Жития святых по изложению свт. Димитрия Ростовского/Июль/21

Жития святых по изложению свт. Димитрия Ростовского — 21 июля
Источник: Жития святых на русском языке, изложенные по руководству Четьих-Миней св. Димитрия Ростовского (репринт). — Киев: Свято-Успенская Киево-Печерская Лавра, 2004. — Т. XI. Месяц июль. — С. 447—500.

[447]
День двадцать первый

Житие
святаго Пророка
Иезекииля

Святый Пророк Изекииль происходил из еврейского города по имени Сарира. Он был сыном Вузия, от племени Левиина, и священником Бога Вышнего. Во время второго Иерусалимского пленения он был отведен Навуходоносором[1] в плен в Вавилон[2] вместе с Иоакимом, царем Иудейским, названным Иехониею Вторым[3]. Трижды взят был Иерусалим Вавилонским царем Навуходоносором: в первый раз — во дни Иудейского царя Иоакима (который в Священном Писании на[448]зывается также Елиакимом[4]), сына Иосии, брата Иоахаза и Седекии, отца другого Иехонии; он первый был отведен Навуходоносором в узах в Вавилон; тогда же был отведен в плен и святый Пророк Даниил[5] с тремя отроками, Ананией, Азарией и Мисаилом. Но в скором времени Навуходоносор отпустил Иоакима вновь царствовать в Иерусалим, сделав его своим данником. Процарствовав в Иерусалиме три года под властию Навуходоносора, Иоаким, по истечении этих трех лет, отложился от него, не пожелав платить ему дани. Поэтому снова пришло на Иерусалим вавилонское войско, святой город был взят, царь Иоаким убит и брошен за городом на съедение псам, а на его место по повелению Навуходоносора поставлен был царем сын его, тоже Иоаким, которого назвали и другим отцовским именем — Иехониею, и сделали его вторым Иехонией, таким же данником вавилонского царя, каким был прежде его отец. Но так как и этот другой Иехония в очах Господа Бога делал зло, то, по попущению Божию, в непродолжительном времени Навуходоносор снова пришел на Иерусалим и взял в плен Иехонию со всем домом его, увел множество знатных людей, храбрых мужей, всех, кто был способен носить оружие, различных художников, взял также золотые церковные сосуды: это было второе Иерусалимское пленение. В это пленение взяты были: святый Пророк Иезекииль, Мардохей и Иоседек, отец Иисуса, обновившего потом с Зоровавелем разоренный Иерусалимский храм. Третье же и последнее разорение и опустошение Иерусалима Навуходоносором было во дни царя Седекии[6], которого Навуходоносор поставил царем вместо Иехонии, наложив на него дань. [449]Но когда и Седекия сверг с себя иго Навуходоносора, тогда тот же Навуходоносор, придя со всем халдейским войском, окончательно разорил Иерусалим, истребив его огнем и мечом, а оставшийся народ увел в плен. С того времени перестало существовать как царство Иудейское, так и всё царство Израильское. Это третье разорение Иерусалима Навуходоносором подробно описано в житии святаго Пророка Иеремии[7].

Находясь в плену Вавилонском, иерей Божий Иезекииль жил близ реки, называемой Ховар; и явилось ему дивное видение на тридцатом году его жизни, в пятый год по взятии в плен Иехонии, в четвертый месяц[8], в пятый день этого месяца: он видел отверзшиеся Небеса; с севера дул сильный ветер, и шло оттуда великое и пресветлое облако; посреди его двигалось пламя, а кругом было блестящее сияние; из этого облака явилось подобие четырех животных, с виду похожих на чистую, раскаленную в огне медь. Каждое животное имело по четыре лица: лицо человека, льва, тельца и орла. Кроме того у них было по четыре крыла, а под крыльями — человеческие руки; два крыла были простерты для полета, двумя другими они покрывали свои тела; огонь клубился между животными, и молния исходила из огня. Видны были также четыре больших колеса, по одному при каждом животном; колеса эти с виду были как камень фарсис — цвета лазурного, как море, с золотым отблеском, производимым солнечными лучами. В этих колесах виднелись еще как бы другие колеса; все эти колеса, как бы одушевленные, имели в себе силу жизни и отовсюду полны были глаз, [450]а четыре животные, казалось были впряжены в эти колеса, как в колесницу; и когда двигались животные, двигались вместе с ними и колеса; когда же животные стояли, стояли и колеса. Во время шествия от крыльев их слышался шум и звук, как бы звук многих вод, как бы шум многолюдного стана. Когда же они стояли, безмолвствовали и крылья их. Так стояли они и безмолвствовали, когда с высоты доносился Глас Божий. Ибо над этими четырьмя животными и колесами виднелся небесный свод, подобный кристаллу, и на своде — Престол, как бы из сапфира, а на Престоле — пресветлый образ Человека и кругом него сияние наподобие радуги, которая светится в облаках в дождливый день.

Такое видение славы Господней имел святый Пророк Иезекииль. В нем, по толкованию мужей богомудрых и боговдохновенных, пресветлый образ человеческий на сапфировидном Престоле прообразовал воплощение Сына Божия в утробе Пречистой Девы, Которая была одушевленным Престолом для вочеловечившегося от Нея Бога и была прообразована этим сапфировидным Престолом; потому что драгоценный камень сапфир, похожий своим светлым цветом на небо и заключающий в себе, как небо, звезды, золотистые частицы, служит образом Пресвятой Девы Марии, в Которой, как и в небесном естестве, нет ни единого порока; чрево Которой явилось пространнее небес, вместивши в себе Невместимого, и Которая, как звездами, украшена многочисленными дарами Божией благодати; четыре животные с четырьмя лицами прообразовали четырех святых Евангелистов, из коих каждый, описывая жизнь Христову с людьми на земле, изобразил Его человечество, прообразуемое в этих животных лицом человеческим; Божество Христово, обнаруживаемое лицом льва; страдание Христово, указуемое лицом тельца; воскресение и вознесение Христово, изображаемое лицом орла[9]. Четыре колеса со множеством глаз, в которых виднелись и другие колеса, были образом четырех частей вселенной, заключающей в себе различные народы; проникнув туда, проповедь апостольская отверзла многим народам духовные очи к познанию и созерцанию Бога; огонь же, двигавшийся [451]посреди виденного откровения, и великое сияние вокруг него являли величество неприступной славы Божией. Также и другие духовные тайны были прообразованы в том дивном и страшном видении, при созерцании которого святый Иезекииль от ужаса пал ниц на землю и слышал свыше от Седящего на Престоле, в подобии человеческом, голос, говорящий ему:

— Сын человеческий, встань на ноги твои, и я буду говорить с тобою.

И вошла в него какая-то невидимая сила, которая подняла его с земли и поставила на ноги.

Когда Пророк с трепетом стал перед славою явившегося ему Господа, Господь сказал ему:

— Сын человеческий! Я пошлю тебя к дому Израилеву, к людям, огорчающим Меня, которые оскорбили Меня; они и отцы их отреклись от Меня до самого нынешнего дня; это люди с огрубелою душою и жестоким сердцем: к ним Я пошлю тебя, и ты скажешь им слова Мои; не устрашись лица их, если они и рассвирепеют и окружат тебя, как скорпионы[10].

Когда Господь это говорил, Иезекииль увидал простертую к себе руку и в ней книжный свиток; рука та развернула перед ним этот свиток, и было в нем написано внутри и снаружи:

— Плач, и стон, и горе.

И сказал ему Господь:

— Сын человеческий! Съешь этот свиток и иди скажи сынам Израилевым то, что Я прикажу тебе[11].

Иезекииль, открыв уста свои, съел этот свиток, и он был в устах его сладок, как мед. С того времени Иезекииль исполнился пророческого духа и благодати, и всё, что потом говорил ему Бог, он принимал в сердце свое. Когда же стало удаляться от очей его это чудесное видение, он услышал голос, как бы голос многочисленной толпы, говорящий:

— Благословенна слава Господня от места Его!

При этом и шум крыльев парящих животных и двигающихся колес был похож на шум великого землетрясения. Так эта страшная колесница славы Божией ушла вверх с глаз его, и видение окончилось. После этого видения Пророк семь [452]дней провел в молчании, размышляя о виденном и слышанном. И снова было к нему слово Господне, говорившее:

— Сын человеческий! Я поставил тебя стражем дому Израилеву, и ты будешь слушать слово из уст Моих и будешь вразумлять их от Меня. Когда я скажу беззаконнику: «смертию умрешь!», а ты не будешь вразумлять его и говорить, чтобы остеречь беззаконника от беззаконного пути его, чтобы он жив был, то беззаконник тот умрет в беззаконии своем, и Я взыщу кровь его от рук твоих. Но если ты вразумлял беззаконника, а он не обратился от беззакония своего и от беззаконного пути своего[12], то он умрет в беззаконии своем, а ты спас душу твою.

Затем, будучи выведен духом в поле, Иезекииль снова увидал славу Господню, как и прежде, и приказано ему было запереться в дому своем и пребывать в молчании до тех пор, пока Господь не прикажет ему открыть уста, чтобы говорить и проповедовать слова Божии. В это время молчания ему открыта была предстоявшая через несколько лет последняя осада и разорение Иерусалима Халдеями и гибель народа для того, чтобы он не только словом возвестил об этом людям, но чтобы изобразил это и делом: ему приказано было Господом обрить голову свою и бороду и разделить волосы свои, размерив их весами на три части; одну часть — сжечь огнем перед глазами тех людей, которые были вместе с ним в плену, другую часть волос изрубить мечом, а третью — развеять по ветру, указывая (этим) на то, что гнев Божий, намереваясь покарать в Иерусалиме и во всей Палестине людей Израильских, не желающих обратиться к истинному покаянию и не оставляющих мерзостей идолослужения, разделил их своим праведным судом на три части, чтобы каждая часть понесла свое наказание: так, часть людей во время осады Иерусалима умрет от голода и моровой язвы, другая часть падет от меча Халдеев, а третья — [453]рассеется по вселенной. Всё это потом и сбылось, так как народ еврейский сильно разгневал Бога, — ибо, хотя в те времена Евреи и служили Богу Небесному, выведшему праотцев их из Египта рукою крепкою и мышцею высокою, но, привыкши со времен Соломона кланяться идолам, они и их не оставляли, прельщаясь их богомерзкими праздниками, во время которых никем не возбранялось им устраивать скверные пиршества и совершать постыдные и беззаконные дела, так как и сами цари, и князья, и судьи, и старцы были зачинщиками в этом нечестии. Посему Евреи поклонялись и Богу Небесному, держались и идолопоклоннического нечестия и ставили идолов в храме Божием, и там, где прежде приносилась жертва самому Единому Вышнему Богу, там потом одновременно совершались скверные жертвоприношения и бесам, что было очень не угодно Господу, ибо уподобляло народ этот прелюбодейке, которая не сохраняет верности своему истинному мужу, но прелюбодействует и с другими. Поэтому-то и в Евангелии Господь сказал потом об этом народе: ро́дъ лꙋка́вый и҆ прелюбодѣ́йный[13]; и прежде в пророчестве Иеремии[14] уподобил Бог этот род жене-прелюбодейке и долгое время через святых Пророков увещевал его покаяться. Но когда они не покаялись, Он отдал их на окончательное разорение Халдеям и землю их предал запустению на семьдесят лет. Однако, хотя по истечении семидесяти лет Иерусалим и храм были обновлены Зоровавелем, но они уже не имели прежней красоты, богатства и славы; и хотя освобожденные из плена вавилонского Евреи и переселились снова в свою землю, однако они управлялись уже не своими царями, но находились под чужим и тяжелым игом, служа чужеземным царям, сначала Вавилонским, затем Египетским, потом Римским, от которых и погибли окончательно. Об этом конечном разорении Иерусалима предсказал Сам Господь, говоря: не и҆́мать ѡ҆ста́ти здѣ̀ ка́мень на ка́мени, и҆́же не разори́тсѧ[15]. А о прежнем опустошении от Халдеев предвозвещал святый Пророк Иезекииль (наряду с прочими святыми Пророками).

Во времени святаго Пророка Иезекииля, находившегося в плену в Вавилонии, в земле Халдейской, жил в Иерусалиме святый [454]Иеремия. Хотя оба эти Пророка и находились на далеком расстоянии друг от друга, тем не менее они единодушно предсказывали запустение Иерусалима и многое другое, что раскрывается в их книгах: ибо в обоих Пророках действовал Дух Божий; и посылались некоторыми иерусалимлянами пророческие слова Иеремии в Вавилон к пленным братьям, а из Вавилона Иезекиилевы слова посылались в Иерусалим; и свидетельствовал Иезекииль в Вавилоне перед народом своим, что истинно пророчество Иеремиино, а в Иерусалиме Иеремия свидетельствовал истину Иезекиилева пророчества, но ни тому ни другому не оказывалось доверия со стороны развращенных маловерных Иудеев, которые, прельстившись идолопоклонством, всецело доверились лжепророкам, а тех святых Пророков, которые поистине Духом Божиим пророчествовали, они считали лживыми. Поэтому Иеремию преследовали иерусалимляне, а Иезекииля содержали в мучительных оковах те, кто находились в плену вавилонском, как и Господь предрек ему, говоря: вот, возложат на тебя узы и҆ свѧ́жꙋтъ тѧ̀ и҆́ми[16]. Святый Иезекииль был так прозорлив, что видел происходившее далеко от него так, как будто бы оно совершалось на его глазах: находясь в Вавилоне, он видел то, что происходило в Иерусалиме[17], и говорил об этом народу, бывшему вместе с ним в плену. Однажды он был перенесен Ангелом из Вавилона в Иерусалим и поставлен в храме Соломоновом, — видел там идолов, стоящих снаружи и внутри, как мерзость запустения на месте святом и совершаемые в честь их скверные богослужения: видел, как старейшины израильские совершают каждения перед кумирами, как священники отвратили лица свои от престола Божия и поклоняются солнцу, а женщины сидят и плачут по Фаммузе, измышленном греками Адонисе[18], который прелюбодействовал со скверной Венерой[19], был сражен диким вепрем, язычниками же был причислен к лику богов, а развращенными Евреями принят как бог. Видел он также славу Божию наподобие той, какую он прежде видел на реке Ховаре: она, раз[455]гневанная, собиралась выходить из храма, оставляя его пустым. И слышал он, как Господь говорил ему:

— Сын человеческий! Уже ли не велико то беззаконие, которое, как ты видишь, творят эти люди? Они землю наполнили нечестием и сугубо прогневляют Меня (и как бы сговорились прогневить и раздражить Меня); зато и Я отомщу им в ярости Моей, не пощадит их око Мое и не помилует, и хотя бы они взывали в уши Мои громким голосом, — не услышу их.

Затем послышался еще сильнейший голос Божий, взывающий грозно и страшно и так говорящий Пророку:

— Приблизилось отмщение и гибель городу, и пусть каждый имеет губительные орудия в руках своих.

Когда Господь сказал это, вышли шесть страшных вооруженных мужей с обнаженными мечами; между ними был муж, одетый в белые священнические одежды, имевший при себе чернильницу и трость писца, и сказал ему Господь:

— Пройди посреди города Иерусалима и сделай знак на челе (мужей) рабов моих, которые скорбят в сердцах своих, воздыхают и плачут о беззакониях, совершаемых в этом городе: этих избранников моих я избавлю от наказания.

И пошел этот благообразный муж в священнической одежде и ставил знак на челе тех людей, которые верно служили Истинному Богу. Знак этот был греческая буква, называемая Тау и похожая на честны́й крест, подобно тому как в нашей азбуке пишется заглавное Твердо. Между тем как этом муж в благолепном иерейском одеянии проходил по городу и отмечал знаком рабов Божиих, вслед за ним посланы были те страшные шесть мужей, прообразовавшие собою шесть военачальников халдейских войск, которые должны были придти с Навуходоносором для истребления Иерусалима; этим шести мужам сказал прогневанный Господь:

— Идите, поражайте, не щадите, не милуйте ни старца, ни юноши, ни жены, ни девицы, ни младенца, но всех избейте до смерти, начиная с освященных иереев и старейшин; а на ком есть знак Мой, к тем не прикасайтесь.

И видел святый Пророк в этом видении, что избивалось всякое сословие и возраст народа иерусалимского обоего пола, как потом и на самом деле должно было совершиться. И пал Пророк ниц пред Господом, взывая:

[456]— Горе, горе! о тяжело мне, Адонаи Господи, ибо Ты истребляешь остаток Израиля, изливая на Иерусалим ярость Твою!

После этого он снова увидал того благообразного мужа в священнической одежде, который, возвратясь ко Господу, сказал:

— Я сделал, как Ты повелел мне, Господи.

И снова приказано ему было Господом, чтобы он, взяв в пригоршни горящие уголья между колесами херувимов, посыпал их на весь Иерусалим в знак того, что он будет истреблен Халдеями не только мечом, но и огнем. После этого восхищения и видения Пророк снова очутился в Халдее на своем месте, а виденное им скоро сбылось.

Пророчествовал также святый Иезекииль и о соседних язычниках, посмеявшихся над наказываемым от Бога Иерусалимом, об Аммонитянах, Моавитянах, Едомлянах, Филистимлянах, об Идумее, Тире и Египте, возвещая им такое же наказание Божие, которое должно было постигнуть их через Халдеев за то, что они порадовались разорению и опустошению Иерусалима. После того как всё это сбылось, он пророчествовал затем о прекращении гнева Божия на Евреев, о возвращении их из Вавилона в свое отечество и о восстановлении и обновлении города и храма; ибо он во второй раз был восхищен рукою Господней в землю Иудейскую[20] уже после того, как Иерусалим был разорен и опустошен, и видел во время бывшего ему там откровения, что место, на котором стоял Иерусалим, по повелению Божию размеряется, город и храм Господень созидаются и слава Божия наполняет храм свой, как о том подробно написано в его пророческой книге.

Всё это видение было таинственным прообразом нашего освобождения от работы вражией и устроения Церкви Христовой: оно должно было совершиться через явление во плоти Бога, рожденного от Пречистой Девы, Которую сей Пророк назвал «вратами заключенными» и непроходимыми ни для кого, кроме Самого Бога[21]. Ему же дано было от Бога откровение и относительно воскресения мертвых[22]. Он видел, будто рукою Божией он был восхищен и поставлен посреди поля, которое было [457]наполнено множеством человеческих костей, весьма сухих, и все они по слову Божию облеклись плотию, и когда вошел в них дух, ожили и стали на ноги свои, и было их весьма великое множество. И сказал Господь:

— Я открою гробы ваши и выведу вас их гробов ваших.

Кроме того, и относительно многих других тайн Божиих, которые должны были с полною ясностью исполниться в последние времена, даны были откровения Пророку Божию; он все их предвозвестил и записал в своей книге: кто желает, пусть прочтет там. А мы, сокращая свое повествование, упомянем только, основываясь на свидетельстве достоверных о нем повествователей, что он был также и великим чудотворцем; подобно Моисею он был разделителем вод. А именно, однажды, когда при реке Ховаре собралось к нему множество Евреев, напали на них разбойническим образом Халдеи; но он своею молитвой сделал то, что вода речная разделилась и открыла сухой путь преследуемым людям, чтобы они могли перебежать на другую сторону. И прошел народ еврейский посуху, Халдеи же, дерзнувшие идти за ними тем же путем, были покрыты водами и погибли. Будучи в Вавилонии судьей над коленом Дановым и Гадовым и видя, что они не чтут Господа и преследуют соблюдающих Закон Господень, он наслал на их селения змей и гадов, которые поедали их младенцев и скот. Затем, сжалившись над ними, он удалил от них этих змей и гадов молитвою. Во время голода он своими молитвами к Богу умножил людям пищу в изобилии и смертельно изнемогших от голода от врат смерти возвратил к жизни, сам же потом умер мученическою смертью[23]. Видя, что его Еврейский народ, бывший вместе с ним в плену, сообщается с Халдеями в идолослужении и навыкает всем нечестивым делам их, он [458]обличал его, увещевал оставить эти беззакония и грозил ему гневом Божиим. Вследствие этого еврейский старейшина, предавшийся халдейскому нечестию, исполнившись гнева, умертвил его, растерзав его конями. Народ, собрав его растерзанное тело, похоронил его на поле Маур, в усыпальнице Сима и Арфаксада, прародителей Авраама. И собиралось к могиле его множество евреев и возносили они там свои молитвы Богу Саваофу, Которому воссылается слава во веки веков. Аминь.


Конда́къ, гла́съ д҃:

Бж҃їй ꙗ҆ви́лсѧ є҆сѝ прⷪ҇рокъ, і҆езекі́иле чꙋ́дне, гдⷭ҇не воплоще́нїе всѣ̑мъ провозвѣсти́лъ є҆сѝ, сего̀ а҆́гнца и҆ зижди́телѧ сн҃а бж҃їѧ ꙗ҆́вльшасѧ во вѣ́ки.


В тот же день память преподобного Онуфрия Молчаливого Печерского, подвизавшегося в XII веке.

[459]
Житие
преподобных отец наших
Симеона,
Христа ради юродивого
и Иоанна, спостника его

Во дни благочестивого царя Иустиниана[24], когда христолюбивые люди стекались в Святый Город Иерусалим[25] на праздник Воздвижения Честна́го и Животворящего Креста Господня[26], по Божиему промышлению пришли из Сирии[27] в Иерусалим на поклонение Честно́му Древу Креста двое юношей. Имя одного — Иоанн, а другого — Симеон; оба знатные и богатые.

[460]Иоанну в это время было от рода 24 года; они имел молодую жену и жил при старике отце, а мать у него уже умерла; а Симеон был еще холост[28] и имел только вдовую старуху мать, 80 лет. Оба эти юноши, происходившие из одной страны и сдружившиеся между собою в Христовой любви, пробыли вместе в Иерусалиме довольно времени, обходя и поклоняясь Святым местам. — Когда они, возвращаясь к себе, спустились в долину Иерихунтинскую и, проезжая подошвой горы, миновали город, то увидели по берегам священной реки Иордана[29] монастыри. Тогда Иоанн, обратясь к Симеону, спросил:

— Знаешь ли, кто живет в тех обителях?

— А кто в них обитает? — пожелал узнать Симеон.

— Ангелы Божии живут в них, — отвечал Иоанн.

Симеон же, подивившись и вздохнув, спросил:

— А можем мы их видеть?

— Если захотим начать такую же, как они жизнь, — отвечал Иоанн, — то, без сомнения, усладимся лицезрением и беседою их.

Оба они ехали верхом; теперь же сошли с коней, отдали их своим слугам, приказав:

— Ступайте, не спеша, впереди нас.

И так слуги вели коней впереди, а они, следуя издали, рассуждали, как бы спасти свои души. Идя понемногу, они подошли к перекрестку: один путь, многолюдный, вел в Сирию, куда и им надлежало идти, а другой путь вел к Иордану, где [461]виднелись монастыри. Указывая Симеону пальцем на дорогу, ведущую к Иордану, Иоанн сказал:

— Вот путь, ведущий к жизни.

А, показывая на дорогу, лежащую по направлению к Сирии, прибавил:

— Этот же путь приводит к гибели. Итак, брат, станем здесь на распутии, помолимся Богу, чтобы Он научил нас, каким путем следует идти.

И, преклонив колена, они начали горячо молиться:

— Боже! Боже! Боже! желающий спасения всему миру! Яви волю Свою твоим рабам и укажи нам путь, которым мы должны идти!

Помолившись довольно времени, Иоанн и Симеон бросили жребий, и жребий выпал идти по дороге, ведущей к Иордану. Тогда преисполнились они великой духовной радости и со смирением благодарили Бога. И тотчас забыли о своих родных: один — отца и жену, а другой — мать, презрели свои богатства и как бы за сон сочли все привлекательное и услаждающее в этом мире. И обняв друг друга, облобызались святым лобызанием, и пошли по пути к Иордану, которым, действительно, достигли вечной жизни. И устремились с радостию, как Петр и Иоанн к Живоносному Гробу Христову[30], укрепляя и увещевая друг друга: Иоанн боялся, чтобы как-нибудь сожаление о состарившейся матери не отклонило Симеона от доброго намерения, а Симеон точно так же боялся за [462]Иоанна, чтобы любовь к молодой жене, подобно тому, как магнит железо, не отвлекла его от предпринятого пути. — Поэтому они обращались друг к другу со словами духовного наставления и утешения. Иоанн говорил Симеону:

— Не унывая и не ослабевай, возлюбленный брат! Ибо я надеюсь на Господа, Который возродил нас в нынешний день. Да и какая польза для нас от мирской суеты? Или какую найдем помощь в богатствах в день Страшного Суда? Не скорей ли они повредят нам? Точно так же наша юность и телесная красота — разве они всегда с нами? Не изменятся ли от старости и не погибнут ли от смерти? Да мы и сами не знаем, дождемся ли старости, ибо и юноши, не ожидающие смерти, умирают.

А Симеон с своей стороны убеждал Иоанна:

— У меня, брат, нет ни отца, ни братьев, ни сестер; есть одна только родительница моя, уже престарелая, и не столько о ней соболезную, сколько боюсь в своей душе за тебя, чтобы не отвела тебя с этого благого пути мысль о прекрасной и любезной жене твоей, с которой так недавно сочетался ты браком.

Так, беседуя между собою, шли они вперед. И о том молили они Бога, да покажет им Свою волю, в каком бы монастыре им постричься. И выбрали для себя такое знамение: в каком монастыре найдут они отворенные ворота, в тот, значит, Бог и повелевает им войти. Случилось им придти в монастырь преподобного Герасима, в котором игуменом был муж боговдохновенный, по имени Никон; ему было возвещено Богом о пришествии этих двух юношей, возгоревшихся Божественною любовию. Ибо Никон видел в тот день во сне Господа, говорящего ему:

— Встань, отвори двери ограды, да войдут сюда Мои овцы.

Игумен, поднявшись, пошел и отворил монастырские ворота и сел около них, ожидая прихода овец Христовых. Иоанн же и Симеон, приближаясь к монастырю, когда увидели отворенные ворота и у ворот сидящего старца, возрадовались великою радостию. И обратился Иоанн к Симеону:

— Доброе это знамение, брат, — вот, монастырь отворен и привратник сидит, как будто нарочно, ожидая нашего прихода.

[463]Когда они приблизились к воротам, игумен встал и сказал:

— Хорошо сделали, что пришли вы, агнцы Христовы.

И, приняв их ласково, ввел в монастырь и угостил их пищей телесной и духовной; как странников он успокоил в ту ночь Симеона и Иоанна. Наутро игумен обратился к ним с таким словом:

— Прекрасна и угодна Богу любовь ваша, которую вы к Нему единодушно питаете, о дети! Но вам надо тщательно блюстись, чтобы не угасил ее в вас враг нашего спасения. Путь ваш хорош, но не надо ослабевать на нем, пока не будете увенчаны. Похвально намерение ваше, но не нерадите, чтобы не охладела в сердцах ваших теплота духовная. Хорошо, что вы поставили вечное выше временного. Конечно, доброе дело служить родителям по плоти, но без сравнения выше служить Отцу Небесному. Милы братья по плоти, но гораздо спасительнее духовные. Полезны друзья, которых вы имеете в миру, но много лучше приобрести друзей среди святых угодников Божиих. Сильны ходатаи и заступники ваши пред князьями, но всё же не таковы, как Ангелы, ходатайствующие за нас пред Богом. Хорошо и милостыню давать нищим Бога ради; но никакое приношение не благоприятно столь Богу, как душу и волю свою предать Ему всецело. Приятно наслаждение сей жизнью, но ничтожно по сравнению с наслаждениями райскими. Прекрасно и всеми любимо богатство, но никак не сравнится с теми сокровищами, и҆́хже ѻ҆́ко не ви́дѣ, и҆ ᲂу҆́хо не слы́ша, и҆ на се́рдце человѣ́кꙋ не взыдо́ша[31]. Приятна и красота юности, но ничто в сравнении с достоинствами Прекраснейшего всех сынов человеческих[32]. Прекрасно стать воином царя земного, но непродолжительно и опасно это служение. А быть воином Царя Небесного — значит торжествовать над всею вражьею силою.

С таковыми и подобными этим наставлениями обратился к ним преподобный игумен и, видя обильные слезы, текущие из глаз их, сказал Симеону:

— Не жалей, не плачь о сединах госпожи твоей матери, ибо за твои труды Бог лучше ее утешит, нежели сам ты, находясь при ней. Если бы даже ты неотступно был при ней, [464]и то не знал бы наверно, — ты бы ее раньше похоронил, или она тебя. И умер бы ты без угождения Богу, не имея ничего, что могло бы избавить тебя от будущих зол после смерти: ибо ни материнские слезы, ни отцовская любовь, ни богатство и слава, ни брачный союз, ни любовь к детям не могут умолить страшного Судию, а только — добродетельная жизнь, подвиги и труды, подъятые ради Бога!

Потом, обратившись к Иоанну, сказал:

— И тебе, о чадо! да не влагает враг таковых мыслей, чтобы ты стал рассуждать в уме своем: кто без меня поддержит престарелого отца и прокормит? Кто утешит рыдание супруги моей? В самом деле, если бы вы предоставили их одному Богу, а сами пошли работать другому, то вы по справедливости сокрушались бы о них. А так как Единый есть Бог, Которому вы поручили родителей своих, и из любви к Которому оставили их, то должны знать, что Он Сам промыслит о них. Подумайте также и о том, что когда были вы в миру и трудились для жизни временной, благость Господня заботилась о вас и щедро наполняла дом ваш; тем более Господь позаботится о домах ваших ныне, когда вы пришли трудиться Ему всем сердцем, желая совершеннее благоугодить Ему. Вспомните, о дети! ответ Господа желавшему следовать за Ним и сказавшему: гдⷭ҇и, повели́ ми пре́жде и҆тѝ, и҆ погребстѝ ѻ҆тца̀ моего̀. Господь сказал: грѧдѝ по мнѣ̀, и҆ ѡ҆ста́ви ме́ртвыхъ погребстѝ своѧ̑ мертвецы̀[33]. Так и вы с непреклонною волею и твердым сердцем идите во след Христа. Ибо, если бы земной и смертный царь призвал вас к себе, желая сделать вас постельничими или советниками, разве вы не пренебрегли бы вашими домашними и не пошли бы со скоростию к царю, чтобы служить ему в славе и чести и услаждаться лицезрением и милостию его? И это бы вы сделали из-за краткого времени, пока он захотел бы почтить вас перед своими вельможами.

Иоанн же и Симеон отвечали:

— Истинно так, отче!

И продолжал игумен:

— Тем с большею о, дети! должны мы поспешностию и усердием идти на зов Царя Небесного, призывающего нас [465]к чести, которой уподобиться и с которой сравниться не может никакая самая высокая мирская почесть. Мы должны послушать Бога, призывающего нас к Себе, помня любовь Его к нам, ради которой Он не пощадил Своего Единородного Сына, но предал Его за нас на кровавую смерть, чтобы сделать нас сынами Своими; и если бы за это мы пролили всю нашу кровь, то и тогда не воздали бы нисколько по достоинству в сравнении с явленной Им благостию и любовию: потому что нельзя приравнять кровь царскую крови рабов.

Сказав всё это им и догадываясь, что Симеон и Иоанн, одетые богато, выросли, не зная нужды, боговдохновенный игумен, хотя и видел их горячее усердие к Богу, всё-таки советовал им не тотчас возлагать на себя иноческий образ, но подождать некоторое время: пусть сами себя испытают, — смогут ли вынести тягость подвижнической жизни. А они, упавши к ногам его, молили его со слезами, чтобы он безотлагательно постриг их и облек в святой чин.

После того старец, желая их испытать, взял отдельно Иоанна и говорит ему:

— Я уже убедил твоего друга, чтобы он еще на год остался в миру.

— Если ему угодно, — возразил Иоанн, — пусть остается, я же не в состоянии так долго ожидать пострижения, но умоляю тебя, отче, тотчас совершить надо мной то, чего жаждет душа моя.

Симеон же, видя их отдельно беседующих, сказал старцу:

— Не медли, отче, слушая доводы Иоанна; трепещет за него у меня сердце, что затужит он о супруге своей, с которою в нынешнем году сочетался браком, богатой и прекрасной, и ради нее да не уклонится от любви к Богу.

Иоанн также обратился к старцу со слезами (очень он был склонен к слезам):

— Молю тебя, отче, немедленно постриги нас, чтобы не погубить дорогого мне брата. У него мать, которая так сильно любит его, что не может жить, не видя его, и боюсь за него, чтобы, вспомнив о любви к нему матери, не отшатнулся от любви к Богу; итак, не перестану печаловаться, пока не увижу его постриженным.

Старец же, видя их взаимную заботу друг о друге, и по опыту зная, что Бог не постыждает, не отвергает при[466]бегающих к Нему всею душою и твердою верою, не медля более, ввел их в церковь и постриг в начальный иноческий образ. Когда же совершалось их пострижение, Иоанн сильно плакал, а Симеон тайно толкал его, давая знать, чтобы он молчал, — он думал, что тот плачет об отце и жене своей. Но тот изливал слезы от горячей сердечной любви к Богу.

После пострижения и по совершении Святой Литургии, игумен опять простер к ним продолжительное поучительное слово, ведая своим прозорливым духом, что недолго пробудут они в его монастыре, так как Бог призовет их на еще более совершенное житие.

Тот день пришелся в субботу, и хотел игумен наутро, в воскресенье, возложить на них совершенный чин ангельского образа.

И стали говорить некоторые из братий Иоанну и Симеону:

— Блаженны вы, потому что наутро возродитесь и будете чисты, как бы только что родились; вы очиститесь от ваших грехов, как будто только в этот день получили Крещение.

А те, не понимая того, что говорили им, изумились и ужаснулись и, придя к святому игумену в субботу вечером, молили его такими словами:

— Не крести нас, отче, потому что мы христиане и дети христианских родителей, вновь рожденные погружением Святаго Крещения.

Игумен же, не понимая слов их, спросил:

— Кто вас хочет крестить, о дети?

Они отвечали:

— Слышали от братий, что наутро будем крещены.

Тогда игумен, поняв, что братия говорили им о святом ангельском образе, сказал:

— Хорошо объяснили вам отцы: потому что наутро хотим облечь вас в совершенный чин ангельского образа, который освободит вас от всех сделанных вами в мире прегрешений, подобно второму Крещению.

Иоанн же и Симеон не знали, что такое совершенный чин ангельского образа. И приказал игумен позвать брата, которого в прошлую неделю посвятил в тот совершенный чин, чему еще не исполнилось 7 дней, так что брат носил постоянно, по уставу монастырскому, все одеяния святаго чина. Когда этот брат пришел, Иоанн и Симеон, увидев [467]его, припали к ногам игумена и молили, чтобы он тотчас же, еще вечером, облек их в этот чин.

— Мы — люди, — говорили они, — не знаем, проживем ли эту ночь и увидим ли утро, и, вдруг, отойдем от этой жизни, не получив такого венца, радости и славы, в какой видим этого брата.

Уразумел игумен, что они созерцают какое-то видение, и отпустил призванного брата обратно в келью. Когда тот ушел, опять Иоанн и Симеон усиленно стали просить игумена:

— Отче, Бога ради, тотчас облеки нас в одежды, которые мы видели на том брате: поистине в монастыре твоем не видели ни одного в такой славе, как брат тот.

— Что видели вы, дети, на том брате? — спросил их игумен.

Они отвечали:

— Видели на голове его пресветлый венец и вокруг сияние, и какие-то лики светолепные, со свечами в руках, окружали его с удивительным пением.

И подивился игумен такой душевной их чистоте и сказал им:

— Наутро и вы, по благодати Святаго Духа, получите такой же венец и славу вместе со святым ангельским чином.

Когда наступил воскресный день, игумен совершил над ними тот святый чин, и оба видели друг на друге венцы, сияющие на их головах, и ночью видели лицо друг друга ясно, как днем: и такой радостию исполнилась душа их, что они не желали вкусить ни пищи, ни пития.

По прошествии 2 дней, после принятия совершеннейшего чина, случилось им встретить того прежде названного, виденного в славе, брата, облеченным во вретище и выполняющим монастырское послушание, — они не видели над ним прежней славы и венца и удивлялись. Симеон же сказал Иоанну:

— Поверь мне, брат, что, по истечении 7 дней, и мы не будем видеть друг над другом блестящего венца и сияния, как теперь.

Иоанн спросил:

— Итак, чего ты хочешь для себя еще, брат?

— Послушай меня, — отвечал Симеон, — я хочу, чтобы мы, как вышли из мира, так и отсюда уйдем на еще более без[468]молвное пустынное житие; ибо с тех пор как облек нас честно́й игумен во святой сей образ, разгорелось мое сердце от некоторого чудесного желания, и душа моя никого не хочет видеть, ни говорить, ни слышать чей-нибудь голос, но желает оставаться в полнейшем от всех удалении и в глубоком молчании.

— Что будем есть, живя в пустыне? — возразил Иоанн.

Симеон отвечал:

— А что едят другие пустынножители, о которых слышали из уст поучающего нас игумена? Питающий тех пропитает и нас, и, думаю, игумен так много говорил нам о пустынножителях из желания, чтобы и мы избрали пустынножительство.

Иоанн опять возразил:

— Но мы еще не научились петь Псалмы по уставу монастырскому!

— Спасший угодивших Ему ранее Давида, — успокоил его Симеон, — спасет и нас, и как научил Он слагать Псалмы Давида, пасшего овец в пустыне, так и нас научит. Не ослушайся меня, брат, но как вместе посвятили мы себя Богу, так и потрудимся для него вместе.

Иоанн согласился, говоря:

— Как ты хочешь, так и сделаем; но как мы выйдем из монастыря, двери которого на ночь запирают?

Иоанн отвечал:

— Отверзший нам днем, откроет и ночью.

Когда они таким образом согласились и порешили и когда наступила ночь, игумен увидел во сне некоего почтенного мужа, святаго по виду, открывающего монастырские ворота со словами:

— Выходите, овцы Христовы, на свое пастбище.

Тотчас, поднявшись, он поспешил к воротам и нашел их открытыми и, думая, что Иоанн с Симеоном уже вышли, сел печальный, вздыхал и думал: «Не достоин был я принять молитвы отцов моих, ибо не я, а они были отцами и учителями. О, какие драгоценные камни (как сказано в Писании) неузнанные лежат на земле, многими видимые, но немногими ценимые!»

Когда игумен так размышлял в себе и сокрушался, вот, вышли из своей кельи к воротам рабы Христовы, чтобы по[469]кинуть монастырь. И увидел игумен идущих впереди них прекрасных юношей с ярко горевшими свечами. Иоанн же и Симеон юношей тех не видели, но, заметив открытые врата, сильно обрадовались, что не лишились своей надежды. Когда же увидели у ворот старца, испугались и хотели вернуться, не догадываясь, что это игумен. Игумен же подозвал их словами:

— Не бойтесь, чада, идите во Имя Господне!

Они же, узнав, что это игумен, еще более обрадовались и поняли, что Бог, открыв ему ранее об их приходе, указал и отшествие их, и поклонились старцу со словами:

— Благодарим тебя, отче, но как достойно возблагодарим Бога и честну́ю твою главу, не знаем. И кто из нас мог надеяться сподобиться таковых даров? Какой царь мог бы почтить нас таким саном? Какие сокровища обогатили бы нас столь скоро? Воды каких бань так очистили бы наши души? Какие бы родители могли нас так любить и спасти, как ты, честны́й отче?! О Христе ты нам отец и мать, владыка, пастырь и наставник, и руководитель! Через тебя получили непохищаемое сокровище и нашли бесценную жемчужину спасения; узнали, поистине, силу второго Крещения, как поведали нам отцы. Просим же твое блаженство, отче, чтобы, помолившись о нас, отпустил нас рабов твоих идти, куда нам укажет Бог: ибо от всей души мы пожелали послужить Ему, и поминай, отче, своих овец, коих принес Богу в жертву.

Всё это произнесли они с великими слезами. Плакал и игумен от душевной радости, видя столь великое желание их служить Богу. Наконец, поставив Симеона направо, а Иоанна налево и воздев руки к Небу, произнес молитву:

— Боже праведный и славный! Боже великий и крепкий! Боже Предвечный и Вечный! приклони ко мне, грешному, слух в час сей! Услышь меня, Господи, обещавший послушать всех, истинно служащих Тебе! Направь стопы рабов Твоих сих и ноги их поставь на путь мира. Будь Помощником сим незлобивым отрокам и сохрани их целыми, как голубей; запрети всем нечистым духам, да не приближаются к ним, но да бегут далеко от лица их. Прїимѝ ѻ҆рꙋ́жїе и҆ щи́тъ, и҆ воста́ни въ по́мощь и҆̀мъ: и҆зсꙋ́ни ме́чь, и҆ заключѝ сопроти́въ гонѧ́щихъ ѧ҆̀: рцы̀ коегѡ́ждо дꙋшѣ̀: спасе́нїе твоѐ є҆́смь а҆́зъ[34]. Соделай, [470]да удалится от их мысли всякое малодушие и ужас, и да сгинет всякая гордыня и самомнение и всякая злоба; да утихнет всякое разжение плоти, случающееся от природы и от бесовского искушения; да освятится их тело и душа, и дух их просветится светом благодати Твоея, да возрастая духовно, перейдут в возраст мужа совершенна и сподобятся получить часть среди угодников Твоих, восхваляя Тебя со святыми Ангелами и всегда поклоняясь Тебе — Отцу, Сыну и Святому Духу, Богу Единому в Троице во веки, аминь!

Потом, обратившись к рабам Христовым, со слезами произнес:

— Бог, Которого вы избрали, о добрые дети! и к Которому вы прибегли, да пошлет Он Ангела пред лицем вашим, который приготовит вам безбоязненный путь и пойдет впереди вас, избавляя вас от вражеских сил, как Иакова от Лавана и от Исава[35], и Даниила — от пасти льва![36]

И, обняв их обоих, опять обратился с молитвою к Богу:

— Спаси, Боже, спаси возлюбивших Тебя всем сердцем: ибо Ты праведен, Господи. Не оставь тех, которые оставили ради Тебя всё суетное!

Затем опять обратился к ним:

— Берегитесь, чада! Потому что выходите на страшную брань, но не бойтесь! Силен Бог и не пошлет вам искушений выше меры. Подвизайтесь, дети, и да не будете побеждены врагом; стойте мужественно, имея броней святый иноческий чин ангельского образа. Но помните Сказавшего: никто́же возло́жь рꙋ́кꙋ свою̀ на ра́ло и҆ зрѧ̀ вспѧ́ть, ᲂу҆пра́вленъ є҆́сть въ ца́рствїи бж҃їи[37]. Не будьте ленивы и унылы, начиная сей путь Господень, чтобы и на вас не исполнилась притча о начавшем ставить столп: нача́тъ зда́ти, и҆ не мо́же соверши́ти[38]. Мужайтесь, дети, зная, как ничтожна борьба и как велик венец, как непродолжителен труд и вечно отдохновение.

Пока они упражнялись в таких беседах, подошло время звонить к Утрене, и им нужно было выходить из монастырских ворот; Симеон, отведши игумена отдельно, сказал ему:

[471]— Молю тебя, отче, ради Господа, помолись усердно за брата моего Иоанна, да изгладится из ума его память о жене, чтобы вследствие вражеского искушения, не оставил меня, и я истаю от сожаления о разлуке с ним; помолись и об отце, родившем его, да утешит его Господь, чтобы он не печалился об оставившем его сыне.

Также и Иоанн, отведши старца в сторону, умолял:

— Бога ради, отче, не забудь в святых твоих молитвах брата моего Симеона, да не удалится от меня к матери, увлекаемый любовью к ней; иначе пристань послужит нам местом потопления.

Удивился старец таковой между ними любви и, обещав молиться за них, благословил их, ограждая крестным знамением, и отпустил с миром.

Отошедши от преподобного игумена, рабы Христовы, Симеон и Иоанн, молились:

— Боже! По молитвам раба Твоего, отца нашего Никона, Сам веди нас куда Тебе угодно; ибо мы — странники и не знаем ни места, ни страны, куда бы обратились, но стремимся к Тебе, хотя, быть может, в глубине пустыни ждет нас смерть.

Потом обратился Иоанн к Симеону:

— Что теперь будем делать, брат? Куда пойдем?

Симеон отвечал:

— Пойдем направо, потому что всё, что правое, то хорошо.

И пошли на правую сторону; было же то промышлением Божиим: Господь не оставляет рабов Своих. Пройдя порядочно, они подошли к Мертвому морю[39] и нашли близ моря и Иордана, впадающего в то море, место удобное и келию, где пребывал один пустынножитель, за несколько дней перед тем преставившийся ко Господу; были здесь и сосуды небольшие, и огород с насаженным овощем, которым питался преставившийся старец. Увидев это, рабы Христовы обрадовались [472]так же сильно, как радуется нашедший значительное сокровище, и благодарили Бога, и, поселившись там, начали жить. Немного времени спустя враг наших душ, диавол, не стерпев богоугодного жития рабов Христовых, начал войну против них, Иоанну влагая воспоминание о жене и отце, Симеону — любовь к матери. Они же, когда видели друг друга печальными, тотчас говорили друг другу:

— Стань, брат, помолимся вместе Владыке нашему Иисусу Христу, да сохранит нас от вражеских козней молитвами святаго старца нашего Никона.

И когда молились они, скоро приходила к ним помощь Божия, отражающая от них вражеские наветы. Иногда искуситель влагал им желание отведать мяса и выпить вина; иногда показывал во сне родителей и сродников: или сокрушающихся о них, или же пирующих; то повергал их в уныние и леность, то, думая ужаснуть их привидениями, опять внушал им мысль вернуться в монастырь, как будто им было невыносимо пустынножительство. И разнообразными способами пестрый змей тот старался прервать праведное житие тех похвальных подвижников. Они же, помня свои обеты и светлые венцы, которые сначала видели друг над другом, а также помня наставления и слезы своего старца, превозмогали в служении Господу и утешались, часто ощущая в сердцах своих некоторую духовную сладость. После мужественного сопротивления вражеским искушениям, являлся им во сне преподобный Никон, то увещевая их, то молитву совершая за них Богу, то научая их Псалмам и молитвам. И, пробудившись, они помнили наяву то, чему научились от него во сне, и имели от того великую радость. Так же точно и печаль, происходившую от воспоминания о домашних, облегчил им Господь через два года такими откровениями. Преставилось Симеону в ночном сонном видении, что он посещает матерь свою в ее доме и говорит ей на сирском наречии:

— Ладохрелихем, то есть, не заботься, мать; ибо хорошо нам: я и господин Иоанн здоровы и водворены в царской палате и, вот, носим венцы, которыми увенчал нас царь, украсив нас светлыми одеждами; скажи также и родителю Иоанна, чтобы не тужил о своем сыне и, вообще, не заботьтесь о нас.

[473]Много раз повторялось Симеону это видение, и из этого он понял, что его мать уже не печалится о нем, будучи утешена Богом. Точно также и Иоанну в сонном видении являлось какое-то пресветлое лицо со следующими словами:

— Вот, я сделал отца твоего беспечальным, вселив в него покой и радование, и жену твою на этих днях возьму в мое царство.

Рассказывая друг другу о таковых видениях, Иоанн и Симеон радовались в своих душах и веселились о Боге Спасителе своем. И с тех пор не знали никакой печали: первый — об отце и жене, а второй — о матери; но одна у них была забота — днем и ночью славословить Бога. То для них был труд не утомительный и забота без печали — постоянно творить молитвы, и в непродолжительное время они сделались достойными сосудами Святаго Духа и сподобились созерцания божественных откровений. Иногда они жили и отдельно друг от друга, но недалеко, не больше, как на расстоянии брошенного камня. И если одному из них приходила мысль вражеская, тотчас смущаемый прибегал к другому: ибо они открывали друг другу свои мысли и, молясь вместе, прогоняли наветы вражеские.

По прошествии некоторого времени блаженный Симеон, сидя на отдельном месте, пришел в восторг и видит себя в своем отечестве, в городе Эдессе[40], навещающим больную мать, со словами:

— Как живешь, мать?

А она отвечает:

— Хорошо мне, сын мой!

Он же снова сказал ей:

— Иди, ничего не боясь, к Царю, ибо я умолил Его за тебя и приготовил тебе место хорошее, и когда Он захочет, то и я приду к тебе.

[474]Пришед в себя после этого видения, Симеон понял, что в ту минуту умерла его мать, и поспешил к Иоанну, прося его, да помолится он о душе его матери, а сам, преклонив колена, так молился со слезами:

— Боже, жертву Авраама благосклонно принявший[41] и не отвергший жертвы Иеффая[42] и дары Авеля не презревший[43], ради отрока своего Самуила явивший матерь его, Анну, пророчицей[44], Ты, Господи мой, Господи! Меня ради, раба Твоего, прими душу доброй моей матери; помяни ее болезни и труды, принятые ради меня; помяни ее сокрушение и слезы, которые она пролила, когда я укрылся от нее к Тебе. Помяни грудь ее, которой она меня вскормила, надеясь иметь от меня помощь и утешение и не получив того, на что надеялась. Не забудь, Владыко, ее сердечные рыдания, причиненные мною, когда я оставил ее Тебя ради. Вспомни, сколько ночей не приходил сон на ее глаза, от постоянной мысли о своем сиротстве и моей юности. О, как сокрушалась она сердцем, глядя на мои одежды, в которые уже не облекалось ее драгоценное сокровище! Помяни, скольких радостей и веселия лишил я ее моим от нее удалением, чтобы служить Тебе, моему и ее Владыке и Богу! Дай ей Ангела Твоего хранителя сильного, который избавит душу ее от хитрых и немилостивых воздушных духов, желающих всех погубить[45]. Повели, Боже мой, разлучиться душе ее от тела без [475]болезни и страха и, как Благий, прости ей все согрешения, которые она соделала в сей жизни. Ей, Боже правосудный! не переведи ее из печали в печаль, из беды в беду и от сокрушений к сокрушениям, но вместо печали, какою она скорбела обо мне, единственном сыне своем, подай ей радость и вместо горя веселие, приготовленное, Боже мой, для святых Твоих.

Молился с ним вместе и Иоанн о душе преставившейся. И, поднявшись с молитвы, утешал Иоанн Симеона:

— Вот, брат, Бог услышал твои молитвы и взял к Себе матерь твою; потрудись же еще со мной, и оба помолим Господа, да покажет Свою милость и бывшей моей жене, да или приведет ее к иночеству, или возьмет к Себе от этого мира.

И оба о том молились.

Прошло немного времени, и Иоанн, находясь в восторге, увидел свою жену, сидящей в своем доме: пришла к ней Симеонова мать, взяла ее за руки и говорит:

— Встань, сестра моя, и пойдем ко мне, ибо украшенный дом дал мне Царь, Который сделал сына моего вместе с твоим мужем Своими воинами; перемени свои одежды и облекись в чистые.

И тотчас она, встав, переменила одежды и пошла вслед [476]за ней. Из этого видения понял Иоанн, что умерла жена его и вместе с матерью Симеона поселилась в месте праведных, и сильно возрадовался. С этого времени оба стали беспечальны и пробыли в пустыне, живя вместе, претерпевая всякое злострадание, 29 лет, мужественно борясь с невидимыми врагами и, по Божией благодати, побеждая их и прогоняя. А особенно Симеон в столь великое пришел бесстрастие, что тело его стало, как будто бесчувственное дерево, не ощущающее никакого сильного желания, так как все члены его были умерщвлены.

Однажды Симеон сказал Иоанну:

— Нет больше нам, брат, нужды оставаться в пустыне, но, послушай меня, пойдем, послужим спасению других: здесь мы только себе помогаем, а награды за помощь другим не имеем. Не Апостол ли говорит: никто́же своегѡ̀ сѝ да и҆́щетъ, но є҆́же бли́жнѧгѡ кїйждо, еще: всѣ́мъ ᲂу҆гожда́ю, не и҆скі́й своеѧ̀ по́льзы, но мно́гихъ, да сп҃сꙋ́тсѧ[46]. И еще: бы́хъ всѣ̑мъ всѧ̑, да всѧ́кѡ нѣ̑кїѧ сп҃сꙋ̀[47].

Сказал ему на это Иоанн:

— Думаю, брат, что сатана, возненавидев наше уединение, внушил тебе такую мысль, но воспротивься ему и останься здесь, дабы подвиг наш, который мы здесь начали и на который мы призваны Богом, мы и окончили в этой пустыне.

Симеон возразил ему на это:

— Поверь мне, брат, что я здесь более не останусь, но по силе Христовой иду и поглумлюся над миром.

Иоанн стал говорить ему:

— Я еще не достиг такого совершенства, чтобы мог глумиться над миром; боюсь, чтобы как-нибудь он не посрамил меня и не лишил меня благодати Божией. Умоляю тебя, добрый мой брат, ради Господа, соединившего нас, не оставь меня, смиренного, не отлучайся от своего брата; ты знаешь, что после Бога я не имею никого, кроме тебя одного, брат мой; от всех отказался и привязался к тебе одному. А ты хочешь теперь, как в море, оставить меня в этой пустыне одного. Вспомни день, когда мы бросили жребий и пошли вместе служить Господу и обещали не разлучаться друг с другом. Вспомни тот час, когда преподобный отец наш Никон облек нас в святой [477]великий ангельский образ, и были мы оба, как одна душа и все дивились любви нашей. Не забудь слов великого старца, которыми он нас утешал и увещевал ночью, когда мы выходили из монастыря; не оставляй меня, брат, молю тебя, чтобы как-нибудь не погиб один без тебя, и Бог взыщет с тебя за мою душу.

Симеон вразумлял его:

— Считай меня, что я умер; — в самом деле, если бы я умер, не оставался ли бы ты один? Поверь же, что если пойдешь со мною, поступишь хорошо; если не пойдешь, — твоя воля; я же всё равно здесь не останусь, но иду, куда велит мне Бог.

Иоанн понял, что это от Бога внушение его брату, чтобы шел из пустыни в мир, и не стал больше ему прекословить. Сокрушаясь же о разлучении своем с братом, так сказал ему:

— Смотри, возлюбленный Симеон, чтобы собранное в пустыне не рассыпал мир, и что преуспел, благодаря молчанию, то пусть не повредится от мирской молвы; да не погубит сон твоих всенощных бодрствований и мирские утехи да не рассеют иноческого созерцания. Берегись, чтобы вид женщин, от коих Бог сохранил тебя до нынешнего дня, не погубил твоего целомудрия и страсть к собиранию имущества не похитила твоей пустынной нестяжательности, — чтобы посты твои не порушились вкушением многоразличных снедей и чтобы не уничтожились плач твой от смеха, а молитва — от лености. Если ты и получил, возлюбленный, от Бога такую силу, что можешь невредимо для спасения твоего пребывать в мире, среди людей, всё-таки храни бережно сердце твое от того, что будешь делать перед людьми телом; в том пусть не принимает участия воля, пусть не прикоснется душа твоя к тому, к чему прикоснется рука, и сердце не будет иметь удовольствия от того, что будут вкушать уста и вместе с выступающими ногами да не возмутится внутренний покой, и всё творимое вне да не ощутится внутри, и твой ум пусть сохранится безмятежным. Я радуюсь о твоем спасении, только ты молись обо мне Богу, чтобы не разлучил Он нас в будущем веке друг от друга.

— Не бойся, любезный брат мой Иоанн, — отвечал ему на это Симеон, — что я хочу делать, то не по моей воле, а по Божиему [478]хотению, и ты узнаешь, что мое дело угодно Богу из того, что приду к тебе до своей смерти и приветствую тебя и позову тебя с собою и через немного дней пойдешь за мною.

Побеседовав так, оба стали на молитву и долго молились со многими слезами. Потом, несколько раз обняв друг друга и облобызав уста и грудь, отпустил Иоанн Симеона, далеко проводив его: не хотелось ему разлучаться с ним. И каждый раз, как говорил ему Симеон:

— Возвратись уж, брат Иоанн, —

слова эти были для него, как острый меч, отделяющий душу от тела. В конце концов, облобызав друг друга, они расстались: Симеон пошел в мир, а Иоанн возвратился в пустыню, проливая слезы.

Вышед из пустыни, блаженный Симеон пошел в Святой Град Иерусалим: ибо сильно желал видеть Святые места, которых не видал столько лет и, дойдя до святой Голгофы[48], оставался там три дня, приходя и поклоняясь Честно́му и Животворящему Кресту и Святому Гробу Господню[49]. Прилежно он молился Богу, чтобы Господь скрыл дела его перед людьми, пока не преставится из здешнего мира, чтобы тем избежать пустой славы и гордости, которая погубила и низвергла даже Ангелов с Неба, но пусть все принимают его за безумного и несмысленного и да получит просимое. Господь слушает молитвы истинных рабов Своих и внимает прошению их.

И сколько, после того, творил чудес угодник Божий: бесов изгонял, будущее предсказывал, болезни всякие исцелял, от скоропостижной смерти избавлял, неверных приводил к вере, грешных убеждал к покаянию; тем не менее люди не [479]могли узнать всей его святости, так как Бог скрывал ее от них, но даже до самой смерти считали его юродивым и бесноватым. Он и сам умел свои чудесные дела, совершаемые по Божией благодати, скрывать извне являемым юродством, как покажет это последующий рассказ. Пусть не соблазнится кто-либо, читая про некоторые странные и вызывающие смех действия, которые святый Симеон творил в притворном юродстве, глумясь над пустым и горделивым миром, но обсудит каждый слова апостольские: хотѧ́й мꙋ́дръ бы́ти въ вѣ́цѣ се́мъ, бꙋ́й да быва́етъ[50]. И еще: мы̀ бꙋ́и хрⷭ҇та̀ ра́ди: занѐ бꙋ́ее бж҃їе, премꙋ́дрѣе человѣ̑къ є҆́сть[51]. Из Иерусалима пошел преподобный Симеон в город Эмессу и там начал свое Христа ради юродствование: подходя к городу, увидел на сорной куче дохлого пса; сняв свой пояс, он привязал пса за ногу и повлек его в город, быстро прошел через ворота и тащил по улицам. Собралось множество детей, которые бежали за ним с криком:

— Монах юродивый, монах юродивый!

И бросали в него камнями и били палками. А утром в воскресенье он вошел в церковь при начале Литургии, имея за пазухой орехи. Прежде всего Симеон начал гасить свечи, а когда хотели его выгнать, он, вскочив на амвон, бросал орехи в женщин и едва с большим трудом могли изгнать его из храма. Он же, убегая, опрокинул продаваемые хлебы и так сильно был избит хлеботорговцами, что едва остался жив. После того один харчевник, продавец съестных предметов и сочива, нечестивец, державшийся Севировой ереси[52], увидав блаженного старца и не подозревая его юродства, обратился к нему со словами:

[480]— Что бродишь, старец? Поди ко мне и продавай сочиво, бобы, крупу и прочую снедь.

Он тотчас согласился и, севши в каморке того человека, начал даром раздавать припасы приходящим нищим, и сам их ел, потому что не вкушал пищи целую неделю. И когда всё раздал и ничего не собрал денег, то человек тот начал сильно быть его, и вырвал у него бороду, и выгнал из своего дома; но старец, не уходя, сел у ворот. Через час, услышав, что жена харчевника потребовала горячих углей, чтобы возжечь фимиам, побежал к печи и, не найдя совка, взял горстями горячие уголья и принес к госпоже, чтобы положила ладан для каждения. Увидав это, она ужаснулась и закричала на него:

— Что ты делаешь? Зачем ты сжигаешь руки свои?

А он переложив огонь в свою одежду, сказал:

— Если не угодно тебе, чтобы я кадил руками, то буду кадить одеждою.

И, положив ладан, кадил, пока не угасли угли. Видя руки и одежду его невредимыми от огня, муж и жена сильно изумились и присоединились потом к Кафолической Церкви, а старца стали почитать святым: но он бежал из того дома и не вернулся, пока то чудо не пришло в забвение.

Когда он юродствовал в городе, один содержатель корчмы взял его к себе и держал его, как раба. Был же он нрава жестокого и немилосердного и редко когда давал старцу пищи, хотя ради него и получал много прибыли, так как горожане говорили, глумясь:

— Пойдем пить в корчму, где юродивый.

Старец своим юродством веселил пивших. Однажды приполз змей, пил вино из сосуда и, выпустив в него яд, уполз. Никого не было тогда в комнате, и юродивый был вне дома, кривляясь среди народа и пляша под игру бубна. Спустя несколько времени, он вошел в дом и увидел над сосудом никому не видимое слово: «Смерть».

Поняв случившееся, старец взял палку и разбил сосуд, полный вином, и вино пролилось. В ту минуту пришел корчемник и, увидев, что старец разбил сосуд, схватил ту же палку и бил его без милосердия, пока не устал сам, [481]и выгнал его из дома. Наутро старец опять пришел в корчму и как бы прятался от своего господина. И опять приполз змей, стал пить вино из другого сосуда; увидав это, корчемник схватил палку и, думая убить змея, ударил по сосуду; змей уполз, а сосуд разбился и вино пролилось; не только сосуд тот, но и стаканы, стоявшие поблизости от него, разбились. Старец же, стоя позади, вскричал:

— Видишь, что не я один, безумный, разбивая сосуды, но и ты то же делаешь.

Тогда корчемник, поняв, почему Симеон разбил вчера сосуд с вином, раскаялся, что безвинно бил жестоко Симеона, и стал почитать его как святаго. Старец же, не желая себе почитания, а желая бесчестия и поругания и мудро прикрывая видом юродства свое ангельское во плоти житие, сделал следующую вещь: в один день, когда жена корчемника одна почивала в своей комнате, а муж ее продавал вино, пришел к ней старец и начал снимать с себя одежды, делая вид, что хочет лечь с ней. Она, видя то, закричала, и прибежал корчемник, которому жена сказала:

— Выгоните этого проклятого юрода, потому что он хочет меня насиловать.

Муж подверг старца заушению и выгнал его вон на стужу: был сильный холод и дождь, и сел старец вне дома, терпя холод в одной ветхой и разорванной одежде. С тех пор не только сам корчемник не считал его за святаго, но и другим, если кто говорил, что Симеон юродствует Христа ради, с клятвою утверждал:

— Поистине, бесноватый и помешанный он, к тому же и блудник: хотел жену мою насиловать, и мясо ест и другие неподобные дела творит, как не знающий Бога.

Ибо преподобный много раз, после 7-дневного голодания, при всех ел мясо — нарочно для того, чтобы не только юродивым, но и грешником все считали его. Для большего же обнаружения своего мнимого безумия, отлагая человеческий стыд, много раз ходил он по базару нагой, как бы бесплотный, истинный подражатель бесплотным. Диакон, служивший при церкви в том городе, по имени Иоанн, муж добродетельный и богоугодный, хорошо зная притворное, ради Христа, юродствование Симеона, увидав однажды старца не то от голодания, не [482]то от тягостей, подъемлемых при юродствовании, сильно ослабевшего телом и, желая его, как бы шуткой, вымыть, спросил:

— Пойдешь в баню вымыться, юродивый?

А тот, засмеявшись, сказал:

— Пойду, пойду.

И тотчас сняв с себя рубище, и свив его, положил себе на голову. И сказал ему диакон:

— Оденься, брат, ибо если идешь нагой, я не иду с тобой.

Старец отвечал ему:

— Я дело прежде самого дела сделал, и если не хочешь со мной идти, то предупрежу тебя.

С этими словами побежал вперед. Было же 2 бани: одна мужская, другая — женская; он, оставляя в стороне мужскую, пошел к женской. Диакон же, настигнув его, закричал:

— Постой, юродивый, не ходи туда; ибо то женская баня.

Обратившись к нему, Симеон сказал:

— Всё равно там горячая и холодная вода, и тут горячая и холодная, другого особенного ничего нет ни там, ни здесь.

С этими словами устремился вперед и, голый, вошел в баню, и сел среди женщин. Те тотчас все на него бросились, били его и выгнали от себя. После того диакон, особенно наедине, спросил святаго:

— Отче, как чувствовала себя твоя плоть, когда ты, голый, вошел к нагим женщинам?

Старец отвечал:

— Поверь мне, брат, что всё равно, как дерево среди дерев, так и я был среди них, не ощущая, что имею тело, не думая, что среди телесных существ нахожусь, но вся моя мысль была устремлена на Божие дело.

Такое бесстрастие своего умерщвленного тела открыл блаженный тому диакону, от которого не таил и всего жития своего, видя в нем истинного раба Божия. И стала между ними обоими дружественная любовь о Христе, и знали они богоугодные дела друг друга.

Юродствуя, преподобный Симеон не себя одного, но и других спасал: многих грешников приводил к покаянию, наставляя словами и делом. Один юноша впал в грех прелюбодеяния и тотчас, по Божию наказанию, предан был в [483]измождение плоти сатане[53] и мучим был от нечистого духа. Увидав это, старец ударил его по щеке и сказал на ухо:

— Не прелюбодействуй.

И тотчас вышел из него бес, и стал здоров юноша. Спрашивающим, как он исцелился, рассказывал:

— Я видел старца, с деревянным крестом в руке, который прогнал от меня черного страшного пса ударами креста, и я стал здоров.

Не мог он открыть, что Симеон юродивый исцелил его, потому что Бог удерживал язык его даже до самой смерти Симеоновой. Был один комедиант, по площадям разыгрывавший смешные действа, по имени Псифас. Когда он выполнял перед народом обычное свое дело, пришел туда Симеон и, видя комедианта, прозрел некоторую добродетель в его жизни, и, желая отвлечь его от явно совершаемого неблагоугодного дела, взял очень маленький камень и, сделав крестное знамение, бросил в него и попал ему в правую руку и тотчас засохла рука у того — и никак не могли узнать, кто бросил камень И ушел комедиант болен и уныл. Во сне явился ему преподобный со словами:

— Вот, я бросил в тебя камнем, и если не покаешься и не поклянешься мне, что не будешь больше заниматься тем смехотворным искусством, не исцелеешь.

Тот поклялся ему Пречистою Девою Богородицею, что не будет больше показывать тех игр, и, встав, почувствовал себя здоровым и рука его выздоровела, но не мог назвать своего исцелителя, а только твердил, что какой-то монах с венцом из финиковых ветвей на голове исцелил его.

Провидел же и будущее преподобный и прикровенно для других предсказывал его. За несколько дней пред великим землетрясением в царство Маврикия[54], от которого (землетрясения) пала Антиохия[55] и разрушились многие каменные здания в Эмессе, [484]старец, юродствуя, похитил из училища плетеный ременный бич и, бегая по городу, ударял по каменным столбам, которыми поддерживались здания и перед некоторыми столбами приговаривал:

— Господь повелевает тебе стоять крепко.

А перед одним:

— Ты ни стой, ни падай.

И, когда было землетрясение, все столбы, которым святый, ударяя, приказывал стоять, остались целы и невредимы; другие упали и с домами, державшимися за них, и в прах разбились. А тот столб, которому святый сказал «не стой, не падай» расселся пополам, сверху до низу, и стоял, несколько наклонившись. Когда святый, ударяя по столбам, приказывал им стоять, многие думали, что это он делает в неистовстве, а когда увидели, что они целы и невредимы стоят после землетрясения, многие тут поняли, что то было пророческое предзнаменование юродивого о землетрясении. Также, когда должен был случиться мор, приходил святый в училища, целовал детей, как бы смеясь, говоря каждому:

— Иди, о, добрый мой! иди, о, прекрасный мой!

Не всех же детей целовал, но тех, на которых указывала благодать Божия. А учителю сказал:

[485]— Так, брат, ради Бога, не бей тех детей, которых я целую, потому что им нужно идти в далекий путь.

Учитель же надругался над ним, то сам бил его, то детям приказывал бить его, и привязывали старца к столбу и били. А когда, по Божию попущению, пришел на город мор, в живых не остался ни один из тех детей, которых лобызал святый, но все перемерли. И тогда поняли его пророчество.

Старец имел обычай входить в дома богатых и играть юродствуя, причем он неоднократно лобызал их рабынь перед всеми. Случилось одной рабыне знаменитого гражданина согрешить с одним юношей и зачать от него; когда же дознано было, что она беременна, и госпожа спрашивала ее, с кем она согрешила, не хотела рабыня объявить своего соблазнителя, но сказала, что чернец юродивый изнасиловал ее. Когда старец, по обычаю, пришел в тот дом, госпожа сказала ему:

— Хорошо ли ты поступил, Симеон, что изнасиловал мою рабыню, которая даже беременна от тебя?!

Старец же посмеялся ей:

— Не заботься теперь, не заботься, пока она не родит, и будешь иметь маленького Симеона.

С того дня начал старец звать ту рабыню своею женой и постоянно приходил к ней, принося ей чистого хлеба, мяса и рыбы, приговаривая:

— Ешь, жена моя, ешь.

Когда же пришло время родов, разболелась та женщина и три дня не могла родить и приблизилась к смерти. Госпожа ее обратилась к святому, прося его:

— Помолись, старец, Богу, потому что жена твоя не может родить.

А он, играя и ударяя в ладоши, прибавил:

— Клянусь Иисусом, клянусь Иисусом, не родится у нее ребенок, пока не признается, кто его отец.

Слыша это, мучащаяся родами открыла правду, что оболгала неповинного инока и назвала своего соблазнителя, с которым согрешила. Тогда родила ребенка и начали старца считать святым; а другие говорили, что он волхвует действием сатаны: ибо юродив и бесноватый.

Также святый прозревал и тайные помышления человеческих сердец, что ясно из следующего: близ города был монастырь, [486]где два отца в беседах производили исследование об Оригене, почему такой мудрец уклонился в ересь[56]. Один утверждал, что Оригенова мудрость не от Бога, а от учения и чтения многих книг, а другой, — что невозможно человеку, без благодати Божией, говорить и писать так, что иное и до сего времени принимается православными. Так, после долгих словопрений и несогласий, порешили они друг с другом:

— Слышно, что пустыня Иорданская имеет великих святых отцев, умудренных Богом; итак, пойдем туда, не найдем ли там, кто бы разрешил наше сомнение.

Так порешив, пошли сначала в Святой Град Иерусалим и, поклонившись Святым местам, отправились в пустыню Мертвого моря и, по устроению Бога, не презревшего их трудов, обрели преподобного Иоанна, который был другом и сопостником Симеона. Пришел в то время уже и Иоанн в совер[487]шенную меру святости и имел дар провидения. Он, как только увидел шедших к нему отцев, сказал им:

— Хорошо поступили вы, оставившие море с тем, чтобы почерпнуть из сухого озера.

После продолжительной между ними духовной беседы, когда вспомнился и спор об Оригене, преподобный Иоанн изрек к пришедшим:

— Я, отцы, не получил от Бога дарования, чтобы мог рассуждать о недоведомом, а идите к юродивому Симеону, что в городе вашем, тот на всё, о чем ни спросите, ответит вам.

Они же, возвратившись к себе, пришли в город Эмессу и спрашивали:

— Где юродствующий старец Симеон?

Некоторые, смеясь, говорили им:

— Что хотите услышать от безумного, соблазняющего всех, над всем глумящегося, а больше всего — досаждающего инокам?

Они же, пренебрегши такими речами, искали старца и в доме одного овощника нашли его, лежащего над бобом и евшего боб, подобно медведю. И тотчас один из них, соблазнившись, подумал, рассмеявшись про себя:

— Поистине на великого мудреца пришли взглянуть! Многому можем научиться у него!

Приблизившись же к нему, сказали:

— Благослови, отче!

Он же, взглянув на них, сказал с гневом:

— Напрасно пришли, и безумец тот, кто послал вас ко мне.

Потом, встав, сильно ударил в щеку соблазнившегося, закричав:

— За что бранишь боб, 40 дней мочен он; Ориген такого не ел; но зашел в море, не мог из него выйти и потонул в глубине. Уходите отсюда, уходите, а то биты будете!

Они же ушли, дивясь прозорливости старца, потому что, не спрашивая их, сказал им об Оригене и вспомнил пославшего их и обличил сердечный помысл, но не могли никому о нем рассказать. А что сказал о бобе, что мочен был сорок дней, означало, что столько дней пробыл он без пищи, как о том после сам сказал другу своему диакону Иоанну.

[488]Однажды, взяв из овощницы свирель, вышел на улицу к близлежащему месту, на котором, в пустом доме, поселился нечистый дух, пугая многих поздно проходящих, а иным и вредя. Седши там, святый играл на свирели молитву преподобного отца своего Никона, которой у того научился, и выгнал ею оттуда беса. Бес же, приняв образ малого страшного эфиопа, побежал в овощницу и всех там перепугал и всю посуду перебил. Когда Симеон возвратился, то увидел жену овощника напуганную и унывшую; она рассказала ему:

— Какой-то мурин страшный и яростный, низкого роста, быстро вошед всех нас перепугал и всю посуду перебил.

А святый и сказал ей:

— Это я послал его на вас, за то, что вы не присоединяетесь к Святой Церкви (а они держались ереси Севира).

Женщина хотела, было, схватить юродивого и бить, но он, нагнувшись, захватил горсть земли и бросил ей в лицо, и залепил землей глаза, крикнув ей:

— Воистину, не схватишь меня, пока не присоединишься к моей Церкви, а если не захочешь присоединиться, опять придет к вам мурин.

С этими словами убежал из того дома. На другой день, опять в тот же час, бес, как и накануне, в образе эфиопа, вошел в то же овощное хранилище и сделал то же, что и первый раз. Тогда все живущие в том доме, не медля, присоединились к Православной Церкви. Также и еврей один, хулитель Имени Иисуса Христа обращен был ко Христу преподобным Симеоном. Тот еврей (так как Бог указывал ему путь ко спасению) увидел раз моющегося старца и двух Ангелов, с ним беседующих и, поняв, что он угодник Божий, хотел объявить о нем (то, что видел) в народе. Святый же, явившись ему во сне, запретил кому бы то ни было рассказывать виденное. Еврей же, наутро вышед на площадь, не был в состоянии сохранить тайну; но когда он хотел обратиться к народу с рассказом о Симеоне, тотчас явился ему святый и коснулся его уст, изображая на них крест, и сделал его немым, а сам бежал от него, скача и играя среди народа, а жидовин оставался немым. Тогда он пришел к святому, кланяясь, и поматыванием головы показал ему, что он должен креститься. После во сне старец явился ему, говоря:

[489]— Или крестись, или оставайся нем.

И так крестился еврей и, когда вышел из святой купели, тотчас стал владеть языком и начал прославлять Бога. Тогда привел он ко Святому Крещению и всех своих домашних.

Такой чистоты и бесстрастия достиг святый, что и, играя, среди женщин, пребывал, как чистое золото среди огня, и много раз бесстыдные женщины срамно щекотали его, влагая руки в его недра, но он оставался как будто мертвый, подобный бесчувственному дереву, освобожденный, по благодати Божией, от всякого естественного вожделения. Рассказывал он о себе ранее названному диакону Иоанну:

— Когда я был в пустыне и сначала имел много беспокойства от плотских страстей и молил Бога об облегчении брани, явился мне святый Никон с вопросом:

— Как живешь, брат?

А я отвечал:

— Жестоко страдаю, отче, и если ты мне не поможешь, не знаю, что и делать, потому что плоть сильно восстает на меня.

Старец с улыбкою зачерпнул воды из святаго Иордана и, вылив мне на живот с крестным знамением, сказал:

— Вот и здоров ты.

И с тех пор перестал я ощущать плотское вожделение и во сне, и наяву.

Вот как рассказывал о себе блаженный тому диакону. Будучи бесстрастен, он безбоязненно подходил к женщинам, и как в древности купина в Синае оставалась среди огня неопалимой[57], так он — от женского прикосновения; святый Симеон приходил в их среду, желая им спасения. Иногда он говорил какой-либо блуднице:

— Хочешь ли — я буду иметь тебя подругою: я дам тебе 100 златиц, только не твори ни с кем греха.

С этими словами показывал блуднице золото, которое Бог давал ему невидимо, сколько он хотел. Блудницы же, издеваясь над ним, обещали не грешить ни с кем. Но он требовал от них клятвы. И если которая клялась остальное время сохранять себя чистой, давал ей золото; но потом, если, не сохранив клятвы, она грешила, тотчас узнавал то святый, обли[490]чал ее и посылал на нее или какую-нибудь лютую болезнь, или беса, чтоб мучил ее, пока не даст истинных доказательств, что действительно покаялась. Но как только люди начинали считать его святым, он тотчас совершал нечто такое, что было явным доказательством не святости, а безумия; иногда он ходил хромая, а иногда прискакивая; иногда ползал по земле, задевая ноги проходящих; иногда же лежал на земле, колотя ногами. В новомесячие же притворялся бесноватым и падал, как одержимый бесом. И много иного, неприятного человеческим глазам и нелепого творил он, являя себя для всех безумным, чтобы никто не считал его святым. Однажды он Святую Четыредесятницу оставался без пищи, а в Великий Четверг, с утра, сидя на торговой площади, ел; видя это, проходящие говорили:

— Смотрите на этого безумца; он и Великого Четверга не почитает, а ест спозаранку.

Увидав его, диакон Иоанн спросил:

— На сколько ты купил того, что ешь?

Он отвечал:

— На 40 медных.

Указывая прикровенно, что 40 дней не ел.

Слыша о таком житии Симеона, один проживающий близ Эмессы вельможа подумал про себя:

«Пойду, взгляну на него и узнаю, юродствует ли он ради Христа, или же на самом деле безумен».

Когда он пришел в город и был около жилища блудниц, увидел, что одна блудница носила старца на плечах, а другая била ремнем, и соблазнился он в своей мысли:

«Кто поверит, что этот лживый чернец не творит блуда с этими нечистыми женами?»

Когда он так про себя думал, то был от юродивого еще на расстоянии брошенного камня; старец, оставив тех женщин, побежал к вельможе и, ударив его по лицу, открыл свою одежду и, показал, не стыдясь, свою умерщвленную плоть; скача перед ним, он спрашивал:

— Думаешь ли, окаянный, что тут может возникнуть похотение?

Тот удивился, что еще издали старец узнал его помыслы, и убедился, что он раб Божий, по своей воле юродствующий [491]Христа ради, но не мог никому о том рассказать, хотя и хотел: ибо какою-то силою (как и других) удерживался язык его до кончины святаго.

Бес опять вселился на одной улице в городе, в другом пустом доме; приблизившись к последнему, преподобный Симеон увидел беса, который, ожидая, готовился ударить мимоходящего; тогда старец набрал небольших камней за пазуху, стал на противоположную сторону и во всех, желавших идти этим путем, бросал камнем, не давая никому прохода: один же пес проскочил там и тотчас, пораженный бесом, начал источать пену.

Тогда святый говорил людям:

— Теперь проходите: ибо, вместо человека, поражен пес.

После того пришлось старцу идти мимо одного места, где веселилось множество девиц. Увидав его, девицы те начали издеваться над ним, крича:

— Монах! монах!

И зазывали его в свое собрание. Он же, желая наказать их бесчинство и сделать целомудреннее, помолился тайно в сердце своем Богу и скривил всем им глаза, так что каждая стала косой, а старец пошел дальше. Девицы же, почувствовав кривизну глаз своих, поняли, что это сделал юродивый и бежали вслед за ним, с плачем взывая:

— Поправь, юродивый, поправь глаза нам!

Они думали, что волшебством он сделал то. Настигнув старца, они схватили его и насильно заставляли:

— Развяжи, — говорили, — что связал.

А он, шутя, говорил:

— Если которая из вас хочет исцелиться, пусть даст поцеловать косые глаза и исцелеет.

Некоторые из них, которых Бог хотел исцелить, соглашались, чтобы старец поцеловал их в очи, и от поцелуя они тотчас исцелялись, — глаза их становились такими же, как прежде. А те, которые погнушались старцем и не согласились, чтобы он их поцеловал, те остались неисцеленными и плакали. Когда старец ушел от них не очень далеко, те побежали за ним с криком:

— Подожди, юродивый, подожди, ради Бога, подожди! Целуй нас!

[492]Но старец не слушал их. Так старец бежал, а девицы гнались за ним. Из видевших это одни говорили:

— Играют с ним девицы.

А другие сочли их объюродевшими; святый говорил иным из зрителей:

— Если бы Бог не искривил им глаз, то они превзошли бы блудодеянием всех сирийских женщин; а теперь они не будут такими.

Однажды несколько Эмесийских горожан пошли в Иерусалим на праздник Пасхи. Когда они по окончании праздника возвращались по домам, один из них отделился и направился в пустыню посетить святых Отцев, чтобы сподобиться их молитв и благословения. Он обходил отеческие келлии с дарами, подавая милостыню из своего имущества. По Божию устроению, случилось ему встретить преподобного Иоанна, жившего близ Мертвого моря и Иордана и бывшего спостником святаго Симеона; горожанин поклонился ему, прося его благословения и молитв. И сказал ему преподобный Иоанн:

— Имея в городе угодника Божия Симеона, именуемого юродивым, зачем ты у меня, убогого, просишь молитв; в его молитвах не только я, весь мир нуждается.

И, взяв того человека, он ввел его в свою келлию — и вот, нашлась в его келлии предложенная невидимою рукой, посланная от Бога, трапеза, необычная для пустыни: были тут и хлебы чистые, горячие, рыбы хорошие, вино и сосуды. И, севши, ели и, насытившись, благодарили Бога. После трапезы преподобный Иоанн, взяв три просфоры, тоже посланные Богом, дал тому человеку со словами:

— Передай это брату моему, Симеону юродивому, и скажи ему: «Молись за брата своего Иоанна».

Когда же, возвратившись, человек тот входил в Емес, встретил его в воротах преподобный Симеон со словами:

— Здоров ли брат мой Иоанн? Не съел ли ты трех просфор, которые он послал мне в благословение?

И дивился возвращавшийся такой прозорливости. Старец же, взяв его в свое убогое жилище, предложил ему такую же, посланную Богом, трапезу, какую преподобный Иоанн предоставил ему в пустыне, при этом Симеон рассказал ему всё, о чем они беседовали с Иоанном в той пустыне, что пили [493]и ели. Вышед от старца, муж тот, с ужасом много дивясь прозорливости старца, никому не смел рассказать о том — частию возбраняемый Богом, частию стыдясь людей, так как знал, что не поверят ему: ибо все считали Симеона безумным, — его, кто был мудрее всех людей.

На вышеназванного диакона Иоанна однажды, по Божию попущению, пришла такая напасть: злодеи ночью совершили в городе убийство и, взяв труп убитого, бросили во двор диакона. Когда наступил день и нашли мертвеца в доме диакона, прошел немалый говор: судья, схватив диакона, судил его, как убийцу, и не нашлось свидетелей о его невиновности, и он не мог оправдаться. Осужден был невинный диакон на смерть — быть повешенным на дереве. Когда же вели его на место казни, он ничего другого не говорил, как только:

— Бог юродивого, помоги мне! Бог Симеона, предстань в час этот!

А Симеон в то время где-то в другом месте совершал свое юродство. Господь восхотел избавить невинного диакона от такой напрасной и позорной смерти, — и вот, один человек пришел к старцу и сказал:

— Юродивый! Друг и благодетель твой диакон Иоанн осужден на смерть, и если он умрет, погибнешь с голоду: ибо никто больше не заботится о тебе.

И с этими словами рассказал, за что осудили его на смерть. Святый же тотчас пошел в тайное место, где привык в уединении молиться и которого никто не знал, кроме этого диакона; там, преклонив колена, он начал усердно просить Бога об избавлении диакона от смерти. И тотчас нашлись самые убийцы и поспешно были посланы от судьи конные вслед за поведшими диакона на смерть, чтобы освободить невинного. И нашли их уж на месте, на котором должны были повесить диакона. Отпущенный диакон пошел не в свой дом, но прямо к тому месту, где молился святый Симеон, и застал его еще не кончившим молитвы и стоявшим с поднятыми кверху руками; диакон в ужасе остановился неподалеку сзади святаго Симеона: ибо видел (что после подтверждал с клятвою) пламя, подобно мечам, выходившее из уст святаго и сияние огненное вокруг него, и не смел диакон приблизиться к нему, пока он не кончил молитвы и огненное сияние не вознеслось к Небу. Оглянувшись, святый сказал диакону:

[494]— Что, брат Иоанн, чуть не испил ты смертной чаши? Иди, молись, благодари Бога Избавителя: это искушение случилось с тобой ради того, что два нищих приходили к тебе, а ты имел, что дать, и не дал, но отвернулся от них и отпустил ни с чем. Разве это твое, что подаешь? Или не веришь Сказавшему, что дающий нищему Бога ради, сторицею примет в нынешнем веке, а в будущем получит жизнь вечную; если веруешь, дай; если не даешь, ясно, не веруешь Господу.

Таковы были слова юродивого, или лучше, святаго и преподобного мужа: ибо, когда он бывал с тем диаконом наедине, то ничего юродского не делал, но с кротостию и сердечным сокрушением беседовал о полезном и много раз диакон тот, слушая душеполезные слова святаго, чувствовал великое благоухание, выходящее из его уст.

В одно воскресенье, с утра, после 7-дневного поста, святый Симеон, юродствуя, взял в правую руку сверченное мясо, по-гречески называемое элладой, по латыни люканикой, иначе колбасой, положил ее на плече, как диаконский орарь, а в левой руке держал горчицу и, обмакивая элладу в горчицу, ел; приходившим к нему забавляться он мазал губы горчицею. И приблизился к нему один грубый крестьянин с больными глазами и с бельмом на одном из них. Святый Симеон вдруг помазал горчицею по его глазам. Закричал тот от сильной боли в глазах, произведенной крепкою горчицею. А юродивый сказал ему:

— Иди, безумец, умойся уксусом с чесноком и тотчас исцелеешь.

Но тот, не послушав святаго, пошел ко врачам, еще больше ослеп и сильнее заболел. После, раскаявшись, дал себе зарок: если бы даже выскочили глаза, выполнить, что прикажет старец. И когда он умыл глаза свои уксусом с чесноком, то в ту же минуту совершенно стал здоров глазами. После встретил его святый где-то на пути и сказал:

— Вот, теперь здоров, не воруй же коз у соседа.

Так наказал святый крадущего, зная тайные дела человеческие.

Украдено было у одного горожанина 500 златиц, и печалился тот человек о погибшем своем золоте и старательно разузнавал о нем; был он жесток со своими рабами и бил [495]их немилосердно. Однажды юродствующий старец встретил его на улице словами:

— Хочешь ли, чтоб нашлись твои златицы?

— Ей, ей! Хочу, — отвечал тот.

— А что заплатишь мне, — спросил юродивый, — если тотчас найдешь золото?

Тот обещал 10 златиц.

— Не надо мне золота, но поклянись, что не будешь бить укравшего, — потребовал святый, — а и также никого другого.

И клялся ему горожанин. Тогда святый открыл ему:

— Пекарь твой украл златицы, но, берегись, не бей его и никого другого.

И вернулся человек тот в свой дом, нашел всё, как сказал ему святый и взял у раба своего пекаря золото целым и не бил его. После, когда хотел прибить кого-либо из рабов за какую-нибудь вину, болезненно одеревеневала у него рука и не мог бить. Вспомнив свою клятву, пошел к юродивому, прося:

— Разреши клятву, юродивый, пусть свободно действует моя рука.

А тот, как бы не понимая, юродствовал. И много раз приходил к нему, докучая, чтобы разрешил от клятвы. Тогда явился ему святый в сонном видении со словами:

— Освобожу тебя от клятвы, но лишу и твоего золота и всё твое имение уничтожу. За что ты хочешь бить своих слуг, которые в будущем веке пойдут впереди тебя?

После того видения муж тот, пришедши в страх Божий, со всеми был кроток.

Чтобы люди не узнавали о таковых чудесах святаго, он притворился бесноватым и как будто вследствие бесовского действия знающим, что творится втайне в людях; для этого ходил с бесноватыми, как один из них и, соболезнуя о них, своею молитвою из многих прогнал бесов; другие же бесноватые, или вернее всего бесы, поселившиеся в людях, роптали на него:

— О юродивый! пренебрегающий всем миром, зачем пришел обижать нас? Уйди отсюда; не наш ты; зачем всю ночь мучишь и жжешь нас?

Святый же, в притворном бесновании (ибо от Святаго Духа всё знал) весьма многих людей обличал в их тайных гре[496]хах: иных — в нечистоте, других — в краже, третьих — в клятвопреступлении: каждого во всяком его грехе. Обличал же иных отдельно, иных перед другими; третьим в притчах указывал их злые дела, да заглянут в свою совесть, а иных явно поносил за творимые ими беззакония. И так весь город удерживал от смертных грехов, приводя людей к сознанию и к покаянию. Многие же думали, что не от Бога, а чрез беса он знает их тайны, так что и самого считали за бесноватого. От этого иные из нераскаянных грешников боялись придти к нему или встретиться с ним, но бегали от него, чтобы не быть изобличенными.

В то время в городе жила одна волшебница, чародейка, бывшая виновницей многих несчастий между людьми. Желая разрушить ее волшебства, преподобный стал часто приходить к ней, как будто дружась с ней, и приносил ей подаваемое ему съестное, и медницы, и одежды. Раз он сказал ей:

— Хочешь, — я сделаю тебе такую вещь, что, если будешь носить ее, никто не сможет упрекнуть тебя и никакое зло не приблизится к тебе?

Она же, полагая, что юродивый знает нечто такое при содействии беса, говорит:

— Хочу, — сделай.

Он взял маленькую дощечку, написал на ней по-сирски следующее:

— Да запретит тебе Бог отвращать более от Него людей.

Написав это, он дал дощечку жене, чтобы повесила ее на шею, а когда она сделала это, тотчас уничтожилась бывшая в ней волшебная сила, и волшебница перестала вредить и помогать кому бы то ни было.

Старец же, идя со своею нищею братиею, приблизился к печи, в которой приготовляют стекло. Работал здесь еврей. Сев около печи, святый грелся, а еврей изготовлял склянки. Святый сказал друзьям своим нищим:

— Хотите, — я рассмешу вас?

Они, обратив к нему свои глаза, хотели видеть, что он будет делать. И когда еврей изготовил одну склянку, он издали осенил ее правой рукой, и тотчас склянка та расселась. Когда еврей приготовил другую склянку, расселась и та от крестного Симеонова знамения; так распались третья, четвертая [497]и до седьмой, — и стали нищие хохотать и рассказали еврею, в чем дело. Еврей же, рассердившись, схватил головню и прогнал юродивого, ударяя его и опаляя. Юродивый же, удаляясь, кричал ему:

— О, нечистый! перебьются все твои склянки, пока не сотворишь креста на своем челе.

Когда еврей снова начал делать склянки, разбилось еще тринадцать, одна за другой. Он же, видя напрасными свои усилия, хоть и не желал, перекрестил лоб свой — и перестали разбиваться склянки. Познав силу святаго креста, еврей пришел тогда в Святую Церковь, и стал христианином, приняв Святое Крещение.

В то время заболел один из главнейших граждан, в дом которого преподобный юродивый привык приходить и играть. Этому гражданину, когда болезнь его очень усилилась, было такое видение: будто с каким-то мурином страшным он бросает игральные кости и что между ними заклад: если у больного не выпадет три раза шестеричное число, то победа принадлежит мурину. И был больной в большом сомнении и страхе. Явился же больному Симеон юродивый, говоря:

— Истинно, на этот раз одолеет тебя этот черный, но дай мне слово, что отселе не станешь осквернять ложа жены своей прелюбодеянием, и я кину за тебя, и не одолеет тебя он.

И поклялся, в видении, больной святому, что не будет прелюбодействовать. Святый взял, кинул кости, и три раза выпало по шесть, и удалился мурин от больного: последний, проснувшись, почувствовал облегчение от болезни. Юродивый, по обычаю, придя к нему в дом, пригрозил:

— Счастливо ты кинул три раза кости, но, поверь мне, если нарушишь клятву, мурин тот удавит тебя.

С этими словами и всех укорив юродствуя, быстро ушел оттуда.

Имел у себя преподобный каморку ради покоя, а особенно ради ночных молитв, и не было в ней ничего, кроме охапки хвороста. Там каждую ночь оставался на молитве до утрени, обливая слезами землю, а с наступлением дня сплетал себе венок из маслины или трав и, возложив себе на голову, а в руке держа ветвь, ходил по городу, крича:

[498]— Торжество царю победителю и его городу!

В этих словах городом святый называл душу, а царем — ум, господствующий над страстями, как он объяснил то другу своему, диакону Иоанну, к которому часто заходил тайно, подробно объясняя свои слова и поступки, клятвенно требуя, чтобы он никому ничего не говорил до самой его смерти. За два дня до смерти пришел он к этому Иоанну с такими словами:

— Нынче я ходил к возлюбленному моему брату Иоанну пустынножителю, с которым с самого начала отказался от мира и постригся, и нашел его сильно преуспевшим в добродетели и в совершенстве угодившим Богу, и порадовался о нем: ибо видел его носящим на голове венец с надписью: «венец пустыннического терпения».

После того преподобный Симеон прибавил:

— Видел некоего Славного, сказавшего мне: иди, юроде, иди ко Мне и примешь не один, а много венцов за спасение многих душ человеческих.

Сказав это, святый вздохнул и заговорил опять:

— Не знаю за собой ничего такого, что было бы достойно небесного воздаяния; ибо юродивый и лишенный разума какую может получить награду, разве задаром, по Своей благодати, помилует меня мой Владыка? Но молю тебя, брат, никого из нищих, особенно из иноков, не презирай и не укоряй; да знает любовь твоя, что многие из них очищены злостраданием и, как солнце, сияют перед Богом. Так и между простыми людьми, живущими в деревнях и возделывающими землю, ведущими жизнь в незлобии и правоте сердечной, которые никого не бранят, не обижают, но от труда рук своих в поте лица едят хлеб свой. Много, между такими, великих святых: ибо видел их приходивших в город и причащающихся Тела и Крови Христовых и сияющих, подобно чистому золоту. Всё, что говорю тебе, господин мой, не подумай, что говорю из какого-нибудь тщеславия, но твоя любовь принудила не скрыть от тебя лености моего окаянного жития. Знай же, что и тебя Господь скоро возьмет отсюда: итак, позаботься, сколько есть сил, о душе своей, чтобы иметь возможность без задержки перейти область воздушных духов и избегнуть лютой руки князя тьмы. Знает Господь Бог мой, что и я много печалюсь [499]и имею великий страх, пока не перейду эти страшные места, где все человеческие дела и слова разбираются подробно. Потому-то и молю тебя, чадо и брат мой Иоанн, всячески старайся быть милосерд: ибо в тот грозный час милосердие может помочь нам больше всех других добродетелей, как написано: бл҃же́нъ разꙋмѣва́ѧй на ни́ща и҆ ᲂу҆бо́га, въ де́нь лю́тъ и҆зба́витъ є҆го̀ гдⷭ҇ь[58]. Соблюдай же и сие: не приступай к Божественной службе, имея против кого-либо гнев, да не оскорбят твои грехи пришествие Святаго Духа.

Об этом и о многом другом побеседовав с честны́м диаконом, преподобный Симеон молил его зайти через 2 дня в его убежище. И, ушедши от него, больше не показывался в городе, но безысходно пребывал до последней минуты своей кончины. Какова была его кончина, — не знает никто, только Бог и Ангелы его: ибо те обычно присутствуют при кончине нищих, совершенно оставленных людьми, как присутствовали на гноище, когда умирал Лазарь, как сказано в Евангелии: бы́сть ᲂу҆мре́ти ни́щемꙋ, и҆ несе́нꙋ бы́ти а҆́г҃глы на ло́но а҆враа́мле[59]. Итак, несомненно, что те же святые Ангелы предстали в час блаженной кончины и сему Симеону, нищему духом и преподобному в действительности, и, тихо освободив праведную душу от чистого тела, понесли с песнями радости в Небесные Обители.

По прошествии двух дней некоторые из тех нищих, что вели со святым Симеоном дружбу, не видя его за это время, подумали: не болен ли юродивый? И пришли в убежище его и нашли его под хворостом, лежащим мертвым, и сказали:

— Вот, юродствовал при жизни, и по смерти остался таким: ибо не лег на хворост, но под хворостом скончался.

И двое каких-то взяли тело его без омовения, без обычного пения, без свеч и ладана, и понесли похоронить его на том месте, где хоронят странных. Был же несен святый на погребение мимо дома того новокрещеного христианина, что прежде был еврей, делавший склянки, и он, слыша множество поющих приятнейшими голосами невыразимые песни, прислонился к окошечку и никого не видел, кроме двух человек, несущих тело юродивого на погребение, а голоса не переставали петь невидимо. Это Ангелы Божии пели, и христиа[500]нин тот ощущал необыкновенное благоухание, наполняющее воздух:

— Блажен ты, юродивый, — сказал он, — потому что, не имея людей, совершающих над тобой надгробное пение, имеешь Небесные Силы, почтившие тебя песнями и райскими благовониями окадившими тебя.

И тотчас пошел с теми двумя человеками и понес честно́е тело и своими руками похоронил его между гробами странников и нищих и рассказал всем, как слышал ангельское пение над умершим вместе с неизглаголанным благоуханием. Диакон же Иоанн, пришедши в то помещение и, не найдя святаго, всюду старательно искал его и горько плакал, узнав, что святый Симеон умер и погребен. И пошел ко гробу его, желая взять оттуда тело его и с почестью в почетном месте похоронить его и, когда открыли гроб, не нашли тела святаго: ибо Господь со святыми Своими Ангелами переложил его на неведомое людям место. Тогда все жители Емесийского города, как бы проснувшись, начали вспоминать и друг другу рассказывать чудесные дела Божия угодника, и пророчества, и многострадальное житие его. Тогда поняли, что юродивый не был безумным, но был мудрее всех мудрецов нашего времени и, считаемый грешником, был праведен и преподобен, путем юродства и греховности прикрывая перед людьми свое богомудрое и богоугодное житие. Таково было житие и таковы подвиги сего чудесного Симеона, юродствовавшего Христа ради, который, как древле Лот, живя среди содомлян, не загрязнился их грехами[60]; так и этот новый Лот, живя среди мира, не заразился мирскими страстями. Скончался преподобный Симеон месяца июля в 21 день, а после него и преподобный Иоанн, сопостник его в Иорданской пустыне, почил блаженною кончиною[61]. И как вместе начали служить Господу, так и на Небе вместе предстали пред Престолом Божиим. Житие же обоих было рассказано праведными устами Симеона диакону Емесийской церкви Иоанну; а этим диаконом верно и справедливо передано великому между отцами святому Леонтию, епископу Кипрского Неаполя; а он предал письму на пользу читающих и слушающих, во славу Христа Бога нашего, прославляемого со Отцем и Святым Духом ныне и присно и во веки веков. Аминь.


  1. Навуходоносор — имя нескольких вавилонских царей. В данном случае разумеется Навуходоносор II, сын Набопалассара, — великий восточный завоеватель, покоривший Сирию, Персию и Египет и отведший в плен Иудеев; царствовал с 605 г. по 562 г. до Р. Хр.
  2. Вавилон — столица Халдеи, один из древнейших и богатейших городов в мире; построен Нимвродом, сыном Хуша или Куша, потомком Хамовым. Расположенный по обеим сторонам реки Евфрата, Вавилон своею формою напоминал четырехугольник, построенный на огромной равнине. Окружность города равнялась 400 верстам; стены были толщиною в 30 аршин, так что по поверхности их могли ехать 6 колесниц рядом. На стенах высились 250 башен, с сотнею ворот, изваянных из меди. Среди города, пересекая реку, тянулся громадный мост, по восточную сторону которого возвышался царский дворец и языческий храм Бела. Впоследствии Вавилон был завоеван персидскими царями Киром, Дарием, Ксерксом и Александром Македонским и был совершенно разорен.
  3. 4 Кн. Цар., гл. 24, ст. 1.
  4. 4 Кн. Цар., гл. 23, ст. 34.
  5. Даниил — четвертый из числа великих Пророков (Исаия, Иеремия, Иезекииль, Даниил); происходил из царского рода и еще юношею был отведен в Вавилон вместе с прочими пленными иудеями. Одаренный прекрасными душевными и телесными качествами, он научился здесь языку и мудрости халдейской и вместе с тремя своими товарищами — Ананиею, Азариею и Мисаилом был взят на службу при царском дворе. Даниил истолковал Навуходоносору его замечательные сны; Даниил удостоился от Бога неоднократных видений, в которых ему были открыты важнейшие и замечательнейшие священные события. При восшествии на престол Дария он был сделан одним из трех правителей империи и был чудесным образом спасен от львов, в ров к которым он был брошен за свою привязанность к отеческой вере (Кн. Прор. Дан., гл. 6, ст. 10—24). История его жизни и деятельности описана им самим в священной книге его имени. Память его празднуется Св. Церковию 17-го декабря.
  6. Седекия царствовал с 599 г. по 588 г. до Р. Хр.
  7. Память его — 1-го мая.
  8. Т. е. в июнь, считая от марта (первого еврейского месяца).
  9. Соответственно этому в живописи святые Евангелисты символически изображаются: Матфей — под образом человека, Марк — под образом льва, Лука — под образом тельца и Иоанн — под образом орла.
  10. Кн. Прор. Иезек., гл. 2, ст. 3 и 4.
  11. Кн. Прор. Иезек., гл. 3, ст. 1.
  12. Достойно внимания, — замечает св. Димитрий Ростовский, — и то, что было возвещено Пророку Иезекиилю от Бога, а именно: если праведник, надеясь на свою праведную жизнь, дерзнет сделать какой-нибудь грех, и в этом грехе постигнет его смерть, и он умрет без покаяния, то не воспомянутся уже перед Богом все его прежние праведные богоугодные дела, но он будет осужден за тот грех, в котором он умрет. Также если и беззаконник, проведший всю свою жизнь в беззакониях, перед смертию покается, и в покаянии постигнет его смерть, то не воспомянутся уже перед Богом все его прежние беззакония, но он будет сопричтен к праведным (Кн. Прор. Иезек., гл. 18, ст. 21—24).
  13. Еванг. от Матф., гл. 12, ст. 39.
  14. Кн. Прор. Иерем., гл. 3, ст. 1.
  15. Еванг. от Матф., гл. 24, ст. 2.
  16. Кн. Прор. Иезек., гл. 3, ст. 25.
  17. Кн. Прор. Иезек., гл. 8, ст. 11 и 16.
  18. Адонис — считался у древних греков богом посевов и вообще природы.
  19. Венера — богиня любви и красоты.
  20. Кн. Прор. Иезек., гл. 40, ст. 5 и след.
  21. Кн. Прор. Иезек., гл. 44, ст. 2.
  22. Кн. Прор. Иезек., гл. 37, ст. 1 и след.
  23. Относительно других подробностей из жизни Пророка Иезекииля известно, что он жил в своем собственном доме в Тель-Абибе (гл. 3, ст. 24; гл. 8, ст. 1), что он был женат и нежно любил свою жену, что она скончалась внезапно (гл. 24, ст. 16—18); его пророческое служение продолжалось 22 года. Гробница его, по соседству с древним Вавилоном, до сего времени продолжает привлекать внимание паломников. Сооружение гробницы приписывают царю Иехонии. — Пророческая книга Иезекииля состоит из 48 глав; содержание ее очень богато по разнообразию материала: в ней есть видения, подобия, притчи, аллегории, пророчества и символические действия. Благодаря символически-таинственному характеру некоторых мест книги Пророка Иезекииля Евреи причисляли ее к сокровенным и не дозволяли читать лицам, не достигшим 30-летнего возраста.
  24. Св. Иустиниан I — император в 527—565 гг.
  25. Иерусалим — древнейший и знаменитейший город Земли Обетованной — лежит почти в середине последней, по западной стороне Иордана, в 12 часах пути от Средиземного моря и 8 от Иордана, на отрогах трех иудейских гор — Акра, Сион и Мориа. Иерусалим дорог каждому христианину как центр исторических событий Ветхозаветной и Новозаветной Церкви, как колыбель христианства, откуда слово благовестия разнеслось по всей Вселенной.
  26. 14 сентября.
  27. Сирия (высокая) в еврейском тексте означается словом Арат, под которым разумеется Сирия и Месопотамия вместе, — всё пространство от реки Евфрата до Средиземного моря и от Таврских гор до Аравии. Долины Сирии очень плодоносны, изобилуют пшеницею, виноградом, табаком, оливками, апельсинами, финиками и проч. Климат очень здоров и приятен. Ни одна страна не была столь известна в древности, как Сирия. В пределах Сирии находятся девять десятых местностей различных событий из Священной истории. Сирия была местом сохранения Церквей Божиих и была светильником, свет которого сиял оттуда во мраке мира в продолжение 12 веков; Сирия освящена стопами Христа Спасителя, Его Апостолов и исповедников.
  28. Во время этого путешествия Симеона с Иоанном по Святым местам Симеону шел 31-й год.
  29. Иордан — единственная полноводная, не высыхающая река Палестины. Протекая с севера к югу посредине Палестины, Иордан разделяет ее на две части — Западную и Восточную. Иордан сбегает с южного склона Ливана и с южной подошвы Ермона двумя истоками — Баниас и Хасбани. Эти истоки своим соединением образуют Малый Иордан, текущий в озеро Мером. Отсюда поток идет медленным и мутным, но скоро становится прозрачным и, чрез 15 верст, впадает в озеро Геннисаретское; чрез южную конечность озера он вытекает в долину Иорданскую. Самая южная часть течения проходит уже пустынную равнину, на западе которой находится Иерихон. Эта именно равнина и разумеется здесь в житии. Пройдя около 100 верст от Геннисаретского озера, Иордан впадает в Мертвое море, в котором и теряется. Иордан не раз упоминается в Священной истории. Воды его чудесно разделились, чтобы дать проход Евреям (Кн. Иис. Нав., 3, 14 и дал.); то же самое случилось, когда Пророки Илия и Елиссей проходили чрез нее (4 Кн. Цар., 2, 8—14); омывшись, по слову Елиссея, в Иордане, Нееман очистился от проказы (4 Кн. Цар., 6, 10—14); на берегах Иордана проповедовал Иоанн Креститель и в водах Иорданских крестился Господь наш Иисус Христос (Еванг. от Матф., 3, 13—17).
  30. Еванг. от Иоан., гл. 20, ст. 1—10.
  31. 1 Посл. к Коринф., гл. 2, ст. 9.
  32. Т. е. Вочеловечившегося Сына Божия, Христа Спасителя. Ср. Пс. 44.
  33. Еванг. от Матф., гл. 8, ст. 21—22.
  34. Сравн.: Пс. 34, ст. 2—4.
  35. Кн. Быт., гл. 3133.
  36. Кн. Прор. Дан., гл. 6.
  37. Еванг. от Луки, гл. 9, ст. 62.
  38. Еванг. от Луки, гл. 14, ст. 30.
  39. Мертвое море — внутреннее соленое озеро в юго-восточной части Палестины; длина его с С. на Ю. 76 км, ширина — около 3½—16 км; полуостровом Лисан делится на два бассейна; северный бассейн более глубок, чем южный. Вода Мертвого моря насыщена солями (около 25%) до такой степени, что рыбы не могут жить в ней. Удельный вес воды настолько высок (1,66), что попадающие в воду органические тела не тонут в ней. На значительное пространство кругом моря земля покрыта солью. На месте Мертвого моря находилась плодородная долина Сиддим с городами Содомом и Гоморрой.
  40. Эдесса — нынешняя Урфа, город на севере Месопотамии на реке Евфрате, с 137 г. до Рождества Христова главный город вновь образовавшегося Озроенского, или Эдесского государства; в 217 г. по Р. Хр. Эдесса превращена Римлянами в Восточную колонию; в Эдессе рано появилось христианство; в IV в. св. Ефремом Сириным здесь была основана богословская школа, в V в. склонившаяся к несторианству, в пользу которого много действовал учитель эдесской школы пресвитер Ива. В 641 г. Эдесса была покорена арабскими калифами; в 1098 г. ею овладел граф Балдуин, сделавший ее главным городом княжества Эдесского; в 1144 г. Эдесса была покорена Турками и с этого времени переходила из рук в руки, пока в 1637 г. окончательно не подпала под власть Турции.
  41. Кн. Быт., гл. 22.
  42. Кн. Суд., гл. 11.
  43. Кн. Быт., гл. 4.
  44. 1 Кн. Царств., гл. 12.
  45. Т. е. проведет душу его матери невредимою среди мытарств. Мытарства — нечто в роде застав или таможен, которые встречают на своем пути души умерших людей, возносясь к Престолу Небесного Судии. При них стоят духи злобы и взимают со всякой души, повинной в известном грехе, своего рода пошлину или выкуп, состоящий в поставлении им на вид противоположного этому греху доброго дела. Название мытарства и мытари заимствованы из истории еврейской. Мытарями у Евреев назывались лица, назначаемые Римлянами для сбора податей. Они, обыкновенно, брали на откуп собирание этих пошлин и употребляли всевозможные меры, не пренебрегая даже истязаниями, чтобы извлечь для себя наибольшие выгоды. Мытари стояли при особых таможнях или заставах, собирая с провозимых товаров пошлины. Заставы эти назывались мытницами, мытарствами. Христианские писатели это название перенесли и на места воздушных истязаний, при которых восходящие к Престолу Небесного Судии души задерживались злыми духами, старающимися уличить их во всевозможных грехах и через это низвести во ад. Сущность учения о мытарствах заключена в слове св. Кирилла Александрийского († 444 г.) о исходе души, помещаемом обыкновенно в Следованной Псалтири. — «При разлучении души с телом, — говорится здесь, — предстанут пред нами, с одной стороны, Воинства и Силы Небесные, с другой — власти тьмы, воздушные мытареначальники, обличители наших дел. Узрев их, душа содрогнется, вострепещет, и в смятении и ужасе будет искать себе защиты у Ангелов Божиих; но и будучи принята Ангелами и под кровом их протекая воздушное пространство и возносясь на высоту, она встретит различные мытарства, кои будут преграждать ей путь в Царствие Небесное, будут останавливать и удерживать ее стремление к нему. На каждом из этих мытарств потребуется отчет в особенных грехах… Каждая страсть, всякий грех будут иметь своих мытарей и истязателей. При том будут присутствовать и божественные силы, и сонм нечистых духов; и как первые будут указывать на добродетели души, так вторые — обличать ее грехи… И если за благочестивую и богоугодную жизнь свою она окажется достойною (награды), то ее воспримут Ангелы, и тогда она уже небоязненно потечет к Царствию. Напротив, если окажется, что она проводила жизнь в нерадении и невоздержании, то услышит она страшный глас: да возмется нечестивый, да не видит славы Господней (Ис., 26, 10); тогда оставят ее Ангелы Божии и возьмут страшные демоны, и душа, связанная неразрешимыми узами, низвергнется в темницы адские». Таким образом мытарства суть не что иное, как частный суд, который совершает над человеческими душами Сам Господь при посредстве Ангелов, допуская к тому и клеветников братии нашея (Апок., 12, 10), злых духов, — суд, на котором припоминается душе и беспристрастно оцениваются все ее дела и после которого определяется известная участь. Суд этот называется частным в отличие от всеобщего, который будет совершен над всеми людьми, при кончине мира, когда Сын Божий снова приидет на землю, но уже в Славе Своей.
  46. 1 Посл. к Коринф., гл. 10, ст. 24 и 33.
  47. 1 Посл. к Коринф., гл. 9, ст. 22.
  48. Голгофа — лобное место, или холм, на котором был распят Господь Иисус Христос. Еврейское гулголет, — откуда наше Голгофа, — означает лоб, череп, вероятно холм так назывался за свою лобообразную форму. Древнее глубокознаменательное предание объясняет это название тем, что здесь был погребен Адам, так что крест Христов был воздвигнут над головой покоящегося праотца рода человеческого. Во время смерти Господа Иисуса холм находился еще вне Иерусалима (Еванг. от Матф., 27, 33; 28, 11; Посл. к Евр., 13, 12 и дал.). Восстановленный после своего разрушения Иерусалим распространился главным образом на север и северо-запад, так что Голгофа оказалась почти в середине западной части нового Иерусалима. И теперь показывают расселину в скале т. н. Голгофской горы, произведенную землетрясением в момент смерти Христа Спасителя (Еванг. от Матф., 27, 51). Св. Кирилл Иерусалимский говорил (около 350 года): «Эта св. Голгофа, видимо и доселе возвышающаяся, служит до настоящего времени свидетельством того, что в момент, когда умер Господь, расселась скала».
  49. См. стр. 516 примеч. 2-ое.
  50. «Никто, — говорит св. Ап. Павел в 1 Послании к Коринфянам, — не обольщай самого себя. Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым. Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом» (гл. 3. ст. 18—19). Юродство и есть такой подвиг, в котором человек, исполненный истинной христианской мудрости, показывает себя по своему глубокому смирению по наружным поступкам безумным.
  51. 1 Посл. к Коринф., гл. 4, ст. 10 и гл. 1, ст. 25)
  52. Север — Патриарх Антиохийский (512—518 гг.), видный и горячий приверженец монофизитской ереси, состоящей в утверждении, что Господь Иисус Христос, хотя рожден из двух природ, или естеств, но не в двух пребывает, так как при воплощении Сына Божия человеческая природа, воспринятая Богом Словом, стала только принадлежностью Его Божества, утратила свою действительность и лишь мысленно может отделяться от нее.
  53. 1 Посл. к Коринф., гл. 5, ст. 5.
  54. Св. Маврикий — император в 582—602 гг.
  55. Город Антиохия для Христианской Церкви имеет особенно важное значение как второе после Иерусалима великое средоточие христианства и как первая Христианская Церковь из язычников. Антиохия основана была за 300 лет до Рождества Христова сирийским царем Селевком Никатором, который основал и еще более десяти городов с именем Антиохии, чем он желал увековечить имя отца своего Антиоха. А эта столичная Антиохия, для отличия ее от прочих, называлась Антиохия Епидафна, т. е. близ храма и рощи Дафны; она также отличалась названием Антиохия на Оронте, по имени реки, на берегу которой она находилась верстах в 10 от впадения в Средиземное море. Цари Сирийские и императоры Римские очень заботились об украшении этой Антиохии, так что она поражала великолепием и роскошным блеском своих построек, которые от востока к западу, на протяжении 15 верст, пересекала аллея, украшенная двумя рядами колонн, представлявших крытый ход по обеим сторонам открытой вымощенной дороги… Население было смешанное; были и иудеи; жизнь велась веселая, оживленная; поэты, риторы, философы, ученые, гадатели щедро предлагали там свои умственные труды, — вообще культура языческая процветала, но извращенная. В самом начале своего появления христианство озарило Антиохию божественным светом своего учения, — там нашли убежище те первые христиане, которые, после убиения архидиакона Стефана, избегая его участи, должны были скрыться из Иерусалима, и начатая ими проповедь в Антиохии признана была столь потребною, что Иерусалимскою Церковью поручено было Апостолам Варнаве с Павлом утвердить там веру; они «научили немалое число людей, и ученики в Антиохии стали называться христианами» (Деян., 11, 20—26). В Антиохии же возникла первая христианская миссия; Ап. Павел отсюда совершал свои миссионерские путешествия; Церковью управлял в Антиохии еще и Ап. Петр. А после падения Иерусалима Антиохия заняла первое место в Азийской Церкви, и значение её равнялось с Римом, Константинополем и Александриею. В Антиохии процветала знаменитая богословская школа, давшая многих выдающихся учителей Церкви; там же происходило много Соборов пастырей Церкви во времена еретических распрей. В XIII в. Антиохия была совсем разрушена египетским султаном, и теперь на её месте находится жалкий греческий городок Антакия. Но и в настоящее время Антиохийский Патриарх занимает важное, третье место среди патриархов Восточной Церкви и носит титул «Патриарха всего Востока».
  56. Ориген — знаменитый учитель Александрийской Церкви, чудо своего века по уму и глубине учености. Многие замечательнейшие из Отцев Церкви с глубоким уважением относились к богословским трудам и заслугам Оригена; но впоследствии он, еще при жизни, был осужден как еретик на двух местных Александрийских Соборах и по кончине — на Константинопольском Соборе 543 г. Не высказывая своих неправославных мнений в качестве непреложных истин, Ориген, тем не менее, неправо мыслил о многих истинах вероучения Христианской Церкви, почему некоторые считали сомнительною твердость его в главнейших христианских догматах. Развивая неправославное учение о предсуществовании душ, он неправо мыслил о Христе, полагая, что Бог создал определенное число духовных существ равного достоинства, способных уразумевать Божество и уподобляться Ему; один из этих сотворенных духов с такою пламенною любовью устремился к Божеству, что неразрывно соединился с Божественным Словом или стал Его тварным носителем; это, по мнению Оригена, и есть та человеческая душа, посредством которой Бог-Слово мог воплотиться на земле, так как непосредственное воплощение Божества, по его ошибочному мнению, немыслимо. Держась подобного еретического воззрения на воплощение Бога-Слова и сотворение мира и человека, Ориген в неправославном смысле понимал и смерть Христову, представляя ее чем-то повторяемым духовно в духовном мире и имеющим там действие на освобождение Ангелов и приписывая в деле спасения слишком много действию обыкновенных сил, коими одарена наша природа. Неправо мыслил Ориген и в некоторых пунктах своего учения о воскресении и будущей жизни: например, о том, что диавол может спастись, и в толковании Св. Писания слишком многое преувеличенно понимал в таинственном смысле в ущерб историческому смыслу Писания. Но, во всяком случае, заслуги Оригена перед Церковию более значительны и покрывают его заблуждения. В своих школах он воспитал много замечательных отцов и учителей Церкви, из коих некоторые ему обязаны своим обращением из язычества в Христианскую веру, с которой он хотел согласовать знание и философию. Особенно замечательны его труды по изучению Св. Писания, — истолкованию, а главное, — по восстановлению и очищению подлинного текста; замечательны и сочинения Оригена, направленные к защите христианства против его врагов и еретиков. В гонение Декия Ориген удостоился славы мужественного исповедника Христова, скончался семидесятилетним старцем в Тире в 254 году.
  57. Кн. Исх., гл. 3.
  58. Псал. 40, ст. 2.
  59. Еванг. от Луки, гл. 16, ст. 22.
  60. Кн. Быт., гл. 19.
  61. Кончину святых мужей относят приблизительно к 590 году.