Результатомъ боя у д. Тунсинпу ввѣреннаго мнѣ отряда 11 августа было предположеніе командующаго арміей о возможности обхода — охвата противникомъ праваго фланга Ляньдясанской позиціи, и въ 6 час. 15 мин. пополудни онъ сдѣлалъ слѣдующее указаніе г. Иванову: „Завтра возможно, что противникъ будетъ обходить вашъ правый флангъ значительными силами; не признаете ли полезнымъ, въ виду передвиженія вамъ резерва, незамѣтно для противника удлинить свой правый флангъ версты на 2, даже при слабомъ занятіи этого участка, и довольно прочно занять хотя бы спѣшенными казаками высоту 201 къ югу отъ Павшугоу. Конно-горныя батареи облегчатъ удлиненіе фланга. Эти мѣры послужатъ къ задержанію обхода, дабы выиграть время для подхода резервовъ“. Г. Ивановъ однако или не исполнилъ этихъ преподанныхъ ему довольно опредѣленныхъ указаній, или же его распоряженія почему то замедлились въ своемъ исполненіи. Можетъ быть причиной нерѣшительности или медленности приведенія въ исполненіе раціональныхъ мѣръ по прочному занятію новыхъ позицій, для удлиненія праваго фланга Ляньдясанской позиціи, послужило указаніе того же Куропаткина, данное г. Иванову въ тотъ же день 11-го августа, но только нѣсколько раньше вышеприведеннаго, а именно: „начатое японцами движеніе можетъ оказаться демонстраціей или развѣдкой; возможно осторожнѣе расходуйте ваши резервы“.
Я полагаю, что противорѣчіе между двумя указаніями, данными Куропаткинымъ почти одновременно, а также противорѣчіе между донесеніями и дѣйствіями передовыхъ частей Восточнаго отряда заставили г. Иванова не спѣшить принятіемъ мѣръ къ парированію рѣшительнаго удара противника. Я говорю о противорѣчіи между донесеніями и дѣйствіями передовыхъ частей потому, что изъ сдѣланныхъ мною описаній того, какъ держали себя отрядъ Грекова и передовыя войска въ окрестностяхъ Эрдахе и Фынцзыай съ одной стороны и отрядъ у Тунсинпу съ другой, видно это противорѣчіе: первые отходили безъ выстрѣла и запугивали, не выясняя обстановки, а второй, не уступая ни шагу и при первой возможности подавшись впередъ, точно опредѣливъ серьезныя силы противника, продолжалъ отстаивать ввѣренный ему раіонъ. Я позволяю себѣ думать, что г. Ивановъ, въ виду удачныхъ дѣйствій отряда у Тунсинпу, рѣшилъ, что, пока этотъ отрядъ еще стоитъ твердо на своемъ мѣстѣ, нечего опасаться охвата фланга и ограничился лишь поддержкой его 2-мя ротами (которыя однако не прибыли). Тѣмъ не менѣе изъ совокупности всѣхъ донесеній за 11 августа, къ вечеру этого дня, казалось бы, Ивановъ могъ составить себѣ ясное представленіе о наступленіи серьезныхъ силъ японцевъ на Тунсинпу, что доказывается приказаніемъ переданнымъ мнѣ во время атаки позиціи противника, „немедленно отойти, такъ какъ передъ нами не менѣе дивизіи“, подтвержденнымъ мнѣ лично Ивановымъ на слѣдующій день. Слѣдовательно было бы правильнѣе со стороны командной власти Восточнаго отряда прежде всего приказать своевременно отряду у Тунсинпу отходить не на Чинертунь, а прямо на позицію сѣвернѣе д. Тасигоу, а во-вторыхъ исполнить указанія Куропаткина немедленно, заблаговременно расположивъ войска на участкѣ, гдѣ пришлось сражаться 13 августа ввѣренному мнѣ отряду.
Незанятіе же прочно высоты 201, указанной въ инструкціи Куропаткина, для меня совершенно непонятно, тѣмъ болѣе, что съ утра бездѣйствовали въ окрестностяхъ Чандяопу 10 сотенъ г. Грекова. Во всякомъ случаѣ только 12 августа были сдѣланы слѣдующія распоряженія по удлиненію праваго фланга позиціи: отрядъ г.-м. Столица долженъ былъ удлинить флангъ, пристроившись къ отряду п. Лечицкаго (24-й полкъ), въ составѣ 2-хъ баталіоновъ 12-го и 1-го батальона 9-го полковъ. Ввѣренному мнѣ отряду, вопреки установившемуся мнѣнію, вовсе не было приказано продолжить флангъ г. Столица и занять позицію на высотахъ къ сѣверу отъ Сесигоу, а только перейти въ долину Павшугоу и обезпечивать въ сторожевомъ и развѣдывательномъ смыслѣ нѣкоторый раіонъ мѣстности, держа связь съ отрядомъ Грекова. Приказаніе о занятіи высотъ правѣе г. Столица было получено мною уже на разсвѣтѣ 13-го августа въ д. Павшугоу, и поэтому я началъ встрѣчный бой съ 4-мя баталіонами бригады Асада, на половинномъ разстояніи между д. д. Тасигоу и Павшугоу. Утверждаю, что если бы въ 5—7 часовъ утра 13-го августа мы не успѣли бы остановить наступленіе этой крайней обходной части японцевъ, то къ 8 часамъ утра оборона Ляньдясанской позиціи не могла бы существовать, и, вмѣсто того критическаго положенія, въ которомъ очутилась японская гвардія уже въ это время (а это подтверждаетъ Гамильтонъ), въ критическомъ положеніи очутилась бы вся Южная Группа Русской Маньчжурской Арміи. Въ эти минуты кризиса Ляньдясанскаго боя, т. е. отъ 5 до 9—10 часовъ утра 13 августа, уже разстрѣлянныя въ предшествующемъ бою войска ввѣреннаго мнѣ отряда сражались одни, совершенно самостоятельно, безъ поддержки какихъ либо другихъ войскъ, и потому имъ и только однимъ имъ принадлежитъ всецѣло честь отбитія обхода — охвата праваго фланга Ляньдясанской позиціи 13-го августа, а такъ какъ это оказалось возможнымъ выполнить лишь вслѣдствіе геройскихъ боевъ той же горсти стрѣлковъ и казаковъ въ два предшествующіе дня 11-го и 12-го августа подъ Тунсинпу, то не можетъ быть и рѣчи о какомъ то подвигѣ Зарайскаго полка, явившагося на поле сраженія Павшугоу—Тасигоу только около полудня 13-го августа.
Кромѣ того бои передового отряда у Тунсинпу 11 и 12 августа позволили командующему арміей значительно усилить Восточный отрядъ изъ своего армейскаго резерва (хотя эти войска значились въ подчиненіи г. Бильдерлинга, но, по своему мѣсту нахожденія — подъ самымъ Ляояномъ, конечно составляли армейскій резервъ, что доказываетъ и направленіе ихъ самимъ Куропаткинымъ), направивъ къ д. Сяолинцзы 3 полка и 4 батареи 35 пѣхотной дивизіи, а той же дивизіи Зарайскій полкъ, съ батареей и 1 эскадрономъ Черниговскихъ драгунъ, изъ Цофантунь на Вейдягоу и Кофынцы. Кромѣ того въ отрядъ г. Столица была послана одна конно-горная батарея. Эти части, заключавшія въ своемъ составѣ всего 16 бтл., 32 полв., 6 кн. грн. орд. и 2 эск., прибыли къ Ляньдясанской позиціи: Нѣжинскій и Болховской пѣх. полки съ 3-мя батареями въ 11 час. пополудни къ д. Сяолинцзы 12 августа; Моршанскій полкъ съ 1 батареей — туда же въ 4 часа пополудни 13 августа; конно-горная батарея на позицію г. Столица — съ разсвѣтомъ 13 августа; Зарайскій полкъ свернулъ утромъ 13 августа съ дороги на Кофынцы, не дойдя до нея на 5 верстъ, и вступилъ въ бой южнѣе д. Павшугоу около 12 часовъ дня 13 августа; шедшая съ нимъ батарея не пожелала слѣдовать по пересѣченной мѣстности и была отправлена назадъ. Относительно этого факта, начальникъ 35-й пѣхотной дивизіи отзывается такъ: «Полковникъ Мартыновъ не сумѣлъ использовать приданную ему батарею».
Г. Ивановъ передвинулъ Нѣжинскій и Болховской пѣх. полки къ 6½ час. утра 13 августа къ д. Кофынцы. По поводу этого распоряженія г. Бильдерлингъ донесъ въ 7 час. утра 13 августа командующему арміи слѣдующее: „г. Ивановъ включилъ 1-ю бригаду 35-й дивизіи въ свой резервъ у Кофынцы, и еще полкъ 35 дивизіи. У Сяолинцзы остается лишь одинъ полкъ съ батареей. Признаю такое распоряженіе неправильнымъ. Только я, принимая общее командованіе на фронтѣ, могу, въ зависимости отъ обстановки и хода боя, располагать резервами. Бригада ночью пришла въ Сяолинцзы и безъ отдыха пошла въ Кофынцы. Тѣмъ не менѣе, чтобы не отмѣнять разъ отданное приказаніе, я это распоряженіе утвердилъ. Въ 7 часовъ утра ѣду изъ Ляояна въ Сяолинцзы“. Это донесеніе показываетъ полную анархію существовавшую въ управленіи войсками. Командующій арміей самъ распоряжался резервами начальника Восточной Группы и повидимому посылалъ ихъ просто г. Иванову, почему тотъ конечно и воспользовался возможностью обезпечить ими свой наиболѣе опасный флангъ. Г. Бильдерлингъ, зная, что уже второй день происходятъ серьезные бои въ въ окрестностяхъ Ляньдясань, продолжаетъ благодушествовать въ Ляоянѣ и только въ 7 часовъ утра 13 августа находитъ возможнымъ побезпокоить себя прибытіемъ въ пунктъ, находившійся въ 12 верстахъ отъ мѣста боя.
Къ концу боя 13 августа изъ всѣхъ подкрѣпленій присланныхъ Куропаткинымъ генералу Иванову приняли участіе въ бою только 3 баталіона Зарайскаго полка, конно-горная батарея и 14 ротъ Болховскаго полка, потому что, благодаря стойкости войскъ В. отряда, противникъ разбился о нихъ, и уже съ 10 часовъ утра критическое положеніе праваго фланга Ляньдясанской позиціи не существовало.
Одновременно съ полученіемъ новой задачи, къ ввѣренному мнѣ отряду прибыли на подкрѣпленіе 1½ сотни Уссурійскихъ казаковъ: 3-я есаула Желтухина и полусотня 1-й подъ начальствомъ поручика Бровченко. Долженъ сказать, что это ничтожное по силамъ подкрѣпленіе было велико по качеству: во-первыхъ оба офицера были выдающимися по способностямъ, храбрости, знанію и энергіи; во-вторыхъ казаки Уссурійскаго полка, а въ особенности первыхъ трехъ сотенъ, представляютъ изъ себя отличный боевой матеріалъ, что мнѣ было извѣстно по совмѣстной службѣ въ отрядѣ Абадзіева.
Выславъ еще до разсвѣта всѣхъ казаковъ подъ начальствомъ Желтухина[2] (составлявшихъ менѣе 3-хъ сотенъ), я приказалъ ему наступать долиною Павшугоу до встрѣчи съ противникомъ и широко развѣдывать вправо и влѣво; слѣдомъ за ними повелъ обѣ роты. Около 5 часовъ утра Желтухинъ донесъ мнѣ, что обнаружено наступленіе 4-хъ баталіоновъ японцевъ. Кажется въ своемъ донесеніи я нарочно убавилъ силы противника до половины. Въ этомъ же или слѣдующемъ донесеніи казаковъ было сказано, что они уже ведутъ перестрѣлку. Тогда я поскакалъ къ нимъ полнымъ ходомъ и скоро въ лощинѣ, отходящей отъ главной долины къ востоку, нашелъ коноводовъ сотенъ отряда и еще двухъ (или трехъ) сотенъ подполковника Маркова, изъ отряда г. Грекова. Я сталъ подниматься на южный гребень верхомъ, но такъ какъ очень скоро начали свистать пули, то, не желая терять единственнаго бывшаго при отрядѣ моего коня, слѣзъ и, вмѣстѣ съ Васильковскимъ, быстро вбѣжалъ наверхъ. Пересчитать наступающихъ японцевъ, хорошо примѣнявшихся къ мѣстности, было невозможно, но, по силѣ ружейнаго огня (сильная трескотня и осыпаніе пулями гребня), я убѣдился, что если и нѣтъ еще развернувшихся 4-хъ баталіоновъ, то во всякомъ случаѣ противникъ ведетъ серьезное наступленіе. Оріентировавшись на полѣ предстоявшаго сраженія и опредѣливъ именно на этомъ кряжѣ позицію для стрѣлковъ, я послалъ приказаніе ротамъ слѣдовать возможно скорѣе (онѣ пошли бѣгомъ) и спустился внизъ. Здѣсь, подойдя къ коноводамъ, я встрѣтилъ Маркова и хотѣлъ условиться съ нимъ относительно совмѣстныхъ дѣйствій, но положительно не могъ добиться отъ него чего либо: онъ все время двигался верхомъ взадъ и впередъ и былъ чѣмъ то очень озабоченъ; думаю, что онъ хотѣлъ вывести изъ подъ огня коноводовъ, такъ какъ мертвое пространство, ихъ прикрывавшее, было слишкомъ недостаточно. Вдругъ онъ исчезъ. Мнѣ жаль, что мы больше не видѣлись, такъ какъ если бы условились, то вѣроятно я передалъ бы ему своихъ казаковъ и расположилъ бы всѣ 5—6 сотенъ на западномъ берегу долины Павшугоу — Тасигоу. Роты подошли тотчасъ, и я повелъ ихъ на позицію, гдѣ расположилъ въ цѣпи обѣ. Кажется только право-фланговая 10-я рота имѣла небольшой резервъ. Въ это время Васильковскій выбралъ командующую сопку въ затылокъ 10-й ротѣ, на которую мы и поднялись, какъ на удобнѣйшій пунктъ наблюденія. Все это произошло около 6 часовъ утра. Обѣ роты тотчасъ открыли частый огонь, такъ какъ противникъ производилъ перебѣжки, стараясь распространиться по берегу главной долины, представлявшему изъ себя кряжъ, примыкавшій къ правому флангу нашей позиціи; японцы остановились и открыли сильнѣйшій огонь. Правѣе пункта наблюденія находилась также командовавшая надъ правымъ флангомъ позиціи и нѣсколько уступомъ отъ него сопка. Я приказалъ сотнѣ Черноярова расположиться на ней и наблюдать за противникомъ; въ случаѣ его малѣйшаго поползновенія продвинуться впередъ открывать огонь. Полусотню поручика Бровченко я направилъ на правый (западный) берегъ долины Павшугоу — Тасигоу, въ виду того, что если противникъ уже занималъ лѣвый (восточный) берегъ долины, то онъ естественно долженъ былъ стремиться охватить насъ, какъ по самой долинѣ, такъ и по ея правому (западному) берегу; въ резервѣ осталось около 1½ сотенъ казаковъ. Подполковникъ Марковъ со своими казаками исчезъ въ то время, когда я располагалъ стрѣлковъ на позиціи.
Въ реляціи о своихъ дѣйствіяхъ, представленной Марковымъ при рапортѣ съ требованіемъ себѣ награжденія Орденомъ Св. Георгія 4-й степени за подвигъ, оказанный имъ именно въ описываемыя минуты боя, онъ говоритъ такъ (приблизительно): „я лично расположилъ такую то роту отряда полковника Дружинина на позиціи, а затѣмъ передалъ командованіе этому послѣднему, какъ старшему.“ Совершенно опровергаю такое искаженіе фактовъ и данныхъ, ибо никто, кромѣ меня и помимо меня, не отдавалъ приказаній ввѣреннымъ мнѣ ротамъ, которыя стали на позицію непосредственно мною избранную и мною имъ указанную. Никакого командованія мнѣ передавать Марковъ не могъ, потому что я съ нимъ ни о чемъ ни въ какое соглашеніе не вступалъ и, повторяю, его почти не видѣлъ, кромѣ тѣхъ краткихъ 1—2 минутъ, когда онъ суетился около коноводовъ, внизу, въ долинѣ, а не наверху, на позиціи; наконецъ, что могъ онъ мнѣ передать? роты прибыли ко мнѣ и стали на новой позиціи, гдѣ казаковъ не было; можетъ быть онъ считаетъ, что командовалъ нѣсколько минутъ моими казаками до моего прибытія, но изъ нихъ одна сотня стала на позицію опять по моему указанію, полу-сотня получила задачу отъ меня, а резервъ также находился въ моемъ подчиненіи; вообще же, во все время моихъ распоряженій, я не видѣлъ ни Маркова, ни одного его казака; онъ буквально изчезъ со своимъ отрядомъ. Если бы онъ остался, то конечно, считая его опытнымъ боевымъ офицеромъ, я воспользовался бы имъ и его отрядомъ, ибо понималъ серьезность положенія не только по отношенію ко ввѣреннымъ мнѣ войскамъ, но и ко всей оборонѣ Ляньдясанской позиціи.[3]
Отлично помню, что въ приказаніи командира корпуса о занятіи ввѣреннымъ мнѣ отрядомъ высотъ сѣвернѣе д. Тасигоу было добавлено, что отрядъ г. Грекова долженъ расположиться правѣе насъ; слѣдовательно, когда мы стали на лѣвомъ берегу долины Тасигоу-Павшугоу, у самой долины, и позднѣе оказались въ непосредственной связи (въ этотъ день безъ перерыва — плечомъ къ плечу фланговые стрѣлки отрядовъ) съ отрядомъ генерала Столица, то естественно генералъ Грековъ долженъ былъ расположиться правѣе насъ на западномъ берегу долины Павшугоу-Тасигоу; однако онъ, я констатирую это, приказаніе не исполнилъ, такъ какъ, кромѣ казаковъ подполковника Маркова, изчезнувшихъ съ моего горизонта (а онъ былъ довольно обширенъ), я не видѣлъ ни одного человѣка изъ отряда генерала Грекова на западномъ берегу (кажется ходили по долинѣ какіе то разъѣзды), т. е. слѣдовательно позиція правѣе насъ занята не была. Самъ генералъ Ивановъ въ своемъ представленіи къ награжденію меня Георгіемъ 4-й степени за бои 11—14 августа пишетъ: „… Дѣла этихъ (предшествующихъ 13-му августа) двухъ дней, въ особенности же 12-го августа (бои отряда полковника Дружинина у Тунсинпу) обнаружили настойчивое стремленіе японцевъ продвинуться къ западу, т. е. дѣйствовать противъ крайняго праваго фланга Восточнаго Отряда, или же въ обходъ этого фланга. Это послѣднее облегчалось большимъ промежуткомъ (свыше 25 верстъ) между симъ флангомъ и лѣвымъ флангомъ сосѣдняго 2-го Сибирскаго Корпуса. Выигрышъ времени, достигнутый этими дѣлами полковника Дружинина, далъ возможность усилить правый флангъ Восточнаго отряда, частью изъ его резерва, а частью изъ города Ляояна Зарайскимъ полкомъ съ пѣшею батареей и одною конно-горною батареею. Первый подошелъ въ самый разгаръ боя 13 августа, а послѣдняя на разсвѣтѣ того же дня. Въ ночь съ 12-го на 13-е августа полковникъ Дружининъ съ его отрядомъ, усиленнымъ 1½ сотнями, получилъ приказаніе, расположившись по лѣвую (восточную) сторону долины Павшугоу-Тасигоу, поддерживать связь праваго фланга главной позиціи Восточнаго Отряда съ отрядомъ Генералъ-Лейтенанта Митрофана Грекова (2 баталіона, 9 сотенъ и 4 орудія), который, съ цѣлью обезпеченія праваго фланга отъ обхода, долженъ былъ съ ночи прочно занять командующія высоты праваго берега той же долины и наблюдать за долиною рѣки Сидахыа къ югу, что однако въ дѣйствительности было выполнено лишь около полудня 13 августа, когда генераломъ Грековымъ на западный берегъ долины Тасигоу-Павшугоу былъ выдвинутъ отрядъ войскового старшины Висчинскаго, въ составѣ 1-й роты и 2-хъ сотенъ. Такимъ образомъ обезпеченіе правого фланга Восточнаго Отряда съ ночи до полудня 13-го августа легло на отрядъ полковника Дружинина“.
Спрашивается, на какомъ основаніи и вслѣдствіе какихъ обстоятельствъ генералъ Грековъ осмѣлился не исполнить приказаніе генерала Иванова; отъ исполненія этого приказанія зависѣла участь обороны всей главной позиціи Восточнаго отряда. Высылка къ полудню ничтожнаго отряда войскового старшины Висчинскаго не есть исполненіе приказа; это только очистка служебнаго номера, въ родѣ того, какъ генералъ Грековъ выполнилъ приказаніе поддерживать отрядъ у Тунсинпу назначеніемъ для связи съ нимъ полусотни Маркозова и расположеніемъ одной роты въ разстояніи 5 верстъ отъ отряда. Не считаю возможнымъ, чтобы столь важное приказаніе не дошло до г. Грекова, ибо во-первыхъ я получилъ его своевременно, находясь (въ Павшугоу) на 3—4 версты (до Чандяопу — штаба Грекова) дальше отъ штаба Восточнаго отряда; во-вторыхъ оно шло черезъ штабъ Грекова, ибо изъ его же отряда, и надѣюсь съ его вѣдома, я получилъ подкрѣпленіе — 1½ сотни Уссурійцевъ. Невольно задаешь себѣ вопросъ: почему этотъ генералъ не побоялся не исполнить приказъ вести ввѣренныя ему части въ бой и тѣмъ поставить въ критическое положеніе цѣлый корпусъ русскихъ войскъ. Вѣдь если бы отрядъ полковника Дружинина былъ сбитъ японцами, въ продолженіе періода времени отъ 6 до 11 часовъ утра 13-го августа, то оборона Ляндясанской позиціи, продолжавшаяся до полудня 14 августа, пала бы тогда же, и послѣдствіемъ могло быть не только болѣе раннее (1½ сутки) отступленіе Восточнаго фронта Маньчжурской арміи, а катастрофа на этомъ фронтѣ, ибо противникъ прорвался бы въ тылъ 3-му Сибирскому Корпусу. Но у насъ въ арміи тогда все сходило безнаказанно, и вѣроятно останется безнаказаннымъ навсегда. Я обращаюсь всетаки къ Суду Исторіи.
Итакъ мы въ 6 часовъ утра 13 августа опять, какъ и наканунѣ, были одни и снова вступили въ неравный бой съ врагомъ, и снова Богъ благословилъ насъ. Обѣщанное подкрѣпленіе 2-мя ротами 9-го стрѣлковаго полка, подъ начальствомъ князя Амилахори, не прибывало. Прежде всего пришлось подумать о снабженіи патронами, и я поручилъ это дѣло есаулу Желтухину, которому удалось достать (кажется при любезномъ содѣйствіи генералъ-маіора Столица) 2 двуколки, но конечно это случилось не скоро, а между тѣмъ пришлось не жалѣть патроновъ, такъ какъ только сильнымъ огнемъ можно было удерживать наступленіе противника.
Съ своей стороны японцы подобно тому, какъ и въ предшествующіе дни, обратились къ подготовкѣ своей атаки огнемъ; но они повторили ту же ошибку, какъ и въ день боя 11 августа у Тунсинпу: у нихъ не было артиллеріи, а ружейный огонь, не смотря на всю энергію и роскошь (японцы обливали нашъ участокъ пулями), не достигалъ цѣли, ибо мы дрались на сопкахъ. Конечно, находись мы въ равнинѣ, то физически не удержали бы позиціи, ибо полегли бы на ней всѣ; а здѣсь разили только тѣ пули, которыя попадали въ головы стрѣлковъ на самомъ гребнѣ; конечно все пространство сзади насъ до невысокаго перевала было смертельно, и каждый разъ, что приходилось посылать кого нибудь съ приказаніемъ или донесеніемъ, я ожидалъ его раненія, или смерти, что и случилось. Но счастіе благопріятствовало, и потери были сравнительно невелики. Наша неравная борьба съ противникомъ была выиграна главнымъ образомъ благодаря умѣлому веденію огня обоими ротными командирами; они не тратили патроновъ зря, а, постоянно наблюдая за противникомъ, не позволяли ему шевелиться, хотя всетаки японцамъ удалось выиграть нѣсколько пространства противъ нашего праваго фланга; но тогда они получили двухъ-ярусный огонь 10-й роты и сотни Черноярова, такъ что и здѣсь имъ пришлось остановиться. Вѣроятно къ этому времени относится мое донесеніе въ штабъ В. отряда: „мои 2 роты отбили 2 баталіона японцевъ, которые отошли и стали обходить меня справа“. Отсутствіе войскъ Грекова увеличивало серьезность положенія, ибо если бы противникъ повелъ серьезное наступленіе по правому берегу долины Тасигоу-Павшугоу, то конечно могъ бы взять насъ во флангъ, но японцы медлили; и огонь постепенно къ 10 часамъ утра ослабѣлъ. Однако комплекта патроновъ стрѣлковъ, даже пополненныхъ патронами казаковъ изъ резерва, не хватило, и у нѣкоторыхъ людей оставалось по одному, по два, даже ни одного. Пришлось бы принять атаку въ штыки безъ выстрѣла; поэтому я постепенно отвелъ 10-ю роту на сопку, съ которой управлялъ боемъ, а 9-ю роту на сопку лѣвѣе; эта позиція была совершенно недоступна съ фронта (почти вертикальные скаты къ югу), а флангъ ея обезпечивался сотней Черноярова. Меня могутъ упрекнуть, что я допустилъ разстрѣлъ патроновъ, но во-первыхъ бой продолжался 3 слишкомъ часа, во-вторыхъ впечатлѣніемъ силы огня только и можно было удерживать противника, который въ концѣ концовъ и отказался отъ атаки въ штыки; въ-третьихъ я ожидалъ прибытія подкрѣпленія въ двѣ роты; въ-четвертыхъ я послалъ за патронами. Какъ разъ, когда стрѣлки закончили маневръ, на перевалъ прибыла двуколка. При помощи отряднаго адъютанта, патроны были разобраны и разосланы въ нѣсколько минутъ; полурота 10-й роты осталась на прежней позиціи; бой совершенно затихъ. Вѣроятно противникъ отказался отъ форсированія нашей позиціи, а свѣдѣній о появленіи его на правомъ берегу долины еще не поступало.
Вѣроятно къ этому времени относится мое донесеніе въ штабъ Восточнаго отряда: „повидимому непріятель предпринимаетъ какой то маневръ, такъ какъ прекратилъ ружейный огонь; мнѣ кажется что его 3—4 баталіона залегли, отойдя немного отъ моей позиціи; пробую перейти въ наступленіе самъ“. А затѣмъ вѣроятно вскорѣ я доносилъ: „Въ наступленіе не перешелъ, потому что опять былъ усиленный огневой ударъ противника, который отбитъ сильнымъ же огнемъ. Теперь японцы двигаются постепенно западнѣе долины Тасигоу — Павшугоу; сколько силъ — опредѣлить не могу, но увѣренъ, что тамъ или сегодня, или завтра будутъ ихъ батареи“.
У меня не сохранилось копій моихъ донесеній, потому что не было полевыхъ книжекъ, да кромѣ того, я, каждыя 2—3 недѣли военныхъ дѣйствій, сдавалъ всѣ документы въ штабъ Восточнаго отряда (3-го Сибирскаго корпуса). Приведенныя здѣсь 3 донесенія почерпнуты изъ книжки Мартынова: „Участіе Зарайцевъ въ бою при Ляньдясань“, изданной весною 1908 г., но вѣроятно въ ней, къ сожалѣнію, помѣщены не всѣ мои донесенія, потому что, согласно его личнаго мнѣ свидѣтельства (въ г. Харбинѣ въ августѣ 1905 г.), мои подлинныя донесенія были имъ розысканы не въ штабѣ 3-го Сибирскаго корпуса, а въ рукахъ войсковаго старшины Висчинскаго, тогда, когда эти донесенія понадобились и этому участнику боя 13-го августа и самому Мартынову (занимавшему тогда должность начальника штаба 3-го Сибирскаго корпуса), для составленія совмѣстнаго описанія своихъ дѣйствій въ день боя 13-го августа, имѣвшаго цѣлью: для Мартынова — оправдаться отъ нападокъ на него князя Амилахори, а для Висчинскаго — получить Георгіевскій крестъ. Вѣроятно Мартынова могли интересовать только тѣ изъ моихъ донесеній, которыя онъ находилъ подходящими для себя, въ смыслѣ созданія такой обстановки боя 13-го августа, которая, умаляя значеніе дѣйствій ввѣреннаго мнѣ отряда, въ то же время способствовала бы увеличенію заслугъ Зарайскаго полка и слѣдовательно его командира. Сопоставляя мои два донесенія, помѣченныя въ книгѣ Мартынова — одно въ 10 часовъ утра, когда я доносилъ, что предполагаю перейти въ наступленіе, и другое въ 11½ часовъ дня, въ которомъ сказано, что въ таковое не перешелъ, Мартыновъ хочетъ показать, что до самой минуты вступленія въ бой Зарайскаго полка продолжалось критическое положеніе праваго фланга Ляньдясанской позиціи, и что слѣдовательно ввѣренному мнѣ отряду не удалось остановить его охватъ японцами. Но я утверждаю, что кризисъ боя миновалъ въ 10 часовъ утра, а во всякомъ случаѣ къ 12 часамъ дня, когда Зарайцы выпускали свои первыя пули, и мои оба донесенія именно это доказываютъ: первое говоритъ о возможности наступать, а второе только указываетъ временную задержку (обстановка въ серьезномъ бою мѣняется не только ежечасно, но ежеминутно), а вовсе не на отказъ отъ наступленія, которое ввѣренный мнѣ отрядъ и предпринялъ до прихода Зарайцевъ. Мнѣ было крайне пріятно прочитать въ книгѣ Мартынова, спустя почти 4 года послѣ сраженія, мои донесенія, ибо я увидѣлъ, что они только подтверждаютъ точность сдѣланныхъ мною описаній боя 13-го августа (все напечатанное въ настоящемъ трудѣ было мною написано въ началѣ 1906 года, т. е. когда память уже могла не сохранить нѣкоторыя подробности), а, главное, рельефно обрисовываютъ стойкость и мужество войскъ ввѣреннаго мнѣ отряда. Во всѣхъ трехъ донесеніяхъ прежде всего бросается въ глаза ихъ спокойный и увѣренный тонъ; нѣтъ и тѣни опасеній за исходъ боя, и нѣтъ и намека на желаніе получить подкрѣпленія (хотя даже обѣщанныя не приходили). Фраза третьяго донесенія: „Японцы двигаются западнѣе Тасигоу — Павшугоу; тамъ сегодня или завтра будетъ ихъ артиллерія“, показываетъ, что на этотъ день, въ данную минуту, я считалъ дѣло выиграннымъ, и понятно почему: двѣ доблестныя желѣзныя роты отбивали увѣренно всѣ попытки противника на восточномъ берегу долины; западный берегъ наблюдалъ Бровченко и не доносилъ объ опасности, а этому офицеру я вѣрилъ, какъ самому себѣ; въ резервѣ были 1½ сотни подъ начальствомъ Долгорукова и Желтухина, подъ начальствомъ которыхъ эта крупинка стоила больше чѣмъ масса; а, главное, у противника не было артиллеріи, и слѣдовательно, по опыту нравственныхъ силъ ввѣреннаго мнѣ отряда за два предшествующихъ дня, я зналъ, что баталіоны японцевъ намъ не страшны. Но я не считалъ японцевъ плохимъ противникомъ и долженъ былъ ожидать, что они догадаются ввести въ дѣло артиллерію, и слѣдовательно тогда обстановка должна была измѣниться къ худшему, о чемъ и предупреждалъ, но опять таки не запугивая начальство, давая даже срокъ до завтрашняго дня. Повторяю, что, прочитавъ свои донесенія впервые черезъ почти 4 года, я испытывалъ чувство, какое испытываетъ человѣкъ, когда можетъ сказать себѣ, что онъ вполнѣ успѣшно выдержалъ выпавшее на его долю испытаніе. И дѣйствительно, вѣдь ввѣренный мнѣ отрядъ съ 7-ми часовъ утра 11-го августа и до 10 часовъ утра 13-го парировалъ рѣшительные удары противника на правый флангъ Ляньдясанской позиціи Восточнаго отряда, а вѣрнѣе всей Южной Группы Маньчжурской Арміи; уже по неоднократнымъ натискамъ японцевъ на насъ — горсть или крупинку всей массы — командная власть испытывала много тревогъ и опасеній: командующій арміей (Куропаткинъ), командиръ корпуса (Ивановъ) и начальникъ фланга (Кашталинскій), сидѣвшій за нашею спиною начальникъ довольно значительнаго отряда (Грековъ) — всѣ просили, требовали, получали и посылали резервы и подкрѣпленія, а мы, стоя на стражѣ, безсмѣнно, непрерывно, отражая ударъ за ударомъ, ни разу не попросили о подкрѣпленіи, а, какъ ни были слабы и ничтожны своимъ числомъ, исполняли свой долгъ и ни мгновенія не опасались, не сомнѣвались и не только не преувеличивали опасность, а скорѣе въ своихъ донесеніяхъ ее умаляли. Теперь, когда пишу эти строки, я хочу чтобы они были для Васъ побѣднымъ гимномъ, мои дорогіе, доблестные соратники: Князь Долгоруковъ, Кантаровъ, Томашевскій, Желтухинъ, Чернояровъ, Васильковскій, Бровченко, Зеленковъ, Ребиндеръ, Секретевъ, Ушаковъ, Самохваловъ, Быковъ, павшіе на полѣ брани Бѣлогорскій, Сѣровъ и другіе, до послѣдняго стрѣлка и казака, именъ которыхъ къ сожалѣнію я не знаю и никогда не узнаю.
Когда я раздавалъ патроны ко мнѣ подъѣхалъ войсковой старшина Висчинскій съ сотникомъ Эксэ и заявилъ, что онъ командуетъ частями, высланными изъ отряда генерала Грекова; это было не ранѣе 10½ часовъ утра. Я отлично помню свое заявленіе, что совершенно не понимаю, зачѣмъ онъ находится здѣсь, если не присланъ въ мое распоряженіе, такъ какъ моя позиція упирается правымъ флангомъ въ долину Тасигоу-Павшугоу, а потому не только ему, какъ составляющему часть отряда Грекова, но всему отряду послѣдняго давно пора занять высоты праваго западнаго берега долины, такъ какъ противникъ можетъ охватить насъ съ этой стороны. Оба офицера скоро ушли, и явился какой то капитанъ генеральнаго штаба, заявившій что присланъ изъ главной квартиры (точно не помню отъ кого, а также и фамилію офицера) ознакомиться съ положеніемъ дѣла и очень радъ, что встрѣтилъ именно меня. Я указалъ ему на два пункта, удобныхъ для наблюденія: позиція конно-горныхъ орудій лѣвѣе насъ, на участкѣ генерала Столица, и мой наблюдательный пунктъ; первый былъ конечно выгоднѣе, какъ болѣе командующій и центральный; мои казаки могли провести его туда; второй также имѣлъ большой кругозоръ. Капитанъ отправился ко мнѣ, гдѣ сидѣлъ съ полуротою Томашевскій; какъ разъ его передовая цѣпь открыла рѣдкій огонь. Капитанъ спросилъ меня: „по комъ стрѣляютъ ваши люди?“ — „По японцамъ“. — „Но я не вижу противника“. — „Вы хотите увидать японцевъ — это трудно, ибо они отлично примѣняются къ мѣстности, а вотъ вы сейчасъ ихъ услышите“. — „Что это значитъ?“ — „Значитъ, что начнутъ свистать пули“. Капитанъ сказалъ, что оріентировался въ обстановкѣ, побылъ минуты двѣ и уѣхалъ. Противникъ снова началъ перестрѣлку. Я приказалъ Кантарову со своей ротой продвигаться впередъ до первоначальной позиціи, а если возможно дальше, и хотѣлъ двинуть резервъ Томашевскаго, когда увидѣлъ, что къ намъ поднимается Князь Долгоруковъ. Мы расцѣловались; я сказалъ ему, что докладывалъ командиру корпуса о представленіи его къ Георгіевскому кресту. Князь сообщилъ весьма утѣшительныя свѣдѣнія о состояніи его сотни. Онъ получилъ въ полку людей и привелъ съ собой до 60 винтовокъ. Не задерживая его болѣе, я отдалъ ему такое приказаніе: „сейчасъ перехожу въ наступленіе; вотъ идетъ впередъ Кантаровъ; принимайте начальство надъ резервомъ — казаками и наступайте вслѣдъ за ними; можете сперва спѣшенными частями занять сопку, съ которой спускается Кантаровъ; но вообще вамъ указывать нечего; вы знаете что нужно дѣлать“. Кажется именно въ это время я замѣтилъ, что въ долинѣ и по обѣимъ ея берегамъ развертываются Зарайцы; около 11½ часовъ ихъ передовыя части (цѣпи) выравнялись съ нашими. Полкъ велъ все время бѣшеный огонь и, по моему мнѣнію, совершенно зря. Вообще наблюдая бой пѣхоты правѣе и лѣвѣе ввѣреннаго мнѣ отряда въ этотъ и послѣдующіе дни, я пришелъ къ заключенію, что у насъ слишкомъ не берегутъ патроны. Я приказалъ Томашевскому вести впередъ свой резервъ и хотѣлъ идти съ нимъ, но должно быть вслѣдствіе утомленія (я не спалъ уже трое сутокъ, считая съ 10 августа), а можетъ быть и легкаго солнечнаго удара (было невыносимо душно передъ ливнемъ) мнѣ сдѣлалось дурно. Казаки, не смотря на сильный обстрѣлъ нашего тыла учащеннымъ огнемъ противника, сбѣгали внизъ и принесли двѣ коробки отъ патроновъ, наполненныя грязной водой, которой облили мнѣ голову. Васильковскій помогъ спуститься съ высоты, но стоять на ногахъ я не могъ и, лежа, привѣтствовалъ стремившихся впередъ стрѣлковъ 9 роты и Уссурійскую сотню. Васильковскій поднялъ меня[4] и сказалъ: „мы внесемъ тебя на верхъ“. Стрѣлки и казаки бросились ко мнѣ, схватили подъ руки и понесли. Съ правой стороны ущелія показались Зарайцы: я крикнулъ имъ „ура“; все устремились впередъ на гребень, у подошвы котораго лежало нѣсколько убитыхъ и раненыхъ. Силы окончательно вернулись ко мнѣ, такъ что я былъ въ состояніи подниматься по крутостямъ безъ посторонней помощи. Ставъ на слѣдующемъ гребнѣ я увидѣлъ такое положеніе дѣла: отъ этого слегка командующаго надъ впереди лежащею мѣстностью гребня прямо передъ нами шелъ довольно пологій скатъ въ лощину; отъ лѣваго и праваго фланга гребня отходили два кряжа въ перпендикулярномъ направленіи, а впереди за лощиной небольшой параллельный кряжикъ, въ разстояніи 600-700 шаговъ, на которомъ засѣли японцы и слегка окопались; отсюда они на выборъ били, какъ моихъ стрѣлковъ, такъ и Зарайцевъ, наступавшихъ вперемѣшку по обоимъ кряжамъ. Такъ какъ гребень, на которомъ я стоялъ, сильно обстрѣливался, то резервъ, полурота 10-й роты, лежалъ за нимъ, а у самыхъ моихъ ногъ лежалъ фельдфебель Сѣровъ; сзади нихъ по всему склону подтягивались поддержки Зарайцевъ; я крикнулъ Сѣрову: „займи этотъ гребень (показалъ рукой) и выбей, какъ выбилъ третьяго дня японцевъ изъ Тагоу.“ Сѣровъ вскочилъ, за нимъ вся полурота и, какъ одинъ, покатились подъ гору, а черезъ минуту уже лѣзли на окопъ. Японцы отступили и стрѣлки залегли на гребнѣ. Кажется мы потеряли тутъ человѣкъ 5 убитыми на повалъ. Теперь наступленіе облегчилось, и боевой порядокъ ввѣреннаго мнѣ отряда съ Зарайскимъ полкомъ пошелъ быстро впередъ; мои роты не стрѣляли, а сосѣди справа и слѣва продолжали бѣшеную пальбу. Я оставался еще на гребнѣ, когда получилъ печальное донесеніе: „сотникъ Бѣлогорскій убитъ наповалъ и одновременно серьезно раненъ въ грудь на вылетъ Князь Долгоруковъ,“ доносилъ сотникъ Ребиндеръ, вступившій въ командованіе 3-ей сотней. Я удивляюсь, какъ мало впечатлѣнія произвело на меня тогда это извѣстіе, а между тѣмъ оно было болѣе чѣмъ горестно: всетаки убитъ по странной случайности офицеръ лично мною приглашенный въ бой, а гибель Долгорукова (можно было думать что его жизнь въ опасности) составляла такую огромную потерю для всей нашей арміи.[5] Но въ рѣшительную минуту боя нельзя сожалѣть о жертвахъ, ибо онѣ необходимы; безъ нихъ нельзя воевать. Характерный разговоръ произошелъ у меня съ однимъ унтеръ-офицеромъ Зарайскаго полка; люди его роты, поднявшись на гребень, залегли за нимъ, а такъ какъ я все время стоялъ открыто, то унтеръ офицеръ обратился ко мнѣ съ вопросомъ: „ваше высокоблагородіе, неужто вы ихъ совсѣмъ не боитесь“? Я отвѣтилъ ему: „конечно нѣтъ, ибо во-первыхъ пули меня не трогаютъ, а главное, что можетъ быть лучше смерти на полѣ брани, ибо Господь сказалъ, что больше сего никто же иматъ, кто душу свою положитъ за други своя. Вѣдь ты и каждый изъ насъ много грѣшилъ, и потому намъ страшно умирать, а здѣсь тебѣ все простится, и ангелы понесутъ тебя въ Царствіе Божіе“. — „Вѣрно ваше высокородіе“. — „А теперь братцы впередъ на врага“. И новая волна людей бросилась по тому же направленію смѣло и рѣшительно впередъ, и опять упало нѣсколько человѣкъ, но думаю ничто не могло остановить наше воодушевленіе… Однако, точно злой рокъ преслѣдовалъ насъ въ эту злосчастную кампанію. Неожиданно разразился такой ливень, что никакое наступленіе, никакой бой не стали возможны; положительно смывало людей съ крутыхъ скатовъ; мы только что страдали отъ жары, а теперь дрогли отъ холода; не осталось ни одного клочка не размокшей бумаги, такъ что писать донесенія было не мыслимо. Бой затихъ совершенно, и только послѣ, когда прояснилось, раздавались лишь одиночные выстрѣлы и совсѣмъ рѣдкіе залпы. Обѣ мои роты сообразовались съ дѣйствіями Зарайскаго полка, но исполнили отходъ послѣдними, такъ какъ мы пропустили мимо себя по крайней мѣрѣ 8 ротъ полка, которыя я поздравлялъ съ побѣдой; я сказалъ имъ, что хорошо знаю ихъ командира и провозгласилъ за него „ура“. Одинъ изъ баталіонныхъ командировъ на вопросъ, останутся ли Зарайцы на позиціи, заявилъ, что „полкъ исполнилъ на сегодня свою задачу и теперь собирается къ командиру полка, чтобы идти въ свой корпусъ.“ Ни отъ кого никакихъ распоряженій не поступало. Принимая во вниманіе, что противникъ былъ отброшенъ на значительное разстояніе, а люди отряда переутомлены, послѣ 3-хъ дневнаго боя и 3-хъ безсонныхъ ночей, а, оставаясь на позиціи, были обречены мокнуть и дрогнуть, я рѣшилъ въ сумеркахъ отвести отрядъ за позицію, въ ближайшую деревню, чтобы дать имъ хоть нѣсколько часовъ отдохнуть, а главное обсушиться. Впереди же оставилъ 1½ сотни Уссурійцевъ, поручивъ Желтухину охраненіе и соприкосновеніе съ противникомъ. Хотя люди не ѣли съ 4 часовъ пополудни вчерашняго дня, и удалось достать мяса для варки пищи (свиней), никто не ѣлъ, и выданныя порціи (варили на китайскихъ очагахъ по фанзамъ) были съѣдены на слѣдующій день утромъ уже на позиціи. Серьезно опасаясь за переутомленіе частей отряда, въ виду неприсоединенія обѣщанныхъ ротъ князя Амилахори, я донесъ объ этомъ начальнику 3 стрѣлковой дивизіи, которому мой отрядъ былъ подчиненъ генераломъ Ивановымъ. Долженъ замѣтить, что это подчиненіе стало мнѣ извѣстно лишь къ вечеру, въ концѣ боя, или даже по окончаніи его.
Я все время доносилъ непосредственно въ Штабъ Корпуса (или Восточнаго Отряда). Впослѣдствіи, въ Сентябрѣ мѣсяцѣ, генеральнаго штаба капитанъ Ратель говорилъ мнѣ, что въ Штабѣ Корпуса совершенно не знали, что дѣлалъ ввѣренный мнѣ отрядъ 13-го августа; я не обратилъ вниманія на эти слова, потому что тогда уже всѣ отлично знали о томъ, что, только благодаря именно нашимъ дѣйствіямъ, японцамъ не удалось сбить правый флангъ Ляньдясанской позиціи, а роль Зарайскаго полка является совершенно всторостепенной, но еще позднѣе, уже при заключеніи мира, я узналъ отъ генерала Мартынова, что мои подлинныя донесенія остались у войскового старшины Висчинскаго, который передалъ ихъ ему, какъ важнѣйшіе документы на пользу интересовъ Мартынова въ его спорѣ съ Княземъ Амилахори; генералъ любезно далъ мнѣ снять копію съ одного изъ нихъ[6], и не могъ найти въ своихъ бумагахъ другія. Интересно знать на какомъ основаніи, по какому праву, Висчинскій перехватывалъ мои донесенія и не посылалъ ихъ по назначенію — командиру корпуса, или въ корпусный штабъ. А можетъ быть онъ получилъ ихъ изъ этого штаба впослѣдствіи, но, насколько мнѣ кажется, такіе документы не дарятся штабами кому бы то ни было. Странно также, что г. Мартыновъ, состоя въ должности именно начальника штаба 3-го Сибирскаго Корпуса и занимаясь разслѣдованіемъ боя 13-го августа, даже составленіемъ какого то офиціальнаго документа: „описаніе совмѣстныхъ дѣйствій трехъ героевъ (Мартынова уже получившаго Орденъ Св. Георгія, генералъ маіора Столицы и войскового старшины Висчинскаго, требовавшихъ себѣ ту же награду) для отраженія атаки японцевъ на правомъ флангѣ Восточнаго отряда въ бою 13-го августа,“ не счелъ своимъ служебнымъ долгомъ, взявъ подаренныя ему мои подлинныя донесенія, потребовать отъ Висчинскаго объясненія, какимъ образомъ они попали ему въ руки: вѣдь это есть прямое упущеніе по службѣ, которое однако онъ настолько не сознавалъ, что самъ говорилъ мнѣ: „надо выяснить, почему Висчинскій перехватывалъ эти донесенія.“. На основаніи словъ капитана Рателя, отличающагося точностью и аккуратностью, заключаю, что мои донесеніи попали въ руки Висчинскому именно во время боя 13 августа, и поэтому установленъ фактъ ихъ перехватыванія. Но этотъ фактъ даетъ поводъ сдѣлать еще одинъ небольшой выводъ. Названный офицеръ совершилъ выдающійся подвигъ, за который не былъ удостоенъ соотвѣтствующей награды; о подвигѣ его пока офиціально свидѣтельствуютъ своими подписями два генерала генеральнаго штаба: Мартыновъ и Столица. Но гдѣ же находился герой во время совершенія своего подвига? Въ 11-мъ часу утра онъ былъ въ тылу моей позиціи у патронныхъ двуколокъ, гдѣ я имѣлъ съ нимъ вышеприведенный разговоръ; затѣмъ, когда началось и даже уже отчасти было выполнено наступленіе праваго фланга войскъ сражавшихся на Ляньдясанской позиціи (мое донесеніе помѣчено 3 часа 10 минутъ дня), Висчинскій занимался перехватываніемъ моихъ донесеній, которыя конечно направлялись мною только черезъ тылъ нашего боевого порядка, т. е. на сѣверъ, и ручаюсь, что ни одинъ изъ казаковъ не повезъ бы донесеніе въ боевыя линіи, а тѣмъ болѣе на западный берегъ долины Павшугоу—Тасигоу, гдѣ, согласно офиціальнаго описанія подвиговъ трехъ героевъ, и заслужилъ свои лавры Висчинскій. Итакъ онъ все время находился въ тылу ввѣреннаго мнѣ отряда, т. е. тамъ же, откуда управлялъ боемъ своихъ 4-хъ баталіоновъ полковникъ Мартыновъ, о мѣстѣ нахожденія котораго мнѣ докладывали Князь Долгоруковъ и сотникъ Ребиндеръ, составлявшіе сперва нашъ резервъ. Гибель Бѣлогорскаго и раненіе Князя Долгорукова 13-го августа потому особенно обидны, что произошли, хотя и при наступленіи, но не въ боевой линіи, а въ резервѣ — отъ залетѣвшихъ пуль.
Во всякомъ случаѣ перехватываніе ли моихъ донесеній Висчинскимъ, или просто неполученіе ихъ въ штабѣ корпуса сдѣлали то, что генералъ Ивановъ былъ введенъ въ заблужденіе относительно того, какія изъ войсковыхъ его частей больше всего способствовали его побѣдѣ надъ врагомъ въ день 13-го августа, доказательствомъ чему служитъ фактъ награжденія, по его же представленію, Орденомъ Св. Георгія 4 степени только одного командира Зарайскаго пѣхотнаго полка, и несправедливость такой оцѣнки подвиговъ 13-го августа частей войскъ и ихъ начальниковъ осталась до сихъ поръ (я писалъ эти строки 14 марта 1906 года, а нынѣ уже вторая половина 1908 г.) неисправленною. Я остановлюсь на этомъ фактѣ подробно, но конечно не изъ личнаго чувства обиды, что у меня нѣтъ на груди Ордена Св. Георгія 4 степени, а исключительно для огражденія на будущее время подрыва авторитета и значенія величайшей награды, присуждаемой въ нашей арміи за проявленіе самой высокой и при этомъ приносящей дѣйствительную пользу доблести — слѣдовательно только ради интересовъ нашей Арміи, которая столь нуждается нынѣ въ усовершенствованіи, оздоровленіи, и въ которой въ послѣднюю войну именно присужденіе наградъ составляетъ одно изъ больныхъ мѣстъ. Доказательствомъ моихъ словъ служатъ факты, а именно: 1) за дѣло у Тасигоу 13-го августа требовали себѣ награды Георгіемъ 5 лицъ, а именно: генералъ-маіоръ Столица, подполковникъ князь Амилахори, полковникъ Марковъ, войсковой старшина Висчинскій и начальникъ охотничьей команды 12-го стрѣлковаго полка, поручикъ Вадецкій; одинъ полковникъ Дружининъ не требовалъ себѣ такой награды; 2) только онъ же былъ удостоенъ генераломъ Ивановымъ представленія къ награжденію Георгіемъ, при чемъ первое представленіе было отклонено Генералъ-Адъютантомъ Куропаткинымъ, а второе Генералъ-Адъютантомъ Линевичемъ на томъ основаніи, что его отклоняетъ Генералъ-Адъютантъ Куропаткинъ. Впослѣдствіи оно отклонено и Георгіевской Думой лѣтомъ 1907 г., такъ какъ я добился, чтобы представленіе г. Иванова было отдано на ея судъ.
Это отклоненіе Кавалерской Георгіевской Думою, въ составѣ которой находился и бывшій во время боевъ 11—13 августа 1904 г. моимъ непосредственнымъ начальникомъ генералъ-лейтенантъ (нынѣ генералъ-отъ-артиллеріи) Ивановъ, имъ же сдѣланнаго представленія къ награжденію меня заслуженною доблестью ввѣренныхъ мнѣ войскъ наградой, результатомъ котораго является непризнаніе подвиговъ этихъ войскъ и утвержденіе таковыхъ за другою частью, и составляетъ главнѣйшую причину моего выхода въ отставку весною 1908 года. Когда слухи о такомъ рѣшеніи Георгіевской Думы дошли до меня, то я экстренно отправился изъ г. Уральска (гдѣ состоялъ Начальникомъ Войскового Штаба Уральскаго Казачьяго Войска) въ г. С.‑Петербургъ и 15 сентября собственными глазами въ канцеляріи Капитула Орденовъ удостовѣрился въ печальномъ фактѣ. Тогда, убѣдившись, что мнѣ не удастся возстановить справедливость оцѣнки заслугъ ввѣренныхъ мнѣ войскъ, я не считалъ себя въ правѣ продолжать службу въ рядахъ арміи и хотѣлъ немедленно подать въ отставку, о чемъ лично докладывалъ исправлявшимъ должности военнаго министра и начальника генеральнаго штаба и начальнику главнаго управленія казачьихъ войскъ, но данный мнѣ Высокимъ Авторитетомъ совѣтъ оставаться на своемъ посту заставилъ меня сперва взять свое рѣшеніе назадъ. Тѣмъ не менѣе отклоненіе Георгіевской Думой награжденія меня, вслѣдствіе котораго я сопричисленъ къ сонму офицеровъ, домогавшихся всякихъ наградъ и ихъ неудостоенныхъ, лишая меня необходимаго авторитета, какъ начальника и подчиненнаго, заставило меня, при слѣдующемъ неблагопріятномъ стеченіи служебныхъ обстоятельствъ, привести свое рѣшеніе въ исполненіе.
Обращаясь къ дорогимъ моимъ соратникамъ по 4-хъ дневному доблестному георгіевскому бою у Тунсинпу и Тасигоу, я объявляю Вамъ, что покинулъ ряды арміи, вслѣдствіе непризнанія нашихъ истинныхъ боевыхъ заслугъ и при этомъ говорю Вамъ честно, что съ своей стороны сдѣлалъ рѣшительно все возможное, для возстановленія истины, но это не удалось не по моей винѣ.
Мнѣ пришлось закончить боевыя дѣйствія подъ Ляояномъ уже 16-го августа, вслѣдствіе расформированія ввѣреннаго мнѣ отряда; я вынесъ въ своей душѣ полное нравственное удовлетвореніе, основанное на сознаніи исполненія своего долга; тогда, гораздо меньше чѣмъ теперь, я отдавалъ себѣ отчетъ о важности и значеніи положительныхъ результатовъ, достигнутыхъ нашими боями у Тунсинпу и Тасигоу, но конечно не мечталъ, не думалъ и не интересовался о томъ, что заслужилъ какую-нибудь награду; клянусь, что былъ далекъ отъ суетного тщеславія, тѣмъ болѣе, что надо было напрягать всѣ силы для дальнѣйшей борьбы съ врагомъ отечества, и ей отдавать всѣ свои помыслы. Только въ срединѣ сентября 1904 г., случайно за обѣдомъ въ штабѣ 3-го Сибирскаго корпуса, я впервые услышалъ, что полковникъ Мартыновъ получилъ Георгія за бой у Тасигоу. Мнѣ показалось это настолько неправдоподобнымъ, что я позволилъ себѣ высказать предположеніе, что награда присуждена ему за другой бой. Однако черезъ минуту понялъ, что противъ меня сидѣлъ генералъ, подписывавшій, а рядомъ его начальникъ штаба, составлявшій представленіе къ награжденію Мартынова за бой у Тасигоу. Генералъ Ивановъ сказалъ полковнику Орановскому: „знаете, намъ надо въ этомъ разобраться и выяснить“; а послѣ обѣда начальникъ штаба корпуса посовѣтывалъ мнѣ, въ виду полученія Мартыновымъ Георгія, потребовать себѣ такой же награды. Но заниматься во время разгара военныхъ дѣйствій требованіемъ себѣ какихъ бы то ни было наградъ недостойно офицера, желающаго только честно исполнить свой долгъ. Кромѣ того, тогда я ничего не имѣлъ противъ того, что Мартыновъ, котораго до войны считалъ выдающимся офицеромъ, получилъ Георгіевскій крестъ, тѣмъ болѣе, что я самъ видѣлъ его полкъ доблестно и побѣдно сражающимся; то же обстоятельство, что забыли удостоить такой же награды и ввѣренныя мнѣ войска, — казалось въ то время не важнымъ, такъ какъ всегда можно было легко возстановить истину. И я не ошибся, ибо уже въ декабрѣ мѣсяцѣ, какъ только начали поступать требованія на Георгія отъ участниковъ боя у Тасигоу, генералъ Ивановъ приказалъ мнѣ донести о подробностяхъ боя и представилъ меня къ награжденію, но только уже весною 1905 года; однако высшее начальство, въ то время удалившее меня изъ Арміи, конечно не могло согласиться пропустить такое представленіе: дѣйствительно, если бы вдругъ Дума присудила мнѣ Георгіевскій крестъ, то въ какомъ положеніи очутились бы Куропаткинъ, Сахаровъ, Харкевичъ и компанія, сплавившіе георгіевскаго кавалера, во время войны, въ управленіе В. Китайской желѣзной дороги…[7]. Теперь хорошо извѣстно какимъ образомъ достался Георгій полковнику Мартынову. Генералъ Ивановъ, корпусъ котораго послѣ Ляояна считался самымъ побѣдоноснымъ, ходатайствовалъ передъ Генералъ-Адъютантомъ Куропаткинымъ о награжденіи Георгіемъ его начальника штаба полковника Орановскаго, но Куропаткинъ, отклонивъ это ходатайство, указалъ ему, что слѣдуетъ представить полковника Мартынова, какъ отличившагося въ бою 13-го августа. Генералъ Ивановъ немедленно исполнилъ приказаніе, и уже въ 20-хъ числахъ сентября Дума присудила эту награду. Причина почему Куропаткинъ повелѣлъ представить Мартынова — тоже извѣстна: этотъ офицеръ, какъ командиръ части, входящей въ составъ 17-го корпуса, надоумилъ своего корпуснаго командира, а послѣдній ходатайствовалъ передъ командующимъ арміей. Доказательствомъ сего служитъ сохранившееся въ дѣлахъ штаба 3-го Сибирскаго корпуса письмо Мартынова къ Орановскому приблизительно такого содержанія: „Посылаю вамъ требуемое описаніе; оно составлено въ стилѣ, въ которомъ они обыкновенно составляются; въ исторической комиссіи мнѣ пришлось прочесть много документовъ такого рода. Благодаренъ за товарищеское содѣйствіе. Въ случаѣ, если бы представленіе къ Георгію не прошло, не откажите доложить г. Иванову, что я желалъ бы быть произведеннымъ въ генералы“. Это письмо было получено Орановскимъ ранѣе, или одновременно, съ полученіемъ приказа отъ г. Иванова заготовить представленіе къ наградѣ. Но была и еще причина особеннаго желанія генерала Куропаткина поскорѣе украсить грудь героя наградою. Дѣло въ томъ, что полковникъ Мартыновъ давно уже былъ извѣстенъ не только въ арміи, но и въ обществѣ, какъ самый неумолимый критикъ войны 1877—1878 года, исторію которой онъ разрабатывалъ съ десятокъ лѣтъ въ особой комиссіи главнаго штаба; онъ первый дерзнулъ въ публичныхъ лекціяхъ разоблачить такія неприглядныя картины командованія нашей арміей на предгоріяхъ Балканъ, что можно только удивляться какимъ образомъ сохранилъ свои погоны, при существовавшемъ тогда режимѣ; впрочемъ его всетаки не допускали до кафедры академіи генеральнаго штаба. Хлесткое перо и краснорѣчіе представляли большое оружіе и въ тѣ времена — съ нимъ считались. Ну, а послѣ Ляояна Куропаткинъ не могъ не сознавать, что фонды его по командованію если еще не упали, то во всякомъ случаѣ пошатнулись (замѣтимъ, что, къ несчастію, они были столь сильно вздуты биржевою спекуляціею на сподвижника геніальнаго Скобелева, что, пошатнувшись послѣ пораженія подъ Ляояномъ, неожиданно поправились до высоты главнокомандующаго за еще большее пораженіе подъ Шахэ-Бенсиху), не могъ не предчувствовать, что рано или поздно на страницахъ военной исторіи, въ прессѣ и въ аудиторіяхъ будетъ говориться горькая правда.
Такъ вотъ, заранѣе привлечь на свою сторону, обласкать, такъ сказать, закупить такого оратора и публициста, какъ Мартыновъ, казалось не только выгоднымъ, но даже необходимымъ… и предусмотрительный Алексѣй Николаевичъ конечно не упустилъ подходящаго случая. На этотъ разъ онъ ошибся и никакъ не ожидалъ, что, безъ мѣры награждая Мартынова послѣ Ляояна и постоянно лаская его до самаго отъѣзда съ театра военныхъ дѣйствій, посвящая въ свои глубокіе стратегическіе и тактическіе тайники, онъ своими ласками отогрѣвалъ на груди змѣю, а откровенностью давалъ оружіе одному изъ злѣйшихъ критиковъ своихъ подвиговъ. Впрочемъ заблужденіе Куропаткина въ отношеніи Мартынова можетъ быть до нѣкоторой степени объяснено. Перу послѣдняго принадлежитъ, не помню который, томъ офиціальнаго изданія Русско-Турецкой войны, съ изложеніемъ именно всѣхъ дѣйствій Куропаткина; во время изданія послѣдній занималъ уже высокій постъ военнаго министра. Комиссія представила предварительно свой трудъ на утвержденіе Его Высокопревосходительства, и составитель удостоился особенной благодарности. Тамъ обрисована высоко талантливая, высоко поучительная и творческая роль начальника штаба давно почившаго Скобелева. Конечно теперь мы не удивились бы прочитать, что Куропаткинъ игралъ при штабѣ Скобелева роль писаря, но тогда… Я не хочу сказать, что Мартыновъ поусердствовалъ; совершенная дѣятельность Куропаткина обрисовывалась сама собою вполнѣ естественно, ибо онъ сіялъ блескомъ Скобелева, а параллельно ходу его карьеры, росту его силы, какъ лица облекаемаго властью, росъ и этотъ блескъ; когда онъ достигъ зенита власти, держа портфель министра, конечно его боевыя заслуги рекомендовались возможно шире, и томъ исторіи, въ которомъ онѣ изложены, не могъ быть написанъ иначе, какъ къ вящему удовлетворенію честолюбія Куропаткина. Вотъ этотъ томъ и ввелъ въ заблужденіе великаго Маньчжурскаго полководца; но главная бѣда заключалась въ томъ, что, обезпечивая себѣ путь отступленія, въ лицѣ задабриванія публициста Мартынова, Куропаткинъ совершенно упустилъ изъ вида, что полковникъ Орановскій также можетъ быть не безполезенъ, какъ зять заслуженнаго генерала Линевича, и поэтому сдѣлалъ крупный промахъ, отказавъ Иванову въ ходатайствѣ о награжденіи его тѣмъ же знакомъ отличія. Настала минута, когда пришлось раскаяваться, но нашъ высоко-находчивый и рѣшительный вождь сумѣлъ выйти изъ затрудненія. Дѣйствительно, когда новый командующій первой арміей, вѣрнѣе разжалованный изъ главнокомандующихъ, водворился съ марта 1905 года, въ своей штабъ-квартирѣ — въ Херсу, куда добѣжали доблестныя русскія войска послѣ своего долгаго страстнотерпѣнія подъ Мукденомъ, онъ приказалъ представить за Ляньдясанскій бой къ Георгію 4 степени полковника Орановскаго (зятя новаго главнокомандующаго). Такъ ознаменовалъ Куропаткинъ свою боевую дѣятельность командующимъ послѣ главнокомандованія, поставивъ себѣ это вѣроятно важнѣйшею цѣлью, такъ какъ, если чего другого и не достигъ, то всетаки украсилъ грудь Орановскаго знакомъ, свидѣтельствующимъ о необъятной и высокой доблести, столь хорошо намъ всѣмъ извѣстной по Тюренчену и Бенсиху.
Казалось бы все здѣсь приведенное не имѣетъ существеннаго значенія для исторіи войны, а между тѣмъ на самомъ дѣлѣ подобныя награжденія по личнымъ соображеніямъ Командующаго Арміей, ради его собственныхъ личныхъ интересовъ и расчетовъ, выдвигали не только для продолженія войны, но и для будущаго Русской Арміи такихъ людей, которые если и не принесли ей существеннаго вреда, то всетаки оказались безполезными (Мартыновъ), или же которые были прямо вредны (Орановскій), и получили возможность принести еще большій вредъ. Кромѣ того, неправильное удостоеніе такою наградою, какъ Георгіевскій крестъ, войсковыхъ начальниковъ искажаетъ истину доблести войсковыхъ частей, заставляя армію и общественное мнѣніе вѣрить въ славу тѣхъ полковъ, которые завоевали ее себѣ на самомъ дѣлѣ въ гораздо меньшей степени; наконецъ оно искажаетъ исторію, въ ущербъ просто истинѣ. Принимая во вниманіе все это, я позволилъ себѣ, по окончаніи военныхъ дѣйствій (въ августѣ 1905 года), напомнить генералу Иванову о совершенной имъ несправедливости и написалъ ему письмо, въ которомъ выразилъ слѣдующее:
Орденъ Св. Георгія присужденъ за бой у Тасигоу, на основаніи пункта 2-го статьи 295-й Статута, начальнику, который далъ рѣшительный оборотъ сраженію въ нашу пользу, и, занявъ участокъ позиціи, не оставилъ его до полученія на то приказанія.
Въ данномъ случаѣ предполагается, что полковникъ Мартыновъ, овладѣвъ участкомъ японскаго расположенія на берегахъ долины Тасигоу—Павшугоу и тѣмъ остановивъ обходъ праваго фланга всей Ляньдясанской позиціи Восточнаго отряда, способствовалъ послѣднему удержать ее за собой, а затѣмъ оставался на позиціи до полученія приказанія отступать. На основаніи реляціи, Зарайскій полкъ подошелъ къ позиціи праваго фланга нашихъ войскъ 13-го августа въ 10 часовъ утра. Утверждаю, что его передовыя цѣпи выравнивались съ цѣпями ротъ ввѣреннаго мнѣ отряда около 11 часовъ дня; слѣдовательно Зарайцы могли участвовать въ бою лишь съ этого времени. Между тѣмъ, согласно полученнаго мною ночью приказанія Генералъ-Лейтенанта Иванова, ввѣренный мнѣ отрядъ двинулся изъ д. Павшугоу впередъ, для обезпеченія праваго фланга позиціи Восточнаго отряда, къ 6 часамъ утра, и съ этой минуты отбивалъ и отбилъ всѣ попытки японцевъ охватить нашъ правый флангъ. Противникъ не обошелъ послѣдняго лишь потому, что его наступленіе было нами рѣшительно и неожиданно для него остановлено; мы не нуждались къ 11 часамъ дня въ подкрѣпленіяхъ войсками, а, удачно пополнивъ разстрѣлянные патроны, готовились продвинуться впередъ, независимо отъ наступленія Зарайскаго полка; во всякомъ случаѣ отрядъ наступалъ одновременно съ послѣднимъ, при чемъ первый, ближайшій окопъ японцевъ былъ взятъ мною лично съ полуротою 9-го Восточно-Сибирскаго стрѣлковаго полка.
Я не былъ подчиненъ ни Генералъ-Маіору Столица, дѣйствовашему лѣвѣе, ни Полковнику Мартынову, подошедшему справа, а руководилъ боемъ самостоятельно.
Утверждаю, что если Зарайскому полку принадлежитъ честь побѣды дня 13-го августа съ 11 часовъ, то ввѣренный мнѣ отрядъ раздѣляетъ ее съ нимъ на одинаковыхъ основаніяхъ, но съ тою разницею, что отъ 6-ти до 11-ти часовъ мы сдѣлали несравненно больше, ибо вынесли на своихъ плечахъ одни весь кризисъ боя въ продолженіе 5-ти часовъ, при чемъ къ концу этого продолжительнаго періода были въ состояніи продолжать бой, безъ содѣйствія Зарайцевъ, доказательствомъ чему служитъ фактъ наличности еще нетронутаго резерва — около 2-хъ сотенъ казаковъ.
Я не умаляю значенія наступленія Зарайскаго полка, такъ какъ въ дальнѣйшемъ развитіи боя[8] противникъ могъ предпринять обходъ нашего праваго фланга, но утверждаю, что, въ минуту вступленія въ бой полка, отрядъ не только вышелъ изъ кризиса боя побѣдителемъ, но уже готовъ былъ перейти къ активнымъ дѣйствіямъ; мало того еслибы японцамъ удалось сбить съ позиціи ввѣренный мнѣ отрядъ, то Зарайцы не могли бы даже развернуться, ибо только прочное положеніе и успѣхъ отряда обезпечили быстрое и рѣшительное вступленіе въ бой Зарайскаго полка.
Если бы ввѣренный мнѣ отрядъ былъ подчиненъ Полковнику Мартынову, то его награжденіе орденомъ Св. Георгія за нашъ подвигъ могло бы еще быть оправдываемо въ нѣкоторой степени, какъ награжденіе старшаго, но доблесть отряда была проявлена исключительно по иниціативѣ и подъ руководствомъ его начальника, и имя п. Мартынова тутъ не причемъ.
Отнесеніе чести всего боя на долю однихъ Зарайцевъ, при фактѣ успѣшнаго выполненія войсками ввѣреннаго мнѣ отряда своей боевой задачи, во исполненіе приказа Начальника Восточнаго отряда, совершено самостоятельно и еще до прихода Зарайскаго полка на поле сраженія, нельзя не считать не только несправедливымъ, но просто нелогичнымъ.
Если п. Мартыновъ украшеніемъ своей груди Орденомъ Св. Георгія свидѣтельствуетъ передъ всей Русской Арміей и Россіей о доблести командуемаго имъ полка, то п. Дружининъ, во имя справедливости и авторитета величайшей боевой награды, долженъ быть ея удостоенъ, какъ начальникъ войскъ, проявившихъ еще большую доблесть, чѣмъ Зарайскій полкъ, такъ какъ они выполнили болѣе серьезную задачу, дѣйствуя въ значительно меньшихъ, по сравненію съ полкомъ, силахъ и подготовили — обезпечили самый успѣхъ Зарайцевъ[9].
Изъ всего вышеизложеннаго слѣдуетъ, что если Полковникъ Мартыновъ, нынѣ Генералъ-Маіоръ, имѣетъ какое либо право числиться Георгіевскимъ Кавалеромъ, то только при условіи, что начальникъ отряда, рѣшившаго ходъ сраженія на участкѣ позиціи у Тасигоу въ нашу пользу еще до прихода Зарайскаго полка, также состоитъ таковымъ; въ противномъ случаѣ, т. е., если п. Дружининъ за бой у Тасигоу не заслуживаетъ награжденія Орденомъ Св. Георгія, генералъ-маіоръ Мартыновъ заслужилъ его еще менѣе, а онъ награжденъ имъ черезъ мѣсяцъ послѣ совершенія подвига, и оба главнокомандующихъ Русскихъ Армій не допустили представленіе о награжденіи Полковника Дружинина къ разсмотрѣнію въ Георгіевской Думѣ, вѣроятно опасаясь, что послѣдняя можетъ оказаться справедливой и нелицепріятной.
(Въ приложеніи 2-мъ помѣщено „Краткое описаніе совмѣстныхъ дѣйствій для отраженія обхода японцевъ на правомъ флангѣ Восточнаго отряда въ бою при Ляньдясань 13-го августа“, составленное генералами Мартыновымъ и Столица и войсковымъ старшиной Висчинскимъ. Прежде всего можно задать вопросъ: зачѣмъ понадобилось это совмѣстное составленіе (вѣрнѣе фабрикація) совмѣстныхъ дѣйствій? Въ виду сего я привожу исторію его возникновенія. Участникамъ боя было ясно, что награжденіе Орденомъ Св. Георгія только одного Мартынова было несправедливо; знали также, что главную черную работу въ этомъ бою вынесли 2 роты 9-го стрѣлковаго полка и нѣсколько сотенъ казаковъ, что Зарайскій полкъ хотя и одержалъ побѣду, но легкую, уже подготовленную, вѣрнѣе только раздѣлилъ ее; конечно если бы этими частями командовалъ человѣкъ пользовавшійся милостью начальства, то ихъ беззавѣтное мужество и доблесть были бы оцѣнены по заслугамъ; къ несчастію одно имя ихъ случайнаго въ этомъ славномъ бою командира вызывало уже негодованіе и злость у заправилъ въ нашей арміи; ну конечно его обошли, а что могутъ сказать какіе нибудь ротные и сотенные командиры? Однако содѣланная несправедливость не могла не выйти наружу и прежде всего потому, что нашлись охотники попытаться, придравшись къ ней, на ея шаткихъ основаніяхъ, также получить Георгія; ихъ, какъ сказано выше, объявилось ни болѣе ни менѣе, какъ 5 человѣкъ. Тогда заговорила совѣсть генерала Иванова, и онъ пожелалъ возстановить истину, но, какъ человѣкъ слишкомъ преклоняющійся передъ сильными и богатыми, ограничился полумѣрами. Зато одинъ изъ участниковъ посмотрѣлъ на дѣло практически: если дали Георгія Мартынову и лишили Дружинина, то пусть же дадутъ всѣмъ, кто только пользовался успѣхами послѣдняго, а такими являлись всѣ, участвовавшіе въ бою послѣ 10 часовъ утра. До этого, во время кризиса, и Столица, и Висчинскій, и Амилахори, и какой то начальникъ охотничьей команды гуляли себѣ кругомъ, да около, и глядѣли, какъ дерутся, при чемъ одинъ даже доходилъ до моихъ патронныхъ двуколокъ, а другой вѣроятно розыскивалъ меня уже вторыя сутки. И вотъ князь Амилахори не только потребовалъ себѣ высокую награду по командѣ, но обратился и къ содѣйствію прессы. Кромѣ того, дѣйствительно, дѣйствуя самостоятельно, не будучи подчиненъ полковнику Мартынову, Амилахори со своими двумя ротами проявилъ не меньшую доблесть чѣмъ Зарайскій полкъ, а, разъ послѣдній не сдѣлалъ того, чего достигъ отрядъ полковника Дружинина, то почему же предоставлять всѣ лавры Зарайцамъ. Во всякомъ случаѣ требованія и вопли Амилахори (меня совершенно не касается вопросъ, правъ онъ, или нѣтъ; это дѣло подлежащаго начальства) произвели своего рода сенсацію, тѣмъ болѣе непріятную для Мартынова, что онъ принялъ штабъ 3-го Сибирскаго корпуса, отлично знавшаго, что бой былъ выигранъ главнымъ образомъ его частями, т. е. 9-ю и 10-ю ротами 9-го стрѣлковаго полка, а вовсе не Зарайскимъ полкомъ. Желая успокоить общественное мнѣніе, полковникъ Мартыновъ возымѣлъ намѣреніе подтвердить свою реляцію еще другими участниками боя, на что согласились генералъ-маіоръ Столица и войсковой старшина Висчинскій; онъ вызывалъ для этого изъ Харбина и меня, якобы для новаго представленія къ наградѣ, но я былъ во-время предупрежденъ о дѣйствительныхъ его намѣреніяхъ однимъ товарищемъ; хотя я конечно воздержался бы отъ участія въ такомъ фабрикованномъ историческомъ документѣ, и по весьма простой причинѣ: больше того, что сказано мною о боѣ 13-го августа въ моей реляціи и здѣсь сказать не могу ничего, такъ какъ говорю лишь то, что видѣлъ и переживалъ. Не понимаю, какимъ образомъ можетъ свидѣтельствовать Столица о подвигахъ Висчинскаго, или Мартыновъ о подвигахъ Столицы, когда ни тотъ, ни другой ихъ не видѣли. Вѣдь каждый изъ участниковъ подалъ свою реляцію, и вѣроятно достаточную, ибо по одной изъ нихъ былъ присужденъ Георгій Думою, а двѣ другія были признаны начальствомъ заслуживающими быть переданными на ея разсмотрѣніе. Къ чему же тутъ понадобилось какое то соглашеніе о совмѣстныхъ дѣйствіяхъ? для кого, для какой цѣли? Чтобы судить Князя Амилахори, за его неприличныя, какъ находитъ Мартыновъ, статьи, но если онѣ неприличны, то можно ли было оставить на должности командира полка офицера, пишущаго нѣчто неприличное въ цѣляхъ очернить другого командира, и можетъ ли терпѣть такую клевету полковникъ Мартыновъ? Неужели онъ, при своемъ всесильномъ положеніи въ Арміи, не могъ потребовать суда и предложить ультиматумъ: или покарайте клеветника и возстановите славу героя, или же я буду принужденъ оставить ряды арміи. Ничего подобнаго мы не видѣли и не слышали. Мартыновъ обратился къ засвидѣтельствованію своей доблести двумя соучастниками, также требующими себѣ великой награды, и вѣроятно въ то время еще надѣявшихся на полученіе ея, а князь Амилахори продолжалъ поносить его имя (онъ это дѣлалъ и при мнѣ) на всѣхъ перекресткахъ и въ военной прессѣ (№№ 518—520-мъ 1906 года Вѣстника Дальняго Востока, бывшаго Вѣстника Маньчжурскихъ Армій), и благополучно командовать Бузулукскимъ полкомъ. Какая грязная исторія, позорящая нашу армію! обидно, больно за нее!..
Что касается до содержанія знаменитаго „совмѣстнаго описанія трехъ героевъ“, съ которымъ предоставляю ознакомиться также въ Русскомъ Инвалидѣ за 1905 годъ, то не могу не высказать того впечатлѣнія, которое оно производитъ на „боевого“ офицера, а такимъ меня признаетъ въ той же статьѣ самъ генералъ-маіоръ Мартыновъ, высказывая сожалѣніе, что я отсутствовалъ при его составленіи. Повидимому ни одинъ изъ составителей не знаетъ ни поля, ни сраженія, ни настоящаго положенія дѣлъ, бывшаго на правомъ флангѣ Ляньдясанской позиціи отъ 11 часовъ дня 13 августа, т. е. именно тогда, когда началось ихъ высоко-поучительное (талантливое) управленіе ввѣренными имъ войсками, увѣнчанное лаврами Св. Георгія. Да, такъ могутъ описывать бой люди, ознакомившіеся съ нимъ по разсказамъ, по краткимъ (но не подробнымъ) его описаніямъ, но только не руководившіе имъ. Они совмѣстно рѣшали колоссальную задачу обезпеченія праваго фланга Ляньдясанской позиціи отъ обхода его японцами, они спасли его въ критическую минуту, отстоявъ мѣстность своей грудью. Но почему же они не говорятъ, гдѣ была эта историческая въ Ляоянскомъ генеральномъ сраженіи точка, гдѣ былъ разбитый, или по крайней мѣрѣ близкій къ разбитію грознымъ врагомъ правый флангъ? Что происходило на этомъ важнѣйшемъ стратегическомъ участкѣ позиціи? Иногда кажется, что тамъ не было никого, иногда кажется, что п. Мартыновъ дерется рука объ руку съ г.-м. Столицей, дѣйствующимъ однако не непосредственно, а черезъ 2 роты князя Амилахори и при содѣйствіи в. с. Висчинскаго, но въ такомъ случаѣ выходитъ, что они заняли какое то пустое пространство, пристроившись вѣроятно къ полковнику Лечицкому (сражался лѣвѣе г. Столица). Однако все это какъ то непонятно, неточно, дѣлано; точно ученики академіи рѣшаютъ на довольно неточномъ планѣ тактическую задачу, при довольно неопредѣленномъ заданіи о противникѣ, дѣйствующемъ также весьма неопредѣленно: то онъ сосредоточиваетъ бригаду пѣхоты, то появляются его одиночные люди, то онъ понемногу накапливаетъ свои силы гдѣ то въ воздушномъ пространствѣ. Такъ продолжается до 11 часовъ дня, пока п. Мартыновъ находится еще въ нѣсколькихъ верстахъ отъ поля сраженія, в. с. Висчинскій присутствуетъ при пополненіи патронами отряда п. Дружинина, уже выпустившаго, при экономномъ огнѣ, болѣе 300 на винтовку, а г.-м. Столица, флангъ котораго, замѣтьте, еще находился внѣ всякой опасности (вѣдь отрядъ п. Дружинина и не помышлялъ объ отступленіи) тоже вѣроятно еще мало видѣлъ японцевъ.
Вдругъ въ 11 часовъ все измѣняется: вступаютъ въ бой 4 баталіона Зарайцевъ, лихо насѣдаетъ на врага в. с. Висчинскій, ухитрившійся ознакомиться съ положеніемъ дѣлъ по перехватываемымъ донесеніямъ п. Дружинина; съ ними конкурируетъ князь Амилахори, уже вторыя сутки не присоединяющійся къ отряду, расположенному на томъ же правомъ флангѣ Ляньдясанской позиціи, куда онъ уже прибылъ и которую теперь началъ спасать. Въ результатѣ всего летитъ телеграмма на Высочайшее имя[10] о молодецкихъ дѣйствіяхъ Зарайцевъ, т. е. п. Мартынова, 12-го Стрѣлковаго полка, т. е. г. м. Столицы, и казаковъ, т. е. в. с. Висчинскаго. Но всетаки въ описаніи остается что то непонятное и недосказанное. А то, что правый флангъ Ляньдясанской позиціи оберегала и отстояла та же горсть, которая разбила японцевъ подъ Тунсинпу 11 и 12 августа; теперь, подобно тому, какъ и въ предшествующемъ двухъ-дневномъ бою, противникъ не могъ съ нею справиться, ибо въ два дня не переучишься, а вѣдь господамъ японцамъ приходилось обратиться къ новымъ способамъ дѣйствій, къ новой тактикѣ, ибо обыкновенная, по опыту Тюренчена, Янзелина, Тхавуана, Вафангоу, Долина и многихъ другихъ боевъ и стычекъ, примѣнявшаяся до сихъ поръ противъ русскихъ войскъ, здѣсь разбилась о стойкость и искусство горсти стрѣлковъ и казаковъ.
Противникъ въ продолженіе пяти часовъ времени — съ 6 ч. утра до 12 ч. дня — самъ разбился въ безплодныхъ усиліяхъ объ одну точку (въ буквальномъ смыслѣ этого слова). Вотъ почему въ 11 часовъ дня героямъ совмѣстнаго описанія, имѣвшимъ въ рукахъ силы въ 12 разъ большія, чѣмъ вполнѣ устойчиво и побѣдно державшійся отрядъ п. Дружинина, было не трудно развить его наступленіе. Да, дешево достался составителямъ образцоваго описанія своихъ побѣдъ успѣхъ дня 13 августа: ихъ лавры были подготовлены другими.
Пусть же опять справедливый Судъ Исторіи отдастъ должное Вамъ, непризнанные, забытые, дорогіе мои соратники! Пусть же признаютъ заслуженную славу за знаменами 9-го Восточно-Сибирскаго Стрѣлковаго, Уссурійскаго, 2-го Читинскаго и 2-го Верхнеудинскаго Полковъ, ибо ихъ дѣти сдѣлали великое дѣло, несравненно большее, чѣмъ славный Зарайскій Полкъ, который конечно не виновенъ въ томъ, что на его долю выпала сравнительно болѣе легкая съ Вашей задача, которую онъ выполнилъ также въ совершенствѣ.
Все это было написано въ началѣ 1906 года, но, въ виду появленія весною 1908 года печатнаго труда Генеральнаго Штаба генералъ-маіора Е. И. Мартынова: „Участіе Зарайцевъ въ бою при Ляндясанѣ и въ сраженіи на Шахэ“, я вынужденъ добавить еще слѣдующее:
Вотъ какъ повѣтствуетъ Мартыновъ свое вступленіе въ бой 13 августа:
„Въ 6 ч. утра отрядъ (полкъ съ батареей и эскадрономъ) остановился на отдыхъ у Вейдягоу. Въ это время съ юго-востока доносился уже гулъ артиллерійскихъ выстрѣловъ. Послѣ небольшого привала отрядъ выступилъ дальше по пути Сянсанцзы, Безымянную и Чандяопу, на Кофынцы. На перекресткѣ дорогъ южнѣе Сянсанцзы къ отряду присоединились охотники Зарайскаго полка, возвратившіеся изъ Сяолинцзы. При дальнѣйшемъ движеніи, въ 9-мъ часу утра, я получилъ отъ г. Грекова, охранявшаго съ казачьимъ отрядомъ правый флангъ Ляньдясанской позиціи, слѣдующую записку: 7 ч. 45 м. утра, изъ Чандяопу. Противникъ насѣдаетъ на нашъ правый флангъ у Кофынцы. Просилъ бы подкрѣпить нашъ правый флангъ. Немного спустя прибылъ офицеръ съ такою же словесною просьбой. Приказавъ насколько возможно ускорить движеніе, я поѣхалъ впередъ къ г. Грекову, котораго засталъ съ начальникомъ его штаба в. ст. Свѣшниковымъ и нѣсколькими офицерами въ Безымянной деревнѣ, недоѣзжая версты 2 до Чандяопу. Разспросивъ о ходѣ боя, я узналъ, что правый флангъ Ляньдясанской позиціи расположенъ на высотахъ къ юго-западу отъ Кофынцы, и что японцы, не смотря на выдвинутые противъ нихъ заслоны, глубоко охватили этотъ флангъ, занявъ совершенно перпендикулярное къ нему положеніе, на горныхъ отрогахъ восточнѣе долины Павшугоу-Тасигоу. Относительно того, гдѣ находится въ данный моментъ оконечность обходящаго крыла японцевъ — мнѣнія расходились. Я остановился на утвержденіи в. ст. Маркова, указавшаго на Павшугоу, что впослѣдствіи и оправдалось. По этому поводу во французскомъ трудѣ Ніесселя „Тактическіе выводы изъ опыта Русско-Японской войны“ говорится: „п. Мартыновъ могъ атаковать флангъ японцевъ и одержать блестящій успѣхъ, благодаря тому, что получилъ отъ кавалеріи Грекова подробное донесеніе о расположеніи японцевъ“.
Въ полученномъ мною передъ выступленіемъ изъ Цофантунь письменномъ приказаніи, безъ всякаго объясненія цѣли движенія, предписывалось идти въ Кофынцы. Г. Ивановъ ожидалъ моего прибытія именно въ этотъ пунктъ. Г. Кашталинскій (начальникъ праваго участка Ляньдясанской позиціи) предполагалъ назначить Зарайскій полкъ въ свой резервъ. Однако я зналъ, что желаніе командующаго арміей[11], хотя и не выраженное въ письменномъ приказаніи, заключалось въ томъ, чтобы обезпечить отъ обхода правый флангъ В. отряда. Между тѣмъ изъ свѣдѣній, полученныхъ мною въ штабѣ г. Грекова, было ясно, что, при существующей обстановкѣ, исполнить это желаніе было гораздо лучше не движеніемъ на Кофынцы, а выходомъ во флангъ обходящему противнику. Въ виду этого, вопреки полученному мною письменному приказанію, я рѣшилъ, по своей собственной иниціативѣ, вмѣсто Кофынцы, направиться на Павшугоу“.
Все это очень красиво, и я не удивляюсь, что французскій тактикъ оцѣнилъ и блестящую иниціативу героя Мартынова, и блестящую развѣдку героя Грекова. Но только вотъ что немного странно. Блестяще развѣдывавшій герой Грековъ въ 7 ч. 45 м. утра, находится въ д. Чандяопу и оттуда шлетъ подходившему герою Мартынову отчаянный призывъ спасать правый флангъ у Кофынцы, а между тѣмъ у него подъ носомъ, въ разстояніи 2-хъ верстъ, происходитъ бой, продолжающійся уже около 2½ часовъ времени, а онъ продолжаетъ бездѣйствовать въ полномъ смыслѣ слова, имѣя не только казаковъ, но и пѣхоту; г. Грековъ сообщаетъ Мартынову, что правый флангъ позиціи у Кофынцы, точно онъ самъ находится отъ него въ такомъ же разстояніи, какъ и командующій арміей, такъ намѣчавшій этотъ флангъ изъ Ляояна; Грековъ не знаетъ, что японцы угрожаютъ вовсе не Кофынцы, а направленію Тасигоу-Павшугоу, а можетъ быть и еще западнѣе; и это казачій отрядъ, охраняющій, какъ говоритъ Мартыновъ, правый флангъ позиціи! Затѣмъ, для большаго вѣроятно охраненія этого фланга, Грековъ со штабомъ, а вѣроятно и съ войсками, подается черезъ часъ не къ направленію вѣроятныхъ дѣйствій противника, т. е. на Павшугоу, а осаживаетъ назадъ, навстрѣчу Зарайцамъ, изъ Чандяопу на 2 версты въ д. Безымянную, гдѣ его встрѣчаетъ Мартыновъ, догадавшійся поѣхать впередъ и обогнать медленно двигавшуюся колонну. Здѣсь то и происходитъ замѣчательная оріентировка Мартынова Грековымъ. Мы читаемъ о глубокомъ охватѣ противника и о его перпендикулярномъ расположеніи… но гдѣ? — на горныхъ отрогахъ восточнѣе долины Павшугоу; мы слышимъ однако, что мнѣнія расходятся о томъ, гдѣ находится оконечность обходящаго крыла, и только одинъ Марковъ знаетъ этотъ секретъ и опредѣляетъ мѣсто нахожденія загадочной оконечности съ точностью прямо удивительной — у Павшугоу, т. е. уже въ разстояніи 2½ верстъ отъ мѣста оріентировки, гдѣ повидимому происходило нѣчто въ родѣ военнаго совѣта. Я полагаю, что если бы было въ дѣйствительности такъ, какъ утверждалъ 13 августа 1904 года Марковъ, или писалъ спустя 3 года послѣ войны Мартыновъ, то Зарайскій полкъ никогда бы не развернулся въ боевой порядокъ на высотѣ д. Павшугоу, и не вышелъ бы изъ долины Безымянной деревни, а либо принялъ бы оборонительный бой въ окрестностяхъ этой деревни, либо можетъ быть наступалъ бы изъ нея, какъ исходнаго пункта. Однако полкъ прошелъ въ Павшугоу только въ 10 часовъ утра (а можетъ быть и нѣсколько позднѣе), гдѣ онъ занимался еще перестроеніемъ въ резервный порядокъ. Тутъ только, слѣдовательно внѣ сферы огня противника, Мартыновъ свидѣлся съ третьимъ героемъ того же дня в. ст. Висчинскимъ, высланнымъ изъ отряда Грекова во исполненіе приказанія г. Иванова „продолжить правый флангъ позиціи“, съ 1-ой ротой и 2-мя сотнями (и это изъ всего отряда Грекова силою 2 батал. и 9 сот.).
Но хотя оріентировка, данная Мартынову развѣдкою Грекова, и была ему слишкомъ понятна, я все же могу дать къ ней нѣкоторыя поясненія, и при томъ весьма существенныя.
Я сказалъ, что в. ст. Марковъ неожиданно исчезъ съ моего горизонта, и теперь я знаю, благодаря Мартынову, что онъ просто собралъ свои 3 сотни и не счелъ нужнымъ продолжать бой съ противникомъ, разъ пришелъ навстрѣчу японцамъ ввѣренный мнѣ отрядъ. Вмѣсто того, чтобы вести упорный бой, въ который мы ввязались съ этой же минуты, онъ даже не пожелалъ слѣдить за его развитіемъ и уѣхалъ въ тылъ, въ развѣдывательное бюро Грекова, въ Чандяопу, или въ Безымянную, гдѣ и давалъ Мартынову точнѣйшія свѣдѣнія о расположеніи оконечностей японцевъ. Вѣроятно онъ не замѣтилъ въ пылу своего поспѣшнаго отступленія, что встрѣтилъ мои сотни, подъ начальствомъ есаула Желтухина, а затѣмъ и меня, не на высотѣ Павшугоу, а по крайней мѣрѣ на 1½ версты южнѣе и непосредственно на восточномъ берегу долины Павшугоу-Тасигоу; а слѣдовательно, если до 9 часовъ утра ввѣренныя мнѣ войска еще не были опрокинуты (тогда врядъ ли бы отрядъ Грекова благодушествовалъ безъ дѣла въ долинѣ Чандяопу—Безымянная), то японцы не могли возстановлять перпендикуляровъ къ моей позиціи и имѣть свою оконечность у д. Павшугоу.
Интересно также какъ оріентировалъ Мартынова Висчинскій. Привожу опять повѣствованіе изъ брошюры Мартынова:
„Пока походная колонна подтягивалась и въ совершенно укрытомъ мѣстѣ перестраивалась въ резервный порядокъ (спѣшить значитъ не нужно было, ибо полкъ легко переходитъ въ боевой порядокъ изъ походной колонны, а въ горахъ вообще перестраиваться въ резервный порядокъ лишнее — это исключительный случай), я съ нѣсколькими офицерами поднялся на высоту (гдѣ былъ отрядъ Висчинскаго, по показанію Мартынова, въ полуверстѣ восточнѣе Пившугоу). Изъ осмотра съ нея, изъ переговоровъ съ Висчинскимъ, а также ихъ донесеній охотниковъ (?) можно было заключить, что непріятельскія цѣпи и ближайшія къ нимъ поддержки (точно рѣшали тактическую задачу на планѣ) находятся на горныхъ кряжахъ къ востоку отъ долины Павшугоу-Тасигоу. Въ самой долинѣ, у ея восточной стороны, также виднѣлись небольшія пѣхотныя и кавалерійскія части. Познакомившись съ обстановкой, я рѣшилъ перейти въ наступленіе отъ Павшугоу на Тасигоу, прямо во флангъ обходящему крылу японцевъ. Это второе рѣшеніе было также принято мною по собственной иниціативѣ, на мою личную отвѣтственность“. И далѣе: „Къ 8 часамъ утра обходящее крыло японцевъ протянулось своимъ крайнимъ лѣвымъ флангомъ почти до самого Павшугоу, угрожая обходомъ не только отряду г. Столица, но и небольшому отряду полковника Дружинина, стойко державшемуся на своей позиціи (хорошо, что насъ похвалили, очень благодаренъ герою!). При такихъ условіяхъ, для дальнѣйшаго обезпеченія фланга, Грековъ выдвинулъ Висчинскаго. Въ 9-мъ часу утра Висчинскій занялъ высоту въ полуверстѣ восточнѣе д. Павшугоу. Къ нему присоединилась охотничья команда 12 стр. полка. Открывъ огонь, Висчинскій на нѣкоторое время задержалъ распространеніе японцевъ вверхъ по долинѣ, но тѣмъ не менѣе они продолжали готовиться къ производству атаки на линіи Тасигоу-Павшугоу, понемногу накапливая свои силы въ горныхъ лощинахъ восточнѣе долины и поддерживая оживленную перестрѣлку съ нашими войсками“.
Я не сомнѣваюсь, что Висчинскій и Мартыновъ совѣщались и оріентировались, но если только это было на означенной Мартыновымъ высотѣ, т. е. къ востоку отъ Павшугоу, то они были просто въ тылу моей позиціи, въ разстояніи не ближе одной версты, а никоимъ образомъ не внѣ моего фланга, потому что мой правый флангъ упирался сотнею Черноярова въ долину Павшугоу-Тасигоу. Вотъ еслибы Мартыновъ прослѣдовалъ бы нѣсколько впередъ, въ сферу огня противника, то могъ бы получить настоящее оріентированіе, но такъ какъ онъ дальше не поѣхалъ и оставался все время боя у, или даже за, д. Павшугоу, то онъ и по сіе время, черезъ 3 года, получивъ въ свои руки всѣ военноисторическіе документы, полевыя записки и приказы, никакъ не можетъ оріентироваться; и вѣроятно это ему и не удастся, потому что для этого слѣдовало бросить взглядъ на самое поле сраженія, что изъ за Павшугоу сдѣлать было невозможно, такъ какъ въ его распоряженіи не имѣлось ни воздушнаго шара, ни особенной вышки. Доказательствомъ моихъ словъ служитъ тотъ фактъ, что, какъ на сообщеніи 5 марта 1908 года, такъ и въ изданной соотвѣтственной книжкѣ, Мартыновъ далъ схему боя подъ Тасигоу, изображающую его настолько невѣрно, что это можно только объяснить именно тѣмъ, что онъ не былъ на полѣ сраженія и даже его не видѣлъ. На приложенныхъ къ сему схемахъ изображены, какъ воображаемое Мартыновымъ расположеніе войскъ, такъ и нанесенное мною дѣйствительное ихъ расположеніе. Изъ сравненія ихъ видно, что ввѣренный мнѣ отрядъ, показанный Мартыновымъ въ одной верстѣ къ востоку отъ д. Павшугоу и на одной съ нею параллели, фронтомъ на юго-западъ, въ дѣйствительности началъ встрѣчный бой съ 4-мя баталіонами (я всегда старался уменьшать, а не преувеличивать силы противника и доносилъ о 2-хъ баталіонахъ, не считая резервовъ, ибо о нихъ можно только догадываться) японцевъ, спустившись къ югу долиною Павшугоу по крайней мѣрѣ на полторы версты, и расположился на сопкахъ составлявшихъ восточный берегъ долины, т. е. у самой долины непосредственно, выдвинувъ на западный берегъ, который долженъ былъ быть занятъ Грековымъ, но занятъ имъ не былъ, полусотню Уссурійскихъ казаковъ подъ начальствомъ Бровченко. Висчинскій еще въ 10 часовъ утра находился сзади ввѣреннаго мнѣ отряда и если перешелъ впередъ, то только одновременно съ наступленіемъ Зарайцевъ, т. е. не ранѣе 12 часовъ дня, что удостовѣряется самимъ Мартыновымъ, сообщившимъ мнѣ, что мои всѣ подлинныя донесенія попали въ руки Висчинскому, а они могли отправляться только назадъ (я доносилъ г. Иванову), а не впередъ, и не направо, или налѣво. П. Мартыновъ былъ сзади меня, потому что его видѣлъ тамъ Князь Долгоруковъ, слѣдовавшій къ отряду и командовавшій моимъ резервомъ. Впрочемъ, судя по безспорному документу[12] за подписью самого Мартынова, онъ находился даже въ тылу Висчинскаго, а не на позиціи послѣдняго; ибо вотъ что онъ писалъ въ 11 часовъ 10 минутъ дня: „Войсковому старшинѣ Висчинскому, 13 августа, вершина за вашей позиціей позади и лѣвѣе Васъ находятся 4 баталіона Зарайскаго полка. Если вы находите своевременнымъ перейти въ наступленіе, то мы поддержимъ васъ. Полковникъ Мартыновъ“. На оборотѣ: „Если есть свѣдѣнія о противникѣ — сообщите, если нужна поддержка — сообщите“.
Далѣе, на планѣ Мартынова наступленіе Зарайцевъ показано параллельнымъ фронту позиціи ввѣреннаго мнѣ отряда, а я утверждаю, что оно происходило перпендикулярно ея фронту, и черезъ нее прошло не менѣе 2-хъ баталіоновъ Зарайскаго полка, наступавшихъ въ раіонѣ наступленія моихъ ротъ очень узкимъ фронтомъ; я самъ двигалъ и направлялъ впередъ ихъ нѣсколько ротъ. По тому же направленію и отступило вечеромъ не менѣе 8 ротъ Зарайцевъ, которыя я поздравлялъ съ нашей общей побѣдой, какъ раздѣлившихъ ее съ нами. Даже Гамильтонъ и Герчъ показываютъ на своихъ планахъ расположеніе нашихъ войскъ на правомъ флангѣ Ляньдясанской позиціи, сѣвернѣе Тасигоу, несравненно точнѣе и вѣрнѣе, чѣмъ это сдѣлалъ г.-м. Мартыновъ въ своемъ военно-историческомъ изслѣдованіи; для доказательства слѣдуетъ только взглянуть на планъ XXII, приложенный къ II-му тому сочиненія Гамильтона, на которомъ этотъ правый флангъ изображенъ гораздо южнѣе Санчжаго (Павшугоу) и на планъ № 7, приложенный къ сочиненію Герча, гдѣ опять таки русскія войска изображены южнѣе Павшугоу.
Непониманіе до сей поры Мартыновымъ хода и порядка боя подъ Тасигоу явствуетъ изъ сдѣланной имъ въ своей брошюрѣ замѣтки такого содержанія:
„Между отрядами Столицы и Дружинина, находившимися вблизи другъ отъ друга, почему то не было установлено связи. Это видно изъ того, что въ 1-мъ часу дня Столица доносилъ Кашталинскому: „для п. Дружинина патроны отправлены на правый флангъ нашей позиціи, чтобы его тамъ розыскали; п. Дружинина въ д. Тасигоу быть не можетъ, такъ какъ у насъ все время идетъ стрѣльба по направленію къ Тасигоу“.
Послѣднее недоразумѣніе (относительно Тасигоу), по всѣмъ вѣроятіямъ, возникло у г. Кашталинскаго вслѣдствіе того, что п. Дружининъ обозначалъ на своихъ запискахъ мѣсто отправленія словами: „бой у Тасигоу“.
Если судить по тому воображаемому бою, который представляетъ себѣ и тѣмъ, кто желаетъ его слушать и читать, Мартыновъ, а также рисуетъ на своихъ схемахъ, то онъ правъ, но такъ какъ ввѣренныя мнѣ войска начали сраженіе 13-го августа на половинномъ разстояніи между д. д. Павшугоу и Тасигоу и все время стремились къ активнымъ дѣйствіямъ на Тасигоу, а въ 12 часовъ дня были ближе къ Тасигоу, чѣмъ къ Павшугоу, то весьма естественно было называть мѣсто отправки донесеній по деревнѣ расположенной впереди, а не сзади, которую и не было видно съ нашей позиціи. Можетъ быть для п. Мартынова будетъ правильнѣе называть бой по той деревнѣ, близъ которой онъ находился во все время его веденія Зарайцами, но для меня — начальника войскъ, вынесшихъ на себѣ всю тяжесть боя, своею грудью отстоявшихъ позицію сѣвернѣе Тасигоу, этотъ бой останется всегда подъ названіемъ боя у Тасигоу, и обозначеніе на полевыхъ запискахъ правильно.
Что касается до мнѣнія Мартынова объ отсутствіи связи, то не знаю, почему г. Столица не зналъ моего мѣста нахожденія, ибо у насъ была съ его войсками самая дѣйствительная связь: его правофланговый стрѣлокъ лежалъ на хребтѣ и стрѣлялъ рядомъ плечомъ къ плечу съ моимъ лѣвофланговымъ уже въ 6—7 часовъ утра. Но вотъ Мартыновъ этого не зналъ, ибо не знаетъ и сейчасъ, какъ былъ расположенъ отрядъ Столицы. На его схемѣ фронтъ позиціи Столицы показанъ, какъ и моего отряда, на юго-востокъ, а въ дѣйствительности онъ тянулся съ востока на западъ, и разрыва между флангами нашихъ отрядовъ, какъ это нарисовано Мартыновымъ, не было. Курьезнѣе всего то, что въ знаменитомъ „описаніи совмѣстныхъ дѣйствій“, подписанномъ Мартыновымъ (см. приложеніе 2-е), сказано: „г. Столица къ разсвѣту занялъ позицію на выстотахъ въ 1½ всрстахъ южнѣе д. Чандяопу, фронтомъ на Тасигоу—Сесигоу, т. е. фронтомъ на югъ, или даже на юго-западъ, и затѣмъ нигдѣ не говорится, что этотъ отрядъ осаживалъ назадъ, хотя бы своимъ правымъ флангомъ. А, черезъ 3½ года послѣ войны, Мартыновъ пишетъ новое, подробнѣйшее, историческое, документальнѣйшее изслѣдованіе и измѣняетъ расположеніе фронта войскъ г. Столица только на 90 градусовъ. Далѣе, въ томъ же „описаніи“ говорится: „конечно, цѣлью наступленія (Зарайскаго полка) было поствлено: по возможности совершенно оттѣснить обходившія непріятельскія части, для чего слѣдовало продвинуться на высоты сѣвернѣе Тасигоу, т. е. выйти на одну линію съ фронтомъ позиціи Восточнаго отряда“; другими словами, надо было продвинуться на югъ отъ Павшугоу, поближе къ Тасигоу, гдѣ и находился крайній правый фланъ позиціи Восточнаго отряда, т. е. ввѣренный п. Дружинину отрядъ, а на схемѣ № 2 брошюры Мартынова этотъ флангъ подрисованъ у самой д. Павшугоу.
Правда, къ минутѣ блестящаго сообщенія въ Собраніи Арміи и Флота, 5 марта 1908 г., гдѣ продавалась и соотвѣствующая брошюра Мартынова, генералъ-маіора Столица уже не было въ живыхъ, Князь Амилахори удалился изъ Арміи, Русскій Инвалидъ еще въ 1906 году отказался печатать что либо намекающее на заслуги частей доблестно, но скромно, исполнившихъ свой долгъ въ бою 13-го августа 1904 г. (см. приложенія 3-е и 4-е: офиціальное объявленіе Русскаго Инвалида въ № 87 за 1906 годъ о томъ, что „честь отбитія обхода японцами праваго фланга позиціи подъ Ляньдясань всецѣло принадлежитъ Зарайскому полку подъ начальствомъ Мартынова“ и статья за подписью Командира 9-го Восточно-Сибирскаго стрѣлковаго полка Полковника Месхіева), а полковнику Дружинину Георгіевская Дума уже отказала въ награжденіи орденомъ Св. Георгія 4-й степени. При такой обстановкѣ конечно можно было рискнуть помѣщеніемъ новаго займа на популярность и повѣствовать съ кафедры о воображаемомъ боѣ. Я слушалъ это повѣствованіе, считалъ себя обязаннымъ указать на сдѣланныя авторомъ чудовищныя неточности, но, къ сожалѣнію, по совершенно непонятнымъ мотивамъ, предсѣдательствовавшій на сообщеніи въ Обществѣ Ревнителей Военныхъ Знаній, лишилъ меня слова. Тогда я подалъ ему, черезъ 3 или 4 дня, свое письменное возраженіе на данныя, изложенныя въ своемъ сообщеніи Мартыновымъ, для напечатанія его въ „Вѣстникѣ Ревнителей“, но этого до сихъ поръ (августъ 1908 года) еще не сдѣлано.
Въ общемъ, какъ схема приложенная къ брошюрѣ Мартынова, такъ и увеличенный съ нея планъ, вывѣшенный на публичномъ сообщеніи 5-го марта 1908 года, имѣютъ своею главною цѣлью изобразить блестящую атаку Зарайцевъ на лѣвый флангъ японцевъ, а для этого было удобнѣе всего возможно лучше подставить на планѣ послѣдній подъ рѣшительный ударъ, нанесенный героемъ по своей иниціативѣ; словомъ Мартыновъ изображалъ и описывалъ не дѣйствительный бой, о которомъ онъ повидимому имѣетъ весьма смутное представленіе, а примѣръ извѣстнаго тактическаго идеала, что конечно поучительно для слушателей и читателей, наставляя ихъ, какъ слѣдовало бы дѣйствовать, и весьма выгодно для автора. Но если мы хотимъ знать правду, поучаться военной исторіи, то въ такомъ случаѣ, какъ сообщенія, такъ и брошюры такого воображаемаго содержанія, не только не могутъ дать желаемаго удовлетворенія, но вредны, вводя въ заблужденіе и публику, и начальство, и создавая популярность геройству и доблести, которыхъ на самомъ дѣлѣ не было и не существуетъ.
На обложкѣ книжки Мартынова написанъ приговоръ его собственной работѣ: „мелкія натуры начинаютъ оправдываться и клеветать“. Эта книжка есть не военноисторическое изслѣдованіе, а оправданіе отъ возводимыхъ на автора обвиненій: 1) въ томъ, что вовсе не ему принадлежитъ честь отбитія обхода японцевъ подъ Тасигоу, и 2) въ томъ, что въ сраженіи подъ Шахэ онъ не выказалъ достаточнаго мужества и упорства въ двухъ-дневномъ бою и предалъ на разстрѣлъ цѣлый полкъ Русской Арміи. Я не могу судить о томъ, насколько Мартынову удалось оправдаться противъ второго, весьма тяжкаго обвиненія, но, что касается перваго, то, кромѣ довольно грубой подтасовки въ свою пользу разныхъ данныхъ, онъ не сдѣлалъ ничего, и его книжка еще болѣе устанавливаетъ тотъ фактъ, что онъ пожалъ чужіе лавры и успѣхи; за нимъ лишь можетъ пожалуй остаться заслугой, что онъ въ 9 часовъ утра рѣшился идти не въ Кофынцы, а на Павшугоу, гдѣ и пристроилъ свой полкъ къ ввѣренному мнѣ отряду. Но, спрашивается, можно ли было поступить иначе? и тотъ, кто не сдѣлалъ бы этого, врядъ ли заслуживалъ бы право числиться въ арміи. Да, въ нашей арміи, къ сожалѣнію, и это считается какимъ то особенно доблестнымъ проявленіемъ иниціативы. Конечно, все относительно, и можетъ быть нашлись бы командиры полковъ, которые не поступили такъ, какъ въ данномъ случаѣ поступилъ Мартыновъ, ибо были и такіе, которые просто уходили съ позицій послѣ перваго выстрѣла противника, но нужно оцѣнивать дѣйствія военноначальниковъ не по отрицательнымъ примѣрамъ, а по положительнымъ. Иначе у каждаго изъ сражавшихся найдется слишкомъ много заслугъ, и для оцѣнки ихъ не хватитъ даже столь многочисленныхъ степеней нашихъ орденовъ.
Наконецъ вышеприведенный документъ — записка Мартынова Висчинскому отъ 11 часовъ 10 мин. дня — окончательно уничтожаетъ существованіе заслуги командира Зарайскаго полка, въ смыслѣ иниціативы перехода въ наступленіе противъ японцевъ, ибо онъ проситъ сообщить ему о своевременности перехода въ наступленіе и только предлагаетъ свою поддержку. А такъ какъ сія иниціатива не можетъ принадлежать никакимъ образомъ и Висчинскому, пребывавшему до 11—12 часовъ дня въ тылу ввѣреннаго мнѣ отряда, то слѣдовательно болѣе чѣмъ ясно, что оба военноначальника — и Мартыновъ и Висчинскій — перешли въ наступленіе только тогда, когда пошелъ впередъ ввѣренный мнѣ отрядъ, къ которому они оба и пристроили ввѣренныя имъ части.
Я сказалъ, что въ книгѣ Мартынова есть подтасовка данныхъ, а вотъ и наглядное доказательство. Авторъ считаетъ, что блестящая побѣда надъ японскою Императорскою Гвардіей одержана нами исключительно благодаря участію въ бою за Ляньдясанскую позицію Зарайскаго полка 13-го августа, и документальнѣйшимъ подтвержденіемъ этого факта приводитъ отзывъ англійскаго военнаго агента, генерала Сера-Яна-Гамильтона, который безусловно признаетъ полное пораженіе своихъ союзниковъ. Такъ вотъ Мартыновъ почему то выпускаетъ тѣ мѣста изъ сочиненія Гамильтона, которыя говорятъ, что Гвардія была разбита еще до появленія на поле сраженія у Тасигоу Зарайцевъ, между тѣмъ какъ приводитъ остальныя мѣста, которыя могутъ, при условіи выпуска первыхъ, служить доказательствомъ блестящей побѣды Зарайцевъ. Я привожу ихъ:
Томъ 2, стрн. 39 (изд. В. Березовскаго подъ редакціей Ю. Лазаревича)… Въ 8 часовъ 26 мин. утра (13 августа) въ штабъ Куроки на сопку Гокареи прибылъ ординарецъ изъ Императорской Гвардіи и доложилъ, что положеніе на этомъ флангѣ становится весьма серьезнымъ. По его словамъ Гвардія не могла добиться никакого успѣха, ни въ артиллерійскомъ огнѣ, ни въ наступленіи своей пѣхоты. Напротивъ, непріятель быстро усиливался передъ ея фронтомъ и угрожалъ охватить и вынудить къ отступленію лѣвофланговую бригаду Асада, которая повидимому перешла Танхэ въ верхнемъ теченіи и немного оторвалась. Выраженія лицъ сдѣлались серьезными, и, послѣ краткаго совѣщанія, былъ отданъ приказъ: всему резерву арміи выступить изъ Тасинтунь на помощь Гвардіи.
Стрн. 41… Позднѣе я узналъ, что именно въ этотъ моментъ (т. е. до 8-ми часовъ утра) положеніе было чрезвычайно критическимъ, т. е. правое крыло русскихъ не только удерживало лѣвое японское, но угрожало зайти въ тылъ его центру и правому флангу.
Стрн. 45… Нѣсколько минутъ спустя (т. е. около 8½ часовъ утра) появился офицеръ, говорившій по-нѣмецки, и доложилъ, что части 4-й арміи (Нодзу) усмотрѣны съ крайняго фланга 1-й арміи. Послѣ того, какъ онъ передалъ это донесеніе, я вступилъ съ нимъ въ разговоръ и узналъ отъ него, что лѣвофланговая гвардейская бригада, произведя большое захожденіе, наступала въ настоящее время въ сѣверо-восточномъ направленіи, стараясь охватить правый флангъ русскихъ, находившійся въ одной или двухъ миляхъ отъ Когоши (Кофынцы). Я сказалъ ему, что командующій арміей надѣялся, что Гвардія займетъ Когоши до наступленія ночи, на что онъ лишь отвѣтилъ, что Гвардія была слишкомъ занята своей обороной, чтобы думать о Когоши.
Изъ этихъ данныхъ, выпущенныхъ авторомъ самооправданія, видно, что не можетъ быть и рѣчи о томъ, что японская Императорская Гвардія разбита благодаря участію въ бою при Ляньдясань Зарайцевъ. Куроки получилъ донесеніе о пораженіи Гвардіи въ 8 ч. 26 м. утра, при чемъ привезшій это донесеніе ординарецъ употребилъ на проѣздъ изъ расположенія гвардіи въ штабъ арміи (разстояніе не менѣе 20 верстъ) еще нѣкоторое и конечно не малое время. Зарайцы же начали бой позднѣе 11 часовъ дня. Слѣдовательно еще до прибытія ихъ, тогда, когда Мартыновъ еще не оріентировался о положеніи дѣлъ у Кофынцы—Павшагоу, въ д. Безымянной у Грекова, и находился въ нѣсколькихъ верстахъ отъ поля сраженія (впрочемъ онъ и потомъ находился отъ него въ почтительномъ разстояніи), японская гвардія была уже разбита и не вслѣдствіе боя у Тасигоу только, а вслѣдствіе также и боевъ двухъ предшествующихъ дней. И теперь Зарайцамъ оставалось лишь добивать нами (Восточнымъ отрядомъ) разбитаго врага, въ чемъ они и оказали намъ энергическое содѣйствіе. Самъ Мартыновъ потверждаетъ фактъ, что японцы были уже разбиты до прихода его полка, а именно онъ пишетъ на страницѣ 21-й: „японцы тщетно старались удержаться на сопкахъ и кряжахъ восточнѣе долины, вслѣдствіе того, что мы наступали прямо во флангъ ихъ обходящему крылу; они каждый разъ могли противопоставить намъ лишь очень небольшое количество ружей“. Это значитъ, что японцы не оказывали почти никакого сопротивленія наступленію Зарайцевъ, и, по мнѣнію Мартынова, только потому, что ухитрились подставить свой флангъ; утверждаю, что японцы вовсе не подставили Мартынову своего фланга такъ, какъ онъ это воображаетъ, ибо никогда, во всю войну, они не выказывали себя столь безпечными и неостроумными; и здѣсь, какъ и вездѣ, нашъ врагъ не былъ ни безпеченъ, ни робокъ, а былъ сломленъ нашею грудью; наконецъ вѣроятно Мартынову неизвѣстно, что тѣ роты его Зарайцевъ, которыя наступали въ раіонѣ моихъ ротъ, имѣли и упорное сопротивленіе противника; и приходилось на него насѣдать, а не только любоваться, какъ онъ бѣжалъ, или уходилъ. Вообще же я не довѣряю донесеніямъ тѣхъ нашихъ героевъ, которые доносили о бѣгствѣ японской Гвардіи, или хотя ея части, въ день 13 августа, ибо во всякомъ случаѣ былъ къ японцамъ ближе и видѣлъ ихъ больше, чѣмъ эти герои, а бѣгство японцевъ я не замѣтилъ. Впрочемъ, когда успѣхъ на полѣ сраженія достается слишкомъ легко, то фантазія разыгрывается сильно, а въ особенности у людей, которые, по роду своей службы и дѣятельности мирнаго времени, занимались исключительно или писаніемъ, или словоизверженіемъ, для чего у насъ въ арміи существуетъ широкое поприще во всякихъ военно-историческихъ комиссіяхъ, а въ таковой разрабатавающей уже полъ-столѣтія Турецкую войну 1877—1878 г. г. въ особенности. Въ вышеприведенномъ письмѣ Мартынова къ начальнику штаба Восточнаго отряда п. Орановскому, онъ говоритъ, что составилъ для представленія себя къ награжденію Георгіемъ реляцію о боѣ подъ Тасигоу въ томъ духѣ, какъ писались вообще реляціи на этотъ предметъ во время Турецкой войны, по опыту изученія послѣдней въ военно-исторической комиссіи. Этотъ опытъ повидимому очень пригодился Мартынову въ войну 1904—05 г. г., такъ какъ весьма скоро украсилъ его грудь бѣлымъ крестомъ за бой, который онъ даже не видѣлъ, а лишь слышалъ, оставаясь все время далеко позади сражавшихся войскъ.
А между тѣмъ какъ обидно, какъ больно, что, благодаря личному тщеславію, личнымъ расчетамъ, искажается истина одного изъ прекраснѣйшихъ боевыхъ дѣлъ нашей арміи, насчитывающей такъ немного ему подобныхъ на театрѣ военныхъ дѣйствій въ Маньчжуріи. Войска В. отряда совершили огромный подвигъ въ дни 11, 12 и 13 августа, и конечно не ихъ вина, что имъ пришлось отдать залитыя ихъ кровью позиціи. Но по крайней мѣрѣ даже симпатизирующіе нашимъ противникамъ англичане признали за нами блестящую побѣду. Я уже привелъ нѣсколько данныхъ изъ Гамильтона, но считаю нужнымъ привести и еще другія изъ того же источника, а именно:
Стрн. 47… Въ 5 ч. 30 м. пополудни одинъ изъ штабныхъ офицеровъ присѣлъ ко мнѣ подъ кустъ. Онъ сообщилъ мнѣ, что главная забота теперь была о первой бригадѣ гв. дивизіи Асада, которая, пытаясь обойти правый флангъ русскихъ, слишкомъ оторвалась отъ 2-й бригады Ватанаба. Асада повидимому находился въ нѣкоторой опасности, такъ какъ противъ него сосредоточилось много войскъ, и, по послѣднимъ свѣдѣніямъ, онъ только-только могъ держаться благодаря прибытію общаго резерва арміи изъ Тансятунь въ 8 ч. 30 м. утра.
Стрн. 49… 1-я гв. бригада Асада на крайнемъ лѣвомъ флангѣ внушаетъ все большее безпокойство. Крайній правый флангъ русскихъ окопался на сопкахъ, образующихъ западный склонъ долины, по которой течетъ верхняя часть Танхэ. Бригада Асада взяла направленіе сѣверозападнѣе Тунсинпу съ намѣреніемъ обойти и охватить эти окопы. При выполненіи этого маневра она оторвалась отъ 2-й бригады Ватанаба, и ея атака не только была отбита, но въ настоящую минуту она находится въ опасности быть окруженной подрѣпленіями, которыя русскіе быстро выдвинули по большой дорогѣ изъ Ляояна.
Стрн. 50… Не удайся Кигоши захватить сѣверную часть Косареи (высота 273 у д. Пегоу), центру и правой его части по всей вѣроятности не удалось бы закрѣпить за собой успѣхъ, принимая во вниманіе мѣстность и плохое положеніе дѣлъ Гвардіи на нашемъ лѣвомъ флангѣ.
Стрн. 55… Повидимому русскіе, почти одержавшіе побѣду, окружавшіе Асада и отбившіе Ватанаба, были принуждены отступить вслѣдствіе успѣшныхъ дѣйствій 2-й и 12-й дивизій. Тѣмъ не менѣе Куроки не вполнѣ доволенъ своимъ лѣвымъ флангомъ, почему и отправляется завтра рано по утру въ Рошисанъ (Ляньдясань), откуда ему можно будетъ лично войти въ соприкосновеніе съ Императорской Гвардіей.
Стрн. 56… Непріятелю представлялось нѣсколько удивительно благопріятныхъ случаевъ для охвата обоихъ фланговъ, но онъ упустилъ ихъ вслѣдствіе недостатка иниціативы. На нашемъ лѣвомъ флангѣ онъ проявилъ извѣстную энергію и поставилъ насъ въ весьма непріятное положеніе.
Послѣднее записано со словъ самихъ штабныхъ офицеровъ Куроки.
Очень интересныя данныя, также подтверждающія побѣду В. отряда надъ лѣвымъ флангомъ арміи Куроки, т. е. надъ Гвардіей, даетъ сопровождавшій послѣднюю во время боевъ 11—18 августа швейцарскій военный агентъ полковникъ фонъ Герчъ. 11-го августа, какъ я сказалъ уже выше, ему не удалось ничего узнать о положеніи дѣлъ. На 12-е августа японскій проводникъ хотѣлъ непремѣнно удалить всѣхъ военныхъ агентовъ къ сѣверу отъ Холунгоу, т. е. на такое разстояніе, чтобы они не могли видѣть, что произойдетъ въ окрестностяхъ Тунсинпу. Герчу удалось самовольно пробраться утромъ 12 августа въ долину къ д. Сяматунъ, и слѣдовательно онъ опять не видѣлъ боя, такъ-какъ ему разрѣшили подняться на высоты лѣваго берега рѣки только послѣ 10 часовъ, когда уже съ нашей и японской стороны дѣйствовала одна артиллерія. 13 августа Герчъ находился повидимому въ раіонѣ дѣйствій бригады Ватанабе, и поэтому ему также не пришлось видѣть, что происходило на лѣвомъ флангѣ, но изъ его описанія видно, что японцы успѣха не имѣли, и, какъ онъ пишетъ (стрн. 78), „насколько можно судить, японцы оставались на тѣхъ же мѣстахъ, какъ и наканунѣ“. Такъ какъ утромъ этого дня они наступали, то очевидно они были въ теченіе дня отброшены назадъ. Затѣмъ дальше изъ всего описываемаго Герчемъ обрисовывается полное разложеніе японской гвардіи, что конечно можно объяснить только матеріальнымъ и моральнымъ ущербомъ, нанесеннымъ ей нашими войсками въ трехъ-дневномъ бою 11—13 августа. На стрн. 81 онъ говоритъ уже 14 августа: „наконецъ гвардія нуждалась въ отдыхѣ; она дралась и передвигалась въ продолженіе четырехъ дней“. 15 августа, наблюдая дѣйствія 1-й гв. бригады у Ванбатая, онъ пишетъ: „По отношенію къ японцамъ бой этотъ никакъ не можетъ считаться веденнымъ мало-мальски правильно. Почему 1-й полкъ допустилъ столь слабымъ силамъ задержать себя, въ теченіе нѣсколькихъ часовъ, такъ же мало понятно, какъ и остановка 2-го полка за переваломъ“. 16 августа гвардія бездѣйствовала, и въ ней преобладало осторожное настроеніе. Относительно дѣйствій 17 августа написано слѣдующее (стрн. 87): „3-й гв. полкъ все время велъ упорный бой, цѣль котораго трудно понять, такъ какъ 4-ый полкъ и вся 1-я бригада бездѣйствовали. Получивъ одновременно съ 3-мъ полкомъ приказаніе начать наступленіе, 4-й полкъ двинулся впередъ, но затѣмъ, когда надъ нимъ разорвалось нѣсколько шрапнелей, остановился и залегъ. Вечеромъ въ Сыфантаѣ мы узнали отъ одного изъ дивизіонныхъ адъютантовъ, что генералъ Хосегава приказалъ всей дивизіи двинуться впередъ, но что это приказаніе было выполнено только во 2-й бригадѣ и то однимъ только 3-мъ полкомъ, такъ какъ командиръ 4-го полка нашелъ, что наступленіе невозможно. Асада очевидно также считалъ, что это предпріятіе слишкомъ опасно и поэтому предпочелъ бездѣйствовать“. 18 августа гвардія „въ общемъ бездѣйствовала“.
Въ другомъ описаніи дѣйствій 1-й арміи Куроки Ф. Герчъ говоритъ о боѣ бригады Асада 13 августа слѣдующее: „Начиная съ полудня, русскіе значительно усилились; со стороны Кофынцы стрѣляло 38 орудій, а отъ Дайденши 16. Русскіе пытались перейти въ наступленіе, повидимому попытка эта увѣнчалась успѣхомъ, такъ какъ сообщаютъ, что около 2-хъ часовъ двѣ роты были почти уничтожены. Въ часъ дня Хасегава получилъ отъ Куроки телеграмму, сообщавшую, что послѣдній включилъ въ составъ гвардіи подходившій 29-й резервный полкъ, который долженъ былъ прибыть въ Тунсинпу къ 6 часамъ вечера“. И далѣе: „съ утра Гвардіи не удалось продвинуться впередъ; она только удержала занятыя ею позиціи, на которыхъ и заночевала“.
Наконецъ въ послѣдней главѣ своего труда „Управленіе арміей“ Герчъ на стрн. 159 говоритъ, „что силы противника, занимавшія позицію на Танхэ произвели на Куроки подавляющее впечатлѣніе“, а на страницѣ 160 такъ отзывается о дѣятельности Гвардіи: „Во время перваго періода Ляоянской битвы гвардейская дивизія рѣшила успѣшно весьма трудную задачу, такъ какъ атаковала и отбросила превосходныя силы противника (мы ушли сами 14-го по приказанію Куропаткина и отчасти изъ за желанія отступать Иванова). Какъ самъ Хасегава, такъ и его ближайшіе помощники, проявили энергію и осмотрительность. Съ особенно хорошей стороны выказалъ себя Асада, дѣятельности котораго японцы обязаны большею частью своихъ успѣховъ; этимъ онъ какъ бы загладилъ свое бездѣйствіе 18 августа. Но бой 13 августа, какъ кажется, на всегда исчерпалъ его энергію. Уже 15-го, во время преслѣдованія, онъ дѣйствуетъ ощупью, а 17-го выказываетъ полную несостоятельность. Въ этотъ день дѣйствія его препятствуютъ Гвардіи выполнить свою задачу“.
На основаніи всего описаннаго двумя представителями военнаго искусства, сопровождавшими въ бояхъ подъ Ляньдясань, — одинъ штабъ Куроки, а другой японскую Гвардію, мы, участники боевъ противъ Императорской японской Гвардіи, — можемъ быть теперь увѣрены, что честно выполнили свой долгъ и даровали славу Русскому Оружію. Наша побѣда признана не только нами, но и нашими врагами, и мы не нуждаемся въ какомъ либо прикрашиваніи фактовъ и данныхъ, въ ихъ подтасовкѣ и подрисовкѣ, какъ дѣлаютъ это Мартыновъ и ему подобные. Исторія отдастъ справедливость скромнымъ и непопулярнымъ.
Примѣчанія править
- ↑ На приложенной схемѣ этого боя сдѣлана ошибка: напечатано „лѣвый“ флангъ, а надо читать „правый“ флангъ отряда г. Столица.
- ↑ Я уже зналъ, что Князь Долгоруковъ въ высшей степени счастливо и искусно вышелъ изъ самаго критическаго положенія, при своемъ выходѣ изъ боя 12-го августа, и скоро присоединится къ отряду; до его прибытія, а затѣмъ опять черезъ небольшой промежутокъ времени, когда Князь былъ сильно раненъ и принужденъ выбыть изъ строя, казаками отряда 13-го и 14-го августа командовалъ есаулъ Желтухинъ.
- ↑ Всѣ эти соображенія написаны мною въ 1906-мъ году, а 5 марта 1908 г., на сообщеніи генерала Мартынова въ собраніи арміи и флота: „Участіе Зарайцевъ въ бою при Ляньдясань“, а равно, прочитавъ страницу 12-ю соотвѣтствующей брошюры того же автора, я понялъ въ чемъ было дѣло. Марковъ счелъ за лишнее продолжать бой и немедленно отступилъ со своими частями къ Грекову, который не пожелалъ такъ же сражаться въ этотъ день, какъ и въ оба предыдущіе.
- ↑ Теперь, отдавая себѣ отчетъ въ своемъ положеніи, какъ командира сражавшихся 11—14-го августа 1904 г. войскъ, я не могу не признать всей той трудности, съ которою было сопряжено это командованіе, а въ особенности во многія и многія серьезныя минуты. Да, управлять въ современномъ бою даже и такою маленькою горстью людей, такою крупинкою, какую представлялъ изъ себя ввѣренный мнѣ передовой отрядъ, нелегко. Поэтому я съ особенною благодарностью вспоминаю дѣйствительную помощь, оказанную мнѣ, въ дѣлѣ управленія и командованія въ бою отрядомъ, исправлявшимъ обязанности отряднаго адъютанта сотникомъ Карломъ Карловичемъ Васильковскимъ. Этотъ бѣшено храбрый офицеръ имѣлъ столько врожденной способности къ полевой службѣ всякаго рода, обладалъ такимъ вѣрнымъ взглядомъ въ оцѣнкѣ мѣстности и всей боевой обстановки, что мнѣ постоянно думалось: вотъ юноша, не окончившій академію, а между тѣмъ онъ исполняетъ обязанности офицера генеральнаго штаба такъ, какъ дай Богъ это сдѣлать самому премированному ученику академіи. Искренно, сердечно благодарю доблестнаго товарища за незамѣнимую помощь, за его самоотверженную, до истощенія своихъ физическихъ силъ, работу на полѣ брани.
- ↑ За то, какъ я былъ счастливъ встрѣтить Князя у Ляоянскаго моста 20 августа и узнать, что онъ вступилъ въ командованіе сотней и охраняетъ этотъ мостъ черезъ рѣку Тайдзы.
- ↑ 13-го августа. Мѣсто боя у Тасигоу. „Въ 1-мъ часу дня весь правый флангъ: Зарайскій полкъ, кажется часть 12-го полка и ввѣренный мнѣ отрядъ перешли въ наступленіе, которое продолжается и сейчасъ. Не смотря на упорное сопротивленіе, я надѣюсь, что противникъ будетъ опрокинутъ въ долину Тасигоу. Артиллерія ни съ нашей, ни съ непріятельской стороны не дѣйствуетъ, исключая нашей конно-горной батареи, которая даетъ иногда нѣсколько выстрѣловъ.“ Полковникъ Д—нъ.
- ↑ Съ апрѣля мѣсяца 1905 года я состоялъ въ распоряженіи Управляющаго Восточно-Китайской ж. д. генералъ-маіора Хорвата и даже получилъ предписаніе отправиться въ Харбинъ еще 16 февраля 1905 г., но, будучи приглашенъ въ свое распоряженіе Г. Л. Церпицкимъ, я этого приказанія не исполнилъ и въ Мукденскихъ бояхъ командовалъ его войсками и былъ контуженъ.
- ↑ Главнымъ образомъ вслѣдствіе бездѣятельности генерала Грекова, неисполнившаго приказанія генерала Иванова: „прочно занять командующія высоты праваго (западнаго) берега долины Павшугоу-Тасигоу.“
- ↑ Изъ дальнѣйшаго описанія боя на правомъ флангѣ Ляньдянсанской позиціи читатели увидятъ, что на слѣдующій день 14 Августа только ввѣренный мнѣ отрядъ оставался на той же позиціи, тогда какъ Зарайскій полкъ стоялъ уступомъ назадъ; слѣдовательно мы одни исполнили требованіе Статута; мы же прикрыли отступленіе изъ боя Генералъ-Маіора Столица.
- ↑ Всеподданнѣйшее донесеніе Г. А. Куропаткина отъ 14 августа: 3 Сибирскій Корпусъ, усиленный 2-мя полками 35 пѣх. дивизіи, отразилъ (13-го августа) всѣ атаки японцевъ на своемъ фронтѣ; Зарайскій полкъ подъ начальствомъ П. Мартынова дѣйствовалъ молодецки и, вмѣстѣ съ 12 стрѣлковымъ полкомъ и казаками, остановилъ производившійся противникомъ обходъ праваго фланга Ляньдясанской позиціи у с. Кофынцы, въ направленіи отъ Тасигоу на Павшугоу и Чандяопу. Войска праваго фланга вечеромъ, перейдя сами въ наступленіе, отбросили японцевъ къ Тунсинпу и Тасинтунь.
- ↑ Относительно направленія Зарайскаго полка изъ окрестностей Ляояна къ Ляньдясанской позиціи, начальникъ 35-ой пѣхотной дивизіи пишетъ такъ: „Въ реляціи полковникъ Мартыновъ позволилъ себѣ приписать, что эта задача дана именно ему непосредственно командующимъ арміей, что въ дѣйствительности совершенно не соотвѣтствовало истинѣ, почему я приказалъ это несоотвѣтствіе исправить въ реляціяхъ и копіяхъ съ нихъ“.
- ↑ Этотъ документъ, къ сожалѣнію, не попалъ въ документальнѣйшее произведеніе г.-м. Мартынова: „Участіе Зарайцевъ въ бою при Ляньдясанѣ“.
