большей таинственности, дверь маскировалась иногда живописными картинками въ рамахъ или заставлялась шкафомъ безъ задней стѣнки, такъ что роковая тѣнь входила въ комнату черезъ шкафъ; въ дверяхъ имѣлись незамѣтныя снаружи телефонныя и зрительныя дырочки, сквозь которыя режиссеръ слѣдилъ за ходомъ спектакля и своевременно подавалъ реплики; затѣмъ происходила, соотвѣтствующая дѣйствію и его цѣли, разстановка мебели. Въ моментъ появленія гостя, остававшіяся за кулисами дѣйствующія лица, «хозяйка» или «хозяинъ» съ наперсниками, затаивали дыханіе, снимали съ себя обувь, ходили на цыпочкахъ и терпѣливо ждали, наготовѣ, времени для своего выхода на сцену, въ роляхъ таинственныхъ тѣней и престидигитаторовъ. Бывали случаи, что «гость» дурно исполнялъ свою роль «драматическаго любовника», оказываясь слишкомъ сдержаннымъ въ чувствахъ и крайне осторожнымъ, такъ что портилъ весь планъ спектакля. Тогда, случалось, его поправляли, заставляя уснуть или посредствомъ одуряющаго зелья въ питьѣ, или, — какъ есть большое вѣроятіе думать, — дѣйствіемъ хлороформа. Такимъ именно чудеснымъ способомъ былъ усыпленъ одинъ молодой пріѣзжій купчикъ — самъ еврей по происхожденію, — обнаружившій чрезмѣрную осторожность, ничего не пившій, не разстававшійся со своимъ сюртукомъ, въ карманѣ котораго помѣщался бумажникъ, и, тѣмъ не менѣе, жестоко обобранный во время сна. Съ уходомъ «гостя», въ спектаклѣ слѣдовалъ антрактъ, во время котораго «дѣлились ризы» его, т. е. «гостя». Потомъ наступалъ обыкновенно эпилогъ (иногда и безъ него обходилось): «гость», свѣдавъ о своемъ злосчастіи, возвращался истымъ трагическимъ героемъ и разливался рѣкой жалобъ, упрековъ, угрозъ и требованій возвратить его достояніе. «Злодѣи», въ отвѣтъ на это, разыгрывали роли удивленныхъ, ничего невѣдающихъ, ничего незнающихъ «простаковъ», нерѣдко съ оттѣнкомъ комизма и ироніи. У одного военнаго врача вытащили изъ бумажника болѣе двухъ тысячъ рублей.
— Что вы? Богъ съ вами! Развѣ у вашего брата, военнаго человѣка, бываютъ такія деньги? Ха-ха-ха… Кого-жъ хотите вы одурачить? саркастически отвѣтила ему «хозяйка» притона, собственноручно его ограбившая за часъ передъ тѣмъ.
Этотъ трагическій герой, въ образѣ военнаго эскулапа, довелъ эпилогъ спектакля до полицейскаго протокола и обыска (всегда
большей таинственности, дверь маскировалась иногда живописными картинками в рамах или заставлялась шкафом без задней стенки, так что роковая тень входила в комнату через шкаф; в дверях имелись незаметные снаружи телефонные и зрительные дырочки, сквозь которые режиссер следил за ходом спектакля и своевременно подавал реплики; затем происходила, соответствующая действию и его цели, расстановка мебели. В момент появления гостя, остававшиеся за кулисами действующие лица, «хозяйка» или «хозяин» с наперсниками, затаивали дыхание, снимали с себя обувь, ходили на цыпочках и терпеливо ждали, наготове, времени для своего выхода на сцену, в ролях таинственных теней и престидигитаторов. Бывали случаи, что «гость» дурно исполнял свою роль «драматического любовника», оказываясь слишком сдержанным в чувствах и крайне осторожным, так что портил весь план спектакля. Тогда, случалось, его поправляли, заставляя уснуть или посредством одуряющего зелья в питье, или, — как есть большое вероятие думать, — действием хлороформа. Таким именно чудесным способом был усыплен один молодой приезжий купчик — сам еврей по происхождению, — обнаруживший чрезмерную осторожность, ничего не пивший, не расстававшийся со своим сюртуком, в кармане которого помещался бумажник, и, тем не менее, жестоко обобранный во время сна. С уходом «гостя», в спектакле следовал антракт, во время которого «делились ризы» его, т. е. «гостя». Потом наступал обыкновенно эпилог (иногда и без него обходилось): «гость», сведав о своем злосчастии, возвращался истым трагическим героем и разливался рекой жалоб, упреков, угроз и требований возвратить его достояние. «Злодеи», в ответ на это, разыгрывали роли удивленных, ничего не ведающих, ничего не знающих «простаков», нередко с оттенком комизма и иронии. У одного военного врача вытащили из бумажника более двух тысяч рублей.
— Что вы? Бог с вами! Разве у вашего брата, военного человека, бывают такие деньги? Ха-ха-ха… Кого ж хотите вы одурачить? саркастически ответила ему «хозяйка» притона, собственноручно его ограбившая за час перед тем.
Этот трагический герой, в образе военного эскулапа, довел эпилог спектакля до полицейского протокола и обыска (всегда
