Существуютъ различныя мнѣнія о томъ, отъ чего Руссія получила свое названіе. Нѣкоторые думаютъ, что она получила имя отъ Русса, брата или племянника Леха, князя польскаго, который будто бы былъ русскимъ княземъ; по другимъ — отъ одного очень древняго города, именемъ Русса, недалеко отъ великаго Новгорода; по третьимъ — отъ смуглаго цвѣта этого народа. Многіе полагаютъ, что Руссія прозвалась отъ Роксоланіи черезъ перемѣну звуковъ. Но московиты отвергаютъ эти предлагаемыя имъ мнѣнія, какъ несогласныя съ истиной, подтверждая тѣмъ, что ихъ народъ издревле названъ Россея, т. е. народомъ разсѣяннымъ или разбросаннымъ, на что указываетъ самое имя, потому что Россея, на языкѣ руссовъ, значитъ разсѣяніе. Справедливость этого ясно доказывается тѣмъ, что и теперь еще разные народы живутъ въ Руссіи перемѣшанно другъ съ другомъ, и что различныя области Руссіи тамъ и сямъ смѣшаны и перерѣзываемы другими. Извѣстно также читающимъ священное писаніе, что и пророки употребляютъ слово, разсѣяніе, когда говорятъ о разсѣяніи народовъ. Многіе однако ведутъ названіе руссовъ отъ греческаго и даже отъ халдейскаго корня, имѣющаго подобное же значеніе, а именно отъ теченія, которое у грековъ называется ῾ρȣς, или распрыскиванія по каплямъ, которое у арамейцовъ называется Resissaia или Ressaia: такимъ же образомъ галлы и умбры названы евреями отъ волнъ, дождей и наводненій, т. е. Gall и Gallim, также отъ Umber, какъ будто народы волнующіеся и бурные или народъ источниковъ. Но наконецъ, откуда бы ни получила Руссія свое имя, извѣстно только то, что всѣ ея народы, употребляющіе языкъ славянскій и слѣдующіе обрядамъ и вѣрѣ христіанской но греческому закону, по народному прозвищу руссы, по-латини рутены, размножились до того, что или вытѣснили народы, жившіе между ними, или принудили ихъ принять свой образъ жизни, такъ что теперь всѣ называются однимъ общимъ именемъ руссовъ.
Славянскій языкъ, который въ настоящее время называется не много испорченнымъ именемъ склавонскаго, распространенъ на весьма большомъ пространствѣ, такъ что его употребляютъ далматы, боснійцы, кроаты, истрійцы, даже фріоульцы на большомъ протяженіи по Адріатическому морю, карны, которыхъ венеціане называютъ харсами, также карніольцы, каринтійцы до рѣки Дравы, штирійцы ниже Греца, по Муерѣ до Дуная, далѣе, мизійцы, сербы, болгары и другіе до Константинополя; кромѣ того богемцы, лужичане, силезцы, моравы и жители береговъ Вага въ венгерскомъ королевствѣ, также поляки и русскіе, властвующіе на обширномъ пространствѣ, и пятигорскіе черкесы у Чернаго моря, наконецъ по Германіи за Эльбою на сѣверъ остатки вандаловъ, живущихъ по разнымъ мѣстамъ. Хотя всѣ они признаютъ себя славянами, однако германцы, взявъ названіе отъ однихъ вандаловъ, всѣхъ, у кого въ употребленіи славянскій языкъ, безъ разбора называютъ вендами, виндами и виндишами.
Руссія граничитъ съ сарматскими горами недалеко отъ Кракова, и прежде простиралась по теченію Тираса, который туземцы называютъ Днѣстромъ (Nistrum), до Евксинскаго Понта и до рѣки Борисѳена; но нѣсколько лѣтъ тому назадъ турки заняли городъ Альбу, который называется иначе Монкастро и который, находясь при устьяхъ Тираса, былъ подъ властью валахо-молдавовъ. Кромѣ того царь Тавриды (Таигісіа), перешедши Борисѳенъ и опустошивъ всю землю на большомъ пространствѣ, выстроилъ тамъ двѣ крѣпости: одною изъ нихъ, Очаковымъ, недалеко отъ устьевъ Борисѳена, теперь владѣютъ также турки. Нынѣ между устьями обѣихъ рѣкъ находятся пустыни. Если все подниматься по Борисѳену, го придешь къ городу Черкасамъ (Circas), лежащему на западъ, а оттуда къ весьма древнему городу Кіеву, нѣкогда столицѣ Руссіи; тамъ, за Борисѳеномъ, лежитъ область сѣверская (Sevuera), доселѣ обитаемая: если изъ нея пойдешь прямо на востокъ, то встрѣтишь истоки Танаиса. Потомъ надобно проѣхать длинный путь но теченію Танаиса, доѣхать до сліянія рѣкъ Оки и Ра, перейти рѣку Ра: тогда, пройдя длиннѣйшее пространство, достигнешь наконецъ до сѣвернаго моря. Потомъ русская граница возвращается оттуда назадъ, мимо народовъ, подвластныхъ королю Швеціи, около самой Финляндіи и ливонскаго залива, черезъ Ливонію, Самогитію, Мазовію къ Польшѣ, и напослѣдокъ оканчивается сарматскими горами, такъ что внутри ея лежатъ только двѣ области, Литва и Самогитія. Хотя эти двѣ провинціи врѣзываются въ русскія области и имѣютъ собственное нарѣчіе и римскую вѣру, однакожь большая часть ихъ жителей — русскіе.
Изъ государей, которые нынѣ владѣютъ Руссіей, главный есть великій князь московскій, который имѣетъ подъ своей властью большую ея часть; второй — великій князь литовскій, третій — король польскій, который теперь правитъ и въ Польшѣ и въ Литвѣ.
О происхожденіи же народа они не имѣютъ никакихъ извѣстій, кромѣ лѣтописныхъ, приводимыхъ ниже; именно, что это народъ славянскій изъ племени Яфета, что прежде онъ сидѣлъ на Дунаѣ, гдѣ нынѣ Венгрія и Булгарія, и назывался тогда норцами, что наконецъ онъ разсѣялся по разнымъ землямъ, и получилъ названія отъ мѣстъ поселенія; такъ одни прозвались моравами отъ рѣки, другіе очехами т. е. богемцами; такимъ же образомъ прозвались хорваты, бѣлы, серблы т. е. сервіи, и хоронтаны, которые остались жить на Дунаѣ, но, выгнанные валахами и пришедши къ Вислѣ (Istula), получили имя леховъ, отъ нѣкоего Леха, польскаго князя, отъ котораго поляки и теперь называются также лехами. Другіе назвались литвинами, мазовами, померанами; третьи, живущіе по Борисѳену, гдѣ нынче Кіевъ, полянами (Poleni); четвертые древляне, живущіе въ рощахъ; между Двиною и Припетью (Peti) названы дреговичами, другіе полочане (Poleutzani), по рѣкѣ Полотѣ (Polta), которая впадаетъ въ Двину; другіе около озера Ильменя, которые заняли Новгородъ и поставили у себя князя именемъ Гостомысла; другіе по рѣкамъ Деснѣ и Сулѣ названы северами или северскими (Sevuerski); другіе же около истоковъ Волги и Борисѳена прозваны кривичами (Chrivuitzi); ихъ столица и крѣпость — Смоленскъ. Обь этомъ свидѣтельствуютъ ихъ собственныя лѣтописи.
Кто сначала властвовалъ надъ руссами, неизвѣстно, потому что у нихъ не было письменъ, посредствомъ которыхъ ихъ дѣянія могли бы быть переданы памяти; но послѣ того, какъ Михаилъ, царь константинопольскій, прислать славянскій алфавитъ въ Булгарію въ 6406 году отъ сотворенія міра, тогда въ первый разъ они начали записывать и вносить въ свои лѣтописи не только то, что происходило въ то время: но также и то, что они слышали отъ предковъ и долго удерживали въ памяти. Изъ этихъ лѣтописей извѣстно, что народъ козары (Coseri) требовалъ отъ нѣкоторыхъ руссовъ ежегодной дани съ каждаго дома по бѣличьему мѣху, и что также варяги властвовали надъ ними. Я не могъ узнать, кромѣ имени, ничего вѣрнаго изъ лѣтописи ни о козарахъ, ни о варягахъ, кто такіе были они, или изъ какой земли. Впрочемъ, такъ какъ они называютъ моремъ варяговъ — Балтійское море и то, которое отдѣляетъ Пруссію, Ливонію и часть ихъ владѣній отъ Швеціи: то я полагалъ, что ихъ государи были по сосѣдству или шведы или датчане или пруссы. Но такъ какъ довольно извѣстно, что Вагрія, нѣкогда весьма славный городъ и область вандаловъ, была въ сосѣдствѣ съ Любекомъ и герцогствомъ Голзаціею; то, по мнѣнію нѣкоторыхъ, и самое море, которое называется Балтійскимъ, получило свое имя у нихъ отъ Вагріи. Это море и тотъ заливъ, который отдѣляетъ Германію отъ Даніи, также Пруссію, Ливонію и приморскую часть московскаго государства отъ Швеціи, до сихъ поръ удерживаетъ у руссовъ свое имя и называется варяжскимъ моремъ (Vuaretzkoie morie) т. е. моремъ варяговъ. Сверхъ того вандалы были въ это время могущественны и наконецъ имѣли языкъ, нравы и религію руссовъ. По всему этому мнѣ кажется, что руссы скорѣе вызвали себѣ князей изъ вагріевъ или варяговъ, нежели предложили власть иностранцамъ, чуждымъ ихъ религіи, нравовъ и нарѣчія. Такимъ образомъ, когда руссы спорили между собою о княжеской власти и, воспламенясь взаимною ненавистью, при возникшихъ тяжкихъ раздорахъ, взялись наконецъ за оружіе: тогда Гостомыслъ, мужъ мудрый, пользовавшійся большимъ уваженіемъ въ Новгородѣ, далъ совѣтъ, чтобы они отправили пословъ къ варягамъ, и склонили бы къ принятію власти, трехъ братьевъ, которые тамъ весьма уважались. По принятіи этого совѣта тотчасъ отправлены были послы и призвали трехъ родныхъ братьевъ, которые пришли туда и раздѣлили между собою власть, врученную имъ добровольно. Рюрикъ получилъ княжество новгородское, и поставилъ свой престолъ въ Ладогѣ, въ 36 нѣмецкихъ миляхъ ниже великаго Новгорода. Синеусъ (Sinaus) утвердился на Бѣломъ озерѣ; Труворъ же въ княжествѣ псковскомъ, въ городѣ Изборскѣ (Svuortzech). Руссы хвалятся, что эти три брата вели свое происхожденіе отъ римлянъ, отъ которыхъ производитъ свой родъ и нынѣшній московскій государь. Пришествіе этихъ братьевъ въ Руссію, но лѣтописямъ, было въ 6370 году отъ сотворенія міра. Когда умерли двое изъ нихъ безъ наслѣдниковъ, оставшійся въ живыхъ Рюрикъ получилъ всѣ княжества, и роздалъ города друзьямъ и слугамъ. Умирая, онъ поручилъ своего юнаго сына, Игоря, вмѣстѣ съ царствомъ, одному изъ своихъ родственниковъ, Олегу (Olech), который увеличилъ царство, покоривъ многія области, и, внеся оружіе въ Грецію, осадилъ даже Византію. Послѣ тридцати-трехлѣтняго царствованія онъ умеръ отъ ядовитаго червя, который укусилъ его, когда онъ неосторожно наступилъ ногою на черепъ своего коня, умершаго еще прежде. По смерти Олега, Игорь началъ править, взявъ въ супруги Ольгу изъ Пскова. Онъ проникъ весьма далеко съ своимъ войскомъ, достигъ даже Гераклеи и Никомедіи, но былъ побѣжденъ и бѣжалъ. Послѣ онъ былъ убитъ Малдиттомъ, княземъ древлянскимъ, на мѣстѣ, называемомъ Коресте, гдѣ и былъ похороненъ. Покуда сынъ его Святославъ, котораго онъ оставилъ ребенкомъ, по своему возрасту не могъ управлять царствомъ, правила мать его Ольга. Когда древляне прислали къ ней двадцать пословъ съ предложеніемъ выйти замужъ за ихъ князя, Ольга приказала древлянскихъ пословъ зарыть живыми въ землю; между тѣмъ къ нимъ отправила своихъ пословъ объявить, чтобы они прислали больше сватовъ и болѣе знаменитыхъ, если желаютъ имѣть ее княгинею и госпожею. Вскорѣ послѣ того она сожгла въ банѣ пятьдесятъ другихъ избранныхъ мужей, присланныхъ къ ней, а къ древлянамъ отправила новыхъ пословъ, чтобы они возвѣстили ея прибытіе и велѣли приготовить медовую воду и все необходимое по тогдашнему обычаю для поминокъ по умершемъ мужѣ. Потомъ, пришедши къ древлянамъ, она оплакала мужа, напоила до пьяна древлянъ, и умертвила изъ нихъ 5000. Вскорѣ послѣ того, возвратясь въ Кіевъ, она собрала войско, пошла противъ древлянъ, одержала побѣду и преслѣдовала бѣгущихъ до крѣпости, которую осаждала цѣлый годъ. Потомъ она заключила съ ними мирныя условія и потребовала у нихъ дани, именно съ каждаго дома по три голубя и по три воробья: птицъ, полученныхъ въ дань, она распустила, привязавъ имъ подъ крылья огненные снаряды. Улетѣвшія птицы возвратились къ своимъ старымъ обычнымъ жилищамъ, и зажгли крѣпость: бѣглецы изъ загорѣвшейся крѣпости были или убиты, или взяты въ плѣнъ и проданы. Такимъ образомъ, занявъ всѣ древлянскія крѣпости и отмстивъ за смерть мужа, она возвратилась въ Кіевъ. Потомъ, въ 6463 году отъ сотворенія міра, отправившись въ Грецію, Ольга приняла крещеніе въ правленіе Іоанна, царя константинопольскаго: перемѣнивъ свое имя, она была названа Еленой, и возвратилась домой, получивъ послѣ крещенія много богатыхъ подарковъ отъ царя. Она первая изъ руссовъ сдѣлалась христіанкой, какъ свидѣтельствуютъ ихъ лѣтописи, которыя уподобляютъ ее солнцу, потому что какъ солнце освѣщаетъ весь міръ, такъ она, по ихъ словамъ, озарила Русь вѣрою Христа. Но никакъ не могла она склонить къ крещенію сына своего Святослава. Когда онъ пришелъ въ юношескій возрастъ, — мужественный и отважный, онъ тотчасъ подъялъ всѣ воинскіе труды и соединенныя съ ними опасности: своему войску онъ не позволилъ имѣть на войнѣ никакого багажа, даже котловъ; питался только жаренымъ мясомъ, покоился на землѣ, подкладывая подъ голову сѣдло. Онъ побѣдилъ булгаръ, дошедши даже до Дуная, и основалъ свое мѣстопребываніе въ городѣ Переяславцѣ (Pereaslavu), говоря матери и своимъ совѣтникамъ: «Вотъ подлинно моя столица въ серединѣ моихъ царствъ: изъ Греціи ко мнѣ привозятъ паволоки (Panadocki), золото, серебро, вино и различные плоды, изъ Венгріи — серебро и лошадей, изъ Руси — шкуры (Schora), воскъ, медъ и рабовъ». Мать отвѣчала ему: «Уже скоро я умру; такъ ты похорони меня, гдѣ тебѣ угодно». Спустя три дня она умерла, и была причислена къ лику святыхъ внукомъ Владиміромъ, который уже крестился; ей посвященъ 11-й день іюля.
Святославъ (Svuatoslaus), царствовавшій по смерти матери, раздѣлилъ области сыновьямъ: Ярополку (Jeropolchus) — Кіевъ, Олегу (Olega) — древлянъ, Владиміру (Vuolodimerus) — великій Новгородъ, такъ какъ сами новгородцы, побужденные одною женщиною, Добрынею (Dobrina), испрашивали въ князья Владиміра. Въ Новгородѣ былъ одинъ гражданинъ Калуфча (Calufza), по прозванію Малый, который имѣлъ двухъ дочерей: Добрыню и Малушу; Малуша была при теремѣ Ольги, и Святославъ прижилъ съ нею Владиміра. Устроивъ своихъ сыновей, Святославъ отправился въ Булгарію, осадилъ городъ Переяславецъ и взялъ его. Потомъ онъ объявилъ войну царямъ Василію и Константину. Но они черезъ пословъ просили мира и желали узнать сколько у него войска, обѣщаясь, но ложно, дать дань по числу войска. Узнавши число его воиновъ, они собрали войско. Когда сошлись оба войска, руссы устрашились многочисленности грековъ, и Святославъ, видя ихъ страхъ, сказалъ: «Руссы, такъ какъ я не вижу мѣста, которое бы могло принять насъ подъ свою защиту, а предать врагамъ землю русскую я никогда не думалъ, то рѣшено, что мы или умремъ или добудемъ славы, сражаясь противъ непріятелей. Ибо, если я паду, сражаясь мужественно, то пріобрѣту безсмертное имя; если же побѣгу, то вѣчное безчестіе, — и такъ какъ окруженному многочисленными врагами бѣжать нельзя, то я стану крѣпко, и въ первомъ ряду за отечество подставлю свою голову всѣмъ опасностямъ». Воины отвѣчали ему: «гдѣ твоя голова, тамъ и наши». Какъ только воины ободрились, онъ съ великимъ усиліемъ устремился на стоявшихъ противъ него враговъ и вышелъ побѣдителемъ. Когда онъ потомъ опустошалъ землю грековъ, то остальные греческіе князья умилостивляли его дарами; когда же онъ съ презрѣніемъ отвергъ золото и паволоки (Panadockmi), а принялъ одежды и оружіе, предложенныя ему греками во второй разъ: то народы Греціи, восхищенные такою его доблестью, собравшись къ своимъ царямъ говорили: И мы хотимъ быть подъ властью такого царя, который любитъ болѣе — не золото, а оружіе. Когда Святославъ приблизился къ Константинополю, греки откупились отъ него большою данью, и такимъ образомъ удалили его отъ границъ Греціи. Наконецъ, въ 6480 году отъ сотворенія міра, Куресъ, князь печенѣговъ (Pieczenigi), умертвилъ его изъ засады, и, сдѣлавъ изъ его черепа чашу съ золотою обдѣлкой, вырѣзалъ на пей надпись такого содержанія: «Ища чужаго, онъ потерялъ свое». По смерти Святослава одинъ изъ его вельможъ, по имени Свенельдъ (Svuatoldus), пришелъ въ Кіевъ къ Ярополку и съ большимъ стараніемъ побуждалъ его изгнать изъ царства, брата Олега за то, что онъ умертвилъ его сына, Люта. Ярополкъ, увлеченный его убѣжденіями, пошелъ войною на брата и разбилъ его войско, т. е. древлянъ. Олегъ же искалъ убѣжища въ одномъ городѣ, но не былъ впущенъ своими же; и такъ какъ въ то время было сдѣлано нападеніе, то онъ былъ столкнутъ или сброшенъ съ одного моста, и жалостнымъ образомъ погибъ, заваленный многими трупами, падавшими на него. Ярополкъ, занявъ городъ, искалъ брата, и при видѣ его тѣла, найденнаго между трупами и принесеннаго къ нему, сказалъ: «Свенельдъ, вотъ чего ты хотѣлъ!» Послѣ того Олегъ былъ похороненъ. Владиміръ, узнавъ о томъ, что Олегъ убитъ и похороненъ, изъ Новгорода бѣжалъ за море къ варягамъ; а Ярополкъ, поставивъ въ Новгородѣ своего намѣстника, сдѣлался монархомъ всей Руссіи. Снискавъ помощь варяговъ и возвратившись въ отечество, Владиміръ изгналъ изъ Новгорода братняго намѣстника и первый объявилъ войну брагу, ибо зналъ, что онъ подниметъ противъ него оружіе. Тѣмъ временемъ онъ послалъ къ Рогволду (Rochvuolochda), князю псковскому (который также переселился сюда отъ варяговъ), и просилъ въ супруги его дочь Рогнѣду (Rochnida); но дочь желала выйти замужъ не за Владиміра, потому что знала, что онъ незаконнорожденный, но за брата его, Ярополка, который, полагала она, скоро также будетъ просить ее въ супруги. Владиміръ, получивъ отказъ, пошелъ войною на Рогволда и умертвилъ его вмѣстѣ съ двумя сыновьями; съ Рогнѣдой же, дочерью его, вступилъ въ супружество, и потомъ пошелъ на Кіевъ противъ брата. Не смѣя сразиться съ нимъ, Ярополкъ заключился въ Кіевѣ (Chiovuia), который и былъ осажденъ Владиміромъ. Во время осады Кіева (Chiovu), Владиміръ послалъ тайнаго гонца къ нѣкоему Блуду, ближайшему совѣтнику Яронолка, и, почтивъ его названіемъ отца, спрашивалъ у него совѣта, какъ извести Ярополка. Обдумавъ просьбу Владиміра, Блудъ обѣщался, что онъ самъ убьетъ своего господина, совѣтуя Владиміру осадить городъ; Ярополка же убѣдилъ не оставаться въ крѣпости, выставляя на видъ, что многіе изъ его войска перешли къ Владиміру. Повѣривъ своему совѣтнику, Ярополкъ удалился въ Родню (Roden), къ устью Роси (Jursa), и думалъ, что тамъ онъ будетъ безопасенъ отъ насилія со стороны брата. Покоривъ Кіевъ, Владиміръ передвинулъ войско къ Роднѣ, и долго тѣснилъ Ярополка тяжкою осадою. Потомъ, когда городъ, истощенный голодомъ, не могъ дольше выдерживать осады, Блудъ совѣтовалъ Ярополку заключить миръ съ братомъ, который гораздо сильнѣе его, и въ то же время извѣстилъ Владиміра, что онъ скоро приведетъ и предастъ ему его брата, Ярополкъ, слѣдуя совѣту Блуда, отдался въ волю и власть брата, предлагая вмѣсто всякихъ условій, что онъ будетъ благодаренъ Владиміру, если тотъ изъ милости уступитъ ему что нибудь изъ владѣній. Предложеніе очень понравилось Владиміру. Потомъ Блудъ уговорилъ своего господина, чтобы онъ пошелъ къ Владиміру; Вераско, тоже совѣтникъ Ярополка, ревностно отговаривалъ его отъ этого. Но пренебрегши его совѣтомъ, Ярополкъ отправился къ брату и, входя въ ворота, былъ убитъ двумя варягами, между тѣмъ какъ Владиміръ смотрѣлъ съ одной башни въ окно. Послѣ того Владиміръ изнасиловалъ супругу брата, родомъ гречанку, съ которою и Ярополкъ жилъ до супружества, когда она была еще монахинею. Этотъ Владиміръ поставилъ много идоловъ въ Кіевѣ: первый идолъ, называвшійся Перуномъ (Perum), былъ съ серебряной головой, а остальные члены были у него изъ дерева; другіе идолы назывались: Усладъ, Корса, Дасва, Стриба, Симергла, Макошъ; имъ приносилъ онъ жертвы; иначе они называются кумирами (Cumeri). У Владиміра было очень много женъ. Отъ Рогнѣды онъ имѣлъ Изяслава (Isoslaus), Ярослава (Jeroslaus), Всеволода (Servuoldus) и двухъ дочерей; отъ гречанки — Святополка (Svuetopolchus); отъ богемки — Заслава; потомъ отъ другой богемки — Святослава и Станислава, отъ болгарки — Бориса и Глѣба (Chleb). Кромѣ того онъ имѣлъ въ Вышгородѣ (in alto castro) триста наложницъ, въ Бѣлградѣ — тоже триста, въ Берестовѣ селѣ (in Berestovuo, Selvi) — двѣсти. Когда Владиміръ безпрепятственно сдѣлался монархомъ всей Руссіи, то пришли къ нему послы изъ разныхъ мѣстъ, убѣждая принять ихъ вѣру. Когда онъ узналъ различныя вѣроисповѣданія, то и самъ отправилъ своихъ пословъ изслѣдовать ученіе и обряды каждой вѣры. Наконецъ, предпочтя всѣмъ другимъ — вѣру христіанскую по греческому закону, онъ отправилъ пословъ въ Константинополь, къ царямъ Василію и Константину, и обѣщался принять христіанскую вѣру со всѣми своими подданными и возвратить имъ Корсунъ и все остальное, чѣмъ владѣлъ въ Греціи, если они дадутъ ему въ супруги сестру свою, Анну. По окончаніи переговоровъ, условились во времени и мѣстомъ выбрали Корсунъ; когда прибыли гуда цари, Владиміръ крестился и, перемѣнивъ имя, былъ нареченъ Василіемъ. Отпраздновавъ свадьбу, онъ возвратилъ Корсунъ и все остальное, какъ обѣщалъ. Это произошло въ 6496 году отъ сотворенія міра, и съ этого времени Руссія пребываетъ въ Христіанствѣ. Анна умерла черезъ 23 года послѣ свадьбы, Владиміръ же скончался на четвертый годъ послѣ смерти супруги. Онъ построилъ городъ, лежащій между рѣками Волгой и Окой, назвалъ его по своему имени Владиміромъ (Vuolodimeria) и сдѣлалъ его столицею Руссіи. Каждый годъ 15 іюля торжественно празднуютъ его память въ числѣ святыхъ, какъ Апостола. По смерти Владиміра, его сыновья ссорились, споря между собою и не соглашаясь въ раздѣленіи царства, такъ что кто былъ сильнѣе, тотъ угнеталъ слабѣйшихъ и изгонялъ ихъ изъ государства. Святополкъ, который насильно овладѣлъ княжествомъ Кіевскимъ, подослалъ убійцъ, чтобы умертвить своихъ братьевъ, Бориса и Глѣба. По смерти перемѣнили имъ имена, и одинъ названъ Давидомъ, а другой Романомъ, и оба причислены къ лику святыхъ; имъ посвященъ 24 день іюля. При такихъ ссорахъ, братья ничего достойнаго памяти не совершили, кромѣ измѣнъ, козней, вражды и междуусобныхъ войнъ. Владиміръ, сынъ Всеволода, но прозванію Мономахъ, соединилъ опять всю Руссію въ одну державу; онъ оставилъ послѣ себя какія-то регаліи, которыя употребляются въ настоящее время при коронованіи князей. Владиміръ умеръ въ 6633 году отъ сотворенія міра, и послѣ него его сыновья и внуки не совершили ничего достойнаго памяти потомства до самыхъ временъ Георгія и Василія: Батый (Bati), царь татаръ, побѣдилъ и умертвилъ ихъ, выжегъ и разграбилъ Владиміръ, Москву и большую часть Руссіи. Съ этого времени, т. е. съ 6745 года отъ сотворенія міра до нынѣшняго князя Василія, почти всѣ князья Руссіи не только были данниками татаръ, но и отдѣльныя княжества давались по волѣ татаръ тѣмъ изъ русскихъ, которые у нихъ домогались этого. Хотя татары разбирали и рѣшали споры, возникавшіе между ними о преемствѣ власти въ княжествахъ или о наслѣдствахъ, тѣмъ не менѣе однакожъ войны между русскими и татарами происходили часто; а между братьями были волненія, изгнанія и мѣны царствъ и княжествъ. Такъ князь Андрей Александровичъ домогался великаго княжества; когда имъ овладѣлъ его братъ Димитрій, Андрей съ помощью татарскаго войска изгналъ его и совершилъ много постыдныхъ дѣлъ въ Руссіи. Также князь Димитрій Михаиловичъ убилъ у татаръ князя Георгія Даніиловича. Узбекъ (Asbeck), царь татарскій, захвативъ Димитрія, казнилъ его смертью. Былъ также споръ о великомъ княжествѣ тверскомъ: когда князь Симеонъ Іоанновичъ просилъ его себѣ у Чанибека (Zanabeck), царя татарскаго, то Чанибекъ требовалъ отъ него годовой дани: вельможи, подкупленные богатыми подарками Симеона, вступились за него и обдѣлали дѣло такъ, что онъ не заплатилъ дани. Потомъ въ 6886 году великій князь Димитрій побѣдилъ Мамая, великаго царя татаръ. На третій годъ послѣ того Димитрій снова разбилъ его, такъ что земля была покрыта трупами болѣе, чѣмъ на 13,000 шаговъ. На второй годъ послѣ этого сраженія неожиданно сдѣлалъ нашествіе царь татарскій Тохтамышъ, поразилъ Димитрія, осадитъ и взялъ Москву. Убитыхъ выкупали для погребенія — восемдесятъ человѣкъ за одинъ рубль: вся сумма выкупа, по счету, оказалась въ три тысячи рублей. Великій князь Василій, правившій въ 6907 году, овладѣлъ Булгаріей, которая лежитъ по Волгѣ, и изгналъ изъ нея татаръ. Этотъ Василій Димитріевичъ оставилъ единственнаго сына Василія; такъ какъ онъ не любилъ его, потому что подозрѣвалъ въ прелюбодѣйствѣ супругу свою Анастасію, отъ которой родился у него Василій, то умирая оставилъ великое княжество московское не сыну, а своему брату, Георгію. Когда же большая часть бояръ (Boiarones) приняли сторону сына Василія, какъ законнаго наслѣдника и преемника; то Георгій, увидѣвъ это, поспѣшилъ къ татарамъ и умолялъ царя, чтобы онъ призвалъ Василія и рѣшилъ, кому изъ нихъ должно принадлежать княжество но праву. Когда царь, подъ вліяніемъ одного изъ своихъ совѣтниковъ, благопріятствовавшаго сторонѣ Георгія, въ присутствіи Василія произнесъ свое мнѣніе въ пользу Георгія, — Василій, павъ къ ногамъ царя, просилъ, чтобы ему было позволено говорить. Получивъ согласіе царя, онъ сказалъ: «Хотя ты сдѣлалъ приговоръ на основаніи грамоты умершаго человѣка, однако я надѣюсь, что гораздо дѣйствительнѣе и важнѣе моя грамота, скрѣпленная золотою печатью, которую ты, живой человѣкъ, далъ мнѣ въ удостовѣреніе того, что хочешь облечь меня великокняжескимъ достоинствомъ». Затѣмъ онъ просилъ царя, чтобы онъ помнилъ свои слова и удостоилъ сдержать свои обѣщанія. Царь отвѣчалъ на это, что справедливѣе соблюсти то, что обѣщано въ грамотѣ живаго человѣка, чѣмъ принимать въ разсужденіе завѣщаніе. Наконецъ онъ отпустилъ Василія и облекъ его великокняжескимъ достоинствомъ. Съ огорченіемъ принялъ это Георгій и, собравъ войско, изгналъ Василія. Василій перенесъ это скрѣпя сердце и удалился въ княжество Угличъ, оставленное ему отцомъ. Георгій до конца, жизни спокойно владѣлъ великимъ княжествомъ, и завѣщаніемъ отказалъ его своему племяннику Василію. Андрей и Димитрій, сыновья Георгія, какъ лишенные наслѣдства, досадовали на это и потому осадили Москву. Василій получилъ извѣстіе объ этомъ въ монастырѣ св. Сергія, немедленно поставилъ стражей, размѣстилъ гарнизонъ и остерегался, чтобы не напали на него внезапно. Примѣтивъ это и посовѣтовавшись между собою, Андрей и Димитрій наполнили нѣсколько повозокъ вооруженными воинами и послали ихъ къ монастырю подъ видомъ купеческаго обоза. Доѣхавъ туда, повозки остановились подъ ночь вблизи стражи. Вспомоществуемые этимъ обстоятельствомъ, воины въ глубокую ночь внезапно выскочили изъ телѣгъ, напали на караульныхъ, не подозрѣвавшихъ никакой опасности, и схватили ихъ. Въ монастырѣ взятъ былъ и Василій, ослѣпленъ и отосланъ въ Угличъ вмѣстѣ съ своею супругою. Вскорѣ потомъ Димитрій, увидѣвъ, что сословіе дворянъ ему непріязненно, и что они переходятъ на сторону слѣпаго Василія, бѣжалъ въ Новгородъ, оставивъ сына Іоанна, отъ котораго потомъ родился Василій Шемячичъ (Semeczitz), въ бытность мою въ Москвѣ содержавшійся въ оковахъ; болѣе скажу о немъ ниже. Дмитрій былъ прозваніемъ Шемяка, отчего всѣ его потомки называются Шемячичами. Наконецъ Василій Васильевичъ Темный спокойно овладѣлъ великимъ княжествомъ. Послѣ Владиміра Мономаха, до этого Василія, въ Руссіи не было монарховъ. Сынъ же этого Василія, Іоаннъ, былъ весьма счастливъ, потому что вскорѣ послѣ своего брака съ Маріею, сестрою Михаила, великаго князя тверскаго, онъ изгналъ зятя и овладѣлъ великимъ княжествомъ тверскимъ; потомъ завоевалъ также великій Новгородъ. Послѣ того всѣ другіе князья стали служить ему, пораженные величіемъ его дѣяній, или изъ страха. Потомъ при постоянно счастливомъ ходѣ дѣлъ, онъ началъ употреблять титулъ великаго князя Владимірскаго, московскаго и новгородскаго и наконецъ сталъ называться монархомъ (самодержцемъ) всей Руссіи. Этотъ Іоаннъ имѣлъ отъ Маріи сына, по имени Іоанна, которому избралъ въ супруги дочь Стефана Великаго, того молдавскаго воеводы, который побѣдилъ Магомета, султана турецкаго, Матвѣя, короля венгерскаго, и Іоанна Альберта, короля польскаго. По смерти первой своей супруги, Маріи, Іоаннъ Васильевичъ вступилъ въ другой бракъ съ Софіею, дочерью Ѳомы, нѣкогда имѣвшаго обширныя владѣнія въ Пелопонезѣ: я говорю о сынѣ Эмануила, царя константинопольскаго, изъ рода Палеологовъ. Отъ нея онъ имѣлъ пятерыхъ сыновей: Гавріила, Димитрія, Георгія, Симеона и Андрея, и имъ раздѣлилъ наслѣдство еще при своей жизни: Іоанну, старшему, онъ оставилъ самодержавную власть, Гавріилу назначилъ великій Новгородъ, остальнымъ далъ другія владѣнія по своему желанію. Первенецъ его, Іоаннъ, умеръ, оставивъ сына Димитрія, которому дѣдъ предоставилъ монархію, но обычаю, вмѣсто его умершаго отца. Говорятъ, что эта Софія была весьма хитра и подъ вліяніемъ ея князь много дѣлалъ. Между прочимъ утверждаютъ, что она побудила мужа лишить внука Димитрія монархіи и назначить на его мѣсто Гавріила. Князь, убѣжденны! супругою, велѣлъ бросить Димитрія въ оковы, и долго держалъ его въ нихъ. Наконецъ, на смертномъ одрѣ, онъ приказалъ привесть его къ себѣ и сказалъ ему: «Милый внукъ, я согрѣшилъ предъ Богомъ и предъ тобою, заключивъ тебя въ темницу и лишивъ тебя законнаго наслѣдства; заклинаю тебя прости мнѣ обиду; будь свободенъ, иди и пользуйся своимъ правомъ». Димитрій, растроганный этой рѣчью, охотно простилъ вину дѣда. Но когда онъ выходилъ, его схватили но приказанію дяди Гавріила и бросили въ темницу. Одни полагаютъ, что онъ погибъ отъ голоду и холоду, другіе — что онъ задушенъ дымомъ. Гавріилъ при жизни Димитрія выдавалъ себя только за правителя государства, по смерти же его принялъ княжеское достоинство, хотя и не былъ коронованъ, а только перемѣнилъ имя Гавріила на имя Василія. У великаго князя Іоанна отъ Софіи была дочь Елена, которую онъ выдалъ за Александра, великаго князя литовскаго, избраннаго потомъ королемъ польскимъ. Литовцы уже надѣялись, что важныя несогласія обоихъ государей будутъ прекращены этимъ бракомъ; а произошли отъ него гораздо важнѣйшія. Ибо въ брачномъ договорѣ было положено выстроить храмъ по русскому закону въ городѣ Вильно на назначенномъ для того мѣстѣ, и причислить къ нему боярынь и дѣвицъ русскаго вѣроисповѣданія, сопровождавшихъ Елену. Когда нѣсколько времени пренебрегали исполненіемъ этого условіи, тесть воспользовался этимъ, какъ поводомъ войны противъ Александра, и устроивъ три арміи, выступилъ противъ него: первую онъ послалъ на югъ, въ область сѣверскую, другую на западъ, противъ Торопца и Бѣлы, третью поставилъ посрединѣ по направленію къ Дорогобужу и Смоленску; изъ нихъ онъ удержалъ въ резервѣ еще войско для того, чтобы послать на помощь той арміи, противъ которой будутъ сражаться литовцы. Послѣ того, когда оба непріятельскія войска сошлись у рѣки Ведроши (Vuedrasch), литовцы, бывшіе подъ предводительствомъ Константина Острожскаго (Ostroskij), окруженнаго большимъ множествомъ вельможъ и знати, возъимѣли большую надежду поразить враговъ, когда узнали отъ нѣкоторыхъ плѣнныхъ число непріятелей и ихъ вождей. Потомъ, такъ какъ рѣчка препятствовала схваткѣ, съ обѣихъ сторонъ стали искать переправы или брода. Однакожъ нѣсколько московитовъ, взобравшись на противоположный берегъ, первые вызвали литовцевъ на бой; но тѣ безстрашно отразили ихъ, преслѣдовали, обратили въ бѣгство и прогнали за рѣчку. Вскорѣ сошлись оба войска, и началось ужасное сраженіе. Между тѣмъ, какъ съ обѣихъ сторонъ сражались съ одинаковою храбростью, войско, помѣщенное въ засадѣ, о прибытіи котораго знали весьма немногіе изъ русскихъ, съ боку врѣзалось въ средину враговъ; литовцы, пораженные страхомъ, побѣжали; предводитель войска вмѣстѣ со многими вельможами былъ взятъ въ плѣнъ; остальные отъ страха оставили непріятелю лагерь, сдались сами и также отдали крѣпости Дорогобужъ, Торопецъ и Бѣлу. Войско же, которое пошло на югъ, и надъ которымъ предводительствовалъ Махметъ-Аминь (Machmethemin), татарскій царь Казани, случайно захватило правителя (на ихъ языкѣ воеводу) города Брянска (Brensko), и овладѣло Брянскомъ. Послѣ того два родныхъ брата, двоюродные братья Василія, одинъ — Стародубскій, другой — Шемячичъ, владѣвшіе доброю частью области сѣверской и прежде подвластные князьямъ литовскимъ, передались подъ власть московскаго князя. Такъ однимъ сраженіемъ и въ одинъ годъ московскій князь пріобрѣлъ то, чѣмъ завладѣлъ Витолдъ, великій князь литовскій, въ продолженіи многихъ лѣтъ и съ величайшимъ трудомъ. Съ этими литовскими плѣнниками московскій князь поступилъ весьма жестоко, держалъ ихъ въ самыхъ тяжелыхъ оковахъ и уговаривалъ князя Константина поступить къ нему въ службу, оставивъ природнаго государя. Не имѣя надежды уйти другимъ способомъ, Константинъ принялъ условіе и былъ освобожденъ, обязавшись величайшею клятвой. Хотя ему назначены были помѣстья и владѣнія сообразно его сану, но они не могли привлечь и удержать его, такъ что при первомъ случаѣ, черезъ непроходимые лѣса, онъ возвратился въ отечество. Александръ, король польскій и великій князь литовскій, постоянно желалъ мира болѣе чѣмъ войны, отказался отъ всѣхъ областей и городовъ, занятыхъ московскимъ княземъ, и заключилъ съ тестемъ миръ, довольствуясь освобожденіемъ своихъ плѣнныхъ. Этотъ Іоаннъ Васильевичъ былъ такъ счастливъ, что побѣдилъ новгородцевъ въ битвѣ у рѣки Шелони (Scholona); онъ принудилъ побѣжденныхъ принять нѣкоторыя условія и признать его своимъ господиномъ и княземъ, взялъ съ нихъ большія деньги и потомъ удалился, поставивъ тамъ своего намѣстника. По истеченіи семи лѣтъ, онъ снова воротился туда, вошелъ въ городъ при помощи архіепископа Ѳеофила, обратилъ жителей въ самое жалкое рабство, отнялъ серебро и золото, наконецъ и всѣ имущества гражданъ, и увезъ оттуда болѣе трехсотъ хорошо нагруженныхъ телѣгъ. Самъ онъ присутствовалъ на войнѣ только однажды, когда были завоевываемы княжества новгородское и тверское; въ другое время онъ обыкновенно никогда самъ не присутствовалъ въ сраженіи и однакожь всегда одерживалъ побѣду, такъ что великій Стефанъ, воевода молдавскій, часто вспоминая о немъ на пиршествахъ, говаривалъ: «Іоаннъ, сидя дома и покоясь, увеличиваетъ свое царство, а я, ежедневно сражаясь, едва могу защитить границы». Онъ также ставилъ по своей волѣ царей казанскихъ, иногда отводилъ ихъ плѣнными, но напослѣдокъ самъ потерпѣлъ отъ нихъ большое пораженіе въ своей старости. Онъ первый обвелъ стѣною московскую крѣпость и свою резиденцію, какъ это можно видѣть и нынѣ. Женщинамъ онъ былъ до того страшенъ, что если какая нибудь случайно попадалась ему на встрѣчу, то отъ его взгляда только что не лишалась жизни. Не было къ нему доступа для бѣдныхъ, обиженныхъ и притѣсненныхъ сильными. За обѣдомъ онъ большею частью до того напивался, что засыпалъ, а всѣ приглашенные между тѣмъ отъ страху молчали; проснувшись, онъ протиралъ глаза, и только тогда начиналъ шутить и былъ веселъ съ гостями. Впрочемъ хотя онъ и былъ весьма могущественъ, однако принужденъ былъ повиноваться татарамъ. Когда приближались татарскіе послы, онъ выходилъ къ нимъ на встрѣчу за городъ и выслушивалъ ихъ стоя, тогда какъ они сидѣли. Его супруга, которая была родомъ изъ Греціи, очень досадовала на это, и ежедневно говорила, что она вышла замужъ за раба татаръ; потому она убѣдила супруга притвориться больнымъ при приближеніи татаръ для того, чтобы наконецъ когда нибудь уничтожить этотъ рабскій обрядъ. Въ московскомъ кремлѣ былъ домъ, въ которомъ жили татары для того, чтобы знать все происходившее въ Москвѣ. Такъ какъ супруга князя равнымъ образомъ не могла стерпѣть и этого, то она отправила, нѣсколькихъ пословъ съ богатыми подарками татарской царицѣ — почтительно проситъ ее, чтобы она уступила и подарила ей этотъ домъ; а она выстроитъ на этомъ мѣстѣ храмъ сообразно съ божественнымъ указаніемъ, полученнымъ ею въ видѣніи. Впрочемъ она обѣщалась назначить татарамъ другой домъ. Царица согласилась на это: домъ былъ разрушенъ, и на его мѣстѣ выстроенъ храмъ; татары, удаленные такимъ образомъ изъ кремля, не могли получитъ другого дома ни при жизни князя и княгини, ни по ихъ смерти.
Умеръ Іоаннъ Великій въ 7014 году отъ сотворенія міра; въ достоинствѣ великаго князя московскаго наслѣдовалъ ему сынъ Гавріилъ, потомъ называвшійся Василіемъ. Онъ содержалъ въ заключеніи своего племянника Димитрія, который еще при жизни дѣда былъ вѣнчанъ на царство, сообразно народному обычаю; поэтому и при жизни, и по смерти племянника, Василій не хотѣлъ торжественно вѣнчаться на царство. Онъ во многомъ подражалъ своему отцу, сохранилъ въ цѣлости доставшееся ему отъ отца, и присоединилъ къ своимъ владѣніямъ многія области не столько войною, въ которой былъ весьма несчастливъ, сколько хитростью. Какъ отецъ привелъ въ зависимость отъ себя Новгородъ, такъ онъ покорилъ прежде дружественный ему Псковъ, также пріобрѣлъ знаменитое княжество смоленское, которое болѣе ста лѣтъ было въ подданствѣ литовцевъ. Ибо по смерти короля польскаго Александра, хотя Василій и не имѣлъ никакой причины воевать противъ Сигизмунда, короля польскаго и великаго князя литовскаго, но видя, что король болѣе склоненъ къ миру, нежели къ войнѣ, а равно и литовцы страшатся воины, онъ нашелъ предлогъ къ разрыву. Именно онъ говорилъ, что съ его сестрою, вдовою Александра, обходятся вовсе не такъ, какъ слѣдуетъ по ея достоинству. Кромѣ того онъ обвинялъ короля Сигизмунда въ томъ, что онъ вооружалъ противъ него татаръ. Поэтому онъ и объявилъ войну, осадилъ Смоленскъ, придвинулъ стѣнобитныя машины, однако не взялъ его. Между тѣмъ Михаилъ Глинскій (Lyuczky), происходившій отъ благородной отрасли русскихъ князей и нѣкогда занимавшій у Александра высшія должности, бѣжалъ къ великому князю московскому, какъ это будетъ изложено ниже. Вскорѣ онъ склонилъ Василія къ войнѣ и обѣщалъ ему, что онъ покоритъ Смоленскъ, если онъ снова будетъ осажденъ, но съ тѣмъ условіемъ, чтобы московскій князь отдалъ ему это княжество. Потомъ, когда Василій согласился на предложенныя Михаиломъ условія, и снова уже тѣснилъ Смоленскъ тяжкою осадою, Глинскій овладѣлъ городомъ посредствомъ переговоровъ или справедливѣе чрезъ подкупъ, и привелъ съ собою въ Москву всѣхъ начальниковъ войска, исключая только одного, который воротился къ своему государю, не зная за собой никакой измѣны: остальные же офицеры, подкупленные деньгами и подарками, не смѣли воротиться въ Литву, и чтобы предоставить нѣкоторое оправданіе своей вины, навели страхъ на воиновъ, говоря: «Если мы возьмемъ путь къ Литвѣ, то на всякомъ мѣстѣ насъ могутъ или ограбить, или убить». Воины, страшась этихъ бѣдствій, всѣ отправились въ Москву и были приняты на жалованье князя.
Гордясь этой побѣдой, Василій приказалъ своему войску тотчасъ вступить въ Литву, а самъ остался въ Смоленскѣ. Потомъ, когда сдались нѣсколько ближайшихъ крѣпостей и городовъ, тогда только Сигизмундъ, король польскій, собралъ войско и послалъ его на помощь осажденнымъ въ Смоленскѣ, но уже поздно. Вскорѣ по взятіи Смоленска, узнавъ, что московское войско идетъ въ Литву, онъ прибылъ въ Борисовъ, лежащій на рѣкѣ Березинѣ, и оттуда отправилъ противъ непріятеля свое войско подъ предводительствомъ Константина Острожскаго. Когда Константинъ достигъ Борисѳена, у города Орши, который отстоитъ отъ Смоленска на 24 германскихъ мили, — туда уже прибыло московское войско числомъ около восьмидесяти тысячъ: литовское же войско не превышало тридцати пяти тысячъ человѣкъ, имѣя однакожъ нѣсколько орудій. Восьмаго сентября 1514 года, настлавъ мостъ, Константинъ переправилъ пѣхоту черезъ Борисѳенъ у города Орши (Orsa), конница же переправилась черезъ узкій бродъ пидъ самой оршинской крѣпостью. Вскорѣ послѣ того какъ половина войска перешла черезъ Борисѳенъ, извѣстили объ этомъ Ивана Андреевича Челядина, которому московскій князь поручилъ главное начальство, — и совѣтовали напасть на эту часть войска и уничтожить ее. Но онъ отвѣчалъ: «если мы разобьемъ эту часть войска, то останется другая, къ которой могутъ присоединиться другія силы; и такимъ образомъ намъ будетъ грозить большая опасность. Подождемъ немного, пока переправится все войско: у насъ такія силы, что, безъ сомнѣнія, мы можемъ безъ большаго труда или разбить это войско, или окружить его и гнать до самой Москвы, какъ быковъ. Наконецъ намъ останется только занять всю Литву». Между тѣмъ приближалось литовское войско, въ составъ котораго входили поляки и солдаты изъ чужихъ странъ, и когда оно отошло отъ Орши на 4000 шаговъ, — обѣ арміи остановились. У московитовъ два крыла далеко отошли отъ остальнаго войска, для того чтобы обойти непріятеля съ тыла; главное же войско въ боевомъ порядкѣ стояло въ серединѣ, а впереди были поставлены тѣ, которые должны были вызвать непріятеля на бой. Напротивъ нихъ литовцы долго давали диспозицію своимъ разноплеменнымъ силамъ, ибо каждое княжество прислало войско и предводителя своего племени, и такимъ образомъ въ боевой линіи каждому было дано свое мѣсто. Наконецъ, поставивъ нѣсколько отрядовъ впереди, московиты подаютъ сигналъ и первые дѣлаютъ нападеніе на литовцевъ. — Тѣ стоятъ безстрашно и отражаютъ ихъ; но московиты, получивъ подкрѣпленіе, въ свою очередь обращаютъ въ бѣгство литовцевъ. Такимъ образомъ нѣсколько разъ обѣ стороны, усиливаясь свѣжими подкрѣпленіями, опрокидываютъ другъ друга. Наконецъ всѣ силы введены были въ дѣло. Тогда литовцы, съ намѣреніемъ отступивъ къ тому мѣсту, гдѣ у нихъ поставлены были орудія, обратили пушки на преслѣдовавшихъ ихъ московитовъ: они стрѣляютъ, разстраиваютъ и разрываютъ густые задніе ряды, стоящіе въ резервѣ. Московиты были устрашены этимъ новымъ образомъ войны, такъ какъ они думали, что только первые ряды, сражающіеся съ непріятелемъ, находятся въ опасности; они смѣшались и ударились въ бѣгство, считая переднія дружины уже разбитыми. Тогда литовцы обращаются назадъ, со всѣми силами настигаютъ ихъ, преслѣдуютъ и убиваютъ. Одна ночь и лѣса прервали эту сѣчу. Между Оршей и Дубровной (которыя отстоятъ другъ отъ друга на 4 германскихъ мили) есть судоходная рѣка Кропивна: въ ней потонуло столько московитовъ, бѣжавшихъ по ея опаснымъ и высокимъ берегамъ, что теченіе рѣки замедлилось. Взяты были въ этомъ сраженіи всѣ начальники войска и военные совѣтники. На слѣдующій день Константинъ сдѣлалъ великолѣпный пріемъ знатнѣйшимъ изъ нихъ; потомъ отправилъ ихъ къ королю: они были распредѣлены по литовскимъ крѣпостямъ. Иванъ Челядинъ, съ двумя другими главными вождями уже преклонныхъ лѣтъ, содержался въ Вильнѣ въ желѣзныхъ кандалахъ; когда я былъ отправленъ въ Московію посломъ отъ цесаря Максимиліана, то навѣстилъ ихъ съ позволенія короля Сигизмунда и утѣшалъ ихъ, кромѣ того, по ихъ покорной просьбѣ, далъ въ долгъ нѣсколько золотыхъ. Услышавъ о пораженіи своихъ войскъ, князь немедленно оставилъ Смоленскъ и поспѣшно уѣхалъ въ Москву, приказавъ сжечь крѣпость Дорогобужъ, чтобы не завладѣли ею литовцы. Литовское войско направилось прямо къ городу Смоленску, но не могло взять его, потому что московскій князь сильно укрѣпилъ его и оставилъ въ немъ гарнизонъ. Къ тому же приближающаяся зима мѣшала осадѣ. Кромѣ того литовцы были обременены добычей, доставшеюся послѣ сраженія, и многіе требовали возвращенія домой, полагая, что они уже довольно сдѣлали. Наконецъ литовское войско не могло взять Смоленска и потому, что ни литовцы, ни московиты не умѣютъ брать крѣпостей. Но отъ этой побѣды король ничего не выигралъ, кромѣ возвращенія трехъ городовъ по сю сторону Смоленска. На четвертый годъ послѣ этого сраженія московскій князь послалъ войско въ Литву; оно расположилось станомъ между теченіями рѣки Двины и городомъ Полоцкомъ. Отсюда онъ отпустилъ большую часть своего войска опустошать Литву огнемъ и мечемъ и собирать добычу. Альбертъ Гастолдъ, полоцкій воевода, вышедши въ одну ночь и перешедъ рѣку, зажегъ кучу сѣна, которое собрали московиты ради долгой осады, и напали на непріятелей: одни изъ нихъ погибли отъ меча, другіе потонули въ бѣгствѣ, третьи были взяты въ плѣнъ, немногіе спаслись; изъ остальныхъ, которые, переходя съ одного мѣста на другое, опустошали Литву, — одни побѣждены въ разныхъ мѣстахъ, другіе, бродившіе по лѣсамъ, убиты поселянами.
Въ тоже время московскій князь также выступилъ противъ царства казанскаго, съ судовою и конною ратью, — но воротился, не сдѣлавъ дѣла и потерявъ весьма много воиновъ. Хотя этотъ князь Василій въ войнѣ былъ весьма несчастливъ, однако тѣмъ не менѣе свои всегда выхваляютъ его такъ, какъ будто бы онъ велъ дѣла свои счастливо; и хотя иногда ворочалась едва половина воиновъ, однако они утверждаютъ, что въ сраженіи не потеряно ни одного. Властью, которую имѣетъ надъ своими, онъ превосходитъ едва ли не всѣхъ монарховъ цѣлаго міра. Онъ исполнилъ то, что началъ его отецъ, — именно отнялъ у всѣхъ князей и другихъ владѣтелей всѣ ихъ города и укрѣпленія. Даже своимъ роднымъ братьямъ онъ не ввѣряетъ крѣпостей, и не позволяетъ имъ въ нихъ жить. Почти всѣхъ гнететъ онъ тяжкимъ рабствомъ, такъ иго тотъ, кому онъ приказалъ быть у себя во дворцѣ, или идти на войну, или отправлять какое нибудь посольство, принужденъ исполнять свою должность на свой счетъ, исключая юношей, боярскихъ дѣтей, т. е. благородныхъ людей небольшаго достатка, которыхъ, по ихъ бѣдности, онъ ежегодно беретъ къ себѣ и обыкновенно даетъ жалованье, но не всѣмъ одинаковое. Тѣмъ, которымъ онъ кладетъ 6 золотыхъ въ годъ, жалованье выдастся только на третій годъ; тѣже, которымъ дается каждый годъ по 12 золотыхъ, обязаны быть готовыми ко всякой должности на своихъ издержкахъ и съ нѣсколькими лошадьми. Знатнѣйшимъ, которые отправляютъ посольства или другія важныя должности, даются или управленія областями, или села, или помѣстья, смотря по труду и достоинству каждаго; однако они платятъ съ нихъ князю извѣстную ежегодную подать: имъ идетъ только денежная пеня, которую они взимаютъ съ бѣдныхъ, чѣмъ либо провинившихся, и нѣкоторые другіе доходы. Князь позволяетъ пользоваться такого рода владѣніями большею частью въ продолженіи полутора года; если же оказываетъ кому особенную милость и благоволеніе, то прибавляетъ еще нѣсколько мѣсяцевъ: но по прошествіи этого времени всякое жалованье прекращается, и цѣлые шесть лѣтъ такой человѣкъ долженъ служить даромъ. При княжескомъ дворѣ былъ нѣкто Василій Третьякъ Долматовъ, пользовавшійся милостью князя и бывшій въ числѣ ближнихъ дьяковъ его. Князь назначилъ его посломъ къ цесарю Максимиліану и приказалъ ему приготовляться. Когда Третьякъ говорилъ, что у него нѣтъ денегъ на дорогу и на издержки, его тотчасъ схватили, увезли въ Бѣлоозеро (Bieloyessero) и на всю жизнь заключили въ темницу, гдѣ онъ наконецъ и погибъ жалкою смертью. Князь взялъ себѣ его имѣнье, движимое и недвижимое, и нашедши у него 3000 флориновъ чистыми деньгами, не далъ его братьямъ и наслѣдникамъ даже четвертой части. Подлинность этого, кромѣ обшей молвы, подтвердилъ писецъ (scriba) Иванъ, который былъ ко мнѣ приставленъ княземъ, чтобы доставлять вещи, необходимыя для ежедневнаго употребленія: онъ держалъ Третьяка подъ стражей, когда тотъ былъ взятъ. Два брата Василія Третьяка, Ѳеодоръ и Захарія, которые были даны намъ приставами на возвратномъ пути изъ Можайска въ Смоленскъ, утверждали тоже самое. Если послы, отправленью къ иностраннымъ государямъ, привозятъ какія либо драгоцѣнности, то князь откладываетъ это въ свою казну, говоря, что онъ дастъ имъ другую награду, а она такова, какъ я сказалъ выше. Такъ, когда вмѣстѣ съ нами возвратились въ Москву послы князь Иванъ Посечень Ярославскій (Kues Ivuan, Posetzen, Jaroslavuski) и дьякъ Семенъ (т. е. Симеонъ) Трофимовъ, получивъ въ даръ отъ цесаря Карла V, къ которому были посланы, тяжелыя золотыя ожерелья, цѣпи, испанскіе дукаты — а отъ брата цесаря, Фердинанда, эрцгерцога австрійскаго, моего государя, серебряныя чаши, золотыя и серебряныя парчи, и нѣсколько нѣмецкихъ гульденовъ, — то князь немедленно отобралъ у нихъ и цѣпи, и чаши, и большую часть испанскихъ дукатовъ. Когда я спрашивалъ пословъ, справедливо ли это, — то одинъ постоянно отрицалъ, боясь унизить своего князя, другой же говорилъ, что князь приказалъ принести къ себѣ царскіе подарки, чтобы поглядѣть на нихъ. Потомъ, когда я весьма часто вспоминалъ объ этомъ, одинъ изъ нихъ пересталъ послѣ этого посѣщать меня, чтобы не быть принужденнымъ ко лжи, продолжая отпираться, или чтобы избѣжать опасности въ томъ случаѣ, если признается въ истинѣ. Но придворные не отвергали этого факта, а возражали: Такъ чтоже, если князь вознаградитъ ихъ другою милостью? Онъ имѣетъ власть какъ надъ свѣтскими, такъ и надъ духовными особами, и свободно, по своему произволу, распоряжается жизнью и имуществомъ всѣхъ. Между совѣтниками, которыхъ онъ имѣетъ, никто не пользуется такимъ значеніемъ, чтобы осмѣлиться въ чемъ нибудь противорѣчить ему или быть другаго мнѣнія. Они открыто признаютъ, что воля князя есть воля Бога, и что́ князь дѣлаетъ, то дѣлаетъ по волѣ божіей; потому они даже называютъ его божьимъ ключникомъ и постельникомъ, и наконецъ вѣрятъ, что онъ есть исполнитель воли божіей. Оттого самъ князь, когда его умоляютъ о какомъ нибудь заключенномъ, или въ другомъ важномъ дѣлѣ, обыкновенно отвѣчаетъ: будетъ освобожденъ, когда Богъ велитъ. Подобно тому, если кто нибудь спрашиваетъ о какомъ нибудь неизвѣстномъ и сомнительномъ дѣлѣ, — обыкновенно отвѣчаютъ: знаетъ Богъ и великій государь. Неизвѣстно, такая ли загрубѣлость народа требуетъ тирана государя, или отъ тираніи князя этотъ народъ сдѣлался такимъ грубымъ и жестокимъ.
Со времени Рюрика до нынѣшняго князя, прежніе государи не употребляли другаго титула, какъ великихъ князей или Владимірскихъ или московскихъ или новгородскихъ и пр., кромѣ Іоанна Васильевича, который называлъ себя господиномъ всей Руссіи и великимъ княземъ Владимірскимъ и пр. Василій же Іоанновичъ присвоиваетъ себѣ титулъ и имя царя слѣдующимъ образомъ: Великій Государь Василій, Божіею милостію Царь и Государь всей Руссіи, и Великій Князь Владимірскій, Московскій, Новгородскій, Псковскій, Смоленскій, Тверской, Югорскій, Пермскій, Вятскій, Болгарскій и пр., Государь и Великій Князь Нижней земли Новгородской, и Черниговскій, Рязанскій, Волоцкій, Ржевскій, Бѣлевскій, Ростовскій, Ярославскій, Бѣлозерскій, Удорскій, Обдорскій, Кондинскій, и пр. Такъ какъ нынѣ всѣ называютъ его императоромъ, то мнѣ кажется необходимымъ распространиться о титулѣ императора и о причинѣ этой ошибки. Слово царь на русскомъ языкѣ значитъ король, rex. Но на общемъ славянскомъ языкѣ, у поляковъ, богемцевъ и всѣхъ другихъ, подъ словомъ царь понимаютъ императора или цесаря отъ созвучія этого слова съ послѣднимъ долгимъ слогомъ слова Caesar. Оттого всѣ, которые не понимаютъ рускаго языка и не знаютъ русскихъ буквъ, какъ то богемцы, поляки и славяне, подвластные венгерскому королевству, называютъ rex’а другимъ именемъ, одни — кралемъ, другіе кираллемъ, нѣкоторые королемъ, и полагаютъ, что царемъ называется только одинъ цезарь или императоръ. Отъ этого произошло, что русскіе переводчики, слыша, что иностранцы называютъ ихъ государя императоромъ, начали и сами именовать его такъ, полагая, что имя царя почетнѣе, чѣмъ имя короля (хотя они и значатъ одно и тоже). Но если пересмотрѣть всѣ ихъ лѣтописи и священное писаніе, то вездѣ слово царь соотвѣтствуетъ слову rex, а императоръ — слову кесарь. По такой же ошибкѣ царь турецкій назывался императоромъ, хотя онъ издревле не употреблялъ другаго болѣе высокаго титула, чѣмъ титулъ царя, т. е. короля. Отъ того европейскіе турки, которые употребляютъ славянскій языкъ, называютъ Константинополь Цареградомъ, такъ сказать царскимъ городомъ. Нѣкоторые называютъ московскаго государя бѣлымъ царемъ. Я тщательно отъискивалъ причину, почему бы онъ назывался бѣлымъ царемъ, когда прежде никто изъ московскихъ князей не употреблялъ этого титула; сверхъ того, часто и открыто говорилъ при случаѣ совѣтникамъ, что мы признаемъ его не царемъ, а великимъ княземъ. Весьма многіе полагали причину царскаго титула въ томъ,. что онъ имѣетъ подъ властью царей, но не могли представить никакой причины названію бѣлый. Я же увѣренъ, что московскихъ князей называютъ бѣлыми царями отъ бѣлыхъ шапокъ, какъ теперь персидскій шахъ называется Кизиль-пашей, т. е. красной головой — отъ красной шапки. Царскій титулъ употребляется имъ въ сношеніяхъ съ римскимъ императоромъ и папой, съ королями шведскимъ и датскимъ, съ магистрами прусскимъ и ливонскимъ и, какъ я слышалъ, съ государемъ турецкимъ; его же никто изъ нихъ не называетъ царемъ, развѣ только ливонцы. Съ давняго времени ни московскіе князья употребляли титулы, которые были написаны на трехъ кружкахъ, вставленныхъ въ треугольникъ. Первый изъ нихъ, на верхнемъ кружкѣ, заключался въ слѣдующихъ словахъ: Богъ нашъ есть Святая Троица, Которая была прежде всѣхъ вѣковъ, Отецъ и Сынъ и Духъ Святой; но не три Бога, а по существу одинъ Богъ. На второмъ былъ титулъ императора турецкаго, съ прибавленіемъ: Любезному брату нашему. На третьемъ титулъ великаго князя московскаго, въ которомъ онъ писался царемъ и наслѣдникомъ и господиномъ всей Руссіи восточной и южной, и въ которомъ я видѣлъ прибавленіе обыкновенной формулы. Посылаемъ къ тебѣ нашего вѣрнаго совѣтника. Въ сношеніяхъ же съ королемъ польскимъ онъ употребляетъ такого рода титулъ: Великій Государь Василій, Божіею милостью Государь всей Руссіи и Великій Князь Владимірскій, Московскій, Новгородскій, Смоленскій, Тверской, Югорскій, Пермскій, Болгарскій, и пр., пропуская титулъ царя, потому что ни тотъ, ни другой изъ нихъ не удостоитъ принять грамоту другаго съ прибавленіемъ новаго титула. Это случилось даже въ нашу бытность въ Москвѣ, когда московскій князь насилу принялъ присланныя къ нему грамоты короля Сигизмунда, съ прибавленіемъ титула московскаго князя.
Нѣкоторые пишутъ, что московскій князь домогался отъ римскаго папы и отъ цесаря Максимиліана царскаго имени и титула. Это мнѣ кажется неправдоподобнымъ, преимущественно потому, что московскій князь ни одному человѣку такъ не враждебенъ какъ папѣ, котораго онъ удостоиваетъ только титула учителя. Цесаря же римскаго онъ почитаетъ не выше себя, какъ это явствуетъ изъ его грамотъ, въ которыхъ онъ свое имя ставитъ впереди императорскаго титула. Герцогъ (Dux) у нихъ называется княземъ (Knes), и они, какъ я сказалъ, никогда не имѣли другаго титула больше этого, и только прибавляли къ нему слово великій, ибо всѣ прочіе, которые имѣли только одно княжество, назывались князьями: которые же владѣли большимъ числомъ княжествъ и имѣли подъ своей властью другихъ князей, тѣ назывались великими князьями. Они не имѣютъ другой степени или достоинства, кромѣ бояръ, которые соотвѣтствуютъ, какъ я сказалъ выше, нашимъ дворянамъ или рыцарямъ. Въ Кроаціи знатнѣйшіе вельможи также называются князьями, — а у насъ, какъ и въ Венгріи, даютъ имъ только названіе графовъ (Comites).
Нѣкоторые знатные мужи не усомнились обратиться ко мнѣ съ укоромъ за то, что нынѣшній московскій князь обыкновенно ссылается на грамоты блаженной памяти Максимиліана, которыми присвоенъ царскій титулъ его отцу Гавріилу, который потомъ перемѣнилъ имя и по своему желанію сталъ называться Василіемъ. По словамъ этихъ людей, онъ утверждаетъ, что я привезъ къ нему эти грамоты. По этой причинѣ произошло то, что въ новѣйшихъ трактатахъ съ королемъ польскимъ, онъ захотѣлъ или называться царемъ, или считать недѣйствительными всѣ договоры. Хотя я не долженъ бы былъ нисколько безпокоиться объ этихъ рѣчахъ, какъ о несправедливыхъ и неправдоподобныхъ, однако я принужденъ опровергнуть ихъ не столько для себя, сколько для олагочестиваго и милостивѣйшаго моего государя, видя, какъ дерзко призываютъ ненависть на его блаженную память. Довольно извѣстно, что одно время существовала вражда между императоромъ Максимиліаномъ и Сигизмундомъ, королемъ польскимъ, именно когда Сигизмундъ женился на дочери Стефана, графа сцепузійскаго. Ибо нѣкоторые толковали, что это было сдѣлано для того, чтобы Іоаннъ, братъ невѣсты, могъ получить руку Анны дочери короля венгерскаго Владислава, черезъ вліяніе и посредство его брата Сигизмунда, — и черезъ то воспрепятствовать и уничтожить права наслѣдства на королевство венгерское, которыя принадлежали Максимиліану и его внукамъ. По этой причинѣ Максимиліанъ справедливо полагалъ, что ему полезно будетъ имѣть союзникомъ московскаго князя, постояннаго врага литовцевъ и поляковъ. Но послѣ того, какъ на сеймѣ въ Пресбургѣ Максимиліанъ и Владиславъ уговорились о бракѣ Анны, въ присутствіи и при содѣйствіи Сигизмунда, — съ этого времени всѣ подозрѣнія и несогласія были устранены и уничтожены, и Максимиліанъ гакъ крѣпко полюбилъ Сигизмунда, что не усумнился сказать (въ другомъ мѣстѣ мы также объ этомъ говорили), что онъ пойдетъ съ Сигизмундомъ въ рай и въ адъ. Хотя было время, когда Максимиліанъ искалъ союза съ московскимъ княземъ, но однако никогда не присвоивалъ ему царскаго титула, что легко можетъ быть доказано грамотами и печатями, обмѣненными съ обѣихъ сторонъ, если мое свидѣтельство, хотя справедливое и вѣрное, покажется кому недостаточнымъ. Для чего же бы московскій князь просилъ этого титула у императора Максимиліана, тогда какъ еще прежде нежели было между ними какое нибудь дѣло, онъ хотѣлъ видѣть себя не только равнымъ, но и высшимъ, ставя свое имя и титулъ въ рѣчахъ и на бумагѣ выше императорскаго, что даже нынѣ, какъ сказано, такъ упорно соблюдается? А послѣ моего возвращенія изъ Московіи онъ не употреблялъ царскаго титула даже въ перепискѣ съ польскимъ королемъ. Извѣстно же, что въ сношеніяхъ съ императоромъ или съ папой онъ называетъ себя царемъ и государемъ всей Руссіи. Даже и отъ названія императора не отказывается онъ, если присоединяетъ переводъ грамотъ съ русскаго на латинскій, такъ какъ толмачи переводятъ слово царь, которое значитъ король, словомъ императоръ. Такимъ образомъ, онъ самъ сдѣлалъ себя и царемъ и императоромъ. Но чтобы сдѣлали его царемъ императоры Максимиліанъ и его внуки, въ обиду королямъ польскимъ, — этому никто не повѣритъ. Для какой же нужды онъ, какъ слышно, домогается царскаго достоинства отъ папы, если прежде того получилъ его отъ императоровъ? Пусть это послужитъ въ защиту августѣйшему Максимиліану, моему государю, который до самой смерти былъ вѣрнымъ и искреннимъ другомъ королю Сигизмунду.
Что же я скажу о самомъ себѣ? Съ какимъ лицемъ, спрашиваю, осмѣлился бы я столько разъ ѣздить въ Польшу и Литву, показываться на глаза королей польскихъ, Сигизмунда и его сына, присутствовать на сеймахъ поляковъ, глядѣть на вельможныхъ пановъ, если бы я помогалъ въ этомъ дѣлѣ моему государю, отъ имени и по порученію котораго я весьма часто говорилъ братски, дружески, благосклонно и доброжелательно и королю и всѣмъ сословіямъ все, что можно говорить отъ самаго дружественнаго, самаго лучшаго и милостивѣйшаго императора? Если нѣтъ тайны, которая не обнаружится, то вѣрно давно бы вышло на свѣтъ, если бы я позволилъ себѣ что нибудь недостойное моего званія. Но я утѣшаюсь сознаніемъ своей правоты, тверже котораго нѣтъ никакого утѣшенія, и спокойно полагаюсь на милость королей польскихъ и благосклонность прочихъ сословій Польши, вспоминая, что я всегда имѣлъ ихъ.
Были времена, когда такія рѣчи могли быть распространяемы, менѣе разжигая ненависть, нежели нынѣ. Но распространять ихъ въ наше время, — это ничто иное, какъ искать способовъ къ разрушенію взаимнаго расположенія самыхъ дружественныхъ государей, тогда какъ его должно было бы скрѣплять со всевозможнымъ стараніемъ. Казалось, что окончены были всѣ дѣла, которыя, по общему мнѣнію, должны были имѣть величайшую важность для сохраненія остатковъ Венгріи и для возвращенія утраченнаго. Но тѣ, для которыхъ это дѣло и прежде было большимъ добромъ, а въ будущемъ обѣщало еще больше, тѣ, заразясь турецкимъ или какимъ нибудь другимъ злымъ духомъ, и забывъ объ условіяхъ и договорахъ, замышляютъ новое и опасное дѣло, не разсудивъ въ какое несчастіе они вовлекутъ и самихъ себя и сосѣдей, и преимущественно Венгрію, такъ прекрасно послужившую всему христіанству.