| „Природа хотѣла испытать, къ какимъ насильственнымъ положеніямъ способенъ нашъ родъ, и онъ выдержалъ это испытаніе.“ |
| І. Г. Гердеръ. |
Сѣверная Азія лежитъ между верхней Азіей и сѣверной низиной; она стоитъ ниже и въ культурномъ отношеніи. Тамъ, гдѣ въ сѣверной Азіи возвышенности переходятъ въ степь, она составляетъ естественный переходъ къ лѣсистой, простирающейся къ берегу низинѣ, впереди которой лежатъ, въ видѣ окраинной и пустынной полосы, тундры, арктическіе кустарники и болота; вслѣдствіе того, материковый берегъ Азіи — одна изъ самыхъ пустынныхъ и невѣдомыхъ частей земли. Такъ какъ на западъ отъ крайняго Чукотскаго полуострова не живетъ настоящаго берегового народа — эскимосовъ, оживляющихъ безлюдные американскіе берега Ледовитаго океана, обширныя пространства, какъ, напр., берегъ отъ мыса Шелягскаго до Колымы, тамъ совершенно необитаемы. Большія рѣки, какъ въ томъ, такъ и въ другомъ мѣстѣ не оказывали глубокаго вліянія на жизнь народа: ихъ устья, окруженныя льдомъ, находятся въ состояніи мертваго покоя. Только рыбныя богатства ихъ получаютъ непосредственное значеніе для туземцевъ; для европейцевъ они сдѣлались косвенными путями, особенно важными для торговли, подчиненія и развращенія туземцевъ. Благодаря климату, почва не пригодна для земледѣлія; даже въ теплое лѣто она оттаиваетъ только на 1 метръ. Охота и рыбная ловля являются тѣмъ болѣе доступными источниками для поддержанія жизни, чѣмъ быстрѣе убываетъ растительный міръ по направленію къ сѣверу. Сѣвернѣе лѣсной границы обширныя пространства покрыты одной травой, а также мхами и лишаями. Моховыя и лишайниковыя тундры отличаютъ отъ болѣе поросшихъ кустарниками каменистыхъ тундръ. Тундры называли полярными пустынями, но онѣ все-таки имѣютъ достаточно растительнаго покрова, чтобы прокормить нѣсколько оленьихъ стадъ. Мы знаемъ 120 растительныхъ видовъ сѣверной Азіи; Чельманъ называетъ полосу, идущую по материку отъ мыса Челюскина, полосой самой бѣдной растеніями, какую онъ когда-либо видѣлъ. Въ каменистой тундрѣ Чукотскаго полуострова можно найти нѣсколько явнобрачныхъ только въ расщелинахъ каменныхъ глыбъ. На далекое пространство выступаетъ лишь сѣрый цвѣтъ темныхъ, однообразныхъ лишайниковъ. Однако, столь бѣдный растительный міръ заключаетъ болѣе, чѣмъ обыкновенно предполагаютъ, матеріала для пропитанія гиперборейскихъ народовъ. Миддендорфъ не правъ, когда онъ приписываетъ сибирскимъ дикарямъ презрѣніе къ растительной пищѣ. Чукчи на Колючинской бухтѣ пользуются для своего питанія 23 растеніями. Повидимому, инстинктъ заставляетъ ихъ мѣнять или разнообразить свою пищу; такъ, лопари замѣняютъ иногда молоко щавелемъ или Pinguicula. Опасаясь скорбута, всѣ полярные народы любятъ и считаютъ полезными такія кислыя и ѣдкія растенія.
Тамъ, гдѣ прекращается лѣсъ, жизнь въ этихъ областяхъ еще бѣднѣе, чѣмъ на берегахъ полярныхъ острововъ и полуострововъ, лежащихъ гораздо далѣе къ сѣверу: тамъ нѣтъ питательныхъ средствъ, доставляемыхъ моремъ. Эти пространства обитаемы поэтому лишь нѣсколькими жалкими ордами, которыя, кромѣ рыболовства и охоты, кормятся ягодами, встрѣчающимися здѣсь въ большомъ изобиліи, въ видѣ черники и т. п. Вмѣстѣ съ лѣсомъ появляются болѣе благопріятныя условія для животныхъ и человѣка. Лѣсная граница приблизителыю совпадаетъ съ лѣтней изотермой +7°, означающей почти четырехъ мѣсячное отсутствіе льда. Четырехъ мѣсяцевъ такой погоды, даже при самой холодной зимѣ, достаточно для сношеній, торговли и рыбной ловли на открытыхъ рѣкахъ. Лѣсъ защищаетъ отъ вѣтровъ и отъ безпрепятственнаго лучеиспусканія почвы и доставляетъ обильное топливо. Тунгусы и якуты, при своемъ передвиженіи къ югу, выбираютъ защищенныя лѣсныя мѣста для постройки бревенчатыхъ избъ. Лѣсная граница на сѣверѣ Стараго свѣта вообще лежитъ выше, чѣмъ въ Сѣверной Америкъ. Въ Европѣ выступаетъ за нее лишь узкая сѣверная полоса; напротивъ, весь Чукотскій полуостровъ лишенъ древесной растительности, представляя мѣстность покрытую мелкимъ кустарникомъ, которая пропитываетъ подвижное населеніе въ количествѣ не болѣе одного человѣка на 1 кв. м.
Гиперборейцы находятся въ прямой зависимости отъ распространенія и образа жизни животныхъ. Тюлень только на крайнемъ сѣверо-востокѣ Азіи, гдѣ живутъ эскимосы, пріобрѣтаетъ такую же важность, какъ далѣе къ востоку; тамъ, гдѣ онъ рѣдко появляется, берега пустынны, а тамъ, гдѣ показывается часто, они густо населены, какъ, напр., мѣстность отъ Колючинской бухты до Берингова пролива. Животный міръ этой страны бѣденъ видами, но тѣмъ болѣе богатъ особями.
Охота есть главный источникъ пропитанія и наживы сѣверныхъ азіатцевъ. Стада оленей оставляются на попеченіи женщинъ, а мужчины извѣстную часть года проводятъ на охотѣ. Сѣверные олени составляютъ скорѣе запасный капиталъ, между тѣмъ, какъ охота и рыбная ловля оплачиваютъ ежедневные расходы. Въ особенности охота на пушныхъ звѣрей составляетъ выгодный источникъ дохода всѣхъ тунгусовъ, ламутовъ, а такъ же и многихъ якутовъ. Мясо употребляется въ пищу, а шкуры перерабатываются въ различные хозяйственные предметы и составляютъ замѣну отсутствующихъ денегъ. При Миддендорфѣ, у ассьянскихъ самоѣдовъ находились въ обращеніи лапки полярныхъ лисицъ, составлявшихъ 1/12 шкурки этой лисицы, считавшейся единицею. Пушниной по преимуществу оплачиваются товары русскихъ и вносятся подати казнѣ. Весенніе рога оленей и мускусный мѣшокъ составляютъ предметъ торговли тунгусовъ съ китайцами. Нѣкоторыя племена принадлежатъ къ самымъ одностороннимъ, но въ то же время самымъ искуснымъ охотникамъ всего міра. Въ пустынныхъ тундрахъ самоѣдовъ капканы для полярныхъ лисицъ разставляются иногда длинными рядами; такъ же, какъ и для торга, для охоты существуетъ опредѣленное время. На нижней Оби ежегодно 1‑го октября остяцкіе охотники отправляются въ лѣса на охоту за соболемъ, бѣлкою и т. п. Къ 6‑му декабря они возвращаются домой съ добычею, и только къ концу зимы, когда снѣгъ осядетъ и покроется ледяной корой, они охотятся на лыжахъ за оленемъ и лосемъ. Пернатая дичь становится предметомъ охоты при весеннихъ и осеннихъ перелетахъ птицъ. Добыватели мамонтовыхъ клыковъ предпринимаютъ опасныя путешествія на Новосибирскіе острова.
Рыбная ловля такъ же необходима, какъ и прибыльна при обиліи рѣкъ въ странѣ. По свидѣтельству Августиновича, рыбной ловлей занимаются всѣ обитатели Колымска, и не только крестьяне и мѣщане, но и казаки, церковнослужители и правительственные чиновники. Сѣти, которыя именно здѣсь были-бы всего нужнѣе, рѣдко могутъ быть названы цѣлесообразными (см. пиже стр. 682). Остяки устраиваютъ корзины для рыбы въ 3 метра длиною и 1⅔ м. шириною. Удочки изъ можжевельника еще Шеферъ описывалъ у лопарей. Челноки изготовляются изъ шкуръ и дерева, но менѣе искусно, чѣмъ у эскимосовъ. Отдѣльныя части сшиваются или связываются другъ съ другомъ и щели конопатятся мхомъ.
Обитателей крайней сѣверной полосы Европы и Азіи соединяетъ между собою сходство жизненныхъ условій, которыя можно сравнить только съ однообразной скудостью пустынь. Занимаются-ли они рыбной ловлей, охотой или скотоводствомъ, они должны одинаково упорно бороться за свою жизнь. Различныя племена объединяются гнетомъ тяжелыхъ жизненныхъ условій и вызываемымъ ими кочевымъ образомъ жизни. Размѣры его опредѣляются условіями питанія. Самые бѣдные орочоны Колымской области остаются не болѣе 2—3-хъ дней на одномъ мѣстѣ; оленеводы, напротивъ, медленно слѣдуютъ за пасущимися на свободѣ животными, иногда перегоняютъ свои громадныя стада на вполнѣ удобныя пастбища и тамъ временно ставятъ свои жилища. Такъ жили оленные чукчи на полуостровѣ, пока превосходныя пастбища его не истощились; въ настоящее время они заходятъ даже въ Якутскую область. Направленіе лѣсной границы, поднимающейся на западѣ, не остается безъ вліянія на ихъ передвиженія. Точно такъ же кочуютъ настоящіе оленные лопари; напротивъ, у лѣсныхъ лопарей всегда имѣются на извѣстномъ разстояніи одна отъ другой нѣсколько жилыхъ хижинъ, гдѣ они живутъ поперемѣнно, пока стада ихъ пасутся въ окрестностяхъ. И тунгусскіе охотники оставляютъ въ лѣсахъ свои прочныя хижины пустыми, направляясь съ приближеніемъ лучшей погоды въ тундру или на мѣста рыбной ловли. Чѣмъ большее значеніе имѣетъ охота, тѣмъ неправильнѣе и отдаленнѣе эти передвиженія. Такъ тунгусъ зимою отправлялся на охоту за соболемъ и мускуснымъ быкомъ отъ края моря до южнаго склона Становаго хребта, гдѣ онъ встрѣчался съ конными тунгусами, платящими дань Китаю. Но когда и эти животныя стали рѣдкими, онъ избралъ для охоты морскіе берега къ сѣверу отъ Амура и изъ охотника превратился въ рыболова. Рыболовные народы всегда болѣе осѣдлы; такъ долганы пріобрѣли высшую культуру и благосостояніе отъ Дудипа до Хатангскаго погоста, приблизивщись къ осѣдлости по рѣчнымъ берегамъ и озерамъ тундры. Русскіе чиновники справедливо устанавливаютъ различіе между „бродячими кочевниками“ и кочевниками, совершающими правильныя передвиженія лѣтомъ къ тундрѣ, а зимою обратно къ краю низкорослаго лѣса.
Лопарей, обитающихъ во внутренней части Кольскаго полуострова, нельзя назвать кочевниками въ обыкновенномъ смыслѣ слова, такъ какъ они отказались уже отъ употребленія временныхъ, легко подвижныхъ шалашей и живутъ деревнями отчасти въ бревенчатыхъ хижинахъ, отчасти въ землянкахъ. Тѣмъ не менѣе, они ежегодно перемѣщаются по нѣсколько разъ и, кромѣ того, черезъ нѣсколько лѣтъ мѣняютъ свое мѣстопребываніе. Они покидаютъ свои хижины весною для того, чтобы на какомъ либо маленькомъ озерѣ вблизи оттуда заниматься охотою и рыбною ловлею, или ловить рыбу у берега моря. Въ срединѣ лѣта они ловятъ рыбу на большомъ озерѣ или рѣкѣ, а живущіе сѣвернѣе — на сѣверномъ и восточномъ берегу моря; въ концѣ лѣта они занимаются на своихъ стоянкахъ охотой на птицъ, пушныхъ звѣрей и медвѣдей. Только къ Рождеству они возвращаются въ свои зимнія деревеньки (иогосты), но и ихъ они переносятъ на другое мѣсто черезъ каждые 10—15 лѣтъ. Если оленій мохъ станетъ скуднымъ или топливо истощится то прежде всего разбирается маленькая часовня и общими силами устраивается на другомъ мѣстѣ; затѣмъ каждая семья ставитъ свою хижину или амбаръ тамъ, гдѣ найдетъ болѣе удобнымъ. Въ Самоѣдская стоянка. (Снятая съ натуры Г. Зундбладомъ.)Самоѣдская стоянка.
(Снятая съ натуры Г. Зундбладомъ.) заключеніе часовня освящается, хижина окропляется святой водой и новое поселеніе готово.
Противоположность кочевого и осѣдлаго образа жизни обыкновенно также рѣзко выражена у эскимосовъ Беринговой области. Очевидно, однако, что въ странахъ, въ которыхъ земледѣліе невозможно, осѣдлость вообще не можетъ дойти до рѣзкаго контраста съ кочевой жизнью. Одинъ изъ новѣйшихъ иисателей о чукчахъ мѣтко назвалъ „осѣдлыхъ“ сибирскимъ названіемъ „промышленныхъ“, которые занимаются охотой и рыбной ловлей, какъ профессіей, и никогда не бываютъ вполнѣ осѣдлыми. Когда наступаетъ нужда, зимой выбирается новое мѣстопребываніе: такъ, всѣ обитатели поселка Питлекай, находившагося зимой вблизи „Веги“, переселились въ болѣе обширное восточное поселеніе Наичкай, такъ какъ тамъ ловилось Якутка изъ Учура. (По фотографіи.)Якутка изъ Учура. (По фотографіи.) больше рыбы. Зная это, легко понять и административное дѣленіе сѣверноазіатскихъ гиперборейцевъ на осѣдлыхъ и кочевыхъ: въ восточной Сибири осѣдлыми считаются якуты,юкагиры, чуванцы и омоки, а кочевыми — тунгусы, ламуты и чукчи. Болѣе тонкіе признаки различія заимствуются изъ образа жизни; такъ, тунгусовъ дѣлятъ на оленныхъ, собачьихъ, конныхъ, степныхъ и лѣсныхъ, не проводя, однако, рѣзкихъ границъ между ними, такъ какъ оленные тунгусы, потерявъ, вслѣдствіе чумы, своихъ животныхъ, обращались къ охотѣ съ собаками или коневодству и даже къ рыбной ловлѣ на морскомъ берегу, прежде не посѣщавшемся ими. Остяки изъ оленныхъ кочевниковъ быстро превратились въ рыболовные или охотничьи народы. Чѣмъ тяжелѣе и скуднѣе жизнь, тѣмъ легче совершается переходъ отъ одной экономической основы къ другой.
Какъ указывалъ въ 1840 году Миддендорфъ, а за нимъ Кастренъ, въ особенности въ виду условій, существующихъ въ сѣверной Азіи, не можетъ быть рѣчи объ особой гиперборейской расѣ. Вообще уже смѣшанный характеръ, главнымъ образомъ, сѣверно-азіатскихъ народовъ, препятствуетъ выдѣленію ихъ въ особую расу. Многое сказанное нами о физическомъ строеніи и умственномъ характерѣ малайцевъ и американцевъ и родственныхъ имъ народовъ можетъ быть примѣнено къ тунгусамъ, лопарямъ и подобнымъ имъ. Уже писатели прошлаго столѣтія, еще вовсе незнакомые съ понятіемъ о монголоидахъ, ясно обозначили основныя черты этихъ расъ. Болѣе рѣзкое выраженіе монголоиднаго характера на американской сравнительно съ азіатской стороной замѣтилъ уже Кукъ; характеръ этотъ въ Азіи все болѣе и болѣе уменьшается къ западу. Весьма характерно выраженіе Эккера о лопаряхъ: онъ говоритъ, что они не монголы, но походятъ на сѣверно-азіатцевъ. Самоѣдамъ приписывается лишь „смягченный монгольскій характеръ“, и среди лопарей мы встрѣчаемъ не малое число бѣлокурыхъ. Миддендорфъ считаетъ тунгусовъ самыми чистыми сѣверными азіатцами, сохранившимн свой первоначальный характеръ; но и они вовсе не настоящіе монголы, а скорѣе напоминаютъ финновъ иди самоѣдовъ: „черты лица ихъ выказываютъ монгольскіе признаки съ примѣсью кавказскаго элемента“.
Цвѣтъ кожи ихъ отличается желтоватыми и красноватыми оттѣнками, а у лопарей пшенично-желтымъ цвѣтомъ татаръ. Ни въ одной цвѣтной расѣ не разсѣяно такъ много людей съ очень свѣтлой кожей, какъ въ этой. У лопарей можно встрѣтить женщинъ съ нѣжнымъ цвѣтомъ лица, который Дю-Шалью у только что вымытыхъ особей казался ослѣпительно бѣлымъ, и съ румяными щеками. Миддендорфъ у всѣхъ сѣверныхъ азіатцевъ, которыхъ онъ видѣлъ, не могъ отличить цвѣта покрытыхъ частей тѣла отъ соотвѣтственныхъ частей у русскихъ. Сильное побуреніе непокрытой кожи вполнѣ естественно при дѣйствіи солнечнаго отраженія на снѣговыхъ поверхностяхъ и ледяныхъ иглахъ сухого снѣга. Темнокаріе глаза своимъ косымъ положеніемъ (менѣе всего выраженнымъ у лопарей), вмѣстѣ съ плоскими носами, всего болѣе содѣйствуютъ общему сходству съ монгольскимъ типомъ. Свѣтлые глаза часто встрѣчаются у лопарей; впрочемъ, и у юкагировъ болѣе широко раскрытые глаза также смягчаютъ монгольскій типъ. Въ лицѣ все идетъ въ ширину. Вслѣдствіе плотнаго покрытія головы, ухо близко прилегаетъ къ послѣдней. Преобладающимъ выраженіемъ является добродушное.
Гиперборейцы — не карликовая раса, какъ любили изображать ихъ натурфилософы прошлаго вѣка, ради доказательства сжимающаго дѣйствія холода на человѣческое тѣло или существованія первичной расы, вытѣсненной въ эти неблагопріятныя области земли. Гиперборейцы не принадлежатъ, однако, и къ народамъ высокаго роста. Самоѣда съ величиною тѣла въ 1,5 метра Миддендорфъ называетъ великаномъ между карликами. Средними цифрами болѣе обширныхъ рядовъ измѣреній, повидимому, можно принять у эскимосовъ Берингова пролива 1,69 для мужчинъ (Россе), у лопарей-мужчинъ 1,511, а женщинъ 1,416 (Вирховъ). У всѣхъ этихъ народовъ поражаетъ короткость ногъ, которая, по крайней мѣрѣ, у лопарей соотвѣтствуетъ и короткости рукъ. Этотъ регрессъ развитія ногъ можетъ быть объясненъ недостаткомъ упражненія; относительно бѣдныхъ приходится слышать и о рахитизмѣ. Маленькія ноги свойственны всѣмъ. Физическая ловкость особенно восхваляется у сибирскихъ охотничьихъ народовъ, которыхъ Миддендорфъ по преимуществу называетъ „жилистыми, сухощавыми, мускулистыми“. Сифилитическія болѣзни были распространены въ сѣверной Азіи уже въ прошломъ столѣтіи, за исключеніемъ якутскаго племени ламутовъ (по Августиновичу). Между тѣмъ, какъ охотничьи народы Сибири недолговѣчны и уменьшаются въ числѣ, у лопарей престарѣлый возрастъ, даже свыше 100 лѣтъ, не считается рѣдкимъ явленіемъ, такъ какъ они ведутъ болѣе обезпеченную и постоянно дѣятельную жизнь скотоводовъ. Нечувствительность къ холоду у эскимосовъ Берингова пролива едва ли больше, чѣмъ у европейскихъ матросовъ; напротивъ, охотники сѣверной Азіи, особенно тунгусы, съ подстилкой изъ шкуръ и костромъ, проводятъ ночи въ лѣсу въ самую глубокую зиму. Какъ особенность азіатскихъ гиперборейцевъ, Миддендорфъ приводитъ порывистое дѣйствіе мышцъ, которое выражается какъ въ тѣлесныхъ движеніяхъ, такъ, въ особенности, и въ рѣчи. Несомнѣнно, что суровый климатъ оказываетъ непосредственно разрушающее вліяніе на условія жизни населенія. Замерзаніе заблудившихся тамъ встрѣчается нерѣдко.
У немногихъ народовъ смѣшеніе различныхъ расовыхъ элементовъ чувствуется въ такой степени, какъ у самыхъ сѣверныхъ обитателей Азіи. Нсторическое изслѣдованіе указало многія переселенія, а языкознаніе открыло дву- или многостороннія родства языковъ, какъ это удалось доказать у самоѣдовъ Кастрену, который прослѣдилъ тонкія нити, связывающія ихъ языкъ съ финскими и монгольскими нарѣчіями. По физическимъ признакамъ у болѣе мелкихъ сѣверно-азіатскихъ народовъ, какъ, напр., у юкагировъ мы можемъ отличить два типа, которые можно назвать финскимъ и монгольскимъ; но число элементовъ смѣшенія этимъ еще не исчерпывается. Вліяніе европейцевъ во всякомъ случаѣ, нельзя считать незначительнымъ. Въ новомъ колоніальномъ типѣ сибиряка выступаетъ или примѣсь туземной крови, или вліяніе воззрѣній туземцевъ, не исключая даже шаманизма, въ видѣ характернаго элемента. Русскіе приняли не только языкъ бурятъ, но и якутовъ, самаго дѣятельнаго и стойкаго изъ сѣверно-азіатскихъ туземцевъ. Миддендорфъ говоритъ о якутахъ съ русскимъ типомъ и напоминаетъ объ обычаяхъ тунгусовъ и другихъ отпускать своихъ женъ къ русскимъ поселенцамъ, золотоискателямъ, казакамъ и др. Въ виду этихъ моментовъ, намъ приходится удивляться, вмѣстѣ съ этимъ изслѣдователемъ, не многочисленности переходовъ, а скорѣе существованію характерныхъ типовъ. Продукты финскаго, норвежскаго и лапландскаго смѣшенія въ восточной Лапландіи, все болѣе и болѣе наполняющейся финскими поселеніями, представляютъ, по большей части, статныхъ, хорошо сложенныхъ людей, которые и умственной даровитостыо часто не уступаютъ выше стоящей расѣ. Свѣтлокожія, бѣлокурыя дѣти и взрослые съ голубыми глазами и каштановыми волосами нерѣдко встрѣчаются у лопарей. Если послѣдніе все-таки считаются темнымъ народомъ, то смѣшанный типъ въ постоянно увеличивающейся пропорціи замѣщаетъ нѣкогда преобладавшій типъ брюнетовъ.
Большинство свидѣтельствъ отзывается благопріятно о характерѣ гиперборейцевъ. Честные, добродушные, безобидные — таковы похвальныя мнѣнія русскихъ почти о каждомъ сѣверо-азіатскомъ народѣ. Это имѣетъ двойное значеніе, если мы примемъ во вниманіе ту испорченность, какую ссылка русскихъ преступниковъ уже въ теченіе многихъ десятилѣтій должна была распространять почти по всей сѣверной Сибири. Русскіе охотники разсказываютъ, что орочонъ только въ случаѣ величайшей нужды касается запасовъ, оставленныхъ охотникомъ для собственнаго употребленія. И Миддендорфъ съ удивленіемъ спрашиваетъ: „откуда у этихъ бѣдняковъ такая образцовая честность?“ Вполнѣ можно сказать, что исторія арктическихъ путешествій представляла бы болѣе длинный рядъ несчастныхъ случаевъ безъ дѣятельной помощи и добровольной поддержки гиперборейскихъ народовъ. Образъ жизни гиперборейцевъ служитъ превосходной школой общественныхъ добродѣтелей. Строгій общественный духъ уже самъ по себѣ необходимъ для возможности тѣснаго сожительства. Прежде всего приходится держать языкъ за зубами: одинъ оскорбительный намекъ или одно ворчливое слово можетъ имѣть печальныя послѣдствія. Эти люди весьма гостепріимны; Врангель называетъ тунгусовъ, вслѣдствіе ихъ живости, общительности и вѣжливаго, церемоннаго характера, „французами тундры“, а Кастренъ говоритъ: „тунгусы — чистый, нарядный и изящный народъ; ихъ можно назвать благороднымъ сословіемъ Сибири“. Миддендорфъ удивлялся спокойствію, съ какимъ разрѣшались споры объ охотничьей добычѣ. Общественныя сношенія тамъ весьма оживлены. Эскимосскія племена, такъ же, какъ самоѣды и лопари, при встрѣчѣ трутся носами. Чмоканье въ обѣ щеки, о которомъ Миддендорфъ говоритъ, описывая самоѣдовъ, можно считать заимствованнымъ. Многихъ удивляли ихъ ораторское искусство и охота къ разговорамъ. Вогулы — большіе охотники до драматическихъ представленій въ маскахъ. Естественное чувство дисциплины и порядка выражается въ чисто военной равномѣрности снаряженія саней и порядка при передвиженіяхъ и устройствѣ стоянокъ у самоѣдовъ. Туземцы Сибири были полезны русскимъ не только въ качествѣ учителей и проводниковъ при добываніи средствъ къ жизни, но послѣдніе обязаны имъ и всѣми открытіями рудъ прежняго времени, всѣми способами охоты и рыбной ловли. Однако, эти же люди доходятъ до неистовства въ гнѣвѣ, и ихъ мстительность почти не знаетъ границъ. Кровавая месть для нихъ такой-же непреодолимый законъ, какъ и для пылкихъ обитателей тропиковъ.
Изъ веѣхъ этихъ общихъ свойствъ выступаютъ, впрочемъ, особенности природнаго характера или дѣйствія жизненныхъ условій. Корыстолюбивому, предпріимчивому якуту и порывистому, энергичному, не останавливающемуся передъ убійствомъ тунгусу, можно противопоставить добродушнаго и смирнаго самоѣда. Но ихъ всѣхъ объединяетъ извѣстная веселая выносливость, не имѣющая ничего общаго съ меланхоліей, какая приписывается имъ многими, входившими въ ихъ жизнь съ цивилизованными мѣрилами. Они забавляютъ себя множествомъ игръ; у Берингова пролива въ настоящее время широко распространилась карточная игра.
Борьба съ силами природы оказала свое дѣйствіе на духъ и характеръ гиперборейцевъ. У нихъ мужество соединяется съ осторожностью. Они стремятся закалять свое тѣло и укрѣплять духъ. По силѣ и ловкости выше всѣхъ стоятъ тунгусы; ихъ единоборства напоминаютъ турниры среднихъ вѣковъ. Поединки, вслѣдствіе оскорбленій, у тунгусовъ бываютъ нерѣдки даже между ближайшими родственниками. Впрочемъ, жизнь, въ которой борьба играетъ главную роль, дѣлаетъ ихъ жестокими и грубыми. Мстительность или вспыльчивость, доходящія до смертоубійства, указываются, какъ выдающіеся пороки чукчей, такъ же, какъ и гренландскихъ эскимосовъ. При кровавой мести убійца съѣдаетъ кусочекъ сердца или печени своей жертвы, думая этимъ вызвать сердечную болѣзнь въ родственникахъ ея. У нихъ встрѣчается погребеніе заживо одинокихъ вдовъ, дѣтей, лишившихся матери, и оставленіе безъ помощи обезсиленныхъ стариковъ. Съ другой стороны, у нихъ отмѣчены многочисленные случаи искренней печали по умершимъ. Не далѣе, какъ къ нынѣшнему столѣтію, относятся случаи поѣданія стариковъ, которые стали въ тягость, даже ихъ родными дѣтьми.
Ихъ пороки надо искать преимущественно въ направленіи разнузданной любви къ наслажденіямъ. Любовь, водка и азартная игра сокрушаютъ гиперборейцевъ. Изъ всѣхъ ученій христіанства, ученіе о цѣломудріи и бракѣ оказало всего менѣе вліянія на жизненныя привычки крещенныхъ самоѣдовъ, тунгусовъ и проч. Изъ Яркина въ сѣверной Сибири одинъ наблюдатель сообщаетъ: „Чувство стыдливости здѣсь, повидимому, совершенно отсутствуетъ. Всѣ отправленія человѣческаго организма совершаются публично. Того, кто не привыкъ къ такому образу жизни, все, что̀ онъ долженъ здѣсь видѣть и слышать, настолько унижаетъ и оскорбляетъ въ собственныхъ глазахъ, что онъ готовъ презирать себя и весь міръ. Это отсутствіе стыдливости еще болѣе поддерживается тѣснымъ сожительствомъ женатыхъ и холостыхъ. Половая зрѣлость, повидимому, наступаетъ здѣсь раньше, чѣмъ гдѣ-бы то ни было“. Гостепріимство заключаетъ въ себѣ, между прочимъ, и обмѣнъ женами. Водка есть бичъ всѣхъ сѣверныхъ народовъ. Она портитъ ихъ и въ физическомъ, и въ нравственномъ отношеніи. Когда „Корвинъ“ въ 1880 году посѣтилъ остатки оголодавшаго и полузамерзшаго населенія острова Лаврентія, оно раныне всѣхъ жизненныхъ припасовъ потребовало водки. Германскій боцманъ Брухъ разсказываетъ: „когда чукчи достанутъ водки, они становятся лѣнивыми и задорными; пока ея остается хоть капля, они не отправляются на охоту, вслѣдствіе чего зимніе запасы ихъ такъ скудны. Какъ только они напьются, они тотчасъ же вытаскиваютъ ножи; тогда нельзя съ ними имѣть никакого дѣла“. Благодаря водкѣ, торговля для гиперборейцевъ крайне невыгодна; повсюду, гдѣ она стала потребностью, купцы и китоловы получаютъ шкуры, моржовые клыки и рыбу за водку самого сквернаго качества. Въ видѣ собственныхъ спиртныхъ напитковъ, у народовъ Берингова моря, соприкасающихся съ русскими, можно найти перебродившій напитокъ изъ сахара, меда и воды.
На лѣстницѣ опрятности большнинство гиперборейцевъ должно занять низкую ступень. Это не нуждается въ дальнѣйшемъ объясненіи въ виду климатическихъ условій, требующихъ теплаго платья и тѣснаго сожительства. Съ этимъ факторомъ привыкли считаться и въ сужденіяхъ о цвѣтѣ кожи вслѣдствіе сообщенія Миддендорфа, что онъ не узналъ одной самоѣдки послѣ того, какъ она вымылась. Наименьшей опрятностью отличаются, повидимому, оленные кочевники сѣверной Азіи, тѣсный шалашъ которыхъ наполненъ копотью очага; напротивъ, лица, видѣвшія ламутовъ на Колымѣ, хвалятъ ихъ опрятность.
Острота чувствъ у гиперборейцевъ прославляется очень многими. Миддендорфъ называетъ чувства тунгусовъ хорошо развитыми, особенно зрѣніе; зато онъ находилъ у нихъ почти невѣроятное отсутствіе способности различать родственные цвѣта, какъ, напр., желтый, зеленый и голубой; только самые яркіе оттѣнки этихъ цвѣтовъ они могли распознать послѣ долгаго обдумыванія. Всѣ темные цвѣта совпадаютъ у нихъ съ чернымъ. Это не противорѣчитъ результату цвѣтовыхъ испытаній у лопарей, который показалъ, что чувство цвѣта у нихъ достаточно развито, но словарь ихъ недостаточно богатъ обозначеніями ихъ. Кирхгофъ отмѣчаетъ только богатство обозначеній оттѣнковъ бураго и сѣраго цвѣта оленей у самоѣдовъ.
По Миддендорфу, большинство тунгусовъ въ состояніи начертить на пескѣ или на снѣгу совершенно точныя карты, указывающія дорогу или теченіе рѣкъ. Умственная даровитость гиперборейцевъ не можетъ считаться низкой; природа ихъ мѣстообитаній дѣйствуетъ въ этомъ случаѣ возбуждающимъ образомъ, ставя имъ задачи болѣе трудныя, чѣмъ какому-либо другому народу. Получается впечатлѣніе, будто гиперборейцы принадлежатъ даже къ наиболѣе умственно-оживленнымъ дикимъ народамъ. Обыкновенно говорятъ, что луна лежитъ въ основѣ времясчисленія чукчей, якутовъ и друг., но это не вполнѣ вѣрно: они обозначаютъ по положенію солнца около извѣстной скалы, горы и т. п. лѣтнее, а живущіе по сю сторону полярнаго круга — и зимнее солнцестояніе. Луна въ этихъ опредѣленіяхъ стоитъ уже на второмъ планѣ. Въ свѣтлыя ночи въ серединѣ лѣта почти не удается наблюдать луну, и поэтому тогда обращаются къ высотѣ солнца; различіе опредѣляется также ростомъ животныхъ и растеній. Береговые жители дѣлятъ, какъ большинство эскимосовъ, день по приливу и отливу, а ночь по расположенію извѣстныхъ свѣтилъ. Ихъ болѣе развитыя космическія и географическія представленія имѣютъ вполнѣ миѳологическій характеръ; но объ этомъ будетъ сказано, когда мы коснемся ихъ религіи.
Музыкальныхъ инструментовъ у нихъ немного. У нихъ есть барабаны или, лучше сказать, бубны грубой работы, въ которые бьютъ во время пляски (см. рис., стр. 580). Трещотки изъ оленьихъ зубовъ, челюсти соболя и копыта козули вѣшаются для успокоенія, а можетъ быть, и въ качествѣ амулета, у колыбели дѣтей тунгусовъ. Пѣсни, прославляющія подвиги предковъ и героевъ, возвращеніе солнца и т. п., поются въ особенности въ лѣтнее время: одинъ поетъ съ аккомпаниментомъ барабана строфу, а хоръ подтягиваетъ заключеніе ея. У лопарей все еще живое народное творчество воспѣваетъ всѣ событія деревни или стоянки и превращаетъ ихъ въ пѣсни или въ фантастическіе разсказы.
При обозрѣніи обширной области между плоскогорьями средней Азіи и Ледовитымъ океаномъ, мы прежде всего испытываемъ впечатлѣніе, что большія дороги распространенія народовъ средней Азіи и Европы (ср. томъ II) проходятъ такъ же и черезъ сѣверную Азію и сѣверную Европу, гдѣ, въ видѣ незначительныхъ вѣтвей и въ небольшомъ числѣ, распространялись по обширнымъ областямъ народы, родственные индоевропейскому, монголо-тюркскому и финно-тунгузскому семействамъ. Подвигаясь съ запада мы встрѣчаемъ лопарей, кореловъ и зырянъ, а по другую сторону Урала близко родственныхъ имъ вогуловъ и остяковъ; отъ Канинскаго полуострова до Хатангскаго залива живетъ группа самоѣдовъ и юраковъ, а отъ этого залива до верхней Колымы — тюркское племя якутовъ. Отъ нижняго Енисея до нижняго Амура широкой поперечной полосой живутъ тунгусы съ ихъ подраздѣленіями, мало отличающимися между собою, ламутами и орочонами на Тихомъ океанѣ, орочонами и чапогирами внутри материка и небольшимъ изолированнымъ береговымъ племенемъ на Ледовитомъ океанѣ между Яной и Индигиркой. ІОжныя племена: дауры, гольды, гиляки (см. рис., стр. 677) и солоны, въ силу значительныхъ монгольскихъ, китайскихъ и японскихъ вліяній, приближаются болѣе къ восточно-азіатскимъ родичамъ, въ особенности къ манджурамъ. Наконецъ, внутри Камчатки и Чукотскаго полуострова сидятъ смѣшанные съ тунгусами, близко родственные между собой коряки и чукчи, а далѣе къ западу омоки и юкагиры. У моря, раздѣляющаго двѣ части свѣта, на Чукотскомъ полуостровѣ мы находимъ два искони различные народа на берегу и внутри страны: это — переходъ отъ арктически-американскихъ къ арктически-азіатскимъ условіямъ распространенія. Такой противоположности, какъ между оленными и береговыми чукчами, мы не находимъ между американскими гиперборейцами. Сюда нужно присоединить еще эскимосовъ южнаго и восточнаго края Чукотскаго полуострова. Но подвигаясь далѣе къ западу, мы снова встрѣчаемся съ подобными фактами; мы не находимъ здѣсь ни одного объединеннаго народа: сѣверно-азіатскіе гиперборейцы или представляютъ собою части далеко распространенныхъ народовъ, всего болѣе подвинувшихся къ сѣверу, или небольшія племена, которыхъ потокъ исторіи привлекъ въ эти полярные окраины и углы. Какъ говоритъ Норденшёльдъ, „болѣе слабыя племена часто бывали вынуждены укрываться въ ледяныя пустыни сѣвера и считали себя счастливыми, если могли снискивать себѣ тамъ пропитаніе, не тревожимые врагами, причемъ они принимали привычки полярныхъ народовъ, соотвѣтствующія климату и источникамъ продовольствія“.
Такъ тунгусы, количество которыхъ, по исчисленію Риттиха, равняется 68,000, близко родственные тѣмъ манджурамъ, которые господствуютъ надъ половиной внутренней восточной Азіи, обладаютъ областью распространенія, граничащей Енисеемъ и Тихимъ океаномъ, Китаемъ и Ледовитымъ океаномъ, съуженной на сѣверо-востокѣ вторженіемъ чукчей и, тъмъ не менѣе, занимающей бо́льшую часть восточной Сибири. Но нигдѣ въ этой обширной области они не были коренными осѣдлыми жителями, но пришли сюда съ юга, именно изъ той страны, которую мы тенерь называемъ Манджуріей. Тунгусы бѣжали отъ монголовъ къ сѣверу въ лѣса Сибири, вслѣдствіе чего ихъ культура, которая по различнымъ признакамъ въ прежнія времена стояла выше, находится теперь въ состояніи регресса. Въ настоящее время они ведутъ жизнь бѣдныхъ охотниковъ и рыболововъ и не только подчинены русскому правительству, но во многихъ мѣстахъ чукчамъ, которые проникли съ своими оленьими стадами въ ихъ мѣстообитанія. Точно такъ же и самоѣды были оттѣснены отъ Саянскихъ горъ къ берегамъ Ледовитаго океана. Юкагировъ можно указать,какъ примѣръ разсѣевшейся народности. Они кочевали въ прежнія времена у истоковъ Колымы, передвинулись, вслѣдствіе оспенной эпидеміи, къ устью этой рѣки и на острова, лежащія передъ нимъ, и крѣпко осѣли на притокахъ Омолонона и Болыномъ и Маломъ Ануѣ. Другая часть ихъ переселилась на западъ въ большую тундру и слилась съ тунгусами, за исключеніемъ группы человѣкъ около 1000, живущихъ и теперь въ Верхоянскомъ округѣ. Небольшой остатокъ ихъ сохранилъ свое мѣстообитаніе на верхней Колымѣ и Ясачной и названіе юкагировъ.
Когда Кастренъ однажды высказалъ, какъ законъ исторіи, что всѣ великія народныя переселенія направлялись съ юга на сѣверъ, онъ опирался на преимущественно пассивную исторію гиперборейскихъ и финскихъ народовъ. Это возвратное движеніе въ настоящую минуту пріостановилось. Установленіе упорядоченнаго управленія русскими послужило скорѣе къ тому, что болѣе слабые туземцы, вытѣсненные въ неблагопріятныя мѣстности, стали опять медленно подвигаться къ югу. Если ссылка когда нибудь Гилякъ. (По фотографіи, принадлежащей профессору В. Іесту, въ Берлинѣ.) Ср. текстъ, стр. 676.Гилякъ. (По фотографіи, принадлежащей профессору В. Іесту, въ Берлинѣ.) Ср. текстъ, стр. 676. прекратится, то трудолюбіе якутовъ разовьется съ еще большею свободою. Уже въ настоящее время русская поговорка говоритъ о нихъ: „посади якута на голую скалу, и на слѣдующій годъ ты найдешь тамъ зажиточный крестьянскій дворъ“. По нѣкоторымъ указаніямъ, племена сѣверной Азіи были оттѣснены до края моря и за предѣлы его, на острова. Тамъ, откуда они не возвращались, они погибли, за отсутствіемъ помощи, въ борьбѣ съ голодомъ, холодомъ и болѣзнями. Такъ же, какъ народы, и болѣе древніе культурные признаки оттѣснялись къ сѣверу. Относительно Европы установилась гипотеза о первичномъ населеніи ея изъ лопарей или, по крайней мѣрѣ, оленныхъ кочевниковъ. Тамъ, гдѣ въ сосѣдствѣ Байкальскаго озера господствуетъ русская сталь и желѣзо, въ каменномъ вѣкѣ, какъ указываютъ находки Витовскаго, было средоточіе многочисленнаго населенія и изготовленія орудій изъ кварца, ядеита и нефрита. Подобные же слѣды проходятъ черезъ всю Сибирь; крайиій сѣверовостокъ переживаетъ еще каменный вѣкъ. Агапитовъ открылъ въ степи Усть-Унгѣ мѣсто, покрытое на большомъ пространствѣ кусками каменныхъ орудій. Тамошніе топоры, впрочемъ, близко походятъ на тѣ, какіе въ настоящее время употребляются чукчами. Норденшёльдъ приводитъ цѣлый рядъ доказательствъ существованія остатковъ древнѣйшихъ поселеній сѣверной окраины Сибири, которыя были постепенно покинуты; такъ, напр., шатры и маленькія стоянки находились нѣкогда между Енисеемъ и Пезиной, у гавани Диксона и во многихъ другихъ мѣстахъ. И на сѣверномъ чукотскомъ берегу встрѣчаются остатки болѣе распространеннаго населенія. Процвѣтаніе земледѣлія въ Сибири до появленія европейцевъ утверждается многими, но никогда не было доказано. Возможности его нельзя отрицать такъ какъ слѣды обработки металловъ и торговли указываютъ здѣсь на царствовавшее нѣкогда оживленіе, и сказанія древнихъ о высокостоящихъ, богатыхъ металлами гиперборейцахъ не кажутся вполнѣ выдуманными. Бо́льшая часть сибирскихъ древностей, богатство которыхъ золотомъ и серебромъ привлекало во времена Мессершмидта сотни кладоискателей и было даже особымъ предметомъ торговли подъ именемъ могильнаго золота и серебра, отыскивается у сѣвернаго подножія Алтая и Саянскаго хребта до окрестностей Красноярска. Распространенныя въ западной Сибири, въ особенности въ Енисейской области и до самой Кяхты, рунообразныя надписи на скалахъ, извѣстныя уже Палласу, вмѣстѣ съ высѣченными въ скалахъ человѣческими лицами, охотничьими экспедиціями и т. п., указываютъ на древне-тюркское населеніе, стоявшее на болѣе высокой степени развитія.
Процессъ вытѣсненія составляетъ основу мѣстныхъ историческихъ сказаній. Одно изъ нихъ разсказываетъ слѣдующее: чудь бѣлоглазая была когда то большимъ народомъ до прихода русскихъ въ Сибирь. Березы они не знали, но когда появилось это дерево съ бѣлою корой, прорицатели предсказали своему народу, что придетъ бѣлый царь и истребитъ его. Тогда чудь рѣшилась похоронить другъ друга, и когда послѣдній выкопалъ себѣ могилу, онъ убилъ себя. Такъ погибла чудь.
Въ большинствѣ случаевъ сѣверно-азіатскіе гииерборейцы съумѣли лишь слишкомъ мало или слишкомъ поздно овладѣть и воспользоваться средствами европейской культуры. Русскіе съ XV ст. вошли въ сношенія съ самоѣдами. Обращеніе послѣднихъ въ христіанство оставалось внѣшнимъ; подъ его покровомъ шаманство съ прежней силой продолжало свою дѣятельность. Одни лопари, обращеніе которыхъ произошло въ началѣ XVII в., составляютъ исключеніе въ этомъ случаѣ. Многіе отзываются съ похвалою объ ихъ глубокой религіозности и твердости въ вѣрѣ. Но они изъ всѣхъ — самый настоящій пастушескій народъ. У другихъ благія стремленія христіанства разрушались водкой. Видимый прогрессъ, какъ, напр., постройка деревянныхъ домовъ, введеніе металловъ, европейскихъ тканей и т. п. являются регрессомъ въ экономіи туземцевъ, такъ же, какъ и торговля вовсе не служитъ здѣсь цивилизующимъ началомъ. Тамъ, гдѣ европейцы распространяли (для себя) промышленность, сношенія и вмѣстѣ съ тѣмъ благосостояніе и образованность, туземцы бѣднѣли и подъ конецъ покидали почву, которая стала для нихъ слишкомъ дорогою. Золотые пріиски Ядринцевъ сравниваетъ съ чумой и съ опустошеніями бури. Главнѣйшая промышленность Сибири есть винокуреніе: этого достаточно сказать. Пока остяки неограниченно хозяйничали въ обширныхъ первобытныхъ лѣсахъ Обской области, обиліе дичи, звѣрей и всевозможной рыбы доставляло достаточное пропитаніе для рѣдкаго населенія. Остякъ остался неизмѣннымъ съ того времени въ главныхъ чертахъ своего характера: дѣтскаго добродушія, неприхотливости и искренности, но всѣ первоначальныя жизненныя условія простого дикаго народа, вслѣдствіе опустошенія лѣсовъ, подверглись печальному измѣненію. Алчная эксплуатація русскихъ торговцевъ мѣхами и рыбой, съ одной стороны, и роковая страсть остяковъ къ водкѣ, съ другой, сдѣлали гибель народа неизбѣжной. Самоѣды и якуты выражаютъ понятія „бѣдный“ и „плохой“ однимъ и тѣмъ же словомъ: они и сами, по большей части, сдѣлались „плохими народами“, такъ какъ культура привела ихъ къ оскудѣнію. Съ большимъ здравымъ смысломъ тунгусы жаловались Миддендорфу на то, что торговцы приходили въ мѣста ихъ стоянокъ, вмѣсто того, чтобы производить торговлю на рынкахъ. Почти всегда лучшіе охотники, а также и многіе владѣльцы оленьихъ стадъ находятся въ долгахъ. При такихъ обстоятельствахъ нельзя считать безусловной похвалой, когда о какомъ нибудь племени говорятъ, что оно обрусѣло; въ хорошемъ смыслѣ его понять можно только тогда, когда разсказывали, напр., объ омокахъ, что они приняли христіанскую религію, русскую одежду и языкъ и все-таки сохранили хорошія свойства своего племени — свою прежнюю ловкость, умѣлость и честность.
Сѣверо-азіатскіе пастушескіе и охотничьи народы находятся въ состояніи вымиранія. Почти всѣ они утратили принадлежавшія имъ владѣнія, и у многихъ эта утрата выражается уменьшеніемъ численности. На Оленекѣ существуетъ легенда о привидѣніи, отъ котораго пошло вымираніе. Туземцы въ своемъ высокомѣріи вымазали оленя пометомъ; онъ преслѣдовалъ ихъ въ этомъ гнусномъ видѣ, вѣроятно, превратившись въ оспу. Тунгусы, численность которыхъ была опредѣлена Штральгеймомъ въ 70,000—80,000, уменьшились до 60—70,000; не только европейцы, но на сѣверо-востокѣ и чукчи заняли ихъ мѣстообитанія. Объ омокахъ и аринцахъ разсказываютъ, будто они совершенно истреблены. Число камчадаловъ въ 1744 году считалось равнымъ 20,000; въ 1823 ихъ насчитывали 2760, а въ 1850 г. — 1951. Сравненію этихъ исчисленій ставятъ справедливый упрекъ въ томъ, что они сопоставляютъ величины различнаго значенія; но и новѣйшія, болѣе точныя исчисленія даютъ тѣ же результаты. Смертность дѣтей уноситъ у самоѣдовъ почти ⅗ ихъ потомства, а смѣшанные браки русскихъ съ туземными женщинами въ сѣверной и средней Сибири, повидимому, рѣдко бываютъ плодовитыми.
Одежда сѣверныхъ азіатцевъ преобладаніемъ мѣха или кожи походитъ на одежду эскимосовъ, но гораздо разнообразнѣе. На востокѣ можно прослѣдить китайскія вліянія на тунгусахъ, и орочонахъ, напр., въ отношеніи обуви (см. фиг, 24 и 28 на табл. „Утварь и украшенія гиперборейцевъ“). Всего своеобразнѣе одежда тунгусовъ, заостряющаяся сзади въ видѣ фрака, съ мѣховой верхней одеждой, вышитой бусами, и богато расшитымъ нагрудникомъ. Подъ нею носятъ нѣчто вродѣ полукафтана непосредственно на тѣлѣ, а сверхъ всего верхнюю мѣховую одежду, которая у самоѣдовъ состоитъ изъ болѣе свѣтлыхъ, а у долгановъ и тунгусовъ изъ болѣе короткихъ и темныхъ оленьихъ шкуръ. Для покрытія головы употребляются шапки по большей части изъ лисьяго мѣха; но самоѣдки носятъ капюшоны, отороченные чернымъ собачьимъ мѣхомъ; оленій хвостъ на капюшонѣ позволяетъ издали отличать самоѣдовъ отъ ихъ юракскихъ сосѣдей. Береговые обитатели носятъ доходящіе до туловища мѣховые сапоги, примыкающіе къ шароварамъ, вродѣ купальныхъ панталонъ, между тѣмъ, какъ охотники вмѣсто сапоговъ надѣваютъ нѣчто вродѣ гамашей, облекающихъ бедра и соединяющихся съ обувью, которые къ одеждѣ, покрывающей туловище, прикрѣпляются кожаными ремешками. Самоѣдскія женщины носятъ на бедрахъ до полудюжины мѣдныхъ поперечныхъ обручей, прикрѣпленныхъ къ шароварамъ, а на грудной части ихъ нижней одежды бренчатъ всевозможные металлическіе подвѣски. Шейныя повязки изъ бѣличьихъ хвостовъ, въ видѣ боа, употребительны у тунгусовъ. У этого народа женщины носятъ юбки изъ голубой ткани съ красными выпушками, шапки въ видѣ чепчика, вышитыя серебряными нитями и высеребренные мѣдные пояса. Практическою особенностью неизбѣжныхъ мѣховыхъ рукавицъ служитъ разрѣзъ у основанія большого пальца, чтобы его можно было легче выставлять и крѣпче захватывать имъ.
Далѣе къ западу форма одежды становится все болѣе и болѣе европейскою. Западные самоѣды носятъ уже куртку съ рукавами, которые часто отвисаютъ, такъ какъ руки прижаты къ тѣлу, чтобы ихъ согрѣть, и шаровары изъ оленьей шкуры, отороченные собачьимъ мѣхомъ. Самоѣдки, вмѣсто куртки, носятъ кафтанъ, плотно прилегающій въ верхней части тѣла и расширяющійся книзу. Одежда лопарей и болѣе южныхъ чаще находящихся въ соприкосновеніи съ русскими сѣверно-азіатцевъ, всего болѣе уклонилась отъ гиперборейскаго типа. Уже Штеллеръ почти повсюду находилъ у камчадаловъ рубашки, вѣроятно, китайскаго или японскаго происхождеиія. Грубыя шерстяныя ткани все болѣе и болѣе вытѣсняютъ у лопарей мѣха — у горныхъ менѣе, чѣмъ у приморскихъ. Зимою мужчины и женщины носятъ одежды изъ оленьихъ шкуръ шерстью внутрь; прикрытіемъ головы у мужчинъ служитъ большая четыреугольная шапка, а у женщинъ шапка на деревянномъ остовѣ, своей формой походитъ отчасти на шлемъ. Лѣтомъ мужчины и женщины прикрыты длииной свободно висящей рубашкой, рукава которой достигаютъ до сустава кистей. Грубая матерія эта черноватаго или сѣраго цвѣта, и одежды часто имѣютъ видъ лохмотьевъ. Лѣтомъ узкіе шаровары изъ оленьей кожи и соединенная съ ними обувь изъ болѣе толстой кожи съ загнутыми носками и та же шерстяная рубашка составляютъ костюмъ горныхъ лопарей; во время передвиженій, они прибавляютъ къ нему поясъ съ ножемъ, который у счастливыхъ охотниковъ украшенъ медвѣжьими зубами, и надѣваютъ на спину кожаный мѣшокъ для провіанта. Тамъ, гдѣ европейское вліяніе чувствуется еще сильнѣе, какъ, напр., у зажиточныхъ лопарей Лулео, одежда еще ближе подходитъ къ настоящему норвежскому крестьянскому костюму: женщины носятъ здѣсь шерстяную нижнюю юбку и сверхъ нее шерстяное, доходящее до лодыжекъ платье съ красными и желтыми поперечными полосами на нижнемъ краѣ, съ поясомъ, украшеннымъ серебромъ съ ножемъ и ножницами, и голубые чулки.
Татуировка лица, производимая довольно своеобразно иголкой и ниткой, встрѣчается у тунгусовъ (см. рис., стр. 681), якутовъ и остяковъ, но быстро близится къ исчезновенію. Гораздо чаще татуируются руки.
Орудія и оружіе гиперборейцевъ Стараго свѣта (см. табл. „Утварь и украшенія гиперборейцевъ“) въ общемъ не превосходитъ массою тѣхъ же предметовъ Новаго свѣта, какъ это можно бы было предположить въ виду бо́льшаго соприкосновенія сѣверныхъ-азіатцевъ съ культурой. Но мы должны указать на нѣкоторыя исключенія, какъ, напр., лыжи (скидоръ) лоиарей, перчатки для лука у гиляковъ и т. п. Оружіе, украшенное серебряными или другими насѣчками встрѣчаются особенно часто у тунгусовъ и якутовъ, имѣющихъ сношенія съ восточными азіатцами; Норденшёльдъ находилъ такое оружіе даже на берегу Ледовитаго океана въ странѣ чукчей, а до него Бичи — у эскимосовъ мыса Іоркъ. Изъ юго-востока исходитъ и пластинчатый панцырь, употребляемый береговыми чукчами и сходный съ тѣмъ, какой можно видѣть у алеутовъ и близъ залива принца Уильяма (см. рдс., стр. 559). Части его соединены между собой на японскій манеръ, а форма напоминаетъ полинезійское вооруженіе этого рода. Лукъ высотою до 2 метровъ принадлежитъ
[Къ таблицѣ: Утварь и украшенія гиперборейцевъ.].
Украшеніе для косы долганск. якутовъ. 2. Мѣховая шапка якутовъ. 3. Мѣховая шапка обскихъ самоѣдовъ. 4. Шапка хетскихъ якутовъ. 5. Прикрытіе для подбородка долганскихъ якутовъ. 6. Нагрудникъ нигидальскихъ тунгузовъ. 7. Нагрудникъ таймырскихъ тунгузовъ. 8. Рукавицы нигидальскихъ тунгузовъ. 9. Ножны нигидальскихъ тунгузовъ. 10. Мечъ нигидальскихъ тунгузовъ. 11. Ножъ якутовъ. 12. Ножны якутовъ. 13. Табачный кисетъ южныхъ тунгузовъ. 14. Кожаная сумочка нигидальныхъ тунгузовъ. 15. Рабочая сумка нигидальныхъ тунгузовъ. 16. Шуба асьянскихъ самоѣдовъ. 17. Обыденная одежда тунгузовъ. 18. Коробка изъ бересты обск. самоѣдовъ. 19. Пестъ якутовъ. 20. Деревянная ступка якутовъ. 21. Дорожн. мѣшокъ изъ кожи мантуса (?) 22. Короткіе шаровары тунгузовъ. 23. Женскіе шаровары самоѣдовъ. 24. Женскіе башмаки орочоновъ. 25. Сапоги таймырскихъ самоѣдовъ. 26. Идолъ въ видѣ оленя. 27. Сосудъ для ворвани (лапа лебедя) асьянскихъ самоѣдовъ. 28. Мужскіе башмаки тунгузовъ. 29. Стопа для кумыса якутовъ. 30. Корзина для чайной посуды тунгузовъ. 31. Корзинка изъ бересты тунгузовъ. 32. Деревянные домашніе идолы. № 1, 2, 4—12, 14—17, 19, 20, 22, 26—30, 32 по „Путешествію по Сибири“ Миддендорфа, — № 3, 13, 18, 21, 23—25, изъ Музея народовѣдѣнія, въ Берлинѣ. Предметы, заимствованные изъ описанія Миддендорфа, раскрашены по образцамъ музея.Украшеніе для косы долганск. якутовъ. 2. Мѣховая шапка якутовъ. 3. Мѣховая шапка обскихъ самоѣдовъ. 4. Шапка хетскихъ якутовъ. 5. Прикрытіе для подбородка долганскихъ якутовъ. 6. Нагрудникъ нигидальскихъ тунгузовъ. 7. Нагрудникъ таймырскихъ тунгузовъ. 8. Рукавицы нигидальскихъ тунгузовъ. 9. Ножны нигидальскихъ тунгузовъ. 10. Мечъ нигидальскихъ тунгузовъ. 11. Ножъ якутовъ. 12. Ножны якутовъ. 13. Табачный кисетъ южныхъ тунгузовъ. 14. Кожаная сумочка нигидальныхъ тунгузовъ. 15. Рабочая сумка нигидальныхъ тунгузовъ. 16. Шуба асьянскихъ самоѣдовъ. 17. Обыденная одежда тунгузовъ. 18. Коробка изъ бересты обск. самоѣдовъ. 19. Пестъ якутовъ. 20. Деревянная ступка якутовъ. 21. Дорожн. мѣшокъ изъ кожи мантуса (?) 22. Короткіе шаровары тунгузовъ. 23. Женскіе шаровары самоѣдовъ. 24. Женскіе башмаки орочоновъ. 25. Сапоги таймырскихъ самоѣдовъ. 26. Идолъ въ видѣ оленя. 27. Сосудъ для ворвани (лапа лебедя) асьянскихъ самоѣдовъ. 28. Мужскіе башмаки тунгузовъ. 29. Стопа для кумыса якутовъ. 30. Корзина для чайной посуды тунгузовъ. 31. Корзинка изъ бересты тунгузовъ. 32. Деревянные домашніе идолы.
№ 1, 2, 4—12, 14—17, 19, 20, 22, 26—30, 32 по „Путешествію по Сибири“ Миддендорфа, — № 3, 13, 18, 21, 23—25, изъ Музея народовѣдѣнія, въ Берлинѣ.
Предметы, заимствованные изъ описанія Миддендорфа, раскрашены по образцамъ музея. УТВАРЬ И УКРАШЕНІЯ ГИПЕРБОРЕЙЦЕВЪ.УТВАРЬ И УКРАШЕНІЯ ГИПЕРБОРЕЙЦЕВЪ. несомнѣнно къ азіатской формѣ и дѣлается обыкновенно изъ березоваго дерева или изъ двухъ древесныхъ породъ, березы и сосны, скрѣпляемыхъ рыбьимъ клеемъ. Лоиари имѣютъ обыкновеніе обматывать его березовымъ лыкомъ, а остяки — покрывать желтымъ лакомъ. Нѣкоторые луки неуклюжи и толсты; мы нигдѣ не встрѣчаемъ такой изящной работы, какъ въ эскимосскомъ лукѣ, составленномъ изъ костей. Для стрѣльбы пушныхъ звѣрей, шкура которыхъ не должна быть пробита, существуютъ тупыя стрѣлы. Весьма важиымъ оружіемъ считается медвѣжье копье, распространенное отъ Лапландіи до Чукотской земли, съ крѣпкимъ клинкомъ и толстымъ древкомъ; тунгусъ, никогда не покидаетъ его, пользуясь имъ вмѣсто трости и т. п.
Желѣзо болѣе распространено у азіатскихъ и европейскихъ арктиковъ, и сокровищница ихъ утвари и оружія въ большей мѣрѣ Тунгусъ изъ Карейки и тунгуска изъ Чапогира. (По Миддендорфу.)Тунгусъ изъ Карейки и тунгуска изъ Чапогира. (По Миддендорфу.) испытываетъ его вліяніе, чѣмъ мы видимъ это на американской сторонѣ. Уже Штеллеръ находилъ у камчадаловъ желѣзныя иглы, по всѣмъ вѣроятіямъ, китайскаго или японскаго происхожденія. Болѣе зажиточные народы, каковы авамскіе самоѣды, выковываютъ изъ желѣза наконечники копій и имѣютъ даже желѣзные капканы для волковъ и желѣзныя цѣпи для привязыванія оленей; ихъ женщины обвѣшиваютъ себя желѣзомъ и мѣдью, чтобы звяканье и бренчанье этихъ вещей давало понятіе объ ихъ благосостояніи. Впрочемъ, у тунгусовъ, наряду съ желѣзными, мы встрѣчаемъ еще и костяные наконечники стрѣлъ, хотя они и умѣютъ ковать желѣзо. Когда русскіе покорили Сибирь, они нашли искусство обработки желѣза только у якутовъ, отъ которыхъ оно перешло и къ тунгусамъ. Мы имѣемъ, однако, свидѣтельства, что тунгусы на Охотѣ встрѣчались русскимъ съ желѣзнымъ орулйемъ. Умѣли ли они его ковать, или только понимали его значеніе, носили его и въ случаѣ нужды ковали холоднымъ способомъ, какъ это дѣлали вначалѣ чукчи, камчадалы и др., занесено ли оно было къ нимъ терпѣвшими кораблекрушенія японцами, или его доставляла имъ правильная торговля съ востокомъ и югомъ — все это еще открытые вопросы. Находки металловъ въ могилахъ Чукотской земли указываютъ на восточно-азіатское происхожденіе. Серебро получило право гражданства у лопарей. Дю-Шалью у оленныхъ лопарей былъ поданъ кофе въ серебряной чашкѣ, которая, вмѣстѣ съ ложечкой изящной формы, была наслѣдственнымъ достояніемъ семьи въ теченіе 100 лѣтъ.
Распространенное примѣненіе мѣховъ и кожъ придаетъ особенную важность обработкѣ шкуръ. Для этой цѣли служатъ весьма остро умныя орудія. Главную роль играетъ тщательная механическая обработка шкуръ посредствомъ скобленія и тренія. Тамъ, гдѣ нѣтъ желѣзныхъ скребковъ, къ дугообразной деревяшкѣ прикрѣпляется рыбьимъ клеемъ осколокъ камня съ острыми краями; такимъ образомъ, получается весьма дѣйствительное орудіе для размягченія кожи (см. рис., стр. 684, фиг. 3). Яичный желтокъ, мозгъ, жеванная оленья печень, — все это, смѣшанное съ значительнымъ количествомъ слюны, способствуетъ дальнѣйшему размягченію. Процессъ броженія ускоряется тѣмъ, что натертыя жиромъ и пропитанныя слюной шкуры свертываются и употребляются въ качествѣ головныхъ подушекъ, отчего онѣ сильно нагрѣваются. Рядомъ съ кожами большое примѣненіе находитъ и древесная кора, обработка которой особенно замѣчательна у тунгусовъ. Она употребляется всего болѣе для покрытія шалашей, но изъ березовой коры дѣлаются также сумки и бураки съ вытисненными на нихъ цвѣтными украшеніями. Кромѣ того, остяцкія женщины изготовляютъ высокоцѣнимое въ Россіи крапивное полотно, ткань изъ волоконъ крапивы, достигающей на Оби высоты человѣческаго роста. Вмѣсто нитокъ употребляются оленьи сухожилія. Сшиваніе и связываніе составляютъ главные способы скрѣпленія, хотя для той же цѣли употребляется и рыбій клей. Буравъ бываетъ принадлежностью каждыхъ мужскихъ саней.
Домашняя утварь можетъ быть у нихъ только скудною. У настоящихъ номадовъ, каковы орочоны, ни въ большихъ, ни въ малыхъ шалашахъ нельзя увидать никакой посуды: все уложено въ строгомъ порядкѣ въ саняхъ, какъ будто для немедленнаго отъѣзда. Переносные сосуды естественно составляютъ бо̀льшую часть нужной домашней утвари. Въ каждой юртѣ можно найти нѣсколько сумокъ и мѣшковъ цилиндрической формы, сшитыхъ изъ шкуръ, гдѣ хранятся различныя мелочи, относящіяся къ хозяйству. Сосуды дѣлаются изъ дерева, древесной коры или кожи. У Миддендорфа есть изображеніе лебединой ноги, которая употреблялась у самоѣдовъ вмѣсто сосуда для ворвани (см. табл. „Утварь и украшенія гиперборейцевъ“, фиг. 27). Далѣе свѣжіе оленьи желудки наполняются кровью, и рубленое мясо, вродѣ колбасы, сберегается въ кожѣ гуся или теленка оленя. Кожа лосося-кунджи, почти лишенная чешуи, служитъ для той же цѣли.
Мы уже говорили выше (стр. 669) объ охотѣ и рыбной ловлѣ этихъ народовъ и отмѣтили, что ихъ рыболовныя снасти значительно уступаютъ эскимосскимъ. Ихъ сѣти, которыя въ большихъ сѣверно-азіатскихъ рѣкахъ были бы особенно необходимы, не соотвѣтствуютъ своей цѣли.
Мы упоминаемъ только мимоходомъ о незначительномъ разведеніи рогатаго скота и лошадей у якутовъ и нѣкоторыхъ мелкихъ тунгусскихъ племенъ, которое можетъ поддерживаться съ значительнымъ трудомъ даже на средней Ленѣ, куда, согласно преданію, эти народы доставили свои стада съ истоковъ Лены на судахъ. Кромѣ собаки, только сѣверный олень можетъ быть названъ полезнымъ животнымъ гиперборейцевъ Стараго свѣта. Но его едва ли можно назвать домашнимъ животнымъ при той бродячей жизни, поддержанію которой онъ такъ способствуетъ, и при томъ условіи, что стада этихъ оленей ведутъ существованіе, мало отличающееся отъ дикой жизни. Будучи по природѣ однимъ изъ животныхъ семейства жвачныхъ, какія всего легче поддаются прирученію, сѣверный олень въ одно и то же время, по своему строенію, способностямъ и инстинкту, является однимъ изъ самыхъ полезныхъ человѣку животныхъ, и то обстоятельство, что онъ водится на крайнемъ сѣверѣ, представляетъ свѣтлую точку въ естественныхъ условіяхъ этихъ странъ. Уходъ за нимъ стоитъ немного труда. Его оставляютъ пастись на свободѣ, и доятъ самокъ дважды въ день. При этомъ лопари осторожно приближаются къ отдѣльно пасущимся животнымъ, накидываютъ имъ путы на голову и затягиваютъ ихъ вокругъ морды, чтобы они не могли убѣжать. Самка оленя даетъ небольше чашки молока, но оно очень густо, и передъ питьемъ его разбавляютъ водой. Оно мало употребляется для изготовлеиія масла, но лопари умѣютъ дѣлать изъ него сыръ. Сѣверные олени вполнѣ пригодны для запряжки въ сани (см. табл. „Стоянка самоѣдовъ“), а также и для верховой ѣзды, для чего ими пользуются тунгусы и якуты. Перевозка на вьючномъ сѣдлѣ шалашей, уложенныхъ въ деревянные ящики, составляетъ главную задачу сѣверныхъ оленей. Въ богатой лѣсами Сибири тунгусы берутъ съ собою въ путь только покрышки шалашей (изъ березовой коры и изъ шкуръ). Тамъ всегда можно найти жерди, оставленныя на мѣстѣ отдыха кѣмъ либо, побывавшимъ здѣсь раньше, или вырубить ихъ въ лѣсу, находящемся обыкновенно невдалекѣ.
Оленеводство во многихъ мѣстахъ пришло въ упадокъ. Остяки только въ незначительной степени занимаются имъ теперь и поэтому стали гораздо подвижнѣе, чѣмъ были прежде. У орочоновъ, которые могутъ служить типомъ кочевниковъ, живущихъ по преимуществу оленеводствомъ, количество этихъ животныхъ все-таки невелико; у нихъ самый богатый имѣетъ 700 или 500 оленей и при этомъ еще до 10 лошадей; зажиточные владѣютъ 40—100 оленями, а самые бѣдные не менѣе, какъ 7—10 оленями. Однако, для орочоновъ сѣверные олени имѣютъ такое же важное значеніе, какъ и для лопарей; они доставляютъ имъ пищу и одежду и служатъ для перевозки различной утвари при передвиженіяхъ съ мѣста на мѣсто. У ламутовъ уже нѣтъ достаточнаго количества оленей, чтобы запрягать ихъ въ нарты (сани), какъ это дѣлаютъ другіе инородцы; поэтому здѣсь отдается предпочтеніе верховой ѣздѣ на оленяхъ. Колымскій округъ снабжаютъ оленями чукчи, которые иногда приходятъ на тундры, лежащія на Колымѣ, со стадами въ 10,000 головъ, съ тѣхъ поръ, какъ ихъ старинныя пастбища у Чаунской бухты не представляютъ прежняго обилія оленьяго мха. Вообще сѣверные олени сѣверо-восточной Сибири значительно мельче и слабѣе, чѣмъ западной Сибири и Скандинавіи, и для верховой ѣзды по ту сторону Оленека они почти непригодны. Зима есть время сообщеній, когда сани, запряженныя оленями, на самой болотистой тундрѣ летятъ стрѣлою по твердому снѣговому и ледяному покрову. Даже на Кольскомъ полуостровѣ сообщеніе по сушѣ на большія разстоянія возможно только зимою.
Сѣверный климатъ требуетъ обильнаго питанія: еврошзйцы въ сѣверной Сибири иногда ѣдятъ втрое болѣе обыкновеннаго. Охота, рыбная ловля и оленеводство составляютъ основу питанія; богатые оленные чукчи ѣдятъ преимущественно лишь мясо своихъ стадъ. Кромѣ свѣжаго мяса, они пользуются запасами соленаго, вяленаго и копченаго мяса. Въ каждой юртѣ и хижинѣ виситъ котелъ, въ которомъ варится мясо и откуда извлекается общій обѣдъ. Мерзлую рыбу ѣдятъ сырою; въ томъ же видѣ надо ѣсть и голову только что убитаго оленя; его печень, уши и спинной жиръ считаются лакомствомъ только тогда, когда ихъ ѣдятъ сырыми. Любимымъ напиткомъ иризнается жиръ и горячее масло, которые употребляются иногда въ количествѣ нѣсколькихъ фунтовъ.
Табакъ курятъ изъ маленькой трубки изъ желѣза или моржовой кости съ деревяннымъ остріемъ, сдѣланной по китайскому или японскому образцу (см. рис. стр. 684, фиг. 1 и 2). Нѣсколько затяжекъ уничтожаютъ содержимое его, но затягиваются такъ глубоко, что это производитъ головокруженіе. Чтобы усилить дѣйствіе табаку, онъ кладется на подстилку изъ оленьей шерсти, и эта шерсть и деревянныя опилки, въ особенности, если они соскоблены со старой трубки, образуютъ пріятную замѣну табаку. Гораздо позднѣе послѣдняго чай, въ видѣ кирпичнаго чая, проложилъ себѣ путь къ сѣвернымъ азіатцамъ между Ураломъ и Тихимъ океаномъ; этимъ чаемъ пользуются всѣ болѣе или менѣе, за исключеніемъ береговыхъ чукчей. Въ качествѣ суррогата служатъ листья кислицы и венерина башмачка (Cypripedium), а также молочая и кровохлебки, и грибы, растущіе на березахъ. Про водку, которую Кастренъ называетъ „сибирскимъ талисманомъ“ и которую вѣрнѣе было бы назвать народнымъ ядомъ Сибири, мы уже говорили выше. Изъ всѣхъ производствъ въ Сибири статистика первое мѣсто отводитъ винокуренію.
Чѣмъ далѣе отстоитъ отъ культурныхъ центровъ жизнь этихъ народовъ, тѣмъ важнѣе для нихъ торговля, которая производится въ опредѣленные сроки и на опредѣленныхъ мѣстахъ въ твердо установленныхъ формахъ. Рынки вообще представляютъ наилучшій случай уединеннымъ сѣвернымъ народамъ соприкасаться съ культурой и, кромѣ того, правительство Орудія самоѣдовъ, тунгусовъ и якутовъ: 1, 2) трубки, 3, 4, 5, 6) скребки для кожи, 7) сверло, 8) скребокъ для спины, 9) рыбная ложка, 10) календарь. (По Миддендорфу.)Орудія самоѣдовъ, тунгусовъ и якутовъ: 1, 2) трубки, 3, 4, 5, 6) скребки для кожи, 7) сверло, 8) скребокъ для спины, 9) рыбная ложка, 10) календарь. (По Миддендорфу.) по преимуществу пользуется рынками для собиранія ясака. Чукчамъ, отправляющимся въ Нижнеколымскъ на ярмарки, не позволяютъ торговать прежде, чѣмъ они уплатятъ ясакъ или причитающіяся съ нихъ повинности. Тунгусское племя орочоновъ собирается со своими юртами и стадами однажды въ годъ на Нерчѣ нѣсколько выше поселенія Кикеръ. Племенные старшины собираютъ здѣсь ясакъ, въ количествѣ 3 р. съ каждаго мужчины, деньгами или шкурами, чтобы передать это ближайшему правительственному чиновнику. Затѣмъ орочоны опять разсѣиваются и впослѣдствіи собираются то тамъ, то здѣсь для мѣновой торговли съ русскими. Такія мѣста часто становятся зачатками постоянныхъ поселеній; купецъ, правильно возвращающійся сюда, строитъ себѣ хижины для складовъ и жилья и оставляетъ тамъ какую-нибудь тунгуску, а покупатели съ своей стороны заботятся о возможно удобной стоянкѣ. Пріемъ этого торга почти всюду одинъ и тотъ же. Русскій, отправляющійся на базаръ, беретъ съ собой нѣсколько ведеръ водки, затѣмъ пороху, свинцу, муки или несмолотаго зерна, кириичнаго чаю, сахару, китайскихъ бумажныхъ тканей, табаку, мѣдныхъ колецъ, металлическихъ чайниковъ, иголокъ, различныхъ пестрыхъ бусъ и пр. Какъ только онъ прибудетъ на мѣсто, его посѣщаютъ купцы, пріѣхавшіе раньше его, и, конечно, находятъ у него щедрое угощеніе водкой. Кочевники — большіе почитатели ея, и русскіе пользуются этимъ обстоятельствомъ, чтобы обсчитывать своихъ друзей. Покупатель, отвѣдавъ водки, приглашаетъ русскихъ друзей въ свою юрту и также угощаетъ ихъ водкой, предварительно купленной у нихъ. Это пріятное препровожденіе времени продолжается 2—3 дня и оканчивается только тогда, когда вся водка уже выпита. Лишь въ то время начинается мѣновая торговля. Число купцовъ несоразмѣрно велико и можетъ поддерживаться только тѣмъ, что у кочевниковъ отбирается почти все, и рынки служатъ вмѣстѣ съ тѣмъ мѣстами большихъ народныхъ сборищъ. Для тунгусовъ послѣдняя треть года является постояннымъ блужданіемъ съ рынка на рынокъ; кромѣ того, у нихъ бываютъ базары каждые три мѣсяца. Обычай постепенно связалъ съ каждымъ поселеніемъ опредѣленныя племена самоѣдовъ, тунгусовъ и проч., съ которыми, главнымъ образомъ, ведется торговля. Главные предметы ея со стороны номадовъ — шкуры, мускусные мѣшки, молодые оленьи рога, мѣховые сапоги, украшенные древесною корою и т. п. Остяки, кромѣ того, отправляютъ въ Россію крапивную ткань, приготовляемую ихъ женами. Туземецъ по преимуществу выбираетъ предметы роскоши и удовольствія, часто оставляя въ сторонѣ предметы первой необходимости, каковы: желѣзо, мука, лѣкарства и проч. Къ этой крупной внѣшней торговлѣ отчасти присоединяется довольно значительная внутренняя торговля. Владѣльцы оленей продаютъ своихъ животныхъ сосѣдямъ, и якутскіе торговцы пригоняютъ тунгусамъ на сѣверномъ склонѣ Станового хребта оленей съ Альдана и Вилюя. Тунгусы пріобрѣтаютъ отъ якутовъ рыболовныя сѣти и охотничьи снаряды. Береговые юраки Нижняго Енисея, занимающіеся рыбной ловлей, покупаютъ у самоѣдовъ челноки и даже луки и стрѣлы, а расточительные тунгусы пріобрѣтаютъ у якутовъ и лошадей для убоя, считая ихъ самымъ лакомымъ блюдомъ.
У гиперборейцевъ Стараго Свѣта, благодаря европейскому вліянію, рядомъ съ шалашомъ вошла въ употребленіе и деревянная хижина. Жилища (гаммы) морскихъ лопарей, правда, часто бываютъ простыми землянками, построенными изъ кусковъ дерна съ помощью двухъ деревянныхъ подпорокъ, или сложенными въ видѣ палатки кусками дерева, покрытыми дерномъ, безъ оконъ, и представляющими лишь самое необходимое пространство. Но у богатыхъ морскихъ лопарей можно видѣть болѣе прочныя поселенія съ бревенчатыми домами по норвежскому образцу. Эти послѣдніе образуютъ вообще, при помощи земледѣлія, скотоводства и овцеводства, переходъ къ постройкамъ норвежскихъ крестьянъ. Скандинавскіе статистики обитаніе въ этихъ „гаммахъ“ или домахъ справедливо считаютъ мѣриломъ цивилизаціи. Эти постройки сопровождаются маленькими хижинами на сваяхъ, ньяллами, служащими для храненія запасовъ. Хижины, построенныя на сваяхъ для той же цѣли, можно найти и у камчадаловъ (см. рис., стр. 686). Подобно тому, и въ сѣверной Азіи введены русскими деревянныя постройки, напоминающія во многихъ отношеніяхъ славянскій архитектурный стиль. Дома въ Камчаткѣ, построенные изъ бревенъ (избы) зажиточныхъ людей, описанныя уже Кукомъ, состоятъ изъ горизонтально положенныхъ другъ на друга бревенъ, концы которыхъ входятъ одинъ въ другой и щели которыхъ законопачены мхомъ. Кровля — покатая, какъ обыкновенно у крестьянскихъ домовъ въ Германіи, и покрыта грубой травой или ситникомъ. Внутри домъ дѣлится на три комнаты. Первая на одномъ концѣ въ то-же время служитъ сѣнями и идетъ по всей ширинѣ и высотѣ дома. Здѣсь хранятся сани и другая утварь. Затѣмъ идетъ средняя, лучшая комната, снабженная широкими лавками и дверью, ведущею въ кухню, гдѣ печка занимаетъ половину пространства; выходя за перегородку, эта послѣдняя нагрѣваетъ и среднюю комнату. Надъ кухней и средней комнатой часто находится чердачное помѣщеніе, куда поднимаются по лѣстницѣ изъ сѣней. Подобныя же, хотя и гораздо меньшей величины деревянныя хижины юкагиры занимаютъ зимою, а долганы и тунгусы-охотники даже въ теченіе всего года. Первоначальныя жилища состояли и здѣсь изъ землянокъ съ бревенчатымъ и плетеннымъ остовомъ и изъ шалашей, одинаково называемыхъ чукчами, якутами и ламутами словомъ „урусъ“.
Дома чукчей походятъ на дома западныхъ сѣверныхъ азіатцевъ, такъ какъ ихъ основою является палатка изъ шкуръ, окруженная болѣе плотной деревянной обшивкой. Если же шалашъ самъ по себѣ служитъ жилищемъ (см. рис., стр. 588), то землянка опять становится зимнимъ жильемъ или амбаромъ. Въ хижинахъ на Колючинской бухтѣ, въ которой зимовалъ экипажъ „Роджерса“, въ круглой наружной хижинѣ противъ двери ставится четыреугольный помостъ, около 2-хъ метровъ высоты и 3—4 метровъ ширины, длина котораго соотвѣтствуетъ величинѣ хижиыы. На полъ кладется слой сухой травы, а сверху моржовая кожа, и весь помостъ покрывается оленьими шкурами, такъ, что, кромѣ входа, нѣтъ никакого отверстія для воздуха. Входъ также завѣшивается шкурами, точно занавѣсами. Это внутреннее пространство служитъ для жилья и для спанья. Внѣшняя оболочка этой хижины состоитъ изъ камня, дерна, китовыхъ реберъ и наноснаго лѣса. До высоты 1—1½ мет. отъ пола, стѣны выведены почти Лѣтнія и зимнія хижины камчадаловъ. (По Куку.) См. текстъ, стр. 685 и 687Лѣтнія и зимнія хижины камчадаловъ. (По Куку.) См. текстъ, стр. 685 и 687 вертикально, но отсюда начинается конусообразная крыша, верхушка которой заканчивается на первой трети протяженія отъ входа. Внутреннее пространство распадается на жилое мѣсто и на спальню, стѣны которой плотно увѣшаны оленьими шкурами. Главною опорою постройки служитъ крѣпкая жердь или китовое ребро, доходящее до верхушки крыши; 5—6 болѣе тонкихъ жердей, приставленныхъ наискось къ крышѣ, служатъ для болѣе прочной опоры. Китовыя кости меньшаго размѣра и деревянные брусья скрѣпляютъ крышу, покрытую моржевыми шкурами, которыя, кромѣ того, сдерживаются камнями, положенными въ видѣ груза, или кожаными ремнями. Входъ лежитъ съ юго-востока. Въ тундрѣ шалашъ изъ шкуръ часто называется чумомъ, что значитъ очагъ. Это — единственное жилище у болѣе бѣдныхъ народовъ, каковы, напр., орочоны. Зимою ихъ коническіе шалаши покрываются сшитыми вмѣстѣ шкурами, а лѣтомъ березовою корою. Тоже самое мы видимъ у сѣверныхъ якутовъ. Зажиточные люди пользуются шкурами благородныхъ оленей или молодыхъ сѣверныхъ оленей и украшаютъ ихъ корою осины. Войлочные шатры также далеко заходятъ на сѣверъ. Шалаши ламутовъ отличаются опрятностью и лѣтомъ покрыты овчинами. Юкагиры, живущіе въ лѣтнее время на рыбныхъ мѣстахъ въ такихъ же шалашахъ, никогда не разводятъ въ нихъ огня, а варятъ кушанья на открытомъ воздухѣ; долганы, наоборотъ, затыкаютъ дымовой ходъ оленьей шкурой, прикрѣпленной къ длинной жерди, въ то время, когда весь дымъ не успѣлъ еще выйти. На ихъ празднествахъ и торжественныхъ угощеніяхъ величайшій почетъ, который можетъ быть оказанъ гостю, состоитъ въ томъ, что хижину стараются натопить какъ можно жарче. Якуты, занимающіеся скотоводствомъ, живутъ въ одной хижинѣ вмѣстѣ съ животными, вслѣдствіе чего она становится крайне неопрятною. Въ шалашѣ лопарей, шкуры, какими онъ нѣкогда покрывался, давно уже замѣнены грубой шерстяной матеріей, которая, благодаря своему рѣдкому тканью, до нѣкоторой степени даетъ доступъ свѣжему воздуху. Она необычайно прочна, можетъ держаться лѣтъ 20 и дольше и, только по истеченіи этого времени, все больше и больше покрывается заплатами. Ткань, кусками связанными попарно тесемками, натягивается на подставки изъ крѣпко сплоченныхъ жердей, а дверь дѣлается изъ куска парусины. Площадь основанія шалаша часто занимаетъ не болѣе 7 кв. метр., и живущіе тамъ тѣснятся вмѣстѣ съ собаками, которыя лежатъ на полу, покрытомъ оленьими шкурами. Посрединѣ горитъ подъ желѣзнымъ котломъ, висящимъ на цѣпи, костеръ изъ можжевельника.
Земляныя хижины часто встрѣчаются въ Камчаткѣ, а въ остальной сѣверной Азіи въ тундрѣ всегда служатъ зимними жилищами. Онѣ выкопаны на 1—2 метра въ глубину и покрыты дерномъ. Въ серединѣ земляного бугорка остается открытымъ отверстіе, которое является въ одно и то же время дымовой трубой, окномъ и дверью (см. рис., стр. 686). Толстый брусъ съ нарѣзками служитъ вмѣсто лѣстницы для входа и выхода. Сбоку уже у самой земли продѣлана другая дверь для женщинъ. Входъ, въ особенности въ хижинахъ тундръ, часто бываетъ извилистымъ для предохраненія отъ снѣжныхъ заносовъ. Въ этой хижинѣ живетъ камчадалъ и кочевникъ тундры отъ начала октября до половины мая. Обыкновенно въ ней помѣщается одна семья и ближайшіе ея родственники. Какъ говорятъ, только у самоѣдовъ-язычниковъ живетъ по двѣ семьи въ одной хижинѣ.
На долю женщины выпадаетъ работа по дому, а мужчины — охота, рыбная ловля и плаваніе на лодкахъ. Кочевники обременяютъ тяжелой, часто повторящейся работой постановки хижины или шатра своихъ женъ: „Безъ женской клади ни одинъ самоѣдъ не трогается въ даль; онъ увѣренъ, что къ ночи онъ найдетъ уже пристанище“. Поиски раковинъ, травъ и ягодъ, выдѣлка кожъ и изготовленіе одеждъ также лежитъ на обязанности женщинъ. Полигамія въ этой стѣсненной и обремененной жизни встрѣчается рѣдко; у многихъ илеменъ число женщинъ уже само по себѣ меньше, чѣмъ число мужчинъ. Слѣды экзогаміи можно прослѣдить отъ самоѣдовъ до финновъ. Бракъ между братьями и сестрами и даже между посторонними лицами, усыновленными и выросшими въ одной и той же семьѣ, считается неприличнымъ. Многія указанія говорятъ намъ, что браки происходили путемъ обмѣна. Миддендорфъ разсказываетъ о случаѣ, когда сынъ самоѣдскаго начальника женился на одной „аристократкѣ“, причемъ отцу ея была предоставлена для услугъ и въ качествѣ будущей жены дочь этого начальника, которая должна была достаться отцу невѣсты. У пастушескихъ народовъ вмѣстѣ съ приданымъ возрастаетъ и цѣнность невѣсты. У оленныхъ чукчей женихъ въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ долженъ пасти стада своего будущаго тестя, прежде, чѣмъ ему достанется невѣста. Одинъ зажиточный самоѣдъ заплатилъ 40 оленей, 2 волковъ, 16 полярныхъ лисицъ, нѣсколько шкуръ для чума, котелъ и проч. за свою нареченную невѣсту, и получилъ отъ нея домашнюю утварь, одежду, продовольствіе (20 полныхъ саней) вмѣстѣ съ санями и оленемъ на каждыя сани. При увеличивающихся сообщеніяхъ происходитъ все болѣе и болѣе браковъ между различными племенами. Миддендорфъ называетъ 1842 годъ историческимъ потому, что тогда произошло нѣчто неслыханное: чукотскій начальникъ женился на дочери юкагира.
Старѣйшинѣ эскимосской семьи, который живетъ на сѣверномъ концѣ большого дома, въ чукотской деревнѣ соотвѣтствуетъ начальникъ, котораго торговыя суда стараются расположить къ себѣ подарками; еще выше стоитъ облеченный русскимъ правительствомъ полномочіями и судебной властью начальникъ, „эрема“ оленныхъ чукчей, получающій подарки и окруженный знаками достоинства (шкурою бѣлаго оленя и т. п.). Нынѣшнія условія разложенія, вызванныя торговлею и сношеніями, водкою и табакомъ, не даютъ намъ яснаго понятія о состояніи этого народа: многое заставляетъ предположить, что власть занимала здѣсь нѣкогда высшее положеніе и вмѣстѣ съ тѣмъ преобладалъ болѣе воинственный духъ.
Многимъ начальникамъ торговля доставила болѣе реальную поддержку ихъ власти, чѣмъ та, какая была у нихъ во времена болѣе равномѣрнаго распредѣленія имущества. Имущественное превосходство тѣмъ болѣе доставляетъ власти, чѣмъ экономическая связь общей добычи сильнѣе сплочиваетъ племя. Они ловятъ рыбу и охотятся сообща, что̀, между прочимъ, порождаетъ крайній паразитизмъ. Если кто-либо изъ ассьянскихъ самоѣдовъ окажется по близости къ охотнику въ то время, когда убитая имъ дичь еще не разрѣзана на части, получаетъ часть мяса и шкуры; у тунгусовъ каждый, кто найдетъ животное въ чужой западнѣ, можетъ взять себѣ половину мяса и проч. Цѣлые народы занимаютъ положеніе, соотвѣтственное своему богатству. Такъ, тунгусы, вообще весьма бѣдные, стараются поселиться вблизи стоянокъ чукчей, такъ какъ находятъ у богатыхъ чукчей работу въ качествѣ оленьихъ пастуховъ; ихъ услуги оплачиваются оленями. За покореніемъ уральскихъ самоѣдовъ зырянами постепенно послѣдовало насильственное пользованіе пастбищами первыхъ. Племена малочисленны и все болѣе и болѣе сливаются другъ съ другомъ. Каждое изъ десяти племенъ якутовъ можетъ насчитать, въ среднемъ, не болѣе 300 душъ. Гдѣ, какъ, напр., въ Колымской области, приходится по одному человѣку на 105 кв. в., тамъ строгая племенная организація немыслима. Быть можетъ, остатки ея можно предположить въ названіяхъ десяти якутскихъ племенъ, которыя называются „эгинами“, между тѣмъ, какъ отъ перваго до четвертаго они называются мятушъ, первое и второе — байдунгъ, третье и четвертое — кангалагъ и барогонъ. То, что въ каждомъ племени есть свой старшина, и изъ старшинъ образуется учрежденіе, которое служитъ представителемъ передъ правительствомъ, можно приписать русскому вліянію.
Весьма многочисленны правовыя положенія, распространяющіяся въ видѣ обычаевъ. Охота, рыбная ловля (вѣроятно, даже при запрудахъ для лососей, когда они устроены другимъ) и все выбрасываемое на берегъ доступно для всѣхъ. Положить камень на какой нибудь лежащій предметъ значитъ завладѣть имъ. Тотъ, кто первый увидѣлъ животное на охотѣ, завладѣваетъ имъ, если оно даже убито другимъ. Въ сомнительныхъ случаяхъ оно принадлежитъ тому, кто нанесъ ему первую рану; при одновременно нанесенныхъ ранахъ, вопросъ рѣшается въ пользу того, кто нанесъ рану ближе къ сердцу. Въ торговлѣ допускается кредитъ, но обязательство должника или близкихъ къ нему лицъ погасаютъ вмѣстѣ со смертью или въ случаѣ потери или порчи взятаго заимообразно имущества. Убійство вызываетъ кровавую месть. Убійца родственниками или свидѣтелями преступленія часто предается смерти, по большей части, разстрѣливается. Смертная казнь примѣняется, кромѣ того, къ вреднымъ колдуньямъ и колдунамъ и рѣже къ нарушителямъ супружеской вѣрности. У оленныхъ чукчей эрема судитъ по устно принесенной жалобѣ и наказываетъ виновнаго въ присутствіи его близкихъ. Наказуемаго, стоящаго на колѣняхъ, бьютъ палкою, на концѣ которой прикрѣпленъ кусочекъ оленьяго рога, по головѣ, пока онъ не попроситъ пощады; тогда эрема позволяетъ ему удовлетворить обиженнаго какимъ-либо вознагражденіемъ, напр., нѣсколькими оленями. Это мучительное наказаніе считается легкимъ. За преступленіе противъ личности назначается смертная казнь, иногда въ очень жестокой формѣ. Человѣческая жизнь у обитателей границы человѣчества, ведущихъ непрерывную борьбу съ лишеніями и опасностями, цѣнится невысоко. Нѣкогда распространенное умерщвленіе неспособныхъ къ труду стариковъ и оставленіе безъ помощи слабыхъ (а по русскимъ источникамъ вообще излишняго потомства) у якутовъ и тунгусовъ легко объясняется трудностью поддержанія жизни.
Не подлежитъ сомнѣнію, что солнце пользуется широко распространеннымъ и глубокимъ почитаніемъ, которое можно прослѣдить у всѣхъ гиперборейскихъ народовъ. Тамъ, гдѣ христіанство введено уже давно, у самоѣдовъ, ламутовъ и др., поклоненіе солнцу и огню является самымъ упорнымъ остаткомъ язычества. Шаманы монголовъ приносятъ имъ жертву, плеская молоко въ воздухъ, чукчи и тунгусы молятся имъ. Самоѣды называютъ солнце хранителемъ и покровителемъ стадъ. Впрочемъ, Нумъ, считающійся у уральскихъ самоѣдовъ высшимъ существомъ и въ то же время означающій небо, тогда какъ звѣзды называются Нумги, подобно Укко финновъ и Айе лопарей, считаются выше въ качествѣ небеснаго бога; этому высокому положенію соотвѣтствуетъ то, что его представляютъ какъ „безформенное божество, отчасти похожее на Браму индусовъ“ (Кастренъ). Укко называютъ также властителемъ облаковъ, небесныхъ тумановъ, и старцемъ неба. Ему, повидимому, соотвѣтствуетъ Есъ, небесный богъ енисейскихъ остяковъ. У лопарей многое указываетъ на то, что они первоначально молились солнцу и лунѣ. На ихъ волшебныхъ барабанахъ солнце всегда занимаетъ срединную точку, часто въ формѣ кольца, а еще чаще въ формѣ квадрата, поставленнаго на остріе, съ солнечными лучами, выходящими изъ угловъ. Яйцеобразный ободъ бубна съ ремнями, расходящимися по радіусу къ краю и обвѣшанными бубенчиками, какой мы находимъ у сѣверо-азіатскихъ шамановъ, напоминаетъ то же изображеніе. Солнцу приносили въ жертву только бѣлыхъ животныхъ, подобно тому, какъ у якутовъ шаманъ произноситъ свои заклинанія на шкурѣ бѣлой кобылицы, и только ему приносятъ жертвы, какъ символъ исходящихъ отъ него лучей. Ежегодно въ честь солнца ѣли солнечную похлебку и утромъ въ новый годъ бросали мѣдное кольцо въ источникъ или ручей, чтобы по блеску мѣди, какъ только солнце освѣтитъ ее, судить о томъ, каковъ будетъ наступающій годъ. Самымъ свѣтлымъ звѣздамъ даются особыя имена.
Буря и громъ вызываютъ страхъ и поэтому пользуются почитаніемъ. Чукчи во время бури и грозы бросаютъ оленье и моржевое мясо въ видѣ жертвы грому, „такъ какъ иначе онъ убьетъ человѣка“. Однажды, какъ объясненіе грозы, они высказали: „когда человѣкъ умираетъ, бываетъ очень вѣтрено“. У лопарей богъ бури Бьеггагалесъ, „старецъ бури“, лапландскій Эолъ, выгоняетъ бурю изъ пещеры палицей, которая у него въ лѣвой рукѣ, а лопатою, которую онъ держитъ въ правой, загоняетъ туда же бурю обратно. Тому же вѣтру молятся оленьи пастухи, когда находятся на высокихъ фьельдахъ вмѣстѣ со своими стадами, и въ особенности въ то время, когда появляются на свѣтъ телята, легко замерзающіе на ледяномъ вѣтру прежде, чѣмъ матка успѣетъ до суха вылизать ихъ. Этотъ же богъ позволяетъ имъ мстить врагамъ, давая имъ за обильныя жертвы трижды связанный узломъ вѣтеръ, который они выпускаютъ на непріятелей. При распусканіи перваго узла поднимается легкій вѣтеръ, а третьяго — ураганъ. До самой сѣверной Германіи распространено сказаніе о вѣтрѣ, который можно купить въ Лапландіи.
Странное почитаніе медвѣдя, встрѣчающееся также у индѣйцевъ, айносовъ и др., свойственно гиперборейцамъ Стараго свѣта; отъ тунгусовъ до финновъ, наряду съ небомъ и богиней преисподней, онъ считается почти божественнымъ существомъ, въ особенности властителемъ всѣхъ духовъ, божествомъ, надѣленнымъ мудростью, для котораго медвѣжья шкура служитъ лишь оболочкою. Суевѣрія относительно животныхъ и охоты чрезвычайно распространены. Женщины не должны наступать ни на какой слѣдъ и не прикасаться ни къ какимъ охотничьимъ снарядамъ. Голова мускуснаго быка должна быть отдѣлена отъ шкуры такъ же, какъ и мясо соболя. До окончанія охотничьяго времени многіе вообще не продаютъ животныхъ. Нѣкоторые обычаи основываются на затемненныхъ преданіяхъ о тотемѣ, что̀ мы видимъ у различныхъ племенъ самоѣдовъ, изъ которыхъ хантаи ѣдятъ чаекъ, а авамы пренебрегаютъ ими, или когда, напр., ассьяны отказываются отъ большого нырка, который, по ихъ мнѣнію, убиваетъ людей, а другіе все таки охотятся за нимъ. У Миддендорфа мы находимъ изображеніе палки изъ лиственницы съ человѣческимъ лицомъ и привѣшаннымъ къ ней жестянымъ оленемъ, пользованіе которой должно избавлять отъ болей самоѣда, страдающаго камнями, а также вырѣзаннаго изъ лиственницы сѣвернаго оленя, который былъ найденъ на жертвенномъ мѣстѣ у рѣки Таймыръ. Естественныя подобія людей и животныхъ изъ камня и дерева пользуются почитаніемъ и вымазываются кровью на томъ мѣстѣ, гдѣ у нихъ предполагается ротъ. Когда мы читаемъ, что орочонъ поклоняется различнымъ божествамъ, которыхъ онъ прикрѣпляетъ къ дереву вблизи своей юрты рядомъ съ заячьими капканами, мы должны имѣть въ виду подобнаго фетиша; мѣдныя вогнутыя зеркала служатъ у тунгусовъ, чтобы улавливать духовъ и видѣть будущее.
Шапка и одежда шамана увѣшана фетишами; кромѣ того, длинный ремень виситъ позади отъ шапки до самаго низу. При заклинаніяхъ онъ надѣваетъ одежду, сшитую изъ шкуръ, украшенную, въ видѣ подвѣсокъ, лоскутками, ремешками и всевозможными фигурами животныхъ. Имъ предоставляется безъ вреда для себя брать въ руки вещи, внушающія страхъ, подобно тому, какъ творцы легендъ даютъ въ руки вѣдьмъ средства, по большей части, возбуждающія отвращеніе, каковы части мертваго человѣка, пауки и тому подобныя животныя, при чемъ все это примѣняется къ дѣлу втайнѣ или въ ночное время. Намъ напоминаютъ Австралію извѣстія, сообщаемыя Миддендорфомъ, что одинъ береговой юракъ возилъ съ собою высушенное въ видѣ муміи тѣло отца, въ качествѣ домашняго идола.
Чуждыя вліянія, безъ сомнѣнія, давно уже затрогивали и преобразовывали религіозныя воззрѣнія гиперборейцевъ. Эти вліянія исходили и отъ буддизма, и отъ христіанства. Прежде, чѣмъ у насъ свѣдѣнія о лопаряхъ Скандинавскаго полуострова получили болѣе опредѣленныя формы, до нихъ могли дойти христіанскія понятія изъ Дронтгейма, одного изъ знаменитѣйшихъ центровъ распространенія христіанства на сѣверѣ, а сношенія русскихъ съ самоѣдами начались еще съ XV в. Быть можетъ, отъ нихъ заимствовано понятіе о верхнемъ небѣ, т. е. о царствѣ по ту сторону воздуха и звѣздъ, гдѣ царствуетъ Радзи-Ачче. Такъ язычники самоѣды почитаютъ бога Миколу, подъ которымъ надо разумѣть святого Николая русскихъ. Но когда мы узнаемъ, что у крещеныхъ самоѣдовъ богослуженіе бываетъ по одному разу въ годъ, такъ какъ священникъ живетъ далеко и паства его разсѣяна на обширномъ пространствѣ, то мы поймемъ, что и у нихъ христіанство не могло пустить глубокихъ корней. У крещеныхъ тунгусовъ до сихъ поръ еще существуютъ женщины, играющія роль прорицательницъ или шамановъ и приглашаемыя даже издалека чукчами, а у ламутовъ христіанское благословеніе брака бываетъ лишь черезъ нѣсколько лѣтъ послѣ того, какъ свадьба отпразднована по древнему языческому обычаю переворачиваніемъ шалаша и обмѣномъ подарковъ.
Шаманизмъ основанъ на вѣрѣ въ колдовство. Колдунъ можетъ вызвать хорошую и дурную погоду; онъ — на половину мужчина, на половину женщина; онъ можетъ вырвать свой глазъ и съѣсть его, воткнуть себѣ ножъ въ грудь и позволить пробить себѣ голову пулей, не претерпѣвая никакого вреда. Черезъ посредство гиперборейцевъ не менѣе сильная вѣра въ волшебство у финновъ и лопарей сдѣлалась достояніемъ всемірной литературы. „Калевала“ есть эпосъ этой мудрости, управляющей природой и духами волшебными средствами, проникающей всю финскую миѳологію и выясняющей начала волшебнаго искусства. Въ описаніи финскихъ колдуновъ Лёнрота говорится: „какъ будто припадокъ бѣшенства овладѣваетъ имъ, онъ говоритъ съ необычайной силой и энергіей, на губахъ у него пѣна, волосы стоятъ дыбомъ и т. д.“, въ этомъ описаніи Кастренъ усматривалъ основныя черты шаманства азіатскихъ Идолы и лѣчебны© предметы амурскихъ гольдовъ. (По Якобсену.) Ср. также текстъ, стр. 44.Идолы и лѣчебны© предметы амурскихъ гольдовъ. (По Якобсену.) Ср. также текстъ, стр. 44. народовъ и даже негровъ (см. выше, стр. 53). И здѣсь въ колдуна, вслѣдствіе долгаго пребыванія въ пустынномъ мѣстѣ, входитъ духъ, придающій ему силу; съ помощью его, онъ излѣчиваетъ болѣзни, истолковываетъ сны, заклинаетъ другихъ духовъ, разрушаетъ злыя чары и проч. При болѣе трудной ворожбѣ необходимо впадать въ судорожныя состоянія. Существуютъ колдуны различныхъ степеней,выполняющіе задачи неодинаковаго значенія. Даже люди, враждебно относившіеся къ религіи гиперборейцевъ, признавались, что не простое фокусничество, играющее, безъ сомнѣнія, видную роль въ публичныхъ представленіяхъ этихъ колдуновъ, но и увѣренность въ дѣйствительности волшебныхъ средствъ присущи дѣятельности шамановъ. Обыкновенныя средства, каковы: дутье, плеваніе, приподниманіе головы, обмотанной ремнемъ, на палкѣ для опредѣленія — тяжела или легка она, высасываніе болѣзни, накалываніе тѣла, чтобы дать выходъ злому духу, умерщвленіе душъ людей, находящихся на большихъ разстояніяхъ, посредствомъ стрѣлъ и другихъ чаръ, часто производятся лицами, стоящими ступенью ниже шамановъ, по отношенію къ которымъ они занимаютъ мѣсто вродѣ заклинателей передъ католическими священниками. Но обыкновенно обѣ эти функціи сливаются въ одну. Волшебство низшей степени часто бываетъ дѣломъ старухъ. Духъ, живущій въ колдунѣ, можетъ быть опасенъ и послѣ смерти послѣдняго; поэтому трупъ его зарываютъ въ густомъ лѣсу или на горѣ. Стремленіе къ религіозной мечтательности отличаетъ арктиковъ, обращенныхъ въ христіанство. Лопари считаются самыми усердными христіанами, и камчадалы славятся своею религіозностью.
Способы погребенія гиперборейцевъ вращаются въ предѣлахъ круга, центромъ котораго служитъ твердая вѣра въ души. Обычаи эти, впрочемъ, обусловливаются климатомъ, такъ какъ замерзшая или покрытая снѣгомъ и льдомъ почва рѣдко допускаетъ возможность настоящаго погребенія, и смерть, случившаяся во время передвиженія, иногда заставляетъ рано покидать мѣсто печали. Уральскіе самоѣды хоронятъ въ могилахъ только лѣтомъ, а зимою — въ деревянныхъ ящикахъ, оставляемыхъ на поверхности земли. Нѣкоторые обычаи общи съ распространенными по всему свѣту, какъ, напр., скорое удаленіе трупа изъ круга оставшихся. Тѣло, совершенно обнаженное, выносится изъ дому, причемъ съ боку дома или шалаша пробивается новое отверстіе. Затѣмъ тѣло выставляютъ на болѣе или менѣе продолжительное время, такъ какъ душа можетъ вернуться по истеченіи извѣстнаго срока. Трупъ крѣпко привязывается къ санямъ или кладется на помостъ. И то, и другое находимъ мы у чукчей и якутовъ. Тамъ, гдѣ пребываніе самоѣдовъ бываетъ продолжительнымъ, по тундрѣ разсѣяны повсюду мужскія, женскія и дѣтскія сани, обозначающія могилы. Помосты мертвыхъ у якутовъ можно найти случайно въ дремучемъ лѣсу или на тундрѣ, съ костями, побѣлѣвшими на воздухѣ; теперь уже вошло въ обычай погребеніе. У оленныхъ чукчей убиваютъ четырехъ оленей и кладутъ ихъ по четыремъ сторонамъ могилы, а на трупъ, покрытый шкурой, кладутъ всѣ охотничьи принадлежности и нарты. Биллингсъ разсказываетъ, что на мѣстѣ сожженія трупа были сложены камни, которые должны были воспроизвести его фигуру; самый верхній и большой называется головою; его смазываютъ при ежегодныхъ посѣщеніяхъ костнымъ мозгомъ и жиромъ. Черепа собакъ, сѣверныхъ оленей, медвѣдей или моржей способствуютъ украшенію могилы; черезъ нѣкоторое время она уже такъ мало внушаетъ страху, что черезъ эти камни и черепа прокладываются тропинки. Всего долѣе избѣгаютъ прикасаться къ погребенному тамъ черепу. Сожиганіе труповъ, по разсказамъ, практикуется у оленныхъ чукчей, но, повидимому, не иначе, какъ по волѣ покойнаго. Если при сожженіи дымъ вертикально поднимается вверхъ, то это значитъ, что душа умершаго направляется къ солнцу; если-же дымъ стелется по землѣ, что̀ часто бываетъ, то и душа остается на землѣ и превращается въ какое нибудь домашнее животное, лошадь, оленя или собаку, въ томъ случаѣ, когда умершій мучилъ и оскорблялъ животныхъ при жизни. Быкъ, который везъ сани съ мертвымъ якутомъ, по возвращеніи домой, прогоняется черезъ два огня. Намъ напоминаютъ далекій югъ, Полинезію и Южную Америку, обычаи нѣкоторыхъ тунгусскихъ племенъ класть умершихъ въ маленькіе челноки (ветки). Тунгуса еще при жизни сопровождаетъ такой челнокъ, сколоченный изъ трехъ досокъ въ 2 метра длины и 35 сант. ширины. Умершій, лежащій въ челнокѣ, покрывается только оленьей кожей. И обычай изготовленія изображенія душъ, которыя у обскихъ остяковъ изготовляются тотчасъ послѣ смерти и въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ занимаютъ мѣсто умершаго въ шалашѣ и во время ѣды, напоминаетъ обычай, распространенный по всему міру. На могилу кладутся и такіе любимые предметы, какъ табакъ, охотничье оружіе и т. п.; по той же причинѣ мы слышимъ о могильныхъ памятникахъ изъ оленьихъ роговъ. Въ нѣкоторыхъ случаяхъ на могилы кладутъ пищу черезъ болѣе значительные промежутки. Женщины выказываютъ печаль пренебрежительнымъ отношеніемъ къ своей внѣшности; и мужчины у тунгусовъ во время траура даютъ отростать волосамъ и не заплетаютъ косы.