Если такъ Господь судилъ, |
Ѣдетъ Окассенъ по лѣсу, съ дороги на дорогу, и конь несетъ его быстрымъ ходомъ. Не думайте, что его щадили шипы и колючки. Ничуть не бывало! Они рвали его одежды, такъ что скоро не осталось на немъ ни одного цѣльнаго куска, и въ крови были его руки, грудь и ноги. Кровь шла изъ тридцати или сорока мѣстъ, такъ что можно было видѣть на травѣ слѣды крови, которая капала изъ его ранъ. Но онъ такъ глубоко задумался o Николетъ, своей нѣжной подругѣ, что не чувствовалъ ни боли, ни страданій, и все ѣхалъ дальше въ лѣсъ, но никакихъ вѣстей о ней не было.
И когда онъ увидѣлъ, что приближается вечеръ, онъ сталъ плакать о томъ, что не смогъ онъ найти ее.
Проѣзжая по старой, заросшей травою дорогѣ, онъ взглянулъ передъ собою и увидѣлъ вдругъ человѣка, вотъ такого, какъ вамъ сейчасъ опишу.
Онъ былъ высокъ ростомъ, дикій съ виду и чудовищно безобразный. Голова у него была огромная, чернѣе угля, разстояніе между глазъ—съ добрую ладонь, щеки толстыя, огромный плоскій носъ съ вывороченными ноздрями, губы толстыя, краснѣе сырого мяса, зубы желтые и безобразные. Обутъ былъ въ лапти изъ воловьей кожи, обмотанные лыкомъ и завязанные веревкой, они доходили у него до самыхъ колѣнъ. Онъ былъ закутанъ въ плащъ на подкладкѣ и опирался на большую дубину.
Когда Окассенъ его увидѣлъ, онъ былъ охваченъ сильнымъ страхомъ.
— Богъ въ помощь тебѣ, братецъ!
— Богъ да благословитъ и васъ,—отвѣтилъ тотъ.
— Послушай-ка, что ты тутъ дѣлаешь?
— А вамъ то какое до этого дѣло?
— Никакого, я просто спросилъ изъ участія.
— О чемъ вы то плачете,—спросилъ Окассена незнакомецъ,—и что васъ такъ удручаетъ? Если бы я былъ такъ богатъ, какъ вы, никто въ мірѣ не могъ бы заставить меня плакать.
— Откуда же ты меня такъ хорошо знаешь?—удивился Окассенъ.
— Да, я знаю, что вы Окассенъ, графскій сынъ, и если вы
Если так Господь судил, |
Едет Окассен по лесу, с дороги на дорогу, и конь несет его быстрым ходом. Не думайте, что его щадили шипы и колючки. Ничуть не бывало! Они рвали его одежды, так что скоро не осталось на нём ни одного цельного куска, и в крови были его руки, грудь и ноги. Кровь шла из тридцати или сорока мест, так что можно было видеть на траве следы крови, которая капала из его ран. Но он так глубоко задумался o Николет, своей нежной подруге, что не чувствовал ни боли, ни страданий, и всё ехал дальше в лес, но никаких вестей о ней не было.
И когда он увидел, что приближается вечер, он стал плакать о том, что не смог он найти ее.
Проезжая по старой, заросшей травою дороге, он взглянул перед собою и увидел вдруг человека, вот такого, как вам сейчас опишу.
Он был высок ростом, дикий с виду и чудовищно безобразный. Голова у него была огромная, чернее угля, расстояние между глаз — с добрую ладонь, щеки толстые, огромный плоский нос с вывороченными ноздрями, губы толстые, краснее сырого мяса, зубы желтые и безобразные. Обут был в лапти из воловьей кожи, обмотанные лыком и завязанные веревкой, они доходили у него до самых колен. Он был закутан в плащ на подкладке и опирался на большую дубину.
Когда Окассен его увидел, он был охвачен сильным страхом.
— Бог в помощь тебе, братец!
— Бог да благословит и вас, — ответил тот.
— Послушай-ка, что ты тут делаешь?
— А вам то какое до этого дело?
— Никакого, я просто спросил из участия.
— О чём вы то плачете, — спросил Окассена незнакомец, — и что вас так удручает? Если бы я был так богат, как вы, никто в мире не мог бы заставить меня плакать.
— Откуда же ты меня так хорошо знаешь? — удивился Окассен.
— Да, я знаю, что вы Окассен, графский сын, и если вы
