не удалось продвинуться впередъ; она только удержала занятыя ею позиціи, на которыхъ и заночевала“.
Наконецъ въ послѣдней главѣ своего труда „Управленіе арміей“ Герчъ на стрн. 159 говоритъ, „что силы противника, занимавшія позицію на Танхэ произвели на Куроки подавляющее впечатлѣніе“, а на страницѣ 160 такъ отзывается о дѣятельности Гвардіи: „Во время перваго періода Ляоянской битвы гвардейская дивизія рѣшила успѣшно весьма трудную задачу, такъ какъ атаковала и отбросила превосходныя силы противника (мы ушли сами 14-го по приказанію Куропаткина и отчасти изъ за желанія отступать Иванова). Какъ самъ Хасегава, такъ и его ближайшіе помощники, проявили энергію и осмотрительность. Съ особенно хорошей стороны выказалъ себя Асада, дѣятельности котораго японцы обязаны большею частью своихъ успѣховъ; этимъ онъ какъ бы загладилъ свое бездѣйствіе 18 августа. Но бой 13 августа, какъ кажется, на всегда исчерпалъ его энергію. Уже 15-го, во время преслѣдованія, онъ дѣйствуетъ ощупью, а 17-го выказываетъ полную несостоятельность. Въ этотъ день дѣйствія его препятствуютъ Гвардіи выполнить свою задачу“.
На основаніи всего описаннаго двумя представителями военнаго искусства, сопровождавшими въ бояхъ подъ Ляньдясань, — одинъ штабъ Куроки, а другой японскую Гвардію, мы, участники боевъ противъ Императорской японской Гвардіи, — можемъ быть теперь увѣрены, что честно выполнили свой долгъ и даровали славу Русскому Оружію. Наша побѣда признана не только нами, но и нашими врагами, и мы не нуждаемся въ какомъ либо прикрашиваніи фактовъ и данныхъ, въ ихъ подтасовкѣ и подрисовкѣ, какъ дѣлаютъ это Мартыновъ и ему подобные. Исторія отдастъ справедливость скромнымъ и непопулярнымъ.
