1. Кто услышать хочетъ стихъ |
Говорятъ, разсказываютъ и повѣствуютъ, что графъ Бугаръ де Валенсъ велъ съ графомъ Гареномъ де Бокэръ войну, жестокую, чудовищную и кровопролитную, и не проходило дня, чтобы онъ не стоялъ у воротъ и у стѣнъ города съ сотней рыцарей и десятками тысячъ солдатъ, конныхъ и пѣшихъ. При этомъ онъ сжигалъ страну графа Гарена, опустошалъ его земли и убивалъ его людей.
Графъ Гаренъ де Бокэръ былъ старъ и слабъ—прошло его время. И не было у него иныхъ наслѣдниковъ, ни сыновей, ни дочерей, кромѣ одного только мальчика. Я вамъ опишу, каковъ онъ былъ.
Окассенъ—звали графскаго сына. Онъ былъ красивый и веселый юноша, высокій ростомъ; стройны были его ноги, руки и тѣло. Волосы у него были свѣтлые, въ пышныхъ кудряхъ, глаза ясные и веселые, лицо привѣтливое и правильное, носъ прямой и тонкій. И столько въ немъ было добрыхъ качествъ, что не было ни одного дурного, все только одни хорошія.
И былъ онъ охваченъ любовью, которая все побѣждаетъ, не желалъ рыцарствовать, итти вооруженнымъ на турниръ, не хотѣлъ дѣлать того, что ему подобало. Отецъ и мать говорили ему:
— Сынъ, садись на коня, бери оружіе, защищай свою землю и помогай своимъ подданнымъ. Когда они тебя увидятъ рядомъ, они будутъ лучше защищать свою жизнь и имущество и нашу землю. — Отецъ,—отвѣчалъ Окассенъ,—что вы тамъ говорите? Пусть Богъ не дастъ мнѣ того, о чемъ я прошу Его, если я стану рыцаремъ, сяду на коня, пойду въ сраженіе и въ битву, чтобъ тамъ разить враговъ и отражать удары, а вы мнѣ не дадите Николетъ, мою нѣжную подругу, которую я такъ люблю.
— Сынъ мой,—отвѣчалъ отецъ,—оставь и думать о Николетъ. Она вѣдь плѣнница, привезенная изъ чужой страны; тамъ ее купилъ виконтъ изъ нашего города у сарацинъ и привезъ ее сюда. Здѣсь онъ ее вырастилъ, окрестилъ и воспиталъ, какъ свою крестницу. Теперь онъ дастъ ей въ мужья какого-нибудь молодого человѣка, который честно будетъ зарабатывать для нея хлѣбъ. Тутъ тебѣ нечего дѣлать, а если ты желаешь жениться, то я дамъ тебѣ въ жены дочь короля или графа. Нѣтъ такого богатаго человѣка во Франціи, который бы не отдалъ за тебя свою дочь, если бы ты захотѣлъ ее имѣть.
— Увы, отецъ! Гдѣ на землѣ такая высокая честь, которой бы не стоила Николетъ, моя нѣжная подруга? Если бы даже она была императрицей Константинополя или Германіи, королевой Франціи или Англіи, всего этого было бы для нея мало—такъ хороша она и благородна, и привѣтлива и полна достоинства.
1. Окассена знатный родъ |
Когда графъ Гаренъ де Бокэръ увидалъ, что не удается ему отвлечь Окассена отъ любви къ Николетъ, онъ отправился въ городъ къ виконту, который былъ у него на службѣ, и сказалъ ему такъ:
— Господинъ виконтъ, удалите вы отсюда Николетъ, вашу крестницу. Пусть будетъ проклята земля, откуда вы ее привезли въ нашу страну. Вѣдь изъ-за нея я теряю Окассена, онъ не хочетъ рыцарствовать, не хочетъ исполнять своего долга. Такъ знайте, что если бы она была въ моихъ рукахъ, я бы ее сжегъ въ огнѣ, да и вы сами тоже должны меня остерегаться.
— Господинъ,—отвѣтилъ виконтъ,—мнѣ и самому очень не нравится, что онъ къ ней ходитъ и разговариваетъ съ нею. Я вѣдь ее купилъ на свои деньги, вырастилъ, окрестилъ и воспиталъ, какъ свою крестницу, теперь я дамъ ей въ мужья какого-нибудь молодого человѣка, который будетъ для нея честно зарабатывать хлѣбъ. Тутъ вашему сыну Окассену нечего дѣлать. Но если такова ваша воля и ваше желаніе, то я ее отошлю въ такую страну, гдѣ онъ ее никогда и въ глаза не увидитъ.
— Такъ берегитесь!—сказалъ графъ Гаренъ.—А то вамъ плохо придется.—Они разстались.
А виконтъ этотъ былъ очень богатый человѣкъ, и былъ у него пышный дворецъ, а позади дворца—садъ.
И приказалъ онъ посадить Николетъ въ комнатку наверху, а съ нею вмѣстѣ старушку для компаніи и велѣлъ дать имъ хлѣба, мяса, вина и все для нихъ необходимое.
Потомъ приказалъ запечатать всѣ двери, чтобы ниоткуда не было къ нимъ ни входа, ни выхода. Оставалось у нихъ снаружи только одно маленькое окошечко, откуда проникало къ нимъ немного свѣжаго воздуха.
1. Въ тѣсной комнатѣ одна |
Волны свѣтлыя кудрей, |
Николетъ была въ заключеньѣ, какъ вы уже слыхали, въ комнаткѣ наверху. И пошелъ по всей землѣ и по всей странѣ слухъ, что она исчезла. Одни думали, что она бѣжала въ чужія страны, а другіе полагали, что графъ Гаренъ велѣлъ ее убить.
Если кого-нибудь эта вѣсть и обрадовала, то Окассену совсѣмъ не было весело.
Онъ отправился къ виконту въ городъ и спросилъ его:
— Господинъ виконтъ, что вы сдѣлали съ Николетъ, моей нѣжной подругой, существомъ, которое я любилъ больше всего на свѣтѣ? Вы отняли ее отъ меня, украли! Такъ знайте же, что если я умру съ горя, вамъ будутъ за меня мстить, и это будетъ только справедливо. Вѣдь вы меня убили собственными руками, отнявъ отъ меня ту, которую я любилъ больше всего на этомъ свѣтѣ.
— Господинъ мой,—отвѣтилъ виконтъ,—оставьте вы это. Николетъ, плѣнница, которую я привезъ изъ чужой земли, купивъ ее на собственныя деньги у сарацинъ. Я ее вырастилъ, окрестилъ и воспиталъ, какъ свою крестницу; я ее кормилъ, а теперь найду ей въ мужья какого-нибудь молодого человѣка, который будетъ для нея честно зарабатывать хлѣбъ. Вамъ тутъ совсѣмъ нечего дѣлать, а вы лучше возьмите себѣ въ жены дочь короля или графа. Да и въ самомъ дѣлѣ, что вы выиграете, если сдѣлаете Николетъ своей возлюбленной и она будетъ принадлежать вамъ? Мало будетъ отъ этого проку, такъ какъ на всѣ дни вашей жизни вы будете опозорены, а душа ваша пойдетъ потомъ въ адъ, такъ какъ рая то вамъ ужъ никогда не видать.
— Что мнѣ дѣлать въ раю, я совсѣмъ не желаю туда итти; мнѣ нужна Николетъ, моя нѣжная подруга, которую я такъ люблю. Вѣдь въ рай идутъ только тѣ люди, которыхъ я вамъ сейчасъ назову. Туда идутъ старые попы, убогіе и калѣки, которые день и ночь валяются у алтарей и старыхъ ясель, и тѣ, кто ходитъ въ лохмотьяхъ, истрепанныхъ капюшонахъ, и тѣ, которые босы и наги и оборваны, кто умираетъ отъ голода, холода, жажды и всякихъ лишеній. Всѣ они идутъ въ рай, но мнѣ съ ними тамъ нечего дѣлать. Я хочу попасть въ адъ, туда идутъ добрые ученые и прекрасные рыцари, погибшіе на турнирахъ или въ блестящихъ войнахъ, и хорошіе солдаты и свободные люди. Съ ними хочу быть и я. Туда же идутъ и нѣжныя, благородныя дамы, у которыхъ два или три возлюбленныхъ, кромѣ ихъ собственнаго мужа; идетъ туда золото, серебро, пестрыя ткани и дорогіе мѣха; идутъ туда музыканты и жонглеры и короли міра. Съ ними хочу быть и я, пусть только Николетъ, моя нѣжная подруга, будетъ со мною.
— Напрасно вы все это говорите,—отвѣтилъ виконтъ,—вы больше ее никогда не увидите. А если бы съ ней поговорили и отецъ вашъ узналъ объ этомъ, онъ бы сжегъ и ее, и меня въ огнѣ, да и вамъ то самому было бы чего бояться.
— Тяжко мнѣ это,—сказалъ Окассенъ и, печальный, ушелъ отъ виконта.
1. И вернулся Окассенъ, |
10. Горько плакать началъ онъ: |
Пока Окассенъ сидѣлъ у себя въ комнатѣ и скорбѣлъ о Николетъ, своей подругѣ, графъ Бугаръ де Валенсъ продолжалъ вести войну. Онъ созвалъ своихъ людей, конныхъ и пѣшихъ, и отправился къ замку, чтобы осадить его. И поднялся шумъ и крикъ, рыцари и солдаты вооружаются и бѣгутъ къ стѣнамъ и воротамъ замка, чтобы защищать его, а горожане взбираются на зубцы стѣнъ и бросаютъ оттуда заостренные брусья и колья.
Въ самый разгаръ осады графъ Гаренъ пришелъ въ комнату, гдѣ Окассенъ плакалъ и скорбѣлъ о своей подругѣ Николетъ, которую онъ такъ любилъ.
— Жалкій и несчастный сынъ,—сказалъ онъ ему,—какъ можешь спокойно смотрѣть, что твой замокъ, самый сильный и лучшій изъ всѣхъ, осажденъ врагами? Если ты его потеряешь, ты лишишься своего наслѣдства. Сынъ мой, возьми оружіе, садись на коня, защищай свою землю, помогай своимъ подданнымъ, иди въ битву. Если даже ты не будешь самъ разить враговъ и отражать удары, они всетаки воодушевятся, увидѣвъ тебя рядомъ, и станутъ лучше защищать свою жизнь и имущество и нашу съ тобою землю. Ты такой большой и сильный, ты это можешь сдѣлать, да вѣдь это и долгъ твой.
— Отецъ,—отвѣтилъ Окассенъ,—что вы такое говорите? Пусть Богъ не дастъ мнѣ того, о чемъ я прошу Его, если я стану рыцаремъ, сяду на коня и пойду въ сраженіе, чтобы разить враговъ и отражать удары, а вы мнѣ не дадите Николетъ, мою нѣжную подругу, которую я такъ люблю.
— Сынъ мой,—отвѣтилъ отецъ,—этого быть не можетъ. Пусть буду я лучше совсѣмъ разоренъ, пусть потеряю все, что имѣю, чѣмъ видѣть ее твоей женою и подругой. Онъ хотѣлъ уйти. Но Окассенъ, видя это, позвалъ его снова.
— Отецъ,—сказалъ онъ,—подождите, я хочу вамъ что то хорошее предложить.
— Что такое, сынъ мой?
— Я вооружусь, пойду въ битву съ тѣмъ условіемъ, что если Богъ меня сохранитъ цѣлымъ и невредимымъ, вы позволите мнѣ увидѣть Николетъ, мою нѣжную подругу, такъ, чтобы я могъ сказать ей два-три слова и хоть одинъ разокъ ее поцѣловать.
— Я согласенъ на это,—отвѣтилъ графъ.
Онъ подтвердилъ свое обѣщаніе, и Окассенъ исполнился радости.
1. Счастливъ Окассенъ, и вотъ |
Окассенъ вооружился и сѣлъ на коня, какъ вы уже слышали. Богъ мой! какъ къ нему пристали щитъ и шлемъ и шпага на лѣвомъ боку. Какой онъ высокій, стройный и красивый молодецъ; какой онъ сильный, и какъ благородна его осанка! А конь подъ нимъ крѣпкій и быстрый, и направилъ его рыцарь прямо въ ворота. Не думайте, однако, что онъ собирался уводить быковъ, коровъ, козъ или разить враговъ и отражать удары. Ничуть не бывало! Даже не вспомнилъ онъ объ этомъ. Онъ такъ былъ погруженъ въ мечты о Николетъ, своей нѣжной подругѣ, что забылъ о поводьяхъ и о томъ, что долженъ дѣлать. А конь его, почуявъ шпоры, пронесся съ нимъ черезъ толпу и бросился въ самую гущу враговъ. И тутъ со всѣхъ сторонъ протянули они къ нему руки, отобрали у него щитъ и копье и повели его, какъ плѣнника. Они шли и говорили уже о томъ, какою смертью его заставятъ умереть. И когда услышалъ это Окассенъ, онъ воскликнулъ:
— Господи милосердный! Неужели же это меня такъ ведутъ мои смертельные враги и собираются отрубить мнѣ голову! Но вѣдь если они мнѣ срубятъ голову, я уже никогда не буду говорить съ Николетъ, нѣжной подругой, которую я такъ люблю. А у меня въ рукахъ есть еще добрая шпага, да и конь подо мною не плохой. Попробую-ка я отъ нихъ отбиться, и если Богъ меня любитъ, онъ имъ не станетъ помогать.
Онъ былъ здоровый и сильный молодецъ, а конь подъ нимъ быстрый. Выхватилъ онъ шпагу и давай рубить направо и налѣво, разрубалъ шлемы и забрала, плечи и руки, и образовалась вокругъ него такая лужа крови, какъ вокругъ кабана, когда его настигаютъ въ лѣсу собаки. И убилъ онъ такимъ образомъ десять рыцарей да еще ранилъ семерыхъ, вырвался изъ толпы враговъ и поскакалъ обратно въ городъ со шпагою въ рукѣ.
Графъ Бугаръ де Валенсъ, услыхавъ, что хотятъ вѣшать Окассена, его врага, поѣхалъ навстрѣчу. Окассенъ его узналъ, въ рукѣ его была шпага, онъ ударилъ ею графа по шлему и ранилъ въ голову, такъ что тотъ, оглушенный, упалъ на землю. Окассенъ протянулъ руку и потащилъ его, держа за шлемъ, къ своему отцу.
— Отецъ,—сказалъ онъ,—вотъ врагъ вашъ, который столько съ вами воевалъ и вредилъ вамъ. Двадцать лѣтъ длилась эта война и ни одинъ человѣкъ не могъ ее закончить.
— Сынъ мой милый,—отвѣтилъ графъ Гаренъ,—вотъ какіе подвиги долженъ ты совершать, а не мечтать о глупостяхъ!
— Отецъ,—отвѣтилъ на это Окассенъ,—оставьте ваши проповѣди, а лучше исполняйте ваше обѣщаніе.
— Что такое? Какое обѣщаніе, сынъ мой?
— Какъ, отецъ, или вы позабыли? Клянусь головою своею, кто бы ни забылъ, а ужъ я то хорошо его помню,—такъ глубоко оно запало мнѣ въ сердце. Вѣдь вы обѣщали мнѣ, когда я вооружался и шелъ на бой, что если Богъ сохранитъ меня цѣлымъ и невредимымъ, то вы позволите мнѣ повидать Николетъ, мою нѣжную подругу, такъ чтобы я могъ сказать ей два или три слова и хоть разъ одинъ ее поцѣловать. Вы въ этомъ мнѣ поклялись, а теперь я хочу, чтобы вы исполнили вашу клятву.
— Я?—сказалъ отецъ.—Пусть Богъ меня покинетъ, если я исполню такое обѣщаніе. А если бы она была здѣсь, я бы ее сжегъ въ огнѣ, да и ты то самъ долженъ меня бояться!
— И это все, что вы мнѣ скажете?
— Видитъ Богъ, да,—отвѣтилъ отецъ.
— Нечего и говорить, очень грустно мнѣ, что человѣкъ вашего возраста лжетъ. Графъ де Валенсъ,—продолжалъ онъ,—я васъ взялъ въ плѣнъ, не, такъ ли?
— Такъ, господинъ мой,—отвѣтилъ графъ.
— Такъ дайте мнѣ на томъ руку.
— Охотно, господинъ мой.
И онъ подалъ Окассену руку.
— Дайте мнѣ клятву,—продолжалъ Окассенъ,—что пока вы живете, вы будете вредить моему отцу, позорить его и разрушать его владѣнія, сколько у васъ хватитъ силъ.
— Ради Бога, господинъ мой, не шутите со мною, а лучше назначьте мнѣ выкупъ. Сколько бы вы у меня ни попросили золота и серебра, лошадей, коней, пестрыхъ тканей и дорогихъ мѣховъ, собакъ или птицъ, я вамъ все отдамъ.
— Какъ,—возразилъ Окассенъ,—развѣ вы не знаете, что вы мой плѣнникъ?
— Знаю, господинъ мой,—отвѣтилъ графъ.
— Богъ свидѣтель, если вы не поклянетесь мнѣ въ томъ, въ чемъ я прошу, съ васъ слетитъ голова!
— Боже меня сохрани,—отвѣтилъ тотъ,—я поклянусь вамъ въ чемъ угодно.
Графъ Бугаръ далъ клятву, и Окассенъ посадилъ его на коня, самъ сѣлъ на другого и проводилъ его до тѣхъ поръ, пока онъ не былъ въ безопасности.
1. Видитъ старый графъ Гаренъ, |
5. Сына онъ въ тюрьму послалъ, |
Окассенъ былъ заключенъ въ темницу, какъ вы уже слышали, а Николетъ сидѣла взаперти въ комнатѣ наверху. Это было лѣтомъ въ маѣ мѣсяцѣ, когда дни стоятъ теплые, долгіе и ясные, а ночи тихи и прозрачны.
Однажды ночью Николетъ лежала въ своей постели и увидѣла она, что луна свѣтитъ въ окошко, услышала, что въ саду поетъ соловей, и вспомнила объ Окассенѣ, своемъ миломъ другѣ, котораго она такъ любила. И стала она думать о графѣ Гаренѣ, который смертельно ее ненавидѣлъ, и рѣшила, что ни за что больше здѣсь не останется. Вѣдь если бы ее кто-нибудь видалъ и графъ Гаренъ узналъ, гдѣ она, онъ бы предалъ ее злой смерти.
Услыхавъ, что старушка, которая была съ нею, заснула, она встала, надѣла красивый шелковый плащъ, потомъ взяла простыни и куски холста, связала ихъ вмѣстѣ и сдѣлала изъ нихъ веревку, такую длинную, какъ только могла. Привязала ее къ подоконнику и спустилась внизъ въ садъ.
Она подобрала свои одежды и пошла черезъ садъ по травѣ, обильно смоченной росою. Волосы у нея были свѣтлые, въ пышныхъ кудряхъ, глаза ясные и веселые, продолговатое лицо, прямой и тонкій носъ, а губки алѣе, чѣмъ вишня или роза лѣтнею порою, зубы мелкіе и бѣлые, а упругія груди приподнимали ея одежду, какъ два маленькихъ итальянскихъ орѣшка. Она была стройна въ бедрахъ, и станъ ея можно было обхватить двумя кистями рукъ.
Цвѣты маргаритокъ, которые она топтала своими ножками и которые ложились передъ ея стопами, казались совсѣмъ черными по сравненію съ ними,—такъ бѣла была эта дѣвушка.
Она подошла къ калиткѣ, открыла ее и пошла по улицамъ Бокэра, держась въ тѣни, такъ какъ луна свѣтила очень ярко, и шла она до тѣхъ поръ, пока не достигла башни, гдѣ сидѣлъ ея другъ. Башня эта была мѣстами въ трещинахъ; она прислонилась къ одному изъ столбовъ, плотно завернулась въ свой плащъ, просунула голову въ одну изъ разсѣлинъ башни, старой и ветхой, и услышала, какъ скорбѣлъ и плакалъ Окассенъ, сожалѣя оставленную подругу свою, которую онъ такъ любилъ. Когда она его выслушала, она начала говорить сама.
1. Та, чьи очи такъ ясны, |
5. И въ отвѣтъ онъ слышитъ вдругъ: |
Когда Окассенъ услыхалъ, что Николетъ собирается бѣжать въ чужіе края, онъ пришелъ въ отчаяніе.
— Милый другъ мой,—сказалъ онъ,—вы никуда не уйдете отсюда, потому что иначе я умру. Первый, кто васъ увидитъ, овладѣетъ вами и сдѣлаетъ васъ своей возлюбленной. И если вы будете принадлежать другому человѣку, а не мнѣ, не думайте, что я буду ждать, пока найдется ножъ, которымъ я могу ранить себя въ сердце и убить. Нѣтъ, въ самомъ дѣлѣ, долго ждать я не буду, и, если издали увижу крѣпкій камень или каменную стѣну, я разобью объ него свою голову, такъ что глаза выскочатъ и мозги вывалятся наружу. Лучше ужъ умереть такою жестокою смертью, чѣмъ узнать, что вы принадлежали другому человѣку, а не мнѣ.
— Ахъ,—молвила она,—я никогда не думала, что вы меня такъ сильно любите, но я то васъ люблю еще больше, чѣмъ вы меня.
— Увы.—отвѣтилъ Окассенъ,—другъ мой нѣжный, не можетъ этого быть, чтобы вы любили меня такъ, какъ я васъ. Женщина не можетъ такъ любить мужчину, какъ онъ ее. Вѣдь любовь у женщины живетъ въ ея глазахъ, въ кончикахъ грудей и въ ступняхъ ногъ, а любовь мужчины заключена въ его сердцѣ, откуда она уйти не можетъ.
Пока Окассенъ и Николетъ такъ разговаривали, городская стража внезапно появилась на улицѣ; подъ плащомъ у солдатъ были спрятаны обнаженные мечи.
Графъ Гаренъ приказалъ имъ, если они встрѣтятъ Николетъ, схватить ее и убить.
А сторожъ на башнѣ видѣлъ, какъ они шли, и слышалъ, какъ они говорили между собою о Николетъ и грозили убить ее.
„Боже,—сказалъ онъ себѣ,—какъ будетъ жалко, если они убьютъ эту славную дѣвушку. Хорошо бы было предупредить ее такъ, чтобы они не замѣтили, и посовѣтовать ей остерегаться ихъ. Иначе они вѣдь убьютъ ее, и отъ этого погибнетъ Окассенъ, мой молодой господинъ, а это будетъ очень печально.“
1. Сторожъ этотъ былъ герой, |
„Пусть покоятся въ мирѣ души твоихъ родителей за то, что ты такъ благородно и ласково меня предупредилъ объ опасности. Если Богу угодно, я уберегусь отъ нихъ, и пусть Онъ мнѣ въ этомъ поможетъ“.
Она закуталась въ свой плащъ и тѣсно прижалась къ столбу, пока они проходили мимо, потомъ простилась съ Окассеномъ и пошла, пока не достигла стѣны замка. Стѣна эта была въ одномъ мѣстѣ разрушена и наскоро задѣлана, она перебралась черезъ нее и очутилась между стѣною и рвомъ. Взглянула она внизъ, видитъ ровъ глубокій и крутой, и стало ей страшно. „Создатель милосердный, если я упаду, то сломаю себѣ шею, а если я здѣсь останусь, меня найдутъ завтра и сожгутъ въ огнѣ. Пусть ужъ лучше я умру, а то завтра весь городъ будетъ на меня дивиться!“
Она перекрестилась и стала скользить внизъ по склону рва, а когда достигла дна, ея нѣжныя руки и ноги, которыя до тѣхъ поръ не знали ранъ, были всѣ исцарапаны и исколоты, и кровь шла навѣрное въ 12-ти мѣстахъ, а она не чувствовала ни боли, ни страданій,—такъ ею владѣлъ страхъ.
Но если трудно было спуститься въ ровъ, то выйти оттуда было еще труднѣе. Но она подумала, что тамъ оставаться ей опасно, и, найдя заостренный колъ, который горожане бросили сюда, защищая замокъ, она шагъ за шагомъ стала съ большимъ трудомъ подниматься и, наконецъ, вышла наверхъ.
Тамъ былъ лѣсъ, на разстояніи двухъ выстрѣловъ изъ лука, и тянулся онъ на добрыхъ тридцать льё въ длину и въ ширину, и были въ немъ дикіе звѣри и всякіе гады.
Она боялась итти туда и думала, что тамъ ее съѣдятъ, но потомъ вспомнила, что оставаться здѣсь тоже опасно, такъ какъ если ее здѣсь найдутъ, то отведутъ въ городъ и сожгутъ тамъ.
1. Перейти глубокій ровъ |
На зарѣ меня найдутъ, |
Долго жаловалась такъ Николетъ, какъ вы уже слышали. Она поручила себя Богу и пошла, пока не достигла лѣса. И не смѣла она войти въ глубь его, такъ какъ боялась дикихъ звѣрей и гадовъ, и спряталась подъ тѣнь густого куста. Тамъ ее охватилъ сонъ, и она проспала такъ до ранней зари слѣдующаго дня, когда пастухи вышли изъ города и привели свои стада пастись на опушкѣ лѣса у рѣки.
Тамъ они отошли въ сторону, сѣли на берегу живописнаго ручейка, разостлали на травѣ плащъ и положили на него хлѣбъ. Пока они ѣли, Николетъ проснулась отъ пѣнія птицъ и говора пастуховъ и подошла къ нимъ.
— Милыя дѣти,—сказала она,—Богъ вамъ на помощь!
— Богъ да благословитъ васъ,—отвѣтилъ тотъ, который былъ поразговорчивѣе другихъ.
— Милыя дѣти,—продолжала Николетъ,—не знаете ли вы Окассена, сына графа Гарена?
— Конечно, знаемъ, даже очень хорошо.
— Если Богъ вамъ поможетъ, милыя дѣти,—сказала она,—передайте ему, что въ этомъ лѣсу водится красный звѣрь, пусть онъ придетъ охотиться на него, и если ему удастся его захватить, то ни одного кусочка этого звѣря онъ не отдастъ и за сто марокъ золотомъ, даже и за пять сотенъ, и за все свое имущество не отдастъ!
Они смотрѣли на нее и были поражены ея красотой.
— Передать ему это?—отвѣтилъ тотъ, который былъ поразговорчивѣе другихъ.—Глупъ будетъ тотъ, кто скажетъ ему все это. Это все выдумки, что вы говорите; въ этомъ лѣсу нѣтъ ни одного звѣря, ни оленя, ни льва, ни кабана, который былъ бы такъ дорогъ, что одинъ кусочекъ его стоилъ бы дороже двухъ или самое большее трехъ деньё, а вы говорите о такихъ большихъ деньгахъ! Глупъ будетъ тотъ, кто вамъ повѣритъ и ему скажетъ объ этомъ. Вы просто колдунья, намъ васъ совсѣмъ не надо, идите своею дорогой.
— Милыя дѣти,—просила она,—сдѣлайте то, о чемъ я говорю. У этого звѣря есть такое лѣкарство, что Окассенъ сразу излѣчится отъ своей болѣзни. Вотъ у меня въ кошелькѣ есть пять су, возьмите ихъ себѣ, если вы согласны передать ему то, что я прошу. Пусть онъ охотится здѣсь въ теченіе трехъ дней, а если онъ не найдетъ ничего за три дня, то ему больше никогда не видать этого звѣря и не вылѣчиться отъ своего недуга.
— Честное слово,—воскликнулъ пастухъ,—деньги то мы возьмемъ, и если онъ сюда придетъ, мы ему все скажемъ, но сами не пойдемъ его искать!
— Ну, хорошо,—отвѣтила дѣвушка. Она простилась съ пастухами и ушла.
1. Пастухамъ пославъ привѣтъ, |
Николетъ устроила бесѣдку, какъ вы уже слышали, красивую и удобную, убрала ее цвѣтами и листьями снаружи и внутри, а сама спряталась неподалеку въ кусты, чтобы посмотрѣть, что будетъ дѣлать Окассенъ. И пошелъ слухъ по всей странѣ и по всей землѣ, что Николетъ исчезла. Одни говорили, что она бѣжала, а другіе полагали, что графъ Гаренъ велѣлъ ее убить.
Если кто-нибудь этому и радовался, то Окассену совсѣмъ не было весело.
И графъ Гаренъ, его отецъ, освободилъ его изъ тюрьмы, созвалъ со всей земли рыцарей и знатныхъ юношей и устроилъ блестящій праздникъ, думая такъ развеселить Окассена, своего сына.
Въ самый разгаръ пира Окассенъ, грустный и убитый, стоялъ, прислонившись къ колоннѣ. Кругомъ всѣ радовались, но Окассену не было весело, такъ какъ здѣсь не видѣлъ онъ ничего того, что онъ любилъ. Одинъ рыцарь, увидѣвъ его тамъ, подошелъ къ нему и окликнулъ его.
— Окассенъ,—сказалъ онъ,—я былъ боленъ тѣмъ же самымъ недугомъ, что и вы. Я вамъ дамъ хорошій совѣтъ, если вы хотите мнѣ довѣриться.
— Господинъ мой,—сказалъ Окассенъ,—спасибо вамъ, хорошій совѣтъ мнѣ дорогъ.
— Садитесь на коня и поѣзжайте прокатиться по этому лѣсу, вы увидите тамъ цвѣты и травы и услышите, какъ поютъ птички. Быть можетъ, случайно, вы тамъ услышите такое словечко, отъ котораго вамъ станетъ легче.
— Господинъ мой,—отвѣтилъ Окассенъ,—спасибо, я такъ и сдѣлаю.
Онъ уходитъ изъ залы, спускается по ступенямъ внизъ, идетъ въ конюшню, гдѣ стояла его лошадь. Потомъ онъ велѣлъ осѣдлать и взнуздать коня, вложилъ ноги въ стремена и поѣхалъ прочь отъ замка. И ѣхалъ онъ до тѣхъ поръ, пока не достигъ лѣса. И дальше подъѣхалъ онъ къ ручейку, нашелъ пастуховъ какъ разъ въ девятомъ часу дня. Они разостлали плащъ на травѣ, ѣли хлѣбъ и очень веселились.
1. На опушкѣ у рѣки |
Есмерэ и Мартинэ, |
Пѣсня пастуховъ напомнила Окассену о Николетъ, нѣжной подругѣ, которую онъ такъ любилъ, и онъ подумалъ, не проходила ли она мимо? Онъ пришпорилъ коня и подъѣхалъ къ пастухамъ.
— Богъ на помощь, милыя дѣти.
— Здравствуйте,—отвѣтилъ ему тотъ, который былъ поразговорчивѣе другихъ.
— Милыя дѣти, спойте-ка еще разъ ту пѣсенку, которую вы только что пѣли.
— Нѣтъ, пѣть мы больше не будемъ,—отвѣтилъ тотъ, который былъ побойчѣе другихъ.—Глупъ будетъ тотъ, кто споетъ ее вамъ, сударь.
— Милыя дѣти, развѣ вы меня не знаете?
— Какъ не знать! Вы Окассенъ, нашъ молодой господинъ, только мы не ваши, а графскіе.
— Милыя дѣти, сдѣлайте то, о чемъ я прошу!
— Ну, вотъ еще, чортъ возьми! Стану я пѣть для васъ, если мнѣ не хочется! Развѣ найдется въ этой странѣ хоть одинъ такой богатый человѣкъ, кромѣ графа Гарена, который, найдя моихъ быковъ, коровъ и овецъ на своихъ лугахъ и въ своей пшеницѣ, осмѣлился бы ихъ выгнать, не боясь, что ему глаза выцарапаютъ. Такъ зачѣмъ же я буду пѣть для васъ, если мнѣ этого не хочется? — Ради Бога, милыя дѣти, согласитесь на мою просьбу. Возьмите себѣ десять су, которыя я нашелъ у себя въ кошелькѣ.
— Сударь, деньги то мы возьмемъ, но пѣть для васъ я всетаки не стану, такъ какъ я вѣдь поклялся въ этомъ. Впрочемъ, если вы ужъ такъ хотите я могу разсказать вамъ обо всемъ.
— Клянусь Богомъ,—сказалъ Окассенъ,—лучше ужъ это, чѣмъ ничего.
— Сударь, мы были здѣсь сегодня утромъ между первымъ и третьимъ часомъ и ѣли здѣсь у ручья хлѣбъ, вотъ какъ сейчасъ. И пришла сюда дѣвушка, такая красивая, что мы ее приняли за колдунью,—такъ отъ ея красоты засіялъ весь лѣсъ. Она дала намъ столько денегъ, что мы обѣщали ей, если вы придете сюда, сказать вамъ, чтобы вы здѣсь въ лѣсу поохотились. Здѣсь живетъ красный звѣрь, и если вы его захватите, то не отдадите ни одного кусочка его ни за пять сотенъ марокъ золотомъ, ни за какія деньги, такъ какъ онъ обладаетъ лѣкарствомъ, которое, если вы сможете его поймать, излѣчитъ васъ отъ вашей болѣзни. Въ теченіе трехъ дней должны вы захватить этого звѣря, а если вамъ это не удастся, то вы его больше никогда не увидите. Ну, такъ охотьтесь, если вамъ хочется, а если нѣтъ, такъ не надо. А я свое дѣло сдѣлалъ.
— Милыя дѣти,—сказалъ Окассенъ,—вы мнѣ достаточно сказали, теперь пусть Богъ поможетъ мнѣ его найти.
1. Окассену рѣчь ясна: |
Если такъ Господь судилъ, |
Ѣдетъ Окассенъ по лѣсу, съ дороги на дорогу, и конь несетъ его быстрымъ ходомъ. Не думайте, что его щадили шипы и колючки. Ничуть не бывало! Они рвали его одежды, такъ что скоро не осталось на немъ ни одного цѣльнаго куска, и въ крови были его руки, грудь и ноги. Кровь шла изъ тридцати или сорока мѣстъ, такъ что можно было видѣть на травѣ слѣды крови, которая капала изъ его ранъ. Но онъ такъ глубоко задумался o Николетъ, своей нѣжной подругѣ, что не чувствовалъ ни боли, ни страданій, и все ѣхалъ дальше въ лѣсъ, но никакихъ вѣстей о ней не было.
И когда онъ увидѣлъ, что приближается вечеръ, онъ сталъ плакать о томъ, что не смогъ онъ найти ее.
Проѣзжая по старой, заросшей травою дорогѣ, онъ взглянулъ передъ собою и увидѣлъ вдругъ человѣка, вотъ такого, какъ вамъ сейчасъ опишу.
Онъ былъ высокъ ростомъ, дикій съ виду и чудовищно безобразный. Голова у него была огромная, чернѣе угля, разстояніе между глазъ—съ добрую ладонь, щеки толстыя, огромный плоскій носъ съ вывороченными ноздрями, губы толстыя, краснѣе сырого мяса, зубы желтые и безобразные. Обутъ былъ въ лапти изъ воловьей кожи, обмотанные лыкомъ и завязанные веревкой, они доходили у него до самыхъ колѣнъ. Онъ былъ закутанъ въ плащъ на подкладкѣ и опирался на большую дубину.
Когда Окассенъ его увидѣлъ, онъ былъ охваченъ сильнымъ страхомъ.
— Богъ въ помощь тебѣ, братецъ!
— Богъ да благословитъ и васъ,—отвѣтилъ тотъ.
— Послушай-ка, что ты тутъ дѣлаешь?
— А вамъ то какое до этого дѣло?
— Никакого, я просто спросилъ изъ участія.
— О чемъ вы то плачете,—спросилъ Окассена незнакомецъ,—и что васъ такъ удручаетъ? Если бы я былъ такъ богатъ, какъ вы, никто въ мірѣ не могъ бы заставить меня плакать.
— Откуда же ты меня такъ хорошо знаешь?—удивился Окассенъ.
— Да, я знаю, что вы Окассенъ, графскій сынъ, и если вы мнѣ скажете, о чемъ вы плачете, я вамъ скажу, что я здѣсь дѣлалъ.
— Ну, что же,—отвѣтилъ Окассенъ,—я тебѣ скажу охотно. Сегодня утромъ я пріѣхалъ сюда поохотиться и со мною была бѣлая левретка, самая прелестная въ мірѣ, и вотъ я ее потерялъ, потому и плачу.
— Богъ мой!—воскликнулъ тотъ,—и чего только ни выдумаютъ эти господа! И вы плачете изъ-за какой-то дрянной собачонки! Глупъ будетъ тотъ, кто васъ за это похвалитъ. Нѣтъ въ нашей странѣ такого богатаго человѣка, которому вашъ отецъ приказалъ бы достать ихъ десять, пятнадцать и двадцать и тотъ не исполнилъ бы этого съ особенной охотой, и былъ бы этому только радъ. Вотъ я такъ дѣйствительно могу плакать и печалиться.
— А ты о чемъ же, братецъ?
— Сударь, я разскажу вамъ, почему. Я былъ нанятъ однимъ богатымъ крестьяниномъ, чтобы ходить за плугомъ съ четырьмя волами. Три дня тому назадъ со мной случилось большое несчастье, я потерялъ лучшаго изъ моихъ воловъ, Роже; самаго сильнаго. И теперь хожу и ищу его. Я ничего не ѣлъ и не пилъ три дня, а въ городъ вернуться не смѣю, тамъ меня посадятъ въ тюрьму, такъ какъ мнѣ нечѣмъ заплатить за вола. Во всемъ мірѣ у меня нѣтъ никакого имущества, кромѣ того, что вы на мнѣ видите. У меня есть бѣдная мать, у нея ничего не было, кромѣ старой перины, да и ту теперь вытащили у нея изъ-подъ спины, а теперь она спитъ на голой соломѣ. И вотъ это то и печалитъ меня больше, чѣмъ мое собственное горе. Потому что вѣдь деньги приходятъ и уходятъ. И если я теперь потерялъ, я выиграю въ другой разъ и заплачу за своего быка. Ради этого одного я бы не сталъ плакать. А вы убиваетесь изъ-за какой-то дрянной собачонки! Глупъ будетъ тотъ, кто васъ за это похвалитъ.
— Славно ты меня утѣшилъ, братецъ! Пошли тебѣ Богъ удачи. Сколько стоилъ твой волъ?
— Сударь, съ меня спрашиваютъ двадцать су, а у меня не найдется и одного гроша.
— Вотъ возьми, у меня тутъ въ кошелькѣ найдется 20 су, ты и заплатишь за своего вола.
— Сударь, спасибо вамъ за это, пусть Богъ поможетъ вамъ найти то, что вы ищете.
Онъ уходитъ дальше, а Окассенъ продолжаетъ путь.
Ночь была ясная и спокойная, онъ ѣхалъ долго, пока не достигъ того мѣста, гдѣ расходились семь дорогъ. Здѣсь онъ увидѣлъ бесѣдку, которую, какъ вы знаете, устроила Николетъ; она была вся разубрана цвѣтами и листьями внутри и снаружи и сверху и была такъ красива, что трудно себѣ представить что-нибудь лучшее. Когда Окассенъ ее увидѣлъ, онъ сразу остановился, а на бесѣдку упалъ лучъ луны.
— Боже мой, вѣдь это сдѣлала Николетъ, моя нѣжная подруга. Она устроила это своими прекрасными руками. Ради любви моей къ ней я сойду съ коня и отдохну здѣсь сегодня ночью.
И онъ вынулъ ногу изъ стремени, чтобы сойти съ коня, а конь его былъ высокій и большой. И такъ задумался онъ о Николетъ, своей подругѣ нѣжной, что упалъ на землю такъ тяжело, что ударился о камень и вывихнулъ себѣ плечо.
Онъ почувствовалъ себя сильно раненымъ, но употребилъ всѣ старанія и привязалъ лошадь здоровой рукой къ кусту шиповника, потомъ повернулся и, нагнувшись, вошелъ въ бесѣдку. И, глядя въ отверстіе надъ головою, онъ видѣлъ звѣзды. Одна изъ нихъ казалась ярче другихъ, и Окассенъ началъ говорить такъ.
1. „Звѣздочка, ты мнѣ видна, |
Когда Николетъ услышала Окассена, она пришла къ нему, потому что была недалеко. Она вошла въ бесѣдку, бросилась въ его объятія и стала его ласкать и цѣловать.
— Милый, нѣжный другъ мой, наконецъ то я нашла васъ! — И я васъ также, милая, нѣжная подруга!
И снова они обнимались и цѣловались, и велика была ихъ радость.
— Подумайте, моя нѣжная подруга,—сказалъ Окассенъ,—я вывихнулъ себѣ плечо, а теперь не чувствую ни боли, ни страданій, потому что вы со мною.
Она его осмотрѣла и увидѣла, что его плечо вывихнуто. Тогда она стала его растирать своими бѣлыми ручками, и съ помощью Бога, который любитъ влюбленныхъ, она вправила ему плечо. И потомъ она нарвала цвѣтовъ, свѣжихъ травъ и зеленыхъ листьевъ, привязала ихъ къ его плечу лоскуткомъ своей рубашки, и Окассенъ сталъ здоровымъ.
— Окассенъ, милый и нѣжный другъ мой, теперь послушайтесь моего совѣта. Если вашъ отецъ пошлетъ искать васъ завтра въ этомъ лѣсу, меня найдутъ и, что бы ни случилось съ вами, меня то убьютъ навѣрно.
— Я знаю это, моя дорогая подруга, и это причинило бы мнѣ большое горе. Но если я смогу, я васъ никому не отдамъ.
Онъ сѣлъ на коня, посадилъ передъ собою свою подругу, цѣлуя ее и обнимая, и они выѣхали въ открытое поле.
1. Свѣтлокудрый Окассенъ |
Окассенъ сошелъ съ коня вмѣстѣ со своею подругой, какъ вы уже слышали. Онъ держитъ лошадь подъ уздцы, ведетъ свою подругу за руку и они идутъ вдоль берега.
И видитъ Окассенъ, плыветъ корабль, а на немъ купцы, совсѣмъ близко отъ берега. Онъ сдѣлалъ имъ знакъ, они подъѣхали къ нему, сговорились съ нимъ и посадили его на свой корабль. И когда они были въ открытомъ морѣ, поднялась страшная и чудовищная буря, которая гнала ихъ изъ страны въ страну, пока они не пріѣхали въ чужую землю и вошли въ гавань за̀мка Торлоръ. Они спросили, чья это земля, и имъ отвѣтили, что земля эта принадлежитъ королю Торлорскому. Потомъ Окассенъ спросилъ, что это за человѣкъ и ведетъ ли онъ съ кѣмъ-нибудь войну, и ему сказали въ отвѣтъ:
— Да, онъ ведетъ большую войну.
Тогда Окассенъ простился съ купцами, и они поручили его Богу. Онъ садится на коня, опоясанный шпагой, держа передъ собою свою подругу, и такимъ образомъ подъѣзжаетъ къ за̀мку.
Онъ спрашиваетъ, гдѣ король, и слышитъ въ отвѣтъ, что король лежитъ въ родахъ.
— А гдѣ же его жена?
И ему отвѣчаютъ, что она во главѣ войска и увела съ собою туда всѣхъ жителей замка. Услышалъ это Окассенъ и подивился, подъѣхалъ ко дворцу, слѣзъ съ коня самъ и его подруга тоже. Онъ далъ ей подержать лошадь, а самъ вошелъ во дворецъ со шпагою на боку, и шелъ онъ такъ, пока не достигъ покоя, гдѣ лежалъ король.
1. Храбрый рыцарь молодой |
10. И болѣзнь моя пройдетъ, |
Когда Окассенъ услышалъ эти слова короля, онъ сорвалъ съ него всѣ покрывала и разбросалъ ихъ по полу. Потомъ онъ увидѣлъ палку, которая тутъ же стояла, взялъ ее, повернулся и хватилъ ею короля такъ, что тотъ чуть не умеръ.
— Господинъ мой,—воскликнулъ король,—что вамъ отъ меня надо? Съ ума вы, что ли, сошли, что вздумали меня бить въ моемъ собственномъ домѣ?
— Чортъ возьми, я совсѣмъ васъ убью, если вы мнѣ не поклянетесь, что никогда еще ни одинъ мужчина въ вашей странѣ не родилъ ребенка.
Тотъ поклялся, и тогда Окассенъ сказалъ ему:
— Ведите же меня теперь туда, гдѣ находится ваше войско и ваша жена.
— Охотно, господинъ мой,—отвѣтилъ король.
Онъ садится на коня, а Окассенъ на своего, а Николетъ остается въ покояхъ королевы. И ѣхали король и Окассенъ до техъ поръ, пока не достигли войска, гдѣ была королева, и они увидѣли, какъ люди сражались печеными яблоками, яйцами и свѣжими сырами.
Посмотрѣлъ на это Окассенъ и порядкомъ подивился.
1. Окассенъ былъ удивленъ. |
10. Храбрецомъ у нихъ слыветъ. |
Когда Окассенъ увидалъ эту диковинку, онъ подошелъ къ королю и окликнулъ его.
— Государь,—сказалъ онъ,—это все враги ваши?
— Да, господинъ,—отвѣтилъ король.
— Хотите ли вы, чтобы я имъ за васъ отомстилъ?
— Конечно, хочу,—отвѣтилъ снова король.
Окассенъ вынулъ шпагу и бросился на нихъ и началъ рубить направо и налѣво и многихъ убилъ. И когда король увидѣлъ, что онъ ихъ убиваетъ, онъ схватилъ его за поводья и сказалъ:
— Господинъ мой, довольно, не убивайте же ихъ понапрасну!
— Какъ,—удивился Окассенъ,—вѣдь вы же хотѣли, чтобъ я отомстилъ за васъ?
— Господинъ мой,—отвѣтилъ король,—вы слишкомъ постарались! У насъ нѣтъ обычая убивать другъ друга!—Враги обратились въ бѣгство. А король и Окассенъ вернулись въ замокъ Торлоръ.
И люди той страны просили короля, чтобы онъ прогналъ Окассена за предѣлы ихъ земли и далъ бы Николетъ въ жены своему сыну, такъ какъ она казалась имъ дамой знатнаго рода. Николетъ, узнавъ объ этомъ, конечно, не стала радоваться и говорила такъ.
1. Возмущаетъ Николетъ |
Окассенъ жилъ въ замкѣ Торлоръ, полный веселья и радости, такъ какъ съ нимъ была Николетъ, его нѣжная подруга, которую онъ такъ любилъ. Но пока онъ предавался веселью и удовольствіямъ, подошло съ моря войско сарацинъ; они осадили замокъ и взяли его силой. Они забрали съ собой богатую добычу и увели много плѣнниковъ и плѣнницъ. И взяли они также Николетъ и Окассена.
Ему связали руки и ноги и бросили его на одинъ корабль, а подругу его—на другой.
И поднялась съ моря буря, которая разсѣяла корабли. Тотъ, на которомъ былъ Окассенъ, долго плылъ по бушующему морю, пока не приплылъ туда, гдѣ былъ замокъ Бокэръ.
Жители страны прибѣжали на берегъ за добычей, нашли Окассена и узнали его. Когда увидѣли обитатели Бокэра своего молодого господина, они очень обрадовались ему, такъ какъ Окассенъ пробылъ въ замкѣ Торлоръ добрыхъ три года, а за это время родители его умерли. Его повели въ замокъ Бокэръ, всѣ признали себя его подданными, и онъ мирно сталъ управлять страною.
1. Окассенъ въ Бокэръ родной |
Теперь оставимъ Окассена и скажемъ о Николетъ. Корабль, на которомъ она плыла, принадлежалъ королю Карѳагена, а онъ приходился ей роднымъ отцомъ и у нея было двѣнадцать братьевъ, всѣ принцы и короли. Когда они увидали, какъ прекрасна Николетъ, они привѣтствовали ее, оказали ей высокія почести и часто спрашивали, кто она такая, такъ какъ она казалась имъ дамой благородной и знатной по рожденію. Но она не могла имъ сказать, кто она такая, такъ какъ она была украдена малымъ ребенкомъ. И они плыли все дальше, пока не достигли города Карѳагена. Но когда Николетъ увидѣла стѣны города и всю страну, она вспомнила, что здѣсь она была воспитана и отсюда украдена маленькимъ ребенкомъ. Такъ какъ она все же была не настолько мала, чтобы не вспомнить о томъ, что она была дочерью здѣшго царя и въ этомъ городѣ была воспитана.
1. Николетъ передъ собой |
Когда карѳагенскій царь услышалъ, что сказала Николетъ, онъ ее обнялъ и молвилъ такъ: — Милое дитя мое, скажите мнѣ, кто вы такая. Не бойтесь меня!
— Сиръ,—отвѣтила она,—я дочь карѳагенскаго царя и была взята въ плѣнъ маленькимъ ребенкомъ пятнадцать лѣтъ тому назадъ.
Когда они услыхали это слово, они поняли, что она говоритъ правду.
Тогда они ее привѣтствовали съ радостью, оказали ей высокія почести и повели во дворецъ, какъ царскую дочь. Бароны рѣшили ее выдать замужъ за какого-нибудь короля-язычника, но она не хотѣла и думать о замужествѣ. Такъ прошло три или четыре дня. Она стала придумывать, какимъ бы способомъ ей отыскать Окассена.
Она достала віолу и научилась играть на ней, и наканунѣ того дня, когда ее хотѣли сдѣлать женою короля изъ язычниковъ, ночью она бѣжала и пришла въ гавань и остановилась тамъ у одной бѣдной женщины на берегу моря. Тамъ она достала одну траву, натерла ею себѣ лицо и голову, такъ что стала совсѣмъ смуглой и черной. Потомъ велѣла она себѣ сшить плащъ и рубашку и всю одежду, какую носятъ жонглеры, переодѣлась, взяла свою віолу, пришла къ одному моряку, сговорилась съ нимъ, и онъ взялъ ее къ себѣ на корабль.
Они распустили парусъ, поплыли по открытому морю и прибыли въ земли Прованса. Николетъ сошла съ корабля, взяла свою віолу и, играя на ней, пошла по всей странѣ, пока не достигла замка Бокэръ, гдѣ находился Окассенъ.
1. Разъ въ Бокэрѣ во дворцѣ, |
Николетъ подходитъ къ нимъ. |
Когда Окассенъ услышалъ, что сказала Николетъ, онъ исполнился радости, отвелъ ее въ сторону и сказалъ:
— Милый другъ, не знаете ли вы что-нибудь объ этой Николетъ, о которой вы сейчасъ пѣли.
— Да, господинъ мой, я знаю, что она самое благородное, умное и милое созданіе на свѣтѣ. Она дочь карѳагенскаго царя, и онъ захватилъ ее въ плѣнъ тамъ же, гдѣ и Окассена, потомъ ее привезли въ городъ Карѳагенъ, тамъ онъ узналъ, что она его дочь; и очень обрадовался тому, что нашелъ ее. Теперь онъ собирается въ одинъ прекрасный день выдать ее замужъ за одного изъ самыхъ могущественныхъ королей Испаніи. Но она скорѣе погибнетъ и позволитъ себя сжечь, чѣмъ согласится взять мужа, даже самаго богатаго.
— Слушайте, другъ мой,—сказалъ тогда Окассенъ, что если бы вы пошли обратно въ ту страну и сказали ей, чтобы она пришла поговорить со мной? Я бы далъ вамъ изъ моего имущества столько, сколько вы бы осмѣлились попросить и взять себѣ. Знайте же, что изъ любви къ ней я не беру себѣ жены, даже самаго знатнаго рода. Я жду ее, и никакой другой жены, кромѣ нея, у меня не будетъ. И если бы я зналъ, гдѣ ее искать, теперь я бы уже давно нашелъ ее.
— Господинъ мой,—отвѣтила Николетъ,—если такъ, я пойду искать ее ради васъ и ради той, которую я такъ люблю.
Она подтвердила свое обѣщаніе, и онъ далъ ей двадцать ливровъ.
Она хотѣла уйти и увидѣла, что онъ плачетъ отъ любви и нѣжности къ Николетъ. Тогда она ему сказала:
— Господинъ мой, не грустите, черезъ самое короткое время я приведу ее къ намъ въ городъ, и вы ее увидите.
Окассенъ услышалъ это и очень обрадовался.
Она ушла отъ него и отправилась въ городъ въ домъ жены виконта, такъ какъ виконтъ, ея крестный отецъ, уже умеръ.
Она поселилась тамъ и разсказала ей обо всемъ, такъ что жена виконта ее узнала и поняла, что это та самая Николетъ, которую она выкормила.
Затѣмъ Николетъ выкупалась и вымылась, и пробыла тамъ цѣлыхъ восемь дней. И достала она траву, которая называется „эклеръ“, натерлась ею и стала снова красавицей, даже лучше, чѣмъ была раньше.
Она надѣла богатое платье изъ шелка, какихъ у жены виконта было много, и сѣла въ комнатѣ на подушкахъ, расшитыхъ шелками; позвала жену виконта и попросила ее привести Окассена, который плакалъ о томъ, что ея такъ долго нѣтъ, и скорбѣлъ о своей подругѣ. Жена виконта пришла къ нему и сказала:
— Не печальтесь больше, Окассенъ, лучше пойдемте со мною и я покажу вамъ ту, которая вамъ дороже всѣхъ на свѣтѣ. Это Николетъ, ваша нѣжная подруга, которая пришла изъ далекой страны, чтобы увидѣть васъ.
И счастливъ былъ Окассенъ.
1. Окассену вѣсть сладка: |
5. Не былъ рыцарь веселѣй. |
