мужества и упорства въ двухъ-дневномъ бою и предалъ на разстрѣлъ цѣлый полкъ Русской Арміи. Я не могу судить о томъ, насколько Мартынову удалось оправдаться противъ второго, весьма тяжкаго обвиненія, но, что касается перваго, то, кромѣ довольно грубой подтасовки въ свою пользу разныхъ данныхъ, онъ не сдѣлалъ ничего, и его книжка еще болѣе устанавливаетъ тотъ фактъ, что онъ пожалъ чужіе лавры и успѣхи; за нимъ лишь можетъ пожалуй остаться заслугой, что онъ въ 9 часовъ утра рѣшился идти не въ Кофынцы, а на Павшугоу, гдѣ и пристроилъ свой полкъ къ ввѣренному мнѣ отряду. Но, спрашивается, можно ли было поступить иначе? и тотъ, кто не сдѣлалъ бы этого, врядъ ли заслуживалъ бы право числиться въ арміи. Да, въ нашей арміи, къ сожалѣнію, и это считается какимъ то особенно доблестнымъ проявленіемъ иниціативы. Конечно, все относительно, и можетъ быть нашлись бы командиры полковъ, которые не поступили такъ, какъ въ данномъ случаѣ поступилъ Мартыновъ, ибо были и такіе, которые просто уходили съ позицій послѣ перваго выстрѣла противника, но нужно оцѣнивать дѣйствія военноначальниковъ не по отрицательнымъ примѣрамъ, а по положительнымъ. Иначе у каждаго изъ сражавшихся найдется слишкомъ много заслугъ, и для оцѣнки ихъ не хватитъ даже столь многочисленныхъ степеней нашихъ орденовъ.
Наконецъ вышеприведенный документъ — записка Мартынова Висчинскому отъ 11 часовъ 10 мин. дня — окончательно уничтожаетъ существованіе заслуги командира Зарайскаго полка, въ смыслѣ иниціативы перехода въ наступленіе противъ японцевъ, ибо онъ проситъ сообщить ему о своевременности перехода въ наступленіе и только предлагаетъ свою поддержку. А такъ какъ сія иниціатива не можетъ принадлежать никакимъ образомъ и Висчинскому, пребывавшему до 11—12 часовъ дня въ тылу ввѣреннаго мнѣ отряда, то слѣдовательно болѣе чѣмъ ясно, что оба военноначальника — и Мартыновъ и Висчинскій — перешли въ наступленіе только тогда, когда пошелъ впередъ ввѣренный мнѣ отрядъ, къ которому они оба и пристроили ввѣренныя имъ части.
