Васъ“. Мы встрѣтились съ Княземъ только черезъ двое сутокъ, хотя дрались все время на одной позиціи, не теряя между собой ни на одну минуту общенія, ибо одинаково стремились только къ одной цѣли: не уходить, бить врага и побѣждать; намъ незачѣмъ было стоять плечомъ къ плечу, говорить, объясняться; каждый зналъ, что нужно было дѣлать, и одинъ понималъ другого; Долгоруковъ сразу постигъ, что отъ его упорства и иниціативы на правомъ флангѣ будетъ во многомъ зависѣть результатъ боя, и не упустилъ ничего для того, чтобы обезпечить его успѣхъ. 7-й часъ утра былъ на исходѣ; туманъ все также препятствовалъ различать что либо. Прибылъ Кантаровъ. Я встрѣтилъ его сухо и строгимъ тономъ спросилъ: „Капитанъ, не рано ли Вы отступили?“ Онъ отвѣтилъ, держа руку подъ кузырекъ, просто и точно: „я самъ не видѣлъ противника, но своимъ людямъ вѣрю; японцевъ не менѣе 4-хъ баталіоновъ.“ Я приказалъ ему стать въ резервѣ за 10-й ротой и быть готовымъ удлинить ея лѣвый флангъ.
Васильковскій (адъютантъ отряда) напомнилъ мнѣ, что пора подняться на сопки для управленія войсками, но я отвѣтилъ сердито: „никакихъ японцевъ не будетъ, и не хочу напрасно лазать по кручамъ.“ Затѣмъ, обратясь къ Черноярову, спросилъ его „а Вы какъ думаете — это опять ложная тревога?“ Чернояровъ мучился отъ болей живота и только сказалъ: „надо провѣрить расчетъ казаковъ; всего набирается полъ-сотни“, и повелъ свою часть къ правому флангу позиціи (или онъ оставался при мнѣ — не помню). Мы стояли у западной окраины деревни, совершенно открыто: я, докторъ и Васильковскій; только вѣстовые и лошади, по счастливой случайности, были нѣсколько укрыты въ прилежащей улицѣ.
Отрядный врачъ обратился ко мнѣ съ вопросомъ гдѣ будетъ перевязочный пунктъ, на что я отвѣтилъ, что въ деревнѣ его устроить нельзя, такъ какъ она будетъ обстрѣливаться, а поэтому придется выносить раненыхъ въ долину Сидахыа, но пока еще объ этомъ рано думать; докторъ можетъ пока оставаться при мнѣ, и я дамъ ему соотвѣтствующія указанія. Откровенно сказать я не вѣрилъ въ
