возможность серьезнаго боя, и такія детали казались мнѣ излишними.
Я обратился къ Васильковскому со словами: „японцы будутъ такъ любезны, что дадутъ намъ еще нѣсколько времени.“ Въ эту минуту туманъ началъ быстро разсѣиваться; было ровно 7 часовъ и… раздался залпъ нѣсколькихъ десятковъ ружей… пули засвистали и зарикошетировали по камнямъ и каменнымъ стѣнкамъ… То головная полурота или рота японской Императорской Гвардіи имѣла честь открыть первой Ляоянскій бой, а мы — получить на себя ея первыя пули. Почти въ тотъ же моментъ послышалась стрѣльба справа: Князь Долгоруковъ салютовалъ противниковъ, но не такъ безнаказанно, какъ это сдѣлали они, обстрѣливая нашу группу у окраины деревни.
Крикнувъ Васильковскому: „наконецъ то пожаловали! на позицію!“ я вскочилъ въ сѣдло и поскакалъ по деревнѣ, чтобы однимъ изъ переулковъ вынестись на сопки. Сзади уже шла живая перестрѣлка: Долгоруковъ и Тохмашевскій давали отчетливые залпы. Несясь по главной улицѣ деревни, я замѣтилъ, что группа стрѣлковъ на сопкахъ быстро двигается назадъ, остановилъ коня и закричалъ: „куда? ни шагу назадъ, впередъ на врага!“ Васильковскій своими могучими легкими повторилъ этотъ окликъ, и стрѣлки мгновенно остановились[1]. Въ нѣсколько секундъ мы влетѣли по крутости въ 45 градусовъ на командующую сопку, какъ разъ за срединой расположенія 10-й роты Томашевскаго.
Вотъ что говорится въ Всеподданнѣйшемъ донесеніи о боѣ 11 августа: „Противъ фронта Восточнаго отряда (нынѣ переименованнаго въ 3-й Сибирскій корпусъ) противникъ силою до 8-ми ротъ, утромъ 11 августа, отъ Пьяндявана и, Шанматуна, повелъ наступленіе на селеніе Тунсинпу въ долинѣ Сидахыа, въ 7 верстахъ на юго-западъ отъ Ляндя-
- ↑ Не помню которой роты это были люди, но ротный командиръ докладывалъ мнѣ позднѣе, что люди стояли, или сидѣли, открыто и будучи обстрѣляны, искали укрытія. Можетъ быть было и такъ, но увѣренъ, что энергичное внушеніе оказалось своевременнымъ и принесло пользу: оно сразу ободрило людей и дало понять, что отступленія не будетъ.
