Гамлет (Шекспир; Кронеберг)/ПСС 1902 (ДО)/Действие V
| ← Дѣйствіе IV | Гамлетъ |
Оригинал: англ. The Tragedy of Hamlet, Prince of Denmark. — Источникъ:  Полное собраніе сочиненій Шекспира / подъ ред. С. А. Венгерова — С.-Петербургъ: Брокгаузъ-Ефронъ, 1902. — Т. 3. — С. 79—144. — (Библіотека великихъ писателей). • См. также переводы других авторов |
- Википроекты
1-ый могильщикъ. А что, ее по-христіански будутъ хоронить? Вѣдь, она самовольно искала спасенія.
2-ой могильщикъ. Говорятъ тебѣ, по-христіански. Копай же проворнѣй могилу! Было слѣдствіе и рѣшили похоронить ее, какъ христіанку.
1-ый могильщикъ. Да какъ же это, если она утопилась не для своей защиты?
2-ой могильщикъ. Выходитъ такъ.
1-ый могильщикъ. Нѣтъ, дудки! Вѣрно, это случилось se offendendo. Вѣдь, вотъ въ чемъ дѣло; коли я топлюсь, такъ значитъ, лѣзу въ воду; а полѣзъ, такъ хотѣлъ утопиться. Стало-быть, она утопилась-то не сдуру.
2-ой могильщикъ. Не то ты говоришь.
1-ый могильщикъ. Погоди. Вотъ вода, да; а вотъ человѣкъ. Ну, идетъ онъ въ воду и топится, такъ что жъ? Вольно топиться, вольно нѣтъ, а все таки пропалъ. Слышь ты? А какъ вода-то къ нему приступитъ да зальетъ, такъ, вѣдь, онъ не самъ утопился. Стало, кто не наложитъ на себя рукъ, тотъ и жизни не укоротилъ.
2-ой могильщикъ. И въ законѣ такъ сказано?
1-ый могильщикъ. И въ законѣ такъ.
2-ой могильщикъ. А сказать правду? Не будь она дворянка, такъ не хоронили бы ее по-христіански.
1-ый могильщикъ. Твоя правда; да то-то и горе: знатнымъ господамъ и вѣшаться, и топиться сподручнѣе. Ну-тка за заступы! Садовники да могильщики самые старинные дворяне: адамово ремесло!
2-ой могильщикъ. А Адамъ былъ дворянинъ?
1-ый могильщикъ. Еще бы!
2-ой могильщикъ. Полно!
1-ый могильщикъ. Ей-ей такъ. Я задамъ тебѣ еще одинъ вопросъ, и если ты не отвѣтишь, такъ сознайся, что ты…
2-ой могильщикъ. Задавай.
1-ый могильщикъ. Кто строитъ прочнѣе каменьщика, корабельщика и плотника?
2-ой могильщикъ. Висѣльщикъ. Висѣлица переживаетъ всѣхъ своихъ жильцовъ.
1-ый могильщикъ. Не дурно. Висѣлица дѣлаетъ добро, да какъ? Она дѣлаетъ добро тѣмъ, кто самъ худо поступаетъ. А ты, вѣдь, худо сдѣлалъ, сказавши, что она состроена прочнѣе церкви; такъ, выходитъ, висѣлица сдѣлала бы тебѣ добро. Отвѣчай еще разъ.
2-ой могильщикъ. Кто строитъ прочнѣе каменьщика, корабельщика и плотника?
1-ый могильщикъ. Да, отвѣчай — и баста.
2-ой могильщикъ. А вотъ же знаю.
1-ый могильщикъ. Ну?
2-ой могильщикъ. Нѣтъ, не знаю.
1-ый могильщикъ. Не ломай башки. Оселъ не побѣжитъ, хоть убей его; а если кто опять задастъ тебѣ этотъ вопросъ, такъ отвѣчай: могильщикъ. Его дома стоятъ до страшнаго суда. Сходи-ка въ питейный да принеси кварту.
Что я былъ за славный малый:
Волочился во всю мочь —
И какъ весело, бывало,
Проходили день и ночь.
Гамлетъ. Неужели онъ не чувствуетъ, чѣмъ занятъ! Копаетъ могилу и поетъ.
Гораціо. Привычка сдѣлала его равнодушнымъ.
Гамлетъ. Такъ обыкновенно бываетъ: чѣмъ меньше рука работаетъ, тѣмъ нѣжнѣе у нея чувство.
Но пришла колдунья-старость,
Заморозила всю кровь:
Прочь прогнавши смѣхъ и шалость,
Какъ рукой сняла любовь.
Гамлетъ. Въ этомъ черепѣ былъ когда-то языкъ, и онъ могъ пѣть, а этотъ бездѣльникъ швырнулъ его о-земь, точно будто челюсть Каина, перваго убійцы. Можетъ быть, это была голова политика, мечтавшаго перехитрить самого Господа Бога, а этотъ оселъ перехитрилъ его теперь — не такъ ли?
Гораціо. Дѣло возможное.
Гамлетъ. Или придворнаго, которому ничего не стоило говорить: „добраго утра, ваше высочество! Позвольте пожелать вамъ всевозможнаго счастья!“ Онъ могъ быть черепомъ господина такого-то, который хвалилъ лошадь господина такого-то, потому что ему хотѣлось получить ее въ подарокъ — не такъ ли?
Гораціо. Все можетъ быть, принцъ.
Гамлетъ. И вотъ онъ сталъ достояньемъ господъ червей, сгнилъ, и челюсти его сносятъ удары отъ заступа могильщика. Превращеніе не дурно; жаль только, что мы не знаемъ искусства подсмотрѣть его. Неужели питаніе и воспитаніе этихъ костей стоило такъ мало, что ими можно играть въ кегли? Мои собственныя болятъ, когда подумаю объ этомъ.
Что же? Факелъ погребальный,
Изъ шести досокъ ларецъ,
Саванъ, крестъ да хоръ печальный —
Вотъ и пѣсенки конецъ.
Гамлетъ. Вотъ еще одинъ. Почему не быть ему черепомъ приказнаго. Гдѣ теперь его кляузы, ябедничества, крючки, взятки? Зачѣмъ терпитъ онъ толчки этого грубіяна и не грозится подать на него жалобу о побояхъ? Гм! Этотъ молодецъ былъ, можетъ статься, въ свое время ловкимъ прожектеромъ, скупалъ и продавалъ имѣнія. А гдѣ теперь его крѣпости, векселя и проценты? Неужели всѣми купчими купилъ онъ только клочокъ земли, который могутъ покрыть пара документовъ? Всѣ его крѣпостныя записи едвали помѣстились бы въ этомъ ящикѣ, а самому владѣльцу досталось не больше пространства — а?
Гораціо. Не болѣе, принцъ.
Гамлетъ. Пергаментъ дѣлается изъ бараньей кожи?
Гораціо. Да — и изъ телячьей.
Гамлетъ. Телята же и бараны тѣ, кто полагается на пергаментъ. Заговорю съ этимъ молодцомъ. Эй, чья это могила?
1-ый могильщикъ. Моя, сударь. (Поетъ).
Саванъ, крестъ да хоръ печальный —
Вотъ и пѣсенки конецъ.
Гамлетъ. Конечно, твоя, потому что ты въ ней.
1-ый могильщикъ. Вы не въ ней, значитъ, она и не ваша; а вотъ я хотя и не лежу въ ней, а она моя.
Гамлетъ. Ты лжешь, говоря, что она твоя: могилы роютъ для мертвыхъ, а не для живыхъ. Что за человѣкъ будетъ похороненъ въ ней?
1-ый могильщикъ. Никакой.
Гамлетъ. Ну, такъ женщина?
1-й могильщикъ. И не женщина.
Гамлетъ. Кто же, наконецъ?
1-ый могильщикъ. То, что было нѣкогда женщиной: теперь она скончалась — спаси Господи ея душу!
Гамлетъ. Каковъ смѣльчакъ! Съ нимъ надо говорить осторожнѣе: онъ загоняетъ словами какъ разъ. Нашъ вѣкъ, Гораціо, замѣтилъ я, такъ помѣшанъ на остротахъ, что все остритъ: и крестьянинъ и писатель; только первый обыкновенно удачнѣе. Какъ давно ты могильщикомъ?
1-ый могильщикъ. Изъ всѣхъ дней въ году я поступилъ въ могильщики именно въ тотъ день, когда покойный король Гамлетъ побѣдилъ Фортинбраса.
Гамлетъ. А давно это?
1-й могильщикъ. Будто вы не знаете? Всякій дуракъ это знаетъ. Въ тотъ же день родился Гамлетъ, что сошелъ съ ума и отправленъ въ Англію.
Гамлетъ. Право? Зачѣмъ онъ туда отправленъ?
1-ый могильщикъ. Затѣмъ, что рехнулся. Тамъ, вишь ты, поумнѣетъ; а впрочемъ, хоть и нѣтъ, такъ въ Англіи это не бѣда.
Гамлетъ. Отчего?
1-ый могильщикъ. Тамъ не замѣтятъ: тамъ всѣ такіе жъ полоумные.
Гамлетъ. Отчего же сошелъ онъ съ ума?
1-ый могильщикъ. Да говорятъ какъ-то чудно.
Гамлетъ. Какъ чудно?
1-ый могильщикъ. Да будто бы оттого, что помѣшался.
Гамлетъ. На чемъ же онъ помѣшался?
1-ый могильщикъ. Да на датской землѣ. Вотъ уже тридцать лѣтъ, какъ я здѣсь могильщикомъ.
Гамлетъ. Долго ли можетъ пролежать человѣкъ въ землѣ, не сгнивши?
1-ый могильщикъ. Если не сгнилъ заживо — а нынче это случается частенько — такъ продержится лѣтъ 8 или 9. Кожевникъ девять лѣтъ.
Гамлетъ. Отчего же онъ держится дольше другихъ?
1-ый могильщикъ. Эхъ, сударь, его работа такъ выдѣлываетъ его кожу, что она долго не пропускаетъ воды; а вода куда скоро уничтожаетъ негодные трупы. Вотъ этотъ черепъ двадцать три года пролежалъ въ землѣ.
Гамлетъ. Чей онъ?
1-ый могильщикъ. Безмозглаго дурака. Какъ вы думаете, чей?
Гамлетъ. Не знаю.
1-ый могильщикъ. Провалъ бы его побралъ, мошенника! Онъ вылилъ разъ мнѣ на голову цѣлую бутылку рейнвейна. Этотъ черепъ Іорика, что былъ шутомъ у короля.
Гамлетъ. Этотъ? (Беретъ черепъ).
1-ый могильщикъ. Этотъ самый.
Гамлетъ. Бѣдный Іорикъ! Я зналъ его, Гораціо: это былъ человѣкъ съ безконечнымъ юморомъ и дивною фантазіею. Тысячу разъ носилъ онъ меня на плечахъ, а теперь… Какъ отталкиваютъ мое воображеніе эти останки! Мнѣ почти дурно. Тутъ
были уста — я цѣловалъ ихъ такъ часто. Гдѣ теперь твои шутки, твои ужимки? Гдѣ пѣсни, молніи остротъ, отъ которыхъ всѣ пирующіе хохотали до упаду? Кто состритъ теперь надъ твоею же костяной улыбкой? Все пропало. Ступай-ка теперь въ будуаръ знатной дамы и скажи ей — пусть она хоть на палецъ наложитъ румянъ, а всетаки лицо ея будетъ, наконецъ, такимъ же. Заставь ее посмѣяться этому. Сдѣлай милость, Гораціо, скажи мнѣ только это…
Гораціо. Что, принцъ?
Гамлетъ. Какъ ты думаешь, былъ Александръ въ землѣ такимъ же?
Гораціо. Точно такимъ.
Гамлетъ. И имѣлъ такой же запахъ? Фи! (Бросаетъ черепъ).
Гораціо. Такой же.
Гамлетъ. До какого низкаго употребленія мы нисходимъ, Гораціо! Почему не прослѣдить воображенію благородный прахъ Александра до пивной бочки, гдѣ имъ замажутъ ея втулку?
Гораціо. Разсматривать вещи такъ, значило бы разсматривать ихъ слишкомъ подробно.
Гамлетъ. Нисколько. До этого можно дойти очень скромно и по пути вѣроятности. Напримѣръ: Александръ умеръ, Александръ похороненъ, Александръ сдѣлался прахомъ; прахъ — земля; изъ земли дѣлается замазка, и почему же бочкѣ не быть замазанной именно прахомъ Александра?
Кто поселялъ въ народахъ страхъ,
Предъ кѣмъ дышать едва лишь смѣли,
Великій цезарь — нынѣ прахъ,
И имъ замазываютъ щели!
Но тише! Отойдемъ: идетъ король.
Король и дворъ идутъ сюда поспѣшно.
Кого они такъ скромно провожаютъ?
Какъ видно, онъ изъ знатныхъ и пресѣкъ
Самъ жизнь свою отчаянной рукою.
Посторонимся, другъ мой, поглядимъ.
Какіе же еще обряды будутъ?
Вотъ благородный юноша, Лаэртъ.
Смотри!
Какіе же еще обряды?
Обрядъ печальный нами совершенъ,
Насколько намъ дозволено: кончина
Ея сомнительна, и если бъ высшій
Приказъ не измѣнилъ порядка церкви,
Она бъ до страшнаго суда лежала
Въ землѣ неосвященной. Прахъ и камни,
А не молитвы чистыхъ христіанъ
Должны бъ ее въ могилу провожать.
Она жъ въ вѣнкѣ дѣвическомъ лежитъ;
На гробъ легли невинные цвѣты,
И онъ святой покроется землею
При похоронныхъ звукахъ мѣди.
Как —
И больше ничего?
Нѣтъ, ничего.
Мы осквернили бы святую службу,
Пропѣвъ ей реквіемъ, какъ всѣмъ, почившимъ въ мирѣ.
Спустите гробъ. Изъ дѣвственнаго праха
Фіалки выростутъ. Священникъ грубый,
Я говорю тебѣ: страдая въ адѣ,
Ты ангеломъ сестру мою увидишь.
Офелія!
Цвѣты — цвѣтку. Прощай! Ты будешь
Супругой Гамлета — мечтала я!
Не ранній гробъ твой — свадебное ложе,
Дитя прекрасное, я думала убрать.
О, горе, горе безъ числа и мѣры
Проклятую да поразитъ главу
Того, кто погасилъ въ тебѣ разсудокъ
Своимъ злодѣйствомъ! Не бросайте землю:
Въ послѣдній разъ хочу ее обнять я!
Теперь надъ мертвой и живымъ насыпьте
Могильный холмъ превыше Пеліона
И звѣзднаго Олимпа голубой главы!
Кто тотъ, кто пышно такъ здѣсь горесть выражаетъ,
Кому, остановясь въ своемъ пути,
Внимаютъ съ ужасомъ луна и звѣзды?
Я Гамлетъ, датскій принцъ!
Пусть сатана твою исторгнетъ душу!
Ты худо молишься. Подальше руки!
Не пылокъ я, но берегись: во мнѣ
Есть кое-что опасное. Прочь руки!
Разнять ихъ!
Гамлетъ! Гамлетъ!
Господа!
Принцъ, успокойтесь!
Объ этомъ я готовъ съ Лаэртомъ биться,
Пока глаза навѣки не померкнутъ.
О чемъ, мой милый Гамлетъ?
Я любилъ
Офелію — и сорокъ тысячъ братьевъ
Со всею полнотой любви не могутъ
Ее любить такъ горячо. Скажи:
На что готовъ ты для нея?
Лаэртъ,
Онъ сумасшедшій.
Ради всѣхъ святыхъ,
Оставь его!
Скажи, на что готовъ ты? Плакать? драться?
Постить? терзать себя? пить острый ядъ?
Я то же сдѣлаю. Ты выть пришелъ?
Ты мнѣ на зло спрыгнулъ въ ея могилу?
Ты хочешь съ ней зарытымъ быть? Я тоже.
Ты говоришь о высяхъ горъ? Такъ пусть же
На насъ навалятъ милліонъ холмовъ,
Чтобъ ихъ глава страны огня коснулась
И Осса передъ нимъ была бъ песчинкой!
Я разглагольствовать умѣю, какъ и ты.
Гамлетъ безумствуетъ; но не надолго
Припадокъ бѣшеный имъ овладѣлъ;
Мгновеніе — и онъ, какъ голубица,
Родивъ на свѣтъ дѣтей золотоперыхъ,
Опуститъ крылья на покой.
Послушай,
За что ты такъ обходишься со мною?
Тебя всегда какъ брата я любилъ.
Да, впрочемъ, что до этого за дѣло!
Пусть силу грозную являетъ намъ Алкидъ,
А котъ мяукаетъ и песъ себѣ ворчитъ.
Гораціо, прошу, иди за нимъ.
Лаэртъ, вчерашній разговоръ нашъ долженъ
Твое терпѣнье укрѣпить. Гертруда,
Смотри, чтобъ сынъ твой не ходилъ безъ стражи.
Мы здѣсь живой воздвигнемъ мавзолей!
Лаэртъ, ужъ близокъ часъ успокоенья,
Но къ цѣли доведетъ одно терпѣнье.
Довольно, другъ; теперь узнай другое.
Всѣ обстоятельства ты помнишь хорошо?
Ихъ помнить, принцъ!
Какой-то родъ борьбы
Въ моей груди лишалъ меня покоя.
Мнѣ чудилось, что скованъ я тѣснѣе
Убійцы въ кандалахъ. Въ одно мгновенье…
Благословенна будь моя рѣшимость!
Насъ иногда спасаетъ безразсудство,
А планъ обдуманный не удается.
Есть божество, ведущее насъ къ цѣли,
Какой бы путь ни избирали мы.
Да, это вѣрно.
Изъ моей каюты,
Набросивъ плащъ, я выскочилъ поспѣшно,
Искалъ ихъ въ тьмѣ, нашелъ благополучно,
Схватилъ пакетъ — и вновь въ мою каюту.
Мой страхъ изгналъ всю скромность изъ души,
И смѣло вскрылъ я короля приказъ.
Я подлость царскую нашелъ Гораціо:
Приказъ, чтобъ по безчисленнымъ причинамъ,
Для блага Даніи, для истребленья
Великихъ бѣдъ, грозящихъ государству,
Меня сейчасъ немедленно казнить,
И палачу не давши даже срока,
Чтобъ наточить топоръ.
Возможно ль, Гамлетъ?
Вотъ и приказъ: прочтешь въ другое время.
Но хочешь знать, какъ поступилъ я дальше?
Прошу васъ, принцъ.
Опутанный коварствомъ,
Я не успѣлъ и съ мыслями собраться,
Какъ планъ уже созрѣлъ. Присѣвъ къ столу,
Я выдумалъ и написалъ указъ.
Когда-то я, какъ знатные вельможи,
Считалъ стыдомъ имѣть хорошій почеркъ
И позабыть его хотѣлъ; теперь
Онъ службу вѣрную мнѣ сослужилъ.
Ты хочешь знать, что написалъ я?
Да.
Отъ царскаго лица я заклиналъ,
Когда Британія ему вѣрна,
Когда союзу ихъ цвѣсти, какъ пальмѣ,
И если миръ хотятъ они украсить
Вѣнкомъ неувядающихъ колосьевъ,
То чтобъ тотчасъ, бумагу прочитавши,
Посланниковъ безъ дальнихъ разсужденій,
Не давъ имъ и на исповѣдь минуты,
Лишить головъ.
Но какъ же удалось вамъ
Печать къ конверту приложить?
И тутъ
Мнѣ Провидѣнье помогло. Со мною
Была печать покойнаго отца,
Модель теперешней печати датской.
Сложивъ письмо по образцу другого,
Я сдѣлалъ надпись, приложилъ печать
И положилъ, откуда взялъ. Подлогъ
Замѣченъ не былъ. Въ слѣдующій день
Случилась битва — и конецъ ты знаешь.
Такъ Гильденштернъ и Розенкранцъ пошли
На смерть.
Они искали порученья:
Ихъ смерть мою не потревожитъ совѣсть.
Не сами ль смерть накликали они,
Ввязавшись въ дѣло? Плохо, если слабый
Бросается въ средину межъ мечей
Бойцовъ сильнѣйшихъ.
Вотъ король!
Ну, что?
Теперь довольно ли меня задѣли?
Тому, кто отравилъ отца-монарха;
Кто матерь развратилъ; кто ловко втерся
Между избраньемъ и моей надеждой;
Кто такъ хитро свои забросилъ сѣти
На жизнь мою — съ нимъ разсчитаться
Не вправѣ ли моя рука? Не грѣхъ ли
Терпѣть, чтобъ эта язва истребила
Все тѣло до костей?
Конечно, скоро
Изъ Англіи дадутъ ему извѣстье,
Какъ выполненъ его приказъ.
Да, скоро:
Но промежутокъ — мой. Жизнь человѣка
Быстра — и одного счесть не успѣешь.
А жаль мнѣ, другъ Гораціо, что съ Лаэртомъ
Я такъ забылся: въ жребіи его
Я вижу мой. Его я уважаю;
Но, право, другъ, риторика печали
Меня взбѣсила.
Тише! Это кто?
Озрикъ. Честь имѣю поздравить ваше высочество съ пріѣздомъ.
Гамлетъ. Благодарю покорно. (Гораціо). Знаешь ты эту стрекозу?
Гораціо. Нѣтъ, принцъ.
Гамлетъ. Тѣмъ лучше для тебя: знать его — уже порокъ. У него много земли и очень плодородной. Пусть скотъ будетъ царемъ скотовъ, и его ясли будутъ стоять на ряду съ царскимъ столомъ. Это сорока, но, какъ я уже сказалъ, владыка огромнаго пространства грязи.
Озрикъ. Если бы вашему высочеству было время, я желалъ бы сообщить вамъ кое-что отъ его величества.
Гамлетъ. Я выслушаю васъ съ полнымъ вниманіемъ. Надѣньте шляпу: она для головы.
Озрикъ. Благодарю, ваше высочество; очень жарко.
Гамлетъ. Нѣтъ, мнѣ кажется, очень холодно: вѣтеръ съ сѣвера.
Озрикъ. Точно, довольно холодно принцъ.
Гамлетъ. Однако жъ мнѣ какъ-будто ужасно жарко и душно, или можетъ быть, мое сложеніе!…
Озрикъ. Необыкновенно жарко, принцъ; такъ и душитъ, точно какъ-будто… право, я не знаю. Его величество приказалъ мнѣ извѣстить васъ, принцъ, что онъ держитъ за васъ значительное пари. Вотъ въ чемъ дѣло…
Гамлетъ. Пожалуйста, не забывайте.
Озрикъ. Нѣтъ, принцъ, позвольте: мнѣ такъ свободнѣе. Недавно прибылъ сюда Лаэртъ. Клянусь честью, это молодецъ, исполненный дарованій, краснорѣчивый и красавецъ! Должно отдать ему справедливость: онъ образецъ хорошаго тона; въ немъ найдете вы все, что можетъ пожелать себѣ благородный юноша.
Гамлетъ. Исчисленіе его достоинствъ не теряетъ ничего въ вашихъ устахъ, хотя мнѣ и извѣстно, что память потеряла бы счетъ, составляя полный каталогъ его свойствъ. Да онъ и всегда былъ бы неполонъ въ сравненіи съ быстрымъ полетомъ его къ совершенству. Но, клянусь истиной панегирика, я почитаю его геніемъ первой величины и внутренніе дары духа его такъ прекрасными, такъ рѣдкими, что только зеркало можетъ изобразить равнаго ему.
Озрикъ. Ваше высочество говорите о немъ совершенно справедливо.
Гамлетъ. Но въ чемъ же дѣло? Къ чему облекаемъ мы имя его нашимъ далеко не столь совершеннымъ дыханіемъ?
Озрикъ. Принцъ?
Гораціо. Неужели нельзя выражаться другимъ языкомъ?
Гамлетъ. Зачѣмъ мы о немъ говоримъ?
Озрикъ. О Лаэртѣ?
Гораціо. Кошелекъ его уже опустѣлъ; всѣ золотыя слова растрачены.
Гамлетъ. Да, о немъ.
Озрикъ. Я знаю, вы несвѣдущи.
Гамлетъ. Желательно, чтобы вы это знали, хоть оно мнѣ немного принесетъ чести. Продолжайте.
Озрикъ. Вамъ небезызвѣстно, какими совершенствами обладаетъ Лаэртъ.
Гамлетъ. Этимъ знаніемъ я не могу похвалиться, чтобъ не равнять себя съ нимъ, такъ какъ знать совершенно другого, значитъ знать самого себя.
Озрикъ. Я хотѣлъ сказать, принцъ, что касается фехтованья: если вѣрить, что о немъ говорятъ, ему нѣтъ равнаго.
Гамлетъ. Какое его оружіе?
Озрикъ. Шпага и кинжалъ.
Гамлетъ. Стало-быть два оружія. Дальше.
Озрикъ. Король прозакладывалъ ему шесть арабскихъ жеребцовъ; Лаэртъ, съ своей стороны, какъ я слышалъ, шесть французскихъ шпагъ и кинжаловъ со всѣми принадлежностями, какъ-то: портупеями и прочимъ. Три изъ этихъ принадлежностей точно чрезвычайно красивы, соотвѣтствуютъ рукояткамъ. Эти необыкновенныя принадлежности сдѣланы съ большимъ вкусомъ.
Гамлетъ. Что вы называете принадлежностями?
Гораціо. Я зналъ, что вамъ придется поучаться его комментаріями, пока онъ кончитъ.
Озрикъ. Принадлежности, принцъ — портупеи.
Гамлетъ. Это выраженіе было бы больше кстати, если бы мы могли носить при себѣ пушку, а покамѣстъ пусть останутся портупеями. Однако, дальше. Шесть арабскихъ жеребцовъ противъ шести французскихъ шпагъ съ ихъ приборомъ и тремя принадлежностями съ большимъ вкусомъ — это французскій закладъ противъ датскаго. По какому же случаю они все это прозакладывали?
Озрикъ. Король держалъ пари, ваше высочество, что изъ двѣнадцати ударовъ Лаэртъ выиграетъ передъ вами только три; онъ же ручается за девять. Опытъ сдѣлаютъ сейчасъ же, если вашему высочеству угодно дать отвѣтъ.
Гамлетъ. А если я отвѣчу: нѣтъ?
Озрикъ. Я хотѣлъ сказать, принцъ, если вы согласитесь.
Гамлетъ. Я буду прохаживаться здѣсь въ залѣ. Съ позволенія его величества, теперь я наслаждаюсь здѣсь свѣжимъ воздухомъ. Прикажите принесть рапиры; если Лаэрту есть охота и король остается при своемъ намѣреніи, я постараюсь выиграть ему закладъ, когда съумѣю; не удастя — такъ на мою долю достанутся стыдъ и лишніе удары.
Озрикъ. Прикажете такъ и доложить?
Гамлетъ. Да, съ украшеніями въ вашемъ вкусѣ.
Озрикъ. Поручаю себя вашей милости, принцъ. (Уходитъ).
Гамлетъ. Къ вашимъ услугамъ. Онъ хорошо дѣлаетъ, что поручаетъ самъ себя моей милости: ничей языкъ не постарался бы объ этомъ.
Гораціо. Улетѣла птичка съ скорлупой яичка.
Гамлетъ. Онъ и за грудь матери не принимался, я думаю, безъ комплиментовъ. Онъ, какъ и многіе того же разбора, въ которыхъ влюбленъ пустой вѣкъ, поймали только наружность разговора, родъ шипучаго газа, вылетающаго посреди глупѣйшихъ сужденій, а коснись ихъ для опыта — и пузыри исчезли.
Придворный. Его величество, принцъ, посылалъ къ вамъ молодого Озрика, и онъ доложилъ, что вы дождетесь его въ залѣ. Его величество прислалъ меня узнать, не прошла ли у васъ охота сразиться съ Лаэртомъ и не желаете ли вы отсрочки?
Гамлетъ. Я вѣренъ своимъ намѣреніямъ: они соображаются съ желаніями короля. Если ему досугъ, я готовъ теперь, или когда угодно, предполагая, что буду такъ же, какъ и теперь, въ состояніи держать рапиру.
Придворный. Король, королева и всѣ идутъ сюда.
Гамлетъ. Въ добрый часъ.
Придворный. Королева желаетъ, чтобъ вы ласково обратились къ Лаэрту, прежде чѣмъ начнете поединокъ.
Гамлетъ. Ея совѣтъ хорошъ. (Придворный уходитъ).
Гораціо. Вы проиграете закладъ, принцъ.
Гамлетъ. Не думаю. Съ тѣхъ поръ какъ онъ уѣхалъ во Францію, я безпрестанно упражнялся. Я выиграю закладъ. Однако, ты не можешь себѣ представить, какъ мнѣ тяжело на сердцѣ. Да это вздоръ.
Гораціо. Нѣтъ, принцъ.
Гамлетъ. Это глупость, а между тѣмъ родъ грустнаго предчувствія; женщину оно могло бы испугать.
Гораціо. Если душѣ вашей что-нибудь не нравится — повинуйтесь ей. Я предупрежу ихъ приходъ, скажу, что вы не расположены.
Гамлетъ. Нисколько. Я смѣюсь надъ предчувствіями: и воробей не погибнетъ безъ воли Провидѣнія. Не послѣ, такъ теперь; теперь, такъ не послѣ; а не теперь, такъ когда-нибудь да придется же. Быть готовымъ — вотъ все. Никто не знаетъ, что теряетъ онъ; такъ что за важность потерять рано? Будь что будетъ!
Ну, полно, Гамлетъ! Вотъ рука Лаэрта —
Прими ее отъ насъ.
Прости, Лаэртъ!
Я виноватъ; но я прошу прощенья —
И ты, какъ благородный человѣкъ,
Меня простишь. Всему двору извѣстно,
И до тебя дошли, конечно, слухи,
Что тяжкою страдаю я болѣзнью.
Поступокъ мой, такъ грубо оскорбившій
Твою природу, сердце, чувство чести —
Онъ былъ я объявляю здѣсь — безумство.
Лаэрта Гамлетъ оскорбилъ? О, нѣтъ!
Когда Гамлетъ, раздвоенный въ душѣ
И самъ не свой, Лаэрта оскорбляетъ —
Не Гамлетъ то, не онъ нанесъ обиду —
Его безуміе. А если такъ,
То онъ и самъ обиженъ глубоко:
Безумство — врагъ несчастному Гамлету.
Вотъ цѣлый дворъ: предъ нимъ я отрицаю
Злой умыселъ — и въ сердцѣ благородномъ
Оправданъ я. Я черезъ кровлю дома
Пустилъ стрѣлу — она попала въ брата.
Довольно, принцъ! Усмирена природа,
Хотя бъ она должна взывать ко мщенью
Сильнѣй всего. Но, по законамъ чести,
Отъ мира я далекъ, пока другіе,
Которыхъ честь не подлежитъ сомнѣнью,
Не скажутъ мнѣ: „мирись“. Тогда ихъ словомъ
Честь имени ограждена. Теперь же
Любовь я принимаю, какъ любовь,
И оскорбить ее я не намѣренъ.
Ни я; мы братски разрѣшимъ закладъ.
Подать рапиры!
Дай и мнѣ одну.
Лаэртъ, я для тебя — вѣнокъ лавровый:
Какъ яркая звѣзда во тьмѣ ночной,
Въ моемъ незнаніи блеснетъ твое искусство,
Насмѣшка, принцъ.
Ничуть, клянусь въ томъ честью!
Подай рапиры имъ, мой милый Озрикъ.
Закладъ тебѣ извѣстенъ, Гамлетъ?
Да.
Вы избрали слабѣйшаго бойца.
Я не боюсь: я видѣлъ васъ обоихъ.
Онъ сталъ искуснѣе и далъ впередъ.
Нѣтъ, эта тяжела; подай другую.
Дай эту мнѣ. Что всѣ одной длины?
Всѣ, всѣ одной, мой благородный принцъ.
Поставьте мнѣ вино на этотъ столъ;
И если Гамлетъ первый дастъ ударъ,
Второй, или сквитается за третьимъ,
Со всѣхъ бойницъ пусть выстрѣлятъ изъ пушекъ.
Теперь король пьетъ Гамлета здоровье
И въ кубокъ перлъ бросаетъ многоцѣнный;
Онъ стоитъ больше, чѣмъ въ коронѣ датской,
Сіявшій на главахъ трехъ королей.
Подать мнѣ кубки. Пусть труба литаврамъ,
Литавры пушкамъ, пушки небесамъ
И небеса землѣ воскликнутъ хоромъ:
„Король за Гамлета здоровье пьетъ!“
Начните! Судьи, примѣчать прилежно!
Начнемъ!
Начнемте, принцъ. (Дерутся).
Разъ.
Нѣтъ.
Пусть судятъ.
Ударъ, и очень явственный.
Пусть такъ.
Начнемъ сначала.
Эй, вина! Стой: Гамлетъ,
Жемчужина — твоя! Твое здоровье!
Подайте кубокъ принцу!
Нѣтъ, потомъ.
Поставь бокалъ: сперва еще сразимся.
Начнемъ! (Дерутся).
Опять ударъ, что скажешь?
Да,
Коснулся, сознаюсь.
Нашъ сынъ одержитъ верхъ.
Онъ потенъ и усталъ. Возьми платокъ мой,
Отри лицо, мой Гамлетъ. Королева
Пьетъ за здоровіе твое.
Благодарю.
Не пей, Гертруда!
Я хочу; позволь мнѣ. (Пьетъ).
Отравленъ кубокъ тотъ. Теперь ужъ поздно.
Теперь мнѣ пить еще нельзя — потомъ.
Поди, я оботру твое лицо.
Теперь я нанесу ударъ.
Наврядъ ли.
Меня какъ-будто совѣсть упрекаетъ.
Ну, въ третій разъ, Лаэртъ! Ты шутишь.
Прошу же, выпадай со всею силой.
Мнѣ кажется, ты надо мной смѣешься.
Ты думаешь? Увидимъ. (Дерутся).
Нѣтъ удара.
Теперь смотри. (Лаэртъ ранитъ Гамлета послѣ чего, въ жару битвы, они мѣняются рапирами и Гамлетъ ранитъ Лаэрта).
Они разгорячились —
Развесть ихъ!
Нѣтъ еще. (Королева падаетъ)
Что съ королевой?
Они въ крови!
Вамъ каково, Лаэртъ?
Я въ собственную сѣть попался, Озрикъ:
Я собственной измѣною убитъ —
И по-дѣломъ.
Они въ крови!
Что сталось съ королевой?
Ей дурно; кровь увидѣла она.
Нѣтъ, нѣтъ! питье, питье! О, милый Гамлетъ!
Питье, питье… Оно отравлено! (Умираетъ).
Злодѣйство! Двери на запоръ! Измѣна,
Гдѣ скрылась ты?
Здѣсь, Гамлетъ. Ты убитъ
Тебя спасти нѣтъ средства во вселенной:
Въ тебѣ нѣтъ жизни и на полчаса:
Клинокъ измѣнника въ твоей рукѣ —
Онъ отравленъ и остръ. Мое злодѣйство
Сразило самого меня. — Смотри:
Я палъ, лежу — и мнѣ уже не встать.
И мать отравлена. Не въ силахъ больше!..
Король, король всему виной.
И шпага
Отравлена? Такъ соверши свое,
Отрава!
Боже праведный, измѣна!
Друзья, спасите: я, вѣдь, только раненъ.
Допей же ядъ, кровосмѣситель подлый!
А жемчугъ здѣсь? Ступай за королевой.
Онъ по заслугамъ угощенъ. Отраву
Онъ приготовилъ самъ, своей рукою.
Простимъ другъ друга, благородный Гамлетъ!
Моя и моего отца кончина
Да не падетъ на голову твою,
Твоя же — на мою. (Умираетъ).
Прости тебя Господь!
Я за тобой. Гораціо, я умираю.
Царица бѣдная, прощай. Вы блѣдны;
Дрожа, глядите вы на катастрофу,
Нѣмые зрители явленій смерти!
О если бъ время я имѣлъ, но смерть,
Сержантъ проворный, вдругъ беретъ подъ стражу.
Я разсказалъ бы вамъ… Пусть будетъ такъ!
Гораціо, ты остаешься живъ,
Ты обо мнѣ и о моихъ поступкахъ
Разскажешь тѣмъ, кто знать ихъ пожелаетъ.
Ты ошибаешься: я не датчанинъ,
А древній римлянинъ — стаканъ не допитъ.
Когда ты мужъ, отдай его ты мнѣ!
Оставь! Я заклинаю Небомъ, дай!
Какое я оставлю по себѣ
Запятнанное имя, другъ Горацьо,
Когда все такъ останется безвѣстнымъ!
О, если ты меня любилъ — постой!
Не отворяй себѣ врата блаженства
И пострадай еще въ ничтожномъ мірѣ.
Чтобъ повѣсть разсказать мою.
Что за военный шумъ?
То — юный Фортинбрасъ.
Изъ Польши возвращается съ побѣдой
И англійскихъ привѣтствуетъ пословъ.
Гораціо, я умираю. Ядъ
Стѣснилъ мой духъ. Я не дождусь вѣстей
Изъ Англіи, но предрекаю: выборъ
Падетъ на молодого Фортинбраса.
Ему даю я голосъ мой предсмертный.
Ты обо всемъ случившемся ему
Подробно разскажи; конецъ — молчанье.
Вотъ сердце благородное угасло!
Покойной ночи, милый принцъ! Спи мирно
Подъ свѣтлыхъ ангеловъ небесный хоръ!
Громъ барабановъ ближе. (Маршъ за сценой).
Какое зрѣлище!
Чего ты ищешь?
Несчастья и чудесъ? Такъ не ищи ихъ дальше.
Кровавый видъ! Какому торжеству
Ты въ вѣчныхъ принесла твоихъ чертогахъ,
Смерть гордая, такъ много царскихъ жертвъ?
Ужасенъ этотъ видъ! Мы опоздали
По дѣлу Англіи. То ухо мертво,
Которому должны бы мы донесть,
Что Розенкранцъ и Гильденштернъ скончались,
Согласно королевскому приказу.
Кто скажетъ намъ „благодарю“?
Не онъ,
Хотя бъ уста его и были живы.
Онъ не давалъ на казнь ихъ повелѣнья.
Но такъ какъ быстро за кровавымъ дѣломъ
Явились вы изъ Англіи и Польши,
Велите же, чтобъ мертвыхъ положили
На катафалкъ въ виду всего народа;
А мнѣ незнающимъ позвольте разсказать,
Какъ все произошло. То будетъ повѣсть
Кровавыхъ, неестественныхъ убійствъ,
Суда случайнаго, нечаянныхъ кончинъ
И козней, павшихъ на главу злодѣевъ.
Всю истину могу я вамъ открыть.
Мы поспѣшимъ послушать твой разсказъ.
Созвавши на совѣтъ вельможей царства.
Я съ горестью мое встрѣчаю счастье.
На датскій тронъ имѣю я права,
И ихъ я объявляю всенародно.
Я долженъ и объ этомъ говорить.
Вамъ тотъ далъ голосъ свой, за кѣмъ все царство
Признаетъ васъ царемъ. Но къ дѣлу, къ дѣлу!
Умы людей раздражены: не трудно злобѣ
Настроить бѣдъ средь общаго смятенья.
Пусть Гамлета, какъ воина, внесутъ
На катафалкъ четыре капитана.
Онъ все величье царское явилъ бы,
Когда бъ остался живъ. Будь онъ почтенъ
При погребеньи почестью военной!
Возьмите трупы доблестные эти:
На полѣ битвы мѣсто ихъ.
Скажите, чтобы начали пальбу!