женныя имъ чувства другихъ. Такъ было и въ данномъ случаѣ. Я предположила, что императрица получила дурныя извѣстія, взволновавшія ее, внутреннно помолилась о ея спокойствіи и благополучіи и удалилась. На слѣдующій день ко мнѣ пріѣхалъ проститься Новосильцовъ, родственникъ Марьи Савишны, приближеннаго лица императрицы, пользовавшагося ея довѣріемъ. Я спросила его, не пріѣзжалъ ли вчера курьеръ съ дурными вѣстями, такъ какъ я нашла государыню сразу такъ замѣтно измѣнившейся. Новосильцовъ пріѣхалъ изъ дворца и конечно зналъ бы отъ своей родственницы, если бы случилось что-нибудь особенное, но онъ положительно увѣрялъ меня, что императрица дурныхъ вѣстей не получала и что она утромъ была въ отличномъ настроеніи духа.
Я не знала, чему приписать пріемъ, который я встрѣтила у императрицы, но вскорѣ получила письмо отъ статсъ-секретаря Трощинскаго, объяснившее мнѣ эту загадку. Къ нему былъ приложенъ счетъ портного, подписанный моей дочерью и ея мужемъ, и очень трогательное и вкрадчивое прошеніе этого портного къ императрицѣ. Трощинскій отъ имени императрицы выражалъ удивленіе, что я, обязавшись заплатить долги моей дочери, уѣзжаю изъ Петербурга, не сдержавъ своего слова. Должна сознаться, что я пришла въ сильное негодованіе и тутъ рѣшила не возвращаться болѣе въ Петербургъ. Я отвѣтила Трощинскому, что удивляюсь еще больше ея величества тому, какъ она могла остановиться на минуту на столь унизительной для меня мысли, и вернула счетъ, прося передать императрицѣ, что если она велитъ его разсмотрѣть, то увидитъ, что это счетъ мужского портного, поставлявшаго одежду самому Щербинину и ливреи его лакеевъ; а такъ какъ я не брала на себя обязательства платить долги моего зятя, владѣвшаго состояніемъ равнымъ моему, то и отослала этого портного[1] къ опекуну Щербинина, который въ моемъ при-
- ↑ Дѣйствительно, счетъ этого портного былъ оплаченъ опекунами черезъ нѣсколько мѣсяцевъ изъ доходовъ Щербинина.
