Гамлет, принц датский (Шекспир; Месковский)/ДО

Гамлет, принц Датский
авторъ Вильям Шекспир, пер. Алексей Антонович Месковский

Оригинал: англійскій, опубл.: 1601. — Перевод опубл.: 1891. Источникъ: az.lib.ru

Другие переводы
- Гамлет, принц датский — перевод Г. П. Данилевского
- Гамлет — перевод А. И. Кронеберга, 1844
- Трагедия о Гамлете, принце датском — перевод К. Р.
- Гамлет, принц датский — перевод Д. В. Аверкиева, 1894
- Гамлет — перевод Б. Пастернака.
- Гамлет — перевод Анны Радловой.
- Гамлет — перевод М. Лозинского.
- Гамлет — Висковатов, дореформ. орф.
- Гамлет — Вронченко, дореформ. орф.
- Гамлет — Каншин, дореформ. орф.
- Гамлет — Полевой, дореформ. орф.
- Гамлет — Сумароков, дореформ. орф.
- Гамлет, принц датский — Аверкиев
- Гамлет, принц датский — Гнедич, 1917, полная редакция
- Гамлет, принц датский — Загуляев
- Гамлет, принц Датский — Кетчер, дореформ. орф.
- Гамлет, принц датский — Маклаков
- Гамлет, принц Датский — Месковский, дореформ. орф.
- Гамлет, принц Датский — Россов
- Гамлет, принц Датский — Соколовский, дореформ. орф.
- Гамлет, принц Датский. Сц. I, II, III, IV — Толстой, дореформ. орф.
- Трагедия о Гамлете, принце датском — Морозов
- Песня могильщика — Огарёв
- Отрывок из Гамлета, драмы Шекспира — Строев, 1839, дореформ. орф.
- Гамлет. Отрывки — Карабчевский, дореформ. орф.
- список переводов
Энциклопедии
- на других языках
- NSRW (1914) ► Hamlet
- Collier's (1921) ► Hamlet
- внешние ссылки
- Лаборатория Фантастики
- Encyclopædia Universalis
- Store norske leksikon
- Gran enciclopèdia catalana
Википроекты

Это произведение было опубликовано до 7 ноября 1917 года (по новому стилю) на территории Российской империи (Российской республики), за исключением территорий Великого княжества Финляндского и Царства Польского, и не было опубликовано на территории Советской России или других государств в течение 30 дней после даты первого опубликования.

Поскольку Российская Федерация (Советская Россия, РСФСР), несмотря на историческую преемственность, юридически не является полным правопреемником Российской империи, а сама Российская империя не являлась страной-участницей Бернской конвенции об охране литературных и художественных произведений, то согласно статье 5 конвенции это произведение не имеет страны происхождения.

Исключительное право на это произведение не действует на территории Российской Федерации, поскольку это произведение не удовлетворяет положениям статьи 1256 Гражданского кодекса Российской Федерации о территории обнародования, о гражданстве автора и об обязательствах по международным договорам.

Это произведение находится также в общественном достоянии в США (public domain), поскольку оно было опубликовано до 1 января 1929 года.

ГАМЛЕТЪ,
ПРИНЦЪ ДАТСКІЙ.

ТРАГЕДІЯ ВЪ ПЯТИ АКТАХЪ УИЛЬЯМА ШЕКСПИРА. ПЕРЕВОДЪ И ПРИМѢНЕНІЕ КЪ УСЛОВІЯМЪ СОВРЕМЕННОЙ СЦЕНЫ Алексѣя Месковскаго. Второе исправленное изданіе. С.-ПЕТЕРБУРГЪ. Складъ у автора перевода, Знаменская ул, д. N 53, кв. 4.

1891.

Дозволено Цензурою, С.-Петербургъ, 22 Іюня 1891 года.

Измѣненія и исправленія, которымъ я подвергаю свой переводъ во второмъ изданіи предприняты мною съ цѣлью усовершенствованія его.

Противъ четырехстопнаго ямбическаго размѣра, которымъ я пользовался въ своемъ переводѣ, въ печати появились протесты. Съ предубѣжденіями, а тѣмъ болѣе предразсудками всегда приходится считаться, а потому охотно принимаю вызовъ и привожу тѣ основанія, которыя побудили меня отдать передъ пятистопнымъ предпочтеніе четырехстопному ямбу.

При этомъ считаю нужнымъ отмѣтить весьма странное явленіе: къ упомянутымъ протестамъ присоединился и одинъ нѣмецкій критикъ (въ St. Petersburger Zeitung, N 72, 1889 г.), который вѣроятно совсѣмъ упустилъ изъ виду одно крайне назидательное обстоятельство, а именно, что въ геніальнѣйшемъ драматическомъ произведеніи величайшаго германскаго поэта, а именно въ первой части своего «Фауста» (въ которомъ, какъ говоритъ извѣстный нѣмецкій критикъ, Робертъ Прэльсъ, въ своемъ «катехизмѣ драматургіи», на стр. 211 "die deutsche Sprache überhaupt ihren höchsten Triumph feiert), Гёте предпочтительно пользуется четырехстопнымъ ямбическимъ размѣромъ. — Впрочемъ нужно отдать рецензенту нѣмецкой газеты ту справедливость, что въ его вообще очень сочувственномъ отзывѣ (онъ, между прочимъ, рекомендовалъ его для постановки на сценѣ) было нѣсколько весьма дѣльныхъ замѣчаній, которыи въ настоящемъ изданіи мною приняты во вниманіе.

Вотъ кое-какіе преимущества четырехстопнаго ямба, придающія разговорной рѣчи, какъ оживленный характеръ, такъ и вообще различные оттѣнки.

Если цезура встрѣчается въ концѣ большинства строкъ, то чрезъ это рѣчь является оживленною (напр. разговоръ Гораціо съ Марцелло и Бернардо въ началѣ перваго акта).

Если-же стихи въ концѣ строкъ не прерываются цезурою, а напротивъ, она встрѣчается въ срединѣ строки, то рѣчи придаются различные оттѣнки, такъ какъ въ этомъ случаѣ четырехстопный ямбъ можетъ обратиться, при отсутствіи женскихъ стиховъ, въ ямбъ любого размѣра.

Если большинство строкъ заканчивается дополнительнымъ краткимъ слогомъ (женскій стихъ) съ цезурою въ концѣ строки, то этимъ легко можно достигнуть прочувствованнаго характера рѣчи (напр. монологъ Офеліи послѣ свиданія съ Гамлетомъ, приблизительно въ концѣ втораго акта, или разсказъ королевы о гибели Офеліи въ 4-мъ актѣ).

И такъ далѣе. Разумѣется, все это имѣетъ условное значеніе, и достиженіе, въ этихъ случаѣ, извѣстной цѣли зависитъ отъ того, въ какой мѣрѣ и какими способами стихотворецъ съумѣетъ воспользоваться указанными преимуществами четырехстопнаго ямбическаго размѣра. Вѣдь правила объ искусствахъ не въ состояніи еще создавать художниковъ: они могутъ имъ служить лишь указаніемъ, въ какой мѣрѣ и какими способами они могутъ пользоваться своими дарованіями.

Достигнуть упомянутыхъ результатовъ съ помощью пятистопнаго ямбическаго размѣра, въ такой-же мѣрѣ, едва-ли возможно уже потому, что пяти стопъ въ строкѣ слишкомъ много, чтобы придать рѣчи, напр. оживленный характеръ, почему этотъ размѣръ всегда будетъ имѣть болѣе однообразный, а именно эпическій характеръ и, вслѣдствіе этого, для драмы оказывается крайне тяжеловѣсенъ. Переносы съ одной строки на другую отдѣльныхъ, очень часто весьма короткихъ, разговорныхъ предложеній, умѣщающихся въ одномъ четырехстопномъ стихѣ, встрѣчаются въ стихахъ пятистопнаго размѣра чуть-ли не на каждомъ шагу. А если писатель старается избѣгать этого неудобства, то ему приходится прибѣгать къ ненужнымъ словамъ, т. е. къ балласту. Стоитъ только сравнить мой переводъ, сдѣланный четырехстопнымъ ямбомъ, съ переводами другихъ переводчиковъ, чтобы убѣдиться сколько ненужныхъ словъ у нихъ замедляетъ рѣчь дѣйствующихъ лицъ, а вмѣстѣ съ тѣмъ и ходъ самого дѣйствія.

Впрочемъ сравненіе это было-бы, въ сущности, неумѣстно, потому-что трудно извѣстный размѣръ сравнивать съ размѣромъ неизвѣстнымъ, такъ какъ, написаны-ли переводы, напр. Полевого или г. Загуляева, четырехъ- пяти- или шести- стопнымъ размѣрами, мнѣ не удалось и едва-ли когда-либо удастся разгадать; и я вполнѣ увѣренъ, что если-бы я не упомянулъ въ предисловіи къ первому изданію о размѣрѣ, котораго я придерживался, то гг. критики, пожалуй, вовсе и не замѣтили-бы моего нововведенія, подобно тому, какъ прошли незамѣченными вольные размѣры переводовъ упомянутыхъ моихъ предшественниковъ.

На указанія одного рецензента о яко-бы отсутствіи въ моей передачѣ «Гамлета» образности языка Шекспира замѣчу слѣдующее.

Стремленіе моихъ предшественниковъ къ буквальной передачѣ этой образности рѣшительно превращаетъ Шекспира, въ русскомъ переводѣ, въ скучнаго фразера. То, что сказано Шекспиромъ въ одной строкѣ, мои собраты на каждомъ шагу передаютъ въ двухъ, даже чуть-ли не въ трехъ строкахъ. Если-бы оно касалось не драмы, а эпическихъ произведеній, то это можно было-бы съ грѣхомъ пополамъ допустить; но такъ какъ размѣръ драмы ограниченъ, то передавать всю цвѣтистость языка Шекспира порусски было-бы все равно, что заставить зрителя нашихъ временъ высидѣть въ театрѣ десять часовъ времени.

Затѣмъ: англійская образность языка Шексиира, во всей ея мѣрѣ, рѣшительно несовмѣстима съ простотою русской рѣчи. Англійскія слова большею частью столь немногосложны, что если-бы Шекспиръ не прибѣгалъ къ образности, то слогъ его вышелъ-бы невозможно сухимъ. Гдѣ образность языка не затемняетъ смысла и не вредитъ тону рѣчей въ русской передачѣ, тамъ она мною оставлена во всей ея неприкосновенности. Передавать въ точности и во всѣхъ случаяхъ всю образность языка Шекспира, а заразъ смыслъ и тонъ рѣчей подлинника, все равно, что гнаться за нѣсколькими зайцами. Этому служатъ яркимъ доказательствомъ труды моихъ предшественниковъ: желая передать въ точности означенную образность, они для русскаго человѣка сдѣлали её непонятною и вмѣстѣ съ тѣмъ не только затемнили, но и исказили самый смыслъ рѣчей подлинника, а тона ихъ вовсе не передали.

Сколько труда составляетъ для читателя понять, а для актера придать выразительность, напр. одной фразѣ изъ монолога Гамлета «То be or not to be?», если передать ее, какъ это сдѣлалъ г. Аверкіевъ (см. фельетонъ «Новаго Времени» N 5057) слѣдующимъ образомъ: «отъ блѣднаго оттѣнка мысли хилѣетъ (!) здоровый румянецъ рѣшимости». У меня эта фраза передана такъ: «подъ гнетомъ мысли блекнетъ смѣлость». Дѣло переводчика поломать голову и раскусить, что «здоровый румянецъ рѣшимости» есть ничто иное какъ «смѣлость»; зачѣмъ-же навязывать этотъ трудъ зрителю или читателю? зачѣмъ требовать отъ актера, чтобы онъ придавалъ выразительность невозможнымъ на русскомъ языкѣ плеоназмамъ?

Авторъ художественнаго, въ настоящемъ случаѣ, «русскаго» перевода классическихъ произведеній вовсе не долженъ имѣть въ виду одну буквальность передачи, а вполнѣ вправѣ себѣ сказать, напр.: если-бы Шекспиръ былъ русскій и жилъ въ наше время, то онъ несомнѣнно написалъ-бы своего «Гамлета» не такъ, какъ онъ имъ написанъ почти триста лѣтъ тому назадъ: нѣтъ! «Гамлетъ» написанный порусски и въ наше время, долженъ быть понятенъ русскому читателю или зрителю и отвѣчать условіямъ современной сцены. Но вмѣстѣ съ тѣмъ, разумѣется, обязанность автора художественно-литературнаго перевода, по возможности (но не болѣе) не отступать отъ подлинника. Вотъ цѣль, которою я задался при переводѣ «Гамлета» на русскій языкъ и которую и впредь буду имѣть въ виду при дальнѣйшихъ переводахъ твореній Шекспира. Если-бы кому удалось подойти къ этой цѣли ближе, чѣмъ мною это сдѣлано, то мнѣ оставалось-бы только порадоваться этому обстоятельству и удовольствоваться тѣмъ, что мною указана цѣль, къ которой долженъ стремиться авторъ художественно-литературныхъ переводовъ, а цѣль эта — сдѣлать красоты подлинника доступными пониманію его соотечественниковъ. *)

) Не смотря на томящія меня сомнѣнія, я отъ души желаю, чтобы предстоящая на казенной сценѣ постановка «Гамлета», въ новомъ переводѣ, оправдала мои ожиданія.

Начавъ ссылкою на Гете, окончу указаніемъ на Шиллера.

Съ какимъ благоговѣніемъ я ни отношусь къ переводамъ Шлегеля и Тика на нѣмецкомъ языкѣ, но всё-же причисляю ихъ труды скорѣе, такъ сказать, къ научнымъ изслѣдованіямъ твореній Шекспира, изслѣдованіямъ, которыми я во многихъ случаяхъ пользовался. Но если-бы меня спросили: кто въ литературномъ и сценическомъ отношеніяхъ, лучше перевелъ трагедію «Макбетъ»: Шиллеръ, или упомянутые оба переводчика, то я не задумываясь, отдалъ-бы огромное предпочтеніе Шиллеру, такъ какъ послѣдній далъ нѣмцамъ «Макбета» не только отвѣчающимъ условіямъ современной ему сцены, но и вполнѣ доступнымъ ихъ пониманію, хотя и нѣсколько измѣнилъ его и вставилъ кое-что по своему усмотрѣнію, подобно тому какъ, слѣдуя его примѣру, я поступилъ при переводѣ на русскій языкъ «Гамлета».

Кстати о вставкахъ. Сильно ошибаются тѣ, которые полагаютъ, что серьезный переводчикъ драмъ такого генія, какъ Шекспиръ, не имѣетъ права дѣлать кое-какія вставки, которыя онъ находитъ необходимыми для уясненія того, что современному читателю, а главнымъ образомъ зрителю, можетъ казаться непонятнымъ. Переводчикъ, имѣющій въ виду условія современной сцены, долженъ быть вмѣстѣ съ тѣмъ и толкователемъ Шекспира. Для уясненія непонятныхъ мѣстъ онъ долженъ изучить не только подлинникъ, но и источники, которыми Шекспиръ пользовался, и тогда только онъ самъ въ состояніи многое понять, что, 300 лѣтъ тому назадъ, было безъ того уже достаточно понятно. Переводъ свой онъ можетъ снабдить комментаріями только въ книгѣ, а провозглашать ихъ со сцены онъ въ состояніи не иначе, какъ вложивъ въ уста дѣйствующихъ лицъ нѣсколько лишнихъ словъ, не говоря уже о ремаркахъ, которыя нужно имѣть въ виду при постановкѣ.

Авторъ перевода. ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

Клавдій, король Датскій.

Гертруда, королева Датская, (мать Гамлета).

Гамлетъ, сынъ покойнаго короля и племянникъ Клавдія.

Полоній, главный камергеръ.

Лаэртъ, сынъ его.

Офелія, дочь его.

Гораціо, другъ Гамлета.

Вольтимандъ, |

Корнелій, |

Розенкранцъ, } придворные.

Гильденштернъ, |

Осрикъ, |

Марцеллъ, |

Бернардо, } офицеры.

Франциско, |

Придворный.

Актеры.

Два могильщика.

Слуга.

Матросъ.

Вѣстникъ.

Призракъ отца Гамлета.

Фортинбрасъ, принцъ Норвежскій.

Англійскіе послы.

Придворные кавалеры и дамы, офицеры, пажи, солдаты, матросы и др.

Дѣйствіе происходитъ въ Даніи, въ Гельсиньёрѣ (лѣтней резиденціи короля).

АКТЪ I.

СЦЕНА I.

Тронный залъ. Чрезъ главный средній входъ, который открытъ, видна галлерея съ колоннами, за которыми стоятъ часовые.

(Входятъ оживленно разговаривая между собою:

Гораціо, Марцеллъ и Бернардо).

Гораціо. Я ни-за-что-бы не повѣрилъ,

когда-бъ мнѣ самому вчера

не удалось его увидѣть.

Онъ былъ точь-въ-точь въ вооруженьи,

въ какомъ съ Норвежцемъ онъ сразился;

и взглядъ былъ тотъ-же у него,

когда въ горячемъ спорѣ онъ

вонзилъ могучимъ взмахомъ въ ледъ

свою сѣкиру.

Марцеллъ. Оба раза,

когда мы безъ тебя на стражѣ

стояли, призракъ появлялся

въ такомъ-же точно облаченьи.

Гораціо. Чѣмъ объяснить видѣнье это?

Не предвѣщаетъ-ли оно

намъ снова бѣдствія войны?

Марцеллъ. Ты правъ, быть можетъ. Вѣдь недаромъ

дозорные объѣзды всюду

народъ смущаютъ по ночамъ.

Къ чему готовятся запасы, —

кипитъ работа въ арсеналахъ, —

на верфяхъ строятся суда?

Къ чему рабочихъ заставляютъ

трудиться въ праздникъ, какъ и въ будни?

Къ чему? кто объяснитъ мнѣ это?

Гораціо. Вотъ дѣло въ чемъ. Король покойный,

какъ вамъ извѣстно, вызванъ былъ

высокомѣрнымъ и тщеславнымъ

царемъ норвежскимъ Фортинбрасомъ,

на бой съ нимъ. Доблестный Гамлетъ

(такимъ онъ славился повсюду)

сразилъ его, — и Фортинбрасъ

лишился съ жизнью и владѣній,

которыя по уговору,

онъ уступить ему былъ долженъ,

какъ одолѣвшему его.

Вѣдь если-бы на сторонѣ

Норвегіи была побѣда,

то соотвѣтственнымъ удѣломъ

пришлось-бы Даніи платиться.

Теперь-же юный Фортинбрасъ,

горя побѣдой отличиться.

набралъ изъ сброду проходимцевъ,

готовыхъ драться изъ-за хлѣба, —

въ Норвегіи, со всѣхъ сторонъ,

толпу бойцовъ для предпріятья

отважнаго: какъ полагаютъ,

онъ хочетъ силою оружья

отвоевать все то, что было

утрачено его отцомъ.

Вотъ, кажется мнѣ, это все

и есть причина нашихъ спѣшныхъ

вооруженій и дозоровъ,

всегда влекущихъ за собою

броженье смутное въ странѣ.

Бернардо. Съ тобою я того-же мнѣнья:

недаромъ именно теперь

изъ гроба всталъ въ доспѣхахъ бранныхъ.

король, который въ этихъ распряхъ

участья столько принималъ.

Гораціо. Вотъ мой совѣтъ: все, что вчера

намъ ночью видѣть привелось

повѣримъ принцу мы Гамлету.

Хоть призракъ былъ для насъ нѣмымъ,

но голову готовъ я дать

на отсѣченіе, что съ нимъ

онъ будетъ говорить навѣрно.

Итакъ, согласны вы? Любовь

и долгъ обязываютъ насъ…

Марцеллъ. Да, въ самомъ дѣлѣ. Такъ пойдемте, —

я знаю, гдѣ его мы встрѣтимъ.

(Уходятъ). (Входятъ: придворные кавалеры съ одной стороны и дамы съ другой; между ними Лаэртъ и Офелія. Звуки трубъ и барабановъ. Чрезъ главный входъ входятъ пажи, затѣмъ: Король, Королева, Гамлетъ, Полоній, Вольтимандъ, Корнелій и свита).

Король (со сверткомъ въ рукахъ)

Хотя свѣжо воспоминанье

о брата нашего кончинѣ,

и какъ ни тяжела и скорбна

для насъ и для всего народа

великая сія утрата,

но здравый смыслъ велитъ намъ къ ней

съ покорностію относиться

и дѣлъ не забывать текущихъ..

Едва мы схоронили брата,

какъ, съ скорбной радостію въ сердцѣ,

отпраздновали мы свой бракъ

съ невѣсткой нашей, королевой,

наслѣдницей его престола.

Такъ поступили мы согласно

совѣту вашему, который

намъ по душѣ былъ. Изъявляемъ

за всё вамъ нашу благодарность. —

Но къ дѣлу. Вамъ уже извѣстно,

что Фортинбрасъ, Норвежскій принцъ,

изъ небреженья къ нашей силѣ,

и думая, что смерть Гамлета

въ странѣ посѣяла раздоры, —

не преминулъ посольствомъ насъ

обезпокоить — съ порученьемъ:

потребовать отъ насъ возврата

земель, которыя отецъ

его былъ долженъ уступить,

на основаньи договоровъ,

отважному царю Гамлету. —

Мы васъ призвали нынѣ, чтобы

до этому предмету вамъ

рѣшенье наше возвѣстить.

На имя дяди Фортинбраса,

царя Норвегіи, который

и дряхлъ и боленъ — и едва-ли

о замыслѣ его провѣдалъ,

мы обращаемся съ посланьемъ —

и требуемъ, чтобъ мѣры принялъ

онъ противъ притязаній принца,

тѣмъ болѣе, что Фортинбрасъ

для этой цѣли набираетъ

войска среди его народа.

Васъ, добрые друзья, Корнелій

и Вольтимандъ, мы посылаемъ

съ привѣтомъ этимъ къ королю

Норвежскому, и не даемъ

дальнѣйшихъ полномочій вамъ,

какъ только поступать согласно

здѣсь обозначеннымъ статьямъ.

Ступайте-жъ. Спѣшностью своей

намъ докажите вашу ревность.

Корнелій и Вольтимандъ (принимая свертокъ).

И здѣсь, какъ и во всемъ, готовы

мы доказать ее.

Король. Нисколько

не сомнѣваемся. Прощайте.

(Вольтимандь и Корнелій уходятъ).

Теперь, Лаэртъ, повѣдай намъ

свое желаніе. Ты съ просьбой

намѣренъ къ намъ былъ обратиться…

Скажи, въ чемъ состоитъ она?

и будь заранѣе увѣренъ,

что сыну вѣрнаго слуги

престола вашего едва-ли

мы отказать въ чемъ-либо можемъ.

Лаэртъ. Прошу я, государь, дозволить

мнѣ снова въ Францію поѣхать,

которую покинулъ я,

спѣша сюда исполнить долгъ свой

при торжествѣ коронованья.

Король. А какъ отецъ? Полоній, ты

согласенъ?

Полоній. Что-жъ мнѣ дѣлать съ нимъ?

Онъ выклянчилъ мое согласье.

Ужъ отпустите, государь,

его.

Король. Такъ въ добрый часъ, Лаэртъ.

Ступай и временемъ старайся

воспользоваться хорошенько —

Ну что, Гамлетъ, племянникъ нашъ

и сынъ…

Гамлетъ (въ сторону) Родня! но не сроднился.

Король. Все пасмурнымъ еще глядишь?

Гамлетъ. Напротивъ: блескомъ ослѣпленъ я.

Королева. Отбрось свой мрачный видъ, мой добрый;

Гамлетъ: привѣтливѣй взгляни

на государя. О, зачѣмъ

твой вѣчно потупленный взоръ

стремится словно отыскать

въ пространствѣ призракъ благородный

отца? Всѣ умереть должны мы

и бренность промѣнять на вѣчность.

Не помириться съ этимъ было-бъ

противно волѣ Провидѣнья.

Гамлетъ. Да, государыня, противно.

Королева. Вотъ видишь! Почему-жъ, мой другъ,

оно особеннымъ тебѣ

такъ кажется?

Гамлетъ. Нѣтъ, мать моя,

не только кажется, а есть!

Ни черная моя одежда,

ни мрачный видъ мой и ни вздохи,

ни слезы горькія со всѣми

другими признаками скорби —

не могутъ въ настоящемъ свѣтѣ

вамъ показать меня; все это

лишь «кажется» на самомъ дѣлѣ:

оно притворнымъ можетъ быть.

Что выше всѣхъ примѣтъ наружныхъ

лежитъ во мнѣ; а все другое

лишь украшеніе печали.

Король. Весьма похвально съ стороны

твоей, оказывать, Гамлетъ,

отцу долгъ скорби. Но подумай:

и твой отецъ отца лишился,

а этотъ также своего, —

и каждому изъ нихъ, какъ сыну,

извѣстное пришлося время

лелѣять память своего

предшественника. Но, мой другъ,

вѣдь вѣчно сѣтовать безбожно

на то, что рѣшено судьбой,

что измѣнить никакъ нельзя.

Оно является проступкомъ

противъ покойнаго и Неба,

противъ природы и разсудка.

Тебя мы просимъ, перестань

тужить напрасно и взгляни

на насъ, какъ на отца; пусть свѣтъ

весь знаетъ, что ты самый близкій

къ престолу нашему, что я

въ любви — во всемъ тебѣ готовъ

отца родного замѣнить. —

Ты хочешь въ университетъ

вернуться Виттенбергскій… Это

не отвѣчаетъ нашимъ видамъ.

Мы убѣдительнѣйше просимъ

тебя остаться здѣсь у насъ,

какъ первый рыцарь при дворѣ,

какъ нашъ племянникъ и какъ сынъ.

Королева. Ты не заставишь понапрасну

объ этомъ матери просить.

Гамлетъ, мой сынъ, не покидай насъ.

Гамлетъ. Вамъ, государыня, во всемъ

повиноваться я готовъ.

Король. Вотъ это ласковый и славный

отвѣтъ! Такъ будь-же на ряду

ты съ нами первымъ въ государствѣ.

Ну, государыня, идемте.

Какъ радуетъ меня, что онъ

съ такой готовностью согласенъ

быть намъ пріятнымъ. Въ честь его

пусть каждый тостъ, который будетъ

провозглашенъ сегодня мной,

сопровождается пальбой

изъ пушекъ. Но пора, пойдемте.

(Музыка. Всѣ, кромѣ Гамлета, уходятъ; двери затворяются; музыка постепенно умолкаетъ).

Гамлетъ. О если-бъ не было такъ прочно

и испарилось это тѣло!

иль если-бъ заповѣдь свою

не обратилъ Всевышній противъ

самоубійства! Боже мой!

о, Боже! какъ въ моихъ глазахъ

всѣ суеты мірскія пошлы,

противны, пусты и безплодны!

Онѣ не болѣе, какъ садъ

запущенный, заросшій сорной

травой… Вотъ до чего дошло!

Два мѣсяца, какъ умеръ — нѣтъ!

и двухъ нѣтъ — несравненный нашъ

монархъ, передъ которымъ этотъ —

то, что Сатиръ предъ Аполлономъ, —

который въ матери моей

совсѣмъ души не чаялъ!.. Боже!

подумаешь! и вѣдь ея

привязанность къ нему, казалось,

не остывала, а росла….

и всё-же черезъ мѣсяцъ… кто

повѣрилъ-бы!… Непостоянство!

вотъ вѣчно-женская черта!

Всего лишь мѣсяцъ! не успѣла

и обувь износить, въ которой

его къ могилѣ провожала

словно Ніоба, вся въ слезахъ, —

ей-Богу! неразумный звѣрь

и тотъ протосковалъ-бы дольше, —

и замужемъ уже за дядей,

за братомъ моего отца,

похожимъ на него, какъ я

на Геркулеса! Въ одинъ мѣсяцъ!

Глаза не высохли отъ слезъ

коварныхъ — и… жена другого!

Съ такой поспѣшностью постыдной —

на столь безумный бракъ рѣшиться!

Добра отъ этого не будетъ.

Увы! терзайся, мое сердце —

молчать должны мои уста!

(Входятъ: Гораціо, Бернардо и Марцеллъ).

Гораціо. Привѣтъ нашъ принцу!

Гамлетъ. Какъ? Горацій!

глазамъ не вѣрю я!

Гораціо. Да, принцъ,

вамъ вѣчно преданный слуга…

Гамлетъ. Мой добрый другъ, а не слуга!

(подаетъ ему руку).

Зачѣмъ-же вы изъ Виттенберга

сюда пріѣхали, Горацій, (нерѣшительно)

Марцеллъ?

Марцеллъ (кланяется). Ваше высочество…

Гамлетъ. Я очень радъ васъ видѣть.

(къ Гораціо) Но,

серьезно, что тебя сюда

изъ Виттенберга привело?

Гораціо. Влеченье къ праздности, мой принцъ.

Гамлетъ. Ну, въ этомъ-бы меня никто

не убѣдилъ. Я не могу

тебя себѣ представить празднымъ.

Нѣтъ, объясните мнѣ, зачѣмъ

вы въ Гельсиньёрѣ? Безъ попойки

мы не отпустимъ васъ отсюда.

Гораціо. На похороны, принцъ, отца

я вашего явился.

Гамлетъ. Шутишь,

коллега! ты сюда пріѣхалъ

на свадьбу матери моей.

Гораціо. Воистину, мой принцъ! одно

послѣдовало за другимъ.

Гамлетъ. Ха! Экономія! что дѣлать?..

Остатки отъ поминокъ, другъ мой,

для свадебнаго пиршества

холодною закуской были.

О, лучше было-бъ на томъ свѣтѣ

съ врагомъ лютѣйшимъ повстрѣчаться,

чѣмъ пережить тотъ день!.. Горацій,

мнѣ кажется все, что я вижу

здѣсь моего отца…

Гораціо. Гдѣ, принцъ?

Гамлетъ. Духовнымъ зрѣніемъ, мой другъ.

Гораціо. Однажды видѣлъ я его…

вотъ это былъ властитель!..

Гамлетъ Словомъ,

онъ человѣкомъ былъ. Ему

подобнаго мнѣ никогда

увидѣть не придется.

Гораціо. Принцъ,

мнѣ думается, прошлой ночью

его я видѣлъ.

Гамлетъ. Что такое?

кого ты видѣлъ?

Гораціо. Государя

да, да, принцъ, вашего отца.

Гамлетъ. Отца ты видѣлъ, короля?!

Гораціо. О, ради Бога, успокойтесь!

и выслушайте со вниманьемъ.

Оно столь необыкновенно,

что, безъ свидѣтельства вотъ этихъ

господъ, я самъ-бы не повѣрилъ.

Гамлетъ. О, ради Бога, говори!

Гораціо. Во время двухъ ночей подъ-рядъ

пришлось Бернардо и Марцеллу

на стражѣ быть и видѣть нѣчто

необычайное. Явился

предъ ними призракъ, на царя

покойнаго похожій съ виду,

и мимо нихъ прошелся онъ

три раза. Съ ногъ до головы

онъ былъ вооруженъ вполнѣ,

и мѣрными онъ выступалъ

шагами. Въ страхѣ, ихъ объявшемъ,

они не въ состояньи были

заговорить съ нимъ… Вотъ все это

они рѣшились мнѣ повѣрить

На третью ночь я вмѣстѣ съ ними

на стражѣ былъ, и снова въ полночь

явился призракъ въ томъ-же видѣ.

По замѣчательному сходству

узналъ въ немъ вашего отца я.

Гамлетъ. Скажи, гдѣ-жъ это приключилось?

Гораціо. Тамъ на терассѣ, принцъ, гдѣ мы

дежурили.

Гамлетъ. Вы съ нимъ ни слова

не говорили?

Гораціо. Я на это

рѣшился-было, но отвѣта

не получилъ. Онъ, мнѣ казалось,

лишь поднялъ голову, какъ будто

хотѣлъ заговорить… но въ ту

минуту-же запѣлъ пѣтухъ,

и призрака не стало.

Гамлетъ. Странно!

Гораціо. Ей-Богу, принцъ, необычайно!

Все это мы сочли своимъ

священнымъ долгомъ сообщить вамъ.

Гамлетъ. Да, да, друзья… Я пораженъ!..

Вы будете сегодня ночью

дежурить?

Всѣ. Да, принцъ.

Гамлетъ. Вы сказали:

онъ былъ во всеоружьи?… да?

Всѣ. Да, съ головы до ногъ, принцъ.

Гамлетъ. Значитъ,

лица его вы не видали?

Гораціо. Нѣтъ, видѣли, принцъ! у него

приподнято забрало было.

Гамлетъ. Смотрѣлъ онъ мрачнымъ?

Гораціо. Видъ его

скорѣй печаленъ былъ, чѣмъ мраченъ.

Гамлетъ. Онъ блѣденъ былъ, иль красенъ?

Гораціо. Блѣденъ,

какъ полотно.

Гамлетъ. Глядѣлъ на васъ

онъ пристально?

Гораціо. Да, да, упорно.

Гамлетъ. О, если-бы я былъ при этомъ!

Гораціо. Вы ужаснулись-бы навѣрно.

Гамлетъ. Да… можетъ быть… И долго тамъ

онъ оставался?

Гораціо. Можно было,

не торопясь, за это время

до сотни просчитать.

Марцеллъ. Нѣтъ, дольше!

Бернардо. Гораздо долѣе.

Гораціо. Быть можетъ,

но не при мнѣ.

Гамлетъ. И борода

сѣдая?

Гораціо. Съ просѣдью.

Гамлетъ. Сегодня

я также буду караулить:

быть можетъ, онъ опять придетъ.

Гораціо. Навѣрно!

Гамлетъ. Если я его

во образѣ отца увижу,

то ни на что не посмотрю

и съ нимъ заговорю. Прошу

васъ всѣхъ, коль о видѣньи этомъ

вы сохранили тайну, то

и впредь ни слова не промолвить

о немъ. И такъ, что-бъ ни случилось

сегодня ночью пусть глаза

и слухъ свидѣтелями будутъ,

но не уста! услуги этой

я не забуду никогда вамъ.

Но до свиданья. На терассѣ

за часъ до полуночи мы

увидимся.

Всѣ. Мы остаемся

всегда къ услугамъ вашимъ, принцъ.

Гамлетъ. Моя любовь — въ отвѣтъ на вашу!

Прощайте!

(Гораціо, Марцеллъ и Бернардо уходятъ).

Призракъ моего

отца въ его вооруженьи?

Не ладно что-то… сатаны

мнѣ козни чуются? Скорѣй-бы

настала ночь… а до тѣхъ поръ

молчи, душа… Хотя-бы въ нѣдрахъ

земли скрывалося злодѣйство,

нигдѣ ему покоя нѣтъ,

и всплыть должно оно на свѣтъ.

(Уходитъ; слышны звуки застольной музыки). (Входятъ: Лаэртъ и Офелія).

Лаэртъ. Мое добро на кораблѣ.

Пора проститься мнѣ съ тобой.

Итакъ, сестрица, не зѣвай,

а при благопріятномъ вѣтрѣ,

не медля, съ первымъ кораблемъ

мнѣ вѣсточку дай о себѣ.

Офелія. Ты сомнѣваешься, Лаэртъ?

Лаэртъ. Что-жъ до Гамлета и его

ухаживаній, то, мой другъ,

пусть это будетъ вспышкой сердца…

фіалкой раннею весной,

недолговѣчною въ своемъ

благоуханіи.

Офелія. Не болѣ?

Лаэртъ. Не болѣе, повѣрь мнѣ, нѣтъ.

Положимъ, онъ тебя и любитъ

и до сихъ поръ не запятналъ

обманомъ честныхъ побужденій,

но санъ его… о, берегись!

вѣдь принцъ не властенъ надъ собою:

онъ самъ высокаго лишь рабъ

происхожденья своего.

Онъ выбирать себѣ невѣсту

не можетъ, какъ простые люди.

Отъ выбора его зависитъ

благополучіе страны.

И если увѣряетъ онъ

тебя въ любви своей, то вѣрь

ему настолько лишь, насколько

онъ въ правѣ къ дѣлу приложить

слова, не болѣе. Подумай,

какъ пострадать твоя честь можетъ,

коль слишкомъ легковѣрно будешь

прислушиваться къ напѣваньямъ

его… коль увлечешься ими…

Не вѣрь, Офелія, не вѣрь!

Подальше отъ огня, сестра!

Офелія. Охотно слѣдовать готова

сему я мудрому совѣту.

Вѣдь ты, надѣюсь, не похожъ

на злыхъ наставниковъ, готовыхъ

указывать всѣмъ путь добра,

а между тѣмъ смѣющихся

надъ собственнымъ своимъ совѣтомъ,

коль очередь до нихъ дошла

самимъ послѣдовать ему?

Не правда-ль, братецъ?

Лаэртъ. О, не бойся…

Но мнѣ пора… смотри, отецъ…

(Входитъ Полоній).

Вторичное прощаніе

мнѣ счастье, батюшка, сулитъ!

Полоній. Ты здѣсь еще, Лаэртъ? Скорѣй!

Корабль къ отплытію готовъ.

Прими-жъ мое благословенье.

(Вынимаетъ книжку, перелистываетъ и возлагаетъ руку ему на голову).

Да кстати вотъ тебѣ наука (читаетъ):

«будь остороженъ на словахъ,

на дѣлѣ-же, мой другъ, подавно;

будь обходителенъ, не дерзокъ.

Съ разборомъ выбирай друзей.

Ссоръ не ищи; коль выйдетъ ссора,

держи себя такъ, чтобъ противникъ

всегда тебя остерегался.

Не занимай и не давай

взаймы: при этомъ очень часто

друзей лишаются и денегъ.

А главное не забывай

быть вѣрнымъ самому себѣ,

тогда и предъ другими ты

лукавить никогда не будешь»,

Ну, Богъ съ тобой. Счастливый путь.

Лаэртъ. Прощайте, батюшка.

Полоній. Ступай,

Тебя давно ужъ ждутъ.

Лаэртъ. Прощай,

Офелія. Такъ не забудь-же

бесѣды нашей.

Офелія. Въ моемъ сердцѣ

слова твои запечатлѣлись.

Лаэртъ. Прощайте. (уходить).

Полоній. Что тебѣ сказалъ онъ,

Офелія?

Офелія. О принцѣ рѣчь

была… Гамлетѣ.

Полоній. Въ самомъ дѣлѣ?

Я слышалъ, что съ недавнихъ поръ

съ тобой онъ часто раздѣлялъ

часы досуга, что сама ты

его съ радушіемъ встрѣчала.

Что-жъ? если такъ (а я такіе

намеки слышу не впервые).

тогда сказать тебѣ я долженъ,

что ты себя не разумѣешь,

что честью ты не дорожишь,

приличной дочери моей!

Что между вами завелось?

Скажи всю правду.

Офелія. Батюшка,

онъ увѣрялъ меня не разъ

въ своей привязанности вѣчной.

Полоній. Привязанности! Зелена

еще! опасностей не видишь!

И ты конечно вѣришь этой

привязанности!

Офелія. Я не знаю,

что думать, батюшка, должна я.

Полоній. А думай, что ты дурочка,

что вся привязанность его

ни гроша мѣднаго не стоитъ!

Ой, дочка, не дури! не то

меня ты въ дуракахъ оставишь.

Офелія. Онъ приставалъ ко мнѣ съ любовью

такъ нѣжно, скромно…

Полоній. Приставалъ

такъ нѣжно, скромно! Ха, ха, ха!

Офелія. И сколько клятвъ онъ надавалъ мнѣ!

Полоній. Силки для пташки! Знаю я,

какъ расточительны уста

на клятвы, если кровь кипитъ!

Все это лишь огонь, который

хотя и свѣтитъ, но не грѣетъ, —

хотя горитъ, но гаснетъ быстро.

Отнынѣ будь скупѣе на

невинныя бесѣды съ нимъ.

Принцъ, какъ мужчина молодой,

себѣ позволить можетъ больше,

чѣмъ ты, Офелія… А клятвамъ

его не довѣряй. Онѣ

обманчивы и служатъ лишь

къ соблазну. Говорю тебѣ

разъ навсегда, ты болѣе

не смѣй ни одного мгновенья

въ бесѣдѣ съ принцемъ расточать!

Замѣть себѣ! я такъ хочу!

Теперь ступай.

Офелія. Я повинуюсь.

(Уходятъ).

СЦЕНА II.

Лунная ночь. На одной сторонѣ, на второмъ планѣ, видна часть дворца съ терассою во всю ширину сцены. Окна освѣщены. Съ терассы ведутъ внизъ (на первый планъ сцены) длинныя ступени, обращенныя къ оркестру. Фонъ изображаетъ скалистый берегъ моря. — Первая половина слѣдующей сцены (до ухода всѣхъ лицъ) происходитъ, какъ на самой терассѣ, такъ и внизу. Вторая половина начинается (между Гамлетомъ и призракомъ) на послѣднемъ планѣ, т. е. на возвышенномъ берегу; затѣмъ (по приходѣ другихъ лицъ) постепенно переходитъ на второй и первый планы.

(Франциско на часахъ Марцеллъ входитъ).

Марцеллъ. Кто тамъ?

Франциско. Нѣтъ, стой! самъ отвѣчай.

Пароль? (протягиваетъ алебарду).

Марцеллъ. Да здравствуетъ король!

Франциско. Марцеллъ?

Марцеллъ. Онъ самъ.

Франциско. Ты аккуратенъ.

Марцеллъ. Ужъ полночь приближается.

Ступай, Франциско, спать.

Франциско. Спасибо

за смѣну. Холодно ужасно.

Мнѣ нездоровится.

Марцеллъ. Спокойно-лъ

все было?

Франциско. Тишь да гладь.

Марцеллъ. Прощай.

Ты повстрѣчаешься, быть можетъ,

съ товарищами по дежурству:

скажи имъ, чтобы поспѣшили.

(Входятъ Гораціо и Гамлетъ).

Франциско. Кажись, я слышу ихъ. Эй, стой!

Кто тамъ?

Гораціо. Друзья отечества.

Франциско. Спокойной ночи

Гораціо. Кто смѣнилъ

тебя, товарищъ, а?

Франциско. Марцеллъ.

Прощайте. (Уходитъ).

Гораціо. Эй, Марцеллъ!

Марцеллъ. Горацій!

Гораціо. Ау! я здѣсь!

Марцеллъ. Здорово, другъ.

Ахъ, принцъ…

Гамлетъ. Ну что? ты ничего

еще не видѣлъ?

Марцеллъ. Нѣтъ, еще.

Гамлетъ. Который часъ?

Гораціо. Должно быть, скоро

двѣнадцать будетъ.

Марцеллъ. Нѣтъ, ужъ било.

Гораціо. Уже? я не слыхалъ. Итакъ

минута настаетъ, когда

обыкновенно призракъ здѣсь

блуждаетъ.

(Раздается пушечный выстрѣлъ, сопровождаемый трубными звуками).

Принцъ, что это значитъ?

Гамлетъ. Король всю ночь не спитъ, пируетъ —

и въ шумномъ опьяненьи пляшетъ,

Тамъ вина рейнскія потокомъ

текутъ, а трубы ж литавры

провозглашаютъ царскій тостъ.

Гораціо. Такъ развѣ принято?

Гамлетъ. Конечно.

По моему обычай этотъ, —

хотя мнѣ съ нимъ пришлось ужиться,

достойнѣе не соблюдать

Недаромъ эти кутежи

на Западѣ и на Востокѣ

недоброе намъ имя дали,

Всѣ наши лучшія дѣянья

не лишены-ли обаянья…

(Появляется Призракъ).

Гораціо. Смотрите, принцъ, — идетъ, идетъ!

Гамлетъ. О, Боже! заступись за насъ! (отъ ужаса

стоитъ безмолвнымъ; затѣмъ съ усиліемъ).

Кто ты — духъ праведный иль злой?

Съ какою цѣлью къ намъ явился

во образѣ, который заставляетъ

меня съ тобою рѣчь вести?

Зову тебя по имени:

Гамлетъ, властитель и отецъ мой…

о, отвѣчай мнѣ! не оставь

меня въ сомнѣньи… нѣтъ, скажи:

зачѣмъ покинулъ ты могилу?

зачѣмъ облекся ты, мертвецъ,

въ булатные свои доспѣхи —

и бродишь здѣсь при лунномъ свѣтѣ?

Зачѣмъ? о, говори! зачѣмъ?

Призракъ (дѣлаетъ движеніе рукой).

Гораціо. Онъ манитъ васъ, какъ будто хочетъ

однимъ вамъ что-то сообщить.

Марцеллъ. Смотрите, какъ онъ ласково

зоветъ васъ съ нимъ уединиться.

Но не ходите…

Гораціо. Ни за что!

Гамлетъ. Здѣсь онъ не хочетъ говорить, —

такъ я послѣдую за нимъ.

Гораціо. Принцъ, не ходите!

Гамлетъ. Почему?

Чего бояться мнѣ? Я жизнью

своей не дорожу нисколько;

что-жъ до души моей, то что онъ

ей можетъ причинить? она

безсмертна, какъ онъ самъ. Смотрите:

онъ снова машетъ, — я иду.

Гораціо. Что если онъ васъ завлечетъ

на самую вершину той

скалы, которая такъ грозно

надъ моремъ высится, и вдругъ

страшилищемъ предъ вами онъ

предстанетъ… помутитъ вашъ разумъ?

Одинъ ужъ видъ утеса страшенъ…

Гамлетъ. Онъ манитъ все… ступай — иду.

Марцеллъ. Нѣтъ, принцъ, останьтесь!

Гамлетъ. Руки прочь!

Гораціо. Послушайте насъ, не ходите.

Гамлетъ. Моя судьба зоветъ — и силу

вселяетъ львиную въ меня!

Призракъ (манитъ)

Гамлетъ. Онъ все зоветъ. Пустите-же!

(вырывается и обнажаетъ мечь).

Клянусь! самъ призракомъ тотъ станетъ,

кто удержать меня посмѣетъ!

Сказалъ — иду! — Ступай впередъ, —

я слѣдую.

(Призракь и Гамлетъ уходятъ).

Гораціо. Онъ внѣ себя…

Марцеллъ. Послѣдуемъ за нимъ. Нельзя-же

ему повиноваться.

Гораціо. Да,

идемъ! Къ чему-то приведетъ

все это?

Марцеллъ. Въ Датскомъ государствѣ

не ладно что-то.

Гораціо. Сохрани

насъ, Небо!

Марцеллъ. Такъ пойдемъ за нимъ

(уходятъ). (Чрезъ нѣсколько времени Призракъ и Гамлетъ noявляются въ глубинѣ).

Гамлетъ. Куда-же ты? о, говори!

я далѣ не пойду.

Призракъ. Внимай мнѣ.

Гамлетъ. Я слушаю.

Призракъ. Часъ близится,

когда подземный пламень снова

меня обыметъ.

Гамлетъ. О, несчастный!

Призракъ. Нѣтъ, не жалѣй, a со вниманьемъ

къ словамъ прислушайся моимъ.

Гамлетъ. О говори! мой долгъ — внимать.

Призракъ. А также мстить, когда услышишъ!

Гамлетъ. Что? мстить!

Призракъ. Я призракъ твоего

отца; мнѣ суждено блуждать

во мракѣ по ночамъ, а днемъ

терзаться въ огненныхъ оковахъ,

пока не смыто преступленье,

свершенное надъ бреннымъ тѣломъ.

Когда-бъ дозволено мнѣ было

раскрыть передъ тобою тайны

моей темницы, то намекъ

единый — и застыла-бъ кровь

и помутился-бъ разумъ твой.

Нѣтъ, смертному не суждено

быть посвященнымъ въ эти тайны. —

Внимай мнѣ… о внимай! коль ты

когда либо отца любилъ…

Гамлетъ. О небо!

Призракъ. Отомсти убійство,

свершенное надъ нимъ.

Гамлетъ. Убійство?

Призракъ. Презрѣнное и гнусное

убійство… ни съ какимъ другимъ

сравненья нѣтъ ему!

Гамлетъ. Скорѣй

повѣдай мнѣ, и чувство мести

тотчасъ-же закипитъ во мнѣ!

Призракъ. Готовность вижу я въ тебѣ…

и какъ тутъ быть невозмущеннымъ!

И такъ внимай, внимай, Гамлетъ…

Слухъ распустили, будто я

ужаленъ былъ змѣей въ саду

во время сна, и этой ложью

народъ введенъ былъ въ заблужденье.

Сынъ мой, узнай, что та змѣя,

убійца твоего отца,

вѣнецъ мой нынѣ носитъ!

Гамлетъ. О,

предчувствіе мое! мой дядя!

Призракъ. Да, онъ презрѣнный обольститель,

съ умѣвшій лестью и лукавствомъ

увлечь невѣстку-королеву

на бракъ постыдный съ нимъ. О, сынъ мой,

какая низкая измѣна

супругу вѣрному ея!

Но тише… утренней прохладой

повѣяло… Вотъ въ нѣсколькихъ

словахъ: когда въ саду пришлось

мнѣ по обыкновенью послѣ

обѣда отдыху предаться,

твой дядя, улучивъ минуту,

подкрался къ сонному — ко мнѣ —

и влилъ мнѣ въ ухо ядъ ужасный,

ядъ, дѣйствіе котораго

такъ гибельно для человѣка,

что онъ мгновенно умираетъ.

Такъ былъ лишенъ я братомъ жизни,

вѣнца, супруги, не успѣвъ

смыть покаяніемъ грѣхи.

Ужасно! горе мнѣ! ужасно!

Ахъ, неужель потерпишь ты

безчестье своего отца,

господство въ Даніи разврата!

О, если посвятишь себя

ты искупленію злодѣйства,

то месть свою не обрати

на мать: ее пусть Небо судитъ…

Прости! пора, — ужь разсвѣтаетъ…

О, помни обо мнѣ! Прости!

(исчезаетъ).

Гамлетъ. О, силы Неба и земли!

еще что? силы ада, что-ли?!

Проклятье!.. Успокойся, сердце…

останься крѣпкимъ, тѣло… Помнить!

да! помнить о тебѣ я буду!

Пусть все изъ памяти исчезнетъ, —

пусть твой завѣтъ живетъ лишь въ ней!

Гораціо (за сценой).

Принцъ!

Марцеллъ (за сценой). Принцъ Гамлетъ!

Гораціо. Ау, принцъ!

Гамлетъ. Эге! сюда! я здѣсь, соколикъ!

(Входятъ Гораціо и Марцеллъ).

Марцеллъ. Ну что, принцъ?

Гораціо. Какъ дѣла?

Гамлетъ. Чудесны!

Гораціо. Скажите, принцъ…

Гамлетъ. Вы выдадите.

Гораціо. Я? нѣтъ! клянусь, принцъ!

Марцеллъ. И не я!

Гамлетъ. Ну что вы скажете? возможно-ль

повѣрить этому! Но вы…

готовы тайну сохранить?

Гораціо и Марцеллъ.

Клянемся!

Гамлетъ. Во всей Даніи

не сыщешь подлеца такого…

который не былъ-бы заразъ

отъявленнымъ плутомъ!

Гораціо. Чтобъ это

намъ сообщить, едва-ли-бъ мертвый

возсталъ изъ гроба.

Гамлетъ. Вѣрно! да, ты правъ.

Итакъ, безъ лишнихъ церемоній —

я полагаю — мы пожмемъ

другъ другу руки и простимся.

Ступайте вы, куда васъ долгъ

зоветъ, или куда влечетъ васъ.

Что-жъ до меня… иду молиться.

Гораціо. Вы говорите, принцъ, словами

разстроеннаго человѣка.

Гамлетъ. Мнѣ жаль, что вы ихъ приняли

въ обиду. Жаль, сердечно жаль.

Гораціо. Тутъ нѣтъ обиды, принцъ.

Гамлетъ. Клянусь!

обида есть, Гораціо…

великая обида! Что-же

до привидѣнія, то я

скажу лишь вамъ, что это былъ

правдивый призракъ. А желанье

узнать, что между нами было,

по мѣрѣ силъ превозмогите. —

Теперь-же, добрые друзья,

товарищи и рыцари,

я обращаюсь съ небольшою

къ вамъ просьбою.

Гораціо. Съ какой? на все

готовы мы…

Гамлетъ. Не разглашать

о томъ, что видѣли вы ночью.

Марцеллъ и Гораціо.

Мы обѣщаемъ.

Гамлетъ. Хорошо,

но присягните.

Гораціо. Честію

клянусь своей!

Марцеллъ. И я — своею!

Гамлетъ. Клянитесь на мечѣ моемъ.

Марцеллъ. Мы честью поклялись уже.

Гамлетъ. Нѣтъ, нѣтъ, мечемъ моимъ клянитесь!

Призракъ (подъ землею).

Клянитесь!

Гамлетъ. Это ты, голубчикъ?

Ха-ха! вы слышали его?

Такъ будьте-же добры поклясться.

Гораціо. Что-жъ… приводите насъ къ присягѣ

(переходятъ на другое мѣсто).

Гамлетъ. Клянитесь никогда о томъ,

что видѣли не говорить

клянитесь на мечѣ моемъ!

Призракъ (подъ землею).

Клянитеся!

Гамлетъ. И здѣсь, и тамъ?

Тогда мы перемѣнимъ мѣсто.

Идите, господа, сюда, —

и возложите снова руки

на мечъ мой; присягните мнѣ

на вѣчное молчаніе

о томъ, что видѣли. Клянитесь

мечемъ моимъ.

Призракъ (подъ землею). Клянитеся

его мечемъ!

Гамлетъ. Ужъ ладно, кротъ!

подкопы быстро ты подводишь…

Друзья, еще разъ отойдемте.

Гораціо. Неслыханное чудо!

Гамлетъ. Пусть

неслыханнымъ оно и будетъ.

Есть чудеса межъ небомъ и

землей, мой другъ, которыя

наукѣ нашей и не снились.

Но къ дѣлу; —

здѣсь снова присягните мнѣ,

клянитесь, что-бы ни случилось,

какъ вамъ-бы страннымъ ни казалось

впредь поведеніе мое, —

быть можетъ, нужнымъ я сочту

разыгрывать шута, — клянитесь:

ни разу виду не подать

ни жестами, ни выраженьемъ

лица или словами въ родѣ:

«гм… да, мы знаемъ», или: «если-бъ

мы захотѣли, то могли-бъ»,

или-жъ: «да! если-бъ вздумалось

намъ разсказать», иль наконецъ:

«оно извѣстно кой-кому,

но только»… словомъ — ни единымъ

намекомъ подозрительнымъ

не выдать то, что обо мнѣ

извѣстно вамъ. Клянитесь-же,

коль дорога вамъ помощь свыше!

Призракъ (подъ землею).

Клянитесь!

Гамлетъ. Успокойся, призракъ.

(Они присягаютъ, наложивъ руки на обнаженный мечь Гамлета).

Итакъ, друзья мои, прощайте…

И чѣмъ бѣднякъ, какъ я, вамъ можетъ

любовь и дружбу доказать,

тѣмъ услужить всегда готовъ я.

Пойдемте вмѣстѣ. Такъ прошу васъ,

да будутъ сомкнуты уста! —

Порвался времени потокъ…

я проклинаю часъ рожденья,

въ который предвѣщалъ мнѣ рокъ

возстановить его теченье!

(Уходятъ).

АКТЪ II.

Большое помѣщеніе во дворцѣ, со сводами. Видъ на терассу и море.

(Король, Королева, Розенкранцъ, Гильденштернъ и свита).

Король. Мы поспѣшили ко двору

васъ, Розенкранцъ и Гильденштернъ,

призвать, нуждаясь въ вашихъ добрыхъ

услугахъ. Вы уже слыхали

о томъ, какъ измѣнился сынъ нашъ

Гамлетъ… да, измѣнился, ибо

ни тѣломъ, ни душой онъ не

похожъ на то, чѣмъ былъ онъ прежде.

Одна-ли смерть отца могла

подѣйствовать такъ на него,

что самъ съ собою онъ въ разладѣ,

я разгадать не въ состояньи, —

и попрошу обоихъ васъ,

товарищей его по школѣ, —

оставшись при дворѣ у насъ,

ему доставить развлеченье,

и, по возможности, провѣдать,

не мучитъ-ли его какое-

нибудь невѣдомое горе,

чтобъ мы могли, узнавъ, въ чемъ дѣло,

помочь ему.

Королева. Онъ вспоминалъ

о васъ нерѣдко, господа,

и я увѣрена, что къ вамъ

онъ болѣ всѣхъ расположенъ.

На ваше пребыванье здѣсь

мы всю надежду возлагаемъ

и никогда, повѣрьте намъ,

услуги вашей не забудемъ.

Розенкранцъ. Ваши величества напрасно

изволите просить: вамъ стоитъ

лишь приказать.

Гильденштернъ. Свои услуги

къ стопамъ мы царскимъ повергаемъ,

Король. Спасибо, Розенкранцъ — и вамъ.

Королева. Спасибо, Гильденштернъ — и вамъ.

Такъ навѣстите-же его

скорѣй… онъ сильно измѣнился…

Пусть кто-нибудь проводитъ васъ.

Гильденштернъ. Дай Богъ, чтобы старанья наши

успѣшны были.

Королева. Ахъ, дай Богъ!

(Розенкранцъ, Гильденштернъ и нѣкоторые изъ свиты уходятъ). (Входитъ Полоній).

Полоній. Великій государь! послы

вернулись изъ Норвегіи,

весьма довольные собою.

Король. Родитель добрыхъ ты извѣстій!

Полоній. Неправда-ли? О, увѣряю

васъ, государь, я, послѣ Бога.

вамъ преданъ болѣе всего.

И знаете что? я увѣренъ,

что мнѣ (коль тонкое чутье

моимъ мозгамъ не измѣняетъ)

открыть причину удалось

Гамлета помѣшательства.

Король. О, разскажи скорѣе мнѣ!

Полоній. Сперва пословъ примите, a

сюрпризъ мой будетъ на закуску.

Король. Такъ окажи имъ честь и самъ

введи ихъ. (Полоній уходитъ).

Милая Гертруда,

онъ говоритъ мнѣ, что ему

открыть причину удалось

разстройства сына твоего.

Королева. Боюсь — она ничто иное,

какъ смерть отца и спѣшный бракъ

Король. Увидимъ, что онъ сообщитъ намъ.

(Входятъ Полоній, Вольтимандъ и Корнелій).

Добро пожаловать, друзья.

Скажи намъ, Вольтимандъ,

отъ брата нашего извѣстья?

Вольтимандъ. Король Норвежскій посылаетъ

привѣтъ и пожеланья благъ

Узнавъ о цѣли нашего

посольства, онъ немедленно

приказъ далъ пріостановить

вооруженья Фортинбраса.

въ которыхъ онъ приготовленья

къ походу противъ Польши видѣлъ.

Изслѣдовавъ-же дѣло, онъ

дѣйствительно нашелъ, что тутъ

былъ замыслъ противъ вашего

величества. Ему тѣмъ болѣ

обиднымъ это показалось,

что онъ, больной и дряхлый старецъ,

введенъ былъ въ заблужденіе,

Тотчасъ велѣлъ онъ Фортинбраса

подъ стражу взять и отъ него

сталъ строго требовать отвѣта.

Принесъ повинную племянникъ

и подъ конецъ далъ клятву дядѣ —

не нарушать согласья съ вами.

Король, весьма довольный этимъ,

далъ полномочіе ему

вести войска его на Польшу.

(передаетъ грамоту).

Вотъ грамота, въ которой онъ

къ вамъ съ просьбой обращается —

дозволить пропустить войска

чрезъ ваши, государь, владѣнья.

Онъ въ ней готовность изъявляетъ

условьямъ разнымъ подчиниться…

Король. Отлично. На досугѣ мы

просмотримъ и обсудимъ все.

Благодаримъ васъ за усердье.

Ступайте, отдохните, a

затѣмъ мы приглашаемъ васъ

трапезу съ нами раздѣлить.

(Вольтимандъ и Корнелій уходятъ; по знаку короля свита удаляется въ глубину, на терассу).

Полоній. Ну-съ, это дѣло съ плечъ долой.

Теперь, властители мои,

я думаю, что нужды нѣтъ

вамъ пояснять, зачѣмъ величье

величьемъ названо, зачѣмъ

въ покорности покорность видятъ,

зачѣмъ днемъ день, а ночью ночь,

а время временемъ зовется.

Все это значило-бъ напрасно

и день, ж ночь, и время тратить.

Я буду кратокъ, потому-что

многорѣчивость — звукъ пустой.

Вашъ сынъ помѣшанъ; да, помѣшанъ…

я говорю: помѣшанъ онъ; —

а что есть помѣшательство?

оно не что иное есть,

какъ то, что если кто-нибудь

не иначе… какъ помѣшался.

Положимъ, это ничего…

Королева. Побольше толку, меньше словъ.

Полоній. Тутъ не въ словахъ, а въ дѣлѣ толкъ.

Помѣшанъ онъ, вотъ дѣло въ чемъ!

и это вѣрно, что помѣшанъ,

и вѣрно то, что это жаль,

а жаль, что несомнѣнно вѣрно.

А разъ мы это вѣрно знаемъ,

то намъ причину остается

найти подобнаго эфекта,

или вѣрнѣй дефекта, — такъ какъ

такой эфектъ-дефектъ навѣрно

имѣетъ основаніе.

Да, въ этомъ суть, а дѣло вотъ въ чемъ…

Сообразите:

есть дочка у меня — да, ибо

она моя, ничья иная.

и эта дочка мнѣ по долгу

повиновенія — смотрите —

вотъ что дала… Судите сами:

(вынимаетъ небольшой свертокъ и читаетъ):

«Небесной, идолу души моей, очаровательной Офеліи». Глупое, грубое выраженіе: «очаровательной» — грубое выраженіе. Слушайте далѣе (читаетъ): «Посвящается бѣлизнѣ ея чудесной груди»…

Королева. И это ей Гамлетъ послалъ?

Полоній. Терпѣнье, государыня:

я доложу все по порядку (читаетъ):

«Солнца ты не вѣрь сіянью,

звѣздъ не вѣрь, не вѣрь мерцанью,

истинѣ не вѣрь святой, —

вѣрь любви моей одной!»

"Ахъ, милая Офелія! я плохой стихотворецъ и воздыханьямъ своимъ не умѣю придавать размѣра. Но вѣрь мнѣ, прелестнѣйшая моя, что я люблю тебя чрезмѣрно. Прости… Твой, дорогая моя, на вѣки, пока душа въ немъ орудуетъ,

"Гамлетъ".

Вотъ это показала мнѣ.

по чувству долга, дочь моя,

и вмѣстѣ съ тѣмъ во всемъ призналась:

когда и гдѣ и какъ онъ ей

въ любви со страстью объяснялся.

Король. А что-жъ она — какъ отнеслась?

Полоній (смотритъ на него удивленно).

Меня-то, государь, вы за

кого-же принимаете?

Король. Какъ за кого? за человѣка

почтеннаго и честнаго.

Полоній. Гм… чѣмъ-бы доказать вамъ это?..

Что-бы подумали вы, если-бъ

я былъ нѣмымъ свидѣтелемъ

всѣхъ этихъ шашней? а вѣдь я

уже подозрѣвалъ ихъ раньше

признанья дочери моей: —

что-бъ вы сказали, государь,

и вы, царица, если-бъ я

на это посмотрѣлъ сквозь пальцы?

Что-бъ вы подумали тогда?

Анъ-нѣтъ! я напрямикъ сказалъ ей:

"Гамлетъ вѣдь принцъ, онъ для тебя

"звѣзда недосягаемая!

«и думать ты не смѣй объ этомъ!»

Затѣмъ я строго наказалъ ей

держаться дальше отъ него.

не принимать ни писемъ, ни

подарковъ. Разумѣется,

она повиновалась мнѣ.

И вотъ нашъ принцъ, отвергнутый,

затосковалъ, затѣмъ онъ сталъ

поститься, а потомъ онъ впалъ

въ безсонницу, ослабъ и сталъ

разсѣянъ, и такъ по ступенькамъ

дошелъ до помѣшательства,

что умъ его такъ омрачило,

а всѣхъ насъ крайне огорчило.

Король. Ты думаешь, что это такъ?

Королева. Возможно, очень можетъ быть.

Полоній. Бывало-ли хотя-бы разъ —

мнѣ очень любопытно знать. —

когда-бы положительно

я утверждалъ, что «это такъ»,

а вышло-бы совсѣмъ иначе?

Король. Насколько мнѣ извѣстно — нѣтъ.

Полоній. (указываетъ на голову и плечи).

Вотъ это съ этого снимите,

когда окажется не такъ. —

Коль обстоятельства помогутъ,

я правду выкопаю всю!

Король. Но какъ-же намъ за дѣло взяться?

Полоній. Вы знаете, онъ по часамъ

прогуливаться любитъ здѣсь

по галлереѣ.

Королева. Это вѣрно.

Полоній. Я вышлю дочь свою къ нему,

а въ это время вы и я —

мы спрячемся тамъ за колонной,

и весь подслушаемъ ходъ дѣла, —

и коль окажется тогда,

что не любовь его ума

лишила, то… разжалуйте

меня… въ извощики, въ крестьяне!

Король. Попробуемъ.

(Входитъ, читая, Гамлетъ).

Королева. Смотрите, вотъ онъ…

Бѣдняжка грустенъ… онъ читаетъ.

Полоній. Прошу васъ, удалитесь оба:

я съ нимъ заговорю. Позвольте…

(Король, королева и свита уходятъ).

Какъ поживаетъ принцъ Гамлетъ?

Гамлетъ. Слава Богу, ничего.

Полоній. Узнаёте-ли вы меня, принцъ?

Гамлетъ. Какъ-же, въ совершенствѣ. Ты рыбакъ.

Полоній. Никакъ нѣтъ-съ, ваше высочество.

Гамлетъ. Нѣтъ? такъ желаю тебѣ быть такимъ-же честнымъ.

Полоній. Честнымъ, принцъ?

Гамлетъ. Да, сударь! честнымъ быть среди этой безтолочи земной — значитъ избраннымъ быть изъ двухъ тысячъ.

Полоній. Это очень справедливо, принцъ!

Гамлетъ. Ибо, если благотворные лучи солнца разводятъ червей въ мертвой собакѣ… у тебя есть дочь?

Полоній. Разумѣется, принцъ.

Гамлетъ. …то не слѣдуетъ тебѣ пускать ее на солнце. Плоды — благодать свыше: но сохрани, Боже, ее отъ такой благодати! Будь на сторожѣ.

Полоній. То-есть, какъ-же это? (въ сторону) Постоянно намекъ на мою дочь. А между тѣмъ онъ вначалѣ не узналъ меня, принялъ-было за рыбака. Вотъ до чего дошло съ нимъ! А вѣдь, вправду, и меня въ молодости любовь доводила до крайностей, почти такъ-же, какъ и его. Я опять заговорю съ нимъ. — Что это вы читаете, ваше высочество?

Гамлетъ. Слова, слова… слова.

Полоній. О чемъ-же рѣчь идетъ?

Гамлетъ. Съ кѣмъ?

Полоній. Я хочу сказать: о чемъ рѣчь въ книгѣ?

Гамлетъ. Одна клевета, сударь. Этотъ смѣхотворъ утверждаетъ, что у стариковъ бороды сѣдыя, что лица у нихъ въ морщинахъ, изъ глазъ течетъ смола, что у нихъ изобиліе въ недостаткѣ остроумія, да къ тому же, будто они хромаютъ на обѣ ноги. Хотя собственно я внутренно и твердо убѣжденъ въ этомъ, но все-же нахожу, что писать о томъ не слѣдуетъ, потому-что вотъ вы сами, сударь, навѣрно-бы достигли моего возраста, если-бы были въ состояніи пятиться, какъ ракъ.

Полоній (въ сторону). Хотя и вздоръ, но есть система. (громко) Не выйдете-ли вы на воздухъ, принцъ?

Гамлетъ. Въ мою могилу.

Полоній. Ну ужъ это было-бы съ вѣтру. (въ сторону) Какъ иногда удачны бываютъ у него отвѣты. Это еще счастье, что въ помѣшательствѣ бываетъ подчасъ нѣчто, въ чемъ здравый разсудокъ терпитъ неудачу. Я оставлю его и постараюсь уладить между нимъ и моею дочерью нечаянную встрѣчу. — Ваше высочество, прошу прощенія.

Гамлетъ. Просите все, чего хотите. Я ничѣмъ такъ охотно не пожертвую, какъ жизнью, какъ жизнью, какъ жизнью!

Полоній. Мое почтеніе (идетъ).

Гамлетъ. Надоѣли мнѣ старые дураки!

(Входятъ Розенкранцъ и Гильденштернъ).

Полоній. Вы принца ищете, Гамлета?

Онъ тамъ.

Розенкранцъ. Благодарю васъ, сударь.

(Полоній уходитъ).

Гильденштернъ. Ваше высочество…

Розенкранцъ. Почтеннѣйшій принцъ…

Гамлетъ. Мои дорогіе, превосходнѣйшіе друзья? Ну, что ты подѣлываешь, Гильденштернъ? А, Розенкранцъ! Славные малые! какъ вы поживаете?

Розенкранцъ. Да какъ людямъ средней руки живется на свѣтѣ.

Гильденштернъ. Мы счастливы тѣмъ, что не слишкомъ счастливы, что не на высотѣ счастья.

Гамлетъ. Но и не подъ подошвою его.

Розенкранцъ. И это — ни въ какомъ случаѣ.

Гамлетъ. Значитъ, середка на половинкѣ, то-есть въ самомъ центрѣ благорасположенія Фортуны?

Гильденштернъ. Дѣйствительно, мы съ нею въ ладу.

Гамлетъ. Значитъ, вы обрѣтаетесь на лонѣ счастья. Смотрите, Фортуна на любовь неразборчива. Ну-съ, что новаго?

Розенкранцъ. Ничего, принцъ, кромѣ развѣ того, что свѣтъ становится честнымъ.

Гамлетъ. Быть, значитъ, свѣтопреставленію. Но ваша новость несправедлива. Я вамъ задамъ болѣе точный вопросъ: скажите, чѣмъ это вы Фортунѣ не угодили, что она направила васъ сюда, въ тюрьму?

Гильденштернъ. Въ тюрьму, принцъ?

Гамлетъ. Данія — тюрьма.

Розенкранцъ. Тогда и весь свѣтъ тюрьма.

Гамлетъ. Роскошная тюрьма съ разными отдѣленіями, участками и трущобами. А Данія — одна изъ худшихъ.

Розенкранцъ. Мы такъ не думаемъ, принцъ.

Гамлетъ. Значитъ, для васъ она не такова. Ничто само по себѣ ни хорошо, ни дурно, чрезъ размышленіе оно становится такъ или иначе. Для меня Данія тюрьма.

Розенкранцъ. Изъ-за честолюбія, принцъ: въ ней нѣтъ простора вашимъ высокимъ стремленіямъ.

Гамлетъ. Ахъ, Господи! заприте меня въ орѣховую скорлупу, и я готовъ считать себя царемъ безконечнаго пространства, если-бы… не сны ужасные мои!

Гильденштернъ. Вотъ эти сны-то и есть честолюбіе, ибо честолюбіе въ сущности есть отраженіе, тѣнь сна.

Гамлетъ. Сонъ самъ лишь тѣнь.

Розенкранцъ. Разумѣется, а честолюбіе представляется мнѣ такого воздушнаго, призрачнаго свойства, что оно не болѣе, какъ тѣнь тѣни.

Гамлетъ. Въ такомъ случаѣ нищіе у насъ являются тѣлами, а властители и вздутые герои — ихъ тѣнью. Не пойти-ли намъ ко двору? Вы видите — разсуждать я, кажись, разучился.

Оба. Мы къ вашимъ услугамъ…

Гамлетъ. Нѣтъ, ужъ позвольте, я ни-за-что не причислю васъ къ своимъ слугамъ, ибо, какъ честный человѣкъ говорю, мои прислужники у меня вотъ гдѣ сидятъ! Но скажите мнѣ лучше по дружбѣ, по какимъ это дѣламъ вы здѣсь, въ Гельсиньёрѣ?

Розенкранцъ. Мы намѣревались навѣстить васъ, принцъ: вотъ вся наша цѣль.

Гамлетъ. И мнѣ, нищему, не хватаетъ даже средствъ на спасибо. Но какъ-бы тамъ ни было, благодарю васъ, и будьте увѣрены, дорогіе друзья мои, что эта благодарность моя все-таки дороже… на полушку. — За вами не посылали? Вы здѣсь по собственному своему побужденію? Вы добровольно рѣшились на эту поѣздку? Смотрите, отвѣчайте мнѣ откровенно. Итакъ, говорите. — Ну-же!

Гильденштернъ. Вамъ угодно, принцъ, чтобы мы сказали — что именно?

Гамлетъ. Ну, что-нибудь. Но къ дѣлу. За вами послали; въ вашихъ глазахъ нѣчто выдаетъ васъ, a вашей скромности никакъ не изловчиться закрасить это «нѣчто». Я знаю — добрый король и королева послали за вами.

Розенкранцъ. Съ какой стати, принцъ?

Гамлетъ. Вотъ именно это я и хочу узнать отъ васъ. Заклинаю васъ нашею школьною дружбою, памятью о счастливо проведенныхъ дняхъ юности, наконецъ всѣмъ тѣмъ, что для васъ всего дороже, — будьте со мною откровенны: говорите, послали-ли за вами, или нѣтъ?

Розенкранцъ (Гильденштерну). Что ты скажешь?

Гамлетъ (въ сторону). Ну, вотъ я и поймалъ васъ. (громко) Если вы меня любите, не уклоняйтесь.

Гильденштернъ. Принцъ, за нами послали.

Гамлетъ. И я скажу вамъ — почему; такимъ образомъ мое открытіе предупредитъ ваше признаніе, а ваша скромность по отношенію къ королю и королевѣ ничуть не пострадаетъ. — Съ нѣкоторыхъ поръ — не знаю почему — я совсѣмъ утратилъ веселый характеръ свой, оставилъ обычныя упражненія, и, въ самомъ дѣлѣ, я нахожусь въ такомъ грустномъ расположеніи духа, что земля, это чудное строеніе, мнѣ кажется не болѣе, какъ голою скалою. Воздухъ, величественное небо съ его звѣздами, все представляется мнѣ какъ-бы въ туманѣ, насыщенномъ міазмами. Какое замѣчательное созданіе — человѣкъ! Одинъ разумъ его чего стоитъ! Какъ безконеченъ онъ въ своихъ способностяхъ! Сколько удивительной прелести въ его формахъ и движеніяхъ! Въ поступкахъ и разумѣніи онъ вѣдь подобенъ высшимъ, неземнымъ существамъ. Краса міра! Первообразъ всего живущаго. И всё-же, что для меня эта квинтэссенція праха! Не радуетъ меня мужчина, а тѣмъ паче и женщина… (Розенкранцу) Ты улыбаешься! неужели ты не вѣришь?

Розенкранцъ. Принцъ, я и не думалъ…

Гамлетъ. Зачѣмъ-же ты усмѣхнулся, когда я сказалъ: не радуетъ меня мужчина?

Розенкранцъ. Я подумалъ, что если такъ, то какое-же постное угощеніе ожидаетъ актеровъ, которыхъ мы настигли по дорогѣ. Они намѣрены явиться сюда, чтобы предложить вамъ свои услуги.

Гамлетъ. Играющаго короля — милости просимъ. Его величеству я готовъ отдать должную дань, Странствующему рыцарю придется съ выгодою воспользоваться своими доспѣхами, а любовнику — его воздыханія даромъ не обойдутся. Что это за труппа?

Розенкранцъ. Та самая, которая, бывало, вамъ доставляла столько удовольствія. Столичная труппа.

Гамлетъ. Неужели? (звуки трубъ за сценой).

Гильденштернъ. А вотъ какъ разъ и актеры.

Гамлетъ. Ну-съ, въ такомъ случаѣ, господа, очень радъ васъ видѣть здѣсь, въ Гельсиньёрѣ. Ваши руки. Вотъ такъ: принадлежность привѣтствія — поклоны и комплименты (вѣжливо раскланивается). Позвольте васъ такимъ манеромъ привѣтствовать, чтобы ласковое обращеніе мое съ актерами въ вашихъ глазахъ далеко уступало обхожденію моему съ вами. Итакъ, добро пожаловать, но… но мой дядюшка-батюшка и моя тетушка-матушка жестоко заблуждаются.

Гильденштернъ. Въ чемъ, дорогой принцъ?

Гамлетъ. У меня только при сѣверо-сѣверо-западномъ вѣтрѣ голова не на мѣстѣ; коль скоро вѣтеръ съ юга, я муху отъ слона отличить въ состояніи.

(Входитъ Полоній).

Полоній. Будьте здоровы, господа.

Гамлетъ. Слушай, Гильденштернь, и ты также, навострите уши (указываетъ на Полонія): смотрите — взрослый молокососъ, а не вышелъ еще изъ пеленокъ.

Розенкранцъ. Быть можетъ, онъ снова попалъ туда-же, вѣдь говорятъ-же, что старики впадаютъ въ ребячество.

Гамлетъ. Я предвѣщаю — онъ явился сообщить намъ объ актерахъ; замѣчайте! — Совершенно вѣрно, сударь, это произошло въ понедѣльникъ утромъ.

Полоній (съ поклономъ). Милостивѣйшій государь, я къ вамъ съ новостями.

Гамлетъ (съ поклономъ). Милостивѣйшій государь, я къ вамъ съ новостями. (декламируя)

«Актеръ великій Росцій ѣдетъ въ Римъ».

Полоній. Актеры пріѣхали, ваше высочество.

Гамлетъ. Ой-ли! (насвистываетъ).

Полоній. Увѣряю васъ…

Гамлетъ. «…и каждый на ослѣ актеръ за нимъ!»

Полоній. Лучшіе актеры во всемъ мірѣ, для трагедій, комедій, историческихъ, пастушескихъ, пастушески-комическихъ, историко-пастушескихъ, трагико-историческихъ, трагико-комико-историко-пастушескихъ драмъ, какъ для отдѣльныхъ сценъ, такъ и для непрерывныхъ декламацій: Сенека — по части трагизма, а Плавтъ — по части комизма, имъ въ подметки не годится, а что касается импровизацій, такъ тутъ ужъ всякій спасуетъ!

Гамлетъ. «Правосудный Іефай», что за сокровище у тебя!

Полоній. Что у него за сокровищѣ, принцъ?

Гамлетъ. А вотъ:

Ахъ, имѣлъ одну лишь дочь онъ

и любилъ её онъ очень!

Полоній (въ сторону). Bсe o дочери моей.

Гамлетъ. Ну, не правъ-ли я, старый Іефай?!

Полоній. Если по вашему я Іефай, то у меня кстати есть и дочка, въ которой я души не чаю.

Гамлетъ. Оно изъ того вовсе не слѣдуетъ.

Полоній. А что-же изъ того слѣдуетъ, принцъ?

Гамлетъ. А вотъ что:

Видно такъ ужъ быть должно,

такъ судьбою рѣшено… .

а далѣе ужъ знаешь:

Что произошло затѣмъ,

какъ день Божій, ясно всѣмъ.

объ остальномъ самъ наведи справку, ибо вотъ оно — словъ моихъ сокращеніе.

(Входятъ нѣсколько актеровъ, между которыми одинъ мальчикъ).

Добро пожаловать, господа артисты, добро пожаловать! — Очень радъ видѣть тебя! здравствуйте, добрые друзья мои. А, старый пріятель, ужъ не отпускаешь-ли ты бороду? Надѣюсь, въ неё ты бормотать не станешь. (мальчику) А вотъ и моя юная красавица-дамочка! Клянусь прекраснымъ поломъ ваша женственность изволили, съ тѣхъ поръ, какъ я васъ въ послѣдній разъ видѣлъ, на цѣлый каблукъ приблизиться къ потолку. Надѣюсь — съ голоса вы не спали, и онъ вдругъ не сталъ звучать у васъ, какъ надтреснувшая монета. Всѣ артисты — добро пожаловать. Ну-съ, давайте представлять соколиную охоту: полетимте за дичью, какая-бы ни попалась! И сію минуту-же! Покажите намъ образчикъ вашего искусства. Напримѣръ: трогательную рѣчь.

1-й актеръ. Какую рѣчь, ваше высочество?

Гамлетъ. Я помню, ты читалъ разъ монологъ изъ комедіи, которая ни разу на сценѣ не шла, впрочемъ, если и шла, то всего одинъ разъ, такъ-какъ — теперь припоминаю — толпѣ она не понравилась. Но мнѣ, какъ и нѣкоторымъ лицамъ, сужденія которыхъ по этой части я ставлю выше своихъ, она показалась превосходною пьесою со стройнымъ развитіемъ дѣйствія и написанною съ соблюденіемъ предѣловъ изящнаго и опытностью. Въ особенности-же въ ней понравился мнѣ разсказъ Энея Дидонѣ, то мѣсто именно, гдѣ говорится объ убійствѣ Пріама. Если ты не забылъ, то начни вотъ съ этой строки… Постой, постой…

Суровый Пирръ подобно львамъ гирканскимъ…

нѣтъ, я ошибся; но оно начинается Пирромъ.

Суровый Пирръ, чьи мрачные доепѣхи,

подобно чернымъ замысламъ его,

на ночь ужасную ту походили,

въ которую въ конѣ скрывался онъ,

принесшемъ столько горя Илліону, —

весь кровію Троянъ былъ обагренъ,

когда съ огнемъ въ груди и страшнымъ гнѣвомъ

въ погоню за Пріамомъ онъ пустился.

Теперь продолжай.

Полоній. Ей-Богу, принцъ. Превосходно прочитано. Съ чувствомъ и достоинствомъ.

1-й актеръ. И вотъ его онъ вскорѣ настигаетъ.

Владѣть мечемъ не въ состояньи старецъ,

и Пирръ бросается ужъ на него.

Отъ взмаха лишь меча упалъ Пріамъ,

и съ нимъ огнёмъ объятый Илліонъ,

казалося, почувствовалъ ударъ:

горящихъ зданій трескъ вдругъ поражаетъ

слухъ Пирра; мечъ его, готовый пасть

на голову почтеннаго Пріама,

остановился въ воздухѣ, и вотъ

стоитъ злодѣй окаменѣлый, словно

статуя, неподвижно… —

Но какъ бываетъ часто предъ грозою:

на небесахъ и на землѣ молчанье,

повсюду тишь, не шелохнется листъ, —

какъ вдругъ со страшной силой грянетъ громъ, —

такъ и за симъ медлительнымъ мгновеньемъ

Пирръ, мщеніемъ горя, опомнился…

Онъ опускаетъ мечъ… Ахъ, никогда

циклоповъ млатъ такъ не разилъ ужасно,

какъ сей булатъ Пріама поразилъ!

Фортуна, ты слѣпа! Позоръ и стыдъ!

Власть у нея, о боги отнимите

и колесо ея въ Аидъ скатите!

Полоній. Оно слишкомъ длинно.

Гамлетъ. Такъ къ цырюльнику его съ твоей бородой! — Прошу тебя, продолжай. Ему-бы по части клубнички, не то оно заснетъ. Дальше, перейди теперь къ Гекубѣ…

1-й актеръ. Но если-бы кому пришлось узрѣть

увы! полураздѣтую Гекубу…

Гамлетъ. Полураздѣтую Гекубу?

Полоній. Это недурно. «Полураздѣтую Гекубу» — очень недурно.

1-й актеръ. …босую, какъ она потокомъ слезъ

залить пожаръ грозила Илліона, —

кто-бы несчастную царя супругу

узрѣлъ въ лохмотьяхъ, какъ она металась,

стонала и о помощи взывала, —

ахъ, тотъ-бы бранью дикой разразился,

коря Фортуну подлою измѣной!

А если-бы съ Олимпа сами боги

взоръ обратили на неё въ тотъ мигъ,

когда безжалостнаго Пирра мечъ

такъ страшно поразилъ Пріама-старца:

крикъ, вырвавшійся изъ груди Гекубы,

(коли земное не совсѣмъ имъ чуждо),

заставилъ-бы ихъ очи прослезиться,

а сердце состраданія исполнить.

Полоній. Взгляните-ка, и онъ самъ какъ будто въ лицѣ измѣнился, а на глазахъ слезы. Прошу тебя, не продолжай.

Гамлетъ. Будетъ. Потомъ ты мнѣ доскажешь остальное. — (Полонію) Милостивый государь, не угодно-ли вамъ озаботиться объ угощеніи актеровъ. Постарайтесь, чтобы они были приняты радушно, ибо они представляютъ собою, такъ сказать, краткое извлеченіе, или перечень вѣковыхъ событій. Вѣдь вамъ было-бы пріятнѣе заслужить плохую эпитафію послѣ смерти, нежели при жизни стать мишенью для ихъ злословія.

Полоній. Я постараюсь, принцъ, чтобы они были приняты по достоинству.

Гамлетъ. Чортъ побери! лучше, лучше! Если всѣхъ принимать по достоинству, кто-бы избѣгъ кнута? Примите ихъ по собственному своему достоинству. Чѣмъ менѣе они того заслуживаютъ, тѣмъ болѣе оцѣнится ваша доброта. Возьмите ихъ съ собой.

Полоній. Пойдемте, господа.

Гамлетъ. Ступайте за нимъ, друзья. Завтра мы посмотримъ пьесу. (Полоній и актеры, кромѣ 1-го, уходятъ; вполголоса послѣднему) Постой, старый пріятель. Можете-ли вы сыграть «убійство Гонзаго»?

1-й актеръ. Какъ-же, ваше высочество.

Гамлетъ. Такъ завтра вечеромъ представьте намъ эту пьесу. А если-бы понадобилось, могли-бы вы выучить наизусть дюжину стиховъ, которые я намѣренъ составить и вплесть въ комедію? Можете?

1-й актеръ. Можемъ, ваше высочество.

Гамлетъ (въ сторону). Превосходно! (громко) Теперь ступай за нимъ — и смотри! надъ старикомъ не подтрунивать! (1-й актеръ уходитъ; Гильденштерну и Розенкранцу) Добрые друзья мои, разстаюсь съ вами до вечера. Очень радъ видѣть васъ въ Гельсиньёрѣ.

Розенкранцъ. До свиданія, принцъ (уходитъ вмѣстѣ съ Гильденштерномъ).

Гамлетъ. Прощайте. — Наконецъ одинъ.

О, Боже, какъ ничтоженъ я!

Возможно-ли, чтобъ комедьянтъ,

притворной страстью увлеченный, —

плодомъ фантазіи одной

съумѣлъ свою такъ душу тронуть,

что отъ движенія ея

въ лицѣ совсѣмъ онъ измѣнился:

покрылось блѣдностью оно,

и слезы на глазахъ сверкнули,

а голосъ дрогнулъ… И все это

изъ-за чего? Изъ-за Гекубы!

Ну что, ну что ему Гекуба?!

что онъ ей? стоитъ-ли тутъ плакать?

Что сдѣлалось-бы съ нимъ, когда-бъ

онъ къ проявленію страстей

былъ вызванъ тѣмъ, что я скрываю?

Онъ залилъ-бы подмостки всѣ

слезами, — громовою рѣчью

потрясъ-бы слушателей всѣхъ, —

убійцу-бы лишилъ разсудка, —

привелъ-бы въ трепетъ неповинныхъ

и всѣхъ ошеломилъ-бы онъ!

А я — какая тряпка, соня!

я собственнаго дѣла къ сердцу

не принимаю и молчу!

промолвить слова я не въ силахъ

за короля, который былъ

ограбленъ и всего лишенъ!

Но нѣтъ! пора за дѣло взяться…

Подумать нужно… поразмыслить…

Случалось, говорятъ, что люди,

которыхъ совѣсть нечиста,

бывали такъ потрясены

изображеніемъ на сценѣ

злодѣйства, что въ своемъ проступкѣ

они тотчасъ-же признавались:

хотя безъ языка убійство,

но голосъ его чудотворенъ!

Такъ пусть-же наши комедьянты

изобразятъ намъ нѣчто въ родѣ

убійства моего отца

и этимъ дядю позабавятъ:

я буду наблюдать за нимъ,

до мозга я костей проникну…

опѣшитъ онъ — и мнѣ довольно! —

Кто знаетъ, можетъ быть, лукавый,

явившись въ образѣ отца

и пользуясь моей тоскою,

меня смущаетъ на погибель..

Улика мнѣ нужна, въ которой

сомнѣнія не можетъ быть!

И средство въ зрѣлищѣ я вижу

заставить совѣсть дяди — живо

заговорить краснорѣчиво! (уходитъ).

(Входятъ: Король, Королева, Полоній, Офелія съ книгой въ рукахъ, Розенкранцъ и Гильденштернъ),

Король. И не могли вы допытаться

случайнымъ оборотомъ рѣчи,

чѣмъ именно разстроенъ онъ?

Розенкранцъ. Онъ признается самъ вполнѣ

въ упадкѣ духа своего,

но о причинѣ онъ молчитъ.

Гильденштернъ. Онъ неподдатливъ на разспросы,

и каждый разъ, когда, казалось,

онъ выдастъ тайну намъ свою,

онъ неожиданно и ловко,

къ словамъ безумнымъ прибѣгая,

отъ самой сути уклонялся.

Королева. А какъ онъ принялъ васъ?

Розенкранцъ. Совсѣмъ,

какъ подобаетъ кавалеру.

Гильденштернъ. Но съ явно напускнымъ весельемъ.

Розенкранцъ. Самъ на вопросы онъ былъ скупъ,

но отвѣчалъ намъ очень щедро.

Королева. Не предлагали вы ему

развлечься чѣмъ нибудь?

Розенкранцъ. Намъ кстати

пришлось настигнуть по дорогѣ,

ваше величество, актеровъ,

о чемъ ему мы доложили,

и онъ, казалось, этой вѣстью

какъ будто очень былъ доволенъ.

Затѣмъ онъ ихъ любезно принялъ

и завтра вечеромъ велѣлъ имъ

играть въ присутствіи его.

Полоній. Такъ точно. Мнѣ-же, коль не вру,

онъ поручилъ васъ, государь,

и васъ, царица, пригласить

взглянуть на это представленье.

Король. О, съ удовольствіемъ! Я очень

доволенъ тѣмъ, что онъ наклонность

почувствовалъ къ такой забавѣ.

Такъ, господа, и впредь старайтесь

въ немъ поощрять стремленье это.

Розенкранцъ. Всегда готовы, государь.

(уходитъ съ Гильденштерномъ).

Король. Теперь оставь, Гертруда, насъ.

Гамлету мы тайкомъ велѣли

сказать, чтобъ онъ пришелъ сюда.

Онъ здѣсь какъ-бы случайно встрѣтитъ

Офелію… Ея отецъ

и я, лазутчики по праву,

мы встанемъ такъ, что будетъ намъ,

невидимымъ, все видно здѣсь —

все, что произойдетъ во время

свиданья. А затѣмъ нетрудно

намъ будетъ и судить о томъ,

является-ль любовь причиной

его страданій, или нѣтъ?

Королева. Сейчасъ иду… Чтожъ-жъ до тебя,

Офелія, то я желаю,

чтобъ поводомъ къ его болѣзни

явилась красота твоя:

тогда польщусь надеждой я,

что добродѣтели твои

на истинный его направятъ

путь — къ обоюдной вашей чести.

Офелія. Ахъ, государыня… дай Богъ!

(Королева уходитъ).

Полоній. Офелія, будь здѣсь вблизи.

Коль вамъ угодно, государь,

мы отойдемъ теперь въ сторонку. (Офеліи)

Уткни носъ въ книгу. Это пусть

послужитъ маской твоему

уединенію. Ахъ, да!

за нами водится грѣшокъ:

нерѣдко ханжествомъ мы чорту

заговорить умѣемъ зубы!

(идетъ къ дверямъ и заглядываетъ туда).

Король (въ сторону). Какая истина… увы!

для совѣсти моей ножъ острый…

Румяны женщины безстыдной

не гадостнѣе льстивыхъ словъ,

скрывающихъ поступокъ мой.

Полоній (возвращается къ королю).

Онъ приближается, — пойдемте.

(прячутся за колонной; Офелія садится въ кресло и какъ-бы углубляется въ чтете). (Входитъ Гамлетъ, не замѣчая Офеліи).

Гамлетъ. Жизнь или смерть? вотъ дѣло въ чемъ:

достойнѣй-ли претерпѣвать

мятежнаго удары рока,

иль отразить ихъ и покончить

со всею бездною терзаній?

Вѣдь смерть есть только сонъ — не болѣ!

и если знать, что съ этимъ сномъ

придетъ конецъ врождённымъ мукамъ,

какъ не стремиться намъ къ нему!

покончить съ жизнью… и заснуть…

Заснуть! и сны, быть можетъ, видѣть?

вотъ преткновенье!… Сны какіе

насъ въ вѣчномъ снѣ тревожить будутъ,

когда съ себя мы свёргнемъ это

ярмо житейской суеты?

Да! вотъ что понуждаетъ насъ

терпѣть до старости невзгоды!

Иначе кто переносить

рѣшился-бы все то, что стало

посмѣшищемъ, бичёмъ вѣковъ:

тирановъ дерзкій произволъ,

людей заносчивыхъ нахальство,

отвергнутой любви мученья,

судилищъ нашихъ проволочки,

надменность властью облеченныхъ,

пренебреженіе къ заслугамъ, —

когда одинъ уколъ иглы

насъ въ состояньи успокоитъ?

Кто помирился-бы иначе

со всѣми тягостями жизни?

Лишь страхъ предъ чѣмъ-то послѣ смерти,

предъ той невѣдомой страной,

отколь никто не возвращался,

смущаетъ насъ, и мы скорѣе

изъ двухъ золъ выбираемъ то,

что намъ извѣстно. Совѣсть наша

быть трусами насъ побуждаетъ;

подъ гнетомъ мысли блекнетъ смѣлость,

и замыслы съ огнемъ и силой,

невольно сбившись съ колеи,

дѣлами названы не будутъ.

(замѣчаетъ Офелію)

Прелестная Офелья, — тише…

Ахъ, нимфа! помяни мои

въ своихъ молитвахъ прегрѣшенья…

Офелія (встаетъ).

Здоровы-ли вы, принцъ, съ тѣхъ поръ?..

Гамлетъ. Благодарю, здоровъ, здоровъ.

Офелія. Принцъ, я давно уже хотѣла

вамъ возвратить — что вы мнѣ дали

на память. Вотъ оно, возьмите.

(хочетъ передать ему книгу).

Гамлетъ. Нѣтъ, нѣтъ. Я ничего вамъ не далъ.

Офелія. Ахъ, принцъ! мнѣ хорошо извѣстно:

вы подарили со словами,

которыя мнѣ драгоцѣннѣй

подарка были. Но они

забыты вами. Такъ прошу васъ:

примите-же его обратно.

Не милъ онъ мнѣ безъ доброты

дарителя. Возьмите, принцъ…

Гамлетъ. Ха, ха! скажи мнѣ, ты невинна…

Офелія. Ваше высочество…

Гамлетъ. И прекрасна? Если невинна и прекрасна, то пусть твоя добродѣтель чуждается красоты твоей.

Офелія. Что-же болѣе подходитъ къ красотѣ, какъ не добродѣтель?

Гамлетъ. Конечно, ибо скорѣе власть красоты подвергнетъ добродѣтель соблазну, нежели сила добродѣтели сдѣлаетъ ее подобной красотѣ. Прежде это считалось противнымъ здравому смыслу, со временемъ-же оно подтвердилось. — Я тебя любилъ однажды…

Офелія. Дѣйствительно, принцъ, вы давали мнѣ поводъ вѣрить тому.

Гамлетъ. Напрасно, тебѣ не слѣдовало вѣрить: ибо добродѣтель не настолько прививается къ нашей закоренѣлой природѣ, чтобы отъ послѣдней ничего въ насъ не осталось. Я не любилъ тебя.

Офелія. Тѣмъ болѣе я была обманута.

Гамлетъ. Ступай-ка въ монастырь. Къ чему тебѣ разводить грѣшниковъ? Вотъ я еще не совсѣмъ лишенъ добродѣтели, а всё-же могъ-бы покаяться въ такихъ грѣхахъ, что лучше-бы было, если-бы не родила меня мать. Я горделивъ, мстителенъ, честолюбивъ; за мною столько проступковъ, что не хватаетъ ни памяти ихъ припомнить, ни воображенія ихъ себѣ представить, ни времени ихъ выполнить! Къ чему-жъ такимъ молодцамъ, какъ я, пресмыкаться между небомъ и землею? Мы сущіе негодяи, всѣ! никому не довѣряй! Иди своей дорогой… въ монастырь! (идетъ, но приблизившись къ дверямъ оборачивается и замѣчаетъ намѣревавшихся выйти изъ засады короля и Полонія, которые тотчасъ-же скрываются. Гамлетъ возвращается къ Офеліи, угрюмо). Отецъ твой — гдѣ?

Офелія. Дома, ваше высочество.

Гамлетъ. Такъ пусть-же запрутъ за нимъ двери, чтобъ онъ нигдѣ не разыгрывалъ шута, какъ только у себя дома. Прощай.

Офелія. О, Боже милостивый, не оставь его!

Гамлетъ. Если ты замужъ пойдешь, то вотъ тебѣ въ приданое проклятіе: будь чиста, какъ ледъ, — бѣла какъ снѣгъ, а всё-же отъ злыхъ языковъ не уйдешь! Ступай въ монастырь… Прощай!.. Или-же, если ужъ тебѣ такъ хочется замужъ, то возьми дурака, ибо мужьямъ съ умомъ вѣдь слишкомъ хорошо извѣстно, что за чудовищъ вы изъ нихъ дѣлаете. Въ монастырь! ступай! и скорѣе! Прощай.

Офелія. Силы небесныя, образумьте его!

Гамлетъ. Я успѣлъ-таки ознакомиться съ вашею братіею, и съ меня довольно! Богъ далъ вамъ наружность, а вы хотите пересоздать её: вамъ-бы только кривляться да жеманиться! вы лепечете, точно младенцы и все и вся обзываете по своему! какъ будто до наивности! Пойдите! будетъ съ меня. Я помѣшался на этомъ! Я говорю: мы знать ничего не хотимъ про женитьбу: кто женатъ уже, всѣмъ, кромѣ одного, даруется жизнь, — остальные — ни-ни! не смѣть жениться! Въ монастырь! ступай! (уходитъ).

Офелія. Ахъ, помутился разумъ дивный!

Пропало всё, что такъ чудесно

судьба соединила въ немъ:

ученость, благородство, доблесть!

Прости, цвѣтъ и надёжа царства!

всему конецъ! И мнѣ несчастной,

внимавшей его клятвамъ, мнѣ

все это видѣть суждено —

и пережить всё то, что было —

и испытать, что стало нынѣ!

(Входятъ: Король и Полоній).

Король. Любовь? она тутъ не при чёмъ;

и какъ-бы ни были нескладны

слова его, но на безумство

они не походили вовсе.

Въ его душѣ таится нѣчто,

что на него тоску наводитъ

и заставляетъ умъ работать:

а порожденіе его,

боюсь, намъ можетъ быть опаснымъ.

Во избѣжаніе сего

я принялъ быстрое рѣшенье —

Гамлета въ Англію отправить;

пусть тамъ расчеты онъ уладитъ

по незаплаченной намъ дани.

Быть можетъ, впечатлѣнія

страны невиданной и море

развѣютъ у него то «нѣчто»,

чѣмъ умъ его такъ озабоченъ.

Какъ полагаешь ты, Полоній?

Полоній. Оно ему полезно было-бъ.

Но всё-жъ, я думаю, начало,

то-есть происхожденіе

тоски — несчастная любовь.

Ну, дочка, мы тебя избавимъ

отъ пересказа словъ его:

мы слышали всё. — Государь,

какъ вамъ угодно, поступайте; —

но, можетъ быть, вы согласитесь,

чтобъ королева попыталась

наединѣ съ нимъ объясниться:

и если ей, какъ матери,

добиться правды не удастся,

то въ Англію его пошлите,

иль въ заключенье — какъ хотите.

Король. Да будетъ такъ.

Безумцы высшаго разбора

гулять не смѣютъ безъ надзора.

(Уходятъ).

АКТЪ III.

СЦЕНА I.

Залъ первой сцены перваго дѣйствія, ярко освѣщенный свѣтильниками. Съ лѣвой (отъ оркестра) стороны (паралельно и по ту сторону діагонали) устроена эстрада съ театральными подмосткади, которые закрыты спущенною занавѣсью. Королевскій тронъ, отъ котораго идетъ по кривой линіи къ оркестру рядъ креселъ, находится такимъ образомъ близъ конца эстрады въ глубинѣ. Близъ другого конца эстрады насупротивъ (по діагонали) трона — всего нѣсколько креселъ (одно изъ нихъ, ближайшее къ оркестру, для Офеліи).

(Гамлетъ сидитъ на одномъ изъ креселъ. Актеры стоятъ посрединѣ. Гораціо стоитъ позади Гамлета).

Гамлетъ. Замѣтьте: эти слова должны быть произнесены плавно безъ запинки: если-же вы станете выкрикивать ихъ подобно многимъ актерамъ, то мнѣ стихи мои не менѣе пріятно будетъ слышать въ устахъ разносчика. Рукамъ слишкомъ воли не давайте, а будьте въ движеніяхъ изящны, ибо среди потока, бури, даже, позволю себѣ выразиться, вихря страстей, необходимо умѣть обуздывать себя и не переступать предѣловъ изящнаго. О, меня ужасно раздражаетъ лицезрѣніе на сценѣ растрёпаннаго верзилы, терзающаго страсть въ клочки, въ лохмотья, дабы оглушить невѣжественную толпу, воспріимчивую по большей части ни къ чему иному, какъ къ трескотнѣ и грубымъ тѣлодвиженіямъ. Прошу васъ, избѣгайте этого.

1-й актеръ. Ручаюсь за это, ваше высочество.

Гамлетъ. Но и не будьте слишкомъ вялы, а слѣдуйте внушенію собственнаго художественнаго чутья: пусть мимика соотвѣтствуетъ слову, а слово — мимикѣ; въ особенности старайтесь держаться въ предѣлахъ естественности, ибо что неестественно — ничего общаго не имѣетъ съ драмою, цѣль которой, вначалѣ и нынѣ, была и есть: представить природу словно въ зеркалѣ: показать добродѣтели ея свойства, пороку — его изображеніе, а духу и плоти времени — отпечатокъ ихъ собственныхъ очертаній. Пересолъ или недосолъ, въ этомъ отношеніи, можетъ развеселить невѣжду, но на человѣка разсудительнаго произведетъ лишь непріятное впечатлѣніе, a сужденіе послѣдняго должно въ вашихъ глазахъ имѣть болѣе вѣсу, нежели оцѣнка всей толпы остальныхъ зрителей. О! мнѣ приходилось видѣть актеровъ, которыхъ многіе высоко превозносили, но которые, да позволено будетъ мнѣ выразиться, ни интонаціей голоса, ни походкой не походили ни на христіанъ, ни на язычниковъ, ни вообще на людей, а такъ кривлялись и завывали, что мнѣ казалось, будто человѣкъ — издѣліе ремесленника, да къ тому-же неудавшееся: такъ мерзко они подражали человѣчеству!

1-й актеръ. Надѣюсь, что у насъ это до нѣкоторой степени вывелось.

Гамлетъ. О, выведите это совсѣмъ вонъ! Пусть комики ваши не вставляютъ своихъ словъ въ роли; вѣдь бываютъ-же такіе, которые, чтобы разсмѣшить нѣсколько пустыхъ головъ, сами ухмыляются, не смотря на то, что въ данный моментъ требуется сосредоточеніе вниманія зрителей для уясненія извѣстнаго положенія въ пьесѣ. Это гадко, такъ какъ доказываетъ ничтожнѣйшее самолюбіе пользующихся подобными пріёмами (встаетъ). Ступайте, пора приготовляться.

(Актеры уходятъ). (Входятъ: Полоній, Розенкранцъ и Гильденштернъ).

Гамлетъ (Полонію). Ну-съ, сударь, желаетъ-ли король прослушать комедію?

Полоній. Да, принцъ, и королева также, и немедленно.

Гамлетъ. Такъ поторопите актеровъ. (Полоній уходитъ). А вы, друзья, пособите ему торопить ихъ.

Розенкранцъ и Гильденштернъ. Слушаемъ, принцъ. (Оба уходятъ).

Гамлетъ. Гораціо!

Гораціо. Я здѣсь, къ услугамъ вашимъ, принцъ.

Гамлетъ (подаетъ ему руку).

Гораціо, лишь на твое

я полагаюсь безпристрастье.

Гораціо. О, принцъ…

Гамлетъ. Не думай, что я льщу:

какихъ мнѣ благъ ждать отъ тебя,

когда весь твой насущный хлѣбъ

въ веселомъ нравѣ состоитъ?

къ чему-же льстить мнѣ бѣдняку?

Нѣтъ, пусть медоточивыя

уста къ мишурному льнутъ блеску,

пусть гибкія льстеца колѣни

лишь гнутся тамъ, гдѣ раболѣпье

ждетъ выгоды одной. — Послушай!

Съ тѣхъ поръ, какъ мое сердце знаетъ

съ разборомъ отличать людей,

его ты избраннымъ явился:

ты былъ однимъ изъ тѣхъ, который,

страдая, какъ-бы не страдалъ;

ты былъ всегда однимъ и тѣмъ-же,

какъ въ горѣ, такъ и счастіи…

Я полюбилъ тебя за то,

что предъ Фортуной своенравной

ты никогда не преклонялся

и не былъ увлеченъ страстями…

съ меня и этого довольно…

Такъ вотъ въ чемъ дѣло: королю

присутствовать придется вскорѣ

на представленіи комедьи:

въ ней изображено событье,

которое подходитъ близко

къ тѣмъ обстоятельствамъ, какія

о смерти моего отца

тебѣ повѣрилъ я по дружбѣ.

Когда по ходу пьесы, дѣло

дойдетъ до этого, мой другъ,

о, наблюдай, прошу тебя,

всей силою души своей

за дядею моимъ: и если

въ извѣстномъ мѣстѣ злодѣянье

таинственное не прорвется

само собой наружу, то…

то это былъ злой духъ, который

явился намъ. Такъ замѣчай

внимательно за нимъ, Горацій.

Что-жъ до меня, — то я вперю

въ его лицо глаза свои…

и поведеніе его

мы сообща тогда обсудимъ.

Гораціо. Клянусь, коль въ воровствѣ малѣйшемъ

онъ, уличенный, улизнетъ,

то я за кражу отвѣчаю!

Гамлетъ. Они идутъ. Я беззаботнымъ

казаться долженъ. Займи мѣсто.

(Появляются въ глубинѣ музыканты, играющіе датскій маршъ; затѣмъ пажи: маршъ перебивается звуками трубъ; входятъ: Король, Королева, Полоній, Офелія, Розенкранцъ, Гильденштернъ, придворные кавалеры и дамы, офицеры и др.).

Король. Какъ живетъ нашъ сынъ, Гамлетъ?

Гамлетъ. О, превосходно! питаюсь отъ стола хамелеона: воздухомъ да обѣщаніями. Каплуновъ такъ не откормите!

Король. Я не имѣю ничего общаго съ этимъ отвѣтомъ, Гамлетъ. Подобныя рѣчи до моего слуха не долетаютъ. (Занимаетъ съ королевой мѣста на тронѣ).

Гамлетъ. Онѣ ужъ улетѣли. (Полонію) Вы, сударь, играли когда-то въ университетѣ? Вы, кажется, говорили…

Полоній. Точно такъ, ваше высочество, и слылъ хорошимъ актеромъ.

Гамлетъ. Кого-же вы представляли?

Полоній. Я представлялъ Юлія Цезаря. Меня убили въ Капитоліи; Брутъ меня зарѣзалъ.

Гамлетъ. Ай-да Брутъ! какой-же ты плутъ! зарѣзать такого капитальнаго телёнка! (Розенкранцу) Актеры готовы? (Придворные заняли мѣста: дамы на креслахъ, за ними кавалеры; Гораціо становится по близости короля).

Розенкранцъ. Готовы, ваше высочество. Они ждутъ вашего разрѣшенія.

Королева. Приди сюда, милый Гамлетъ, присядь ко мнѣ.

Гамлетъ. Нѣтъ, милая матушка, тамъ магнитъ посильнѣе (идетъ къ Офеліи).

Полоній (королю). Ого! слыхали?

(Начинается музыкальная интродукція, преимущественно флейты, играющія во время слѣдующаго діалога piano).

Гамлетъ (съ поклономъ Офеліи, которая усѣлась на креслѣ). Сударыня, позвольте къ вамъ на колѣни…

Офелія. Нѣтъ, принцъ.

Гамлетъ (садится у ея ногъ). …склонить голову?

Офелія. Да, принцъ.

Гамлетъ. А вы ужъ подумали… Богъ знаетъ, что!

Офелія. Я ничего не думала.

Гамлетъ. Будто у меня явилась чудесная мысль покоиться у васъ на колѣняхъ!

Офелія. Что такое, принцъ?

Гамлетъ. Ничего.

Офелія. Вы шутите.

Гамлетъ. Кто? я?

Офелія. Да, принцъ.

Гамлетъ. Ахъ, да! быть вашимъ… хотя-бы шутомъ! Шутить, веселиться — чего лучше! Взгляните на матушку мою, какъ она весела! а вѣдь отецъ мой всего за два часа скончался.

Офелія. То-есть, за дважды два мѣсяца, принцъ.

Гамлетъ. Уже? Къ чорту тогда съ траурнымъ одѣяніемъ! Скажите! Два мѣсяца, какъ умеръ, и еще не забытъ! Есть по крайней мѣрѣ надежда, что память великаго человѣка переживетъ его хотя на полгода, да и то лишь, клянусь нашими дамами, если онъ принималъ участіе въ ихъ благотвореніяхъ. Безъ этого-же о немъ вспомнятъ, какъ о любимомъ въ дѣтствѣ конькѣ, надгробная надпись котораго гласитъ:

Увы! позабыли,

какъ прежде любили!

(Трубные сигналы; флейты умолкаютъ. На эстрадіь передъ занавѣсью появляется актеръ, представляющій Прологъ).

Прологъ (раскланивается).

Мы просимъ васъ почтительно

игру увеселительну

прослушать снисходительно.

(Поклонившись, уходитъ).

Гамлетъ. И это прологъ? скорѣе стишокъ на колечкѣ,

Офелія. Очень короткій.

Гамлетъ (со взглядомъ на королеву). Словно женская любовь!

(Снова трубные сигналы. Занавѣсъ на эстрадѣ поднимается. Сцена представляетъ садъ; на сторонѣ, ближе къ оркестру, скамья. Входитъ 1-й актеръ, изображающій короля, и мальчикъ, закостюмированный королевою).

Король (въ комедіи).

Ужъ тридцать разъ пришлося Аполлону Фебу

зенита достигать, свершая путь по небу, —

Луна, заимствуя лучи, его смѣняла,

при чёмъ двѣнадцатью разъ тридцать наростала, —

съ тѣхъ поръ, какъ оба мы, любовью пламенѣя,

соединилися узами Гименея.

Королева (въ комедіи).

Какой-бы звѣзды ни свершали оборотъ —

моя любовь къ тебѣ во вѣки не умрётъ!

Но вотъ чего боюсь я: съ нѣкоторыхъ поръ

печалью и тоской твой отуманенъ взоръ:

не мучитъ-ли тебя какой-нибудь недугъ?

или боязнь моя напрасна, мой супругъ?

Король (въ комедіи).

Со старостью слабѣю я: вотъ мое горе.

Тебя покинуть, другъ мой, мнѣ придется вскорѣ…

а что тогда? быть можетъ, ты меня забудешь…

достойнаго найдя, его любить ты будешь!

Королева (въ комедіи).

Остановись! о, Боже! вѣдь любовь такая

была-бъ не что иное, какъ измѣна злая!

Вторично замужемъ — себя я прокляла-бы!

убійца одного — лишь жить съ другимъ могла-бы!

Гамлетъ (въ сторону).Это горько.

Королева (въ комедіи).

Вдова, которую прельщаетъ новый бракъ,

изъ выгоды одной лишь поступаетъ такъ.

Вдвойнѣ-бы мужа я покойнаго убила,

когда-бъ судьбу свою съ другимъ я раздѣлила!

Король (въ комедіи).

Ахъ! въ искренности словъ я убѣжденъ твоихъ…

но жаль — увѣренности слишкомъ много въ нихъ.

Какъ часто замысламъ своимъ мы измѣняемъ,

и ихъ со временемъ совсѣмъ мы забываемъ!

Рѣшенья наши, порожденныя страстями, —

съ исчезновеньемъ оныхъ — исчезаютъ сами.

Ничто не остается въ мірѣ неизмѣннымъ:

проходитъ и любовь со счастьемъ перемѣннымъ.

Она гоняется за нимъ неимовѣрно:

гдѣ намъ не нуженъ другъ, тамъ есть ужъ онъ навѣрно;

но стоитъ испытать его въ нуждѣ, то вдругъ

весь обратится во врага сей мнимый другъ.

Ты мыслишь мнѣ остаться вѣрной навсегда:

умру я — и умретъ твой замыселъ тогда!

Королева (въ комедіи).

Пусть всякая напасть мнѣ выпадетъ отъ Неба!

пусть навсегда лишусь насущнаго я хлѣба!

пусть знать не буду я надежды, утѣшенья!

пусть испытаю я одни лишь униженья!

покоя пусть нигдѣ я не найду никакъ, —

коль я вдовой вступлю однажды въ новый бракъ!

Гамлетъ (Офеліи). Что — если она не сдержитъ слова?

Король (въ комедіи).

Такъ помни-жъ эту клятву! Но оставь меня…

я утомленъ, мой другъ, отъ треволненій дня

и отдохнуть хотѣлъ-бы здѣсь (опускается на скамью).

Королева (въ комедіи).

Спи безмятежно…

и отдались отъ насъ разлука неизбѣжна!

(уходитъ. Король засыпаетъ).

Гамлетъ. Государыня, нравится-ли вамъ сія комедія?

Королева. Мнѣ кажется, эта особа зашла слишкомъ далеко въ своихъ завѣреніяхъ.

Гамлетъ. О, она сдержитъ слово!

Король. Извѣстно-ли тебѣ содержаніе? Нѣтъ-ли чего предосудительнаго въ немъ?

Гамлетъ. Нѣтъ, нисколько. Они только такъ потѣшаются и отравляютъ потѣхи ради. Ничуть предосудительнаго нѣтъ.

Король. Какъ называется эта комедія?

Гамлетъ. «Мышеловкой»; въ какомъ смыслѣ? въ переносномъ. Здѣсь представляется убійство, совершённое въ Вѣнѣ. Герцога зовутъ Гонзаго, a жену — Баптиста. Вотъ вы увидите — это мошенническая продѣлка. Но это ничего не значитъ! у вашего величества и у насъ совѣсть чиста, насъ оно не касается. Пусть избитая лошадёнка брыкается, — наша спина невредима.

(Входитъ на эстраду актеръ въ роли Люціана).

Это нѣкій Люціанъ, племянникъ короля. Начинай, убійца! полно тебѣ рожи корчить! начинай, скорѣй!

О мщеньи карканьемъ взываетъ хриплый воронъ!

Люціанъ (въ комедіи).

Удобный часъ! онъ спитъ… кругомъ нѣтъ никого…

и ядъ со мной… мгновенья сочтены его!

(вливаетъ ядъ въ ухо спящаго).

Гамлетъ (королю). Онъ отравляетъ его въ саду, чтобъ завладѣть престоломъ. Короля зовутъ Гонзаго. Исторія эта издана на изысканномъ итальянскомъ нарѣчіи. Вы сейчасъ увидите, какъ убійцѣ удастся овладѣть сердцемъ супруги Гонзаго. (Движеніе).

Офелія. Король встаетъ.

Гамлетъ (вскакиваетъ). А! испугался фальшивой тревоги!!

Королева. Супругъ мой, что съ тобой? (сильное движеніе и шумъ).

Полоній (кричитъ). Прекратите игру!

Король. Прочь! посвѣтите мнѣ!

Всѣ. Свѣту! свѣту! свѣту!

(Всѣ въ смятеніи расходятся, кромѣ Гамлета и Гораціо; занавѣсъ на эстрадѣ быстро опускается).

Гамлетъ. Ага! Здоровому смѣшно,

а раненому жутко!

Такъ въ жизни водится оно:

кто крѣпко спитъ, кто чутко!

Если ужъ мнѣ совсѣмъ не повезетъ, то развѣ все это съ лицедѣйскими атрибутами не въ состояніи доставить мнѣ мѣсто въ артели актеровъ?

Гораціо. О, да! съ правомъ на половинную долю.

Гамлетъ. Нѣтъ, на цѣлую, ибо

когда не стало короля,

подобнаго Зевесу,

встать удалося у руля

какому-то балб…

настоящему паяцу!

Гораціо. Риѳму! риѳму давайте!

Гамлетъ. Ахъ, мой другъ, Гораціо! я готовъ тысячу разъ биться объ закладъ, что духъ былъ правъ! Замѣтилъ-ли ты?

Гораціо. О, отлично, принцъ!

Гамлетъ. Во время сцены отравленія?

Гораціо. Я глазъ отъ него не отрывалъ.

Гамлетъ. Ха-ха! Эй, музыку сюда! Флейты!

Ужъ если дуется король нашъ на игру,

то значитъ… что она ему непонутру!

(Входятъ: Розенкранцъ и Гильденштернъ).

А, музыканты! ну-ка, сыграйте!

Гильденштернъ. Ваше высочество, позвольте васъ просить на одно слово.

Гамлетъ. На цѣлую тираду, сударь.

Гильденштернъ. Король, принцъ…

Гамлетъ. Ну, сударь, что съ нимъ?

Гильденштернъ. Онъ удалился въ свои покои… ему очень дурно.

Гамлетъ. Съ похмелья?

Гильденштернъ. Нѣтъ, скорѣе отъ желчи.

Гамлетъ. Вы-бы показали болѣе здраваго смысла, если-бы обратились къ его врачу, потому-что отъ очистительныхъ средствъ, которыя я прописалъ-бы ему, желчь у него, пожалуй, еще сильнѣе-бы закипѣла!

Гильденштернъ. Принцъ, покорнѣйше прошу васъ говорить толкомъ и не уклоняться столь дико отъ порученія, на меня возложеннаго.

Гамлетъ. Я кротокъ, сударь. Говорите.

Гильденштернъ. Я посланъ къ вамъ королевою, родительницею вашего высочества, которая крайне огорчена.

Гамлетъ. Милости просимъ.

Гильденштернъ. Нѣтъ, принцъ, вашъ комплиментъ неумѣстенъ. Если вамъ угодно будетъ отвѣчать мнѣ толкомъ, то я готовъ исполнить приказаніе ея величества, если-же нѣтъ, въ такомъ случаѣ, извините, я не намѣренъ васъ безпокоить.

Гамлетъ. Но, сударь, я не могу.

Гильденштернъ. Что такое, принцъ?

Гамлетъ. Отвѣчать вамъ толкомъ. Разсудокъ мой хвораетъ. Но отвѣтъ, какой я вамъ дать въ состояніи, къ вашимъ услугамъ, или скорѣе къ услугамъ моей матушки, Итакъ, безъ лишнихъ словъ, къ дѣлу. Вы говорите — мать моя…

Розенкранцъ. Королева изволила замѣтить, что поведеніе ваше изумило и удивило её.

Гамлетъ. О, изумительный сынъ, которому удивляется мать его! Но что-же за этимъ материнскимъ удивленіемъ послѣдуетъ? Не скрывайте.

Розенкранцъ. Ея величество желаетъ говорить съ вами передъ тѣмъ, какъ вы на покой отправитесь, и проситъ васъ къ себѣ.

Гамлетъ. Мы готовы повиноваться, хотя-бы она десять разъ была нашею матерью. Чѣмъ я еще могу служить вамъ?

Розенкранцъ. Ваше высочество нѣкогда благоволили ко мнѣ.

Гамлетъ. И по сіе время, увѣряю васъ.

Розенкранцъ. Принцъ, объясните мнѣ причину вашего разстройства. Ради васъ, ради свободы вашей, умоляю васъ повѣрить мнѣ, какъ другу, ваше горе.

Гамлетъ (таинственно). Видите-ли… (останавливается и смотритъ пристально на Гильденштерна, который всталъ сзади между ними, но, встрѣтивъ его взглядъ, отступаетъ) …мнѣ не даютъ повышеній.

Розенкранцъ. Какъ-же это можетъ быть, когда король самъ утвердилъ васъ въ правахъ наслѣдника датскаго престола?

Гамлетъ (таинственно). Точно такъ… (оборачивается и смотритъ пристально на Гильденштерна, который успѣлъ, обойти его со стороны, но, встрѣтившись съ его взглядомъ, снова отходитъ) ….но вѣдь «послѣ насъ хоть трава не расти», — эта пословица отзывается гнилью.

(Входятъ актеры съ флейтами).

Ага, флейты! Покажите одну (беретъ). А съ вами на одно слово (отводитъ Гильденштерна въ сторону): что это вы всё ходите кругомъ да около меня, точно меня расчухать, точно въ сѣти меня загнать хотите?

Гильденштернъ. О, ваше высочество! если покорность мою вы находите дерзкою, въ такомъ случаѣ и преданность моя вамъ покажется непристойною.

Гамлетъ. Гм… я это не совсѣмъ понимаю. Сыграйте, пожалуйста, на этой флейтѣ.

Гильденштернъ. Принцъ, я не играю.

Гамлетъ. Прошу васъ.

Гильденштернъ. Увѣряю васъ, я не умѣю.

Гамлетъ. Сдѣлайте мнѣ одолженіе.

Гильденштернъ. Я не знаю ни одного пріема, ваше высочество.

Гамлетъ. А вѣдь это такъ легко, какъ переливать изъ пустого въ порожнее. Стоитъ только овладѣть съ помощью пальцевъ этими отверзтіями, воодушевить дуновеніемъ флейту, и она краснорѣчиво заиграетъ. Смотрите, вотъ пріемы.

Гильденштернъ. Но я не владѣю ими даже настолько, чтобы извлечь малѣйшую гармонію: я не обученъ этому искусству.

Гамлетъ. Вотъ видите-ли, что за ничтожество вы думаете изъ меня сдѣлать! вамъ хочется играть на мнѣ; вы притворяетесь, будто всѣ мои клавиши знаете; вы хотите проникнуть въ тайники души моей; вамъ хотѣлось бы испытать всѣ ноты, всѣ струны моего голоса: а въ этомъ небольшомъ инструментѣ вѣдь много музыки. превосходный голосъ, и все-жъ-таки вы не въ состояніи заставить его заговорить! Что-же наконецъ вы думаете?! на мнѣ легче играть, чѣмъ на флейтѣ? Принимайте меня за какой угодно инструментъ: вы, пожалуй, меня разстроите, но играть на мнѣ вамъ не удастся! (возвращаетъ флейту и дѣлаетъ знакъ актерамъ, которые уходятъ: свѣтильники постепенно гаснутъ; чрезъ окно, на сторонѣ, проникаетъ лунный свѣтъ).

(Входитъ Полоній).

Мое почтеніе.

Полоній. Принцъ, королева желаетъ говорить съ вами и немедленно.

Гамлетъ (подводя его къ окну). Смотрите, видите-ли вы тамъ облако, точно верблюдъ?

Полоній. Ей-Богу, оно, въ самомъ дѣлѣ, похоже на верблюда.

Гамлетъ. Мнѣ кажется — оно похоже на кролика.

Полоній. Спина совсѣмъ, какъ у кролика.

Гамлетъ. То-есть, какъ у кита?

Полоній. Ну точь-въ-точь рыба-китъ!

Гамлетъ. Ну-съ, въ такомъ случаѣ я готовъ пойти къ матушкѣ, тотчасъ-же. — (Въ сторону) Шутовское терпѣніе мое скоро лопнетъ! (громко) Я иду сію-минуту-же.

Полоній. Такъ будетъ доложено (уходитъ).

Гамлетъ. Легко сказать — сію минуту-же! Друзья, оставьте меня. (Всѣ, кромѣ него, уходятъ. Свѣтильники постепенно погасли).

Ужъ полночь, я теперь готовъ

на все… на адскія дѣла,

при мысли о которыхъ днёмъ

я ужаснулся-бы! Но тише…

Пора мнѣ къ матери итти…

Жестокимъ я хочу быть съ ней…

ахъ, нѣтъ! лишь только на словахъ!

вѣдь я не долженъ забывать,

что сынъ я, а она мнѣ мать! (уходитъ).

СЦЕНА II.

Кабинетъ королевы. Со стороны въ глубинѣ дверь съ портьерою, ведущая въ уборную королевы; съ другой стороны входная дверь и немного ближе къ оркестру портретъ покойнаго короля во весь ростъ, скрывающій потайную дверь. Зажжены свѣтильники.

(Входятъ чрезъ входную дверь: Король, Розенкранцъ и Гильденштернъ и останавливаются въ глубинѣ).

Король. Мы въ нашей безопасности

не можемъ быть увѣрены,

пока безуміемъ своимъ

онъ пользуется на просторѣ.

Такъ рѣшено: я поспѣшу

вамъ полномочья изготовить.

Вы будете сопровождать

Гамлета въ Англію. Ему

хотимъ мы поручить взыскать

съ вассала нашего ту дань,

которую платить онъ медлитъ.

Такъ приготовьтесь-же въ дорогу.

Мы въ вѣчныхъ опасеніяхъ

жить не намѣрены. Прощайте.

(Розенкранцъ и Гильденштернъ уходятъ).

Да, Англія! ты нашу власть

цѣнить должна, колъ покупаешь

пріязнь мою и дружбу данью.

Ослушаться ты не дерзнешь.

коль сюзеренъ тебѣ предпишетъ

казнить немедленно Гамлета…

Такъ — Англія — исполни-жъ это!

Пока онъ живъ, мнѣ счастья нѣтъ:

душа покоя лишена…

ты исцѣлить меня должна!

(Входитъ чрезъ входную дверь Полоній).

Полоній. Не видѣли вы принца, государь?

Король. Онъ долженъ быть у королевы.

Полоній. Такъ, вѣроятно, онъ прошелъ

чрезъ корридоръ. Не безпокойтесь:

она ему всю правду скажетъ

и строго побранитъ его.

Но всё-жъ, — какъ вамъ угодно было

замѣтить очень справедливо, —

необходимо, чтобы былъ,

при разговорѣ ихъ, свидѣтель

побезпристрастнѣе, чѣмъ мать:

я встану за портьерою

и все подслушаю — узнаю,

и передъ тѣмъ еще, какъ вы

пойдете спать, докладъ представлю.

Такъ до свиданья, государь.

Король. Благодарю тебя, Полоній. (Полоній подходитъ къ портьерѣ, осторожно заглядываетъ въ уборную и затѣмъ свободно входитъ въ нее).

Король (опускается въ кресло).

О, грѣхъ, ты къ Небу вопіёшь!

Древнѣйшее проклятье на

тебѣ лежитъ — братоубійство!

(послѣ нѣкотораго молчанія)

Молиться я не въ состояньи:

вина раскаянья сильнѣй! (встаетъ)

Ну, что-жъ… хотя-бы руки эти

купались въ братниной крови!..

такъ неужель не ниспошлетъ

мнѣ небо щедрое дождя

обильнаго, чтобъ смыть её?

Но какъ-же смыть мнѣ эту кровь

когда все остается мнѣ —

все то, что къ преступленію

меня влекло: вѣнецъ, тщеславье

и обладанье королевой?

Какъ мнѣ вину мою загладить,

когда за нею неизбѣжно

родится новый грѣхъ, когда,

чтобъ скрыть кровавые слѣды,

я долженъ снова жаждать крови?

Гдѣ-жъ тутъ надежда на прощенье?

Здѣсь на землѣ, грѣхъ можно скрыть,

а тамъ, на Небѣ, не обманешь…

Такъ что-же остается мнѣ?

на путь раскаянья вступить? —

О, совѣсть мрачная, какъ смерть!

о, грѣшная душа моя!

погрязши въ омутѣ, напрасно

ты выплыть на берегъ стремишься:

ты погружаешься все глубже…

Спаси, о, Небо! попытайся!

Гнитесь, упругія колѣни!

О, сердце зачерствѣлое,

смягчись, помолодѣй! Быть можетъ,

все въ будущемъ уладится!

(падаетъ на колѣни; (Входитъ чрезъ входную дверь Гамлетъ и направляется къ портьерѣ, но, замѣтивъ молящагося короля, въ удивленіи отступаетъ назадъ).

Гамлетъ (вполголоса). Теперь я съ легкостью бы могъ…

(осторожно обнажаетъ мечъ).

Онъ молится, — теперь рѣшусь, —

и онъ на Небеса пойдетъ…

И въ этомъ месть? Злодѣй убилъ

отца, а я, единый сынъ, —

его, злодѣя, посылаю

на Небо…

Награда вмѣсто отомщенья!

Онъ жизни моего отца

лишилъ въ расцвѣтѣ прегрѣшеній,

не давъ покаяться ему…

Какъ счеты сведены его,

про то одно лишь Небо знаетъ…

Отмщу-ли я, когда молитвой

онъ пролагаетъ путь къ спасенью?

Нѣтъ!

Назадъ съ мечемъ: ударъ, гораздо

ужаснѣй, предстоитъ тебѣ!

Когда его я въ опьянѣньи

застану, или спящимъ, злымъ,

или въ грѣховныхъ наслажденьяхъ,

когда тамъ ждетъ его погибель,

тогда, о, мечъ, знай свое дѣло!

(идетъ къ портьерѣ, но, какъ-бы раздумавъ, noспѣшно уходитъ обратно чрезъ дверь).

Король (встаетъ). Слова летятъ, а мысль плетётся,

и къ Небу мысль не вознесётся.

(Подходитъ къ потайной двери, но, взглянувъ на портретъ покойнаго короля, вздрагиваетъ всѣмъ тѣломъ, затѣмъ, собравшись съ духомъ, ударомъ ноги отворяетъ ее и быстро уходитъ; потайная дверь сама собой затворяется). (Входятъ чрезъ портьеру: Королева и Полоній).

Полоній. Навѣрно онъ сейчасъ придетъ.

Смотрите, будьте съ нимъ построже:

скажите, что его проказы

ужъ слишкомъ дерзки, чтобъ терпѣть ихъ,

что вамъ стоять невыносимо

межъ нимъ, и государемъ, словно

межъ двухъ огней. Я спрячусь здѣсь.

Прошу васъ, будьте съ нимъ покруче.

Королева. Не бойтесь…

Гамлетъ (за сценой). Матушка! матушка!

Королева. Скорѣе спрячьтесь, онъ идетъ.

(Полоній прячется за портьерой). (Входитъ поспѣшно Гамлетъ).

Гамлетъ (осматривается кругомъ; въ сторону).

Ага, онъ спрятался… клюетъ! (громко)

Въ чемъ дѣло, мать моя, скажите?

Королева. Гамлетъ, отецъ твой оскорбленъ

тобой!

Гамлетъ. Нѣтъ, матушка, напротивъ,

отецъ мой оскорбленъ тобой!

Королева. Пойди! ты говоришь безумно!

Гамлетъ. Ступай! ты говоришь ехидно!

Королева. Что это значитъ?

Гамлетъ. Въ чемъ-же дѣло?

Королева. Иль ты меня совсѣмъ забылъ?

Гамлетъ. Нисколько! королева — ты!

и брата мужа своего

жена — и, къ сожалѣнью, ты…

ты мать моя!

Королева. Я вижу, что

не мнѣ съ тобою разсуждать!

Гамлетъ. Сюда! садися! и ни съ мѣста,

пока поставить не удастся

мнѣ зеркало передъ тобой

въ которомъ ярко отразится

вся глубина души твоей.

Королева. Что вздумалъ ты… убить меня?

О, помогите!

Полоній (за портьерою). Эй! на помощь!

Гамлетъ. Ха, мышь! (обнажаетъ мечъ).

Бьюсь объ закладъ: убита!

(пронзаетъ портьеру).

Полоній. Меня убили! ахъ! (падаетъ и умираетъ).

Королева. О, Боже!

что сдѣлалъ ты!

Гамлетъ. Ей, ей, не знаю.

король? (вытаскиваетъ трупъ Полонія).

Королева. Безумное убійство!

Гамлетъ. Убійство, матушка: не хуже,

чѣмъ мужа-короля убить

и замужемъ за братомъ быть!

Королева. Чѣмъ короля убитъ…

Гамлетъ. Да, да!

я такъ сказалъ! — О, жалкій шутъ!

Прости. За лучшую тебя

добычу принялъ я. Смирись

передъ судьбой. Вотъ видишь, какъ

опасно носъ совать повсюду. (Королевѣ)

Да не ломай-же рукъ! потише…

Присядь… (принуждаетъ ее сѣсть и самъ

садится рядомъ). Сломить хочу я сердце

твое, коль не совсѣмъ еще

оно окаменѣло, — коль

привычка къ дьявольскому злу

его еще не закалила, —

коль разумъ еще въ состояньи

добиться доступа къ нему!

Королева. Въ чемъ провинилась я, что ты

столь дерзкимъ смѣешь быть со мной?!

Гамлетъ. А въ томъ, что нравственность лишаетъ

всей чистоты ея душевной,

что добродѣтель превращаетъ

въ измѣну, что въ любви невинной

всю цѣломудрія красу

уничтожаетъ! ты повинна

въ томъ, что предъ алтарёмъ присягу

на вѣрность мужу обратила

въ зарокъ ничтожный игрока,

чѣмъ надругалась ты надъ вѣрой,

надъ тѣмъ, что всѣмъ должно быть свято!

Королева. Боже! какой противъ меня

такъ громко вопіётъ поступокъ?

Гамлетъ (указываетъ на медальонъ, висящій на шеѣ

королевы и на портретъ покойнаго короля).

Взгляни на это и на то

изображеніе двухъ братьевъ! (встаетъ).

Взгляни сюда: какая прелесть

во взглядѣ! кудри Аполлона,

чело Юпитера, взоръ Марса!

воистину соединенье

всѣхъ признаковъ боговъ Олимпа!

и онъ твоимъ супругомъ былъ! —

Теперь-же посмотри сюда:

вотъ онъ, твой мужъ!.. Ослѣпла ты,

что промѣнять могла луга

зеленые на гниль-болото?

Ну, говори: ослѣпла ты?

Любовь здѣсь не при чемъ… въ твои

ужъ годы не бушуютъ страсти:

разсудокъ замѣняетъ ихъ!

Но гдѣ-жъ онъ былъ, разсудокъ твой?

безумство не могло его

поработить такъ безпощадно,

чтобъ ты была не въ состояньи

день ясный отличить отъ ночи!

Частица зрѣнья, осязанья,

иль слуха, или обонянья

въ потемкахъ не блуждаютъ такъ!

О, если въ зрѣлыя лѣта

лишается румянца стыдъ

и адскій огнь горитъ въ суставахъ,

то растопись, какъ воскъ стыдливость

невинныхъ лѣтъ въ крови горячей!..

Королева. Остановись, Гамлетъ… умолкни!

ты совѣсть взволновалъ мою:

я вижу — она помутилась…

Гамлетъ. Рѣшиться на такой постыдный,

безумный бракъ…

Королева (встаетъ). Не говори!

слова твои, что острый ножъ…

Гамлетъ (срываетъ съ нея медальонъ).

…съ убійцею, злодѣемъ подлымъ,

рабомъ, не стоящимъ мизинца

того, кто былъ твоимъ супругомъ!..

(кидаетъ медальонъ на полъ и топчетъ его).

Королева. О, пожалѣй…

(Комната, не смотря на горящія свѣтильники, покрывается мракомъ;. чрезъ потайную дверь, какъ бы изъ своего изображенія, появляется Призракъ).

Гамлетъ. Да! съ самозванцемъ…

(замѣчаетъ его).

Силы небесныя, спасите!

Чего ты хочешь, благородный

призракъ?

Королева. Увы! онъ помѣшался.

Гамлетъ. Ужъ не явился ли корить

меня за то, что медлю я

исполнить твой завѣтъ ужасный?

О, говори!

Призракъ. Не забывай!

Мое явленіе должно

твой замыслъ укрѣпить въ тебѣ.

Но обрати свой взоръ на мать:

объята ужасомъ она,

Воображенье слабыхъ сильно:

скажи ей ласковое слово.

Гамлетъ. Ну, какъ вамъ… какъ вамъ, мать моя?

Королева. Ахъ, что съ тобой? зачѣмъ вперилъ

ты взоръ куда-то и бесѣду

ведешь съ пространствомъ безтѣлеснымъ?

О, милый сынъ мой, успокойся!

Кого ты видишь тамъ?

Гамлетъ. Его!

его! смотри, какъ блѣденъ онъ… (призраку)

О, не гляди такъ на меня,

несчастный! я въ слезахъ растаю

и потоплю въ нихъ месть свою!

Королева. Съ кѣмъ говоришь ты?

Гамлетъ. Видишь тамъ?

Королева. Не вижу никого, хотя

и вижу всё…

Гамлетъ. Ты не слыхала?

Королева. Кого? нѣтъ, кромѣ насъ…

Гамлетъ (слѣдя на разстояніи за призракомъ).

Смотри!

смотри! какъ онъ крадется прочь…

отецъ мой, точно воплотился…

смотри… вонъ тамъ… уходитъ… вышелъ!

(Призракь уходитъ чрезъ портьеру; мракъ исчезаетъ).

Королева. Все это лишь воображенье…

Гамлетъ. Воображеніе? о, нѣтъ!

мой пульсъ нормаленъ, какъ и твой.

Нѣтъ, это не воображенье!

ты можешь испытать меня

и слово въ слово повторю я

все то, что при воображеньи

немыслимо припомнить было-бъ!

(бросается передъ ней на колѣни).

О, матушка, ради Небесъ!

не утѣшай себя надеждой,

что тутъ безумье говоритъ

мое, а не проступокъ твой!

его ты этимъ не загладишь…

Во всемъ признайся передъ Небомъ:

покайся въ прошломъ прегрѣшеньи,

стремись грядущаго избѣгнуть.

Не удобряй сорной травы,

дабы не разрослась она…

(встаетъ; въ сторону, какъ-бы вслѣдъ призраку)

Прости мнѣ эту добродѣтель,

но, видно, въ худосочный вѣкъ нашъ

за нею очередь настала

просить прощенья у порока

и умолять о дозволеньи

ему оказывать добро.

Королева (въ слезахъ).

Ахъ, сынъ мой! ты сломилъ мнѣ сердце!

(падаетъ въ изнеможеніи на диванъ).

Гамлетъ. О, выкинь злую часть его:

живи съ другою, лучшей частью!

Спокойной ночи, мать моя… (молчаніе).

Будь недовѣрчива къ супругу…

не отвѣчай ему на ласки…

старайся избѣгать его!..

Прощай. — Благослови меня

тогда, когда сама нуждаться

въ благословеніи ты будешь…

(указывая на Полонія).

А этого шута — мнѣ жаль!

Судьба хотѣла чрезъ меня

его, а чрезъ него меня

такъ безпощадно покарать,

чтобъ впредь я зналъ, что мнѣ должно

ея орудьемъ быть послушнымъ.

За смерть его всегда готовъ

я дать отвѣтъ. Спокойной ночи… (въ сторону).

Ради любви я долженъ быть

жестокимъ… (громко) Слова два еще.

Королева. Что дѣлать мнѣ?

Гамлетъ. О, ни за что

не слѣдовать моимъ совѣтамъ!

напротивъ, постарайся быть

поласковѣй съ своимъ супругомъ

и за любовною бесѣдой,

во всемъ, во всемъ ему признайся.

Открой, что въ сущности сходить

съ ума я вовсе и не думалъ,

а лишь изъ хитрости одной

прикидываюсь сумасшедшимъ!

Какая королева скроетъ

такія дорогія тайны

отъ своего чудовища!

Всѣ нити укажи ему

и въ нихъ запутайся сама!

Королева (подходитъ къ нему и обнимаетъ его).

О, будь увѣренъ, коль слова —

дыханье, а дыханье — жизнь.

я испущу послѣдній вздохъ,

но что мнѣ ты сказалъ, не выдамъ.

Гамлетъ (смягчившись).

Я долженъ въ Англію, ты знаешь?

Королева. О, Боже! я совсѣмъ забыла…

да, сынъ мой, это рѣшено.

Гамлетъ. Ужъ грамоты изготовляютъ.

Моимъ товарищамъ обоимъ

которыхъ опасаться буду,

какъ жала ядовитыхъ змѣй,

приказъ данъ провожать меня

и путь расчистить къ западнѣ.

Пускай! посмотримъ, чья возьметъ?

подъ мины подконаюсь я

и ихъ самихъ взорву на воздухъ!

За хитрость — хитрость: превосходно! (протягиваешъ королевѣ руки; она со слезами обнимаеть его) Прощай-же матушка…

(уклонившись отъ ея благословенія, указываетъ на Полонія).

Его-же,

хотя и тяжко это бремя,

поволоку отсюда вонъ.

(Подходитъ къ тѣлу Полонія).

Умолкъ совѣтникъ вашъ, умолкъ…

а въ болтовнѣ вѣдь зналъ онъ толкъ!

АКТЪ ІV.

СЦЕНА I.

Дворцовый садъ. Съ одной стороны, въ глубинѣ, видъ на море.

(Входятъ: Королева и Гораціо; слышенъ отдаленный гулъ).

Королева. Я говорить съ ней. не хочу.

Гораціо. Она не отстаетъ и, право,

она достойна состраданья.

Королева. Чего-жъ ей нужно?

Гораціо. Говоритъ

все объ отцѣ своемъ, клянётъ

весь міръ, ломаетъ руки, плачетъ;

ея слова едва понятны,

отрывочны, вполнѣ безсвязны,

но производятъ впечатлѣнье

на слушателей изъ толпы,

и всякъ стремится смыслъ придать имъ;

пускаются догадки въ ходъ…

Неладное творится что-то.

Королева. Да, лучше я поговорю съ ней.

Она, пожалуй, подозрѣнья

въ умахъ посѣетъ безпокойныхъ.

Впусти ее. (Гораціо уходитъ).

То вѣрный признакъ прегрѣшенья,

коль для души моей больной

пустякъ малѣйшій за собой

влечетъ несчастій опасенья!

О, страха явнаго вина

бываетъ такъ всегда полна,

что, укрываяся отъ глазъ,

себя выводитъ на показъ!

(Входятъ: Гораціо и Офелія).

Офелія. Гдѣ прекрасная царица?

Королева. Офелія…

Офелія (поетъ). Отличу-ли между ними

я красавца твоего?

Въ одѣяньи пилигрима

повстрѣчаешь ты его.

Королева. Къ чему пѣснь эта, милая?

Офелія. Что вы? нѣтъ слушайте, прошу васъ. (Поетъ)

Нѣтъ, твой другъ неоцѣненный

ужъ давно въ гробу лежитъ!

надъ главою дернъ зеленый

а въ ногахъ плита-гранитъ.

Ахъ!

(Входитъ Король).

Королева. Но скажи, Офелія…

Офелія. Нѣтъ, нѣтъ, послушайте прошу васъ: (Поетъ).

Онъ въ цвѣтахъ лежитъ безмолвно…. (плачетъ)

Королева. Супругъ мой, посмотрите.,. о!

Офелія. …бѣлымъ саваномъ одѣтъ…

но на саванѣ слезинокъ

и слѣда родимыхъ нѣтъ.

Король. Офелья милая, скажи,

о, разскажи мнѣ, что съ тобою?

Офелія. Слава Богу, ничего! Говорятъ, что совушка была дочь пекаря… Ахъ; сударь! мы вѣдь знаемъ, что мы нечто, а что изъ насъ можетъ статься, — мы не знаемъ. Хлѣбъ-соль вашей милости! (присѣдаетъ).

Король. Намекъ на бѣднаго отца…

Когда-же это съ ней случилось?

Офелія. Надѣюсь, все пойдетъ своимъ порядкомъ. Мы должны имѣть терпѣніе… но какъ-же мнѣ не плакать, если я только подумаю о томъ, что они зарыли его въ сырую землю. Мой братъ узнаетъ объ этомъ, а потому спасибо вамъ за добрый совѣтъ. Идемте… подавайте карету! Доброй ночи, сударыни! доброй ночи, прелестныя дамы! доброй ночи! доброй ночи! (низко присѣдая, уходитъ).

Король. Ступай и послѣди за нею. (Гораціо уходитъ).

Тоска ума её лишила, —

и смерть отца тому причиной-

Ахъ, да, Гертруда! если горесть

насъ посѣтитъ, то не одна,

а вслѣдъ за ней толпой другія

стучатся: жизнью поплатился

ея отецъ, а сынъ твой сосланъ

по собственной винѣ своей; —

въ народѣ ропотъ, и догадки

насчетъ кончины старика

изъ устъ въ уста передаются:

безумно было, что его мы

изъ-подтишка похоронили; —

затѣмъ Офелія, бѣдняжка,

въ разлукѣ со своимъ разсудкомъ!

и наконецъ всего что хуже:

вѣдь братъ ея, вернувшись тайно

изъ Франціи, и пораженный

всѣмъ происшедшимъ, вѣритъ толкамъ

и наговорамъ противъ насъ.

Гертруда милая, все это,

словно картечь, наноситъ мнѣ

смертельныхъ слишкомъ много ранъ.

(Отдаленный гулъ превращается въ шумъ).

Королева. О, Боже! что это за шумъ?

(Вбѣгаютъ нѣсколько придворныхъ).

Король. Тѣлохранителей сюда!

Ворота охранять! Что тамъ?

Придворный. Спасайтесь, государь, скорѣй!

Уже мятежниковъ ватага

подъ предводительствомъ Лаэрта

всю вашу стражу разогнала…

Толпа привѣтствуетъ его

какъ государя своего. (Шумъ усиливается),

Королева. Измѣнники! вы на невѣрный

напали слѣдъ!

Король. Они ворвались!

(придворные обнажаютъ мечи). (Является Лаэртъ съ обнаженнымъ мечемъ: за нимъ датчане).

Лаэртъ. Король гдѣ? Стойте, стойте, братцы!

Голоса. За нимъ! впередъ!

Лаэртъ. Нѣтъ отступите!

прошу васъ!… ужъ позвольте мнѣ…

Голоса. Назадъ! Пусть самъ онъ… отойдемте…

(Лаэртъ убѣждаетъ ихъ отступить; датчане, среди шума, постепенно удаляются; шумъ стихаетъ).

Лаэртъ. Спасибо вамъ… Занять ворота!

(возвращается; королю)

Отдай мнѣ моего отца!

Королева. Лаэртъ, потише, успокойся,

Лаэртъ. Не назовусь отца я сыномъ,

коли спокоенъ буду я!

Король. Лаэртъ, скажи, что побудило

тебя такъ возмутить народъ?

Оставь, оставь его, Гертруда, —

не безпокойся обо мнѣ:

хранитъ божественная сила

особу короля: измѣна,

взглянувъ ему въ глаза, теряетъ

всѣ замыслы свои. — Лаэртъ!

скажи, чѣмъ ты ожесточенъ?

Оставь, Гертруда… Говори.

Лаэртъ. Гдѣ мой отецъ?

Король. Онъ умеръ.

Королева. Но не

король тому виной.

Король. Пусть онъ

вопросы ставитъ.

Лаэртъ. Какъ погибъ онъ!

Не дамся ни за что въ обманъ я!

Я напроломъ иду! пусть будетъ,

что будетъ! а за смерть отца

я отомщу во что-бъ ни стало!

Король. Кто-жъ воспрепятствуетъ тебѣ?

Лаэртъ. Скорѣе самъ я, чѣмъ кто-либо!

Я небольшими силами

съумѣю такъ распорядиться,

что хватитъ для меня ихъ вдоволь!

Король. Лаэртъ, ты хочешь знать навѣрно,

кто въ смерти твоего отца

несчастнаго повиненъ — да?

Такъ развѣ ты намѣренъ мстить, —

коль выиграешь ставку, — всѣмъ:

и недругу отца, и другу?

Лаэртъ. Нѣтъ, только недругамъ его…

Король. Ты хочешь знать ихъ, или нѣтъ?

Лаэртъ. …друзей-же съ распростертыми

объятьями готовъ я встрѣтить

и жизнь свою отдать за нихъ!

Король. Ну вотъ, теперь ты говоришь,

какъ добрый сынъ и дворянинъ!

Что въ смерти твоего отца

я неповиненъ, что она

меня всѣхъ болѣ удручаетъ,

ты въ этомъ убѣдишься самъ…

Голоса (за сценой). Впустите! дайте ей дорогу!

Лаэртъ. Что тамъ такое? что за шумъ?

(Входитъ Офелія, фантастично убранная цвѣтами и травами).

Лаэртъ. О, изсуши злой мозгъ, жаръ знойный!

о, слезы, горькія, какъ горечь,

глазъ моихъ зрѣнье изнурите!…

Ха! за безуміе твое,

клянусь, мнѣ дорого заплатятъ!

Офелія! голубушка!

моя сестрица дорогая!

О, Господи! возможно-ли,

чтобъ разумъ дѣвы молодой

изсякъ, какъ старческій разсудокъ!

Офелія (поетъ). Онъ на одрѣ лежалъ нагой, —

и слезы, слезы, слезы

изъ глазъ моихъ текли рѣкой…

Прости, голубка.

Лаэртъ. О, если-бъ въ разумѣ была ты

и стала-бы взывать о мщеньи,

то не могла-бы тронуть такъ!'

Офелія. А вы должны пѣть: долой, долой! и кричать ему вслѣдъ: долой! Какъ-бы оно вышло складно! Вѣдь это коварный управитель, который похитилъ дочь своего хозяина.

Лаэртъ. Нѣтъ связи, а болѣе, чѣмъ ясно!

Офелія. Вотъ незабудка, это на память: голубчикъ мой, не забудь меня… А вотъ иммортель — не забудь во вѣки-вѣчные!

Лаэртъ. Разумъ въ безуміи: вѣчная память любви!

Офелія. Это укропъ, а вотъ колокольчики: (королю) а для васъ рута, и для меня тоже; это значитъ: раскаяніе и милосердіе. (Королевѣ) А вы носите её со значкомъ. (Лаэрту) Возьмите маргаритку… я хотѣла дать вамъ нѣсколько фіалокъ, но онѣ всѣ завяли, какъ отецъ мой умеръ. Говорятъ, онъ скончался тихо… (поетъ)

Ты радость моя!

ты все для меня!

Лаэртъ. Печаль, тоска и уныніе, безумство даже въ ней верхъ доброты и прелести!

Офелія (поетъ). Неужель ты не придешь?

неужель ты не придешь?

Нѣтъ! тебя ужъ нѣтъ!

ты покинулъ свѣтъ!..

Ты обратно не придешь. —

Голова бѣла, какъ снѣгъ,

тонки волосы, какъ ленъ…

Не помочь слезамъ!

не вернешься къ намъ…

Будь покоемъ награжденъ.

А съ тобою и души всѣхъ умершихъ. Молю Бога объ этомъ… (смотритъ пристально на Лаэрта, вскрикиваетъ и бросается ему па шею, но затѣмъ тотчасъ-же отстраняетъ его отъ себя). Господь съ вами! (уходитъ).

Лаэртъ. Вотъ видите… о, Боже, Боже!

Король. Лаэртъ, твою печаль и скорбь

я вправѣ раздѣлить съ тобой.

Пойдемъ. Пусть выборъ твой укажетъ

намъ изъ друзей твоихъ мудрѣйшихъ,

и пусть они разсудятъ насъ.

Коли малѣйшую вину

за мной они признаютъ, то…

бери вѣнецъ и жизнь мою

и все, что хочешь… если-же,

напротивъ, окажусь я правымъ,

то раздѣли со мной терпѣнье,

и сообща тогда удастся

найти намъ удовлетворенье.

Лаэртъ. Да будетъ такъ. Таинственность

его кончины, погребенье

безъ почестей и скрытая

могила, о, клянусь! все это

такъ съ Неба громко вопіетъ,

что все разоблачить я долженъ!

Король. Ты все узнаешь, а виновный

заплатитъ жизнію. Пойдемъ.

(уходятъ: за нимъ Королева п придворные). (Входятъ съ другого конца, со стороны моря: Гораціо и слуга).

Гораціо. Какіе это люди, что

со мною говорить хотятъ?

Слуга. Матросы, сударь. У нихъ къ вамъ

есть письма.

Гораціо. Такъ впусти-же ихъ.

(Слуга уходитъ).

Ждать отъ кого-бы мнѣ привѣта,

какъ не отъ самого Гамлета!

(Входятъ матросы).

1-й матросъ. Желаемъ здравія!

Гораціо. Спасибо.

1-й матросъ. Вотъ письмо, сударь, отъ посла, который собирался ѣхать въ Англію. Оно должно быть доставлено вамъ, если, какъ намъ сказали, васъ зовутъ Гораціо.

Гораціо (читаетъ). "Гораціо, по прочтеніи этихъ строкъ постарайся немедленно-же прилагаемыя при семъ письма вручить королю. Мы находились не болѣе двухъ дней на морѣ, какъ вооруженный пиратъ пустился на всѣхъ парусахъ за нами въ погоню. Какъ оказалось, мы не въ состояніи были ускользнуть отъ непріятеля, a потому вынуждены были положиться на мужество нашего экипажа. Во время абордажной схватки, я очутился на корсарѣ, который въ эту минуту отцѣпился отъ нашего судна, и такимъ образомъ единственно я оказался въ плѣну у пиратовъ. Они обошлись со мною, какъ благородные воры, но, разумѣется, не безъ причины: они ждутъ отъ меня доброй услуги. Постарайся, чтобы король подучилъ письма, которыя я посылаю, и поспѣши ко мнѣ, словно сама смерть за тобою въ погонѣ. Мнѣ нужно прошептать тебѣ на ухо слова, отъ которыхъ ты онѣмѣешь, хотя я и не нахожу такихъ выраженій, которыя по вѣсу могли-бы сравниться съ ихъ содержаніемъ. Эти добрые молодцы приведутъ тебя къ мѣсту моего нахожденія. Розенкранцъ и Гильденштернъ продолжаютъ путь въ Англію: о нихъ придется мнѣ передать тебѣ многое. Прощай. Вѣчно, какимъ онъ извѣстенъ тебѣ,

"твой Гамлетъ".

Пойдемте. Эти письма я

велю доставить королю;

а вы меня къ тому сведите,

кто васъ сюда ко мнѣ послалъ. (Уходятъ)

(Возвращаются: Король и Лаэртъ).

Король. Надѣюсь, что ты убѣдился

теперь въ невинности моей,

и что въ тебѣ найду я друга:

изъ устъ ты королевы слышалъ,

что тотъ, кто въ смерти твоего

отца виновенъ, покушался

скорѣй на жизнь мою, какъ видно.

Лаэртъ. Да, это ясно. Но скажите.

зачѣмъ такое злодѣянье

вы порѣшили, государь

оставить безнаказаннымъ?

Король. По двумъ особеннымъ причинамъ,

которыя тебѣ, пожалуй,

покажутся ничтожными,

но очень вѣски для меня.

Въ немъ мать его души не чаетъ,

а я — не знаю: добродѣтель,

или недугъ, иль слабость это —

я такъ душою связанъ съ ней,

что не рѣшился поводъ дать

смертельному ея удару.

Затѣмъ я потому не могъ

судъ явный учинить надъ нимъ,

что онъ любимецъ и надёжа

всего народа, о, который

всегда готовъ не только что

ему простить его пороки,

а ихъ зачесть ему въ заслугу, —

и мнѣ, а не кому иному,

за нихъ пришлось-бы поплатиться.

Лаэртъ. И вотъ я благороднаго

отца лишился, а сестра,

которой я цѣны не знаю.

омрачена безуміемъ

на вѣки! О, я отомщу!

Король. О, будь покоенъ! Не подумай,

что я бездѣйствоватъ намѣренъ

и навлекать самъ на себя

бѣду — потѣхи ради, что-ли?

Ты вскорѣ болѣе услышишь:

я твоего отца любилъ,

но также любимъ мы себя,

а потому, надѣюсь, ты

поймешь…

(Входитъ вѣстникъ).

Ну что? какія вѣсти?

Вѣстникъ. Отъ принца, государь, Гамлета

тутъ письма: вотъ для вашего

величества, а это здѣсь

для королевы.

Король. Отъ Гамлета?

Кто ихъ доставилъ?

Вѣстникъ. Говорятъ, —

матросы, государь, но я

не видѣлъ ихъ. Мнѣ передалъ

ихъ Клавдіо, который самъ

отъ посланнаго получилъ ихъ.

Король. Лаэртъ, вотъ ты услышишь. — Ладно.

(Вѣстникъ уходить; король читаетъ):

«Высокомогущественный! Да будетъ вамъ извѣстно, что я нагимъ высаженъ на вашъ берегъ. Завтра я испрошу дозволенія представиться очамъ вашего величества и доложу съ вашего разрѣшенія, объ обстоятельствахъ своего внезапнаго и чудеснаго возвращенія. — Гамлетъ».

Что это? всѣ они вернулись?

или тутъ кроется обманъ?

Лаэртъ. Извѣстенъ почеркъ вамъ?

Король. Рука

Гамлета. Какъ? «нагимъ»? вотъ тутъ

приписка: «одинокимъ»… что-жъ?

ты въ состояньи разгадать?

Лаэртъ. Я самъ теряюсь, государь…

Но пусть онъ явится сюда!

о, я вздохну тогда вольнѣе.

когда удастся мнѣ ему

сказать въ лицо: «убійца — ты!»

Король. О, если это такъ, Лаэртъ, —

да какъ и быть тому иначе, —

то… хочешь слѣдовать моимъ

совѣтамъ?

Лаэртъ. Если, государь,

вы къ примиренію меня

склонять не будете, то я

согласенъ.

Король. Къ примиренію

съ самимъ собой. Разъ онъ вернулся,

то ужъ навѣрно не захочетъ

путь снова предпринять, передъ

которымъ онъ опѣшилъ. Вотъ что:

въ моемъ умѣ созрѣла мысль…

я вызову его на дѣло…

которое его погубитъ…

и ни малѣйшихъ подозрѣній

смерть за собой не повлечетъ…

и даже мать его навѣрно

въ ней умысла не заподозритъ,

признавъ одну случайность въ ней.

Лаэртъ. Я вамъ готовъ повиноваться —

особенно-же, если я

служить орудіемъ вамъ буду.

Король. Вотъ это кстати мнѣ и нужно. —

Еще когда ты былъ въ отъѣздѣ

твое одно искусство много

превозносилось при Гамлетѣ;

твои другія дарованья

не возбуждали столько въ немъ

соревнованія, какъ это, —

хотя въ моихъ глазахъ оно

значенія имѣетъ мало.

Лаэртъ. Что за искусство, государь?

Король. Два мѣсяца тому назадъ

насъ посѣтилъ нормандскій рыцарь:

я ужъ съ похода знаю франковъ:

они искусны на конѣ, —

но этотъ молодецъ на немъ

такія чудеса творилъ,

что мнѣ казалось — онъ съ нимъ сросся;

и всѣ препятствія, какія

придумать ни старался я,

онъ преодолѣвалъ, шутя.

Лаэртъ. Онъ былъ нормандецъ.

Король. Да, нормандецъ.

Лаэртъ. Такъ это былъ Ламондъ.

Король. Онъ самъ.

Лаэртъ. Онъ мнѣ знакомъ, и, въ самомъ дѣлѣ,

онъ — гордость націи своей.

Король. Онъ часто поминалъ тебя

и очень восхвалялъ твое

умѣніе владѣть оружьемъ,

особенно-жъ рапирами.

Вотъ было-бъ зрѣлище, когда —

съ восторгомъ разъ воскликнулъ онъ —

нашелся-бы тебѣ соперникъ,

который былъ-бы въ состояньи

на нихъ помѣриться съ тобой!

Слова эти воспламенили

въ Гамлетѣ зависть до того,

что онъ лишь думаетъ о томъ,

чтобъ ты вернулся поскорѣй

и попытался съ нимъ сразиться.

Такъ вотъ тебѣ…

Лаэртъ. Что, государь?

Король. Лаэртъ, ты дорожилъ отцомъ?

иль твое горе напускное?

Лаэртъ. Зачѣмъ вы спрашиваете?

Король. Не потому, чтобъ сомнѣваться

въ твоей любви къ нему я думалъ…

но испыталъ я очень часто,

что время умѣряётъ пылъ:

коли хотимъ мы что исполнить,

то ждать-ли намъ того мгновенья,

когда намѣренье исчезнетъ? —

Но къ дѣлу. Ты увидишь вскорѣ

Гамлета: что-же предпринять

намѣренъ ты, чтобы явиться

не на словахъ лишь, а на дѣлѣ

достойнымъ сыномъ своего

отца?

Лаэртъ. Убить его во храмѣ!

Король. Нигдѣ убійство, это вѣрно,

не можетъ быть оправдано,

но и не знаетъ месть предѣловъ…

и если ты рѣшился мстить,

то… оставайся лучше дома:

Гамлетъ, вернувшися, узнаетъ

о возвращеніи твоемъ,

и снова мы ему напомнимъ

о томъ, что говорилъ французъ, —

превознесемъ твое искусство

превыше похвалы его —

и, наконецъ, сведемъ васъ вмѣстѣ

и будемъ биться объ закладъ…

Онъ въ простодушіи своемъ

осматривать клинковъ не станетъ,

а ты себѣ одну подмѣтишь

непритуплённую рапиру —

и, изловчась, однимъ ударомъ

ему за смерть отца заплатишь.

Лаэртъ. Да, я готовъ такъ поступить,

а чтобъ играть навѣрняка…

я зельемъ умащу свой мечъ,

которое какой-то знахарь

мнѣ продалъ. Этотъ ядъ настолько

силёнъ, что стоитъ оцарапать

ножомъ, имъ отравлённымъ, тѣло

живого существа, какъ смерть

его тотчасъ-же наступаетъ.

Король. Все это слѣдуетъ обдумать…

когда, и какъ, и что навѣрно

насъ приведетъ къ желанной цѣли.

Вѣдь случай можетъ все испортить,

а потому необходимо

еще чѣмъ-либо запастись.

Дай мнѣ подумать… мы заявимъ

торжественный закладъ о томъ,

чья сторона одержитъ верхъ…

Нашелъ!

Когда отъ состязанья вы

почувствуете утомленье, —

замѣть: ты долженъ жарче драться, —

и пить захочется ему,

велю подать ему я кубокъ,

къ которому лишь прикоснется

губами онъ, какъ свое дѣло

мы обезпечимъ на тотъ случай,

коль отъ смертельнаго удара

онъ увернется твоего.

(За сценой слышенъ говоръ).

Тише… что тамъ опять за шумъ?

(Входитъ Королева).

Въ чемъ дѣло, государыня?

Королева. Ахъ, горе слѣдуетъ за горемъ!

Твоя сестрица утонула,

Лаэртъ!

Лаэртъ. Какъ? утонула? гдѣ?

Королева. Тамъ, надъ ручьемъ склонившись, ива

свою листву въ немъ отражаетъ…

ахъ, тамъ она плела вѣнки,

и, чтобъ развѣсить ихъ на вѣтвяхъ,

она на дерево взобралась…

вдругъ ненадёжный сукъ подъ ней

сломился, и она упала

съ трофеями своими въ волны;

но одѣяніе ея

на нихъ широко разостлалось

и на поверхности воды

её съ минуту удержало;

и на подобіе русалки,

словно вода ея стихія,

она плыла и пѣсни пѣла…

но смокло одѣянье вскорѣ

и пѣсни вдругъ ея затихли:

исчезла подъ водой бѣдняжка!

Лаэртъ. Ахъ, утонула! быть не можетъ!

Королева. Ахъ, утонула! утонула!

Лаэртъ. Не заливать тебя слезами,

сестра, коль утонула ты!

но не осилить мнѣ природы!

я не могу… я долженъ плакатъ ..

простите, государь… простите… (убѣгаетъ).

Король. Послѣдуемъ за нимъ, Гертруда.

Гнѣвъ утишилъ его съ трудомъ я…

боюсь, чтобъ вновь не закипѣлъ онъ.

(Уходятъ).

СЦЕНА II.

Кладбище; кругомъ памятники. Въ срединѣ открытая могила; въ глубинѣ, за нею, на возвышеніи, часовня, къ закрытымъ дверямъ которой ведетъ нѣсколько ступеней. Вечерѣетъ.

(Два могильщика копаютъ могилу).

1-й могильщикъ. Будутъ-ли её хоронить-то, какъ честнаго человѣка хоронитъ?

2-й могильщикъ. Будутъ, будутъ, чего зѣвать-то? — Освидѣтельствовали и положили хоронить по обычаю.

1-й могильщикъ. Да коли она утопилась по собственному капризу?

2-й могильщикъ. Такъ ужъ положили, что не по собственному капризу.

1-й могильщикъ. Значитъ, по чужому, что-ли? какъ-бы не такъ! Вѣдь дѣло тутъ вотъ какое: если, значитъ, вотъ я утоплюсь по собственному капризу, это, братецъ ты мой, такое дѣло, которое, какъ тебѣ сказать, изъ трехъ дѣлъ состоитъ: первое — самое, значитъ, дѣло; второе — выходитъ поступокъ. а третье — само исполненіе. Такъ вишь ты, и слѣдуетъ изъ этого, что утопилась-то она по собственному капризу.

2-й могильщикъ. А по моему, кумъ…

1-й могильщикъ. Нѣтъ, постой. Видишь-ли, примѣрно, тутъ вотъ стоитъ вода, — ладно; а тутъ стоитъ человѣкъ, — ладно. Если, значитъ, человѣкъ самъ пойдетъ къ водѣ и утопится, то, какъ-бы онъ потомъ ни отговаривался, а толкать-то его въ воду никто не толкалъ. А коли, въ противномъ случаѣ, сама вода подойдетъ къ нему и затопитъ его, то, значитъ, не самъ онъ утопился. Выходитъ поэтому — кто въ смерти своей не виноватъ, тотъ по собственному капризу и жизни не рѣшался.

2-й могильщикъ. Такъ-то такъ, да по закону-ли?

1-й могильщикъ. Какъ-же! согласно протоколу.

2-й могильщикъ. А хошь, правду скажу? Кабы она не была дворянкой, то и схоронили-бы её гдѣ-нибудь на сторонкѣ.

1-й могильщикъ. Будь по твоему! Ну не жалостно-ли, что большимъ людямъ на свѣтѣ вѣшаться да топиться выходитъ гораздо поваднѣе, чѣмъ намъ, грѣшнымъ. Давай заступъ-то. Нѣтъ на свѣтѣ дворянъ такого древняго рода, какъ садовники, гробовщики и могильщики. Ихъ ремесло перешло къ намъ отъ Адама.

2-й могильщикъ. Да тотъ развѣ былъ дворянинъ?

1-й могильщикъ. А кого-же перваго землею пожаловали, какъ не его? онъ-же первый и обмундировку получилъ.

2-й могильщикъ. Ладно!

1-й могильщикъ. А вотъ я тебѣ еще загадку загадаю. Не разгадаешь, такъ выругаю.

2-й могильщикъ. Загадывай, загадывай!

1-й могильщикъ. Кто строитъ прочнѣй: каменьщикъ, корабельщикъ, или плотникъ?

2-й могильщикъ. Висѣличныхъ дѣлъ мастеръ: его висѣлицы переживаютъ всѣхъ своихъ постояльцевъ.

1-й могильщикъ. Недурно, ей-Богу, недурно! да и висѣлица поступаетъ недурно; а чѣмъ недурно? a тѣмъ, что творитъ добро злодѣямъ; а коли злодѣямъ, такъ ужъ и тебѣ, доброму человѣку, сослужитъ службу, благо ей оказываешь такую предпочтительность. Ну-ко-ся! валяй сызнова.

2-й могильщикъ. Кто прочнѣй строитъ: каменьщикъ, корабельщикъ, или плотникъ?

1-й могильщикъ. Коли разгадаешь, будетъ тебѣ смѣна.

2-й могильщикъ. Ну вотъ, разгадалъ!

1-й могильщикъ. Ой-ли?

2-й могильщикъ. Да ну, къ лѣшему! нѣтъ, не разгадалъ.

(Въ глубинѣ показываются: Гамлетъ съ Гораціо).

1-й могильщикъ.Брось. Видно, тебѣ башку напрягать, что осла запрягать: коль заартачится, бей ни бей, ничего не подѣлаешь! А въ случаѣ, когда кто другой тебѣ загадаетъ эту загадку, то скажи: могильщикъ: его постройки сослужатъ намъ службу до самаго свѣтопреставленія. Поди-тко въ кабакъ, принеси косушку. (2-й могильщикъ уходитъ, 1-й — копаетъ и поетъ):

Влюблялся въ молодости я,

какъ въ зиму, такъ и въ лѣто;

не услащало такъ меня

ништо, ништо, какъ это!

Гамлетъ. Этотъ стариканъ, кажись, не имѣетъ состраданія къ своему ремеслу: роетъ могилу подъ звуки пѣсенки.

Гораціо. Привычка у него вошла въ плоть и кровь.

Гамлетъ. Ахъ, да! чѣмъ менѣе рука въ работѣ, тѣмъ она чувствительнѣе.

1-й могильщикъ (поетъ).

Но старость, крадучись, ко мнѣ

съ клюкою подступала, —

и вскорѣ молодца вполнѣ

ужъ прежняго не стало!

(выбрасываетъ черепъ).

Гамлетъ. Гм… Этотъ черепъ былъ однажды снабженъ языкомъ и также въ состояніи былъ пѣть. Какъ швырнулъ имъ этотъ плутъ! точно имѣетъ дѣло съ челюстью Каина, родоначальника всѣхъ убійцъ. А кто знаетъ? пожалуй, это была голова замѣчательнаго политика, который думалъ заткнуть за поясъ судьбы народовъ, а между тѣмъ, въ концѣ концовъ, оказался перехитреннымъ вотъ этимъ осломъ. Не правда-ли?

Гораціо. Возможно.

Гамлетъ. А то и придворнаго, у котораго на языкѣ: «глубочайшее почтеніе принцу» да «какъ здоровье вашего высочества?» Это могъ быть графъ «такой-то», который расхваливалъ коня графа «такого-то», желая получить его въ подарокъ. Вѣрно?

Гораціо. Какъ-же, принцъ!

Гамлетъ. А теперь червячку на обѣдъ, недаромъ спалъ съ кожи: а могильщикъ хвать его по челюсти заступомъ! Чудесная метазморфоза! если-бы мы были только способны услѣдить за нею! Ужъ не для того-ли и откармливались эти кости, чтобы впослѣдствіи ими играли въ бабки? При одной мысли у меня свои заныли!

1-й могильщикъ (поетъ).

И снится мнѣ теперь одна

досчатая неволя;

вотъ нынѣ какова она —

старинушкина доля!

(выбрасываетъ другой черепъ).

Гамлетъ. Вотъ и еще одинъ: почему-бы ему не быть черепомъ какого-нибудь законовѣда? Гдѣ теперь его кляузы, увёртки, казуистика, гонорары да плутни? Какъ это онъ спокойно выноситъ такіе подзатыльники отъ нахала и вовсе не думаетъ подавать на него жалобу объ оскорбленіи дѣйствіемъ? Гм… а то и, быть можетъ, это былъ въ свое время дока по части покупокъ всевозможныхъ имѣній съ залогомъ да перезалогомъ ихъ, съ кредитомъ подъ простыя обязательства, или-же съ двойнымъ ручательствомъ, и наконецъ съ выкупомъ ихъ съ помощью подставныхъ лицъ, или резерваціи. И это должна быть расплата за недоимки; взамѣнъ резерваціи — выговоренное право пополнить драгоцѣнную мозговую обитель мусоромъ, разъ для его купчихъ крѣпостей едва-ли въ ней хватитъ мѣста. Да! самъ-то владѣлецъ съ небольшимъ надѣломъ остался! Скажи-ка, вѣдь пергаментъ изъ бараньей кожи выдѣлывается?

Гораціо. Да, принцъ, и изъ телячьей — тоже.

Гамлетъ. Ну не бараны-ли, не телята-ли тѣ, которые думаютъ на немъ обезпечить свои права на владѣніе? — Мнѣ хотѣлось-бы поговорить со старикомъ. (Подходитъ къ могильщику) Чья это могила, братецъ?

1-й могильщикъ. Моя, сударь. (Поетъ)

Вотъ нынѣ какова она —

старинушкина доля!

Гамлетъ. Пожалуй, твоя, пока ты не выйдешь изъ нея..

1-й могильщикъ. Вамъ, сударь, изъ нея не выйти — значитъ, не ваша, а я изъ нея хоть и не выхожу, а всё-жъ-таки — моя!

Гамлетъ. Вранье-то твое оттуда ужъ вышло. Разъ могила для мертвыхъ, а не для живыхъ, значитъ, совралъ.

1-й могильщикъ. За то и живо совралъ, благо не себѣ, а вамъ.

Гамлетъ. Ну, говоря, какому-такому барину ты могилу роешь?

1-й могильщикъ. Никакому и ни такому.

Гамлетъ. Ну барынѣ… или барышнѣ?

1-й могильщикъ. Ни барынѣ и ни барышнѣ.

Гамлетъ. Кого-жъ тутъ похоронятъ?

1-й могильщикъ. Была она барышней, но Царство Небесное ей, померла.

Гамлетъ (Гораціо). Каковъ чудакъ? Съ нимъ нескоро договоришься. Въ самомъ дѣлѣ, Гораціо, мнѣ приходилось часто подмѣчать за послѣдніе годы, что остроуміе всюду такъ расплодилось, что нынѣ мужикъ въ немъ придворному не уступитъ. (Могильщику) Давно-ли ты въ могильщикахъ?

1-й могильщикъ. А съ того самаго дня, сударь, въ который Богъ далъ покойному королю первую побѣду надъ Норвежцемъ.

Гамлетъ. А давно это было?

1-й могильщикъ. А вы и не знаете? Каждый дуракъ вамъ скажетъ. Въ тотъ самый день появился на свѣтъ молодой Гамлетъ, который нынче ума рѣшился и въ Англію сосланъ.

Гамлетъ. Вотъ какъ! Зачѣмъ-же его въ Англію-то сослали?

1-й могильщикъ. Да вотъ потому, что умъ растерялъ. Тамъ, полагаютъ, разыщетъ его; а коли не разыщетъ, и то не бѣда.

Гамлетъ. Отчего?

1-й могильщикъ. Да тамъ ему это сойдетъ: тамъ всѣ, какъ и онъ, сумасшедшіе.

Гамлетъ. Какъ-же это такъ онъ сошелъ съ ума?

1-й могильщикъ. Чудно, говорятъ.

Гамлетъ. Какъ чудно?

1-й могильщикъ. Какъ ума рѣшился, такъ и сошелъ съ ума.

Гамлетъ. А на чемъ именно онъ помѣшался, не знаешь?

1-й могильщикъ. Какъ не знать! на датской землѣ, сударь: я вотъ на ней тридцать лѣтъ, какъ въ могильщикахъ состою.

Гамлетъ. А долго-ли пролежитъ покойникъ въ землѣ, пока не сгніетъ?

1-й могильщикъ. Если онъ при жизни еще не растрескался, какъ это часто бываетъ, то отъ восьми до девяти лѣтъ продержится. Вотъ черепъ, который пролежалъ въ землѣ двадцать три года.

Гамлетъ. Чей онъ былъ?

1-й могильщикъ. А шутника порядочнаго. Чей-бы вы думали?

Гамлетъ. Ей ей, не знаю.

1-й могильщикъ. А не помянуть-бы его лихомъ: онъ окатилъ разъ меня виномъ изъ бутыли. Этотъ черепъ былъ когда-то черепомъ шута гороховаго, Іорика.

Гамлетъ. Этотъ?

1-й могильщикъ. Этотъ самый.

Гамлетъ. Покажи… (беретъ черепъ) Увы, бѣдный Іорикъ! я помню его, Гораціо; это былъ вѣчный забавникъ — полонъ замѣчательныхъ затѣй. Онъ постоянно таскалъ меня на спинѣ, а теперь — какъ претитъ отъ него воображенію, даже тошно становится. Вотъ тутъ висѣли тѣ губы, которыя я цѣловалъ безсчетно. Гдѣ теперь твои насмѣшки, прыжки, пѣсни, вспышки веселія, возбуждавшія за столомъ всеобщій взрывъ хохота? А нынѣ посмѣется-ли кто надъ твоимъ зубоскальствомъ? A щеки-то какія у тебя впалыя! Такъ поди-же, сбѣгай скорѣй въ уборную къ барынѣ и скажи ей, что, сколько-бы она румянъ и бѣлилъ ни накладывала, всё-же въ концѣ концовъ лицо у нея будетъ точно такое же: разсмѣши её этимъ. — Прошу тебя, Гораціо, скажи мнѣ одно…

(2-й могильщикъ возвращается съ косушкой; оба угощаются).

Гораціо. Что именно, принцъ?

Гамлетъ. Думаешь-ли ты, что Александръ Великій имѣлъ въ землѣ такой-же видъ?

Гораціо. Точно такой-же.

Гамлетъ. И также попахивалъ? фу! (бросаетъ черепъ).

Гораціо. Точно также.

Гамлетъ. И вотъ для какихъ унизительныхъ цѣлей намъ суждено послужить: развѣ наше воображеніе не въ состояніи послѣдовать за прахомъ великаго царя Македонскаго, пока мы не найдемъ его въ какой нибудь замазанной имъ щели?

Гораціо. Это ужъ было-бы черезчуръ ко всему приглядываться.

Гамлетъ. Ничуть не бывало. Можно было-бы безъ натяжки послѣдовать за нимъ, нисколько не грѣша противъ вѣроятности. Напримѣръ такъ: Александръ Македонскій умеръ, похороненъ и обратился въ прахъ; прахъ — земля; изъ земли дѣлается глина: почему-же глиною, въ которую онъ обратился, нельзя было бы замазать щель… ну хоть пивной бочки?

Великій Кесарь обратившись въ глину,

отъ сквозняка намъ охраняетъ спину:

предъ кѣмъ народы преклонялись — ахъ!

того замазкою сталъ нынѣ прахъ…

Но тише, тише! Отойдемъ… Ужъ не король-ли?

(Колокольный звонъ. Собирается народъ. Двери часовни отворяются; звуки органа. Выходятъ изъ часовни пажи съ факелами и останавливаются по сторонамъ ступеней. Затѣмъ похоронная процессія, во главѣ которой пасторъ; за нимъ несутъ гробь, за которымъ слѣдуетъ Лаэртъ, затѣмъ Король, Королева, свита и пр. Гамлетъ и Гораціо скрываются за однимъ изъ памятниковъ и наблюдаютъ).

Лаэртъ. Прости, сестрица дорогая!

Гамлетъ (Гораціо). Офелія! о, быть не можетъ!

(склоняетъ голову на плечо Гораціо; могильщики опускаютъ гробъ въ могилу).

Королева. Цвѣтку прелестному — цвѣты!

(бросаетъ въ могилу цвѣты).

Прости! моя была надежда —

убрать тебя цвѣтами, какъ

невѣсту сына моего,

прелестная Офелія,

а не твою могилу… о!..

(закрываетъ лицо рукою).

Лаэртъ. О, будь тотъ проклятъ, чей поступокъ

чудовищный затмилъ твой умъ!

Нѣтъ, нѣтъ! еще не зарывайте:

хочу еще разъ я проститься…

(прыгаетъ въ могилу).

Засыпьте и меня землею…

засыпьте такъ, чтобъ цѣлый холмъ.

надъ нашей общею могилой

высоко къ небу воздымался!

Гамлетъ (выходя). Кто тутъ увлекся такъ печалью?

Кто это чьи слова тоски

звучатъ такъ страшно, что готовы

остановить теченье звѣздъ?

Я здѣсь — Гамлетъ-датчанинъ!

(прыгаетъ въ могилу).

Лаэртъ (хватаетъ его за горло). Дьяволъ!

Гамлетъ. Ты плохо молишься… оставь…

зачѣмъ за горло ухватился?!

совѣтую тебѣ… прочь руку!

(Они борются).

Король. О, разнимите ихъ скорѣй!

Королева. Гамлетъ! Гамлетъ!

Придворные (бросаются къ нимъ). Оставьте! тише!

Гораціо. Прошу васъ, успокойтесь, принцъ!

(Нѣкоторые изъ свиты разнимаютъ ихъ; они вылѣзаютъ изъ могилы).

Гамлетъ. Я этого такъ не оставлю!

Королева. Ахъ, что такое, сынъ мой?

Гамлетъ. О!

и я любилъ Офелію,

и я! На сорокъ тысячъ братьевъ

моей любви хватило-бы

съ избыткомъ! Что-же для нея,

готовъ ты сдѣлать?

Король. Онъ съ ума

сошелъ, Лаэртъ.

Королева. Ради Небесъ,

о пощади его!

Гамлетъ. На что

готовъ ты? говори-же! плакать?

поститься? драться? разорваться?

И я готовъ! и я! а ты,

на зло мнѣ, прыгаешь въ могилу

и хочешь быть съ ней погребеннымъ!..

несешь вздоръ о холмахъ какихъ-то!

Вѣдь хвастаться и я умѣю!

Король (Лаэрту). Припадокъ бѣшенства… Пройдетъ!

Гамлетъ. Къ чему-жъ хватать меня за горло!

вѣдь я тебя всегда любилъ…

Но впрочемъ это ничего!

Что-бъ ни задумалъ Геркулесъ,

а волкъ глядѣть все будетъ въ лѣсъ!

(поспѣшно уходитъ; Гораціо, по знаку короля, идетъ за нимъ: король жестами старается успокоитъ Лаэрта и королеву).

АКТЪ V.

Большое помѣщеніе во дворцѣ (изъ второго акта). Въ глубинѣ, на сторонѣ, на возвышеніи — столъ и два кресла для короля и королевы. Открытый видъ на терассу и море.

(Входятъ: Гамлетъ и Гораціо).

Гамлетъ. Объ этомъ будетъ. Перейдемъ

теперь къ другому. Помнишь ты

всѣ обстоятельства отъѣзда?

Гораціо. Какъ мнѣ не помнить, принцъ!

Гамлетъ. Борьба

душевная мнѣ не давала

покоя: мое положенье

мнѣ не завиднѣе казалось

судьбы мятежника въ оковахъ….

к я рѣшился — о, спасибо

явившейся рѣшимости!…

на необдуманный поступокъ.

Признаться, необдуманность

подчасъ бываетъ намъ полезной,

коль замыселъ готовъ распасться.

Насъ это учитъ, что исходъ

затѣй всѣхъ хитроумныхъ нашихъ

отъ воли Божества зависитъ.

Гораціо. О, какъ вы правы, принцъ!

Гамлетъ. Накинувъ

матросскій плащъ, я отыскалъ ихъ, —

стащилъ пакетъ и счастливо

впотьмахъ въ каюту возвратился.

Недолго думая, сорвалъ

я королевскую печать…

и что-жъ нашелъ?.. какую подлость!

приказъ строжайшій короля,

подмасленный резонами

о благѣ государствъ союзныхъ

и страшными угрозами,

на случай я въ живыхъ останусь:

по предъявленіи моей

особы — лишь наточенъ мечъ —

снять голову съ меня тотчасъ-же!

Гораціо. Не можетъ быть!

Гамлетъ. Вотъ тутъ приказъ.

Его ты лучше на досугѣ

самъ прочитаешь. Хочешь знать,

что сдѣлалъ я затѣмъ?

Гораціо. Прошу васъ.

Гамлетъ. Со всѣхъ сторонъ опутанный

сѣтями, не успѣвъ обдумать,

какъ къ дѣлу приступить, я взялся

уже за дѣло: сталъ строчить

прекраснымъ почеркомъ приказъ…

Когда-то думалъ я, подобно

вельможамъ нашимъ, — недостойно

красивымъ почеркомъ владѣть,

и всѣми силами старался

его испортить, но теперь

онъ оказалъ великія

услуги мнѣ! Такъ хочешь знать,

Гораціо, что написалъ я?

Гораціо. О, да, принцъ!

Гамлетъ. Предписаніе

строжайшее отъ имени

царя — британскому вассалу:

доколь онъ вѣрный данникъ нашъ,

и уважаетъ нашъ союзъ,

и дружбой нашей дорожитъ,

и прочее, и прочее…

какъ только приметъ къ свѣдѣнью

онъ содержаніе посланья, —

пускай, безъ всякихъ разсужденій.

онъ предъявителей казнитъ,

не давъ покаяться имъ сроку!

Гораціо. Но чѣмъ вы запечатали?

Гамлетъ. И тутъ видна рука судьбы:

въ дорожной сумкѣ я нашелъ

печать отца, подобную

печати государственной.

Сложивъ письмо по образцу

другого, надпись сдѣлалъ я

и приложилъ затѣмъ печать —

и снесъ обратно къ нимъ на мѣсто.

Подлогъ никѣмъ былъ не замѣченъ.

На слѣдующій день была

морская стычка… остальное

тебѣ извѣстно.

Гораціо. Значитъ, оба,

и Розенкранцъ и Гильденштернъ

идутъ на вѣрную погибель…

Гамлетъ. Ну, да! кто имъ велѣлъ соваться?

Ихъ участь не волнуетъ совѣсть

мою: они польстились сами

въ погибель. Горе низкимъ душамъ,

коль встанутъ на пути они

двухъ нападающихъ бойцовъ

могучихъ!

Гораціо. Но каковъ король!

Гамлетъ. Представь себѣ: могу теперь

я оставаться равнодушнымъ?

Отца убилъ онъ моего,

мать опозорилъ, втерся между

народа волей и моими

надеждами — и наконецъ

на жизнь мою онъ покусился

съ такимъ коварствомъ: такъ ужъ тутъ

не долгъ-ли совѣсти возмездье

воздать ему рукой моею!

Будь проклятъ я, коль эта язва

дальнѣйшее опустошенье

произведетъ на нашемъ тѣлѣ!

Гораціо. Но скоро онъ изъ Англіи

получитъ донесеніе

объ исполненіи приказа.

Гамлетъ. Скоро, но промежутокъ мой!

а человѣка жизнь: разъ, два —

конецъ! Однимъ лишь огорченъ я,

что такъ забылся я — съ Лаэртомъ:

въ его я дѣлѣ своего —

усматриваю отраженье.

Я долженъ помириться съ нимъ…

но, въ самомъ дѣлѣ, это чванство

печалью довело меня

до бѣшенства!

Гораціо. Идутъ; потише.

(Входитъ Осрикъ).

Осрикъ. Ваше высочество, позвольте васъ поздравить съ возращеніемъ въ Данію.

Гамлетъ. Покорнѣйше благодарю васъ, сударь. (Гoраціо) Знаешь-ли ты, что это за птица?

Гораціо. Нѣтъ, принцъ.

Гамлетъ. Тѣмъ лучше для спасенія души твоей: знать его — лишній грѣхъ для нея. У него много плодородныхъ земель и пастбищъ: вѣдь если скотъ господствуетъ надъ скотомъ, то и стойло его помѣщается около королевскаго стола.

Осрикъ. Милостивѣйшій принцъ, если у вашего высочества окажется нѣсколько минутъ свободнаго времени, то я имѣлъ-бы передать вамъ кое-что отъ его величества.

Гамлетъ. Я готовъ со вниманіемъ выслушать васъ, сударь. На мѣсто со шляпой. Она для головы.

Осрикъ. Благодарю васъ, ваше высочество, — очень жарко.

Гамлетъ. О, нѣтъ! позвольте — очень холодно. Вѣтеръ съ сѣвера.

Осрикъ. Дѣйствительно, холодновато, принцъ.

Гамлетъ. А всё-жъ-таки мнѣ кажется, ужасно душно и жарко — для моего тѣлосложенія.

Осрикъ. Чрезвычайно жарко, принцъ, то-есть какъ будто-бы очень жарко, не знаю сказать — какъ именно. Ваше высочество, его величество приказали мнѣ сообщить вамъ, что они изволили поставить большой закладъ на вашу голову… дѣло именно вотъ въ чемъ…

Гамлетъ. Однако — вы забыли… поставить на вашу голову… (принуждаетъ его надѣть шляпу).

Осрикъ. Позвольте… въ самомъ дѣлѣ, оно такъ удобнѣе, въ самомъ дѣлѣ! — Недавно сюда ко двору возвратился Лаэртъ; увѣряю васъ, кавалеръ въ полномъ смыслѣ этого слова — превосходнѣйшихъ качествъ, съ утонченнѣйшими манерами и блестящею наружностью. Въ самомъ дѣлѣ, говоря съ умомъ и разумомъ, онъ является образцомъ рыцарства, такъ какъ въ немъ вы навѣрно усмотрите, такъ сказать, воплощеніе всѣхъ дарованій, какихъ только вообще могъ-бы пожелать себѣ истинный дворянинъ.

Гамлетъ. Милостивый государь, онъ, ей-Богу, нисколько не пострадаетъ отъ вашего описанія его примѣтъ, хотя я и увѣренъ въ томъ, что у умственной ариѳметики пошла-бы голова кругомъ отъ перечисленія его свойствъ поштучно. Да и едва-ли возможно, хотя-бы поверхностно, оцѣнить грузъ корабля, несущагося на всѣхъ парусахъ. Но, вставъ на точку зрѣнія осмысленнаго восхищенія, я готовъ признать въ немъ великаго генія съ столъ рѣдкими и драгоцѣнными внутренними достоинствами, что, правду говоря о немъ, лишь въ зеркалѣ можетъ отразиться что-либо подобное, а кто-бы рѣшился пойти по его стопамъ, тотъ оказался-бы его тѣнью, не болѣе.

Осрикъ. Ваше высочество изволите выражаться о немъ безошибочно.

Гамлетъ. Въ чемъ-же дѣло, сударь? Съ какой стати наши грубыя рѣчи касаются этого рыцаря?

Осрикъ. Принцъ…

Гораціо. Не можете-ли вы инымъ языкомъ объясниться. Вы навѣрно въ состояніи.

Гамлетъ. При чемъ-же тутъ этотъ кавалеръ?

Осрикъ. Лаэртъ?

Гораціо (Гамлету). Кошелекъ его опустѣлъ: всѣ позолоченныя слова израсходованы.

Гамлетъ. Да, сударь, онъ самый.

Осрикъ. Я знаю… вамъ небезьизвѣстно…

Гамлетъ. Я желалъ-бы, чтобы вы это знали, хотя, клянусь вамъ, если-бы вамъ было извѣстно, что мнѣ небезъизвѣстно, то оно не принесло-бы мнѣ чести. Итакъ, сударь?

Осрикъ. Вамъ небезъизвѣстно, въ какомъ совершенствѣ Лаэртъ…

Гамлетъ. Я и мысли не допускаю, чтобы я могъ равняться съ нимъ въ совершенствѣ; вѣдь познать вполнѣ человѣка всё равно, что познать самого себя.

Осрикъ. Я говорю относительно его искусства фехтовать. По общему мнѣнію, онъ не имѣетъ въ немъ соперниковъ.

Гамлетъ. Его оружіе?

Осрикъ. Рапира и шпага.

Гамлетъ. Это два рода оружія; но ничего.

Осрикъ. Его величество бились съ нимъ объ закладъ на шесть берберійскихъ коней, противъ которыхъ Лаэртъ, какъ мнѣ извѣстно, заложилъ шесть французскихъ шпагъ и столько-же кинжаловъ со всѣми принадлежностями, какъ-то: кушаками, портупеями и такъ далѣе. Три лафета, дѣйствительно, замѣчательной красоты, игрушечки, да и только!

Гамлетъ. Что вы подразумѣваете подъ лафетами?

Гораціо (Гамлету). Я такъ ж думалъ, что вамъ придется еще насладиться его побочными примѣчаніями.

Осрикъ. Лафеты, ваше высочество… это портупеи.

Гамлетъ. Выраженіе было-бы болѣе подходящее, если-бы мы могли носить на поясѣ пушку; пока-же пусть портупеи останутся портупеями. Но далѣе: шесть берберійскихъ коней противъ шести французскихъ шпагъ съ принадлежностями и трехъ замѣчательно придуманныхъ лафетовъ: это выходитъ французскій закладъ противъ датскаго. Къ чему-же это они прозакладывали, или заложили, какъ вы выражаетесь?

Осрикъ. Король держалъ пари, что Лаэртъ изъ двѣнадцати ударовъ съ обѣихъ сторонъ свыше трехъ не будетъ имѣть впереди, другими словами нанесетъ вамъ не болѣе девяти ударовъ. Испытаніе можетъ состояться немедленно-же, если ваше высочество изволите дать утвердительный отвѣтъ.

Гамлетъ. Если-же я отвѣчу: нѣтъ?

Осрикъ. Я хотѣлъ сказать, если ваше высочество согласны предоставить особу свою на это испытаніе.

Гамлетъ. Я буду прогуливаться здѣсь по залѣ; если его величеству угодно, — теперь кстати время, когда я имѣю обыкновеніе подкрѣпляться воздухомъ, — велите принести рапиры; въ случаѣ благородный рыцарь изъявитъ готовность, а король останется при своемъ намѣреніи, я постараюсь доставить его величеству побѣду; въ противномъ случаѣ самъ я ничего отъ этого не выиграю, кромѣ развѣ стыда да сверхсчетныхъ ударовъ.

Осрикъ. Прикажете, принцъ, въ точности такъ доложить?

Гамлетъ. Точно такъ, сударь, съ цвѣтами краснорѣчія по собственному вашему усмотрѣнію.

Осрикъ. Препоручаю себя благосклонности вашего высочества. (уходитъ)

Гамлетъ. Весь вашъ. — Хорошо еще, что онъ самъ себя препоручаетъ: едва-ли кто-либо другой препоручилъ-бы его.

Гораціо. Эта пигалица вылупилась изъ яйца со скорлупою на головѣ.

Гамлетъ. Къ материнской груди онъ уже прикладывался съ церемоніями. Такимъ образомъ онъ и многіе другіе одинаковаго съ нимъ полета, отъ которыхъ, насколько я вижу, нашъ вѣкъ безъ ума, подладились къ духу времени. нахватавшись наружнаго лоска, какой-то пѣнящейся бурды, которая даетъ имъ возможность справляться, какъ съ глупѣйшими, такъ и умнѣйшими сужденіями человѣчества. Но стоитъ только ради испытанія подобныхъ лицъ дунуть, какъ мыльные пузыри ихъ лопнутъ.

(Входитъ придворный).

Придворный. Ваше высочество, молодой Осрикъ только-что доложилъ его величеству, что вы изволите ожидать короля здѣсь въ залѣ. Король послалъ меня узнать, остаетесь-ли вы при готовности состязаться съ Лаэртомъ въ фехтованіи, или-же требуете отсрочки?

Гамлетъ. Я остаюсь вѣренъ принятому рѣшенію, которое вполнѣ согласуется съ желаніемъ короля. Смотря по тому, какъ ему будетъ удобно, я готовъ теперь, или-же во всякое другое время… въ томъ предположеніи, разумѣется, что я буду тогда также въ состояніи, какъ и въ настоящую минуту.

Придворный. Король и королева, всѣ уже собираются сюда.

Гамлетъ. Въ добрый часъ.

Придворный. Королева изволила выразить желаніе, чтобы ваше высочество, передъ состязаніемъ, обратились къ Лаэрту съ словами примиренія.

Гамлетъ. Ея наставленіе недурно.

(Придворный уходитъ).

Гораціо. Вы проиграете, принцъ.

Гамлетъ. Не думаю: когда онъ поѣхалъ во Францію, я не переставалъ послѣ того упражняться; а при такомъ неравномъ закладѣ, я выиграю. — Но ты себѣ представить не можешь, какъ у меня сердце заныло. Но это пустяки…

Гораціо. Однако, мой дорогой принцъ…

Гамлетъ. Такъ — глупости. А все-же нѣчто въ родѣ дурного предчувствія, которое женщину вѣроятно-бы испугало.

Гораціо. Если ваше чувство противится чему-либо, то повинуйтесь ему: а чтобы они не явились сюда, я предупрежду ихъ и скажу. что вы нерасположены.

Гамлетъ. Ни за что. Отнесемся съ пренебреженіемъ ко всякимъ примѣтамъ: безъ воли Провидѣнія воробью не погибнуть. Что должно нынѣ быть, того потомъ не будетъ; если-же оно потомъ не будетъ, то теперь случится, если-же теперь не случится, то все-же оно будетъ. Главное — быть ко всему готовымъ. Разъ никому неизвѣстно, съ чѣмъ, въ сущности, человѣкъ разстается, велика-ли бѣда — разстаться преждевременно?..

(Звуки трубъ. Съ терассы появляются пажи и тѣлохранители, затѣмъ: Король, Королева, Лаэртъ, Осрикъ придворные и свита).

Король. Приди сюда, Гамлетъ; прими

вотъ эту руку отъ меня…

(соединяетъ руки Гамлета и Лаэрта).

Гамлетъ. Прошу у васъ прощенья, рыцарь…

я оскорбилъ васъ, но простите,

какъ благородный дворянинъ.

Всѣ тутъ собравшіеся знаютъ,

и вамъ навѣрно ужъ извѣстно,

сколь мрачнымъ я томимъ разстройствомъ.

То, что я сдѣлалъ:

что душу вашу, самолюбье

и честь такъ сильно возмутило —

я объявляю сумасбродствомъ.

Гамлетъ-ли оскорбилъ Лаэрта?

о нѣтъ! Когда въ Гамлетѣ нѣтъ

Гамлета, коль онъ самъ не свой —

и оскорбляетъ вдругъ Лаэрта,

то не Гамлетъ такъ поступаетъ:

онъ отъ поступка отречется…

Кто-жъ виноватъ? его безумство.

Во всеуслышаніе здѣсь

васъ завѣряю, что я чуждъ

былъ всякихъ замысловъ дурныхъ,

въ, надеждѣ получить отъ васъ

великодушное прощенье.

Лаэртъ. Въ душѣ я удовлетворенъ,

хотя бы слѣдовало ей

всего скорѣе жаждать мести.

Но честь моя — другое дѣло…

она не можетъ примириться,

пока судъ опытныхъ людей

не дастъ совѣтъ свой и рѣшенье

къ возстановленію ея.

А до тѣхъ поръ — принять готовъ я

предложенную вами дружбу,

которую, повѣрьте, я

ничѣмъ затронуть не намѣренъ.

Гамлетъ. Съ радушіемъ встрѣчаю друга

и принимаю братскій вызовъ.

Сюда рапиры!

Лаэртъ. Мнѣ одну.

Гамлетъ. Я кукольной мишенью буду:

твое искусство предъ моею

неловкостію, что звѣзда

блестящая на темномъ небѣ!

Лаэртъ. Принцъ, вы смѣетесь надо мной!

Гамлетъ. О, нѣтъ! клянусь рукою этой!

Король. Рапиры предложи имъ, Осрикъ.

Гамлетъ, закладъ тебѣ извѣстенъ?

(Пажи приносятъ па подушкахъ рапиры).

Гамлетъ. Да, въ совершенствѣ: вашему

величеству угодно было

слабѣйшему дать перевѣсъ.

(Онъ и Лаэртъ выбираютъ и испытываютъ рапиры).

Король. Я не боюсь: я видѣлъ васъ

фехтующими. Онъ съ тѣхъ поръ

усовершенствоваться могъ

а потому онъ далъ впередъ намъ.

(Король и королева занимаютъ мѣста у стола).

Лаэртъ (испытывая рапиру). Нѣтъ, эта тяжела. Прошу

другую.

Гамлетъ (также). Эта хороша.

Всѣ одинаковой длины?

Осрикъ. Да, всѣ, ваше высочество.

(Они приготовляются къ фехтованію).

Король. Вино сюда на столъ поставьте.

(Пажи исполняютъ).

Коль въ первый разъ, иль во второй —

Гамлетъ Лаэрту нанесетъ

ударъ, иль въ третій — отразивъ

его, ему отвѣтитъ, — пусть

громъ пушекъ возвѣститъ побѣду.

Тогда король за здравье принца

Гамлета кубокъ свой подниметъ

съ жемчужиною въ немъ, премного

цѣннѣе жемчуговъ, какіе

четыре датскихъ короля

носили на вѣнцѣ своемъ.

Сюда поставьте кубки. Пусть

литавры трубамъ, трубы пушкамъ,

а пушки небу, небо-же землѣ

тотчасъ-же съ громомъ возвѣстятъ

тостъ королевскій въ честь Гамлета.

Начните. — Судьи будьте зорки.

Гамлетъ. Готовы?

Лаэртъ. Я къ услугамъ вашимъ.

(Салютуютъ королю и королевѣ, затѣмъ фехтуютъ).

Гамлетъ. Разъ!

Лаэртъ. Нѣтъ!

Гамлетъ. Судьи!

Осрикъ. Ударъ! не можетъ быть сомнѣнья.

Лаэртъ. Ну, хорошо. Еще разъ.

Король. Стойте!

Гамлетъ, жемчужина — твоя!

(Опускаетъ жемчужину въ кубокъ; затѣмъ беретъ другой).

Я пью за здравіе твое.

Подайте ему кубокъ этотъ.

(Трубы и литавры, за сценой пушечный залпъ; одинъ изъ пажей подноситъ Гамлету кубокъ съ жемчужиною).

Гамлетъ. Сперва еще разъ мы пройдемся. (Пажу).

Поставь туда на столъ

(Пажъ ставитъ кубокъ передъ королевой; Лаэрту)

Идетъ?

(Фехтуютъ).

Опять ударъ! ну что ты скажешь?

Лаэртъ. Коснулся, да! я допускаю.

Король. Нашъ сынъ одержитъ верхъ надъ нимъ.

Королева. Онъ полонъ тѣломъ и запышливъ.

Гамлетъ, вотъ мой платокъ возьми

и оботри свой лобъ. Сынъ мой,

я пью за счастіе твое! (беретъ кубокъ).

Гамлетъ. Но, матушка…

Король (встаетъ). Не пей Гертруда.

Королева. Нѣтъ, ужъ позвольте мнѣ, супругъ мой…

(отпиваетъ и отдаетъ кубокъ пажу, который подноситъ его Гамлету: трубы и пушечный залпъ).

Король (въ сторону). Жемчужина съ отравой. Поздно.

Гамлетъ. Теперь мнѣ нить нельзя. Сейчасъ.

Королева. Дай, вытру я тебѣ лицо…

(встаетъ и хочетъ итти къ нему, но останавливается и хватается за столъ).

Лаэртъ (королю). Теперь ударъ за мной,

Король (искоса наблюдая за королевой). Едва-ли.

Лаэртъ (въ сторону). Всё-жъ противъ совѣсти моей..!

Гамлетъ. Ну, въ третій разъ… Зачѣмъ ты медлишь?

Всѣ силы напряги свои:

боюсь, ты надо мной смѣешься!

Лаэртъ. Вы думаете, принцъ? Идетъ! (фехтуютъ).

Осрикъ. Ни здѣсь, ни тамъ.

Лаэртъ. Теперь держитесь!

(ранитъ Гамлета; затѣмъ Гамлетъ выбиваетъ у Лаэрта рапиру).

Король. Довольно… вы разгорячились…

Гамлетъ. Еще разъ!

(предлагаетъ Лаэрту свою рапиру; Лаэртъ нерѣшительно принимаетъ ее; Гамлетъ поднимаетъ рапиру Лаэрта: снова фехтуютъ; Гамлетъ ранитъ Лаэрта. Королева со стономъ падаетъ безъ чувствъ).

Осрикъ. За королевою смотрите!

(Придворные дамы окружаютъ королеву).

Гораціо. Что это? у обоихъ кровь!

Ну, какъ вамъ, принцъ?

(обращаетъ вниманіе Гамлета на то, что послѣдній раненъ).

Осрикъ. Ну что, Лаэртъ?

Лаэртъ (хватается за грудь; Осрику).

Попался въ собственныхъ сѣтяхъ…

Наказанъ за измѣну, Осрикъ…

(Осрикъ поддерживаетъ его).

Гамлетъ. Что съ королевою?

Король (около нея) Она,

увидя кровь, лишилась чувствъ.

Королева. Нѣтъ, нѣтъ! напитокъ! милый сынъ мой!

въ немъ ядъ былъ… меня отравили (умираетъ)

Гамлетъ. Измѣна! Запирайте двери!

Искать измѣнника! злодѣя!

(Тѣлохранители занимаютъ выходы).

Лаэртъ (падаетъ).

Онъ здѣсь, Гамлетъ! и ты погибъ!

Орудье смерти у тебя,

непритупленное, съ отравой.

Мое коварство и меня

сгубило, и я умираю…

Отравлена и мать твоя…

я не могу… король виной, король!

Гамлетъ (осматривая конецъ рапиры).

Непритупленное, съ отравой!

Такъ ядъ, исполни-жъ свое дѣло!

(поражаетъ рапирою короля и поспѣшно беретъ со стола кубокъ съ ядомъ).

Осрикъ и придворные. Измѣна! измѣна!

(бросаются къ королю).

Король. Я раненъ только… помогите!

Гамлетъ. Убійца ты! развратникъ подлый!

возьми жемчужину свою!

(оттолкнувъ Осрика, который хотѣлъ помѣшать ему, выплескиваетъ въ короля изъ кубка напитокъ съ жемчужиной; король умираетъ. На морѣ появляется, подъ англійскимъ флагомъ, корабль приближающійся къ терассѣ).

Лаэртъ. Онъ заслужилъ… онъ отравитель…

Прости, Гамлетъ, какъ я тебѣ

отца смерть и свою прощаю… (умираетъ)

Гамлетъ. Господь проститъ… Я за тобой.

Гораціо, смерть наступаетъ…

Ахъ! мать несчастная моя…

прощай! — Что? вы потрясены,

свидѣтели ужасныхъ дѣлъ!

молчите?… я-бы разсказалъ вамъ…

но смерть не ждетъ… Горацій, другъ мой —

со мной конецъ… но ты… ты живъ…

ты все разскажешь…

Гораціо. Нѣтъ! не я!

я римлянинъ, а не датчанинъ!

(беретъ у него кубокъ)

Тутъ капель нѣсколько осталось…

Гамлетъ. Коль мужъ ты, возврати мнѣ кубокъ…

ради Небесъ!.. отдай, отдай!

(беретъ у него кубокъ и бросаетъ на полъ; вдали звуки военнаго марша; къ Осрику подбѣгаютъ нѣсколько придворныхъ и говорятъ съ нимъ).

Дурная слава обо мнѣ

пойдетъ, когда все будетъ скрыто..

О, если любишь ты меня,

повремени искать блаженства…

живи, Гораціо, страдай…

судьбу мою повѣдай міру.

(Громъ пушекъ).

Что тамъ за звуки боевые?

Осрикъ. То побѣдителемъ изъ Польши

вернувшись, юный Фортинбрасъ

пословъ привѣтствуетъ британскихъ.

(съ корабля раздается отвѣтный залпъ).

Гамлетъ. Гораціо я умираю.

Ядъ сильный духъ мой заглушаетъ.

Изъ Англіи мнѣ не дождаться

вѣстей… я знаю — Фортинбрасъ

избранникомъ народа станетъ…

мои права — его наслѣдье…

такъ и скажи… открой ему

болѣ иль менѣе подробно

происхожденіе событій. —

Объ остальномъ ни слова…

(умираетъ; музыка умолкаетъ; на террасѣ появляются норвежскія войска).

Гораціо. Вотъ благородный духъ угасъ!

Покойной ночи, милый принцъ!

(Входятъ съ терассы: Фортинбрасъ со свитою, англійскіе послы и др.)

Фортинбрасъ (на терассѣ). Гдѣ это зрѣлище?

(Придворные разступаются; Фортинбрасъ, за которымъ слѣдуютъ войска со знаменами и свита, выходитъ впередъ, осматривается кругомъ и подходитъ къ тѣлу Гамлета).

О, Боже!

Гораціо. Что нужно вамъ? чудесъ и бѣдствій?

искать не стоитъ: вотъ они!

Фортинбрасъ. Кровопролитіе какое!

1-й посолъ. Ужасный видъ. Мы опоздали…

Кто приметъ наше донесенье

о совершённой смертной казни

надъ Розенкранцемъ… Гильденштерномъ?

кто намъ признательность воздастъ?

Гораціо (указывая на короля).

Не онъ, будь даже онъ въ живыхъ:

онъ не велѣлъ казнить ихъ вовсе.

Но разъ на зрѣлище сюда

кровавое изъ Польши вы,

а вы изъ Англіи явились,

велите выставить тѣла

передъ народомъ на помостѣ…

Тогда повѣдаю я міру

подробности ужасныхъ дѣлъ!

(снимаетъ съ короля корону).

Фортинбрасъ. Пускай вельможи соберутся

и выслушаютъ донесенье…

(принимаетъ отъ Гораціо корону).

Что-жъ до меня, то съ горькимъ чувствомъ

пріемлю счастье я свое.

Мой долгъ воспользоваться правомъ

стариннымъ на престолъ датчанъ.

Гораціо (указывая на Гамлета).

Свои права онъ завѣщалъ вамъ.

Фортинбрасъ (возлагаетъ на себя корону).

Пускай четыре капитана,

какъ рыцаря, несутъ Гамлета,

на катафалкъ.

(Траурный маршъ; норвежскіе воины покрываютъ трупъ Гамлета знаменами).

Когда-бъ ему

судьба занять престолъ сулила,

царемъ достойнымъ былъ-бы онъ.

Пусть воинская почесть громко

объ этомъ міру возвѣститъ.

(уходя, указываетъ на трупы другихъ).

Убрать тѣла. На бранномъ полѣ

ихъ страшенъ видъ, а здѣсь тѣмъ болѣ.

(Пушечный залпъ).

ГЕРОЙ ТРАГЕДІИ.

КРАТКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА. *)

Что-бъ ни задумалъ Геркулесъ.

а волкъ глядѣть все будетъ, въ лѣсъ!

«Гамлетъ».

О «Гамлетѣ» существуетъ цѣлая литература. Къ сожалѣнію большинство критиковъ и комментаторовъ безсмертнаго творенія Шекспира, разбирая его по косточкамъ, заваливаютъ читателя такою массою разныхъ соображеній и разсужденій, что разобраться въ нихъ нѣтъ никакой возможности. Поэтому, имѣя въ виду дать читателю бѣглую характеристику героя трагедіи, мы считаемъ себя рѣшительно неспособными составить краткое резюме различныхъ мнѣній и сужденій объ этомъ типѣ, а постараемся на основаніи именно того, что даетъ намъ въ своемъ произведеніи самъ великій авторъ, сдѣлать кое-какіе выводы и заключенія. Ходячее мнѣніе о характерѣ принца Гамлета заключается въ томъ, что Шекспиръ хотѣлъ намъ представить главнымъ образомъ ненормальнаго, слабохарактернаго, нерѣшительнаго человѣка. Въ пользу этого мнѣнія приводятся различныя болѣе или менѣе основательныя данныя. Разъ это мнѣніе установилось, никто уже не рѣшается встать на другую точку зрѣнія, а, принявъ его a priori, всякъ старается только подтвердить его новыми данными.

Отрѣшимся отъ подобнаго предубѣжденія и постараемся прежде, чѣмъ соглашаться или не соглашаться съ апріористическимъ взглядомъ этимъ, вернуться вспять… допустимъ, что этотъ взглядъ намъ совершенно незнакомъ… будто кромѣ самой трагедіи намъ никакія мнѣнія и сужденія о ней неизвѣстны.

Предположимъ слѣдующее. Дается новая пьеса подъ названіемъ «Гамлетъ» сочиненіе Уильяма Шекспира. Мы отправляемся въ театръ, наслаждаемся и восторгаемся ею… Пьеса появилась въ печати… мы пріобрѣтаемъ её… читаемъ и изучаемъ её. Не приходимъ-ли мы тогда къ убѣжденію, что Шекспиръ изобразилъ намъ принца Гамлета человѣкомъ выдающагося ума, со всесторонними познаніями и замѣчательнымъ знатокомъ человѣчества! Вспомните его вполнѣ установившіеся взгляды на жизнь, философскія разсужденія, насмѣшки надъ человѣчествомъ, наконецъ, его прекрасные совѣты актерамъ.

Если такой замѣчательный по уму человѣкъ рѣшается итти наперекоръ общему теченію, если онъ съ перваго знакомства нашего съ нимъ, облекшись въ трауръ, ярко выступаетъ на блестящемъ фонѣ мишурной придворной жизни, то не обозначается-ли сразу уже трагизмъ его положенія? Представьте себѣ принца Гамлета съ невыдающимися умственными способностями, съ неустановившимся характеромъ: развѣ онъ дерзнулъ-бы тогда не помириться со своимъ положеніемъ? Онъ лишился отца, но вѣдь и мать его лишилась горячо любимаго супруга, а она не задумалась, спустя мѣсяцъ, вступить въ новый бракъ съ братомъ послѣдняго. Вѣдь никто изъ окружающихъ, кромѣ развѣ Гораціо, не находитъ ничего въ этомъ особеннаго. Гамлетъ остается по прежнему наслѣдникомъ престола: отчего-же ему, какъ человѣку слабохарактерному, въ такомъ случаѣ, не послѣдовать примѣру матери и не помириться съ означенною утратою. Но какъ человѣкъ съ выдающимися умственными способностями и сильнымъ характеромъ, онъ понимаетъ свое настоящее положеніе и не поддается общему теченію, а начинаетъ уже бороться съ нимъ, когда еще не знаетъ о насильственной смерти отца и, несмотря на протесты со стороны матери и дяди-отца, продолжаетъ носить трауръ — внутренно и наружно; онъ до глубины души пораженъ легкомысліемъ своей матери, возмущенъ спѣшнымъ бракомъ ея съ близкимъ родственникомъ, къ которому инстинктивно чувствуетъ отвращеніе.

Но вотъ онъ чудеснымъ образомъ узнаетъ объ убійствѣ отца дядею. Какъ онъ тогда поступаетъ? Инстинктивное отвращеніе къ дядѣ и прежнія предчувствія заставляютъ его вѣрить этому сообщенію, но здравый смыслъ одерживаетъ верхъ. Онъ не рѣшается тотчасъ-же приступить къ мести и обзываетъ себя «тряпкой, соней», но потому только, что онъ самъ себѣ представляется безхарактернымъ, нерѣшительнымъ человѣкомъ, но, въ сущности, лишь въ сравненіи съ такими людьми, которые не любятъ разсуждать и не придерживаются пословицы: десять разъ примѣрь, а одинъ разъ отрѣжь. «Кто знаетъ», говоритъ онъ, «можетъ быть лукавый меня смущаетъ на погибель? улика мнѣ нужна, въ которой сомнѣнія не можетъ быть!» Вѣдь Лаэртъ, этотъ образецъ рыцарства, поступаетъ вовсе не такъ, когда узнаётъ о гибели своего отца. Онъ, не убѣдившись хорошенько, виноватъ-ли въ ней король возмущаетъ противъ него народъ и, врываясь къ нему, прямо обращается съ требованіемъ: «отдай мнѣ моего отца!» Отчего эта громадная разница? Да, просто, оттого, что Лаэртъ — человѣкъ съ наружнымъ лоскомъ, а головой работать не привыкъ. Вся рѣшительность его заключается въ подчиненіи его страстями, а не въ обузданіи ихъ, а потому онъ и поступаетъ, въ противуположность Гамлету, несправедливо. Гамлетъ вовсе не думаеть мстить королю въ томъ случаѣ, если-бы послѣдній оказался неповиннымъ, а Лаэртъ не разбираетъ, виновенъ-ли король или нѣтъ, у него на умѣ одна только месть. Кто поступаетъ добросовѣстнѣе — сомнѣнія быть не можетъ.

Желая убѣдиться въ виновности дяди и опасаясь за собственную участь, Гамлетъ принимаетъ свои мѣры. Правда, онъ обижаетъ несчастную Офелію, забываетъ свою любовь къ ней. Но развѣ это можно поставить ему въ вину? Ему ужъ не до любви, а тѣмъ болѣе, когда онъ принужденъ убѣдиться, что Офелія является игрушкою въ рукахъ его враговъ. Разыгрывая помѣшаннаго, Гамлетъ уже не стѣсняется съ окружающими и высказываетъ имъ горькія истины, которыхъ они не понимаютъ; или не хотятъ понять.

Наконецъ Гамлетъ убѣждается въ виновности дяди и рѣшается дѣйствовать, а именно мстить. Представляется тому удобный случай. Онъ застаетъ короля молящимся и собирается уже исполнить месть и обнажаетъ на него свой мечъ. Но и тутъ здравый разсудокъ не измѣняетъ ему: онъ соображаетъ и убѣждается, что цѣль его, пока тотъ молится, не можетъ быть достигнута, такъ какъ, убивъ его, «пролагающаго путь къ спасенью», онъ оказалъ-бы ему благодѣяніе, почему и отлагаетъ свой замыселъ до болѣе удобнаго случая. Случай этотъ, какъ ему показалось, не заставляетъ себя ждать, и снова рѣшимость не покидаетъ его, и онъ убиваетъ… но, по ошибкѣ, Полонія. Тутъ уже онъ убѣждается, что даже на свои свѣтлыя умственныя способности онъ положиться не въ состояніи и становится фаталистомъ, опять-таки на основаніи вполнѣ здравыхъ разсужденій: «судьба хотѣла чрезъ меня его» (Полонія), говоритъ онъ матери, «а чрезъ него меня такъ безпощадно покарать, чтобъ впредь я зналъ, что мнѣ должно ея орудьемъ быть послушнымъ».

Въ сценѣ съ матерью онъ не только проявляетъ покорность судьбѣ, но и глубокія религіозныя воззрѣнія. Онъ возмущается поступкомъ королевы, «обратившей присягу предъ алтаремъ на вѣрность мужа въ зарокъ ничтожный игрока».

Вообще на основаніи всѣхъ этихъ данныхъ, если-бы Гамлетъ былъ поставленъ въ болѣе благопріятныя для него условія, онъ могъ-бы служитъ намъ образцомъ человѣка съ выдающимися вполнѣ нормальными умственными способностями. Къ сожалѣнію подобный нормальный человѣкъ среди всѣхъ насъ ненормальныхъ людей, считающихъ себя нормальными, долженъ показаться намъ ненормальнымъ. Ставьте такого человѣка въ какое угодно положеніе, оно всегда выйдетъ въ извѣстной степени трагическимъ, а тѣмъ болѣе въ положеніи, въ какое поставилъ его Шекспиръ. — Неудивительно, что и Гамлетъ иногда выходитъ изъ себя и забывается. Какою-бы силою воли онъ ни обладалъ, но у него не желѣзная натура. Недаромъ онъ издѣвается надъ Лаэртомъ, который высокопарными словами выражаетъ желаніе быть живымъ похороненнымъ вмѣстѣ съ Офеліею, зная очень хорошо, что никто не рѣшится это исполнить. Гамлета возмущаетъ «чванство печалью» и онъ тоже чванится, желая доказать тѣмъ самымъ отсутствіе въ этомъ чванствѣ всякаго смысла, но никто, разумѣется, его не понимаетъ, и онъ окончательно признается сумасшедшимъ. А между тѣмъ этотъ-же сумасшедшій располагаетъ настолько здравымъ разсудкомъ, что самъ затѣмъ жалѣетъ о томъ, что зашелъ уже слишкомъ далеко, и рѣшается даже публично извиниться передъ яко-бы обиженнымъ, что и исполняетъ съ рыцарствомъ, достойнымъ удивленія и восхищенія.

Наступаетъ моментъ мести. Гамлетомъ все взвѣшено: онъ предоставилъ себя въ полное распоряженіе судьбы. Онъ, не смотря на грустныя предчувствія, не задумываясь, принимаетъ вызовъ Лаэрта. «Безъ воли Провидѣнія» говоритъ онъ, «воробью не погибнуть. Что должно нынѣ быть, того потомъ не будетъ; если-же оно потомъ не будетъ, то теперь случится; если-же теперь не случится, то все-же оно будетъ». Король, какъ онъ и ожидалъ, самъ запутался въ собственныхъ сѣтяхъ: Гамлету нѣтъ времени разсуждать, и онъ убиваетъ его наповалъ. Но какъ трагическій герой, и онъ долженъ погибнуть, ибо жизнь наша такъ уже создана, что человѣкъ, какими-бы способностями онъ ни располагалъ, въ борьбѣ противъ общаго теченія неминуемо погибаетъ. Нравственно онъ можетъ быть побѣдителемъ, каковымъ Гамлетъ и остается, но гибель его обозначена уже даннымъ положеніемъ его, подобно тому, какъ въ роковыхъ трагедіяхъ, она обозначается предсказаніемъ. И тутъ Гамлетъ не измѣняетъ установившемуся характеру своему: онъ умираетъ величественною смертью…

Авторъ перевода.

) Настоящая характеристика появилась въ первомъ изданіи моего перевода въ началѣ 1889 года въ точно такомъ-же видѣ, въ какомъ она напечатана въ настоящемъ изданіи. Въ текущемъ 1891 году, а значитъ болѣе двухъ лѣтъ спустя, въ Германіи появилась монографія Адольфа Гельбера о «Гамлетѣ» (Shakespeare’sche Probleme. Plan und Einheit im «Hamlet»), въ которой новый нѣмецкій критикъ, подобно мнѣ, отрѣшается отъ установившихся взглядовъ на характеръ Гамлета, и приходитъ къ одинаковому со мною заключенію, что ходячее мнѣніе о нерѣшительномъ характерѣ Гамлета совершенно неправильно. По поводу этой книги въ приложеніи къ N 5506 «Новаго Времени» отъ 29 Іюня текущаго 1891 года появился отчетъ, озаглавленный «Новая критика Гамлета», въ которомъ рецензентъ стремится подтвердить мнѣніе нѣмецкаго критика взглядомъ наивнаго зрителя изъ «Анны Карениной». Два года слишкомъ тому назадъ въ «Новомъ Времени» былъ напечатанъ отчетъ г. Суворина о моемъ первомъ изданіи перевода «Гамлета», въ которомъ моя характеристика была совершенно игнорирована; такимъ образомъ заглавіе статьи русской газеты о книгѣ нѣмецкаго писателя, а именно: «новая критика Гамлета» лишній разъ подтверждаетъ справедливость пословицы о пророкѣ въ его отечествѣ. Я вовсе не имѣю притязанія отрицать самостоятельность взгляда нѣмецкаго критика (вѣдь иногда на болѣе серьезныя открытія совершались въ разныхъ мѣстахъ чуть-ли не одновременно), тѣмъ болѣе, что моя краткая характеристика была пущена мною въ печать въ видѣ пробнаго шара. Во всякомъ случаѣ я опередилъ нѣмецкаго собрата на цѣльные два года. Со временемъ надѣюсь опубликовать не краткія, а подробныя характеристики шекспировскихъ героевъ, также идущія въ разрѣзъ съ существующею критикою: авось и онѣ окольнымъ путемъ найдутъ подтвержденіе.

Гамлет, принц датский (Шекспир; Месковский)/ДО

ГАМЛЕТЪ, ПРИНЦЪ ДАТСКІЙ.

1891.

АКТЪ I.

СЦЕНА I.

Гораціо, Марцеллъ и Бернардо).

СЦЕНА II.

(Франциско на часахъ Марцеллъ входитъ).

АКТЪ II.

(Король, Королева, Розенкранцъ, Гильденштернъ и свита).

АКТЪ III.

СЦЕНА I.

Король (въ комедіи).

Королева (въ комедіи).

Король (въ комедіи).

Королева (въ комедіи).

Королева (въ комедіи).

Король (въ комедіи).

Король (въ комедіи).

Королева (въ комедіи).

Люціанъ (въ комедіи).

СЦЕНА II.

АКТЪ ІV.

СЦЕНА I.

СЦЕНА II.

АКТЪ V.

ГЕРОЙ ТРАГЕДІИ.

ГАМЛЕТЪ,
ПРИНЦЪ ДАТСКІЙ.