столюдина, ежели главною и первою цѣлью этого знанія не будетъ умѣнье молиться Богу. Вызываемъ торговцовъ южнорусскаго элемента опровергнуть эту вѣковую истину!
Малороссійское нарѣчіе общаго русскаго языка, не смотря на нѣкоторые полонизмы, оставшіеся въ немъ отъ бывшаго польскаго ига, угнѣтавшаго нѣкогда Малороссію, такъ близко къ русскому языку, что его можетъ легко понимать всякій великороссіянинъ. При такой очевидности однородства двухъ нарѣчій, торговцы южнорусскаго элемента выдумали слѣдующую коммерческую штуку: изобрѣли для малороссійскаго нарѣчія такое мудреное правописаніе, противное всѣмъ правиламъ этимологіи, что великороссіяне, затрудняясь, при этой орѳографiи, читать по-малороссійски, приходятъ въ искушеніе и думаютъ, что авось малороссійское нарѣчіе въ самомъ дѣлѣ не есть ли особенный языкъ славянского корня; а малороссы, смотря на эту новую орѳографію или — правильнѣе — кривографiю, сочиненную для нихъ досужимъ умомъ торговца-сочинителя »Граматки«, и себѣ подумываютъ въ простотѣ сердца: »видно-таки нашъ языкъ совсѣмъ не русскій, когда то же слово да не такъ уже теперь стали писать.« — Напримѣръ, вотъ начало предисловія къ знаменитой »Граматкѣ« съ выдуманною отъ нея орѳографіей: »скілько ні есть у насъ по Вкраiні граматокъ и букварівъ, то всі вони не годятця намъ для первоі науки письменства, бо печатани не нашою мовою, а черезъ те всяка дитина довго нудитця надъ книжкою, поки навчитця иноязичниі слова розбірати«. И мысль эта, и уродливое изображеніе ея (скажемъ по-малороссійски) — совершенная »брехня«!
Предисловіе къ этой »Граматкѣ«, а равно и послѣсловіе или »Слово до письменныхъ«, при всемъ своемъ благодушіи и братолюбіи, при всемъ наружномъ яко-бы христіянскомъ настроеніи, невольно проговаривается о какой-то »волѣ людской« (страница 3 и 149). Словомъ
столюдина, ежели главною и первою целью этого знания не будет уменье молиться Богу. Вызываем торговцев южнорусского элемента опровергнуть эту вековую истину!
Малороссийское наречие общего русского языка, не смотря на некоторые полонизмы, оставшиеся в нём от бывшего польского ига, угнетавшего некогда Малороссию, так близко к русскому языку, что его может легко понимать всякий великороссиянин. При такой очевидности однородства двух наречий, торговцы южнорусского элемента выдумали следующую коммерческую штуку: изобрели для малороссийского наречия такое мудреное правописание, противное всем правилам этимологии, что великороссияне, затрудняясь, при этой орфографии, читать по-малороссийски, приходят в искушение и думают, что авось малороссийское наречие в самом деле не есть ли особенный язык славянского корня; а малороссы, смотря на эту новую орфографию или — правильнее — кривографию, сочиненную для них досужим умом торговца-сочинителя «Граматки», и себе подумывают в простоте сердца: «видно-таки наш язык совсем не русский, когда то же слово да не так уже теперь стали писать.» — Например, вот начало предисловия к знаменитой «Граматке» с выдуманною от неё орфографией: «скiлько нi есть у нас по Вкраiнi граматок и букварiв, то всi вони не годятця нам для первоi науки письменства, бо печатани не нашою мовою, а через те всяка дитина довго нудитця над книжкою, поки навчитця иноязичниi слова розбiрати». И мысль эта, и уродливое изображение её (скажем по-малороссийски) — совершенная «брехня»!
Предисловие к этой «Граматке», а равно и послесловие или «Слово до письменных», при всём своем благодушии и братолюбии, при всём наружном якобы христианском настроении, невольно проговаривается о какой-то «воле людской» (страница 3 и 149). Словом
