Исторические этюды русской жизни. Том 3. Язвы Петербурга (1886).djvu/2/VI/ДО

[234]
VI.
Грабители и карманники.

 

Выставивъ въ заголовкѣ настоящаго нашего этюда: «грабители и карманники», мы должны однако предварить, что этими терминами далеко не очерчиваются вполнѣ всѣ разновидности той воровской группы, которую мы намѣрены здѣсь разсмотрѣть. Термины эти только родовые или, точнѣе сказать, заголовочные; для общаго же опредѣленія разнообразныхъ видовъ хищничества, составляющаго предметъ предлагаемаго изслѣдованія, мы не находимъ въ нашемъ лексиконѣ достаточно характеристическаго и точнаго техническаго слова. Намѣтимъ, впрочемъ, отличительныя свойства данной группы преступленій. Въ предшествовавшей главѣ нашихъ очерковъ мы описали воровъ, совершающихъ кражи преимущественно въ домахъ — какъ въ жилищахъ, такъ и въ разныхъ помѣщеніяхъ, назначенныхъ для храненія имущества, или въ отсутствіи собственниковъ. (либо ихъ прислуги), или вслѣдствіе ихъ недосмотра и оплошности, или, наконецъ, путемъ обмана. Здѣсь же мы будемъ имѣть дѣло главнымъ образомъ съ ворами, непосредственно оперирующими надъ жертвами своего хищенія, обирающими ихъ, такъ сказать, живьемъ, съ тѣла, голыми руками: съ «карманниками» и разными, болѣе или менѣе замаскированными грабителями, носящими, какъ увидимъ, многія спеціальныя названія на воровскомъ жаргонѣ. Конечно, разница между разграниченными здѣсь группами воровъ чисто техническая, по способамъ самой воровской практики.

Криминалисты дѣлаютъ, какъ извѣстно, весьма существенное различіе между воромъ и грабителемъ; на практикѣ же, кажется, въ отношеніи техническомъ, большой разницы нѣтъ между карманникомъ, напр., и грабителемъ, въ точномъ смыслѣ слова. Обыкновенно «карманная выгрузка» такъ близко граничитъ съ «деннымъ грабежомъ», что карманный воръ, по большей части, въ каждую горячую минуту своего ремесла можетъ, смотря по обстоятельствамъ, [235]оказаться по всѣмъ признакамъ и явнымъ грабителемъ. Напр., на существующихъ въ Петербургѣ игрушечныхъ ярмаркахъ, предшествующихъ Пасхѣ и Рождеству Христову, когда стекаются десятки тысячъ народа къ гостинному двору и происходитъ давка, вообще весьма способствующая «карманной выгрузкѣ», нерѣдко юркіе «карманники», безъ хлопотъ, вырываютъ изъ рукъ у дамъ ихъ саквояжики и, пользуясь толкотней, если можно такъ выразиться, разсиропливаются въ толпѣ безъ всякихъ слѣдовъ, словно хло̀покъ снѣга въ водѣ. Подобное же «отначиванье», по воровскому выраженію, ручныхъ сумокъ и свертковъ, и исключительно почти у слабыхъ, беззащитныхъ женщинъ, «карманники» производятъ и во всякихъ другихъ многолюдныхъ, тѣсныхъ собраніяхъ подъ открытымъ небомъ, а также при всякой удобной оказіи, хотя бы и съ глазу на глазъ, особенно «подъ вечеръ осени нанастной», способствующей укрывательству. Этого рода смѣлымъ хищничествомъ, по вдохновенію, занимаются преимущественно несовершеннолѣтніе воры — малыши, шустрые, ловкіе и мастера «задавать лататы», т. е., убѣгать съ быстротою, по воровскому термину. Спрашивается же: что такое, по качеству «дѣянія», этотъ родъ хищничества — кража или грабежъ? — Безъ сомнѣнія грабежъ.

Каждый почти «карманникъ» и уличный воръ, не вдаваясь въ юридическія тонкости, готовъ во всякую минуту, смотря по обстоятельствамъ, и пограбить въявь и стащить что придется подъ руку, украдкой. На людныхъ улицахъ, среди бѣлаго дня, онъ помышляетъ — неощутительно, тайкомъ запустить руку во встрѣчный карманъ оплошнаго прохожаго; въ глухомъ мѣстѣ, гдѣ-нибудь въ пустынномъ паркѣ или безлюдномъ закоулкѣ, поздней порою, онъ уже воодушевляется болѣе рѣшительными намѣреніями и не прочь открыто налетѣть на одинокаго прохожаго, если надѣется съ нимъ справиться, снять съ него силой платье, сорвать часы, опорожнить карманы. По всѣмъ вѣроятіямъ, такія превращенія изъ робкаго, пугливаго «карманника» въ смѣлаго грабителя, смотря по мѣсту, времени и обстоятельствамъ, переиспытываются всѣми заправскими уличными ворами. Вслѣдствіе этого, на уличномъ языкѣ въ Петербургѣ, ихъ, безъ различія спеціальностей промысла, называютъ общимъ наименованіемъ «мазуриковъ».

По самой уже техникѣ своей, грабежъ не требуетъ ни [236]особенно сложнаго и хитраго замысла, ни особенной профессіональной подготовки: достаточно обладать нѣкоторой физической силой, смѣлостью и рѣшительностью, и умѣть выбирать удобныя для операцій время и мѣсто. Признаки систематичности и спеціализаціи этого промысла, правда, встрѣчаются, но рѣдко. Систематическихъ грабителей, дѣйствующихъ по извѣстной, разъ выработанной методѣ и съ извѣстной, опредѣленной цѣлью, мы встрѣчаемъ немного въ рядахъ петербургскихъ «мазуриковъ».

Мы здѣсь говоримъ собственно объ уличныхъ грабителяхъ. Между прочимъ, въ первой половинѣ обозрѣваемаго нами періода, въ столицѣ весьма славился одинъ видъ спеціальнаго грабежа, нынѣ почти совершенно исчезнувшій. Заключался онъ въ срываніи цѣнныхъ мѣховыхъ шапокъ и производился обыкновенно зимою, въ ночную пору. Это было своего рода удалое наѣздничество. Грабители разъѣзжали по городу на «лихачахъ», какъ называются въ Петербургѣ лучшіе извощики, выѣзжающіе на кровныхъ, быстроногихъ рысакахъ. Катаясь по улицамъ, грабитель высматривалъ цѣнныя шапки на проѣзжающихъ обывателяхъ, ловко, мимоѣздомъ, срывалъ ихъ съ головъ, и — каждый разъ «лихачъ», пуская своего рысака во всю прыть, благополучно увозилъ своего сѣдока отъ преслѣдованія. Безъ сомнѣнія, сами возницы въ этихъ случаяхъ очень хорошо знали, кого и для чего они возятъ, и являлись прямыми соучастниками этого шапочнаго хищенія. Вообще, нужно замѣтить, что въ числѣ изобличающихся въ Петербургѣ, уличныхъ грабителей легковые извощики занимаютъ одно изъ первенствующихъ мѣстъ. Вѣроятно, между ними бывали мастера по ремеслу, систематически обиравшіе своихъ сѣдоковъ при всякой удобной оказіи. Въ нашемъ матеріалѣ немало есть случаевъ, гдѣ извощики, провозя своихъ сѣдоковъ чрезъ глухія мѣстности, срывали верхнее платье и очищали ихъ карманы, а потомъ, сбросивъ несчастныхъ изъ своихъ экипажей, скрывались и, конечно, большею частью безслѣдно. Нерѣдко также встрѣчаются между извощиками охотники утащить оставляемыя сѣдоками въ ихъ экипажахъ вещи, а также открыто пограбить своихъ пассажировъ, обрѣтающихся въ сильномъ опьяненіи. Попадаются, наконецъ, среди извощиковъ наглецы, которые, привезя пассажира къ дому, во время разсчета, изловчаются вырвать изъ его рукъ кошелекъ и — [237]ускакать… Ускакать, впрочемъ, такимъ отчаяннымъ ухарямъ рѣдко удается.

Поскольку петербургскіе извощики — «ваньки» выдѣляютъ изъ своей среды героевъ грабежа, постольку же они сами дѣлаются нерѣдко жертвами послѣдняго. Въ семидесятыхъ годахъ была обнаружена и предана суду цѣлая шайка молодцовъ, спеціально занимавшихся ограбленіемъ извощиковъ по такой системѣ: осенней порой, по двое и по трое, они нанимали извощика куда-нибудь на далекую окраину города (на острова, въ Новую Деревню, въ Екатерингофъ и т. п.), садились, ѣхали и, выбравъ поуединеннѣе мѣстечко на пути, останавливали бѣднаго возницу и требовали отъ него «кошелекъ или жизнь». Угрозою убить они заставляли своихъ жертвъ выворачивать карманы; иногда же дѣйствовали силой, въ случаѣ сопротивленія, причемъ зажимали ротъ жертвѣ, не давая ей, какъ говорится, пикнуть и позвать на помощь. Пожива, конечно, была всегда грошовая — много-ли капиталовъ у «ваньки»? Поэтому, предпріимчивая ассоціація, набивъ руку въ своемъ дѣлѣ, возъимѣла мысль расширить операціи: она стала совершать свои увеселительныя прогулки in’s Grüne[1] въ полномъ составѣ, на двухъ и трехъ извощикахъ сразу, которыхъ и грабила; но, кажется, на одномъ изъ первыхъ же опытовъ въ такомъ размѣрѣ en grand добры-молодцы попались. Случайныя въ этомъ вкусѣ попытки обобрать извощиковъ, со стороны сѣдоковъ, тоже бываютъ нерѣдко, и иногда разрѣшаются даже такими крупными «дѣлами», каково извѣстное, надѣлавшее шуму, дѣло Островлевой и ея компаніона. Впрочемъ, покушенія на насильственное присвоеніе извощичьихъ экипажей съ лошадьми, какъ это обнаружено въ дѣлѣ Островлевой, сравнительно рѣдки, потому что сопряжены съ большими затрудненіями по части укрывательства. Въ нашемъ матеріалѣ очень мало такихъ случаевъ, а въ извѣстныхъ намъ — грабители чаще всего дѣйствовали такъ: нанявъ извощика, заводили съ нимъ пріятельскую бесѣду, по пути останавливались у кабачковъ, подчивали его и, наподчивавъ до опьяненія, сталкивали съ пролетокъ, а сами улепетывали съ экипажемъ и лошадью. Былъ разъ случай, что такимъ способомъ у опоеннаго пивомъ съ дурманомъ ломоваго извощика угнали лошадь съ роспусками и съ находящейся на роспускахъ дорогой товарной кладью.

[238]

Какъ во всякомъ большомъ городѣ, въ Петербургѣ есть мѣстности, пользующіяся дурной славой въ томъ смыслѣ, что въ нихъ «пошаливаютъ», конечно, въ поздніе часы дня. Слава эта упрочилась, между прочимъ, за пустынными и обширными плацами, каковы Семеновскій, Преображенскій, Царицынъ и др., а также за дачными окраинами въ весеннее и осеннее время, когда онѣ очень мало населены. Весьма оживленно — и можетъ быть, болѣе, чѣмъ гдѣ нибудь, — «пошаливаютъ», безъ различія сезоновъ, въ Александровскомъ паркѣ, на Петербургской сторонѣ, служившемъ въ описываемое нами время любимымъ пристанищемъ, особенно въ лѣтнюю пору, карманниковъ и грабителей, пріобрѣвшихъ даже особенное мѣстное названіе шестерокъ. Дѣло въ томъ, что паркъ этотъ болѣе другихъ посѣщается петербургскимъ простонародьемъ, особенно въ праздничные дни, слѣдовательно, для карманниковъ тутъ есть около кого походить. Грабежи здѣсь совершались нерѣдко среди бѣлаго дня, не говоря уже о кражахъ.

Въ этихъ-то и имъ подобныхъ мѣстностяхъ ютятся обыкновенно грабители по ремеслу, терпѣливо выжидая въ «часъ вечерней мглы» запоздалыхъ и неосторожныхъ прохожихъ. Ремесло ихъ самое несложное и стереотипное: налетѣть, сорвать и разбѣжаться. Нѣкоторымъ варіантомъ служатъ здѣсь развѣ только побои и степень ихъ жестокости, которыми грабители нерѣдко разсчитываются съ жертвами, въ случаѣ ихъ сопротивленія, а также съ цѣлью «оглушить» ихъ. Но въ Петербургѣ не особенно большая рѣдкость — грабежи и на самыхъ людныхъ бойкихъ улицахъ, о чемъ мы уже говорили. Кромѣ грабящихъ, такъ сказать, по случаю, подъ вліяніемъ минутнаго соблазна и при удобной обстановкѣ, среди этого сорта смѣлыхъ уличныхъ грабителей встрѣчаются и спеціалисты въ своемъ родѣ, дѣйствующіе по извѣстному плану. Такими спеціалистами могутъ быть названы, между прочимъ, нерѣдкіе индивидуумы, играющіе роль людей, очень интересующихся и дорожащихъ временемъ.

— Позвольте узнать, который часъ? — любезно и озабоченно обращаются они къ избранному для эксперимента прохожему. Тотъ, руководимый добрымъ желаніемъ исполнить просьбу, ничего не подозрѣвая, разстегиваетъ верхнее платье и вынимаетъ карманные часы, но въ тоже мгновеніе наблюдающій время господинъ съ [239]силой выхватываетъ часы у прохожаго, — если съ цѣпочкой, то тѣмъ лучше, — и обращается въ поспѣшное бѣгство. Случалось, что такой наглый грабежъ вѣнчался полнымъ успѣхомъ. Впрочемъ, у насъ есть подъ рукою факты еще болѣе поразительной, въ этомъ родѣ, наглости.

Разъ какъ-то вечеромъ, въ одной изъ людныхъ улицъ Спасской части, глазамъ стороннихъ прохожихъ представилась нечасто встрѣчающаяся картина: четверо какихъ-то легкихъ на руку, расторопныхъ молодцовъ ухаживали за неизвѣстнымъ, «прилично одѣтымъ мужчиной», находившимся въ сильномъ опьяненіи; въ одну минуту они безпрепятственно превратили его изъ «прилично одѣтаго» въ неприлично обнаженнаго мужчину, снявъ съ него все, до рубашки… Къ счастью, за этой оригинальной бытовой картиной слѣдилъ «стражъ благочинія» и, давъ ей созрѣть до форменнаго «дѣянія», задержалъ грабителей. Въ иной разъ — и не единственный — грабители, вдвоемъ или втроемъ, встрѣтивъ на улицѣ подходящую для обработки личность (какого-нибудь пьяненькаго или женщину, а не то ребенка), безъ церемоніи брали ее подъ руки, уводили въ первый встрѣчный дворъ и тамъ невозбранно снимали съ нея всю одежду, случалось — даже обувь, а затѣмъ преспокойно расходились. Бывали и такіе, напр., почти невѣроятные казусы: встрѣчаютъ на улицѣ охотники до грабежа совершенно незнакомаго имъ обывателя. «Поѣдемъ съ нами гулять!» приглашали они его съ перваго слова. — «Поѣдемъ»! соглашался обыватель, «ничто же сумняся». Его сажали на извощика, везли непосредственно на Семеновскій плацъ, высаживали, обирали до нитки и отпускали на всѣ четыре стороны… «Погуляли», значитъ!

Большинство грабежей такого рода производятся не преднамѣренно, а совершенно случайно, экспромтомъ, по внезапно набѣжавшему на покладистую волю искушенію. Поэтому, нерѣдко въ грабежѣ изобличаются личности, никогда прежде этимъ «художествомъ» не занимавшіяся и заниматься не помышлявшія. Легко понять также, что открытый уличный грабежъ, представляющій собой слишкомъ ужь примитивную, грубую форму присвоенія чужой собственности, практикуется хищниками изъ наименѣе интеллигентной, темной среды низшаго простонароднаго класса. Само собой разумѣется, что изобличаются въ немъ преимущественно мужчины, но [240]встрѣчаются и женщины-грабительницы, всего чаще изъ среды уличныхъ «милыхъ, но погибшихъ созданій», а также, къ удивленію, и дѣти, какъ это мы увидимъ нѣсколько ниже.

Воры-«карманники», носящіе въ Петербургѣ общее названіе «мазуриковъ», составляютъ едва-ли не самый многочисленный слой въ массѣ неблагонадежныхъ элементовъ столичнаго населенія. Быть можетъ, поэтому, а также по самымъ свойствамъ своего ремесла, они представляютъ начатки нѣкоторой организаціи, выработали извѣстную технику, развѣтвляющуюся на нѣсколько упроченныхъ спеціальностей, и создали даже свой языкъ, съ цѣлымъ лексикономъ чисто-воровскихъ терминовъ, не лишенныхъ часто остроумія и замысловатости.

На этомъ языкѣ самое воровство называется не своимъ именемъ, а — торговлей. Отправляясь на промыселъ, воры петербургскіе говорятъ: «идемъ торговать»; при этомъ самихъ себя величаютъ торговцами, купцами, а самый предметъ своей «торговли» именуютъ темнымъ товаромъ. Отсюда и воровская пословица: «что ни увидитъ — все купитъ, а ежели увидитъ что дешевое (т. е., плохо лежащее), то ночей не спитъ». Когда «купцы» сговариваются «торговать» сообща, компаніей, — это значитъ они склеиваются, стабуниваются; въ такомъ случаѣ предводители и заправители компанейскаго предпріятія, обыкновенно опытные, заслуженные воры титулуются мазами, а ихъ подручные пособники — затырщиками, обязанность которыхъ состоитъ главнымъ образомъ въ принятіи, передачѣ и сокрытіи добычи. Въ моментъ дѣйствія, разныя случайности заранѣе предусмотрѣны и обозначены особыми терминами и лозунгами. Самая непріятная, конечно, случайность для господъ «купцовъ» — появленіе полиціи не во время и не кстати, о чемъ они и оповѣщаютъ другъ друга выразительнымъ предостереженіемъ: стрема! (берегись!), по возвѣщеніи котораго стараются задать лататы, ухрясть (убѣжать), чтобы не влопаться, не попасть въ каменный мѣшокъ (острогъ) и не сгорѣть — не пойти подъ судъ. Сами полицейскіе у воровъ обозначены цѣлымъ рядомъ терминовъ-синонимовъ: фараоны, пауки, каплюжники, чертова рота, двадцать шесть и т. д. — это городовые и вообще, чины наружной полиціи; михлютки — жандармы, клюй, [241]фига, фискалъ — сыщикъ, мухорта — сторонній свидѣтель дѣянія, и др. Въ употребленіи тѣхъ или другихъ терминовъ существуетъ тоже своего рода мода; къ тому-жъ, когда какой-нибудь терминъ слишкомъ распространится и станетъ понятнымъ для многихъ, воры, по разсчету, спѣшатъ замѣнить его новымъ. Такъ, напр., лозунгъ — «стрема!» замѣняется нерѣдко восклицаніемъ: мокро!, или-же просто: «двадцать шесть», такъ какъ послѣдній терминъ — синонимъ полицейскихъ — сразу обозначаетъ, что надо беречься и кого именно беречься.

Самихъ себя воры распредѣляютъ, смотря по родамъ промысла, на нѣсколько категорій, съ своеобразными корпоративными названіями, каковы, напримѣръ:

Ѳомушники — отъ Ѳомки (желѣзный ломъ), опытные предприниматели отважныхъ набѣговъ со взломомъ на квартиры и лавки, въ которыхъ, въ случаѣ удачи, они разживаются теплухами — шубами, окороками — мѣхами, шельмами — шинелями и, вообще, верхнимъ платьемъ, камлюхами — шапками, голубями — бѣльемъ (если съ чердаковъ), финагами — бумажными деньгами и т. д.

Ширмошники — отъ ширмы (карманъ, который называется также шкертикомъ), собственно карманники, очищающіе верхи, т. е. верхнее платье на прохожихъ, выначивая или срубая ихъ карманы. Въ свою очередь они дѣлятся на нѣсколько категорій, по роду своихъ занятій: одни изъ нихъ просто «запускаютъ грабли (руки) въ шкертики» верхняго платья, другіе, поискуснѣе, сдираютъ кожу, т. е., вынимаютъ или вырѣзываютъ бумажники, третьи мнутъ бока, что̀ можно понимать и въ буквальномъ смыслѣ, такъ какъ нерѣдко карманники искусственно устраиваютъ давку, «мнутъ бока», и въ это время очищаютъ карманы; но, кромѣ этого, на воровскомъ языкѣ «мять бока» означаетъ также добывать часы — выуживать ихъ, если удастся, стащить съ цѣпочкой, или стричь, отрѣзывая отъ цѣпи, и т. д. Вытаскиваемые «ширмошниками» кошельки называются шмелями, сумки и свертки — шишками, бумажники — кожей либо лопатами и боковнями, карманные часы — канарейками, банами, боками и т. п., золотыя — рыжими, серебряныя — скуржовыми, цѣпочки — паутиной, перевязью, арканомъ (шейныя), кольца — обручами, табакерки и серебряные портсигары — лаханками, и т. д.

[242]

Жулики — мелкіе, недостаточно еще усовершенствованные воришки младшихъ возрастовъ («жуликомъ» называется также ножикъ).

Банюшники, ворующіе въ баняхъ чужое платье или ловко, обманомъ, подмѣнивающіе свои лохмотья на исправную одежду какого нибудь ротозѣя.

Плашкетики — воры-малыши, промышляющіе подъ видомъ нищихъ. Прилипнувъ къ прохожему съ жалобной мольбою о «милостинкѣ», юркій «плашкетикъ» зорко окидываетъ глазами его карманы и, уловивъ минуту, запускаетъ въ нихъ руку, потомъ передаетъ добычу тутъ же вертящемуся для этой цѣли «затырщику», а самъ продолжаетъ слезливо клянчить. Впрочемъ, такая передача практикуется во всѣхъ отрасляхъ «карманной выгрузки» и — это называется на воровскомъ жаргонѣ «перетырить товаръ» (отсюда — «затырщики»).

Обыкновенно, всякаго сорта карманники промышляютъ компаніей, втроемъ или вчетверомъ — иногда больше, иногда меньше; изъ нихъ самый опытный мазъ «работаетъ», остальные ему помогаютъ — одни тѣмъ, что окружаютъ жертву и «мнутъ ей бока», какъ-бы ненарочно, другіе принимаютъ добычу и «перетыриваютъ» ее: Послѣдніе, кромѣ названія «затырщиковъ», именуются также шатунами, причемъ, ради удобства въ сокрытіи добычи, наряжаются такъ называемыми мышеловками — широкими плащами, если, конечно, у компаніи имѣются на то средства и она ведетъ дѣло солидно, на широкую ногу, съ культурными пріемами.

Воры и воровки, промышляющіе главнымъ образомъ около представительницъ прекраснаго пола, вытаскивающія изъ ихъ кармановъ кошельки, часы, срывающіе браслеты, серьги и т. под., стали называться въ послѣднее время довольно удачно легкой кавалеріей.

Точно также въ недавнее время воровской жаргонъ измыслилъ, сообразно новѣйшимъ усовершенствованіямъ въ воровскомъ искусствѣ, золотыя ручки (существуетъ также золотая рота — терминъ давній), червонныхъ валетовъ, стрекачей и т. под. «Золотыми ручками» называются искусныя воровки и мошенницы, а «червонными валетами» — соотвѣтствующаго достоинства мошенники и плуты на все готовые.

Стрекачи (а также «шестерки») дѣйствуютъ главнымъ [243]образомъ на гуляньяхъ (одно время они весьма излюбили Лѣтній садъ), въ людныхъ мѣстахъ, гдѣ они нарочно, съ умысломъ, производятъ переполохъ и давку, во время которой и чистятъ карманы. Бываетъ, что одинъ изъ «стрекачей» затѣваетъ скандалъ или ввязывается въ ссору, а не то и въ драку съ какимъ нибудь встрѣчнымъ «франтомъ» (бариномъ) и собираетъ толпу ротозѣевъ, которую обработываютъ его товарищи. Случается и такъ, что цѣлью этой тактики служитъ самъ «франтъ». Одинъ изъ воровъ мимоходомъ грубо толкнетъ его, наступитъ ему на ногу, вообще, какъ нибудь оскорбитъ, притворяясь при этомъ чаще всего пьянымъ. «Франтъ» не стерпитъ и дастъ сдачи либо начнетъ ругаться; вору это только и нужно: слово за слово, онъ непремѣнно сцѣпится съ «франтомъ», а въ то время, какъ происходитъ свалка, другіе воры, стоявшіе на-сторожѣ, наскакиваютъ и очищаютъ карманы у жертвы, иногда подъ предлогомъ возстановить благочиніе, разнять подравшихся. Въ этомъ случаѣ они играютъ роль случайныхъ, стороннихъ прохожихъ, и когда является на мѣсто дѣйствія полиція (по обыкновенію: «par malhereux hasard, trop tard, trop tard!»), — отъ нихъ уже и слѣдъ простылъ: остается только главный виновникъ сцены, нерѣдко прикидывающійся оскорбленной невинностью и вопіющій о защитѣ и справедливости. Какъ и кто произвелъ грабежъ — онъ «знать не знаетъ, вѣдать не вѣдаетъ», самъ онъ въ «выначиваніи» не участвовалъ и взять съ него нечего. Подобныя комедіи устраиваются обыкновенно гдѣ нибудь въ глуши и въ сторонкѣ отъ блюстительскаго надзора, но, кромѣ того, они заурядны въ трущобныхъ трактирахъ, напр., на Сѣнной площади, гдѣ такимъ способомъ «завсегдатаи-воры» нерѣдко обираютъ стороннихъ гостей среди бѣлаго дня, жестоко, при этомъ, ихъ колотятъ и, вдобавокъ, выпроваживаютъ вонъ — «на выносъ» — или «спускаютъ съ лѣстницы».

Въ послѣднее время, въ Петербургѣ очень было развился — не новый, впрочемъ, — видъ карманнаго воровства, заключающійся въ томъ, что ловкій и смѣлый промышленникъ незамѣтно цѣпляется сзади открытыхъ экипажей, пролетокъ или саней, во время ихъ движенія, и тихонько очищаетъ карманы проѣзжающихъ обывателей, въ особенности-же, обывательницъ, не мало способствовавшихъ, правду сказать, процвѣтанію этого рода хищничества, [244]крайней, до смѣшнаго доходящей несообразностью, въ размѣщеніи кармановъ на своемъ платьѣ, согласно моднымъ картинкамъ. Промыселъ этотъ — преимущественно ночной и занимаются имъ главнымъ образомъ воришки-мальчики, называясь, по своей спеціальности, рессорщиками. Дѣйствуютъ они тоже, большею частью, совмѣстно съ шатунами, которые въ моментъ операціи бѣгутъ слѣдомъ за прицѣпившимися къ экипажамъ «рессорщиками». Если случится «рессорщику», какъ говорятъ воры, «влопаться», то у него всегда готово оправданіе, ставшее стереотипнымъ и очень естественное въ устахъ невиннаго, игриваго отрока: онъ — просто, шалунъ, съ наклонностью къ рѣзвости, и въ данномъ случаѣ вся вина его въ томъ только и состоитъ, что онъ хотѣлъ-де даромъ и контрабандно прокатиться».

Почти въ такой-же степени процвѣтаетъ въ Петербургѣ, нѣсколько сходное съ вышеописаннымъ, карманное воровство въ конножелѣзныхъ каретахъ. Дѣло дошло до того, что на нѣкоторыхъ, особенно бойкихъ линіяхъ, правленія конножелѣзныхъ дорогъ сочли за благо вывѣсить въ каждой каретѣ выразительный, къ свѣдѣнію публики, анонсъ: «Остерегайтесь карманныхъ воровъ!» Этого рода «карманной выгрузкой» занимаются уже опытные, высшей школы, воры, имѣющіе, по большей части, вполнѣ «приличный видъ» культурныхъ джентльменовъ. Эксперименты свои они производятъ не безъ остроумія и съ большимъ проворствомъ рукъ. Нѣкоторые изъ нихъ играютъ роль утонченно-галантныхъ кавалеровъ по отношенію къ дамамъ: они ловко и обязательно помогаютъ имъ выходить и входить въ вагоны. Тронутая такой рыцарской любезностью, дама разсыпается въ благодарностяхъ, и мысли не допуская, что элегантный кавалеръ успѣлъ уже самъ себя вознаградить за трудъ, вытащивъ изъ ея кармана кошелекъ. Другіе-же держатся совсѣмъ противоположной тактики: они заявляютъ себя грубіянами, неумѣющими вѣжливо обращаться съ особами прекраснаго пола. Они ловятъ тѣ минуты, когда дамы спѣшатъ сѣсть въ карету, и, показывая видъ, что они тоже торопятся занять свободное мѣсто, безцеремонно оттираютъ и отталкиваютъ бѣдныхъ пассажирокъ для того, чтобы при этой оказіи опростать ихъ карманы, что̀ имъ нерѣдко и удается. Наконецъ, нѣкоторые изъ этого рода артистовъ пускаютъ въ ходъ еще такой пріемъ. Стоя на платформѣ вагона или [245]при входѣ въ него, они вѣжливо обращаются къ тому или другому курящему пассажиру съ просьбой дать имъ закурить папироску, а въ то время, когда происходитъ закуриваніе, другой воръ, чаще всего мальчикъ, снимаетъ съ пассажира часы или запускаетъ руку въ его карманъ. Обыкновенно-же воры конно-желѣзныхъ каретъ работаютъ въ тѣ моменты, когда пассажиры толпятся, занятые мыслью поскорѣе сойти изъ кареты или войти въ нее. Карманники, тоже показывая видъ людей озабоченныхъ и торопящихся, усиливаютъ искуственно давку и суматоху, толкаются, возбуждаютъ неудовольствіе и, подъ шумокъ, дѣятельно шарятъ по встрѣчнымъ карманамъ. Извѣстны случаи очень наглыхъ и весьма значительныхъ кражъ въ каретахъ конно-желѣзныхъ дорогъ. Разъ, у одного генерала — пожилаго человѣка — воры вытащили въ конно-желѣзной каретѣ бумажникъ съ восемью тысячами рублей; когда его превосходительство хватился пропавшаго бумажника — отъ воровъ и слѣдъ простылъ. Съ бѣднымъ старикомъ тутъ-же сдѣлался апоплексическій ударъ… Въ сокрытіи покражи воры этого сорта — большіе мастера. Какъ-то, у одного барина, во время закуриванія папироски, вытащили очень дорогіе часы съ цѣпью. Баринъ тотчасъ-же хватился пропажи и, вмѣстѣ съ городовымъ, бросился за убѣгавшими на ихъ глазахъ двумя воришками. Они ихъ нагнали и задержали, но часовъ уже не нашли: карманники на бѣгу успѣли «перетырить» ихъ въ надежныя руки.

Подобный-же промыселъ, съ нѣкоторыми лишь видоизмѣненіями, существуетъ также, и очень прочно, на столичныхъ желѣзнодорожныхъ станціяхъ, не говоря уже о спеціальномъ желѣзнодорожномъ воровствѣ, имѣющемъ такую широкую практику и такое огромное распространеніе по всей сѣти россійскихъ желѣзныхъ дорогъ. Вѣроятно, каждому петербуржцу приходилось замѣчать на столичныхъ станціяхъ желѣзныхъ дорогъ, особенно николаевской и варшавской, въ часы прихода и отхода поѣздовъ, значительное число личностей, всюду озабоченно шныряющихъ и не внушающихъ къ себѣ довѣрія, которыя никуда не собираются уѣзжать и, вообще, никакого отношенія къ пассажирамъ не имѣютъ. Всего болѣе является такихъ сомнительныхъ личностей и наибольшую суетливость онѣ обнаруживаютъ къ приходу пассажирскихъ поѣздовъ. Все это народъ, ищущій случая такъ или иначе поживиться отъ пассажировъ, [246]преимущественно-же — провинціаловъ, впервые пріѣзжающихъ въ столицу, которыхъ тертый, бывалый петербуржецъ умѣетъ отличать съ перваго взгляда. Едва такой пассажиръ вышелъ изъ вагона, какъ его тотчасъ-же окружаютъ этого сорта искатели наживы съ обязательнымъ предложеніемъ всевозможныхъ услугъ и добрыхъ совѣтовъ; одни предлагаютъ удобныя и дешевыя квартиры, другіе вызываются сослужить службу чичероне, третьи выражаютъ готовность помочь получить багажъ и отправить его, нанять извощиковъ и т. д. Конечно, многіе изъ этихъ предупредительныхъ знакомцевъ — дѣйствительные комиссіонеры, занимающіеся тѣми именно услугами, которыя ими предлагаются; но тутъ всегда найдется немало промышленниковъ, которые, подъ видомъ комиссіонерства, преслѣдуютъ исключительно воровскія и мошенническія цѣли. Тактика ихъ разсчитана на неопытность, простоватость и ротозѣйство пассажира-провинціала, который весьма не рѣдко и платится, для перваго знакомства со столицей, болѣе или менѣе чувствительной данью петербургскимъ карманникамъ. Извѣстны многочисленные случаи пропажи у пассажировъ на станціяхъ багажныхъ вещей, кошельковъ и часовъ, отрѣзыванія у нихъ дорожныхъ сумокъ и пр. Нужно и то сказать, что простодушіе и довѣрчивость пріѣзжихъ провинціаловъ бываютъ иногда изумительны, почти невѣроятны, какъ можно видѣть изъ слѣдующаго, напр., факта.

По Николаевской дорогѣ пріѣхалъ какъ-то въ Петербургъ богатый провинціальный купецъ по тяжебнымъ дѣламъ въ одномъ изъ министерствъ. Пріѣхалъ онъ въ столицу въ первый разъ и не имѣлъ тутъ ни души знакомыхъ. На станціи къ нему съумѣлъ подбиться какой-то обязательный и любезный незнакомецъ, по виду — чиновникъ-дѣлецъ. Простодушный купецъ чрезвычайно ему обрадовался и разсказалъ всѣ свои дѣла, заботы и затрудненія. Незнакомецъ предупредительно вызвался руководить его и оказать помощь, выдавая себя за человѣка знающаго и вліятельнаго ходока, имѣющаго руку въ томъ самомъ министерствѣ, съ которымъ купецъ ведетъ дѣла. Купецъ совершенно ему ввѣрился и сейчасъ-же, по пріѣздѣ, помѣстившись въ гостинницѣ, отдалъ себя въ полное распоряженіе самозванному ходатаю. Тотъ везетъ его въ одно вѣдомство, помѣщающееся въ огромномъ зданіи, одинъ видъ котораго повергъ провинціала въ благоговѣйную оторопь. Входятъ; незнакомецъ снимаетъ съ себя жидкое пальтецо, а [247]съ купца богатую соболью шубу, и вручаетъ ихъ сторожу, давая понять, что въ этомъ дѣлѣ нужна здѣсь рука и протекція. Затѣмъ начинается странствованіе по безконечнымъ корридорамъ вѣдомства; наконецъ, у однѣхъ дверей ходатай оставляетъ купца, приказывая ему ждать себя, пока онъ пойдетъ «докладывать» и хлопотать о его дѣлѣ. Ждетъ купецъ полчаса, ждетъ часъ… На него обратили вниманіе: что̀ за человѣкъ и зачѣмъ здѣсь торчитъ? — Объясняетъ… Пошли искать ходатая, но его нигдѣ не оказалось, да ни къ кому онъ здѣсь и не обращался. Непріятно озадаченный купецъ возвращается въ переднюю и тамъ находитъ разгадку разыгранной надъ нимъ мистификаціи: вмѣсто его пышной шубы сторожъ ему подалъ жалкую хламиду исчезнувшаго съ шубой случайнаго благопріятеля.

Кромѣ заѣзжихъ безхитростныхъ провинціаловъ, жертвами хищничества и карманнаго воровства на желѣзнодорожныхъ станціяхъ весьма нерѣдко дѣлаются и бывалые петербуржцы, особенно во время большихъ стеченій публики, по случаю, напр., гуляній въ загородныхъ окрестностяхъ, богомолья и пр. Какъ не разъ было замѣчено, время отъ времени появляется шайка карманниковъ, спеціально работающихъ на какой-нибудь изъ наиболѣе оживленныхъ въ извѣстный сезонъ желѣзныхъ дорогъ (каковы, напр., лѣтомъ царскосельская, финляндская и др.) и заявляющихъ о своемъ существованіи цѣлой серіей карманныхъ кражъ въ публикѣ. Подобное-же воровство практикуется на петербургскихъ пароходныхъ пристаняхъ: въ сущности, какъ тамъ, такъ и здѣсь, оно постоянное; особенное-же вниманіе обращается на него только тогда, когда воры или отличатся очень крупной кражей, или-же слишкомъ расширятъ и усилятъ свою дѣятельность, что̀ случается, обыкновенно, вслѣдствіе появленія среди нихъ выдающагося артиста своего дѣла и организатора.

Такъ, нѣсколько лѣтъ тому назадъ, виновницей одной изъ цвѣтущихъ эпохъ карманнаго воровства на желѣзнодорожныхъ станціяхъ и въ другихъ публичныхъ мѣстахъ оказалась нѣкая элегантная дама еврейскаго происхожденія, обладавшая «золотыми ручками» и не имѣвшая среди своей братіи соперниковъ въ искусствѣ отрѣзыванія саквояжей и вытаскиванія бумажниковъ. Она была основательницей цѣлой школы «карманной выгрузки», организовала правильную шайку карманниковъ, дѣйствовавшихъ подъ ея [248]руководствомъ, по ея инструкціямъ и указаніямъ. Сама она лично выходила на «работу» только въ чрезвычайныхъ случаяхъ, когда предвидѣлась значительная добыча и самая операція требовала тонкости, изящества и чистоты отдѣлки. Въ эту-то именно эпоху, не считая множества мелкихъ кражъ на желѣзныхъ дорогахъ, совершено было нѣсколько и очень значительныхъ. Напримѣръ, у одного благочестиваго купца, во время проѣзда его съ богомолья въ Колпинѣ въ Петербургъ, въ вагонѣ, когда онъ чуть-чуть вздремнулъ, члены ассоціаціи вышеупомянутой «золотой ручки» вырѣзали, вмѣстѣ съ карманомъ, бумажникъ, вмѣщавшій въ себѣ тридцать тысячъ денегъ и цѣнныхъ бумагъ. Къ слову замѣтимъ, что столь популярное въ Петербургѣ поклоненіе колпинскому чудотворному образу св. Николы, 9-го мая, когда происходитъ передвиженіе по желѣзной дорогѣ многихъ тысячъ народа, среди котораго есть всегда множество субъектовъ, елейно-настроенныхъ по праздничному, постоянно ознаменовывается массой карманныхъ кражъ. Для петербургскихъ карманниковъ это богомолье — настоящая и всегда обильная жатва.

Въ 1875 году, по поводу одного весьма значительнаго воровства на желѣзной дорогѣ, также была выслѣжена полиціей цѣлая шайка желѣзнодорожныхъ карманниковъ, состоявшая изъ евреевъ, которые вообще, нужно сказать, составляютъ ощутительный процентъ въ средѣ петербургскихъ, всякаго рода, воровъ и мошенниковъ. На красносельской станціи Балтійской дороги, у артельщика правленія этой дороги, въ вагонѣ, была похищена сумка съ 48,000 рублей кредитными билетами. Такая крупная кража побудила полицію произвести усиленные розыски, результатомъ которыхъ было открытіе виновниковъ похищенія, а при нихъ — похищенныхъ денегъ, однако-жъ не всѣхъ, а безъ двадцати тысячъ руб., безслѣдно пропавшихъ. Виновными оказались три еврея и одна еврейка (жена главы ассоціаціи), которые спеціально эксплуатировали по-своему петергофскую и красносельскую вѣтви балтійской дороги, имѣя свою главную квартиру въ Лиговѣ, гдѣ одинъ изъ членовъ ассоціаціи содержалъ близь желѣзнодорожной станціи, для виду, харчевню, на самомъ дѣлѣ служившую и притономъ и операціоннымъ базисомъ для дѣйствій шайки.

Замѣчательно, что полицейскій отчетъ, говоря объ этой воровской [249]шайкѣ, упоминаетъ вскользь, что члены ея и ихъ «преступныя дѣйствія на желѣзныхъ дорогахъ» были «уже извѣстны полиціи» и ранѣе совершенія вышеописанной значительной кражи. Очевидно, составителю отчета и въ голову не приходилъ естественный, хотя и нѣсколько щекотливый для полицейской славы, вопросъ, а именно: если полиціи были извѣстны данные воры и ихъ «преступныя дѣйствія», то, спрашивается, отчего-же полиція не «пресѣкла» ихъ и не предупредила заблаговременно дальнѣйшее развитіе этой противузаконной дѣятельности? Это не единственная въ своемъ родѣ странность, объяснить которую мы не умѣемъ. Достовѣрно одно, что полиціи, дѣйствительно, часто бываютъ хорошо извѣстны выдающіеся профессіональные воры, съ которыми полицейскіе сыщики находятся нерѣдко въ интимнѣйшихъ отношеніяхъ и даже пользуются ихъ услугами при розыскахъ, въ интересахъ нарушенныхъ правъ собственности, о чемъ ходитъ немало юмористическихъ анекдотовъ… Кромѣ того, полиція всегда хорошо знаетъ и имѣетъ подъ своимъ, особенно бдительнымъ, но, какъ оказывается, безрезультатнымъ надзоромъ и всѣ находящіеся въ городѣ воровскіе притоны. Такъ, не очень давно, центральный органъ столичной наружной полиціи, къ общему свѣдѣнію, оффиціально указалъ на пресловутый трактиръ «Малинникъ», какъ «на притонъ воровъ, бродягъ, дезертировъ и распутныхъ женщинъ», каковой, вслѣдствіе того, и приказано было закрыть, хотя существованіе этого «притона» и качество его гостей прекрасно были извѣстны полиціи и прежде. Мораль этого явленія, въ сущности, та, что одной полицейской дѣятельностью, какъ бы она ни была ретива и неусыпна, общественныя язвы излѣчивать нельзя.

Мы не входимъ въ область желѣзнодорожныхъ хищеній, совершаемыхъ въ пассажирскихъ, багажныхъ и товарныхъ вагонахъ во время движенія поѣздовъ, такъ какъ онѣ совершаются за чертой Петербурга и, слѣдовательно, находятся внѣ рамокъ нашихъ наблюденій. Замѣтимъ только, что воровская добыча, производимая по линіямъ, примыкающимъ къ Петербургу, укрывается и реализируется большею частью здѣсь, но объ этомъ мы скажемъ особо, когда коснемся сбыта краденаго вообще.

Заговоривъ о кражахъ, совершаемыхъ въ толпѣ, при стеченіи публики, мы затрудняемся въ точности обозначить всѣ случаи и [250]спеціальности воровской практики, примѣняющейся къ этимъ условіямъ. Ихъ множество и многіе изъ нихъ не поддаются классификаціи. Есть, напр., воры театральные, отыскивающіе оказій поживиться въ театрахъ на счетъ зрителей, стекающихся на спектакли, другіе избираютъ полемъ своихъ дѣйствій лѣтнія увеселительныя мѣста — сады и кафе-шантаны, гдѣ въ особенности подстерегаютъ подгулявшихъ бонвивановъ, третьи проникаютъ въ клубы и концертныя залы, подъ видомъ интеллигентныхъ любителей изящныхъ искусствъ, и съ большимъ нерѣдко изяществомъ опоражниваютъ карманы, въ чемъ какъ-то наглядно убѣдился одинъ популярный въ Петербургѣ думскій дѣлецъ и ораторъ, у котораго на одномъ «благотворительномъ» концертѣ вытащили портмоне, съ нѣсколькими стами рублей, и онъ этого даже и не замѣтилъ; четвертые, подъ маской святошъ, забираются въ церкви во время торжественныхъ богослуженій и промышляютъ около дѣйствительныхъ богомольцевъ въ наиболѣе патетическіе моменты ихъ молитвеннаго настроенія. Извѣстно, что напр. торжественная встрѣча Свѣтлаго Христова Воскресенія въ Петербургѣ постоянно сопровождается множествомъ кощунственныхъ карманныхъ кражъ въ храмахъ Божіихъ. Такая же оживленная «карманная выгрузка» идетъ на большихъ крестныхъ ходахъ, на кладбищахъ въ поминальные дни и проч.

Повторяемъ, очень трудно вычислить всѣ оказіи, способствующія дѣятельности нашихъ героевъ и служащія для нея удобной, благодарной почвой. Ловкій, находчивый воръ данной группы пользуется всякимъ стеченіемъ публики, ловитъ налету каждый удобный случай. Хроника петербургскаго воровства богата фактами въ этомъ родѣ, нерѣдко весьма оригинальными и частію комическими. Напримѣръ, во время парадныхъ похоронъ городскаго головы Погребова, пять человѣкъ думскихъ гласныхъ, снявъ свои пальто, поручили ихъ сторожу, который, спустя нѣсколько минуть, былъ зачѣмъ-то вызванъ изъ передней. На ту пору случился здѣсь какой-то приличнаго вида господинъ во фракѣ, обязательно предложившій сторожу поберечь платье, пока тотъ вернется; но когда сторожъ вернулся — ни господина, ни платья гг. муниципаловъ уже не оказалось. Это наглое воровство было совершено, какъ сообщали репортеры, «въ присутствіи массы публики, полицейскихъ чиновниковъ и жандармовъ». Въ какой степени петербургскіе карманники [251]бываютъ смѣлы и находчивы, можно судить еще по слѣдующему случаю.

Въ одной изъ такъ называемыхъ «кухмистерскихъ» справлялась богатая купеческая свадьба. «Чертогъ сіялъ», балъ былъ въ полномъ разгарѣ, и въ это время одна изъ танцовавшихъ дѣвицъ, послѣ особенно-оживленнаго тура вальса, была крайне непріятно поражена внезапной пропажей бывшихъ на ней золотыхъ медальона и часовъ съ такими-же шейными цѣпями. Пропажа была серьезная и ее стали искать въ залѣ на паркетѣ, полагая, что дѣвица во время танца уронила свои драгоцѣнности; но какой-то проницательный гость догадался спросить:

— Да вы съ кѣмъ это, сударыня, такъ бойко вальсъ-то сейчасъ танцовали?

— Не знаю, отвѣчала дѣвица. — Какой-то незнакомый мнѣ, но очень приличный молодой человѣкъ… Въ залѣ я его не вижу теперь.

Бросились искать «приличнаго молодаго человѣка» и — какъ разъ въ пору: онъ уже надѣвалъ въ передней свое пальтишко, собираясь оставить веселый, гостепріимный чертогъ и, быть можетъ, не безъ сожалѣнія. Его остановили, потерпѣвшая дѣвица признала въ немъ своего кавалера, но зато никто изъ хозяевъ и распорядителей свадьбы не призналъ въ немъ своего гостя и, вообще, онъ оказался здѣсь незваннымъ и непрошеннымъ незнакомцемъ. Его безъ церемоніи обыскали и нашли при немъ и часы и медальонъ, которые, какъ оказалось, «приличный молодой человѣкъ» успѣлъ снять со своей дамы въ вихрѣ увлекательнаго вальса. Потомъ, на судѣ, покаявшись, танцоръ этотъ объяснилъ свое дѣяніе такъ:

— Шелъ я по улицѣ мимо кухмистерской… Вижу: освѣщено, большой съѣздъ; спрашиваю — что такое? — говорятъ: свадьба… Дай, думаю, зайду, потанцую; кстати я и во фракѣ былъ… Зашелъ, сталъ веселиться, а тутъ бѣсъ попуталъ…

Что такіе незванные, беззаботнаго нрава, гости нерѣдко принимаютъ дѣятельное участіе въ купеческихъ свадебныхъ пиршествахъ — фактъ довольно обыкновенный въ Петербургѣ; но, кажется, описанный здѣсь танцоръ вовсе не случайно, по внезапному вдохновенію, какъ онъ показывалъ на судѣ, зашелъ незваннымъ на балъ. По справкѣ, онъ оказался бывалымъ опытнымъ [252]вором-рецедивистомъ, не разъ судившимся за кражи, и, по всѣмъ вѣроятіямъ, не впервые утилизировалъ танцовальное искусство для воровскихъ цѣлей на купеческихъ свадьбахъ и иныхъ веселыхъ собраніяхъ. Вотъ вамъ еще одна своеобразная спеціальность по части «сдиранія кожи» и «запусканія граблей въ шкертики», весьма ловко и остроумно придуманная и примѣненная къ даннымъ условіямъ и обстановкѣ! Безъ сомнѣнія, этотъ «очень приличный молодой человѣкъ» обладалъ всѣми качествами свѣтскаго кавалера: и выгодной внѣшностью, и щегольскимъ костюмомъ, и элегантными манерами и, за всѣмъ тѣмъ, мастерски, съ увлеченіемъ танцовалъ. Все это составляло какъ-бы оборотный его капиталъ, дававшій ему возможность подкупать въ свою пользу неопытныхъ и впечатлительныхъ дѣвицъ, плѣнять ихъ и очаровывать, а затѣмъ, подъ вліяніемъ этого впечатлѣнія, брать съ нихъ дань.

Подобная эксплуатація романическихъ впечатлѣній и куртизанскихъ чувствъ имѣетъ обширную и разнообразную практику въ петербургскомъ воровскомъ мірѣ. Дѣло только въ томъ, что — какъ это и слѣдуетъ по естественному порядку вещей, — миссію обольщенія и плѣненія въ большинствѣ случаевъ исполняютъ здѣсь представительницы прекраснаго пола. Роль подобнаго рода коварныхъ сиренъ разыгрываютъ, конечно, не ангелы чистоты и невинности, а почти исключительно падшія созданія. Бываетъ, впрочемъ, хотя рѣдко, что ихъ роль, ради грабежа, принимаютъ на себя, посредствомъ замысловатаго маскарада, и мужчины. Разъ былъ такой, вѣроятно, не единственный въ этомъ родѣ, траги-комическій казусъ.

Во время масляницы возвращался съ попойки позднимъ вечеромъ одинъ женолюбивый купецъ и, встрѣтивъ на Гороховой улицѣ статную даму подъ вуалью, сталъ къ ней, какъ говорится, приставать. Красавица оказалась уступчивой и — вскорѣ оба очутились уже на извощикѣ, по направленію къ Семеновскому полку. Близь вокзала Царскосельской желѣзной дороги незнакомка велѣла извощику остановиться и объяснила купцу, что черезъ Семеновскій плацъ имъ надо пройти пѣшкомъ до ея дома.

Купца, не взирая на хмѣль, требованіе это немножко озадачило, но — увлеченіе прекрасной дамой побѣдило въ немъ сомнѣніе. Пошли по Семеновскому плацу. Идя подъ руку со своей дамою, купецъ не утерпѣлъ и поцѣловалъ ее… Но тутъ случилось [253]нѣчто необычайное: незнакомка съ такой силой ударила неосторожнаго ловеласа по головѣ, что онъ упалъ какъ снопъ, а вслѣдъ затѣмъ бросилась очищать его карманы, вытащила кошелекъ, сняла дорогіе часы… Когда-же купецъ сталъ кричать, незнакомка начала безпощадно тузить его кулаками. На крикъ явилась помощь, въ лицѣ двухъ мимо-проходившихъ казаковъ. Незнакомка пустилась бѣжать, но была поймана и приведена въ участокъ, гдѣ, по ближайшемъ обозрѣніи, оказалась переодѣтымъ въ женское платье 22-лѣтнимъ, дюжимъ мѣщаниномъ — опытнымъ воромъ.

Распутство, промыселъ тѣломъ — такіе ужасные пороки, что погрязшія въ нихъ личности большею частью деморализуются въ конецъ и дѣлаются податливыми на всякій иной грѣхъ, на всякое преступленіе. По этой причинѣ, въ составѣ петербургскихъ воровъ, профессіональныя, въ особенности уличныя и бродячія проститутки занимаютъ очень видное мѣсто, и въ количественномъ и въ качественномъ отношеніяхъ. Большинство этихъ несчастныхъ питаютъ неодолимую наклонность къ грабежу и воровству, и всегда готовы, при каждомъ удобномъ случаѣ, обобрать «гостя», особенно пьянаго; но, кромѣ того, многія изъ нихъ — закоренѣлыя воровки по ремеслу, такъ что самый развратъ служитъ для нихъ въ сущности не цѣлью, а средствомъ, не промысломъ, а подспорьемъ для хищническаго чужеядства. Слѣдуетъ замѣтить, что такія спеціалистки часто «работаютъ» не на самихъ себя и не по своей иниціативѣ, а по принужденію и подъ руководствомъ своихъ «хозяевъ» и «хозяекъ», стоящихъ обыкновенно за кулисами и, незамѣтно для жертвы, управляющихъ пружинами и рычагами практикуемой въ такихъ случаяхъ воровской механики. Здѣсь ворующія проститутки являются лишь послушнымъ орудіемъ злой, хищнической воли закабалившихъ ихъ омерзительныхъ паразитовъ, которые при этомъ пользуются, конечно, львиной долей добычи, если не всею цѣликомъ. Существованіе этого возмутительнаго явленія хорошо всѣмъ извѣстно, по множеству фактовъ, и не разъ было засвидѣтельствовано на судѣ.

Изъ различныхъ видовъ разсматриваемаго воровства, особенно развился и процвѣлъ въ концѣ описываемаго нами періода слѣдующій — и, опять таки, сказать мимоходомъ, благодаря главнымъ образомъ изобрѣтательности еврейскаго индустріальнаго генія! Обыкновенно, играющія роль лукавыхъ сиренъ, проститутки [254]завлекали на улицахъ, въ садахъ, на гуляньяхъ, гдѣ придется, подходящихъ для жертвы мужчинъ; стараясь какъ можно больше воспламенить ихъ любовнымъ жаромъ, приглашали затѣмъ ихъ къ себѣ на квартиры, т. е. въ стереотипныя «комнаты съ мебелью отъ жильцовъ», гдѣ и разыгрывали съ ними, съ искусственной аффектаціей, «любви сладчайшей пантомимъ», не теряя золотаго времени. А въ то время, когда происходилъ «пантомимъ», обыкновенно — за ширмой или за драпировкой, въ его наиболѣе патетическій моментъ, по условному, замаскированному сигналу самой сирены, въ родѣ, напр., кашля, неслышно, въ темнотѣ, точно по волшебству, разверзалась стѣна или просто отворялась, казавшаяся на глухо запертой, дверь изъ сосѣднихъ аппартаментовъ; въ комнату проскользала безъ шороха какая-то таинственная тѣнь или просовывались чьи-то длинныя, проворныя руки, которыя быстро схватывали брошенное на стулъ платье «гостя», моментально очищали въ немъ карманы, клали его потомъ на прежнее мѣсто и исчезали: — комната принимала видъ полнѣйшей неприкосновенности, словно въ ней имѣлъ мѣсто какой-то искусный спиритическій сеансъ. По крайней мѣрѣ, «гость», въ большинствѣ случаевъ, ничего не замѣчалъ какъ въ пылу разыгрывавшагося «пантомима», такъ и послѣ него, когда онъ приходилъ въ себя и, ничего не подозрѣвая, разставался съ очаровавшей его сиреной. Изъ множества извѣстныхъ случаевъ этого рода воровства, обобранные гости, въ большинствѣ, освѣдомлялись о произведенномъ у нихъ похищеніи только по уходѣ изъ воровскаго притона, спустя нѣсколько часовъ и иногда на другой день, когда имъ приходило въ голову произвести основательную повѣрку своихъ бумажниковъ.

Дѣло въ томъ, что описываемая «карманная выгрузка», основанная на обманѣ чувствъ, производилась (да и понынѣ вѣроятно производится) съ извѣстной разсчетливостью и осторожностью. Таинственныя руки, опрастывая бумажники, самые бумажники, обыкновенно, оставляли въ карманахъ; при этомъ, если въ нихъ оказывалась значительная сумма, то похищалась только часть ея, разумѣется, всего чаще — львиная, и съ такой, разсчитанной на обманъ зрѣнія, разборчивостью, чтобы «гость», при бѣгломъ взглядѣ на свой бумажникъ, не замѣтилъ въ немъ убыли. Напр., если въ бумажникѣ помѣщалось нѣсколько пачекъ различнаго [255]достоинства ассигнацій и цѣнныхъ бумагъ, то таинственныя руки распредѣляли хищеніе по всѣмъ пачкамъ, ни одной изъ нихъ не захватывая цѣликомъ. Наиболѣе опытные, травленые воры этого сорта предпочтительнѣе всего крали, если находили въ бумажникѣ «гостя», процентныя бумаги значительной цѣнности, не трогая вовсе размѣнныхъ карманныхъ денегъ, въ томъ основательномъ разсчетѣ, что убыль послѣднихъ тотчасъ-же можетъ быть замѣчена, тогда какъ о пропажѣ первыхъ, составляющихъ неразмѣнный запасъ, неприкосновенно хранящійся въ укромномъ отдѣленіи бумажника, легко не догадаться на первыхъ порахъ. Такимъ-же образомъ, если у гостя находились часы, то таинственныя руки довольствовались только тѣмъ, что отцѣпляли цѣнные брелоки отъ цѣпочки; но случалось, правда, что часы съ цѣпями похищались и безраздѣльно, такъ какъ «по чести» подѣлиться подобнымъ предметомъ физически невозможно… Какъ-же тутъ быть? — Задумываться и колебаться тутъ приходилось тѣмъ менѣе мастерамъ сихъ дѣлъ, что дѣла сіи, при данныхъ условіяхъ, «въ огромномъ большинствѣ случаевъ, — какъ вѣрно было замѣчено по поводу цѣлой серіи такихъ дѣлъ прокурорскимъ надзоромъ, — обезпечены почти полной безнаказанностью преступленія. Рискъ для преступниковъ сводится здѣсь до mininum’а, прежде всего потому, что, уже не говоря о людяхъ семейныхъ или съ виднымъ общественнымъ положеніемъ, но и вообще каждый, ничѣмъ несвязанный, порядочный человѣкъ врядъ-ли рѣшится, безъ крайней необходимости, заявлять о себѣ, какъ о потерпѣвшемъ, заявлять въ тоже время, что онъ — посѣтитель грязныхъ притоновъ разврата. Надо, чтобы кража довела потерпѣвшаго до крайности, отразилась на немъ очень чувствительно, чтобы онъ рѣшился предать ее гласности».

Такъ характеризовалъ нравственную подкладку этой воровской спеціальности прокурорскій надзоръ и, конечно, характеризовалъ вполнѣ правильно! Безъ сомнѣнія, огромное большинство потерпѣвшихъ отъ подобныхъ воровъ вовсе не обжаловывали и не искали своихъ пропажъ, боясь огласки и, слѣдовательно, скандала для себя, тѣмъ болѣе непріятнаго, если они точно были люди семейные или «съ виднымъ общественнымъ положеніемъ». Вѣдь, жаловаться и вопіять о карѣ виновныхъ, въ положеніи подобныхъ шаловливыхъ господъ, значитъ тоже самое, что предавать гласности свое [256]собственное срамное поведеніе, ставить себя къ позорному столбу, на судъ и смѣхъ всего общества.

Зная испорченность современныхъ нравовъ, которой — увы! — весьма причастны и люди «порядочные» вообще, и люди семейные, а равно и люди «съ виднымъ общественнымъ положеніемъ» въ частности, слѣдуетъ думать, что множество кражъ въ этомъ жанрѣ навсегда остались, по указанной причинѣ, неприведенными въ извѣстность и вполнѣ безнаказанными. Объ этомъ заявлено было и на судѣ, отчасти въ свидѣтельскихъ показаніяхъ «свѣдущихъ людей», не разъ удостовѣрявшихъ, какъ выразился одинъ изъ нихъ, что «обокраденные гости чаще всего стыдятся заявлять полиціи о происшедшемъ съ ними и оставляютъ дѣло такъ»… Нѣкоторые только изъ этихъ стыдливыхъ жертвъ, вовлеченныхъ въ бѣду собственной грѣховностью, не доводя дѣла до огласки, но и не желая помириться съ произведеннымъ надъ ними ограбленіемъ, обращаются въ секретную полицію, представителямъ которой, — какъ показали двое изъ нихъ на судѣ, — приводилось «производить розыски по многимъ такого рода кражамъ» въ различныхъ спеціальныхъ по этой части притонахъ, а въ какой степени успѣшно — невѣдомо.

Вслѣдствіе этихъ-то деликатныхъ условій и причинъ, такъ дальновидно предусмотрѣнныхъ и съ такой ловкостью утилизированныхъ артистами описываемой воровской группы, практика ихъ одно время въ Петербургѣ чрезвычайно расширилась, дошла до крайне наглыхъ формъ и сдѣлалась даже, какъ-бы, одной изъ «злобъ дня» въ инвентарѣ общественныхъ интересовъ. Многія изъ «дѣяній» этого сорта стали выплывать наружу, возникъ цѣлый рядъ скандалезнѣйшихъ процессовъ, такъ какъ, по мѣрѣ увеличенія числа потерпѣвшихъ, среди нихъ естественно должны были найтись люди, которые, пренебрегая малодушнымъ стыдомъ, мужественно рѣшались, «по долгу гражданина» и въ желаніи «помочь государству въ борьбѣ съ преступленіями», — какъ велерѣчиво выразился одинъ изъ нихъ, присяжный повѣренный по профессіи, — возбуждать формальное преслѣдованіе воровъ и доводить дѣло до суда и свѣдѣнія общества. «Долгъ гражданина» — самъ по себѣ; но кромѣ того, эти самоотверженные герои очень ужь безжалостно, на крупныя суммы были обираемы, чтобы пребыть въ стыдливомъ молчаніи и не возопіять всенародно къ правосудію!

[257]

Мы, конечно, не будемъ останавливаться здѣсь на многочисленныхъ процессахъ по дѣламъ этого сорта, съ ихъ эпизодическими подробностями, — констатируемъ только изъ ихъ совокупности общія данныя, въ главныхъ чертахъ характеризующія разсматриваемую отрасль воровскаго промысла. Практиковалось это воровство, избравшее своимъ орудіемъ и почвой проституцію, не иначе, какъ шайками, и такихъ шаекъ, съ правильной и очень прочной организаціей, было обнаружено въ Петербургѣ одновременно нѣсколько — обнаружено было, безъ сомнѣнія, далеко не все ихъ наличное число. Основателями ихъ и членами являлись почти исключительно представители израильскаго племени, въ большинствѣ, конечно, женщины-проститутки, но каждая шайка имѣла, кромѣ того, своего мужчину-паразита, иногда нѣсколькихъ, игравшихъ роль, частію, помощниковъ, «друзей дома», а частію — организаторовъ и хозяевъ-руководителей. Народъ — все прожженый, искусившійся во всякихъ плутняхъ и хищничествахъ, по-жидовски — наглый, безстыдный и отвратительно-деморализованный до мозга костей… Христіанки, русскія, очень рѣдко встрѣчались въ этихъ, еврейскаго изобрѣтенія, притонахъ, по-еврейски организованныхъ и еврейчиками комплектованныхъ, и если встрѣчались, то въ страдательной роли закабаленныхъ, забитыхъ, жалкихъ жертвъ, служившихъ слѣпымъ, несмысленнымъ орудіемъ жидовской механики и эксплуатаціи, часто не зная о цѣляхъ этой механики и не принимая никакого участія въ дѣлежѣ добычи. Одна изъ нихъ, шестнадцатилѣтняя дѣвушка, заявила на судѣ, что когда ее завлекли въ притонъ, она «была невинною», ничего этого не знала и не понимала.

Дѣйствія шайки и распредѣленіе въ ней ролей совершались обыкновенно такимъ порядкомъ. Спектакль происходилъ вечеромъ. Проститутки, исполнявшія роль «первыхъ любовницъ» или сиренъ (одна и не болѣе трехъ), выходили, принарядившись, «гулять», продѣлывали сцены обольщенія со впечатлительными Ратмирами Невскаго проспекта и увлекали ихъ въ свой «чертогъ златой», въ качествѣ желанныхъ «гостей». Это былъ прологъ спектакля. Дѣйствіе происходило въ «чертогѣ», какъ уже было нами описано. До поднятія-же занавѣса, здѣсь происходила такая декоративная и бутафорская подготовка: петли въ таинственной двери смазывались саломъ, чтобы при отпираніи не издавали никакого звука; для [258]большей таинственности, дверь маскировалась иногда живописными картинками въ рамахъ или заставлялась шкафомъ безъ задней стѣнки, такъ что роковая тѣнь входила въ комнату черезъ шкафъ; въ дверяхъ имѣлись незамѣтныя снаружи телефонныя и зрительныя дырочки, сквозь которыя режиссеръ слѣдилъ за ходомъ спектакля и своевременно подавалъ реплики; затѣмъ происходила, соотвѣтствующая дѣйствію и его цѣли, разстановка мебели. Въ моментъ появленія гостя, остававшіяся за кулисами дѣйствующія лица, «хозяйка» или «хозяинъ» съ наперсниками, затаивали дыханіе, снимали съ себя обувь, ходили на цыпочкахъ и терпѣливо ждали, наготовѣ, времени для своего выхода на сцену, въ роляхъ таинственныхъ тѣней и престидигитаторовъ. Бывали случаи, что «гость» дурно исполнялъ свою роль «драматическаго любовника», оказываясь слишкомъ сдержаннымъ въ чувствахъ и крайне осторожнымъ, такъ что портилъ весь планъ спектакля. Тогда, случалось, его поправляли, заставляя уснуть или посредствомъ одуряющаго зелья въ питьѣ, или, — какъ есть большое вѣроятіе думать, — дѣйствіемъ хлороформа. Такимъ именно чудеснымъ способомъ былъ усыпленъ одинъ молодой пріѣзжій купчикъ — самъ еврей по происхожденію, — обнаружившій чрезмѣрную осторожность, ничего не пившій, не разстававшійся со своимъ сюртукомъ, въ карманѣ котораго помѣщался бумажникъ, и, тѣмъ не менѣе, жестоко обобранный во время сна. Съ уходомъ «гостя», въ спектаклѣ слѣдовалъ антрактъ, во время котораго «дѣлились ризы» его, т. е. «гостя». Потомъ наступалъ обыкновенно эпилогъ (иногда и безъ него обходилось): «гость», свѣдавъ о своемъ злосчастіи, возвращался истымъ трагическимъ героемъ и разливался рѣкой жалобъ, упрековъ, угрозъ и требованій возвратить его достояніе. «Злодѣи», въ отвѣтъ на это, разыгрывали роли удивленныхъ, ничего невѣдающихъ, ничего незнающихъ «простаковъ», нерѣдко съ оттѣнкомъ комизма и ироніи. У одного военнаго врача вытащили изъ бумажника болѣе двухъ тысячъ рублей.

— Что вы? Богъ съ вами! Развѣ у вашего брата, военнаго человѣка, бываютъ такія деньги? Ха-ха-ха… Кого-жъ хотите вы одурачить? саркастически отвѣтила ему «хозяйка» притона, собственноручно его ограбившая за часъ передъ тѣмъ.

Этотъ трагическій герой, въ образѣ военнаго эскулапа, довелъ эпилогъ спектакля до полицейскаго протокола и обыска (всегда [259]безплоднаго въ этихъ случаяхъ), произведеннаго впрочемъ мѣстнымъ околодочнымъ надзирателемъ, почему-то, «крайне поверхностно и неохотно», какъ заявилъ на судѣ потерпѣвшій. Вообще, во всѣхъ почти случаяхъ, похищавшіяся въ описанныхъ притонахъ деньги пропадали безслѣдно, а деньги бывали не маленькія: у одного «гостя» выкрали слишкомъ 4,000 рублей, у другаго болѣе трехъ тысячъ и т. д. О кражахъ по нѣскольку сотъ или десятковъ рублей и говорить не стоитъ: ихъ было множество… Промыселъ существовалъ прочно и шайки работали по цѣлымъ годамъ безнаказанно.

Собственно промыселъ обкрадыванія и ограбленія «гостей» въ притонахъ разврата существовалъ всегда, но въ томъ усовершенствованномъ, систематизированномъ видѣ, какъ описано выше, онъ процвѣлъ только въ 70-хъ годахъ, благодаря дѣятельному участію въ немъ представителей изобрѣтательнаго еврейскаго племени. До той поры, въ этомъ дѣлѣ царила примитивная простота и случайность, и работа шла больше по мелочамъ. Въ этомъ отношеніи славился, между прочимъ, хорошо извѣстный въ Петербургѣ громадный домъ генерала Максимовича на Невскомъ, издавна служившій однимъ изъ главныхъ центровъ поселенія уличныхъ проститутокъ, которыя тутъ частенько «пошаливали» и отъ которыхъ многіе «гости» уходили — кто безъ кошелька, кто безъ часовъ и т. д. Были нерѣдко случаи, какъ здѣсь, такъ и въ другихъ домахъ, что проститутки, зазвавъ «гостя» къ себѣ, срывали съ него на темныхъ лѣстницахъ часы и успѣвали убѣжать и скрыться. Другія поступали нѣсколько сложнѣе и дипломатичнѣе.

Въ нашемъ матеріалѣ имѣется нѣсколько судебныхъ разбирательствъ такихъ однородныхъ случаевъ: нѣкоторыя изъ этихъ «погибшихъ созданій» усваивали себѣ привычку, «занимаясь», по ихъ выраженію, съ «гостемъ», выпрашивать у него какую-нибудь дорогую вещицу, напр., кольцо, булавку, цѣпочку и пр., для того только, чтобы примѣрить ее къ себѣ или, какъ выразилась одна подсудимая, «пофорсить» въ ней передъ товарками. Обыкновенно гость, въ упоеніи чувствъ, снисходилъ къ такой невинной, на первый взглядъ, прихоти и отдавалъ вещицу; но когда, по окончаніи краткосрочнаго романа, онъ требовалъ вещь обратно, то ему отвѣчали отказомъ на томъ основаніи, что онъ-де ее подарилъ [260]изъ любезности. Болѣе ловкія въ этой мистификаціи артистки успѣвали такъ подстроить дѣло, что у нихъ потомъ, когда доходило до суда, оказывались и достовѣрные свидѣтели дарственной передачи, вслѣдствіе чего, случалось, онѣ выходили чистыми изъ суда и «подарокъ» при нихъ оставался.

Въ этомъ и другихъ, подобныхъ же «художествахъ» проститутки-воровки дѣйствуютъ обыкновенно въ розницу и по случаю. Разъ только, именно въ 1877 г., была обнаружена въ домѣ Максимовича серьезная попытка воровской организаціи, имѣющей въ предметѣ эксплуатацію грѣховнаго женолюбія. Здѣсь было открыто цѣлое общество, систематически грабившее и обкрадывавшее заманиваемыхъ съ улицы «гостей» и, потомъ, выталкивавшее ихъ безъ церемоніи, въ случаѣ же особенно горячаго протеста, спускавшее ихъ съ лѣстницы. Сообщество состояло изъ нѣсколькихъ проститутокъ и двухъ благородныхъ молодыхъ мужчинъ — сына тайнаго совѣтника и сына полковника. До суда, почему-то, дѣянія этой шайки не дошли. Нельзя не упомянуть, наконецъ, что сами проститутки нерѣдко бываютъ обкрадываемы принимаемыми ими у себя на дому случайными «гостями», между которыми находятся негодяи, не брезгающіе поживиться жалкимъ ихъ достаткомъ. Въ хроникѣ столичнаго мироваго суда немало встрѣчается дѣлъ о такихъ, большею частью грошевыхъ кражахъ, совершаемыхъ по одному и тому же плану: «гость», во время визита, изловчается прикарманить какую-нибудь вещицу поцѣннѣе — часы, браслетикъ, колечко и т. под., — которую и уноситъ съ собою, если только хозяйка не спохватится во время и не накроетъ вора на мѣстѣ преступленія.

Намъ остается закончить знакомство съ этимъ пестрымъ, безконечно разнообразнымъ и полнымъ эпизодическихъ уголковъ міромъ человѣческаго хищничества, чужеядства и подлости — бѣглымъ упоминаніемъ еще о нѣсколькихъ, болѣе или менѣе законченныхъ и спеціализировавшихся отраслей воровской практики.

Въ Петербургѣ существуетъ цѣлая группа воровскихъ спеціальностей, имѣющихъ своимъ предметомъ похищеніе цѣнностей, такъ сказать, наружныхъ, помѣщающихся не въ закрытыхъ хранилищахъ, а подъ открытымъ небомъ. Такимъ образомъ, есть, напр., спеціалисты по обкрадыванію кладбищъ. Воръ проникаетъ на кладбище и снимаетъ съ наиболѣе богатыхъ памятниковъ металлическіе кресты, [261]доски и разныя украшенія. Одинъ изъ такихъ воровъ сознался на судѣ, что ему удавалось за одинъ походъ отвинчивать по 30-ти мѣдныхъ надгробныхъ досокъ. Говорятъ, бывали и такіе хищники, которые отрывали изъ могилъ свѣже-погребенныхъ богатыхъ покойниковъ и грабили съ нихъ платье и драгоцѣнности, а самые гробы обдирали; но за описываемый нами періодъ не было обнаружено ни одного такого случая. Время отъ времени появляются охотники попользоваться благотворительными лептами изъ сборныхъ кружекъ, выставляемыхъ на улицахъ. Такихъ воровъ было поймано за нашъ періодъ немало. Особенно отличился одинъ изъ нихъ. Это былъ нѣкій канцеляристъ, служившій, въ разгаръ нашего славянолюбія, въ славянскомъ благотворительномъ комитетѣ. Разъ пришелъ въ комитетъ какой-то незнакомецъ съ корзинкой въ рукахъ, якобы за справкой. На лицо находились канцеляристъ и сторожъ. Занявшись выдачей справки, канцеляристъ услалъ сторожа куда-то подальше за папиросами, а въ его отсутствіе угораздился, съ помощью незнакомца, подмѣнить стоявшую въ пріемной комитета кружку, обремененную лептами, другою, схожею по внѣшности, но внутри наполненную битыми черепками. Подмѣнъ этотъ былъ сдѣланъ такъ искусно, что члены «кружечной коммиссіи» догадались о ней только спустя нѣсколько дней.

Жестокому расхищенію подвергается городское общественное имущество. Находятся мастера, выламывающіе металлическія рѣшетки изъ различныхъ оградъ, отвинчивающіе желѣзные болты на цѣпныхъ мостахъ, уносящіе уличныя скамейки и пр. Былъ однажды случай кражи уличныхъ фонарей прямо со столбовъ, заразъ чуть не съ цѣлой улицы. Однородные съ этими воры производятъ нерѣдко ограбленіе вагоновъ на желѣзнодорожныхъ станціяхъ, главнымъ образомъ металлическихъ ихъ частей; другіе похищаютъ съ извощищьихъ экипажей подушки для сидѣнья, санныя полости, отвинчиваютъ гайки, снимаютъ упряжь съ лошадей. Какъ-то въ одномъ трактирѣ, промышлявшемъ, между прочимъ, нагрѣваніемъ приносимыхъ утюговъ, которыхъ скоплялось иногда нѣсколько десятковъ, была поймана воровка этой утвари, въ теченіе долгаго времени ежедневно таскавшая по одному лишь утюгу. Всѣ эти любители чужаго добра дѣйствуютъ на сушѣ, но въ Петербургѣ есть еще спеціалисты воровства на водахъ, такъ называемые, рѣчные пираты. Промыселъ этотъ прочно [262]организованъ и ведется широко, мастерски и смѣло. Пираты разъѣзжаютъ по ночамъ на лодкахъ около нагруженныхъ судовъ и похищаютъ съ нихъ кули, ящики съ товаромъ и всякую кладь. Есть между ними исключительно дровяные воры, крадущіе дрова съ барокъ, зимою же они обворовываютъ дровяные дворы и — одинъ дровяникъ жаловался на судѣ, что у него, случалось, въ одинъ день пропадало по пяти саженъ дровъ.

Похищаются въ Петербургѣ не только неодушевленные, но и одушевленные предметы. Хорошо извѣстенъ любителямъ собакъ очень ловко и остроумно практикуемый промыселъ воровъ-собачниковъ. Промышленники эти ловятъ на улицахъ цѣнныхъ собакъ, припрятываютъ ихъ, и потомъ — либо продаютъ охотникамъ, либо возвращаютъ, по газетнымъ объявленіямъ, владѣльцамъ «за приличное вознагражденіе». Объявленія о пропавшихъ собакахъ печатаются ежедневно въ газетахъ; воры-собачники ихъ пристально читаютъ и, если за доставку какого-нибудь «сбѣжавшаго» барбоса, вознагражденіе назначено на ихъ вкусъ дѣйствительно «приличное», барбосъ доставляется немедленно своему хозяину. Подобно этимъ ворамъ, играющимъ роль скромныхъ и чувствительныхъ любителей собакъ, есть такіе же мнимые любители музыки, берущіе на прокатъ фортепьяно и рояли, и непосредственно «сплавляющіе» ихъ на рынокъ по сходнымъ цѣнамъ.

Изъ одушевленныхъ предметовъ въ Петербургѣ не слишкомъ рѣдко воруются также малолѣтнія дѣти. Въ нашемъ матеріалѣ есть нѣсколько такихъ случаевъ. Разъ одна дама, пріѣхавъ на Пески въ коляскѣ, прямо на улицѣ подхватила трехлѣтняго, гулявшаго съ братишкой, мальчика и умчалась съ нимъ невѣдомо куда. Сыскная полиція выслѣдила однако это похищеніе. Оказался цѣлый романъ: дама была «содержанкой» одного чадолюбиваго прелюбодѣя и дорожила связью съ нимъ. Связь была старая и отъ нея имѣлся ребенокъ, котораго мать, безъ спроса отца, отдала въ воспитательный домъ. Отецъ, узнавъ объ этомъ, не давалъ ей житья, настоятельно требуя возврата ребенка, котораго возвратить въ подлинности не было уже возможности. Долго легкомысленная мать отговаривалась, сказывая, что ребенокъ въ деревнѣ, въ хорошихъ рукахъ, на воспитаніи; наконецъ, когда «содержатель» очень круто повернулъ дѣло, она, чтобы отвязаться, рѣшилась украсть перваго [263]попавшагося, подходящаго младенца и выдать его за своего. Вообще, въ такого рода похищеніяхъ дѣтей, подкладка всегда болѣе или менѣе романическая, хотя ее и не всегда удается обнаружить полицейскимъ агентамъ. Такой таинственностью осталось покрыто, между прочимъ, похищеніе ребенка въ 1876 г. у одной бѣдной женщины въ Прачешномъ переулкѣ.

Какъ припомнитъ читатель, въ предшествовавшемъ очеркѣ мы упомянули вскользь объ одномъ весьма распространенномъ и разнообразномъ видѣ карманнаго воровства, заключающемся въ хищническихъ набѣгахъ на магазины, лавки и иныя торговопромышленныя заведенія, гдѣ, при помощи нѣкотораго обмана и проворства рукъ, воры уносятъ, что̀ попадается подъ руки изъ товаровъ и иныхъ цѣнностей. Промысломъ этимъ, какъ мы сказали, занимаются преимущественно женщины, всегда прилично одѣтыя и, на видъ, принадлежащія къ порядочному обществу. Съ грустью должно сказать, что большинство такихъ воровокъ въ магазинахъ не только по виду, но и на самомъ дѣлѣ принадлежатъ къ порядочному и зажиточному классу. Профессіональныя промышленницы между ними, сравнительно, составляютъ меньшинство. Чѣмъ же это объяснить? Легкомысліемъ, ненасытной страстью къ нарядамъ, моральной испорченностью и, наконецъ, болѣзненной маніей… Золя, въ своемъ превосходномъ романѣ «Le bonheur des dames», указалъ на это странное и весьма распространенное явленіе, въ живыхъ краскахъ очертивъ типъ барыни-воровки по страсти и тотъ внутренній процессъ, который приводитъ ее къ рѣшимости пятнать свои нѣжныя ручки грубой кражей. Поговорите откровенно съ купцами и сидѣльцами гостиннодворскихъ модныхъ лавокъ, и они вамъ скажутъ, что такія барыни-воровки не составляютъ рѣдкости и у насъ, а многимъ изъ сидѣльцевъ, вѣроятно, приходилось не разъ лично участвовать въ деликатномъ изобличеніи подобныхъ особъ въ кражахъ, недостаточно ловко выполненныхъ. Намъ извѣстенъ такой, между прочимъ, фактъ. Одна, съ громкимъ именемъ, богатая дама сдѣлала привычку въ каждомъ почти магазинѣ, который она посѣщала, красть что бы ни пришлось. Ея родные, зная за ней эту слабость — родъ болѣзненной страсти, заранѣе предупреждали хозяевъ магазиновъ, посѣщаемыхъ барыней, чтобы они не дѣлали скандала, а только доставляли потомъ счетъ всего, что̀ было у [264]нихъ украдено, по которому тотчасъ же выплачивались деньги. Барыня пріѣзжала, производила кражи и, довольная ихъ успѣхомъ, возвращалась домой, не подозрѣвая, что вороватость ея ни для кого не тайна и съ родственной заботливостью предусмотрѣна, во избѣжаніе непріятностей.

Однородной страстью, но уже съ оттѣнкомъ художественности и любви къ просвѣщенію, можно объяснить весьма распространенное въ Петербургѣ книгокрадство, которое въ иныхъ случаяхъ является настоящимъ вандальствомъ. До чего это воровство популярно — можно судить уже изъ того обстоятельства, очень дурно рекомендующаго столичныхъ любителей просвѣщенія, что въ публичныхъ библіотекахъ для чтенія даже каталоги несокрушимо привинчены къ столамъ и пюпитрамъ, подобно тому, какъ до изобрѣтенія книгопечатанія охранялись оковами и цѣпями дорогія рукописныя книги. Тѣ-же библіотеки безпрерывно обкрадываются по мелочамъ, такъ сказать, раздробительно: есть библіофилы, которые берутъ и «зачитываютъ» рѣдкія и дорогія изданія, стоимость которыхъ далеко превосходитъ цифру внесеннаго залога; есть читатели, которые безжалостно портятъ книги, вырывая изъ нихъ понравившіяся имъ страницы или картинки (отъ нихъ особенно страдаетъ императорская библіотека); даже продукты текущей прессы — нумера газетъ, тетрадки иллюстрацій и еженедѣльныхъ журналовъ — требуютъ самаго тщательнаго охраненія въ публичныхъ кабинетахъ для чтенія, въ гостинницахъ и ресторанахъ отъ многочисленныхъ, нечистыхъ на руку охотниковъ до чтенія, всегда готовыхъ прикарманить эти грошовые листки.

Почему-то, господствуетъ предразсудокъ, что кража книги — не есть кража, какъ преступленіе. Многіе книгокрады и въ самомъ дѣлѣ не вмѣняемы по этой причинѣ; но это едва-ли можно сказать о тѣхъ солидныхъ эрудистахъ-систематикахъ по этой части, типичнымъ представителемъ которыхъ явился нѣсколько лѣтъ тому назадъ, къ великому скандалу всей ученой Германіи, пресловутый докторъ философіи Пихлеръ. Какъ извѣстно, этотъ многоученый мужъ, пользуясь довѣріемъ управленія императорской публичной библіотеки, замыслилъ систематически и съ тонкой ученой разборчивостью опустошить эту библіотеку, вынося изъ нея каждый день въ своихъ бездонныхъ библіофильскихъ карманахъ по нѣскольку дорогихъ изданій. По счастью, его накрыли, но неизвѣстно — во [265]время-ли? Въ квартирѣ Пихлера были найдены цѣлые, заготовленные къ отправкѣ въ любезное отечество, ящики украденныхъ изъ библіотеки книгъ; но на послѣдовавшемъ затѣмъ скандалезномъ процессѣ не было выяснено — первый-ли это былъ транспортъ съ добычей философа-вора?

Существуетъ еще одинъ видъ книгокрадства, ничего не имѣющій общаго съ любовью къ просвѣщенію. Этого рода воровство произведеній словесности практикуется въ книжныхъ лавкахъ и складахъ, частію въ типографіяхъ и въ конторахъ газетъ и журналовъ, — производится любителями легкой наживы, большею частью изъ люда, обращающагося около заготовленія, выпуска въ свѣтъ и сбыта этихъ произведеній. Воровство это больше домашнее, очень сложное и разбивается на множество отраслей, развитіе и процвѣтаніе которыхъ, впрочемъ, не лишено отраднаго значенія, ибо свидѣтельствуетъ о процвѣтаніи и ростѣ самой словесности. Въ настоящее время воровство это, во всякомъ случаѣ послужившее къ распространенію просвѣщенія, кажется, находится въ упадкѣ и это — нагляднѣйшее доказательство упадка самой словесности. Въ описываемое нами время было возбуждено немало процессовъ на судѣ о кражѣ книгъ и иныхъ произведеній печати, а что кражи эти бываютъ значительны, разнообразны и замысловато-неуловимы, — хорошо знаютъ книгопродавцы, издатели и редакторы. Знаютъ это также хорошо нѣкоторые рыночные букинисты и книжные старьевщики, изъ которыхъ иные составили себѣ даже весьма упроченную репутацію завѣдомыхъ скупщиковъ и укрывателей краденаго книжнаго «товара». Часто случаются такія оказіи, что цѣнная книга, стоющая, положимъ, рубль въ книжномъ магазинѣ, «съ нашимъ удовольствіемъ» предлагается за двугривенный на рынкѣ и въ кіоскахъ букинистовъ. Такая оказія приключилась, между прочимъ, съ извѣстнымъ капитальнымъ «Энциклопедическимъ Словаремъ» профессора Березина, который, произведя, вслѣдствіе этого, повѣрку своего склада, нашелъ, какъ онъ намъ лично сообщалъ, что у него было выкрадено домашнимъ образомъ на 8 т. руб. экземпляровъ названнаго словаря… Такія большія книжныя покражи не составляютъ особенной рѣдкости, — конечно, въ эпохи большаго или меньшаго процвѣтанія словесности, а не въ такія глухія времена, когда по зачахлому саду словесности хоть шаромъ покати!

[266]

Нельзя скрыть того печальнаго факта, имѣющаго почти общее значеніе чего-то неизбѣжнаго и повсемѣстнаго, что, подобно книжному, едва-ли не каждое производство, — ремесленное, фабричное, по предмету услугъ и пр., — порождаетъ, въ средѣ занимающихся имъ наемниковъ, рабочихъ и распорядителей, домашнихъ воровъ, пріумножающихъ свой заработокъ кражами матеріаловъ и продуктовъ своего мастерства насчетъ хозяевъ-заказчиковъ. Сколько извѣстно, воруютъ вездѣ — на фабрикахъ, на заводахъ, въ торговыхъ заведеніяхъ всякаго рода, воруютъ во всякомъ частномъ предпріятіи, но еще больше воруютъ тамъ, гдѣ пахнетъ казеннымъ или общественнымъ «пирогомъ». Никакіе контроли и надзоры, никакіе замки и затворы не въ состояніи положить предѣлъ этому повальному всепроникающему воровству! Извѣстны многочисленные случаи кражъ (мы не говоримъ здѣсь о «растратахъ») изъ банковъ, казначействъ и кассъ, изъ экспедиціи заготовленія государственныхъ бумагъ и монетнаго двора, гдѣ контроль и надзоръ доведены до послѣдней степени совершенства и бдительности. Что-жъ говорить о такихъ учрежденіяхъ и заведеніяхъ, которыя не столь ограждены отъ воровскихъ покушеній? Впрочемъ, мы коснулись здѣсь слишкомъ общей и обширной нравственной язвы, для обозрѣнія которой рамки настоящаго очерка слишкомъ тѣсны.

Обратимся къ вопросу о сбытѣ краденаго вообще, которымъ мы обѣщали заняться особо. Начать съ того, что воровской промыселъ, какъ и всякій другой, складывается изъ двухъ, существенно различныхъ, но взаимно необходимыхъ, органически связанныхъ частей промысловой дѣятельности, на основаніи общаго экономическаго закона: производства и сбыта или, по отношенію собственно къ воровству, добычи цѣнностей и ихъ денежной реализаціи въ пользу добывателя. Добычу производитъ воръ, но чтобы извлечь изъ нея корысть, ему нужно ее укрыть, передать и сбыть въ надежныя руки. Тутъ къ его услугамъ является, какъ посредникъ, сбытчикъ, который, въ сущности, по самымъ условіямъ воровскаго промысла, не только посредникъ въ этомъ дѣлѣ, но компаньонъ и главный пайщикъ по размѣру дивиденда. Это предусмотрѣно и закономъ, не гладящимъ по головкѣ за сокрытіе и сбытъ краденаго; но только законъ тутъ очень рѣдко оказываетъ свое дѣйствіе. Роли здѣсь такъ распредѣлены, что на долю вора выпадаетъ весь рискъ [267]по предпріятію и ничтожная часть выгоды отъ добычи; сбытчикъ-же не несетъ почти никакого риска, а въ дѣлежѣ воровской добычи его доля — огромная. Воръ по ремеслу — чернорабочій парій, сбытчикъ — «хозяинъ», аристократъ, и, какъ чужеядецъ-эксплуататоръ, несравнимъ, такъ какъ работающій на него карманникъ весь у него въ рукахъ и дѣваться ему некуда. Никто никогда не слышалъ, чтобы описываемой категоріи воръ разбогатѣлъ на воровствѣ, а сбытчики, безъ изъятія, наживаютъ отъ воровства состоянія.

Гдѣ-же они? — спроситъ читатель. Пальцемъ указать на нихъ мы, конечно, не можемъ; но сдѣлайте какъ-нибудь раннимъ утромъ, на зарѣ, особенно въ воскресные дни, прогулку по «толкучкамъ». Здѣсь вы увидите массу какихъ-то темныхъ, жалкихъ, оборванныхъ и очень подозрительныхъ личностей съ одной стороны, а съ другой — бойкихъ, наглыхъ, краснощекихъ комерсантовъ, съ здоровенными гло̀тками и острымъ, какъ бритва, языкомъ, продающихъ и покупающихъ всякую-всячину. Это, такъ называемые, «маклаки»; на нихъ стоитъ вся «толкучка», они-же, если не всѣ, то нѣкоторые несомнѣнно являются первыми, непосредственными агентами сбыта «темнаго товара», такъ сказать, авангардомъ сбытчиковъ. Такими-же чернорабочими агентами этого дѣла являются неказистые на видъ тряпичники, рыскающіе по дворамъ, съ объемистыми мѣшками за спиною.

«Хозяева» и воротилы сбыта краденаго рѣдко имѣютъ непосредственныя сношенія съ ворами. Они стоятъ въ сторонкѣ, за кулисами, храня постный, внушающій довѣріе, видъ честныхъ, почтенныхъ и благочестивыхъ купцовъ. Въ рынкахъ и иныхъ мѣстахъ есть лавчонки совершенно химерическаго содержанія и характера, — до того товаръ ихъ ничтоженъ и ни на что не нуженъ, и до того торговля въ нихъ призрачная и мнимая. Непостижимо, какъ онѣ существуютъ! Непостижимо для того, кто не знаетъ, что это только декорація, дешевое представленіе «для близира» и отвода глазъ. Настоящая-же торговля хозяевъ этихъ курьезныхъ лавокъ не видна для глазъ, хотя сами они весьма ощутительно и толстѣютъ, и жирѣютъ, и богатѣютъ и благоденствуютъ отъ нея. Торговля эта — покупка, переработка и сбытъ «темнаго товара». Тамъ, за кулисами, идетъ живая, кипучая дѣятельность. Дѣло, какъ говорится, горитъ въ проворныхъ, искусныхъ и опытныхъ рукахъ! Въ ходъ пускаются и механика, и химія, и [268]металлургія и чуть не всѣ прикладныя знанія, до которыхъ русскій человѣкъ, когда нужно, «своимъ умомъ доходитъ». Каждая краденая вещь, попавъ въ эту переработку, моментально дѣлается неузнаваемой во множествѣ хитроумныхъ видоизмѣненій и поддѣлокъ. Металлическія вещи, золотыя и серебряныя, обращаются въ безформенные слитки, мѣха распарываются и перекрашиваются, платье перекраивается и т. д. Нѣтъ предмета, достаточно громоздкаго, который-бы не разложился въ этой воровской лабораторіи и не исчезъ въ ней безслѣдно. Были случаи поразительныхъ пропажъ: разъ исчезло безъ слѣда нѣсколько сотъ пудовъ казеннаго желѣза, съ другой — пропало до 150 пуд. желѣзныхъ цѣпей съ туэрныхъ пароходовъ, въ третій — нѣсколько десятковъ бочекъ масла, украденнаго съ судна, точно провалились въ преисподнюю; въ четвертый — на нѣсколько тысячъ мѣховъ, привезенныхъ изъ за-границы и подмѣненныхъ рогожами въ ящикахъ на желѣзной дорогѣ, разсыпались прахомъ по рыночнымъ трущобамъ… Всѣхъ такихъ феноменальныхъ хищеній невозможно перечислить — ихъ было множество, и они-то, конечно, составляютъ главную доходную статью укрывателей-сбытчиковъ, которые и являются поэтому главными агентами и пайщиками во всѣхъ капитальныхъ и столь многочисленныхъ кражахъ товаровъ на желѣзныхъ дорогахъ, на судахъ и пристаняхъ, въ складахъ и т. п., не говоря уже о мелкихъ карманныхъ кражахъ. Не смотря однако-жъ на это, сбытчики (напр., въ лицѣ содержателей артелей тряпичниковъ, пользующихся весьма дурной славой), хотя и состоятъ обыкновенно «подъ сомнѣніемъ» у полиціи, но попадаются очень рѣдко и преблагополучно ведутъ свои операціи по цѣлымъ годамъ, наживаясь и богатѣя. На самомъ-же дѣлѣ, они-то и есть главные герои того темнаго міра, уголокъ завѣсы надъ которымъ мы старались приподнять!

Примечания

править
  1. нѣм. in’s Grüne — дословно — «в зелень». Видимо, имеется в виду «на природу». — Примечание редактора Викитеки.


Это произведение перешло в общественное достояние в России согласно ст. 1281 ГК РФ, и в странах, где срок охраны авторского права действует на протяжении жизни автора плюс 70 лет или менее.

Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода.