Согласно диспозиціи г. Иванова (составленной Орановскимъ), ввѣренному мнѣ отряду было предписано, по окончаніи боя у Тунсинпу, т. е. на крайнемъ правомъ флангѣ Ляндясанской позиціи, перейти на ея крайній лѣвый (не помню теперь пункта) — въ окрестностяхъ Цегоу, гдѣ усилиться одной казачьей сотней и служить связью съ войсками 10 корпуса. Задача довольно оригинальная, ибо отряду пришлось бы сдѣлать огромный маршъ, такъ какъ прослѣдовать кратчайшимъ путемъ по фронту главной позиціи нашихъ войскъ было врядъ ли возможно. Что за надобность тащить такой ничтожный отрядъ, да еще послѣ упорнаго боя, съ праваго фланга на лѣвый, съ рискомъ его опозданія? Не проще ли было ту же задачу возложить на войска лѣваго боевого участка, или наконецъ выдѣлить для этого часть изъ резерва; отрядъ попадалъ на новую, незнакомую мѣстность, между тѣмъ какъ войска лѣваго боевого участка уже были знакомы съ нею. Впрочемъ я заранѣе зналъ, что задача была невыполнима; надо было просто выдержать бой, а затѣмъ, отходя, наводить противника на нашу главную позицію. Однако всетаки безсмысленное требованіе диспозиціи заставило при отступленіи взять направленіе на Чинертунь, вмѣсто Сесигоу-Тасигоу; оказалось, что штабъ отмѣнилъ требованіе диспозиціи, но такъ поздно, что я узналъ о томъ лишь по прибытіи 12 августа въ Чинертунь.
Относительно веденія боя на правомъ участкѣ, я условился съ Княземъ Долгоруковымъ, что онъ не долженъ отходить ранѣе лѣваго участка; въ отношеніи выбора момента отступленія я предоставилъ ему самостоятельность, такъ какъ мое приказаніе могло не дойти; вообще я всецѣло на него полагался, и Князь Долгоруковъ доказалъ, что я имѣлъ основаніе это дѣлать.
Въ отношеніи связи съ сосѣдними войсками не могу припомнить почему, но былъ убѣжденъ, что 10-й стрѣлковый полкъ имѣетъ ночлегъ на позиціи лѣвѣе насъ, т. е. что оборона передовыхъ позицій Тасинтунь — Тунсинпу на 12 августа не отмѣнена; впрочемъ было ясно, что, разъ намъ не было приказано очищать свою позицію, то какъ же
