь вслѣдъ итти—и не пойдешь.
О, знаю я тебя: ты смирный воинъ!
Не вѣшайся, несносная ты кошка!
Оставь меня свободнымъ, злая тварь!
Иль я тебя отброшу, какъ змѣю,
Прочь отъ себя!
Зачѣмъ такая строгость?
О, милый мой, что сдѣлалось съ тобой?
Твой мылый? Прочь, прочь, смуглая татарка,
Прочь, кислое лѣкарство, прочь микстура!
Ты шутишь?
Да, онъ шутитъ, какъ и ты.
Деметрій, я сдержу, что обѣщался.
Посмотримъ, докажи. Я замѣчаю,
Что слабыхъ узъ довольно для того,
Чтобы тебя сдержать—и я не вѣрю
Твоимъ словамъ.
Не хочешь ли, чтобъ я
Ее побилъ, иль ранилъ, иль до смерти
Ее убилъ? Я не хочу ей зла,
Хотя ее и ненавижу.
Боже,
Мнѣ ненависть твоя сильнѣй всѣхъ золъ!
Какъ—ненависть? ко мнѣ? Скажи, за что же?
О, что съ тобой, мой милый? Развѣ я
Не Гермія? ты развѣ не Лизандеръ?
Не такъ ли я, какъ прежде, хороша?
Какъ, въ ту же ночь любить меня и бросить!
Да, бросилъ ты меня! О, боги, боги!
Не дайте мнѣ увѣриться, что правду
Я говорю!
Да, правду: я клянусь
Въ томъ жизнію! Да, я тебя оставилъ
Съ намѣреньемъ не видѣть никогда;
А потому ты можешь отказаться
Отъ всѣхъ надеждъ, вопросовъ и сомнѣній.
Да, я люблю Елену, а къ тебѣ
Я ненависть питаю—и повѣрь,
Что истина все это, а не шутка.
Обманщица! червь, спрятанный въ цвѣткѣ!
Воровка! Ты сюда прокралась ночью,
Чтобъ милаго похитить у меня.
Какъ хорошо! Нѣтъ болѣе въ тебѣ
Ни чистоты, ни скромности дѣвичьей,
И искры нѣтъ стыда въ твоихъ поступкахъ,
Иль хочешь ты изъ устъ моихъ смиренныхъ
Потокъ укоровъ пламенныхъ извлечь?
Стыдись, дрянная кукла!
Кукла! Я?
Что хочешь ты сказать? А, понимаю,
Откуда ты названіе взяла!
О, я теперь все дѣло понимаю:
Она меня унизить ростомъ хочетъ,
Сравнивъ мой ростъ съ своимъ, которымъ такъ
Ты чванишься. Наружностью своею,
Высокою фигурой—знаю я—
Она его плѣнила. Неужели
Ты оттого такъ стала высоко
Въ его любви? Уже-ль я такъ мала?
Ну, отвѣчай, раскрашенная жердь!
Уже-ль я такъ мала? О, нѣтъ, не думай!
Нѣтъ, я не такъ мала, чтобъ не достать
До глазъ твоихъ ногтями.
Господа,
Хотя и вы смѣетесь надо мною,
Но я прошу васъ—не давайте ей
Вредить мнѣ. Я совсѣмъ не зла—повѣрьте,
И ссориться привычки не имѣю.
По робости, я дѣвушка вполнѣ;
Меня побить ее не допускайте.
Не думайте, чтобъ я могла найти
Въ самой себѣ отъ Герміи защиту,
Хотя она и меньше.
Какъ! Опять
Ты говоришь о ростѣ!
Не сердись,
О, Гермія! Не будь ко мнѣ жестока!
Ты помнишь, вѣдь, къ тебѣ всегда любовь
Питала я и тайны всѣ твои
Хранила вѣкъ. Я предъ тобой чиста!
Теперь въ одномъ я только провинилась,
Что, изъ любви къ Деметрію, сказала,
Что вы ушли тихонько въ этотъ лѣсъ.
Деметрій мой послѣдовалъ за вами,
А я за нимъ любовью увлеклась;
Но, оттолкнувъ, онъ угрожалъ меня
Прибить, прогнать, ногами растоптать
Или убить. Теперь, когда хотите
Меня домой пустить, я отнесу
Въ Аѳины страсть безумную обратно
И болѣе не буду вамъ мѣшать.
Позвольте же теперь мнѣ удалиться.
Вы видите, какъ я проста, глупа.
Ну, что жъ тебя удерживаетъ?
Сердце,
Которое я оставляю здѣсь.
Съ Лизандеромъ?
Съ Деметріемъ.
Елена,
Она тебѣ не смѣетъ сдѣлать зла:
Ты можешь быть покойна.
О, конечно!
Хотя бъ и ты соединился съ ней—
Вы сдѣлать зла не смѣете Еленѣ.
Когда она разсердится, ужасно
Бываетъ зла. Еще какъ были въ школѣ—
Она была драчуньей. Я боюсь,
Хотя она мала.
Опять „мала“—
Опять меня ты ростомъ попрекаешь!
Дозволите ль меня такъ оскорблять?
Пустите къ ней!
Прочь, карлица, прочь, крошка,
Зачатая на маточной травѣ!
Прочь, брусника! прочь, желудь!
Ну, Лизандеръ,
Не слишкомъ ли услужливъ ты для той,
Которая услугъ твоихъ не проситъ?
Оставь ее, не говори о ней,
Не защищай Елены. Если смѣешь
Ты оказать хоть каплю къ ней любви,
Ты дорого заплатишь!
Я свободенъ:
Она меня не держитъ. Ну, теперь
Иди за мной скорѣе, если смѣешь.
Кто больше правъ имѣетъ на Елену—
Увидимъ.
Какъ? Мнѣ за тобой итти?
Я предъ собой тебѣ не дамъ ни шага?
И вы однѣ, сударыня, причиной
Всѣхъ этихъ непріятностей. Куда?
Останьтесь здѣсь!
Я вамъ не довѣряю,
И съ вами здѣсь остаться не хочу.
Когда дойдетъ до драки, ваши руки
Быстрѣй моихъ; но ноги у меня,
Чтобы бѣжать, длиннѣй гораздо вашихъ.
Не нахожусь, не знаю, что сказать!
Вотъ слѣдствія оплошности твоей!
И всякій разъ ты промахи творишь.
Иль просто ты умышленно плутуешь.
Ошибся я—повѣрь мнѣ, царь тѣней!
Не ты ли мнѣ сказалъ, что по костюму
Аѳинскому узнаю я того,
Кого ищу? И, право, мой поступокъ
Не заслужилъ упрековъ! Развѣ я
Не покропилъ аѳинянина очи?
Отчасти я ошибкѣ даже радъ:
Ихъ ссора намъ доставила забаву.
Соперники, однако, ищутъ мѣста,
Чтобъ драться. Ну, ступай скорѣе, Робинъ,
Спѣши, удвой тьму ночи; звѣздный сводъ
Покрой густымъ туманомъ, столь же мрачнымъ,
Какъ Ахеронъ, и разведи сейчасъ
Двухъ вспыльчивыхъ соперниковъ, но такъ,
Чтобы одинъ не могъ другого встрѣтить:
То голосомъ Лизандера дразни
Деметрія язвительной насмѣшкой;
То голосомъ Деметрія серди
Лизандера—и такъ ихъ другъ отъ друга
Удерживай до той поры, пока
На ихъ чело сонъ, подражатель смерти,
Надвинется свинцовою стопой
И ихъ своимъ крыломъ нетопыринымъ
Прикроетъ. Ты пусти тогда въ глаза
Лизандеру сокъ этой чудной травки:
Въ ней свойство есть въ глазахъ уничтожать
Постигшій ихъ обманъ иль ослѣпленье
И прежнюю способность возвращать,
Когда они проснутся, эта шутка
Покажется имъ сномъ, пустымъ видѣньемъ,
Соперники въ Аѳины возвратятся,
И свяжутъ ихъ сердца такія узы,
Которыя разрушитъ только смерть.
Ступай—пока исполни это дѣло,
А я пойду къ царицѣ, и у ней
Я выпрошу индійскаго ребенка.
Потомъ сниму я съ глазъ ея тѣ чары,
Которыми прикована она
Къ чудовищу—и всюду водворится
Спокойствіе.
О, повелитель эльфовъ,
Намъ слѣдуетъ, однако, поспѣшить.
Ужъ облака драконы черной ночи
Всей силою стремятся разсѣкать,
Ужъ тамъ блеститъ предвѣстница Авроры,
И, чувствуя, что скоро будетъ свѣтъ,
Спѣшатъ толпой блуждающія тѣни
На кладбище. Всѣ проклятыя души,
Которыя могилу обрѣли
Въ волнахъ иль на дорогахъ перекрестныхъ,
Ужъ улеглись на ложа изъ червей.
Страшись, чтобъ день ихъ страшнаго позора
Не озарилъ, отъ радостнаго дня
Они себя изгнали добровольно
И тьмѣ ночей навѣки обреклись.
Но мы съ тобой другого рода духи:
Съ поклонникомъ Авроры мнѣ не разъ
Случалося въ лѣсу здѣсь забавляться.
Я обѣгалъ съ нимъ рощи, какъ лѣсничій,
До той поры, пока врата Востока,
Всѣ красные, какъ будто бы въ огнѣ,
Разверзнувшись широко, начинали
Свои лучи въ Нептуна погружать
И покрывать чудесно-желтымъ златомъ
Соленыя, зеленыя струи.
Но поспѣши, однако, и не мѣшкай—
До утра мы успѣемъ кончить все.
И сюда и туда, и туда и сюда,
Я ихъ всѣхъ поведу и сюда и туда.
Не деревни однѣ, но и всѣ города,
Всѣ боятся меня, всѣмъ я страшенъ всегда.
Ну, шалунъ, поводи ихъ туда и сюда!
А, вотъ одинъ!
Ну, гдѣ же ты, Деметрій?
Надменный, гдѣ ты—говори?
Я здѣсь!
А, негодяй! Къ оружью, защищайся!
Гдѣ ты?
Я здѣсь! Сейчасъ найду тебя.
Иди сюда: здѣсь поровнѣе мѣсто!
Лизандеръ, трусъ! Ну, говори опять!
Бѣглецъ! Ушелъ! Въ кустарникѣ ты, что ли?
Гдѣ голову свою ты спряталъ?
Трусъ!
Ты лишь во тьмѣ храбришься предъ звѣздами,
Кричишь кустамъ, что время бой начать,
А самъ нейдешь. Иди сюда, трусъ подлый,
Молокососъ! Я розгою тебя
Здѣсь высѣку; меча же не унижу:
Противъ тебя не обнажу его!
Да гдѣ же ты?
Иди за мной, на голосъ:
Удобнѣе здѣсь храбрость испытать.
Онъ отъ меня бѣжитъ и вызываетъ
Меня на бой. Когда я прихожу
На тѣ мѣста, куда меня онъ кличетъ,
Его тамъ нѣтъ. Да, этотъ негодяй
Быстрѣй меня. Хоть я довольно скоро
Гнался за нимъ, но онъ еще скорѣй
Бѣжалъ, чтобъ я не могъ его настигнуть.
Гнался, гнался и, наконецъ, попалъ
На темную, неровную дорогу.
Останусь здѣсь. Приди скорѣе, день!
Лишь только ты блеснешь передо мною
Своимъ сѣдымъ лучемъ, я отыщу
Деметрія и отомщу обиду. (Засыпаетъ).
Го-го-го-го! Трусъ! что же ты нейдешь?
Дождись меня, когда дождаться смѣешь.
О, знаю я—ты отъ меня бѣжишь
И лишь мѣста мѣняешь безпрестанно,
Ни на одномъ не смѣя оставаться,
Чтобъ прямо мнѣ въ лицо взглянуть. Гдѣ ты?
Поди сюда! я здѣсь.
Ты надо мной смѣешься.
Но дорого заплатишь ты за то,
Когда тебя при свѣтѣ дня я встрѣчу.
Теперь ступай дорогою своей.
Я вынужденъ усталостью измѣрить
Всѣмъ корпусомъ холодную постель.
Лишь только день настанетъ—жди меня!
Ночь скучная, меня ты утомила!
Ночь длинная, убавь свои часы!
О, заблести скорѣе на востокѣ,
Отрадный день! При чудномъ свѣтѣ дня
Я возвращусь въ Аѳины и оставлю
Тѣхъ, для кого присутствіе мое
Несносно такъ! Ты, благодатный сонъ,
Смежающій порой глаза страданью,
О, помоги забыться хоть на мигъ!
Только трое ихъ покуда;
Пусть еще придетъ одна—
По два будь обоихъ половъ—
И четыре—всѣ сполна!
Вотъ она идетъ, бѣдняжка:
Какъ сердита, какъ грустна!
Купидонъ большой проказникъ:
Можно ль женщинъ такъ крушить?
Можно ль ихъ съ ума сводить?
О, никогда я такъ не уставала
И никогда несчастнѣй не была!
Изорвана я вся колючимъ терномъ,
Измочена росой—и не могу
Ни двигаться, ни продолжать пути.
У ногъ моихъ нѣтъ силы покоряться
Желаніямъ моимъ. Останусь здѣсь
И отдохну, пока день загорится.
О, ежели сразиться должно имъ,
Пусть небеса Лизандеру помогутъ.
Спи, влюбленный, спи,
Спи глубокимъ сномъ:
Я глаза твои
Излѣчу цвѣткомъ!
И въ минуту пробужденья
Снова будешь ты имѣть
Въ полной мѣрѣ наслажденье—
Прежде милому творенью
Въ очи милыя глядѣть!
И надъ вами совершится,
Что въ народѣ говорится:
Всякъ будь царь своихъ владѣній;
Джонъ свою получитъ Дженни;
Все пойдетъ своимъ путемъ;
Будутъ всѣ съ своимъ конькомъ;
Все окончится добромъ! (Уходитъ).