кали на улицахъ, въ садахъ, на гуляньяхъ, гдѣ придется, подходящихъ для жертвы мужчинъ; стараясь какъ можно больше воспламенить ихъ любовнымъ жаромъ, приглашали затѣмъ ихъ къ себѣ на квартиры, т. е. въ стереотипныя «комнаты съ мебелью отъ жильцовъ», гдѣ и разыгрывали съ ними, съ искусственной аффектаціей, «любви сладчайшей пантомимъ», не теряя золотаго времени. А въ то время, когда происходилъ «пантомимъ», обыкновенно — за ширмой или за драпировкой, въ его наиболѣе патетическій моментъ, по условному, замаскированному сигналу самой сирены, въ родѣ, напр., кашля, неслышно, въ темнотѣ, точно по волшебству, разверзалась стѣна или просто отворялась, казавшаяся на глухо запертой, дверь изъ сосѣднихъ аппартаментовъ; въ комнату проскользала безъ шороха какая-то таинственная тѣнь или просовывались чьи-то длинныя, проворныя руки, которыя быстро схватывали брошенное на стулъ платье «гостя», моментально очищали въ немъ карманы, клали его потомъ на прежнее мѣсто и исчезали: — комната принимала видъ полнѣйшей неприкосновенности, словно въ ней имѣлъ мѣсто какой-то искусный спиритическій сеансъ. По крайней мѣрѣ, «гость», въ большинствѣ случаевъ, ничего не замѣчалъ какъ въ пылу разыгрывавшагося «пантомима», такъ и послѣ него, когда онъ приходилъ въ себя и, ничего не подозрѣвая, разставался съ очаровавшей его сиреной. Изъ множества извѣстныхъ случаевъ этого рода воровства, обобранные гости, въ большинствѣ, освѣдомлялись о произведенномъ у нихъ похищеніи только по уходѣ изъ воровскаго притона, спустя нѣсколько часовъ и иногда на другой день, когда имъ приходило въ голову произвести основательную повѣрку своихъ бумажниковъ.
Дѣло въ томъ, что описываемая «карманная выгрузка», основанная на обманѣ чувствъ, производилась (да и понынѣ вѣроятно производится) съ извѣстной разсчетливостью и осторожностью. Таинственныя руки, опрастывая бумажники, самые бумажники, обыкновенно, оставляли въ карманахъ; при этомъ, если въ нихъ оказывалась значительная сумма, то похищалась только часть ея, разумѣется, всего чаще — львиная, и съ такой, разсчитанной на обманъ зрѣнія, разборчивостью, чтобы «гость», при бѣгломъ взглядѣ на свой бумажникъ, не замѣтилъ въ немъ убыли. Напр., если въ бумажникѣ помѣщалось нѣсколько пачекъ различнаго достоин-
кали на улицах, в садах, на гуляньях, где придется, подходящих для жертвы мужчин; стараясь как можно больше воспламенить их любовным жаром, приглашали затем их к себе на квартиры, т. е. в стереотипные «комнаты с мебелью от жильцов», где и разыгрывали с ними, с искусственной аффектацией, «любви сладчайшей пантомим», не теряя золотого времени. А в то время, когда происходил «пантомим», обыкновенно — за ширмой или за драпировкой, в его наиболее патетический момент, по условному, замаскированному сигналу самой сирены, вроде, напр., кашля, неслышно, в темноте, точно по волшебству, разверзалась стена или просто отворялась, казавшаяся наглухо запертой, дверь из соседних аппартаментов; в комнату проскользала без шороха какая-то таинственная тень или просовывались чьи-то длинные, проворные руки, которые быстро схватывали брошенное на стул платье «гостя», моментально очищали в нём карманы, клали его потом на прежнее место и исчезали: — комната принимала вид полнейшей неприкосновенности, словно в ней имел место какой-то искусный спиритический сеанс. По крайней мере, «гость», в большинстве случаев, ничего не замечал как в пылу разыгрывавшегося «пантомима», так и после него, когда он приходил в себя и, ничего не подозревая, расставался с очаровавшей его сиреной. Из множества известных случаев этого рода воровства, обобранные гости, в большинстве, осведомлялись о произведенном у них похищении только по уходе из воровского притона, спустя несколько часов и иногда на другой день, когда им приходило в голову произвести основательную поверку своих бумажников.
Дело в том, что описываемая «карманная выгрузка», основанная на обмане чувств, производилась (да и поныне вероятно производится) с известной расчётливостью и осторожностью. Таинственные руки, опрастывая бумажники, самые бумажники, обыкновенно, оставляли в карманах; при этом, если в них оказывалась значительная сумма, то похищалась только часть её, разумеется, всего чаще — львиная, и с такой, рассчитанной на обман зрения, разборчивостью, чтобы «гость», при беглом взгляде на свой бумажник, не заметил в нём убыли. Напр., если в бумажнике помещалось несколько пачек различного достоин-
