Наша задача состояла въ рѣшительномъ и смѣломъ наступленіи, для освѣщенія раіона передъ правымъ флангомъ Восточнаго отряда до линіи Фынхуанченъ-Сюянь, а также выясненія расположенія и группировки силъ противника. Важность задачи была подтверждена личнымъ требованіемъ выясненія обстановки самого Куропаткина (я помню, что въ полученной нами инструкціи были указанія отъ имени командующаго арміей). Конечно, задача могла быть выполнена несравненно легче и удобнѣе въ то время, когда Уссурійцы стояли въ Мади, а Верхнеудинцы въ Сандіазѣ и Тхазелинѣ, о чемъ я уже говорилъ выше, но, къ сожалѣнію, до нея додумались только теперь, когда обстановка значительно измѣнилась въ благопріятную для японцевъ сторону; они продвинулись и къ Далинскому перевалу правѣе насъ, и къ фронту Восточнаго отряда, по направленіи къ Тхавуану (Хояну), и къ самому Мади. Если бы мы выдвинулись впередъ въ концѣ мая и все время поддерживали бы дѣйствительное соприкосновеніе съ противникомъ, то, даже и будучи оттѣснены, всетаки еще держались бы на высотѣ Мади и знали бы кое что о японцахъ. Теперь же надлежало наступать отъ Тхазелина ощупью, въ потемкахъ, вновь искать противника и входить съ нимъ въ соприкосновеніе, а, при условіи современной тактики, да еще въ горахъ, это не такъ то легко для кавалеріи, а въ особенности требовало энергіи и неустрашимости, чего, какъ читатели уже достаточно видѣли, и не было у назначеннаго командовать конной бригадой полковника Абадзіева.
Правѣе нашей бригады, у д. Титуню, формировался небольшой отрядъ (2 роты и 2 сотни) полковника Драгомирова, имѣвшій своей задачей поддерживать связь между 2-мъ корпусомъ г. Засулича, т. е. вообще войсками дѣйствовавшими у Далинскаго перевала, и Восточнымъ отрядомъ, а также наблюдать — оборонять выходъ въ долину р. Сидахыа черезъ перевалы Пханлинъ и Ханцялинъ. Лѣвѣе насъ, въ долинѣ Тинтей-Мади, продолжали выставлять заставы и развѣдывать казаки 2-го Читинскаго полка. Намъ было приказано оставить 1 сотню Уссурійцевъ въ д. Уцзяфанъ (между долиной р. Сидахыа и Тхазелиномъ) и 1 сотню Верхнеудинцевъ, для занятія двухъ переваловъ южнѣе д. Тхазелинъ (Чензелинъ и Фынсяолинъ) и д. Чудяпуза. Такъ какъ въ Уссурійскомъ полку 1 сотня продолжала оставаться въ отрядѣ Мадритова, а одна держала летучую почту, а въ Верхнеудинскомъ 1 сотня была куда то откомандирована и одна также на летучей почтѣ, то въ составѣ сводной бригады оказалось только 6 сотенъ, т. е. силы равныя одному полку.
20 іюня мы выступили изъ д. Лаодитанъ въ 6 часовъ утра; у д. Пахудзай выдѣлили 5-ю сотню, направивъ ее въ д. Уцзяфанъ, при чемъ я попросилъ Абадзіева взять съ собой изъ этой сотни ея младшаго офицера поручика Юзефовича, такъ какъ предвидѣлъ, что сотня будетъ бездѣйствовать, а такой искусный и лихой развѣдчикъ былъ намъ очень нуженъ. Съ этой минуты Михаилъ Юзефовичъ перешелъ на службу во 2-ю сотню Уссурійскаго полка, съ 6-ю казаками которой онъ геройски палъ, окруженный врагомъ, въ двадцатыхъ числахъ іюля. Такъ какъ я былъ иниціаторомъ его перевода, то меня мучаетъ мысль, что я какъ бы принесъ ему несчастіе.
Придя въ Тхазелинъ, мы нашли тамъ 2-й Верхнеудинскій полкъ, въ которомъ происходила перемѣна камандованія: отрѣшенный Переваловъ сдавалъ полкъ Свѣшникову. Здѣсь мы получили свѣдѣніе, что южнѣе перевала дѣйствуетъ пѣшая охотничья команда 11-го стрѣлковаго полка, сообщавшая о присутствіи японцевъ въ д. Каучепфузѣ. Такъ какъ донесеніе было весьма неопредѣленное, то было приказано 5-й сотнѣ Верхнеудинцевъ подъесаула Черноярова выдвинуться впередъ и выяснить обстановку. Абадзіевъ подвелъ полкъ къ перевалу и уперся: не двигаться ни шагу, пока не будетъ разъяснено, что происходитъ въ д. Каучепфузѣ. Я не настаивалъ продолжать движеніе по слѣдующимъ соображеніямъ: если была задержана цѣлая охотничья команда въ 100 человѣкъ, то вѣроятно противникъ могъ серьезно обороняться, а день клонился къ вечеру; въ Верхнеудинскомъ полку еще не установился порядокъ командованія, и я не успѣлъ ознакомиться съ его составомъ, а Абадзіевъ входилъ въ свою роль бригаднаго болѣе чѣмъ робко. На самомъ дѣлѣ мы дѣлали ошибку, потому что въ д. Каучепфузѣ было не болѣе 30 японскихъ кавалеристовъ, а охотничья команда просто боялась наступать и пошла впередъ только тогда, когда двинулся Чернояровъ, занявшій въ тотъ же вечеръ не только этотъ пунктъ, но и д. Сандіазу, лежавшую въ 4-хъ верстахъ южнѣе. По полученіи донесенія объ этомъ, мы вернулись въ Тхазелинъ.
Съ ночлега надо было выслать разъѣзды. Я выслалъ изъ Уссурійскаго полка Карнаухова, но никакъ не могъ добиться назначенія и прибытія за полученіемъ инструкціи офицеровъ Верхнеудинскаго полка. Послѣ пяти напоминаній явились Поповъ и Виноградовъ. Послѣдній оказался офицеромъ конной артиллеріи, окончившимъ курсъ академіи генеральнаго штаба. Онъ пришелъ безъ очковъ и потому не могъ читать карту, да и вообще рѣшительно не былъ въ состояніи усвоить поставленную ему задачу. Не знаю откуда только свалилось это золото на украшеніе казаковъ, и какимъ образомъ могъ онъ окончить академію.
21 іюня выступили въ 6 часовъ утра. Не доходя д. Сандіазы, пришло донесеніе Карнаухова, что, пройдя деревню, его разъѣздъ попалъ въ засаду, былъ обстрѣлянъ и потерялъ 1 казака и 1 лошадь. Раненаго подобрать не успѣли. Въ Сандіазѣ насъ встрѣтили Чернояровъ съ своимъ младшимъ офицеромъ Васильковскимъ и начальникъ пѣшей охотничьей команды поручикъ Остапенко; по ихъ докладу выходило, что впереди деревни дѣйствуетъ какая то партія японцевъ; кажется, въ то же время пришло донесеніе Виноградова, что онъ гдѣ то видѣлъ издали 2 эскадрона противника. Меня удивило, что пѣшая охотничья команда, дѣйствовавшая самостоятельно и знавшая, что по близости стрѣляли по казакамъ, сидитъ сложа руки и ничего не предпринимаетъ, тѣмъ болѣе что тутъ же оставалась сотня и подходило еще нѣсколько. Я не дѣлаю упрека въ томъ же Черноярову, потому что для него еще есть нѣчто въ родѣ оправданія: онъ донесъ, что занимаетъ Сандіазу, и не получилъ отъ насъ новаго приказанія. Конечно Абадзіеву слѣдовало сказать Остапенко: вы находитесь въ раіонѣ моихъ дѣйствій, а потому, если вамъ угодно въ немъ оставаться, то я принимаю надъ вами начальство и приказываю дѣлать то то, а если вы на это не согласны, то либо сидите смирно, либо убирайтесь откуда пришли. Но Абадзіевъ предложилъ ему совмѣстныя дѣйствія, и когда ему придали спѣшенную полусотню подъ начальствомъ Васильковскаго, то онъ соблаговолилъ дѣйствовать и пошелъ впередъ со своими 90 винтовками. Одновременно я приказалъ сотнику Савицкому съ его 2-й Уссурійской сотней вынестись впередъ и прогнать японцевъ, ибо догадывался что ихъ было нѣсколько человѣкъ[1].
Савицкій и Юзефовичъ быстро вынеслись впередъ, ловко спѣшились и нѣсколькими залпами прогнали японцевъ, которые конечно, замѣтивъ наши относительно значительныя силы, могли только благоразумно отступить. Долженъ сознаться, что эти нѣсколько японцевъ достойны великой похвалы, такъ какъ сумѣли остановить наступленіе нашей бригады, и задача, поставленная намъ самимъ командующимъ арміей, закончилась въ своемъ выполненіи почти на позиціи этой горсти. Абадзіевъ убѣдился, что вошелъ въ соприкосновеніе съ непріятелемъ, а наступать дальше значило по его мнѣнію пробиваться и рисковать уже не однимъ, а двумя знаменами. Я хотѣлъ въ этотъ день достигнуть Мади, но Абадзіевъ не только рѣшительно уперся, но даже желалъ отступить въ Каучепфузу. Мнѣ удалось уговорить его остаться въ Сандіазѣ на ночлегъ, а пока хотя порекогносцировать нѣсколько впереди деревни, что оказалось весьма кстати, потому что мы встрѣтили наши два разъѣзда — Попова и Карнауха, спросившіе указанія что имъ дѣлать. Я объяснилъ, что бывшая ничтожная перестрѣлка не должна препятствовать продолженію ихъ работы, и направилъ ихъ впередъ. Карнауховъ, понесшій потери, пожалуй еще могъ задержаться (онъ розыскалъ трупъ убитаго казака, и мы его похоронили вечеромъ), но почему не шелъ впередъ Поповъ — непонятно. Но лучше всего поступилъ начальникъ третьяго разъѣзда Виноградовъ. Когда я вернулся на бивакъ, то услышалъ, что этотъ господинъ уже болтается на бивакѣ, а потому послалъ за нимъ. На вопросъ, почему онъ возвратился, не освѣтивъ указаннаго ему раіона, онъ отвѣтилъ, что видѣлъ 2 эскадрона противника, о чемъ донесъ, и потому возвратился. Я сказалъ, что ему былъ данъ раіонъ развѣдки, и онъ не прошелъ и половины его; кромѣ того, противникъ отступилъ, и ничто не препятствовало ему продолжать движеніе; наконецъ, вернувшись, онъ долженъ былъ немедленно явиться къ начальнику его посылавшему. Этотъ офицеръ не исполнилъ приказанія и порученія, выказалъ полное непониманіе службы и еще какое то пренебреженіе начальству, а между тѣмъ онъ остался даже безъ словеснаго выговора. Только въ донесеніи на имя начальника штаба В. отряда я написалъ, что его разъѣздъ не выполнилъ своего назначенія. На это въ штабѣ не обратили никакого вниманія, но за то ужасно обидѣлся Свѣшниковъ. При такой нетребовательности со стороны начальниковъ, конечно и такіе негодные офицеры, какъ Виноградовъ, могли продолжать свою нечестную и вредную для арміи службу, и вѣроятно продолжаютъ состоять въ ея рядахъ и понынѣ. Вотъ если бы штабъ В. отряда запросилъ бы по полученіи моего донесенія: а что же сдѣлано съ офицеромъ за неисполненіе задачи, то можетъ быть мнѣ и удалось бы тогда же избавить Верхнеудинскій полкъ отъ Виноградова.
Итакъ на второй день выполненія нашей стратегической развѣдки, намѣченной самимъ Куропаткинымъ, мы продвинулись на 16 верстъ впередъ, имѣли перестрѣлку, потери (1 казакъ и 1 лошадь), но рѣшительно ничего не узнали о противникѣ. Я надѣялся, что Орановскій потребуетъ отъ насъ наконецъ свѣдѣній и вообще энергіи, тѣмъ болѣе, что Тхазелинское бѣгство Абадзіева не могло внушать ему особенныхъ надеждъ на его ретивость, но… насъ не подталкивали, не безпокоили, и такимъ образомъ я не находилъ необходимой поддержки. За то тормазовъ еще прибавилось. Верхнеудинцевъ отъ Перевалова передали Свѣшникову, но, спрашивается, за какія заслуги? До сихъ поръ онъ рѣшительно ни чѣмъ себя не зарекомендовалъ, но развѣ не было всѣмъ извѣстно, что этотъ офицеръ былъ совершенно неспособенъ къ военной службѣ. Ему не доставало только одной ступни, вслѣдствіе чего онъ пѣшкомъ ходить не можетъ совсѣмъ, а ѣздитъ верхомъ съ большимъ рискомъ, ибо можетъ управлять только особенно смирною или дрессированною лошадью. Вѣдь это былъ несчастный человѣкъ при боевой обстановкѣ, одолѣваемый естественною физическою робостью! Можно ли въ самомъ дѣлѣ не робѣть, когда и верхомъ, и пѣшкомъ чувствуешь себя одинаково пропащимъ и безсильнымъ, когда, снявъ съ ноги особенный механизмъ, надо затѣмъ его приспособлять нѣсколько минутъ; а если въ эту минуту произойдетъ тревога, неожиданное нападеніе? Нечестно со стороны Свѣшникова служить въ строю не только въ военное, но и въ мирное время, и безнравственно со стороны начальства терпѣть такую аномалію. Но Свѣшниковъ былъ шикарнымъ гвардейскимъ офицеромъ съ протекціей, и конечно Абадзіевъ съ этимъ считался; къ тому же они были солидарны въ смыслѣ оглядки назадъ: первый по своей физической немощи, а второй по своимъ слабонервности и малодушію. О, какъ часто глаза ихъ высказывали другъ другу сочувствіе во время нашихъ военныхъ совѣтовъ, и какія молніи ненависти проносились надъ моей головой… но оба меня боялись и относительно иногда слушались.
Вечеромъ же я заявилъ Абадзіеву, что сидѣть въ Сандіазѣ не желаю, и требую выполненія задачи, т. е. наступленія; онъ вздумалъ дать мнѣ понять, что я, какъ начальникъ штаба, являюсь только исполнителемъ его предначертаній; тогда я вразумилъ его, что, какъ это мнѣ ни непріятно и даже невыгодно (выйдетъ инцидентъ), но я немедленно попрошу Графа меня отчислить и объясню ему причины сего. Тогда Абадзіевъ сдался, и 22 іюня, въ 8 часовъ утра, мы поползли впередъ. Опаснаго не могло быть ничего, потому что впереди насъ наступали Чернояровъ съ Васильковскимъ и стрѣлковая охотничья команда; кромѣ того мы оставили въ Сандіазѣ всѣ вьюки, сотню Уссурійцевъ и взводъ Верхнеудинцевъ, да въ Каучепфузу выдѣлили тоже одинъ взводъ. Въ 9 часовъ утра пришло донесеніе хорунжаго Ушакова о присутствіи японской пѣхоты у д. Семагю, вслѣдствіе чего остановились и ждали; затѣмъ нѣсколько продвинулись впередъ, а тѣмъ временемъ охотники и спѣшенные казаки заняли перевалъ южнѣе д. Кіуцейгоу; смѣнивъ ихъ 1-й сотней Верхнеудинцевъ, мы отошли въ д. Чоненпенъ и остались тамъ на ночлегъ, хотя Абадзіевъ склонялся къ отступленію въ Сандіазу. Такимъ образомъ на 3-й день стратегической развѣдки мы продвинулись на 6 верстъ. Высланные утромъ разъѣзды донесли:
1. ротмистръ Юмуцкій, прошедшій за перевалъ до д. Тадейзы, опредѣлилъ присутствіе 1 баталіона и 1 эскадрона;
2. хорунжій Щербачевъ нашелъ д.д. Мади, Куандепуза и Ундеапуза свободными отъ противника;
3. сотникъ Ладыженскій нашелъ д.д. Упынъ и Туненпудза свободными отъ противника; онъ возвратился очень поздно вечеромъ.
На ночь надо было выслать новые разъѣзды, хотя по одному отъ каждаго полка. Отъ Уссурійскаго шелъ Бровченко. Я пошелъ въ фанзу къ Свѣшникову и передалъ ему приказаніе о нарядѣ офицерскаго разъѣзда, на что получилъ энергическій отпоръ: „въ полку нѣтъ свободныхъ офицеровъ, и сейчасъ въ нарядѣ полковой адъютантъ Ладыженскій“. Я возразилъ, что исполненіе приказанія обязательно, на что Свѣшниковъ отвѣтилъ такъ: „не могу же я послать въ разъѣздъ командира сотни“, и указалъ на есаула Маркозова. Я высказалъ, что съ разъѣздами могутъ и должны ходить командиры сотенъ, ибо ходятъ и полковники. Не успѣлъ я вернуться къ Абадзіеву, какъ слѣдомъ за мною прибѣжали Свѣшниковъ и Маркозовъ и начали торговаться: идти, или нѣтъ, на такое рискованное предпріятіе такой важной особѣ, какъ господинъ Маркозовъ. Я успѣлъ внушить Абадзіеву, что освобожденіе отъ наряда Верхнеудинцевъ будетъ несправедливо по отношенію къ его Уссурійскому полку, и потому онъ настаивалъ на исполненіи наряда Верхнеудинцами. Во время исполненія послѣдняго марша, Маркозовъ не переставалъ критиковать дѣйствія нашей арміи, а нашей бригады въ особенности, находя что мы наступаемъ вяло, нерѣшительно, а опасаться нечего, такъ какъ можно двигаться не долинами, а прямо горами, ссылался на полную возможность такихъ быстрыхъ пробѣговъ его кровною англійскою лошадью. Вотъ теперь судьбѣ было угодно испытать, насколько онъ обладалъ въ дѣйствительности наступательнымъ порывомъ, ибо ему представлялся отличный случай пробраться на своемъ скакунѣ далеко впередъ въ расположеніе противника и произвести энергичную развѣдку. Но, увы, весь его пылъ пропалъ, всѣ спортсменскія скаковыя стремленія испарились, и онъ только обсуждалъ, насколько трудно выполнимо и опасно возлагаемое на него порученіе, что ѣхать верхомъ невозможно, а надо ползти пѣшкомъ. Къ несчастію судьба окончательно его доканала. Уссурійскій офицеръ, молодчина Бровченко, принимавшій всякое опасное порученіе съ удовольствіемъ и выполнявшій его блестяще, на этотъ разъ оказался безъ лошади, вслѣдствіе поврежденія его копыта, и могъ идти въ развѣдку только пѣшкомъ. Изъ двухъ намѣченныхъ мною направленій развѣдки, какъ разъ одно — кратчайшее не допускало движенія на коняхъ, а другое — кружное могло быть исполнено именно такъ; но, правда, первое допускало незначительное удаленіе отъ нашихъ передовыхъ частей — нѣкоторую связь съ ними, а второе было въ этомъ отношеніи несравненно опаснѣе. Казалось и разговаривать было нечего: Бровченко, спѣшенный силою обстоятельствъ, могъ идти по первому направленію, а лихой гусаръ Маркозовъ, украшавшій скаковые ипподромы, сидѣвшій на стиплерѣ, естественно долженъ былъ желать развѣдывать во второмъ направленіи. Однако, послѣ часового дебата между Абадзіевымъ, Свѣшниковымъ и Маркозовымъ (я не вмѣшивался и только любовался), пришли къ заключенію, что пѣшкомъ пойдетъ Маркозовъ, а верхомъ поѣдетъ Бровченко, который займетъ лошадь у казака сотни. Утверждаю, что такое рѣшеніе было основано исключительно на удовлетвореніи чувства самосохраненія Маркозова, которому Абадзіевъ приносилъ въ жертву своего любимаго офицера, по сравненію съ особой Маркозова являвшагося простымъ смертнымъ. Ясно, что такая посылка въ разъѣздъ, противъ желанія, Маркозова, не взирая на его высокое положеніе и званіе сотеннаго командира, сдѣлало мнѣ изъ него злѣйшаго врага, а между тѣмъ доказательствомъ его нежеланія исполнить весьма обыкновенную задачу служатъ такіе факты: 1. заступничество Свѣшникова, согласившагося послать его только по личному приказанію Абадзіева и послѣ разговора съ добрый часъ времени, и 2. отказъ идти верхомъ, не смотря на затруднительное положеніе Бровченко достать себѣ коня[2] А между тѣмъ нѣкоторые сотенные командиры не находили неудобнымъ лично водить разъѣзды: 29 іюля того же года состоявшій въ моемъ отрядѣ командиръ 3-й сотни 2-го Читинскаго полка, есаулъ Князь Долгоруковъ, самъ просилъ у меня разрѣшеніе идти въ разъѣздъ, вмѣсто назначеннаго мною его младшаго офицера сотника Ребиндера, и пошелъ, а задача была не изъ легкихъ. Крайнее недовольство Маркозова рѣзко обозначилось слѣдующей его безтактностью, а вѣрнѣе недисциплинарнымъ поступкомъ. Зашла рѣчь о томъ, что долго не возвращается съ развѣдки Ладыженскій, и есаулъ позволилъ себѣ сказать: „послѣ случая съ Виноградовымъ полковникъ Дружининъ такъ запугалъ нашихъ офицеровъ, что они никогда не вернутся“. И это смѣлъ сказать оберъ-офицеръ въ присутствіи старшаго начальника, старому полковнику — начальнику штаба. Во избѣжаніе инцидента, я долженъ былъ переварить дерзкую выходку, но всетаки обрѣзалъ, сказавъ: „прошу оставить въ покоѣ имя п. Дружинина и молчать“.
Въ виду того, что, по всѣмъ даннымъ, передъ нами были совсѣмъ ничтожныя силы противника, я расчитывалъ вытащить отрядъ въ Мади, но это мнѣ не удалось. 23 іюня мы выступили только въ 10½ часовъ утра и дошли лишь до подножія перевала у Кіуцейгоу; здѣсь встрѣтили возвратившагося съ развѣдки Маркозова, давшаго болѣе чѣмъ неопредѣленныя свѣдѣнія. Взявъ съ собою до 30 пѣшихъ, казаковъ, оставляя частые посты для связи (для обезпеченія своего отхода), онъ продвинулся передъ сторожевое охраненіе не болѣе какъ на 4 версты и узрѣлъ движеніе какихъ то партій японцевъ, не то въ долинѣ д. Туненпудзы, не то д. Санчанъ; онъ опредѣлялъ силы японцевъ въ 1 баталіонъ и 1 эскадронъ, но конечно это было весьма гадательно. Тѣмъ не менѣе Абадзіевъ рѣшилъ, что наступать, имѣя передъ собою баталіонъ японцевъ, невозможно и приказалъ отходить къ д. Чоненпенъ. Производившій наканунѣ развѣдку сотникъ Ладыженскій неожиданно заявилъ мнѣ, что только теперь догадался о своей ошибкѣ, а именно: онъ доходилъ не только до д. д. Упынъ и Туненпудза, а на 8 верстъ южнѣе, къ д. д. Чиндепфуза и Ундепфуза. Это значительно измѣняло обстановку, ибо оказывалось, что далеко на югъ, вправо отъ насъ, совсѣмъ не было японцевъ, а такъ какъ ихъ не было и влѣво, по донесенію Щербачева, то конечно и передъ нами ихъ было весьма немного — можетъ быть все та же партія, такъ удачно задержавшая стрѣлковъ-охотниковъ у д. Каучепфузы, а потомъ у д. Сандіаза. Если бы Ладыженскій сообщилъ такую важную данную наканунѣ, то можетъ быть Абадзіевъ рѣшился бы продвинуться до Мади, но теперь мы уже отходили, а, главное, можно ли было довѣрять офицеру? Можно ли было поручиться, что онъ не скажетъ черезъ часъ времени, что опять ошибся, и былъ въ другомъ мѣстѣ. И такія ошибки дѣлаетъ офицеръ, развѣдывая днемъ, съ отличной картой въ рукахъ. Я замѣтилъ Ладыженскому, что онъ сдѣлалъ большой промахъ, но до нѣкоторой степени искупилъ его честнымъ сознаніемъ своей ошибки. Тѣмъ не менѣе я рѣшилъ избѣгать посылать его въ развѣдку, такъ какъ объяснялъ неудовлетворительность его работы исключительно неспособностью: онъ проявилъ вѣдь и энергію и честность. Въ тотъ же день я имѣлъ случай убѣдиться въ его непригодности для всякой полевой работы. Итакъ, за три дня наблюденія за Верхнеудинскимъ полкомъ, пришлось признать неудовлетворительными 3-хъ офицеровъ: Маркозова, Виноградова и Ладыженскаго, и, кромѣ того, конечно командующаго полкомъ.
Когда сотни пошли на бивакъ, Абадзіевъ, вмѣстѣ со Свѣшниковымъ, свернули съ торной дороги. Нехорошо, когда старшій начальникъ безъ особенной надобности удаляется отъ направленія, по которому проходитъ артерія жизни отряда, въ виду постоянной возможности получить экстренное приказаніе и донесеніе, а удаленіе вызываетъ потерю времени на розыскъ, отдачу распоряженій и выполненіе приказаній. Поэтому я не поѣхалъ съ моимъ начальникомъ, а оставался на главномъ направленіи, и скоро получилъ сообщеніе изъ штаба В. отряда: сообщалось объ усиленной рекогносцировкѣ японцами одной изъ нашихъ позицій; въ то же время изъ сотни, занимавшей перевалы въ нашемъ тылу, сообщалось о неудачномъ нападеніи на передовыя части японцевъ у Тхавуана. Я поѣхалъ догонять мое начальство и убѣдился, что ведшій его Ладыженскій сумѣлъ завести на самую неудобную и далеко не кратчайшую дорогу. Располагаясь въ д. Чоненпенъ, мы выставляли 3 заставы: одну впередъ на перевалъ, одну вправо къ д. Чудіапуза и одну въ тылъ въ д. Тулинза. Нарядъ былъ отъ Верхнеудинцевъ, и я оріентировалъ по картѣ полкового адъютанта. Выйдя на улицу деревни, я случайно замѣтилъ, что застава, назначенная стать на западъ, идетъ на сѣверъ, и потребовалъ объясненія отъ Ладыженскаго. Оказалось, что онъ опять ошибся, т. е. не сумѣлъ оріентироваться по картѣ и невѣрно направилъ заставу. Я останавливаюсь на промахахъ Ладыженскаго по слѣдующимъ соображеніямъ. Это былъ молодой человѣкъ, развитой, смышленый, даже пописывавшій статьи въ газеты, обладавшій интересомъ къ дѣлу и не лишенный энергіи, но онъ былъ совсѣмъ не подготовленъ службою мирнаго времени, какъ полевой офицеръ, а потому его полная неспособность, выказанная въ развѣдкѣ и даже въ оріентировкѣ по картѣ, происходила отъ плохой постановки кавалерійской службы у насъ вообще: офицеровъ обучали ѣздить, скакать, рубить, но забывали о главномъ — искусствѣ оріентировки въ полѣ и развѣдки. Этого не требовали и этому не обучали, или обучали слишкомъ мало и плохо.
Въ 3½ часа пріѣхалъ на бивакъ жизнерадостный Бровченко и доложилъ, что Мади по прежнему японцами не занято, а только на масляномъ заводѣ стоитъ около одной роты и одного эскадрона. Этому офицеру Абадзіевъ довѣрялъ безусловно, а потому мнѣ удалось убѣдить его, что задерживаться передъ такой горстью противника совѣстно, а потому надо на слѣдующій день, хотя бы и съ перестрѣлкой, продвинуться впередъ. Всѣ распоряженія для наступленія были сдѣланы, но позднѣе получились донесенія съ тыла отъ Арсеньева, занимавшаго перевалы, о занятіи японцами долины сѣвернѣе д. Тинтей, а отъ Виноградова (изъ Каучепфузы) о появленіи ихъ южнѣе этой деревни; кромѣ того, Васильковскій, ставившій постъ въ д. Тулинза, доложилъ, что встрѣтилъ японскій разъѣздъ, по которому стрѣляли казаки. Абадзіевъ не только отмѣнилъ наступленіе, но приказалъ всѣмъ быть въ полной готовности (подъ сѣдломъ) и рѣшилъ отойти въ Сандіазу. Онъ спросилъ меня офиціально, какъ начальника штаба, считаю ли я нужнымъ отступить. Я отвѣтилъ ему, что ни подъ какимъ видомъ отходить назадъ не слѣдуетъ, потому что занятіе японцами долины Тинтей, основанное на какихъ то слухахъ, очень сомнительно, что японскіе развѣдчики легко могли забѣжать и въ Тулинзу, такъ какъ весь раіонъ лѣвѣе насъ свободенъ отъ нашихъ войскъ, что, отдавъ противнику перевалъ Кіуцейгоу, мы значительно стѣснимъ и затруднимъ себѣ веденіе развѣдки, наконецъ, что стоянка въ Сандіазѣ лишь немного безопаснѣе стоянки въ д. Чоненпенъ. Мы имѣемъ задачу наступательнаго характера, а потому пятиться назадъ при отсутствіи напора противника нельзя. Но я былъ только исполнителемъ предначертаній полководца, а потому въ 6½ часовъ утра мы начали отступательный маршъ и прибыли въ д. Сандіазу.
Утромъ пошли къ противнику 2 офицерскихъ разъѣзда: Люмана (Уссурійцы) и Секретева (Верхнеудинцы), а на д. Тинтей разъѣздъ Васильковскаго. По дорогѣ мы оставили заставу подъ начальствомъ хорунжаго Ушакова (Верхнеудинцы) въ д. Тулинза. Скоро Секретевъ донесъ, что близъ перевала Кіуцейгоу встрѣтилъ пѣшихъ и конныхъ японцевъ (это было естественно, потому что противникъ, видя наше отступленіе, выслалъ за нами свои разъѣзды и патрули), давшихъ по немъ нѣсколько безвредныхъ залповъ. Молодецъ не только не ускакалъ отъ противника, а еще подобралъ на своихъ лошадей пѣшихъ казаковъ 3-й сотни Уссурійскаго полка, которые, согласно первоначальнаго предположенія наступать, съ разсвѣтомъ выдвинулись на развѣдку. Я не успѣлъ вернуть ихъ, такъ какъ они выступили ранѣе назначеннаго мною имъ часа. Около 4 час. дня Свѣшниковъ пришелъ доложить, что на заставу у д. Тулинзы наступаютъ японцы, и онъ выслалъ въ подкрѣпленіе полусотню подъ начальствомъ Маркозова. Я увидѣлъ, что происходитъ что то неладное: почему застава не донесла старшему начальнику? отчего послѣдній узнаетъ о сдѣланномъ уже распоряженіи Свѣшникова? Абадзіевъ немедленно приказалъ сѣдлать всѣмъ сотнямъ, и мы поѣхали впередъ къ окраинѣ деревни. Къ удивленію, всѣ наши передовыя части, а именно: разъѣздъ Секретева, застава Ушакова и полусотня Маркозова находились уже на позиціи у самой Сандіазы, а слѣдовательно можно было думать, что ихъ оттѣснилъ противникъ. Въ данномъ случаѣ Абадзіевъ правильно произвелъ тревогу всему отряду, ибо, если передовыя части необыкновенно спѣшно отошли къ самому биваку, даже не донося объ этомъ, то съ минуты на минуту можно было ожидать атаки противника. Едва мы выѣхали изъ деревни, навстрѣчу прискакало нѣсколько Верхнеудинскихъ казаковъ; одинъ везъ на сѣдлѣ раненаго японца въ одномъ бѣльѣ, безъ фуражки, другой сѣдло японскаго образца. Разсматривать трофеи не было времени, но все-таки мнѣ врѣзалось въ память интеллигентное, красивое лицо молодого японца и страдальческое выраженіе его глазъ. Мы ждали наступленія противника, видѣли доказательства его близости, но рѣшительно ничего не понимали въ обстановкѣ. Я увидѣлъ Юзефовича и приказалъ ему, взявъ разъѣздъ, вынестись впередъ и освѣтить обстановку. Юзефовичъ бывалъ якоремъ спасенія: за него хватались всегда въ трудныя минуты. „За мной, наметомъ“, скомандовалъ онъ, и маленькій лихой татаринъ исчезъ съ нашего горизонта, а я съ этой минуты пересталъ безпокоиться.
Абадзіевъ верхомъ влетѣлъ на остроконечную сопку, на позицію ретировавшагося побѣдителя (!) Маркозова. Казаки лежали, съ заряженными винтовками въ рукахъ, готовые отрыть огонь противъ...... мифа или миража. Свѣшниковъ и другіе офицеры смотрѣли въ бинокль. Кто то сказалъ: „видно, какъ перевязываютъ раненаго“. А я въ безсильномъ негодованіи и тоскѣ думалъ: что за позоръ! разстрѣляли ничтожный японскій разъѣздъ, а затѣмъ отошли безъ оглядки поближе къ своимъ, забывъ о священной обязанности охранять отрядъ, лишь бы самимъ очутиться въ безопасности, даже не подумавъ донести о своемъ отходѣ, особенно въ виду того, что есть на чемъ отыграться — есть трофеи, и можно хвастаться блестящимъ дѣломъ. Я отношу всѣ эти мои слова всецѣло по адресу Маркозова, пожавшаго лавры этой перестрѣлки, описанной въ реляціяхъ, газетахъ и составившей реноме его имени. Впрочемъ онъ рекламировалъ себя при всякомъ удобномъ случаѣ и даже за бой у д. Тунсинпу, гдѣ изъ всѣхъ чиновъ ввѣреннаго мнѣ отряда оказался по доблести изъ послѣднихъ, хотя и былъ раненъ. Вотъ какъ на самомъ дѣлѣ произошла ретирада Маркозова (но не Верхнеудинцевъ) въ д. Сандіазу.
Какъ уже сказано выше, сотникъ Секретевъ былъ обстрѣлянъ выдвинувшимися вслѣдъ за нашимъ отступленіемъ партіями японцевъ, но онъ не бросилъ соприкосновенія съ ними, а, постепенно отходя, зорко слѣдилъ. Поровнявшись съ заставой, которой командовалъ его товарищъ по Л.-Гв. Атаманскому полку Ушаковъ, оба офицера рѣшили устроить засаду и выбрали весьма удачное мѣсто вблизи д. Тулинза. Японскій разъѣздъ, силою до 20 коней, весьма неосторожно продвигался впередъ, и вѣроятно лихіе офицеры расщелкали бы его въ полномъ составѣ (они имѣли нѣсколько десятковъ казаковъ), но на бѣду донесеніе о приближеніи японцевъ попало помимо старшаго начальника Свѣшникову, который и распорядился самовольно, пославъ Маркозова съ полусотней. Этотъ едва не испортилъ все дѣло, но Секретевъ успѣлъ во время указать ему скрытый путь слѣдованія и мѣсто расположенія, дабы не спугнуть зарывавшагося противника. Командованіе принялъ Маркозовъ, какъ старшій, и открылъ слишкомъ рано огонь, такъ что японцы, потерявъ одного раненаго, одну раненую лошадь и одну убитую, успѣли ускакать. Немедленное затѣмъ отступленіе Маркозова къ Сандіазѣ не можетъ быть ничѣмъ оправдано. По его показаніямъ, тотчасъ же выскочила рота японцевъ и начала обстрѣливать казаковъ, такъ, что раненаго японца подбирали уже подъ огнемъ противника. Допустимъ, что это было такъ, и за японскимъ коннымъ разъѣздомъ слѣдовала близко пѣхота, но однако она не помѣшала взять раненаго и не нанесла никакихъ потерь намъ (не было ни одного оцарапаннаго пулей казака). Какое право имѣетъ сторожевая часть отходить къ биваку охраняемаго отряда, не получивъ на то приказанія и не будучи тѣснима или обходима противникомъ? Вѣдь Юзефовичъ проѣзжалъ мѣсто расположенія заставы и донесъ, что ни одного японца не встрѣтилъ; и дѣйствительно, если бы тамъ была рота, то онъ подвергся бы обстрѣлу, наступая долиной совершенно открыто. Утверждаю, что послѣ разстрѣла японскаго разъѣзда, Верхнеудинцамъ не угрожали никакіе японцы, пѣшіе или конные, доказательствомъ чему служитъ еще тотъ фактъ, что ихъ казаки успѣли не только увести раненаго японца, но еще и обокрасть его. Это былъ несомнѣнно унтеръ-офицеръ, а вѣрнѣе офицеръ, на что указывали особенно интеллигентная наружность и показанія китайцевъ, которымъ на слѣдующій день японцы прислали предложеніе большого денежнаго вознагражденія за доставку тѣла убитаго. Слѣдовательно при унтеръ-офицерѣ или офицерѣ должны были быть часы, компасъ, револьверъ и бумажникъ съ деньгами, но ничего этого не получило начальство, ибо все осталось у казаковъ, раздѣвшихъ раненаго. Вообще въ отношеніи пріобрѣтенныхъ трофеевъ было поступлено безобразно. По закону, все взятое у противника имущество представляется по командѣ и никоимъ образомъ не составляетъ собственности лицъ его забиравшихъ, но въ данномъ случаѣ, вопреки моимъ настояніямъ, Абадзіевъ оставилъ все въ распоряженіи Маркозова, который взялъ себѣ коня и роздалъ кое что другимъ участникамъ перестрѣлки. Замѣчательно, что намъ не были даже переданы цѣликомъ розысканные въ платьѣ убитаго книжки и документы, которые я долженъ былъ идти отбирать лично въ расположеніе Верхнеудинскихъ офицеровъ.
Это ничтожное само по себѣ дѣло принесло только существенную пользу Абадзіеву, воспользовавшемуся такимъ случаемъ доказательства присутствія передъ нами японцевъ оправдывать свое бездѣйствіе и нежеланіе наступать. Для большаго выясненія обстановки, съ разсвѣтомъ 25 іюня, были направлены офицерскіе разъѣзды: Лутовинова (Уссурійскаго п.) и Черемухина (Верхнеуд. п.) по главному направленію на Мади и лѣвѣе; оба шли на коняхъ и потому добрались только до д. Чоненпенъ, лежащей въ 6 верстахъ, не открывъ ничего. Посланный правѣе на д. Упынъ Юзефовичъ донесъ, что встрѣтилъ японцевъ, возвратилъ на бивакъ лошадей и пошелъ впередъ пѣшкомъ; для этого офицера не было отговорки: „не пущаютъ“, и безъ выполненія задачи онъ не возвращался. Въ тотъ же день прибылъ Васильковскій, развѣдывавшій у д. Тинтей и восточнѣе, и доложилъ, что присутствія японцевъ не обнаружилъ, но, по свѣдѣніямъ китайцевъ, ихъ разъѣзды иногда посѣщаютъ этотъ раіонъ. Обстановка вообще начинала выясняться, и оказывалось, что она почти совсѣмъ не измѣнилась за послѣдній мѣсяцъ. Одна японская армія медленно продвигалась къ позиціямъ В. отряда на этапной дорогѣ Ляоянъ-Фынхуанченъ, другая оперировала противъ войскъ г. Засулича, въ направленіи отъ Сюяня на Далинъ—Хайченъ; узелъ Мади былъ теперь въ сферѣ вліянія японцевъ, и они продвинули свои небольшія прикрывающія части по 3-мъ направленіямъ, на Тинтей, Тхазелинъ и Титуню. Въ виду полной пассивности нашихъ передовыхъ частей, японцы стали смѣлѣе и выдвинули даже впередъ конныя части, одна изъ которыхъ попалась въ засаду Верхнеудинцевъ. Такъ какъ, согласно донесеній разъѣздовъ, японцы продвинулись къ сѣверу отъ Мади незначительными силами, а лѣвѣе насъ ихъ также не было (донесеніе Васильковскаго), то я уговорилъ Абадзіева продвинуться впередъ и, занявъ перевалъ Кіуцейгоу, или дойти до Мади всѣми нашими силами, или хотя бы дать возможность пробраться туда отдѣльнымъ разъѣздамъ.
26 іюня въ 8 часовъ утра первыя сотни обоихъ полковъ выслали свои спѣшенныя части по хребтамъ, окаймляющимъ долину Сандіаза—Кіуцейгоу, и тѣмъ обезпечили наступленіе остальныхъ сотенъ долиною. Хотя такой способъ наступленія кажется некрасивымъ по своей медленности, особенно для конныхъ частей, но, будучи въ соприкосновеніи съ противникомъ, наступать иначе слишкомъ рисковано, ибо можно ожидать засадъ противника за каждой сопкой. Въ горахъ всякая конная часть представляетъ изъ себя не болѣе какъ ѣздящую пѣхоту, и, только при такомъ взглядѣ на нее, можетъ приносить пользу арміи. Если судить по донесеніямъ Лутовинова и Черемухина, то японцы должны были встрѣтить насъ ближе перевала Кіуцейгоу, но вѣроятно они отошли при нашемъ приближеніи, и спѣшенные казаки заняли перевалъ безпрепятственно; кто то донесъ (кажется ротмистръ Юмуцкій) объ отступленіи 100 японскихъ пѣхотинцевъ и 1½ эскадроновъ. Пройдя д. Чоненпенъ, мы остановились. Абадзіевъ пришелъ въ крайне нервное состояніе, засуетилъ всѣхъ, посылалъ сбивчивыя приказанія подполковнику Маркову, командовавшему спѣшенными частями, и наконецъ приказалъ отходить въ Сандіазу, находя слишкомъ рискованымъ выдвинуться за перевалъ. Большинство офицеровъ было недовольно, потому что который разъ мы уже танцовали кадриль между Сандіазой и переваломъ Кіуцейгоу и все никакъ не могли продвинуться за перевалъ, а японцы либо отступали, либо отсутствовали. Я сужу о недовольствѣ офицеровъ потому, что даже такой образцовый, какъ Бровченко, позволилъ себѣ странную выходку при своемъ докладѣ о дѣйствіяхъ спѣшенныхъ частей, въ которыхъ онъ принималъ участіе. Вечеромъ Абадзіевъ торжествовалъ, такъ какъ вернувшійся съ развѣдки сотникъ Поповъ доложилъ ему, что видѣлъ у д. Ліудепузы (за переваломъ) стоявшихъ на привалѣ 400 пѣшихъ и 150 конныхъ японцевъ, расположеніе коихъ указывало намѣреніе приготовить намъ засаду. Я не имѣю основаній не довѣрять видѣнному Поповымъ, но, при условіи высылки нами спѣшенныхъ частей по хребтамъ, мы никакъ не могли попасть въ засаду, и тотъ же Поповъ могъ насъ предупредить о ней. Но по крайней мѣрѣ, подравшись съ японцами, увидя, что они въ серьезныхъ силахъ преграждаютъ намъ дорогу, у насъ больше не было бы сомнѣній въ невозможности наступать къ Мади, а пока всетаки были однѣ догадки. Такъ какъ вернувшійся съ развѣдки Юзефовичъ опредѣлилъ присутствіе японской пѣхоты у д. Яндзелу и движеніе ихъ разъѣздовъ по долинѣ отъ этой деревни къ д. Чиденпфуза, и поступили свѣдѣнія, что противникъ обнаруживаетъ наступленіе въ окрестностяхъ д. Намаю, противъ перевала Пханлинъ (южнѣе д. Титуню занятой отрядомъ Драгомирова), то можно было опредѣлить силы японцевъ на линіи Мади—Яндзелу—Намаю въ 2 баталіона и 2—3 эскадрона. Этого было достаточно, чтобы наша наступательная задача замерла навсегда, и теперь мнѣ оставалось только настаивать на удержаніи за собой Сандіазы, въ виду того, что Абадзіевъ и Свѣшниковъ склонялись къ расположенію за перевалами Фынсяолинъ и Чензелинъ, въ Тхазелинѣ. Какъ кошмаръ стояла передъ ними возможность обхода насъ противникомъ со стороны Тинтей, или отъ перевала Пханлинъ, но я не уступалъ имъ и, пока состоялъ начальникомъ штаба бригады, не отдалъ Сандіазы японцамъ.
Для нашего непосредственнаго охраненія въ д. Сандіаза мы выставляли одну заставу на югъ, къ д. Аллотунь, и двѣ на западъ, на высоты д. Сандель и южнѣе д. Кучитенъ; кромѣ того 20 казаковъ, подъ начальствомъ офицера, стояли въ д. Каучепфузѣ, освѣщая направленіе на д. Тинтей и держа связь съ 2-мъ Читинскимъ полкомъ. 27 іюня случилось непріятное происшествіе на сторожевомъ охраненіи. Имъ вѣдалъ въ отношеніи расположенія и примѣненія къ мѣстности, а также повѣрки службы, прикомандированный къ Уссурійскому полку патентованный развѣдчикъ подполковникъ Марковъ, производившій впечатлѣніе дѣльнаго офицера, но его положеніе въ полку было неопредѣленное, и Абадзіевъ относился къ нему, какъ къ постороннему ему человѣку, хотя больше штабъ-офицеровъ въ полку не было, не считая Савицкаго, остававшагося почти всегда при обозѣ въ тылу. Думаю, что Марковъ, не чувствуя подъ собою почвы, не относился съ достаточною требовательностью къ выполненію сторожевой службы, и она часто хромала; обыкновенно онъ указывалъ офицерамъ по картѣ, пункты расположенія заставъ и постовъ, не отдавая себѣ отчета въ томъ, что заставу еще можно поставить по двухъ верстной картѣ, но посты ея никоимъ образомъ. Когда же нарядъ держали Верхнеудинцы, то Марковъ совсѣмъ не распоряжался. Абадзіевъ не обращалъ вниманія на мои доклады о неисправности сторожевой службы и конечно не поручилъ бы мнѣ ея повѣрку, опасаясь инцидентовъ, особенно съ Верхнеудинцами. Наконецъ пришлось обратить нѣкоторое вниманіе, ибо мы узнали, что японскіе пѣхотинцы напали среди бѣлаго дня на уссурійскую заставу у д. Сандель, захватили въ плѣнъ нераненымъ часового, увели одну и убили 3-хъ лошадей; казаки заставы разбѣжались, побросавъ вьюки снятые съ лошадей. Абадзіевъ немедленно произвелъ тревогу (о сколько тревогъ пережилъ я подъ его начальствомъ въ Мади и Сандіазѣ!) и выслалъ къ д. Сандель сотню съ Марковымъ, который теперь лично расположилъ части сторожевого охраненія. Оказалось, что застава, вопреки приказанію, была подъ начальствомъ не офицера, а урядника, расположившаго ее на скатѣ идущемъ отъ противника, имѣя передъ собою лѣсъ, по которому и подкрались японцы. Я самъ осматривалъ это мѣсто по указаніямъ казаковъ бывшихъ въ составѣ пострадавшей заставы.
28 іюня прошло спокойно. Изъ высланныхъ 3-хъ разъѣздовъ 2 не доставили никакихъ свѣдѣній (у меня отмѣчено въ записи: офицеры своихъ задачъ не исполнили), а одинъ (Люманъ), развѣдывавшій на д. Семагю, донесъ объ отсутствіи противника. Вечеромъ командиръ 4-й Уссурійской сотни, стоявшей на южной главной заставѣ, донесъ о приближеніи японскаго эскадрона; посланный на подкрѣпленіе есаулъ Арсеньевъ выяснилъ, что это былъ китайскій скотъ. Въ 3 часа ночи, въ помѣщеніе занимаемое Абадзіевымъ, зашелъ безъ приглашенія пьяный командиръ 1-й сотни есаулъ Мунгаловъ и занималъ его своею бесѣдой часа полтора. Отмѣчаю этотъ фактъ распущенности офицера и слабости командира полка; благодаря сему мы провели ночь безъ сна.
28 іюня сторожевое охраненіе занимали Верхнеудинцы, и этотъ день я назвалъ ихъ бенефисомъ; ибо они весь день доносили о японцахъ, а послѣдніе какъ нарочно не показывались. На бѣду утромъ поступило тревожное донесеніе изъ Каучепфузы о нападеніи японцевъ на читинскую заставу между Каучепфузой и Тинтей. Послѣ полудня Ельчаниновъ (прикомандированный къ Верхнеудинскому полку конно-артиллеристъ съ академическимъ ген. штаба образованіемъ) донесъ съ правофланговой заставы, что японцы группами перебѣгаютъ мимо него къ сѣверу, направляясь въ тылъ д. Сандіазы. Абадзіевъ тотчасъ выслалъ 2-ю сотню Уссурійцевъ, дошедшую до д. д. Семагю и Манюхэ, и Юзефовича до д. Ванцзяпуцзы; никакихъ признаковъ японцевъ обнаружено не было. Около 5 часовъ дня прибѣжалъ испуганный Свѣшниковъ и сообщилъ, что японскій разъѣздъ стоитъ на горѣ надъ нами (я сказалъ: „скоро ему покажется, что японцы заглядываютъ къ нему въ окна“); розыскъ этихъ отважныхъ японцевъ 1-ю сотней Верхнеудинцевъ не увѣнчался успѣхомъ. Наконецъ уже въ сумеркахъ явился хорунжій Хвощенскій, ходившій съ разъѣздомъ по порученію своего командира сотни въ направленіи къ д. Чоненпенъ, и доложилъ, что, по словамъ китайцевъ, у д. Ходепфуза сосредоточено 4.000 ч. японской пѣхоты. Я не придалъ никакой цѣны этому донесенію, но оно меня возмутило: сказать Абадзіеву, что въ 8 верстахъ отъ насъ собраны такія значительныя силы противника, да еще на ночь, значило лишить насъ спокойствія и сна на всю ночь. Я довольно рѣзко пояснилъ офицеру, что указанный китайцами пунктъ находится всего въ разстояніи 4 верстъ отъ расположенія высылавшей его на развѣдку заставы и отдѣляется всего однимъ гребнемъ, при чемъ съ высоты 210, въ 3-хъ верстахъ отъ заставы, должна быть видна долина д. Ходепфузы и вѣроятно самая деревня; поэтому непровѣрку привезеннаго имъ слуха считаю полнымъ непониманіемъ отправленія сторожевой и развѣдывательной службы. Я никоимъ образомъ не хотѣлъ и не хочу дѣлать Хвощенскому, позднѣе доблестно павшему на полѣ брани, упрека въ робости, но отмѣчаю фактъ непониманія имъ своихъ обязанностей. Допустимъ, что командиръ сотни не предписалъ ему развѣдки у д. Ходяпфуза, и онъ исполнилъ все ему порученное, но неужели, узнавъ о столь близкомъ присутствіи значительныхъ силъ противника, угрожавшихъ прежде всего заставѣ, отъ которой онъ и былъ высланъ для ея же обезпеченія, онъ не долженъ былъ догадаться немедленно продолжить развѣдку, что допускало и время, и разстояніе. Къ сожалѣнію, командиръ сотни Арсеньевъ жестоко обидѣлся на меня, особенно въ виду того, что Хвощенскій былъ его товарищемъ по Л. Гв. Уланскому полку, и въ оправданіе своего офицера говорилъ, что ему не было приказано высылать офицерскихъ разъѣздовъ, а онъ по собственной иниціативѣ (подумаешь какая жертва!) побезпокоилъ Хвощенскаго, и теперь вдругъ, вмѣсто благодарности, недовольство. Я сказалъ, что лучше и не посылать офицера, если онъ не имѣетъ представленія о службѣ развѣдыванія и охраненія, а можетъ только кататься и ни о чемъ не размышлять. Я считаю Арсеньева однимъ изъ лучшихъ и храбрѣйшихъ офицеровъ арміи, но, подобно и другимъ, онъ конечно не былъ далекъ отъ общей рутины и не могъ признать моего авторитета, ибо для него таковымъ могли быть извѣстныя имена и фамиліи, но не чины и опытъ.
Къ вечеру ставшій въ Каучепфузѣ Бровченко немедленно выяснилъ, что нападеніе японцевъ на Читинцевъ было вздорнымъ слухомъ. Я предложилъ Абадзіеву, въ виду постоянной остановки нашихъ разъѣздовъ передъ японскими постами, послать цѣлыя сотни сбить эти посты спѣшеннымъ боемъ, но согласія не добился, и поэтому результаты всѣхъ развѣдокъ на слѣдующій день были нолевые. Разъѣздъ Карнаухова былъ обстрѣлянъ у перевала Кіуцейгоу и едва не охваченъ японцами; разъѣздъ Колесникова, высланный на Яндзелу, вернулся и донесъ, что былъ остановленъ противникомъ. Только Люману удалось разрѣшить свою задачу. Я приказалъ ему, въ виду слуховъ о наступленіи японцевъ значительными силами къ Пханлинскому перевалу, во что бы то ни стало выяснить, заняты ли ими д. д. Манюхэ и Намаю, и далъ ему, цѣлый взводъ казаковъ. Люманъ, пройдя д.д. Семагю и Манюхэ, повернулъ на югъ къ д. Намаю, гдѣ замѣтилъ присутствіе противника; онъ развернулъ казаковъ лавой и пошелъ открыто долиной, чѣмъ вызвалъ на себя сильный огонь, по его опредѣленію до 2-хъ ротъ пѣхоты. Такъ какъ японцы начали стрѣльбу съ 2—3-хъ тысячъ шаговъ, то потери казаковъ были невелики: легко-раненый казакъ и 3 лошади. Когда Люманъ началъ отходить, то японцы выслали конную часть, но она сейчасъ же прекратила преслѣдованіе. Къ сожалѣнію два казака показали себя трусами, бросивъ своихъ лошадей и убѣжавъ въ сопки. Какъ по этому случаю, такъ и по другимъ, я все болѣе убѣждался, что японцы были плохими стрѣлками, потому что казаки часто попадали подъ ихъ огонь и всегда несли ничтожныя потери; кромѣ того они всегда открывали огонь съ слишкомъ дальнихъ дистанцій.
Вечеромъ пришло сообщеніе штаба Восточнаго отряда о возможномъ наступленіи японцевъ; 1 іюля его же телеграмма гласила: „безъ перемѣны“, а Бровченко доносилъ объ отступленіи японцевъ отъ Тинтея (свѣдѣнія Читинцевъ) и Желтухинъ — объ очищеніи перевала Кіуцейгоу. Китайскій шпіонъ, посланный мною въ окрестности Мади, сообщилъ довольно интересныя свѣдѣнія: въ окрестностяхъ этого пункта стоятъ 500 пѣхотинцевъ и 200 кавалеристовъ съ 6-ю орудіями или пулеметами (не выяснено); начальникъ этого отряда имѣлъ резервъ еще въ 300 человѣкъ, но просилъ дать ему подкрѣпленій для занятія переваловъ Пханлинъ или Фынсяолинъ (не выяснено), такъ какъ опредѣляетъ силу казаковъ въ 4.000 человѣкъ; въ подкрѣпленіяхъ ему было отказано. Эти свѣдѣнія заслуживали довѣрія, потому что сходились съ данными, добытыми нашими офицерами, а самъ китаецъ, получивъ 30 рублей за свои услуги, отказался продолжать развѣдку, опасаясь быть замѣченнымъ японцами, или же выданнымъ своими соотечественниками. Къ сожалѣнію я опять былъ безъ переводчика, потому что уступленный штабомъ Восточнаго отряда кореецъ Чаденво былъ, вскорѣ по прибытіи къ намъ, заподозрѣнъ комендантомъ штаба графомъ Комаровскимъ въ сношеніяхъ съ японцами и, по приказанію Орановскаго, арестованъ и отправленъ въ штабъ. Я знаю, что подозрѣнія Комаровскаго оказались нелѣпыми, и Чаденво былъ возстановленъ въ своей честности.
2 іюля было выслано 4 разъѣзда: 1) Бровченко изъ Каучепфузы черезъ Тинтей, въ раіонъ Мади-Нунунгоу-Татангоу, для проникновенія съ этой стороны къ масляному заводу близъ Мади; считая это порученіе очень серьезнымъ, я надѣялся, что Бровченко удастся выбрать изъ своей заставы хорошихъ людей и коней и такимъ образомъ избѣжать ихъ назначенія командиромъ сотни Мунгаловымъ, которому, по горькому опыту, имѣлъ полное основаніе не довѣрять; 2) Жигалинъ на перевалъ Кіуцейгоу, или въ обходъ его слѣва (къ востоку); 3) Апухтинъ на д. д. Упынъ и Іендевейза; 4) Поповъ въ раіонъ Семагю-Манюхэ-Намаю-Яндзелу. Свѣшниковъ просилъ послать передъ его двумя разъѣздами лазутчиковъ китайцевъ, но, если онъ это и сдѣлалъ, то пользы отъ этого не было никакой. Апухтинъ прибылъ въ 5 часовъ дня и доложилъ, что у д. Упынъ много японской пѣхоты; идя пѣшкомъ, онъ оказался между передовыми постами противника, но удачно выбрался, потому что японцы отвлеклись наступленіемъ разъѣзда Жигалина долиною Сандіаза-Кіуцейгоу. Послѣдній былъ сильно обстрѣлянъ, ушелъ въ сопки и продолжалъ всетаки движеніе. Бровченко прислалъ донесеніе ночью, что между Нунунгоу и Татангоу стоитъ японская застава въ 40 человѣкъ. Поповъ отправилъ лошадей на бивакъ и пошелъ пѣшкомъ.
Вечеромъ изъ штаба Восточнаго отряда прислали диспозицію о наступленіи Графа Келлера, въ ночь съ 3-го на 4-е іюля, отъ Хояна къ Ляньшаньгуанъ. Существуетъ мнѣніе, что это наступленіе было какъ бы авантюрою Графа, какою то отдѣльною частною его попыткою. Но я утверждаю, что Графъ наступалъ по идеѣ Куропаткина, рекламировавшаго это наступленіе почти такъ же широко, какъ свое наступленіе подъ Шахэ-Бенсиху. Насъ также хотѣли тогда увѣрить, что стратегія терпѣнія кончилась, и настала минута сломить дерзкаго врага и гнать его передъ собой. Но никто въ Восточномъ отрядѣ этому не вѣрилъ, и всѣ какъ бы предчувствовали заранѣе неудачу. Да и въ самомъ дѣлѣ, развѣ не было ясно, что наши силы еще недостаточны, что доказывало столь недавнее дерганіе командующимъ арміей своихъ резервовъ то на югъ, то на востокъ. Нерѣшительность Куропаткина и отсутствіе опредѣленнаго плана дѣйствій уже были для всѣхъ очевидны. И вдругъ приказъ одному только Восточному отряду, сняться съ якоря и ходъ впередъ, даже не намекая о наступленіи другихъ частей войскъ. Я думаю, что это безразсудное приказаніе было отдано Куропаткинымъ только потому, что Восточнымъ отрядомъ командовалъ доблестный Графъ Келлеръ, потому что въ его храбрости и энергіи нельзя было сомнѣваться, потому что онъ могъ или побѣдить, или умереть. Въ этомъ Куропаткинъ не ошибся, но за то имѣетъ ли командующій арміей право наступать только во имя львиной храбрости одного генерала, у котораго были деморализованный штабъ и деморализованныя войска. Недавнее недоразумѣніе по очищенію Хояна и постоянные отходы безъ упорнаго сопротивленія отдѣльныхъ частей отряда показывали, что наступленіе Графа могло бы имѣть успѣхъ, только будучи обставлено извѣстными выгодными условіями, которыя отсутствовали въ полномъ смыслѣ слова. Обстановка была туманна, не имѣлось точныхъ свѣдѣній о противникѣ, резервовъ для развитія успѣха не было. Впрочемъ въ данную минуту частный успѣхъ Восточнаго отряда и не могъ принести существенной выгоды, потому что только при большомъ перевѣсѣ силъ можно было заставить Куроки обходами фланговъ уйти въ Корею, или хотя бы къ Фынхуанчену. Кромѣ того, рисковать наступательнымъ боемъ, не обезпечивъ его успѣхъ, было безсмысленно, потому что это значило деморализовать армію еще больше; до сихъ поръ нашимъ неудачамъ еще можно было найти нѣкоторое оправданіе въ превосходствѣ силъ, которому мы уступали при оборонѣ; сила солому ломитъ, и ореолъ мужества и искусства оставался еще хотя на словахъ. Наступать же самимъ и быть отбитыми значило понести фактическое, видимое, осязаемое пораженіе, доказывавшее, что противникъ или устойчивѣе, или искуснѣе насъ. И вотъ на такую авантюру, съ легкимъ сердцемъ, сказавъ нѣсколько громкихъ фразъ, Куропаткинъ бросилъ В. отрядъ и прежде всего пожертвовалъ жизнью своего храбрѣйшаго генерала, (Графъ искалъ смерти послѣ этой неудачи), который ему очень пригодился бы подъ Ляояномъ, въ моментъ генеральнаго сраженія. Доказательствомъ моихъ словъ привожу донесеніе Графа на сдѣланный ему Куропаткинымъ запросъ: вынесены ли всѣ раненые, какъ велики потери, и какія силы были выяснены у противника? — „5 іюля. Смѣю убѣжденно донести, что раненые вынесены всѣ; что касается убитыхъ, то ихъ осталось не мало въ рукахъ противника; о потеряхъ донесу, какъ только онѣ выяснятся. Относительно силъ противника долженъ высказать свое личное убѣжденіе, по которому таковыя не превышали силъ колонны г. Кашталинскаго; со стороны же Модулина, хоть онѣ не выяснены, но думаю, что было менѣе 4-хъ баталіоновъ. — Непріятель превосходилъ насъ только въ умѣніи дѣйствовать и въ искусствѣ пользоваться артиллеріей“. Колонна Кашталинскаго состояла изъ 14 батл. и 12 орудій. Какой великой честности былъ незабвенный, мужественный Графъ Келлеръ!!!
Но хороша же была и диспозиція для боя 4 іюля, составленная Орановскимъ. Она была не только неискусна, неграмотна и несоотвѣтственна обстановкѣ, но безнравственна, потому что сама заранѣе говорила не о наступленіи, а объ отступленіи, не о доблести, энергіи и успѣхѣ, а о бѣгствѣ, пассивности и спасеніи. Такую диспозицію могъ только выдумать и разработать бѣглецъ Тюренчена со своимъ паническимъ штабомъ, на посрамленіе Русской арміи и русскаго генеральнаго штаба. Диспозиція распредѣляла всѣ войска на 5 частей: 3 боевыхъ отряда, 1 резервъ и 1 часть для обезпеченія отступленія на заранѣе избранной позиціи. Не знаю, въ какой тактикѣ рекомендуется, наступая, занимать сзади себя позицію особыми войсками, но во всякомъ случаѣ такая мѣра противорѣчитъ здравому смыслу. Для обезпеченія отъ случайностей въ бою, какъ оборонительномъ, такъ и наступательномъ, служитъ резервъ, но, даже при оборонѣ, расположеніе въ нѣсколько линій сразу невыгодно, потому что отнимаетъ часть силъ изъ резерва и отнимаетъ упорство отъ первой линіи, какъ бы указывая, что ея оборона только временная; выдѣлить же часть силъ на позицію въ тылу резерва, въ наступательномъ боевомъ порядкѣ, значитъ: ослабить себя для удара, ослабить свой резервъ, подорвать всякую энергію наступленія, сразу узаконивъ и разрѣшивъ отступленіе; въ данномъ же случаѣ, принимая во вниманіе, что пускали въ атаку войска уже слишкомъ привыкшія осаживать, деморализованныя, такая мѣра была сугубо безсмысленной и безнравственной. Только по этому было сразу видно, что диспозиція не предвѣщала ничего хорошаго и въ себѣ самой носила зародышъ неуспѣха, но я сказалъ, что она была несоотвѣтственна обстановкѣ, и, хотя не видѣлъ ее болѣе 4-хъ лѣтъ, могу перечислить всю ея несостоятельность въ этомъ отношеніи. Совсѣмъ не была принята въ соображеніе данная мѣстности, т. е. что приходилось атаковать въ горахъ, а не на равнинѣ; войска должны были наступать слишкомъ узкимъ фронтомъ и слишкомъ длинными кишками; читая диспозицію, уже рисовалась картина атаки головными ротами — баталіонами, когда все остальное должно было смотрѣть, а затѣмъ опоздать или бездѣйствовать, какъ и случилось на самомъ дѣлѣ. Я не виню за диспозицію подписывавшаго ее Г. Келлера, потому что онъ отсталъ отъ службы въ генеральномъ штабѣ и конечно довѣрялъ рекомендованному ему выдающемуся начальнику штаба; послѣ этого случая довѣріе исчезло, но, къ сожалѣнію, слишкомъ поздно. Я слышалъ обвиненіе Графа въ неумѣніи управлять войсками, но развѣ не служатъ смягчающими обстоятельствами слѣдующія: 1) управлять не только корпусомъ, но и гораздо меньшею частью въ современномъ бою нелегко, и нужны исполнительные органы, а если эти органы (штабъ В. отряда) бредятъ отступленіемъ, то они являются не помощью, а тормазомъ, чѣмъ и были при Графѣ Орановскій, Яронъ и компанія; 2) начальники атакующихъ колоннъ не проявили никакой иниціативы, чему служитъ доказательствомъ фактъ командованія Графомъ въ послѣдніе моменты боя стрѣлковыми цѣпями, которыми онъ самъ прикрывалъ отступленіе; это было не размѣниваніе командной власти на второстепенныя роли, а необходимость пополнить пробѣлы своихъ подчиненныхъ. Слава и честь доблестно павшему на полѣ брани герою!
Штабъ прислалъ намъ 5 экземпляровъ диспозиціи, не смотря на то, что о нашей бригадѣ въ ней не говорилось (во всякомъ случаѣ назначенія никакого мы не получили), и бой происходилъ въ разстояніи болѣе 2-хъ переходовъ отъ насъ. Казалось бы вполнѣ достаточнымъ дать намъ 1 экземпляръ, предоставивъ Абадзіеву ознакомить съ содержаніемъ его своихъ подчиненныхъ. Я замѣчаю объ этомъ, потому что съ такими документами вообще обязательно быть осторожнымъ, и зря раздавать ихъ не слѣдуетъ, дабы они не попадали въ руки противника. Къ огорченію нашей компаніи, я тотчасъ же сжегъ 4 экземпляра. Вечеромъ мы получили неопредѣленное извѣстіе объ оставленіи Читинцами д. Тинтей.
3 іюля въ 11 часовъ дня патентованный офицеръ Абсеитовъ донесъ, „что онъ видитъ японцевъ и спрашиваетъ что ему дѣлать“. Полагаться на него было нельзя, а потому послали на развѣдку есаула Желтухина съ полусотней, прошедшаго далеко впередъ и противника нигдѣ не обнаружившаго. Въ 3 часа дня прибылъ Поповъ съ разъѣздомъ Верхнеудинцевъ и доложилъ что д. Намаю занята 2-мя ротами японцевъ (подтвержденіе донесенія Люмана отъ 30 іюня), и за ними стоитъ столько же; проникнуть къ д. Яндзелу его не допустили. Вечеромъ явился Жигалинъ, прошедшій до горъ, доминирующихъ надъ узломъ Мади (отличная развѣдка въ тылу противника), и доложилъ, что масляный заводъ не занятъ, но японцы стоятъ въ лощинѣ западнѣе, а на перевалѣ Кіуцейгоу имѣютъ заставу. Бровченко, какъ всегда блистательно исполнившій свою задачу, донесъ, что Мади не занято, равно какъ и масляный заводъ. Въ виду такихъ успокоительныхъ свѣдѣній, я предложилъ Абадзіеву произвести на слѣдующій день наступленіе въ виду наступательнаго боя нашего отряда, и хотя бы занять перевалъ Кіуцейгоу, при чемъ заранѣе предупреждалъ, что, въ случаѣ контръ-наступленія японцевъ, надо держаться упорно, такъ какъ всякое наше малѣйшее отступленіе могло болѣзненно отозваться на операціи Графа. Абадзіевъ не отказалъ мнѣ, но созвалъ на совѣщаніе всѣхъ штабъ-офицеровъ и командировъ сотенъ. Военный совѣтъ, а главнымъ образомъ Свѣшниковъ, нашелъ непреодолимыя затрудненія къ осуществленію моей идеи, ссылаясь на расходъ людей по охраненію и тягости службы. Мнѣ пришлось удовольствоваться разрѣшеніемъ выслать въ 6 часовъ утра 1 сотню Верхнеудинцевъ и ¾ сотни Уссурійцевъ, подъ начальствомъ Маркова. Такъ какъ Желтухинъ увлекся своей развѣдкой и долго не возвращался, то, для успокоенія Абадзіева, я выслалъ по тому же направленію Юзефовича и китайца-шпіона, отъ которыхъ получились конечно успокоительныя донесенія.
Считаю себя обязаннымъ сказать нѣсколько словъ объ есаулѣ Желтухинѣ. Этотъ гвардеецъ, переведшійся въ казаки во время войны, представляетъ типъ образцовѣйшаго во всѣхъ отношеніяхъ офицера и командира сотни. Всякое порученіе онъ исполнялъ немедленно, не теряя ни одной минуты, энергично и добросовѣстно; никогда не протестовалъ противъ наряда не въ очередь, а между тѣмъ его сотню трепали больше и чаще всего. Онъ былъ вполнѣ образованъ тактически: оцѣнивалъ мѣстность, примѣнялся къ ней, искусно располагался, отлично оріентировалъ своихъ подчиненныхъ, правильно велъ развѣдку и образцово доносилъ въ отношеніи честности, своевременности, точности и непрерывности. Я былъ бы счастливъ видѣть въ рядахъ нашей кавалеріи возможно больше такихъ офицеровъ, тѣмъ болѣе, что и въ совершенно чуждой ему средѣ онъ, при всей своей требовательности по службѣ, снискалъ себѣ всеобщія любовь и уваженіе. Ему смѣло можно было довѣрить уже тогда любой кавалерійскій или казачій полкъ. Надо отмѣтить его особенную дисциплинированность, корректность и скромность.
Какъ разъ передъ засѣданіемъ военнаго совѣта къ намъ явился уже знакомый намъ начальникъ охотничьей команды 11 стрѣлковаго полка Остапенко, котораго мы потеряли изъ вида съ 22 іюня; тогда онъ заявлялъ, что идетъ искать противника и дѣлъ съ нимъ; между тѣмъ мы стояли тогда въ д. Чоненпенъ и были въ соприкосновеніи съ японцами, а онъ уходилъ къ намъ въ тылъ, гдѣ ихъ не было. Какія онъ имѣлъ лихія дѣла не знаю, такъ какъ наши разъѣзды, всюду шнырявшіе, его не встрѣчали, но ходили слухи, что его команда гдѣ то подверглась паникѣ. У меня была записка командира 11 полка, отзывавшая команду въ полкъ. Остапенко заявилъ, что ему слѣдуетъ идти въ полкъ, но, если намъ предстоитъ завтра дѣло, то онъ останется съ нами. На этотъ разъ, не спрашивая Абадзіева, я сказалъ ему: „угодно вамъ войти въ составъ отряда п. Абадзіева, то для васъ имѣется отличное назначеніе; мы будемъ наступать долиною Сандіаза — Кіуцейгоу и должны послать по хребтамъ долины спѣшенныхъ казаковъ, которыхъ съ успѣхомъ замѣнитъ ваша команда, не имѣющая лошадей и коноводовъ; если вамъ неугодно исполнить предлагаемаго, то вы не нужны“. Герой безъ колебанія рѣшилъ, что онъ уйдетъ въ полкъ. Выходило очень странно: офицеръ болтается безъ всякаго смысла и дѣла, говоритъ, что ищетъ противника, а, какъ только ему предлагаютъ участвовать въ перестрѣлкѣ, онъ немедленно бѣжитъ назадъ. Позднѣе я узналъ, что это былъ за шантажистъ.
Нельзя не остановиться на вопросахъ формированія, организаціи и эксплоатированія въ нашей арміи охотничьихъ командъ въ разсматриваемую кампанію. Въ началѣ войны сибирскіе стрѣлковые полки имѣли только конныя команды, вопреки всякому здравому смыслу. Нельзя было не предвидѣть, что сибирскія войска будутъ дѣйствовать въ гористой мѣстности, гдѣ конныя части безполезны. Но у насъ обыкновенно ничего не предвидятъ, и вышло, что стрѣлки были лишены горныхъ пушекъ, вьючнаго обоза и пѣшихъ развѣдчиковъ, а получили въ изобиліи конныя части въ лицѣ своихъ конныхъ командъ и казаковъ; замѣтимъ, что въ равнинной Европейской Россіи сформировали пѣшія команды. Я объясняю происхожденіе конныхъ командъ у сибирскихъ стрѣлковъ такими соображеніями: конные нижніе чины обезпечивали удобство пользованія всѣми чинами полка казенными лошадьми, конными вѣстовыми и посыльными, а хозяйственная часть получала экономію съ фуражнаго довольствія. Офицеровъ любителей служить на конѣ найдется всегда сколько угодно. Какъ только грянула война, конные охотники оказались если не безполезными, какъ ѣздящая пѣхота, то во всякомъ случаѣ гораздо менѣе полезными, чѣмъ пѣшіе, ибо кони ставили ихъ иногда въ критическое положеніе, какъ это случилось при оборонѣ береговъ р. Ялу не помню съ командой какого полка, потерявшей большую часть своихъ лошадей. Я имѣю широкій опытъ командованія охотничьими командами въ горахъ Маньчжуріи и конечно предпочитаю пѣшія, обладающія большею независимостью дѣйствій, большимъ упорствомъ въ бою и большею силою, за ненадобностью имѣть коноводовъ. Конечно, каждому пѣхотному полку нужны конные чины для ординарческой и посыльной службы, но для этого не зачѣмъ обременять казну расходами на содержаніе 150 всадниковъ. Мы совсѣмъ не такъ богаты, чтобы позволять себѣ такую роскошь, и у насъ имѣется слишкомъ много коннаго войска (кавалеріи и казаковъ), котораго на театрѣ военныхъ дѣйствій было слишкомъ достаточно съ самаго начала войны. Любой командиръ пѣхотнаго полка пожалуй скажетъ, что сотня или эскадронъ не замѣнятъ полковой команды, что драгуны и казаки не станутъ такъ работать, какъ его команда, ибо они подчиняются ему лишь временно и не очень то его опасаются. Но съ такою ересью службы соглашаться нельзя: любой эскадронъ или сотня, приданные полку, обязаны нести службу столь же добросовѣстно, какъ если бы они подчинялись своему прямому кавалерійскому начальнику, и командиру пѣхотнаго полка нечего съ ними церемониться въ своихъ служебныхъ требованіяхъ. Конечно сотня или эскадронъ не доставятъ командиру и полковому штабу роскошнаго штата посыльныхъ и конвойныхъ, а также экономіи отъ фуража въ хозяйственныя суммы. Однимъ изъ главныхъ назначеній конныхъ командъ на войнѣ было составлять конвой и прислугу разныхъ начальниковъ и ихъ штабовъ. Командуя отрядами изъ охотничьихъ командъ, я получалъ часто, вмѣсто командъ, ихъ половины или даже четверти, и сами начальники командъ жаловались на расхищеніе людей полковыми и другими штабами.
Но въ сибирскихъ стрѣлковыхъ полкахъ конныя команды, хотя и ошибочно, но существовали до войны, и пришлось организовать пѣшія; всѣ же полки изъ западной Сибири и Россіи прибыли въ Маньчжурію сперва безъ конныхъ командъ, съ одними пѣшими. На удивленіе, Куропаткинъ приказалъ сформировать и конныя, чѣмъ загубилъ напрасно много милліоновъ русскихъ денегъ (формированіе и содержаніе). И что это были за команды, на китайскихъ лошаденкахъ, некованныхъ, съ всадниками понятія не имѣвшими объ уходѣ за лошадью и о верховой ѣздѣ. Съ какою цѣлью обременяли армію такой импровизованной конницей, не приносившей никакой пользы и только раззорявшей казну, когда массы кавалеріи бездѣйствовали и часто праздно стояли на мѣстѣ. За то мы вели войну роскошно, шикарно и, если неудачно сражались, то умѣли швырять на театрѣ войны деньгами и потворствовать всякой блажи нашихъ подчиненныхъ, снискивая себѣ тѣмъ дешевую популярность, въ обезпеченіе жизненнаго пути послѣ проигранной кампаніи. Нажившіеся, обогатившіеся, эвакуировавшіеся, награжденные, осыпанные милостями всетаки изъ чувства благодарности можетъ быть будутъ молчать и даже поддерживать славу развѣнчанныхъ кумировъ. О тонкій, но всетаки невѣрный расчетъ, ибо были люди воевавшіе не для наградъ и наживы, а во славу и честь Родины; они были не ко двору, ихъ стремились изгнать, но уничтожить не посмѣли, и вотъ они могутъ сказать слово правды и потребовать общественнаго суда.
Затронувъ вопросъ о безцѣльности формированія во время войны при пѣхотныхъ полкахъ конныхъ охотничьихъ командъ, не могу обойти молчаніемъ интереснаго факта сформированія конныхъ добровольцевъ есаула Шахматова, случившагося передъ самымъ заключеніемъ мира. Вотъ исторія этого оригинальнаго безобразія. Шахматовъ служилъ когда то въ кавалеріи и еще до 1890 года вышелъ въ отставку; затѣмъ онъ сдѣлался интендантомъ и слѣдовательно не имѣлъ ничего общаго со строевой службой болѣе 12 лѣтъ. На войнѣ онъ конечно оказался казакомъ и получилъ въ командованіе 6-ю сотню 2-го Верхнеудинскаго полка. Когда я занималъ Мади, то онъ былъ съ своей сотней въ составѣ дивизіона ввѣреннаго Свѣшникову, стоявшаго въ Сандіазѣ. Какъ уже сказано выше, отличиться этому дивизіону не пришлось. Кажется еще до Тхазелинскаго бѣгства Шахматовъ получилъ лестное назначеніе держать своей сотней летучую почту куда то отъ главной квартиры Ляояна, гдѣ и процвѣталъ, напоминая о себѣ на страницахъ газеты „Вѣстникъ Маньчжурской Арміи“, повѣствуя о необходимости проявлять болѣе энергичную и дѣятельную развѣдку; не помню, лѣтомъ ли 1904 года, или позднѣе, онъ дописался до призыва нашей кавалеріи къ партизанскимъ дѣйствіямъ, при чемъ самъ онъ продолжалъ партизанить въ глубокомъ тылу арміи и армій, въ Ляоянѣ и Харбинѣ, потому что сотню и полкъ ему пришлось оставить. Случайно я встрѣтился съ нимъ въ Харбинѣ и въ насмѣшку замѣтилъ, что вотъ молъ онъ пишетъ о партизанскихъ дѣйствіяхъ, а самъ не подаетъ примѣра исполненія такой лихой службы. На слѣдующій день Шахматовъ пришелъ ко мнѣ и сказалъ, что мои слова задѣли его за живое, и онъ намѣренъ испросить разрѣшеніе Линевича на вызовъ охотниковъ изъ драгунъ и казаковъ, для составленія партизанскаго отряда подъ его начальствомъ. Я понималъ, что человѣкъ, проведшій всю войну вдали отъ противника, неспособенъ къ выполненію такой задачи и конечно не найдетъ охотниковъ собраться подъ его знаменемъ, особенно среди офицеровъ, но ради шутки, чтобы посмотрѣть, что изъ этого выйдетъ, самъ редактировалъ его докладную записку на имя генералъ-квартирмейстера главнокомандующаго, г. м. Орановскаго, на котораго, въ смыслѣ содѣйствія его затеѣ, особенно расчитывалъ Шахматовъ. Я былъ заранѣе увѣренъ, что вся затѣя кончится ничѣмъ, но каково же было мое удивленіе, когда черезъ нѣкоторое время, встрѣтивъ Шахматова, я узналъ, что Орановскій отнесся очень сочувственно къ докладной запискѣ, и что уже Линевичъ далъ разрѣшеніе навербовать добровольцевъ на цѣлыхъ двѣ сотни, на что уже ассигновано 75.000 рублей (это никакъ не могло мнѣ придти въ голову!!!).
Приказомъ главнокомандующаго отъ 15 іюня 1905 года было разрѣшено сформировать партизанскій отрядъ Шахматова на слѣдующихъ основаніяхъ:
Отрядъ формируется на 3 мѣсяца со дня формированія. Составъ отряда: классныхъ чиновъ 4, въ томъ числѣ 3 переводчика и 1 почтово-телеграфный чиновникъ; вахмистровъ 2, унтеръ-офицеровъ 20, саперъ 12, партизанъ 256, нестроевыхъ 17, лошадей: верховыхъ 307, вьючныхъ 3 и подъ классныхъ чиновъ 4.
На формированіи отпускалось: на лошадь 150 р., на сѣдло 25 р. и на вьюкъ 15 р., на канцелярскіе расходы въ мѣсяцъ 20 р., жалованія партизанамъ по 12 р. въ мѣсяцъ.
Сдѣлавъ подсчетъ стоимости формированія на основаніи этихъ данныхъ, выйдетъ, что оно обошлось казнѣ не менѣе 70.000 р., а содержаніе партизанъ и ихъ коней за 3 мѣсяца, по минимальной расцѣнкѣ фуража, около 30.000 р. Итого было выброшено не менѣе 100.000 р., а можетъ быть и гораздо больше (говорятъ 180.000 р.).
Я сказалъ, что всю эту затѣю можно было назвать оригинальнымъ безобразіемъ, и полагаю, что оспаривать это довольно трудно. Извѣстно, что наша армія совсѣмъ не нуждалась въ кавалеріи, ибо ее было слишкомъ много на театрѣ военныхъ дѣйствій, и она далеко не принесла всей той пользы, которую могла бы принести, и которую отъ нея ожидали. Наемныхъ войскъ въ нашей арміи не было, если не считать Кавказскую казачью бригаду, формированіе которой также было ошибкою, но эта ошибка произошла въ самомъ началѣ войны, когда мы еще не были умудрены опытомъ, а формированіе отряда Шахматова исполнено въ самомъ концѣ кампаніи. Для того, чтобы ожидать отъ партизанскаго отряда успѣшной дѣятельности, прежде всего надо было найти соотвѣтствующій элементъ для командованія имъ, но что же представлялъ изъ себя Шахматовъ, кромѣ развѣ того, что былъ знакомъ съ Орановскимъ: до войны даже не былъ военнымъ, а чиновникомъ, и всю войну просидѣлъ въ тылу и рѣшительно ничѣмъ себя не зарекомендовалъ; популярности какъ воина и кавалериста не имѣлъ и даже вообще пользовался сомнительной репутаціей, а слѣдовательно нельзя было расчитывать, что подъ его командой соберутся лихіе офицеры-партизаны. Да откуда и взялись бы они, когда вся масса нащей кавалеріи не проявляла за всю войну склонности къ лихимъ набѣгамъ и рейдамъ, а тѣмъ болѣе къ партизанству. Но посмотримъ, каковъ могъ и долженъ былъ быть въ отрядѣ Шахматова составъ партизанъ — нижнихъ чиновъ — добровольцевъ. Лѣтомъ 1905 года война уже достигла высшаго предѣла непопулярности и несочувствія во всей средѣ Русской націи; если и были въ началѣ войны геройскіе люди, шедшіе класть свою голову за общее дѣло, то къ сожалѣнію, надо сознаться, къ концу ея могъ идти добровольцемъ только тотъ, кто не зналъ какъ себя устроить, а слѣдовательно представлялъ изъ себя нежелательный въ нравственномъ отношеніи элементъ. Изъ кого могъ набрать Шахматовъ своихъ партизанъ въ Харбинѣ? исключительно изъ разныхъ отбросовъ, авантюристовъ, неудачныхъ спекуляторовъ, торговцевъ, выгнанныхъ служащихъ В.-Китайской жел. дороги и разныхъ частныхъ учрежденій. А слѣдовательно какую же пользу могъ принести такой отрядъ, состоящій изъ совершенно негоднаго элемента нижнихъ чиновъ и несоотвѣтствующаго команднаго элемента. Наконецъ для партизана нужно имѣть хорошаго коня, хорошее снаряженіе и умѣть хорошо ѣздить верхомъ, если партизанить по кавалерійски. Въ данномъ случаѣ лошади были отвратительныя, китайской и монгольской породы, сѣдла представляли изъ себя китайскую рвань, а люди конечно едва болтались въ сѣдлѣ. Значитъ для кого же понадобилась вся эта затѣя? только для есаула Шахматова, преслѣдовавшаго конечно свои личные расчеты и интересы. Я ихъ не знаю, но если бы напечатать то, что говорили про нихъ въ арміи, то уже ради одного этого нельзя было допускать такого бросанія ста тысячъ рублей народныхъ денегъ. Какую пользу принесъ сформированный отрядъ? Онъ былъ законченъ формированіемъ и прибылъ въ расположеніе боевыхъ линій ко дню мира, а потому только возбудилъ насмѣшки у однихъ и справедливое негодованіе у другихъ. Права главнокомандующаго и его помощниковъ огромны, но развѣ они не обязаны пользоваться ими разумно, а не безсмысленно, вводя казну въ непроизводительные расходы, какъ было въ данномъ случаѣ. Я считаю, что убытки казны по формированію отряда Шахматова должны быть покрыты имуществомъ Линевича и Орановскаго, потому что послѣдній провелъ эту затѣю; а бывшій есаулъ Шахматовъ во всякомъ случаѣ не долженъ бы былъ украшать ряды нашей кавалеріи въ чинѣ подполковника, какъ это есть въ настоящее время, потому что его безполезная дѣятельность на театрѣ военныхъ дѣйствій обошлась Россіи черезчуръ дорого, и слѣдовательно нечестно.
Примѣръ Шахматова былъ заразителенъ, и нашелся еще любитель партизанить съ собственнымъ отрядомъ, а именно князь Витгенштейнъ, но этотъ хоть требовалъ деньги на содержаніе своихъ кавказскихъ добровольцевъ и ихъ лошадей, предоставляя заводить имъ лошадей на собственный счетъ, такъ же какъ и снаряженіе. Этотъ отрядъ стоилъ меньше, но во всякомъ случаѣ расходы и по сей забавѣ должны быть отнесены на счетъ ее разрѣшавшихъ. Кажется партизаны Витгенштейна участвовали въ какой то перестрѣлкѣ, хотя также были готовы дѣйствовать только наканунѣ заключенія мира.
Итакъ въ день наступленія Графа Келлера его кавалерія предпринимала по собственной иниціативѣ нѣчто въ родѣ наступательной операціи, вѣрнѣе, должна была ее обозначить, но она конечно могла бы принести несравненно большую пользу, а не бездѣйствовать, какъ это ей предоставилъ Орановскій своей диспозиціей. Въ Сандіазѣ сосредоточилось къ этому времени уже не 6, а 8 сотенъ, да за нами стояли еще праздно двѣ, охраняя въ нашемъ тылу два перевала и д. Чудяпузу и составляя нашъ резервъ въ д. Вандяпузѣ (перешла изъ д. Уцзяфанъ). Такое оставленіе двухъ сотенъ въ нашемъ тылу имѣло бы еще смыслъ, если бы мы, согласно первоначальнаго плана, продвинулись далеко на югъ, но такъ какъ мы замариновались въ Сандіазѣ, обратившись изъ подвижного развѣдывательнаго отряда въ охранительную заставу, то оберегать нашъ тылъ было совершенно излишне. Слѣдовало сосредоточить всѣ наши 10 сотенъ, вмѣстѣ со 2-мъ Читинскимъ полкомъ, въ д. Тинтей, придать имъ еще нѣсколько уже сформированныхъ охотничьихъ командъ и направить отъ д. Тинтей на д. Чинчинзу и далѣе во флангъ и тылъ расположенія японцевъ передъ Янзелиномъ. Если бы на разсвѣтѣ 4-го іюля этотъ отрядъ уже далъ себя чувствовать противнику, то конечно этимъ нарушилъ бы моральное равновѣсіе японскихъ вождей на атакованной Г. Келлеромъ позиціи и способствовалъ бы меньшему упорству ея обороны. Но штабъ В. отряда не усвоилъ азбучнаго правила пользоваться въ бою всѣми своими силами, не пренебрегая ни одной боевой единицей, и забылъ о имѣвшихся въ его распоряженіи 3-хъ казачьихъ полкахъ. Впрочемъ Орановскій всегда думалъ только объ обезпеченіи своего отступленія, а обезпеченіе успѣха наступленія являлось для него дѣломъ слишкомъ второстепеннымъ.
4 іюля съ разсвѣтомъ мы вышли съ поручикомъ Бровченко въ поле и прислушивались къ сторонѣ Янзелина (Тхавуана). Артиллерійской канонады не было слышно, но долетѣли звуки нѣсколькихъ отдѣльныхъ орудійныхъ выстрѣловъ, скоро прекратившихся, что показало, что несчастное, стоившее намъ жизни незабвеннаго Графа, наступленіе состоялось (мы вѣдь сомнѣвались въ его осуществленіи) и прекратилось. Я сказалъ: „японская артиллерія замолчала, потому что Графъ взялъ ихъ орудія“. Бровченко спросилъ: „развѣ вы такъ увѣрены въ побѣдѣ“? Я отвѣтилъ: „во всякомъ случаѣ, если побѣды не будетъ, то мы не увидимъ болѣе Графа Келлера — онъ будетъ убитъ, ибо не переживетъ этого пораженія“. Мои слова оправдались, потому что, хотя судьба пощадила жизнь героя въ эту минуту, но онъ нашелъ себѣ смерть въ слѣдующемъ же бою, черезъ двѣ недѣли.
Подполковникъ Марковъ со своими 1¾ сотнями занялъ безпрепятственно д. Чоненпенъ; справа показались полъ-эскадрона японцевъ, немедленно отступившихъ на д. Упынъ, но черезъ полтора часа оттуда появились ихъ полторы роты. Въ то же время партіи японцевъ начали наступленіе на нашу заставу у д. Аллотунь (взводъ Уссурійцевъ). По донесенію начальника заставы хорунжаго барона Ферзена, 4 переодѣтыхъ китайцами японца подошли на близкое разстояніе къ посту и ранили часового, при чемъ остальные 50 японцевъ едва не отрѣзали постъ: застава отошла къ Сандіазѣ, отстрѣливаясь изъ 5 винтовокъ (хорошъ былъ взводъ, хотя, правда, казаки вели лошадей и несли раненаго). Абадзіевъ немедленно произвелъ тревогу и выслалъ впередъ 1-ю сотню Верхнеудинцевъ, а Маркову немедленно приказалъ отходить. Едва 1-я сотня вышла изъ ущелія Сандіазы, по ней было сдѣлано нѣсколько безвредныхъ залповъ со стороны д. Едепудзы. Затѣмъ японцы отступили, и Марковъ присоединился къ намъ, не сдѣлавъ ни одного выстрѣла. Высланный съ разъѣздомъ, въ долину Сандель-Люцзяпудзы, Юзефовичъ замѣтилъ отступленіе японцевъ и увлекся ихъ преслѣдованіемъ, при чемъ самъ былъ охваченъ какою то ихъ партіей, но предупрежденный китайцами лихо прорвался вскачь подъ выстрѣлами и присоединился къ заставѣ, съ которой вмѣстѣ огнемъ принудилъ противника окончательно отступить (кажется японцы понесли въ этой перестрѣлкѣ потерю въ нѣсколько человѣкъ). Въ 4-мъ часу дня сотни разошлись на бивакъ, а въ 5 разсѣдлали. Мы нѣсколько усилили сторожевое охраненіе. Вотъ какимъ образомъ сводная казачья бригада поддержала наступленіе Графа Келлера: попробовали выслать впередъ около 2-хъ сотенъ, но появилась партія японцевъ человѣкъ въ 50; мы забили тревогу, подождали, посмотрѣли и успокоились.
Слѣдующіе дни, съ 5 по 9 іюля, казаки бездѣйствовали въ полномъ смыслѣ слова и даже не высылали разъѣздовъ. Нервное разстройство Абадзіева все возрастало и усугублялось тѣмъ, что его утвердили командиромъ полка, а слѣдовательно онъ былъ исключенъ изъ списковъ Конвоя Его Величества, чѣмъ онъ особенно дорожилъ, въ надеждѣ, что, при такомъ высокомъ общественномъ положеніи, онъ будетъ менѣе уязвимъ, конечно не противникомъ, а начальствомъ; теперь же онъ дѣлался просто уссурійскимъ казакомъ, и это его огорчало. Замѣчательно, что офицеры полка и даже казаки отлично понимали, что ихъ командиръ вовсе не обрадованъ своимъ назначеніемъ, и конечно его популярность между подчиненными дѣлалась все меньше и даже начала переходить въ ненависть, что впослѣдствіи выразилось разными недисциплинарными поступками офицеровъ. Но зачѣмъ же было вводить въ искушеніе несчастныхъ казаковъ и офицеровъ, отдавая ихъ въ руки такимъ неспособнымъ и вреднымъ элементамъ?
5 іюля произошелъ характерный случай, кончившійся для меня инцидентомъ. Командиръ 4-й сотни Уссурійцевъ доложилъ, что вернулись въ сотню 2 казака изъ 4-хъ, посланныхъ еще въ ночь съ 3 на 4 іюля на развѣдку мѣстности впереди заставы, въ направленіи къ югу отъ д. Едепудзы; эти молодцы вызвались идти охотниками пѣшкомъ. На разсвѣтѣ слѣдующаго дня они столкнулись съ партіями японцевъ и были отрѣзаны отъ нашего расположенія; они раздѣлились на двѣ группы, и, пробираясь чуть не ползкомъ, эти два вышли на бивакъ, конечно ничего не зная о другихъ двухъ казакахъ. Абадзіевъ выразилъ командиру сотни свое неудовольствіе за потерю людей. По уходѣ виновнаго, я замѣтилъ, что не понимаю, въ чемъ онъ провинился, потому что посылать казаковъ на развѣдки противника необходимо, а при соприкосновеніи съ нимъ они конечно рискуютъ своею жизнью; но если ставить на видъ проявленную для такой развѣдки иниціативу, то и воевать не стоитъ. Нашъ разговоръ закончился почти ссорой. На слѣдующій день, около полудня, тотъ же сотенный командиръ привелъ и пропавшихъ двухъ казаковъ. Они были совершенно оборваны, отощали, потому что не ѣли трое сутокъ, но за то глядѣли молодцами и дѣйствительно были такими, ибо добрались почти до самого узла Мади и дали отличныя свѣдѣнія, подтверждавшія наше заключеніе о силахъ противника, а также донесеніе шпіона китайца о присутствіи близъ перевала Кіуцейгоу 2-хъ (а не 6-ти) пулеметовъ (а не горныхъ пушекъ). Противъ всякаго ожиданія, Абадзіевъ, въ присутствіи офицеровъ, попросилъ у меня извиненіе за недоразумѣніе наканунѣ.
6 іюля мы получили сообщеніе штаба В. отряда объ отбитіи нашей атаки подъ Янзелиномъ. Неудача Г. Келлера подѣйствовала на меня весьма сильно, и мнѣ стоило большихъ усилій скрывать свое настроеніе. Я болѣлъ душою за несчастную армію, за отрядъ, которому выпало второе горькое испытаніе, а больше всего за Графа. Вмѣстѣ съ тѣмъ наша бездѣятельность — вѣрнѣе невѣроятно неспособное командованіе нами Абадзіева начинали меня тяготить въ такой мѣрѣ, что, я чувствовалъ это, мое терпѣніе должно было истощиться. Мнѣ нужно было сдѣлать что нибудь такое, чтобы развлечься и успокоиться, и я придумалъ. Я отправился 7 іюля повѣрять сторожевое охраненіе, но избралъ пути между заставами, пролегавшіе въ сферѣ появленія японцевъ. Начальникъ первой заставы, къ которому я пріѣхалъ, ни за что не хотѣлъ отпустить меня одного и настаивалъ сопровождать меня, но я сказалъ ему, что онъ не можетъ покидать своего раіона. Медленно, шагъ за шагомъ, огибалъ я хребты и долины, но тщетно ждалъ выстрѣловъ. Все было тихо, мертво, и казалось даже птицы и насѣкомыя попрятались отъ палящихъ лучей Маньчжурскаго солнца. Вдали, съ нашей стороны, раза два появились наши дозорные казаки, вѣроятно принимавшіе меня съ моимъ вѣстовымъ за японцевъ, что доказывало бдительность охраненія, въ чемъ впрочемъ я и не сомнѣвался, ибо начальниками заставъ были такіе образцовые офицеры, какъ Желтухинъ, Юзефовичъ и Карнауховъ. Общеніе съ этими товарищами подѣйствовало на меня замѣчательно ободряющимъ образомъ; я вернулся въ несравненно лучшемъ состояніи, чѣмъ уѣхалъ, и сейчасъ же отправилъ на заставы только что явившихся въ Уссурійскій полкъ двухъ молодыхъ драгунскихъ офицеровъ, для практики и обученія моими надежными товарищами.
Отправившійся въ полковой обозъ войсковой старшина Савицкій прислалъ тревожное частное свѣдѣніе, что японцы обходятъ лѣвый флангъ В. отряда, и поэтому наши войска отступили отъ Хояна. Вечеромъ изъ Каучепфузы донесли, что Читинская застава оттѣснена изъ д. Тинтей; въ виду этого, съ разсвѣтомъ 8-го, туда былъ направленъ разъѣздъ Черемухина, сообщившій что въ Тинтеѣ 40 японцевъ, а, по свѣдѣніямъ китайцевъ, отъ Сандолина наступаютъ 4.000. Изъ отряда у д. Титуню сообщили, что у д. Намаю стоитъ полкъ пѣхоты противника и занимается разработкой дорогъ; носились слухи, что въ этомъ участвуютъ и наши плѣнные.
8 іюля было послѣднимъ днемъ исправленія мною должности начальника штаба казачьей бригады. Эта служба не давала мнѣ удовлетворенія. Мой начальникъ былъ совершенно не на мѣстѣ, ибо не обладалъ никакой рѣшимостью и до невозможности боялся всякой отвѣтственности; ясно, что при такихъ данныхъ нельзя командовать самостоятельною конною частью, находящеюся въ соприкосновеніи съ противникомъ; къ тому же командующій другого полка представлялъ изъ себя также типъ боязливаго, нервнаго офицера, физически неспособнаго къ службѣ, и невольно поддерживалъ въ Абадзіевѣ его боязнь какъ нибудь потерпѣть неудачу, понести потери, а главное быть охваченнымъ японцами. Это послѣднее опасеніе отравляло всякое существованіе, и мнѣ стоило невѣроятныхъ усилій удерживать бригаду въ д. Сандіаза, ибо Абадзіевъ порывался отойти назадъ въ болѣе безопасное мѣсто, хотя бы въ д. Каучепфузу, лежавшую въ 5 верстахъ. Но на всѣ его доводы я отвѣчалъ словами Графа Келлера: „отступаютъ только по полученному приказанію, или подъ напоромъ противника“. Нѣсколько разъ оба командира полковъ доказывали, что, вслѣдствіе слишкомъ продолжительной стоянки бригады въ Сандіазѣ (а ранѣе тутъ стоялъ дивизіонъ казаковъ), деревня пришла въ анти-санитарное состояніе, но я лишь посмѣивался, возражая, что отъ начальниковъ частей зависитъ улучшить санитарное состояніе квартиръ и биваковъ; почему же они совсѣмъ не обращаютъ вниманія на содержаніе и зарываніе отхожихъ мѣстъ. Полагаю, что Графъ понималъ всю неспособность Абадзіева, потому что только этимъ можно объяснить его распоряженіе о передачѣ бригады такому сомнительному субъекту, какъ г. Грековъ (Митрофанъ). Когда у насъ появились слухи о такой перемѣнѣ, я все-таки надѣялся, что названный генералъ, имѣвшій продолжительный опытъ командованія отдѣльными частями, будетъ болѣе на своемъ мѣстѣ, и мнѣ станетъ легче добиваться положительныхъ результатовъ, но, съ другой стороны, прошлое г. Грекова обѣщало весьма и весьма мало хорошаго.
Я впервые познакомился съ нимъ, какъ съ командиромъ Л. Гв. Атаманскаго полка. Его грудь украшена Георгіемъ 4 ст., заработаннымъ въ Турецкую войну 1878 г., хотя доводилось слышать, что награда присуждена за ловкое донесеніе о захватѣ нѣсколькихъ десятковъ турецкихъ пушекъ, взятыхъ не съ боя, а подобранныхъ брошенными противникомъ въ паническомъ бѣгствѣ (это даже напечатано нынѣ покойнымъ полковникомъ Бѣлогрудовымъ). Прокомандовавъ довольно долго полкомъ, генералъ принялъ гвардейскую казачью бригаду, а затѣмъ получилъ на западной границѣ казачью дивизію. Уже по оставленіи имъ рядовъ гвардіи, въ Л. Гв. Казачьемъ полку обнаружилось скандальное казнокрадство цѣлымъ рядомъ командировъ полка и чинами полкового хозяйственнаго управленія (извѣстное всей Русской арміи дѣло Иловайскаго и комп.), при чемъ оказалось, что и въ другомъ гвардейскомъ казачьемъ полку, а также и въ гвардейской бригадѣ, хозяйство велось на особыхъ основаніяхъ. Репутація Грекова сильно пострадала, что слишкомъ хорошо извѣстно въ гвардейской кавалеріи, а традиціонныя неправильности хозяйства въ Атаманскомъ полку были мною обнаружены еще въ 1901—02 г.г., когда, какъ начальникъ штаба дивизіи, я, по приказанію начальника дивизіи г. л. Зыкова, провѣрялъ, или вѣрнѣе, только началъ (прекращено[3] по приказанію того же Зыкова) провѣрять хозяйство полка. Грековъ былъ внезапно отстраненъ отъ командованія дивизіей, также вслѣдствіе недоразумѣній по хозяйственной части. Казалось бы что дальнѣйшая служба генерала и офицера, скомпрометированнаго послѣдовательно на всѣхъ степеняхъ командованія: полкомъ, бригадой и дивизіей, терпима быть въ арміи не можетъ, а либо слѣдовало его судить, дабы очистить отъ всякихъ подозрѣній, либо хотя только удалить изъ арміи… Но у насъ, согласно принятому обыкновенію, поступали иначе, т. е., во избѣжаніе инцидента, куда то прикомандировали и держали подозрительнаго генерала на шикарномъ содержаніи, для украшенія столицы, для поощренія служебнаго разврата. Наступила Китайская передряга 1900 г., и вотъ г. Грековъ просилъ разрѣшеніе военнаго министра Куропаткина ѣхать на поле брани, искупать свои грѣхи мирнаго времени, и согласился командовать чѣмъ угодно. Вѣроятно Куропаткинъ, предчувствуя, что ему самому придется перемѣнить высшую степень власти на низшую, не отказалъ и далъ бывшему дивизіонному бригаду. Грекову пришлось искупить не службу, а только Государственную казну на нѣсколько десятковъ тысячъ рублей, въ видѣ подъемныхъ и прогонныхъ, потому что на театръ войны онъ съѣздилъ, но сражаться опоздалъ. Затѣмъ онъ вернулся, продолжалъ ежедневно гранить плиты Невскаго проспекта, пока не грянулъ громъ, т. е. не началась настоящая война. Мы тотчасъ услышали, что Грековъ получилъ въ командованіе казачью бригаду дивизіи Ренненкампфа (по возрасту отецъ пошелъ служить къ сыну); узнали также, что генералъ имѣлъ неудачное дѣло и былъ вынужденъ выбыть изъ отряда Ренненкампфа. Вотъ тогда онъ и получилъ бригаду Абадзіева. Ниже, въ своемъ мѣстѣ, я опишу его подвиги, а теперь разскажу, какъ, благодаря желанію Грекова меня оскорбить, онъ оказалъ мнѣ величайшую услугу: избавилъ отъ роли няньки, дѣйствующей изъ за спины своего младенца — роли особенно невыгодной при качествахъ младенцевъ соотвѣтствующихъ типамъ Абадзіева и Грекова, и я сдѣлался самостоятельнымъ начальникомъ отрядовъ, въ каковой роли и продолжалъ всю кампанію, до Мукденскаго боя включительно.
9 іюля, около полудня, дозоры извѣстили, что ѣдетъ новое начальство въ двойной порціи: новый бригадный и новый настоящій, а не временный, командиръ 2-го Верхнеудинскаго полка, гвардейской кавалеріи полковникъ баронъ Делинсгаузенъ. Абадзіевъ, Свѣшниковъ и я выѣхали навстрѣчу и вмѣстѣ прибыли въ расположеніе Верхнеудинцевъ, гдѣ было отведено помѣщеніе бригадному и его штабу. Съ первой же минуты Грековъ сталъ меня усиленно игнорировать, а потому я не пошелъ въ помѣщеніе, ожидая когда меня позовутъ, какъ начальника штаба, для доклада обстановки, но генералъ вовсе и не интересовался обстановкой, т. е. расположеніемъ противника, нашими бывшими и предстоящими дѣйствіями; онъ только замѣтилъ, что намъ слѣдуетъ стоять не въ д. Сандіазѣ, а въ д. Каучепфузѣ, чѣмъ съ мѣста обнаружилъ свою отступательную тенденцію. Мой бывшій ученикъ, только что явившійся въ полкъ, по товарищески предупредилъ меня, что Грековъ уже рѣшилъ меня выкурить. Верхнеудинцы пригласили къ обѣду, по окончаніи котораго я подошелъ къ бригадному и произошелъ слѣдующій разговоръ:
Дружининъ. — Вашему пр-ву извѣстно, что я состою начальникомъ штаба бригады.
Грековъ. — Какіе это штабы въ такихъ маленькихъ отрядахъ?
Д. — Но я назначенъ начальникомъ штаба Графомъ Келлеромъ.
Г. — Мнѣ объ этомъ извѣстно, но я назначаю начальникомъ штаба свѣдущаго человѣка — войскового старшину Свѣшникова.
Д. — Въ такомъ случаѣ я прошу разрѣшеніе немедленно уѣхать въ штабъ В. отряда, такъ какъ здѣсь не нуженъ.
Г. — Вы мнѣ совершенно не нужны, и можете ѣхать, но можетъ быть вы нужны командиру полка (указалъ на Абадзіева).
Д. — Я не состою при командирѣ полка, а, согласно письменнаго приказа Графа Келлера, при командующемъ бригадой, какъ начальникъ штаба.
Абадзіевъ. — Полковникъ Д. состоялъ начальникомъ штаба бригады, а не въ моемъ распоряженіи, какъ командира полка, и не въ полку.
Д. — Получивъ разрѣшеніе уѣхать, я воспользуюсь имъ сейчасъ и прошу также разрѣшить мнѣ не являться, по случаю отбытія.
Г. — Пожалуйста не безпокойтесь.
Итакъ меня выгнали, показавъ на глазахъ у всѣхъ офицеровъ, что я представляю изъ себя нѣчто ненужное, лишнее въ арміи, человѣка, съ которымъ можно обращаться не стѣсняясь, при чемъ слѣдуетъ замѣтить, что въ нашей арміи вообще стѣснялись, не удаляли, не прогоняли, а все терпѣли и прощали. О, сколько надо было силы воли, чтобы сдержаться и не преступить дисциплины (я не понимаю, какъ могъ я это выносить, но вѣроятно чувствовалъ инстинктивно, что надо терпѣть, и что голова моя еще пригодится для исполненія своего долга передъ несчастной арміей и Родиной), особенно потому, что меня оскорблялъ не просто офицеръ и генералъ, а человѣкъ съ опозоренной въ мирное время репутаціей и уже доказавшій свою несостоятельность на войнѣ. Дѣйствительно же я находился въ немилости, если и этотъ провинившійся жалкій старикъ смѣлъ третировать меня. А вѣдь я могу припомнить иныя времена: когда я былъ старшимъ адъютантомъ дивизіи, то командиръ гвардейскаго полка ухаживалъ за мной, пріѣзжалъ поздравлять меня по большимъ праздникамъ и даже съ днемъ ангела, насильно поилъ своимъ кислымъ донскимъ виномъ, а когда я былъ начальникомъ штаба дивизіи, то отставленный отъ дивизіи генералъ заискивалъ при встрѣчахъ, первый привѣтствовалъ и разсыпался въ любезностяхъ. За то теперь ему казалось была подходящая минута выказать всю свою фальшь и притворство. Должно быть картина была тягостная, потому что едва я отошелъ отъ начальства (и это называется начальство!!), ко мнѣ подошелъ Свѣшниковъ и началъ клясться, что онъ ни при чемъ и не интриговалъ о своемъ назначеніи начальникомъ штаба. Я сказалъ ему: „мнѣ это и въ голову не приходило, а кромѣ того я просто счастливъ избавиться отъ подчиненія такому…, а васъ сожалѣю“. Бѣдный Свѣшниковъ былъ вообще очень огорченъ, потому что ожидалъ самъ получить Верхнеудинцевъ, и вдругъ назначили другого, но, что дѣлать, надо же было устроить и барона Делинсгаузена, о дѣятельности котораго не скажу ничего, потому что не былъ ея свидѣтелемъ, но всѣмъ извѣстно, что командованіе имъ полкомъ кончилось болѣе чѣмъ печально.
Придя въ свою фанзу, я приказалъ вѣстовому сѣдлать и вьючить. Проститься съ офицерами и казаками мнѣ не удалось, потому что они уже приводили въ исполненіе приказъ новаго начальника, а именно: готовились къ выводкѣ лошадей, и слѣдовательно сотенные командиры были въ полной суетѣ, такъ какъ должны были представить на судъ опытнаго кавалериста тѣла своихъ клячъ. Совсѣмъ мирное время: посмотрѣть выводку, а что дѣлаетъ противникъ, для чего здѣсь стоитъ отрядъ, въ чемъ состоитъ его назначеніе — дѣло второстепенное, а пожалуй и ненужное. Не служитъ ли тому доказательствомъ то, что человѣка, день и ночь работавшаго по направленію жизни организма — отряда, жившаго его интересами, и всетаки же кое что вѣдавшаго, удаляли въ одну минуту, по личному капризу какого то авантюриста, пріѣхавшаго не воевать, а для устройства своихъ личныхъ расчетовъ, можетъ быть для поправленія плохого состоянія кармана. И какова же была дисциплина, когда по своему произволу отставляли человѣка назначеннаго на постъ властью своего непосредственнаго начальника, ибо дальше будетъ видно, что Графъ послалъ Грекова командовать бригадой, именно расчитывая, что я буду при немъ нянькой. Развѣ не доказываетъ все это, что въ Маньчжурской арміи шутили, интриговали, занимались личными счетами и дрязгами, но только не воевали, т. е. не исполняли своего долга.
Абадзіевъ и врачъ Уссурійскаго полка сдѣлали мнѣ что то въ родѣ проводовъ, но позднѣе я былъ осчастливленъ письмомъ отъ нѣсколькихъ офицеровъ, съ благодарностью за мою дѣятельность при Уссурійскомъ полку. Это письмо храню какъ драгоцѣнность, какъ доказательство того, что, при всей тягости своего служебнаго положенія, мнѣ всетаки удавалось приносить пользу, а не быть бременемъ. Я встрѣтилъ на улицѣ Михаила Юзефовича, и мы простились — тепло, но къ сожалѣнію мимоходомъ, потому что онъ также былъ занятъ этой дурацкой выводкой, а вѣдь я видѣлъ этого героя, котораго полюбилъ какъ сына, въ послѣдній разъ.
Выѣхавъ изъ Сандіазы, я былъ увѣренъ, что бригада не простоитъ въ ней и трехъ дней, что и случилось. Уже темнѣло, когда я прибылъ въ д. Ломогоу, близъ которой стоялъ баталіонъ стрѣлковъ, и дѣйствовала телеграфная станція. Не желая явиться въ штабъ отряда ночью, я просилъ гостепріимства у нижнихъ чиновъ — телеграфистовъ. Къ удивленію, они мнѣ обрадовались, будучи знакомы со мною по моимъ донесеніямъ, и приняли замѣчательно ласково: разбили палатку, достали походную постель, напоили чаемъ меня и вѣстового и накормили лошадей. Старшій унтеръ-офицеръ оказался совсѣмъ интеллигентнымъ человѣкомъ, и получасовая бесѣда съ нимъ показала, что онъ не только интересуется военными операціями, но можетъ и сдѣлать оцѣнку имъ; читая донесенія въ депешахъ, онъ составилъ себѣ картину обстановки съ довольно вѣрнымъ представленіемъ дѣйствительности. Я упоминаю объ этомъ фактѣ потому, что нельзя было не замѣтить, что такой относительно ничтожный рядовой арміи какъ будто сознавалъ, что руководство нашими операціями идетъ неправильно; въ его простыхъ, правдивыхъ словахъ сквозило какое то сомнѣніе и недовѣріе къ происходившему, и это его сознательно озабочивало и даже огорчало. А между тѣмъ сколько строевыхъ и штабныхъ начальниковъ, даже генеральнаго штаба, выказывали такъ мало интереса къ нашимъ неудачамъ, принимая ихъ совершенно равнодушно и проявляя энергію только по устройству своихъ личныхъ дѣлъ, а въ особенности по добыванію всякихъ наградъ и подачекъ послѣ каждаго новаго пораженія.
Съ разсвѣтомъ 10 іюля я продолжалъ путь и нашелъ штабъ Восточнаго отряда въ д. Холунгоу, въ 3 верстахъ позади предшествующей стоянки въ д. Нютхіай.
Примѣчанія
править- ↑ Я настойчиво просилъ Абадзіева разрѣшить мнѣ руководить высланной 2-й сотней, но онъ также настойчиво приказалъ мнѣ оставаться при немъ, а, послѣ случая съ сожженіемъ Тхазелинскаго склада, когда приказаніе было отдано Абадзіевымъ въ ту минуту, какъ я его оставилъ, я вообще опасался оставлять его одного, безъ моего надзора.
- ↑ Лично я не видѣлъ никакого затрудненія: слѣдовало приказать казаку изъ сотни, имѣвшему порядочнаго коня, предоставить его офицеру, ибо для такой важной службы, какъ веденіе разъѣзда офицеромъ, нѣкоторый ущербъ казака (если бы лошадь погибла, то ему конечно было бы вознагражденіе отъ казны, но нѣкоторое время пришлось бы оставаться пѣшимъ) не заслуживаетъ вниманія и можетъ быть принесенъ въ жертву пользѣ дѣла. Но въ Уссурійскомъ полку смотрѣли на это иначе, и когда одинъ разъ у Юзефовича заболѣла лошадь, то я былъ вынужденъ дать ему собственную лошадь изъ подъ моего вѣстового.
- ↑ По той причинѣ, что тогдашній командиръ полка напомнилъ Зыкову о томъ, какъ они вели вмѣстѣ хозяйство въ одномъ гвардейскомъ полку, на роляхъ: Зыковъ — командира, а онъ его помощника. [Эта сноска в книге по ошибке помещена на следующей 217 странице. — Примечание редактора Викитеки.]
