и наживы, а во славу и честь Родины; они были не ко двору, ихъ стремились изгнать, но уничтожить не посмѣли, и вотъ они могутъ сказать слово правды и потребовать общественнаго суда.
Затронувъ вопросъ о безцѣльности формированія во время войны при пѣхотныхъ полкахъ конныхъ охотничьихъ командъ, не могу обойти молчаніемъ интереснаго факта сформированія конныхъ добровольцевъ есаула Шахматова, случившагося передъ самымъ заключеніемъ мира. Вотъ исторія этого оригинальнаго безобразія. Шахматовъ служилъ когда то въ кавалеріи и еще до 1890 года вышелъ въ отставку; затѣмъ онъ сдѣлался интендантомъ и слѣдовательно не имѣлъ ничего общаго со строевой службой болѣе 12 лѣтъ. На войнѣ онъ конечно оказался казакомъ и получилъ въ командованіе 6-ю сотню 2-го Верхнеудинскаго полка. Когда я занималъ Мади, то онъ былъ съ своей сотней въ составѣ дивизіона ввѣреннаго Свѣшникову, стоявшаго въ Сандіазѣ. Какъ уже сказано выше, отличиться этому дивизіону не пришлось. Кажется еще до Тхазелинскаго бѣгства Шахматовъ получилъ лестное назначеніе держать своей сотней летучую почту куда то отъ главной квартиры Ляояна, гдѣ и процвѣталъ, напоминая о себѣ на страницахъ газеты „Вѣстника Маньчжурской Арміи“, повѣствуя о необходимости проявлять болѣе энергичную и дѣятельную развѣдку; не помню, лѣтомъ ли 1904 года, или позднѣе, онъ дописался до призыва нашей кавалеріи къ партизанскимъ дѣйствіямъ, при чемъ самъ онъ продолжалъ партизанить въ глубокомъ тылу арміи и армій, въ Ляоянѣ и Харбинѣ, потому что сотню и полкъ ему пришлось оставить. Случайно я встрѣтился съ нимъ въ Харбинѣ и въ насмѣшку замѣтилъ, что вотъ молъ онъ пишетъ о партизанскихъ дѣйствіяхъ, а самъ не подаетъ примѣра исполненія такой лихой службы. На слѣдующій день Шахматовъ пришелъ ко мнѣ и сказалъ, что мои слова задѣли его за живое, и онъ намѣренъ испросить разрѣшеніе Линевича на вызовъ охотниковъ изъ драгунъ и казаковъ, для составленія партизанскаго отряда подъ его начальствомъ. Я понималъ, что человѣкъ, проведшій всю войну вдали отъ противника, не-
