въ тотъ день, когда покойный король Гамлетъ побѣдилъ Фортинбраса.
Гамлетъ. А давно это?
1-й могильщикъ. Будто вы не знаете? Всякій дуракъ это знаетъ. Въ тотъ же день родился Гамлетъ, что сошелъ съ ума и отправленъ въ Англію.
Гамлетъ. Право? Зачѣмъ онъ туда отправленъ?
1-ый могильщикъ. Затѣмъ, что рехнулся. Тамъ, вишь ты, поумнѣетъ; а впрочемъ, хоть и нѣтъ, такъ въ Англіи это не бѣда.
Гамлетъ. Отчего?
1-ый могильщикъ. Тамъ не замѣтятъ: тамъ всѣ такіе жъ полоумные.
Гамлетъ. Отчего же сошелъ онъ съ ума?
1-ый могильщикъ. Да говорятъ какъ-то чудно.
Гамлетъ. Какъ чудно?
1-ый могильщикъ. Да будто бы оттого, что помѣшался.
Гамлетъ. На чемъ же онъ помѣшался?
1-ый могильщикъ. Да на датской землѣ. Вотъ уже тридцать лѣтъ, какъ я здѣсь могильщикомъ.
Гамлетъ. Долго ли можетъ пролежать человѣкъ въ землѣ, не сгнивши?
1-ый могильщикъ. Если не сгнилъ заживо — а нынче это случается частенько — такъ продержится лѣтъ 8 или 9. Кожевникъ девять лѣтъ.
Гамлетъ. Отчего же онъ держится дольше другихъ?
1-ый могильщикъ. Эхъ, сударь, его работа такъ выдѣлываетъ его кожу, что она долго не пропускаетъ воды; а вода куда скоро уничтожаетъ негодные трупы. Вотъ этотъ черепъ двадцать три года пролежалъ въ землѣ.
Гамлетъ. Чей онъ?
1-ый могильщикъ. Безмозглаго дурака. Какъ вы думаете, чей?
Гамлетъ. Не знаю.
1-ый могильщикъ. Провалъ бы его побралъ, мошенника! Онъ вылилъ разъ мнѣ на голову цѣлую бутылку рейнвейна. Этотъ черепъ Іорика, что былъ шутомъ у короля.
Гамлетъ. Этотъ? (Беретъ черепъ).
1-ый могильщикъ. Этотъ самый.
Гамлетъ. Бѣдный Іорикъ! Я зналъ его, Гораціо: это былъ человѣкъ съ безконечнымъ юморомъ и дивною фантазіею. Тысячу разъ носилъ онъ меня на плечахъ, а теперь… Какъ отталкиваютъ мое воображеніе эти останки! Мнѣ почти дурно. Тутъ
были уста — я цѣловалъ ихъ такъ часто. Гдѣ теперь твои шутки, твои ужимки? Гдѣ пѣсни, молніи остротъ, отъ которыхъ всѣ пирующіе хохотали до упаду? Кто состритъ теперь надъ твоею же костяной улыбкой? Все пропало. Ступай-ка теперь въ будуаръ знатной дамы и скажи ей — пусть она хоть на палецъ наложитъ румянъ, а всетаки лицо ея будетъ, наконецъ, такимъ же. Заставь ее посмѣяться этому. Сдѣлай милость, Гораціо, скажи мнѣ только это…
Гораціо. Что, принцъ?
Гамлетъ. Какъ ты думаешь, былъ Александръ въ землѣ такимъ же?
Гораціо. Точно такимъ.
Гамлетъ. И имѣлъ такой же запахъ? Фи! (Бросаетъ черепъ).
Гораціо. Такой же.
Гамлетъ. До какого низкаго употребленія мы нисходимъ, Гораціо! Почему не прослѣдить воображенію благородный прахъ Александра до пивной бочки, гдѣ имъ замажутъ ея втулку?
Гораціо. Разсматривать вещи такъ, значило бы разсматривать ихъ слишкомъ подробно.
в тот день, когда покойный король Гамлет победил Фортинбраса.
Гамлет. А давно это?
1-й могильщик. Будто вы не знаете? Всякий дурак это знает. В тот же день родился Гамлет, что сошел с ума и отправлен в Англию.
Гамлет. Право? Зачем он туда отправлен?
1-ый могильщик. Затем, что рехнулся. Там, вишь ты, поумнеет; а впрочем, хоть и нет, так в Англии это не беда.
Гамлет. Отчего?
1-ый могильщик. Там не заметят: там все такие ж полоумные.
Гамлет. Отчего же сошел он с ума?
1-ый могильщик. Да говорят как-то чудно.
Гамлет. Как чудно?
1-ый могильщик. Да будто бы оттого, что помешался.
Гамлет. На чем же он помешался?
1-ый могильщик. Да на датской земле. Вот уже тридцать лет, как я здесь могильщиком.
Гамлет. Долго ли может пролежать человек в земле, не сгнивши?
1-ый могильщик. Если не сгнил заживо, — а нынче это случается частенько, — так продержится лет восемь или девять. Кожевник девять лет.
Гамлет. Отчего же он держится дольше других?
1-ый могильщик. Эх, сударь, его работа так выделывает его кожу, что она долго не пропускает воды; а вода куда скоро уничтожает негодные трупы. Вот этот череп двадцать три года пролежал в земле.
Гамлет. Чей он?
1-ый могильщик. Безмозглого дурака. Как вы думаете, чей?
Гамлет. Не знаю.
1-ый могильщик. Провал бы его побрал, мошенника! Он вылил раз мне на голову целую бутылку рейнвейна. Этот череп Йорика, что был шутом у короля.
Гамлет. Этот? (Берет череп).
1-ый могильщик. Этот самый.
Гамлет. Бедный Йорик! Я знал его, Горацио: это был человек с бесконечным юмором и дивною фантазиею. Тысячу раз носил он меня на плечах, а теперь… Как отталкивают мое воображение эти останки! Мне почти дурно. Тут
были уста — я целовал их так часто. Где теперь твои шутки, твои ужимки? Где песни, молнии острот, от которых все пирующие хохотали до упаду? Кто сострит теперь над твоею же костяной улыбкой? Все пропало. Ступай-ка теперь в будуар знатной дамы и скажи ей — пусть она хоть на палец наложит румян, а все-таки лицо ее будет, наконец, таким же. Заставь ее посмеяться этому. Сделай милость, Горацио, скажи мне только это…
Горацио. Что, принц?
Гамлет. Как ты думаешь, был Александр в земле таким же?
Горацио. Точно таким.
Гамлет. И имел такой же запах? Фи! (Бросает череп).
Горацио. Такой же.
Гамлет. До какого низкого употребления мы нисходим, Горацио! Почему не проследить воображению благородный прах Александра до пивной бочки, где им замажут ее втулку?
Горацио. Рассматривать вещи так, значило бы рассматривать их слишком подробно.
