пріиски Ядринцевъ сравниваетъ съ чумой и съ опустошеніями бури. Главнѣйшая промышленность Сибири есть винокуреніе: этого достаточно сказать. Пока остяки неограниченно хозяйничали въ обширныхъ первобытныхъ лѣсахъ Обской области, обиліе дичи, звѣрей и всевозможной рыбы доставляло достаточное пропитаніе для рѣдкаго населенія. Остякъ остался неизмѣннымъ съ того времени въ главныхъ чертахъ своего характера: дѣтскаго добродушія, неприхотливости и искренности, но всѣ первоначальныя жизненныя условія простого дикаго народа, вслѣдствіе опустошенія лѣсовъ, подверглись печальному измѣненію. Алчная эксплуатація русскихъ торговцевъ мѣхами и рыбой, съ одной стороны, и роковая страсть остяковъ къ водкѣ, съ другой, сдѣлали гибель народа неизбѣжной. Самоѣды и якуты выражаютъ понятія „бѣдный“ и „плохой“ однимъ и тѣмъ же словомъ: они и сами, по большей части, сдѣлались „плохими народами“, такъ какъ культура привела ихъ къ оскудѣнію. Съ большимъ здравымъ смысломъ тунгусы жаловались Миддендорфу на то, что торговцы приходили въ мѣста ихъ стоянокъ, вмѣсто того, чтобы производить торговлю на рынкахъ. Почти всегда лучшіе охотники, а также и многіе владѣльцы оленьихъ стадъ находятся въ долгахъ. При такихъ обстоятельствахъ нельзя считать безусловной похвалой, когда о какомъ нибудь племени говорятъ, что оно обрусѣло; въ хорошемъ смыслѣ его понять можно только тогда, когда разсказывали, напр., объ омокахъ, что они приняли христіанскую религію, русскую одежду и языкъ и все-таки сохранили хорошія свойства своего племени — свою прежнюю ловкость, умѣлость и честность.
Сѣверо-азіатскіе пастушескіе и охотничьи народы находятся въ состояніи вымиранія. Почти всѣ они утратили принадлежавшія имъ владѣнія, и у многихъ эта утрата выражается уменьшеніемъ численности. На Оленекѣ существуетъ легенда о привидѣніи, отъ котораго пошло вымираніе. Туземцы въ своемъ высокомѣріи вымазали оленя пометомъ; онъ преслѣдовалъ ихъ въ этомъ гнусномъ видѣ, вѣроятно, превратившись въ оспу. Тунгусы, численность которыхъ была опредѣлена Штральгеймомъ въ 70,000—80,000, уменьшились до 60—70,000; не только европейцы, но на сѣверо-востокѣ и чукчи заняли ихъ мѣстообитанія. Объ омокахъ и аринцахъ разсказываютъ, будто они совершенно истреблены. Число камчадаловъ въ 1744 году считалось равнымъ 20,000; въ 1823 ихъ насчитывали 2760, а въ 1850 г. — 1951. Сравненію этихъ исчисленій ставятъ справедливый упрекъ въ томъ, что они сопоставляютъ величины различнаго значенія; но и новѣйшія, болѣе точныя исчисленія даютъ тѣ же результаты. Смертность дѣтей уноситъ у самоѣдовъ почти ⅗ ихъ потомства, а смѣшанные браки русскихъ съ туземными женщинами въ сѣверной и средней Сибири, повидимому, рѣдко бываютъ плодовитыми.
Одежда сѣверныхъ азіатцевъ преобладаніемъ мѣха или кожи походитъ на одежду эскимосовъ, но гораздо разнообразнѣе. На востокѣ можно прослѣдить китайскія вліянія на тунгусахъ, и орочонахъ, напр., въ отношеніи обуви (см. фиг, 24 и 28 на табл. „Утварь и украшенія гиперборейцевъ“). Всего своеобразнѣе одежда тунгусовъ, заостряющаяся сзади въ видѣ фрака, съ мѣховой верхней одеждой, вышитой бусами, и богато расшитымъ нагрудникомъ. Подъ нею носятъ нѣчто вродѣ полукафтана непосредственно на тѣлѣ, а сверхъ всего верхнюю мѣховую одежду, которая у самоѣдовъ состоитъ изъ болѣе свѣтлыхъ, а у долгановъ и тунгусовъ изъ болѣе короткихъ и темныхъ оленьихъ шкуръ. Для покрытія головы употребляются шапки по большей части изъ лисьяго мѣха; но самоѣдки носятъ капюшоны, отороченные чернымъ собачьимъ мѣхомъ; оленій хвостъ на капюшонѣ позволяетъ издали отличать самоѣдовъ отъ ихъ юракскихъ сосѣдей. Береговые обитатели носятъ доходящіе до туловища мѣховые сапоги, примыкающіе къ шароварамъ, вродѣ купальныхъ панталонъ, между тѣмъ, какъ охотники вмѣсто сапоговъ надѣваютъ нѣчто вродѣ гамашей, облекающихъ бедра и соединяющихся съ обувью, которые къ одеждѣ, покрывающей туло-
