Записки Екатерины Дашковой/1907 (ДО)/4 Царствование Екатерины II

Записки княгини Дашковой — Часть вторая. 1782—1804. Царствованіе Екатерины II
авторъ Екатерина Дашкова, переводчикъ неизвѣстенъ

Оригинал: фр. Mon histoire. — См. Оглавленіе. Перевод опубл.: 1907. Источникъ: Е. Дашкова. Записки княгини Дашковой / под ред. Н. Д. Чечулина — СПб.: А. С. Суворина, 1907.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Я пріѣхала въ Петербургъ въ 1782 г. Не имѣя дома въ городѣ, я поселилась на своей дачѣ въ Киріановѣ, въ 4 в. отъ Петербурга. Моя сестра Полянская съ дочерью первыя посѣтили меня. Изъ всей моей родни она одна жила ьъ Петербургѣ. Мой отецъ былъ генералъ-губернаторомъ во Владимирѣ или точнѣе — намѣстникомъ двухъ губерній, такъ какъ онъ имѣлъ подъ своимъ начальствомъ двухъ губернаторовъ. Черезъ два дня послѣ моего пріѣзда я узнала, что князь Потемкинъ бываетъ каждый день со мной по сосѣдству у своей племянницы, графини Скавронской, которая была больна послѣ родовъ; я послала лакея сказать князю, что хочу дать ему маленькое порученіе и прошу прислать ко мнѣ одного изъ своихъ племянниковъ, которому я и передамъ свою просьбу. На слѣдующій день князь Потемкинъ самъ пріѣхалъ ко мыѣ въ то время, какъ я была съ дѣтьми у графа Панина. Мнѣ было очень досадно, что онъ не засталъ меня дома. Черезъ день онъ прислалъ мнѣ генерала Павла Потемкина; я поручила ему во-первыхъ попросить князя Потемкина исходатайствовать у императрицы разрѣшеніе пріѣхать въ Царское Село (куда никому нельзя было являться безъ особаго приглашенія) и представить ей своихъ дѣтей, во-вторыхъ справиться у князя, въ какомъ чинѣ состоитъ мой сынъ и согласилась ли военная коллегія на назначеніе его адъютантомъ къ фельдмаршалу графу Румянцеву. Генералъ Павелъ Потемкинъ черезъ два дня принесъ мнѣ отвѣтъ, что Потемкинъ доложилъ о моемъ пріѣздѣ императрицѣ, и, что она лѣла мнѣ пріѣхать въ ближайшее воскресенье съ дѣтьми къ обѣду въ Царское Село, гдѣ князь Потемкинъ сообщитъ мнѣ всѣ свѣдѣнія о моемъ сынѣ.

Мнѣ не удалось воспользоваться милостивымъ разрѣшеніемъ ея величества, такъ какъ наканунѣ мой сынъ заболѣлъ жестокой горячкой. Онъ бредилъ цѣлую ночь, а я, въ сильнѣйшемъ безпокойствѣ, забывъ про ревматизмъ въ колѣняхъ, простояла всю ночь босая у его постели. Всѣ послѣдующіе дни я не принимала никого, кромѣ своей сестры Полянской и одинъ разъ на минуту Павла Потемкина, и то только потому, что дѣло касалось императрицы и я надѣялась узнать что-нибудь насчетъ производства моего сына. Черезъ четыре дня мой добрый и искусный докторъ Роджерсонъ объявилъ моего сына внѣ опасности. Въ ту же ночь мой ревматизмъ поднялся въ кишки и я оказалась сама больной при смерти; но Роджерсонъ спасъ и меня.

Онъ каждое воскресенье ѣздилъ въ Царское Село, вслѣдствіе чего я поручила ему сказать императрицѣ, какъ опасно мы были больны съ сыномъ, вслѣдствіе чего я была лишена возможности воспользоваться ея разрѣшеніемъ явиться къ ней и представить ей моихъ дѣтей. Мое выздоровленіе тянулось болѣе двухъ недѣль и было сопряжено съ довольно сильными страданіями, такъ какъ припадки рвоты хотя и стали рѣже, но не прекращались вовсе, а спазмы въ желудкѣ и кишкахъ давали себя чувствовать съ прежней силой. Моя болѣзнь раздражала меня тѣмъ сильнѣе, что вслѣдствіе ея откладывалась моя поѣздка въ Царское Село и слѣдовательно повышеніе по службѣ и вообще устроеніе судьбы моего сына, который, благодаря Бога, былъ уже совершенно здоровъ. Наконецъ, мнѣ съ величайшимъ трудомъ удалось поѣхать въ Царское Село. Я была еще очень слаба; при каждомъ толчкѣ экипажа я обливалась холоднымъ потомъ отъ сильныхъ приступовъ боли, и приказывала остановиться, чтобы передохнуть. Но чего только не способна перенести материнская любовь!

Мы пріѣхали въ Царское Село до начала обѣдни; въ то-время какъ императрица проходила черезъ залу, гдѣ я ожидала ее въ числѣ прочихъ придворныхъ, я представилась ей или скорѣе она ко мнѣ подошла, сказала мнѣ нѣсколько любезныхъ словъ и выразила удовольствіе по случаю моего возвращенія въ Россію. Въ качествѣ статсъ-дамы я сама представила ей свою дочь, а сына моего представилъ дежурный камергеръ. Несмотря на то, что меня поддерживала радость свиданія съ императрицей и ея милостивый пріемъ заставилъ меня позабыть, что я нахожусь въ первомъ періодѣ выздоровленія, я все-таки была еще настолько слаба, что не могла поспѣвать за императрицей во время шествія въ церковь (путь былъ длинный, такъ какъ церковь находилась на противоположномъ концѣ дворца), и она была столь милостива, что замедляла для меня свои шаги и часто останавливалась, разговаривая со иной. По окончаніи обѣдни я такъ устала, что вовсе не могла слѣдовать за императрицей и отстала отъ нея настолько, что насъ раздѣляла цѣлая комната; я попросила лицъ ея свиты, которыя смутились, не считая возможнымъ меня опережать, идти впередъ, не дожидаясь меня. Въ большой залѣ ко мнѣ подошелъ Потемкинъ и спросилъ, чего я желаю для своего сына и въ какомъ онъ состоитъ чинѣ. Я отвѣтила, что императрицѣ извѣстны мои пожеланія; что же касается до чина моего сына, — «то вы, князь, должны знать это лучше меня; двѣнадцать лѣтъ тому назадъ онъ былъ произведенъ въ прапорщики кирасирскаго полка и императрица повелѣла постепенно повышать его въ чинахъ. Я не знаю, исполнено ли ея желаніе. Фельдмаршалъ графъ Румянцевъ обратился въ военную коллегію съ просьбой назначить его адъютантомъ къ нему; не знаю также, уважена ли его просьба».

Тотчасъ послѣ нашего разговора, князь уѣхалъ въ городъ, что меня не мало обезпокоило. Гофмаршалъ, подойдя ко мнѣ, сообщилъ мнѣ желаніе императрицы, чтобы я съ дѣтьми осталась съ ней обѣдать.

Меня его слова удивили, такъ какъ съ тѣхъ поръ какъ Петръ I ввелъ у насъ нѣмецкій этикетъ, только извѣстный военный чинъ давалъ нѣкоторыя преимущества и прерогативы и мой сынъ въ качествѣ прапорщика не имѣлъ права сѣсть за столъ императрицы. Впослѣдствіи я узнала, что на вопросъ гофмаршала, какъ быть съ княземъ Дашковымъ, императрица отвѣтила: «Онъ, конечно, будетъ обѣдать со мною».

Я находилась въ комнатѣ, смежной съ той, гдѣ императрица играла въ шахматы въ ожиданіи обѣденнаго часа. Проходя черезъ эту комнату въ столовую, она сказала мнѣ очень громкимъ голосомъ, очевидно желая, чтобы всѣ ее слышали:

— Я хочу, чтобы вашъ сынъ на этотъ разъ обѣдалъ, хоть онъ еще и прапорщикъ, со мной, дабы доказать, что ваши дѣти будутъ всегда пользоваться у меня особыми преимуществами въ сравненіи съ другими.

Эти нѣсколько словъ глубоко тронули меня и окрылили надеждой. Никто кромѣ государыни не съумѣлъ бы такъ тонко и деликатно дать столь лестный оборотъ своей забывчивости насчетъ производства сына. За столомъ я сидѣла рядомъ съ ней и она все время со мной говорила. Я чувствовала себя хорошо и бодро, но ничего не могла ѣсть. Императрица замѣтила это.

— Для васъ приготовлены комнаты, чтобы вы могли отдохнуть, — сказала она мнѣ.

Когда я послѣ обѣда удалилась въ отведенные мнѣ аппартаменты, я убѣдилась, что не была еще такъ крѣпка и здорова, какъ мнѣ это казалось за обѣдомъ; мнѣ было такъ холодно, что пришлось затопить каминъ, и внутреннія боли давали себя сильно чувствовать.

Вечеромъ я сопровождала императрицу въ ея прогулкѣ; во вниманіе къ моей слабости она замедляла шагъ и присаживалась со мной на скамейки. Послѣ прогулки я вернулась домой, боясь разболѣться въ Царскомъ Селѣ. На слѣдующій день я получила копію съ указа, которымъ мой сынъ назначался штабсъ-капитаномъ гвардіи Семеновскаго полка, что давало ему рангъ подполковника. Наша радость была неописуема. Я нѣкоторое время была еще слаба, но подъ вліяніемъ хорошей погоды и спокойнаго состоянія духа я поправилась скорѣй, чѣмъ можно было ожидать.

Дворъ вернулся въ Петербургъ раньше обыкновеннаго. Я поѣхала къ императрицѣ поблагодарить ее за производство сына; государыня приняла меня очень милостиво и пригласила меня на спектакль въ Эрмитажный театръ, куда допускались очень немногіе, такъ какъ театръ былъ малъ, вслѣдствіе того, что часть дворца, носившая то же названіе, была еще нодостроена. На слѣдующій день я поѣхала съ дѣтьми обѣдать къ графу Панину. Его дача была недалеко отъ моей, вслѣдствіе чего я и рѣшилась предпринять эту поѣздку. Послѣ обѣда адъютантъ князя Потемкина привезъ мнѣ письмо отъ князя. Онъ передавалъ мнѣ отъ имени императрицы, что такъ какъ она приняла за правило не раздавать больше казенныхъ земель, она проситъ меня выбрать подходящее помѣстье, которое она купитъ для меня. Я выразила князю мою глубокую благодарность императрицѣ и просила избавить меня отъ выбора имѣнія, объявляя заранѣе, что я останусь довольна всѣмъ, что императрицѣ благоугодно будетъ мнѣ пожаловать. Черезъ два дня я снова получила письмо отъ князя, извѣщавшаго меня, что императрица не распространяетъ принятаго ею правила на земли въ Бѣлоруссіи, которыя она, наоборотъ, желала бы видѣть въ рукахъ русскихъ дворянъ; нѣкоторыя изъ этихъ имѣній не были еще розданы; самъ князь совѣтовалъ мнѣ выбрать одно изъ нихъ, такъ какъ земля въ Бѣлоруссіи плодороднѣе, чѣмъ въ средней Россіи. Я отвѣтила, что позволю себѣ только одно возраженіе противъ владѣнія мною помѣстьемъ въ Бѣлоруссіи: у меня сложилось твердое убѣжденіе, что если владѣльцы родовыхъ помѣстій и крестьянъ, вѣками переходящихъ отъ отца къ сыну, отвѣтственны передъ правительствомъ за управленіе ими, то тѣмъ болѣе это обязательство распространяется на владѣльцевъ жалованныхъ государями крестьянъ; я въ продолженіе двадцати лѣтъ управляла помѣстьями своихъ дѣтей и могу съ гордостью представить доказательства, что за этотъ періодъ времени крестьяне стали трудолюбивѣе, богаче и счастливѣе; я рѣшила и впредь руководствоваться тѣми же принципами, но не была убѣждена въ томъ, что они принесутъ такіе же плодотворные результаты среди полу-польскаго, полу-еврейскаго населенія, языкъ и бытъ котораго были мнѣ совершенно незнакомы. Словомъ, мы обмѣнялись съ княземъ нѣсколькими письмами (онъ выказывалъ мнѣ необыкновенную для него любезность и снисхожденіе) и я, наконецъ, объявила, что какую бы землю императрица ни пожаловала мнѣ, ея даръ останется всегда незаслуженною мною и неожиданною наградой. Черезъ нѣсколько дней я получила письмо отъ статсъ-секретаря государыни, графа Безбородко, съ приложеніемъ копіи съ указа, которымъ императрица жаловала мнѣ мѣстечко Круглое со всѣми угодьями и 2.500 крестьянами. Это помѣстье принадлежало гетману Огинскому и было очень велико, такъ какъ лежало по обѣимъ сторонамъ рѣки Друцы. При первомъ раздѣлѣ Польши, т. е. при присоединеніи къ Россіи Бѣлоруссіи, какъ бывшей великорусской провинціи, рѣка Друца явилась границей между Польшей и Россіей, и большая часть владѣній Огинскаго, — лѣса, много мѣстечекъ и деревень — остались за Польшей; но никто не счелъ нужнымъ сообщить это ея величеству и она осталась при убѣжденіи, что подарила мнѣ всѣ Кругловскія помѣстья и наградила меня столь же щедро, какъ нѣкоторыхъ министровъ и вельможъ. Я поѣхала поблагодарить императрицу и не разъ вспоминала впослѣдствіи, когда познакомилась съ Круглымъ, какъ она выразила мнѣ свою радость, что можетъ подарить мнѣ столь обширныя помѣстья, которыми неблагодарный Огинскій недостоинъ былъ владѣть^[1]. Каково КНЯГИНЯ ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА ДАШКОВА.
Съ портрета, принадлежащаго издательницѣ ея «Записокъ», г-ж Брадфордъ, и приложеннаго къ англійскому изданію 1840 года. было мое удивленіе, когда, съѣздивъ туда на слѣдующій годъ, я увидѣла истощенныхъ, крайне грязныхъ, лѣнивыхъ и бѣдныхъ крестьянъ, къ тому же преданныхъ пьянству. Не было даже топлива и, чтобы приводить въ дѣйствіе маленькій винокуренный заводъ, приходилось брать его у сосѣдей; воднаго сообщенія также не было. На 10 душъ обоего пола приходилось въ среднемъ по одной коровѣ и по одной лошади на 5 душъ; кромѣ того на 2.500 душъ дарованныхъ мнѣ, включая въ нихъ и новорожденныхъ младенцевъ, не хватало 167, такъ какъ управляющіе казенными имѣніями высасываютъ изъ крестьянъ все, что только могутъ. Поэтому во всей Россіи нѣтъ крестьянъ несчастнѣе тѣхъ, которые принадлежатъ казнѣ. Я имѣла право, не безпокоя императрицу, обратиться въ Сенатъ съ просьбой восполнить недостающее количество крестьянъ, но я этого не сдѣлала и въ теченіе двухъ лѣтъ отложила значительный для меня капиталъ на поднятіе доходности Круглаго.

Гофмаршалъ увѣдомилъ меня, что императрица желаетъ, чтобы я присутствовала на концертахъ, во внутреннихъ аппартаментахъ дворца, на которые даже статсъ-дамы не могли попасть иначе, какъ по особому приглашенію^[2]. На слѣдующій день я пріѣхала на концертъ и императрица встрѣтила меня словами:

— Какъ, вы однѣ?

Я смотрѣла на нее въ недоумѣніи, не понимая, что она хочетъ сказать.

— Вы не взяли съ собой вашихъ дѣтей, — разъяснила императрица, — а я не желаю, чтобы вы у меня скучали безъ нихъ.

Понявъ, въ чемъ дѣло, я горячо изъявила императрицѣ мою благодарность.

У меня не было дома въ Петербургѣ; не желая тратить деньги на наемъ дома, чтобы имѣть возможность давать побольше средствъ своему сыну, я рѣшила остаться на дачѣ до послѣдней возможности. Однажды императрица спросила меня, все ли я живу у себя на дачѣ. На мой утвердительный отвѣтъ, она возразила, что я рискую своимъ здоровьемъ, оставаясь поздней осенью въ домѣ, сильно пострадавшемъ во время наводненія еще до моего возвращенія изъ-за границы; и что даже рискуя меня разсердить^[3], она все-таки скажетъ, что мое болото неминуемо ухудшитъ мои ревматизмы и что, если бы она не рѣшила предоставить мнѣ самой выборъ дома, она купила бы для меня домъ герцогини Курляндской.

— Пожалуйста, — добавила она, — осмотрите его и, если онъ вамъ подойдетъ, я велю его купить для васъ.

Я поблагодарила императрицу и обѣщала въ теченіе недѣли осмотрѣть нѣсколько домовъ, не изъявляя желанія ихъ купить, дабы не набавили цѣну. Я дѣйствительно осмотрѣла домъ герцогини и госпожи Нелединской. Первый былъ больше, на красивой улицѣ и меблировка его была богатая и изысканная; онъ стоилъ 68 тыс. руб.; второй былъ на Мойкѣ и мебель была попроще; цѣна его была 40 тыс. Я остановилась на второмъ и, сообщивъ госпожѣ Нелединской, что я имѣю намѣреніе его купить, я сказала, что черезъ недѣлю дамъ рѣшительный отвѣтъ, и попросила ее сдѣлать инвентарь мебели, выразивъ надежду, что она продастъ мнѣ всю безъ исключенія мебель, находящуюся въ домѣ. Она мнѣ это обѣщала. Черезъ недѣлю я вернулась и къ своему удивленію увидѣла, что госпожа Нелединская уже выѣхала и увезла почти всю мебель. Я спросила у единственнаго лакея, оставшагося въ домѣ, инвентарь мебели. Онъ отвѣтилъ, что его нѣтъ. Я была возмущена этимъ поступкомъ, на который я не считала Нелединскую способной, и, узнавъ отъ князя П. Голицына, жившаго напротивъ, что она всю недѣлю употребила на перевозку мебели въ нанятый ею домъ, я помирилась съ этой непріятностью и рѣшилась нести послѣдствія своего добродушія и довѣрчивости. Не оглашая дѣла, я велѣла сказать этой барынѣ, что не считаю себя обязанной купить ея домъ, такъ какъ она не сдержала своего слова, и рѣшила нанять его за 4.000 р., т. е. за такую сумму, которую она не могла никогда разсчитывать получить за него. Впрочемъ я намѣревалась просить императрицу, черезъ князя Потемкина, чтобы она вмѣсто покупки дома оказала мнѣ другую милость: сдѣлала фрейлиной дочь моей сестры Полянской, что составляло самое горячее желаніе моей сестры, въ особенности съ тѣхъ поръ, какъ одна особа, обѣщавшая это устроить, воспользовалась своимъ вліяніемъ для того, чтобы добиться этой чести для одной изъ своихъ невѣстокъ.

Императрица при слѣдующемъ свиданіи спросила, меня выбрала ли я себѣ домъ. «Я наняла домъ», отвѣтила я. — «Почему же вы не желаете его купить?», — спросила государыня.

— Потому что выборъ дома такъ же серьезенъ, какъ и выборъ мужа, и надо надъ этимъ хорошенько подумать, — сказала я, смѣясь. Эта маленькая сдѣлка доставила мнѣ нѣкоторое внутреннее удовлетвореніе, хотя меня и осаждали вопросами, почему я не купила дома, такъ какъ всѣмъ уже стало извѣстно, что кабинетъ получилъ приказаніе заплатить стоимость любого дома, который я пожелаю купить. Одно лицо, которое я не хочу назвать, сказало мнѣ однажды въ дружескомъ разговорѣ:

— «Откладывая полученіе дома, вы, можетъ быть, будете обойдены дворомъ, подобно тому, какъ васъ обошла Нелединская. Мало кто знаетъ ваши мотивы и еще менѣе, кто умѣетъ ихъ понять.

Въ отвѣтъ я разсказала одинъ анекдотъ про нѣмецкаго барона, у котораго была страсть говорить по-французски, несмотря на то, что онъ очень плохо зналъ этотъ языкъ; когда ему говорили, что его трудно понять, онъ неизмѣнно отвѣчалъ: «Не все ли мнѣ равно? Я самъ себя отлично понимаю». Это былъ мой всегдашній отвѣтъ на подобныя рѣчи, которыя были тѣмъ болѣе несносны, что иногда заключали въ себѣ претензію на тонкую иронію.

Вскорѣ я переѣхала въ городъ и присмотрѣвшись поближе къ дому Нелединской, увидѣла, что ничего не потеряла, не купивъ его. Жизнь моя текла тихо и покойно. Князь Потемкинъ обѣщалъ мнѣ исполнить мое желаніе насчетъ моей племянницы Полянской и просилъ меня не медлить съ покупкой дома, такъ какъ императрица, пожалуй, подумаетъ, что я не предполагаю жить въ Петербургѣ. Я тогда осмотрѣла домъ покойнаго придворнаго банкира, Фридерикса и условилась съ его вдовой насчетъ цѣны, которая, включая всѣ накладные расходы по его продажѣ, не превышала 30 тыс. р. Я попросила у императрицы разрѣшеніе его купить, на что она мнѣ отвѣтила, что давно уже повелѣла кабинету заплатить стоимость дома, который я пожелаю купить, и, выразивъ свое удивленіе, что я не сдѣлала лучшаго выбора, спросила, почему я не хочу купить домъ герцогини Курляндской. Опасаясь, что моя деликатность покажется императрицѣ неумѣстнымъ жеманствомъ, я сказала, что домъ Фредерикса стоитъ на Англійской набережной, гдѣ я родилась, а такъ какъ ея величество своимъ милостивымъ отношеніемъ ко мнѣ заставляетъ меня любить день моего рожденія и считать его самымъ счастливымъ днемъ моей жизни, то мнѣ и хотѣлось бы имѣть домъ на этой улицѣ. Въ этомъ случаѣ я дѣйствительно стала жертвой своей деликатности, такъ какъ въ купленномъ мною домѣ не было вовсе мебели; хотя я и сдѣлала императрицѣ экономію въ 30 тысячъ, но ни слова не сказала о томъ, что мнѣ приходится покупать всю обстановку; я выбрала простую, но хорошенькую мебель и только необходимое количество ея; и то долгъ мой увеличился на три тысячи рублей. Но такъ какъ я не первый и не послѣдній разъ была жертвой своего безкорыстія, я рѣшила помириться на этомъ и никому ничего не сказала.

Генералъ Ланской, фаворитъ, былъ только вѣжливъ со мной, и если иногда и оказывалъ мнѣ нѣкоторое вниманіе, то дѣлалъ это видимо по внушенію императрицы. Съ пріѣздомъ графа Андрея Шувалова, ставшаго вскорѣ его раболѣпнымъ приспѣшникомъ, Ланской сталъ при малѣйшей возможности выражать мнѣ явное недоброжелательство. Князь Потемкинъ наоборотъ выказывалъ мнѣ большое почтеніе и очевидно желалъ снискать мою дружбу. Онъ сказалъ мнѣ однажды, что ея величество, узнавъ, что у меня много долговъ, пожелала заплатить ихъ и достроить на свой счетъ домъ въ Москвѣ и меблировать его, дабы я не тратила еще на это деньги.

Я усиленно просила князя Потемкина отговорить отъ этого императрицу и напомнить ей мое страстное желаніе, которое я уже имѣла смѣлость разъ высказать. Видясь съ моей сестрой каждый день и будучи свидѣтельницей ея грусти, считая себя до нѣкоторой степени виновницей ея паденія въ 1762 г., я испытывала тягостное чувство, которое всѣ благодѣянія государыни не въ силахъ были разсѣять. Все-таки назначеніе моей племянницы фрейлиной затягивалось; наконецъ, 24 ноября, въ день тезоименитства императрицы и моихъ именинъ, послѣ большого придворнаго бала, я не послѣдовала за императрицей во внутренніе аппартаменты, но послала сказать князю Потемкину черезъ его адъютанта, что не выйду изъ залы, пока не получу отъ него подарка, а именно копіи съ давно ожидаемаго мною указа о назначеніи моей племянницы фрейлиной. Кажется, приглашенные очень удивились, видя, что я осталась въ залѣ послѣ того, какъ дворъ удалился во внутренніе покои, и если бы они знали причину и результаты моего поступка, они бы лишній разъ насмѣялись надъ моей простотой^[4]. Прошелъ цѣлый часъ; наконецъ появился адъютантъ съ бумагой въ рукахъ и я не помнила себя отъ радости, прочитавъ назначеніе моей племянницы фрейлиной. Я уѣхала съ быстротой молніи, и зная, что моя сестра ужинаетъ у нашего двоюроднаго брата, графа Воронцова, отправилась къ нему и была свидѣтельницей безумной радости моей сестры; я сама была счастлива, что могла исполнить ея завѣтное желаніе.

Въ слѣдующемъ мѣсяцѣ опять былъ балъ при дворѣ по какому-то случаю. Императрица, обойдя всѣхъ статсъ-дамъ и иностранныхъ министровъ и поговоривъ съ ними, вернулась но мнѣ.

— Я бы хотѣла съ вами поговорить, — сказала она.

— Я всегда готова выслушать ваше императорское величество съ величайшимъ благоговѣніемъ.

— Сейчасъ это невозможно.

— Когда и гдѣ ваше величество прикажете, — отвѣтила я.

Она отошла отъ меня, поговорила еще съ нѣсколькими иностранными министрами, которые затѣмъ становились по другой сторонѣ комнаты; остановившись между двумя рядами, государыня встрѣтилась со мной глазами и знакомъ подозвала меня къ себѣ. Я своимъ ушамъ не повѣрила, когда императрица предложила мнѣ мѣсто директора академіи наукъ. Отъ удивленія я не могла выговорить ни слова, и императрица успѣла мнѣ наговорить много лестнаго, думая этимъ убѣдить меня принять ея предложеніе.

— Нѣтъ, ваше величество, — наконецъ сказала я, — не могу я принять мѣсто, совершенно не соотвѣтствующее моимъ способностямъ. Если ваше величество не смѣетесь надо мной, то позвольте мнѣ сказать, что въ числѣ многихъ прочихъ причинъ, я изъ любви къ вашему величеству не хочу рисковать сдѣлаться всеобщимъ посмѣшищемъ и не оправдать вашего выбора.

Императрица прибѣгла даже къ хитрости, чтобы убѣдить меня, высказавъ предположеніе, что я потому не соглашаюсь на ея предложеніе, что больше ея не люблю.

Всѣ, имѣвшіе счастье быть близкими къ императрицѣ, знаютъ, что она умѣла быть очаровательной, краснорѣчивой и тонкой, когда хотѣла привлечь къ себѣ или убѣдить кого-нибудь. Ей незачѣмъ было пускать въ ходъ свое искусство для меня, такъ какъ, въ своей безкорыстной и неизмѣнной любви къ ней, я готова была слушаться ее во всемъ, что не шло въ разрѣзъ съ моими принципами. Но на этотъ разъ ее постигла неудача.

— Сдѣлайте меня начальницей вашихъ прачекъ, — сказала я, — и вы увидите, съ какимъ рвеніемъ я вамъ буду служить.

— Теперь вы смѣетесь надо мной, предлагая занять такое недостойное васъ мѣсто.

— Ваше величество думаете, что меня знаете; но вы меня не знаете; я нахожу, что какую бы должность вы мнѣ ни дали, она станетъ почетной съ той минуты, какъ я ее займу; и какъ только я стану во главѣ вашихъ прачекъ, это мѣсто превратится въ одну изъ высшихъ придворныхъ должностей и мнѣ всѣ будутъ завидовать. Я не умѣю стирать и мыть бѣлье, но если бы я тутъ сдѣлала ошибки вслѣдствіе своего незнанія, онѣ бы не повлекли за собой серьезныхъ послѣдствій, между тѣмъ какъ директоръ академіи наукъ можетъ совершить только крупныя ошибки и тѣмъ навлечь нареканія на государя, избравшаго его.

Ея величество возразила мнѣ, что, вспомнивъ тѣхъ, кто занималъ эту должность, я должна буду сознаться, что, по своимъ способностямъ они стоятъ много ниже меня. На это я отвѣтила:

— Тѣмъ хуже для тѣхъ, кто навлекаетъ на себя презрѣніе, принимая совершенно непосильныя обязанности.

— Хорошо, — отвѣтила она, — пока довольно объ этомъ; на васъ и такъ всѣ смотрятъ; что же касается до вашего отказа, я должна вамъ сказать, что онъ убѣждаетъ меня еще больше въ томъ, что я не могу сдѣлать лучшаго выбора.

Отъ этого разговора я была какъ въ лихорадкѣ и мое лицо, вѣроятно, отражало мое волненіе, такъ какъ я прочла удовольствіе на лицахъ придворныхъ дамъ, когда вернулась въ ихъ ряды; онѣ думали, что между мной и императрицей произошла непріятная сцена, и старая графиня Матюшкина, которая вообще не любила стѣсняться, спросила меня, что означалъ этотъ длинный и таинственный разговоръ съ ея величествомъ.

— Вы видите, что я совершенно разстроена, графиня, — отвѣтила я, — но меня взволновала доброта императрицы и ея слишкомъ лестное и совершенно незаслуженное мнѣніе обо мнѣ.

Я съ нетерпѣніемъ ожидала конца бала, чтобы въ тотъ же вечеръ написать императрицѣ и съ большей убѣдительностью мотивировать свой отказъ. Вернувшись къ себѣ, я тотчасъ же написала письмо, которое несомнѣнно разсердило бы другого государя; я позволила себѣ сказать, что иногда частная жизнь монарха ускользаетъ отъ исторіи, но его вредный или плохой выборъ лицъ никогда не избѣгнетъ ея суда; самъ Господь Богъ, создавая меня женщиной, этимъ самымъ избавилъ меня отъ должности директора академіи наукъ; считая себя круглой невѣждой, я никогда не мечтала попасть въ ученую корпорацію, даже въ общество Аркадіи въ Римѣ, куда я могла бытъ зачислена за нѣсколько дукатовъ. Я кончила письмо почти въ двѣнадцать часовъ ночи, такъ что было поздно посылать его къ императрицѣ, но, сгорая отъ нетерпѣнія покончить съ этимъ дѣломъ и добиться, чтобы императрица бросила свою затѣю, которую я считала просто нелѣпой, я поѣхала къ князю Потемкину, никогда прежде не переступивъ порога его дома. Я велѣла доложить о себѣ и просила меня принять по очень важному дѣлу, даже если онъ въ постели. Дѣйствительно, князь Потемкинъ уже лежалъ; я разсказала все происшедшее между мной и императрицей, на что онъ мнѣ отвѣтилъ, что императрица уже сообщила ему объ этомъ, и что она прониклась мыслью поручить мнѣ управленіе академіей наукъ.

— Но я не хочу и не могу на это согласиться, — отвѣтила я. — Я написала ей письмо; прочтите его, князь, и прикажите передать его императрицѣ, какъ только она проснется.

Князь Потемкинъ, прочитавъ письмо, разорвалъ его начетверо. Меня подобная безцеремонность привела въ негодованіе.

— Какъ вы смѣете, князь, рвать мое письмо къ императрицѣ?! — воскликнула я.

— Прежде, чѣмъ сердиться, выслушайте меня,—отвѣтилъ онъ. — Никто не сомнѣвается въ вашей любви къ императрицѣ; почему же вы хотите ее разсердить и огорчить? Я вамъ сказалъ, что она цѣлыхъ два дня только и мечтаетъ объ этомъ. Впрочемъ, если вы не дадите себя убѣдить, вамъ придется только принять на себя маленькій трудъ заново написать это письмо; вотъ вамъ и перо. Я говорю съ вами, какъ преданный вамъ человѣкъ; кромѣ того, долженъ сказать, что императрица смотритъ на это назначеніе, какъ на средство приблизить васъ къ себѣ и удержать въ Петербургѣ; ей надоѣли дураки, окружающіе ее.

Мой гнѣвъ на князя прошелъ, такъ какъ я вообще была отходчива; я отвѣтила ему, что напишу болѣе умѣренное письмо и велю своему лакею передать его черезъ камердинера императрицѣ; но попросила его помочь мнѣ изгнать изъ головы императрицы ея несообразную затѣю. Прощаясь съ княземъ, я выразила надежду, что онъ и впредь не откажетъ мнѣ въ своихъ услугахъ.

Вернувшись къ себѣ, я была такъ взволнована, что, не раздѣваясь, сѣла писать и такъ и просидѣла до утра въ придворномъ костюмѣ, раздумывая надъ случившимся наканунѣ. Въ семь часовъ утра я послала лакея во дворецъ и получила отвѣтъ отъ императрицы, въ которомъ она говорила мнѣ много любезностей, но ничего опредѣленнаго насчетъ моего отказа. Къ вечеру того же дня я получила письмо отъ графа Безбородко съ приложеніемъ копіи съ указа, уже отправленнаго въ Сенатъ, которымъ я назначалась директоромъ академіи наукъ и упразднялась комиссія, учрежденная съ нѣкоторыхъ поръ для управленія академіей, вслѣдствіе жалобъ на Домашнева профессоровъ и всѣхъ лицъ, служившихъ въ академіи. Смущенная и пораженная, я велѣла никого не принимать и, расхаживая по гостиной, стала размышлять надъ безпокойствомъ и хлопотами, которыя доставитъ мнѣ это мѣсто; что еще хуже, я предвидѣла, что между мной и императрицей возникнутъ неоднократныя недоразумѣнія. Графъ Безбородко писалъ мнѣ между прочимъ: «Ея величество приказала мнѣ сообщить вамъ, что вы можете докладывать ей о всѣхъ дѣлахъ, касающихся той части, въ управленіе которой вы вступаете, и что она будетъ всегда готова устранить всѣ препятствія и облегчить трудности, которыя вы встрѣтите на своемъ пути». Такимъ образомъ я очутилась запряженною въ возъ, совершенно развалившійся, и лишена была даже помощи вышеупомянутой комиссіи.

Я на свой страхъ рѣшила послать въ канцелярію академіи копію съ указа и приказала продолжать прежнее управленіе ею еще два дня и въ тотъ же день прислать мнѣ свѣдѣніе о всѣхъ отрасляхъ ея дѣятельности, о типографіи, словолитнѣ и т. п., списокъ фамилій всѣхъ лицъ, завѣдующихъ кабинетами, библіотекой и т. п.; кромѣ того я просила лицъ, стоящихъ во главѣ различныхъ отдѣловъ, приготовить мнѣ къ слѣдующему дню подробный рапортъ о состояніи ввѣренныхъ имъ отдѣловъ. Одновременно я просила комиссію сообщить мнѣ всѣ нужныя свѣдѣнія и инструкцію или уставъ, опредѣляющіе права и обязанности директора, дабы я могла ихъ хорошенько усвоить, прежде чѣмъ приступить къ какой бы то ни было дѣятельности; наконецъ я увѣряла этихъ господъ, что считаю своимъ священнымъ долгомъ платить имъ дань уваженія, столь заслуженнаго ихъ талантами и учеными трудами, и просила, ихъ передать то же самое своимъ коллегамъ.

Я надѣялась такимъ путемъ избѣгнуть крупныхъ недоразумѣній въ самомъ началѣ. На слѣдующій день я отправилась въ уборную императрицы, гдѣ собирались ея секретари и начальники отдѣльныхъ частей для полученія приказаній отъ ея величества. Каково же было мое удивленіе, когда я увидѣла среди нихъ и Домашнева! Онъ подошелъ ко мнѣ, изъявляя готовность преподать мнѣ наставленія насчетъ моей новой должности. Негодуя на его нахальство, я возможно вѣжливѣе объявила ему, что первѣйшей своей обязанностью ставлю славу и процвѣтаніе академіи и безпристрастіе къ ея членамъ, таланты которыхъ будутъ служить единственнымъ мѣриломъ для моего уваженія, и что въ моемъ полномъ невѣдѣніи, относительно подробностей управленія академіей, я прибѣгну къ просвѣщеннымъ совѣтамъ государыни, обѣщавшей мнѣ свое руководство. Въ ту минуту, когда онъ мнѣ что-то отвѣчалъ, императрица пріотворила дверь и, увидавъ насъ, закрыла ее снова и позвонила. Дежурный камердинеръ вошелъ къ императрицѣ и затѣмъ пригласилъ меня въ комнату государыни.

— Какъ я рада васъ видѣть, — сказала она мнѣ. — Скажите, пожалуйста, что вамъ говорилъ этотъ дуракъ Домашневъ.

— Онъ меня наставлялъ, ваше величество, какъ мнѣ себя вести въ новой должности, въ которой я окажусь еще невѣжественнѣе его, съ тою только разницей, что я буду строже слѣдить за тѣмъ, чтобы на мое безкорыстіе не упало и тѣни сомнѣнія. Не знаю, должна ли я благодарить ваше величество за это блестящее доказательство вашего высокаго мнѣнія обо мнѣ или выразить вамъ свое соболѣзнованіе по поводу необычайнаго шага, сдѣланнаго вами назначеніемъ меня директоромъ академіи наукъ.

Ея величество стала увѣрять, что она не только довольна своимъ выборомъ, но гордится имъ.

— Это очень лестно для меня, ваше величество, — возразила я, — но вы вскорѣ устанете водить слѣпого: я, круглая невѣжда, — во главѣ всѣхъ наукъ!

— Будетъ смѣяться надо мной, — отвѣтила государыня; — надѣюсь, что вы въ послѣдній разъ такъ говорите со мною.

По выходѣ моемъ изъ комнаты императрицы, гофмаршалъ сказалъ мнѣ, что императрица еще съ вечера приказала ему, въ случаѣ, если я пріѣду утромъ, пригласить меня къ обѣду къ маленькому столу императрицы и объявить, что мой кувертъ всегда будетъ накрытъ за этимъ столомъ, и что императрица не желаетъ стѣснять этимъ мою свободу дѣйствія, но всегда будетъ очень рада видѣть меня у себя за обѣдомъ. Меня поздравляли съ новой милостью юшератрицы, выразившейся въ назначеніи меня на столь важный постъ; другіе же, видя мое грустное лицо, были настолько деликатны, что не смущали меня своими поздравленіями. Но въ общемъ всѣ мнѣ завидовали, тѣмъ болѣе, что, глядя на мое безъискусственное поведеніе при дворѣ, меня считали женщиной весьма посредственной.

На слѣдующій день, въ воскресенье, ко мнѣ явились съ самаго утра всѣ профессора и служащіе въ академіи. Я объявила имъ, что на слѣдующій день буду въ академіи, и что если кому-нибудь понадобится видѣть меня по дѣлу, я прошу приходить въ какой имъ удобнѣе часъ и входить въ мою комнату безъ доклада. Вечеромъ я занялась чтеніемъ рапортовъ и постаралась освоиться немного съ лабиринтомъ, въ который мнѣ приходилось вступить съ твердымъ убѣжденіемъ, что каждая моя ошибка станетъ извѣстна всѣмъ и подвергнется жестокой критикѣ.

Я постаралась также запомнить имена главныхъ хранителей и на слѣдующій день передъ тѣмъ, какъ ѣхать въ академію, я сдѣлала визитъ великому Эйлеру. Я называю его великимъ потому, что онъ безспорно самый замѣчательный математикъ и геометръ нашихъ дней; кромѣ того онъ былъ знакомъ со всѣми науками, отличался трудолюбіемъ и, даже потерявъ зрѣніе, продолжалъ производить изслѣдованія и дѣлать открытія. Онъ диктовалъ свои произведенія мужу своей внучки, Фусу, и оставилъ послѣ себя матеріалы для Комментаріевъ, издаваемыхъ академіей, на нѣсколько лѣтъ. Онъ, какъ и всѣ, былъ недоволенъ порядками въ академіи, никогда не ѣздилъ туда и вмѣшивался въ ея дѣла исключительно въ тѣхъ случаяхъ, когда Домашневъ придумывалъ какой-нибудь особенно вредный проектъ; тогда онъ подписывался въ числѣ другихъ подъ протестомъ и иногда лично писалъ императрицѣ. Обѣщая не безпокоить его впослѣдствіи, я просила его поѣхать со мной въ академію на этотъ единственный разъ, такъ какъ мнѣ хотѣлось, чтобы онъ меня ввелъ въ первую ученую конференцію подъ моимъ предсѣдательствомъ. Онъ былъ очень польщенъ моимъ вниманіемъ къ нему. Мы были съ нимъ знакомы уже давно и я беру на себя смѣлость утверждать, что, будучи еще очень молодой, за пятнадцать лѣтъ до моего назначенія въ академію, я уже пользовалась его расположеніемъ и уваженіемъ.

Онъ сѣлъ въ мою карету; я пригласила съ собой его сына, непремѣннаго секретаря академической конференціи, и его внука, Фуса, чтобы вести знаменитаго слѣпца. Войдя въ залу, гдѣ были собраны всѣ профессора и адъюнкты, я сказала имъ, что просила Эйлера ввести меня въ засѣданіе, такъ какъ, несмотря на собственное невѣжество, считаю, что подобнымъ поступкомъ самымъ торжественнымъ образомъ свидѣтельствую о своемъ глубокомъ уваженіи къ наукѣ и просвѣщенію. Я сказала эти нѣсколько словъ стоя и замѣтила, что Штелинъ, профессоръ аллегоріи, имѣвшій чинъ дѣйствительнаго статскаго совѣтника^[5], соотвѣтствующій чину генералъ-маіора, намѣревался сѣсть рядомъ съ директорскимъ кресломъ и слѣдовательно, опираясь на свой чинъ, полученный Богъ вѣсть за что, играть первую роль послѣ меня. Тогда я обратилась къ Эйлеру и попросила его сѣсть на любое мѣсто, такъ какъ какое бы мѣсто онъ ни избралъ, оно станетъ первымъ съ той минуты, какъ онъ его займетъ. Не только сынъ и внукъ, но и всѣ профессора, питавшіе глубокое уваженіе къ почтенному старцу, съ величайшей радостью услышали мои слова и на глазахъ ихъ навернулись слезы. Изъ залы засѣданій, я пошла въ канцелярію, гдѣ вѣдались всѣ денежныя дѣла академіи. Тутъ были и завѣдующіе отдѣлами; я имъ сказала, что въ публикѣ распространено мнѣніе, что при прежнемъ директорѣ было много злоупотребленій, такъ что академія не только не обладала капиталомъ для чрезвычайныхъ расходовъ, но была обременена многими долгами; слѣдовательно, мы были обязаны совмѣстно исправить эти безпорядки и пользоваться самымъ простымъ и быстрымъ средствомъ къ тому, т. е. бережно хранить все имущество академіи, не расхищая и не портя его; твердо рѣшивъ сама не пользоваться ничѣмъ отъ академіи, я объявила, что не позволю это дѣлать и моимъ подчиненнымъ, вслѣдствіе чего благоразумнѣе всего будетъ каждому воздерживаться отъ пользованія имуществомъ академіи, такъ какъ всѣхъ слѣдующихъ этому принципу я найду возможнымъ вознаградить за ихъ усердіе и увеличить ихъ жалованье. Комментаріи, печатавшіеся сперва въ двухъ томахъ in quatro ежегодно, впослѣдствіи появлялись только въ одномъ томѣ, а затѣмъ и вовсе перестали печататься за неимѣніемъ шрифтовъ; въ типографіи царилъ полный безпорядокъ и она была очень скудно оборудована. Я ее быстро привела въ прекрасный видъ; достала отличные шрифты и выпустила два тома Комментаріевъ, въ которыхъ большая часть статей принадлежала Эйлеру.

Князь Вяземскій, генералъ-прокуроръ сената, сиросилъ императрицу, слѣдуетъ ли ему привести меня къ присягѣ, какъ всѣхъ лицъ, вступающихъ въ административную должность. Императрица отвѣтила:

— Конечно, — я, вѣдь, не тайно назначила ее директоромъ; правда, я не нуждаюсь въ новыхъ подтвержденіяхъ ея вѣрности мнѣ и отечеству, но мнѣ эта церемонія доставитъ удовольствіе, такъ какъ торжественно и публично подтвердитъ ея назначеніе.

Князь Вяземскій прислалъ мнѣ сказать, черезъ своего секретаря, что онъ меня ищетъ на слѣдующій день въ сенатъ для приведенія меня къ присягѣ. Меня это очень смущало, но я не могла уклониться отъ обязанности, которая налагалась на всѣхъ лицъ, состоявшихъ на службѣ, отъ самыхъ низшихъ до самыхъ высшихъ чиновъ.

На слѣдующій день я отправилась въ сенатъ въ назначенный часъ; чтобы попасть въ церковь, надо было пройти черезъ залу засѣданій, гдѣ собрались всѣ сенаторы, и нѣкоторые изъ нихъ, знавшіе меня близко, встали и подошли ко мнѣ.

— Вы, вѣроятно, такъ же удивлены, какъ и я, — сказала я, — что я пришла сюда, чтобы присягать ея величеству въ вѣрности, когда эта клятва давно уже запечатлѣна въ моемъ сердцѣ; но надо повиноваться и не уклоняться отъ долга, предписаннаго всѣмъ безъ исключенія; потому-то и произошло чудо присутствія женщины въ этомъ святилищѣ. — Послѣ церемоніи (вслѣдствіе своей застѣнчивости въ подобныхъ чрезвычайныхъ случаяхъ я была сильно смущена, такъ что обливалась холоднымъ потомъ и чувствовала спазмы) я попросила генералъ-прокурора сообщить мнѣ всѣ документы, посланные канцеляріей академіи въ сенатъ и относящіеся къ_жалобамъ на бывшаго директора и его предпріятія, а также его объяснительныя и оправдательныя записки. Онъ обѣщалъ прислать ихъ мнѣ въ тотъ же день. Только когда я ихъ прочла, мнѣ удалось хоть отчасти разобраться въ задачѣ, которую мнѣ предстояло выполнить. Мнѣ стоило большого труда отдѣлить такъ называемыя казенныя суммы отъ такъ называемыхъ спеціальныхъ, которыя подлежали внесенію въ соотвѣтствующія книги.

Академія была обременена долгами; между прочимъ она должна была за книги русскимъ, парижскимъ и голландскимъ книгопродавцамъ; такъ какъ я не хотѣла просить денегъ у ея величества, я понизила цѣну печатаемыхъ въ академіи книгъ на 30%, вслѣдствіе чего они въ короткое время разошлись въ значительномъ количествѣ. Я употребила деньги, полученныя такимъ способомъ, на уплату долговъ и представила въ сенатъ или, скорѣй, государственному казначею, т. е. тому же князю Вяземскому, запоздалый отчетъ по расходованію казенныхъ суммъ за прежніе года. Спеціальныя суммы состояли въ исключительномъ распоряженіи директора, такъ какъ онъ, собственно говоря, создавалъ ихъ и употреблялъ на покупку предметовъ, непредвидѣнныхъ при учрежденіи академіи, на награды и прочіе чрезвычайные расходы, которые нельзя было производить изъ суммъ, ассигнованныхъ на содержаніе академіи. Этими суммами докрывался и дефицитъ, образовывающійся вслѣдствіе постояннаго вздорожанія всѣхъ предметовъ.

Я застала всего 17 учениковъ въ гимназіи и 21 обучавшихся искусствамъ подмастерьевъ, которые содержались на счетъ академіи. Число первыхъ повысилось при мнѣ до 50, а вторыхъ — до сорока. Я удержала въ академіи Фуса, собиравшагося ее покинуть, и удвоила жалованье ему и Георги. На слѣдующій годъ я увеличила содержаніе всѣмъ профессорамъ и открыла три безплатныхъ курса: математики, геометріи и естественной исторіи; они читались русскими профессорами, которые получали за это 200 р. изъ спеціальныхъ средствъ по окончаніи лекцій. Я часто присутствовала при лекціяхъ и съ удовольствіемъ видѣла, что ими пользовались для пополненія своего образованія дѣти бѣдныхъ русскихъ дворянъ и молодые гвардіи унтеръ-офицеры.

Въ концѣ зимы князь Потемкинъ отправился въ армію и взялъ съ собою моего сына, который ѣхалъ съ нимъ въ одной каретѣ. Князь обходился съ нимъ дружески и внимательно; въ Бѣлоруссіи онъ даже сдѣлалъ крюкъ, чтобы убѣдиться самому, что представляетъ изъ себя Круглое; одни считали, что императрица, пожаловавъ мнѣ его, подарила мнѣ громадное состояніе; другіе же оцѣнивали его довольно низко. Князь Потемкинъ написалъ мнѣ изъ Круглаго, утѣшая меня тѣмъ, что со временемъ можно будетъ поднять доходность этихъ земель, и приказалъ бригадиру Бауеру, управлявшему имѣніями князя по сосѣдству съ Круглымъ, привести его въ порядокъ и составить планъ тѣхъ улучшеній, которыми доходы съ него могли бы быть увеличены. «Впрочемъ, писалъ мнѣ князь, есть здѣсь село, носящее ваше имя (Дашково); вы могли бы его получить, чтобы восполнить дефицитъ въ числѣ душъ, пожалованныхъ вамъ указомъ». Мнѣ, дѣйствительно, легко было бы получитъ эту землю, такъ какъ польскій король, считавшій себя обязаннымъ моему покойному мужу, могъ бы легко уладить это дѣло между своей сестрой, владѣвшей ею пожизненно, и тѣмъ лицомъ, къ которому она перешла бы послѣ ея смерти; оно не было наслѣдственно ни той, ни для другого. Но князь Потемкинъ не пожелалъ, чтобы я писала объ этомъ ни королю, ни графу Штакельбергу, нашему послу въ Польшѣ; онъ хотѣлъ самъ устроить это дѣло и въ результатѣ я не получила ни Дашкова, ни вознагражденія за недостающія въ Кругломъ души, такъ какъ не обратилась даже за этимъ въ сенатъ.

Разлука съ сыномъ была для меня весьма тягостной; я не могла привыкнуть къ его отсутствію, но такъ какъ я всегда въ теченіе всей своей жизни жертвовала собственными радостями пользѣ моихъ дѣтей, я согласилась на его отъѣздъ въ армію, въ виду того, что его пребываніе въ ней могло принести ему не малыя служебныя выгоды. Онъ часто писалъ мнѣ. Князь Потемкинъ относился къ нему чрезвычайно благосклонно, вызывая этимъ удивленіе всѣхъ, знавшихъ его легкомысленный характеръ, избалованный удачей и успѣхами. Въ общемъ я была спокойна духомъ, но меня утомляли множество подробностей въ управленіи академіей, неустанныя улучшенія и главнымъ образомъ измышленіе и примѣненіе способовъ для прекращенія хищенія, проникнувшаго въ академію и систематически совершавшагося въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ.

На слѣдующее лѣто, ихъ императорскія высочества, великій князь Павелъ и его супруга, возвратились изъ своего путешествія за-границу. Я очень рѣдко ѣздила къ ихъ двору, подъ предлогомъ, что я посвящала все свое время исполненію моихъ директорскихъ обязанностей и что стрѣльнинскій дворецъ, гдѣ императрица позволила мнѣ поселиться на лѣто (моя дача совершенно разваливалась), былъ такъ далекъ отъ Гатчины, что поѣздка туда представляла цѣлое путешествіе. Ихъ императорскія высочества приглашали къ себѣ всѣхъ извѣстныхъ въ обществѣ лицъ; у нихъ гостили по нѣскольку дней; хозяева обращались со всѣми вѣжливо и любезно, такъ что меня увѣряли даже, что приглашенные чувствовали себя тамъ совсѣмъ свободно. Ея высочество настойчиво приглашала меня къ себѣ, но я просила ей передать, что, конечно, не менѣе другихъ находила бы удовольствіе въ пріятной жизни въ Гатчинѣ, но что я была увѣрена, что въ Царскомъ Селѣ было извѣстно все, что дѣлается тамъ, и потому, лишая себя удовольствія посѣщать дворъ ихъ высочествъ, я тѣмъ самымъ не давала императрицѣ возможности разспрашивать меня о немъ, а у великаго князя отнимала всякій поводъ подозрѣвать меня въ сплетняхъ; я прибавила, что никакіе милліоны не заставятъ меня становиться между матерью и сыномъ и что ея высочество, вдумавшись въ мой образъ дѣйствій, несомнѣнно почтитъ меня своимъ уваженіемъ. Въ теченіе десяти лѣтъ мое поведеніе ни на іоту не отклонилось отъ принятаго мною принципа: я бывала у ихъ высочествъ только въ торжественные дни, когда къ нимъ ѣздилъ весь дворъ. Императрица не разспрашивала меня о томъ, что тамъ происходитъ, зная, что я не бываю въ Гатчинѣ, и если иногда и случалось, что государыня, будучи недовольна сыномъ, сообщала мнѣ причину своего гнѣва, я неизмѣнно выражала свое недоумѣніе, что она впутываетъ въ ихъ ссору третье лицо, когда она могла быть увѣрена въ его послушаніи, если сообщитъ ему лично свое мнѣніе.

Этотъ твердый и честный образъ дѣйствій въ результатѣ не доставилъ мнѣ даже покоя; читатель увидитъ ниже, что Павелъ I преслѣдовалъ и мучилъ меня наравнѣ съ лицами, по его мнѣнію обидѣвшими или оскорбившими его. — Графъ Андрей Шуваловъ вернулся изъ Парижа и ему вскорѣ удалось настроить фаворита Ланского враждебно противъ меня и моего сына. Однажды мы говорили съ императрицей о томъ, съ какой легкостью можно достать въ Италіи отличныя копіи съ произведеній искусствъ, и я выразила сожалѣніе, что въ Россіи нельзя получить бюстъ ея величества, который мнѣ такъ хотѣлось имѣть. Императрица велѣла лакею принести свой бюстъ, сдѣланный знаменитымъ русскимъ художникомъ Шубинымъ, и подарила мнѣ его. Увидѣвъ это, Ланской воскликнулъ:

— Но вѣдь это бюстъ мой, вѣдь онъ мнѣ принадлежитъ!

Императрица увѣряла его, что онъ ошибается, и во время этого маленькаго спора онъ злобно посматривалъ на меня, а я бросила на него презрительный взглядъ. — Съ тѣхъ поръ ея величество всегда прерывала его и прекращала споры, которые онъ любилъ затѣвать со иной. Вскорѣ генералъ-прокуроръ Вяземскій сталъ внушать мнѣ отвращеніе къ моей директорской должности. То онъ оставлялъ безъ вниманія представленія, которыя я дѣлала въ сенатъ о повышеніи лицъ, заслуживавшихъ награды; то не присылалъ мнѣ нужныхъ свѣдѣній насчетъ границъ губерній, когда я хотѣла издавать исправленныя карты ихъ; наконецъ онъ осмѣлился спросить казначея академіи, почему онъ не приноситъ ежемѣсячно вмѣстѣ съ отчетами о расходахъ казенныхъ суммъ и отчеты суммъ спеціальныхъ. Я немедленно же написала императрицѣ и просила ее прислать мнѣ отставку, такъ какъ князь Вяземскій желаетъ установить отчетность, не существовавшую съ самаго основанія академіи, даже при моемъ предшественникѣ, котораго подозрѣвали въ злоупотребленіяхъ; я напоминала государынѣ, что вслѣдствіе моихъ усиленныхъ просьбъ она разрѣшила мнѣ представлять ей отчетъ спеціальныхъ суммъ и что ея величество изволила удивляться моему искусному распредѣленію ихъ и тѣмъ мѣрамъ, которыми я ихъ увеличила; слѣдовательно я не могла позволить генералъ-прокурору захватывать права директора въ столь существенной для процвѣтанія академіи отрасли и еще менѣе — набрасывать тѣнь на мое безкорыстіе.

Князь Вяземскій получилъ выговоръ и императрица просила меня забыть его глупую выходку. Онъ былъ трудолюбивъ и аккуратенъ, но необразованъ и злопамятенъ и мстилъ мнѣ за то, что я приняла къ себѣ на службу людей, которыхъ онъ преслѣдовалъ и увольнялъ съ занимаемыхъ ими должностей, лишая ихъ тѣмъ куска хлѣба.

Я вызвала его враждебное отношеніе къ себѣ еще другимъ обстоятельствомъ. Въ академіи издавался новый журналъ, въ которомъ сотрудничали императрица и я. Совѣтникъ Козодавлевъ и другія лица, служившія подъ моимъ начальствомъ, помѣстили въ немъ нѣсколько статей въ прозѣ и стихахъ; Вяземскій принялъ на свой счетъ и на счетъ своей супруги сатирическія произведенія, въ особенности когда онъ узналъ, что въ журналѣ сотрудничаетъ Державинъ. Онъ одно время преслѣдовалъ Державина и лишилъ его мѣста вице-губернатора и потому думалъ, что тотъ отомститъ ему, изображая его въ своихъ стихахъ, которые читались всѣми съ жадностью, такъ какъ Державинъ былъ извѣстный и талантливый поэтъ. Мнѣ пришлось испытать по этому поводу много непріятностей. Князь Вяземскій старался, насколько могъ, чинить мнѣ препятствія въ моихъ полезныхъ начинаніяхъ; нѣкоторыя изъ нихъ имѣли даже общественное значеніе, какъ напр. новыя точныя карты цѣлыхъ провинцій, измѣнившихъ свои границы послѣ раздѣленія Россіи на губерніи^[6].

Онъ не только не сообщалъ мнѣ нужныхъ свѣдѣній, но задерживалъ и тѣ, которыя губернаторы присылали мнѣ по моей просьбѣ. Мнѣ не хотѣлось постоянно надоѣдать императрицѣ своими жалобами и я старалась терпѣливо выносить всѣ эти невзгоды.

Въ іюлѣ мѣсяцѣ мой сынъ вернулся курьеромъ изъ арміи съ извѣстіемъ о завоеваніи Крыма. Моя радость неожиданнаго свиданія съ нимъ была неописуема. Онъ пробылъ всего нѣсколько дней и снова уѣхалъ въ армію съ чиномъ полковника. Эта милость императрицы осчастливила меня особенно потому, что мой сынъ, получивъ этотъ чинъ, выходилъ изъ гвардіи, слѣдовательно не былъ обязанъ жить въ Петербургѣ и имѣлъ возможность обнаружить свои таланты, командуя полкомъ. Однажды я гуляла съ императрицей въ саду въ Царскомъ Селѣ; разговоръ коснулся красоты и богатства русскаго языка. Я выразила удивленіе, что императрица, будучи сама писательницей и любя нашъ языкъ, не основала еще Русской академіи, необходимой намъ, такъ какъ у насъ не было ни установленныхъ правилъ, ни словарей, вслѣдствіе чего намъ приходилось употреблять иностранные термины и слова, между тѣмъ, какъ соотвѣтствующія имъ русскія выраженія были гораздо сильнѣе и ярче.

— Не знаю, какъ это случилось, — отвѣтила государыня, — такъ какъ я уже нѣсколько лѣтъ мечтаю объ этомъ и даже сдѣлала насчетъ этого нѣкоторыя распоряженія.

— А вмѣстѣ съ тѣмъ это очень легко сдѣлать, такъ какъ за границей есть нѣсколько образцовъ подобныхъ академій, и надо только выбрать.

— Составьте мнѣ, пожалуйста, программу, — сказала императрица.

— Не лучше ли, — возразила я. — вашему величеству приказать вашему секретарю представить вамъ планъ французской, берлинской и другихъ академій съ примѣчаніями относительно измѣненій или урѣзокъ примѣнительно къ подобной академіи въ Россіи.

— Я еще разъ очень прошу васъ взять на себя этотъ трудъ; тогда я буду увѣрена, что, благодаря вашей дѣятельности, не затянется это дѣло, которое, къ стыду моему, еще не приведено въ исполненіе.

— Трудъ невеликъ, ваше величество, и я постараюсь его исполнить возможно скорѣй, но осмѣливаюсь еще разъ указать вашему величеству, что любой изъ вашихъ секретарей справится съ этой задачей лучше меня.

Такъ какъ мнѣ не удалось разубѣдить императрицу, то приходилось повиноваться. Вернувшись вечеромъ къ себѣ, я набросала краткій планъ учрежденія академіи русскаго языка. Каково было мое удивленіе, когда мнѣ вернули мой далеко несовершенный набросокъ, сдѣланный мною наскоро, съ цѣлью доставить удовольствіе императрицѣ, утвержденный подписью государыни, какъ продуманный и окончательный уставъ; онъ сопровождался копіей съ указа, которымъ государыня назначала меня президентомъ этой новой академіи. Копія указа была одновременно послана въ Сенатъ, чѣмъ императрица какъ бы показывала, что и слышать не хочетъ объ отказѣ съ моей стороны.

Черезъ два дня я вернулась въ Царское Село и тщетно пыталась уговорить императрицу выбрать другого президента. Тогда я сказала ей, что у меня уже готовы и суммы, необходимыя на содержаніе русской академіи, и что ей придется только купить для нея домъ; она была особенно довольна и удивлена, когда я сказала, что на содержаніе академіи хватитъ тѣхъ 5000 р., которые она выдавала каждый годъ изъ своей шкатулки на переводы на русскій языкъ классическихъ авторовъ.

— Но я все-таки желала бы, — возразила она, — чтобы эти переводы были сдѣланы.

— Они и будутъ производиться, — отвѣтила я, — ими будутъ заниматься ученики Академіи Наукъ подъ руководствомъ русскихъ профессоровъ; такимъ образомъ эти 5000 р. будутъ примѣнены съ пользой; прежде директора никому не отдавали въ нихъ отчета, и, судя по немногочисленности изданныхъ переводовъ, они по всей вѣроятности смотрѣли на нихъ, какъ на свои карманныя деньги; однако надо учредить жетоны или одну или двѣ медали въ видѣ награды тѣмъ, кто болѣе всего потрудится въ новой академіи. Я буду имѣть счастье представить вамъ штаты и необходимые расходы, и тогда видно будетъ, останутся ли еще деньги на жетоны и медали. Я, дѣйствительно, представила императрицѣ смѣту, назначивъ жалованье двумъ секретарямъ по 900 р. каждому, двумъ переводчикамъ по 450 р.; кромѣ того я намѣтила должности казначея и четырехъ сторожей — для топки и уборки зданія; содержаніе штата достигало цифры 3300 р.; остальные 1700 р. предназначались на покупку дровъ, бумаги и книгъ, которыя должны были пріобрѣтаться ежегодно въ небольшомъ количествѣ, а пока я предложила пользоваться моей собственной библіотекой^[7]. На жетоны и на медали денегъ не оставалось, такъ что императрица назначила 1250 р. въ годъ на покупку ихъ. Государыня казалась обрадованною и даже еще болѣе удивленною моею смѣтою, такъ какъ она привыкла, что въ представляемыхъ ей смѣтахъ не былъ забытъ и президентъ и ему назначено было большое жалованье; я же не назначила себѣ ни копѣйки, и это полезное учрежденіе стоило только лишь 1250 руб., которые ея величество предназначила на жетоны и медали. Я покончу тутъ съ русской академіей, отославъ читателей (если это ихъ интересуетъ) къ послѣднему моему отчету, представленному императрицѣ, и скажу только, что на деньги, не выданныя за послѣдніе три года директорства Домашнева на переводы, т. е. на 15000 руб., я выстроила (прибавивъ къ нимъ еще небольшую сумму изъ спеціальныхъ средствъ) два флигеля во дворѣ дома, купленнаго намъ императрицей, которые я отдавала въ наймы за 1950 руб. Императоръ Павелъ велѣлъ отнять этотъ домъ и флигеля, выстроенные мною, и взамѣнъ далъ участокъ земли, на которой стояла только кузница. Я оставила, уходя изъ академіи, капиталъ въ 49000 р., сданный въ воспитательный домъ, домъ, обставленный мебелью, значительную библіотеку, доходы, увеличенные на 1950 р. въ годъ, и законченный и изданный словарь; все это было сдѣлано въ теченіе 11 лѣтъ.

Не могу покончить съ русской академіей, не сказавъ, что у меня по поводу ея было много непріятностей при дворѣ. Просвѣщенная часть общества отдавала мнѣ справедливость и сознавала, что учрежденіе русской академіи и быстрота, съ какой двигалось составленіе перваго у насъ словаря, стояла въ зависимости исключительно отъ моего патріотизма и моей энергіи. Но придворная партія находила, что словарь, расположенный въ словопроизводномъ порядкѣ, былъ очень неудобенъ, и сама императрица не разъ спрашивала меня, почему мы не составляли его въ алфавитномъ порядкѣ. Я сказала ей, что второе изданіе, которое появится черезъ три года послѣ перваго, будетъ издано въ алфавитномъ порядкѣ, но что первый словарь какого-нибудь языка долженъ быть этимологическій,такъ какъ долженъ отыскивать и объяснять корни и происхожденіе словъ. Не знаю, почему императрица, способная обнять самыя высокія мысли, не понимала меня. Мнѣ это было очень досадно, и какъ мнѣ ни было непріятно оглашать мнѣніе императрицы о нашемъ словарѣ, я рѣшила обсудить его въ первомъ нашемъ засѣданіи, исключивъ однако много мелкихъ вопросовъ, которыми меня постоянно осаждали; всѣ члены академіи, какъ я и ожидала, единогласно рѣшили, что первый словарь не можетъ быть составленъ иначе, а что вторично онъ будетъ изданъ полнѣе и въ алфавитномъ порядкѣ. Я передала императрицѣ рѣшеніе академиковъ и ихъ мотивы, но императрица не отказалась отъ своего мнѣнія. Она занималась въ то время составленіемъ также чего-то въ родѣ словаря, редактируемаго Палласомъ^[8]. Это былъ словарь девяноста или ста языковъ; нѣкоторые изъ нихъ имѣли всего двадцать словъ, напримѣръ: небо, земля, вода, отецъ, мать и т. п.; это ненужное и странное произведеніе внушало мнѣ отвращеніе, хотя всѣ его и расхваливали, какъ чудесный словарь. Чтобы отдохнуть отъ всего этого, я переѣхала на дачу (я выстроила тамъ каменный домъ) и совершенно отказалась отъ выѣздовъ и пріемовъ. Академія требовала отъ меня столько работы, что у меня совершенно не оставалось свободнаго времени. На мою долю выпала обязанность собрать всѣ слова, начинающіяся на извѣстныя три буквы алфавита; каждую субботу мы собирались для отысканія корней словъ, собранныхъ такимъ образомъ всѣми членами академіи. Кромѣ того я каждую недѣлю ѣздила на нѣсколько дней въ Царское Село. Такъ было занято все мое время.

Зимой мои сынъ получилъ двухмѣсячный отпускъ; я ему передала актомъ, скрѣпленнымъ ея величествомъ, состояніе его отца, оставивъ себѣ небольшую часть его; такимъ образомъ, я сняла съ себя обязанность управленія имъ. Онъ получилъ больше, чѣмъ сколько отецъ его оставилъ мнѣ и обоимъ дѣтямъ, и у него не было ни копѣйки долгу, такъ что я могла сказать другимъ и, что еще важнѣе, самой себѣ, что я недурно справилась съ задачей опекунши и управительницы всѣхъ имѣній, которыя остальные опекуны оставили всецѣло на моемъ попеченіи.

Лѣтомъ слѣдующаго года пріѣхала m‑me Гамильтонъ. Не съумѣю выразить, какое счастье мнѣ доставилъ пріѣздъ этого любимаго и почтеннаго друга. Вслѣдствіе особой милости императрицы, она была представлена ей въ Царскомъ Селѣ, гдѣ иностранцевъ обыкновенно не принимали.

Я испросила трехыѣсячный отпускъ и повезла m‑me Гамильтонъ въ Москву. Она осмотрѣла всѣ достопримѣчательности этого интереснаго города и его окрестностей; затѣмъ мы поѣхали въ мое любимое имѣніе, Троицкое, гдѣ мнѣ такъ хотѣлось жить и умереть. Меня привело въ восторгъ, что моей пріятельницѣ понравилась красивая мѣстность, въ которой былъ расположенъ этотъ прелестный уголокъ, и что она, хотя какъ англичанка и видѣла чудные парки своей родины, одобрила и мой садъ, который былъ не только распланированъ мной, но гдѣ каждое дерево и каждый кустъ были посажены по моему выбору и на моихъ глазахъ.

Изъ Троицкаго мы поѣхали въ мое помѣстье въ Бѣлоруссіи, подъ Могилевомъ, пожалованное мнѣ императрицей. Такимъ образомъ моя подруга увидѣла часть губерній Московской, Калужской, Смоленской и Могилевской. Въ концѣ осени мы вернулись въ Петербургъ. Въ это время разсматривались въ академіи сочиненія, присланныя разными учениками и написанныя на заданныя академіей темы; за первыя два лучшихъ сочиненія академія выдавала преміи. Я не любила появляться въ научныхъ конференціяхъ; тѣмъ болѣе мнѣ было непріятно предсѣдательствовать въ публичномъ засѣданіи; но я уступила усиленнымъ просьбамъ m‑me Гамильтонъ, которой непремѣнно хотѣлось видѣть, какъ я отправляю свои директорскія обязанности. День, назначенный для раздачи премій, былъ объявленъ заранѣе въ газетехъ и публики собралось очень много. Были иностранные министры и даже дамы; я сказала очень короткую рѣчь; хотя она продолжалась не болѣе пяти—шести минутъ, но мнѣ чуть не сдѣлалось дурно, такъ какъ смущеніе, всегда охватывавшее меня въ подобныхъ случаяхъ, и тутъ не пощадило меня; потъ выступалъ крупными каплями и мнѣ нѣсколько разъ пришлось отпить изъ приготовленнаго для меня стакана съ холодной водой. Конецъ засѣданія былъ для меня самымъ пріятнымъ моментомъ и съ тѣхъ поръ я никогда не предсѣдательствовала въ публичныхъ конференціяхъ.

До насъ дошла вѣсть о смерти отца Щербинина. Одна коварная подруга моей дочери, въ надеждѣ легче выманивать отъ нея деньги л драгоцѣнности, когда она не будетъ со мной, посовѣтовала ей сойтись съ мужемъ и написать по этому случаю Щербинину. Она такъ и сдѣлала; когда я объ этомъ узнала, я не сочла себя въ правѣ противиться ея рѣшенію, опираясь на свой материнскій авторитетъ, но со слезами и съ самой безграничной нѣжностью просила ее остаться со мной. Отъ горя, граничившаго съ отчаяніемъ, я заболѣла; зная расточительность своей дочери, я предвидѣла роковыя послѣдствія ея шага и предсказала все, что случилось съ тѣхъ поръ. Она обѣщала мнѣ не оставаться въ Петербургѣ и жить либо съ родными своего мужа, либо въ имѣніи. Я очень расхворалась; судороги и рвота причинили мнѣ разрывъ у пупка (une rupture dans le nombril), и я вскорѣ такъ ослабѣла, что моя сестра и m‑me Гамильтонъ боялись за мою жизнь. Я не узнавала улицъ, когда меня возили кататься, и, не помня ничего, кромѣ горя, доставленнаго мнѣ дочерью, все время говорила объ ожидающихъ ее несчастіяхъ. Однажды моя сестра и моя подруга повезли меня на мою дачу по Анненгофской дорогѣ; мы вышли изъ экипажа въ лѣсу, граничащемъ съ моей землей. Въ этой части моего имѣнія построекъ не было и стояли только ворота, сколоченныя изъ двухъ балокъ и поперечной перекладины. Карета ѣхала впереди; моя сестра и m‑me Гамильтонъ шли пѣшкомъ за ней; я немного отстала отъ нихъ и въ ту минуту, какъ я входила въ ворота, на меня обрушилась верхняя балка. На крикъ моей сестры сбѣжались мои люди, собиравшіе грибы въ лѣсу; я сѣла на землю и, уговаривая моихъ спутницъ успокоиться, сняла шляпу, которая кажется меня и защитила, и попросила ихъ посмотрѣть, не раздробленъ ли у меня черепъ, такъ какъ я чувствовала сильную боль въ томъ мѣстѣ, гдѣ меня ушибла балка. Наружныхъ признаковъ ушиба не было. Моя подруга настаивала, однако, на томъ, чтобы мы поскорѣе вернулись въ городъ посовѣтоваться съ докторомъ Роджерсономъ; я же находила, что мнѣ полезнѣе будетъ пройтись пѣшкомъ, чтобы возстановить правильное кровообращеніе. Вернувшись въ городъ, мы послали за докторомъ и онъ съ безпокойствомъ спросилъ меня, не чувствую ли я тошноты. Я улыбаясь отвѣтила ему, что тошнота у меня была, но что врядъ ли ему придется производить трепанацію, такъ какъ меня очевидно оберегаетъ какой-то геній, который заставляетъ меня жить вопреки моей волѣ и всевозможнымъ обстоятельствамъ. Дѣйствительно, ушибъ не повлекъ за собой никакихъ послѣдствій. Повидимому, физическія страданія не въ силахъ были меня погубить. Какъ пріятно было бы, если бы я такъ же хорошо была защищена отъ нравственныхъ мукъ! Мое разстроенное здоровье возстановлялось понемногу. Отъѣздъ моей подруги лѣтомъ слѣдующаго года повергъ меня въ уныніе, которое мнѣ удавалось побѣдить только безпрерывной дѣятельностью, то занимаясь дѣлами обѣихъ академій, то слѣдя за постройками у меня на дачѣ. Я даже работала съ каменщиками, выводя стѣны своего дома.

Слѣдующей зимой мой сынъ пріѣхалъ на короткое время въ Петербургъ съ княземъ Потемкинымъ. Возобновились нелѣпые слухи о томъ, что онъ будетъ фаворитомъ; однажды племянникъ князя Потемкина, Самойловъ, пріѣхалъ къ намъ и спросилъ, дома ли князь Дашковъ; его не оказалось дома; тогда Самойловъ поднялся ко мнѣ и послѣ нѣсколькихъ подготовительныхъ фразъ сообщилъ, что князь Потемкинъ желалъ бы видѣть у себя моего сына въ послѣ-обѣденное время, давая мнѣ понять, что его посѣщеніе будетъ имѣть особенные результаты. Я отвѣтила ему, что все сказанное имъ меня не касается и что онъ, вѣроятно, обязанъ передать это князю Дашкову, и прибавила, что я слишкомъ люблю императрицу, чтобы препятствовать тому, что можетъ доставить ей удовольствіе, но изъ уваженія къ самой себѣ не стану принимать участіе въ подобныхъ переговорахъ, и если мой сынъ^[9] когда-нибудь и сдѣлается фаворитомъ, я воспользуюсь его вліяніемъ только одинъ разъ, а именно, чтобы добиться отпуска на нѣсколько лѣтъ и разрѣшенія уѣхать за границу.

Когда отпускъ моего сына пришелъ къ концу, онъ уѣхалъ въ армію и, разлучаясь съ нимъ, я не такъ сильно горевала, такъ какъ съ его отъѣздомъ само собой прекратились всѣ эти предположенія. Лѣтомъ ея величество поѣхала въ Финляндію. Она такъ любезно и дружески просила меня сопровождать ее, какъ будто я этимъ приносила ей большую жертву, между тѣмъ какъ я была очень рада увидѣть Финляндію и вообще совершить поѣздку, надѣясь разсѣять ею мою грусть. Король шведскій долженъ былъ пріѣхать въ Фридрихсгамъ; мнѣ интересно было познакомиться съ нимъ и сравнить его съ герцогомъ Зудерманландскимъ, котораго я хорошо знала. Свиданіе двухъ просвѣщенныхъ, родственныхъ и сосѣднихъ государей обѣщало быть очень интереснымъ и я съ удовольствіемъ повиновалась желанію государыни, чтобы я ей сопутствовала.

Въ день нашего отъѣзда меня посѣтилъ шведскій повѣренный въ дѣлахъ, замѣнявшій Нолькена, получившаго отпускъ для того, чтобы поѣхать навстрѣчу королю. Онъ сообщилъ мнѣ, что король намѣревается возложить на меня крестъ ордена du Mérite, и съ удовольствіемъ узналъ о томъ, что я сопровождаю императрицу, такъ какъ давно уже желалъ со мной познакомиться.

— Мнѣ очень лестно слышать это, — возразила я; — но я умоляю васъ отговорить его величество отъ награжденія меня орденомъ: во 1‑хъ потому что я простушка и меня смущаетъ и та лента, которую я ношу; во 2‑хъ это отличіе, никогда еще не дарованное женщинѣ, надѣлаетъ мнѣ еще больше враговъ и возбудитъ всеобщую зависть, не доставляя мнѣ вмѣстѣ съ тѣмъ большого удовольствія. — Въ заключеніе, я попросила его увѣрить его величество, что глубоко цѣню его милость ко мнѣ и рѣшаюсь отказываться отъ нея только потому, что питаю безграничное уваженіе и довѣріе къ его просвѣщенному уму. Мы вечеромъ переѣхали на лодкахъ черезъ Неву на такъ называемую Выборгскую сторону, гдѣ насъ размѣстили по разнымъ улицамъ города; на мою долю пришелся очень хорошенькій и, главное, чистенькій домикъ. На слѣдующій день императрицѣ представились судья, администраторы и дворяне и она приняла ихъ съ той добротой и лаской, какою она привлекала къ себѣ всѣ сердца. Я не люблю подробно описывать свои путешествія и кое-что пропускаю; я забыла упомянуть, что мы провели ночь въ одномъ изъ императорскихъ имѣній въ очень комфортабельномъ дворцѣ. Я забыла также сказать, кто составлялъ свиту императрицы. Изъ женщинъ была я одна; кромѣ меня въ каретѣ ея величества были фаворитъ Ланской, графъ Иванъ Чернышевъ, графъ Строгановъ и Чертковъ, такъ что всѣхъ насъ было шестъ. Остальная свита состояла изъ оберъ-егермейстера Нарышкина, статсъ-секретаря графа Безбородко, управляющаго кабинетомъ Стрекалова и двухъ камергеровъ, посланныхъ впередъ на границу для встрѣчи короля. На слѣдующій день вечеромъ мы пріѣхали въ Фридрихсгамъ, гдѣ насъ размѣстили менѣе удобно; король пріѣхалъ только черезъ день. Его повели сперва въ покои императрицы; его свита осталась въ смежной комнатѣ и ее представили мнѣ. Мы познакомились, и когда появились оба монарха, императрица представила меня королю. Обѣдъ прошелъ очень оживленно; императрица имѣла послѣ обѣда еще одно частное совѣщаніе съ королемъ, что повторялось каждый день во время нашего пребыванія въ Фридрихсгамѣ.

У меня сложилось твердое убѣжденіе, что коронованныя особы не бываютъ искренни другъ съ другомъ; мнѣ даже кажется, что, несмотря на обоюдную любезность и на просвѣщенный умъ, онѣ въ концѣ концовъ становятся въ тягость другъ другу, такъ какъ общеніе между ними отягчается и усложняется политикой. На третій день шведскій король подъ именемъ графа Гаги пріѣхалъ ко мнѣ; я велѣла сказать, что меня нѣтъ дома и вечеромъ разсказала объ этомъ императрицѣ, но она осталась этимъ недовольна; тогда я ей отвѣтила, что врядъ ли король найдетъ удовольствіе въ обществѣ такого простого и искренняго существа, какъ я, такъ какъ со времени своего путешествія въ Парижъ онъ превратился совершенно во француза. Однако, императрица просила меня принять короля на слѣдующій день и задержать его подольше, изъ чего я заключила, что ей хотѣлось избавиться отъ него на нѣсколько часовъ. Я повиновалась и приняла короля. Нашъ разговоръ былъ весьма интересенъ. Его величество былъ очень уменъ, образованъ и краснорѣчивъ, но онъ обладалъ и всѣми предразсудками, присущими коронованнымъ особамъ; къ тому же онъ былъ королемъ-путешественникомъ, т. е. имѣлъ совершенно ложныя понятія о всемъ видѣнномъ имъ за границей, такъ какъ подобнымъ знатнымъ путешественникамъ показываютъ все съ лучшей стороны и все устроено и налажено такъ, чтобы производить самое лучшее впечатлѣніе. Путешествія монарховъ и ихъ наслѣдниковъ имѣютъ еще и ту дурную сторону, что, съ цѣлью заручиться ихъ расположеніемъ, не щадятъ лести и кажденія передъ ними. Возвратившись къ себѣ, они требуютъ отъ своихъ подданныхъ прямо обожанія и не довольствуются меньшимъ. Потому-то я всегда находила излишнимъ путешествія коронованныхъ особъ за границей и предпочитала, чтобы они ѣздили по своей странѣ, но безъ торжественности, которая бременемъ ложится не на дворъ, а на народъ, и съ твердымъ намѣреніемъ изучить все, касающееся каждой провинціи.

Во время нашего разговора я убѣдилась, что короля мистифицировали во Франціи и, впитывая въ себя расточаемую ему лесть, онъ слишкомъ благосклонно судилъ о странѣ и ея населеніи. Я не соглашалась съ королемъ, опираясь на оба мои пребыванія во Франціи и на свои путешествія внутри ея и въ сосѣднихъ странахъ, причемъ я полагала, что французамъ не стоило давать себѣ труда меня обманывать и потому они мнѣ позволили наблюдать жизнь, какою она была въ дѣйствительности. Знаменитый (своими несчастіями и гоненіями, которымъ онъ подвергся по смерти короля со стороны герцога Зудерманландскаго) графъ Армфельдъ часто соглашался со мной. Все-таки я была довольна, когда кончился этотъ визитъ и король отправился къ императрицѣ.

На слѣдующій день онъ уѣхалъ, одаривъ всю свиту императрицы. Онъ преподнесъ мнѣ лично въ знакъ особаго расположенія перстень съ его портретомъ, окруженнымъ большими бриліантами, совершенно уродовавшими кольцо. Мы тотчасъ же уѣхали изъ Фридрихсгама прямо въ Царское Село, куда пріѣхали за день до дня восшествія на престолъ императрицы, такъ что я уже не успѣла поѣхать въ городъ. Я поспѣшила вынуть брилліанты изъ кольца шведскаго короля и окружила его портретъ маленькими жемчугами, а брилліанты подарила своей племянницѣ Полянской, которая пріѣхала въ числѣ другихъ фрейлинъ на праздникъ восшествія на престолъ.

По возвращеніи свиты въ Царское Село я подверглась нелѣпому нападенію со стороны фаворита Ланского. Въ качествѣ оберъ-гофмейстера князь Барятинскій получилъ приказаніе ежедневно посылать въ академію для напечатанія въ газетѣ отчетъ о нашемъ путешествіи, остановкахъ въ разныхъ городахъ, пріемахъ и т. п. Когда князь Барятинскій сообщилъ мнѣ объ этомъ, я отвѣтила, что все подписанное имъ будетъ напечатано безъ замедленія, что это давно уже мною приказано, равно какъ приказано помѣщать касательно нашего двора только статьи, за подписью князя или гофмаршала Орлова, не мѣняя въ нихъ ничего, даже орѳографіи. Ланской объявилъ мнѣ, что петербургская газета въ этихъ отчетахъ послѣ императрицы упоминала только мое имя.

— Спросите объ этомъ князя Барятинскаго, — отвѣтила я; — я не писала и не редактировала этихъ отчетовъ; съ тѣхъ поръ, какъ я управляю академіей, въ газетѣ помѣщаются о нашемъ дворѣ исключительно статьи, подписанныя имъ или Орловымъ.

— Однако, — возразилъ онъ, — кромѣ императрицы упоминается только ваше имя.

— Я вамъ уже сказала, чтобы вы обратились къ князю Барятинскому за разъясненіемъ, почему ваши имена не помѣщены въ газетѣ; я не читала этихъ отчетовъ и вовсе не касалась ихъ.

Однако, Ланской все продолжалъ повторять то же самое. Меня это вывело изъ терпѣнія и я сказала:

— Знаете что, милостивый государь, какъ ни велика честь обѣдать съ государыней — и я ее цѣню по достоинству, — но она меня не удивляетъ, такъ какъ съ тѣхъ поръ, какъ я вышла изъ младенческихъ лѣтъ, я ею пользовалась. Покойная императрица Елизавета была моей крестной матерью. Она бывала у насъ въ домѣ каждую недѣлю и я часто обѣдала у нея на колѣняхъ, а когда я могла сидѣть на стулѣ, я обѣдала рядомъ съ ней. Слѣдовательно, врядъ ли я стала бы печатать въ газетахъ о преимуществѣ, къ которому я привыкла съ дѣтства и которое мнѣ принадлежитъ по праву рожденія.

Я думала, что на этомъ нелѣпый разговоръ и закончится; ничуть не бывало, онъ настаивалъ на своемъ. Зала наполнялась приглашенными и я ему сказала очень громко, чтобы быть услышанной всѣми, что лицо, во всѣхъ своихъ поступкахъ движимое только честностью и ставящее цѣлью своей службы исключительно благо страны, можетъ и не пользоваться блестящимъ состояніемъ и вліяніемъ при дворѣ, но зато чувствуетъ внутренній миръ и, спокойно держась намѣченнаго пути, нерѣдко переживаетъ тѣ снѣжные или водяные пузыри^[10], которые лопаются на его глазахъ. Наконецъ, императрица своимъ появленіемъ избавила меня отъ продолженія этого глупаго разговора.

Въ теченіе зимы у меня было много домашняго горя, которое сильно расшатало мое здоровье.

Весной я испросила двухмѣсячный отпускъ и поѣхала въ Троицкое, оттуда въ Круглое, гдѣ я оставалась только недѣлю, но съ удовольствіемъ замѣтила, что земля становилась плодороднѣе, а мои крестьяне стали болѣе достаточными и трудолюбивыми; оии владѣли вдвое большимъ количествомъ скота и лошадей, чѣмъ когда я ихъ получила, и они почитали себя счастливѣе, чѣмъ въ періодъ своей принадлежности сперва Польшѣ, а затѣмъ казнѣ. Попеченія объ обѣихъ академіяхъ разсѣивали грустныя мысли, которыя болѣе чѣмъ когда-либо овладѣвали мной.

Вскорѣ возникшая война съ Швеціей, обнаружившая во всѣмъ блескѣ твердоеть характера императрицы, послужила поводомъ къ довольно странному инциденту. Я познакомилась съ герцогомъ Зудерманландскимъ, братомъ шведскаго короля, во время перваго моего путешествія за границу. Онъ послалъ въ Кронштадтъ парламентера съ письмомъ къ адмиралу Грейгу, въ которомъ просилъ его переслать мнѣ письмо и ящикъ, найденный имъ на одномъ изъ захваченныхъ судовъ. Адмиралъ Грейгъ, будучи иностранцемъ и близкимъ моимъ другомъ, нашелъ нужнымъ дѣйствовать въ этомъ случаѣ съ величайшей осторожностью: онъ послалъ и ящикъ и письмо въ Совѣтъ въ Петербургъ, гдѣ императрица засѣдала почти на каждомъ собраніи. Она приказала отослать мнѣ ящикъ и письмо, не вскрывая ихъ. Я была на дачѣ и чрезвычайно удивилась, когда мнѣ доложили, что пріѣхалъ курьеръ изъ Совѣта; онъ передалъ мнѣ толстый пакетъ отъ знаменитаго Франклина^[11] и очень лестное письмо отъ герцога Зудерманландскаго, въ которомъ онъ меня извѣщалъ, что вслѣдствіе войны, возникшей между Россіей и Швеціей, онъ захватилъ одно судно, на которомъ и нашелъ посылку, адресованную на мое имя, и что, сохранивъ ко мнѣ уваженіе, вызванное нашимъ знакомствомъ въ Ахенѣ и Спа, онъ спѣшитъ послать мнѣ означенную посылку, такъ какъ не желаетъ, чтобы война, столь неестественная между двумя монархами, связанными столь близкими родственными узами, распространила свое вліяніе и на личныя отношенія частныхъ людей. Я отослала курьера, сказавъ ему, что я сейчасъ же поѣду во дворецъ и покажу императрицѣ письма. Я дѣйствительно поѣхала въ городъ прямо ко двору, хотя было четыре часа дня, т. е. такой часъ, когда даже министры не ѣздили къ императрицѣ. Войдя въ уборную, я сказала лакею, чтобы онъ доложилъ императрицѣ, что, если она не занята, я буду счастлива поговорить съ ней и показать ей бумаги, которыя получила утромъ. Императрица приняла меня въ спальнѣ; она писала за маленькимъ столикомъ; я передала ей письмо герцога Зудерманландскаго, «а это, сказала я, письмо отъ Франклина и отъ секретаря филадельфійскаго философскаго общества; я состою его недостойнымъ членомъ». Когда императрица прочла письмо герцога, я спросила ея приказаній на этотъ счетъ. «Пожалуйста, отвѣтила она, не продолжайте этой переписки и не отвѣчайте на письмо».

— Наша переписка не будетъ продолжаться. Это первое письмо, которое я получила отъ герцога за двѣнадцать лѣтъ, — отвѣтила я, — и не велика бѣда, если я покажусь ему невоспитанной и грубой, не отвѣчая на письмо; я бы рада была приносить вашему величеству большія жертвы. Но позвольте вамъ напомнить правдивый портретъ герцога, который я вамъ нарисовала. Можетъ быть, вы согласитесь со мной, что онъ сдѣлалъ мнѣ честь написать это письмо не для моихъ прекрасныхъ глазъ, а потому, что онъ желалъ бы найти какой-нибудь предлогъ, чтобы вступить въ переговоры о собственныхъ своихъ интересахъ, совершенно отличныхъ отъ интересовъ его брата, короля шведскаго.

Однако ея величество со мной не согласилась, и черезъ нѣсколько мѣсяцевъ оказалось, что я правильно оцѣнила герцога и что можно было заставить его измѣнить интересамъ его брата и парализовать дѣйствія шведскаго флота.

Выходя изъ аппартаментовъ императрицы, настоятельно приглашавшей меня остаться на спектакль въ Эрмитажѣ, я встрѣтила въ пріемной одного только Ребиндера, такъ какъ рано еще было собираться гостямъ. Ребиндеръ былъ въ полномъ смыслѣ слова порядочный человѣкъ и очень дружески ко мнѣ расположенъ. Поздоровавшись со мной, онъ объявилъ мнѣ, что знаетъ, почему я была у императрицы.

— Весьма вѣроятно, — отвѣтила я, — скажите только, какимъ образомъ вы это узнали?^[12]

— Я получилъ письмо изъ Кіева, — отвѣтилъ онъ, — въ которомъ мнѣ пишутъ, что вашъ сынъ женился по выходѣ его полка изъ Кіева, во время одной изъ стоянокъ.

Я чуть не упала въ обморокъ, но собралась съ силами и спросила имя невѣсты моего сына. Онъ мнѣ назвалъ фамилію Алферовой и, видя, что со мной дѣлается дурно, не могъ понять, почему его слова такъ на меня подѣйствовали.

— Ради Бога, стаканъ воды! — сказала я.

Онъ побѣжалъ за водой, и когда я пришла немного въ себя, я ему сказала, что мое свиданіе съ государыней касалось письма, полученнаго мною отъ герцога Зудерманландскаго и что я впервые отъ него узнаю о свадьбѣ сына, которая, очевидно, очень неудачна, если онъ не спросилъ у меня даже разрѣшенія на нее. Бѣдный Ребиндеръ былъ въ отчаяніи, что сообщилъ мнѣ столь непріятную новость, но я попросила его не говорить больше объ этомъ и развлечь меня другимъ разговоромъ, дабы я могла собраться съ силами и исполнить приказаніе, столь милостиво отданное государыней, провести вечеръ съ ней.

Но это усиліе надъ собой чуть не стало для меня роковымъ. Всѣ замѣтили, что я была взволнована, и, пожалуй, заключили бы изъ этого, что я состою въ преступной перепискѣ съ врагами государства, если бы императрица нѣсколько разъ не заговаривала со мной очень ласково; замѣтивъ, что я была печальна и такъ задумчива, что не слышала ничего, что дѣлалось на сценѣ, она старалась развлечь меня веселыми и смѣшными разговорами, которые она одна умѣла придумывать въ одну минуту.

Послѣ спектакля я не пошла къ императрицѣ, какъ то дѣлали ея приближенные, а поѣхала домой. У меня сдѣлалась нервная лихородка и въ теченіе нѣсколькихъ дней мое горе было столь велико, что я могла только плакать. Я сравнивала поступокъ сына съ поведеніемъ моего мужа относительно своей матери, когда онъ собирался на мнѣ жениться; я думала, что всевозможныя жертвы, принесенныя мною дѣтямъ, и непрестанныя заботы о воспитаніи сына, всецѣло поглотившія меня въ теченіе столькихъ лѣтъ, давали мнѣ право на довѣріе и почтеніе съ его стороны. Я предполагала, что заслужила больше моей свекрови дружбу и уваженіе своихъ дѣтей, и что мой сынъ посовѣтуется со мной, предпринимая столь важный для нашего общаго счастья шагъ, какъ женитьба. — Два мѣсяца спустя я получила письмо, въ которомъ онъ просилъ у меня разрѣшенія жениться на этой особѣ, тогда какъ весь Петербургъ уже зналъ объ его нелѣпой свадьбѣ^[13] и обсуждалъ ее на всѣхъ перекресткахъ. Я уже собрала свѣдѣнія о всей семьѣ его жены и чуть съ ума не сошла отъ горя, получивъ это письмо, какъ бы въ насмѣшку испрашивающее у меня разрѣшеніе на уже совершившійся фактъ. Одновременно съ его письмомъ я получила и посланіе отъ фельдмаршала графа Румянцева, въ которомъ онъ говорилъ мнѣ о предразсудкахъ, касающихся знатности рода, о непрочности богатства и какъ будто преподавалъ мнѣ совѣты. Словомъ, его письмо было смѣшно, если не сказать больше, тѣмъ болѣе, что я никогда не давала ему ни повода, ни права становиться между мной и сыномъ въ столь важномъ вопросѣ. Я отвѣтила ему въ насмѣшливомъ тонѣ, скрытомъ подъ самой изысканной вѣжливостью, увѣряя его, что въ числѣ безумныхъ идей, внѣдренныхъ, можетъ быть, въ моей головѣ, никогда не существовало слишкомъ высокаго и преувеличеннаго мнѣнія о знатности рожденія и что, не обладая краснорѣчіемъ его сіятельства, не возьмусь объяснять ему, почему я предпочитаю всѣмъ подобнымъ пустымъ предразсудкамъ хорошее воспитаніе и нераздѣльную съ нимъ чистоту нравовъ и т. п.

Сыну своему я написала только нѣсколько словъ: «Когда вашъ отецъ собирался жениться на графинѣ Екатеринѣ Воронцовой, онъ поѣхалъ въ Москву испросить разрѣшенія на то своей матери; я знаю, что вы уже женаты нѣсколько времени; знаю также, что моя свекровь не болѣе меня была достойна имѣть друга въ почтительномъ сынѣ».

У меня открылась нервная лихорадка, я потеряла аппетитъ и съ каждымъ днемъ худѣла. Зимой я почувствовала себя физически лучше и усердно занималась дѣлами въ качествѣ директора одной академіи и президента другой. Я взяла на себя собрать слова^[14], начинающіяся на опредѣленныя три буквы алфавита, и согласилась исполнить работу, порученную мнѣ членами академіи и состоявшую въ точномъ и ясномъ объясненіи всѣхъ словъ, имѣющихъ отношеніе къ нравственности, политикѣ и управленію государствомъ. Эта задача, довольно трудная для меня, поглощала много времени и на нѣсколько часовъ въ день отвлекала меня отъ грустныхъ мыслей, осаждавшихъ меня.

Я нигдѣ не бывала и ѣздила только два — три раза въ недѣлю къ императрицѣ, гдѣ проводила вечеръ въ избранномъ обществѣ, составлявшемъ интимный кружокъ императрицы. Весной я переселилась на дачу моего отца; она была дальше моей, которая еще достраивалась, и мало кто тревожилъ меня въ моемъ уединеніи, да и тѣ безпокоились напрасно, такъ какъ я никого не принимала. Все это лѣто я была въ такомъ грустномъ настроеніи, что мной овладѣвали черныя мысли, побѣждаемыя мною только съ помощью неба; съ той минуты, какъ я поняла, что покинута своими дѣтьми, жизнь стала для меня тяжелымъ бременемъ, и я безропотно и съ радостью отдала бы ее первому встрѣчному, который пожелалъ бы отнять ее у меня.

Въ слѣдующемъ году было еще хуже. Получивъ двухмѣсячный отпускъ, я посѣтила Троицкое и Круглое. Когда я вернулась, моя сестра Полянская объявила мнѣ, что по требованію одной портнихи, нѣкой Генуци, полиція запретила моей дочери выѣздъ изъ Петербурга, такъ что она даже была подъ надзоромъ; между тѣмъ она была больна и докторъ Роджерсонъ сообщилъ ей, что жизнь ея окажется въ опасности, если она какъ можно скорѣй не поѣдетъ на воды въ Ахенъ. Я дала пройти три дня, дабы моя дочь не приписала мое посѣщеніе вліянію сестры, и на четвертый день послѣ этого разговора, несказанно огорчившаго меня, поѣхала къ ней попозже вечеромъ, чтобы никого у нея не встрѣтить. Она была на ногахъ, но очень измѣнилась; она дышала, съ трудомъ и цвѣтъ лица у нея былъ зеленый. Увидѣвъ меня, она хотѣла было броситься мнѣ въ ноги; но я ее остановила и, поцѣловавъ, сказала, что она должна успокоиться и беречься и что все устроится къ лучшему. Я сократила свое посѣщеніе, полагая, что она нуждалась въ отдыхѣ послѣ волненія вслѣдствіе моего внезапнаго появленія. Мнѣ также необходимо было остаться одной и даже лечь въ постель, чтобы успокоить свои нервы. На слѣдующій день я вернулась къ ней, и когда ей стало лучше, я предложила ей поселиться со мной на дачѣ возлѣ Петербурга и обѣщала ей уладить дѣла съ кредиторами и испросить для нея у ея величества разрѣшеніе ѣхать въ Ахенъ, куда и отправлю ее лѣтомъ, поручившись за ея долги и давъ ей необходимые для путешествія деньги. Она поправилась немного, и когда я все устроила, уѣхала въ Ахенъ. Я дала ей въ спутницы миссъ Бетсъ^[15] и сама осталась одна въ Киріановѣ.

Я условилась съ дочерью, что по окончаніи леченія она вернется ко мнѣ, не теряя времени. Вмѣсто этого она поѣхала послѣ леченія въ Вѣну, а оттуда въ Варшаву, и 14,000 р., данные мною на путешествіе, оказались истраченными на эти ненужныя поѣздки. Она снова надѣлала долговъ и подверглась опасности, такъ какъ попала въ Польшу во время охватившей ее революціи. Добрая миссъ Бетсъ, предполагая, что госпожа Щербинина будетъ путешествовать неопредѣленное время, попросила позволенія вернуться ко мнѣ и проѣхала всю Германію, имѣя съ собой только одного лакея — нѣмца, знавшаго языкъ страны. Для меня было, конечно, очень пріятно имѣть ее съ собой, но съ другой стороны я скорбѣла о томъ, что моя дочь разсталась съ этой доброй особой, ограждавшей ее отъ безсовѣстной эксплуатаціи окружавшихъ ее людей; вмѣстѣ съ тѣмъ она рѣшилась снова подвергнуть себя непріятностямъ и огорчить свою нѣжную мать, великодушно простившую ей все горе, которое она ей доставила.

Миссъ Бетсъ нашла во мнѣ большую перемѣну и не съумѣла скрыть свою печаль и изумленіе по этому случаю. Она была еще больше поражена, когда я ей разсказала, что за послѣдніе два мѣсяца каждый день, вставая, я не знала, дотяну ли я день до конца или покончу съ собой. Однако самоубійство по зрѣломъ размышленіи показалось мнѣ малодушіемъ и трусостью и это удержало меня отъ исполненія моего намѣренія, хотя я съ радостью пошла бы навстрѣчу смерти, если бы получила ее изъ другихъ рукъ, а не изъ своихъ собственныхъ. Зимой я менѣе страдала отъ ревматизма, ухудшившагося вслѣдствіе сырости моей дачи. Я выѣзжала кататься въ экипажѣ и по обыкновенію два раза въ недѣлю обѣдала у императрицы. Однажды за обѣдомъ дежурный генералъ-адъютантъ, графъ Брюсъ, разсказалъ, съ какой беззавѣтной храбростью солдаты взбирались на стѣну города, съ которой стрѣляли по нимъ.

— Меня это не удивляетъ, — отвѣтила я; — мнѣ кажется, что самый большой трусъ можетъ вызвать въ себѣ минутную храбрость; онъ бросается въ аттаку, потому что самъ знаетъ, что долго она не продолжится. Впрочемъ, извините меня, графъ, но я считаю героическимъ мужествомъ не храбрость въ сраженіи, а способность жертвовать собой и долго страдать, зная, какія мученія ожидаютъ васъ впереди. Если будутъ постоянно тереть тупымъ деревяннымъ оружіемъ одно и то же мѣсто на рукѣ и вы будете терпѣть это мученіе не уклоняясь отъ него, я сочту васъ мужественнѣе, чѣмъ если бы вы два часа сряду шли прямо на врага.

Императрица меня поняла, но милый графъ запутался въ какихъ-то туманныхъ объясненіяхъ, и въ концѣ концовъ упомянулъ о самоубійствѣ, какъ о доказательствѣ мужества. Я сказала, что много думала надъ этимъ вопросомъ и, обсудивъ все, что прочла о немъ, пришла къ заключенію, что независимо отъ того, что, убивая себя, человѣкъ грѣшитъ противъ своего Создателя и противъ общества, этимъ онъ ясно доказываетъ, что къ этому малодушному поступку привелъ его недостатокъ мужества и терпѣнія. Императрица не спускала съ меня глазъ, и я сказала ей улыбаясь, что я никогда ничего не предприму ни для ускоренія, ни для отдаленія своей смерти, и что вопреки софизму Ж. Ж. Руссо, плѣнившему меня въ дѣтствѣ (я тогда уже любила храбрость), я нахожу, что дамъ болѣе яркое доказательство твердости своего характера, если съумѣю страдать, не прибѣгая къ лекарству, которымъ не въ правѣ пользоваться. Императрица спросила меня, о какомъ софизмѣ я говорю и въ какомъ сочиненіи Руссо онъ заключается.

— Онъ говоритъ въ «Новой Элоизѣ»: «Напрасно боятся смерти, такъ какъ пока мы живемъ — ея нѣтъ, а когда она наступаетъ, мы уже не существуемъ».

— Это очень опасный авторъ — отвѣтила государыня; — его стиль увлекаетъ и горячія молодыя головы воспламеняются.

— Когда я была въ Парижѣ, ваше величество, одновременно съ нимъ, я не хотѣла его видѣть. Уже одно то, что онъ жилъ въ Парижѣ инкогнито, доказываетъ, что скромность его была притворна и что онъ снѣдаемъ былъ честолюбіемъ и желаніемъ наполнить своимъ именемъ весь міръ. Его произведенія, конечно, опасны, какъ ваше величество только что изволили говорить, потому что молодыя головы легко могутъ принять его софизмы за силлогизмы.

Съ этого дня императрица пользовалась каждымъ случаемъ, чтобы развлечь меня, и эта доброта меня глубоко трогала.

Однажды утромъ, мы остались съ ней вдвоемъ и она попросила меня написать русскую пьесу для своего театра въ Эрмитажѣ. Я тщетно увѣряла ее, что у меня не было ни малѣйшаго таланта къ подобнымъ произведеніямъ; она настаивала на своемъ, объясняя свое упорство тѣмъ, что она на опытѣ знаетъ, какъ подобная работа забавляетъ и занимаетъ автора. Я принуждена была обѣщать ей, что исполню ея желаніе, но поставила условіемъ, что она прочтетъ первые два акта, поправитъ и откровенно скажетъ, не лучше ли бросить ихъ въ огонь. Въ тотъ же вечеръ я написала оба акта и отнесла ихъ государынѣ. Пьеса называлась по имени главнаго дѣйствующаго лица «Тоисіоковъ»; не желая, чтобы думали, что я хочу изобразить какое-нибудь лицо въ Петербургѣ, я избрала наиболѣе распространенный у насъ типъ безхарактернаго человѣка, которымъ наше общество, къ сожалѣнію, изобилуетъ. Ея величество удалилась со мной въ спальню, чтобы прочесть мой экспромтъ, который мнѣ казался недостойнымъ такой чести; она смѣялась надъ различными сценами и не знаю, вслѣдствіе ли своей снисходительности или пристрастія, которое она иногда выражала мнѣ, она объявила ихъ превосходными. Я разсказала ей планъ всей пьесы и развязку, предполагаемую въ третьемъ актѣ. Но ея величество заставила меня обѣщать, что я напишу ее въ пяти актахъ; но кажется пьеса отъ этого не выиграла, такъ какъ дѣйствіе оказалось растянутымъ и скучнымъ. Я ее кончила какъ могла, и черезъ два дня она была уже переписана набѣло и въ рукахъ императрицы. Она была играна въ Эрмитажѣ и впослѣдствіи напечатана.

На слѣдующій годъ я попросила у ея величества разрѣшеніе для моего сына покинуть армію на два, три мѣсяца и поѣхать въ Варшаву съ тѣмъ, чтобы заплатить долги сестры и привезти ее на родину. Государыня на это согласилась и я отдала по этому случаю всѣ деньги, какія имѣла, и въ продолженіе шести мѣсяцевъ жила долгами, такъ какъ только въ концѣ этого періода стали поступать мои доходы. Мой сынъ совершилъ упомянутое путешествіе и привезъ свою сестру въ Кіевъ, къ мѣсту своего служенія. Оттуда оба они написали мнѣ объ этомъ. Я уже нѣсколько лѣтъ не получала писемъ отъ моихъ дѣтей, а такъ какъ никто и ничто не вытѣснило ихъ изъ моего сердца, то можно себѣ представить, какъ я была несчастна.

Подъ начальствомъ моего брата по таможнѣ служилъ одинъ молодой человѣкъ по фамиліи Радищевъ; онъ учился въ Лейпцигѣ и мой братъ былъ къ нему очень привязанъ. Однажды въ русской академіи, въ доказательство того, что у насъ было много писателей, не знавшихъ родного языка, мнѣ показали брошюру, написанную Радищевымъ. Брошюра заключала въ себѣ біографію одного товарища Радищева по Лейпцигу, нѣкоего Ушакова, и панегирикъ ему. Я въ тотъ же вечеръ сказала брату, который послалъ уже купить эту брошюру, что его протеже страдаетъ писательскимъ зудомъ, хотя ни его стиль, ни мысли не разработаны и что въ его брошюрѣ встрѣчаются даже выраженія и мысли, опасныя по нашему времени. Черезъ нѣсколько дней братъ сказалъ мнѣ, что я слишкомъ строго осудила брошюру Радищева; прочтя ее, онъ нашелъ только, что она ненужна, такъ какъ Ушаковъ не сдѣлалъ и не сказалъ ничего замѣчательнаго.

— Можетъ быть, я слишкомъ строго къ нему отнеслась, возразила я. Однако, видя, что братъ интересуется этимъ молодымъ человѣкомъ, я сочла своимъ долгомъ сообщить ему, какое заключеніе я вывела изъ этой глупой брошюрки: человѣкъ, существовавшій только для ѣды, питья и сна, могъ найти себѣ панегириста только въ томъ, кто снѣдаемъ жаждой распространять свои мысли посредствомъ печати, и что этотъ писательскій зудъ можетъ побудить Радищева написать впослѣдствіи что-нибудь еще болѣе предосудительное. Дѣйствительно, слѣдующимъ лѣтомъ я получила въ Троицкомъ очень печальное письмо отъ брата, въ которомъ онъ мнѣ сообщалъ, что мое пророчество исполнилось; Радищевъ издалъ несомнѣнно зажигательное произведеніе, за что его сослали въ Сибирь. Я далека была отъ мысли радоваться, что мои выводы оказались вѣрными, и меня опечалила судьба Радищева, и еще болѣе горе моего брата, которое, какъ я знала, не скоро еще уляжется. Я даже предвидѣла, что фаворитъ, съ которымъ графъ Александръ былъ въ натянутыхъ отношеніяхъ, не преминетъ попытаться набросить тѣнь и на него по этому случаю. Онъ дѣйствительно такъ и сдѣлалъ; при другомъ государѣ ему удалось бы и повредить ему, но на Великую Екатерину его слова не произвели никакого впечатлѣнія. Однако этотъ инцидентъ и интриги генералъ-прокурора внушили моему брату отвращеніе къ службѣ и онъ попросилъ годового отпуска, ссылаясь на разстроенное здоровье, требовавшее покоя и деревенскаго воздуха. Когда онъ уѣхалъ въ свои помѣстья, я очутилась одна въ Петербургѣ, въ обществѣ, ставшемъ мнѣ ненавистнымъ; но меня поддерживала надежда на его возвращеніе; однако до истеченія срока отпуска онъ подалъ прошеніе объ отставкѣ и получилъ ее.

Онъ кончилъ свою полезную для отечества службу въ 1794 г. Черезъ полтора года послѣ его отъѣзда, вдова одного изъ нашихъ знаменитыхъ драматическихъ авторовъ, Княжнина, попросила меня напечатать въ пользу ея дѣтей послѣднюю написанную имъ и еще не изданную трагедію.

Мнѣ доложилъ объ этомъ одинъ изъ совѣтниковъ канцеляріи академіи наукъ, Козодавлевъ. Ему я и поручила прочесть ее и сообщить мнѣ, нѣтъ ли въ трагедіи чего-нибудь противнаго законамъ или религіи, и добавила, что охотно даю ему это порученіе, такъ какъ онъ превосходно владѣетъ русскимъ языкомъ и, будучи самъ писателемъ, можетъ судить о томъ, что можно или нельзя напечатать у насъ. Козодавлевъ сообщилъ мнѣ, что пьеса содержитъ въ себѣ историческіе факты, происшедшіе въ Новгородѣ, что онъ ничего не нашелъ въ ней предосудительнаго и что развязка заключается въ торжествѣ русскаго государя и изъявленіи покорности Новгородомъ и мятежниками. Тогда я велѣла напечатать ее съ тѣмъ, чтобы вдова понесла возможно менѣе расходовъ. Трудно себѣ представить, какія нелѣпыя послѣдствія это повлекло за собой. Графъ Иванъ Салтыковъ, никогда ничего не читавшій, по чьему-то наущенію объявилъ фавориту графу Зубову, что онъ прочелъ эту трагедію, и что она является чрезвычайно опасной въ данное время. Не знаю, прочла ли ее императрица или графъ Зубовъ, но въ результатѣ ко мнѣ явился полиціймейстеръ и очень вѣжливо попросилъ меня отдать соотвѣтствующее приказаніе хранителю книжнаго магазина академіи, такъ какъ императрица приказала ему взять всѣ находившіеся въ немъ экземпляры трагедіи, находя ее слишкомъ опасной для распространенія въ публикѣ. Я исполнила его просьбу, предупредивъ, что врядъ ли онъ найдетъ эту книгу въ магазинѣ, такъ какъ она помѣщена въ послѣднемъ томѣ «Россійскаго Ѳеатра», издаваемаго академіей въ свою пользу; я добавила, что онъ могъ испортить этотъ томъ, вырвавъ изъ него названную комедію, но что мнѣ это кажется смѣшнымъ, такъ какъ это произведеніе гораздо менѣе опасно для государей, чѣмъ нѣкоторыя французскія трагедіи, которыя играютъ въ Эрмитажѣ. Днемъ ко мнѣ явился генералъ-прокуроръ сената Самойловъ, съ упрекомъ отъ имени императрицы, что я напечатала эту пьесу Княжнина. Не знаю, хотѣли ли меня этимъ напугать или разсердить, но во всякомъ случаѣ ни того, ни другого не достигли. Я очень твердо и спокойно отвѣтила гр. Самойлову, что удивляюсь, какъ ея величество можетъ допустить мысль, что я буду способствовать распространенію произведенія, могущаго нанести ей вредъ. Самойловъ сообщилъ, что императрица намекнула и на брошюру Радищева, говоря, что трагедія Княжнина является вторымъ опаснымъ произведеніемъ, напечатаннымъ въ академіи; въ отвѣтъ, на это я выразила желаніе, чтобы императрица прочла ихъ и въ особенности сравнила эту пьесу съ тѣми, которыя даются на ея сценѣ и въ общественномъ театрѣ; «наконецъ, добавила я, это меня не касается, такъ какъ я подвергла ее цензурѣ совѣтника Козодавлева, прежде чѣмъ разрѣшить вдовѣ автора печатать ее въ свою пользу»; въ заключеніе я выразила надежду, что меня не будутъ больше безпокоить по поводу этой исторіи.

На слѣдующій день, вечеромъ, я по обыкновенію поѣхала къ императрицѣ провести вечеръ съ ней въ интимномъ кружкѣ. Когда императрица вошла, ея лицо выражало сильное неудовольствіе. Подходя къ ней, я спросила ее, какъ она себя чувствуетъ.

— Очень хорошо, — отвѣтила она, — но что я вамъ сдѣлала, что вы распространяете произведенія, опасныя для меня и моей власти.

— Я, ваше величество? — Нѣтъ, вы не можете этого думать.

— Знаете ли, — возразила императрица, — что это произведеніе будетъ сожжено палачомъ.

Я ясно прочла на ея лицѣ, что эта послѣдняя фраза была ей внушена кѣмъ-то и что эта идея была чужда ея уму и сердцу.

— Мнѣ это безразлично, ваше величество, такъ какъ мнѣ не придется краснѣть по этому случаю. Но, ради Бога, прежде чѣмъ совершить поступокъ, столь мало гармонирующій со всѣмъ тѣмъ, что вы дѣлаете и говорите, прочтите пьесу и вы увидите, что ея развязка удовлетворитъ васъ и всѣхъ приверженцевъ монархическаго образа правленія; но, главнымъ образомъ, примите во вниманіе, ваше величество, что хотя я и защищаю это произведеніе, я не являюсь ни его авторомъ, ни лицомъ, заинтересованнымъ въ его распространеніи.

Я сказала эти послѣднія слова достаточно выразительно, чтобы этотъ разговоръ окончился; императрица сѣла играть; и сдѣлала то же самое.

Черезъ день я поѣхала къ императрицѣ съ обычнымъ докладомъ, твердо рѣшивъ, что, если она не позоветъ меня какъ всегда въ комнату брилліантовъ^[16], я не буду больше ѣздить къ ней по утрамъ и, не откладывая, подамъ прошеніе объ отставкѣ.

Самойловъ, выходя отъ императрицы, шепнулъ мнѣ: «Императрица сейчасъ выйдетъ; будьте покойны; она на васъ не сердится». Я отвѣтила ему громко, чтобы меня слышали всѣ присутствующіе:

— Мнѣ нечего волноваться, такъ какъ я ничего дурного не сдѣлала. Мнѣ было бы досадно за императрицу, если бы она питала несправедливыя чувства ко мнѣ; впрочемъ, я вѣдь не впервые переношу несправедливости.

Императрица вскорѣ появилась и, давъ присутствующимъ поцѣловать руку, сказала мнѣ: «Пойдемъ со мной, княгиня». Надѣюсь, что читатели этихъ записокъ повѣрятъ мнѣ, что это приглашеніе доставило мнѣ огромное удовольствіе, не столько за себя, сколько за императрицу, такъ какъ я съ грустью должна была сознаться, что моя КНЯГИНЯ ЕКАТЕРИНА РОМАНОВНА ДАШКОВА.
Съ гравюры Майера, сдѣланной съ портрета, писаннаго Левицкимъ. отставка и отъѣздъ изъ Петербурга не послужили бы къ ея чести. Надѣюсь также, что мнѣ не припишутъ суетности, которая никогда мнѣ и въ голову не приходила.

Словомъ, я была очень рада, что императрица не заставила меня окончательно порвать съ ней, и какъ только я переступила порогъ, я попросила ее дать мнѣ поцѣловать руку и забыть все происшедшее за послѣдніе дни. Императрица начала было: «Но въ самомъ дѣлѣ, княгиня…», но я ее прервала, сказавъ, что черная кошка проскочила между нами и не слѣдуетъ ее звать назадъ. Императрица, смѣясь, заговорила о другомъ; я сама была очень весела и за обѣдомъ заставила ее хохотать.

Война съ Швеціей закончилась миромъ, подписаннымъ въ августѣ 1790 г. Можно было надѣяться на заключеніе весьма славнаго для насъ мира и съ Турціей. Всѣ радовались въ Петербургѣ. Вскорѣ дѣйствительно былъ подписанъ миръ, достойный высокихъ подвиговъ нашей арміи, беззавѣтнаго патріотизма нѣкоторыхъ генераловъ и офицеровъ. Никакія интриги французовъ не могли впослѣдствіи подвинуть Турцію на новую войну съ Россіей; она ея боялась. Мнѣ хотѣлось увидѣться съ братомъ, пожить въ моемъ любимомъ имѣніи и совсѣмъ удалиться со службы и отъ жизни въ туманной столицѣ, но я не хотѣла уѣхать изъ Петербурга, не заплативъ долговъ дочери. У меня былъ еще свой долгъ въ банкѣ въ 32.000 р., которымъ я ликвидировала свои заграничные долги^[17]; мечтая о спокойной деревенской жизни, я рѣшила продать свой петербургскій домъ и разстаться со столицей, покончивъ со всѣми долгами, и тѣмъ пріобрѣсть спокойствіе духа.

Щербининъ подарилъ своей женѣ и своей двоюродной сестрѣ, госпожѣ Б., по большому имѣнію. Его мать и сестры просили учредить опеку надъ остальными имѣніями Щербинина, можетъ быть въ надеждѣ, что вышеозначенныя дарственныя записи будутъ объявлены недѣйствительными. Онъ самъ могъ бы разстроить опеку, такъ какъ законъ объ опекѣ надъ лицами, признанными неспособными къ управленію своими имѣніями, такъ ясно соблюдаетъ интересы владѣльца имѣній, что ему сто̀итъ только здраво отвѣтить на нѣкоторые вопросы, чтобы роднымъ его было отказано въ ихъ просьбѣ учредить опеку. Однако Щербининъ этого не сдѣлалъ и его мать и сестры даже убѣдили его, что онѣ для его же блага предприняли этотъ шагъ. Когда я освободила свою дочь, поручившись за нее, и отправила ее въ Ахенъ, я велѣла принести себѣ векселя, подписанные ею; среди нихъ я нашла счета, подписанные не только ею, но и ея мужемъ, и судя по товарамъ, перечисленнымъ въ нихъ, они очевидно были использованы самимъ Щербининымъ. Я не признала эти счета, не желая сознательно давать себя дурачить. Я поэтому снеслась съ опекунами Щербинина и отъ нихъ узнала, что онъ подарилъ своей женѣ прекрасное имѣніе, при чемъ дарственная запись была составлена съ соблюденіемъ всѣхъ требованій закона. Я и сказала имъ, чтобы они обратились въ Сенатъ, который одинъ могъ утвердить ее или признать недѣйствительной, и, разсмотрѣвъ представленные счета, рѣшить, которые изъ нихъ я должна заплатить полностью, и которые они признаютъ подлежащими уплатѣ однимъ Щербининымъ или нами обоими. Дѣло въ Сенатѣ затянулось, и такъ какъ я не желала давать поводъ думать, что я хочу, чтобы имѣніе непремѣнно было присуждено дочери, тѣмъ болѣе, что въ сущности я этого вовсе и не желала, такъ какъ знала, что моя дочь была въ значительной степени виновна въ разстройствѣ состоянія своего мужа, я даже имѣла мужество сказать это генералъ-прокурору, имѣвшему большое вліяніе на рѣшеніе дѣла въ ту или другую сторону, и просила только ускорить его, дабы я могла рѣшить, надо ли мнѣ продавать или заложить свои имѣнія, чтобы заплатить долги дочери и, покончивъ съ дѣлами, уѣхать въ деревню. Наконецъ Сенатъ вынесъ рѣшеніе въ пользу моей дочери; и императрица утвердила его. Я заплатила большую часть долговъ моей дочери; остальные же обязалась уплатить вскорѣ по моемъ пріѣздѣ въ Москву.

Я уже продала свой домъ и жила одна въ огромномъ домѣ отца; со мной было небольшое количество прислуги; въ этомъ большомъ пустынномъ домѣ я казалась себѣ принцессой, зачарованной злымъ волшебникомъ, не позволявшимъ мнѣ уѣхать. Мнѣ было поручено управленіе имѣніемъ дочери; я обложила ея крестьянъ такимъ легкимъ оброкомъ, что они считали себя счастливыми и даже тѣ, которые покинули свои избы, вернулись домой. Вслѣдствіе этого доходы съ имѣнія съ трудомъ оплачивали проценты на капиталъ, данный мною въ уплату долговъ моей дочери.

Я письменно просила у императрицы уволить меня отъ управленія обѣими академіями и дать мнѣ двухлѣтній отпускъ для поправленія здоровья и устройства своихъ дѣлъ. Императрица не пожелала, чтобы я оставила совсѣмъ академію, и позволила мнѣ только уѣхать на два года. Я тщетно представляла императрицѣ, что академія наукъ въ особенности не можетъ оставаться безъ директора столь долгое время; она пожелала, чтобы я назначила себѣ замѣстителя изъ лицъ, подчиненныхъ мнѣ, съ тѣмъ, чтобы онъ ничего не предпринималъ, не списавшись предварительно со мной. Она хотѣла также, чтобы я продолжала получать жалованье директора академіи наукъ^[18]. Императрица выразила графу Безбородко свою печаль по поводу моего намѣренія уѣхать; несмотря на мое твердое рѣшеніе жить въ деревнѣ и мое желаніе повидаться съ моимъ братомъ, графомъ Александромъ, я съ глубокой печалью думала о томъ, что можетъ быть никогда больше не увижу императрицу, которую страстно любила, еще до восшествія ея на престолъ, когда я имѣла возможность оказывать ей болѣе существенныя услуги, чѣмъ она мнѣ; слѣдовательно моя любовь къ ней была вполнѣ безкорыстна и я не переставала ее любить, несмотря на то, что она въ своемъ обращеніи со мной не всегда повиновалась внушеніямъ своего сердца и ума; я съ радостью любовалась ею каждый разъ, когда она давала къ тому поводъ, и ставила ее выше самыхъ великихъ государей, когда-либо сидѣвшихъ на россійскомъ престолѣ.

Окончательно устроивъ всѣ дѣла и приготовившись къ отъѣзду, я отправилась вечеромъ въ Таврическій дворецъ, гдѣ находилась императрица. Она меня осыпала любезностями и я все не рѣшалась проститься съ ней. Въ обычный часъ императрица удалилась къ себѣ и я хотѣла попросить у нея позволенія проститься съ ней въ ея комнатѣ, но великій князь Александръ и его прелестная супруга случайно загородили мой путь, разговаривая съ княземъ Зубовымъ. Я шепнула Зубову, чтобы онъ меня пропустилъ, такъ какъ я хочу поцѣловать руку императрицы въ послѣдній разъ передъ моимъ отъѣздомъ, рѣшивъ уѣхать утромъ на слѣдующій день. Онъ сказалъ мнѣ: «подождите немного», и исчезъ. Я думала, что онъ пошелъ доложить государынѣ, что я хочу проститься съ ней, но прошло добрыхъ полчаса и никто за мной не приходилъ. Я вышла въ сосѣднюю комнату и, встрѣтивъ камердинера императрицы, поручила ему передать ей, что я желала бы поцѣловать ея ручку передъ отъѣздомъ изъ Петербурга. Черезъ четверть часа онъ вернулся и сказалъ, что императрица меня ожидаетъ. Каково было мое удивленіе, когда, входя къ ней, я увидѣла вмѣсто яснаго, спокойнаго выраженія, которое у нея было весь вечеръ, лицо у нея встревоженное и даже раздраженное. Вмѣсто сердечнаго прощанія она сказала мнѣ только:

— Желаю вамъ счастливаго пути, княгиня.

Когда человѣкъ привыкъ судить себя строго и совѣсть его ни въ чемъ не упрекаетъ, ему трудно угадать незаслуженныя имъ чувства другихъ. Такъ было и въ данномъ случаѣ. Я предположила, что императрица получила дурныя извѣстія, взволновавшія ее, внутреннно помолилась о ея спокойствіи и благополучіи и удалилась. На слѣдующій день ко мнѣ пріѣхалъ проститься Новосильцовъ, родственникъ Марьи Савишны, приближеннаго лица императрицы, пользовавшагося ея довѣріемъ. Я спросила его, не пріѣзжалъ ли вчера курьеръ съ дурными вѣстями, такъ какъ я нашла государыню сразу такъ замѣтно измѣнившейся. Новосильцовъ пріѣхалъ изъ дворца и конечно зналъ бы отъ своей родственницы, если бы случилось что-нибудь особенное, но онъ положительно увѣрялъ меня, что императрица дурныхъ вѣстей не получала и что она утромъ была въ отличномъ настроеніи духа.

Я не знала, чему приписать пріемъ, который я встрѣтила у императрицы, но вскорѣ получила письмо отъ статсъ-секретаря Трощинскаго, объяснившее мнѣ эту загадку. Къ нему былъ приложенъ счетъ портного, подписанный моей дочерью и ея мужемъ, и очень трогательное и вкрадчивое прошеніе этого портного къ императрицѣ. Трощинскій отъ имени императрицы выражалъ удивленіе, что я, обязавшись заплатить долги моей дочери, уѣзжаю изъ Петербурга, не сдержавъ своего слова. Должна сознаться, что я пришла въ сильное негодованіе и тутъ рѣшила не возвращаться болѣе въ Петербургъ. Я отвѣтила Трощинскому, что удивляюсь еще больше ея величества тому, какъ она могла остановиться на минуту на столь унизительной для меня мысли, и вернула счетъ, прося передать императрицѣ, что если она велитъ его разсмотрѣть, то увидитъ, что это счетъ мужского портного, поставлявшаго одежду самому Щербинину и ливреи его лакеевъ; а такъ какъ я не брала на себя обязательства платить долги моего зятя, владѣвшаго состояніемъ равнымъ моему, то и отослала этого портного^[19] къ опекуну Щербинина, который въ моемъ присутствіи обѣщалъ заплатить ему черезъ два мѣсяца, и портной ушелъ при мнѣ совершенно удовлетворенный. Я добавила, что если онъ впослѣдствіи передумалъ или если кто-нибудь съ цѣлью повредить мнѣ научилъ его написать это прошеніе, то несправедливо заставлять меня нести отвѣтственность за это.

Оказалось, что это прошеніе было дѣйствительно составлено приспѣшниками князя Зубова и самъ Зубовъ (какъ я узнала впослѣдствіи) передалъ его императрицѣ въ Таврическомъ дворцѣ наканунѣ моего отъѣзда передъ тѣмъ, какъ меня къ ней допустили. Несмотря на это я обращалась съ нимъ дружелюбно впослѣдствіи по восшествіи на престолъ императора Александра и въ особенности послѣ его коронованія въ Москвѣ, когда Зубовъ былъ въ немилости.

Словомъ, уѣзжая изъ Петербурга, я уносила цѣлый рядъ сложныхъ чувствъ, которыя не были бы столь противорѣчивы, если бы моя любовь къ Екатеринѣ Второй могла бы подвергнуться измѣненію.

Я отправилась сначала въ свое бѣлорусское имѣніе, дабы устроить нѣкоторыя дѣла и назначить сроки поступленія доходовъ для расплаты съ кредиторами дочери. Я пробыла тамъ всего восемь дней; въ Троицкомъ я также прожила только недѣлю, такъ какъ спѣшила къ моему брату, графу Александру. Проѣздомъ я останавливалась въ Москвѣ на нѣсколько дней, чтобы сдѣлать распоряженія относительно устройства своего дома, который я приказала обставить скромно, но комфортабельно, чтобы жить въ немъ зимой. Если моя голова не вскружилась отъ успѣховъ, достигнутыхъ мною въ особенности въ области управленія обѣими академіями, то неудивительно, что она противустояла превратностямъ и ударамъ судьбы, постигшимъ меня; я твердо вѣрю, что человѣкъ, умѣющій сдерживать свое самолюбіе и честолюбіе въ должныхъ границахъ, съумѣетъ вынести и несчастія. Я считала свою общественную дѣятельность законченной, и посвятила себя любви къ брату и деревенской жизни не только спокойно, но радостно; мое удовольствіе было отравлено только воспоминаніями о томъ, что люди, которыхъ я любила и уважала, вредили себѣ въ глазахъ другихъ несправедливыми и совершенно мною незаслуженными поступками по отношенію ко мнѣ.

Мой пріѣздъ былъ очень пріятенъ моему брату; но, опасаясь, что мнѣ нельзя будетъ жить въ своемъ домѣ въ Москвѣ и принимать въ немъ друзей, если онъ не будетъ устроенъ и вытопленъ до наступленія морозовъ, мы ясно сознала неблагоразуміе моего дальнѣйшаго пребыванія у него. Я уѣхала въ Москву и наблюдала за работами въ моемъ домѣ; мой братъ хотѣлъ ранѣе обыкновеннаго пріѣхать вслѣдъ за мной въ Москву. На слѣдующій годъ мой братъ пріѣхалъ въ Троицкое и остался въ восторгѣ отъ моего сада и различныхъ плантацій и построекъ, произведенныхъ мной, и когда я осенью пріѣхала къ нему въ имѣніе, онъ уполномочилъ меня измѣнить планъ его сада и продолжить плантаціи и дорожки, которыя я намѣтила во время моего перваго шестидневнаго пребыванія.

Лѣто 1796 г. я провела въ своемъ могилевскомъ имѣніи, гдѣ принимала нѣкоторыхъ лицъ изъ Петербурга, хорошо освѣдомленныхъ о томъ, что дѣлалось и говорилось при дворѣ, и выразившихъ мнѣ свое удовольствіе, что вскорѣ увидятся со мной, такъ какъ ея величество намѣревалась мнѣ написать и пригласить въ Петербургъ для того, чтобы я повезла великую княжну Александру въ Швецію: ея бракъ съ шведскимъ королемъ казался дѣломъ почти рѣшеннымъ; одновременно я получила изъ Москвы письма отъ моихъ родственниковъ, выражавшихъ свое сожалѣніе, что мнѣ придется ихъ покинуть, такъ какъ по слухамъ императрица уже отправила ко мнѣ курьера съ приглашеніемъ вернуться въ Петербургъ. Тогда я рѣшила немедленно же вернуться въ Троицкое и испросить или отставку или продленіе отпуска. Вернувшись въ Троицкое, я написала императрицѣ и она продолжила мой отпускъ всего на годъ. Ея письмо было очень милостиво, но опасаясь, что государыня недовольна моимъ долгимъ отсутствіемъ, я написала въ Петербургъ вѣрнымъ друзьямъ и просила ихъ сообщить мнѣ откровенно, какъ императрица отзывается обо мнѣ и не сердится ли на меня. Мнѣ отвѣтили, что императрица нѣсколько разъ говорила обо мнѣ и какъ будто была довольна тѣмъ, что выбрала меня для сопровожденія своей внучки въ Швецію. «Я знаю, говорила она, что княгиня Дашкова слишкомъ меня любитъ, чтобы отказать мнѣ въ исполненіи моего сердечнаго желанія, и тогда я буду покойна за мою молодую королеву».

Вернувшись изъ Круглаго въ Троицкое, я рѣшила закончить начатыя постройки. Четыре дома были достроены и я еще больше украсила свой садъ, такъ что онъ сталъ для меня настоящимъ раемъ, и каждое дерево, каждый кустъ былъ посаженъ при мнѣ и въ указанномъ мною мѣстѣ. Любоваться своимъ произведеніемъ вполнѣ естественно и я утверждаю, что Троицкое — одно пзъ самыхъ красивыхъ имѣній въ Россіи и за границей.

Мнѣ въ особенности пріятно и утѣшительно было жить въ немъ, потому что крестьяне мои были счастливы и богаты. Населеніе за сорокъ лѣтъ моего управленія имъ возросло съ 840 до 1550 душъ. Число женщинъ увеличилось еще больше, такъ какъ ни одна изъ нихъ не хотѣла выходить замужъ внѣ моихъ владѣній. Я увеличила свою и безъ того большую библіотеку и комфортабельно устроила нижній этажъ, чтобы жить въ немъ осенью. Ревматизмъ, полученный мною въ Шотландіи и всегда мучившій меня осенью, не преминулъ напомнить мнѣ о себѣ и въ означенномъ году; я была нездорова весь октябрь мѣсяцъ и въ началѣ ноября, когда Россію постигло самое ужасное несчастье, поставившее меня на краю могилы.

Серпуховскій городничій Григоровъ, честный и почтенный человѣкъ, очень преданный мнѣ (такъ какъ мнѣ удалось оказать нѣкоторыя услуги ему и его брату), пріѣхалъ ко мнѣ какъ-то вечеромъ. Когда онъ вошелъ въ комнату, меня поразило его растерянное и грустное лицо. «Что съ вами?» спросила я. — «Развѣ вы не знаете, княгиня, какое случилось несчастье. Императрица скончалась».

Примѣчанія

1. Онъ былъ ярымъ врагомъ Россіи и позволялъ себѣ даже враждебныя дѣйствія, несмотря на то, что многимъ былъ обязанъ императрицѣ; онъ отказался даже принести присягу какъ владѣлецъ помѣстій въ Бѣлоруссіи.
2. Я привожу эти незначительные инциденты, чтобы доказать, что меня осыпали знаками вниманія, которые, не имѣя дѣйствительной цѣнности, все же возбуждали зависть и порождали много враговъ при дворѣ, несмотря на то, что мое состояніе оставалось всегда даже ниже средняго.
3. Эти слова относилась къ одному изъ ея писемъ, адресованныхъ мнѣ въ апрѣлѣ 1762 г., когда я схватила насморкъ и лихорадку, завязнувъ въ еще не осушенномъ грунтѣ. Письма ея величества ко мнѣ также будутъ изданы послѣ выпуска въ свѣтъ этихъ записокъ.
4. Я намекаю на уступку, которую я сдѣлала взамѣнъ исполненія желанія моей сестры: мой домъ въ Москвѣ не былъ выстроенъ на счетъ императрицы и долги не были заплачены; когда я уѣхала изь Петербурга, мнѣ пришлось продать купленный мною домъ, чтобы заплатить долгъ въ банкъ. Несмотря на это, я никогда не пожалѣла о томъ, что сдѣлала для сестры.
5. Онъ получилъ этотъ чинъ при Петрѣ III, и можно смѣло сказать, что какъ его научныя знанія, такъ и чинъ и онъ самъ были дѣйствительно только аллегоріей.
6. Эта мудрая мѣра, достойная Великой Екатерины, ввела порядокъ и цивилизацію внутри Имперіи. Появились бозопасныя и удобныя дороги, вслѣдствіе чего оживилась внутренняя торговля; суды дѣйствовали на мѣстахъ, такъ что ищущимъ справедливости не приходилось ѣздить за ней за 2—3 тысячи верстъ въ столицу. Города украсились. Государыня велѣла построить на свой счетъ въ главныхъ городахъ губерній великолѣпные дворцы для губернаторовъ и для судебныхъ установленій. Она выстроила красивые соборы; чрезъ учрежденіе гражданской внутренней полиціи водворились порядокъ и безопасность, которыя судебныя установленія не въ силахъ были поддерживать вслѣдствіе отдаленности ихъ другъ отъ друга.
7. Однако черезъ 10 лѣтъ у академіи была уже своя довольно большая библіотека.
8. Этотъ ученый пріобрѣлъ извѣстность своими описаніями путешествій по Россіи и своими познаніями въ естественной исторіи; но онъ былъ безнравственный, безпринципный и корыстный человѣкъ; изданіе книги, которую онъ въ угоду императрицѣ называлъ словаремъ, онъ вогналъ болѣе чѣмъ въ 20 тыс; р., не считая того, что стоила кабинету посылка курьеровъ въ Сибирь, на Камчатку, въ Испанію, Португалію и т. п. для отысканія нѣсколькихъ словъ какихъ-то неизвѣстныхъ и бѣдныхъ нарѣчій.
9. Въ то время онъ усердно ухаживалъ за госпожей Н. и связь ихъ не была тайной ни для кого.
10. Эти слова оказались пророческими: черезъ годъ, лѣтомъ, Ланской умеръ и въ буквальномъ смыслѣ слова лопнулъ: у него лопнулъ животъ.
11. Движимый чувствомъ уваженія и дружбы ко мнѣ, онъ предложилъ меня въ члены почтеннаго и знаменитаго философскаго общества въ Филадельфіи, куда я и была принята единогласно; у меня былъ уже дипломъ его и оно пользовалось каждымъ случаемъ, чтобы посылать мнѣ издаваемыя имъ произведенія. Этотъ пакетъ и заключалъ въ себѣ нѣсколько такихъ книгъ и письмо отъ секретаря общества. Письмо Франклина польстило мнѣ больше посланія герцога, такъ какъ я его считала выдающимся человѣкомъ и онъ соединялъ глубокія познанія съ простотой въ обращеніи и непритворною скромностью, благодаря которой онъ очень снисходительно относился къ другимъ. Я написала Франклину и секретарю философскаго общества и искренно поблагодарила ихъ за присланныя книга.
12. Я думала о парламентерѣ и о письмѣ герцога Зудерманландскаго.
13. Свадьба эта была во всякомъ случаѣ необъяснима, такъ какъ невѣста не отличалась ни красотой, ни умомъ, ни воспитаніемъ. Ея отецъ былъ въ молодости приказчикомъ и впослѣдствіи служилъ въ таможнѣ, гдѣ сильно воровалъ; мать ея была урожденная Потемкина, но была весьма предосудительнаго поведенія и вышла замужъ, не имѣя ничего лучшаго, за этого человѣка.
14. Для перваго русскаго этимологическаго словаря, изданнаго Россійской Академіей.
15. Моя лектриса, — англичанка.
16. Въ этой комнатѣ были выставлены большая и малая брилліантовыя короны и всѣ брилліанты. Когда императрица видѣла меня среди придворныхъ въ своей уборной, она всегда звала въ эту комнату, гдѣ мы оставались съ ней вдвоемъ и свободно разговаривали, пока ее причесывали.
17. Я заняла эти деньги на расходы, вызванные путешествіями и воспитаніемъ сына.
18. Оно было всего въ 3000 р. — столько же, сколько до меня получалъ Домашневъ за то, что ровно ничего но дѣлалъ и разорялъ академію.
19. Дѣйствительно, счетъ этого портного былъ оплаченъ опекунами черезъ нѣсколько мѣсяцевъ изъ доходовъ Щербинина.