О зарождающейся, так называемой, малороссийской литературе/Часть 1/ДО
 О зарождающейся, так называемой, малороссийской литературе |
| Источникъ: Иван Григорьевич Кулжинский. О зарождающейся, так называемой, малороссийской литературе. — Киев: тип. И. и А. Давиденко, 1863. — С. 3—20. |
I. ЮЖНОРУССКIЙ ЭЛЕМЕНТЪ, КАКЪ ПРЕДМЕТЪ ТОРГОВЛИ.
У насъ, въ Малороссіи, всегда были и будутъ такіе добрые люди, съ которыхъ покойный Гоголь писалъ вѣрные и прекрасные портреты; напримѣръ, такіе, какъ тотъ старый, сѣдой козакъ, который, выпивши лишнюю чарку, сѣлъ за столъ, понурилъ голову и давай плакать на взрыдъ, какъ маленькое дитя....
— Чего ты, дѣдъ, плачешь?
— Какъ же мнѣ не плакать, когда я остался на свѣтѣ сиротою? И батько мой умеръ, и мать умерла, и дядько умеръ, и тетка умерла — всѣ умерли, остался одинъ я, сиротина. Кто меня пожалѣетъ ? Кто приголубитъ? пхи... пхи... пхи... И разревѣлся чувствительный Ничипоръ... А у этого стараго Ничипора домъ полонъ своихъ дѣтей и внуковъ, среди которыхъ онъ живетъ, какъ патріархъ. Батько и мать его по неизбѣжному закону природы, не могли же вѣчно жить на землѣ, да и самому Ничипору далеко уже за шестьдесятъ лѣтъ, — подите же: теперь только вспомнилъ, что онъ сирота и горько расплакался.
Въ нѣкоторомъ отношеніи, мы — всѣ малороссіяне — немножко похожи на добраго Ничипора; сто̀итъ только ловкому и искусному человѣку разшевелить въ насъ воспоминанія »про Колѣевщину, про Хмельнищину, про Сѣчь Запорожскую«, да еще запѣть казацкую пѣсню о томъ, »какъ въ полѣ могила съ вѣтромъ говорила«... мы тотчасъ готовы расплакаться, а ужъ вишнёвкою вдоволь напоимъ смѣтливаго разказщика и пѣвца, и денегъ, пожалуй, дадимъ ему на дорогу.
Одинъ разъ, при подобномъ случаѣ, я, переждавши восторги, слезы и аханья добродушныхъ земляковъ, слушавшихъ пѣсню бандуриста о томъ, какъ поляки рѣзали козаковъ, а козаки рѣзали поляковъ и жидовъ, спросилъ у одного старика изъ слушателей: скажите пожалуйста, дядюшка, развѣ тогда лучше было жить въ Малороссіи, чѣмъ теперь?
— Гдѣ то уже лучше, отвѣчалъ старикъ, тогда Малороссія была какъ тотъ горохъ, что ростетъ при дорогѣ, — кто не хотѣлъ, тотъ только не скубъ и не рвалъ его. Теперь уже дзуськи! (прочъ! баста! не замай!) Мы теперь не боимся ни поляковъ, ни жидовъ, ни татаръ, никому и въ усъ не дуемъ!
— Зачѣмъ же вы плачете, вспоминая старину?
— А кто его знаетъ, зачѣмъ оно плачется! Извѣстно, дурныя слезы, лишняя вода въ головѣ. Какъ выпьешь одну—другую чарку, да выплачешься, такъ на душѣ и станетъ легче.
Вѣдь какъ хотите, а такое расположеніе къ грустнымъ воспоминанiямъ и вообще къ отжившей старинѣ, въ нынѣшній меркантильный и практическій вѣкъ, можетъ служить для смѣтливаго человѣка превосходнымъ и очень выгоднымъ предметомъ торговли. Теперь изъ всего извлекаютъ выгоду: стыдно было бы нашему вѣку, если бы не нашелся ни одинъ предпріимчивый и ловкій человѣкъ, который всѣ эти ахи и слезы въ честь отжившей малороссійской старины не перевелъ бы на чистыя деньги — разумѣется, въ свою пользу. Не только не должно осуждать такого умнаго человѣка, но еще должно уважать и почитать его, какъ великаго мастера своего дѣла.
Вотъ и началась у насъ подобная торговля или, правильнѣе сказать, переводъ нашей наивной чувствительности на наличныя деньги! Началась она, эта знаменитая торговля, съ »возстановленія малороссійскаго языка и возсозданія южно-русской литературы«. Первоначально изданы были два малороссійскіе букваря: »Граматка« и »Южно-русскій Букварь«.
»Граматка« съ картинками и образками. На одной сторонѣ листка изображенъ, въ видѣ буквы Ч, козакъ курящій трубку, а на другой сторонѣ того же самаго листка — образъ Богоматери! Очевидно, что сопоставленіе этихъ двухъ предметовъ очень не прилично; но для торговли тутъ главное — козакъ съ люлькою въ зубахъ; найдутся добрые Ничипоры, которые за одну эту виньетку купятъ »Граматку«.
Предисловіе къ этой »Граматкѣ« силится доказать, что малороссіяне непремѣнно должны начинать учиться чтенію »съ малороссійскаго (т. е. съ испорченнаго русскаго) языка, а церковную (т. е. славянскую) печать уже всякій разберетъ, научившись читать по малороссійски«. Между тѣмъ какъ малороссіяне, со времени Равноапостольнаго князя Владиміра и мудраго Ярослава, всегда учились и учатся сперва славянской грамотѣ, чтобъ научиться молиться Богу, а потомъ уже отъ церковной печати легко и непримѣтно переходятъ къ новоизобрѣтенной гражданской, или русской; это — самый естественный и необходимый порядокъ, который новая торговля южнорусскимъ элементомъ старается низвратить или, говоря точнѣе, развратить. Знанiе грамоты вовсе не нужно для нашего простолюдина, ежели главною и первою цѣлью этого знанія не будетъ умѣнье молиться Богу. Вызываемъ торговцовъ южнорусскаго элемента опровергнуть эту вѣковую истину!
Малороссійское нарѣчіе общаго русскаго языка, не смотря на нѣкоторые полонизмы, оставшіеся въ немъ отъ бывшаго польскаго ига, угнѣтавшаго нѣкогда Малороссію, такъ близко къ русскому языку, что его можетъ легко понимать всякій великороссіянинъ. При такой очевидности однородства двухъ нарѣчій, торговцы южнорусскаго элемента выдумали слѣдующую коммерческую штуку: изобрѣли для малороссійскаго нарѣчія такое мудреное правописаніе, противное всѣмъ правиламъ этимологіи, что великороссіяне, затрудняясь, при этой орѳографiи, читать по-малороссійски, приходятъ въ искушеніе и думаютъ, что авось малороссійское нарѣчіе въ самомъ дѣлѣ не есть ли особенный языкъ славянского корня; а малороссы, смотря на эту новую орѳографію или — правильнѣе — кривографiю, сочиненную для нихъ досужимъ умомъ торговца-сочинителя »Граматки«, и себѣ подумываютъ въ простотѣ сердца: »видно-таки нашъ языкъ совсѣмъ не русскій, когда то же слово да не такъ уже теперь стали писать.« — Напримѣръ, вотъ начало предисловія къ знаменитой »Граматкѣ« съ выдуманною отъ нея орѳографіей: »скілько ні есть у насъ по Вкраiні граматокъ и букварівъ, то всі вони не годятця намъ для первоі науки письменства, бо печатани не нашою мовою, а черезъ те всяка дитина довго нудитця надъ книжкою, поки навчитця иноязичниі слова розбірати«. И мысль эта, и уродливое изображеніе ея (скажемъ по-малороссійски) — совершенная »брехня«!
Предисловіе къ этой »Граматкѣ«, а равно и послѣсловіе или »Слово до письменныхъ«, при всемъ своемъ благодушіи и братолюбіи, при всемъ наружномъ яко-бы христіянскомъ настроеніи, невольно проговаривается о какой-то »волѣ людской« (страница 3 и 149). Словомъ о свободѣ и оканчивается »Граматка«. — Эта »Граматка« издана въ 1857 г., когда комитеты кипѣли работою надъ разрѣшеніемъ крестьянскаго вопроса; теперь этотъ вопросъ уже разрѣшенъ: не понятно о какой свободѣ, или »волѣ людской« хлопочетъ »Граматка«.
Первые шесть уроковъ »Граматки« состоятъ изъ нѣкоторыхъ псалмовъ Давида, перепорченныхъ, т. е. переведенныхъ на малороссійское нарѣчіе. Помилосердуйте, гг. просвѣтители Малороссіи! для чего вы отнимаете у нашихъ простолюдиновъ Псалтырь славянскую? Это святотатство! Предоставьте имъ читать псалмы Давида по славянски, и Бога ради не переводите ихъ такъ нелѣпо на малороссійское нарѣчіе: вы этимъ переводомъ портите все дѣло, даже компрометируете дѣло спасенія вашихъ ближнихъ.
»Граматка« на этомъ не остановилась, но послѣ каждаго переведеннаго ею псалма она приложила еще изъясненіе, или »науку«. Характеръ этихъ изъясненій, совершенно ничипоровскій, такъ и располагаетъ къ тому, чтобы сѣсть за столъ, понурить голову, да и заплакать въ три ручья. Общее содержаніе ихъ слѣдующее: »надобно намъ жить дружно; враговъ у насъ много, но Господь не оставитъ насъ. Послушайте, что онъ говоритъ: пріидите ко Мнѣ всѣ труждающіися и обремененніи, и Азъ упокою вы и обрящете покой душамъ вашимъ. Ему, Господу, любо слушать хвалу отъ честного собора. А соборомъ зовется всяка громада, которая собирается для добраго дѣла, угоднаго Богу. — Дай же намъ Господи всѣмъ сойтись до купы помыслами своими, и запѣть Тебѣ новый псаломъ честнымъ соборомъ и сердцемъ не лукавымъ« (стран. 26). — Ну, какъ Ничипору не расплакаться отъ этой »науки«, — такъ и лѣзутъ въ голову мысли: »батько умеръ, мать умерла... бѣдный я сирота!«... Ну, какъ не заплатить 50 к. за »Граматку?« —
За изъясненіемъ псалмовъ слѣдуетъ — украинская думка про гетмана Наливайка, тоже съ изъясненіемъ или »наукою«. Это верхъ коммерческаго искусства въ торговлѣ южнорусскимъ элементомъ! — Изъясненіе думы не скрываетъ той истины, что Малороссiя (страница 28) не имѣетъ на своихъ границахъ ни высокихъ горъ, ни глубокихъ рѣкъ, ни моря, чтобъ опершись объ нихъ не дать чужеземцу (?) опустошать свою землю. »Такая была воля Божія, чтобъ наша прекрасная, плодоносная сторона стояла не отгороженною отъ сосѣдей«. Но — продолжаетъ »Граматка« — велика сила одностайнаго народа; никто неустоитъ противъ единодушія. Не оружіе, не искусство одолѣваетъ въ войнахъ народы; борются они между собою единодушіемъ; въ комъ больше воли и думы одной, тотъ и беретъ верхъ надъ другими« (стран. 40).
Позвольте спросить васъ, г. сочинитель »Граматки«, неужели вы забыли, что теперь — слава Богу — Малороссія уже не составляетъ пограничной стороны Россіи, но есть одна изъ ея внутреннихъ частей? За чѣмъ же вы такъ расплакались, что она не имѣетъ на своихъ границахъ ни морей, ни горъ, ни глубокихъ рѣкъ? Ей теперь не отъ кого отгораживаться. Да и, такъ называемой вами, Малороссiи уже, слава Богу, нѣтъ; а есть одна, наша славная Россія съ семью морями — океанами на своихъ границахъ. Если вы читаете Св. Писаніе, то припомните, что всякое царство, раздѣльшееся на ся, запустѣетъ.
Послѣ думки о Наливайкѣ съ ложно-патріотическимъ изъясненіемъ, слѣдуетъ въ »Граматкѣ« философическая статья, подъ названіемъ: »Поглядъ (вѣроятно, взглядъ) на Божу правду, которою держитця свѣтъ« (стр. 45—61) [1].
Торговецъ-издатель »Граматки« въ предисловіи къ этой статьѣ самъ говоритъ, что она написана »не для однихъ дѣтей, но и для взрослыхъ, чтобъ они могли по-розумнѣйшать (сдѣлаться умнѣе)«. Чтожъ это такое за взглядъ на Божiю правду? — А вотъ что: чрезъ всю статью проведены слѣдующія преобладающiя мысли: »было царство Вавилонское, было Ассирійское царство, было царство Египетское. Послѣ Египетскаго царства поднялась Греція; а какъ Греція ослабѣла и великое царство Александра Македонскаго распалось, то поднялась страшная сила Римская и весь свѣтъ подъ себя подгорнула (стран. 45, 46, 49). Всякое царство начиналось съ малаго и, подчинивши себѣ сосѣдей, ширилось, господствовало надъ безчисленными землями, а послѣ того, превзошедши мѣру гордости и беззаконій, само въ себѣ портилось, распадалось на маленькія царства, и не только свою древнію славу, но и самое имя свое теряло. На чтожъ допускала Божія воля воздвигаться этимъ великимъ царствамъ, ежели отъ нихъ теперь остались только развалины? На то, чтобъ родъ человѣческій узналъ негодность грубой животной силы, которая хочетъ господствовать надъ міромъ и позналъ другую силу, разумную, божественную, которая идетъ своимъ шагомъ изъ вѣка въ вѣкъ, изъ царства въ царство даже до нашего времени, — и чтобъ, познавши эту силу на всѣхъ народахъ, люди начали собираться братскимъ разумомъ, громада до громады, а не принужденіемъ и неволею. Между древними царствами держалась правда Божія только въ еврейскомъ народѣ. А потомъ какъ евреи не узнали Спасителя и распяли Его (стран. 50), то римляне выгнали евреевъ изъ земли обѣтованной и разсѣяли по всему свѣту. Теперь уже всякій народъ сталъ Божіимъ народомъ, лишь бы вѣровалъ въ Сына Его и жилъ по Его закону. При свѣтѣ Христовомъ, просвѣщающемъ всѣхъ, видно (стран. 60), на что Господь допускаетъ воздвигаться великимъ царствамъ и потомъ падать, какъ палъ древній Вавилонъ, и исчезать, какъ исчезла Ниневія. На то, чтобъ не перомъ на бумагѣ, не голосомъ въ слухъ уха, былъ возвѣщаемъ міру законъ Божіей правды, но чтобы его достигла сама жизнь своими усиліями, муками и переворотами (par revolutions)?... Вотъ и далъ намъ Христосъ великую заповѣдь въ Евангеліи: аще пребудете въ словеси Моемъ, воистину ученицы Мои будете, и уразумѣете истину, и истина свободитъ васъ«.
Только древніе книжники и фарисеи, да развѣ еще новѣйшіе іезуиты, могли и могутъ такъ низвращенно толковать слова Спасителя, какъ перетолкованы онѣ въ »Граматкѣ«. Спаситель говорилъ (Еванг. отъ Іоанна гл. 8. ст. 31) о свободѣ отъ грѣха; и когда іудеи поняли Его слова по-своему, точно такъ, какъ истолковала ихъ »Граматка«, то Господь самъ же и изъяснилъ свои слова слѣдующимъ образомъ (ст. 34): отвѣща имъ Іисусъ: аминь, аминь глаголю вамъ, яко всякъ, творяй грѣхъ, рабъ есть грѣха.
»Рабство грѣха,« »свобода отъ грѣха« — вотъ о чемъ говоритъ Спаситель; а вы, г. сочинитель »Граматки,« о какой это свободѣ толкуете? Имѣя въ виду какую-то свободу, достигаемую »посредствомъ распаденiя великихъ царствъ на маленькія« и посредствомъ »собранія громады до громады,« вы самымъ непозволительнымъ образомъ маскируетесь благоговѣйными размышленіями о братолюбіи, натягиваете всеобщую исторію къ вашей цѣли, да и самое Евангеліе хотите заставить, чтобы и оно служило вашимъ видамъ. Если это не фарисейство, то ужъ трудно придумать другое имя; пусть общій здравый смыслъ человѣческій рѣшитъ, какъ назвать это. Тому же здравому смыслу передаемъ, не отъищетъ ли онъ какого-либо значенія въ слѣдующемъ іезуитскомъ словоизвитіи »Граматки:« »теперь, при свѣтѣ Христовомъ видно, что великія царства воздвигаются и потомъ падаютъ и исчезаютъ для того, дабы сама жизнь достигала закона Божьей правды усиліями, муками и переворотами«. Рѣшительно не понимаемъ о чемъ тутъ рѣчь; а вѣдь это »Граматка,« то есть элементарная книжка, сочиненная для первоначальнаго обученія!
Далѣе въ »Граматкѣ« слѣдуетъ на испорченномъ русскомъ языкѣ (т. е. на малороссійскомъ) краткая Священная Исторія, Краткій Катихизисъ и малороссійскія (онѣ же и русскія) пословицы, напримѣръ: »дурень камень въ воду кинетъ, а десять розумныхъ не вытянутъ,« или »кого хочетъ Богъ покарать, у того сперва разумъ отнимаетъ,« и т. п. За пословицами напечатана ариѳметика на томъ же испорченномъ русскомъ языкѣ — слѣдовательно вовсе неудобная ни для преподаванія ни для ученія по ней.
Наконецъ, сочинитель »Граматки« вспомнилъ, что его православные ученики, выучивши (предположимъ) исторію и ариѳметику, не видѣли еще въ глаза ни одной славянской буквы: многому научились, но не умѣютъ читать по-славянски (вотъ и образованіе для простолюдина)! Чтобъ замаскировать этотъ, безъ сомнѣнія, умышленно-допущенный недостатокъ, сочинитель »Граматки« напечаталъ въ концѣ славянскими буквами такъ-названныя имъ Великія Слова изъ Св. Писанія (Велики Слова изъ Письма Святого) , т. е. нѣсколько на удачу взятыхъ имъ текстовъ изъ Св. Писанія: »начало премудрости — страхъ Господень;« »блаженны слышащіи слово Божіе и хранящiи его;« и т.п. Зачѣмъ собственно эти тексты названы въ »Граматкѣ« великими словами, неизвѣстно; какъ будто все прочее, содержащееся въ Св. Писаніи, не равно велико и божественно. Подъ каждымъ текстомъ, напечатаннымъ по-славянски, приложено изъяснене на малороссійскомъ нарѣчіи, необходимое развѣ для того только, чтобы, благо есть случай, поговорить по-малороссійски. Далѣе, напечатаны славянскими буквами предначинательныя молитвы: молитва Господня, Символъ Вѣры и 50-й псаломъ.
Въ заключение »Граматки« напечатано малороссійское »Слово до письменныхъ«. Это »Слово« — образецъ искусства въ коммерческомъ отношеніи. Это бойкій и ловкій чертежъ границъ задуманной Малороссіи, т. е. не то, чтобъ Малороссия могла когда-нибудь существовать въ этихъ границахъ, какъ особое государство, но этими границами: »по обоимъ берегамъ Днѣпра — отъ Припети до Синюхи на тыждень верховой ѣзды, отъ Карпатъ до Есмани, отъ Польши до Дону« — этими границами обозначается то великое пространство, гдѣ еще не совсѣмъ исправленъ испорченный русскій языкъ (т. е. малороссійскій), и гдѣ слѣдовательно можно разсчитывать на удачную продажу »Граматки«. Все это, въ коммерческомъ отношеніи, можетъ быть, хорошо, — торгуйте себѣ на здоровье, берите деньги съ чувствительныхъ Ничипоровъ; но вѣдь вы торгуете опіумомъ, который отуманиваетъ головы вашихъ читателей, представляя имъ разныя фантастическія видѣнія и грёзы о небываломъ и невозможномъ. Вотъ какова ваша торговля.
Всякую испорченность — слѣдовательно и испорченный языкъ — надобно исправлять, а не возводить на фантастическую степень нормальности и самостоятельности. А потому надобно стараться, чтобы люди, говорящіе по-малороссійски, привыкали говорить чисто по-русски, о чемъ всѣ благомыслящіе малороссіяне давно уже стараются въ своихъ семействахъ и училищахъ, и о чемъ сильно хлопочутъ малороссіяне, даже живущіе въ Галиціи; а сочинитель уродливой »Граматки« заключаетъ свое »слово до письменныхъ« мольбою, чтобъ всѣ малороссіяне непремѣнно говорили по-малороссійски, т. е. чтобъ не исправляли своего испорченнаго и изкалеченнаго полонизмами языка, но коснѣли бы въ его испорченности. »Шануй всякъ свое ридне слово (говоритъ онъ), которе не одъ кого иншого, якъ одъ самого Бога намъ надане, и не для того надане, щобъ вы даръ Божій зневажали и забули«. А мы въ отвѣтъ ему на это скажемъ: господинъ честной, не пріемли имени Божія всуе. Къ чему тутъ фарисейство? Къ чему эти яко-бы благочестивые возгласы и замашки, когда все дѣло идетъ только о выгодной продажѣ сочиненной вами »Граматки«?...
Знаменитое »Слово до письменных« оканчивается чѣмъ-то въ родѣ проклятія на тѣхъ, кто не будетъ говорить по-малороссійски; оно выгоняетъ ихъ »изъ родной семьи украинской,« не велитъ »ничьему сердцу обращаться къ нимъ, какъ къ родичамъ,« не велитъ »привѣтствовать ихъ и давать имъ участия въ той славѣ, которую пріобрѣли древніе малороссіяне, воюючи за вѣру христианскую и волю людскую«...
Пропали теперь мы съ вами, любезные земляки, говорящіе чисто по-русски и пріучающіе своихъ дѣтей къ чистому русскому языку! Совсѣмъ пропали. Что намъ дѣлать?...
Нѣтъ, мы, всѣ малороссіяне, искренно любящіе наше прекрасное отечество — православную Россію и нашъ богатый, сильный и прекрасный языкъ русскій, обязываемся сказать по совѣсти, что малороссійская »Граматка,« изданная въ С. Петербургѣ въ 1857 году, — самая вздорная затѣя и самая вредная нелѣпость. Напрасно защитники этой несчастной »Граматки« хотятъ называть ее противоядіемъ тѣхъ украинскихъ букварей, напечатанныхъ латинопольскими буквами, которые усиливается распространять въ нашихъ западныхъ губерніяхъ латинопольская пропаганда. Это значило бы выгонять одну болѣзнь посредствомъ производства другой болѣзни; если у больнаго чахоткою коченѣютъ уже руки и ноги отъ холода смерти, дайка произведемъ въ немъ тифозную горячку, авось выздоровѣетъ. И украинопольскіе буквари съ латинскою азбукой вредны, и »Граматка« вредна. Превосходнымъ противоядіемъ для обѣихъ этихъ вредныхъ книжекъ можетъ служить славяно-русскій букварь, изданный Святѣйшимъ Сѵнодомъ.
Но торговля южнорусскимъ элементомъ не остановилась на »Граматкѣ;« вслѣдъ за Граматкой явился
Не хочется вѣрить, чтобъ эта пустѣйшая изъ пустѣйшихъ книжекъ была составлена даровитымъ Шевченкомъ, во первыхъ потому, что первыя семь страницъ ея — слово въ слово переписка первыхъ страницъ »Граматки,« во вторыхъ потому, что покойный Шевченко, въ послѣднее время своей жизни, находился въ такомъ болѣзненномъ состояніи, что и умеръ 26-го февраля 1861 года, а »Букварь Южнорусскій,« приписанный ему, изданъ именно въ 1861 году. Впрочемъ, пускай и Шевченко сочинилъ эту пустѣйшую книжку, — отъ этого она не дѣлается ни лучше, ни толковѣе.
Въ »Букварѣ Южнорусскомъ« нѣтъ ни »Во имя Отца,« ни »Царю Небесный«, ни »Богородице Дѣво,« ни »Десяти Заповѣдей«. Послѣ складовъ только, Отче нашъ,« »Символъ Вѣры, да великопостная молитва Ефрема Сирина: Господи и Владыко живота моего«... Затѣмъ слѣдуетъ табличка умноженія, да на испорченномъ русскомъ (т.е. на малороссійскомъ) языкѣ двѣ думки — »про Пирятинскаго поповича Олексiя, да про Марусю, поповну Богуславскую«.
Первая дума — такъ себѣ, даже съ нѣкоторымъ нравоученіемъ, а другая — изъ рукъ вонъ! Поповна Маруся попала въ плѣнъ къ одному »турецкому пану« и сдѣлалась наложницею его. У пана въ тюрмѣ сидѣли христіанскіе невольники. Поповна въ Свѣтлый Праздникъ Воскресенія Христова выпустила ихъ изъ тюрмы и, прощаясь съ ними, передаетъ чрезъ нихъ поклонъ родителямъ своимъ и проситъ сказать имъ, чтобъ они уже не выкупали ее изъ плѣну, — угадайте, почему?...
»Бо вже я потуречилась, побусурменилась
Для роскоши турецкой,
Для лакомства несчастнаго«...
Ну что это за нравоученіе для дѣтей, начинающихъ учиться грамотѣ?
Въ заключеніе, къ этой думѣ пришита ни къ селу, ни къ городу (или, какъ говорятъ малороссіяне: пришей кобылѣ хвостъ) слѣдующая молитва новѣйшаго произведенія:
»Ой вызволи Боже насъ всѣхъ, бѣдныхъ невольниковъ
Зъ тяжкой неволи.
Выслухай, Боже, въ просьбахъ щирыхъ,
Въ несчастныхъ молитвахъ,
Насъ, бѣдныхъ невольниковъ«..
Тенденція этого букварика одна и таже, что и въ »Граматкѣ:« какая-то воля людская, освобожденiе изъ какой-то неволи. О какой это свободѣ хлопочете вы, гг. букваристы?!!
Вмѣсто Десяти Заповѣдей Божіихъ, въ »Букварѣ Южнорусскомъ« напечатаны нѣкоторыя малороссійскія пословицы, наприм. вмѣсто пятой заповѣди напечатана слѣдующая нравоучительная пословица:
»Або ты, тату, иди по дрова,
А я буду до̀ма;
Або жъ я буду до̀ма,
А ты иди по дрова.« — Каково?!..
О богопочтеніи вообще напечатана слѣдующая пословица:
»Заставь дурного Богу молиться, то винъ и лобъ пробье.«
Если какой нибудь старый Ничипоръ могъ разчувствоваться и расплакаться, бывши на-веселѣ, то безъ ошибки можно сказать, что весь »Букварь Южнорусскій« составленъ тоже не спроста, но непремѣнно на-веселе. Повторяемъ — пустѣйшая изъ пустѣйшихъ книжекъ.
Но эта пустѣйшая книжонка доставила великую выручку въ торговлѣ южнорусскимъ элементомъ. Напечатана она въ числѣ многихъ тысячъ экземпляровъ. Во первыхъ, на ней выставлено имя Шевченка; во вторыхъ, цѣна ей три копѣйки! Вслѣдъ за тѣмъ, какъ было провезено чрезъ Малороссію въ Каневъ мертвое тѣло Шевченка, »Буквари Южнорусскіе,« какъ саранча, налетѣли на Малороссiю и истребили въ ней безчисленное множество шестигрошевиковъ; какая-то невидимая сила гнала ихъ на Малороссію. Очевидно, что и тріумфаторское шествіе мертвыхъ останковъ Шевченка чрезъ Малороссію такъ же вошло въ коммерческія комбинаціи компаніи, торгующей южнорусскимъ элементомъ. Всѣ эти рѣчи и стихи, всѣ эти оваціи были, конечно, не въ честь бѣднаго Шевченка, который, безъ сомнѣнія, самъ остановилъ бы всѣ эти затѣи и продѣлки, если бы могъ кричать изъ гроба. Все это дѣлалось въ честь какой-то »идеи,« сопряженной невидимою связью съ торговлей южнорусскимъ элементомъ. Нѣкоторые простодушные Ничипоры дѣйствовали тутъ по безотчетному увлеченію, другіе по молодечеству, а большая часть изъ любопытства и праздности; но геній торговли не дремлетъ, изъ всего умѣетъ извлекать выгоду.
Еще до провоза, чрезъ Малороссію, гроба Шевченка въ сопровожденіи саранчи »Букварей Южнорусскихъ,« Малороссія была уже наводнена маленькими книжечками на испорченномъ русскомъ, т. е. на малороссійскомъ языкѣ. Книжечки эти въ 16-ю долю печатнаго листа, страничекъ въ 7, 8, 10 и, много-много, въ 12; цѣна книжечкѣ три копѣйки, или пять копѣекъ. Вотъ названіе этихъ просвѣтительныхъ книжечекъ: 1) Сѣрая кобыла, 2) Сказка про дѣвку-семилѣтку, 3) Подбрехачъ, 4 и 5) Двѣ поэмы Шевченка: Гамалѣя и Тарасова ночь.
»Сѣрая кобыла,« это старый анекдотъ о мужикѣ, который рубилъ дерево, нависшее надъ рѣкою и чтобъ оно, срубленное, не упало въ рѣку, мужикъ привязалъ къ нему свою сѣрую кобылу въ томъ предположенiи, что кобыла потянетъ дерево въ другую, противную отъ рѣки, сторону. Но, срубленное дерево рухнуло въ рѣку и увлекло за собою кобылу. И дерево пропало, и кобыла пропала. — Вотъ и все! 10 страничекъ, цѣна 5 копѣекъ.
»Сказка про дѣвку—семилѣтку« такое ничтожество на 11-ти страничкахъ, что даже и расказывать нечего.
»Подбрехачъ«, тоже старый анекдотъ о помощникѣ свата при сватовствѣ невѣсты. — Тутъ же напечатанъ другой циническій анекдотъ о томъ, какъ одинъ мужикъ обожрался въ заговѣнье.
Теперь — о поэмахъ Шевченка: »Гамалѣя« и »Тарасова ночь«. Изъ преданія извѣстно, что когда Пушкинъ напечаталъ свою »поэму« Русланъ и Людмила, то читающая Россія раздѣлилась тогда на два враждебные стана: одни нехотѣли признать за этой сказкой названія »поэмы«, а другіе превозносили ее наравнѣ съ Илліадой и Одиссеей, и доказывали права ея на званіе поэмы — страшный и продолжительный былъ споръ. Доброе старое время! тогда еще спорили о чемъ-нибудь литературномъ. А теперь, безъ всякаго спора и безъ всякаго стыда, что ни напиши рубленною прозой, все это — »поэма«! — Обѣ, такъ-называемыя, »поэмы« Шевченка гораздо ниже тѣхъ двухъ стихотвореній, что помѣщены въ его »Букварѣ« (про поповича Олексія и про поповну Богуславскую); но тѣ два стихотворенія названы только думами, а »Гамалѣя и »Тарасова ночь« — поэмы! Нельзя сказать, чтобъ въ этихъ двухъ поэмахъ не было рѣшительно никакихъ достоинствъ — особенно при соображеніи того обстоятельства, что покойный Шевченко былъ самоучка, но это отнюдь — не поэмы! Это рубленная въ стихотворноподобныя строки проза, безъ всякой поэтической мелодіи и гармонiи, съ нѣкоторою только замашкою поддѣлаться подъ складъ древнихъ стихотвореній. Для чего компанія, торгующая южно-русскимъ элементомъ, напускаетъ на Малороссію эти »поэмы« и книжечки, не имѣющія никакого достоинства, ни нравственнаго ни литературнаго, рѣшительно не понятно.
На оберткѣ каждой изъ сихъ жалкихъ книжонокъ напечатано объявленіе о продажѣ другихъ литературныхъ товаровъ той же коммерческой фирмы, какъ-то: Чорна Рада, Повистки Основьяненка и даже Проповѣди на малороссiйскомъ языкѣ протоіерея Iречулевича, изданіе 2-е исправленное и »почти вновь написанное«. Просимъ читателей прислушаться къ этимъ словамъ: »и почти вновь написанное.« Дѣло было вотъ какъ: почтеннѣйшій отецъ протоіерей каменецъ-подольской епархіи написалъ и произносилъ эти проповѣди на Малороссійскомъ нарѣчіи по вымагательному требованію мѣстныхъ обстоятельствъ. Чтобъ спасти своихъ прихожанъ отъ усвоенія ими польскаго языка, онъ проповѣдывалъ на малороссійскомъ ихъ нарѣчіи для того, что ежели они не умѣютъ еще говорить чисто по-русски, то изъ двухъ золъ (польскаго и малороссійскаго нарѣчій) пусть, дескать, избираютъ меньшее зло, пусть говорятъ по-малороссійски, т. е. хоть на испорченномъ, но все-таки русскомъ языкѣ, а не на польскомъ. Первое изданіе проповѣдей и было напечатано такъ, какъ оно вышло изъ рукъ о. протоіерея. Торговля южнорусскимъ элементомъ пріобрѣла право печатать эти проповѣди вторымъ изданіемъ и (слушайте!) »почти вновь написала ихъ«, какъ сама признается въ объявленіи о продажѣ ихъ! Свѣтскій, торговый человѣкъ передѣлываетъ, »почти вновь пишетъ«, малороссійскія проповѣди, оставляя на нихъ только имя прежняго сочинителя.... для чего это? по какому праву? для какихъ видовъ??
Для полноты дѣла, разскажемъ два факта о малороссiйскихъ проповѣдяхъ вообще. — Годовъ около пяти назадъ, въ мѣстечкѣ Талалаевкѣ (Нѣжинскаго уѣзда) была освящена обновленная церковь. Прихожане этой церкви на-половину »паны«, т. е. дворяне, и на-половину простолюдины, т. е., козаки и крестьяне. Молодой приходской священникъ, В. О., въ концѣ литургіи произнесъ проповѣдь, въ которой обыкновеннымъ русскимъ языкомъ благодарилъ дворянъ за ихъ пожертвованія на обновленіе храма; потомъ, обратившись къ простолюдинамъ, продолжалъ уже свою проповѣдь на малороссійскомъ нарѣчіи, слѣдующимъ образомъ: »спасибо и вамъ шановна громада, за вашу працю для обновленія дому Божого и т. п... а что же вышло? Простолюдины обидились такимъ оборотомъ проповѣди, — многіе тотчасъ вышли изъ церкви, а другіе начали шушукать между собою и переглядываться. Потомъ хотѣли — было жаловаться архіерею на священника за то, что онъ посмѣялся надъ ними въ церкви и заговорилъ до нихъ такою мовою, какъ они въ шинкѣ лаются межъ собою. [2]
А вотъ и другой фактъ. Около трехъ лѣтъ назадъ, одинъ духовный сановникъ (родомъ изъ великороссіянъ), живя въ малороссіи повѣрилъ дошедшимъ до него слухамъ, будто малороссіяне доселѣ не отвыкли еще отъ ябедничества и ложныхъ доносовъ. Чтобъ исправить ихъ отъ этого порока, онъ сочинилъ по-русски проповѣдь о клеветѣ и ложныхъ доносахъ, приказалъ перевесть эту проповѣдь на малороссійское нарѣчіе, напечаталъ ее и разсылалъ по всѣмъ церквамъ эпархіи, съ тѣмъ, чтобъ священники прочитали ее въ церквахъ, когда будетъ много народа по случаю какого-нибудь праздника. Угадайте, гг. украинофилы, какой былъ исходъ этого дѣла. Доселѣ ни одинъ священникъ не рѣшился читать эту проповѣдь въ церкви! Почему такъ? По здравому смыслу общечеловѣческому, который говоритъ всѣмъ малороссіянамъ и панамъ, и мужикамъ, и священникамъ, что испорченное нарѣчіе русскаго языка или, такъ-называемый, малороссійскій языкъ, какъ аномалія, не имѣетъ никакихъ правъ на литературную самостоятельность, и недостоинъ употребленія ни въ какихъ серьезныхъ случаяхъ, но нуждается въ исправленіи посредствомъ чистаго общерусскаго языка. Извѣстное дѣло, что малороссійское нарѣчіе есть нѣчто среднее между польскимъ языкомъ и русскимъ, такъ точно какъ унія была въ свое время среднею религіей между католичествомъ и православіемъ. По возвращеніи уніатовъ къ православію, стыдно былобы для малороссійскаго нарѣчія (и стыдно на всю исторію!), еслибы и это посредствующее нарѣчіе не слилось наконецъ съ своимъ родоначаліемъ — съ общерусскимъ языкомъ. Вотъ каковъ матеріалъ вашей торговли, гг. торговцы южнорусскаго элемента. — Полно вамъ надувать чувствительныхъ Ничипоровъ!...
Увы, еще не полно... Одинъ нашъ землякъ перевелъ на малороссійское нарѣчіе даже Евангеліе отъ всѣхъ четырехъ Евангелистовъ. Духовные сановники, которымъ онъ представилъ свой переводъ, признали, что печатать Евангеліе на малороссійскомъ нарѣчіи »неудобно«. Недовольный переводчикъ не удовлетворился такимъ учтивымъ и снисходительнымъ приговоромъ, но послалъ свой переводъ въ одно Ученое Общество, и — потрафилъ очень хорошо. Извѣстное дѣло, что нѣтъ такой уродливой нелѣпости, которая не могла бы выдаваться за правду — подъ фирмою учености. Напримѣръ, ученые люди доказывали и доселѣ доказываютъ, что греки не умѣютъ читать по-гречески или наприм. что болгаре, называющiе себя славянами и говорящiе испоконъ-вѣку по-славянски, суть отродье турковъ и т. п. Вотъ и теперь слышно, что ученые люди хлопочутъ уже объ исходатайствованіи позволенія напечатать Евангеліе на малороссійскомъ нарѣчiи....
Да, надобно съ сожалѣніемъ признаться, что отъ учености можно всего ожидать.
Примечанiя
править- ↑ Кстати замѣтить, что сочинитель „Граматки“ самъ очень плохо знаетъ малороссійское нарѣчіе и безпрестанно куетъ изъ польскаго языка новыя слова въ родѣ погляда и все это для того, чтобъ показать дурнямъ москолямъ, что малороссійское дескать нарѣчіе не нарѣчіе, но самостоятельный языкъ болѣе сродный съ польскимъ, чѣмъ съ обще-русскимъ.
- ↑ О подобномъ же происшествіи намѣкаетъ и Вѣстникъ Юго-Зап. и Западной Россіи (см. Сентябрь 1862, Отд. IV. стран. 23.) „При малороссійскихъ проповѣдяхъ, народъ оставлялъ церкви, и даже, при проѣздѣ архіереевъ, жаловался имъ на тѣхъ священниковъ, которые, какъ будто въ насмѣшку, стали поучать мужицкимъ говоромъ.“