Прежде чѣмъ приступить къ изложенію этого историческаго событія, я обращаюсь къ вамъ, мои дорогіе товарищи и соратники по четырехъ-дневному бою за Ляньдясанскую позицію, впереди, на стражѣ ея, у Тунсинпу 11 и 12 августа, и на крайнемъ правомъ флангѣ, вѣрнѣе внѣ его, опять на стражѣ позиціи, 13 и 14 августа у Тасигоу, и отъ всего сердца, всей души, привѣтствую ваше мужество и доблесть на страницахъ исторіи. Пусть этотъ безпристрастный, строгій и справедливый судья отдастъ должное вамъ горсти чудо-богатырей Маньчжурской Арміи, подвиги которыхъ не были оцѣнены; наоборотъ ихъ умалили и замалчивали. Вы исполнили свой долгъ передъ Родиной и Державнымъ Вождемъ, вы уготовили имъ побѣду, покрыли славой ваши знамена, дали полное торжество Русскому оружію надъ Японскимъ; многіе изъ васъ остались спать вѣчнымъ сномъ на обагренной вашею кровью землѣ, которую вы не хотѣли, не могли отдать врагу, и если бы васъ разбудили теперь и показали, какъ далеко отъ славныхъ, священныхъ могилъ вашихъ были отброшены врагомъ Русскія войска, вы не повѣрили бы; вы сказали бы: „умирая, мы чувствовали, сознавали свою побѣду; мы отомстили японцамъ за несчастіе Тюренчена, которое довлѣло надъ нами четыре мѣсяца; мы его искупили своею доблестью, своею кровью, и отошли въ вѣчность съ полной вѣрой, что къ нашимъ холодѣющимъ тѣламъ нагнутся русскіе побѣдители и, предавъ насъ землѣ, прослѣдуютъ дальше впередъ, пока не изгонятъ изъ предѣловъ Маньчжуріи и Кореи дерзкаго врага…„ но нѣтъ, Русская Армія оставила васъ непогребенными; она ушла опять назадъ побѣжденною и не только отъ мѣста, гдѣ оставила васъ усопшихъ, но уходила дальше почти цѣлый годъ. Да, дорогіе товарищи, отдѣльнымъ ротамъ и сотнямъ было невозможно одолѣть врага въ одиночку, не смотря на все ихъ самопожертвованіе, ибо не нашлось энергіи и поддержки свыше; тамъ думали не о побѣдахъ, а заботились лишь о благополучномъ исходѣ боевъ въ смыслѣ своевременнаго отступленія; ущербъ русскаго оружія не сознавался; утѣшались какими то будущими успѣхами, обезпеченными вѣроятнымъ будущимъ превосходствомъ силъ нашей арміи надъ японской; обманывали себя и общественное мнѣніе Россіи; такимъ образомъ неуклонно вели все дѣло войны къ катастрофѣ, которая случилась въ концѣ февраля слѣдующаго года, послѣ чего уже Арміи не пришлось помѣряться силами съ врагомъ.
Начало Ляоянскаго сраженія, всецѣло принадлежащее войскамъ передового отряда у Тунсинпу, имѣетъ огромное значеніе для Русско-Японской войны 1904—1905 года; оно настолько огромно, что если бы ввѣренный мнѣ отрядъ не одержалъ бы фактической, настоящей побѣды, то я не имѣлъ бы права его пережить, потому что считалъ бы себя виновнымъ за понесенное Маньчжурской Арміей пораженіе въ первомъ генеральномъ сраженіи; я поступилъ бы такъ же, какъ это сдѣлалъ Графъ Келлеръ, который не хотѣлъ и не могъ пережить пораженія ввѣренныхъ ему войскъ, когда на ихъ долю выпало первыми перейти въ наступленіе; я уже выяснилъ выше, что доблестный воинъ невиновенъ, являясь жертвою бездарнаго командованія арміей. Въ данномъ случаѣ судьбѣ было угодно осыпать насъ своими милостями, т. е. даровать намъ побѣду.
Что бои у Тунсинпу 11 и 12 Августа составляютъ начало Ляоянскаго сраженія служитъ доказательствомъ тотъ фактъ, что онъ не прекращался для войскъ 3-го Сибирскаго корпуса (такъ былъ переименованъ въ началѣ августа Восточный отрядъ Г. Иванова) до 18-го августа включительно, когда на 19-е число корпусъ былъ выдѣленъ въ резервъ, а мы знаемъ, что 17 и 18-е августа были наиболѣе рѣшительными днями всей Ляоянской операціи, и командующему арміей оставалось только использовать успѣхъ этихъ и предшествующихъ дней.
Что начало Ляоянскаго сраженія, или его завязка, есть достояніе передового отряда у Тунсинпу доказываютъ тѣ факты, что 11 августа, кромѣ него, не сражалась ни одна часть 3 Сибирскаго корпуса до 4-хъ часовъ дня (бой начался у Тунсинпу въ 7 часовъ утра), если не считать нѣсколько выстрѣловъ на какихъ нибудь постахъ охотничьихъ командъ; точно также и отъ 5 до 8 часовъ утра 12 августа бой шелъ только въ отрядѣ у Тунсинпу, ибо всѣ передовыя части, бывшія лѣвѣе, уже отошли за ночь къ главной позиціи, а равно и отрядъ генерала Грекова, уклонившійся глубоко за ея правый флангъ, не сдѣлалъ ни одного выстрѣла. Мало того, изъ донесеній на Высочайшее имя Генералъ-Адъютанта Куропаткина о бояхъ 11 и 12 августа видно, что дѣйствительно въ первый день сражался только передовой отрядъ 3-го корпуса, у Тунсинпу, а на всемъ фронтѣ Маньчжурской Арміи никакихъ столкновеній съ противникомъ не было; во второй день говорится только объ артиллерійской перестрѣлкѣ и упорномъ боѣ двухъ ротъ отряда полковника Дружинина.
Слѣдовательно этотъ ничтожный по составу отрядъ (200—225 стрѣлковъ и 200 казаковъ) долженъ былъ одинъ принять на себя отвѣтственность за начало генеральнаго сраженія, отъ котораго зависѣла судьба всей кампаніи, ибо если бы Ляоянъ былъ нами выигранъ, то мы выиграли бы и кампанію, а возможность такого исхода сраженія доказана: превосходства силъ у японцевъ не было; арміи Оку и Нодзу и большая треть арміи Куроки разбились о стойкость и мужество четырехъ Сибирскихъ корпусовъ, а обходное движеніе Куроки, по времени и пространству, не могло увѣнчаться успѣхомъ, если бы только Куропаткинъ проявилъ какое нибудь руководство ввѣренными ему войсками въ положительномъ смыслѣ и пожелалъ бы возложить лично на себя отвѣтственность хотя бы за рѣшительный актъ всей операціи; но руководство блистало отсутствіемъ, принципъ сваливанія съ себя отвѣтственности примѣненъ въ полномъ объемѣ, отъ первой до послѣдней минуты боя; доминировало чувство самосохраненія, въ смыслѣ нежеланія ничѣмъ рисковать; все это вмѣстѣ парализовало всякій успѣхъ и сдѣлало напрасными доблесть и мужество Маньчжурской Арміи, проявленныя подъ Ляояномъ въ самой высокой степени.
Итакъ бой у Тунсинпу имѣлъ выдающееся значеніе, какъ завязка генеральнаго сраженія вообще, но это значеніе усугублялось въ огромной степени исключительной обстановкой, въ которой находились вообще войска всей Маньчжурской Арміи и въ частности 3-го Сибирскаго корпуса:
а) По отношенію къ войскамъ всей арміи. Раньше я уже высказался, что опредѣленнаго плана веденія всей операціи у Куропаткина не было; находясь въ полномъ невѣдѣніи обстановки, не зная на что рѣшиться, что предпринять, онъ успокоивалъ себя лишь двумя соображеніями: войска будутъ умирать и способностью усѣявать своими тѣлами поля сраженій наконецъ положатъ предѣлъ энергіи противника, который устанетъ отвѣчать тѣмъ же; Россія представляетъ неисчерпаемый источникъ боевого матеріала и въ концѣ концовъ сломитъ японцевъ подавляющимъ превосходствомъ своихъ силъ. Отступать безъ боевъ Куропаткинъ все-таки не хотѣлъ, ибо допустилъ разстрѣлъ 11-го и 12-го полковъ на Ялу, а затѣмъ, какъ самъ говорилъ впослѣдствіи, желалъ использовать тактически всѣ выгодныя позиціи, постепенно отходя до полнаго сосредоточенія своихъ силъ. Это тактическое использованіе мѣстности выразилось, въ самомъ началѣ, въ разгромѣ нашихъ войскъ у Тюренчена, а затѣмъ въ рядѣ послѣдовательныхъ неудачъ, потому что бои, заканчиваемые отступленіями, фактически составляютъ пораженія, хотя бы отступленіе и было предрѣшено заранѣе. Наступленіе противника, захватъ имъ занятой нами территоріи представляется конечно успѣхомъ и побѣдой. Слѣдовательно къ началу Ляоянскаго боя, на который Куропаткинъ тоже смотрѣлъ, можетъ быть, какъ на тактическое использованіе мѣстности, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, введя въ дѣло имѣющіяся уже значительныя въ то время силы (болѣе семи корпусовъ) обратилъ въ настоящее генеральное сраженіе, армія знала только рядъ неудачъ, привыкла оставлять свои позиціи и показывать тылъ противнику; такою практикою нельзя поднять духъ войскъ передъ рѣшительнымъ столкновеніемъ, и конечно онъ былъ подавленнымъ, а потому успѣхъ въ началѣ столкновенія неминуемо долженъ былъ способствовать его подъему, былъ необходимъ, какъ самая насущная потребность. И вотъ бой у Тунсинпу 11 к 12 августа былъ въ полной мѣрѣ побѣденъ, т. е. далъ именно то, что было столь необходимо Маньчжурской Арміи.
б) По отношенію къ войскамъ 3-го Сибирскаго корпуса — бывшаго Восточнаго отряда генерала Засулича, графа Келлера и наконецъ генерала Иванова, исходъ перваго столкновенія передовой части на позиціи у Ляньдясань, составлялъ рѣшительно все, ибо нигдѣ, ни въ какой части арміи, не жилъ такъ сильно Тюренченъ, т. е. всѣ его печальныя моральныя послѣдствія. Выше, въ 1-й части этого труда, я уже обрисовалъ положеніе войскъ Восточнаго отряда и скажу смѣло, что въ 7 часовъ утра 11 августа оно было совершенно то же, какъ и за все время отъ несчастнаго дня Тюренченскаго пораженія: значительная часть войскъ не имѣла достаточнаго упорства, не была способна удержать позицію при напорѣ противника; думали больше о временномъ задерживаніи, считали отступленіе нормальнымъ явленіемъ. Бой у Тунсинпу 11 августа имѣлъ волшебное дѣйствіе, и уже въ 2 часа пополудни на позиціи у Ляньдясань стоялъ не Восточный отрядъ, привыкшій уступать противнику свои позиціи, а новая часть, познавшая свою силу, сдѣлавшаяся грозной и страшной врагу, способная на самое упорное сопротивленіе, на самое энергичное наступленіе; въ какіе нибудь 7 часовъ времени одни и тѣ же войска переродились, и тогда дѣйствительно Восточный отрядъ отошелъ въ область преданій, а явился 3 Сибирскій корпусъ, считавшійся послѣ 18-го августа самымъ побѣдоноснымъ и славнымъ во всей Маньчжурской Арміи. Эта слава осталась за корпусомъ и послѣ отступленія отъ Ляояна, но къ сожалѣнію закатилась весьма скоро, послѣ операціи у Бенсиху 25 сентября — 3 октября того же года. Читатели увидятъ, что и тогда счастіе было такъ близко; 3-й корпусъ могъ выиграть всю операцію нашего злосчастнаго на самомъ дѣлѣ наступленія, но онъ не сдѣлалъ ничего положительнаго, побѣднаго; наоборотъ его дѣятельность была пассивна и неискусна, но конечно войска корпуса тутъ ни причемъ: все опять погибло изъ за неумѣлаго руководства операціей и боемъ.
Выяснивъ такимъ образомъ значеніе боя небольшого отряда, выдвинутаго передъ правымъ флангомъ Ляндясанской позиціи цѣлаго корпуса, нельзя не остановиться на разборѣ этого факта, т. е. на выясненіи: правильно, или неправильно, поступилъ командиръ корпуса, возложивъ такую огромную задачу на этотъ отрядъ, поставивъ участь боя въ зависимость отъ успѣха или неуспѣха ничтожной горсти своихъ силъ; вообще интересно рѣшить съ научной точки зрѣнія, на основаніи даннаго опыта, вопросъ о возможности завязывать серьезное сраженіе подобнымъ способомъ. Я конечно не могу обойти этотъ вопросъ молчаніемъ, но отвѣчу на него, сдѣлавъ описаніе двухъ-дневнаго боя ввѣреннаго мнѣ отряда у Тунсинпу, что дастъ возможность читателямъ рельефнѣе судить о вопросѣ, благодаря фактическимъ даннымъ.
10-е августа—канунъ боя—было особенно спокойнымъ днемъ; утромъ на сторожевую службу отправлялась 9 рота; я узналъ, что командиръ роты, капитанъ Кантаровъ, именно въ это число августа былъ произведенъ въ офицеры 25 лѣтъ тому назадъ; по этому случаю счелъ нужнымъ сказать ротѣ нѣсколько словъ, поздравилъ офицера и приказалъ прокричать ему ура. Очередной сотней пошла 2-я Верхнеудинская, но командиръ сотни принужденъ былъ остаться при резервѣ, такъ какъ съ 7-го числа болѣлъ дезинтеріей. На заставы стали: на № 1 — вахмистръ сотни, на № 2 — Кантаровъ, имѣя въ отдѣльномъ взводѣ у высоты № 161 прапорщика запаса Бутовскаго, на № 3 — сотникъ Ушаковъ. Не помню, кто именно изъ офицеровъ заявилъ мнѣ, что теперь впереди послѣдней заставы стоятъ посты отъ баталіона, занимавшаго участокъ передовой позиціи восточнѣе д. Тасинтунь; кромѣ того въ д. д. Фынцзыай и Эрдахэ стояли посты изъ состава охотниковъ Голѣевскаго; поэтому можно было бы сократить нашъ нарядъ, упразднивъ совсѣмъ заставу № 3; но я отлично помню, что возразилъ на это слѣдующее: „вѣрю только своимъ войскамъ; начнутъ наступленіе японцы, и передъ вами никого не окажется, кромѣ противника; требую бдительности и готовности“. Эти слова оправдались, какъ увидимъ ниже, въ ту же ночь. Мы обѣдали — наличные офицеры резерва отряда — въ 3-й сотнѣ Читинскаго полка; во время обѣда пріѣхалъ Васильковскій, котораго я посылалъ въ штабъ корпуса (Чинертунь), и сообщилъ, что въ штабѣ замѣтно полное удовлетвореніе дѣятельностью нашего отряда, а командиръ корпуса приказалъ передать свою благодарность всѣмъ его чинамъ. Въ этотъ день я наконецъ — черезъ 5 мѣсяцевъ по прибытіи на театръ войны — получилъ свое содержаніе, что составило порядочную сумму, такъ что я могъ возвратить выданный мнѣ Графомъ Келлеромъ авансъ. Князь Долгоруковъ просилъ разрѣшеніе съѣздить въ Ляоянъ и собирался выѣхать на слѣдующій день въ 5 часовъ утра. За обѣдомъ зашла рѣчь о боевыхъ впечатлѣніяхъ; одинъ изъ офицеровъ сказалъ: „откровенно сознаюсь, что очень не люблю пуль“; на это я отвѣтилъ, что „пули не должны производить непріятнаго впечатлѣнія, а наоборотъ испытывать настоящій огонь должно быть пріятно“. Офицеръ видимо отнесся къ моимъ словамъ недовѣрчиво.
Какъ всегда, прослушавъ пѣніе стрѣлками вечерней молитвы „Боже Царя храни“, я побесѣдовалъ съ ними и пошелъ спать. Около полуночи пришло донесеніе съ заставы № 2, что японцы потревожили наши посты и ранили одного казака изъ наблюдавшаго въ долинѣ у д. Сяматунъ дозора; донесеніе носило характеръ настолько тревожный, что можно было ожидать наступленія противника, въ виду чего я поднялъ резервъ по тревогѣ; къ 3-мъ часамъ ночи выяснилось, что все успокоилось; „послѣ нѣсколькихъ выстрѣловъ съ постовъ, японцы ушли въ гаолянъ“ — такъ доносилъ Кантаровъ. Я приказалъ всѣмъ ложиться спать, но самъ заснулъ не ранѣе 4—5 часовъ утра. Въ 6 часовъ прискакалъ казакъ съ донесеніемъ отъ Кантарова, что японцы силою не менѣе 2-хъ баталіоновъ обходятъ его посты съ праваго фланга, т. е. между заставой его и № 1, и что положеніе очень серьезное.
Не могу сказать, чтобы это донесеніе меня порадовало, но не потому, что я не желалъ серьезнаго наступленія противника. Наоборотъ я жаждалъ его уже столько мѣсяцевъ и томился именно тѣмъ, что видѣлъ, или руководилъ какими то фантастическими передѣлками, когда приходилось отходить передъ невидимымъ врагомъ, когда не было слышно ни одного артиллерійскаго выстрѣла, а пули прилетали, или вѣрнѣе залетали совершенно случайно; до 11-го августа, я былъ серьезно обстрѣлянъ только одинъ разъ — своими же, на переходѣ отъ Мяолина къ Тунсинпу 23 іюня. Мнѣ лично былъ нуженъ настоящій бой, въ которомъ я хотѣлъ или умереть, или побѣдить; я страстно хотѣлъ помѣряться силами съ врагомъ, который до сихъ поръ, по справедливому выраженію японскаго главнокомандующаго, видѣлъ передъ собою только отступающихъ и разбитыхъ. Но я былъ увѣренъ, что тревога напрасная, что никакихъ баталіоновъ противника нѣтъ; мнѣ еще претили безчисленныя, чуть ли не ежедневныя, тревоги противъ мифическаго врага, пережитыя въ отрядѣ Абадзіева; наконецъ только что происшедшая ночная тревога оказалась также не серьезной; единственнымъ доказательствомъ присутствія японцевъ былъ одинъ раненый казакъ. Натянувъ сапоги (спалъ всегда одѣтымъ), я вышелъ на дворъ и увидѣлъ своихъ молодцовъ стрѣлковъ 10 роты безмятежно спавшими, но точно они предчувствовали нѣчто серьезное, ибо ни одинъ изъ нихъ не раздѣлся, а, только снявъ мѣшки, положили ихъ подъ головы. Мнѣ жаль было будить людей. Выйдя на улицу я увидѣлъ такой туманъ, что буквально въ 5 шагахъ нельзя было различить человѣка; это обстоятельство указывало, что противникъ могъ воспользоваться покровомъ тумана и предпринять нападеніе, неудавшееся ему ночью, вслѣдствіе бдительности сторожевыхъ частей. Я приказалъ становиться въ ружье, выводить обозъ (отрядъ не имѣлъ ни одной двуколки, но изъ полка прислали въ каждую роту не менѣе 12 вьючныхъ животныхъ, что, вмѣстѣ съ вьючными и заводными лошадьми двухъ сотенъ, составляло все-таки нѣкоторый обозъ, который слѣдовало убрать съ поля сраженія) къ западной окраинѣ деревни, а сотнѣ — сѣдлать.
Въ 6 часовъ 15—20 минутъ утра прискакалъ опять казакъ отъ Кантарова съ донесеніемъ, что, вслѣдствіе обхода японцами въ значительныхъ силахъ съ праваго фланга, застава № 2 поспѣшно отходитъ къ Тунсинпу, чтобы не быть отрѣзанной; на заставѣ № 3 слышны выстрѣлы. Скажу откровенно, что и этому донесенію не повѣрилъ, даже разсердился: какъ же это застава и всѣ посты уходятъ безъ единаго выстрѣла? но конечно я не былъ на мѣстѣ, и можетъ быть противникъ, прикрываясь туманомъ, обходилъ расположеніе заставы, которая, какъ сказано выше (см. стр. 254), вовсе не имѣла непрерывной связи съ заставой № 1, а наоборотъ была легко обходима въ какой нибудь верстѣ южнѣе мѣста расположенія резерва заставы. Я послалъ за Княземъ Долгоруковымъ, но онъ уже шелъ ко мнѣ. Въ сущности онъ могъ уѣхать въ Ляоянъ, такъ какъ, по окончаніи ночной тревоги, у насъ не было разговора объ отмѣнѣ его поѣздки, разрѣшеніе на которую оставалось въ силѣ; его казаки также провели остатокъ ночи въ полу-готовности, не разсѣдлывая коней.
Еще черезъ нѣсколько минутъ пришло донесеніе съ заставы № 3, гласившее, что японцы наступаютъ въ туманѣ весьма энергично, и застава отходитъ кружнымъ путемъ, такъ какъ кратчайшій путь къ Тунсинпу уже занятъ противникомъ. Это донесеніе меня удивило, ибо между заставами №№ 3 и 2 было непрерывное охраненіе и постоянная связь; слѣдовательно, если японцы ихъ разобщили, то должна была быть перестрѣлка у взвода занимавшаго высоту 161, а между тѣмъ не было слышно выстрѣловъ, и не поступало донесеній отъ Кантарова, что японцы тѣснятъ его лѣвый флангъ.
Я приказалъ капитану Томашевскому немедленно занять 10-й ротой высоты къ сѣверо-востоку отъ деревни, имѣя въ цѣпи не менѣе трехъ взводовъ и, обратясь къ Князю Долгорукову, сказалъ ему: „Вашъ постъ на высотѣ южнѣе деревни въ туманѣ не видитъ ничего; пошлите дозоры освѣтить нашъ правый флангъ.“ Вѣроятно я тогда же приказалъ бы ему занять сотнею и самую высоту, составивъ правый участокъ позиціи, но въ данномъ случаѣ иниціатива осталась за Княземъ, потому что онъ отвѣтилъ такъ: „разрѣшите занять сотней эту высоту.“ Я отвѣтилъ: „великолѣпно, занимайте; въ случаѣ боя, я буду при стрѣлкахъ на лѣвомъ участкѣ, а Вы командуйте правымъ, куда подойдутъ и остальные казаки (Верхнеудинцы были всѣ въ нарядѣ); полагаюсь на Васъ“. Мы встрѣтились съ Княземъ только черезъ двое сутокъ, хотя дрались все время на одной позиціи, не теряя между собой ни на одну минуту общенія, ибо одинаково стремились только къ одной цѣли: не уходить, бить врага и побѣждать; намъ незачѣмъ было стоять плечомъ къ плечу, говорить, объясняться; каждый зналъ, что нужно было дѣлать, и одинъ понималъ другого; Долгоруковъ сразу постигъ, что отъ его упорства и иниціативы на правомъ флангѣ будетъ во многомъ зависѣть результатъ боя, и не упустилъ ничего для того, чтобы обезпечить его успѣхъ. 7-й часъ утра былъ на исходѣ; туманъ все также препятствовалъ различать что либо. Прибылъ Кантаровъ. Я встрѣтилъ его сухо и строгимъ тономъ спросилъ: „Капитанъ, не рано ли Вы отступили?“ Онъ отвѣтилъ, держа руку подъ кузырекъ, просто и точно: „я самъ не видѣлъ противника, но своимъ людямъ вѣрю; японцевъ не менѣе 4-хъ баталіоновъ.“ Я приказалъ ему стать въ резервѣ за 10-й ротой и быть готовымъ удлинить ея лѣвый флангъ.
Васильковскій (адъютантъ отряда) напомнилъ мнѣ, что пора подняться на сопки для управленія войсками, но я отвѣтилъ сердито: „никакихъ японцевъ не будетъ, и не хочу напрасно лазать по кручамъ.“ Затѣмъ, обратясь къ Черноярову, спросилъ его „а Вы какъ думаете — это опять ложная тревога?“ Чернояровъ мучился отъ болей живота и только сказалъ: „надо провѣрить расчетъ казаковъ; всего набирается полъ-сотни“, и повелъ свою часть къ правому флангу позиціи (или онъ оставался при мнѣ — не помню). Мы стояли у западной окраины деревни, совершенно открыто: я, докторъ и Васильковскій; только вѣстовые и лошади, по счастливой случайности, были нѣсколько укрыты въ прилежащей улицѣ.
Отрядный врачъ обратился ко мнѣ съ вопросомъ гдѣ будетъ перевязочный пунктъ, на что я отвѣтилъ, что въ деревнѣ его устроить нельзя, такъ какъ она будетъ обстрѣливаться, а поэтому придется выносить раненыхъ въ долину Сидахыа, но пока еще объ этомъ рано думать; докторъ можетъ пока оставаться при мнѣ, и я дамъ ему соотвѣтствующія указанія. Откровенно сказать я не вѣрилъ въ возможность серьезнаго боя, и такія детали казались мнѣ излишними.
Я обратился къ Васильковскому со словами: „японцы будутъ такъ любезны, что дадутъ намъ еще нѣсколько времени.“ Въ эту минуту туманъ началъ быстро разсѣиваться; было ровно 7 часовъ и… раздался залпъ нѣсколькихъ десятковъ ружей… пули засвистали и зарикошетировали по камнямъ и каменнымъ стѣнкамъ… То головная полурота или рота японской Императорской Гвардіи имѣла честь открыть первой Ляоянскій бой, а мы — получить на себя ея первыя пули. Почти въ тотъ же моментъ послышалась стрѣльба справа: Князь Долгоруковъ салютовалъ противниковъ, но не такъ безнаказанно, какъ это сдѣлали они, обстрѣливая нашу группу у окраины деревни.
Крикнувъ Васильковскому: „наконецъ то пожаловали! на позицію!“ я вскочилъ въ сѣдло и поскакалъ по деревнѣ, чтобы однимъ изъ переулковъ вынестись на сопки. Сзади уже шла живая перестрѣлка: Долгоруковъ и Тохмашевскій давали отчетливые залпы. Несясь по главной улицѣ деревни, я замѣтилъ, что группа стрѣлковъ на сопкахъ быстро двигается назадъ, остановилъ коня и закричалъ: „куда? ни шагу назадъ, впередъ на врага!“ Васильковскій своими могучими легкими повторилъ этотъ окликъ, и стрѣлки мгновенно остановились[1]. Въ нѣсколько секундъ мы влетѣли по крутости въ 45 градусовъ на командующую сопку, какъ разъ за срединой расположенія 10-й роты Томашевскаго.
Вотъ что говорится въ Всеподданнѣйшемъ донесеніи о боѣ 11 августа: „Противъ фронта Восточнаго отряда (нынѣ переименованнаго въ 3-й Сибирскій корпусъ) противникъ силою до 8-ми ротъ, утромъ 11 августа, отъ Пьяндявана и, Шанматуна, повелъ наступленіе на селеніе Тунсинпу въ долинѣ Сидахыа, въ 7 верстахъ на юго-западъ отъ Ляндясаня; у Тунсинпу на подготовленной позиціи былъ расположенъ нашъ передовой отрядъ полковника Дружинина, силою 2 роты и 2 сотни; наши передовые посты, къ которымъ японцы приблизились незамѣтно подъ прикрытіемъ утренняго тумана, отошли на свою позицію; съ 8 часовъ утра завязалось дѣло: наступленіе японцевъ носило нерѣшительный карактеръ. На высотахъ къ востоку отъ Тунсинпу была обнаружена постройка окоповъ, но артиллерія противника въ дѣло не вступила; къ отряду полковника Дружинина были направлены подкрѣпленія. Къ 2-мъ часамъ пополудни японцы прекратили наступленіе, имѣвшее вѣроятно только развѣдочный характеръ; отрядъ полковника Дружинина продвинулся впередъ; о подробностяхъ дѣла и потеряхъ донесеніе еще не поступало. Одновременно, на главной Ляоянской дорогѣ, японцы заняли Фынцзыай и Эрдахэ, въ 2-хъ верстахъ на югъ отъ Ляндясань, и здѣсь около 5 часовъ пополудни разыгралась сильная перестрѣлка, ослабѣвшая значительно черезъ ½ часа, о причинахъ и подробностяхъ которой донесенія не успѣли еще быть доставлены“. Это донесеніе отправлено г-мъ Куропаткинымъ 11 августа, а 12-го августа добавлено еще слѣдующее: „отрядъ полковника Дружинина въ дѣлѣ у Тунсинпу потерялъ до 20 нижнихъ чиновъ убитыми и ранеными; послѣдніе большею частью легко; небольшой отрядъ полковника Дружинина съ успѣхомъ сопротивлялся превосходнымъ силамъ противника и всѣхъ убитыхъ и раненыхъ вынесъ съ собою. На помощь отряду полковника Дружинина былъ посланъ 10 Стрѣлковый полкъ; съ прибытіемъ этого полка, противникъ прекратилъ наступленіе. Во время наступленія 10 полка у насъ былъ раненъ 1 офицеръ, убито 4 и ранено 29 нижнихъ чиновъ“.
Только изъ этихъ донесеній я узналъ, что ввѣренный мнѣ отрядъ дрался у Тунсинпу на подготовленной позиціи. Г. Куропаткинъ былъ введенъ кѣмъ то въ заблужденіе. Полковникъ Дружининъ не мучилъ своихъ людей устройствомъ укрѣпленной позиціи, ибо служба была и безъ того слишкомъ тяжела, а устройство укрѣпленной позиціи для его отряда, при данной обстановкѣ, было совершенной безсмыслицей. Впрочемъ, конечно, кому же могло придти въ голову соображеніе, что отбросить превосходныя силы японцевъ, остановить ихъ наступленіе, можно было какимъ нибудь инымъ способомъ, кромѣ патентованнаго для Русскихъ Армій въ Маньчжуріи единственнаго средства, состоявшаго въ томъ, чтобы зарываться въ землю, окапываться и окапываться. Мы изрыли почву на протяженіи сотенъ верстъ во время войны, мы примѣнили новѣйшія техническія усовершенствованія полевой фортификаціи, но забыли главное, а именно: побѣждаетъ не техника этой науки, не ея совершенство, не мертвыя массы укрѣпленій, окоповъ, траншей, а энергія, активность, искусство маневрированія; громадное большинство нашихъ укрѣпленныхъ позицій даже не были атакованы противникомъ; онѣ доставались часто безъ выстрѣла, иногда служа ему же на пользу, и во всякомъ случаѣ являясь трофеями побѣдъ японцевъ надъ русскими, нагляднымъ свидѣтельствомъ безплодныхъ трудовъ и мученій послѣднихъ. Ввѣренный мнѣ отрядъ началъ побѣдно наше генеральное сраженіе именно потому, что онъ не былъ пришитъ къ мѣсту на заранѣе подготовленной позиціи, а дѣйствовалъ въ зависимости отъ обстановки, все время маневрируя, мѣняя мѣста расположенія частей, не только обороняясь, но и наступая рѣшительно, смѣло; только благодаря такому способу дѣйствій, отрядъ понесъ ничтожныя потери (11 августа и 12-го августа всего нѣсколько болѣе 50 убитыхъ и раненыхъ), а главное ввелъ въ заблужденіе противника относительно количества своихъ силъ, благодаря чему остановилъ въ первый же день наступленіе 4—5 баталіоновъ и заставилъ развернуться противъ себя на слѣдующій день дивизію со всею артиллеріей. Хорошо было бы намъ въ этихъ бояхъ, если, придя въ Тунсинпу 24 іюля, мы укрѣпили бы позицію на 2 роты и 2 сотни, фронтомъ въ 500 шаговъ, и неподвижно усѣлись бы на ней при появленіи 4-хъ баталіоновъ противника: мы были бы окружены и переколоты черезъ нѣсколько часовъ, или, видя это окруженіе, должны были бы бросить свои окопы безъ выстрѣла и спасаться на главную позицію. Примѣръ Тунсинпу поучителенъ для кое кого, ибо если бы его постигли, то можетъ быть не строили бы 70 верстнаго укрѣпленнаго кордона подъ Мукденомъ, могущество и незыблемость котораго сокрушили 3 дивизіи арміи Ноги, вышедшей на нашъ правый флангъ; командная власть тотчасъ потеряла голову, начала сперва оглядываться къ Телину, а такъ какъ во-время ни парировать обходъ, ни отойти не успѣли, то на удивленіе народовъ всего міра показали военно-историческій примѣръ бѣгства 200.000 массы. Если бы у насъ умѣли руководить войсками и маневрировать, то не потратили бы милліоновъ русскихъ денегъ на укрѣпленія Ляояна во славу инженера Величко, а вѣроятно закончили бы Ляоянъ такъ, какъ мы его начали у Тунсинпу, т. е. побѣдно — пораженіемъ врага, а не отступленіемъ 130.000 славныхъ русскихъ штыковъ съ 550 скорострѣльными, представлявшими послѣднее по совершенству техники слово, орудіями, которое кому то удалось рекламировать въ Европѣ, какъ образецъ стратегическаго искусства, и представить фатальной необходимостью нашему отечеству.
А вѣдь при нашемъ отходѣ отъ Ляояна за нами оставалось всего 100.000 разстроенныхъ, обезсиленныхъ нашимъ геройскимъ боемъ съ 11 по 18-е августа японцевъ, которые не были въ состояніи даже обозначить преслѣдованіе. О слишкомъ большой поспѣшности отступленія отъ Ляояна свидѣтельствуютъ донесенія желѣзнодорожныхъ агентовъ: оставлены 3 станціи несчастной, неумѣло, эгоистично эксплоатируемой Восточно-Китайской желѣзной дороги тогда, когда японцы не были даже въ виду ихъ; съ легкимъ сердцемъ подарена противнику работа добросовѣстныхъ труженниковъ Россіи, заставляемыхъ строить и воздвигать на пользу враговъ родины; мы подарили имъ массу матеріаловъ — средствъ и просто обогатили послѣ Ляояна японскую армію.
Я болѣе чѣмъ кто либо не могу простить нашего пораженія подъ Ляояномъ, потому что, насколько имѣлъ возможность, а судьба дала мнѣ въ этомъ отношеніи широкое полномочіе, исполнилъ свой долгъ; моему отряду было ввѣрено начало — завязка генеральнаго сраженія, и, послѣ столькихъ неудачъ нашихъ войскъ, онъ одержалъ первую настоящую побѣду надъ врагомъ, но ее не использовали и свели на нѣтъ управленіемъ и руководствомъ, погубивъ все побѣдно начатое дѣло. Пусть же справедливый судъ исторіи рѣшитъ, что сдѣлалъ для Ляоянскаго сраженія ничтожный по своимъ силамъ передовой отрядъ у д. Тунсинпу.
Продолжаю описаніе боя. Занявъ самую высокую сопку, я могъ окинуть взглядомъ все поле сраженія и сразу замѣтить, что войска стоятъ правильно — для даннаго положенія дѣлъ, не смотря на то, что между крайней стрѣлковой винтовкой лѣваго фланга и крайнимъ спѣшеннымъ казакомъ праваго было болѣе двухъ верстъ; только удерживая все это пространство, можно было оказать сопротивленіе значительнымъ силамъ противника, не дать ему охватить себя съ обоихъ фланговъ; тѣмъ не менѣе конечно необходимо было проявить значительную упругость, такъ какъ противникъ могъ легко обойти; я не очень опасался за лѣвый флангъ, гдѣ былъ баталіонъ на передовой позиціи сѣвернѣе д. Тагоу, и должны были дѣйствовать нѣсколько охотничьихъ командъ; на самомъ дѣлѣ и до перваго и до послѣднихъ было далеко, и они существенной поддержки не оказали, но застава № 3, отойдя лѣвѣе занятой ротами позиціи, заняла выгодную сопку въ полуверстѣ отъ ихъ лѣваго фланга и тѣмъ обезпечила незанятый промежутокъ. Хуже было на правомъ флангѣ: если бы японцы дѣйствовали согласно сказаннаго во Всеподданнѣйшемъ донесеніи, т. е. отъ Шанматуна, примѣрно на Пейлинцзы, съ юга, то конечно они скоро охватили бы не только флангъ, но и тылъ Князя Долгорукова; однако и японцамъ было свойственно дѣлать ошибки, ибо я получалъ пока успокоительныя донесенія съ заставы № 1, и она еще оставалась на мѣстѣ. Японцы не наступали на насъ долиною Ломогоу и не прошли у Шанматуна, а весь день они держались на фронтѣ передъ нашей позиціей; впрочемъ ихъ наступленіе замерло съ самаго начала, и вотъ почему.
Кантаровъ поступилъ превосходно, немедленно и быстро отступивъ безъ единаго выстрѣла; что могъ онъ сдѣлать при такомъ туманѣ и столь значительномъ превосходствѣ силъ противника? Удерживать противника огнемъ невозможно, когда нельзя различать предметы въ 5—10 шагахъ, а бороться грудь съ грудью было бы безумно, такъ какъ наши силы были слишкомъ слабы. Японцы вѣроятно знали расположеніе постовъ (мы стояли тамъ уже болѣе двухъ недѣль) если не заранѣе отъ шпіоновъ, то по своей ночной попыткѣ; они даже вѣрно намѣтили себѣ и дыру для обхода сторожевого охраненія; но они конечно узнали и объ отступленіи нашихъ сторожевыхъ частей, вѣроятно ихъ не удивившемъ; какъ часто, при первыхъ признакахъ наступленія японцевъ, наши передовыя части уходили, не выказывая никакого упорства; слѣдовательно все шло по обыкновенію. Я утверждаю, что японцы знали отлично, что въ Тунсинпу стоитъ ничтожный сторожевой резервъ, ибо главная позиція была только на высотахъ у д. Кофынцы, т. е. въ 5 верстахъ сзади.
Направивъ 4—5 баталіоновъ, чтобы смести слабое наше сторожевое охраненіе у Тунсинпу, побѣдоносные, смѣлые японцы поставили себѣ главнѣйшею цѣлью возможно скорый захватъ всего пространства сопокъ между долинами Ломогоу и Сидахыа; утвердившись, окопавшись, выставивъ батареи, они могли затѣмъ нанести рѣшительный ударъ правому флангу Ляндясанской позиціи, отъ Тунсинпу въ охватъ его на Тасигоу[2].
Подъ покровомъ непроницаемаго тумана, воодушевленые своими знающими мѣстность и обстановку генералами, авангарды г. Куроки спѣшили доблестно выполнить первый актъ великаго событія, Ляоянскаго Генеральнаго Сраженія — его начало-завязку; они успѣшно дебушировали изъ долины Ломогоу на ея лѣвый берегъ, быстро, какъ кошки, какъ это умѣютъ дѣлать только аборигены горъ, вползли на гребни высотъ, командующихъ надъ котловиной Тунсинпу, и слѣдовательно сразу безъ выстрѣла заняли весьма выгодное тактическое положеніе; конечно будь у нихъ хоть одна — двѣ батареи, то оборона Тунсинпу не была бы возможна; но эта помощь не была имъ нужна; ибо зачѣмъ же тратить время на подъемъ орудій, рекогносцировку позицій, расположеніе батарей, когда, по всѣмъ даннымъ и расчетамъ, по опыту 4-хъ мѣсяцевъ борьбы съ Восточнымъ отрядомъ, 5-ю баталіонами не трудно смести сторожевыя части противника; а вотъ, занявъ правый берегъ долины Сидахыа, овладѣвъ самымъ Тунсинпу, можно подтянуть артиллерію и поставить ее сразу на мѣсто для подготовки рѣшительнаго удара: вѣрная экономія времени, труда, снарядовъ, да и нѣкоторая маскировка подготовки атаки, ибо, если нѣтъ пушекъ, то и опасаться серьезнаго удара въ современномъ бою нельзя. Но, г. г. японцы, на этотъ разъ вы ошиблись: принебрегать основными правилами тактики не слѣдуетъ; и, при завязкѣ боя, артиллерія должна быть близка, должна сопровождать пѣхоту; только благодаря игнорированію вами этого принципа, ничтожный отрядъ нашъ у Тунсинпу одержалъ надъ вами побѣду, хотя, повторяю, вы имѣли нѣкоторое основаніе такъ дѣйствовать.
Можетъ быть раздадутся протесты за то, что я позволяю себѣ говорить о столь легкомъ отступленіи передъ японцами передовыхъ частей Восточнаго отряда, но развѣ дѣйствія послѣднихъ 11-го и 12-го августа не подтверждаютъ наглядно, фактически моихъ словъ. Обратитесь къ Всеподданнѣйшему донесенію 11-го числа и прочтите „… одновременно, на главной Ляоянской дорогѣ, японцы заняли д. д. Фынцзыай и Эрдахэ, въ 2-хъ верстахъ на югъ отъ Ляндясань“… Что это значитъ? значитъ, что эти пункты были уступлены имъ легко, безъ упорства (я не говорю даже безъ выстрѣла), а вѣдь у Ляндясань дѣйствовали не менѣе 5 охотничьихъ командъ 3-го корпуса, подъ начальствомъ причисленнаго къ генеральному штабу ротмистра Голѣевскаго. Это по офиціальной реляціи, а вотъ свѣдѣнія, которыя я могу засвидѣтельствовать. Выше было сказано, что подчиненные просили меня облегчить сторожевой нарядъ сокращеніемъ заставы № 3, такъ какъ передъ нею стояли двѣ линіи нашихъ же сторожевыхъ постовъ, но я не согласился. Однако сотникъ Ушаковъ повидимому уповалъ на выставленное впереди его заставы охраненіе и разсѣдлалъ; въ результатѣ японцы появились передъ нимъ внезапно, какъ онъ сознался потомъ; застава сѣдлала подъ выстрѣлами противника. Куда же дѣвались всѣ многочисленные посты и развѣдчики? почему отрядъ охотниковъ — отборныхъ нижнихъ чиновъ и выдающихся офицеровъ отдалъ ввѣренный ему раіонъ мгновенно, безъ малѣйшаго упорства, между тѣмъ какъ отрядъ у Тунсинпу, несравненно слабѣйшій по составу (охотники имѣли не менѣе 700—800 винтовокъ, а у насъ всего 400) сохранилъ его за собою? Читаемъ далѣе въ томъ же донесеніи Генералъ-Адъютанта Куропаткина: „… и здѣсь (у Фынцзыай и Эрдахэ) около 5 часовъ пополудни разгорѣлась сильная перестрѣлка, ослабѣвшая значительно черезъ ½ часа…“ Никакой перестрѣлки въ это время тамъ быть не могло, ибо японцы къ полудню 11 августа прочно владѣли высотою 161, а деревни Фынцзыай и Эрдахэ находятся въ тылу послѣдней, въ разстояніи 3—5 верстъ; перестрѣлка началась, но только то было наступленіе 10-го стрѣлковаго полка (западнѣе Киминсы) и ввѣреннаго мнѣ отряда.
Въ нашемъ сторожевомъ нарядѣ была 9-я рота; одинъ взводъ, подъ начальствомъ прапорщика запаса Бутовскаго, занималъ высоту 161; я уже сказалъ, что не могъ понять, какимъ образомъ японцы вышли на кратчайшій путь между Тунсинпу и расположеніемъ заставы № 3. Къ сожалѣнію не спросилъ объ этомъ Кантарова, когда онъ явился ко мнѣ въ 7-мъ часу утра, немедленно пославъ его на позицію. Затѣмъ руководство боемъ въ теченіе цѣлаго дня не позволяло вспоминать и разслѣдовать что либо; только вечеромъ 12-го числа я узналъ, что Бутовскій со своимъ взводомъ, ничего не донеся, поспѣшно отступилъ, и, какъ вы думаете? куда? къ нашему обозу, въ долину р. Сидахыа. Развѣ это не бѣгство при первомъ же появленіи противника? Я виноватъ въ томъ, что не донесъ о такомъ преступленіи по начальству, и прапорщикъ Бутовскій не былъ преданъ суду и исключенъ изъ арміи, но вѣдь я былъ калифомъ на часъ, я зналъ къ чему приводятъ жалобы на офицеровъ, какъ къ этому относится начальство, и наконецъ во вниманіе къ доблести обѣихъ ротъ отряда, проявленной въ продолженіе всего боя, не хотѣлъ изъ за какого то одного урода подымать столь непріятное для славнаго полка дѣло. Каюсь въ этой своей винѣ, но конечно не могу считать себя отвѣтственнымъ за Бутовскаго, ибо могъ ли я отвѣчать за дѣйствія ввѣренныхъ мнѣ войскъ, когда составъ ихъ мѣнялся чуть ли не ежедневно.
Правѣе отряда у Тунсинпу стоялъ передовой отрядъ генерала Грекова (4 роты, 11½ сотенъ, 4 конно-горныхъ орудія). Въ Всеподданнѣйшемъ донесеніи 12-го августа читаемъ: „… 11 августа японскій баталіонъ повелъ наступленіе по долинѣ Сидахыа отъ Айцзяпуцзы, черезъ Пахудзай, на Лаодитанъ, въ окрестностяхъ котораго былъ расположенъ нашъ передовой отрядъ г. Грекова; наступленіе японцевъ около 3-хъ часовъ пополудни было остановлено у Лаодитана ротою 12-го полка, потерявшей 5 нижнихъ чиновъ ранеными“… Какъ понимать такія дѣйствія передового отряда? превосходя противника силою, имѣя артиллерію, онъ подпускаетъ противника безъ выстрѣла къ самому мѣсту расположенія (онъ долженъ былъ стоять въ Лаодитанѣ, если только въ тотъ день не отошелъ отъ него, на что впрочемъ есть нѣкоторыя указанія), и тутъ только одна рота одерживаетъ легко побѣду надъ вчетверо сильнѣйшимъ противникомъ. Что же дѣлаютъ остальныя силы отряда? что онъ выяснилъ? почему не развилъ успѣха одной храброй роты? Нѣтъ, по всему видно, что японцы только обозначили наступленіе, а отрядъ уже приготовился отходить, что и сдѣлалъ съ разсвѣтомъ слѣдующаго дня безъ выстрѣла, но объ этомъ еще скажемъ далѣе.
Полагаю, что всѣхъ приведенныхъ фактовъ достаточно, чтобы не считать моихъ словъ о поспѣшныхъ отступленіяхъ передовыхъ частей Восточнаго отряда, при появленіи противника, недоказанными. Можетъ быть возразятъ, что передовыя части не обязаны ввязываться въ упорный бой съ противникомъ, безъ особаго приказанія, а должны отходить, но тогда для чего же эти части существуютъ, и какую пользу приносятъ? Только упругостью, извѣстнымъ упорствомъ, наконецъ боемъ, могутъ передовыя части выяснить силы и намѣренія противника. Дѣйствительно, что выяснилъ отрядъ Грекова, поспѣшно скрывшійся отъ Лаодитана за правый флангъ Ляндясанской позиціи, въ теченіе двухъ дней подготовительныхъ дѣйствій японцевъ 11 и 12 августа? только то, что 11-го августа свалился съ неба къ Лаодитану одинъ баталіонъ (изъ Айцзяпуцзы — посмотрите на картѣ и увидите, что дѣйствительно съ неба!). Ввѣренному мнѣ отряду также не было отдано категорическое приказаніе драться упорно, но мы проявили столько упорства, что заставили противника показать дивизію съ артиллеріей, заставили его обнаружить направленіе своего удара на Тасигоу, т. е. въ тылъ праваго фланга Ляньдясанской позиціи, дали время командующему арміей подтянуть резервы изъ Ляояна (всю 35-ю пѣхотную дивизію), изъ за 20 слишкомъ верстъ; словомъ дали возможность и ему, и командиру корпуса, удержать Ляндьсанскую позицію, т. е. побѣдить; кромѣ того мы подняли духъ войскъ, чѣмъ удесятерили ихъ силы; мы, правда, ушли отъ Тунсинпу 12-го августа, но ушли побѣдителями, съ сознаніемъ исполненія своего долга. Развѣ всѣ эти стратегическіе и тактическіе фактическіе результаты не окупаютъ сравнительно ничтожныя потери, понесенныя отрядомъ въ бояхъ 11 и 12 августа — менѣе 20% состава?
Всетаки японцы захватили однимъ махомъ командующія высоты лѣваго берега долины Ломогоу: высоту 161, перевалъ и сопки южнѣе,[3] т. е. одержали первый тактическій успѣхъ. Спускаться всегда легче, чѣмъ подниматься: лучше, виднѣе мѣстность передъ собою, меньше физическое напряженіе; поэтому является большій порывъ впередъ. И упоенные успѣхомъ, если еще не видѣвшіе въ туманѣ, то конечно знавшіе объ отступленіи нашихъ сторожевыхъ частей, японцы безостановочно, по пятамъ спѣшно уходившихъ, какъ казалось имъ, русскихъ, начали спускаться въ котловину Тунсинпу. Но тутъ погода, благопріятствовавшая имъ до сихъ поръ, сыграла плохую шутку; туманъ мгновенно разсѣялся, и, вмѣсто отступавшихъ частей, передъ ними оказались Князь Долгоруковъ и Капитанъ Томашевскій со своими доблестными 3-ей сотней и 10-й ротой. Дружные залпы обѣихъ частей съ хорошаго разстоянія 1200—1000 и менѣе шаговъ озадачили противника: русскіе не ушли, не сдали, а встрѣчаютъ выдержанными залпами. Сильный перекрестный огонь на площади въ 2 версты, полное спокойствіе на позиціи значительнаго фронта, не обозначенной ни окопами, ничѣмъ видимымъ, конечно произвели неожиданное впечатлѣніе на головныя части японцевъ, шедшія открыто (нѣкоторыя спускались въ колоннахъ); при такой неготовности къ бою, результаты первыхъ залповъ отряда, хотя можетъ быть и не слишкомъ губительныхъ, были сильнѣе самаго смертельнаго огня при отраженіи штурма; противникъ отъ полной увѣренности перешелъ къ тяжелой неизвѣстности; нарвались — вотъ роковое сознаніе каждаго офицера, каждаго солдата, и, вмѣсто смѣлаго порыва впередъ, явилось стремленіе назадъ. Мы видѣли, какъ колонны растаяли, какъ бѣжали и прыгали солдаты, прячась за складки мѣстности; началась какая то дробная, несмѣлая трескотня; видимо стрѣляли не цѣлясь, для собственнаго успокоенія, чтобы что нибудь дѣлать, чѣмъ нибудь успокоить свои нервы; то учащенный огонь въ одномъ мѣстѣ, то одиночные выстрѣлы въ другомъ. „Шальныя пули — ничего не стоятъ“, сказалъ Васильковскій, когда нѣсколько прожужжало вблизи насъ; а въ отвѣтъ японцамъ все такіе же спокойные, отчетливые залпы. Скоро я прекратилъ стрѣльбу 10-й роты, боясь тратить патроны, ибо только въ ту минуту созналъ сдѣланное упущеніе. Мы не имѣли ни одной патронной двуколки, и я не позаботился, приспособивъ вьюки (а ихъ было достаточно), потребовать изъ полка патроны; правда роты прибыли въ Тунсинпу только 5 дней тому назадъ, и сношенія съ полкомъ были не такъ ужь легки.
Я послалъ донесеніе г. Иванову, опредѣляя силы японцевъ въ 4—5 баталіоновъ, такъ какъ передъ нами было уже обнаружено не менѣе 8—10 ротъ, а за ними должны были быть и резервы; позднѣе я могъ пересчитать и резервы; вмѣстѣ съ тѣмъ увѣдомилъ и г. Грекова такими словами: „на меня вышло около 5 баталіоновъ японцевъ, предполагаю удерживать позицію“.
Кажется около 9 часовъ утра разгорѣлся бой на правомъ флангѣ: Князь Долгоруковъ, замѣтивъ наступленіе японцевъ отъ перевала, рѣшилъ продвинуться впередъ и, расположившись на отдѣльной сопкѣ, уже занятой противникомъ, во-первыхъ лучше обстрѣливать во флангъ наступающія части, а во-вторыхъ вообще выиграть пространство на правомъ флангѣ позиціи. Это смѣлое, можно сказать дерзкое, наступленіе, предпринятое имъ по собственной иниціативѣ, было выполнено настолько рѣшительно и умѣло, что въ нѣсколько минутъ онъ выбилъ огнемъ японцевъ укрывавшихся на сопкѣ, и сперва полусотней, а потомъ и всѣми людьми, открылъ мѣткій огонь по передвигавшимся частямъ противника, чѣмъ принудилъ ихъ къ отступленію. Этому геройскому подвигу Князя Долгорукова мы конечно во многомъ обязаны успѣхомъ боя у Тунсинпу, во-первыхъ, потому, что онъ окончательно ввелъ въ заблужденіе японцевъ относительно нашей числительности, ибо такое рѣшительное наступленіе должно было показаться имъ основаннымъ на сознаніи своихъ силъ; они не знали, что за Долгоруковымъ шли какія нибудь 50 винтовокъ Черноярова, а я никогда не успѣлъ бы дослать ему хотя одинъ взводъ стрѣлковъ; во-вторыхъ, потому, что, не займи онъ этой сопки, японцы утвердились бы на ней, а тогда удерживаніе праваго фланга нашей позиціи оказалось бы совершенно невозможнымъ; слѣдовательно, Князь Долгоруковъ этимъ подвигомъ безусловно заслужилъ награжденіе Орденомъ Св. Георгія 4-й степени, къ которому и былъ три раза представленъ, но не награжденъ до сего времени.
Съ своей командующей высоты я видѣлъ, какъ эта горсть отважныхъ самоотверженныхъ людей, по волѣ настоящаго героя, носившаго въ себѣ глубокое пониманіе искусства и техники веденія боя, бросилась впередъ и достигла своей цѣли. На слишкомъ громадномъ для ничтожнаго отряда полѣ сраженія, представляемомъ котловиною Тунсиипу и видимомъ мнѣ какъ на ладони, Читинцы Долгорукова, даже съ поддержкою Верхнеудинцевъ Черноярова, представляли изъ себя такую крупинку[4], такую малость, висѣли въ такой степени на воздухѣ, что мнѣ становилось жутко; одинъ лихой порывъ многочисленнаго противника, бѣшеный натискъ желтыхъ фанатиковъ, и я не досчитался бы рядовъ моихъ соратниковъ, я лишился бы ихъ всѣхъ, ибо не трудно было догадаться, что Долгоруковъ умѣетъ наступать, а обороняться будетъ до послѣдней крайности, до потери послѣдняго казака.
Конечно на правомъ флангѣ нашей позиціи было легче всего проиграть дѣло; онъ былъ важнѣйшимъ; тѣмъ не менѣе я рѣшилъ, что мнѣ не зачѣмъ быть тамъ самому. Только оставаясь на своей командующей сопкѣ, я могъ видѣть все поле сраженія; мало того, съ участка Долгорукова я, совсѣмъ не видя участка стрѣлковъ, не видѣлъ бы и мѣстности окружавшей его флангъ такъ далеко, какъ видѣлъ отъ себя. Руководить тактикой Долгорукова было не нужно, ибо этотъ человѣкъ не нуждался въ руководствѣ; наоборотъ, слѣдовало дать ему самостоятельность. Онъ понималъ цѣль боя — не отдавать сколько возможно дольше ни шагу, боемъ развѣдывать противника; онъ зналъ, что если будетъ отданъ правый ввѣренный ему участокъ, то падетъ вся оборона котловины Тунсинпу.
Большую пользу принесла въ отношеніи обезпеченія праваго фланга бывшая застава № 1, гдѣ Верхнеудинцы, подъ начальствомъ вахмистра (забылъ его фамилію) или старшаго урядника, замѣчательно настойчиво, вѣрно и непрерывно вели развѣдку противника, останавливая его развѣдчиковъ и отдѣльныя партіи; я былъ постоянно оріентированъ, а главное зналъ, что съ юга не наступаетъ сильная часть противника; одинъ только разъ былъ намекъ на появленіе баталіона, но и то скоро опровергнутый. Удивляюсь японцамъ, почему они не предприняли обхода нашей позиціи; но… всякому бываетъ свой чередъ, и, если бой у Тунсинпу составляетъ часть боя у Ляояна, то всетаки не имѣетъ съ послѣднимъ ничего общаго: здѣсь желаніе побѣдить во что бы то ни стало было у насъ сильнѣе, чѣмъ у японцевъ, и поэтому мы побѣдили; къ сожалѣнію, они отыгрались на всей совокупности Ляоянскихъ боевъ.
Я послалъ и подкрѣпленіе Князю Долгорукову. Согласно заблаговременно отданной генераломъ Ивановымъ инструкціи, въ случаѣ боя ввѣреннаго мнѣ отряда у Тунсинпу, генералъ Грековъ обязанъ былъ поддержать насъ двумя сотнями, и я ожидалъ ихъ прибытія. Съ наблюдательнаго пункта мнѣ была видна долина рѣки Сидахыа по направленію къ Лаодитану (на западъ) верстъ на 6—7, и вотъ задолго до полудня было замѣчено движеніе частей-колоннъ отъ Лаодитана; я подумалъ сперва, что это именно высланное мнѣ, согласно инструкціи, подкрѣпленіе, но потомъ, по количеству движущихся частей, казалось, что идутъ цѣлые конные полки, и я помню, что донесъ генералу Иванову такъ: „въ тылу генерала Грекова замѣтно большое движеніе — точно онъ отступаетъ“. Во всякомъ случаѣ утверждаю, что какія то части ушли отъ Лаодитана до или около полудня 11 августа. Время отъ 7 до 2 часовъ дня сливается въ памяти, ибо я былъ занятъ наблюденіемъ, руководствомъ боя, который не прекращался все время, полученіемъ и отсылкой донесеній. Возстановить точно по времени все происходившее невозможно, тѣмъ болѣе, что я не имѣлъ книжекъ донесеній; приходилось писать на обрывкахъ китайской бумаги, безъ копій; всѣ полученные мною документы были послѣ боя сданы въ штабъ корпуса.
Наконецъ мнѣ доложили, что къ намъ направляется долиною казачья сотня. Я разсмотрѣлъ ее въ бинокль. Долго, вяло двигалась эта сотня, но наконецъ приползла къ окраинѣ Тунсинпу; явился командиръ 2-й сотни 2-го Верхнеудинскаго полка есаулъ Маркозовъ, хорошо мнѣ знакомый по отряду Абадзіева (см. часть I, стр. 183). Я обрадовался прибытію сотни: „отлично, что вы прибыли на подкрѣпленіе; мнѣ это нужно; пока благополучно, но противникъ сильнѣе насъ, а гдѣ другая сотня подкрѣпленія?“ Отвѣтъ: „я присланъ генераломъ Грековымъ для связи, и ничего не знаю о подкрѣпленіи васъ; да у меня здѣсь собственно только полусотня“. Я сказалъ весьма опредѣленно и точно: „если вы присланы только для связи, то распоряжаться вами не могу, но нуждаюсь въ каждой винтовкѣ; угодно вамъ съ нами сражаться, то принимаю васъ подъ свое начальство, и въ такомъ случаѣ вотъ вамъ мѣсто. Смотрите (я показывалъ), есаулъ Долгоруковъ продвинулся впередъ, на его мѣсто не сталъ Чернояровъ, а идетъ правѣе; займите ту позицію, которую занималъ раньше Князь и такимъ образомъ составите резервъ. Если вы не хотите сражаться, а только желаете держать связь по порученію вашего начальства, то станьте гдѣ вамъ угодно. Если вы согласитесь на первое, то вмѣстѣ съ тѣмъ ваше положеніе на правомъ флангѣ позиціи ближе къ Лаодитану, и вамъ легче держать связь, чѣмъ отсюда“. Есаулъ Маркозовъ отвѣтилъ: „я буду сражаться“. Я добавилъ: „вы подчиняетесь Князю Долгорукову, который командуетъ всѣми казаками“. Маркозовъ ушелъ и затѣмъ повелъ сотню къ назначенному мѣсту. Когда онъ удалился, я сказалъ Васильковскому: „у этого офицера такое выраженіе лица, какъ будто онъ обиженъ и чѣмъ то недоволенъ“. Впрочемъ я зналъ, что онъ былъ больше всего недоволенъ попасть подъ мое начальство.
Японцы все-таки не рѣшились окончательно отказаться отъ наступленія и до 2-хъ часовъ дня производили рядъ попытокъ продвинуться впередъ противъ расположенія стрѣлковъ, но каждый разъ во-время открываемый огонь останавливалъ ихъ импульсъ. Однако, пользуясь пересѣченностью мѣстности, они довольно удачно углубились въ долину деревни Тагоу, несмотря на то, что ее обстрѣливала застава Ушакова и, казалось, какія то еще части, расположившіяся на высотахъ южнѣе Тасинтунь. Въ виду этого я удлинилъ лѣвый флангъ частью 9-й роты и приказалъ фельдфебелю Сѣрову съ частью 10-й роты перейти въ наступленіе по правому берегу долины Тагоу; послѣдній исполнилъ это весьма быстро, удачно обстрѣлялъ сомкнутую часть японцевъ у группы фанзъ, заставилъ ихъ отойти и занялъ выдающееся положеніе впереди лѣваго фланга. Около того же времени Князь Долгоруковъ началъ, опять по собственной иниціативѣ, наступленіе впередъ, но, такъ какъ я получилъ донесеніе о наступленіи баталіона противника съ юга, отъ Шанматуна, то къ 4-мъ часамъ прекратилъ наступленіе обоихъ своихъ фланговъ, ибо дальнѣйшее движеніе впередъ къ командующимъ высотамъ, занятымъ многочисленнымъ противникомъ, повело бы лишь къ напраснымъ потерямъ; позиція и вся котловина Тунсинпу осталась за нами; мы были обоими флангами на полъ-версты — версту впереди того расположенія, гдѣ начали бой; всѣ сознавали побѣду; для воодушевленія людей, я приказалъ пропѣть Боже Царя Храни и, обойдя стрѣлковъ, поздравилъ ихъ съ побѣдой.
Позволяю себѣ называть противника многочисленнымъ, ибо мы въ этомъ убѣдились воочію. Смѣло говорю, что 11-го августа мнѣ представился единственный случай видѣть такую массу японцевъ. Дѣйствительно, около 2—3 часовъ дня, они увѣнчали всѣ гребни занятыхъ ими высотъ, полукругомъ отъ высоты 161, на югъ, версты на 4; они стояли густо, плечомъ къ плечу, совершенно открыто, обрисовываясь во весь ростъ; стояли долго и смотрѣли. Это была не сплошная линія, а съ промежутками, и, прининая отдѣльныя группы за роты, мы насчитали ихъ не менѣе 15—20. Такъ стояли они продолжительное время — нѣсколько минутъ, а можетъ быть и десятковъ минутъ.
Что думали и переживали эти люди, что заставило ихъ, такихъ умѣлыхъ, знающихъ тактиковъ, всегда скрывающихся искусно за каждою складкою мѣстности, вдругъ предстать передъ нами какъ бы для того, чтобы мы могли оцѣнить ихъ количество? Или любопытство нашихъ враговъ, почувствовавшихъ, что передъ ними творится что то особенное, небывалое, заставило ихъ пожелать взглянуть на виновниковъ этого событія? Знали ли они, что передъ ними горсть людей, что 400 винтовокъ занимаютъ по фронту 2 версты и не имѣютъ никакого резерва? Впрочемъ боемъ этого и слѣдующаго дня они доказали, что не знали этого. Можно лишь догадываться; но знаю навѣрное, что эти, сравнительно съ нашими силами цѣлыя массы японцевъ не смѣли и не дерзали противъ насъ — крупинокъ; они окапывались, ждали свою артиллерію, можетъ быть рѣшили, что у Тунсинпу сосредоточено много силъ, что мы нарочно не открываемъ сами стрѣльбу артиллеріею; это ихъ дѣло; только исторія японской арміи можетъ открыть истину, а пока остается лишь историческій фактъ, что наступленіе 5 баталіоновъ японцевъ было остановлено на 24 часа 2-мя слабаго состава ротами и 2-мя сотнями русскихъ войскъ.
Не назову фамиліи того, кто сказалъ слѣдующее: „смотрите, японцы любуются нами; они думаютъ, что передъ ними не русскія войска, а что наняли нѣмцевъ“. Грустная, обидная фраза, но это такъ было; это правда, и ею мы обязаны исключительно и только печальному командованію нами.
Въ 4 часа пополудни бой прекратился совершенно; не раздавалось ни одного выстрѣла; отовсюду, отъ ближайшихъ по расположенію частей корпуса ко мнѣ скакали ординарцы, частью съ сообщеніями, а частью просто повидимому посмотрѣть, убѣдиться, что отрядъ ведетъ бой и не отступаетъ… Вѣдь къ такой тактикѣ вообще не привыкли. Надо было воспользоваться перерывомъ, чтобы накормить людей; въ этомъ отношеніи оказали большое содѣйствіе жители Тунсинпу, которые тотчасъ же согласились рѣзать своихъ чушекъ, варить и доставлять на позицію стрѣлкамъ. Я никакъ не ожидалъ, что нашъ успѣхъ произведетъ столь пріятное впечатлѣніе на китайцевъ. Переводчикъ, нанятый изъ мѣстныхъ же жителей, сообщилъ, о довольствѣ послѣднихъ, что мы побѣдили ибеновъ и не пустили ихъ въ Тунсинпу, и что у противника большія потери. Пришли два китайскихъ старосты и поздравили насъ съ побѣдой. Я велѣлъ переводчику передать имъ, чтобы жители спокойно сидѣли въ деревнѣ, такъ какъ я ни за что не пущу сюда японцевъ и намѣренъ прогнать ихъ совсѣмъ. Бѣдные китайцы послушались и жестоко поплатились, къ несчастію, за это на слѣдующее же утро.
Въ 3-мъ часу дня я получилъ сообщеніе изъ штаба корпуса о движеніи лѣвѣе ввѣреннаго мнѣ отряда всего 10-го стрѣлковаго полка и одновременно приглашеніе командира полка наступать на противника. Я отвѣтилъ, что въ настоящее время хочу дать людямъ отдыхъ; содѣйствовать его наступленію буду демонстративно, такъ какъ передо мною фронтъ противника[5], а атаку слѣдуетъ направить въ его правый флангъ.
Въ 6-мъ часу обозначилось наступленіе 10-го полка, завязавшаго перестрѣлку; направленіе было взято отлично: отъ Тасинтунь на высоту 161, т. е. въ охватъ праваго фланга противника. Я тотчасъ объяснилъ командирамъ ротъ, что, хотя главную атаку поведетъ 10 полкъ, но мы во всякомъ случаѣ должны энергично наступать, дабы во-первыхъ отвлечь на себя вниманіе противника, а во-вторыхъ и попытаться сбить его съ высотъ южнѣе 161; въ особенности желательно захватить перевалъ и заглянуть по ту сторону его, въ долину Сяматунъ. Не помню, послалъ ли я приказаніе Долгорукову также наступать, или онъ тотчасъ двинулся по собственной иниціативѣ. Кажется просто былъ поданъ на трубѣ сигналъ „наступленіе“. Такъ какъ мѣстность на первой половинѣ нашего сближенія съ противникомъ была довольно открыта, то наступленіе стрѣлковъ велось возможно широкимъ фронтомъ, тремя участками: правый — 3 взвода 10-й роты, цѣпью безъ поддержки, средній — взводъ той же роты, подъ начальствомъ фельдфебеля Сѣрова, нѣсколько впереди уступомъ, и за нимъ застава № 3 Ушакова, которая постепенно выходила нѣсколько лѣвѣе и на линію Сѣрова. За 10-й ротой, въ разстояніи не ближе 600 шаговъ, Кантаровъ велъ свои 3 взвода 9-й роты. Думаю, что фронтъ наступленія былъ не менѣе 2½ верстъ, а если считать спѣшенныхъ казаковъ Долкорукова (только его сотня Читинцевъ; остальные казаки не наступали), то около 3-хъ верстъ. Сперва японцы молчали, но затѣмъ открыли рѣдкій, весьма разсѣянный огонь, настолько плохо его направляя, что мы не имѣли ни одного раненаго даже на первыхъ 600—800 шагахъ движенія, когда вѣроятно можно было пересчитать каждаго стрѣлка. Правда, что Томашевскій прошелъ это разстояніе чрезвычайно быстро, а затѣмъ началъ пользоваться укрытіями, которыхъ встрѣтилось конечно въ изобиліи, т. к. шли по сопкамъ. Дальнѣйшее движеніе было задержано, ибо пришлось подготовлять атаку передовыхъ частей противника; но охватъ Сѣрова съ одной стороны и Долгорукова съ другой заставилъ ихъ отойти; кажется они сосредоточили все вниманіе на взводѣ Сѣрова; тотъ, хотя и весьма осторожно, но все-таки быстро подавался впередъ. Уже наступали сумерки. 10-й стрѣлковый полкъ велъ перестрѣлку, какъ намъ казалось не ближе 800—1000 шаговъ отъ противника, занимавшаго командующую высоту 161; въ бинокль иногда можно было видѣть шевеленіе японцевъ; нашъ лѣвый флангъ сближался съ правымъ 10-го полка; между ними кажется еще наступалъ одинъ баталіонъ 6-й дивизіи, который, какъ я зналъ изъ сообщеній штаба корпуса, или командира 10-го полка, долженъ былъ быть отозванъ. Я послалъ сообщить командиру 10-го полка, что подведу въ сумеркахъ обѣ роты возможно ближе къ позиціи противника, который убралъ всѣ свои передовыя части на главный гребень, а въ 9 часовъ полагаю, одновременно съ атакой его баталіоновъ, штурмовать позиціи противника. Мы подошли на разстояніе не далѣе 500 шаговъ и залегли въ густомъ кустарникѣ; я обошелъ людей, объяснилъ имъ предстоящую задачу — ночной атаки противника — и безъ 5 минутъ 9 отдалъ приказаніе, начавъ подъемъ по крутымъ склонамъ высотъ, лѣзть безостановочно до встрѣчи съ врагомъ, т. е. до удара въ штыки, когда ко мнѣ явились два охотника и передали отъ имени командира 10-го полка, что генералъ Ивановъ приказалъ прекратить наступленіе, въ виду слишкомъ значительнаго количества силъ японцевъ, которыхъ считали съ дивизію. Первый посланный былъ изъ охотничьей команды не 10-го полка (какой части не помню); не смотря на то, что онъ передавалъ порученіе весьма толково и твердо, я не повѣрилъ ему, во-первыхъ потому что такое важное приказаніе корпуснаго командира надо было передать письменно, или съ офицеромъ; во-вторыхъ, я полагалъ, что происходила путаница, т. е. приказано было отходить именно тому баталіону 6-й дивизіи (но не 10 полка), къ составу котораго принадлежалъ передававшій приказаніе охотникъ, и объ отозваніи котораго сказано выше. Но вслѣдъ за первымъ гонцомъ явился немедленно охотникъ 10-го полка и передалъ то же самое, добавивъ, что полкъ уже отходитъ на позицію. Наступленіе 10-го полка вообще велось очень вяло; насколько я могъ судить раньше, пока было свѣтло, и я не присоединился еще къ своей цѣпи, наблюдая съ болѣе возвышенныхъ пунктовъ, мы были ближе къ позиціи противника, чѣмъ передовыя части полка. Я повѣрилъ второму гонцу и конечно не безъ огорченія отдалъ приказаніе всѣмъ частямъ отходить на нашу позицію у Тунсинпу.
Такимъ образомъ закончился бой 11-го августа, т. е. всетаки отступленіемъ. Генералъ Ивановъ на слѣдующій день спросилъ у меня: „какъ вы находите, правильно ли я поступилъ, отмѣнивъ вашу атаку на японцевъ“. Я отвѣтилъ такъ: „если Ваше Превосходительство предполагаете, что у японцевъ была уже дивизія, то насъ было слишкомъ мало“, но я долженъ признаться, что отвѣтъ былъ данъ на основаніи быстро промелькнувшей у меня мысли: сейчасъ не время волновать начальство, ибо во всякомъ случаѣ дѣло уже непоправимо; кромѣ того я зналъ, что къ разсвѣту 12-го числа дѣйствительно было не менѣе дивизіи японцевъ, такъ какъ только что покончилъ свое съ нею состязаніе. Но нисколько не желая брать свои слова назадъ, я всетаки позволяю себѣ сказать, что конечно можно было бы дѣйствовать 11-го августа совершенно иначе.
Бой начался въ 7 часовъ утра; сразу обозначилось наступленіе 5 баталіоновъ японцевъ; полагаю, что мое донесеніе о наступленіи противника, было получено задолго до полудня; поэтому можно было немедленно двинуть подкрѣпленія (пѣхоту и батареи), какъ въ мое непосредственное распоряженіе, такъ и лѣвѣе, куда и былъ высланъ 10-й полкъ. Противникъ не имѣлъ артиллеріи, уже потерпѣлъ неудачу, и вѣроятно главныя силы его дивизіи могли подойти лишь поздно вечеромъ, а можетъ быть и съ разсвѣтомъ (онъ не расчитывалъ на серьезный бой 11-го августа); поэтому, если бы наступленіе началось хотя бы около полудня и велось энергично, то можно было бы опрокинуть противника на долину Ломогоу, самимъ утвердиться на высотѣ 161 и южнѣе; тогда 12-го августа противникъ не овладѣлъ бы котловиной Тунсинпу; ему пришлось бы атаковать выдвинувшіяся впередъ наши части, что было бы очень не легко, такъ какъ онѣ занимали бы сильныя позиціи, или производить дальній обходъ. Конечно нужно предположить, что у Лаодитана отрядъ Грекова также оказывалъ бы сопротивленіе противнику, по крайней мѣрѣ хотя бы настолько, чтобы развѣдать его, а не ушелъ бы безъ выстрѣла. Во всякомъ случаѣ, какъ увидимъ ниже, японцы атаковали насъ не со стороны Лаодитана, а только въ котловинѣ Тунсинпу, и Грековъ ушелъ безъ выстрѣла; слѣдовательно, 12-го можно было бы вести борьбу за обладаніе лѣвымъ берегомъ долины Ломогу. И это вовсе не академическое предположеніе[6]: вѣдь на самомъ дѣлѣ, посылая наступать 10-й полкъ, ему приказали взять высоту 161, но приказать еще мало, а надо позаботиться, чтобы приказаніе было исполнено, для чего прежде всего слѣдовало руководить боемъ у Тунсинпу. Конечно было бы совершенно правильно, если къ полудню у Тунсинпу былъ бы самъ командиръ корпуса; во всякомъ случаѣ долженъ былъ пріѣхать кто нибудь изъ офицеровъ генеральнаго штаба, состоявшихъ въ его распоряженіи (ихъ было трое, не считая причисленныхъ), и обязательно тотъ начальникъ, участокъ главной позиціи котораго находился ближе всего къ Тунсинпу; но никто изъ всѣхъ названныхъ лицъ не побезпокоилъ себя и не поинтересовался происходившимъ боемъ, а, между тѣмъ, это было начало — завязка Генеральнаго Сраженія. На самомъ дѣлѣ чувствовалась необходимость что то предпринять, развить сразу такъ легко доставшійся успѣхъ, но ограничились полумѣрой, пославъ наступать 3 баталіона и давъ имъ задачу, на исполненіи которой никто не настаивалъ; результатъ такихъ мѣръ никогда не можетъ быть хорошъ, и если до 4-хъ часовъ дня отрядъ у Тунсинпу оказывался дѣйствительно побѣдителемъ, сломивъ совершено энергію наступленія противника, и подавшись впередъ, то дальнѣйшій періодъ боя послужилъ только къ поднятію духа противника: наступали, пытались атаковать, но не дошли и повернули назадъ, при чемъ мы — ничтожный отрядъ — всетаки хоть сохранили свои позиціи, занятыя къ 2-мъ часамъ дня, а 10-й стрѣлковый полкъ, не задерживаясь, отмаршировалъ въ резервъ главной позиціи. Наше наступленіе было совершенно безцѣльно:
1) Въ моральномъ отношеніи по своему результату (отступленіе) выгодно только японцамъ.
2) Въ тактическомъ отношеніи никакой выгоды единственнымъ войскамъ, оставшимся сражаться у Тунсинпу, т. е. ввѣренному мнѣ отряду не принесло, а скорѣе ухудшило его положеніе, такъ какъ 10-й полкъ совершенно обнажилъ его лѣвый фланъ.
3) Въ развѣдывательномъ отношеніи наступленіе не выяснило силъ и намѣреній противника болѣе того, какъ это было сдѣлано до 4-хъ часовъ дня; наоборотъ у меня явилось сомнѣніе въ рѣшительныхъ намѣреніяхъ противника, на что указывала его пассивность противъ ввѣреннаго мнѣ отряда, и можетъ быть поэтому я упустилъ принятіе какихъ либо мѣръ для боя слѣдующаго дня. Откровенно говорю, что, ожидая всетаки на 12 августа серьезное дѣло, я не думалъ, что японцы начнутъ его такими значительными силами и такъ рѣшительно.
4) Вообще это наступленіе имѣло характеръ легкаго отношенія къ исполненію боевой задачи, характеръ какой то шутки, т. е. представляло образчикъ всей нашей системы веденія войны противъ японцевъ: попробовать, попытаться что нибудь дѣлать, а тамъ — что Богъ дастъ. Такъ давали бои подъ Тюренченомъ, Вафангоу, Дашичао, Янзелиномъ, Тхавуаномъ; такъ дали Генеральное сраженіе подъ Ляояномъ. У кого то было намѣреніе отобрать у противника высоту 161, но по крайней мѣрѣ я лично не получалъ категорическаго, рѣшительнаго указанія на это, а между тѣмъ, если такая задача была поставлена моему сосѣду слѣва, то развѣ я не долженъ былъ способствовать ея выполненію, и въ этомъ отношеніи не могу сдѣлать себѣ упрека, ибо рѣшилъ штурмовать позицію противника во что бы то ни стало; меня остановили въ ту минуту, когда я уже отдалъ послѣднее приказаніе, и стрѣлки вели меня подъ руки на кручи занятыя японцами.
Около полуночи отрядъ расположился на своей позиціи. Лѣвый участокъ — стрѣлки: сѣвернѣе д. Тунсинпу въ боевой части вся 10-я рота и уступомъ влѣво полурота 9-й; другая полурота послѣдней въ резервѣ, также на сопкѣ. Правый участокъ — казаки: Читинцы впереди; правѣе уступомъ 2-я сотня Вехнеудинцевъ и за ними 5-я сотня.
Тяжелое впечатлѣніе возвращенія послѣ неоконченной задачи совершенно изгладилось, когда я прибылъ въ д. Тунсинпу, въ ту же фанзу, гдѣ прожилъ предшествующіе дни. Китайцы встрѣтили насъ съ неподдѣльнымъ восторгомъ, привѣтствіями и проявили небывалое радушіе; тотчасъ начали готовить чай, предлагали ѣду. Вотъ что значитъ побѣждать: сейчасъ эти люди готовы были для насъ сдѣлать все, что угодно, потому что считали насъ сильнѣе японцевъ; между тѣмъ раньше, я помню, Князю Долгорукову приходилось настаивать на выдачѣ всякихъ припасовъ, не смотря на то, что онъ платилъ очень щедро. Китайцы сообщили мнѣ, что японцы потеряли около 400 человѣкъ убитыми и ранеными и сидятъ смирно; особенно много труповъ и раненыхъ лежитъ близъ д. Тагоу. Я обѣщалъ заплатить за каждаго раненаго по 5 рублей, если мнѣ принесутъ ихъ; обѣщали, но не исполнили. Для боя слѣдующаго дня было отдано только одно распоряженіе: въ случаѣ наступленія противника, отрядъ окажетъ упорное сопротивленіе.
Согласно диспозиціи г. Иванова (составленной Орановскимъ), ввѣренному мнѣ отряду было предписано, по окончаніи боя у Тунсинпу, т. е. на крайнемъ правомъ флангѣ Ляндясанской позиціи, перейти на ея крайній лѣвый (не помню теперь пункта) — въ окрестностяхъ Цегоу, гдѣ усилиться одной казачьей сотней и служить связью съ войсками 10 корпуса. Задача довольно оригинальная, ибо отряду пришлось бы сдѣлать огромный маршъ, такъ какъ прослѣдовать кратчайшимъ путемъ по фронту главной позиціи нашихъ войскъ было врядъ ли возможно. Что за надобность тащить такой ничтожный отрядъ, да еще послѣ упорнаго боя, съ праваго фланга на лѣвый, съ рискомъ его опозданія? Не проще ли было ту же задачу возложить на войска лѣваго боевого участка, или наконецъ выдѣлить для этого часть изъ резерва; отрядъ попадалъ на новую, незнакомую мѣстность, между тѣмъ какъ войска лѣваго боевого участка уже были знакомы съ нею. Впрочемъ я заранѣе зналъ, что задача была невыполнима; надо было просто выдержать бой, а затѣмъ, отходя, наводить противника на нашу главную позицію. Однако всетаки безсмысленное требованіе диспозиціи заставило при отступленіи взять направленіе на Чинертунь, вмѣсто Сесигоу-Тасигоу; оказалось, что штабъ отмѣнилъ требованіе диспозиціи, но такъ поздно, что я узналъ о томъ лишь по прибытіи 12 августа въ Чинертунь.
Относительно веденія боя на правомъ участкѣ, я условился съ Княземъ Долгоруковымъ, что онъ не долженъ отходить ранѣе лѣваго участка; въ отношеніи выбора момента отступленія я предоставилъ ему самостоятельность, такъ какъ мое приказаніе могло не дойти; вообще я всецѣло на него полагался, и Князь Долгоруковъ доказалъ, что я имѣлъ основаніе это дѣлать.
Въ отношеніи связи съ сосѣдними войсками не могу припомнить почему, но былъ убѣжденъ, что 10-й стрѣлковый полкъ имѣетъ ночлегъ на позиціи лѣвѣе насъ, т. е. что оборона передовыхъ позицій Тасинтунь — Тунсинпу на 12 августа не отмѣнена; впрочемъ было ясно, что, разъ намъ не было приказано очищать свою позицію, то какъ же могла быть очищена мѣстность непосредственно лѣвѣе ея. Что касается генерала Грекова, то мы были съ нимъ въ связи посредствомъ его летучей почты, дѣйствовавшей до разсвѣта 12 августа. Я получилъ отъ него увѣдомленіе, что онъ выслалъ мнѣ на поддержку одну роту, но приказалъ ей расположиться гдѣ то въ 5 верстахъ отъ праваго фланга моей позиціи; на это отвѣтилъ, что не считаю такимъ образомъ расположенную часть входящей въ составъ моего отряда, но, если его превосходительству угодно, то готовъ принять эту роту подъ свое начальство; видимо генералъ Грековъ былъ озабоченъ выполненіемъ номера вышеназванной инструкціи (поддержать), чтобы сказать потомъ, что онъ меня поддерживалъ, въ то время, какъ на самомъ дѣлѣ и не думалъ этого дѣлать.
Ночь прошла спокойно, но спать не пришлось; писалъ реляцію о боѣ, отдавалъ распоряженія по развѣдкѣ и охраненію и наконецъ ѣлъ; увидя у вѣстового вареную свинину, я вспомнилъ, что днемъ не пришлось хорошо поѣсть; начатый обѣдъ былъ прерванъ обозначившимся наступленіемъ 10 полка. Казакъ далъ огромный кусокъ, а на вопросъ, не обидѣлъ ли онъ самого себя, отвѣтилъ: „у насъ, ѣды на нѣсколько дней; китайцы наварили своихъ чушекъ столько, что мяса дѣвать некуда.“ Къ сожалѣнію мы не расплатились съ ними, такъ что угощеніе пришлось получить даромъ. Ночью поступили донесенія, что японцы ставятъ батареи и маскируютъ ихъ гаоляномъ.
Примѣчанія
править- ↑ Не помню которой роты это были люди, но ротный командиръ докладывалъ мнѣ позднѣе, что люди стояли, или сидѣли, открыто и будучи обстрѣляны, искали укрытія. Можетъ быть было и такъ, но увѣренъ, что энергичное внушеніе оказалось своевременнымъ и принесло пользу: оно сразу ободрило людей и дало понять, что отступленія не будетъ.
- ↑ Я писалъ это въ началѣ 1906 года, а вотъ что говоритъ Швейцарскій военный агентъ, полковникъ фонъ Герчъ (переводъ К. Адариди, изд. В. Березовскаго стрн. 114): «Начальникъ гвардейской дивизіи (генералъ Хасегава) принялъ рѣшеніе овладѣть прежде всего высотами, находящимися къ сѣверу и юго-западу отъ Холунгоу, оттѣснить затѣмъ передовые посты противника, утвердиться на высотахъ у Киминсы и Тагоу съ тѣмъ, чтобы выставитъ на нихъ артиллерію»
- ↑ 25-го іюля (смотр. стр. 253 и 254 1-й части) я донесъ генералу Иванову, что для удерживанія, въ случаѣ наступленія противника, этихъ высотъ необходимо увеличить составъ отряда по крайней мѣрѣ до одного бататіона; но кромѣ того конечно было необходимо и хотя нѣкоторое упорство другихъ передовыхъ отрядовъ.
- ↑ Это слово вдругъ вызвало въ памяти давнюю бесѣду съ А. Н. Куропаткинымъ. Онъ пріѣзжалъ въ столицу изъ Закаспійской области отдать отчетъ о своей командировкѣ въ Персію. Я воспользовался случаемъ поднести ему свои сочиненія по вопросамъ о стратегической дѣятельности кавалеріи. Былъ удостоенъ любезныхъ словъ, но между прочимъ услышалъ слѣдующее поученіе: „части вашей стратегической кавалеріи, выдвинутой передъ фронтъ армій, представляются мнѣ такими ничтожными крупинками на всемъ театрѣ военныхъ дѣйствій при нынѣшнихъ массовыхъ арміяхъ; что могутъ онѣ сдѣлать?“ Я не помню, что отвѣтилъ тогда, но за то могу отвѣтить теперь; „въ Ляоянскомъ бою мы видѣли, что могутъ сдѣлать крупинки, вдохновленныя начальниками, желающими побѣдить во что бы то ни стало, и что случилось съ массами руководимыми людьми другого направленія; первыя побѣждали, а массы только терпѣли пораженія и отступали“. Цѣль моихъ трудовъ по стратегической дѣятельности кавалеріи состояла исключительно въ желаніи дать арміи органъ, освѣщающій обстановку, ибо зрячій бьетъ слѣпого. Мы были въ Маньчжуріи все время слѣпы, наша армія пребывала въ невѣдѣніи обстановки, и поэтому имѣли только одни пораженія. Въ данномъ случаѣ, на Маньчжурскомъ театрѣ военныхъ дѣйствій, вслѣдствіе особыхъ условій мѣстности, роль кавалеріи, какъ органа стратегіи высшей командной власти, умалялась, а въ горахъ сводилась къ нолю, но развѣ нельзя было примѣнить иные способы развѣдки. По существу, идея, пропагандируемая мною въ арміи десятки лѣтъ, на курсахъ академіи, въ военныхъ школахъ и училищахъ, публичныхъ лекціяхъ — сообщеніяхъ, остается вѣрной: только, при условіи организаціи дѣйствительной результатной развѣдки, можно имѣть успѣхъ надъ противникомъ.
- ↑ Безусловно недоволенъ своимъ отвѣтомъ и до сихъ поръ не понимаю, почему я въ ту минуту говорилъ о демонстраціи, объ отдыхѣ. Полагаю, что это произошло вслѣдствіе неопытности. Я велъ бой первый разъ. Такъ какъ это напряженіе уже продолжалось съ 6 часовъ утра, и бой затихъ, то настоящее дѣло казалось на сегодня конченнымъ. Вѣдь вообще до Ляоянскаго сраженія никто не предполагалъ, что можно вести бой не однѣ-двое сутокъ, а чуть ли не цѣлыя недѣли непрерывно. Наши послѣдующія дѣйствія покажутъ, что, какъ только обозначился бой 10-го полка, мы перешли въ самое рѣшительное наступленіе; черезъ часа-часъ я уже сообщилъ командиру 10-го полка, что наступаю.
- ↑ Вотъ что говоритъ Швейцарскій военный агентъ полковникъ Ф. Герчъ:
„Въ штабѣ гвардіи (11 и 12 августа) считали, что если бы противникъ вздумалъ атаковать превосходными силами отдѣленную отъ остальныхъ войскъ гвардію, то это предпріятіе имѣло много данныхъ на успѣхъ, и потому ожидали перехода русскихъ въ наступленіе. Для усиленія лѣваго фланга туда былъ посланъ 2-й кавалерійскій полкъ“. Герчъ заканчиваетъ такъ: „въ общемъ день (11-е августа) прошелъ спокойно“, но онъ не былъ допущенъ наблюдать дѣйствія авангардовъ гвардіи, такъ какъ его попридержали въ д. Холунгоу, и слѣдовательно онъ не видѣлъ ихъ неудачи, о которой конечно докладывать ему японцы не считали нужнымъ. Дѣйствительно, онъ пишетъ: „до полудня 11-го августа изрѣдка раздавались выстрѣлы, а затѣмъ наступила полнѣйшая тишина (странно: а перестрѣлка 10-го В. С. полка въ 5—6 часовъ дня). Узнать что либо о положеніи дѣла намъ не удалось“.
